Чувственное, абстрактное мышление и язык. Образное мышление

Узнавание реальности, а также чувства любви и страха в отношении к ней развиваются до овладения речью. Но именно дар речи инициирует решающее продвижение в оценивании реальности. Слова обеспечивают большую точность коммуникации с объектами и предвидения событий. Антиципирующим действием становится собственно процесс мышления, и окончательно консолидируется сознание. Конечно, ранее имеется «бессловесное сознание», которое при регрессивных состояниях вновь преобладает в форме «фантазирующего дологического мышления». Оно просто недифференцированный предшественник мышления, в нем еще видны все особенности примитивного эго, такие как пространность представлений, принятие подобий за тождества, уравнивание частей и целостностей, формирование понятий на основе общности моторных реакций.

Шилдер показал, что каждая мысль перед формулированием предварительно проходит бессловесную стадию. Обретение способности говорить и понимать, что определенные звуки используются как символы вещей, а также постепенное укрепление связи речи с мышлением- важнейший этап в формировании эго. Открытию путей продвижения эго от интеграции к дифференциации, от целостных блоков к составным элементам, от пространности к определенным ограничениям способствует изучение феномена афазии. Связывание идей со словами позволяет трезво мыслить. Эго обретает эффективное средство обхождения с внешним миром и собственным возбуждением. В древних магических верованиях, приравнивающих владение к называнию, содержится рациональное зерно. Стремление таким путем овладеть инстинктивными влечениями, несомненно, обогащает интеллектуальное развитие. Происходит сдвиг от эмоционального фантазирования к реальности, что помогает преодолеть тревогу. Бегство компульсивного типа от любых эмоций в призрачный мир слов и концепций представляет собой патологическое искажение вербализации. Высокомерные интеллектуальные интересы, которые проявляются в период полового созревания, тоже служат овладению инстинктивным возбуждением. Дар речи воспринимается как обретение огромной мощи. «Всемогущество мысли» превращается во «всемогущество слова». Ранняя речь ребенка - это заклинание, принуждающее внешний мир и судьбу делать веши, заложенные в его словах. Определенные слова сохраняют изначальную магическую силу: например, непристойности, клятвы, торжественные воззвания, поэтические опусы. Собственно мышление представляет собой дальнейшую разработку и дифференциацию простейших суждений о том, что можно заглотать и что лучше выплюнуть, и более поздних суждений, различающих между безвредными и опасными вещами. Кроме того, отсрочиваются реакции, и это отсрочивание осуществляется за счет пробных действий. Движения, необходимые для запланированного действия, производятся в матом масштабе, действие и его последствия как бы «пробуются на вкус». Мышечные действия, сопутствующие мышлению, продемонстрированы экспериментальной психологией. Вообще, рабочий принцип эго состоит в задержке автоматизированных функций ид, что позволяет целенаправленно и организованно их использовать. Подобно «приручению» первичной тревоги, которая постепенно сводится к «тревожному сигналу», эго в процессе мышления приручает две непроизвольные архаические реакции: разрядка напряжения замедляется, склонность к галлюцинаторному исполнению желаний сводится к воображению предполагаемых событий, а впоследствии к представлению этих событий в абстрактных символах. Как приручение тревоги может оказаться неудачным, и тревожный сигнал тогда приводит к рецидиву первичной паники, так и склонность к разрядке любой ценой и галлюцинаторному исполнению желаний порой сказывается на мышлении. При усталости, засыпании, интоксикации, психозе люди мыслят более примитивным образом, ведь даже у здоровых, ясно мыслящих людей, каждая мысль проходит начальные фазы, которые больше схожи с «мышлением в сновидении», чем с логическим мышлением. Свойства этого эмоционального (прелогического) мышления подробно исследовались и психологами-аналитиками и традиционными психологами. Такое мышление не вполне пригодно для объективного прогноза событий из-за недостаточной организованности и выраженной противоречивости. Довлеющая роль эмоций приводит к заблуждениям, навеянным желаниями и страхами. Эмоциональное мышление в соответствии с первичным процессом руководствуется, по-видимому, только стремлением к разрядке, а не логикой. Однако это все же мышление, поскольку оно содержит представление о будущих действиях и позволяет экономить энергию. Такое мышление опирается главным образом на наглядные, конкретные образы, тогда как вторичный процесс больше основывается на вербализации. Ретрансляция слов в образы в сновидениях и при усталости хорошо известна. Предсознательное образное мышление -это также магическое мышление. Объект и идея объекта, объект и образ, объект и его часть уравниваются; сходство путается с тождеством; эго и не эго еще не различаются. Случившееся с объектами может (путем идентификации) переживаться как случившееся с эго, а происходящее с эго переносится на объект. Такой «транзитивизм» допускает технику «магических жестов»: жест принуждает другого человека делать то же самое. Если индивид застеснялся, он отворачивается и закрывает глаза рукой. Это означает: «Никто не должен смотреть на меня». Дети верят, что их нельзя увидеть, если они не видят. У одного ребенка было представление, что поезд оказывается в тоннеле, когда проводник закрывает глаза. Еще одно удивительное свойство архаического мышления- символизм. У взрослых сознательная идея может использопаться в качестве символа в целях сокрытия неприемлемой бессознательной идеи. Например, идея пениса при ее неприемлемости символизируется змеей, обезьяной, шляпой, самолетом. Символ сознателен, символизируемая идея бессознательна. Собственно идея пениса «схватывается, но сразу отвергается. Символическое мышление неопределенно и направляется первичным процессом. Оно не только способ искажения, но и составляющая первичного ирелогического мышления. Эго прибегает к регрессии, чтобы осуществить цензуру. При искажении с помощью символов в защитной активности опять же используются механизмы, которые прежде были естественными. Отступление к первичному мышлению служит преднамеренному искажению. В сновидениях символы появляются в двух ипостасях: как инструмент цензуры сновидений и в качестве особенности архаического мышления, визуализации абстрактных мыслей. Регрессивная природа символических искажений объясняет общность символов у всех человеческих существ и символическое мышление во сне, при усталости, психозах и вообще в раннем детстве. Символы, подобно аффективным синдромам, представляют собой остаток архаического видения мира, они появляются не только при необходимости искажений, но и в состояниях, где подоплекой служат архаические свойства эго. Силберер объясняет символизм «апперцептивной недостаточностью эго». Наверняка он прав, хотя его поверхностная классификация символов в соответствии с причиной апперцептивной недостаточности неприемлема. Джонс безоснователен в своих утверждениях, что символизм прослеживается к апперцептивной недостаточности аналогично оговоркам, связанным с состоянием усталости. Оговорки не компонент усталости (они только провоцируются усталостью), тогда как существенный аспект архаического мышления, отличающегося апперцептивной недостаточностью, восприятие мира в символах. Однако архаический символизм в качестве составной ирелогического мышления и искаженная репрезентация вытесненной идеи сознательным символом не одно и то же. Если в искажении идея пениса избегается путем ее маскировки идеей змеи, то в ирелогическом мышлении пенис и змея идентичны, т. е. они воспринимаются сквозь призму общего понятия: вид змеи провоцирует эмоции, связанные с пенисом. Этот факт позднее утилизируется, когда сознательная идея змеи замещает бессознательную идею пениса. В прелогическом мышлении примитивный символизм играет роль в образовании понятий. Первоначальное понимание мира исходит из инстинктивных потребностей и страхов, первые объекты воспринимаются как возможный источник удовлетворения или угрозы. Стимулы, которые провоцируют одинаковые реакции, рассматриваются как идентичные. Первые идеи представляют собой не целостности, построенные из различных элементов, а совокупности, воспринимаемые недифференцированным путем, объединенные эмоциональными реакциями, которые они провоцируют. Этих характеристик достаточно, чтобы объяснить некоторые из распространенных символов, а именно символы, основанные на сходстве, замене целого частью (pars Pro toto), на идентичности эмоциональных реакций: инструменты=пенис, раковина=влагалище, уход=смерть, верховая езда=половой акт, король=отец. В других случаях подобие вызванных реакций не очевидно, но может быть обнаружено скрупулезным анализом эмоционального опыта детства. Таким путем объясняется равенство: деньги=фекалии. Существуют и случаи, в которых связь между символом и символизируемым объектом непонятна. Дети, которым снятся пауки, символизирующие жестокую мать, ничего не знают о сексуальных особенностях пауков. Ференци считал, что реакция отвращения к рептилиям основана на филогенетической памяти, Фрейд тоже склонялся к подобной интерпретации. Но этот вопрос остается открытым. То обстоятельство, что самое раннее мышление не соответствует реальности, а обладает всеми описанными архаическими и магическими свойствами, на первый взгляд опровергает тезис об этом мышлении как подготовке к действию и попытке овладеть реальностью. Но неадекватность раннего мышления вовсе не противоречит его относительной адекватности в сравнении с непосредственной разрядкой и галлюцинаторным исполнением желаний. Антиципация становится более точной благодаря развитию речи. Речевая способность превращает «предмышление» в более адекватное логическое мышление, на которое опирается вторичный процесс. Таким образом, формирование логического мышления представляет собой решающий шаг к окончательной дифференциации сознательного и бессознательного, установлению принципа реальности. Прелогическое мышление, однако, обнаруживается даже после овладения речью, логикой и принципом реальности и не только в состояниях регрессии или как способ целенаправленного искажения. Правда, оно больше не выполняет функцию подготовки к действиям, а, скорее, становится замещением неприятной реальности. Первые идеи объектов появляются при воспоминании об упущенном удовлетворении. Эти идеи замешают упущенный объект и представляют попытку овладеть реальным объектом магически. Примитивное мышление пытается контролировать объекты магическим образом, что в период его преобладания считается возможным. Вторичное мышление направлено на реальный контроль объектов. Когда реальный контроль оказывается безуспешным, то ли реальность слишком неблагоприятна, то ли не хватает способностей повлиять на нее, индивид снова регрессирует к магическому мышлению. У старших детей и взрослых два типа мышления имеют разные функции: подготовку к реальным действиям (антиципация вероятного), замещение реальности (антиципация желанного). Координация типов мышления с разными функциями оправдана только в целом. Практически с помощью вербального мышления осуществляется как возвращение от грез к реальности (искусство), так и бегство от реальности (компульсивное мышление). Пока мышление не сопровождается действием, его называют фантазией. Существует два вида фантазии: творческая фантазия, которая подготавливает деятельность, и фантазия-греза, которая компенсирует невыполнимые желания. Творческая фантазия, укорененная в бессознательном, наверняка тоже берет начато в первичном процессе и воображении, но развивается за пределы этой сферы. Фантазия-греза замещает действия в состоянии «интровер-сии», когда «малые движения», сопутствующие фантазированию, становятся достаточно интенсивными, чтобы вызвать разрядку. Обсуждается проблема влияния военных игр в отрочестве на воинственные склонности. Усиливают ли фантазии тенденцию к реализации желаний или же способствуют их канализации, и тем самым отпадает потребность в реальном удовлетворении? Ответ очевиден в случае сексуальных фантазий. Если мужчина просто антиципирует в фантазии предстоящий сексуальный акт, его напряжение и устремление к действию возрастают, но если фантазии побуждают его мастурбировать, напряжение спадает или исчезает. Во втором варианте происходит регрессия к замещающему виду фантазирования. Невротики - это индивиды, чьи реальные действия блокируются. Существуют два пути этого блокирования, которые очень хорошо демонстрируют контраст между картипными магическими грезами и абстрактным подготовительным мышлением. Истеричный тип регрессирует от действия к невербальным грезам, его конверсионные симптомы представляют собой замещение действий. Компульсивный тип регрессирует от действия к подготовке действия посредством слов, его мышление своего рода вечная подготовка к действиям, которые никогда не выполняются. Следовало бы ожидать, что индивид находится в прямом контакте с реальностью, пока его мышление сохраняет конкретность, но, когда мышление становится слишком абстрактным и занято скорее софистикой и классификацией, нежели символами объектов, оно прекращает служить приготовлением к реальным действиям. Это верно, но только в некоторой степени. Образная природа «конкретных» мыслей может способствовать погружению в грезы вместо приготовления к действиям.

Логическое мышление предполагает сильное эго, которое способно к отсрочиванию, терпимо к напряжению, богато контркатексисами и готово оценивать реальность в соответствии со своим опытом. Если же эго слабое, усталое или сонное, не уверено в собственных способностях и жаждет рецептивного приспособления, тогда образное мышление становится привлекательнее интеллектуальной направленности на внешний мир. Понятно, что уставшие люди предпочитают развлекательные фильмы Шекспиру и иллюстрированные журналы серьезному чтению. Те, кто не удовлетворен, но не имеет возможности активно повлиять на ситуацию, склонен, скорее, к просмотру иллюстраций и страниц юмора в газетах, чем к трудным интеллектуальным занятиям. Всякий раз, когда реальность становится неприятна, интенсифицируется поиск замещений в картипных грезах.

ЭМОЦИОНАЛЬНО-ОБРАЗНОЕ ПОЗНАНИЕ В РАЗВИТИИ ЧЕЛОВЕКА

Б. М. НЕМЕНСКИЙ

О роли искусства в развитии общества и в жизни отдельного человека шло и идет много споров, теоретиками выдвигаются самые разные концепции. И все что было бы не плохо, если бы из года в год уровень массовой художественной культуры в СССР не падал и не упал наконец так низко, как, пожалуй, ни в одной цивилизованной стране.

Наверное, мы единственное государство, где искусство, музыка фактически изжиты из общего образования. Даже наступающая гуманитаризация предусматривает без изменения «остаточную» роль искусств. Не пора ли специалистам перестать спорить о деталях роли искусства, о важности той или иной его стороны, не пора ли вместе добиваться изменения этой роли в образовании новых поколений? Правда, и для этого нужно понять друг друга в определении того, почему же недопустимо для культуры народа изгонять искусство из образования.

К сожалению, в образовании давно и безраздельно господствует принцип научности. Всюду, во всех педагогических документах, говорится лишь об овладении научным методом познания, усвоении научных знаний и умений, формировании научного мировоззрения. И так во всех документах - от самых традиционных до самых новаторских. Более того, даже в анализе искусства не только в средней школе, но и в высшей утвердился сугубо научный подход. Научность - фетиш.

Беда в том, что укоренилось неверное, искаженное представление об отсутствии серьезной связи художественного развития, во-первых, с нравственностью человека и общества, а во-вторых, с самим развитием человеческого мышления. Здесь и стоит искать ответы для путей консолидации действий мыслящей части общества.

Пора осознать, что человеческое мышление изначально двусторонне: его составляют рационально-логическая и эмоционально-образная сторона как равноправные части. В основе научной и в основе художественной деятельности человека лежат разные формы мышления, вызвавшие их развитие, совершенно неидентичные объекты познания и проистекающее отсюда требование принципиально разных форм передачи опыта. Эти естественно вытекающие из формулы «искусство - не наука» позиции могут вызвать сомнения, неприятия. И в основе их будет лежать совершенно не научное, а тривиально-бытовое отношение к искусствам; понимание их роли лишь как сферы отдыха, творческого развлечения, эстетического наслаждения, а не особой, равной научной, не заменимой ничем иным сферы познания.

И именно отсюда остаточный принцип для культуры в государственном

финансировании и задворки для искусства в системе образования. Не исправив эту кособокость нашего собственного понимания, мы не сможем изменить к лучшему сегодня страшноватые и совершенно неестественные для России тенденции в нашей культуре.

Таблица

Формы мышления	Сфера деятельности и итог работы	Предмет познания (что познается)	Пути освоения опыта (как познается)	Итоги освоения опыта
Рационально-логическая	Научная деятельность. Итог - понятие	Реальный объект (предмет)	Изучение содержания	Знания. Понимание закономерностей природных и общественных процессов
Эмоционально-образная	Художественная деятельность. Итог - художественный образ	Отношение к объекту (предмету)	Переживание содержания (проживание)	Эмоционально-ценностные критерии жизнедеятельности, выражающиеся в стимулах поступков, желания и стремления

В чем же разность этих путей познания - и разность коренная? Бытует представление, что эмоционально-образное мышление, исторически действительно расцветшее раньше, является более примитивным, чем рациональное, чем-то не вполне человеческим, полуживотным. На таком заблуждении зиждется сегодня отвержение этого пути познания как недостаточно развитого и «недостаточно научного» и забывается, что оно развивалось, совершенствовалось так же с возникновения человечества!

Нет человеческого мышления, состоящего лишь из рационально-логического, теоретического сознания. Такое мышление выдумано. В мышлении принимает участие целостный человек - со всеми его «нерациональными» чувствами, ощущениями и т. д. И, развивая мышление, нужно формировать его целостно. Фактически в развитии человечества сложились две важнейшие системы познания мира. Мы мыслим в их постоянном взаимодействии, хотим того или нет. Так сложилось исторически. Компьютерному «мозгу» это не только не нужно, но и недостижимо. Для него нет человеческого личного опыта переживания жизни, нет любви и ненависти, нежности и грусти.

Попробуем сопоставить эти две стороны мышления в следующей схеме (имея в виду, что любая схема примитивизирует реальные явления жизни) (см. табл.). И на время забыв, что существуют более привычные членения форм мышления.

Из таблицы видно, что все в этих двух рядах разное - и предмет познания, и пути и итоги его освоения. Конечно, сферы деятельности здесь указаны те, где эти формы проявляются лишь наиболее ярко. Во всех сферах трудовой деятельности они «работают» вместе, в том числе в научной, производственной и художественной.

Научная деятельность (и познание) развивает сферу теоретического мышления активнее, чем любая иная.

Но художественная деятельность также приоритетно развивает свою сферу мышления. Научная скорее способна эксплуатировать ее и использовать в помощь себе.

Изучая какое-либо растение: его цветы, плоды или листья, русский ученый или мексиканский интересуется совершенно объективными данными: его родом и видом, формой, весом, химическим составом, системой развития - тем, что не зависит от наблюдателя. Чем точнее, независимее от изучающего будут данные и выводы наблюдения, тем они ценнее, тем научнее. А наблюдение художественное и его итоги принципиально иные. Они вообще не могут и не должны быть

объективными. Они обязательно личностные, мои. Результат составляет мое личностное отношение к этому растению, цветку, листку - вызывают ли они у меня наслаждение, нежность, грусть, горечь, удивление. Конечно, через меня на этот объект смотрит и все человечество, но и мой народ, моя история. Они строят пути моего восприятия. Березовую веточку я восприму иначе, чем мексиканец. Вне меня нет художественного восприятия, оно не может состояться. Эмоции не могут быть внеличностными.

Именно поэтому нельзя передать новым поколениям опыт эмоционально-образного мышления путем теоретического познания (как доселе мы настойчиво пытались). Этот опыт бесполезно лишь изучать. При таком «изучении», например, нравственные чувства, такие, как чувства нежности, ненависти, любви, превращаются в правила морали, в общественные законы, не имеющие отношения к чувствам, Будем искренни: все нравственные законы общества, если они не пережиты личностью, не содержатся в чувствах, а только в знаниях, не просто не прочны, но часто являются объектом антинравственных манипуляций.

Л. Н. Толстой верно говорил, что искусство никого не убеждает, оно просто заражает идеями. И «зараженный» уже не может жить иначе. Осознание сопричастности, уподобления, сопереживания - это сила именно человеческого мышления. Глобальная технократизация гибельна. Психолог В.П. Зинченко об этом очень верно написал: «Для технократического мышления не существует категорий нравственности, совести, человеческого переживания и достоинства». Резко сказано? Но точно. И здесь не нужно распространяемой сентиментальной полуправды. В. П. Зинченко уточняет почему: технократическое мышление - это всегда примат средств над смыслом. Ибо смысл человеческой жизни - именно человеческое совершенствование взаимоотношений человека с миром, гармонизация этих отношений. При целостности двух путей познания научное дает средства к гармонизации, художественное же включает введение этих средств в систему действий и определяет формирование желаний человека как стимулов к действию. При искажении эмоционально-ценностных критериев знания направляются на античеловеческие цели.

При угнетенности, недоразвитости эмоционально-образной сферы и происходит сегодняшний перекос в нашем обществе - примат средств, спутанность целей. А это опасно, так как, хотим или не хотим, понимаем или не понимаем, именно чувства наши определяют «первые движения души», определяют желания. А желания даже наперекор убеждениям формируют действия. Логика же уже «постфактум» пытается теоретически оправдать наши действия. Попытайтесь с этих позиций проанализировать хотя бы свои поступки.

Два пути познания возникли именно потому, что существуют два объекта, или предмета, познания. И объектом (предметом) познания для эмоционально-образной сферы мышления является не сама реальность жизни, а наше человеческое эмоционально-личностное к ней отношение. В этом случае (научная форма) познается объект, в другом (художественная) познается ниточка эмоционально-ценностной связи между объектом и субъектом - отношение субъекта к объекту (предмету). И здесь - корень всей проблемы.

А дальше ниточка понимания деятельности эмоционально-образной сферы мышления тянется к тем видам труда, где эта форма наиболее проявляется, к искусствам. Искусства полифункциональны, но главная их роль в жизни общества именно эта - анализ, формулирование, закрепление в образной форме и передача следующим поколениям опыта эмоционально-ценностных отношений к тем или иным явлениям связей людей между собой и с природой. Естественно, как и в научной фopмe, здесь происходит борьба идей, тенденций в отношении к

явлениям жизни. Не только полезные, но и вредные обществу идеи живут и противоборствуют. И общество интуитивно отбирает и закрепляет из них то, что нужно ему сегодня для расцвета или для упадка.

Не пора ли искать пути гармонического развития, но не у взрослых поколений, что поздно, а у поколения, вступающего в жизнь? Нужно только осознать, что мы предлагаем не один флюс развития вместо другого. Необходимо добиться именно гармонии в развитии мышления. Но для этого нужно принять как объективную данность двусторонность нашего мышления: наличие рационально-логического и эмоционально-образного мышления, наличие соответствующих им разных кругов познания - реального объекта и отношения субъекта к объекту. А если принять эти две стороны, то легко принять и два пути освоения опыта - изучение содержания опыта и проживания, переживание содержания. Здесь, именно здесь заложена основа художественной дидактики - иного не дано.

Но, поняв, что искусства вносят в жизнь человека и общества нечто незаменимое по сравнению с научным познанием, стоит задуматься о том, может ли одна литература взвалить на свои плечи развитие, даваемое всеми искусствами.

Я не говорю уже о том, что никоим образом литература не может формировать систему «глаз - мозг - рука», развивать различительные способности зрения на уровне, требуемом сегодняшним производством (240 оттенков цвета - минимум для Японии). Я уж не говорю, что она явно не способна развивать человеческий слух равноценно с музыкой. Но есть нечто и в духовной культуре, что не подвластно литературе. Очевидно, если бы была возможность такой замены, то иные искусства в развитии человечества постепенно вымерли бы или вообще не развились.

Я не буду здесь касаться музыки, театра и кино. Коснусь лишь духовных функций близкой мне сферы пластических искусств. Я возьму здесь элементы пластически-художественного мышления, отделив их от музыкально-художественных и литературно-художественных.

В процессе разработки принципов, методов и содержания программы «Изобразительное искусство и художественный труд» нам удалось относительно четко проследить специфику внутренних связей пластических искусств с жизнью общества. Прослеживая их в детской игровой деятельности, мы выделяем три их формы как сферы пластической художественной деятельности: постройку, изображение и украшение. Эти занятия, так увлекающие детей в играх, можно рассматривать как первичную клеточку художественной деятельности, первооснову, знакомую и первобытным народам, и современному обществу. Деятельности эти есть проявление трех известных сфер пластически-художественного мышления: конструктивного, изобразительного, декоративного. Зародившись с возникновением человеческого общества, проявляясь в трудовой и игровой деятельности, элементы пластически-художественного мышления в дальнейшем сформировали всю многослойную систему изобразительно-пластических искусств (архитектура, дизайн, станковые, монументальные, декоративно-прикладные искусства); образовали их, вступая в самые сложные переплетения. При этом мы можем говорить об основах конструктивности, изобразительности и декоративности в этих искусствах: проявления их наглядны, они не только характеризуют виды искусства, помогая дифференцировать их, но и определенным образом «окрашивают» разные периоды развития искусства.

Мы можем проследить биение этих «трех сердец» искусства на протяжении всего его развития, почувствовать регулярность и некоторые закономерности спадов и взлетов их активности. Само зарождение искусства связано с развитием этих тенденций в человеческом обществе.

Естественно поставить вопрос: что

именно своего, неповторимого вносят в жизнь не только пластические искусства в целом, но и каждая область пластически-художественного мышления? Отсутствие четкой постановки этого вопроса и ясного ответа на него и порождает ремесленно-эстетское и снобистское понимание искусства как очень приятного (но не обязательного) приложения к жизни.

При строгом анализе можно увидеть, что все три формы имеют свой образный язык - разный, хотя и строящийся на единых элементах: цвете, линии, форме, пропорции, и по-своему участвуют в формировании среды человеческого бытия и общения, в становлении её духовно-эмоционального стержня - нравственно-эстетических идеалов, характера, формы, методов и направленности отношения людей к тем или иным явлениям жизни. В художественной деятельности они формируются и передаются новым поколениям. Без этой работы, без организации общения на основе определенных нравственно-эстетических идеалов не могла бы развиваться духовная жизнь общества. Без организации эмоциональной жизни, без организации коллективного эмоционального «реагирования» в среде человеческого общения немыслимо существование и развитие человеческого общества.

Итак, что же мы можем выяснить, попытавшись разобраться в этих искусствах? Чем здесь нам могут помочь три деятельности, которые мы выделили как проявление основных форм? При внимательном анализе можно нащупать разную роль трех форм пластически-художественного мышления в поведении и общении людей.

Постройка, изображение, украшение.

Украшение. Декор. Дикарь победил пещерного медведя или тигра... Он вешает на грудь его зуб. Украшение? Конечно, но зуб украшает его не красотой своих форм, а напоминанием об его подвиге. Это знак отличия, утверждающий его место в своем обществе. Если это первый подвиг - он сразу ставит юношу на новую ступень, и зуб в ожерелье является символом подвига, знаком, сообщающим об этом.

Если племя выходило на дорогу войны, воины расписывали себя особыми красками, как бы обозначая переход к другим отношениям и законам существования, отдаляя себя от мирного времени, от женщин, детей, стариков. Раскраска - здесь также знак положения, роли людей, их общности в решении предстоящей задачи. А ведь были и родовые, и кастовые раскраски, и татуировки, и даже возрастные. Перо, воткнутое в волосы, тоже обозначало место в родовой иерархии.

Не менее значима роль декора и в более поздние времена. Тога была довольно непрактичным видом одежды, но ношение ее имело определенный общественный и политический характер. Правом носить наряд обладали только свободно рожденные римские граждане. Специальные указы о костюме в Европе издавались уже в XIII в. В большинстве из них определялись строгие правила, какому сословию какие костюмы можно носить. Например, в Кельне в XV в. судьи и врачи должны были ходить в красном, адвокаты - в фиолетовом, прочие ученые мужи - в черном. На протяжении долгого времени в Европе только свободный человек мог носить шляпу. В России при Елизавете люди без чина не имели права носить шелк, бархат. В средневековой Германии крепостным под страхом смертной казни запрещалось носить сапоги: это была исключительная привилегия дворян. А в Судане существует обычай продевать латунную проволоку сквозь нижнюю губу. Это означает, что особа состоит в браке. Об этом же говорит и ее прическа. И сегодня, выбирая для себя тот или иной тип одежды или ее покрой, человек, относящий себя к определенной социальной группе, использует их как социальные символы, которые выполняют функции регулятора отношений между людьми. Дело украшения себя, оружия, одежды, жилища было не развлекательным мероприятием со времен формирования человеческого общества. Через украшение человек выделял себя из среды людей, обозначая свое место в ней (герой, вождь, аристократ, невеста и т, д.) и приобщая себя к определенной

общности людей (воин, член племени, член касты или бизнесмен, хиппи и т. д.). Несмотря на более многоплановое обыгрывание декора, корневая роль его и сегодня остается той же - знака приобщения и вычленения; знака сообщения, утверждающего место данного человека, данной группы людей в среде человеческих отношений,- именно здесь основа существования украшения как явления эстетического.

То, что массы наших людей неграмотны в этой области, приводит ко многим социальным сбоям и личным нравственным срывам. Верно отмечают специалисты, что общество до сих пор не выработало планомерной системы обучения языку декоративного искусства. Каждый проходит школу языка такого общения совершенно самостоятельно и стихийно.

Конструктивная линия художественно-пластического мышления выполняет иную социальную функцию и отвечает на иную потребность.

Можно проследить роль этой линии мышления на том искусстве, где она выявляется более четко и выступает открыто как ведущая. Строительство любых объектов и имеет прямое отношение к человеческому общению, но иное, чем декор. Архитектура наиболее полно (как и дизайн) выражает эту линию художественного мышления. Она возводит дома, села и города с их улицами, парками, заводами, театрами, клубами - и не только для удобства быта. Египетский храм своей конструкцией выражал определенные человеческие отношения. Готический храм, да и сам средневековый город, его конструкция, характер домов совершенно иные. Крепость, замок феодала и дворянская усадьба XIII в. были ответом на разные социальные, экономические отношения, по-разному формировали среду общения людей. Недаром архитектуру называют каменной летописью человечества, по ней мы можем изучать смену характера человеческих отношений.

Влияние форм архитектуры на нашу жизнь нетрудно ощутить и сегодня. Например, как много изменило в развитии детских игр уничтожение московских двориков. До сих пор не находятся органичные формы самоорганизации детской среды в этих огромных нерасчлененных постройках. Да и отношения взрослых, соседей строятся по-иному, вернее, почти не строятся. Кстати, тут есть над чем задуматься. Насколько наша бытовая архитектура верно выражает желаемый нами тип человеческих отношений? Нам необходима среда для общения, для создания прочных человеческих связей. Сейчас соседи даже на одном этаже могут совершенно не знать друг друга, не иметь никаких отношений. И архитектура всячески способствует этому, в ней нет среды для общения. Даже на гуманитарных факультетах МГУ людям негде посидеть и побеседовать. Есть лишь лекционные залы и залы для массовых собраний. Не запланировано среды, где можно общаться отдельному человеку с отдельным человеком, спорить, беседовать, размышлять. Хотя, может быть, в предыдущие периоды истории нашего общества это было и не нужно. А вне архитектуры и наперекор ей создавать условия для общения чрезвычайно трудно, Так, помимо узкоутилитарной функции (защиты от холода, дождя и обеспечения условий для работы) архитектура выполняет значительную социальную, «духовно-утилитарную» роль в формировании человеческих отношений. Она выполняет функцию конструктивного элемента художественного мышления: формирует реальную среду, определяющую характер, образ жизни и взаимоотношения в обществе. Этим она как бы задает параметры и ставит вехи определенного эстетико-нравственного идеала, создает для него среду развития. Становление эстетического идеала начинается с конструирования его основ и принципиальных свойств. Конструктивная сфера выполняет свое предназначение через все искусства.

Изобразительная основа пластически-художественного мышления проявляется во всех искусствах, но ведущей линией она становится в искусствах собственно изобразительных и даже острее всего в станковых - в

живописи, графике, скульптуре. Ради каких же потребностей общества развивались эти формы мышления? Возможности этих форм, на наш взгляд, самые тонкие и многосложные. Они во многом исследовательские и в чем-то похожи на научную деятельность. Здесь происходит анализ всех сторон реальной жизни. Но анализ эмоционально-образный, и не объективных законов природы и общества, а характера личностных, эмоциональных отношений человека со всей окружающей его средой - природой и обществом. Эмоциональных? Сугубо личностных? Да, именно через личность каждого из нас только и может проявляться наше человеческое - общее. Общество без личностей - стадо! Итак, если в науке вывод: «знаю, понимаю», то здесь: «люблю, ненавижу», «этим наслаждаюсь, это вызывает отвращение». Это и есть эмоционально-ценностные критерии человека.

Эта форма мышления, собственно, и рождена потребностью в формировании (в единстве чувства и мысли) развернутого нравственного эстетического идеала общества, определенного образа жизни. Она вырабатывает характеротношения,эмоционального реагирования на природу и людей, такую любовь и нелюбовь, такое ощущение добра и зла, какие способствуют жизнедеятельности данной общности, прочности ее внутренних связей, способности развиваться в определенном направлении. Добро, польза - как красота, гармония. Вред - как безобразность, дисгармония. Трагические, комические, лирические и другие формы - как мастерская и инструментарий этого анализа, как путь выработки и утверждения идеала отношений средствами образа в сознании людей.

Изобразительная форма мышления расширяет возможности образных систем, наполняя их живой кровью реальной действительности. Здесь происходит мышление реальными зримыми образами (а не просто изображение реальности). Именно мышление реальными образами дает возможность проанализировать все сложнейшие, тончайшие стороны действительности, осознать их, построить к ним отношение, вариативно и чувственно (часто интуитивно) сопоставить с ним свои нравственно-эстетические идеалы и закрепить это отношение в художественных образах. Закрепить и передать другим людям.

Именно в силу этого изобразительное искусство является мощной и тончайшей школой эмоциональной культуры и ее летописью. Именно эта сторона художественного мышления дает возможность изобразительному искусству поднимать и решать самые сложные духовные проблемы общества.

Три элемента пластически-художественного мышления, как бы три сердца, три мотора художественного процесса, участвуют в формировании характера человеческого общества, по-своему влияют на его формы, методы, развитие.

Изменение задач искусства на разных этапах формирования нравственно-эстетического идеала каждого времени проявляется в пульсации этих трех тенденций. Подъем и спад каждой из них являются ответом на изменения требований общества к искусству как инструменту, помогающему ему не только сформировать нравственно-эстетический идеал времени, но и утвердить его в повседневной жизни. От практики через ее духовное, эмоциональное, нравственно-эстетическое освоение опять к повседневной практике жизни - вот путь реализации этих основ. И каждая основа (сфера) имеет свою, неповторимую и незаменимую функцию, порожденную спецификой, характером именно ее возможностей.

Три основы пластически-художественного мышления, таким образом, могут помочь раскрыть юношеству искусство не просто как одну из профессий, обслуживающую красотою и удовольствиями наши минуты отдыха, а как одну из корневых проблем существования общества. Искусство предстает в подлинном своем значении как одна из важнейших форм самосознания и самоорганизации человеческого коллектива, как проявление

выработанной за миллионы лет человеческого существования, ничем не заменимой формы мышления, без которой человеческое общество вообще не могло бы состояться.

К сожалению, эта роль искусства в развитии общества и в жизни каждого человека в нашей школе сегодня абсолютно не понимается; наша школьная система не включает передачу опыта эстетических переживаний молодым поколениям. Тем самым мы сознательно или неосознанно прерываем и рушим передачу духовного, эмоционально-ценностного опыта предков.

Мы рассмотрели роль искусства в жизни общества и каждого человека, остановились на специфике одной из форм проявления эмоционально-образного мышления - пластически-художественной сферы деятельности. Это не только теоретическая проблема. Существующее нежелание видеть реальность этих форм мышления выливается в формирование одностороннего интеллекта. Произошла всемирная фетишизациярационально-логического пути познания.

Профессор Массачусетского технологического института Дж. Вейценбаум пишет об этой опасности: «С точки зрения здравого смысла наука превратилась в единственно законную форму познания... приписывание здравым смыслом несомненности научному знанию, приписывание, ставшее сейчас догмой здравомыслия вследствие его почти повсеместного практикования, фактически лишило законной силы все другие формы познания» .

Такие мысли высказывались и нашими учеными. Достаточно вспомнить философа Э. Ильенкова. Но к ним общество абсолютно не прислушивается. Флюсовость развития человека как мыслящей личности, а ведь именно такое развитие реализуется в нашей массовой школе, превратилась в одностороннее развитие всей нашей культуры, в потерю людьми и самим обществом творческого потенциала, культуры труда, культуры семьи, культуры человеческих отношений.

Каждый труд перестал быть творческой радостью, стал лишь путем для добывания денег - и тем обессмыслился. Результаты трудов наших - поля, на которых половина урожая погибает; строительство домов - сикось-накось, тяп-ляп; общественные и научные формы, где мы исходим в словоблудии, не слушая и не слыша друг друга.

Потеряны, не развиты и не переданы от предков традиции эмоционально-ценностной культуры. А это именно они составляют культуру отношения к миру, лежащую в основе всей человеческой жизнедеятельности, основе человеческого поступка.

Не пора ли увидеть эту скособоченность нашей культуры и образования и мощно «поднять глас» - поставить этот вопрос перед всеми государственными инстанциями? Сегодня нельзя уходить в «научную скорлупу» или ее «горные выси».

Поступила в редакцию 30.Х I 1990 г.

К дословесным формам мышления относится общее у человека и высших животных образное и практическое мышление. Человек может без слов созна­вать мотивы, побуждающие его говорить, ситуативные условия общения и лишь потом обратиться к языку для материализации сообщения. С помощью жестов, мимики и других несловесных средств часто передаются побуждения, вопрос, утверждение, отрицание. Вербальная часть высказывания накладывается на предваряющую ее

невербальную часть. Структура довербального мышления может быть только предварительной, начальной, мимолетной.

Формами мышления являются чувственное и абстрактное мышление.

а) Чувственное мышление.

Непосредственная связь человека с действительностью осуществляется с помощью чувств: зрения, осязания, слуха, обоняния, вкуса. Чувства человека - это каналы получения им разнообразной информации о действительности. Различаются

следующие формы чувственного мышления: ощущение, восприятие, представление.

Ощущение - психический процесс отражения мозгом свойств предметов и явлений в результате их воздействия на чувства человека. Ощущение является отражением лишь отдельных свойств предмета.

Восприятие - не­посредственное отражение предмета или явления в целом, как совокупности определенных признаков.

Представление - психический процесс, позволяющий воссоздать в мышлении человека чувственно-наглядный образ предмета как целого на основе предшествующих восприятий.

Обычно подчеркивается, что со словом связано абстрактное мышление, поскольку за любым словом стоит обобщение. Однако язык не оторван от чувственных форм мышления.

1. Чувственные формы мышления отражаются в денотативных значениях
номинативных единиц. А.А.Потебня писал: «Слово может одинаково выражать
и чувственный образ и понятие», то есть конкретное и отвлеченное значение.
Одной из основных функций слова как языкового знака является перцептивная
функция, когда в общении слово выступает заместителем предмета или явления
действительности. Абстракция, которая закреплена за словом, остается при
таком применении «за кадром». Она известна всем говорящим на данном языке
и редко бывает предметом сообщения. Конкретную предметную отнесенность
имеет не только слово, но и другие номинативные единицы языка:
словосочетания, фразеологизмы, предложения.

Абстракция не противоречит чувственным формам мышления, так как вырастает из них, основывается на них. Общее существует в отдельных предметах и явлениях, в чувственных формах их восприятия, а затем переходит в словесные значения.

2. Чувственные формы мышления отражаются в содержании и во внутренней
форме слова . Слово не математический знак, и его значение состоит не только
из классификационных, общих признаков. Значение слова формируется
исторически и отражает субъективный подход в познании обозначаемого
явления. Например, значение слова «холод» у русских существенно отличается по
своему содержанию от значения этого слова у бразильцев. Характерный признак, который как образ кладется в основу названия и становится внутренней формой нового обозначения, также отражает чувственное восприятие предмета. Это хорошо видно на примере слов с ясной внутренней формой: рыжик, наседка, подорожник, подосиновик, подснежник, оборванец, белок, желток . Говорящие отчетливо сознают разницу между внутренней формой слова и его значением.

3. Чувственные формы мышления выражаются индивидуальными смыслами слов . Например, в художественных произведениях слова участвуют в создании субъективного авторского образа действительности. В таких случаях значения слов прирастают различными смыслами и выполняют изобразительную функцию. У Пастернака: грохочущая слякоть ; у Есенина: как с белых яблонь дым.

Уже одной своей звуковой стороной, внешней формой, слово вызывает в сознании человека наглядно-чувственный образ обозначаемого предмета.

Следовательно, и в своем формировании, и в дальнейшем применении в качестве общеупотребительного знака слово не порывает с чувственными формами мышления.

б) Абстрактное мышление .

Мысль достигает завершения только в понятии. Субъективная, колеблю­щаяся, интуитивная мыслительная структура может перейти в четкую, логическую структуру только посредством знаков. О роли слова в мыслительной деятельности ярко и выразительно написал выдающийся русский педагог К.Д. Ушинский: «Слово поднимает рассудочную работу на высшую ступень. Каждое слово для нас есть то же, что номер книги в библиотеке; под этим номером скрывается целое творение, стоившее нам продолжительного труда в свое время... Слова, значение которых мы понимаем, делают нас обладателями громадной библиотеки нашей памяти, это произвольные значки, которые мы положили на бесчисленные творения, нами же выработанные».

Конкретные связи языка и мышления координируются правым и левым полушариями головного мозга. Нейролингвистические механизмы мышления и языка изучаются специальной наукой - нейролингвистикой, сформировавшейся в нашей стране во второй половине XX века. Ее создателем является Александр Романович Лурия.

Головной мозг состоит из 10 миллиардов нервных клеток - нейронов и их соединений - аксонов. Сочетание нейронов создает физиологическую основу образов, возникающих во всех участках коры в результате деятельности мозга. Возбуждение одного сочетания нейронов вызывает и другие сочетания нейронов, что приводит к образованию понятий. Мысль образуется сочетанием различных по величине, форме, плотности расположения нейронов.

С правым полушарием коры головного мозга связано чувственно-образное, конкретное мышление, а с левым - абстрактное мышление.

Л.С. Выготский предлагал схематически обозначить связь языка с мышлением в виде двух пересекающихся кругов. Площадь пересечения обоих кругов показывает неразрывную связь данных явлений. Не входящие в зону пересечения площади обоих кругов подчеркивают специфичность языка и мышления. Эти специфические сферы исследуются, с одной стороны, в психологии, логике, философии, а с другой - в языкознании. Площадь пересечения языка и мышления неодинакова у различных людей и зависит от специфики их интеллектуальной деятельности. У писателей, журналистов, филологов площадь пересечения языка и мышления больше, чем у композиторов, шахматистов, математиков, конструкторов, оперирующих в своей творческой деятельности неязыковыми знаками.

Связь между абстрактными формами мышления и языком достаточно хорошо исследована. Абстрактное мышление имеет две формы: понятие и суждение. Понятие определяется как совокупность познанных на практике отличительных, существенных признаков, по которым выделяются и отождествляются в мышлении предметы, их признаки, действия и отношения.

Лев Семёнович Выготский (1896-1934)

Понятие - это классификационная по своей природе мысль. С ее помощью осуществляется анализ и синтез отражаемых предметов и явлений, их дифференциация и интеграция.

Понятия выражаются в языке словами и разной формы сочетаниями слов : грузовой автомобиль - грузовик, маховое колесо - маховик, столовая комната - столовая, сделать ошибку - ошибиться. Понятие может быть обозначено аббревиатурой и соответствующим номинативным сочетанием слов: вуз - высшее учебное заведение, ТЮЗ - театр юного зрителя, колхоз - коллективное хозяйство. В искусственных языках понятие может быть обозначено любым символом, заменяющим словесное обозначение понятия (азбука Морзе).

Большинство лингвистов придерживается мнения, что не все разряды слов выражают понятия. Например, служебные части речи не обозначают понятий ввиду отвлеченности и формальности своих значений. Не обозначают понятий личные имена, так как вне отношения к конкретному лицу они не имеют конкретного содержания. В таком случае остается нерешенным вопрос о том, какая форма мысли связана с лексическими значениями этих слов.

Логики считают, что незнаменательные части речи выражают понятия. Эта точка зрения более соответствует действительности. Служебные части речи формировались на базе знаменательных частей речи. По мере развития отвлеченности и «выветривания» вещественного содержания знак такого понятия постепенно терял строение, лишался внутренней формы, приобретал тенденцию к сокращению. Но этот процесс не может изменить заключенную в слове форму мысли. Незнаменательные части речи также обозначают понятия. Только признаки понятий, обозначенных такими словами, отвлеченны, формальны и малоинформативны. Но отвлеченность и малоинформативность не исключают понятийности.

У математиков и логиков нет сомнений, что конъюнкция, дизъюнкция, импликация , выражающие определенные отношения между понятиями и суждениями, суть полновесные математические понятия. В языке прообразом этих отношений являются соединительные, противительные, условные союзы, не потерявшие с математическими терминами семантического и функционального родства.

Значение личного имени также классификационно; оно содержит целый ряд дифференциальных признаков, обозначающих: а) человека; б) его пол; в) класс определенных лиц, обозначенных данным именем; г) принадлежность к определенному национальному языку; д) совокупность грамматических показателей. Антропоним, обозначая конкретное лицо, содержит смысл, который образуется у определенного круга людей, знающих данное лицо. Таким образом, у личных имен, как и у нарицательных, выделяются разные уровни семантики - абстрактный и конкретный. Игнорирование лингвистами абстрактного, классификационного уровня семантики у личных имен говорит о том, что они смешивают понятийность с конкретной информативностью.

Человеческая мысль может достигать разных степеней отвлечения и обобщения, однако форма мысли при этом не меняется. Лексические, грамматические, словообразовательные значения выступают классификациями разной степени отвлечения. В них присутствует одна и та же форма мысли, только в разной степени разработанности и развития и в разных своих функциях.

Суждение определяется как мысль, в которой что-либо утверждается или отрицается. Языковой формой выражения суждения является повествовательное предложение . Суждение двучленно, оно включает субъект (предмет речи) и предикат, то есть то, что говорится о предмете речи. Субъект совпадает с группой подлежащего, предикат - с группой сказуемого.

С предикатом связано то новое, что приписывается предмету речи, но новое не всегда выражается сказуемым. Коммуникативно и логически новым в суждении может быть любой член предложения. Универсальным средством выделения логического предиката в языке является логическое ударение.

Кроме этого, логический предикат может выражаться определительными и указательными местоимения, частицами, вводными словами, порядком слов. В некоторых языках для выделения логического предиката используются особые морфемы и служебные слова. Субъект суждения тоже может выражаться морфемой, например в русском языке - окончанием спрягаемого глагола в определенно-личных предложениях: Иду, Идешь .

В языкознании считается, что не всякое предложение выражает суждение. Вопросительные, побудительные, условные предложения, с этой точки зрения, не выражают суждение. При этом не решен вопрос, какая форма мысли

выражается в этих предложениях.

Ряд ученых считает, что и в таких предложениях следует видеть особую

разновидность мысли, имеющей познавательное значение и заключающей в себе суждение. Эти предложения содержат суждение в неявной форме, имплицитно. Например, вопросительные предложения: Кто принес эти книги? Кто ответит на этот вопрос? предполагают утвердительный или отрицательный ответ. В.В. Виноградов писал: «Ведь и в вопросе что-то высказывается, сообщается и понимается. Вопрос тоже может быть истинным или ложным. Искомый предикат в вопросе не раскрыт. Но и в вопросе содержатся свернутые (имплицитные) или неопределенные предикаты, обеспечивающие самую возможность указать на искомый предикат».

VI. ЯЗЫК И МЫШЛЕНИЕ

§ 51. ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ И ЕГО ХАРАКТЕР

Мышление человека - это внутримозговые психологические про­цессы, в которых в различных идеальных формах отражаются и позна­ются предметы и явления действительности, их свойства и качества, связи и отношения.

Мышление разделяется на чувственное и абстракт­ное. Непосредственная связь человека с действительностью осущест­вляется с помощью чувств, которыми владеет человек: зрения, осязания, слуха, обоняния, вкуса. Чувства человека - это каналы получения им разнообразной информации о действительности. Сово­купность этих чувств, которые высоко у человека развиты, дает ему возможность разносторонне воспринимать и отражать действитель­ность, различные ее явления, свойства, стороны. Результаты чувствен­ного отражения действительности служат эмпирическим материалом для дальнейшей его обработки абстрактным мышлением, его формами.

Чувственное мышление также осуществляется в определенных формах, которые различаются качественно, участием разных чувств, охватом воспринимаемых в этих формах явлений действительности, т. е. степенью развития идеализации, обобщения. Выделяются следу­ющие формы чувственного мышления человека: ощущение, восприятие, представление. Как известно, под ощу­щением понимается психический процесс отражения мозгом свойств предметов и явлений действительности в результате их воздей­ствия на чувства человека. Восприятие представляет собой не­посредственное отражение предмета или явления в целом, как совокупности определенных признаков, в отличие от ощущения, ко­торое является отражением лишь отдельных свойств предмета или явления. Представление как психический процесс позволяет воссоздать в мышлении человека чувственно-наглядный образ пред­мета или явления как целое на основе предшествующих их восприятий.

Возникновение абстрактных форм мышления обычно связывают с языком. Считается, что их образование происходило одновременно с образованием языка. Однако такой взгляд на генезис

абстрактного мышления и его взаимодействие с чувственным, по нашему мнению, не лишен механистичности. Руководствуясь прави­лом: ничто в природе и обществе не возникает из ничего, новое образуется путем преобразования старого, мы должны допустить, что истоки абстрактных форм мышления восходят к доязыковому челове­ческому мышлению, а именно: к высшим формам чувственного мыш­ления - представлению и чувственно-наглядному образу. Область человеческого мышления, говорил Потебня, шире области языка, и прежде всего в генетическом отношении. Зачатки формирования абс­трактного мышления отмечаются до образования собственно языка. Они выражались в виде обобщения обозначаемых предметов определенного порядка, осуществляемого в таких формах мышления, как представление и чувственный образ, и соотнесенности с помощью невербальных знаков (жестов, мимики, «выразительных движений», действий и пр.) этого обобщения или отдельных предметов с действи­тельностью. Это не было своего рода salto mortale человеческого мыш­ления. Общее объективно и действительно существует в предметах и явлениях, а, следовательно, и в нашем восприятии их.

Таким образом, и представлению, и чувственному образу свойст­венны идеализация воспринимаемых предметов и их обобщение, а также их соотнесенность с действительностью. Надо полагать, именно эти качества и свойства чувственного образа и представления послу­жили истоком в движении мысли к абстрактным формам - поня­тию и суждению и коррелятивным им единицам языка - слову и предложению. Однако формирование собственно понятия и суждения в строгом смысле слова, их постепенная «кристал­лизация» в мыслительном потоке и вычленение из него обязаны языку. В языке эти формы находят типичное свое выражение в соответству­ющих языковых единицах - слове и предложении. Язык как знаковая система оказался наиболее соответствующим природе логического мышления и его формам. С возникновения языка качественно преоб­разуется предшествующее невербальное человеческое мышление.

Под формой абстрактного мышления понимается определенный способ идеального отражения действительности с помощью языка и тем самым образования содержания, свойственного данной форме. Последняя обладает структурой, свидетельствующей о ее самостоятель­ности и определенности и тем самым отличающей ее от других мыслительных форм.

Чувственные формы отражения действительности являются исход­ным материалом для языка, для языковой формы, с помощью которой эти исходные данные обрабатываются. О чувственном образе Потебня писал: «...Чувственный образ есть нерасчлененный комплекс почти одновременно данных признаков: я смотрю на траву, и все, что я в этом случае знаю о ней составляет просто один момент моего душевного состояния» (1, с. 119). Препарированный с помощью языка чувствен-

ный материал преобразуется в принципиально иные мыслительные формы - абстрактные, логические, в которых цельные, чувственно представляемые образы расчленяются на отдельные свои признаки, стороны. Если чувственный образ предмета или явления представля­ется в единстве и одновременности своих сторон и признаков, то абстрактные формы отвлекают и делают предметом познания отдель­ные его стороны и признаки. Совокупность таких абстрагированных и познанных в опыте сообщества признаков как единство образует понятие об отражаемом предмете или явлении; понятие предполагает единство как мыслительной формы, так и стоящего за понятием соответствующего предмета. Из сказанного явствует, что абстрактные формы отражения и познания действительности не отрываются и не обосабливаются от чувственных форм генетически и функционально.

С помощью языка осуществляется движение мысли от чувственного восприятия и его комплексов к логическому, понятийному мышлению, к духовной деятельности человека в полном смысле этого слова. «Только посредством объективирования мысли в слове,- подчеркивал Потебня,- может из низших форм мысли образоваться понятие» (2, с. 57). В мысли, в логическом, абстрактном мышлении человек воз­вращается к тому, что у него было в чувственном мышлении, но это отражение на высшем, сущностном уровне. По сравнению с чувствен­ными формами мышления абстрактные формы отличаются большей активностью, поскольку и образование мысли и ее выражение с помощью языка - это всегда творческий акт. Об этом движе­нии от низших форм мышления к высшим Потебня писал: «При помощи слова человек снова узнает то, что уже было в его сознании. Он одновременно и творит новый мир из хаоса впечатлений, и увеличивает свои силы для расширения пределов этого мира» (2, с. 302).

Как образование языка, языковых знаков шло стихийно и бессоз­нательно, так одновременно в единстве с этим процессом, непроиз­вольно, стихийно создавались формы мысли, связанные с этими знаками. Человеческое мышление, отражая действительность, целесо­образную предметную и умственную деятельность людей, вырабаты­вало такие формы, которые были способны выражать новое содержание и, благодаря знакам, делать его достоянием всего языкового сообще­ства. В силу объективной необходимости эти формы предполагали использование предшествующего усвоенного знания, которое служило средством представления, понимания и познания новых предметов и явлений, т. е., приобретения нового знания. Образование и развитие этих форм обусловлено природой самого человека, его биологическими предпосылками и социальными условиями, а также формированием языка как естественной знаковой системы (см. гл. X).

Выше говорилось, что представление, чувственный образ как фор­мы мышления не лишены идеализации и обобщения воспринимаемых

предметов и явлений, а, следовательно, их анализа и синтеза. Языковой знак сделал возможным отчуждать из мыслительного потока элементы анализа и синтеза в отдельных знаках и оперировать этими знаками и их значениями как самостоятельными данностями. Тем самым благо­даря языковым знакам анализ и синтез обрели самостоятельность как логические процессы, в результате чего стало возможным образование понятия - сущностной мыслительной категории, что сыграло осново­полагающую роль в развитии мышления человека, в его познании Действительности. Вербальные формы мышления дали возможность человеку оперировать в «снятом» виде предметами и явлениями, их классами, качествами, отношениями и пр., тем самым познавать их с разных сторон, проникать в их сущность.

Человек непроизвольно и стихийно был побуждаем в своей дея­тельности отражать мир и себя доступными ему, возможными средст­вами, какие позволяли ему использовать его собственная природа, общественные и естественные условия, в каких он обитал. В этих сложившихся условиях, в практической, предметной и речевой дея­тельности человека его мысль и язык «саморазвивались» по объектив­ным, независимым от индивида законам. Формами этого мысли­тельного движения были образ, понятие, суждение, предполагающие познание нового посредством участия - на различных мыслительных основаниях - уже познанного.

Абстрагированное в слове обобщение (общее) отражено в знаке и тем самым отвлечено от своего единства в действительности с отдель­ным. В слове общее как его внутренняя сторона, значение, может применяться самостоятельно вне указанного единства с отдельным. Но абстрагирование не отрывает слова от действительности, от способно­сти слова отражать и обозначать в речи отдельные предметы и явления. Напротив, именно потому, что за словом, как за языковым знаком, стоит отвлечение (мысль о классе предметов или явлений), слово может обозначать разделенные во времени и пространстве отдельные пред­меты этого класса, разные их совокупности, как и весь класс предметов или явлений. Общее как материал отвлечения существует в действи­тельности и в чувственных формах ее отражения. Слово само по себе не могло бы выражать общее.

Надо заметить, что отражение и закрепление общего в языке и речевой деятельности (последняя включает язык как важнейший свой ингредиент) не есть какое-то исключение для человеческой деятель­ности вообще. Владение каким-либо видом деятельности - это владе­ние им в отвлечении от его конкретного, предметного воплощения. Владение человеком той или другой деятельностью включает обобще­ние, отвлечение, навык. Такое владение, как и практическое знание языка,- это тоже «память опыта», позволяющая исполнять эту дея­тельность в разных условиях, разделенных во времени и пространстве, индивидуально и предметно (ср. изготовление изделий, орудий и пр.

в разных областях человеческой деятельности). Сам предметно вопло­щенный продукт той или иной деятельности есть одновременно зна­ковое закрепление этой деятельности, свидетельствующей об уровне труда, производства, а, следовательно, мышления, сознания. И как в случае с языком окружающая человека природа много «под­сказала» ему в его деятельности. Вот что пишет Потебня по этому поводу: «Здесь, как и в других случаях, сознанию того, что уже существует, мы можем приписать могущество пересоздавать это суще­ствующее, но не создавать его, не творить из ничего. Человек не изобрел бы движения, если б оно не было без его ведома дано ему природой, не построил бы жилья, если б не нашел его готовым под сенью дерева или в пещере, не сложил бы песни, поэмы, если б каждое слово не было... поэтическим произведением; точно так слово не дало бы общности, если б ее не было до слова. Тем не менее есть огромное расстояние между непроизвольным движением и балетом, лесом и колоннадою храма, словом и эпопеею, равно как между общностью образа до слова и отвлеченностью мысли, достигаемою посредством языка» (2, с. 154).

Зачатки абстрактного мышления, по нашему мнению, связаны с использованием тех или других внешних субстратов мысли и мысли­тельных процессов в качестве знаков (ср. указанные выше жест, мимика, «выразительные движения», действия и др.). Например, жест имел и имеет символическое значение. С жестом было связано в первобытном обществе определенное представление об обозначаемом, жест мог выступать как иконический знак обозначаемого объекта. Знаковая ситуация (семиозис) при использовании жеста такая же, как и при употреблении слова. За жестом также стоит обобщение, посколь­ку жест применялся не окказионально, а был постоянным, воспроиз­водимым знаком, обозначая те или другие предметы, действия, призывы и другого определенного порядка, разделенные во времени и пространстве.

В жесте, как и в других знаковых воплощениях мысли, берет начало и развитие такая форма мысли, как образ, предшествовавшая понятию, но уже включавшая обобщение, хотя и возникающее на других осно­ваниях (см. ниже). Образ также представляет собой мысль о предметах, явлениях, действиях и пр. определенного порядка. Поэтому словесное обозначение формирующихся абстракций, выступавшее одновременно и, надо полагать, параллельно с другими видами знаков, было подго­товлено всем комплексом возможных знаковых воплощений мысли, материальных ее показателей (см. гл. X).

Однако абстракция, связанная со словом, формирующаяся с по­мощью слова,- это решительное преобразование предшествующей мысли, потому что только с участием слова образуются такие формы человеческой мысли сущностного характера, как понятие, суждение, умозаключение. К этим традиционно выделяемым логиче-

ским формам мышления следует прибавить форму, с помощью которой в человеческом мышлении осуществляется объединение чувственного и абстрактного мышления, их теснейшее взаимодействие и взаимопро­никновение, а именно: образ. В образе осуществляется синтез высших форм чувственного (восприятие, представление) и абстракт­ного (понятие) мышления. Образ - необходимая Исходная основа формирования понятия.

Логические формы мышления, и прежде всего понятие, нередко сравнивают и сопоставляют с грамматическими. Общим свойством понятия и грамматической формы является то, что они классифика-ционны по своей природе. Как идеальные явления понятие и грамма­тическое значение не внеположны друг другу. Однако если понятие как форма человеческого мышления отличается всеобщностью (это, разумеется, не означает, что содержание и объем понятий также всеобщи, а не национальны), то грамматические формы индивидуаль­ны, характерны для системы того или другого язьцса. Более того, существуют такие языки, в которых нет грамматических форм как таковых (ср. изолирующие, полисинтетические языки). Классифика-ционность грамматической формы имеет синсемантинеский (сопрово­дительный) характер, а не аутосемантический (объектный), каким обычно обладает понятие. Отвлеченная классификационность грамма­тической формы не исключает в известных условиях пересечения с классификационностью понятия, выступающего в виде признака в явно выраженной или имплицитной форме (см. о признаке в гл. VIII). Кроме того, если в одном языке грамматическое значение выражается с помощью грамматической формы, то в другом оно может быть выражено лексически.

Мышление осуществляется субъективно, однако, будучи на­правленным на отражение и познание внешнего и внутреннего мира человека, оно способно наполняться объективным содер­жанием. Формирование объективного содержания нашего мышле­ния обязано, благодаря языковому общению, всему языковому сообществу; субъект осваивает в том или другом объеме это общее содержание, убеждаясь на своем опыте в его существовании. Субъек­тивное владение формами мышления вносит индивидуальность в сам характер протекания этих процессов, обнаруживает различные возмож­ности в достижении результатов мышления, не исключает произволь­ности в использовании результатов мыслительных процессов и др. Будучи диалектическим по своей форме существования и содержанию, мышление, таким образом, как и язык, представляет собой антиномию субъективного и объективного и одновременно их единство.

Между языком и мышлением - и в генезисе и в его функциони­ровании - отмечается постоянное взаимовлияние. Само возникнове­ние языка предполагает высокую степень развития мышления и было обусловлено этим процессом развития. В свою очередь, образование

языка явилось мощным толчком в развитии мышления и связанных с ним психологических и логических процессов. Только благодаря языку стало возможным образование, дифференциация и развитие абстрак­тных форм мышления, а также дифференциация и осознанность чувственных форм мышления и других психологических процессов: памяти, воли, чувств, таких явлений, как апперцепция, ассимиляция, конденсация, или сгущение мысли, ее развертывание и др.

Поскольку одна и та же форма мышления может выражать различ­ное содержание, то в интересах познания свойств формы она в определенных логических операциях может быть отделена от конкрет­ного содержания и обозначена символически. Суждения, например, Иванов есть студент, Золото есть драгоценный металл, Волга есть самая большая река в Европе и т. п., могут быть обозначены, как £ есть Р, где S- субъект, Р - предикат, есть - связка.

ЧУВСТВЕННОЕ, АБСТРАКТНОЕ МЫШЛЕНИЕ И ЯЗЫК

Как уже говорилось выше, исследователи взаимоотношения языка и мышления обычно подчеркивают, что со словом связано абстрактное мышление, поскольку за любым словом стоит обобщение. Однако подчеркивание только этой стороны слова не отражает существующих отношений между действительностью, мышлением и языком. Язык не оторван от чувственных форм мышления. Он не смог бы служить ни средством общения, ни орудием познания действительности, если бы в своем функционировании, своими единицами и их содержанием был отгорожен от форм чувственного восприятия действительности; на­против, своими единицами и их содержанием он органически связан с чувственным мышлением и познанием окружающего мира.

Одной из основных функций слова как языкового знака является перцептивная функция (см. гл. III), когда в общении слово выступает заместителем предмета или явления действительности. Абстракция (понятие), которая закреплена за словом, остается при таком приме­нении «за кадром», поскольку она известна всем говорящим на данном языке, а потому редко бывает предметом сообщения. Она выполняет регулирующую роль, определяя классификационные, логические рам­ки применения слова, относя его к конкретному предмету определен­ного порядка. На такое применение слова указывали многие ученые Г.В.Ф. Гегель, А.А. Потебня, А.Ф. Лосев, А.Н. Леонтьев и др. Благодаря своей классификационности значение регулирует и направляет работу мышления, но одновременно не теряет способности отражать и акту­ализировать отдельное, индивидуальное. Более того, слово может в разных условиях, разделенных во времени и пространстве, обозначать

отдельные предметы определенного порядка только потому, что за ним стоит обобщение. «...Слово,- писал Потебня,- есть готовое русло для течения мысли» (2, с. 4 45). Конкретную предметную отнесенность имеет не только основная номинативная единица языка - слово, но и другие номинативные единицы языка - свободные словосочетания, различные виды устойчивых словосочетаний, фразеологизмы и др., а также и коммуникативная единица языка - предложение, основной функцией которого, по утверждению синтаксистов, является обозна­чение определенной «ситуации».

Разумеется, тесная связь между чувственными и абстрактными формами мышления не лишает их существенного и принципиального различия. В языке существует такая форма мысли, которая, используя слово, служит как бы мостом между, с одной стороны, чувственным восприятием и представлением действительности, и, с другой,- абст­рактным мышлением. Такой формой является образ (см. ниже).

Абстракция не противостоит и не противоречит чувственным фор­мам отражения уже потому, что вырастает из них, основывается на них, а через них - на самое действительность. Общее существует в отдельных предметах и явлениях действительности, в чувственных формах их восприятия, а отсюда в «снятом» виде переходит в словесные значения как элемент содержания последних. Поэтому между дейст­вительностью, чувственными и абстрактными формами ее отражения объективно не может быть перегородок. Однако содержанием значений языковых единиц служат не только классификационные, общие при­знаки. Слово не математический знак, и его значение - это не голая абстракция, состоящая из предельно отвлеченных, классификацион­ных признаков. Значение слова формируется исторически и отражает субъективный подход в постепенном познании обозначаемого явления действительности; значение включает мыслительное содержание о явлении действительности всего говорящего коллектива.

Новый предмет или явление познается и обозначается с помощью функционирующих в языке понятий и их обозначений. Обозначенная некогда в слове абстракция в своем применении и развитии необходимо используется для обозначения нового предмета или явления, служа признаком (внутренней формой слова) для его представления в новом обозначении. Иными словами, существующее слово и его значение рано или поздно используется в новом обозначении для создания образа о новом предмете. Язык не располагает «пустыми» словами, «свободными» значениями; напротив, большинство слов многозначно, обременено многими значениями. Обозначение новых предметов и явлений происходит через отношение к другим явлениям и предметам и их обозначениям в языке. В языке, замечал Потебня, нет неперенос­ных значений. «Изобразительность, пока он (язык.- В.Г.) жив, не 128

оскудевает, потому что она тождественна с понятностью слова» (3, с. 54). А это означает, что выработанные в языке абстракции постоянно участвуют в создании словесных, чувственно представляемых образов. Слово и его значение или предшествующее значение слова (в случае многозначности слова) в новом обозначении выступают характерным признаком, по которому создается образ о вновь обозначаемом пред­мете, а тем самым формируется новое значение и новое обозначение.

Выше мы говорили, что обобщенность и классификационность значения явились результатом отвлечения, абстрагирования чувствен­ных данных. В то же время последние, вследствие богатства своими признаками, служат фактической основой и для образования индиви­дуальных смыслов, выходящих за рамки общеязыкового содержания слова. Индивидуальный участок семантики слова играет важную роль в процессе общения, как и само отвлечение.

Артикулируемый звук благодаря своей природе (см. гл. I) делает возможным расчленять сплошной мыслительный поток, образованный в результате восприятия действительности, выделять такие элементы мысли, соотнесенные с определенными «кусочками» действительно­сти, которые отвечают целям и задачам деятельности людей, познания ими действительности. Дискретность звука и мысли позволяет диффе­ренцировать и интегрировать явления действительности по выделен­ным и познаваемым в деятельности и практике общения человека признакам, осуществлять тем самым анализ и синтез этих явлений, проникать в их сущность. Благодаря такой своей природе звук, т. е. внешняя форма языка, способен в известной степени явно отражать строение мысли. Структурированные с помощью внешней формы элементы строения мысли могут в последующем существовать в памяти чисто идеально, вне отношения к тем элементам внешней формы, с помощью которых они были выделены и которые могут быть потеряны либо редуцированы в процессе функционирования и эволюции языка. Отсюда, надо думать, способность мысли к сгущению либо, напротив, расчленению. Логически разработанная с помощью языка мысль, ее элементы могут затем существовать внутренне как чисто идеальные сущности, которые при необходимости могут сгущаться, свертываться либо, напротив, расчленяться, развертываться. Происходит, по Потеб-не, «алгебраизация» мысли, что существенно увеличивает ее отража­тельные и познавательные возможности.

В настоящее время в науке все более утверждается мнение, что
человеческое мышление не ограничивается словесным (вербальным).
Это характерно не только для первобытной эпохи становления языка,
т. е. его генетических истоков, но и для последующего времени.
Противное мнение поддерживается тем обстоятельством, что содержа­
ние несловесных форм мышления раскрывается, интерпретируется с
помощью языка.
5

Язык - естественная семантическая интерпретанта всех других форм мыслительной деятельности человека. Язык представляет собой логически, понятийно разработанную в человеческой эволюции сис­тему обмена мыслями и отражения действительности, и как таковая, она универсальна. Но раскрывая спомощью слов содержание, например, живописного или музыкального произведения, мы тем самым доказываем, что это содержание существовало и было заключено в другом виде и способе отражения действительности. С помощью языка, т. е. с использованием абстракций, понятий - логически рас­члененных форм мышления - мы выражаем понимание, идею того, что воспринято нами, «переводим» воплощенный в «языке» живописи или музыки замысел автора на универсальную знаковую систему - язык; причем «переводим» в известном приближении, но никогда не исчерпывающе, поскольку природа указанных форм отра­жения принципиально отлична и незаменима. С помощью языка мы сообщаем абстрактную идею, делаем логический вывод о содержании, выраженном в свойственной данному виду искусства форме. Форма же воплощения этого содержания неповторима и единственна.

Поскольку у человека все формы мышления существуют и функ­ционируют в единстве, то язык, словесное мышление так или иначе участвует в любой человеческой деятельности. Язык способствует развитию человеческого мышления вообще, всех его форм.

Сам уровень разработанности, совершенства неязыковых форм мышления, их глубина отражения действительности обязаны словес­ному мышлению. В то же время очевидно, что каждый вид искусства представляет собой свойственную только ему неповторимую образную систему отражения действительности, следующую своим выработан­ным законам и приемам отражения.

В истории психологии отмечены довольно необычные на первый взгляд попытки выделения видов мышления, основанные на взаимосвязи двух психических процессов: интеллектуального и эмоционального. В результате возникают такие понятия, как «эмоциональное мышление», «эмоциональный интеллект». Эта статья проливает некоторый свет на эти понятия.

Поддерживающие статьи:

В последние десятилетия стал применяться термин «эмоциональное мышление», которое, по смыслу его авторов, включает в себя положение о неопределенности в процессе мышления. Это означает, что когда человек эмоционально мыслит, то он не определяет с помощью логики и математики ход своих мыслей.

Эмоции и мышление в современной философской и психологической литературе рассматриваются как тесно связанные между собой, однако принципиально разнородные процессы. При классификации психических явлений мышление традиционно объединяют с ощущениями, восприятиями и некоторыми другими внутренними деятельностями в группу познавательных процессов, а эмоция либо выделяют в самостоятельный разряд, либо «приплюсовывают» к воле. Иногда эмоции и мышление объединяют в «эмоциональное мышление», но в смысле научной метафоры. Имеется в виду, что мышление превращается из рационального в собственно эмоциональное тогда, когда основная тенденция его приводит к включению чувств, желаний в свой процесс и результат, выдает эти субъективные моменты за объективные свойства самих независимых от сознания материальных вещей и связей.

Эмоциональное мышление ближе всего к естественному, так как для него слова являются слабыми регуляторами. Но в мире цивилизации, где рациональность помогает выживать, эмоциональное мышление делает человека слабым и уязвимым. Не следует считать, что эмоциональное мышление свойственно женщинам, не в меньшей степени ему могут быть привержены мужчины. Ведь речь не о проявлении чувств, а о влиянии чувств на мышление. Человек, мыслящий эмоционально, руководствуется в выборе чаще вкусом, ощущением, чувством, интуицией. Эмоциональное мышление усиливает впечатлительность. С одной стороны, это ведет к жизнерадостности и беззаботности, с другой – к излишней нервозности и депрессивности. Противоположности вызываются одной причиной. Воздействовать только словесно на человека с эмоциональным мышлением трудно и нецелесообразно.

Образное и эмоциональное мышление – неотделимые части разума. Они играют огромную роль в процессе мышления и тесно связаны друг с другом. Первое всегда присутствует в процессе мышления, второе помогает образному достигать моментов озарения мысли, вырабатывать новые оригинальные мысли. Про соотношение образного и эмоционального мышлений можно сказать так: образное мышление – горящий костер, а эмоциональное мышление – это поленья, подбрасываемые в костер, чтобы он лучше горел.

Когда человек приобретает знание о какой-либо вещи, его разум сохраняет образ этой вещи вместе с эмоциональной окраской этого образа. В дальнейшем человек может переделать эту вещь, основываясь на ее образе и эмоциональности. В этом случае эмоциональное мышление дает ему возможность оригинально переделать эту вещь. Когда живописец изображает на своем полотне человека, он отталкивается от образа человека, а потом его эмоциональное мышление подсказывает, какие черты ему придать.

Человек пользуется образным мышлением с давних, доисторических времен, с тех времен, как только у него появилась первая мысль об окружающем мире. Можно сказать и больше: животное состояние человека, животный мир подарили людям образное мышление, а без него не было бы у человека языка, разговора и, конечно, искусства. Процесс образного мышления быстр, даже мгновенен по сравнению с логическим мышлением. И чем быстрее у человека образное мышление, тем он более талантлив.

Эмоциональное мышление широко распространено в повседневной жизни человека. Одних людей Природа наградила этим даром в большей степени (их меньшинство), других в меньшей степени (их большинство), некоторым, она вообще не дала эмоционального мышления. При этом не надо полагать, что такой тип мышления присущ, как правило, одним деятелям искусства. Им также присуще сильное образное мышление. Художника без образного мышления не может быть, а человек с эмоциональным мышлением далеко не всегда становиться художником. Таких людей с развитым эмоциональным мышлением можно назвать творческими людьми.

Следует заметить, что как без эмоционально мыслящих людей, так и без неэмоционально мыслящих людей (которых абсолютное большинство) человечество не смогло бы развиваться. Первые в силу эмоциональных озарений дают идеи, делают открытия, изобретают новое, вторые претворяют, и очень талантливо, эти озарения в жизнь. Одни дополняют других, и получается коллективный плодотворный разум.

Вообще, в психологии принято различать первичные и вторичные психические процессы. Соответственно различают два типа психической деятельности: первая характерна для психических функций бессознательного, вторая – сознательного мышления. Мышление первичного процесса обнаруживает конденсацию и смещение, т.е. образы часто сливаются и легко могут заменять и символизировать друг друга; этот процесс использует подвижную энергию, игнорирует категории пространства и времени и управляется принципом удовольствия, т.е. уменьшает неудовольствие инстинктного напряжения путем галлюцинаторного исполнения желания. В топографических формулировках – это способ мышления, действующий в Ид. Мышление вторичного процесса подчиняется правилам грамматики и формальной логики, использует связанную энергию и управляется принципом реальности, т.е. уменьшает неудовольствие инстинктного напряжения путем адаптивного поведения. Фрейд считал первичные процессы онтогенетически и филогенетически более ранними, чем вторичные процессы, – отсюда и терминология – и считал их неотъемлемым свойством слабую адаптивность. Все развитие Эго вторично по отношению к вытеснению первичных процессов. Вторичные процессы, по его мнению, развивались наравне и одновременно с Эго, и с адаптацией к внешнему миру и теснейшим образом связаны с вербальным мышлением. Пример первичных процессов – сновидения, вторичных – мысль. Грезы, образная и творческая деятельность (воображение и креативность), а также эмоциональное мышление – это смешанные проявления обоих процессов. Эти два процесса напоминают дискурсивный и недискурсивный символизм.

Подсознание и эмоции

О том, что эмоции пронизывают всю нашу жизнь, сказано много. Подчеркнем здесь лишь некоторые сведения об эмоциях, которые упоминаются не так часто.

Подсознание регулирует все физические процессы. Оно является местом, где рождаются эмоции, формируются модели поведения. Это та часть мозга, в котором живут все страхи, тревоги, ожидания и т.п.

Подсознание – это механизм, который

а) выполняет за нас автоматические действия (ходит, дышит и т.д.)
б) анализирует информацию, поступающую из органов чувств (включая мысли и воображение) и выдает рекомендацию к выживанию в виде эмоции.

Также, подсознание и эмоции могут быть подсказками к достижению какой-то ранее поставленной (всерьез или в шутку) цели.

Потому можно называть подсознание автопилотом. В какой-то мере, автопилот сопротивляется тому, чтобы ты отбирал у него рычаги управления. Это требует усилий, управлять своим вниманием трудно, но возможно. Потом автопилот тоже привыкнет.

Эмоции – это и есть язык подсознания. Эмоция – это отображение того, в каком состоянии находится подсознание. Наше подсознание разговаривает с нами на языке эмоций. Они отображают наши переживания и чувства. Если мы находимся в хорошем расположении духа, значит, наши внутренние органы в норме, а когда срываем свое плохое настроение на других людях, это наше подсознание сигнализирует о том, что в организме не все в порядке.

Кроме того, эмоции возникают еще и вследствие несоответствия наших возможностей и потребностей. Естественно, если мы не можем удовлетворить наши желания, то испытываем отрицательные эмоции. В противоположном случае эмоции будут положительными. Проблема в том, что человек не всегда понимает, что пытается сказать ему подсознание. А говорить оно может с нами посредством снов, видений и даже галлюцинаций. Нередко в снах мы видим предупреждение или что-то предчувствуем – таким образом подсознание говорит нам, что необходимо обратить внимание на состояние здоровья. Нередко болезни возникают по причине избытка отрицательных эмоций – организм испытывает перевозбуждение, и нервная система реагирует нервными срывами и психозами.

Негативные эмоции возникают также потому, что нарушаются привычные стереотипы поведения, то есть привычки. Также это может быть вызвано тем, что потребности человека не удовлетворяются, и возникает так называемая доминанта желания. В этом случае все мысли человека сосредоточены на том, чтобы достичь желаемого, и это превращается в навязчивую идею.

Принято считать, что положительные эмоции сильнее отрицательных (в смысле добро побеждает зло), однако, в данном случае, желаемое выдается за действительное. Разумеется, так думать приятнее, однако на практике мы имеем вот такую закономерность:

Свойства	Эмоции положительные	Эмоции отрицательные
Продолжительность жизни:		Большая (до пожизненной)
Регенерация (преимущественно)		Внешняя и внутренняя
Дезактуализация
Способность повторно вызываться той же причиной
Эффект при повторном вызове	Быстро убывает	Устойчиво растет
При наличии нескольких причин сила эмоций	Не суммируется	Суммируются
Способность образовывать смысловой комплекс	Отсутствует
Способность косвенной инициации	Отсутствует

Эмоции на подсознательном уровне. Большинство из нас согласится с тем, что эмоции возникают в результате определенных событий и мы, как правило, понимаем причину, вызывающую их. Например, при виде ларька с мороженым ребенок приходит в неописуемый восторг, а при виде лающей собаки – пугается и начинает плакать. Недавние исследования показали, что эмоции можно вызывать не только на сознательном, но и подсознательном уровне, а также манипулировать ими. Нидерландские психологи Кирстен Райс и Дидрик Штапель из Тилбургского института изучения поведенческой экономики первыми провели ряд экспериментов, доказывающих, что человеку необязательно осознавать, что на его настроение или чувства повлияло какое-то событие. Ученые выдвинули гипотезу, что, поскольку человек способен реагировать быстро и бессознательно на определенные раздражители, он точно так же может реагировать на эмоциональные события, не отдавая себе отчета в этом: «У вас больше шансов выжить, если при виде рычащего медведя-гризли вы остановитесь и не будете шевелиться. И вам совсем необязательно понимать, чем была вызвана такая реакция», объясняет Райс и Штапель.

Чтобы выяснить, можно ли вызвать у человека определенные эмоции на подсознательном уровне, психологи анализировали мысли и чувства участников эксперимента и наблюдали за их поведением. Это исследование базируется на теории о том, что человек способен воспринимать информацию, вызывающую определенные эмоции, автоматически. Участников эксперимента разбили на три группы и предупредили, что на экране монитора будут появляться кратковременные вспышки. Затем их попросили нажимать на клавишу «П», если вспышки будут мелькать в правой части дисплея, и «Л», – если в левой. В действительности, «вспышки» представляли собой воздействующие на подсознание образы, специально подобранные таким образом, чтобы вызывать страх, отвращение или нейтральные эмоции. Картинки мелькали с разной частотой, в результате чего участники не вполне осознавали, что видели на экране. Иными словами, испытуемые не догадывались, что им показывали картинки с рычащими собаками, грязными туалетами или нейтральными образами – лошадьми или стульями.

Чтобы выяснить, какое воздействие эти изображения оказывают на когнитивное восприятие, чувства и поведение, участникам предложили пройти три теста. Для исследования когнитивного восприятия они составляли разные слова, подставляя недостающие буквы. Получались слова, выражающие отвращение, страх, злость, слова с общей негативной, позитивной и нейтральной коннотацией. Во втором тесте по 7-бальной шкале участники оценивали свое настроение, степень ощущения страха, отвращения, удовлетворения, облегчения, гордости, злости, стыда и радости. Для оценки поведения испытуемых просили поучаствовать либо в «тесте с невкусной едой», либо в «тесте со страшным фильмом». По идее, участникам, которым показали картинки с вызывающими отвращение образами, вряд ли захотелось бы попробовать что-то невкусное. В конце исследователи задавали участникам каждый раз более конкретные вопросы о картинках, которые воздействовали на их подсознание, чтобы выяснить, насколько те понимали цели и задачи эксперимента.

Интересные результаты, опубликованные в номере научного издания Ассоциации психологов Psychological Science, во многом подтверждают теорию нидерландских исследователей. Участники эксперимента, которым показывали картинки, вызывающие на подсознательном уровне отвращение, составляли слова, означающие что-то отвратительное и, как правило, выбирали «тест со страшным фильмом». То же самое касалось участников, которые смотрели картинки, вызывающие страх. Они выбирали слова, выражающие страх, и «тест с невкусной едой». Психологи обнаружили, что после того, как участники были подвержены воздействию быстрочастотного (120мс) эмоционального стимула, у них возникало общее негативное настроение, сопровождающееся конкретным чувством, например, страхом после просмотра страшных картинок. После сверхбыстрого (40мс) просмотра возникало негативное состояние без какой-либо эмоции.

Итак, психологам из Нидерландов впервые удалось доказать в своих экспериментах, что вполне конкретные эмоции могут возникать у человека без осознания им причины, вызывающей их, и что общее настроение может переходить в определенную эмоцию. Несмотря на то, что опыты не раскрывают, как именно человек в конечном итоге начинает осознавать свои эмоции, ученые выдвинули дополнительную гипотезу. «Когда эмоции достигают пика, человек начинает осознавать их, познавая свои собственные поступки и телесные реакции; и наоборот, когда эмоции менее выражены, человек, практически, не обращает внимание на свои мало относящиеся действия и телесные реакции».

Гипотеза об эмоциональном мышлении

Проблема классификации видов мышления

Психологическая наука в ходе своего исторического развития постепенно отделялась от философии, поэтому не случайно, что в поле внимания психологов прежде всего попал тот вид мышления, который первоначально занимал философов, – словесно-логическое (рассуждающее) мышление, характеризующееся использованием понятий, логических конструкций, которые существуют и функционируют на базе языка.

По типу решаемых задач и связанных с ними структурных и динамических особенностей различают теоретическое и практическое мышление. Теоретическое мышление – это познание закономерностей, правил. Наиболее последовательно оно изучается в контексте психологии научного творчества. Основная задача практического мышления – подготовка физического преобразования действительности: постановка цели, создание плана, проекта, схемы.

Интуитивное мышление отличают от аналитического (логического) по трем признакам: временному (время протекания процесса), структурному (членение на этапы) и по уровню протекания (осознанность или неосознанность). Аналитическое мышление развернуто во времени, имеет четко выраженные этапы, в значительной степени представлено в сознании мыслящего человека. Интуитивное характеризуется быстротой протекания, отсутствием четко выраженных этапов, минимальной осознанностью.

Дифференцируют также мышление реалистическое и аутистическое. Первое направлено в основном на внешний мир, регулируется логическими законами, а второе связано с реализацией желаний человека (кто из нас не выдавал желаемое за действительно существующее!). Иногда используют термин «эгоцентрическое мышление», характеризуя прежде всего неспособность принять точку зрения другого человека.

Основанием различения продуктивного и репродуктивного мышления служит степень новизны получаемого в процессе мыслительной деятельности продукта по отношению к знаниям субъекта. Необходимо также отличать непроизвольные мыслительные процессы от произвольных: например, непроизвольные трансформации образов сновидения и целенаправленное решение мыслительных задач.

Различают дивергентное и конвергентное мышление.

Дивергентное мышление (от лат. divergere – расходиться) – метод творческого мышления, применяемый обычно для решения проблем и задач. Заключается в поиске множества решений одной и той же проблемы.

Конвергентное мышление (от лат. cоnvergere сходиться) основано на стратегии точного использования предварительно усвоенных алгоритмов решения определенной задачи, т.е. когда дана инструкция по последовательности и содержанию элементарных операций по решению этой задачи.

Существуют специальные тесты дивергентных способностей, например, тест компании Gestalt and Jackson"s: испытуемому нужно найти как можно больше способов применения таких предметов, как кирпич, кусок картона, ведро, веревка, картонный ящик, полотенце.

Методами дивергентного мышления вляются метод мозгового штурма, составление карты памяти и др.

Приведенный перечень далеко не полон. Так, например, З.И.Калмыкова выделяют словесно-логические и интуитивно-практические компоненты продуктивного мышления. Сложные отношения, существующие между видами мышления, в значительной мере еще не выявлены, однако ясно главное: термином «мышление» в психологии обозначаются качественно разнородные процессы.

В истории психологии могут быть также отмечены довольно необычные на первый взгляд попытки выделения видов мышления, основанные на взаимосвязи двух психических процессов: интеллектуального и эмоционального. В результате возникают такие понятия, как «эмоциональное мышление», «эмоциональный интеллект». Проведем всесторонний анализ этого подхода к классификации видов мышления. Необходимо отметить, что подобные идеи представлены и в других разделах психологической науки. Например, достаточно широко используется термин «аффективная память» (Тихомиров, 1984). Применительно к проблемам взаимосвязи эмоций и мышления подобная классификация может носить «двусторонний» характер. Например, при классификации эмоциональных состояний можно говорить не только об «интеллектуальных эмоциях», но и об «интеллектуальной агрессии», «интеллектуальном стрессе», «интеллектуальной фрустрации» (там же).

Своеобразие проблематики, связанной с анализом взаимоотношений эмоций и мышления, заключается в том, что она часто оказывается на пересечении учений о мышлении и учений об эмоциях, занимая и тут и там периферийное положение. Психологические характеристики мыслительного процесса будут существенно неполными без рассмотрения роли эмоциональных процессов в реальном поиске решения, в формировании психического отражения на уровне мышления. Анализа мотивационной обусловленности мышления недостаточно для конкретизации важнейшего теоретического положения о субъектности мышления. Необходимо дать характеристику эмоциям, которые отражают отношения между мотивами (потребностями) и успехом или возможностью успешной реализации отвечающей им деятельности субъекта.

Подходы к проблеме выявления «эмоционального мышления»
Термины «эмоциональное мышление», «эмоциональный интеллект», как правило, отражали попытки исследователей проанализировать взаимосвязи между интеллектуальными и эмоциональными процессами. Эти попытки часто приводили к выявлению специфических видов интеллектуальных процессов, в которых эмоции и чувства играют особую роль. Широкое распространение получила точка зрения, согласно которой эмоции и чувства оказывают в основном негативное влияние на познание. Подобная позиция отражала хорошо известные факты «победы» чувств над рассудком. В рамках такого подхода абсолютизировались факты искажения процесса отражения реальности под влиянием эмоций: таковы, например, представления о «логике чувств» у Т. Рибо и об «аутистическом мышлении» у Э. Блейлера.

Вместе с тем в психологической литературе отмечена и другая трактовка термина «эмоциональный интеллект». Так, в предложенной Дж. Майером и П. Саловеем концепции «эмоционального интеллекта» ключевое понятие определяется «как способность контролировать чувства и эмоции, свои собственные и других людей, способность различать их и способность использовать эту информацию для управления своими мыслями и действиями». Таким образом, рассматривается иной аспект взаимосвязи эмоций и мышления, а именно – влияние интеллектуальных процессов на эмоции и чувства. В этом случае скорее можно говорить о «победе» разума над чувствами.

Наряду с эмоциональным интеллектом требуют уточнения такие взаимосвязанные категории, как эмоциональное мышление и эмоциональная компетентность. Эмоциональная компетентность определяется, в частности, как способность действовать с внутренней средой своих чувств и желаний, открытость человека опыту, своим переживаниям. Как видно, и здесь имеют место расширительные определения. Эмоциональное мышление, в силу семантической неопределенности понятия, зачастую отождествляется с эмоциональным интеллектом или, напротив, понимается как некий дефектный компонент мыслительного процесса, снижающий объективность познания. На наш взгляд, эмоциональная компетентность – это совокупность знаний, умений и навыков, позволяющих принимать адекватные решения и действовать на основе результатов интеллектуальной обработки внешней и внутренней эмоциональной информации. В свою очередь, эмоциональное мышление представляет собой процесс обработки эмоциональной информации.

Отмеченные подходы к определению понятий «эмоциональный интеллект» и «эмоциональное мышление» отражают современную ситуацию в области изучения интеллектуальных процессов. Выдвинутый Л.С. Выготским тезис о «единстве аффекта и интеллекта» может выражаться в двух качественно разнородных формах: интеллект может контролировать влечения, высвобождая сознание из плена страстей, и интеллект может обслуживать влечения, погружая сознание в иллюзорный, желаемый мир. Способность субъекта регулировать собственное поведение рассматривается в качестве критерия «интеллектуальной зрелости». Высокий уровень интеллектуальной зрелости способствует восприятию субъектом любого события так, как оно объективно происходит, т.е. без искажения реальности (или же с существенным приближением к такому уровню восприятия действительности). Этому соответствует готовность субъекта контролировать и изменять мотивы и цели собственного поведения под влиянием объективных требований и условий выполняемой деятельности. При низком уровне интеллектуальной зрелости (в ситуациях когнитивных дефицитов или блокирования интеллектуальных процессов из-за влияния различных стрессообразующих факторов, депрессии и т.п.), как предполагается, субъект склонен реализовывать различные варианты защитного поведения, в то время как его интеллектуальная активность будет проявляться в специфических формах.

Регуляционный подход к исследованию интеллекта сложился как самостоятельное научное направление относительно недавно. М.А.Холодная (1997) отмечает, что одним из первых сформулировал и обосновал идеи регуляционного подхода Л. Терстоун (Thurstone, 1924). В рамках данного направления интеллект рассматривается не только как механизм переработки информации, но и как механизм контроля и регуляции психической и поведенческой активности субъекта. В соответствии с этим положением Терстоун проводил различие между «рассудком», или «смышленостью» и «разумом», или «мудростью». Разумность проявляется в способности субъекта контролировать и регулировать импульсивные побуждения. Наличие этой способности позволяет субъекту затормозить свои импульсивные побуждения или приостановить их реализацию до того момента, когда сложившаяся ситуация будет проанализирована и осмыслена. Такая стратегия позволяет осуществить выбор наиболее приемлемого для данной личности способа поведения.

Анализ взаимосвязей эмоциональных и мыслительных процессов обусловлен как теоретическими, так и практическими проблемами психологии. В этой ситуации возникает необходимость исторического анализа выработанных в психологии подходов к изучению этих взаимосвязей.

Взаимосвязи эмоций и мышления в классической философии
Не отрицая заслуг Л. Терстоуна (Thurstone, 1924) и Р. Стернберга (Sternberg, 1988, 1993) в обосновании регуляционного подхода в качестве самостоятельного научного направления в области изучения интеллекта, отметим, что многие основные проблемы взаимосвязи мышления и эмоций были выдвинуты еще философами античности. В знаменитом диалоге Платона «Федон» Сократ говорит об эмоциях и чувствах человека как о своеобразной преграде в познании истины. «Тело наполняет нас желаниями, страстями, страхами и такою массою всевозможных вздорных призраков, что, верьте слову, из-за него нам и в самом деле совсем невозможно о чем бы то ни было поразмыслить!». Желание «очистить» разум от мешающих поиску истины страстей тела приводит к идеям о том, что к познанию любого предмета следует подходить «средствами одной лишь мысли (насколько это возможно)», не привлекая ни чувств, ни ощущений. Истинный мыслитель должен стремиться в процессе познания отделиться от всего телесного и вооружиться лишь «чистой» мыслью «самой по себе». Таким образом, наличие страстей в жизни реального человека позволяет выделять как бы два вида мышления: реальное, т.е. искаженное и «загрязненное» страстями, и «очищенное» от них. Следуя этой логике, Сократ приходит к выводу, что для достижения «чистого знания» необходимо расстаться с телом, а это возможно лишь после смерти. Только сойдя в Аид, человек может приобщиться «к разуму во всей его чистоте». Однако в реальной жизни мы тем ближе к чистому знанию, чем в большей степени ограничиваем свою связь с телом и «не будем заражены его природою».

В наибольшей степени способность управлять своими страстями присуща философам, ценителям мудрости. Истинному философу свойственно «умение не увлекаться страстями, но относиться к ним сдержанно, с пренебрежением». Исходя из этой точки зрения, различия между людьми ищутся, в частности, в конкретных стратегиях управления страстями тела. Так, признается, что способность регулировать свои чувства, управлять ими присуща не только философам, но в той или иной степени и другим людям. Однако отмечаются определенные качественные различия в самом способе управления. «Невоздержанные люди» не могут противостоять страстям тела, они полностью им подчиняются, проявляя покорность перед удовольствиями и неспособность управлять своими желаниями. Умеренные люди с «туповатой рассудительностью» могут воздерживаться «от одних удовольствий просто потому, что боятся потерять другие, горячо их желают и целиком находятся в их власти». Таким образом, люди, которые сдаются на милость одних удовольствий, могут победить таким путем другие, иными словами, «они воздержанны именно благодаря невоздержанности».

Однако меняя одни удовольствия на другие, «страх на страх», «огорчения на огорчения», человек совершает «неправильный обмен». Только разум, по мнению Сократа, является единственно правильной обменной монетой, за которую и следует отдать все. Поэтому истинная добродетель всегда сопряжена с разумом, при этом «все равно – сопутствуют ли ей удовольствия, страхи и все иное тому подобное или не сопутствуют» (там же). Отделенная же от разума добродетель становится «пустой видимостью», «хилой и подложной». «Между тем, истинное – это действительно очищение от всех (страстей), а рассудительность, справедливость, мужество и сам разум - средство такого очищения». Таким образом, выдвигаются три основных тезиса, которые в той или иной степени будут присущи многим попыткам анализа взаимосвязей между эмоциями и мышлением.

Во-первых, отмечается, что чувства, страсти, связанные с телесным существованием человека, оказывают в основном негативное влияние на разум, на поиски истины. Во-вторых, высказывается предположение о необходимости «очищения» разума от негативного влияния страстей, поскольку познание истины требует «чистой» мысли. В-третьих, указываются различные способы (которые можно было бы назвать «техниками») контроля за страстями тела и управления ими. В качестве основного средства «очищения» разума от негативного влияния страстей тела, позволяющего контролировать свои чувства, управлять ими и тем самым противоборствовать негативному влиянию страстей на процесс познания, выступает сам разум. Четко выделяется и сама проблема индивидуальных различий в способностях субъекта осуществлять подобное управление эмоциональными процессами.

Идея «примата разума» господствовала в философии античности. Стоики рассматривали аффекты как «порчу разума» и считали, что человека следует «лечить» от них, как от болезни. Только освобожденный от любых аффектов разум будет в состоянии правильно руководить поведением.

Вместе с тем необходимо отметить некоторую противоречивость в идеях античных философов о негативной роли эмоций в мышлении. Например, рассуждая в диалоге «Ион» о сущности художественного творчества, Сократ говорит о его божественном происхождении. Он отмечает, что любой хороший поэт может творить лишь благодаря божественной силе в особом состоянии «вдохновения и одержимости», когда «не будет в нем более рассудка». Бог, лишая поэтов рассудка, «через них подает нам свой голос». В диалоге «Филеб» (Платон, 1971) говорится об особом виде «истинных, чистых удовольствий», которые возникают не только от созерцания прекрасных цветов и форм, слушания мелодий, но и от занятий науками. Эти истинные чистые удовольствия не смешиваются со страданиями, им присуща соразмерность. Они являются почти «родственниками Разумения и Ума».

Таким образом, философы античности выдвинули весьма важное положение, характеризующее взаимосвязь эмоций и мышления. Они впервые обратили внимание на особый вид эмоциональных переживаний, резко отличающихся от других как по характеру своих проявлений, так и по роли в процессе познания. Речь идет о так называемых «умственных наслаждениях», источником которых является сама познавательная деятельность. «Умственные удовольствия и страдания» по сравнению с другими видами эмоциональных переживаний человека рассматривались философами античности как некие высшие, «чистые» переживания, оторванные от повседневности, от более «низменных» потребностей и страстей тела. Особое место среди этих «чистых» и возвышенных чувств занимает удивление, которое не только не «загрязняет» разум, уводя его от познания истины, а, напротив, по мнению Аристотеля, является своеобразным побудителем познавательной деятельности.

Рене Декарт (1989) выделял в человеческих «страстях» (или, на современном языке, в эмоциональных процессах) две стороны – духовную и телесную. Проблема управления страстями также выступает как бы в двух планах. Например, увидев нечто ужасное, вызывающее страх, человек может обратиться в бегство без всякого содействия души, только «телесным образом». Однако если душа обладает особой «силой», она может вмешаться и коренным образом изменить поведение человека. Она может, в частности, отвратить его от бегства и заставить остаться на месте вопреки испытываемому страху. Для описания конкретного механизма управления, который заставляет человека менять свое поведение, Декарт пользуется «машинообразной» терминологией. Душа воздействует на тело посредством некоего нежнейшего воздуха, называемого «животными духами». Она «раскачивает железу» и заставляет эти «духи» идти по другим путям. Однако даже сильной душе одного желания и воли не хватает для того, чтобы победить страсти. Вот тогда на арену выступает интеллект. Согласно Декарту, страсти можно победить интеллектуально. Для этого нужно знать истину и хорошо осознавать возможные последствия того или иного поведения (например, бегства от опасности).

Таким образом, утверждается, что мышление далеко не всегда управляет «страстями». Интеллект же рассматривается как некая высшая власть над эмоциональными процессами, обладающая своими особыми способами и средствами управления.

Анализируя рационалистическое учение Декарта о страстях, А.Н. Ждан отмечает важную роль особых внутренних эмоций души, которые направлены на «нематериальные предметы». В число этих эмоций входит «интеллектуальная радость от размышления о нечто, только умопостигаемом» (Ждан, 1997).

В учении об аффектах, разработанном Спинозой (1936), анализируются природа и происхождение аффектов. Большое внимание в этом учении уделяется роли и могуществу человеческого разума в борьбе с аффектами. Спиноза полемизирует с идеями стоиков о возможностях обуздания и безграничного управления аффектами. Бессилие и ограниченность возможностей человека в этой борьбе он называет «рабством». Это рабство проявляется в том, что страсти оказываются могущественнее познания. Аффекты могут приносить не только вред, но и пользу, увеличивая способности тела. Однако все аффекты могут вводить человека в заблуждение, делая его игрушкой фортуны. Победа разума над аффектами ведет к человеческой свободе.

Вместе с тем само по себе укрощение аффектов не означает блаженства. Этот особый аффект, высшее удовлетворение, «интеллектуальная любовь к миру» возникает в процессе познания высшего рода. А.Н. Ждан отмечает, что таким образом «утверждается мысль о необходимости единства интеллекта и аффекта» в противоположность идеям об отрицательной роли эмоций в процессе познания.

Анализ философской литературы позволяет выделить целый ряд принципиально важных проблем, касающихся взаимоотношений эмоций и мышления, решение которых требует собственно психологического, в том числе и экспериментального, подхода.

Психологические подходы к соотношению эмоций и мышления
«Эмоциональное мышление» (концепция Г. Майера). Генрих Майер (Maier, 1908), выделявший два вида мышления – судящее и эмоциональное, – рассматривает в качестве критерия побудительные механизмы мыслительного процесса. Судящее мышление побуждается познавательным интересом, эмоциональное – «потребностями чувства и воли». Эмоциональное мышление в свою очередь подразделяется на волевое и аффективное. Последнее наиболее тесно связано с эстетическим и религиозным мышлением.

По мнению И.И. Лапшина (1914), разграничив мышление на эмоциональное и судящее, Майер смог в значительной степени рассеять интеллектуалистический предрассудок, согласно которому ведущую роль в инициации мышления отдавали познавательным интересам. Майер подчеркивает, что в актах эмоционального мышления процесс познания как бы затенен и выступает лишь в качестве побочного средства. Он отодвинут на второй план, поскольку основное внимание сосредоточено на достижении некоторой практической цели.

Для данного концептуального подхода важен поиск сходных и отличительных характеристик двух видов мышления. В частности, отмечается, что в судящем и эмоциональном мышлении наблюдаются сходные логические процессы (истолкование, объективирование, деятельность категориального аппарата). Однако объективирование в актах аффективного мышления иллюзорно, поскольку образы фантазии относятся к вымышленной действительности. В этой ситуации действует механизм «аффективного самовнушения». Специфична и форма словесного выражения аффективных представлений. Так, Майер подчеркивает, что было бы ошибочным считать междометия, характерные для актов аффективного мышления, словесным выражением этого вида представлений, поскольку они не являются предложениями или их зачатками. Аффективный окрик легко может быть заменен другими формами звукового выражения, например свистом.

Принципиальное значение имеет также изучение взаимосвязей между эмоциями и познанием. По мнению Майера, невозможно существование представления без чувственного тона, так же как и существование чувствования без познавательного коррелята. Если какое-либо психическое состояние оценивается как индифферентное, то подобную оценку следует рассматривать лишь как относительную, а не абсолютную. В этом случае речь может идти о некотором неопознанном чувственном тоне, который лежит ниже порога различения. Нельзя говорить и о полном отсутствии представления объекта чувствования, поскольку всегда имеются некоторые элементы этого представления.

Если обратиться к принятой сейчас в отечественной психологической литературе терминологии, то легко заметить, что понятие Майера «эмоциональное мышление» очень близко понятию «практическое мышление», представленному в работе Б. М. Теплова «Ум полководца» (1961). Поэтому неправомерно принимать «эмоциональное мышление» (по Майеру) за самостоятельный вид мышления. В работе Майера не только отсутствуют конкретно-психологические исследования эмоционального и аффективного мышления, но даже не проведено их четкого выделения из всего многообразия умственных процессов человека (Тихомиров, 1984).

Аутистическое мышление (концепция Э. Блейлера). Рассматривая явление аутизма, Э. Блейлер (1926) пришел к выводу, что сновидение наяву представляет собой особую малоисследованную форму мышления. Бредовые идеи, кажущиеся полной бессмыслицей, хаотичным случайным нагромождением некоторых мысленных образов, на деле подчиняются вполне определенным и доступным изучению закономерностям. Аутистическое мышление детерминируется аффективными потребностями субъекта, его желаниями, страхами и т.п. Блейлер выделяет два основных принципа, которые управляют аутистическим мышлением: стремление аффекта к сохранению (в результате логическая ценность представлений, восходящих к некоторому аффекту, гипертрофируется, а ценность противоречащих этому аффекту представлений понижается) и стремление к получению и сохранению удовольствий и позитивных переживаний (неприятные представления сталкиваются с защитными механизмами и отвергаются). Эти принципы противоречивы в случае отрицательных аффектов, а в случае положительных действуют согласованно.

Блейлер отметил невозможность резкого разграничения аутистического и реалистического мышления, поскольку аффективные элементы присутствуют и в реалистическом мышлении. Он высказал предположение о наличии различных форм аутистического мышления, различающихся степенью ухода от реальности. Мыслительный процесс включает аутистические и реалистические элементы в различных количественных и качественных соотношениях. Несмотря на отсутствие четкой границы, аутистическое мышление в целом противоположно реалистическому по своим целям, функциям и механизмам. Реалистическое мышление призвано адекватно отражать действительность; именно реалистичность механизмов мышления позволяет человеку выжить во враждебном мире, добывая себе пищу, защищаясь от опасности и т.п. Очень часто реалистическое мышление вынуждено подавлять многочисленные желания и влечения субъекта ради достижения некоторой значимой цели. Аутистическое мышление, напротив, мало считается с действительностью и с логикой, отражающей реальные взаимосвязи между объектами и событиями. Одна из основных целей аутизма, по Блейлеру, – представление неосуществленных желаний субъекта как осуществленных. Аутизм не отрицает реального опыта субъекта, но использует лишь те понятия и связи, которые не противоречат этой цели. Именно поэтому игнорируются многие, даже наиболее фундаментальные, аспекты окружающего мира. Сами аутистические идеи могут выражаться в сложных символах, которые зачастую весьма трудно распознать.

Полемизируя с З. Фрейдом, Э. Блейлер указывает, что «аутистическое мышление» не совпадает с «бессознательным», более того, эти понятия следует строго дифференцировать. Аутистическое мышление может быть как сознательным, так и бессознательным.

Многие феномены, побудившие Блейлера ввести понятие аутистического мышления, получили в наши дни неожиданное развитие в связи с широким внедрением новых информационных технологий. Роль фантазий, грез, «мысленного проживания» в созданных собственным воображением ситуациях существенно менялась в ходе исторического развития. В современном обществе мечтательность, «грезы наяву», столь распространенные в романтическую эпоху, чаще становились предметом патопсихологического исследования, чем характеристикой нормы. Попытки стимуляции таких измененных состояний сознания с помощью наркотических средств преследуются или во всяком случае не поощряются обществом. Компьютерные системы виртуальной реальности позволяют реализовать социально одобряемые формы расширения символического опыта (Носов, 1994). Согласно имеющимся данным, порождение и реализация новых форм символического опыта, трансформация процессов воображения, «компьютерные грезы» могут способствовать возникновению ряда явлений, столь же негативно влияющих на субъектов (особенно на детей и подростков), как наркотики. Это проявляется в уходе от реальности с помощью поглощенности компьютерными играми или так называемой «Интернет-зависимости». Нейтрализация этих негативных последствий возможна лишь на базе детального изучения феноменологии и механизмов аутистического мышления.

Множественность видов интеллекта (концепция Г. Гарднера). Говард Гарднер (Gardner, 1983) предлагает перейти от идеи некоего единого интеллекта к представлениям о существовании качественно различных видов интеллекта. Согласно этому автору, можно выделить следующие основные виды интеллекта: лингвистический, музыкальный, логико-математический, пространственный, телесно-кинестетический и личностный. Последний, в свою очередь, включает интраличностный и интерличностный интеллект. Все эти виды независимы друг от друга и функционируют как некие отдельные системы, подчиняясь собственным законам. Каждый занимает свое особое место в эволюционном развитии (например, предполагается, что музыкальный интеллект возник раньше других). Для полной реализации личности необходимы все перечисленные виды интеллекта. Однако утверждается, что под влиянием наследственности, образования и других факторов у некоторых людей одни виды интеллекта могут развиваться гораздо сильнее, чем другие.

Применительно к проблемам взаимосвязи между эмоциями и мышлением наибольший интерес представляет «личностный интеллект», в котором Гарднер выделяет две стороны – интраличностную и интерличностную. Интраличностный интеллект связан с задачами самоуправления. По мнению Гарднера, именно благодаря существованию этого вида интеллекта человек может управлять своими чувствами и эмоциями, осознавать, различать и анализировать их, а также использовать полученную информацию в своей деятельности. Интерличностный интеллект связан с проблемами взаимодействия между людьми. Он представляет собой способность выявлять, анализировать и понимать потребности и чувства других людей, их намерения. С его помощью человек может предвидеть поведение других людей в различных ситуациях, а также управлять ими.

Таким образом, в концепции Г. Гарднера вместо одного особого («эмоционального») вида интеллекта за осознание эмоциональных процессов и управление ими отвечают два качественно различных вида.

«Эмоциональный интеллект» (концепция Дж. Майера и П. Саловея). Предложенная современными американскими психологами П. Саловеем и Дж. Майером (Mayer, Salovey, 1993; Salovey, Mayer, 1994) концепция «эмоционального интеллекта» также претендует на выделение специального вида интеллектуальных процессов. Однако критерий для классификации изменяется. На первый план выступает не роль эмоций в интеллектуальных процессах, а, напротив, роль интеллекта в понимании эмоций и чувств и контроле за ними.

Представление об «эмоциональном интеллекте» частично пересекается с введенным Гарднером понятием «интерличностный интеллект» (Gardner, 1983). Майер и Саловей высказывают утверждение, что различение между эмоциональным интеллектом и общим интеллектом может быть проведено более валидно, чем различение между общим и социальным интеллектом. Провести такое различение, как правило, не удается, ибо общий интеллект играет чрезвычайно большую роль в социальной жизни человека. Предполагается, что в основе эмоционального интеллекта могут лежать следующие специфические механизмы.

а) Эмоциональность. Люди могут существенно отличаться друг от друга по частоте и амплитуде изменений доминирующих эмоциональных состояний. В соответствии с этим можно говорить о богатом или, напротив, бедном репертуаре эмоций. Переживаемые субъектом эмоциональные состояния оказывают влияние на оценку вероятности и правдоподобности событий. При резких сменах настроения оценки могут столь же резко изменяться: люди выстраивают альтернативные жизненные планы. Этот опыт позволяет субъекту приспособиться к будущим неожиданностям. Настроения также воздействуют на выстраивание жизненных приоритетов. Эмоции, возникающие при несовпадении ожиданий субъекта с реально свершившимися событиями, могут направить внимание человека на самого себя, способствовать совершенствованию процесса установления приоритетов между жизненными целями. Эмоциональным людям доступны процессы высшего уровня: внимание к чувствам, точность их распознавания, формирование и использование регуляторных стратегий. При этом отмечается, что люди, уверенные в своих способностях регулировать эмоции, в случае неудач могут быстрее и эффективнее менять свое настроение.

б) Регулирование эмоциональных состояний может приводить к увеличению или сокращению информации, необходимой для решения задачи. Переживаемое субъектом эмоциональное состояние как бы «диктует» редукцию опыта («не думай об этом», «не буду реагировать», «это не стоит моего внимания») или же, напротив, способствует расширению опыта («выясни-ка побольше», «отзовись-ка на это чувство»). Сильные стрессы нарушают интеллектуальную деятельность.

в) Возможность (специальная способность) кодировать и декодировать эмоциональные репрезентации.

В концепцию эмоционального интеллекта П. Саловей и Дж. Майер включают три основных аспекта:

1. Точная оценка и выражение эмоций . Экспериментально установлено, что способность детей распознавать эмоции с возрастом улучшается. Четырехлетние дети идентифицируют эмоции на лице в 50% случаев, шестилетние – в 75%. Некоторые эмоции распознаются раньше, другие – позднее. Так, правильная идентификация эмоций счастья и отвращения возможна уже в 4-летнем возрасте. Дети довольно быстро осваивают и слова, предназначенные для выражения эмоциональных состояний.

Возрастное развитие далеко не всегда приводит к повышению точности в распознавании эмоциональных состояний. Некоторые взрослые не в состоянии правильно оценивать собственные эмоции и нечувствительны к чужим эмоциональным состояниям. Они испытывают значительные трудности в распознавании чувств, выраженных на лицах других людей. Наблюдаются значимые индивидуальные различия как в способности выражать свои эмоции с помощью мимики, так и в способности выражать их с помощью слов. Людей, которые неспособны использовать эмоциональный лексикон для выражения эмоций и чувств, называют алекситимиками. Майер и Саловей отмечают, что алекситимики в значительной степени подвержены различным психосоматическим заболеваниям. В тех же случаях, когда взрослые люди при попытках выразить эмоции заменяют «эмоциональные слова» неэмоциональными, у них наблюдается ослабление эмпатии.

Индивидуальные различия наблюдаются не только в степени точности, с которой люди могут описывать эмоциональные состояния, но и в том, в какой степени они проявляют внимание к этим состояниям. Это может проявляться, в частности, в склонности сообщать окружающим о дистрессах, о различных физиологических симптомах в стрессогенных ситуациях и т.п.

2. Адаптивная регуляция эмоций . Стремление и умение контролировать свои эмоции и управлять ими - важнейший аспект психического развития человека. Исследования показывают, что уже четырехлетние дети знают о возможности регулировать свои чувства. При этом они могут использовать различные стратегии. Майер и Саловей указывают на существование по крайней мере двух стратегий для регуляции познавательного опыта: познавательные («подумай», «оцени – не так все плохо») и поведенческие («пойди и сделай что хочется»). При этом отмечается, что и подростки, и дети 4-6 лет одинаково хорошо могут распознавать эффективные и неэффективные стратегии контроля эмоций.

Теория эмоционального интеллекта включает и способность субъекта адекватно регулировать эмоции и чувства других людей. Эта способность позволяет добиться успеха в ораторском искусстве, актерском мастерстве и т.п. Кроме того, наличие этой способности позволяет успешно общаться с людьми, а также решать многие жизненные проблемы. Для обозначения крайней степени манипуляции чувствами других людей авторы используют термины «социопатия» или «макиавеллизм». Предполагается также, что «люди с харизмой» в меньшей степени прибегают к регуляции эмоций других людей. Эффективность той или иной стратегии регуляции эмоций зависит и от конкретных целей взаимодействия между людьми. Когда основная цель взаимодействия связана с помощью другим, выигрышной стратегией считается стремление сфокусироваться на их чувствах и минимизировать (в определенных ситуациях) проявление собственных эмоциональных состояний.

3. Применение знаний, основанных на эмоциях . Майер и Саловей отмечают, что эмоции и настроения оказывают воздействие на процессы решения задач. Особенности этого воздействия зависят как от вида эмоций, так и от типа решаемых задач. Эмоция счастья способствует творческим и индуктивным решениям, грусть – дедуктивным решениям и рассмотрению множества возможных вариантов. Не соответствующее ситуации настроение может разрушить эффективное принятие решения. Предполагается также, что человек с развитым эмоциональным интеллектом обладает интуитивной способностью оценивать, какие когнитивные задачи могут решаться легче (с меньшим напряжением) в том или ином эмоциональном состоянии. Авторы указывают, что эмоция счастья повышает эффективность категоризации – например, при классификации явлений, не связанных с решаемой проблемой либо не имеющих к ней отношения. Эффективная категоризация такого рода помогает при поиске творческих решений. Счастливые люди более уверены в себе и проявляют больше упорства в попытках отыскать решение задачи.

Смысловая теория мышления
Смысловая теория мышления (Тихомиров, 1984), разрабатываемая с середины 60-х гг., призвана объяснить смысловую регуляцию конкретной мыслительной деятельности. Основным в этой теории является понятие динамической смысловой системы (ДСС), впервые введенное Л.С. Выготским (1982). Нам представляется продуктивным рассматривать ДСС как функциональную систему регуляции, развертывающуюся по ходу осуществления мыслительной деятельности (наиболее разработанное представление о функциональной системе принадлежит П. К. Анохину).

Смысловая теория мышления опирается на положение Л.С. Выготского о связи между интеллектом и аффектом. «...Детерминистический анализ мышления необходимо предполагает вскрытие движущих мотивов мысли, потребностей и интересов, побуждений и тенденций, которые направляют движение мысли в ту или другую сторону» (Выготский, 1982). Существует также и обратное влияние мышления на аффективную, волевую сторону психической жизни. Анализ, расчленяющий сложное целое на единицы, показывает, что «существует динамическая смысловая система, представляющая собой единство аффективных и ителлектуальных процессов. Она показывает, что во всякой идее содержится в переработанном виде аффективное отношение человека к действительности, представленной в этой идее».

В трудах А.Н. Леонтьева мышление рассматривается как деятельность, имеющая «аффективную регуляцию, непосредственно выражающую ее пристрастность» (Леонтьев, 1967). «Как и деятельность практическая, внутренняя деятельность также отвечает тем или иным потребностям и, соответственно, испытывает на себе регулирующее действие эмоций» (Леонтьев, 1964). В рамках деятельностного подхода выработано представление, согласно которому «на самом деле в основе деятельности лежит «функциональная система интегрированных и когнитивных процессов, что у человека благодаря этой системе эмоции становятся «умными, а интеллектуальные процессы обретают эмоционально-образный характер, становятся смысловыми». В. К. Вилюнас (1976) отмечает, что эмоции нарушают равнозначность ориентиров в ситуации выбора, выделяя лишь некоторые из них. Тем самым эмоции способствуют выделению целей.

В рассматриваемой теории решение мыслительных задач понимается как формирование, развитие и взаимодействие различных операциональных смысловых образований. Понятие ДСС позволяет адекватно описывать важнейшие аспекты мыслительного процесса: развитие смыслов конечной цели, промежуточной цели и подцелей, зарождение замыслов, а также формирование смыслов элементов и смысла ситуации в целом. При этом подчеркивается, что эти процессы осуществляются в единстве и взаимодействии познавательного и эмоционального аспектов.

Центральным структурным образованием ДСС регуляции деятельности по решению задач признается смысл конечной цели, который проходит ряд этапов становления и формирования. Под воздействием смысла конечной цели происходит развитие смысла ситуации, опосредствованное развитием операциональных смыслов элементов ситуации. Смысл конечной цели одновременно определяет и формирование смыслов промежуточных целей (которые определяют избирательность и регуляцию деятельности на стадии поиска решения), и в конечном счете формирование и развитие операционального смысла ситуации (в направлении его сужения).

Само развитие смыслов протекает под регулирующим влиянием процесса целеобразования. Цель опосредствует движение смыслов в деятельности, и от нее в решающей степени зависит, как сложится судьба смысла в деятельности. Целеобразование трактуется как процесс постоянного развития смысла цели путем ее конкретизации и обогащения за счет выявления новых предметных связей и отношений. Понимаемое таким образом целеобразование опосредствовано развитием смыслов разного рода образований: элементов и действий с ними, ситуации в целом, попыток и переобследований ситуации. Мыслительный процесс представляет собой единство процессов целе- и смыслообразования.

Закономерности смысловой динамики в ходе регуляции решения мыслительных задач проявляют единый процесс развития смыслов. Этот процесс может протекать на разных уровнях, которые непрерывно взаимодействуют между собой.

В отличие от большинства рассмотренных выше подходов, согласно которым эмоции оказывают лишь негативное влияние на познание2, искажая отражение реальности, в данной теории разрабатываются и позитивные функции эмоций. В частности, специально выделяется и анализируется особый вид эмоций, получивших название «интеллектуальных».

Интеллектуальные эмоции являются предвосхищающими и эвристическими, т.е. они сигнализируют о порождении смысловых новообразований в мыслительной деятельности и выполняют интегративную функцию, объединяя эти новообразования в целостности более высокого уровня. Они же осуществляют тонкую регуляцию мыслительной деятельности и влияют на ее структуру в соответствии со смысловым развитием. Такая функция эмоций основана на том, что эмоциональное развитие является аспектом смыслового развития. Эмоции «ставят задачу на смысл», являются «чувственной тканью смысла».

В основе эффективной мыслительной деятельности лежит ДСС – функциональная система интегрированных когнитивных и эмоциональных процессов, в которой эмоции становятся «умными», поскольку являются оценками смысловых новообразований, полученных в ходе целостно-интуитивной переработки предметного содержания. Эта переработка носит эмоционально-образный характер и является смысловой по своей сути. ДСС проходит ряд стадий в своем становлении вместе с развертыванием деятельности. На стадии инициации происходит эмоциональное предвосхищение и выделение предмета мыслительной деятельности, в качестве которого выступает гностическое противоречие. На стадии целеобразования эмоционально предвосхищается и выделяется общий проект преобразования проблемной ситуации. Этому моменту «эмоционального решения» задачи предшествуют процессы сдвига эмоциогенных зон и эмоциональной кумуляции. Эмоциогенная зона – область поиска, содержащая в себе эмоционально окрашенные компоненты. Кумуляция эмоций – нарастание эмоциональной окраски компонента при переходе от одной эмоциогенной зоны к другой. Общий проект разрабатывается с помощью конкретизации и приводится к форме акцептора результатов действия. В процесс конкретизации также включены интеллектуальные эмоции, оценивающие промежуточные продукты этого процесса. На стадии реализации эмоции участвуют в обнаружении и поддержке конкретных действий, соответствующих акцептору результатов.

Конкретные механизмы, с помощью которых осуществляется влияние интеллектуальных эмоций на мыслительную деятельность, – это эмоциональное закрепление, эмоциональное наведение и эмоциональная коррекция.

Первый механизм обеспечивает закрепление некоторых компонентов мыслительной деятельности (таких, как элемент, способ действия с ним, принцип решения, промежуточный результат), которые в ходе поиска приобретают для испытуемого смысл и эмоциональную окраску. Эти эмоционально окрашенные компоненты определяют смысл некоторых направлений поиска, используются при решении данной задачи и в дальнейшем переносятся на решение других задач.

Второй механизм обеспечивает возврат поиска к ранее эмоционально окрашенным компонентам, выделенным в результате функционирования механизма эмоционального закрепления. Возврат осуществляется по смысловым связям, и интеллектуальная эмоция является сигналом «адекватного» возврата. В основе эмоционального наведения лежит сопоставление смысловых регуляторов разного уровня (личностных и операциональных смыслов), которое происходит посредством целостно-интуитивных процессов переработки предметного содержания.

Третий механизм (эмоциональной коррекции) обеспечивает изменение характера поисковых действий под влиянием возникшей интеллектуальной эмоции (например, выбор направления и фиксация зоны поиска, уменьшение объема зоны поиска, возникновение новой тактики целеобразования). В более общем значении под эмоциональной коррекцией поведения понимается приведение общей направленности и динамики поведения в соответствие со смыслом этой ситуации и производимых в ней действий для субъекта, для удовлетворения его потребностей и интересов, для реализации его ценностных установок. Применительно к мыслительной деятельности изменение характера поисковых действий означает, что интеллектуальные эмоции выполняют не только сигнальную (презентирующую), но и побудительную функцию. Они побуждают субъекта к поиску новых путей преобразования проблемной ситуации, к вызову из памяти, а в случае отсутствия и к созданию новых средств преобразования проблемной ситуации.

Итак, в современной психологической литературе выработаны две основные точки зрения по поводу степени представленности и роли эмоций в различных классификациях мыслительной деятельности. С одной стороны, подчеркивается негативная роль эмоциональных процессов, их способность оказывать разрушительное воздействие на мыслительную деятельность. С другой стороны, возникшие в античности и оформившиеся в настоящее время принципы регуляционного подхода основываются на способности контроля эмоциональных процессов со стороны процессов интеллектуальных.

Для обоих направлений характерен недостаточный учет специфической роли эмоциональных процессов, возникших в мыслительной деятельности и порождаемых мотивами, вызванными к жизни внутренней мотивацией, т.е. теми противоречиями, которые возникают внутри познавательного поля. Ограничиваясь констатацией феноменов «обслуживания контроля» над эмоциями, оба рассмотренных направления не делают попыток проникнуть в реальные психические механизмы и детерминанты участия эмоций в мыслительной деятельности. Нельзя говорить и о возможном взаимодополнении двух исследовательских традиций: каждая из них, по сути, отрицает противоположную.

Нам представляется (и опыт рассмотрения взаимосвязи эмоциональных и мыслительных процессов в истории психологии подтверждает это), что решение поставленной сложной проблемы может быть достигнуто лишь путем анализа психологических механизмов регуляции реальной мыслительной деятельности. Именно на этой теоретико-экспериментальной основе может быть решен вопрос о целесообразности и необходимости выделения «эмоционального мышления» как самостоятельного вида мыслительной деятельности. Многочисленные исследования показали, что разработанный в рамках смысловой теории мышления понятийный аппарат (и прежде всего представление о ДСС) позволяет описать не только феноменологию взаимовлияния эмоциональных и мыслительных процессов, но и конкретные механизмы, с помощью которых эмоции воздействуют на мыслительную деятельность.