Анализ стихотворения Батюшкова “К другу”

«К другу» Константин Батюшков

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?
Где постоянно жизни счастье?
Мы область призраков обманчивых прошли;
Мы пили чашу сладострастья:

Но где минутный шум веселья и пиров?
В вине потопленные чаши?
Где мудрость светская сияющих умов?
Где твой Фалерн и розы наши?

Где дом твой, счастья дом?.. Он в буре бед исчез
И место поросло кропивой.
Но я узнал его: я сердца дань принес
На прах его красноречивой.

На нём, когда окрест замолкнет шум градской
И яркий Веспер засияет
На тёмном севере: твой друг в тиши ночной
В душе задумчивость питает.

От самой юности служитель олтарей
Богини неги и прохлады;
От пресыщения, от пламенных страстей,
Я сердцу в ней ищу отрады.

Поверишь ли? я здесь, на пепле храмин сих,
Венок веселия слагаю,
И часто в горести, в волненьи чувств моих
Потупя взоры, восклицаю:

Минутны странники, мы ходим по гробам;
Все дни утратами считаем;
На крыльях радости летим к своим друзьям, -
И что ж? их урны обнимаем.

Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей
Сияла Лила красотою?
Благие небеса, казалось, дали ей
Всё счастье смертной под луною:

Нрав тихий Ангела, дар слова, тонкий вкус,
Любви и очи и ланиты;
Чело открытое одной из важных Муз
И прелесть - девственной Хариты.

Ты сам, забыв и свет и тщетный шум пиров,
Её беседой наслаждался,
И в тихой радости, как путник средь песков,
Прелестным цветом любовался.

Цветок (увы!) исчез, как сладкая мечта!
Она, в страданиях почила,
И с миром, в страшный час прощаясь навсегда…
На друге взор остановила.

Но дружба, может быть, её забыла ты!..
Веселье слёзы осушило;
И тень чистейшую, дыханье клеветы
На лоне мира возмутило.

Так всё здесь суетно в обители сует!
Приязнь и дружество непрочно! -
Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет?
Что вечно чисто, непорочно?

Напрасно вопрошал я опытность веков,
И Клии мрачные скрижали:
Напрасно вопрошал всех мира мудрецов:
Они безмолвны пребывали.

Как в воздухе перо кружится здесь и там,
Как в вихре тонкий прах летает,
Как судно без руля стремится по волнам
И вечно пристани не знает:

Так ум мой посреди сомнений погибал.
Все жизни прелести затмились;
Мой Гений в горести светильник погашал
И Музы светлые сокрылись.

Я с страхом вопросил глас совести моей…
И мрак исчез, прозрели вежды:
И Вера пролила спасительный елей
В лампаду чистую Надежды.

Ко гробу путь мой весь, как солнцем озарен:
Ногой надежною ступаю;
И с ризы странника свергая прах и тлен,
В мир лучший духом возлетаю.

Анализ стихотворения Батюшкова «К другу»

Отечественная война 1812 года послужила причиной сильнейших изменений в сознании Батюшкова. С одной стороны, поэт испытывал прилив патриотических сил. С другой – его повергали в шок те ужасы, что принесли с собой на русскую землю французы, поражали мрачные картины полей, усеянных трупами после битв. Здесь стоит отметить, что даже в ранние эпикурейские стихотворения Константина Николаевича не раз попадала тема смерти. После Отечественной войны Батюшков окончательно отверг философию, призывающую человека наслаждаться земными радостями. По мнению поэта, ей противоречил сам ход истории. По сути, за короткий период времени порушились многолетние идеалы. Стихотворец-эпикуреец, спрятавшийся от реальности в мире мечты, все-таки столкнулся с действительностью. В письме к Вяземскому Батюшков признавался, что шестнадцать месяцев войны породили в его душе пустоту, которую нечем заполнить.

В 1817 году свет увидело собрание сочинений Константина Николаевича, получившее название «Опыты в стихах и прозе». В него вошла и элегия «К другу», написанная в 1815-ом. В ней читатель видит желание лирического героя найти ответы на вечные философские вопросы. Тема заявлена уже в первых строках:
Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?
Где постоянно жизни счастье?

К 1815 году душевный кризис Батюшкова только усилился из-за личных невзгод и разочарований. В итоге он сблизился с Жуковским, начал искать успокоения в религии. Это отразилось на многих произведениях, созданных в 1815-ом. В частности, речь идет о рассматриваемом нами тексте. На его примере прекрасно видно, как Константин Николаевич пытается разрешить внутренние конфликты в религиозном духе. Кроме того, он использует мистические мотивы, характерные для лирики Жуковского. Отсылки к творчеству Василия Андреевича встречаются и на уровне образов. Обратите внимание – земное существование человека в элегии «К другу» Батюшков называет «ризой странника» (аллюзия на стихотворение «Путешественник» 1809 года).

Лирический герой утверждает сиюминутность жизненных радостей. Дом, когда-то приносивший счастье, исчез в буре бед. Место, где он стоял, поросло крапивой. Далее говорится об угасании женской красоты. Мысль раскрывается на примере некой Лилы, которая вызывала у мужчин восхищение, а потом «в страданиях почила». Спасение лирический герой находит в религии. В финале он обретает веру, отказывается от жизни земной, «возлетая духом в мир лучший».

Ужасные события войны, которая развернулась на родине поэта в 1812 году, вызвали в Константине Батюшкове страшные мысли, опустошили душу. Ведь после того, как французы принесли столько смерти в Россию, Константин Николаевич разочаровался во всех жизненных идеалах и мечтах.

Как же теперь можно думать о хорошем, если перед глазами десятки и сотни трупов. Свои переживания автор высказывает другу Вяземскому в форме письма.

Стихотворение «К другу» уже с первых строк наполнено вечными вопросами, на которые автор ищет ответы. Он хочет знать, где найти счастье.

1815 год становится достаточно сложным периодом в жизни поэта. Личные разочарования приводят его в отчаяние. Именно в этот период, Батюшков сближается с Жуковским и начинает искать успокоение в религии. Поэтому, тема религии неоднократно поднималась автором в его стихотворных строках. Не является исключением и творческая работа «К другу».

Константин Николаевич прибегает к использованию и мистических образов. Этот прием он позаимствовал у своего товарища Жуковского. Герой стихотворения показывает нам недолговременную радость, которая вмиг может развеяться. Счастливый дом, приносивший утешение и даривший равновесие, исчезает, его затапливают окружающие беды и ненастья. На месте родного дома появляется жгучая крапива. Затем, автор пишет и о недолговечности женской красоты. В конечном итоге, и она увядает.

Единственное спасение в таком сложном мире – это вера. Она поможет любому, что стремится к покою и умиротворению. Отказавшись от земных страданий, можно найти утешение в лучшем, высшем мире.

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?
Где постоянно жизни счастье?
Мы область призраков обманчивых прошли,
№4 Мы пили чашу сладострастья:

Но где минутный шум веселья и пиров?
В вине потопленные чаши?
Где мудрость светская сияющих умов?
№8 Где твой Фалерн и розы наши?

Где дом твой, счастья дом?.. Он в буре бед исчез,
И место поросло крапивой.
Но я узнал его: я сердца дань принес
№12 На прах его красноречивой.

На нем, когда окрест замолкнет шум градской
И яркий Веспер засияет
На темном севере, - твой друг в тиши ночной
№16 В душе задумчивость питает.

От самой юности служитель олтарей
Богини неги и прохлады,
От пресыщения, от пламенных страстей
№20 Я сердцу в ней ищу отрады.

Поверишь ли? Я здесь, на пепле храмин сих,
Венок веселия слагаю
И часто в горести, в волненьи чувств моих,
№24 Потупя взоры, восклицаю:

Минутны странники, мы ходим по гробам,
Все дни утратами считаем;
На крыльях радости летим к своим друзьям, -
№28 И что ж? их урны обнимаем.

Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей,
Сияла Лила красотою?
Благие небеса, казалось, дали ей
№32 Все счастье смертной под луною:

Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус,
Любви и очи и ланиты;
Чело открытое одной из важных Муз
№36 И прелесть - девственной Хариты.

Ты сам, забыв и свет и тщетный шум пиров,
Ее беседой наслаждался
И в тихой радости, как путник средь песков,
№40 Прелестным цветом любовался.

Цветок (увы!) исчез, как сладкая мечта!
Она в страданиях почила
И, с миром в страшный час прощаясь навсегда,
№44 На друге взор остановила.

Но, дружба, может быть, ее забыла ты!..
Веселье слезы осушило,
И тень чистейшую дыханье клеветы
№48 На лоне мира возмутило.

Так все здесь суетно в обители сует!
Приязнь и дружество непрочно! -
Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет?
№52 Что вечно, чисто, непорочно?

Напрасно вопрошал я опытность веков
И Клии мрачные скрижали,
Напрасно вопрошал всех мира мудрецов:
№56 Они безмолвьем отвечали.

Как в воздухе перо кружится здесь и там,
Как в вихре тонкий прах летает,
Как судно без руля стремится по волнам
№60 И вечно пристани не знает, -

Так ум мой посреди сомнений погибал.
Все жизни прелести затмились:
Мой Гений в горести светильник погашал,
№64 И Музы светлые сокрылись.

Я с страхом вопросил глас совести моей...
И мрак исчез, прозрели вежды:
И вера пролила спасительный елей
№68 В лампаду чистую Надежды.

Ко гробу путь мой весь как солнцем озарен:
Ногой надежною ступаю
И, с ризы странника свергая прах и тлен,
№72 В мир лучший духом возлетаю.

Skazhi, mudrets mladoy, chto prochno na zemli?
Gde postoyanno zhizni schastye?
My oblast prizrakov obmanchivykh proshli,
My pili chashu sladostrastya:

No gde minutny shum veselya i pirov?
V vine potoplennye chashi?
Gde mudrost svetskaya siayushchikh umov?
Gde tvoy Falern i rozy nashi?

Gde dom tvoy, schastya dom?.. On v bure bed ischez,
I mesto poroslo krapivoy.
No ya uznal yego: ya serdtsa dan prines
Na prakh yego krasnorechivoy.

Na nem, kogda okrest zamolknet shum gradskoy
I yarky Vesper zasiaet
Na temnom severe, - tvoy drug v tishi nochnoy
V dushe zadumchivost pitayet.

Ot samoy yunosti sluzhitel oltarey
Bogini negi i prokhlady,
Ot presyshchenia, ot plamennykh strastey
Ya serdtsu v ney ishchu otrady.

Poverish li? Ya zdes, na peple khramin sikh,
Venok veselia slagayu
I chasto v goresti, v volnenyi chuvstv moikh,
Potupya vzory, vosklitsayu:

Minutny stranniki, my khodim po grobam,
Vse dni utratami schitayem;
Na krylyakh radosti letim k svoim druzyam, -
I chto zh? ikh urny obnimayem.

Skazhi, davno li zdes, v krugu tvoikh druzey,
Siala Lila krasotoyu?
Blagiye nebesa, kazalos, dali yey
Vse schastye smertnoy pod lunoyu:

Nrav tikhy angela, dar slova, tonky vkus,
Lyubvi i ochi i lanity;
Chelo otkrytoye odnoy iz vazhnykh Muz
I prelest - devstvennoy Kharity.

Ty sam, zabyv i svet i tshchetny shum pirov,
Yee besedoy naslazhdalsya
I v tikhoy radosti, kak putnik sred peskov,
Prelestnym tsvetom lyubovalsya.

Tsvetok (uvy!) ischez, kak sladkaya mechta!
Ona v stradaniakh pochila
I, s mirom v strashny chas proshchayas navsegda,
Na druge vzor ostanovila.

No, druzhba, mozhet byt, yee zabyla ty!..
Veselye slezy osushilo,
I ten chisteyshuyu dykhanye klevety
Na lone mira vozmutilo.

Tak vse zdes suyetno v obiteli suyet!
Priazn i druzhestvo neprochno! -
No gde, skazhi, moy drug, pryamoy siaet svet?
Chto vechno, chisto, neporochno?

Naprasno voproshal ya opytnost vekov
I Klii mrachnye skrizhali,
Naprasno voproshal vsekh mira mudretsov:
Oni bezmolvyem otvechali.

Kak v vozdukhe pero kruzhitsya zdes i tam,
Kak v vikhre tonky prakh letayet,
Kak sudno bez rulya stremitsya po volnam
I vechno pristani ne znayet, -

Tak um moy posredi somneny pogibal.
Vse zhizni prelesti zatmilis:
Moy Geny v goresti svetilnik pogashal,
I Muzy svetlye sokrylis.

Ya s strakhom voprosil glas sovesti moyey...
I mrak ischez, prozreli vezhdy:
I vera prolila spasitelny yeley
V lampadu chistuyu Nadezhdy.

Ko grobu put moy ves kak solntsem ozaren:
Nogoy nadezhnoyu stupayu
I, s rizy strannika svergaya prakh i tlen,
V mir luchshy dukhom vozletayu.

Crf;b, velhtw vkfljq, xnj ghjxyj yf ptvkb?
Ult gjcnjzyyj ;bpyb cxfcnmt?
Vs j,kfcnm ghbphfrjd j,vfyxbds[ ghjikb,
Vs gbkb xfie ckfljcnhfcnmz:

Yj ult vbyenysq iev dtctkmz b gbhjd?
D dbyt gjnjgktyyst xfib?
Ult velhjcnm cdtncrfz cbz/ob[ evjd?
Ult ndjq Afkthy b hjps yfib?

Ult ljv ndjq, cxfcnmz ljv?// Jy d ,eht ,tl bcxtp,
B vtcnj gjhjckj rhfgbdjq/
Yj z epyfk tuj: z cthlwf lfym ghbytc
Yf ghf[ tuj rhfcyjhtxbdjq/

Yf ytv, rjulf jrhtcn pfvjkrytn iev uhflcrjq
B zhrbq Dtcgth pfcbztn
Yf ntvyjv ctdtht, - ndjq lheu d nbib yjxyjq
D leit pflevxbdjcnm gbnftn/

Jn cfvjq /yjcnb cke;bntkm jknfhtq
,jubyb ytub b ghj}