Мемуары летчиков первой мировой войны. Все книги про: «Мемуары военных летчиков. Еремин Борис Николаевич

Представляя современному читателю книгу воспоминаний Ганса Ульриха Руделя – одного из лучших пилотов люфтваффе – о пяти годах полетов в боевых условиях от Польши до Москвы и от Сталинграда до Берлина, хочется еще раз повторить: «Люди, будьте бдительны – это может повториться!»

Мальчик, мечтающий летать, юноша, преодолевающий трудности на пути к цели, мужчина, героически переносящий страдания и гордо принимающий позор поражения, ни в чем не раскаиваясь, ни о чем не сожалея. Разве это не то, о чем мечтает каждый мальчишка? Рудель – герой, летчик, летающий с протезом вместо одной ноги и с гипсом на второй!

Заслуги знаменитого летчика неоспоримы, он единственный во всем Третьем рейхе кавалер Рыцарского Железного креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами в золоте. Но язык его воспоминаний начисто лишен рефлексии: только взлет – цель – возвращение. Рудель – патриот, для него все немецкое – синоним отличного и совершенного, а все остальное – примитивное и грязное, достойно лишь того, чтобы смотреть на него в прицел бортового оружия. Идеальный продукт тоталитарного режима, ас люфтваффе полностью совпадает с возложенной на него функцией – он думающая военная машина, Терминатор 40-х. Парадоксальным образом такой патриот перестает быть немцем, для него не существует культуры своего народа, он не вспоминает ни стихов, ни песен, поэтому другие народы ничем не интересны ему, кроме утилитарных потребностей, которые необходимо удовлетворить при их помощи. Все его наблюдения за жизнью русских граничат с нелепостью и абсурдом, в функции сверхчеловека не входит ни милосердие, ни понимание, которыми так богата истинная немецкая культура. Главная особенность его стиля – бесконечное повторение местоимения «я», напыщенность и пафосность. Для тех молодых военных на Западе, кто встретился с ним в плену, Рудель был специалистом по русскому Востоку. Свою позицию он не изменил и тогда, когда стал одним из руководителей воссозданных ВВС Западной Германии.

Издательство считает полезным познакомить думающего искушенного читателя со взглядом на Вторую мировую войну человека иной идеологии.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Во время любой войны иногда случается знать фамилии тех, с кем приходится воевать, и особенно часто это бывает в авиации. Но встретить после войны человека, о котором слышал, доводится крайне редко. В конце Второй мировой некоторые из нас имели возможность познакомиться с пилотами немецкой авиации, о которых раньше доводилось только слышать. Сейчас фамилии многих из этих пилотов я уже не помню, но у меня в памяти хорошо сохранились встречи с Галландом, Руделем и пилотом ночного истребителя по фамилии Майер. Они были в Центральном управлении истребительной авиации в Тангмере в июне 1945 года, и кое-кто из их бывших противников из британских ВВС смог обменяться с ними взглядами на самолеты и на тактику применения авиации – самые интересные темы для любого пилота.

Помню, нас всех поразило, когда случайно выяснилось, что один из беседовавших, Майер, сбил другого – нашего знаменитого пилота Брэнса Барбриджа, – когда тот делал заход для посадки на аэродром.

Большую часть войны я провел в качестве пленного в Германии, и там мне пришлось много слышать о Гансе Ульрихе Руделе. Про подвиги на Восточном фронте этого пилота пикирующего бомбардировщика часто можно было прочитать в немецкой прессе, и я с большим интересом ждал встречи с ним, которая должна была произойти в июне 1945 года. Незадолго до этой встречи Рудель потерял ногу ниже колена – при обстоятельствах, описанных в этой книге. В то время военным начальником летного училища в Тангмере был известный пилот британских ВВС Дик Этчерли. На встрече, кроме него, присутствовали Фрэнк Кэри, Боб Так (во время войны находившийся в плену вместе со мной), Раз Берри, Хок Уэллс и Рональд Бимон (в настоящее время главный летчик-испытатель в «Инглиш электрик»). Мы все решили, что должны что-либо сделать, чтобы достать Руделю протез. Мы доставили требуемые инструменты и гипс, но оказалось, что сразу после операции протез не ставится, и потому нам пришлось отказаться от этой идеи.

Теперь мы все прочитали книгу, написанную человеком, с которым нас свела судьба, и этот интерес обуславливался тем, что он сам написал о себе. Книга Руделя хороша тем, что рассказ ведется от первого лица о жизни на войне, главным образом на Восточном фронте. Я не согласен со многими его заключениями и с некоторыми из его мыслей. В конце концов, я воевал на другой стороне.

Книга не претендует на широкий охват событий, поскольку посвящена деятельности одного человека – очень отважного, но делавшего на войне довольно однообразную работу. Однако она содержит интересные наблюдения Руделя относительно его противников на Восточном фронте – летчиков русской авиации.

Полковник Дуглас Бадер – кавалер ордена «За выдающиеся заслуги» и креста «За летные заслуги»

ВВЕДЕНИЕ

Редко когда отец и мать пишут введение к книге своего сына, но мы считаем, что было бы неверным отказаться от предложения, тем более в наше время, когда не принято писать предисловия к книгам о войне.

Одним весьма знающим человеком было сказано: «…Ганс Ульрих Рудель (с 2 января 1945 года полковник люфтваффе двадцати восьми с половиной лет) отличился много больше других офицеров и рядовых; его боевые вылеты на ключевые объекты и в важнейшие районы фронта оказывали заметное влияние на общее положение войск (поэтому он был первым и единственным солдатом, награжденным высшим орденом – Рыцарским Железным крестом с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами)…»

«…Рудель прекрасно описал свои военные впечатления. Важнейшие события войны еще слишком свежи в его памяти, чтобы уложить их в более или менее стройную систему. Тем не менее важно, что люди, выполнявшие свой долг до самого конца, правдиво описали свои военные впечатления. На основе сбалансированного и объективного подхода к свидетельствам непосредственных очевидцев впоследствии можно будет создать верную картину событий Второй мировой войны. Имея 2530 боевых вылетов на своем счету, Рудель – это вынуждены признать и его объективно настроенные противники – является самым выдающимся военным летчиком в мире…»

На протяжении всей долгой войны он практически не имел отпусков; даже после ранения из госпиталя сразу отправился на фронт. В начале апреля 1945 года Рудель потерял правую ногу ниже колена. Не дожидаясь выздоровления, с незажившей раной, при помощи временного протеза, Рудель поднялся в воздух. Своим кредо он считал преданность офицера Отечеству и боевым товарищам, защищающим Родину; также он считал, что должен быть примером для своих солдат – особенно в военное время – служения не для наград или собственной выгоды. Рудель не раболепствовал перед начальством, свое мнение высказывал открыто и искренне, за что пользовался уважением и подчиненных, и командиров.

Служебная карьера Руделя строилась на традиционных солдатских достоинствах – верности и послушании. Мой сын следовал девизу: «Потерпел поражение лишь тот, кто признал, что потерпел поражение!» Проживая в Аргентине, он остался верен этому девизу и поныне.

Мы – его родители, две сестры и бессчетное количество родственников – часто испытывали тревогу за него и молились, всегда повторяя при этом слова Эдварда Морике: «Пусть все, с начала до конца, будет в руках Господа!»

Мы хотели бы, чтобы эта книга была тепло встречена многочисленными друзьями и почитателями Руделя и чтобы в Аргентину пришли вдохновляющие письма от его читателей.

Иоханнес Рудель, священник на пенсии

Саусенхофен под Гунсенхаузеном

Сентябрь 1950 года

К утешению всех матерей, имеющих мальчиков, я хотела бы сказать, что наш Ганс Ульрих был болезненным и нервным ребенком (он весил всего два с половиной килограмма, когда родился). До двенадцати лет мне приходилось держать его руку, если за окном бушевала гроза. Старшая сестра Ганса Ульриха часто говорила: «Ули никогда ничего не добьется в жизни, он боится даже спуститься в подвал в одиночку». Эти насмешки были столь колкими, что Ули решил стать крепче духом и телом, принялся закалять себя физическими упражнениями. Но, несмотря на достижения в этом, его школьные дела шли из рук вон плохо, и Ули не решался показать дневник для подписи отцу до самого последнего дня каникул. Когда я спросила его классного руководителя: «Как успехи моего мальчика?» – тот ответил: «Он очаровательный ребенок, но ученик отвратительный». Об его школьных проделках можно было бы рассказать много, но сейчас я счастлива, что, несмотря на тяжелые испытания, у него была хотя бы беззаботная юность.

Марта Рудель

Потерпел поражение лишь тот, кто признал, что потерпел поражение!

Глава 1
ОТ ЗОНТИКА ДО ПИКИРУЮЩЕГО БОМБАРДИРОВЩИКА

1924 год. Мне восемь лет, я живу в доме приходского священника в маленькой деревеньке Сайфердау. Как-то в воскресенье мои родители уехали в соседний городок Швайдниц на День авиации, оставив меня дома. Помню злость, охватывавшую меня, помню, как я заставлял их описывать День авиации снова и снова. Рассказ о том, что из самолета с большой высоты выпрыгнул человек с парашютом и благополучно приземлился, меня изумил. Я расспросил сестренку обо всех подробностях, после чего мама сшила мне небольшую модель парашюта. Я привязал к этой модели камень и был невероятно горд, когда камень медленно спустился на парашюте к земле. Тогда мне пришла в голову мысль: то, что может сделать камень, могу сделать и я сам. И я принял решение: в следующее воскресенье, если хоть на пару часов останусь один, непременно воплотить свою идею в жизнь.

Когда желанный час настал, я поднялся по лестнице на второй этаж, вскарабкался с зонтом на подоконник, распахнул окно, бросил короткий взгляд вниз и спешно, пока не успел испугаться, прыгнул. Приземлился я на мягкую клумбу, но, несмотря на это, я сломал ногу, у меня болела каждая мышца. Зонты отличаются коварным нравом – и мой зонт проявил себя именно с этой стороны: неожиданно вывернувшись наизнанку, он почти не задержал мое движение к земле. Но, несмотря на неудачный первый полет, я принял твердое решение: буду пилотом.

В школе мне довелось немного изучать современные иностранные языки, после чего я взялся за классические и овладел греческим и латинским. Мой отец часто переезжал из прихода в приход, и потому образование я получал в Сагене, Ниески, Гёрлице и Лойбане – прекрасных городках Силезии. Каникулы я посвящал спорту, в котором не последнее место занимали мотоциклетные гонки. Летом я занимался атлетикой, а зимой ходил на лыжах – и это заложило основу для моего крепкого здоровья и мощной конституции на всю последующую жизнь. Мне нравилось заниматься всем подряд, и потому я долго не специализировался в какой-то конкретной области. Маленькая деревенька, в которой я окончил школу, не имела спортинвентаря – о нем я знал лишь из газет, – и потому я практиковался в прыжках с шестом, преодолевая веревку с бельем при помощи деревянной подпорки. Позднее, когда у меня появился нормальный бамбуковый шест, я смог взять приличную высоту… В десять лет я отправился в Оленгебирге, в 40 километрах от нашего городка, с полутораметровыми лыжами, подаренными мне родителями в качестве рождественского подарка, в надежде, что во время этого перехода научусь хорошо ходить на лыжах… Помню, как я положил настил на козлы для пилки дров, тщательно проверил, достаточно ли прочно стоит это устройство, затем взобрался на мотоцикл и дал полный газ. Мотоцикл въехал на настил, поднялся в воздух и приземлился далеко не прямо. Но я тут же развернулся, чтобы совершить свое воздушное путешествие еще раз. Мне тогда не пришло в голову, что для подобных трюков нужен точный расчет. Своей бесшабашностью я очень огорчал отца, а учителей замучил проказами. Когда я подрос, встал вопрос о моем будущем. Одна из моих сестер изучала медицину, и большие расходы на ее учебу не оставляли мне надежд получить диплом гражданского пилота, потому я решил стать спортивным инструктором.

Неожиданно создаются люфтваффе, и им требуется большое число обученных офицеров резерва. Поскольку я не блистаю успехами в школе, то не могу надеяться пройти трудные вступительные экзамены. Несколько моих знакомых, старше меня по возрасту, пытаются поступить, но их постигает неудача. Из шестисот претендентов отобрано лишь шестьдесят, и я даже и не мечтаю оказаться в числе десяти процентов счастливчиков. Судьба, однако, выбирает именно меня, и в 1936 году я получаю извещение о зачислении в военную школу в Вилдпарк-Вердере. Прибыть туда я должен в декабре. До этого мне предписано два месяца проработать вместе с другими курсантами в Службе труда, после чего нас направляют в Вилдпарк-Вердер для интенсивной учебы. Шесть месяцев нас тренируют как простых пехотинцев; самолеты курсанты видят лишь с земли, провожая их тоскливым взглядом. Ограничивать себя приходилось во многом. Нельзя ни пить, ни курить; отдыхом считаются физические упражнения и спортивные игры. Никаких отпусков в город не было. На молочной диете моя фигура постепенно теряет свой атлетический вид. Но неудовлетворительных оценок по военной и физической подготовке у меня нет, и непосредственный командир, лейтенант Фельдман, мной доволен. Однако кое-что мне не удается, и у меня складывается репутация человека «со странностями».

Второй учебный период мы проводим в городке рядом с Вердером, в месте отдыха близ озера Хакел. Здесь нас наконец учат летать. Квалифицированные инструкторы с большим трудом приобщают нас к тайнам авиации. Искусство посадки воздушного маневра и поворотов преподает нам сержант флота Дизельхорст. После примерно шестнадцати полетов с ним меня отпускают в самостоятельный полет, и это достижение перемещает меня из числа отстающих в середину. Вместе с обучением полетам продолжаются и уроки по технике и военному делу, а также изучение дополнительных дисциплин, требуемых для получения офицерского чина. С окончанием второго срока прекращается и летная подготовка – мы получаем право совершать полеты. Третий срок обучения, который мы снова проводим в Вердере, уже не столь разнообразен. Искусству самолетовождения уделяется совсем мало времени; основное время посвящается тактике воздушного боя и действий наземных войск, искусству обороны, а также другим специальным вопросам. Вскоре меня на короткий срок командируют в Гибельштадт, близ Вюрцбурга, – в прекрасный старый город на Майне, где меня зачисляют в строевое подразделение. По мере того как подходил срок выпускных экзаменов, нас все больше интересует наше направление и то, какие функции мы будем выполнять. Почти каждый хочет попасть в истребительную авиацию, но для всех это невозможно. Прошел слух, что наше подразделение в полном составе должно стать бомбардировщиками. Те, кто прошел трудные экзамены, получают направление в заранее определенное подразделение.

Незадолго до окончания военной школы нас отвозят в противовоздушную зенитную школу на балтийском берегу. Неожиданно школу посещает Геринг, чтобы нас приветствовать. В конце своей речи он спрашивает, есть ли желающие стать пилотами пикирующих бомбардировщиков. Геринг сообщает, что требуются молодые офицеры для формирования новых подразделений, на вооружении которых состоят самолеты «Штука». Я недолго колеблюсь. «Ты хотел быть летчиком-истребителем, – говорю я себе, – но придется стать бомбардировщиком. Так не лучше ли принять свою судьбу добровольно и покончить с этим». Вот эти нехитрые размышления и приводят к тому, что моя фамилия появляется в списке летчиков самолетов «Штука». Через несколько дней все мы получаем назначения. Почти весь выпуск направлен… в распоряжение командования истребительной авиации! Я испытываю чувство горького разочарования, но поделать уже ничего нельзя. Теперь я пилот «Штуки», и мне остается лишь смотреть на счастливые лица уезжающих – моих товарищей по учебе.

В июне 1938 года я прибываю в Грац, расположенный в живописной Штирии, чтобы стать старшим офицером соединения бомбардировщиков «Штука». С того момента, когда немецкие войска вошли в Австрию, прошло всего три месяца, и местное население принимает нас с энтузиазмом. Пилоты нашей эскадрильи проживают в деревеньке Талерхоф, расположенной недалеко от города. Эскадрилья недавно получила «юнкерсы»; одноместный «хейнкель» больше в качестве пикирующего бомбардировщика использоваться не будет. На новом самолете мы учимся пикировать под разными углами – вплоть до 90 градусов, – точно бросать бомбы и стрелять из бортового оружия. Скоро мы уже достаточно хорошо осваиваем «юнкерсы». Не могу сказать о себе, что я быстро учусь; к тому же я приступаю к прохождению тестов, когда значительная часть пилотов их уже прошла. Потому конечные тесты я сдаю с большим опозданием – слишком большим, чтобы обо мне сложилось хорошее впечатление у командира эскадрильи. Я набираю ход столь медленно, что у него возникает подозрение, что я вообще никогда не приду к финишу. Моему положению в эскадрилье не способствует ни то, что я редко бываю в офицерской столовой, предпочитая молочную диету, ни то, что держусь особняком, проводя свободное время в горах или на спортплощадке.

Тем не менее я получаю звание лейтенанта. Под Рождество 1938 года эскадрилья получает команду выделить одного человека для спецподготовки для полетов на разведывательном самолете. Другие эскадрильи отказались это сделать, поскольку не хотят терять своих людей, но наш командир счел, что ему представляется удобный случай сплавить «любителя молока». Я, естественно, не соглашаюсь – хочу остаться пилотом «Штуки», – но запущенной в действие военной машине противостоять бесполезно.

Таким образом, в январе 1939 года я начинаю учебу в школе летчиков-разведчиков в Хильдесгейме. Глубина моего горя не поддается описанию. Нам преподают теорию и практику воздушной фотосъемки. Ходят слухи, что по окончании учебы нас распределят в подразделения для выполнения специальных операций для военно-воздушных сил. Нас всех учили быть наблюдателями, но в разведывательных самолетах наблюдатель еще и штурман, так что пришлось изучать и это искусство. Нам – обученным пилотам – приходится теперь просто сидеть в самолете, вверяя свою жизнь пилоту. Естественно, мы ему не доверяем и думаем про себя, что рано или поздно он рухнет на землю, вместе с нами. Аэрофотосъемке мы обучаемся, делая вертикальные, панорамные и прочие снимки в районе Хильдесгейма. Остальное время посвящено скучной теории. Закончив курс обучения, мы все получаем назначения в соответствующие части. Я должен был отбыть в 2/F121 – дальнюю разведку в Пренцлау.

Через два месяца мы перебраемся в район Шнайдемюл. Началась война с Польшей! Никогда не забуду мой первый полет через границу в другую страну. Я напряжен, сидя в своем самолете и ожидая того, что должно произойти. Первое знакомство с зенитной артиллерией внушает нам страх и почтение. Истребителей, однако, над Польшей оказывается на удивление мало, и это в дальнейшем становится частой темой наших разговоров. То, что раньше было сухим теоретическим материалом в учебных классах, сейчас стало волнующей реальностью. Мы делаем фотографии железнодорожных станций в Торне, Кульме и других городах, чтобы определить направление передвижения польских войск и места их концентрации. Позднее нас стали направлять на самый восток Польши, к железнодорожной линии Брест-Литовск – Ковель – Луцк. Высшее руководство желает знать, как осуществляют перегруппировку сил русские и что они собираются делать. Мы используем Бреслау как базу для полетов в южном направлении.

Война в Польше скоро завершается, и я возвращаюсь в Пренцлау с Железным крестом 2-го класса. Здесь командир моего звена сразу понимает, что я не хочу быть пилотом разведывательного самолета, но он считает, что в условиях напряженной обстановки рано думать о переводе меня в пилоты «Штуки». Я дважды делаю попытки перевестись, но обе успеха не имеют.

Зиму мы проводим в Фритцларе около Касселя в земле Гессен. Отсюда наша эскадрилья делает вылеты на запад и северо-запад, стартуя с аэродромов, выдвинутых на запад и северо-запад насколько это возможно. Мы совершаем полеты на очень больших высотах, и потому каждый летчик должен выдержать экзамены в мастерстве проведения разведывательных полетов на большой высоте. Я выезжаю в Берлин и проваливаю экзамен. Поскольку самолеты «Штука» действуют на низкой высоте, командование наконец принимает во внимание мою просьбу о переводе в пилоты пикирующих бомбардировщиков. Я полон надежд о возвращении к моей «первой любви». Однако вскоре два экипажа теряют пилотов, и меня снова посылают на экзамен. На этот раз оценка следующая: «Исключительно хорошо подготовлен к полетам на больших высотах». В первый раз со мной явно обошлись чересчур круто. Хотя министерство не отдало какого-либо конкретного распоряжения по моему адресу, меня отправляют в Штаммерсдорф (под Веной), в подразделение авиационной подготовки; позднее это подразделение переводят в Крайльсгейм.

Во время начала кампании во Франции я служу адъютантом. Мои попытки найти обходные каналы и обратиться в управление по личному составу люфтваффе успехом не завершаются – о боевых действиях я получаю информацию только из газет и по радио. Никогда я не чувствовал себя столь отвратительно, как в это время. У меня появляется чувство, что я за что-то сурово наказан. Только спорт, на который я направляю всю свою энергию и которому посвящаю все свободное время, приносит мне облегчение. В то время совершать полеты я могу только в маленьком спортивном самолете. Главной моей работой становится военная подготовка курсантов. Однажды в выходной, перевозя нашего командира на «Не-70» в отвратительную погоду, я чуть не попал в аварию. Но мне повезло, и самолет благополучно возвращается в Крайльсгейм.

Петер Хенн

Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя. 1943-1945

Предисловие

Потеря обеих ног – это высокая цена за то, чтобы иметь право, по крайней мере, на то, чтобы тебя выслушали. Нечасто можно найти человека, который отдал бы больше, и все же это была цена, заплаченная Петером Хенном за то, чтобы написать свою книгу. Даже если память плохой советчик, когда приходится вспоминать события десятилетней давности , то костыли или протезы служат прекраснейшим напоминанием. Не в этом ли причина силы, скрывающейся в этих воспоминаниях очевидца? Я так не думаю. Но надо признать, что последнее утверждение имеет смысл и его нельзя не принимать во внимание.

Мы имеем перед собой книгу бывшего врага. Она не столь значима, как, например, «Дневник» Эрнста Юнгера – столь сдержанного в выражениях и столь же опасного в своем губительном восхвалении войны – или «Ответные действия» фанатичного Эрнста фон Саломона в их отвратительной откровенности. Автора мало заботит, нравится ли он или вызывает неодобрение, тешит ли он или разрушает ожидания своего собственного народа или своей же военной касты. В некоторой степени это может объяснить отсутствие успеха его книги в Германии. Петер Хенн стал солдатом только потому, что его страна вступила в войну, иначе в мирное время он был бы гражданским летчиком. Он, кажется, не был нацистом или ярым националистом, и никогда не касается этой темы, за исключением слов о недоверии к высоким партийным сановникам и к аргументам их пропаганды. Хенн взял в руки оружие только потому, что надеялся на то, что однажды сможет снова отложить его. Штабные офицеры могут расхваливать летные данные «Мессершмитта-109», который, как предполагалось, превосходил вражеские самолеты. Петер Хенн непосредственно сам летал на Me-109 и чувствовал машину гораздо лучше, чем перо в своих руках. Но профессиональные писатели и мемуары штабных офицеров волнуют нас гораздо меньше, чем Петер Хенн, пытающийся уйти от пушечных очередей «Лайтнинга» или раскачивающийся на стропах разорванного парашюта.

Это потому, что он формулирует одну из важнейших истин любой войны: угроза смерти дает понимание сути людей и событий, выводит на свет любые фальшивые идеи. Идеи управляют миром и развязывают войны, но люди, которые рискуют жизнью, могут сами, под беспощадным и слепящим светом своей судьбы, судить об этих идеях, убивающих их товарищей и, в конечном счете, их самих. Исходя из вышесказанного голос Петера Хенна, бывшего летчика-истребителя из эскадры «Мёльдерс» и командира эскадрильи из 4-й эскадры непосредственной поддержки войск на поле боя , будет услышан и сегодня и завтра, и мы должны надеяться на то, что он достигнет любой части земного шара, где живут с надеждой на мирное будущее.

Петер Хенн родился 18 апреля 1920 г. Он никогда не пытался избегать опасностей, которым подвергались его товарищи, и совершал самые безрассудные поступки. Он однажды едва не был разорван надвое, взлетая на самолете с крошечной каменистой площадки в Италии, чтобы сбежать – если верить его словам – от союзнических танков. Он, конечно, мог уехать и в автомобиле, но трудности привлекали этого человека, который хотел победить, попытавшись сделать невозможное. Были все предпосылки к тому, что в тот день он мог погибнуть, и удивительно, что ему удалось спастись. Но самым большим удовольствием для этого бесшабашного юноши было щелкнуть каблуками перед Стариком – командиром своей группы, которому, вероятно, было лет тридцать и который недолюбливал его, – и доложить после некоего нового злоключения: «Лейтенант Хенн вернулся из боевого вылета». А после всего этого наслаждаться его неприязненным изумлением.

Петер Хенн – двадцатитрехлетний лейтенант, сын сельского почтальона, предполагавшего, что тот станет учителем, – едва ли устраивал командира истребительной группы. В люфтваффе, как и в вермахте, всегда холили лишь офицеров, окончивших высшие военные училища. Остальные рассматривались в качестве обычного пушечного мяса и расходного материала. Но война распределяет звания и почести наугад.

В моем представлении образ Петера Хенна ни в коем случае не противоречит образам известных асов всех стран, заслуживших медали, кресты с дубовыми листьями и прочие награды, которые открывали своим обладателям дорогу в советы директоров крупных компаний и к заключению удачных браков. Уберите их золотые цепочки, орлов и погоны, и Петер Хенн будет напоминать одного из этих веселых молодых людей, которых все мы знали в течение войны и чье хорошее расположение духа ничто не могло уничтожить. Потрепанная фуражка, небрежно сдвинутая на одно ухо, придавала ему вид механика, ставшего офицером, но стоило обратить внимание на честный, открытый взгляд и жесткие линии рта, становилось ясно: перед вами настоящий воин.

Его бросили в бой в 1943 г., в момент, когда неудачи Гитлера начинали становиться все более серьезными, и было очевидно, что поражения не вносили в военную службу ничего похожего на здравый смысл и человечность. Он был послан в Италию, возвращен в Германию, вернулся обратно в Италию, провел некоторое время в госпиталях в Румынии, участвовал в сумасшедших схватках на Втором фронте и закончил войну в Чехословакии, попав в плен к русским, из которого вернулся в 1947 г. инвалидом. Преследуемый со всех сторон поражениями, он шел от несчастья к несчастью, авариям, прыжкам с парашютом, пробуждению в операционной, воссоединению со своими товарищами, пока некое новое бедствие не бросало его вниз…

В сражениях он одерживал победы, которые не обходились без жертв. В одном из боев, когда его преследовали десять «Тандерболтов», ему повезло поймать одного из них в прицел своих пушек, и он не упустил случая нажать на спуск. Хенн, должно быть, послал нескольких своих врагов на землю, но можно предположить, что их было не больше, чем у Ричарда Хиллари, чей издатель сообщает нам, что он сбил пять немецких самолетов в ходе Битвы за Англию . Петер Хенн не имел привычки кричать о своих победах в микрофон. Он не хвастался о «новой победе». Когда Геринг, которого каждый в люфтваффе называл Германом, посетил его группу и произнес одну из своих бредовых речей, все ожидали, что лейтенант Хенн устроит скандал, сказав нечто безрассудное, потому что не сможет сдержать себя. Но кто знает, при иных обстоятельствах, например находясь в составе победоносных эскадрилий в Польше в 1939 г. или в период Французской кампании 1940 г., не был бы лейтенант Хенн опьянен победами? Есть, очевидно, существенное различие между летчиками-истребителями во времена побед и во времена поражений.

В чем же причина человечности Петера Хенна? Полковник Аккар , казалось, говорил об этом, когда в журнале Forces Aйriennes Franзaises (№ 66) написал, что «летчик-истребитель – это или победитель, или никто», пытаясь объяснить, почему обе книги Ричарда Хиллари и его письма читаются так, как будто они написаны пилотом бомбардировщика, то есть участником боевых действий, имевшим много времени для размышлений. Он убежден, что лейтенант Хенн не обладал духом летчика-истребителя и что печально известный Рудель с его золотыми дубовыми листьями и бриллиантами, который был всего лишь пилотом «Штуки» , обладал им в гораздо большей степени.

Мы должны допустить, что Рудель никогда не чувствовал никакого сострадания, ни к себе, ни к другим . Он был жестким человеком – жестким и беспощадным к себе, в то время как Петер Хенн, кстати, как и Аккар, мог быть растроган по поводу упавшего в море или погибшего приятеля. Или приходил в ярость от высокопарных речей «наземных» чиновников. Его нервы были взвинчены, потому что он ясно видел причины краха люфтваффе на земле и в воздухе, а чушь, вещаемая рейхсминистерством пропаганды по радио, оставляла его равнодушным. Он лишь с презрением пожимал плечами. Он использует слово «бойня», когда речь заходит о войне. Так оно и есть. Должны ли мы назвать этого необычного летчика-истребителя злым гением, я не могу сказать, но очевидно, что он был талантливым человеком. Лейтенант Хенн слишком много размышлял, и командир его группы не лучшим образом отзывался о нем в своем личном рапорте. «Лучшая вещь, которую можно сделать, – советовал он Хенну, – состоит в том, чтобы бросаться в бой, нажимать на спуск оружия и ни о чем не думать». Фактически это был моральный принцип всех летчиков-истребителей, а также и первое правило войны. Но когда об этом нельзя думать, остается лишь, как я полагаю, оставить службу.

Хайнрих Виттгенштайн, как и многие его ровесники, рос горячим и безграничным патриотом Германии. Он твердо решил посвятить себя военной карьере, став офицером. Зная, насколько трудно тогда было вступить в Вермахт и тем более понимая, насколько слабо его здоровье, Хайнрих с этого момента подчинил всю свою жизнь и поведение достижению этой цели. Он начал систематически тренироваться и избегал всего, что хоть как-то могло сказаться на его самочувствии. Он не курил и не пил спиртного и вообще был чрезвычайно скромен в своих потребностях. Можно с уверенностью сказать, что он вел аскетический образ жизни. Хайнрих находил совершенно невыносимым, когда кто-нибудь интересовался его здоровьем. В одном из писем к матери он писал: «Я ненавижу, когда люди вокруг постоянно ведут себя так, как будто я слабый и больной».

В 1936 г. Хайнрих цу Сайн-Виттгенштайн начал свою воен-ную карьеру в составе 17-го Баварского рейтарского полка, расквартированного в Бамберге. В июне 1938 г. Виттгенштайну было присвоено звание лей-тенанта. Он был назначен в состав SchGr.40. Летая в качестве бортстрелка на Не-45 лейтенанта Вернера Рёлла во Фран-ции. В 1973 г. в ФРГ вышла книга Рёлла о Хайнрихе под названием «Цветы для князя Виттгенштайна» («Blumen fiir Prinz Wittgenstein»). В октябре 1938 года Витгенштейн принимал участие в оккупации Судетов.

Зимой 1938—39 г. Виттгенштайн был переведен в бомбар-дировочную авиацию и направлен в штабное звено KG254, сформированное 01.11.1938 г. во Фритцларе в качестве штурмана, сменив на этом посту Карла Теодора Хюлсхоффа. С 01.06.1944 г. по 25.03.1945 г. Хюлсхофф вспоминал: «Я видел, какие усилия он приклады-вал в течение нескольких следующих месяцев, чтобы как можно скорее получить квалификацию пилота. Я помню, насколько он был горд, когда сказал мне, что самостоятельно летал на Аг-66. В то время никто не мог сравниться с ним в желании летать».

Впервые же Хюлсхофф познакомился с Виттгенштайном на курсах лыжных инструкторов в Китцбюхеле в феврале—марте 1938 г. Он потом рассказывал о своих первых впе-чатлениях о нем: «Хайнрих был скромным и выдержанным офице-ром, исполнявшим свои обязанности с дисциплиной и доброй во-лей. На первый взгляд он казался немного мягким. Мне показалось, что ко многому он относился критически, но благодаря своему характеру был сдержанным, предпочитая выжидать и смотреть. Он никогда не высказывал вслух свое мнение, и только лишь ироничная улыбка иногда появлялась на его губах. Благодаря сво-ему тихому характеру он был очень популярен среди своих то-варищей». В составе KG54 Виттгенштайн участвовал сначала в боях во Франции, в том числе в битве за Англию, а затем на Восточном фронте. Всего в качестве пилота Ju-88 он совершил 150 боевых выле-тов.

Однако полеты на бомбардировщике не могли принести ему удовлетворения. Ханс Ринг, хорошо знавший Виттгенштайна, писал: «Он не мог примирить себя с бомбарди-ровщиком и всегда хотел перейти в истребительную авиацию, чтобы стать ночным летчиком-истребителем. В этом он видел реализацию своего понятия солдата в самом чистом виде. Быть не нападающим, а защитником!» Княгиня фон Виттгенш-тайн говорила: «Он перешел в ночные истребители потому, что понял, что сбрасываемые им бомбы несут страдания граждан-скому населению». Сам же Хайнрих признавался затем матери: «Ночной бой — самый трудный, но он также и высшая точка в искусстве полета».

В августе 1941 г. Виттгенштайн смог перевестись в ночную истребительную авиацию. Он был направлен в авиашколу в Ехтердингене в районе Штутгарта, обучение там должно было занять много времени, но ему помог случай. Осе-нью Хайнрих снова повстречался с Хюлсхоффом и по-просил его помочь побыстрее попасть в боевую эскадру. Хюлсхофф помог ему, и в январе 1942 г. тот был направлен в 11./NJG2. С первых же дней Виттгенштайн присту-пил к интенсивным тренировочным полетам, налаживая взаи-модействие с наземными операторами наведения. И если пос-ледние были удивлены и поражены неутомимым новичком, то его механики, вынужденные постоянно готовить Ju-88 к поле-там, были гораздо менее восторженными.

Свою первую победу Хайнрих одержал в ночь с 6 на 7 мая 1942 г., сбив английский «Бленхейм». К середине сентября на счету командира 9./NJG2 обер-лейтенанта Виттгенштайна было уже 12 побед, среди которых английский «Фулмар», сбитый им 27 июля. 2 октября 1942 г. он был награжден Рыцарским Крестом. К этому времени на его счету было уже 22 победы, которые он одержал в ходе 40 боевых вылетов.

Главной целью Виттгенштайна было стать лучшим пилотом ночной истребительной авиации. Он постоянно боролся за пер-вое место с Лентом и Штрейбом. Оберст Фальк потом вспо-минал о нем: «Виттгенштайн был очень способным пилотом, но он был чрезвычайно честолюбивым и большим индивидуалистом. Он не принадлежал к типу прирожденных командиров. Он не был ни учителем, ни воспитателем для своих подчиненных. Тем не менее он был выдающейся личностью и отличным боевым летчиком. Он имел какое-то шестое чувство — интуицию, которая давала ему возможность видеть, где находится противник. Это чувство было его личным радиолокатором. Кроме того, он был отличным воз-душным стрелком.

Однажды я был вызван в Берлин в министерство авиации. Как потом оказалось, одновременно со мной туда же выехал и Виттгенштайн, так как на следующий день Геринг должен был вручить ему Рыцарский Крест. Удивительным образом мы ока-зались в одном поезде, в одном вагоне и в одном купе. Я был рад такой счастливой возможности спокойно обсу-дить различные проблемы использования ночных истребителей. Виттгенштайн сильно нервничал, и руки его дрожали. В этот мо-мент его от Лента и Штрейба отделяли всего одна — две побе-ды. Как я понял, он очень опасался, что, пока он сидит в поезде и ничего не делает, они могут еще больше оторваться от него по числу побед. Эта мысль не давала ему покоя».

Бывший командир NJG2 оберст-лейтенант Хюлсхофф рас-сказывал о Виттгенштайне: «Однажды ночью англичане атако-вали все аэродромы ночных истребителей, находящиеся в Голлан-дии. Он взлетел среди взрывающихся бомб, без освещения, в полной темноте, прямо поперек аэродрома. Через час он совершил по-садку и был вне себя от гнева потому, что его пушки заело и по этой причине он сбил «только» два самолета».
Желание Виттгенштайна летать и одерживать новые побе-ды было неудержимым. Военный корреспондент Юрген Клаузен, совершивший вместе с Хайнрихом несколько боевых вылетов, рассказывал, как тот однажды по тревоге поднялся в воздух только в одном сапоге. Когда Виттгенштайн выпрыгивал из автомашины, что-бы подняться на борт своего самолета, уже готового к взлету, один его сапог за что-то зацепился. Не желая задерживаться ни секунды, он просто выдернул ногу из сапога и, заняв свое место в кабине, сразу же взлетел. Виттгенштайн вернулся об-ратно только через четыре часа, и все это время его нога нахо-дилась на педали рулей лишь в одном шелковом носке. Если учесть, что температура в кабине Ju-88 была отнюдь не ком-фортной, ведь не зря же экипажи надевали меховые комбине-зоны, то станет ясно, что выдержать подобное мог только че-ловек с железной волей, абсолютно владевший собой.

В декабре 1942 г. гауптман Виттгенштайн был назначен ко-мандиром IV./NJG5, сформированной в апреле 1943 г. на базе 2./NJG4. Слабое здоровье Виттгенштайна, несмотря на все его старания, все же нет-нет и давало о себе знать, и в феврале—марте 1943 г. он даже был вынужден ненадолго лечь в госпиталь.

В апреле Хайнрих прибыл на аэродром Инстенбург в Восточной Пруссии, где уже находились 10. и 12./NJG5, переброшенные туда еще в январе 1943 г. с задачей пресечь ночные налеты советских бомбардировщиков. В период с 16 апреля по 2 мая 1943 г. он сбил над Восточной Пруссией 4 ДБ-3 и один В-25. После этого он был отозван в Голландию и до 25 июня сбил 5 английских бомбардировщиков, причем 4 из них в течение одной ночи.

В конце июня 1943 г. 10. и 12./NJG5 во главе с Виттгенштайном были переброшены на аэродромы в Брянске и Орле и затем в июле приняли участие в боях в районе Курской дуги. В ночь с 24 на 25 июля в районе восточнее Орла Хайнрих сбил сразу 7 двухмоторных бомбардировщиков. 25 июля в сводке Главного командования Вермахта сообщалось: «Последней ночью князь цу Сайн-Виттгенштайн и его экипаж успешно сбили 7 русских самолетов. К настоящему моменту это самое большое число самолетов, сбитых в течение одной ночи». Всего же в районе Курска Виттгенштайн одержал 28 побед. В этот период он использовал для вылетов два Ju-88C-6 — «C9+AE» и «C9+DE». Оба самолета имели одинаковое число побед на киле и одинаковый камуфляж (все самолеты Виттгенштайна с октября 1942 г. имели один и тот же камуфляж: нижние поверхности фюзеляжа, плоскостей и мотогондол имели темно-серый, почти черный, цвет, а все верхние поверхности — светло-серую окраску с пятнами нейтрального серого цвета), но имели значительные конструктивные различия. «С9+АЕ» был одним из первых JU-88C-6, оснащенных т.н. Schrage Musik и РЛС FuG212. На «C9+DE» был установлен фонарь с Ju-88C-4, была усилена бронезащита кабины, и в носовой части смонтирована дополнительная 20-мм пушка MG151. На «C9+DE» Виттгенштайн в основном летал в ясные, лунные ночи и именно на нем он одержал большинство своих побед в июле 1943 г.

В ходе одной из своих инспекционных поездок на Восточный фронт Оберст Фальк посетил группу Виттгенштайна. Он вспоминал: «Я видел, как он в течение 15 минут сбил 3 советских самолета, но этого было недостаточно для него. Он постоянно боялся того, что пилоты на западе достигают большего числа побед, чем он здесь. Он был по-настоящему завистлив. Мне было очень нелегко работать с ним как с подчиненным из-за его невероятного честолюбия».

1 августа 1943 г. в Брянске была под командованием гауптмана Виттгенштайна сформирована новая I./NJG100, а 15 августа Хайнрих был назначен командиром II./NJG3 вместо майора Гюнтера Радуша. 31 августа 1943 г. после своей 64 победы Хайнрих был награжден Дубовыми Листьями к Рыцарскому Кресту (Nr.290). Из этих 64 побед 33 он одержал на Восточном фронте в районе Курска и в Восточной Пруссии. В декабре 1943 г. майор Виттгенштайн был переведен на должность командира II./NJG2.

Герберт Кюммиртц, летавший в конце войны в составе 10./NJG11 в качестве радиооператора на реактивном истребителе Ме-262В-1а/U1, вспоминал: «Еще несколько недель, и 1943 г. уйдет в прошлое. Князь Виттгенштайн, который был командиром группы, получил новое задание. Мы с нашим самолетом были переброшены на аэродром в Рехлине, где планировалось создать опытную часть ночных истребителей. Унтер-офицер Курт Матцуляйт, наш бортинженер и стрелок, и я были застигнуты врасплох. За несколько часов мы были оторваны от нашего круга — в Рехлине мы никого не знали и часто сидели совершенно одни. В это время Виттгенштайн часто ездил в Берлин и много времени проводил в министерстве авиации, обсуждая то одно, то другое.

Главным образом наша работа была в поддержании самолета в постоянной готовности к вылету. На аэродроме в Рехлине не было никаких подразделений ночных истребителей, и мне часто требовались часы, чтобы собрать по телефону все действующие на тот момент сведения для радиосвязи и навигации. В качестве временного жилища нам служил железнодорожный спальный вагон. В течение приблизительно трех недель, проведенных в Рехлине, мы совершили несколько вылетов в район Берлина, и я особенно помню два из них.
В здании пункта управления полетами в нашем распоряжении была маленькая комната. Когда приходило сообщение о налете вражеских бомбардировщиков, мы ожидали там приказа на возможный вылет. Однажды вечером все выглядело так, будто целью бомбардировщиков должен был стать Берлин. Виттгенштайн сообщил, что мы должны скоро вылететь. Взлетев, мы направились в юго-восточном направлении в сторону Берлина.

Расстояние от Рехлина до Берлина около сотни километров; женщина-комментатор на частоте связи немецких истребителей непрерывно передавала сведения о местоположении, курсе и высоте вражеских бомбардировщиков. Таким образом все наши истребители всегда точно ориентировались в ситуации в воздухе. Тем временем Берлин был окончательно идентифицирован как цель, и на частоте истребителей был передан приказ: «Все части к «Bur» (Кодовое название зоны «Konaja» вокруг Берлина).

Мы летели уже на той же самой высоте, что и бомбардировщики, приблизительно на 7000 м. Продолжая лететь в юго-восточном направлении, мы хотели вклиниться в поток бомбардировщиков. Мой радиолокатор был включен и осматривал воздушное пространство вокруг нас, насколько позволяла его дальность. Вскоре на экране я увидел первую цель и по внутренней связи сообщил пилоту: «Прямо по курсу, немного выше». Мы очень быстро догнали четырехмоторный бомбардировщик, как почти всегда, это был «Ланкастер». Виттгенштайн дал одну очередь из «Schrage Musik», и тот начал падать.

Впереди поперек ночного неба появились лучи прожекторов. Зенитный огонь стал более интенсивным, поскольку английские «патфиндеры» начали сбрасывать гирлянды осветительных бомб в качестве ориентира для приближающихся бомбардировщиков. На радаре я видел уже новую цель, расстояние до нее быстро сокращалось. По разнице в скорости было ясно, что это мог быть только бомбардировщик. Внезапно дистанция до него начала стремительно уменьшаться, при этом отметка цели пошла вниз. Мне хватило времени только, чтобы прокричать: «Вниз, вниз, он летит прямо на нас!» Через несколько мгновений прямо над нами на встречном курсе пронеслась большая тень. Мы почувствовали встречную воздушную волну, и самолет, возможно, другой «Ланкастер», исчез в темноте ночи позади нас. Мы трое сидели в своих креслах, как парализованные. Напряжение спало, когда Матцуляйт произнес вслух: «Это было довольно близко!» Еще раз удача улыбнулась нам.

Следующая цель. Подход к ней был почти завершен. Пилот и бортстрелок должны были вот-вот увидеть вражеский самолет, когда в правом двигателе началась сильная вибрация. Он стал терять обороты, и в заключение его винт вообще остановился. Виттгенштайн немедленно направил самолет вниз, чтобы сохранить скорость; одновременно он рулем сбалансировал оставшийся двигатель. Пока Хайнрих занимался нашей машиной, «Ланкастер» исчез в темноте. Возможно, мы могли достичь большего успеха той ночью. Однако теперь с одним двигателем мы имели только одну цель — вернуться в Рехлин.

Я вызвал наземный центр наведения и запросил курс. Левый двигатель работал, и мы медленно, теряя высоту, все же приближались к Рехлину. Я также сообщил на землю, что один двигатель остановился и что у нас только одна попытка для посадки. Каждый пилот знает, насколько трудна и опасна такая посадка в темноте. Виттгенштайн решил выполнить обычную посадку и выпустил шасси, хотя в подобных случаях это фактически было запрещено. Считалось, что, если заход на посадку будет неудачным, самолет с одним двигателем не сможет уйти на второй круг. На ставку были поставлены машина и жизнь экипажа. Однако Виттгенштайн был наш пилот и командир экипажа, и окончательное решение было за ним. Чтобы помочь нам приземлиться, с аэродрома начали запускать яркие сигнальные ракеты. Когда мы достигли аэродрома, то сначала облетели его по широкой дуге, чтобы выйти на нужный посадочный курс. Хайнрих был вынужден сделать это, так как самолет можно было разворачивать только влево. Разворот в сторону остановившегося двигателя легко мог привести к катастрофе. При подходе к земле мы ориентировались по сигналам радиомаяка, что тогда было довольно хорошей помощью. Посадка была точной, самолет коснулся посадочной полосы, и камень упал с наших сердец. Я и Курт были, естественно, полны благодарности нашему пилоту и чувствовали, что заработали короткую передышку.

Через несколько дней двигатель был заменен и самолет был готов к новым вылетам. Вражеские бомбардировщики снова появились в районе Берлина, и мы опять поднялись в воздух. Погода была хорошей, только на средних высотах был небольшой слой тумана, выше же было безоблачное небо. Я включил рацию на частоте истребителей «Рейха» (имеются в виду истребители, входившие в состав воздушного флота «Рейх»), и мы получили информацию об общей обстановке в воздухе. Все указывало на налет на столицу.

К этому моменту большие районы Берлина были тяжело повреждены, целые улицы превратились в песок. Невообразимое зрелище. Я однажды видел ночной налет с земли. Я стоял в толпе других людей на подземной станции метро, земля вздрагивала при каждом разрыве бомб, женщины и дети кричали, облака дыма и пыли проникали сквозь шахты. Любой, кто не испытывал страха и ужаса, должен бы иметь сердце из камня.
Мы достигли высоты подхода бомбардировщиков и, подобно «Ланкастерам», летели сквозь заградительный зенитный огонь над городом. Британские «патфиндеры», которые мы называли «церемониймейстерами», уже сбросили каскады огней. Над городом была картина, которую едва ли можно описать. Лучи прожекторов освещали слой тумана, висящего наверху, и он выглядел наподобие освещенного снизу матового стекла, от которого дальше вверх распространялась большая аура света. Теперь мы могли видеть бомбардировщики, почти как будто это был день. Уникальная картина!

Виттгенштайн направил наш «Юнкерс» слегка в сторону. Мы могли теперь видеть тех, кто в другое время был защищен темнотой ночи. В тот момент мы не знали, кого атаковать сначала, но принять решение так и не успели. Светящаяся трасса пролетела мимо нас, и наш командир бросил машину резко вниз. Когда мы спикировали, я смог увидеть непосредственно над нашими головами «Ланкастер». Стрелок его верхней башни стрелял в нас. К счастью, он прицелился не очень хорошо. Правда, мы получили несколько попаданий, но двигатели сохранили свои обороты и экипаж был невредим.

Мы скользнули в темноту так, чтобы не потерять «Ланкастер» из виду. Некоторое время мы летели параллельно бомбардировщику. Чем темнее становилось вокруг, тем ближе мы передвигались к нему. Поскольку свет от прожекторов и пожаров, вызванных британским налетом, остался позади нас, мы медленно, но верно приближались к четырехмоторному бомбардировщику. «Ланкастер» теперь летел над нами и не ожидал ничего опасного. Возможно, его экипаж был уже расслаблен мыслью о том, что они счастливо пережили налет и теперь на пути домой. Мы, захваченные волнением преследования, напряженно сидели в своей кабине, пристально глядя вверх. Они нас так и не обнаружили!
Виттгенштайн подвел наш Ju-88 еще ближе к огромной тени, нависающей над нами, и, тщательно прицелившись, открыл огонь из «Schrage Musik». 20-мм снаряды попали в крыло между двигателями и подожгли топливные баки. Мы немедленно отвернули в сторону, чтобы уйти от горящего «Ланкастера», который пролетел прежним курсом еще некоторое расстояние. Из нашей позиции мы не видели, смог ли экипаж выпрыгнуть наружу, во всяком случае, для этого имелось достаточное время. Бомбардировщик взорвался и, развалившись на несколько частей, упал на землю. Мы направились в сторону Рехлина и без проблем приземлились там».

Экспериментальная часть ночных истребителей в Рехлине так и не была сформирована, и Виттгенштайн получил новое назначение. 1 января 1944 г. он был назначен командиром всей NJG2. В ночь с 1 на 2 января 386 английских бомбардировщиков совершили очередной налет на Берлин, сбросив 1401 тонну бомб. Немецкие ночные истребители смогли сбить 28 самолетов - 6 над Северным морем и 22 в районе Берлина, т.е. 7,3% от общего числа участвовавших в налете. При этом на счету Виттгенштайна было сразу 6 бомбардировщиков. На следующую ночь Виттгенштайн сбил «Ланкастер» из 550 Sqdn. RAF.

В ночь с 20 на 21 января 1944 г. Хайнрих, сбив 3 «Ланкастера», наконец обошел по числу побед майора Лента и вышел на первое место среди асов ночной истребительной авиации. Однако этот вылет едва не закончился для него и его экипажа трагически, когда их Ju-88 получил тяжелые повреждения, столкнувшись со сбитым «Ланкастером».
Радиооператор Виттгенштайна Фридрих Остхаймер вспоминал:
«В полдень 20 января Курт Матцуляйт и я пошли к стоянке, где находился наш Ju-88. Мы отвечали за готовность самолета к вылету. Работа Курта состояла в том, чтобы осмотреть и проверить оба двигателя. Он запустил оба двигателя на максимальных оборотах, проверил давление топлива и масла. Проверка топливных баков тоже была частью его работы, они должны были быть заправлены доверху. Моей же работой была проверка навигационного и радиооборудования; естественно, я должен был убедиться, что радиолокационная станция функционирует. Отремонтировать всю эту аппаратуру в полете было уже невозможно и единственное, что я мог сделать, так это заменить плавкие предохранители.

По разным причинам мы не размещались вместе с остальными экипажами. В результате я каждый день должен был беспокоиться относительно прогноза погоды на ночь и собирать необходимые сведения для навигации и радиосвязи. Прогноз погоды на ночь с 20 на 21 января был не очень хорошим. Над Англией был т.н. Ruckseitenwetter — сектор холодной погоды, который предполагал редкую облачность и хорошую видимость. В то же время полеты над Голландией и Германией были сильно затруднены фронтом плохой погоды с очень низкой кромкой облаков и ограниченной видимостью. Это была идеальная погода для британских бомбардировщиков. Уже в течение некоторого времени RAF имели устройство H2S «Rotterdam», которое посылало радиоволны на землю, и в результате на экране прибора была видна местность, над которой пролетали самолеты. «Патфиндеры», летевшие впереди основной группы бомбардировщиков, были способны определить на «Роттердаме» цель для атаки и затем отметить ее каскадами огней. Чем хуже метеорологические условия были для нас, тем лучше они были для противника.

Три старших унтер-офицера из наземного персонала, я и Матцуляйт ждали в маленькой хижине рядом с ангаром, справа от взлетно-посадочной полосы. Снаружи шел дождь, это был конец января, и соответственно было холодно. Внутри же было тепло и удобно. В такой обстановке было лучше всего вообще не думать о возможном приказе взлететь. В ангаре стоял наш Ju-88. Баки были заправлены 3500 литрами авиационного бензина, все вооружение имело полный боекомплект. Фюзеляж, крылья и рули были тщательно протерты и отполированы.
Было еще не очень поздно, когда огромная радиолокационная станция «Wassermann», размещенная на острове в Северном море, засекла первые вражеские самолеты. Вскоре после этого с командного пункта поступил приказ «Sitzbereitschaft», т.е. экипажи должны были занять свои места в кабинах и ожидать команды на взлет. Я и Матцуляйт сразу же пошли к самолету, механики еще некоторое время оставались у телефона, но вскоре присоединились к нам. Виттгенштайн, наш пилот и командир NJG2, обычно находился на командном пункте, чтобы до последнего момента следить за обстановкой в воздухе. Оттуда он сообщил нам, что мы должны скоро взлететь. Мы подцепили наш стартер, который помог запустить оба двигателя, и самолет был выкачен из ангара.

Как только окончательно стало ясно, что первые английские самолеты взлетели и летят над английским побережьем к Северному морю, Виттгенштайн больше не мог оставаться в своем кресле. На своем автомобиле он промчался поперек взлетно-посадочной полосы, при помощи механиков надел летный комбинезон и быстро поднялся по трапу в самолет. Его первым приказом было: «Остхаймер, передайте, мы взлетаем немедленно!» С нашим позывным «R4-XM» я сообщил о запуске. Трап был убран, люк закрыт. Мы вырулили на старт, и, как только контроллер дал нам зеленый свет, двигатели взревели на полную мощность. Мы промчались вдоль тонкой линии ламп взлетно-посадочной полосы и секунды спустя погрузились в темноту ночи.

Набирая высоту, мы взяли курс на Хельголанд. Где-то над Северным морем мы должны были пересечь курс подхода вражеских бомбардировщиков. Вокруг была абсолютная чернота и только фосфоресцирующие приборы излучали слабый свет. На двигателях были установлены специальные пламегасители, чтобы мы могли оставаться невидимыми для противника, насколько возможно. В такой ситуации полет осуществлялся исключительно по приборам и единственной связью с землей были сообщения с командного пункта в Деелене.

Мы непрерывно получали сведения относительно положения, курса и высоты противника. По внутренней связи я передавал данные пилоту, чтобы он мог изменить курс, если ситуация потребовала бы этого.

Над Северным морем погода улучшилась. Теперь сплошной облачности уже не было. Наверху светилось несколько звезд, а в тысячах метров внизу мы могли рассмотреть поверхность моря. Это заставило меня с дрожью подумать о там, что нужно сделать, чтобы выжить в такой холодной воде. К счастью, полет оставлял слишком мало времени, чтобы размышлять о такой мрачной перспективе. Тем временем мы достигли высоты 7000 метров и фактически должны были быть уже очень близко к бомбардировщикам. Я щелкнул высоковольтным переключателем, включая экран. Поскольку мы были уже на большой высоте, я мог использовать свое оборудование, чтобы обнаруживать цели на расстоянии до семи километров, но вокруг все еще никого не было.

Внезапно перед нами справа появились первые лучи прожекторов, ощупывающие небо. Мы могли видеть вспышки разрывов зенитных снарядов. Теперь мы знали положение потока бомбардировщиков. Виттгенштайн слегка передвинул вперед рукоятки дросселей, и мы понеслись к нашей цели. Напряжение усиливалось, пульс становился все чаще. На моем поисковом радиолокаторе сначала неуверенно, но затем более четко замерцала первая цель. Я, естественно, немедленно доложил командиру о ее позиции и дальности. Небольшая коррекция курса — и цель точно перед нами в шести километрах.

Напряжение в кабине все усиливалось и усиливалось. Только тысяча метров отделяла нас от британского бомбардировщика. Мы переговаривались почти шепотом, хотя, конечно, противник в любом случае нас не мог слышать. Английские летчики совершенно не подозревали об опасности, угрожающей им. Через несколько секунд мы были ниже вражеской машины. Это был «Ланкастер», подобно огромной крестообразной тени парящий над нами. Наши нервы были натянуты до предела. Бортинженер зарядил пушки и включил прицел на крыше кабины. Наша скорость была согласована со скоростью «Ланкастера», который летел в 50 — 60 метрах над нами.

Виттгенштайн в своем прицеле видел крыло бомбардировщика. Я тоже смотрел наверх. Пилот очень мягко довернул нашу машину вправо и, как только в его прицеле появилось крыло между двумя двигателями, нажал на спуск пушек. Огненная трасса протянулась к бомбардировщику. Цепочка взрывов разорвала топливные баки, и крыло бомбардировщика мгновенно охватило неистовое пламя. После первого шока британский пилот бросил самолет вправо, и нам пришлось на большой скорости отворачивать, чтобы уйти из области огня. Спустя мгновение бомбардировщик, охваченный огнем, подобно комете, пролетел по широкой дуге к земле. Спустя несколько минут Матцуляйт доложил о том, что он разбился и о времени, когда это произошло. Оставалось только надеяться, что «Ланкастер» упал не в населенной области.

В течение нескольких минут мы летели вне потока бомбардировщиков. Здесь и там мы могли видеть горящие самолеты, падающие вниз, так что наши истребители имели некоторый успех. Вскоре на моем радаре появились две цели. Мы выбрали ближайшую из них. Все прошло почти так же, как и в первый раз, но из-за беспокойства противника и его постоянного перемещения мы имели некоторые трудности. Для собственной безопасности мы сделали подход к цели на более низкой высоте, чтобы избежать внезапного попадания в сектор обстрела его хвостового стрелка.

Так же, как и во время первой атаки, напряжение в кабине возрастало. Виттгенштайн осторожно приближался к «Ланкастеру». Немедленно после первой же очереди из «Schrdge Musik» «Ланкастер» загорелся. Еще мгновение он летел прежним курсом, но потом завалился в сторону и пошел вниз. Через некоторое время Матцуляйт снова доложил о его падении и взрыве. Успел ли кто-нибудь из английских летчиков выпрыгнуть на парашюте, мы не видели.

В течение короткого интервала времени мы увидели еще множество других горящих машин, падающих вниз. Это было ужасно. Но у меня не было времени, чтобы раздумывать, потому что на своем радаре я уже видел следующую цель. Виттгенштайн подошел довольно близко к «Ланкастеру». Очередь из «Schrdge Musik» проделала большое отверстие в его крыле, откуда начал хлестать огонь. На сей раз английский пилот реагировал очень необычно: он удержал горящий самолет под контролем и спикировал прямо на нас. Наш пилот тоже бросил наш Ju-88 в пике, но горящий монстр приближался все ближе и ближе и уже был прямо над нашей кабиной. У меня была только одна мысль: «Мы получили это!!» Тяжелый удар сотряс наш самолет, князь потерял управление над машиной, и мы, вращаясь, начали падать в темноту. Если бы мы не были пристегнуты, то нас, конечно бы, выбросило из кабины. Мы пролетели приблизительно 3000 метров прежде, чем Виттгенштайн смог снова взять машину под контроль и выровнять ее.

Как могли, мы в темноте осмотрелись вокруг, никто из нас не мог сказать, где мы находимся, кроме грубого предположения, что где-то между западом и юго-западом от Берлина. Теперь я стал самым важным человеком на борту. Сначала я попробовал азбукой Морзе на средних волнах выйти на контакт с несколькими аэродромами в том районе, где мы, возможно, были, но не получил никакого ответа. Наш командир был уже слегка рассержен. В своем справочнике я нашел длину волны «Flugsicherungshaupstelle, Koln» (Центр безопасности полетов в Кёльне). Я быстро установил с ним связь и получил требуемые сведения о нашем местоположении - Заафельд, приблизительно в 100 км юго-западнее Лейпцига. Переключив рацию на соответствующую частоту, я передал сигнал SOS и запросил о ближайшем аэродроме, открытом для ночной посадки. Станция в Эрфурте быстро подтвердила прием и дала мне курс подхода к аэродрому.

Погода была настолько плоха, насколько это могло быть. Нам сообщили, что нижняя кромка облаков на высоте 300 метров. Это было достаточно хорошо для посадки. Медленно снижаясь, мы вошли в облака. С земли передали: «Самолет над аэродромом». Мы повернули в указанном направлении и после разворота на 225" начали заходить на посадку. Выйдя из облаков, мы увидели прямо перед собой аэродром с включенными посадочными огнями. Мы были уже на посадочном курсе, шасси и закрылки были выпущены, высота все уменьшалась, когда самолет без всяких видимых причин вдруг начал заваливаться вправо. Виттгенштайн прибавил газ, и самолет сразу же выровнялся. Очевидно, правое крыло было повреждено падающим бомбардировщиком.

На высоте 800 метров мы смоделировали заход на посадку. Как только скорость снижалась, самолет начинал крениться на правое крыло. Естественно, в темноте мы не могли видеть, насколько серьезны повреждения. В подобной ситуации было только два выхода: или выпрыгнуть на парашютах, или попробовать приземлиться на более высокой скорости, чем обычно. Мы остановились на втором варианте, который был очень рискованным, и я радировал решение на землю. Мы сделали еще несколько кругов, чтобы дать время пожарным и санитарам занять свои позиции, и затем пошли на посадку.

Я нашел рычаг принудительного сброса фонаря кабины и ухватился за него обеими руками. Когда под нами промелькнули огни на краю аэродрома, я рванул рычаг на себя. Воздушный поток сорвал крышу кабины в один момент, подобно взрыву. Через мгновение - сильный удар. Это самолет съехал с взлетно-посадочной полосы на траву. После еще одного — двух жестких толчков самолет остановился, и я с облегчением расстегнул замки привязных ремней и парашюта. Выбравшись на крыло, я спрыгнул вниз и бросился на траву потому, что машина могла в любой момент взорваться. Ревя сигналами, примчались пожарные и санитарные машины, но, к счастью, все обошлось.

С помощью прожектора мы наконец смогли осмотреть повреждения. При столкновении с «Ланкастером» мы потеряли два метра правого крыла и одну из четырех лопастей правого винта, кроме того, англичанин оставил нам в фюзеляже за кабиной большую пробоину около метра. Мы должны были благодарить нашу счастливую звезду за то, что пережили это столкновение!

Нас накормили и дали поспать. На следующий день на другом самолете мы вернулись в Деелен в Голландию. Курт Матцуляйт и я очень хотели совершить путешествие обратно в комфорте поезда. Для нас это был бы своеобразный отдых, который мы заработали предыдущей ночью. Но никакой передышки не было. Виттгенштайн вышел на первое место среди ночных истребителей, и он хотел достигнуть большего. Таким образом мы совершили посадку в Деелене уже перед завтраком».

О дальнейших событиях 21 января 1944 г. Остхаймер рассказывал:
«После завтрака прошел едва час, и мы только достигли своей квартиры, когда зазвонил телефон. Я взял трубку, это был Виттгенштайн. Он сказал: «Идите с Матцуляйтом на стоянку и удостоверьтесь, что машина готова к вылету сегодня вечером». Единственный ответ, который был у меня: «Яволь, герр майор». Втайне мы надеялись, что пару дней, по крайней мере до прибытия нового самолета, нам не придется думать о смерти, войне и разрушениях.

После короткого отдыха мы пошли на стоянку. Как обычно, Матцуляйт проверил двигатели, давление топлива и масла, зажигание, топливо и боекомплект. Я проверил радиооборудование и радиолокаторы, насколько это возможно было сделать на земле. В заключение мы доложили командиру, что машина готова к бою.

Тем же вечером мы снова сидели в небольшом домике около ангара и ждали, что будет дальше. Опять шел дождь, и было холодно, в такую погоду хороший хозяин собаку не выгонит на улицу. Мы начинали думать, что «томми» тоже предпочтут остаться в тепле. Расстелив свой комбинезон, я лег в другой комнате. Я вспоминал, как несколько дней назад Виттгенштайн пригласил меня, Матцуляйта и старших унтер-офицеров из нашего наземного персонала на обед. В большом парке, непосредственно примыкавшем к нашему аэродрому в Деелене, Виттгенштайн подстрелил дикую овцу. Было жареное мясо и вино.
Я очень устал и почти сразу же заснул, но когда я проснулся, то заснуть снова уже не смог. В моей голове блуждали самые разные мысли. Главным образом они были вокруг моих друзей, с которыми мы несколько дней назад сидели здесь в готовности к вылету и кто после ночного вылета «пропал без вести». Вероятно, они никогда не будут снова среди нас. Я задавался вопросом, закончится ли когда-нибудь эта ужасная война. Матцуляйт вывел меня из задумчивости, крикнув: «Sitzbereitschaft!» Я сразу же встал, стряхнув с себя остатки сна и выбросив грустные мысли из головы.

Я взял штурманскую сумку и направился к самолету. Из своего опыта я знал, что Виттгенштайн всегда очень спешил подняться в воздух. Я помню ночь с 1 на 2 января 1944 г., когда я доложил о первой победе даже прежде, чем все самолеты нашей авиагруппы успели взлететь. Сегодня было то же самое. Я слушал радио, когда командир поднялся в кабину. «Все в порядке?» — был его первый вопрос. «Яволь, герр майор» — был мой ответ. Вслед за ним поднялся Матцуляйт, и один из механиков сразу же закрыл за ним люк. Теперь оставалось надеть шлемы, установить в рабочее положение ларингофоны и надеть кислородные маски. Последние требовались только на большой высоте, но мы использовали их уже на земле, так как считали, что это улучшает наше ночное зрение. Мы вырулили на линию старта, двигатели взревели, и после короткого разбега машина (Ju-88C-6 «4R+XM» W.Nr.750467) поднялась в воздух.

Мы старались не думать об опасностях, которые ждут нас в темноте впереди. По сообщениям с земли, бомбардировщики летели на высоте 8000 метров. На экране моего радара появился первый контакт. После небольшой коррекции курса мы вскоре увидели справа и чуть выше бомбардировщик. Столкновение прошлой ночью еще живо стояло перед нами, так что мы выполнили подход к нему на значительно более низкой высоте. Тень вражеского самолета медленно закрывала небо над нами, и по силуэту стало ясно, что это «Ланкастер». После единственной очереди из «Schrage Musik» его левое крыло быстро охватило пламя. Горящий «Ланкастер» сначала перешел в пике, а затем в штопор. Полностью загруженный бомбардировщик врезался в землю и раздался сильнейший взрыв. Это произошло между 22.00 и 22.05.

В этот момент на экране радара появилось сразу шесть отметок. Мы быстро выполнили два маневра по смене курса, и вскоре перед нами был другой «Ланкастер». После короткой очереди он сначала загорелся, а затем, перевернувшись через левое крыло, рухнул вниз. Вскоре я увидел вспышку огня на земле. После этого последовала серия мощных взрывов, возможно, это сдетонировали бомбы на его борту. На часах было 22.20. После небольшой паузы перед нами появился следующий «Ланкастер». Получив попадания, он загорелся и упал на землю. Это произошло где-то между 22.25 и 22.30, точнее сказать не могу. Вскоре мы обнаружили еще один четырехмоторный бомбардировщик. Уже после первой же нашей атаки он загорелся и упал вниз. Это произошло в 22.40.

На моем радаре появилась новая цель. После нескольких смен курса мы снова увидели и атаковали «Ланкастер». Из его фюзеляжа появилось пламя, но через несколько мгновений оно погасло, что заставило нас предпринять повторную атаку. Хайнрих как раз собирался открыть огонь, когда внутри нашего самолета неожиданно посыпались искры и раздался сильный взрыв. Левое крыло было охвачено пламенем, и самолет начал падать. Фонарь кабины оторвался от фюзеляжа и пролетел прямо над моей головой. По внутренней связи я услышал крик Виттгенштайна: «Наружу!». Я едва успел отсоединить шлемофон и кислородную маску, как поток воздуха буквально вырвал меня из кресла. Через несколько секунд мой парашют раскрылся, и приблизительно через 15 минут я приземлился восточнее Хохенгёхренер Дамм в районе Шенхаузена.

Приказав Остхаймеру и Матцуляйту покинуть самолет, князь, видимо, решил попытаться «дотянуть» до аэродрома в Стендале, который часто использовался для дозаправки или аварийных посадок ночных истребителей. Он смог пролететь только около 10 — 15 километров, в течение которых «Юнкерс» постоянно терял высоту. Виттгенштайн, вероятно, больше уже не мог удерживать самолет, и он дважды задел колесами землю. От второго удара стойки шасси сломались, самолет врезался в землю и загорелся. Обломки Ju-88 были разбросаны вокруг на большом расстоянии. Это произошло между местечками Хохенгёхренер и Клитц в округе Луберс.

Ранним утром 22 января один из местных крестьян позвонил по телефону доктору Герхарду Кайзеру, работавшему на близлежащем военном заводе «Deutsche Sprengchemie Klietz», и сказал, что ночью недалеко от них разбился самолет. Кайзер отправился на место катастрофы и приблизительно в двухстах метрах от места, где лежали обгоревшие обломки фюзеляжа, нашел безжизненное тело князя Виттгенштайна. 20 июля 1990 г. уже 80-летний доктор Кайзер записал по памяти:
«Насколько я помню, мне позвонили по телефону между пятью и шестью часами утра. Я сразу же встал, оделся и вышел из дому. Сам самолет я не видел. Множество обломков было разбросано вокруг, и я потратил полчаса прежде, чем нашел тело князя. Оно лежало среди деревьев к западу от дороги Хохенгёхренер — Клитц и не было изуродовано. На его лице были большие синяки, но никаких серьезных повреждений. Я не обнаружил никаких пулевых ранений или крови. Тогда гражданскому населению разрешалось осматривать военных, только если они подавали признаки жизни. В этом же случае было видно, что после смерти прошло уже несколько часов. По этой причине я застегнул его комбинезон и оставил покойного на том месте, где я его нашел. По моему мнению, он выпрыгнул из самолета, однако я не видел парашюта (Остхаймер считал, что Виттгенштайн выпрыгнул на парашюте, но, ударившись головой о крыло или стабилизатор, потерял сознание и не смог открыть его). Теперь это была работа для патологоанатомов Вермахта, которые должны были установить причину смерти князя. Я отправился в полицию Клитца и сообщил об увиденном. Потом мне рассказывали, что уже вскоре на месте происшествия появились солдаты. На следующий день в полдень, чтобы встретиться со мной, из Берлина приехал шведский посол. Он сказал, что он друг семьи Виттгенштайна, и попросил меня рассказать подробности его гибели, чтобы сообщить их его семье».

Свидетельство о смерти Виттгенштайна было составлено командиром санитарной эскадрильи Люфтваффе штаб-врачом доктором Петером. В нем говорилось, что причиной смерти были «переломы черепа в области темени и лица». Кто же именно сбил Ju-88 Виттгенштайна, точно не установлено. По одной версии это мог быть английский ночной истребитель «Москито» DZ303 из 131 Sqdn. RAF, который в 23.15 между Берлином и Магдебургом обстрелял немецкий ночной истребитель, однако пилот этого «Москито» сержант Снейп и радиооператор офицер Фоулер в своем донесении вовсе не утверждали, что сбили немецкий самолет. По другой версии - хвостовой бортстрелок с «Ланкастера» из 156 Sqdn. RAF, который после возвращения заявил, что в районе Магдебурга сбил немецкий ночной истребитель.

29 января Витгенштейн был похоронен на военном кладбище в Деелене. В 1948 г. останки майора Виттгенштайна были перезахоронены на немецком военном кладбище в Йссельстейне в Северной Голландии, где нашли свой последний приют 30 тысяч немецких солдат и офицеров.

В заключение надо отметить одну важную деталь, касающуюся возможной дальнейшей судьбы Виттгенштайна, если бы в ночь с 21 на 22 января он остался жив. Конечно, было бы неправильно утверждать, что он бы стал непосредственным и активным участником антигитлеровского Сопротивления, но, тем не менее, имеется ряд свидетельств, что к концу января 1944 г. майор уже критически относился к существовавшему режиму.

Его мать, вспоминая о том периоде, говорила: «Он вырос в Швейцарии, поэтому любил и идеализировал немецкий народ как бы издалека. Став членом «Гитлерюгенда», он видел в Гитлере того, кто верил в Германию. С этого времени он посвятил свою молодость, свое здоровье и все свои силы единственной цели — победе Германии. Однако постепенно он своим трезвым и критическим умом понял истинное положение вещей. В 1943 г. у него появились мысли об устранении Гитлера. Об этом же в своих «Берлинских дневниках» писала княжна Мария Вассильчикова. Она была близким другом Виттгенштайна и в годы войны работала в министерстве иностранных дел Германии. Однако эти ощущения были как бы вне его боевых вылетов. Хайнрих продолжал вести бой, стремясь догнать майора Лента по числу сбитых самолетов».

Осенью 1992 г., после объединения Восточной и Западной Германии, в районе Шенхаузена на месте гибели Виттгенштайна в торжественной обстановке был установлен мемориальный камень. На нем — лаконичная надпись «МайорХайнрих князь цу Сайн-Виттгенштайн. 14.8.1916 — 21.1.1944», над ней высечены изображение Железного Креста и надпись по-латыни «Один из многих» («Unus pro multis»).

Стремительному продвижению гитлеровцев вглубь СССР во многом способствовала эффективная служба оперативной разведки

Для увеличения - нажмите на картинку

Немецкая авиация захватила господство в воздухе уже в первые дни войны. Упреждающие удары по советским аэродромам вывели из строя тысячи советских истребителей, бомбардировщиков, штурмовиков. Были нарушены коммуникации, сожжены склады боеприпасов. Управление войсками было дезорганизовано. Ведущие отчаянные бои части Красной армии, оказавшись без прикрытия с воздуха, несли огромные потери.

За первую неделю войны на земле и в воздухе было уничтожено около 6000 советских самолетов. Во второй день войны потери ВВС РККА составили 600 самолетов, потери люфтваффе - 12 самолетов. От такой статистики застрелился один из руководителей ВВС Красной Армии генерал-лейтенант Копец.

Стремительному продвижению гитлеровцев вглубь СССР во многом способствовала эффективная служба оперативной разведки. В том числе – авиационной, ключевым элементом которой были самолеты-разведчики- Hs 126 и Fw-189 - знаменитые «рамы». Отслеживая передвижения советских войск, они наводили на цель эскадрильи бомбардировщиков, вели аэросъемку, обеспечивали связь, корректировали огонь артиллерии.

«Фокке - Вульфы» 189-серии начали разрабатываться в феврале 1937 года Они должны были заменить ближний разведчик Hs 126 («Хеншель»). Разведчик имел асимметричное расположение кабины пилотов: на правом крыле. Двигатель размещался в носовой части центроплана.

Первый самолет головной серии был готов в начале 1940 г. Машина вооружалась двумя пулеметами MG17 в корневой части крыла и переносным пулеметом MG15 для защиты задней полусферы. На самолете монтировались 4 бомбодержателя по 50 кг. Разведоборудование состояло из одной фотокамеры. Войсковые испытания начались осенью 1940 г., а на фронт машины стали поступать уже после нападения на СССР. Первой частью, получившей FW 189A, стал 2-й отряд 11-й разведгруппы.

В дальнейшем самолет состоял на вооружении почти всех разведгрупп малой дальности. Отличный обзор из кабины и хорошая маневренность как нельзя лучше соответствовали его предназначению. Правда, на Восточном фронте FW 189 освоил еще одну специальность. Несколько машин были переданы в 1 отряд 100 ночной истребительной эскадры. Отряд назывался «Железнодорожный ночной охотник» и предназначался для борьбы с советскими ПО-2, досаждавшими железнодорожным перевозкам немцев.

Зимнее наступление Красной Армии 1941 года привело к тяжелым потерям в личном составе, люфтваффе стало ощущать нехватку подготовленных экипажей и самолетов, по этой причине ряд разведывательных подразделений были расформированы. Вновь созданные Nahauflklarungs-gruppen состояли из трех эскадрилий (на практике очень немногие группы действительно имели в своем составе три стаффеля).

В декабре 1941 г. 9-я немецкая армия под ударами соединений генерала Конева оставила Калинин. В условиях суровой зимы подготовка самолетов к полетам вызывало множество сложностей. В разведывательных подразделениях люфтваффе ощущалась нехватка запасных частей, топлива, людей. Эти проблемы вызвали очередную реорганизацию, в ходе которой опять уменьшилось количество отдельных эскадрилий, теперь в боевых частях преобладали самолеты Fw-189A-l (позже -Fw-189A-2).

Как пишут немецкие военные историки, полеты на ближнюю разведку на Восточном фронте становились все опаснее и опаснее. В некоторых подразделениях экипажи разведчиков урезали до одного человека, многих наблюдателей пришлось направить на краткосрочные курсы пилотов. Летная подготовка вчерашних наблюдателей была явно недостаточной - потери продолжали расти. По этой причине новички успевали выполнить всего один-два боевых вылета прежде, чем их сбивали.

Предпринятое в мае 1942 года наступление вермахта в районе Харькова временно остановило натиск Красной Армии на южном участке Восточного фронта. Немцы получили передышку, за время которой сумели восполнить потери в людях и технике. Разведчики Fw-189 продемонстрировали в отдельных случаях высокую боевую живучесть.

19 мая 1942 года два истребителя МиГ-3 атаковали немецкий разведчик над Таманским полуостровом. Советские истребители повредили левый двигатель «рамы», вывели из строя все оборонительное вооружение, тем не менее, разведчик сумел приземлиться на передовом аэродроме. При посадке подломилась левая основная опора шасси и была смята левая плоскость крыла, но самолет в короткий срок отремонтировали, заменив мотор, опору шасси и плоскость крыла.

В сентябре 1942 года на Восточном фронте имелось 174 разведчика Fw-189.

Ожесточенные бои за Сталинград в конце лета 1942 года вновь поставили на повестку дня вопрос об исключительно высоких потерях в вооруженных силах Германии. Очень сильно пострадали разведывательные подразделения люфтваффе. 18 сентября «рама» под прикрытием четырех истребителей Bf.109 занималась корректировкой стрельбы артиллерии, когда группу немецких самолетов атаковали советские истребители. Первым повредил «раму» Иван Балюк, добил разведчика командир группы советских истребителей Михайлик. Fw-189 завалился на левое крыло, после чего рухнул на землю Экипаж самолета погиб.

Еще один двухбалочный разведчик советские летчики сбили на следующий день, 19 сентября. В битве за Сталинград потери разведывательных подразделений люфтваффе в людях и технике в среднем составили 25%. Командованию люфтваффе в очередной раз пришлось проводить реорганизацию.

В ходе контрнаступления Красной Армии на передовых аэродромах немцы бросили небоеспособные «рамы», но уцелевшие самолеты продолжали помогать окруженной 6-й армии генерала Паулюса.

17 декабря в очередной раз отличился летчик-истребитель Михайлик в тяжелом поединке, сбивший «раму» («P2+BV»). В этот же день в районе Давыдовки корректировал стрельбу артиллерии разведчик Fw-189 из NAG-16. Разведчик сопровождали истребители Bf. 109. Немецкие самолеты атаковала советская пара: командир Иван Максименко, ведомый - Чумбарев. Чумбарев впустую израсходовал весь боекомплект, после чего таранил раму, отрубив воздушным винтом своего истребителя одну хвостовую балку Fw-189. Экипаж разведчика - обер-фельдфебель Майер, унтер-офицер Шмидт и ефрейтор Сова - не смогли покинуть падавший самолет.

К началу февраля 1943 года люфтваффе потеряли на Восточном фронте почти пять сотен самолетов и почти тысячу человек летного состава. Ближнеразведывательные подразделения лишились примерно 150 самолетов, в основном - Fw-189.

Разгром под Сталинградом положил начало отступлению вермахта на всем советско-германском фронте. Отступление вызвало очередную реорганизацию подразделений ближней авиационной разведки, имевших на вооружении самолеты Fw-189.

Активность подразделений ближней авиационной разведки люфтваффе шла на убыль, в то время как активность советских истребителей росла, а точность и плотность огня зенитной артиллерии усиливалась. Все чаще экипажам немецких разведчиков приходилось вступать в воздушные бои; в 1943 году в среднем на 90 боевых вылетов Fw-189 приходилась одна сбитая огнем с земли «рама».

С мая 1943 г. самолеты Fw-189 стали привлекать для борьбы с партизанами.В начале июля немецкие войска начали последнее за войну стратегическое наступление на Восточном фронте - операцию «Цитадель». Разведчики пытались отслеживать перемещения советских войск. В боях над Курской дугой отличились летчики вооруженной истребителями Як-1 эскадрильи «Нормандия» вооруженных сил Свободной Франции. Пилоты Лефевр и ла Пуап атаковали и сбили один Fw-189, второй разведчик на счет эскадрильи записали Литольф и Кастелен, третий - Марсель Альбер и Альберт Прециоси.

12 июля в контрнаступления из района Курска перешли войска Красной Армии. Разведчики Fw-189 вскрыли дислокацию советских соединений, однако у немцев не имелось резервов, чтобы заткнуть все дыры в своей обороны. Через два дня после начала контрнаступления Красная Армия освободила от немецко-фашистских захватчиков города Орел и Белгород.

Большой проблемой для экипажей разведчиков стали новейшие советские истребители Ла-5 по силуэту очень похожие на Fw-190. Теперь «рамы» старались пересекать линию фронта на предельно малой высоте, но все равно численное превосходство советских истребителей наряду с усилением средств ПВО сухопутных войск поставили точку в успешной деятельности разведчиков. Особенно туго немецким истребителям, сопровождавшим Fw-189, пришлось после появления на фронте самолетов Як-3, на малых высотах имевших абсолютное превосходство над любым истребителем люфтваффе. Советские летчики относились к Fw-189 с уважением. Летчик-истребитель А. Семенов в своих воспоминаниях писал:

- «Рама», корректируя огонь артиллерии, сильно досаждала нашим наземным войскам. Самолет этого типа представлял собой сложную цель для летчиков истребителей. Сбить «раму» - не простая задача, даже более сложная, чем сбить истребитель Bf.109 или бомбардировщик Ju-88.

Похоже отзывался о немецких Fw-189 и знаменитый ас Александр Покрышкин, считавший сбитую «раму» самым объективным показателем мастерства летчика-истребителя.

Ближе к концу войны самолеты Fw-189 стали привлекаться к выполнению ночных разведывательных полетов, для чего на некоторых машинах устанавливалось специальное оборудование. Чаще всего, «рамы» вели визуальную разведку.

С лета 1944 г. самолеты Fw-189 использовать для решения задач тактической авиационной поддержки уже не представлялось возможным, так как «рамы» стали наиболее приоритетной целью для истребителей ВВС Красной Армии. В отдельных случаях Fw-189 привлекались к ведению психологической войны -разбрасыванию листовок. Существует легенда о том, что якобы в ходе одного из таких вылетов экипаж «рамы» сбил советский истребитель... листовками. «Рама» высыпала бумажный груз перед носом советского самолета, пилот потерял пространственную ориентировку и не справился с управлением; истребитель разбился.

Эта книга - жестокие и циничные откровения профессионального убийцы, прошедшего через самые страшные сражения Второй мировой войны, знающего подлинную цену солдатской жизни на передовой, сто раз видевшего смерть через оптический прицел своей снайперской винтовки. После Польского похода 1939 года, где Гюнтер Бауэр проявил себя как исключительно меткий стрелок, он был переведен в элитные парашютные войска Люфтваффе, превратившись из простого Feldgrau (пехотинца) в профессионального Scharfschutze (снайпера), и в первые часы Французской кампании, в составе…

Обратный билет. Воспоминания о немецком летчике,… Фриц Вентцель

В книге рассказывается о жизни бывших немецких офицеров в лагерях для военнопленных, расположенных в Англии и Канаде. Главный герой – Франц фон Верра прославился как единственный немецкий военнопленный, сумевший дважды бежать из плена: английского и канадского. Удивительную историю его побегов рассказывает Фриц Вентцель, лично знавший фон Верру.

Последнее сражение. Воспоминания немецкого… Петер Хенн

Петер Хенн, летчик-истребитель из 51-й истребительной эскадры «Мельдерс», а затем командир эскадрильи из 4-й эскадры непосредственной поддержки войск на поле боя, рассказывает о воздушных сражениях последних лет Второй мировой войны. Его бросили в бой в 1943 году, когда неудачи Гитлера начинали становиться все более серьезными. Хенн воевал в Италии, участвовал в воздушных схватках во Франции после высадки союзников и закончил войну в Чехословакии, попав в плен к русским.

Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого… Вильгельм Йонен

Автор, пилот «мессершмитта», воевавший на Западном фронте, рассказывает об опыте нового подразделения люфтваффе - ночных истребителях В книге ярко и образно повествуется о преданности пилотов своей нелегкой профессии, о воздушных дуэлях под звездами, описываются особые условия ночных полетов.

ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ. НЕМЕЦКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ… Адольф Галланд

Воспоминания Адольфа Галланда. командующего истребительной авиацией люфтваффе с 1941-го по 1945 год, воссоздают достоверную картину боевых действий на Западном фронте. Автор анализирует состояние авиации воюющих сторон, делится профессиональными суждениями о технических качествах известных типов самолетов, стратегических и тактических просчетах в ходе военной кампании. Книга одного из самых талантливых немецких летчиков существенно дополняет представление о роли истребительной авиации во Второй мировой войне.

Люфтваффе. Военно-воздушные силы Третьего… Константин Залесский

Созданные практически с нуля люфтваффе стали самыми результативны – ми ВВС периода Второй мировой войны, а огромный летный опыт, развитая инициатива, блестящая подготовка сделали немецких асов (или, правильнее, экспертов) лучшими летчиками мира. Но в 1943 году произошел перелом, и уже лучшие асы из лучших не могли исправить положение. И вот результат: при том что на счету немецких летчиков были все мыслимые и немыслимые рекорды, люфтваффе потерпело сокрушительное поражение. Господство в воздухе перешло к авиации союзников – после этого военный…

Асы и пропаганда. Дутые победы Люфтваффе Юрий Мухин

Пропаганда всегда являлась главнейшим родом войск, а поскольку важнейшим элементом полководческого мастерства является хитрость и обман, то ложь в пропаганде естественна. Но ложь является очень опасным оружием: если тот, кому лгут, начинает понимать, что его обманывают, то пропаганда может оказать прямо противоположное действие. В книге исследуется, как гитлеровская ложь о невероятных достижениях немецких летчиков-истребителей в конце концов парализовала самих этих летчиков. Для широкого круга любителей истории.

"Мессершмитты" над Сицилией. Йоханнес Штейнхоф

Резерв высоты Николай Скоморохов

Аннотация издательства: Автор, известный советский ас, маршал авиации, заслуженный военный летчик СССР, доктор военных наук, профессор. Его перу принадлежат несколько произведений: «Боем живет истребитель», «Служение Отчизне», «Резерв высоты», «Предел риска» и другие. В романе «Резерв высоты», главы из которого мы начинаем печатать, просматриваются три сюжетные линии. Единым замыслом связаны русский резидент Альберт, внедренный в логово потенциального врага еще в начале XX века и выполняющий со своими помощниками (ближайшим другом Аптекарем,…

Танки ленд-лиза в бою Михаил Барятинский

Ленд-лиз остаётся одной из самых спорных и политизированных проблем отечественной истории со времён советского агитпропа, который десятилетиями замалчивал либо прямо фальсифицировал подлинные масштабы и роль помощи союзников: даже в мемуарах наши лётчики и танкисты зачастую «пересаживались» с «импортной» на отечественную технику Причём больше всего не повезло именно ленд-лизовским танкам, незаслуженно ославленным как жалкие «керосинки» с «картонной» бронёй и убогими «пукалками» вместо орудий. Да, лёгкий американский Стюарт по понятным…

Солдат трех армий Бруно Винцер

Мемуары немецкого офицера, в которых автор рассказывает о своей службе в рейхсвере, гитлеровском вермахте и бундесвере. В 1960 году Бруно Винцер, штабс-офицер бундесвера, тайно покинул Западную Германию и перешел в Германскую Демократическую Республику, где издал эту книгу - историю своей жизни.

«Мессершмитты» над Сицилией. Поражение люфтваффе… Йоханнес Штейнхоф

Йоханнес Штейнхоф, знаменитый немецкий летчик-истребитель, рассказывает об операции «Хаски», когда британские и американские военно-воздушные силы непрерывно бомбили немецкие и итальянские аэродромы на Сицилии. Под давлением превосходящих сил союзников потери люфтваффе приобрели невосполнимый характер. Для опытных пилотов, ветеранов боев в Западной Европе и России, смерть была почти неизбежной, еще меньше шансов выжить оставалось у молодых летчиков, но приказа об отступлении не поступало. Штейнхоф в своих воспоминаниях передает весь трагизм…

Последнее наступление Гитлера. Разгром танковой… Андрей Васильченко

В начале 1945 года Гитлер предпринял последнюю попытку переломить ход войны и избежать окончательной катастрофы на Восточном фронте, приказав провести в Западной Венгрии крупномасштабное наступление с целью выбить части Красной Армии за Дунай, стабилизировать линию фронта и удержать венгерские нефтяные прииски. К началу марта германское командование сосредоточило в районе озера Балатон практически всю броневую элиту Третьего Рейха: танковые дивизии СС «Лейбштандарт», «Рейх», «Мертвая голова», «Викинг», «Гогенштауфен» и др. - в общей сложности…

Я дрался на «Аэрокобре» Евгений Мариинский

Герой Советского Союза Евгений Мариинский - летчик-ас, в составе 129-го ГвИАП совершил 210 боевых вылетов. На своей «Аэрокобре» под номером четыре он шестьдесят раз вступал в бой с бомбардировщиками и истребителями противника, сбил двадцать самолетов врага, но и сам несколько раз был сбит. Полные драматизма воздушные бои, требующие от летчика концентрации всех навыков, опыта, воли, вынужденные посадки и полеты в сложных метеоусловиях, нервное напряжение перед атакой, потеря товарищей и быт летчиков - все эти аспекты жизни летчика-истребителя…

Стальные гробы. Немецкие подводные лодки:… Герберт Вернер

Бывший командир подводного флота нацистской Германии Вернер знакомит читателя в своих мемуарах с действиями немецких подводных лодок в акватории. Атлантического океана, в Бискайском заливе и Ла-Манше против английского и американского флота во время Второй мировой войны.

Аннотация издательства: Документальное повествование о подвигах летчиков морской авиации Черноморского флота в годы Великой Отечественной воины, в период подготовки и проведения операции по освобождению Северного Кавказа, города-героя Новороссийска. В центре изображаемых событий - воины 5-го гвардейского минно-торпедного авиаполка, проявившие героизм, мужество и отвагу при нанесении сокрушительных ударов по врагу на море и на суше. Так помечены страницы, номер предшествует. Так помечены ссылки на примечания. lenok555: Вторая книга мемуаров…

Фронт до самого неба (Записки морского летчика) Василий Минаков

Аннотация издательства: В документальной повести Героя Советского Союза В. И. Минакова рассказывается о боевых подвигах летчиков Черноморского флота, воспитанниках Ейского военно-морского авиационного училища, в трудный период Великой Отечественной войны, летом и осенью 1942 года. Книга адресуется массовому читателю. Так обозначены страницы книги (страница предшествует номеру). lenok555: Следующие две книги мемуаров В. И. Минакова - "Командиры крылатых линкоров" и "Гневное небо Тавриды".

Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста… Вильгельм Липпих

Помимо передовой тактики блицкрига, помимо сокрушительных танковых клиньев и грозных пикировщиков, наводивших ужас на врага, к началу Второй мировой войны Вермахт обладал еще одним «чудо-оружием» - так называемой Infanteriegeschutzen («пехотной артиллерией»), чьи орудия сопровождали немецкую пехоту непосредственно в боевых порядках, чтобы при необходимости поддержать огнем, прямой наводкой подавить вражеские огневые точки, обеспечить прорыв обороны противника или отражение его атаки. «Пехотные артиллеристы» всегда находились на самых опасных…