Николай ежов биография. Николай ежов. «Он не умеет останавливаться»

Николай Ежов при рассмотрении его биографии представляет собой крайний вариант патологического эпилептоидного характера. Его собственные злоба и садистские наклонности нашли полное поощрение Сталина, который использовал Ежова как непосредственное орудие ранее невиданного в огромной стране кровавого террора.

Николай Ежов как особенный нарком НКВД

​»« Железного наркома» Николая Ежова товарищ Сталин создал из заурядного, но старательного и работоспособного партийного чиновника, продвигавшегося в ВКП(б) по линии учета кадров и партийного контроля. Мощная интуиция, великолепная наблюдательность и цепкая память вождя, великого манипулятора и знатока всех уголков души большого числа партийцев, и на этот раз не дала осечки. Николай Ежов сначала прилежно, а потом и с большим удовольствием выполнил роль кровавого исполнителя воли Иосифа Виссарионовича. А когда пришла пора – без особых проблем был удален с должности и из жизни. Все вышло так, как планировал Сталин, за параноидальную подозрительность и звериную жестокость которого покорная страна заплатила многими миллионами загубленных жизней.

Некоторые факты из детства Николая Ежова

Маленький Коля Ежов не любил учиться, и его образование составило всего лишь один класс начальной школы. «Лично меня, — писал он в своей автобиографии,- школьная учеба тяготила, и я всеми способами от нее увиливал». Однако потом, как и многие большевики из рабочей среды, Ежов постарается в определенной степени наверстать упущенное. Уже после двадцатилетнего возраста он достаточно много читал. Знакомые даже называли его Колька-книжник, то есть он в достаточной мере занимался самообразованием. Кое-что он наверстал, но как это и было типично для большевиков вообще, с точки зрения образования он на всю жизнь остался дилетантом-полузнайкой.

Маленьким и тщедушным он был уже в детстве, но ухитрялся жестоко бить сверстников, которые очень его боялись. Сам же Коля боялся старшего брата, который время от времени колотил его. Еще Ежов, подобно персонажу Михаила Булгакова Шарикову, в детстве любил издеваться над животными.

Николай Ежов. Юность и начало карьеры

Дальше в биографии Николая Ежова – работа в мастерской учеником портного, рабочим на заводе, служба в действующей армии в период Первой Мировой. В апреле 1917-го, будучи двадцатидвухлетним солдатом, вступает в партию. После революции неспешно начинает складываться карьера по советской, а потом и по партийной линии. Николай Ежов «вышел в люди», стал поначалу советским, а потом партийным чиновником, то есть сотрудником государственной службы. И это означает — стал пожизненным работником у вечно проклинаемого народом и бессмертного недолиного Кащея тотальной государственной власти. Принадлежность к одичавшей государственной Орде, феодальными замками учреждений, раскинувшейся по всей огромной территории, остается каиновой печатью на всяком чиновнике до самой смерти.

Обычный, каких тогда появились тысячи, партийный работник, Николай Ежов внешне был очень худым, щуплым, совсем небольшого роста человечком (всего 151 см, поэтому его наркомовские хромовые сапоги, как и у Сталина, имели встроенный каблук) с тонкими кривыми ножками. Когда Ежов садился в кресло, за столом была видна только его голова. В бытность наркомом внутренних дел одевался обычно в галифе темно-синего цвета и в защитную гимнастерку с поясным ремнем. Тихий и умеющий внимательно слушать, с приятной немного застенчивой широкой улыбкой, Николай Ежов до карьерного взлета вел себя очень скромно.

Ежов и его характер в воспоминаниях современников

Суть своего характера, своей развитой до патологического уровня «эпилептоидной» злобы и мстительности, Ежов до назначения главным карателем тщательно маскировал под маской вежливости, желания быть полезным. Этот характер во всей красе проявлялся тогда только в частностях (мучил кошек подростком, жестоко бил сверстников). Юрий Домбровский, отсидевший в сталинском лагере, пишет об «алма-атинском» дочекистском периоде работы Николая Ежова: «Многие из моих современников, особенно партийцев, с ним сталкивались по работе или лично. Так вот, не было ни одного, кто сказал бы о нем плохо. Это был отзывчивый, гуманный, мягкий, тактичный человек. Любое неприятное личное дело он обязательно старался решить келейно, спустить на тормозах. Повторяю: это общий отзыв. Так неужели все лгали? Ведь разговаривали мы уже после падения «кровавого режима». Многие его так и называли «кровавый карлик». И действительно, вряд ли был в истории человек кровавее его».

Его, по воспоминанию современника, «умные, как у кобры, впивающиеся буравчиками в собеседника серо-голубые глаза» обладали необычной способностью менять интенсивность цвета — то серые, то василькового цвета, то почти прозрачные. Обычно понять его настроение по выражению глаз не было никакой возможности, за одним только исключением: удовольствие читалось в них, когда очередная «партия» обвиняемых осуждалась к расстрелу или длительному заключению в лагерях, что оставляло очень мало шансов на выживание…Каштаново-рыжеватые вьющиеся волосы, которые он однажды будучи уже наркомом зачем-то сбрил наголо. Лицо нездорового, желтоватого цвета с правильными, но «кукольными» чертами портили маленький лоб и неровный шрам на правой щеке. Зубы гниловатые и желтые от никотина. Голос звучный, в компаниях Николай Ежов, обладавший неплохим тенором, охотно пел народные песни.

Карьерный рост Николая Ежова

Своим появлением в Москве Николай Ежов был обязан вновь назначенному главному кадровику страны, заведующему Орграспредотделом Ивану Михайловичу Москвину. Для усиления кадровой работы в ЦК партии ему понадобились хорошие исполнители, имеющие опыт партийной кадровой работы. И Иван Михайлович вспомнил о своем случайном знакомом, скромном молодом человеке Николае Ежове, который раньше уже имел партийный опыт работы с кадрами и произвел на Москвина благоприятное впечатление как исполнительный, аккуратный человек, не боящийся больших нагрузок по оформлению и организации кадрового учета. В том, что он не ошибся Иван Михайлович смог убедиться в феврале 1927 года, когда Николай Ежов был переведен из провинции в Москву. Он быстро вошел в курс дела, энергично взялся за работу, допоздна засиживаясь в отделе. Можно было быть уверенным без всякого контроля, что Ежов все сделает в срок. К порученному делу он подходил весьма тщательно, если не сказать дотошно, до мелочей прорабатывал детали.

Важная особенность: его часто приходилось останавливать в беспрестанном движении к заданной цели, когда рабочие обстоятельства требовали переключения на другой вопрос. Его «переключатель», как у многих в нашем отечестве, работал туго. Ежов подобно бультерьеру, не мог остановиться сам, не мог разжать челюсти. Только тогда, на работе у Москвина, ему пока никто не давал команды вцепиться в живое тело и ощутить вкус свежей крови. Однако уже скоро огромной стране предстояло в очередной раз содрогнуться и умыться кровью, от бульдожьей хватки Николая Ивановича. Как-то коллеги поинтересовались мнением Москвина о Ежове. Он ответил метафорически, притчей: торговец захотел найти для себя хорошего приказчика. К нему стали приходить так сказать, «соискатели» на должность. Поручение торговец им давал одно и то же: узнать, почем продается сахар в соседней лавке. Первый кандидат на место доложил, что сахара там нет совсем. Второй также сообщил, что сахара нет. Зато заметил, что чай качественный и недорогой, да еще можно скидку получить за объем покупки, крупа гречневая и сливочное масло – хороши по качество, а вот подсолнечное масло брать не стоит — цена завышена. «Как думаете, — спросил Иван Михайлович,- кого взяли на работу? Ну, конечно, второго парня. Так вот и наш Николай Ежов максимум информации представит, все плюсы и минусы по полочкам разложит».

Иван Михайлович Москвин симпатизировал Ежову, потому что и сам был трудоголиком. Правда, в отличие от Ежова, не любил спиртное, не курил и не жаловал шумные компании и не пресмыкался перед начальством. За первые семь месяцев работы в Москве Ежов несколько раз был гостем в доме Ивана Михайловича. Всегда улыбающийся и преданно глядящий в глаза Москвину, Николай Иванович очень пришелся по душе его супруге Софье Александровне. Зная, что Ежов перенес легочный туберкулез, она от души кормила маленького и худого человечка: «кушайте, кушайте, «воробышек», Вам это очень нужно!».

Иван Михайлович Москвин был расстрелян в 1937 году по обвинению в принадлежности к масонской организации «Единое трудовое братство». К тому же «воробышек» Николай Иванович Ежов лично распорядился расстрелять через четыре месяца после гибели мужа Софью Александровну. Впрочем, не только будущие жертвы ласково обращались к Ежову, Сталин называл его «ежевичкой», а Берия, перед самым арестом Николая Ежова – «мой ласковый ежик».

Николай Ежов попадает в поле зрения Сталина

В Москве Николай Ежов продолжает партийную карьеру сугубо внутри центрального аппарата ВКП(б). Зато при этом он попадает в поле зрения Сталина. Ягода уже не устраивал вождя, для усиления террора ему был нужен гомункулюс, человек-никто, поднятый из безвестности Хозяином. И легко возвращаемый в пучину забвения.

Вновь свидетельство бывшего высокопоставленного чекиста, а затем арестованного, осужденного и что большая редкость, не расстрелянного М.П.Шрейдера: « …После убийства Кирова началось внедрение Ежова в дела НКВД. Он приходил в аппарат НКВД, не информируя Ягоду, и, неожиданно спускаясь в оперативные отделы, сам лез во все дела. Особенно это стали замечать в начале 1936 г., когда начинались дела по троцкистской организации. Ежов явно подбирался к Ягоде и меры последнего, которые применялись к изоляции карлика от своего аппарата, оставались безуспешными. Его готовили, а он готовился сам» .

26 сентября 1936 года Николай Ежов на заседании Политбюро был утвержден в должности нового наркома НКВД. На день раньше Каганович прочитал Ежову телеграмму, подписанную Сталиным и Ждановым из Сочи, где отдыхали вожди: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи…».

Железный нарком начинает действовать

Ежов рьяно взялся за дело. Прежде всего, по приказанию Сталина была уничтожена почти полностью предыдущая «команда» палачей. Ежов и сам понимал механизмы этой жуткой замены. В разговоре с коллегой еще до пика кровавого террора он заметил: «Будет историческое перераспределение кадров, все старые кадры пойдут побоку, пройдет один или два тура смены всех людей, чтобы от старых кадров совершенно освободиться». Только вот не думал, что сам он только участник очередного, и далеко не последнего «тура».

Поразительно – расстрелявшие в застенках тысячи и тысячи «врагов народа», сами расстрельщики покорно «праздничной колонной» без малейшего сопротивления отправились в те же застенки. И эта самая кровавая трагикомедия повторится еще не один раз. Будут расстреливать и особо отличившихся соратников Николая Ежова. Тоже без всякого сопротивления с их стороны и беспроблемным получением от них нужных для очередного следствия бредовых признаний. То есть какого-нибудь мучителя от НКВД расстреливают не за душегубство, а, например, за сотрудничество одновременно со всеми существующими иностранными разведками.

Современник вспоминает одно из выступлений Ежова перед руководящими сотрудниками НКВД:

«Вы не смотрите, что я маленького роста, — недобро улыбаясь произнес Ежов. — Руки у меня крепкие - сталинские. - Он протянул вперед обе свои маленькие руки - У меня с лихвой хватит сил и энергии, чтобы покончить со всеми троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами и прочими террористами, - Ежов угрожающе сжал кулаки так, что костяшки побелели.

А в первую очередь мы очистим наши органы от контрреволюционных элементов, которые, по имеющимся у меня сведениям, смазывают борьбу с врагами народа на местах.

Садистcкие черты характера Ежова в полной мере проявились после его назначения наркомом НКВД. Он очень любил лично избивать арестованных, особенно крепких мужчин высокого роста. По коридорам ведомственных застенков нарком расхаживал, принявши «на грудь», не вынимая изо рта зажженной папиросы (с его собственных слов, он начал регулярно выпивать с четырнадцати лет) и эта папироса во рту карлика казалась неестественно длинной, как у курящего за углом школы младшего школьника. Когда он тяжело и натужно кашлял, словно подавившись крепким табачным дымом, на роскошные ковровые дорожки наркомата летели отхаркнутые желто-зеленые, тяжелые, жирные ошметки слизи. Он заглядывал во все кабинеты, наблюдая как движется работа. Бывший следователь описывает такой визит Ежова в кабинет, где допрашивали подследственного: « Николай Иванович вошел и как развернется, и бац его по физиономии…» И разъяснил: «Вот как их надо допрашивать!» - Последние слова он произнес с восторженным энтузиазмом».

В особо важных случаях мог наблюдать за работой следователей, лежа на боку на диване, периодически покидая его уютную кожаную мягкость, чтобы лишний раз ударить арестованного.

Ежов любил лично присутствовать на расстрелах и из-за своих садистских наклонностей нередко превращал казни в чудовищный спектакль. Например, один из приговоренных, по выбору Ежова, должен был наблюдать за казнью своих же товарищей, его при этом расстреливали последним. Часто осужденных перед казнью по указанию Ежова избивали.

Известно, что Ежов лично застрелил арестованную секретаря Калининского областного комитета партии А.С. Калыгину. Потом жаловался коллегам, что она ему постоянно «чудится».

Как-то Николай Иванович явился на заседании Политбюро в гимнастерке с пятнами крови. На вопрос Хрущева он пояснил, что это кровь врагов.

«Большой террор» в исполнении Николая Ежова

Кровавая волна захлестнула всю Россию, в одной из областей было репрессировано и уничтожено было 50 процентов всех членов ВКП(б). В тюремные камеры, рассчитанные всего на несколько человек, набивали до шестидесяти заключенных, истязая их холодом или напротив, сильно топили печи при закрытых окнах. Арестованных одевали в смирительные рубашки, затягивали их, затем обливали водой и выставляли на мороз. Нашатырный спирт носил название «капли искренности» его, не жалея, вливали в носы арестованным.

В областных управлениях НКВД арестованных били не только сами следователи. Эти самые следователи также подчас требовали, чтобы их жертвы сами избивали друг друга. Другие же жертвы, чтобы заглушить крики избиваемых, должны были громко петь хоровые песни. Имел определенное распространение еще и так называемый «допрос на яме», почти всегда дающий желаемый результат в виде признательных показаний, когда жертва должна была видеть процедуру расстрела осужденных.

Однажды начальник областного НКВД распорядился забитого до смерти подследственного оформить через судебную «тройку» как живого, а приговор «тройки» о расстреле касался уже умершего человека.

М.П. Шрейдер вспоминал, что один из арестованных с деревянным протезом вместо правой ноги перед допросом старался расстегнуть большинство ремней фиксирующих протез. На вопрос зачем, объяснил, что следователь на каждом допросе избивает его этим протезом. А если он, по мнению следователя, расстегивает ремни недостаточно проворно, то его бьют протезом сильнее. Поэтому к избиению арестант готовился уже в камере. Следователь тоже был согласен с такой экономией времени: чтобы дойти на допрос или обратно с допроса, арестованному давали палку, так как полурасстегнутый протез не давал необходимой опоры. По возвращении в камеру надзиратель, разумеется, отнимал палку, как потенциально опасное «орудие террора». Юмор у его НКВДшных мучителей был весьма оригинальный. Следователь говорил ему: «Ты, троцкистская сволочь, не можешь жаловаться, что тебя бьют. Ведь ты сам бьешь себя собственной ногой». В присутствии своих «коллег» следователь ставил одноногого инвалида «на выстойку». Эта самая выстойка была распространенным способом пытки: подследственный должен был стоять непрерывно по нескольку суток, ноги от этого отекали, а арестованный терял сознание и падал. Однажды следователь, потехи ради, вырвал палку у этого одноногого арестованного, в очередной раз избитого собственноым протезом. Через несколько секунд балансирования на одной ноге высокий, и еще не успевший похудеть от тюремного рациона, арестованный с высоты своего роста упал на пол и разбил голову. Веселью тюремщиков не было предела.

Признание — царица доказательств

Николай Ежов призывал искать повод к осуждению арестованных в их биографических данных, потому что поставленные на поток репрессии даже не давали следователю времени «придумать» состав преступления конкретному подследственному: «Так что частенько у нас арестованный - это статистическая единица, и к нему индивидуально не подходят, не изучают, кто он, что он в прошлом, берут его и “колют”. Я уже не говорю о тех курьезах, свидетелем которых был я сам. Я все-таки хожу по следователям, в тюрьме бываю, зайдешь, спросишь: “Ну, что у вас?” -“Колю”, - говорит. -“А что у вас?” - “Да, не знаю, на что выйдет”». В этом месте присутствующие дружно рассмеялись: такие “недостатки” они знали и за собой.

Иногда, если была такая возможность, для быстроты получения признательных показаний у арестованных и просто, чтобы найти время выспаться после бесконечных допросов и пыток невиновных, следователи работали в паре: «забойщик», жестоко избивающий и запугивающий арестованного и «писатель», складно придумывающий и излагающий на бумаге приписываемые арестованному небылицы.

Пытали и били жестоко, поэтому арестованные обычно подписывались под любыми выдумками следствия. Вот что сказал один из самых жестоких ежовских следователей Ушаков, сам потом арестованный за “контрреволюционную деятельность”: «Невозможно передать, что со мной в то время происходило. Я был скорее похож на затравленное животное, чем на замученного человека. Можно смело сказать, что при таких избиениях волевые качества человека, как бы они ни были велики, не могут служить иммунитетом от физического бессилия, за исключением, может быть, отдельных редких экземпляров людей… Мне казалось ранее, что ни при каких обстоятельствах я бы не дал ложных показаний, а вот вынудили меня… У меня никогда не было представления об испытываемых избиваемым муках и чувствах…».

НКВД как инфернальный театр

Арестованный и расстрелянный в начале февраля 1940 года театральный режиссер Всеволод Мейерхольд, написал письмо председателю Совета Народных Комиссаров Молотову, которое тот, конечно, никогда не читал:

«…Когда следователи в отношении меня, подследственного, пустили в ход физические методы (меня здесь били - больного 65-летнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам сверху, с большой силой… В следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-синим-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные, чувствительные места ног лили крутой кипяток, я кричал и плакал от боли. Меня били по спине этой резиной, руками меня били по лицу …и к ним присоединили еще так называемую «психическую атаку», то и другое вызвало во мне такой чудовищный страх, что натура моя обнажилась до самых корней своих:

Нервные ткани мои оказались расположенными совсем близко к телесному покрову, а кожа оказалась нежной и чувствительной, как у ребенка; глаза оказались способными (при нестерпимой для меня боли физической и боли моральной) лить слезы потоками. Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться и корчиться, и визжать, как собака, которую плетью бьет ее хозяин. Конвоир, который вел меня однажды с такого допроса, спросил меня: «У тебя малярия?» - такую тело мое обнаружило способность к нервной дрожи. Когда я лег на койку и заснул, с тем чтобы через час опять идти на допрос, который длился перед этим 18 часов, я проснулся, разбуженный своим стоном и тем, что меня подбрасывало на койке так, как это бывает с больными, погибающими от горячки.

Испуг вызывает страх, а страх вынуждает к самозащите. «Смерть (о, конечно!), смерть легче этого!» - говорит себе подследственный. Сказал себе это и я. И я пустил в ход самооговоры в надежде, что они-то и приведут меня на эшафот…».

Жена Мейерхольда, Зинаида Райх, посмевшая пожаловаться на произвол сотрудников НКВД при обыске в квартире Мейерехольда, была вскоре «убита неизвестными».

Наручники и резиновые дубинки в больших количествах закупались НКВД негласно в Германии, черезфирмы-посредники третьих стран, так что до войны жертв Сталина и Гитлера избивали одинаковыми дубинками.

Конкурс «У кого больше признаются»

Конкурс «У кого больше признаются» офицеры НКВД не стеснялись называть «социалистическим соревнованием». 19 марта 1938 года заместитель начальника Московского управления НКВД Г.М. Якубович пишет записку своему подчиненному - начальнику 3-го контрразведывательного) отдела И.Г. Сорокину:

«Тов. Сорокин. Количество признаний у вас сильно снизилось: за 16-е

признание. Прошу нажать».

И соревнование между различными подразделениями НКВД шло полным ходом. Из приказа наркома внутренних дел Киргизской ССР «О результатах социалистического соревнования третьего и четвертого отделов УГБ НКВД Киргизской ССР за февраль месяц 1938 года»:

«Четвертый отдел в полтора раза превысил по сравнению с 3-м отделом

число арестов за месяц и разоблачил шпионов, участников контрреволюционных организаций на 13 человек больше, чем 3-й отдел…Однако 3-й отдел передал 20 дел на Военколлегию и 11 дел

на Спецколлегию, чего не имеет 4-й отдел. Зато 4-й отдел превысил число законченных его аппаратом дел, рассмотренных тройкой, почти на 100 человек… По результатам работы за февраль месяц впереди идет 4-й отдел».

«Ударно поработал Николай Ежов: в 1937 год были арестованы почти миллион граждан, из них треть расстреляна. В 1938 году арестовано около шестьсот пятидесяти тысяч человек, из них триста тысяч убиты.

Нарком пищевой промышленности Микоян на грандиозном торжественном заседании 20 декабря 1937 года по поводу двадцатилетнего юбилея ВЧК-ОГПУ-НКВД пропел в Большом театре осанну Ежову: «Товарищ Ежов создал в НКВД замечательный костяк чекистов, советских разведчиков, изгнав чуждых людей, проникших в НКВД и тормозивших его работу. Товарищ Ежов сумел проявить заботу об основном костяке работников НКВД – по-большевистски воспитать их в духе Дзержинского, в духе нашей партии, чтобы еще крепче мобилизовать всю армию чекистов. Он воспитывает в них пламенную любовь к социализму, к нашему народу и глубокую ненависть ко всем врагам. Вот почему весь НКВД и в первую очередь товарищ Ежов являются любимцами советского народа. (Бурные аплодисменты)». … «Товарищ Ежов добился больших успехов в НКВД не только благодаря своим способностям, честному, преданному отношению к порученному делу. Он добился замечательных успехов, которыми мы все можем гордиться, не только благодаря своим способностям. Он добился такой величайшей победы в истории нашей партии, победы, которую мы не забудем никогда, благодаря тому, что работает под руководством товарища Сталина, усвоив сталинский стиль работы (Аплодисменты). В Пугачевском районе, в селе Порябушки, пионер Щеглов Коля (1923 года рождения) в августе этого года сообщил начальнику районного отделения НКВД о том, что его отец Щеглов И. И. занимается расхищением из совхоза строительных материалов. Щеглова-отца арестовали, так как действительно у него дома обнаружили большое количество дефицитных строительных материалов. Пионер Коля Щеглов знает, что такое советская власть для него, для всего народа. Увидев, что родной отец ворует социалистическую собственность, он сообщил об этом НКВД. Вот где сила, вот в чем мощь народа! (Бурные аплодисменты.)… Гражданка Дашкова-Орловская помогла разоблачить шпионскую работу своего бывшего мужа Дашкова-Орловского…». (Вот как бедный Дашков-Орловский, на свою голову, имел неосторожность обидеть супругу при разводе – прим. Д.Р.)… «У нас каждый трудящийся – наркомвнуделец!»».

Конец Николая Ежова

«Между тем, время отмеренное Ежову Сталиным на посту начальника НКВД подходило к концу.

Свое жуткое предназначение «кровавый карлик» выполнил, а вождь решил притормозить маховик репрессий, теперь грозивший полностью дезорганизовать административное управление и экономическое производство в огромной стране. Как заместитель Николая Ежова, Берия уже перевел все рычаги управления огромным ведомством НКВД на себя. Первого заместителя Ежова – Фриновского, «Фрину», чтобы не мешал Берии работать, еще в начале сентября 1938 года сделали на время наркомом военно-морского флота, хотя к последнему он никогда не имел никакого отношения. Как и Ежов, руководить Фриновский мог только арестами и расстрелами. За семь месяцев работы наркомом ВМФ было репрессировано больше десятка только высших офицеров флота. Перед собственным арестом Фриновский так охарактеризовал итоги своей работы: «Проведенное и проводимое очищение флота от всех видов враждебных элементов и их последышей освободило флот от ненужного мусора, бременем сидевшего на флоте и тормозившего боевую подготовку и боевую готовность флота»».

«После того как Николай Ежов провел массовые репрессии в том объеме, которого требовал Сталин, тот сделал вид, что не просил столько крови. А Ежова, который из кожи вон лез исполнить жуткий заказ, обвинил в перегибах. Дескать, много дел «липовых» и ни на чем не основанных. В общем, стандартное обвинение, такая «штатная дубинка», которой ранее в карьерных распрях внутри НКВД разные его руководители тузили друг друга. Трагедия и «черный юмор» ситуации состояли в том, что «нелиповых» политических дел тогда не было, все было высосано из пальца. Понятно, что и содержание, и оформление этого огромного количества «дел» на расстрел и репрессии невиновных не выдерживали никакой критики. Вот это вдруг «озаботило» Сталина. Как же, работа НКВД в беспорядке».

Николай Ежов в роли заключенного. Расстрел «кровавого карлика»

«Николай Ежов был арестован 10 апреля 1939 года в кабинете секретаря ЦК ВКП(б) Маленкова и увезен в Сухановскую тюрьму.

«Начальнику 3 спецотдела НКВД

Полковнику тов. Панюшкину

Докладываю о некоторых фактах, обнаружившихся при производстве обыска в квартире арестованного по ордеру 2950 от 10 апреля 1939 года Ежова Николая Ивановича в Кремле.

  1. При обыске в письменном столе в кабинете Ежова в одном из ящиков мною был обнаружен незакрытый пакет с бланком «Секретариат НКВД», адресованный в ЦК ВКП(б) Н.И. Ежову, в пакете находилось четыре пули (три от патронов к пистолету «Наган» и одна, по-видимому, к револьверу «Кольт»).

Пули сплющены после выстрела. Каждая пуля была завернута в бумажку с надписью карандашом на каждой «Зиновьев», «Каменев», «Смирнов» (причем в бумажке с надписью «Смирнов» было две пули). По-видимому, эти пули присланы Ежову после приведения в исполнение приговора над Зиновьевым, Каменевым и др. Указанный пакет мною изъят.

  1. Изъяты мною при обыске пистолеты «Вальтер» № 623573, калибра 6,35; «Браунинг» калибра 6,35, № 104799 — находились запрятанными за книгами в книжных шкафах в разных местах. В письменном столе, в кабинете, мною был обнаружен пистолет «Вальтер» калибра 7,65, № 777615, заряженный, со сломанным бойком ударника.
  2. При осмотре шкафов в кабинете в разных местах за книгами были обнаружены 3 полбутылки (полные) пшеничной водки, одна полбутылка с водкой, выпитой до половины, и две пустых полбутылки из-под водки. По-видимому, они были расставлены в разных местах намеренно.
  3. При осмотре книг в библиотеке мною обнаружены 115 штук книг и брошюр контрреволюционных авторов, врагов народа, а также книг заграничных белоэмигрантских: на русском и иностранных языках.

Книги, по-видимому, присылались Николаю Ежову через НКВД. Поскольку вся квартира мною опечатана, указанные книги оставлены в кабинете и собраны в отдельном месте.

  1. При производстве обыска на даче Ежова (совхоз Мещерино) среди других книг контрреволюционных авторов, подлежащих изъятию, изъяты две книги в твердых переплетах под названием «О контрреволюционной троцкистско-зиновьевской группе». Книги имеют титульный лист и печатного текста по содержанию текста страниц на 10 — 15, а далее до самого конца текста не имеют — сброшюрована совершенно чистая бумага.

При производстве обыска обнаружены и изъяты различные материалы, бумаги, рукописи, письма и записки личного и партийного характера, согласно протокола обыска.

Пом. начальника 3 спецотдела НКВД

Капитан государственной безопасности

После ареста Ежова выяснилось, что при нем собирался совершенно секретный «Специальный архив», куда помещали компрометирующий материал на высших руководителей партии и государства. В их числе оказались Маленков, Вышинский, Берия. Однако Лаврентий Павлович с подачи Хозяина «железного» наркома упредил. Роль самостоятельного игрока Николай Ежов не успел осилить».

«Расстрельный приговор Николаю Ежову был приведен в исполнение 6 февраля 1940 года в специальном подвальном тюремном боксе.

Очевидец расстрела Николая Ежова через много лет написал: «И теперь в полусонном, а точнее - полуобморочном, состоянии Ежов брел в сторону того особого помещения, где приводилась в исполнение сталинская “первая категория“ (расстрел). …Ему велели все снять. Он сначала не понял. Затем побледнел. Пробормотал что-то вроде: “А как же…“. …Он торопливо стянул с себя гимнастерку, сидевшую на нем как платье… для этого ему пришлось вынуть из карманов брюк руки, и его тоже большие, не по размеру галифе - без ремня и пуговиц - свалились…Он остался в нижней нательной рубахе и несвежих кальсонах в ботинках без шнурков. Когда один из следователей замахнулся на него, чтобы ударить, он жалобно попросил: “Не надо!“ Тогда многие вспомнили, как он истязал в их кабинетах подследственных, особенно сатанея при виде могучих рослых мужчин. Тут не удержался конвоир - врезал прикладом. Ежов рухнул… От его крика все будто с цепи сорвались. Ежова стали бить. Он не устоял на ногах, а когда его подняли, изо рта у него текла струйка крови. И он уже мало напоминал живое существо. До расстрельной комнаты его пришлось тащить»».

«Там палач Блохин быстро сделал свое дело, выстрелив бывшему наркому в затылок.

Труп уложили на специальные брезентовые носилки и отнесли к грузовику. Его уничтожили в крематории близ Донского монастыря. Прах палача, смешанный с прахом его жертв покоится в безымянной могиле на Донском кладбище. На том же кладбище неподалеку похоронена иего жена. Расстрелянных коммунистов, старых большевиков и революционеров со стажем, пламенных соратников Ленина, тоже привозили в хлебных фургонах в этот крематорий и там сжигали, превращая в пепел. Пепел как полезное удобрение вывозили на поля совхоза имени Ильича. Такая вот страшная ирония судьбы».

«Согласно приказам, подписанным Николаем Ежовым, в бытность его наркомом НКВД было уничтожено полтора миллиона человек! За время после окончания Гражданской войны до смерти Сталина свыше сорока миллионов человек подверглись разного рода репрессиям. Эти цифры давно опубликованы, давно известны, а вот многие ли их помнят?»

«Почему во всей нашей истории прослеживается совершенно невозможная в других европейских странах вещь, когда одна часть народа, часто вышедшая из того же народа и ставшая властью, будет разными способами преследовать, давить другую часть народа?

Когда государство в какой-то несчастливый исторический период становится разрушителем собственной страны, то русский народ становится абсолютно беспомощным. Не привык идти против государства. Русский человек ощущает государство «своим» даже в том случае, если оно решительным образом мешает ему жить и он продолжает терпеть любой творимый произвол».

* текст выделенный кавычками является фрагментом книги «Недоля» Дмитрия Рахова

Любопытные факты о Николае Ежове

4 февраля 1940 года был расстрелян Николай Ежов. «Железный нарком», которого называли ещё и «кровавым карликом», он стал идеальным исполнителем воли Сталина, но был сам «разыгран» в жестокой политической игре… Еще один ученик сапожника Детство Коли Ежова было непростым. Он родился в бедной крестьянской семье, образования практически не получил, только закончил начальную школу в Мариамполе. В 11 лет он отправился на заработки и обучение ремеслу в Петербург. Жил у родственников. По официальной биографии, Коля работал на нескольких заводах, по неофициальной — был учеником сапожника и портного. Ремесло Ежову давалось непросто. Даже слишком. В 15 лет, когда ещё был учеником сапожника, то пристрастился к мужеложеству. Он предавался этому делу до самой смерти, но не брезговал и женским вниманием. На фронтах не отличился Николай Ежов в 1915 году пошел на фронт добровольцем. Ему очень хотелось славы и очень хотелось выполнять приказы, но Ежов оказался плохим солдатом. Его ранили и он был отправлен в тыл. Потом его и вовсе признали негодным к военной службе по причине маленького роста. Как самого грамотного из солдат, его назначили писарем.

В Красной армии Ежов тоже не стяжал ратных подвигов. Болезненного и нервного, из рядовых его отправили быть переписчиком при комиссаре управления базы. Неудачная военная карьера, однако, позже сыграет на руку Ежову, станет одной из причин расположения к нему Сталина. Комплекс Наполеона Сталин был невысоким (1,73) и свое ближайшее окружение старался формировать из людей не выше себя. Ежов в этом отношении был для Сталина просто находкой. Его рос — 1, 51 см очень выгодно показывал величие вождя. Низкий рост долго был проклятием Ежова. Его не воспринимали всерьез, погнали из армии, полмира смотрело на него свысока. Это развило в Ежове очевидный «комплекс Наполеона». Он не был образован, но интуиция, доходящая до уровня звериного чутья помогала ему прислуживать тому, кому следует. Он был идеальным исполнителем. Как собака, которая выбирает только одного хозяина, он выбрал своим хозяином Иосифа Сталина. Только ему он беззаветно служил и почти в буквальном смысле «таскал хозяину кости». Вытеснение «комплекса Наполеона» выражалось и в том, что Николай Ежов особенно любил проводить допросы высоких людей, к ним он был особенно жесток.

Николай — зоркий глаз

Ежов был наркомом «одноразовым». Сталин использовал его для «большого террора» с умением гроссмейстера. Ему нужен был человек, не отличившийся на фронтах, не имеющий глубоких связей с правительственной верхушкой, человек, способный ради желания выслужиться на все, способный не спрашивать, а слепо исполнять. На параде в мае 1937 года Ежов стоял на трибуне Мавзолея в окружении тех, на кого он уже завел тома уголовных дел. На могиле с телом Ленина он стоял с теми, кого продолжал называть «товарищами» и знал, что «товарищи» — фактически мертвецы. Он бодро улыбался и махал трудовому советскому народу своей маленькой, но цепкой рукой. В 1934 году Ежов и Ягода отвечали за контроль настроения делегатов на XVII съезде. Во время тайного голосования они бдительно отмечали, за кого голосуют делегаты. Свои списки «неблагонадежных» и «врагов народа» Ежов составлял с людоедским фанатизмом.

«Ежовщина» и «ягодинский набор»

Дело расследования убийства Кирова Сталин поручил Ежову. Ежов постарался на славу. «Кировский поток», у основания которого стояли обвиненные в заговоре Зиновьев и Каменев, утянул за собой тысячи людей. Всего в 1935 из Ленинграда и Ленинградской области были выселены 39 660 человек, 24 374 человек были приговорены к разным наказаниям.

Но это было только начало. Впереди был «большой террор», в ходе которого, как любят выражаться историки «была обескровлена армия», а часто ни в чем неповинные люди этапами ехали в лагеря без всякой возможности вернуться. К слову, наступление Сталина на военных сопровождалось рядом «отвлекающих манёвров». 21 ноября 1935 года впервые в СССР было введено звание «Маршал Советского Союза», присвоенное пяти высшим военачальникам. Во время чистки из этих пяти человек двое были расстреляны, а один погиб от пыток во время допросов. С простыми людьми Сталин с Ежовым «финтов» не использовали. Ежов лично рассылал разнарядки по областям, в которых призывал увеличивать лимит по «первой», расстрельной категории. Ежов не только подписывал приказы, но и любил лично присутствовать во время казни. В марте 1938-го приводили в исполнение приговор по делу Бухарина, Рыкова, Ягоды и других. Ягоду расстреливали последним, а до этого его и Бухарина посадили на стулья и заставили смотреть на исполнение приговора. Показательно, что вещи Ягоды Ежов хранил до конца своих дней. В «ягодинский набор» входила коллекция порнографических фотографий и фильмов, пули, которыми были убиты Зиновьев и Каменев, а также резиновый фаллоимитатор… Рогоносец Николай Ежов был предельно жестоким, но на редкость трусоватым. Он отправлял в лагеря и ставил к стенке тысячи людей, но не мог ничего противопоставить тем, к кому его «хозяин» был неравнодушен. Так, в 1938 году Михаил Шолохов совершенно безнаказанно сожительствовал с законной супругой Ежова Суламифью Соломоновной Хаютиной (Файгенберг). Любовные встречи проходили в номерах московских гостиниц и прослушивались спец-аппаратурой. Распечатки записей интимных подробностей регулярно ложились на стол наркома. Ежов не вытерпел и велел отравить супругу. С Шолоховым же предпочел не связываться. Последнее слово 10 апреля 1939 года Ежов был арестован при участии Берии и Маленкова в кабинете последнего. Дело Ежова, по утверждению Судоплатова, вёл лично Берия и его ближайший сподвижник Богдан Кобулов. Ежова обвинили в подготовке государственного переворота. Как делаются эти дела Ежов прекрасно знал, потому на суде не оправдывался, а только жалел, что «недоработал»: Я почистил 14 000 чекистов. Но моя вина заключается в том, что я мало их чистил. У меня было такое положение. Я давал задание тому или иному начальнику отдела произвести допрос арестованного и в то же время сам думал: ты сегодня допрашиваешь его, а завтра я арестую тебя. Кругом меня были враги народа, мои враги. Везде я чистил чекистов. Не чистил лишь только их в Москве, Ленинграде и на Северном Кавказе. Я считал их честными, а на деле же получилось, что я под своим крылышком укрывал диверсантов, вредителей, шпионов и других мастей врагов народа”. Широко известные довоенные фотографии: наркома Ежова расстреляли и тут же выкинули из фотографии. Иосиф Сталин должен быть чист во всем! После смерти Ежова его начали удалять с фотографий со Сталиным. Так смерть маленького злодея помогла развитию искусства ретуши. Ретуши истории.

Расстрел Николая Ежова

Когда мы приехали на спецобъект № 110 для участия в казни бывшего наркома, было очень холодно. По темному небосклону кто-то щедрой рукой рассыпал горошины звезд. Огромная луна зловеще освещала территорию монастыря. Где-то брехали собаки. Под ногами скрипел снег. Аккуратно расчищенные дорожки. Свет в завешенных окнах жилых помещений. Часовые в тулупах и валенках равнодушно смотрели на группу гостей. Для них этот вечер еще один в их службе, почти ничем не отличавшийся от того, что было вчера и что будет завтра.

Для меня всегда оставалось загадкой, как можно годами служить в таком месте. Ведь многие из них были сверхсрочниками. Скучно ведь так жить, когда все события знаешь наперед. Я бы так не смог. Из-за этого я поступил в пограничное училище. На границе каждый день что-то новое происходит. Там ты сам себе командир. Причем не важно, рядовой ты или начальник заставы. А здесь – тупо выполняешь требования Уставов и приказы, и так каждый день.

Когда мы вошли в здание, где содержались подследственные, я замыкал процессию. Робел я немного в присутствии такого количества начальников во главе с заместителем Главного военного прокурора. Внутри было жарко и душно. Лампочки под потолком заливали холл желтоватым светом. Встретивший нас старший надзиратель бодро отрапортовал о том, что заключенный содержится в камере на втором этаже, жалоб на здоровье и условия содержания не имеет.

– Тогда приступим, – буднично и тихо приказал заместитель Главного военного прокурора.

Мы по каменной лестнице поднялись на второй этаж. Узкий и длинный коридор. По нему, неслышно ступая, прохаживаются двое надзирателей. Периодически они заглядывают в глазки, которыми оборудованы двери камер.

– Здесь раньше кельи монахов находились, – пояснил старший надзиратель. – Они свои грехи перед богом замаливали, а теперь «враги народа» перед советской властью пытаются… – пошутил он и внимательно посмотрел на гостей.

Заместитель Главного военного прокурора едва заметно улыбнулся. Эту шутку он слышал каждый раз, когда приезжал сюда, и она ему уже надоела. Собеседник уловил настроение гостя и поспешил сообщить:

– Он в 27-й сидит. Это вот там, где круглосуточный пост организован.

У одной из камер на табуретке, привалившись спиной к выкрашенной в темно-синий цвет стене, сидел надзиратель. Сначала я решил, что он заснул на посту. Но при нашем приближении он резко вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

– Открой! – распорядился старший надзиратель и пояснил, обращаясь к гостям из Москвы: – Приказано никого не пускать, а также исключить любое общение подследственного.

Надзиратель сначала заглянул в глазок, а только потом отодвинул засов и отпер замок. Затем распахнул дверь. Я через плечи сгрудившегося у входа начальства заглянули вовнутрь каменного «мешка».

Наверно, основатель монастыря и спроектировавший его архитектор были садистами, а жившие здесь монахи – мазохистами. Узкий пенал глубиной около двух метров, высотой меньше двух метров (при моем росте метр восемьдесят я едва не задевал головой потолок) и шириной чуть больше полутора метров. Крохотное окошко, через которое не увидишь происходящее во дворе. Поверхность стен была шершавой. Казалось, что штукатур вымазал их бетоном и куда-то исчез, так и не завершив свою работу.

Тусклый свет электрической лампочки, спрятанной под проволочным колпаком, освещал спартанскую обстановку. Узкая и короткая койка, которая вопреки существовавшим правилам не была пристегнута к стене, и поэтому обитатель камеры мог спать или лежать днем, – непозволительная роскошь для «врага народа»! Небольшой столик и привинченный к полу табурет, на котором восседал второй надзиратель.

При появлении начальства тюремщик вскочил, вытянулся по стойке «смирно» и замер, ожидая приказаний. Старший надзиратель сделал едва заметный знак рукой, и подчиненный беззвучно выскользнул в коридор.

– Какие-то они у вас молчаливые, – тихо произнес военный юрист.

– Больше молчишь, лучше служишь, – бодро ответил старший надзиратель. – Привыкли. Они ведь во время смены молчат весь день. Любые разговоры с подследственными, а также между собой запрещены.

«Они ведь, наверно, еще и присматривают друг за другом, – подумал я, – недаром парами дежурят». Во время службы на границе находившимся в секретах, а также в дозорах тоже было запрещено переговариваться, но там этот запрет был связан с объективными обстоятельствами – необходимость скрыть свое местонахождение от нарушителей. Понятно, что нельзя общаться с заключенными, но почему между собой тоже запрещено? Возможно, из-за того, чтобы создать для обитателей камер режим абсолютной тишины. Я вспомнил о своих ощущениях, которые испытал во время нахождения под следствием на Лубянке.

Мои воспоминания прервал стон лежащего на койке маленького человечка в потрепанных галифе и гимнастерке. Он уткнулся лицом в спрятанные под головой ладони и периодически издавал тихие и монотонные звуки.

Я решил, что бывший нарком сошел с ума, и испуганно взглянул на старшего надзирателя. В инструкции ничего не говорилось о том, как поступать в такой ситуации. Блохин однажды сказал, что несколько человек тронулись рассудком во время следствия, но их расстреляли как обычных людей. А как поступить с бывшим наркомом в такой ситуации? Военный юрист подумал о том же. Старший надзиратель поспешил успокоить нас:

– Не обращайте внимания, это он придуривается! Поужинал сегодня с аппетитом, а ближе к ночи каким-то нервным стал. Наверно, чувствует, что его ожидает… – и испуганно замолчал, сообразив, что сказал лишнее. Формально Ежов мог обжаловать приговор и добиться отмены смертной казни. Кроме того, никто из надзирателей, опять же, формально не знал фамилии обитателя камеры № 27 и не мог знать о том, что его должны расстрелять.

В реальности надзиратели давно опознали в подследственном бывшего наркома Ежова – ведь портреты последнего до осени 1938 года украшали стены помещений на спецобъекте № 110 и там, где надзиратели служили до этого. Могли они видеть его фотографию в газете «Правда»; впрочем, я сомневался, что они внимательно читали это издание. Поэтому надзиратели, вспомнив судьбу предыдущего наркома – Ягоды, могли предположить, что владельца «ежовых рукавиц» ждала пуля в затылок, как матерого «врага народа».

– Подследственный № 27, – внезапно рявкнул старший надзиратель, – встать! Руки за спину! Сука!

Бывший нарком медленно перевернулся на бок, затравленно и обреченно поглядел на столпившихся в коридоре визитеров, тяжело вздохнул и неуклюже сначала сел на койку, а затем так же медленно встал.

Заместитель Главного военного прокурора торжественно и монотонно сообщил Ежову о том, что его просьба о помиловании отклонена Верховным судом. После этих слов приговоренный внезапно побледнел, словно полупустой мешок с картошкой опустился на койку и громко разрыдался, закрыв лицо руками. Человек, отправивший множество людей на казнь и в ГУЛАГ, сам боялся умереть! Мне было противно смотреть на полумертвое и трусливое существо. Захотелось пинком ноги скинуть его на пол и словно футбольный мяч одним ударом отправить этот сгусток слизи в помещение, где расстреливали. Хотя такой легкой и быстрой смерти он недостоин. Хотелось пинать его ногами до тех пор, пока подлая душонка не покинет это тщедушное тельце.

Я вспомнил, что Блохин однажды рассказал, что Ежов регулярно присутствовал на казнях. И требовал от коменданта извлекать пули из голов расстрелянных высокопоставленных «врагов народа» и присылать ему. Не знаю, зачем наркому внутренних дел требовались эти пули. Говорят, что несколько из них (каждая завернута в отдельную бумажку с указанием фамилии жертвы) были изъяты во время обыска на квартире у Ежова. Куда делись остальные пули – не знаю. Может быть, нарком использовал их в каких-то только ему известных ритуалах. Может, во время очередной пьянки с подельниками уничтожил.

Ежов был вообще странным человеком. Любил превращать казни в спектакль. Одно из его развлечений – один из приговоренных вместе с наркомом сначала наблюдал за тем, как казнили подельников, а в конце спектакля сам получал пулю от палача. Другое – заставить Блохина надеть кожаный фартук, кепку и перчатки и в таком виде расстреливать «врагов народа». Третья идея – тем, кому Ежов симпатизировал, перед расстрелом давать коньяк. Четвертая – перед казнью избивать приговоренных. Правда, бил не сам нарком – из-за маленького роста и рахитичного телосложения не мог он избивать людей, – а кто-то из его подчиненных. Комендант говорил, что вид корчившихся от боли людей радовал Ежова. Он фальцетом выкрикивал: «Еще! Еще! Сильнее! Давай! Еще раз!»

Сам я не присутствовал при этих экзекуциях – сначала служил на Дальнем Востоке, а потом сидел в камере на Лубянке – мне об этом уже Блохин рассказывал. А ведь мог и я оказаться на месте казненных. Если бы Берия вовремя Ежова не разоблачил. Мог бы вместо кабинета нового наркома оказаться в помещении для расстрелов и увидеть в первый и последний раз в жизни старого наркома. Вот ведь какие бывают повороты в судьбе. Я с Ежовым местами поменялся. Мои размышления прервал тихий приказ военного юриста:

– Уведите!

Надзиратели подхватили тщедушного человечка под руки, выволокли в коридор и потащили, словно мешок с картошкой, в помещение для расстрелов. Путь был долгим. Сначала нужно было добраться до лестницы, по ней спуститься на первый этаж, выйти на улицу, пересечь двор и затащить бывшего наркома в приземистое здание. По пути до входной двери Ежов лишь икал, вздрагивая каждый раз. Ноги его безжизненно волочились по чисто вымытому каменному полу. Когда вышли на улицу, тело у надзирателей приняли двое бойцов конвойных войск. Сильный мороз подействовал отрезвляюще на Ежова. Он перестал икать, во взгляде появилась осознанность, он напрягся и попытался вырваться из рук конвойных.

– Куда, сука! – рявкнул старший надзиратель и двинул кулаком в солнечное сплетение Ежову. Приговоренный скрючился, начал жадно хватать ртом воздух и повис на руках у конвойных. – Чего стоите, ведите!.. – приказал он.

Мы торопливо зашагали к месту казни. Ежов безуспешно пытался тормозить транспортировку своего тела ногами, громко визжал и пытался вырваться из крепких рук конвойных.

Через пару минут мы вошли в здание. Сопротивление Ежова прекратилось так же внезапно, как и началось. Старший надзиратель, раздосадованный произошедшим и боясь новых неожиданных поступков от бывшего наркома внутренних дел – например, начнет Сталина прославлять или, наоборот, ругать, – приказал Ежову снять галифе и гимнастерку. Приговоренный медленно исполнил это указание, оставшись в несвежих кальсонах и нижней нательной рубахе. Ботинки, правда, без шнурков, и портянки ему милостиво разрешили оставить. Вот в таком виде и молча он прошел последние метры в своей жизни.

Мы вошли в помещение, где расстреливали. Бетонный пол под наклоном и канавка для водостока. Бревенчатая стена со следами от пуль. Около входа у стены торчал кусок трубы с краном. После того как тела казненных погрузят в кузов грузовика, кто-нибудь из стрелков принесет резиновый шланг и из него смоет все следы крови.

В тот вечер этот порядок был изменен. Конвойные поставили Ежова лицом к стене и вышли из помещения. Визитеры столпились в коридоре. Блохин вошел вовнутрь с наганом в руке. Словно в тире, прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела. Пуля разворотила затылок бывшего наркома. Тело медленно сползло вниз по стене…

Через несколько минут я с шофером – сотрудником автобазы НКВД – уложили труп на специальные брезентовые носилки и отнесли их к грузовику. После этого я оформил необходимые документы.

В ту ночь расстреляли еще одного «врага народа» – подельника Ежова. Второй труп мы тоже загрузили в грузовик. Затем я отвез оба тела в морг, где и оформил все необходимые документы. Много лет спустя я случайно узнал, что труп Ежова был кремирован, а урна с прахом захоронена на Донском кладбище.

Из книги Лубянка - Экибастуз. Лагерные записки автора Панин Дмитрий Михайлович

Как барон Тильдебранд агитировал министра Ежова Еще в большой пересыльной камере наше внимание привлек сухощавый господин западного облика, что-то быстро рассказывающий своему слушателю.Барон Гильдебранд, с которым мы познакомились, был родом из Прибалтики. Речь его

Из книги Откровения палача с Лубянки. Кровавые тайны 1937 года автора Фролов Петр

Расстрел В отличие от Блохина и других стрелков перед войной мне лишь однажды пришлось казнить приговоренных к высшей мере наказания «врагов народа». Хотя стрелять в людей мне приходилось много раз. Сначала на Дальнем Востоке, когда задерживали нарушителей, а потом на

Из книги Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии автора Зобнин Юрий Владимирович

Команда Ежова Когда Ежов был назначен наркомом внутренних дел, то в НКВД у него не было своих людей – тех, кому он мог доверять. Руководство центрального аппарата, которое досталось ему в наследство от Ягоды, скомпрометировало себя соучастием в преступных деяниях

Из книги Святая Анна автора Филимонова Л. В.

Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии. Повесть о смерти и бессмертии Николая

Из книги Походы и кони автора Мамонтов Сергей Иванович

Из книги Особый счет автора Дубинский Илья Владимирович

РАССТРЕЛ Нашей батареи тоже коснулась красная пропаганда. Стали дезертировать по ночам люди и уводили лошадей. Люди нас не особенно беспокоили: уходили ведь ненадежные, по большей части недавние пленные. Заменить их было нетрудно. А вот уведенная лошадь и седло нас очень

Из книги Сталин и заговор в НКВД автора Ежов Николай Иванович

Ордер Ежова Возвращался я в Казань с такой же тяжестью на сердце, с какой ехал в Москву. Но все же возвращался... Меня там не схватили, как схватили командира дивизии Даненберга, командира авиационной бригады Ивана Самойлова и многих других, опустошив в одну ночь десятки

Из книги Два брата - две судьбы автора Михалков Сергей Владимирович

Заявление Ежова с просьбой освободить от работы «В Политбюро ЦК ВКП(б)23 ноября 1938 годаТов. СталинуСовершенно секретноПрошу ЦК ВКП(б) освободить меня от работы по следующим мотивам:1. При обсуждении на Политбюро 19 ноября 1938 года заявления начальника УНКВД Ивановской

Из книги В лабиринтах смертельного риска автора Михалков Михаил Владимирович

О родственниках Ежова «30 января 1939 г. № 471/6 ЦК ВКП(б) - товарищу СТАЛИНУВ НКВД СССР от члена ВКП(б), сотрудника УНКВД по Московской области тов. ШАБУЛИНА Михаила Ивановича поступило заявление о том, что ему известно о террористических высказываниях ЕЖОВА ИванаИвановича -

Из книги Интимные тайны Советского Союза автора Макаревич Эдуард Федорович

О результатах обыска у Ежова «Начальнику 3_го спецотдела НКВДполковнику тов. Панюшкину //__ РАПОРТ __//Докладываю о некоторых фактах, обнаружившихся при производстве обыска в квартире арестованного по ордеру 2950 от 10 апреля 1939 года Ежова Николая Ивановича в Кремле.1. При

Из книги автора

Показания Ежова о педерастии «В Следственную часть НКВД СССР //-- ЗАЯВЛЕНИЕ --//Считаю необходимым довести до сведения следственных органов ряд новых фактов, характеризующих мое морально-бытовое разложение. Речь идет о моем давнем пороке - педерастии.Начало этому было

Из книги автора

Показания Ежова о необоснованных репрессиях «вопрос: Следствию известно, что проведенные органами НКВД СССР в 1937-1938 гг. массовые операции по репрессированию бывших кулаков, к-р. духовенства, уголовников и перебежчиков различных сопредельных с СССР стран вы использовали

Из книги автора

Последнее слово Н.И. Ежова на суде «Я долго думал, как пойду на суд, как буду вести себя на суде, и пришел к убеждению, что единственная возможность и зацепка за жизнь - это рассказать все правдиво и по-честному. Вчера еще в беседе со мной Берия сказал: «Не думай, что тебя

Из книги автора

Расстрел - Сынок, а сынок! - снова слышу над самым ухом. Прихожу в себя. Ничего не пойму. Где я? Слышу голос старика:- Заболел ты. Горячка у тебя. Второй день бредишь. Все плывет перед глазами. «Вот и смерть пришла…»И мерещится смерть с косой, костлявая, в белом балахоне,

Из книги автора

Расстрел - Сынок, а сынок! - снова слышу над самым ухом.Прихожу в себя. Ничего не пойму. Где я?Слышу голос старика:- Заболел ты. Горячка у тебя. Второй день бредишь.Все плывет перед глазами. «Вот и смерть пришла…» И мерещится смерть с косой, костлявая, в белом балахоне,

Из книги автора

Евгения Ежова, «рубенсовская» sex appeal Еще одна хозяйка салона, совратившая многие творческие натуры – Евгения Хаютина, жена наркома внутренних дел Николая Ивановича Ежова, палача партии, организатора массовых репрессий 1937 года. Она с ним познакомилась летом 30-го, когда он,

Однако у вождя не было полной уверенности в том, что его главенствующая позиция закреплена окончательно. Поэтому нужно было срочно делать то, что могло установить абсолютную власть, например, ускорить тезис классовой борьбы. Начальник НКВД Николай Иванович Ежов вмиг обзавелся прозвищем Кровавый комиссар, потому что с его легкой руки многие люди были обречены на погибель.

Детство и юность

Биографические сведения о Николае Ивановиче Ежове крайне противоречивы. Доподлинно известно только то, что будущий нарком появился на свет 9 апреля (1 мая) 1895 года в обычной семье, в которой воспитывался вместе с братом и сестрой.

О родителях «сталинского питомца» нет достоверных сведений. По одной из версий, отец партийного деятеля Иван Ежов был литейщиком, по другой – глава семейства служил в Литве, где и женился на местной девушке, а потом, встав на ноги, устроился в земскую стражу. Но, по некоторым сведениям, отец Николая Ивановича был дворником, который убирался у дома владельца.


Николай Ежов - ученик слесаря

Коля посещал общеобразовательную школу, но умудрился проучиться только два или три года. Впоследствии Николай Иванович в графе «образование» писал «неоконченное низшее». Но, несмотря на это, Николай был грамотным человеком и редко допускал в своих письмах орфографические и пунктуационные ошибки.

После школьной скамьи, в 1910 году Ежов отправился к родственнику в город на Неве, дабы обучиться портняжному делу. Это ремесло пришлось Николаю Ивановичу не по вкусу, но зато он вспоминал, как, будучи 15-летним подростком, пристрастился к гомосексуальным утехам, однако и с дамами Ежов тоже кутил.


Через год молодой человек бросил шитье и устроился учеником слесаря. Летом 1915 года Ежов добровольно пошел в Русскую Императорскую армию. Во время службы Николай Иванович не отличился никакими заслугами, потому что был переведен в нестроевой батальон из-за своего роста в 152 см. Благодаря такому телосложению карлик Ежов смотрелся нелепо даже с левого фланга.

Политика

В мае 1917 года Ежов получил партийный билет РКП(б). О дальнейшей революционной деятельности наркома биографам ничего не известно. Через два года после большевистского переворота Николай Иванович был призван в Красную Армию, где служил на базе радиоформирования переписчиком.

Во время службы Ежов проявил себя активистом и быстро поднялся по служебной лестнице: уже через полгода Николай Иванович дослужился до комиссара радиошколы. Прежде чем стать Кровавым комиссаром, Ежов прошел путь от секретаря обкома до заведующего орграспредотделом ЦК ВКП(б).


Зимой 1925 года Николай Иванович познакомился с партийным аппаратчиком Иваном Москвиным, который в 1927-ом пригласил Ежова к себе в отдел инструктором. Иван Михайлович дал положительную характеристику своему подчиненному.

И вправду, Ежов обладал феноменальной памятью, и высказанные пожелания руководства никогда не оставались незамеченными. Николай Иванович подчинялся беспрекословно, но у него был существенный недостаток - политик не умел останавливаться.

«Иногда существуют такие ситуации, когда невозможно что-то сделать, надо остановиться. Ежов – не останавливается. И иногда приходится следить за ним, чтобы вовремя остановить…», – делился воспоминаниями Москвитин.

В ноябре 1930 года Николай Иванович познакомился со своим хозяином – Иосифом Виссарионовичем Сталиным.

НКВД

До 1934-го Николай Иванович заведовал орграспредотделом, а в 1933–1934 годах Ежов входил в Центральную комиссию ВКП(б) по «чистке» партии. Также пребывал на должностях председателя КПК и секретаря ЦК ВКП(б). В 1934–1935 годах политик с подачи своего хозяина участвовал в деле об убийстве . Сталин не случайно послал товарища Ежова в Ленинград разбираться в истории гибели Сергея Мироновича, потому что товарищу уже не доверял.


Смерть Кирова была поводом, которым воспользовались Николай Ежов и руководство: он, не имея никаких доказательств, объявил преступниками Зиновьева и Каменева. Это дало толчок «Кировскому потоку» – репетиции масштабных сталинских репрессий.

Дело в том, что после случившегося с Сергеем Мироновичем правительство объявило об «окончательном искоренении всех врагов рабочего класса», из-за чего последовали массовые политические аресты.


Ежов сработал так, как и нужно было вождю. Поэтому неудивительно, что 25 сентября 1936 года, находясь в отпуске в Сочи, и Сталин отправили в ЦК срочную телеграмму с просьбой назначить Ежова на пост наркома внутренних дел.

Здесь маленький рост Николая Ежова пришелся кстати, ведь Сталин окружал себя людьми, на которых можно было смотреть свысока. Если верить журналу записей посетителей, то Ежов появлялся в кабинете генсека каждый день, и по частоте заходов его опережал только .


Николай Ежов на трибуне (справа)

По слухам, Николай Иванович приносил в кабинет Сталина списки людей, обреченных на погибель, и вождь ставил галочки только напротив знакомых фамилий. Следовательно, смерти сотен и десятков тысяч людей были на совести наркома.

Известно, что за расстрелом Зиновьева и Каменева Николай Иванович наблюдал лично. И далее он вытащил пули из трупов, которые подписал фамилиями убитых и хранил их на своем столе в качестве трофея.


На 1937–1938 годы пришелся вошедший в историю так называемый Большой террор – то время, когда сталинские репрессии достигли своего апогея. Также это время называют «ежовщиной» благодаря стахановской работе наркома, сменившего Генриха Ягоду.

Под расстрелы попадали сторонники , Каменева и Зиновьева, а также «социально-вредные элементы» и уголовники, а вот доносы, вопреки распространенному мнению, не играли большой роли. Также были распространены пытки, в которых нарком участвовал лично.

Личная жизнь

Ежов был человеком скрытным, и многие, знающие о его характере, боялись заводить с ним тесные отношения, потому что Николай Иванович не щадил никого - ни друзей, ни близких. Под опалу попали даже его бывшие начальники, дававшие Ежову положительные рекомендации.


Также он устраивал попойки и оргии, в которых участвовали как мужчины, так и женщины. Поэтому считается, что Николай Иванович был не голубым, а бисексуалом. Нередко бывшие собутыльники Ежова были позднее «рассекречены» как «враги народа». Помимо прочего, нарком неплохо пел, но не смог утвердиться на оперной сцене из-за своего физического недостатка.


Что касается личной жизни, то первой избранницей Николая Ивановича была Антонина Алексеевна Титова, а второй – Евгения Соломоновна Ежова, которая якобы покончила жизнь самоубийством до ареста мужа. Но, по неподверженной информации, жену отравил сам Николай Иванович, опасаясь, что раскроется ее связь с троцкистами. Собственных детей у наркома не было. В семье Ежовых воспитывалась приемная дочь Наталья Хаютина, которая после смерти родителей была отправлена в детдом.

Смерть

Смерти Николая Ивановича предшествовала опала: после того как донос (якобы он готовил государственный переворот) на наркома обсуждался правительством, Николай Иванович попросил об отставке, виня себя в том, что «почистил» недостаточное количество чекистов, всего лишь 14 тысяч человек.


В ходе допроса Ежов был избит чуть ли не до смерти. Николая Ивановича арестовали и .

«У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять, и я о них скажу после, но тех преступлений, которые мне вменены обвинительным заключением по моему делу, я не совершал и в них не повинен …», – говорил Николай Иванович в последнем слове на суде.

3 февраля 1940 года Ежов был приговорен к расстрелу. Перед казнью бывший нарком пел «Интернационал» и, по воспоминаниям палача с Лубянки Петра Фролова, плакал. В честь Николая Ивановича называли улицы, города и села, сняли документальные фильмы. Правда, имя наркома населенные объекты носили только с 1937 по 1939 годы.

((Всё - цитаты с других сайтов. Есть непроверенные данные.))

Восхождение
Ежов Николай Иванович. В своих анкетах и автобиографиях Ежов утверждал, что родился в 1895 году в Петербурге в семье рабочего-литейщика. На момент рождения Николая Ежова семья, судя по всему, проживала в селе Вейверы Мариампольского уезда... ...В 1906 году Николай Ежов отправился в Петербург, в ученье к портному, родственнику. Отец спился и умер, о матери ничего не известно. Ежов был наполовину русский, наполовину литовец. В детстве по некоторым данным жил в приюте для сирот. В 1917 году вступил в большевистскую партию.

Рост - 151 (154?) см. Впоследствии прозван "кровавым карликом".

Известный писатель Лев Разгон впоследствии вспоминал : «мне раза два приходилось сидеть за столом и пить водку с будущим «железным наркомом», именем которого вскоре стали пугать детей и взрослых. Ежов совсем не был похож на вурдалака. Он был маленьким, худеньким человеком, всегда одетым в мятый дешевый костюм и синюю сатиновую косоворотку. Сидел за столом тихий, немногословный, слегка застенчивый, пил мало, не влезал в разговор, а только вслушивался, слегка наклонив голову».

Дорогой Николай Иванович! Вчера мы прочитали в газетах приговор над сворой право-троцкистских шпионов и убийц. Нам хочется сказать большое пионерское спасибо Вам и всем зорким наркомвнудельцам. Спасибо, товарищ Ежов, за то, что Вы поймали банду притаившихся фашистов, которые хотели отнять у нас счастливое детство. Спасибо за то, что Вы разгромили и уничтожили эти змеиные гнезда. Мы Вас очень просим беречь себя. Ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас. Ваша жизнь и здоровье нужны нашей стране и нам, советским ребятам. Мы стремимся быть такими же смелыми, зоркими, непримиримыми ко всем врагам трудящихся, как Вы, дорогой товарищ Ежов!



Из стихотворения Джамбула (1846—1945), народного казахского поэта-акына:

Я прошлое помню. В закатах багровых
Я вижу сквозь дым комиссара Ежова.
Сверкая булатом, он смело ведёт
В атаки одетый в шинели народ

...
С бойцами он ласков, с врагами суров,
В боях закалённый, отважный Ежов.

Считаю необходимым довести до сведения следственных органов ряд фактов, характеризующих мое морально-бытовое разложение. Речь идет о моем давнем пороке - педерастии . Далее Ежов пишет, что пристрастился к "взаимоактивным связям " с мужчинами еще в ранней молодости, когда был в услужении у портного, называет фамилии.

На суде признался в гомосексуализме, все остальные обвинения на суде отрицал.

Помимо длительной личной дружбы с КОНСТАНТИНОВЫМ и ДЕМЕНТЬЕВЫМ, меня связывала с ними физическая близость. Как я уже сообщал в своем заявлении на имя следствия, с КОНСТАНТИНОВЫМ и ДЕМЕНТЬЕВЫМ я был связан порочными отношениями, т.е. педерастией.

По воспоминаниям современников, к 1938 он стал законченным наркоманом.

Из последнего слова Ежова на суде:

Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол…

Расстрел
4 февраля 1940 г. Ежов был расстрелян. Ежов умер со словами: «Да здравствует Сталин! »

Сталин: "Ежов - мерзавец! Погубил наши лучшие кадры. Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат - говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК - говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом - оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Много невинных погубил. Мы его за это расстреляли".

Некто Уколов: Если бы я не знал, что за плечами у Николая Ивановича незаконченное низшее образование, то мог бы думать, что это так складно пишет, так ловко владеет словом хорошо образованный человек.

Эпоха