Ямбург евгений александрович школа 109 контакты. Евгений Ямбург: биография и деятельность

Школа Ямбурга. Родители даже разменивают квартиры, чтобы переселиться ближе к легендарной школе и отправить ребенка туда учиться. Евгений Александрович Ямбург - заслуженный учитель РФ, доктор педагогических наук, член-корреспондент РАО, директор московского Центра образования № 109. Разработчик и автор адаптивной модели школы., книг «Школа для всех», «Педагогический ­декамерон» и др.

Евгению Ямбургу пришлось стать не только педагогом, но и менеджером от образования. Как ему в этом помогает чтение Корчака и Бонхеффера? Все ли учителя - неудачники? Что происходит сегодня с детьми и можно ли любить школу - об этом Евгений Ямбург рассказывает ПРАВМИРу.

Евгений Ямбург. Фото: culture-chel.ru

О выборе профессии и первых учениках

— Евгений Александрович, прежде всего, давайте вспомним, как Вы пришли работать в школу.

— Во-первых, я внук учительницы, сын учительницы, муж учительницы, а теперь уже и отец учительницы. Где-то чуть не с седьмого класса я давал уроки в классе у мамы и проверял тетрадки. И мне это всегда было интересно. Так что поступление в педагогический вуз было абсолютно осмысленным и нормальным – мне это нравилось всегда.

Ну, а дальше всякие были пути. Я должен сказать, что эта профессия, конечно, – каторга, но, если ты её любишь, то это – сладкая каторга. И при всём при этом – учитель – одна из немногих профессий, где не происходит смыслоутраты, - то, что называется, социальный вакуум.

Представьте себе, со мной за одной партой сидел очень способный человек, которого я до сих пор уважаю. Он всю жизнь потратил на то, чтобы создать «Буран». А потом его создание выставили в Парке культуры и отдыха имени Горького, и по нему ползали экскурсанты. Не знаю, пережил бы ли я подобное.

Так вот, профессия учителя и врача – это те, что остаются актуальными при любой власти и при любых погодах. Потому что детей надо учить, а больных надо лечить – смыслоутраты не грозит. И при всех трудностях и сложностях, материальных, моральных и других, это, конечно, - очень вдохновляющая профессия.

— Вы помните из своих первых учеников?

— Разумеется. Во-первых, мы с ними постоянно встречаемся. Им уже, мягко говоря, немало лет. Во-вторых, детей многих из них я уже выпустил из школы. Я только в этой школе работаю тридцать восьмой год.

Тут недавно произошла такая довольно комическая история. Были выборы мэра, они происходят на территории школы. Ну, естественно, я не отвечаю за сами выборы, я ходил там по территории, честно говоря, покуривал, потому что в школе курить нельзя. И шли родители моих первых учеников – представьте, если в 1977-ом им было сорок, то сколько им сейчас. С палочками. И каждая проходящая дама считала своим долгом сказать: «Евгений-Саныч, как вы постарели». На что я отвечал: «А вы – всё такая же».

Так что, дети моих учеников уже окончили школу – это несколько поколений. Я знаю о многих судьбах – и удачных, и неудачных – это жизнь.

Все ли учителя неудачники?

— А вот что касается учителей. У нас в массовом сознании в последние двадцать лет почему-то закрепилась идея про то, что «в школу идут одни неудачники»…

— Давайте не будем лукавить – это не двадцать лет. Вообще это было почти всегда. Уже когда я учился – а это, как вы догадываетесь, было сильно в прошлом веке – бытовала частушка: «Ума нет – иду в пед».

Потому что профессия, конечно, во-первых, тяжёлая, а во-вторых, не самая престижная и достаточно мало оплачиваемая. И поэтому действительно такое мнение существовало.

Это профессия массовая. Но я вам хочу сказать, что в этой профессии, как и в любой другой, есть люди, которые к ней призваны. Есть такие, что пошли в неё потому, что никуда больше не годились – для них это – каторга, потому что это надо любить и понимать.

Кастинга, даже сейчас, когда несколько повышена зарплата, мы не проводим. А это значит, что в этой массовой профессии на три-четыре суперодарённых человека, есть три средних, два – никуда не годных. И так было, есть и будет.

Что же касается последних двадцати лет, да, определённый слом происходил. Потому что, когда ввели Единый государственный экзамен и появилась возможность поступать одновременно в пять-шесть мест, получилось так, что педагогические вузы, в значительной степени, не отбирали лучшее, а подбирали то, что осталось после МГИМО, Высшей школы экономики, МГУ и так далее. В процессе обучения более сильные студенты там ещё шли в аспирантуру. То есть, определённый противоестественный отбор был – это тоже правда.

Но, с другой стороны, поверьте: вечная профессия. Всё равно всегда находились люди, которые к ней призваны.
Вот последний пример. У меня много молодых специалистов, сейчас их по школе 23. Ну, правда, и школа огромная, но всё равно это сильно. Так вот, не буду называть фамилий… Но есть довольно одарённый учитель, который несколько лет у нас поработал, ушёл в бизнес, а потом вернулся. Потому что бизнес – это тоже не для всех – там жёсткая конкуренция, он там пару раз прогорел… И я, откровенно говоря, рад этому обстоятельству, потому что он - педагог милостью Божией: он интересно объясняет, дети к нему хорошо относятся…

Или, например, у меня есть большое количество педагогов дополнительного образования – ну, потому что шлюпки, пароходы (на балансе школы находится 2 теплохода и 6 шестивесельных ботов – прим. ред.)… И я смотрю на всех этих достаточно молодых людей такого, я б сказал, «окуджавского розлива» - они тоже никуда не делись. И про себя думаю: ещё неизвестно, кто кого спасает - они спасают детей или дети их. Потому что есть люди, которые могут встроиться в эту жёсткую конкурентную борьбу, а есть люди, по-другому заточенные.

— А что должен сделать учитель, чтобы Вы с ним расстались? Были такие случаи?

— Да, такие случаи были, не очень часто, но… Я не говорю о каких-то примерах унижения или нарушения этики – это бывает достаточно редко.

Чаще - понимаете, какая вещь? – сами они уходят. По той простой причине, что сегодня детей надо удивлять. Детям всё равно, кто я – доктор наук, академик, профессор и так далее. Образно говоря, каждый раз в класс ты входишь голым и должен доказывать, что ты не медведь. И поскольку учитель давно перестал быть единственным источником информации, то – должна быть харизма. Или тебя будут выносить из класса.

Или же ты будешь ощущать такую тоску! Но с такой тоской в школе работать нельзя, понимаете, глаз не горит.
Поэтому бывает по-всякому: кто-то, конечно, дорабатывает, потому что деваться некуда. Но в принципе современная школа предъявляет огромные, может быть, временами даже завышенные, но объективные требования к учителю. И здесь крутиться надо.

Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять…

Понимаете, это очень сложно. Но возможно.

Как изменились дети и родители

— А насколько дети изменились, и изменились ли за последние двадцать лет?

— Понимаете, и да, и нет. Если судить о современных детях по контенту телевидения, то это вообще «тушите свет». По той простой причине, что средства массовой информации интересует драматургия. А драматургия всегда основана на скандале. И мало кого интересуют вполне вменяемые нормальные дети, которым хочется нормально учиться. Я думаю, что процент добра и зла нисколько не изменился за последние сорок лет. И в этом смысле всякие были тогда дети – подлые, мерзкие, страшные, и были прекрасные. И сегодня то же самое.

Другое дело, что есть такие неуловимые изменения, которые больше всего бросаются в глаза. Потому что сегодня, когда маленькой четырёх с половиной летней девочке показываешь книжку – а у нас тут детский сад в центре образования, - она делает на книге характерное движение пальчиками и удивляется, почему изображение не расширяется. Конечно, это уже цифровое поколение, и есть некоторые способы восприятия, которые меняются.

Конечно, и к счастью, эти дети уже не такие пуганые, как мы, и в этом смысле это – иное поколение. Внутренне они намного свободнее, чем мы, что мне, например, очень нравится. С другой стороны, они часто – более бесцеремонные, что не может не ранить душу старого учителя.

Кстати говоря, понятие возраста очень относительно. Я знаю семидесятилетних учительниц, у которых горят глаза, и двадцатипятилетних с тухлыми глазами – это не возрастная категория.

И, конечно, многое изменилось с точки зрения самого мира – потому что школа, как писал Корчак, находится не на Луне. Изменилось многое, и в этой связи я даже доволен, что они более недоверчивые. Во всяком случае, ими сложнее манипулировать, чем было нами и их отцами.

Но есть, конечно, и другая сторона. Потому что избыточный прагматизм имеет место быть – кстати, как у родителей, так и у детей. И в этом смысле «это нужно – это сдавать, это не сдавать». И «зачем мне вообще ваша «мировая и художественная культура», если она не сдаётся в вузах?» - такое тоже есть. Нормально – жизнь продолжается.

— А что происходит с родителями? Подход «сдаю ребёнка – учите» - это не вариант авторской школы?

— Ну, почему? «Сдать ребёнка на сохранение» - это такой тренд. И потом – школу сегодня превратили в продавца образовательных услуг, что на самом деле несовместимо с творчеством – ни с художественным, ни с педагогическим. И в этом смысле позиция, что «клиент всегда прав» меня тоже не устраивает. Хотя есть и такая категория родителей: «Мы вам привели – вот, учите».

Есть другие родители – они оканчивали эту школу, знают её традиции, сами прошли через эти вещи. Родители разные.

Но в целом от жизни не уйдёшь, и господствующий прагматизм захлёстывает. И, помимо прочего, прекрасно, когда школа развивает, прекрасно, когда школа даёт какие-то нравственные ценности, но им же жить дальше, делать карьеру. И вообще многие вещи изменились.

Например, здорово изменилась даже коннотация некоторых русских слов. Когда я учился, в прошлом веке, слово «амбициозный», «карьерный» было отрицательным – сегодня это доблесть. И когда я читаю объявление в газете: «самодостаточный мужчина ищет спутницу жизни», то думаю: «Зачем тебе спутница, раз ты такой самодостаточный?» А оно просто разлито в атмосфере.

Поэтому идеализм приходится отстаивать. И я часто встаю с детьми против родителей.

Вот есть у нас клуб путешественников «Зюйд-Вест», они из года в год изучают Волгу – экологию, географию, записывают устные рассказы бабушек. Это тяжёлая работа, потому что они идут на вёслах.

Ну, и представьте себе – там занимаются, в основном, дети родителей среднего и небольшого достатка. И им начинают завидовать дети состоятельных. Потому что, представьте, Вы приехали в отель all-inclusive в Турции или где-то ещё, и на третий день дети просто шизеют от того, что они лежат на море животом кверху или катаются на этих бананах. Оказывается, что их товарищи работают в более интересном ключе. Это всё -гримасы нашей жизни.

О положительном значении стрессов

— То есть, ребёнку надо, в том числе, создать активность?

— Ну, а как же! Это самое главное. Как иначе он будет развиваться? Это мне напоминает одну историю. Я всегда считаю, что богатые тоже заплачут и уже плачут.

Вот есть здесь детский сад. Я иду по детскому саду, там песочница. Один четырёхлетний товарищ толкнул другого, тот упал и лежит. Я его спрашиваю: «Ты чего лежишь?» Он отвечает: «Жду, когда меня поднимут».

Потому что он воспитывался с нянькой, которая за него отвечает головой. Причём если в строительство у нас идут люди из Таджикистана, Узбекистана, то няньки – это, как правило, украинки – очень добросовестные люди.

Но у ребёнка в итоге уже проблемы. Во-первых, она говорит с некоторым акцентом – потом этот русско-украинский суржик из него, как из актрисы Гурченко, придётся выбивать десять лет. Во-вторых, если она на работе и, как коршун, бросалась его поднимать, - значит, он уже эмоционально недоразвит. Даже в песочнице он уже неконкурентен – в общем, тут есть проблемы.

— Только что мы говорили, что амбициозность – это плохое качество, и теперь сожалеем о недостатке конкурентности?

— Знаете, когда я занимался моржеванием, там на проруби висел такой лозунг: «Без стрессу нет прогрессу». На самом деле бывают стрессы деструктивные – разрушающие личность – и бывают конструктивные. Это как два плеча коромысла, которые всё время надо держать в равновесии.

Вот у нас все до сих пор помешаны на докторе Споке: детей любить, гладить, ни в коем случае не перечить, только в любви воспитывать. И мало кто знает, что в конце жизни Спок отказался от этой теории. Потому что Америка вздрогнула от двух поколений истериков, которые он воспитал.

Эти дети, заласканные, выходя в жёсткую конкурентную жизни, оказались беспомощны – начались стрессы, фрустрации, самоубийства. То есть, на самом деле воспитывать надо не так и не так, истина – она посередине.

Дифференция, интеграция и индифия

— Кстати, о конкурентности. У нас школа много лет развивалась под флагом общедоступности. 109-ая – одна из немногих школ, где детей открыто делят на классы по уровням…

— А здесь опять всё не так и не так.

Вообще и дифференциация, и интеграция имеет и плюсы, и минусы. Нет ни одного явления в мире, которое было бы сугубо положительным – совершенен только Бог, остальное – извините. Всякая Луна имеет оборотную сторону.

В чём сильная сторона дифференциации? Можно оказать помощь ребёнку – предметную, реальную, с учётом его развития во всех сферах – интеллектуальной и эмоциональной. В чём отрицательная сторона? Это ощущение неполноценности, второсортности и всё такое.

В чём сильная сторона интеграции? Это толерантно, это политкорректно, это не создаёт ощущение второсортности у одних и завышенной самооценки у других. Но реальную помощь оказать нельзя.

Поэтому сегодня в мире – и я – один из тех, кто это продвигает, - есть понятие «индифия». Это гибкое сочетание интеграции и дифференциации – не «или - или», а «и - и». Даже один и тот же ребёнок на разных стадиях развития и обучения требует то дифференциации, то интеграции. То есть, здесь так же, как с конкурентностью – это два плеча коромысла.

Поэтому дифференциация бывает разной. Она иногда заключается во внутреннем подборе методик обучения детей – это внутренняя дифференциация. Потому что есть, например, дети с синдромом дефицита внимания и гиперактивности. Говорить такому ребёнку: «будь внимателен», - это всё равно, что сказать слепому: «присмотрись», - там нужны специальные технологии. И лучше маленькие классы. Хотя интеллект у него сохранен.

Есть внешняя дифференциация – деление по потокам обучения. То есть, есть, скажем, коррекционные классы, классы компенсирующего обучения, обычные классы и классы повышенного типа. Потому что одних детей нельзя держать на манной каше. Сильный интеллект, память хорошая – их тормозить нельзя. А другим надо очень помогать. И, когда они все в куче, - это красивый разговор, что их можно так учить.

В чём особенность нашей дифференциации? Она не на всю жизнь. Что такое адаптивная школа – та модель, которую мы уже тридцать лет делаем? Вот у нас есть классы поддержки: мы тебя в таком классе подержали – марш в общеобразовательный! Вытянул головку в общеобразовательном – пойдёшь в гимназический. Не тянешь – пойдёшь обратно. Иными словами, эта система всё время дышит. В зависимости от динамики развития ребёнка выбирается технология обучения, уровень программ и так далее.

Иными словами, это – не такое грубое деление, нежели просто «на дураков, средних и умных». Но для того, чтобы это работало, должна быть служба сопровождения – психологи, дефектологи, логопеды. А с этим в стране очень плохо. Потому что сейчас, когда повысили зарплату учителям…

Это надо было делать, потому что не зря ещё Чехов говорил, что «нищий учитель – позор для страны». Но, поскольку сумма средств на образование в большинстве регионов осталась та же, то повысили часто за счёт того, что из школы убирали так называемых «лишних» людей – дефектологов, психологов, логопедов. А это большая беда. Потому что помогать нужно всем детям, но очень прицельно понимая, в чём их проблемы.
Поэтому опять – и дифференциация, и интеграция – это два полюса, два рукава, два плеча коромысла. И дальше начинается уже профессиональный разговор о том, как это делать.

Про аристократию духа

— В одном из интервью Вы сказали, что «школе нужен аристократизм». Каким Вы видите в нашей сложной жизни будущее своих учеников?

— Насчёт «аристократизма» мы, наверное, на разных языках говорим.

Был такой Дитрих Бонхоффер. Это был выдающийся теолог, философ, антифашист, он был расстрелян в сорок пятом году, когда ему было всего тридцать четыре года. Он участвовал в заговоре полковника Штауфенберга против Гитлера. Есть изумительные письма Бонхоффера из тюрьмы.

У меня была ещё одна работа. Я как главный редактор сделал серию «Онтология выстаивания и преображения» - о тех людях, которые не сломались ни в фашистских лагерях, ни в сталинских. И там в одном из томов есть как раз письма Бонхоффера. Под аристократизмом он понимает не то, что мы с Вами – «комильфо», прекрасная одежда и так далее. Он под аристократизмом подразумевал сопротивление омассовлению, вестернизации культуры, разнообразной попсе…

— Аристократия духа?

— Только аристократия духа! Например, он пишет: уйти от чтения газет и читать глубокие книжки… И ещё Бонхоффер говорил о том, что аристократизм не противоречит демократизму. Только это не потакание плебсу и толпе, а сохранение вертикали, духоной вертикали. Вот об этом идёт речь, а не о том, чтобы книксен делать и монокль носить в левом глазу.

И я Вам должен сказать как историк по базовому образованию… Обратите внимание: признаком истинных аристократов всегда была органичность и естественность. И когда декабрист Муравьёв с женой в ссылке торговал хлебом и говорил по-французски, с крестьянами тут же переходя на русский, он был органичней и естественней, чем потом народники, которые такого органичного воспитания не получили. Им куда сложнее было найти общий язык с народом. Вот о чём идёт речь.

И, конечно, это очень сложно. Потому что мы живём в эпоху разбегающуюся. Это такой совершенно страшный цивилизационный кризис. Омассовление имеет разный характер – тоталитарный, фашистский, экономический и так далее. И вот у Антуана де Сент-Экзюпери, помимо «Маленького принца», есть такой роман «Цитадель». И там один из героев говорит: «Жизнь представляется мне прутиками разбросанного веника. И не хватает этого божественного узла, который скрепит её воедино».

В условиях разбегающейся цивилизации речь идёт о том, чтобы всеми способами тащить детей на глубину. Это очень тяжело сегодня, но это надо делать. Понимая, в каком мире мы живём… И это – трудная работа, она должна идти каждый день. И я не уверен, что мы её делаем успешно, потому что этот поток жизни, конечно, захлёстывает, и этому очень трудно сопротивляться.

Но, тем не менее, разные способы существуют. Это и театральные постановки, и факультатив по кино, и эти походы, экспедиции.

Школа как театр

— Ну, педагогика – девушка своеобразная… Во-первых, педагогика – это наука, во-вторых, это технология и, в-третьих, это искусство. И противопоставлять это нельзя.

Если в школе Иванова, Петрова, Сидорова, Ямбурга разработаны некие технологии – это предполагает возможность их тиражирования. Это медицинский факт. И некоторые разработки, которые мы сейчас публикуем – например, технологии сопровождения – будут использоваться и когда нас не будет.

Но, с другой стороны, школа – это, конечно, живой организм, это ещё и искусство. Это как театр: уходит главный режиссёр – это не значит, что театр пропадёт; просто будет другой театр. И это я вижу по многим школам.
Уже многих коллег, с которыми я когда-то начинал, нет в живых. А школы были мощные. И они остались очень интересные, но это уже другие школы.

Это я никогда не забуду: ещё был жив мой большой друг Леонид Исидорович Мильграм – ветеран войны, фронтовик, директор школы. Но он уже был на пенсии, а директором работал человек, которого я тоже очень уважаю, - Михаил Шнейдер. И на одном из юбилеев я сказал: «Всё, как в Библии: Ветхий Завет – это Мильграм, а Новый Завет – это Шнейдер. Весь вопрос о связи». (Извините за это неполиткорректное сравнение, но чтоб было понятно).

Школа – это, конечно, личностная вещь. Вот не стало Товстоногова – другой же театр…

    ✪ Профессия: учитель.

    ✪ Евгений Ямбург: чему и как нужно учить наших детей

    ✪ Евгений Ямбург. Угол зрения: «Об образовании в РФ»

    Субтитры

Биография

Воспитательная система Е. А. Ямбурга

В центре образования № 109 под руководством Е. А. Ямбурга уже много лет реализуется идея интегрированного обучения детей с отклонениями в развитии. Е. А. Ямбург называет свою воспитательную систему «адаптивной школой» . В адаптивной школе должно быть место каждому, вне зависимости от его индивидуальных психофизических особенностей и склонностей, то есть школа приспосабливается к каждому ребёнку, а не наоборот. При сохранении классно-урочной системы образовательный процесс организуется в зависимости от способностей детей, уровня их интеллектуального развития и подготовленности. В центре образования обучаются дети всех возрастов, начиная с детского сада, и различных способностей: от классов коррекционно-развивающего обучения до лицейских физико-математических, гуманитарных, медицинских. Цель образовательного процесса: формирование положительной Я-концепции учащихся, создание системы адаптирующей педагогики, системы разноуровневого дифференцированного обучения. Реализация этой цели достигается следующим образом: формирование высокого образовательно-воспитательного фона гимназических и лицейских классов и качественная подготовка выпускников к обучению в вузах, самообразованию, творческому труду, осуществление личностно-ориентированного подхода, индивидуализация обучения, медико-психологическая и педагогическая помощь дезадаптированным и ослабленным детям, удержание каждого трудного ребёнка в сфере воспитательного влияния школы. Помощь сильным и слабым не затрагивает достоинства и личного статуса последних, не вносит разделения в школьном обществе. Обеспечивается переход из одной категории в другую, взаимодействие и взаимопомощь сильных и слабых, осуществляется система компенсации отставания. Вокруг нуждающегося в помощи ребёнка создаётся реабилитирующее пространство, в котором компенсируются недостатки того школьного образования, которое получили дети до поступления в образовательный центр, семейного воспитания, устраняются нарушения работоспособности, охраняется и укрепляется физическое и нервно-психическое здоровье.

Компенсирующими средствами реабилитирующего пространства являются педагогическая любовь к ребёнку; понимание детских трудностей и проблем; принятие ребёнка таким, каков он есть; сострадание, участие, необходимая помощь; обучение элементам саморегуляции.

Виды педагогической поддержки реализуются в следующих принципах: обучение без принуждения; понимание урока как системы реабилитации; адаптация содержания; одновременное подключение всех органов чувств, моторики, памяти и логического мышления в процессе восприятия материала; взаимообучение (в принципе оптимальности темпа) с позиции полного усвоения.

В образовательном центре применяются следующие виды индивидуальной помощи: опоры различного типа (плакаты, конспекты, обобщающие таблицы), алгоритмы решения задач или выполнения заданий, разделение сложного задания на составляющие, предупреждение о возможных ошибках.

В образовательном процессе реализуется государственный стандарт, используются как традиционные, так и инновационные программы, методики и технологии, в частности: программа экологического образования дошкольников «Наш дом - природа»; методика Монтессори, предусматривающая интенсивное сенсорное развитие ребёнка; элементы вальдорфской педагогики; экономика и экология для шестилеток, информационные технологии и основы экономики с выходом в реальные проекты. Имеет место разнообразная совместная и индивидуальная внеурочная деятельность: театрализация, обучение игре на музыкальных инструментах, охрана и укрепление здоровья детей (физиотерапевтический кабинет, бассейны, оборудованный спортивный зал); разнообразные кружки, секции (ухода за животными, занятия конным спортом и др.)

Основными направлениями работы являются.


...Я много езжу по стране. Меня приглашают то на конференцию по инклюзивному образованию, то на форум по работе с одаренными детьми. И вот в городе Перми, например, я узнаю, что управления образования заключают с директорами школ договор о том, их выпускники сдадут ЕГЭ не ниже там какого-то процента. А директора заключают договор с родителями, что их дети сдадут не ниже такого-то… Осталось только кровью подписаться детям, и будет все нормально. Такой театр абсурда почему-то устраивает чиновников. Но я уже много раз говорил, писал и еще раз повторю: как только будет снята отчетность за ЕГЭ с губернатора, так все станет на свои места.

Сегодня выстроена целая система, побуждающая управленцев, директоров и учителей к фальсификациям. При этом мы боремся за чистоту проведения ЕГЭ. Приглашаем ОМОН, общественных наблюдателей и отбираем мобильные телефоны. Все-таки нужно зрить в корень, мыслить системно. Ничего не будет хорошего до тех пор, пока одним из критериев эффективности деятельности губернатора будут считаться результаты ЕГЭ. Не дело губернатора - отчитываться за ЕГЭ. Его дело – подготовка материальной базы школ, повышение учительских зарплат. Как только с губернатора начинают спрашивать результаты, начинается театр абсурда, что и произошло у нас с едиными экзаменами. Либеральный по сути инструмент мы «пришили» к нашему совку. И теперь у нас ежегодно происходит социалистическое соревнование между регионами «Кто лучше сдаст ЕГЭ».

Это только один момент, связанный с ЕГЭ. Есть и второй: появление индикаторов ЕГЭ приводит к скрытому отсеву учеников. Об этом многие знают. Я положительно отношусь к внешней приемке знаний, но почему мы даем детям пустые аттестаты? Дело в том, что свидетельство о результатах ЕГЭ действительно только один год. А почему так? Я окончил школу, хочу поработать, а потом пойду учиться, когда определюсь с выбором. Так принято во многих странах. Нет никаких идеологических, экономических и юридических причин к тому, чтобы не сделать свидетельство бессрочным. Правда, уже сделано полшага вперед: армейцам продлили их действие. Это мелочь, но такая, которая облегчит жизнь тысячам людей.

Чиновники призывают директоров быть более инициативными. Приводят в пример создаваемые при школах малые предприятия, созданные в отдельных регионах благодаря партнерству с бизнесом. Слов нет. Примеры хороши, но непоказательны. Если бы государство продумало систему налоговых льгот для тех, кто сотрудничает со школой, чтобы те инвесторы, которые вкладывают в школьные предприятия, имели в этом интерес, это было бы разумным шагом. Так что лозунг «Сотрудничайте, творите, пробуйте!» в нашей стране не пройдет: налоги задушат любое начинание.

А теперь старая песня о главном. Мне нравится одна фраза преподобного православного старца Силуана: «Держи ум свой во аде, но не отчаивайся». Во всем мире ситуация с образованием оставляет желать лучшего. Есть очень серьезная проблема, о которой мы не хотим думать и тем более говорить. Это проблема генетической усталости. Чем культурнее страна, тем хуже с генами. И нам до полного генетического истощения осталось полтора поколения. И это не только у нас, но и в Германии, во Франции. Проблема напрямую связана с успехами медицины, неонатологии. Мы научились выхаживать полукилограммовых младенцев. Прекрасно, но такого ребенка в будущем ждет диабет, различные мозговые дисфункции, так далее и тому подобное. Потомство этого поколения будет еще более больным – ситуация усугубится. В этом смысле традиционные народы, мягко говоря, имеющиеархаичное отношение к воспроизведению себе подобных, отличаются от нас. У них все проще: 10 детей родилось, 5 осталось. А нам с каждым годом нужно все больше дефектологов, психологов, потому что проблем у наших детей все больше. Но вместо расширения службы психолого-педагогического сопровождения мы в погоне за оптимизацией штата, наоборот, сокращаем специалистов такого профиля. Для чего? Чтобы повысить зарплату учителям, которые работают с этими непростыми и проблемными детьми. Что это, если не результат поверхностного, несистемного взгляда на проблему? Любой трезво мыслящий человек понимает, что психолого-педагогическую службу в школе надо не только сохранять, но и развивать. Но вы посмотрите 83-й закон, 86-й, и вы увидите, что психологи и социальные педагоги - лишние люди.

Из этого можно сделать вывод: руководители образования системно мыслить не хотят или не умеют. Пять лет назад известный в Москве андерграундный поэт Всеволод Емелин написал: «От этих подростков, бледных и тощих, еще содрогнется Манежная площадь…» Эти строки были написаны до того, как события произошли. Глупо думать, что проблема сама рассосется. Нет, сама не рассосется.

Эта проблема затрагивает молодое поколение наших соотечественников, но есть и другая. В некоторых московских школах нерусскоговорящих детей становится больше, чем русскоговорящих. И они - выходцы с Кавказа, из Киргизии - замечу, гораздо здоровее физически (по понятным, опять же, причинам). Кому-то, возможно, это и не нравится, но куда вы от них денетесь, если они живут и дальше собираются жить с нами рядом? Нужно менять программы, нужно готовить учителей по специальности «преподавание русского языка как иностранного», нужно учиться жить вместе и не на словах, а на деле быть толерантными. Никуда не денешься – вместе жить придется. Живет же Европа с неграми и арабами. И тоже понятно, почему у них такая проблема. Изменились ценностные установки. Года 4 назад в одной из бесед прозвучала такая мысль: «Дети крадут счастье». Дело в том, что современной европейской женщине, для того чтобы почувствовать себя матерью, достаточно одного ребенка или даже собаки. Поэтому европейские женщины (они же эмансипированные) рожают поздно, ближе к сорока годам, когда уже решены проблемы карьеры или бизнеса, когда рожать ребенка уже нестрашно.

Нам тоже нужно понять: будущее за снижением детородного возраста. Причем со всеми вытекающими отсюда последствиями, о которых я уже сказал. Все это вместе взятое ложится на школу. Поэтому педагогика – она ведь девушка ветреная – должна сегодня дружить с другими науками: психологией, физиологией, культурологией. Это очень серьезный вопрос, требующий, в том числе, и материальных вложений. Решение обозначенных проблем требует сохранения медицинских и психолого-педагогических служб, разработки особых программ и контроля их реализации.

И последнее, о чем хотелось бы сказать. У нас нет никакой государственной концепции в сфере образования и воспитания. У нас страна даже не двойных, а тройных стандартов. Это даже не шампунь и кондиционер в одном флаконе. Надо признать, что мы переживаем кризис во всех аспектах. В первую очередь – мировоззренческий. При всех недостатках советской системы господствующая тогда идеология давала подрастающему поколению более или менее внятный и зримый образ светлого будущего. Этот образ светлого завтра помогал жить и мирил с не очень светлым образом настоящего. Куда сегодня идем мы с Пятачком, большой-большой секрет… На мировоззренческий кризис накладывается нравственный. Вся система ценностей разрушена, и пока мы ее не восстановим (а кроме школы этим заниматься некому), у нас все будет валиться из рук. Ни экономическая модель, ни математические расчеты нам не помогут.

Мы увлечены английской и американской экономикой, читаем руководства по организации бизнеса, ориентируемся на их советы, а в Японии в это же самое время развивают гуманитарную экономику. Недавно я прочитал, что они нашли самый главный фактор успешного развития рынка. Оказывается, самый главный фактор успеха – взаимное доверие. Оказывается, когда все обманывают всех, никакие модели не работают.

Какой же вывод из всего вышесказанного? Восстановление экономики возможно только на гуманитарных основах. Мы же все делаем наоборот: сокращаем гуманитарный контент и называем это модернизацией. Когда Япония выбиралась из нацизма и фашизма, она существенно увеличила гуманитарную составляющую школьного образования: музыку, живопись, историю, литературу. Все это нужно было и для развития мозгов (их развивает не только математика), и для формирования системы ценностей. И только потом уже, после восстановления системы ценностей, Япония начала модернизацию. А у нас?..

Я понимаю, осознавать тяжесть накопившихся проблем - больно, тяжело, неприятно, но из всего есть выходы, если смотреть на ситуацию трезво, мыслить системно и принимать взвешенные решения.

А мы все торопимся, спешим, хотим пятилетку в три года. Во всем видна хорошо знакомая нам компанейщина. Взять хоть закрытие малокомплектных школ, хоть инклюзивное образование... Во всем непродуманность, поспешность. В отдельных регионах закрыли школы-интернаты VII и VIII вида и поместили детей с ограниченными возможностями в обычные массовые школы, предварительно послав педагогов на месячные (!) курсы. Что из этого вышло, можно не говорить…

Конечно, так не везде. Кое-где еще остались здравомыслящие и социально ориентированные руководители. На Алтае, например, сохранили малокомплектные школы. И правильно сделали. Понятно, что по одежке протягивай ножки. И нужно говорить честно: у нас не реформа образования, а реформа экономики образования. А это не одно и то же. Любая реформа образования должна отвечать на конкретные угрозы, которые ожидают нас, и вызовы, которые начинают о себе заявлять.

«Взгляд» записала Вера Кострова

Фото с ресурса - http://images.yandex.ru

Страна:

СССР →
Россия

Научная сфера: Место работы:

Центр образования № 109

Учёная степень: Учёное звание:

Член-корреспондент РАО

Альма-матер : Известен как:

Выдающийся педагог

Награды и премии


Отличник народного просвещения,

Евгений Александрович Ямбург ( (1951 ) ) - советский и российский педагог и общественный деятель.

Биография

Воспитательная система Е.А. Ямбурга

В центре образования № 109 под руководством Е.А. Ямбурга уже много лет реализуется идея интегрированного обучения детей с отклонениями в развитии. Е.А. Ямбург называет свою воспитательную систему «адаптивной школой» . В адаптивной школе должно быть место каждому, вне зависимости от его индивидуальных психофизических особенностей и склонностей, то есть школа приспосабливается к каждому ребёнку, а не наоборот. При сохранении классно-урочной системы образовательный процесс организуется в зависимости от способностей детей, уровня их интеллектуального развития и подготовленности. В центре образования обучаются дети всех возрастов, начиная с детского сада, и различных способностей: от классов коррекционно-развивающего обучения до лицейских физико-математических, гуманитарных, медицинских. Цель образовательного процесса: формирование положительной Я-концепции учащихся, создание системы адаптирующей педагогики, системы разноуровневого дифференцированного обучения. Реализация этой цели достигается следующим образом: формирование высокого образовательно-воспитательного фона гимназических и лицейских классов и качественная подготовка выпускников к обучению в вузах, самообразованию, творческому труду, осуществление личностно-ориентированного подхода, индивидуализация обучения, медико-психологическая и педагогическая помощь дезадаптированным и ослабленным детям, удержание каждого трудного ребёнка в сфере воспитательного влияния школы. Помощь сильным и слабым не затрагивает достоинства и личного статуса последних, не вносит разделения в школьном обществе. Обеспечивается переход из одной категории в другую, взаимодействие и взаимопомощь сильных и слабых, осуществляется система компенсации отставания. Вокруг нуждающегося в помощи ребёнка создаётся реабилитирующее пространство, в котором компенсируются недостатки того школьного образования, которое получили дети до поступления в образовательный центр, семейного воспитания, устраняются нарушения работоспособности, охраняется и укрепляется физическое и нервно-психическое здоровье. Компенсирующими средствами реабилитирующего пространства являются педагогическая любовь к ребёнку; понимание детских трудностей и проблем; принятие ребёнка таким, каков он есть; сострадание, участие, необходимая помощь; обучение элементам саморегуляции.

Виды педагогической поддержки реализуются в следующих принципах: обучение без принуждения; понимание урока как системы реабилитации; адаптация содержания; одновременное подключение всех органов чувств, моторики, памяти и логического мышления в процессе восприятия материала; взаимообучение (в принципе оптимальности темпа) с позиции полного усвоения.

В образовательном центре применяются следующие виды индивидуальной помощи: опоры различного типа (плакаты, конспекты, обобщающие таблицы), алгоритмы решения задач или выполнения заданий, разделение сложного задания на составляющие, предупреждение о возможных ошибках.

В образовательном процессе реализуется государственный стандарт, используются как традиционные, так и инновационные программы, методики и технологии, в частности: программа экологического образования дошкольников «Наш дом – природа»; методика Монтессори, предусматривающая интенсивное сенсорное развитие ребёнка; элементы вальдорфской педагогики; экономика и экология для шестилеток, информационные технологии и основы экономики с выходом в реальные проекты. Имеет место разнообразная совместная и индивидуальная внеурочная деятельность: театрализация, обучение игре на музыкальных инструментах, охрана и укрепление здоровья детей (физиотерапевтический кабинет, бассейны, оборудованный спортивный зал); разнообразные кружки, секции (ухода за животными, занятия конным спортом и др.)

Основными направлениями работы являются:

Источники

Примечания

Категории:

  • Персоналии по алфавиту
  • Учёные по алфавиту
  • Родившиеся 24 марта
  • Родившиеся в 1951 году
  • Родившиеся в Москве
  • Педагоги по алфавиту
  • Педагоги СССР
  • Педагоги России
  • Заслуженные учителя школы РСФСР
  • Награждённые медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени
  • Награждённые медалью «В память 850-летия Москвы»

Wikimedia Foundation . 2010 .

Школа Ямбурга. Родители даже разменивают квартиры, чтобы переселиться ближе к легендарной школе и отправить ребенка туда учиться. Евгений Александрович Ямбург – заслуженный учитель РФ, доктор педагогических наук, член-корреспондент РАО, директор московского Центра образования № 109. Разработчик и автор адаптивной модели школы., книг «Школа для всех», «Педагогический ­декамерон» и др.

Евгению Ямбургу пришлось стать не только педагогом, но и менеджером от образования. Как ему в этом помогает чтение Корчака и Бонхеффера? Все ли учителя – неудачники? Что происходит сегодня с детьми и можно ли любить школу – об этом Евгений Ямбург рассказывает ПРАВМИРу.

О выборе профессии и первых учениках

– Евгений Александрович, прежде всего, давайте вспомним, как Вы пришли работать в школу.

– Во-первых, я внук учительницы, сын учительницы, муж учительницы, а теперь уже и отец учительницы. Где-то чуть не с седьмого класса я давал уроки в классе у мамы и проверял тетрадки. И мне это всегда было интересно. Так что поступление в педагогический вуз было абсолютно осмысленным и нормальным – мне это нравилось всегда.

Ну, а дальше всякие были пути. Я должен сказать, что эта профессия, конечно, – каторга, но, если ты её любишь, то это – сладкая каторга. И при всём при этом – учитель – одна из немногих профессий, где не происходит смыслоутраты, – то, что называется, социальный вакуум.

Представьте себе, со мной за одной партой сидел очень способный человек, которого я до сих пор уважаю. Он всю жизнь потратил на то, чтобы создать «Буран». А потом его создание выставили в Парке культуры и отдыха имени Горького, и по нему ползали экскурсанты. Не знаю, пережил бы ли я подобное.

Так вот, профессия учителя и врача – это те, что остаются актуальными при любой власти и при любых погодах. Потому что детей надо учить, а больных надо лечить – смыслоутраты не грозит. И при всех трудностях и сложностях, материальных, моральных и других, это, конечно, – очень вдохновляющая профессия.

– Вы помните из своих первых учеников?

– Разумеется. Во-первых, мы с ними постоянно встречаемся. Им уже, мягко говоря, немало лет. Во-вторых, детей многих из них я уже выпустил из школы. Я только в этой школе работаю тридцать восьмой год.

Тут недавно произошла такая довольно комическая история. Были выборы мэра, они происходят на территории школы. Ну, естественно, я не отвечаю за сами выборы, я ходил там по территории, честно говоря, покуривал, потому что в школе курить нельзя. И шли родители моих первых учеников – представьте, если в 1977-ом им было сорок, то сколько им сейчас. С палочками. И каждая проходящая дама считала своим долгом сказать: «Евгений-Саныч, как вы постарели». На что я отвечал: «А вы – всё такая же».

Так что, дети моих учеников уже окончили школу – это несколько поколений. Я знаю о многих судьбах – и удачных, и неудачных – это жизнь.

Все ли учителя неудачники?

– А вот что касается учителей. У нас в массовом сознании в последние двадцать лет почему-то закрепилась идея про то, что «в школу идут одни неудачники»…

– Давайте не будем лукавить – это не двадцать лет. Вообще это было почти всегда. Уже когда я учился – а это, как вы догадываетесь, было сильно в прошлом веке – бытовала частушка: «Ума нет – иду в пед».

Потому что профессия, конечно, во-первых, тяжёлая, а во-вторых, не самая престижная и достаточно мало оплачиваемая. И поэтому действительно такое мнение существовало.

Это профессия массовая. Но я вам хочу сказать, что в этой профессии, как и в любой другой, есть люди, которые к ней призваны. Есть такие, что пошли в неё потому, что никуда больше не годились – для них это – каторга, потому что это надо любить и понимать.

Кастинга, даже сейчас, когда несколько повышена зарплата, мы не проводим. А это значит, что в этой массовой профессии на три-четыре суперодарённых человека, есть три средних, два – никуда не годных. И так было, есть и будет.

Что же касается последних двадцати лет, да, определённый слом происходил. Потому что, когда ввели Единый государственный экзамен и появилась возможность поступать одновременно в пять-шесть мест, получилось так, что педагогические вузы, в значительной степени, не отбирали лучшее, а подбирали то, что осталось после МГИМО, Высшей школы экономики, МГУ и так далее. В процессе обучения более сильные студенты там ещё шли в аспирантуру. То есть, определённый противоестественный отбор был – это тоже правда.

Но, с другой стороны, поверьте: вечная профессия. Всё равно всегда находились люди, которые к ней призваны.
Вот последний пример. У меня много молодых специалистов, сейчас их по школе 23. Ну, правда, и школа огромная, но всё равно это сильно. Так вот, не буду называть фамилий… Но есть довольно одарённый учитель, который несколько лет у нас поработал, ушёл в бизнес, а потом вернулся. Потому что бизнес – это тоже не для всех – там жёсткая конкуренция, он там пару раз прогорел… И я, откровенно говоря, рад этому обстоятельству, потому что он – педагог милостью Божией: он интересно объясняет, дети к нему хорошо относятся…

Или, например, у меня есть большое количество педагогов дополнительного образования – ну, потому что шлюпки, пароходы (на балансе школы находится 2 теплохода и 6 шестивесельных ботов – прим. ред.)… И я смотрю на всех этих достаточно молодых людей такого, я б сказал, «окуджавского розлива» – они тоже никуда не делись. И про себя думаю: ещё неизвестно, кто кого спасает – они спасают детей или дети их. Потому что есть люди, которые могут встроиться в эту жёсткую конкурентную борьбу, а есть люди, по-другому заточенные.

– А что должен сделать учитель, чтобы Вы с ним расстались? Были такие случаи?

– Да, такие случаи были, не очень часто, но… Я не говорю о каких-то примерах унижения или нарушения этики – это бывает достаточно редко.

Чаще – понимаете, какая вещь? – сами они уходят. По той простой причине, что сегодня детей надо удивлять. Детям всё равно, кто я – доктор наук, академик, профессор и так далее. Образно говоря, каждый раз в класс ты входишь голым и должен доказывать, что ты не медведь. И поскольку учитель давно перестал быть единственным источником информации, то – должна быть харизма. Или тебя будут выносить из класса.

Или же ты будешь ощущать такую тоску! Но с такой тоской в школе работать нельзя, понимаете, глаз не горит.
Поэтому бывает по-всякому: кто-то, конечно, дорабатывает, потому что деваться некуда. Но в принципе современная школа предъявляет огромные, может быть, временами даже завышенные, но объективные требования к учителю. И здесь крутиться надо.

Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять…

Понимаете, это очень сложно. Но возможно.

Как изменились дети и родители

– А насколько дети изменились, и изменились ли за последние двадцать лет?

– Понимаете, и да, и нет. Если судить о современных детях по контенту телевидения, то это вообще «тушите свет». По той простой причине, что средства массовой информации интересует драматургия. А драматургия всегда основана на скандале. И мало кого интересуют вполне вменяемые нормальные дети, которым хочется нормально учиться. Я думаю, что процент добра и зла нисколько не изменился за последние сорок лет. И в этом смысле всякие были тогда дети – подлые, мерзкие, страшные, и были прекрасные. И сегодня то же самое.

Другое дело, что есть такие неуловимые изменения, которые больше всего бросаются в глаза. Потому что сегодня, когда маленькой четырёх с половиной летней девочке показываешь книжку – а у нас тут детский сад в центре образования, – она делает на книге характерное движение пальчиками и удивляется, почему изображение не расширяется. Конечно, это уже цифровое поколение, и есть некоторые способы восприятия, которые меняются.

Конечно, и к счастью, эти дети уже не такие пуганые, как мы, и в этом смысле это – иное поколение. Внутренне они намного свободнее, чем мы, что мне, например, очень нравится. С другой стороны, они часто – более бесцеремонные, что не может не ранить душу старого учителя.

Кстати говоря, понятие возраста очень относительно. Я знаю семидесятилетних учительниц, у которых горят глаза, и двадцатипятилетних с тухлыми глазами – это не возрастная категория.

И, конечно, многое изменилось с точки зрения самого мира – потому что школа, как писал Корчак, находится не на Луне. Изменилось многое, и в этой связи я даже доволен, что они более недоверчивые. Во всяком случае, ими сложнее манипулировать, чем было нами и их отцами.

Но есть, конечно, и другая сторона. Потому что избыточный прагматизм имеет место быть – кстати, как у родителей, так и у детей. И в этом смысле «это нужно – это сдавать, это не сдавать». И «зачем мне вообще ваша «мировая и художественная культура», если она не сдаётся в вузах?» – такое тоже есть. Нормально – жизнь продолжается.

– А что происходит с родителями? Подход «сдаю ребёнка – учите» – это не вариант авторской школы?

– Ну, почему? «Сдать ребёнка на сохранение» – это такой тренд. И потом – школу сегодня превратили в продавца образовательных услуг, что на самом деле несовместимо с творчеством – ни с художественным, ни с педагогическим. И в этом смысле позиция, что «клиент всегда прав» меня тоже не устраивает. Хотя есть и такая категория родителей: «Мы вам привели – вот, учите».

Есть другие родители – они оканчивали эту школу, знают её традиции, сами прошли через эти вещи. Родители разные.

Но в целом от жизни не уйдёшь, и господствующий прагматизм захлёстывает. И, помимо прочего, прекрасно, когда школа развивает, прекрасно, когда школа даёт какие-то нравственные ценности, но им же жить дальше, делать карьеру. И вообще многие вещи изменились.

Например, здорово изменилась даже коннотация некоторых русских слов. Когда я учился, в прошлом веке, слово «амбициозный», «карьерный» было отрицательным – сегодня это доблесть. И когда я читаю объявление в газете: «самодостаточный мужчина ищет спутницу жизни», то думаю: «Зачем тебе спутница, раз ты такой самодостаточный?» А оно просто разлито в атмосфере.

Поэтому идеализм приходится отстаивать. И я часто встаю с детьми против родителей.

Вот есть у нас клуб путешественников «Зюйд-Вест», они из года в год изучают Волгу – экологию, географию, записывают устные рассказы бабушек. Это тяжёлая работа, потому что они идут на вёслах.

Ну, и представьте себе – там занимаются, в основном, дети родителей среднего и небольшого достатка. И им начинают завидовать дети состоятельных. Потому что, представьте, Вы приехали в отель all-inclusive в Турции или где-то ещё, и на третий день дети просто шизеют от того, что они лежат на море животом кверху или катаются на этих бананах. Оказывается, что их товарищи работают в более интересном ключе. Это всё -гримасы нашей жизни.

О положительном значении стрессов

– То есть, ребёнку надо, в том числе, создать активность?

– Ну, а как же! Это самое главное. Как иначе он будет развиваться? Это мне напоминает одну историю. Я всегда считаю, что богатые тоже заплачут и уже плачут.

Вот есть здесь детский сад. Я иду по детскому саду, там песочница. Один четырёхлетний товарищ толкнул другого, тот упал и лежит. Я его спрашиваю: «Ты чего лежишь?» Он отвечает: «Жду, когда меня поднимут».

Потому что он воспитывался с нянькой, которая за него отвечает головой. Причём если в строительство у нас идут люди из Таджикистана, Узбекистана, то няньки – это, как правило, украинки – очень добросовестные люди.

Но у ребёнка в итоге уже проблемы. Во-первых, она говорит с некоторым акцентом – потом этот русско-украинский суржик из него, как из актрисы Гурченко, придётся выбивать десять лет. Во-вторых, если она на работе и, как коршун, бросалась его поднимать, – значит, он уже эмоционально недоразвит. Даже в песочнице он уже неконкурентен – в общем, тут есть проблемы.

– Только что мы говорили, что амбициозность – это плохое качество, и теперь сожалеем о недостатке конкурентности?

– Знаете, когда я занимался моржеванием, там на проруби висел такой лозунг: «Без стрессу нет прогрессу». На самом деле бывают стрессы деструктивные – разрушающие личность – и бывают конструктивные. Это как два плеча коромысла, которые всё время надо держать в равновесии.

Вот у нас все до сих пор помешаны на докторе Споке: детей любить, гладить, ни в коем случае не перечить, только в любви воспитывать. И мало кто знает, что в конце жизни Спок отказался от этой теории. Потому что Америка вздрогнула от двух поколений истериков, которые он воспитал.

Эти дети, заласканные, выходя в жёсткую конкурентную жизни, оказались беспомощны – начались стрессы, фрустрации, самоубийства. То есть, на самом деле воспитывать надо не так и не так, истина – она посередине.

Дифференция, интеграция и индифия

– Кстати, о конкурентности. У нас школа много лет развивалась под флагом общедоступности. 109-ая – одна из немногих школ, где детей открыто делят на классы по уровням…

– А здесь опять всё не так и не так.

Вообще и дифференциация, и интеграция имеет и плюсы, и минусы. Нет ни одного явления в мире, которое было бы сугубо положительным – совершенен только Бог, остальное – извините. Всякая Луна имеет оборотную сторону.

В чём сильная сторона дифференциации? Можно оказать помощь ребёнку – предметную, реальную, с учётом его развития во всех сферах – интеллектуальной и эмоциональной. В чём отрицательная сторона? Это ощущение неполноценности, второсортности и всё такое.

В чём сильная сторона интеграции? Это толерантно, это политкорректно, это не создаёт ощущение второсортности у одних и завышенной самооценки у других. Но реальную помощь оказать нельзя.

Поэтому сегодня в мире – и я – один из тех, кто это продвигает, – есть понятие «индифия». Это гибкое сочетание интеграции и дифференциации – не «или – или», а «и – и». Даже один и тот же ребёнок на разных стадиях развития и обучения требует то дифференциации, то интеграции. То есть, здесь так же, как с конкурентностью – это два плеча коромысла.

Поэтому дифференциация бывает разной. Она иногда заключается во внутреннем подборе методик обучения детей – это внутренняя дифференциация. Потому что есть, например, дети с синдромом дефицита внимания и гиперактивности. Говорить такому ребёнку: «будь внимателен», – это всё равно, что сказать слепому: «присмотрись», – там нужны специальные технологии. И лучше маленькие классы. Хотя интеллект у него сохранен.

Есть внешняя дифференциация – деление по потокам обучения. То есть, есть, скажем, коррекционные классы, классы компенсирующего обучения, обычные классы и классы повышенного типа. Потому что одних детей нельзя держать на манной каше. Сильный интеллект, память хорошая – их тормозить нельзя. А другим надо очень помогать. И, когда они все в куче, – это красивый разговор, что их можно так учить.

В чём особенность нашей дифференциации? Она не на всю жизнь. Что такое адаптивная школа – та модель, которую мы уже тридцать лет делаем? Вот у нас есть классы поддержки: мы тебя в таком классе подержали – марш в общеобразовательный! Вытянул головку в общеобразовательном – пойдёшь в гимназический. Не тянешь – пойдёшь обратно. Иными словами, эта система всё время дышит. В зависимости от динамики развития ребёнка выбирается технология обучения, уровень программ и так далее.

Иными словами, это – не такое грубое деление, нежели просто «на дураков, средних и умных». Но для того, чтобы это работало, должна быть служба сопровождения – психологи, дефектологи, логопеды. А с этим в стране очень плохо. Потому что сейчас, когда повысили зарплату учителям…

Это надо было делать, потому что не зря ещё Чехов говорил, что «нищий учитель – позор для страны». Но, поскольку сумма средств на образование в большинстве регионов осталась та же, то повысили часто за счёт того, что из школы убирали так называемых «лишних» людей – дефектологов, психологов, логопедов. А это большая беда. Потому что помогать нужно всем детям, но очень прицельно понимая, в чём их проблемы.
Поэтому опять – и дифференциация, и интеграция – это два полюса, два рукава, два плеча коромысла. И дальше начинается уже профессиональный разговор о том, как это делать.

Про аристократию духа

– В одном из интервью Вы сказали, что «школе нужен аристократизм». Каким Вы видите в нашей сложной жизни будущее своих учеников?

– Насчёт «аристократизма» мы, наверное, на разных языках говорим.

Был такой Дитрих Бонхоффер. Это был выдающийся теолог, философ, антифашист, он был расстрелян в сорок пятом году, когда ему было всего тридцать четыре года. Он участвовал в заговоре полковника Штауфенберга против Гитлера. Есть изумительные письма Бонхоффера из тюрьмы.

У меня была ещё одна работа. Я как главный редактор сделал серию «Антология выстаивания и преображения» – о тех людях, которые не сломались ни в фашистских лагерях, ни в сталинских. И там в одном из томов есть как раз письма Бонхоффера. Под аристократизмом он понимает не то, что мы с Вами – «комильфо», прекрасная одежда и так далее. Он под аристократизмом подразумевал сопротивление омассовлению, вестернизации культуры, разнообразной попсе…

– Аристократия духа?

– Только аристократия духа! Например, он пишет: уйти от чтения газет и читать глубокие книжки… И ещё Бонхоффер говорил о том, что аристократизм не противоречит демократизму. Только это не потакание плебсу и толпе, а сохранение вертикали, духовной вертикали. Вот об этом идёт речь, а не о том, чтобы книксен делать и монокль носить в левом глазу.

И я Вам должен сказать как историк по базовому образованию… Обратите внимание: признаком истинных аристократов всегда была органичность и естественность. И когда декабрист Муравьёв с женой в ссылке торговал хлебом и говорил по-французски, с крестьянами тут же переходя на русский, он был органичней и естественней, чем потом народники, которые такого органичного воспитания не получили. Им куда сложнее было найти общий язык с народом. Вот о чём идёт речь.

И, конечно, это очень сложно. Потому что мы живём в эпоху разбегающуюся. Это такой совершенно страшный цивилизационный кризис. Омассовление имеет разный характер – тоталитарный, фашистский, экономический и так далее. И вот у Антуана де Сент-Экзюпери, помимо «Маленького принца», есть такой роман «Цитадель». И там один из героев говорит: «Жизнь представляется мне прутиками разбросанного веника. И не хватает этого божественного узла, который скрепит её воедино».

В условиях разбегающейся цивилизации речь идёт о том, чтобы всеми способами тащить детей на глубину. Это очень тяжело сегодня, но это надо делать. Понимая, в каком мире мы живём… И это – трудная работа, она должна идти каждый день. И я не уверен, что мы её делаем успешно, потому что этот поток жизни, конечно, захлёстывает, и этому очень трудно сопротивляться.

Но, тем не менее, разные способы существуют. Это и театральные постановки, и факультатив по кино, и эти походы, экспедиции.

Школа как театр

– Ну, педагогика – девушка своеобразная… Во-первых, педагогика – это наука, во-вторых, это технология и, в-третьих, это искусство. И противопоставлять это нельзя.

Если в школе Иванова, Петрова, Сидорова, Ямбурга разработаны некие технологии – это предполагает возможность их тиражирования. Это медицинский факт. И некоторые разработки, которые мы сейчас публикуем – например, технологии сопровождения – будут использоваться и когда нас не будет.

Но, с другой стороны, школа – это, конечно, живой организм, это ещё и искусство. Это как театр: уходит главный режиссёр – это не значит, что театр пропадёт; просто будет другой театр. И это я вижу по многим школам.
Уже многих коллег, с которыми я когда-то начинал, нет в живых. А школы были мощные. И они остались очень интересные, но это уже другие школы.

Это я никогда не забуду: ещё был жив мой большой друг Леонид Исидорович Мильграм – ветеран войны, фронтовик, директор школы. Но он уже был на пенсии, а директором работал человек, которого я тоже очень уважаю, – Михаил Шнейдер. И на одном из юбилеев я сказал: «Всё, как в Библии: Ветхий Завет – это Мильграм, а Новый Завет – это Шнейдер. Весь вопрос о связи». (Извините за это неполиткорректное сравнение, но чтоб было понятно).

Школа – это, конечно, личностная вещь. Вот не стало Товстоногова – другой же театр…