Янычары и сипахи. Армия османской империи

Дели
Тимариоты
Яя
Янычары
Низам-и Джедид
Хамидие
Мансуры
Флот
Авиация

С уменьшением доходности земельных участков в связи с революцией цен в Европе в XVI в., прекращением активной завоевательной политики империи и коррупцией сипахи стали в массовом порядке уклоняться от службы. Также участились попытки перевода тимаров в частную или религиозную собственность.

Конная часть капыкулу включала в себя 6 корпусов:

• силяхдары
• сипахи
• улюфеджиян-и йемин - носили красно-белые знамена.
• улюфеджиян-и йесар - носили желто-белые знамена.
• гариба-и йемин - носили зеленые знамена.
• гариба-и йесар - носили белые знамена.

В XV-XVI вв. численность конницы сипахов насчитывала около 40 000 воинов. Более половины из них были выходцами из европейских провинций империи (Румелии).

Любопытные факты

• От того же персидского слова "sepāh" происходит Spahi (спаги) - название частей колониальной лёгкой кавалерии во французских и итальянских войсках , а также Sepoy (сипаи) - британские колониальные войска в Индии, укомплектованные туземцами.

См. также

Напишите отзыв о статье "Сипахи"

Примечания

Литература

• D. Nicolle, A. McBride «Armies of the Ottoman Turks 1300-1774»
• Военно-исторический журнал «Воин» № 12.

Ссылки

• i-cias.com/e.o/sipahi.htm (english)

Отрывок, характеризующий Сипахи

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n"a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.

На протяжении всей своей истории она была одним из главных элементов османского могущества. Можно выделить три основных этапа ее эволюции.

С XIV по XVI в. это могущественная армия. Султаны создали армию, полностью связанную с личностью монарха, опирающегося на местных беев, достаточно могущественных, но исполнявших всего лишь роль «приграничных сеньоров» (удж бей-лери), которым вменялось вести «священную войну» на подступах к империи. Широкое использование артиллерии на полях сражений, боеспособность пехоты, в особенности янычар, разумное использование кавалерии - все эти факторы и обеспечивают превосходство Османской империи над ее противниками.

В XVII в. армия находится в состоянии кризиса. Больше нет завоеваний, значит, нет добычи и меньше доходов, а между тем надо содержать все более многочисленные войска (48 000 человек в 1595 г., 85 000 -в 1652 г.). Некоторые воинские подразделения, особенно янычары, не смогли приспособиться к техническому и тактическому прогрессу вооруженных сил европейского противника, в то время как сами растеряли былую доблесть. Они превратились в неэффективную и высокомерную милицию, в ревнивых защитников своей правовой и фискальной неприкосновенности. Чтобы противостоять следующей одной за другой опасности, правительство вынуждено демобилизовать военные и полувоенные (народное ополчение) отряды и вербовать наемников, которых нужно не только содержать, но и контролировать. Находящиеся в несравнимо худших условиях, чем былые правительственные войска, увольняемые без содержания, как только миновала опасность, эти новые войска склонны к мятежам и являют собой массу, которой могут манипулировать изгнанные военачальники и авантюристы всех мастей.

В XVIII в. вопрос реформы армии, ее модернизации и оснащения, вооружения, а также вопрос о командовании вооруженными силами, становится для империи ключевым. Султаны начинают звать западных инструкторов, таких как граф де Бонневаль в 1731 г. или барон Тотт в 1773 г. Но каждое действие в этом направлении очень рискованно, поскольку старые войска Порты чувствуют опасность и ожесточенно сопротивляются. Остается один выход: уничтожить их. В июне 1826 г. последний мятеж подавлен, янычары арестованы, казнены, их корпус официально упразднен.

До ликвидации корпуса янычар в 1826 г. Османская империя располагает в основном двумя типами войск:«рабы Порты» (капыкулары); провинциальные войска.

«Рабы Порты» (Капы кулары)

Эта основная часть османской армии представляла собой постоянные отряды милиции, набиравшиеся в рамках девширме и получавшие жалованье из государственной казны. Войска в подавляющем большинстве расквартированы в столице, поблизости от султанского дворца. Они славятся дисциплиной (вначале военнослужащие не могли даже вступать в брак), абсолютной преданностью и боевым духом.

а) Корпус янычар, йепичери.

Он представлял самую большую часть «рабов Порты» и состоял из трех подразделений (йайа, дже-маат, секбап), разделенных на 135 рот, называемых орта. Корпусом командовал могущественный ага янычар, подчиняющийся непосредственно султану. Его окружают многочисленные офицеры, составляющие его диван.

При Мехмеде II янычар примерно 6000, при Су-леймане Великолепном - 12 000, в конце XVI в. - 35 000. До XVII в. они представляют собой самую большую боевую силу империи. Когда янычары не участвуют в походах, они должны охранять безопасность стратегических объектов империи. Некоторая их часть по очереди служит в провинциальных крепостях. В Стамбуле, во время заседаний Дивана, они стоят в карауле, а также служат, кроме отведенных молитвам ночи и вечера пятницы, городскими пожарными и полицейскими.

б)Артиллерийский корпус.

Появившаяся в вооруженных силах османской армии в XVI в. артиллерия быстро окрепла и развилась, что позволило османам одерживать блестящие победы над египетскими мамлюками, над персидскими Сефевидами и над армиями христиан. Были созданы различные корпуса: артиллеристов (топчу), литейщиков пушек (декюджю), мобильной артиллерии (топ арабаджи), к которым были прикомандированы оружейники (джебеджи), саперы-минеры (ла-гимджи) и бомбардиры (хумбараджи). Все артиллерийские орудия были отлиты в Стамбуле, в арсенале Топхане.

в)Кавалерия «рабов Порты» (Капикулу сювари-лери).

Самый престижный и наиболее оплачиваемый, этот род войск состоит из 6 дивизионов (алты бе-люк), отличающихся строгой иерархией, а самый почетный среди них - корпус «сыновей сипахи» (сипахи оглап), всадники которого гарцуют справа от султана. В бою роль кавалеристов заключается в прикрытии флангов пехотинцев-янычар. Вне походов кавалеристы рассеиваются по окрестностям Стамбула, Эдирне и Бурсы в поисках пастбищ для своих коней. Лишь часть конницы находится в столице (в районе мечети Сулеймание и в квартале Чемберлиташ). В XVI в. насчитывается 6000 конников капыкулу, в конце XVII в. - 20 844, в начале XVIII в. - 22 769.

Из «рабов Порты» формируется постоянная милиция. Этим они отличаются от провинциальных войск, мобилизуемых по сезонному принципу и оплачиваемых прощением налогов со своих владений (тимар).

Солдаты капыкулу (янычары, сипахи, оружейники, артиллеристы)

1451-148110 000-12 000

1481-152012 000-16 000

1520-159016 000-30 000

1590-163030 000-70 000

1630-167060 000-50 000

Провинциальные войска

В отличие от войск Порты, сосредоточенных по большей части поблизости от султана, остальная часть османской армии рассеяна по территории империи, оставаясь в стороне от походов.

Главную составляющую провинциальных войск формирует кавалерия сипахи. К ней надо добавить «легкую кавалерию» (акипджи) и другие вспомогательные корпуса военного и полувоенного типа и разного статуса.

а) Всадники, держатели тимара (тимарлы сипахи).

Большинство всадников, служивших султану в походах, живет благодаря системе тимаров. Введение тимара реализовались как одна из основ военной и социально-экономической системы империи. Согласно своему предназначению, эта система отвечает необходимости содержать многочисленную армию, когда финансовых ресурсов не хватает. Держатели тимара, тимариоты, живут в большинстве случаев за счет обработки земли крестьянами, мусульманами и немусульманами, реайа. Государство прощает им, временно, свои фискальные налоги с тем, чтобы располагать значительной кавалерией и обеспечивать себе другие услуги. Сипахи и их люди готовы, таким образом, сражаться, имея при себе оружие, различный скарб и продовольствие, необходимые в походах, и не отягощая государственную казну дополнительными расходами.

Тимариоты подразделяются на многочисленные подгруппы в зависимости от размера годового дохода, который им уступает Порта. Простой тимариот получает лишь несколько сот аспр, тогда как глава провинции имеет доход в несколько тысяч аспр в год.

За небольшими исключениями, османский тимариот не получает вотчину с правом наследования, но начиная с XVI в. Порта иногда вынуждена соглашаться с тем, чтобы тимариот смог передать своему сыну вотчину, которой он пользуется.

Таким образом, тимариот не является собственником, он только временно (обычно три года) пользуется - в обмен на службу - доходами по большей части фискального свойства. Османский тимар не имеет ничего общего с ленными владениями, или вотчинами, и многообразием других привилегий европейской феодальной системы.

В начале XVI в. «тимариотская» армия насчитывает порядка 90 000 человек. Вооружение конницы остается традиционным: лук, щит, сабля, пика и палица. В армии сезонный режим: походы обычно проводятся в теплое время года, зиму сипахи проводят у себя в тимарах.

б)Легкая кавалерия (акииджи).

Речь идет о легкой на подъем и стремительной в атаке иррегулярной кавалерии, призванной совершать короткие опустошительные набеги на территорию противника с тем, чтобы подготовить более глубокое проникновение. Из поколения в поколение они грабят и убивают, захватывают скот и рабов и живут за счет своей добычи (некоторая часть из них, впрочем, имеет земельные наделы).

в)вспомогательные корпуса.

В крепостях они образуют различные ремесленные объединения и обеспечивают нужды армии: кузнечные цеха, мастерские по изготовлению доспехов, луков, стрел, щитов, копий. К тому же военные походы и армейские операции вызывают необходимость рытья окопов, строительства насыпей, все это с применением гужевого транспорта и т.д.; такие работы иногда поручаются различным вспомогательным корпусам.

Сердцевину армии, представляет прослойка «рабов султана», важнейшей составной частью которой являются янычары. Они служат своему повелителю на полях сражений. Они воспитаны в духе подчинения и абсолютной дисциплины. Нарушение порядка карается палочными ударами, разжалованием и переводом в провинциальные крепости, в исключительных случаях - смертной казнью. Изначально янычары не имеют права жениться.

Религиозный фанатизм янычар поддерживался войсковым имамом и дервишами бекташи, мистическим орденом, тесно связанным с янычарами. Перед боем солдаты читают молитву гюлъбапк, в которой взывают к Аллаху и к своему духовному отцу Хаджи Бекташ Вели.

Янычары символически организованы вокруг кухни. «Священный котел» (казап-игиериф) служит их эмблемой, головной убор украшен ложкой, высшие офицеры называются чорбаджи, буквально «тот, кто раздает суп» (чорбу). Нижний чин назывался «ашчи-суповар». В каждом полку свой собственный котел, а «главный повар» - самый влиятельный из унтер-офицеров. Вокруг «священного котла» проходят собрания и принимаются важные решения; опрокидывание котла означает бунт, тогда как принятие пищи от кого-либо свидетельствует о подчинении.

Амуниция

Превосходство постоянно совершенствовавших себя османских воинов проявляется в их умении владеть традиционными видами оружия: луком, кривой саблей {ятаган или кылыч), кинжалом, копьем или секирой. В начале XVI в. они берут на вооружение аркебузу, затем мушкет и ружье. На голове они иногда носят конусовидный шлем с прорезями для глаз, рта, слуха и с защитой для затылка. В основном шлемы из стали, но известны и из позолоченной меди. Щиты сделаны из ивовых ветвей, концентрично расположенных вокруг деревянной середины.

В центре щита находится металлическая бляха (умбо), иногда богато украшенная.

Денежное довольствие и питание

Каждые три месяца перед корпусным диваном янычарам торжественно выплачивается жалованье. На собрании каждый командир получает в кожаном мешке (кисе) соответствующую его подразделению сумму, а затем председательствует при раздаче денег. Янычарам платили от 2 до 8 аспр в день, командир корпуса янычар (ага) получал 400 аспр. Каждый, кроме того, ежегодно получает две штуки салоникского сукна для одежды. Старые янычары получают пенсию от султана и регулярно - подарки.

В период войн солдаты ведут аскетический образ жизни. Немного хлеба (или лепешки, пексимет), иногда баранина с рисом (плов, пилав), но чаще всего вяленая говядина, лук и другие подобные продукты составляют, вместе с водой, основу их питания. Такая умеренность делает османского солдата, и на это указывают западные источники, менее подверженным болезням и более выносливым, чем его христианский противник. Достоверно и то, что турецкий солдат, по крайней мере описанный европейцами в XVI в., не знал алкоголя.

Стратегия

Из-за необходимости преодолевать огромные расстояния для того, чтобы достичь территории противника, военные походы длятся в течение всего теплого времени года, обычно с марта - апреля по октябрь - ноябрь. Они требуют длительной подготовки: надо организовать стоянки (меизил-хаие) вдоль дорог, где пойдет войско, для хранения запасов зерна, собрать транспортные средства и мобилизовать войска.

Мобилизация

По случаю начала военной экспедиции проводился тщательно продуманный церемониал. Два конских хвоста, туг, из шести, свидетельствующих о высочайшем ранге султана, доставляются в первый двор дворца Топкапы в Стамбуле. Если это не султан, а великий визирь, кому поручено возглавить военный поход, то на публику выставляется один туг из трех принадлежащих ему конских хвостов. К исходу шести недель этот туг доставляется на место сбора войск, район Давуд-паша неподалеку от Стамбула, если война планируется в Европе; и в Ускюдар, на азиатском берегу Босфора, если военные действия должны развернуться в Азии. На следующий день в лагерь торжественной процессией входят сопровождающие войска ремесленники (мельники, булочники, мясники, шорники и т.д.). Через два дня к ним присоединяются янычары, затем прибывают другие армейские части и, в конце, великий визирь, который принимает от султана командование походом.

Во времена своего расцвета османы соблюдают строжайшую дисциплину в походах. Причинение малейшего ущерба виноградникам, садам или полям, простиравшимся вдоль дорог, сурово карается. Но со временем дисциплина в войсках постепенно ослабевает.

Доступ к пастбищам и воде для людей и животных - фактор первостепенного значения при выборе места для разбивки лагеря. Обычно войска продвигаются с раннего утра до полудня, затем делают остановку. В центре лагеря находится большой красный шатер султана, шатры свиты и других руководителей; вокруг них располагаются янычары, алты болюк и артиллеристы со своими пушками. Поодаль группируются главы провинций (бейлербей, санджак бей, сипахи и т.д.) со своими войсками.

Европейцы были поражены организацией османских лагерей, царившей там тишиной и образцовой чистотой, как на территории, так и в войсках.

На протяжении XV-XVI вв. османские войска демонстрировали более совершенную стратегию по сравнению с их противниками. На полях сражений центр формируется из янычар и других элитных подразделений, он защищен траншеями, пушками и другими боевыми орудиями, снабженными цепями в соответствии с «вагенбургской тактикой»; с каждой стороны мощный фланг конников сипахи. Тактика проста: перед легкой кавалерией акииджи ставится задача как можно глубже проникнуть на вражескую территорию, чтобы дезорганизовать сообщение и не дать подготовиться к обороне; изматывание противника, засады, внезапные атаки, ложные отступления, просачивание по флангам и с тыла и, наконец, широкая атака кавалерии. Затем на сцену выходит пехота янычар и разбивает вражескую армию. Если успех очевиден, победители преследуют разбегающиеся войска.

Между тем, особенно начиная со второй половины XVII в., условия войны меняются. Прежняя османская тактика уже не столь успешна перед лучшей координацией европейских армий, перед плотностью огня их пушек и мушкетов. Проявляются основные недостатки: некомпетентность высшего командования, недостаток эффективной артиллерии, пренебрежение тактикой и искусством маневрирования.

Осаждая крепости, османы используют подразделения, специализирующиеся на подкопах под стенами окруженных крепостей. Эти специальные войска, набиравшиеся в основном из числа шахтеров, чаще всего состояли из балканских христиан.

Отметим, что боевые расположения османов опираются на широкую сеть крепостей и цитаделей. Но сами они мало строят, большинство их крепостей досталось им от предыдущих режимов. И османы ограничиваются тем, что подновляют их, ликвидируют бреши и слабые места.

С XVI в. султан обладал мощным военно-морским флотом на Средиземном море. Этому способствовали два обстоятельства: с одной стороны, на территории империи есть все необходимые ресурсы для сооружения такого флота; с другой стороны, власть обращается к незаменимому опыту и навыкам моряков, а также умело использует силы обращенных в ислам корсаров. Среди самых прославленных корсаров XVI в. - знаменитый Барбаросса (Хайред-дин паша), Тургут Рейс (Драгут-паша), Килич Али-паша и Улудж Хасан-Паша.

Османский флот включает в себя в основном галеры (кадырга), на каждой из которых служит 150 гребцов, фрегаты (фирката), галиоты (калите) и кайики (общее название, данное гребным лодкам).

В качестве каторжан-гребцов используются взятые в плен, но больше уголовные преступники, лица, виновные в самых различных правонарушениях, и реайя, рекрутированные в провинциях в качестве воинской повинности. Для перевозки вещей и лошадей использовали грузовые челны (кайики больших размеров).

Начиная с 1682 г. парусные суда постепенно заменяют весельные галеры. Среди них: галион (кали-оп), с 3 мачтами и 2-3 палубами, корвет (курвет), фрегат (фиркатейи) и бриг. В крупных экспедициях участвует от 100 до 150 судов. Наконец, в 80-е годы XVIII в. появляются шлюпки-канонерки (шалюпа), которые позволяют подниматься по рекам - Нил, Дунай и Евфрат - и в случае необходимости подавлять местное сопротивление.

Главный арсенал, Касимпаша, построенный Мех-медом Завоевателем, находится в Стамбуле. Он служит также резиденцией капудап-паши, полного адмирала флота, командующего османским военно-морским флотом. Со времен весельных судов в его заместителях - командующий подразделениями, рейс, и командующие эскадрами, капудапы; с появлением парусных судов для командного состава османского флота, по-прежнему под властью капудаипаши, введены три адмиральских чина: капудаи (адмирал), патпроиа(вице-адмирал) и рийяли(контр-адмирал).

Вне столицы империя располагает более скромными арсеналами: Гелиболу (Галлиполи), где, кстати, строятся галеры; Суэц, где строили суда для плавания в Красном море; Рущук, центр дунайской флотилии; Биреджик - верфь малых судов для навигации по Евфрату. Есть также судоремонтные мастерские в Синсше на Черном море, в Измите (Никомедия) на Мраморном море и в Инебахти (Лепанто, Наупакт) в Греции.

Главная слабость османского флота заключается в отсутствии специализированных военно-морских соединений. Часто приходится обращаться к иностранным военным за опытом и знаниями по морскому делу.



Некоторое время назад, во время одной из оживленных сетевых дискуссий, коснувшейся, в частности, истории взаимоотношений христианства и ислама и особенностей организации мусульманского общества в целом, я обещал, что когда-нибудь, когда у меня будет время, расскажу поподробнее о государственном устройстве Османской Турции. Поскольку так уж вышло, что я отвлекся и временно выпал из своей сипайско-колониальной темы (к которой планирую вскорости вернуться), я подумал, что с тем же успехом это «когда-то» может наступить и прямо сейчас. Так что встречайте обещанное.

Османская Турция – в некотором роде государство-феномен. Возникнув из ниоткуда, из абсолютной безвестности, она совершила блистательный, поистине фантастический взлет – на памяти буквально трех поколений превратившись из крошечного полуразбойничьего княжества, каковых в Малой Азии в XIV веке существовал добрый десяток, в мощнейшую державу – гегемона всего Восточного (а временами – и не только Восточного) Средиземноморья.

Султаны из рода Османа сумели функционально занять «историческую нишу» сразу двух предшествовавших им великих империй – Византии и Аббасидского халифата – но не остановились на этом, а пошли дальше, распространив свою власть даже на те территории, куда нога этих предшественников не ступала. Двести с лишним лет Сиятельная Порта держала в страхе – и страхе временами вполне обоснованном – всю Европу. Еще сто лет после этого она оставалась весомым игроком на европейской политической сцене, несмотря на разъедавшие ее изнутри болезни. В чем состоял секрет феноменального успеха этого государства, и в чем крылись причины последовавшего за этим успехом упадка?

Первое, что бросается в глаза даже при поверхностном знакомстве с историей Османской Турции, это длительная и долгое время непрерывная плеяда выдающихся личностей «у руля» государства. За почти двести лет – от Орхана Гази, фактического основателя династии, до Сулеймана Великолепного – ни одной династической осечки. Все это время Турцией правили монархи, каждый из которых сделал бы честь любой европейской династии. Все они, как на подбор, были людьми решительными, умными, абсолютно безжалостными – и чрезвычайно талантливыми.

При них держава развивалась строго поступательно – сын начинал ровно там, где остановился отец, не сбавляя темпа. Даже страшный разгром Турции Тимуром – разгром, от которого другие пострадавшие страны приходили в себя десятилетиями – не остановил потомков Османа. Один из выживших сыновей низложенного Тимуром султана Баязида, Мехмед I, по сути, воссоздал страну из пепла – более сильной, чем когда-либо. Его сын, Мурад II, успешно отбил последний крестовый поход, нацеленный на спасение Византии, и надежно затянул удавку на шее обреченного Константинополя. Его собственный сын, Мехмед II, взял осажденный город, как перезрелый плод, едва держащийся на ветке, а затем раздвинул границы империи до небывалых ранее пределов…

Что это – необычайное везение? Курьез генетики? Или благословение Аллаха, Милостивого, Милосердного, как, без сомнения, сказали бы сами отпрыски рода Османа? Думается, не только – и даже, возможно, не столько. За этим стоит глубоко продуманный рациональный принцип «отбора и воспитания кадров» - на высшем, султанском уровне.

Для европейца слово «гарем» (или, как раньше говорили, «сераль» - от итальянского seraglio, представляющего собой искаженное турецкое serayyi – «дворец», ср. татарское «сарай») обычно несет ассоциации, никак позитивно не связанные с идеей государственного управления. Однако изначально за институтом султанского гарема стоял сугубо прагматический государственный расчет – и расчет, который долгое время себя оправдывал.

Гарем с высокой долей вероятности гарантировал наличие многочисленных наследников – причем от возможно большего числа матерей – и обеспечивал подходящую изолированную среду для наблюдения за ними в процессе формирования личности. При этом сам султан практически до середины XVI века не жил со своим гаремом под одной крышей, а лишь навещал его периодически, что сводило возможное влияние гарема на повседневную политику империи к минимуму. Фактически, это был инкубатор для разведения будущих султанов – и ничего сверх того.

Итак, наследников почти всегда было много. Но как было организовано само престолонаследие? Поначалу – фактически никак. Не было закона, который однозначно закреплял бы право наследования по принципу старшинства. Теоретически, преимущество могли иметь сыновья, рожденные от законной жены – в противоположность наложнице. Но этот принцип, судя по всему, никогда специально не соблюдался.

А со временем (после Сулеймана Великолепного) султаны вообще перестанут жениться официально, так что этот принцип, даже если бы он существовал, стал бы неприменимым. На практике это означало одно – побеждал сильнейший. Почти каждый переход власти сопровождался смутой, в которой неизменно одерживал верх наиболее решительный и беспощадный из принцев. Это был в полном смысле этого слова «естественный отбор» внутри правящей династии.

Великий султан Мехмед II Завоеватель, взявший Константинополь и полностью реорганизовавший управление разросшейся империей, закрепил этот принцип законодательно – в уникальном документе, скорее всего, не имеющем аналогов в мировой практике. Вот что гласит, черным по белому, закон о престолонаследии султана Мехмеда: «Тот из моих сыновей, кто унаследует власть, должен будет без промедления умертвить всех своих братьев, во имя блага и спокойствия государства».

Сам Мехмед пришел к власти именно таким образом. До нас дошла история о том, как, примчавшись во дворец сразу после получения известий о смерти своего отца, он вызвал к себе любимую молодую жену покойного, которая незадолго до этого родила ему сына, и долго милостиво беседовал с ней – а в это время посланные им люди утопили новорожденного принца в ванне. Несчастную женщину в тот же день выдали замуж – за престарелого визиря, которого тут же отправили наместником в самую отдаленную провинцию.

Одним ударом Мехмед избавился от потенциальной угрозы, которую мог бы представлять младенец, окажись он в руках враждебной ему придворной «партии», задавил на корню зародыш возможной гаремной интриги, и устранил влиятельного и независимого соратника своего отца, который мог бы стеснить его свободу действий в дальнейшем. Европа вздрогнула, осознав, в чьих руках оказалась власть над одним из мощнейших государств региона, и вздрогнула не зря. Но было поздно.

С тех пор и примерно до конца XVI века практически каждый переход власти в Османской Турции сопровождался короткой, но энергичной поножовщиной в дворцовых коридорах. При этом, что интересно, до полноценной гражданской войны дело никогда не доходило. Дело решалось чрезвычайно быстро – обычно в течение считанных дней.

Побеждал тот, кто первый узнавал о смерти отца (которую обычно некоторое время не предавали широкой огласке) и успевал первым среагировать, т.е., на практике, тот, кто сумел еще при жизни покойного собрать партию влиятельных последователей, создать отлаженную шпионскую сеть и расставить преданных ему людей на ключевых постах. У малолетних принцев шансов не было никаких.

Масштабы этой внутрисемейной резни временами оказывались впечатляющими. Так, султан Мурад III (внук Сулеймана Великолепного) убил пятерых братьев, чтобы захватить власть. Но его собственный сын, Мехмед III, побил вообще все рекорды – чтобы возглавить род Османа, он уничтожил 19 (!) своих братьев, плюс их детей и нескольких беременных жен и наложниц.

Однако не всем принцам приходилось прибегать к таким решительным мерам. Сулейман, которого европейцы называют Великолепным, а турки – Законодателем, а затем и его сын Селим, пришли к власти без кровопролития. За них всю работу уже сделали их отцы, заблаговременно истребившие всех «лишних» сыновей и расчистившие дорогу единственному оптимальному, по их мнению, наследнику. Это тоже было в порядке вещей.

Имперская парадигма Османской Турции заключалась в том, что султан имел право – и даже моральный долг – без суда, следствия и объяснения причин расправиться с любым, кто представлял угрозу его власти. Этот принцип возник не просто так – как мы сейчас увидим, все государство было устроено таким образом, что султан являлся не просто его главой и зримым воплощением, но и основным несущим элементом, главным стержнем, на котором держалась вся система.

Покушение на султана лично было покушением на фундаментальные основы всего государственного устройства, угрозой существованию империи как таковой. Турки построили подлинно абсолютистскую монархию значительно раньше, чем это удалось сделать европейцам. Сулейман Великолепный мог сказать о себе с полным основанием: «Государство – это я». И сделать это он мог за 100 с лишним лет до Луи XIV.

Османская Турция этого периода была страной, практически лишенной наследственной аристократии. Фундаментально, общество делилось на два основных сословия. Более многочисленным из них были так называемые «reaya» - обычное гражданское податное население, как городское, так и сельское (иногда это слово употребляли в узком смысле, и тогда оно обозначало крестьян; в широком смысле оно с равным успехом относилось и к городскому ремесленнику, и к зажиточному купцу).

Правовое положение этого населения регулировалось нормами шариата, которые дополнялись султанским законодательством. Все это население было лично свободным, но его «социальные координаты» были очень четко определены его семейной, общинной (в деревне) и корпоративной (в городе) принадлежностью. Турецкие корпорации были аналогом европейских средневековых цехов и гильдий. Они объединяли своих членов по профессиональному признаку, имели устав, носивший полу-религиозный характер (futuwwa), функционировали как закрытый клуб и касса взаимопомощи, и имели свои строгие правила, традиции и секреты.

В султанской Турции (как, собственно, и в средневековой Европе) человек не мог быть просто «сам по себе». Кроме того, религиозные меньшинства – которые в империи в общей сложности составляли до 40% населения – пользовались широкими правами автономии и имели свою собственную внутреннюю организацию, что тоже превращало их в своеобразные квази-корпорации. На них не распространялись нормы шариата, действовало только светское законодательство и собственные внутренние системы регулирования, плюс собственные суды.

Вторым основным сословием были «askeri» - «военные», которые фактически включали в себя и значительную часть гражданских госслужащих. Их положение регулировалось общими положениями шариата и обширным специально для них предназначенным корпусом законодательства. Они были неподсудны обычным судам – для них существовало специальное ведомство казаскера – «высшего военного судьи». Что же собой представляло это сословие?

В Турции существовал определенный отдаленный аналог европейского рыцарства или русских помещиков (в исконном смысле этого слова) – сипахи-тимариоты. Слово «sipahi» имеет персидское происхождение и означает оно попросту «солдат» (индийские сипаи – оттуда же).

В Турции так называли вполне определенный род войск – феодальную кавалерию, изначально – тяжелую (хотя впоследствии она начала изрядно «легчать»), которая в XV-XVI веках была основной ударной силой османской армии. Сипахи получали «в кормление» земельный надел, называвшийся тимаром. Система эта в основе своей была еще византийской. Турки не стали чинить то, что не было сломано, лишь адаптировали ее к своим нуждам.

Тимар включал в себя собственно земельный участок, который тимариот мог обрабатывать либо сам, либо с помощью наемной рабочей силы, и некую своеобразную «юрисдикцию» над окрестной территорией и ее жителями. Однако здесь начинались серьезные отличия от европейского феодализма. Крестьяне имели лишь несколько относительно небольших повинностей перед своим тимариотом – например, они обязаны были преподносить ему подарки несколько раз в год, на главные праздники (тимариотами, кстати, могли быть как мусульмане, так и христиане).

Тимариот в пределах «своей» территории осуществлял первичные полицейские функции – следил за порядком, имел право взимать штрафы за незначительные правонарушения. Однако реальной судебной власти, как и административных функций, он не имел – то и другое лежало в ведении чиновников на государственной службе (например, кади) или органов местного самоуправления, которое в империи было чрезвычайно развито. На тимариота было возложено взимание с «его» крестьян некоторых налогов (но не всех – другие правительство отдавало в откуп, а джизию – «налог на иноверцев» – вообще взимали главы соответствующих религиозных меньшинств – т.е. православный патриарх, армянский католикос и главный раввин).

Определенную часть собранных сумм тимариот имел право оставлять себе, и на эти средства – а также на доход от непосредственно принадлежавшего ему участка – должен был кормиться сам и содержать военную силу в соответствии с квотой, пропорциональной размеру его тимара.

Тимар давался исключительно за военную службу – и никогда не наследовался безусловно. Сын тимариота, решивший пойти по стопам отца, мог получить этот же надел, а мог получить и совсем другой. Или вообще не получить. Более того, уже предоставленный надел в принципе мог быть беспрепятственно отозван в любой момент. Вся земля была собственностью султана, тимар – его милостивым даром.

То, что султан дал, он мог с полным правом забрать без какого-либо объяснения причин. И такие операции периодически производились, земля в провинциях тасовалась так и этак. Тимариот никогда не мог сидеть на своем участке с абсолютной уверенностью в завтрашнем дне – завтра он мог оказаться на другом краю империи. Формирование провинциальной поместной аристократии, таким образом, было сильно затруднено.

Вместо этого элита империи формировалась совсем по другому принципу.

О янычарах и принципе их комплектования, по всей видимости, хоть что-то, да слышали практически все. Однако самим янычарам в европейском воображении нередко придавалось значение, совершенно не соответствующее их реальной роли в турецкой военной машине. Роль эта, на самом деле, была достаточно ограниченной – корпус янычар в классические времена своего расцвета насчитывал всего лишь 12 тысяч человек.

Это была элитная пехота, да, но ее численность была слишком невелика, чтобы она могла стать решающей силой на полях сражений. Реально основой турецкой армии были совсем другие части. Увеличение же числа янычар началось позже – уже в эпоху упадка, и шел этот процесс параллельно с размыванием боевых качеств корпуса и падением уровня его дисциплины. Однако тот принцип, на котором была основана система комплектования корпуса янычар, имел куда более широкое применение в империи, чем чисто военные рамки.

Мы не знаем достоверно, в какой момент султанам пришла в голову мысль взимать налог со своих подданных-христиан не только деньгами, но и кровью. Традиционная турецкая историография относит этот момент к самому началу османской экспансии, что довольно маловероятно. Сейчас большинство исследователей склоняется в этом смысле к эпохе Мурада I. В принципе, это не суть важно.

Легенда, связывающая это начинание с деятельностью знаменитого дервиша Хаджи Бекташа, возможно, содержит определенное зерно истины – хотя сам Хаджи Бекташ, скорее всего, умер несколько раньше, основанный им орден дервишей-бекташи всегда поддерживал тесную связь с корпусом янычар, да и сама идея, лежавшая в основе его создания, всерьез отдает неортодоксальностью, столь свойственной влиятельным в Турции суфийским орденам, многие из которых с точки зрения традиционного ислама балансировали на грани ереси.

Институт, который – без преувеличения – играл роль станового хребта османской государственности, носил название «девширме». Смысл его заключался в следующем. Раз в несколько лет султан объявлял в своих балканских провинциях, населенных преимущественно христианами, набор мальчиков и юношей на государственную службу. Брали чаще всего детей в возрасте 6-7 лет, реже – но тоже довольно часто – подростков, иногда даже до двадцатилетнего возраста. Существовали специальные квоты для каждой общины – набор никогда не был поголовным.

Единственных сыновей в семье никогда не брали. Специальные чиновники, путешествовавшие в сопровождении эскорта янычар во главе с офицером, отбирали здоровых и смышленых мальчиков, которые казались им наиболее перспективными. Янычары такому чиновнику были нужны скорее для наглядной агитации среди родителей, чем для принуждения – девширме в целом было весьма популярным институтом.

Для бедных крестьян из глухих деревень оно было хорошим способом облегчить существование семьи и одновременно – дать своему ребенку шанс на лучшую жизнь. Брали детей только из христианских семей, что было поводом для страшной зависти со стороны их соседей-мусульман – известно много случаев, когда родители-мусульмане подкупали христианскую семью с тем, чтобы те выдали их сына за своего, и пропихнули его таким образом в девширме. Впоследствии, боснийские мусульмане после длительной борьбы и мытарств добились для себя права участвовать в девширме наравне с христианами.

Рекруты, набранные таким образом, никогда не возвращались домой. Их привозили в Стамбул, где первым делом обращали в ислам, а затем подвергали всестороннему тестированию, чтобы выявить способности. Наиболее одаренных отправляли в специальную закрытую школу при султанском дворце. Там им давали блестящее образование – турецкий, арабский и персидский языки, мусульманская теология и право, история, география, литература, основы математики и медицины, одновременно – обширный курс физического развития, верховая езда, владение всеми видами оружия.

Те из них, кто проявлял себя лучше других в процессе обучения, становились в дальнейшем чиновниками и администраторами, доверенными слугами и советниками султана. Самые талантливые могли подняться до высшего пика карьеры на султанской службе – должности Великого Визиря. Неплохая перспектива для нищего мальчишки из Богом забытой деревушки. Другие по окончании обучения шли служить в элитные кавалерийские полки султанской гвардии – такие части, как «оруженосцы»-силахтары или «сипахи дворца».

Наконец, те рекруты, которые с самого начала не попали в эту привилегированную категорию, отправлялись на несколько лет на сельскохозяйственные работы в окрестностях столицы, чтобы укрепить тело и помочь им как следует освоить турецкий язык, после чего проходили интенсивную военную подготовку и становились солдатами элитной пехоты – знаменитого янычарского корпуса (yeni ceri – «новое войско» по-турецки).

Все вместе они назывались Капыкулу (Kapikulu) – «рабы дворца». Юридически они действительно были рабами султана – однако этот их статус был поводом для гордости, а не унижения, как в Европе. Собственно, в исламском мире с самого начала – с эпохи великой мусульманской экспансии – существовала традиция комплектования гвардии или иных элитных военных частей из воинов-рабов, достаточно вспомнить тюркских гулямов при дворе Аббасидских халифов, или мамлюков в Египте.

Звание «раба» (kul по-турецки) в этом контексте было весьма почетным – оно означало особую связь носителя лично с особой правителя, его подконтрольность только ему и ответственность лишь перед хозяином. Нередко такие «рабы» фактически правили государством и были истинной его аристократией. Многие правящие династии на средневековом Востоке были основаны именно ими. Турки сделали лишь следующий логический шаг в развитии этого института – распространили его действие не только на военную сферу, но и на сферу гражданского управления.

Рабы-кулы были не только у султана. Система воспроизводилась и на более низком уровне. Сановники, паши и наместники провинций обзаводились собственными кулами. Поскольку большинство из них и сами формально были по происхождению рабами султана, можно сказать, что Османская Турция была «рабским государством» - в самом прямом смысле этого слова.

Собственно, рабы-кулы составляли второй компонент упомянутого нами сословия «аскари» - помимо сипахи-тимариотов. И именно кулы – это уникальное сообщество, представлявшее собой, если посмотреть на него с определенной точки зрения, идеальную меритократию – и были подлинной управляющей элитой империи.

«Идеальной меритократией» эта система была еще и потому, что – по крайней мере в период расцвета – статус и богатство, достигнутые в ее рамках, по наследству не передавались. Точнее, могли передаваться, а могли и нет, и на практике, как правило, не передавались – это опять-таки, было отнесено всецело на усмотрение султана. Султан мог спокойно забрать все имущество умершего визиря в казну, безо всякого предупреждения. Эти люди – рабы султана.

Султан захотел – и вознес их на вершину. Завтра он так же легко может сбросить их в пропасть. В Турции эпохи Сулеймана Великолепного не было такого понятия как «знатный род» или «династия вельмож». Каждый из этих людей был сам себе и предком, и потомком. А смена ему уже росла в закрытой школе в стенах султанского дворца…

Именно система Капыкулу – гениальная в своей простоте – на все сто процентов объясняет эффективность османского государства в эпоху его расцвета. Это было своеобразное поточное производство, конвейер талантов, беспрерывно подпитывавший империю на протяжении двухсот лет. Именно отсюда та бешеная энергия, которой буквально дышало каждое новое поколение «властителей горизонтов».

Это секрет успеха – и казалось бы, секрет беспроигрышный и идеальный, как вечный двигатель. Однако дальнейшая история Турции демонстрирует нам совсем не такую радужную картинку, которую можно было бы ожидать, исходя из столь блестящих начинаний. Что и где пошло не так?

Начиная с середины XVI века сочетание неблагоприятных экономических и политических факторов, наряду с конкретными дефектами и ошибками султанской политики, начало медленно, но верно подтачивать описанную нами систему управления – элемент за элементом.

Первые тревожные «звоночки» стали проявляться уже на самом пике расцвета. Началось все, как оно часто и бывает, с женщины. По-турецки ее звали Хуррем Султан – «Смеющаяся госпожа». Европейцы чаще всего называли ее Роксоланой. От рождения она носила имя Анастасия Лисовская.

Дочь мелкого шляхтича из Речи Посполитой, угнанная в плен татарами, проданная в рабство, оказавшаяся в султанском гареме в Константинополе, она сумела настолько очаровать всемогущего падишаха и повелителя правоверных, султана Сулеймана, что железная логика этого османского raison d’etat отступила перед ее влиянием. Именно она стала последней женщиной в истории Османской империи, на которой султан женился законным браком.

Но Сулейман не только на ней женился – он переселил ее – естественно, вместе с ее немаленькой свитой – в дворец Топкапы, главную султанскую резиденцию. Так было положено начало слиянию двора и гарема – т.е. вопиющему нарушению одного из главных и элементарных принципов, на которых было основано османское государство.

К концу правления Сулеймана в Топкапы фактически переехала большая часть гарема (в Старом дворце – Эски серайи – где гарем находился ранее, теперь жили только вдовы умерших султанов). Этот процесс был необратим. Спустя сто лет после смерти Сулеймана, султаны превратились в изнеженных затворников, а управление империей на 80% находилось в руках женщин и евнухов – с понятными последствиями.

В правление все того же Сулеймана стал всерьез проявляться другой беспокоящий фактор. Империя, все устройство которой было оптимизировано для целей внешней экспансии, достигла естественного географического предела роста. Турецкие границы продвинулись на предельное расстояние от столицы, которое допускала пропускная способность существовавших сухопутных коммуникаций.

Осуществлять сколько-нибудь масштабные операции за пределами этих границ турецкая армия просто не могла физически – кампании по своей продолжительности не укладывались в сезон, пригодный для ведения боевых действий. Свою австрийскую кампанию Сулейман начал в июне, но до Вены добрался лишь глубокой осенью. Осада продолжалась 20 дней.

Естественно, взять за это время хорошо укрепленный город турки не смогли – глупо было бы на это и рассчитывать, это дело нескольких месяцев. А через двадцать дней повалил снег – и турецкая армия, преимущественно кавалерийская, а значит – всецело зависящая от доступности фуража – вынуждена была снять осаду и вернуться домой, не солоно хлебавши.

И подобное повторялось впоследствии неоднократно, и не только в Европе, но и, к примеру, в Месопотамии – где, конечно, не было снега, зато были пустыни. Сухопутная экспансия османов захлебнулась. Морская еще могла бы иметь перспективы – но растянутые сухопутные границы теперь надо было оборонять от опомнившихся от первого шока соседей, готовившихся уже к переходу в контрнаступление, и эта оборона отныне поглощала львиную долю всех ресурсов империи, и чем дальше – тем больше, попросту высасывая из нее все соки.

Ситуация усугублялась экономическим кризисом. Основой экономики Турции было взимание податей с огромного подвластного населения и контроль над традиционными торговыми путями из Индии в Европу – через Персидский залив и Красное море.

Проникновение португальцев в Индийский океан само по себе не смогло пошатнуть турецких позиций в данной области (как часто думают), но вот «революция цен» - попросту говоря, резкий всплеск инфляции в Европе, вызванный массовым наплывом драгоценных металлов из Нового Света – ударил по турецкой экономике очень больно. К началу XVII века турецкая денежная единица – акче – обесценилась в шесть раз в сравнении с временами Мехмеда Завоевателя, и в дальнейшем тенденция продолжалась по нарастающей.

Это вызвало падение доходов населения и разложение системы тимаров – теперь тимариотам значительно труднее стало прокормить себя, да еще и нести при этом военную службу. В результате тимары вначале стали поголовно превращаться в наследуемые имения – чтобы из них можно было выжать хоть что-то – а затем тимариоты стали стремительно терять свои военные функции, превращаясь просто в сельских помещиков. Но и это их не спасло – в XVIII веке началось тотальное разорение тимариотов, влекшее утрату ими своих участков и укрупнение землевладения в провинциях. Таким образом, возникла мощная и независимая от государства провинциальная аристократия – что великим султанам прошлого не могло бы привидеться и в кошмарном сне.

Кризис же повлек за собой и усиление активности различных неортодоксальных религиозных сект антиправительственной направленности. Результат был закономерен – консервативная исламская реакция со стороны государства, приведшая в итоге к интеллектуальному закостенению всей системы. Ранняя Османская Турция была весьма либеральной страной в интеллектуальном плане – там развивались точные науки и прикладные дисциплины (такие, как математика, картография), архитекторы экспериментировали с новыми идеями и формами, а при дворе султанов процветала живопись, в том числе портретная, испытывавшая серьезное влияние итальянского Ренессанса.

Теперь этому пришел конец. Идеализированная старина была объявлена единственным образцом для подражания. К XVIII веку турецкие ремесленники, по сути дела, лишь воспроизводили творения своих предшественников. Воспроизводили мастерски, но лишь воспроизводили. Зашоренное собственной ретроградско-охранительной доктриной правительство не способно было понять новых меркантилистских принципов, на которых строилась экономика его европейских соседей, и пыталось покрыть свои текущие потребности за счет импорта, не будучи при этом способным наладить адекватный товарообмен и нормальный баланс торговли.

Импорт европейских промышленных товаров задушил на корню все потенциальные зачатки собственной турецкой промышленности. Теперь уже Турция могла экспортировать только сырье, чем она усиленно и занялась. В империи стала стремительно складываться экономика полуколониального типа…

В довершение всех бед, процесс сращивания двора и правительства с гаремом привел к развалу системы престолонаследия. Конечно, мы можем сколько угодно осуждать «принцип братоубийства» как варварский и антигуманный, но он работал, и именно на нем было основано функционирование аппарата государственной власти. В начале XVII века он был отменен. Теперь «лишних» принцев не убивали, а держали взаперти – под своеобразным «домашним арестом». Где держали? В гареме, естественно. Думаю, нет нужды объяснять, к чему это привело. Лучшего стимула к разжиганию дворцовых интриг трудно было придумать. Такое «решение» проблемы снизило стабильность режима на порядок.

Наконец, как последний аккорд, рухнула система девширме – становой хребет государства. Кризис и переход империи к стратегической обороне, разложение системы тимаров, а также появление провинциального сепаратизма как весомой силы, повлекли за собой необходимость увеличения численности войск, на которые султан мог бы положиться.

Т.е., по определению – войск Капыкулу. К середине XVII века численность янычар выросла с 12 тыс. до 40 тыс., и продолжала расти. Но государство при этом отнюдь не богатело, и не имело возможности содержать их на том же уровне, что и раньше. Поэтому янычарам разрешили заниматься ремеслом и торговлей, надеясь сделать их в какой-то степени самодостаточными.

Это подорвало всякую дисциплину в корпусе. Вдобавок, янычары (изначально вообще не имевшие права жениться, на что никто уже давно не обращал внимания) добились позволения своим детям вступать в корпус в обход системы девширме. От этого уже был один шаг до позволения вступать в корпус всем желающим, и этот шаг был в итоге сделан.

Так великая империя убивала сама себя, шаг за шагом последовательно разрушая все основы, на которых зиждилась – экономические, социальные, политические, идеологические, военные. Конечно, фундаментально здоровый, крепкий и жизнерадостный дух турецкого народа не дал в итоге стране погибнуть окончательно. Но это уже совсем другая страна, с другим характером и другим лицом. И лишь памятники великого и кровавого прошлого тонкими пальцами минаретов молча указуют в небо над Босфором.

Использованы материалы с www.fenrus-01.livejournal.com.

Поделитесь с друзьями или поставьте закладку на эту страницу,
если планируете зайти на нее попозже...
(Исторические детали Османской Турции | Янычары и турецкие гаремы )

Сипахи

Сипахи в битве при Вене, 1683

Литература

• D. Nicolle, A. McBride «Armies of the Ottoman Turks 1300-1774»

• Военно-исторический журнал «Воин» № 12.

См. также

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Сипахи" в других словарях:

- (спахи) 1) турецкие феодалы, получавшие земельные пожалования (тимар, зеамет) за несение военной службы.2) Воины султанского кавалерийского корпуса … Большой Энциклопедический словарь

Спахи, спахии, спаги (тур. sipahi, от перс. сипахи воин, солдат), в Османской империи: 1) общее название военных ленников тимариотов и займов, получавших от султана земельные пожалования (Тимары и Зеаметы) и обязанных нести за это военную …

Спахии, спаги (тур. sipahi, от перс. сипахи воин, солдат), в Османской империи: 1) Общее назв. воен. ленников тимариотов и заимов, получавших от султана зем. пожалования (тимары и зеаметы) и обязанных нести за это воен. службу, выступая в поход с …

Спахи, 1) в Турции держатели земских пожалований (тимар, зеамет) за несение военной службы. 2) Воины султанского кавалерийского корпуса. * * * СИПАХИ СИПАХИ (спахи), турецкие феодалы, получавшие земельные пожалования (тимар, зеамет) за несение… … Энциклопедический словарь

сипахи - і/в, мн., іст. 1) В Османській імперії – назва військовослужбовців, що одержували земельні наділи за військову службу. 2) В Османській імперії – назва одного з корпусів регулярної армії (важка артилерія) … Український тлумачний словник

Сипахи, в Османской империи военные ленники, а также воины кавалерийских полков. См. Сипахи … Большая советская энциклопедия

Сипахи, спахии, в Османской империи воен. ленники (тимариоты и займы), а также название одного из корпусов тур. армии. См. ст. Сипахи … Советская историческая энциклопедия

Турецкая Республика (Türkiye Cumhuriyeti), гос во на З. Азии и частично в Европе. Площ. 780,6 км2, в т. ч. 23,6 тыс. км2 в Европе. Европ. часть Т. отделена от азиатской черноморскими проливами (Босфор, Мраморное м., Дарданеллы). В Азии граничит с … Советская историческая энциклопедия

Упадок турецкого военно-феодального государства - К середине XVII в. ясно обозначился упадок Османской империи, начавшийся уже в предыдущем столетии. Турция все еще владела обширными территориями в Азии, Европе и Африке, располагала важными торговыми путями и стратегическими позициями, имела в… … Всемирная история. Энциклопедия

Изображение артиллерийских войск Османской империи на её гербе Армия Османской империи вооружённые силы Османской империи, история которых рассматривается с момента её образования в начале XIV века до образования Турецкой … Википедия