Современный асунсьон и великая парагвайская война. Великая парагвайская война - флегматичный циник

В 1912 году выдающийся русский стратег и геополитик, полковник Генштаба Алексей Ефимович Вандам опубликовал в общедоступной печати очерки « Наше положение» и «Величайшее из искусств». В них сообщалось, в частности, что мировая война должна обязательно состояться (имелась ввиду Первая мировая). Дело это, как он полагал, было уже давно решено в Лондоне, что будет понятно из нижеследующего текста. А вот после неё непременно должна случиться следующая большая война между Германией и Россией, причем уже один на один. А поскольку силы противников примерно равны и уменья воевать им не занимать, сражаться они будут до полного взаимного растерзания.

Поскольку фигура Вандама мало известна современному читателю, будет уместно рассказать о ней несколько подробнее. Подлинная фамилия Алексея Ефимовича была Едрихин (1867-1933). Он происходил из семьи простого солдата. Начав службу вольноопределяющимся, то есть рядовым, тем не менее, уже к 30 годам поступает в Николаевскую академию Генерального штаба. Попасть в неё для него было практически невозможно хотя бы из-за очень сложных вступительных экзаменов (например, нужно было свободно знать не менее пяти языков) и полного отсутствия протекции. Блестяще закончив ее и получив приписку к Генштабу, он отправляется в качестве военного корреспондента на англо–бурскую войну. Малопонятное название «военный корреспондент» означало в те времена выполнение задач по ведению стратегической разведки в интересах Генштаба. После поездки в Южную Африку Алексей Ефимович меняет свою, не слишком благозвучную, русскую фамилию на голландскую. Как говорили, из соображений солидарности с бурами. В дальнейшем Генштаб неоднократно привлекал его к выполнению деликатных миссий в Китае, на Филиппинах и в других местах земного шара. Кстати говоря, наверное, именно в этих поездках по миру он приобрел, если можно так выразиться, англофобию в острой форме, вдоволь насмотревшись, что вытворяют англосаксы в колониях или в зависимых от них странах.

Алексей Вандам наряду с Семеновым-Тянь-Шанским был одним из русских основоположников только формирующейся тогда геополитической науки. Две его вышеназванные работы, опубликованные незадолго до Первой мировой, дают геополитический анализ ситуации в России и Европе. По его мнению, эта война будет вестись исключительно в интересах Британии и станет для России крайне неудачной. Стало быть, мы должны при любых обстоятельствах не дать втянуть себя в неё. При этом сам Вандам оценивал свои размышления как «легкую царапину на девственной и требующей безотлагательной разработки почве русской политической мысли».

Главной мыслью этих работ было следующее: Англия была и будет главным геополитическим противником России. Отсюда вытекает – Россия должна научиться правильно понимать собственные интересы, что бы по этому поводу не вопили многочисленные, как платные, так и не очень, русские агенты, по образному выражению Вандама, утонченного британского деспотизма. Однако не стоит думать, что всё это осталось в прошлом, ибо относительно теперешнего влияния Англии на наши дела говорит хотя бы такая мелочь: резиденция британского посла находится всего в двухстах метрах от кремлевской стены, в особняке Харитоненко.

После Первой мировой авторы новой большой войны рассуждали просто и прагматично: нужна её репетиция. Необходимо опробовать на подопытных народах стратегию, тактику, военную технику и оружие будущих сражений. И желательно это сделать тихо, не привлекая излишнего внимания. Выбор пал на Парагвай и Боливию.

Формальный повод для вооруженного столкновения между этими странами заключался в установлении территориальной принадлежности до того никому не нужной пустынной и неисследованной области Чако, где были обнаружены признаки нефти. Первоначально противоборствующие стороны были настроены на достижение компромисса. Но за нефтью стояли английские и американские магнаты, не желавшие уступать друг другу. Британские олигархи поддерживали Парагвай, американские – Боливию, и повод для войны не пришлось долго искать. Она стала реальностью и по своей ожесточенности мало отличалась от страшной парагвайской войны 1865- 70 годов, когда население Парагвая на две трети было уничтожено. Забегая вперед, следует сказать, что хотя силы Боливии пятикратно превышали силы Парагвая, победа, как ни удивительно, осталась за ним.

Война двух недоразвитых банановых республик не предполагает какой-то особенной подоплеки. Страны нищие, слух о возможном нефтяном богатстве (кстати, не найденном до сих пор) заставит их драться с остервенением беспризорников из-за кем-то оброненной стодолларовой бумажки. Если у противников плохо с деньгами и оружием, их можно дать в кредит. Удачно подворачивается случай испытать оружие с прекрасной возможностью заработать на нём. Театр военных действий находится на задворках мира, и что там происходит — мало кому будет интересно.

Но главное, в Боливии после Первой мировой появились немцы, а в Парагвае — русские; к войне они люди привычные, и сражаться они будут на совесть, потому как новая Родина в опасности. Вот пусть и пощупают друг друга штыком перед наступающей решительной схваткой.

Итак, если бы этих стран и обстоятельств не существовало, их следовало бы придумать.

Первые немногочисленные русские эмигранты появились в этой экзотической стране еще в начале двадцатых годов. Но с 1924 году туда началась массовая русская эмиграция, что связано с приездом в Парагвай генерала от артиллерии Ивана Тимофеевича Беляева или дона Хуана, как его стали там называть. О Беляеве и других русских эмигрантах недавно вышла замечательная книга Бориса Федоровича Мартынова под названием « Русский Парагвай». Но поскольку это сочинение опубликовано малым тиражом, возьмем на себя смелость сообщить читателю некоторые сведения о ситуации вокруг Парагвая и об этой войне.

Прежде всего нужно рассказать о мотивах действий дона Хуана. А он поставил перед собой непростую задачу. В Парагвае он увидел ту самую страну, где было возможно создание русского национального очага для всех тех, кто хотел бы оставаться русским.

Парагвай вполне подходил для этих целей. Власти этой страны были крайне заинтересованы не только в приезде русских специалистов, но и в простом увеличении населения: после страшной войны 1865-70 годов с Тройственным союзом Аргентины, Бразилии и Уругвая, его было крайне мало. Генерал Беляев обратился через газеты к русской эмиграции с призывом переехать в эту страну. Правительство Парагвая обещало помочь с переездом. Русским гарантировалось гражданство и посильное содействие. Призыв оказался действенным, и хотя эта страна находилась как бы на краю Ойкумены, русские эмигранты ехали туда многими десятками, если не сотнями. На новой родине они получили гражданство и возможности для применения своих сил: кто-то смог обзавестись собственным делом, а кто-то просто нашел работу. Русские работали врачами, агрономами, лесоводами, инженерами, преподавателями и прочая, и прочая. Для многих жизнь стала налаживаться. Русский очаг начал образовываться.

Тем временем тучи над Парагваем сгущались. Назревал конфликт с Боливией из-за области Чако. В 1922 году американская нефтяная компания «Стандарт ойл», действуя из Боливии, начала вести геологическую разведку на западных окраинах Чако, причем первые данные обнадеживали. Примерно в это же время английская компания « Бритиш петролеум» начала бурить на востоке Чако и тоже получила неплохие результаты. Запахло « черным золотом», и Боливия стала направлять туда разведывательные отряды с целью тихого захвата этого района. В 1928 году между боливийцами и парагвайцами произошли первые вооруженные стычки, и после них начались переговоры.

Действуя с позиции силы (Боливия была куда богаче и сильнее Парагвая), боливийцы предъявили претензии на всю эту область. Помимо нефти, аппетиты боливийцев подстегивало стремление обеспечить себе выход к морю по рекам Парагвай и Парана для вывоза этого самого « черного золота». Переговоры зашли в тупик. Обе стороны стали готовиться к большой войне. Вызывающее поведение боливийцев на переговорах объяснялось довольно просто: они были сильнее. А вот неуступчивость парагвайцев имела две причины.

Первая была такая. Начиная с 1924 года, дон Хуан совершил в район Чако двенадцать военно-топографических экспедиций и убедительно доказал возможность его успешной обороны Парагваем.

Хотя эта местность исторически относилась к Парагваю, до экспедиций генерала Беляева о ней было немного известно. До 1924 года эта была настоящая Terra incognitа. Исследовательские экспедиции в эту загадочную область просто пропадали, и, как считали тогда многие, виной тому были обитающие там жуткие кровожадные индейцы–каннибалы. Область Чако составляет две трети территории Парагвая и занимает площадь свыше 300 тысяч километров. Восточные окраины её представляют непроходимые джунгли, а западные представляют уже сухую безводную саванну. Днем там стоит страшная жара, но ночью температура может опуститься ниже нуля. Эти земли охраняют от человека тучи москитов и других кровососов, ядовитые змеи и ягуары (а последних парагвайцы неспроста называют тиграми). В довершение ко всему, в сезон дождей многие обширные районы в Чако превращаются в непролазные болота. В общем, это был «прелестный уголок», никак не походивший на землю обетованную.

Уже после первой вылазки в Чако дон Хуан пришел к выводу, что военные действия там будут жестко привязаны к немногочисленным источникам воды. В условиях дикой дневной жары расход воды возрастает вчетверо. Сторона, контролирующая воду, имеет неоспоримые преимущества. Оборона редких водных источников может успешно осуществляться даже малочисленной парагвайской армией. А если парагвайские силы смогут, вдобавок, совершать фланговые контратаки, удерживая боливийцев на безводных местах, или наносить удары по тылам, нарушая коммуникации, по которым должен идти подвоз опять-таки воды, то судьба боливийской армии может стать совсем незавидной.

Во время своих экспедиций дон Хуан настолько крепко подружился с индейцами племен макка и чимамоко, что его признали вождем, и стали называть «Твердая рука». Именно благодаря помощи индейцев на карте Чако, которую составлял дон Хуан, стали появляться местонахождения колодцев, озер и других источников воды, а также индейские тропы, основной вид коммуникаций в этой местности. Наличие карты и знание особенностей театра будущей войны позволило уже к 1928 году составить в основных чертах её план.

Вторая же причина выглядела на первый взгляд совершенно фантастической и заключалась она в наличии военного флота. Как ни странно это звучит для страны, не имеющей выхода к морю, флот, правда, речной, у Парагвая был. Во время прошлой войны 1865-70 годов он показал чудеса героизма и даже успел создать собственные традиции, что, как известно, и есть главная ценность для любого флота. А по этому поводу английский адмирал Канингхем сказал лучше всех: «Если Британия потеряет любой военный корабль, то она построит его не более, чем за три года; если же будут утрачены традиции, то для их восстановления потребуется триста лет».

Что же касается парагвайского флота, то накануне войны перед ним стояли две очень сложные задачи. Прежде всего, Парагваю необходимо было добиться безусловного невмешательства Аргентины и Бразилии в будущую войну на стороне Боливии. В противном случае стране грозило простое исчезновение с карты в результате раздела её территории между победителями и с последующим геноцидом, как это было всего шестьдесят лет назад. Сухопутные силы Парагвая, насчитывающие к 28 году около пяти тысяч человек, вряд ли могли произвести сильное устрашающее впечатление. Поэтому под влиянием русских моряков, оказавшихся в Парагвае, у руководства страны родилась идея обеспечить нейтралитет своих южных и восточных соседей с помощью флота. Правда, для этого его нужно было резко усилить, поскольку он состоял из трех древних канонерок. А вот при наличии новых, хорошо продуманных для речной войны кораблей, парагвайский флот вполне мог убедить вероятных союзников Боливии отказаться от участия в войне.

Дело в том, что хотя флоты Аргентины и Бразилии представляли собой достаточно внушительные силы, располагающими линкорами и крейсерами, для войны на реках они имели довольно ограниченное число кораблей. Аргентина обладала всего двумя древними тихоходными канонерскими лодками на реке Паране, вооруженные к тому же гаубицами с малой дальностью стрельбы. Бразильский же флот на верхнем плесе реки Парагвай представлял всего один монитор, еще более древний, чем его аргентинские собратья. Исходя из этого, можно было считать, что при наличии в парагвайском флоте хотя бы двух современных речных кораблей, он сможет произвести на своих соседей отрезвляющее действие, ибо, зачастую описание процедуры действует лучше, нежели она сама.

Но помимо обеспечения нейтралитета южных и северо-восточных соседей, флот должен был выполнить ещё одну задачу. Необходимо было надежно защитить главную речную коммуникацию страны — реку Парагвай, то есть не дать её перерезать боливийцам и переправиться их войскам на левый берег её, что попросту означало военную катастрофу. Поэтому правительство Парагвая, несмотря на предельную бедность страны, все же нашло средства для строительства этих речных кораблей, в дальнейшем получивших названия «Парагвай» и «Умайта». При создании этих кораблей русские моряки выполнили самый ответственный этап их строительства: они разработали техническое задание на их проектирование вместе с эскизными проработками, что, как известно, и определяет, в основном, возможную военную судьбу корабля. Эта работа была закончена в конце 27 года. Для постройки кораблей была выбрана Италия. В 29 году состоялась их закладка, в строй они вошли в конце 1930 — го и в мае 31- го пришли своим ходом в Парагвай, совершив переход через Атлантику.

Теперь несколько слов о главном русском участнике этого проекта. С 1925 года в Парагвае находился капитан первого ранга, князь Язон Константинович Туманов, который стал впоследствии основным советником его флота. Князь Туманов обладал завидным опытом боевых действий в составе самых различных сил флота и на самых разнообразных театрах – от озерных до океанских. Он начал служить на флоте ещё в русско-японскую войну и был участником Цусимского сражения. В годы Первой мировой командовал различными кораблями и был начальником штаба Черноморского флота. В Гражданскую войну он даже командовал некоторое время экзотической Охранной флотилией Армянской республики на озере Севан. Последним местом его службы на родине была морская контрразведка вооруженных сил Юга России в Крыму, которую он и возглавлял.

В конечном итоге задача создания минимальными средствами дееспособного флота была блестяще решена. Впоследствии князь Туманов написал неплохую книгу под названием « Как русские морские офицеры помогали воевать Парагваю против Боливии», откуда это, собственно говоря, и известно.

Благодаря их усилиям, Парагвай обзавелся уникальными кораблями, относящимися к классу канонерских лодок. Ничего похожего на них никто не строил в то время не только в Латинской Америке, но и во всем мире. Прежде всего, они относились к кораблям, по современной терминологии, «река-море». То есть, они могли действовать и на реках, и на морях. Как речные, они имели небольшую осадку, в качестве морских — хорошую мореходность, что подтверждалось их трансатлантическим переходом из Италии. Это позволяло им выходить в бурные воды низовьев Параны и залива Ла-Платы, что имело первостепенное значение в случае конфликта с Аргентиной. Корабли имели довольно большое водоизмещение в 750 тонн. Это дало возможность разместить на них довольно мощную артиллерию из четырех орудий главного калибра в 120 мм с дальностью боя на 21 км. Они имели также неплохую для того времени зенитную артиллерию, благодаря которой во время войны были сбито несколько боливийских самолетов. К тому же они были защищены противоосколочной бортовой броней, что позволяло вступать в бой на дальних дистанциях с полевой артиллерией противника.

Но главное – они обладали большой скоростью, необычной для крупных речных кораблей тех времен, доходившей у них до 18,5 узлов. Такая ходкость позволяла решать сразу несколько задач. Речные корабли Аргентины и Бразилии ходили не быстрее 14 узлов. Поэтому парагвайские канонерки, пользуясь своей скоростью, могли совершать набеговые операции, не опасаясь быть перехваченными противником. Они также могли, благодаря своему преимуществу в скорости, навязать бой противнику на выгодной для себя дистанции или выйти из боя по своему усмотрению. Однако преимущество большой скорости этим не исчерпывалось. Корабли могли быстро перемещаться по всему речному театру военных действий — их суточный переход доходил до 800км — создавая, тем самым, эффект своего присутствия в самых неожиданных местах. С учетом же того, что каждая канонерка могла принимать на борт 900 человек десанта — а в Аргентине и Бразилии никому не нужно было объяснять, что означает « свирепая нежность парагвайских батальонов» — быстрая переброска крупных сил пехоты, по меркам Латинской Америки, была крайне важна. Остается добавить, что наличие этих канонерок у Парагвая полностью себя оправдало. В течение всей войны Бразилия строго соблюдала нейтралитет, а Аргентина даже оказывала военную помощь Парагваю, правда, с большой выгодой для себя.

Здесь наше повествование уйдет немного в сторону, чтобы ответить на вопрос: а что, вообще, может сделать военный речной флот при правильной постановке дела? Поскольку представление у современного читателя, интересующегося военной историей, об этом предмете довольно смутное, следует рассказать такую историю.

В 1907 году отсталая «лапотная» Россия в лице Балтийского судостроительного завода начала строить для Амурской флотилии восемь тяжелых речных броненосцев. Они предназначались для обороны не только дальневосточных рек, но и морских акваторий Амурского залива и Татарского пролива. Речь идет о мониторе типа «Шквал». К концу 1910 года они вошли в строй.

Тактико-технические характеристики этого корабля были исключительно удачны. Прежде всего, это был один из первых в мире боевых кораблей с дизельной силовой установкой. За счет этого он имел дальность плавания более 3000 миль, при этом машинное отделение занимало относительно небольшой объем. Малая осадка менее пяти футов обеспечивала возможность действовать на реках. В то же время прочный корпус с двойным дном позволял кораблю выходить в бурные воды Амурского залива и Татарского пролива. Он мог также преодолевать и тонкие ледовые поля. За счет низкого надводного борта и минимума надстроек корабль обладал небольшой для его размеров площадью обстреливаемого силуэта, что, как известно, весьма важно в артиллерийском бою. Вооружение составляли два шестидюймовых и четыре 4,7-дюймовых орудия. Вес залпа составлял около 200 кг. Угол возвышения орудий в 30 градусов позволял стрелять по береговым укреплениям и батареям. Толщина бортовой брони была 3 дюйма. Не лишне напомнить, что просвещенная Британия начала строить подобные корабли с такой же артиллерией и броней только в 13 году. Правда, дизелей для них в Англии не нашлось, и пришлось применить паровые машины, отчего водоизмещение, размеры и осадка этих мониторов оказались существенно больше, чем у нашего корабля, а вот скорость и дальность хода – много меньше.

К концу 1910 года стала очевидной возможность установления длительного мира на Дальнем Востоке. Япония стала союзником Британии и, соответственно, России еще в 1909 году. Японская Империя была заинтересована в мире не меньше России, поскольку её силы были сильно истощены закончившейся войной с нами. Китай также был заинтересован в мире из-за своих внутренних проблем. Соответственно этому дислоцировать мониторы на Амуре было бессмысленно. В тоже время, в связи с первой Балканской войной и австрийской экспансией в этой «пороховой бочке Европы», уже к 12 году назрела настоятельная потребность в них на Дунае, и их необходимо было туда перевести. Впервые эту мысль высказал еще в 1909 году Командующий Амурской флотилией контр-адмирал А.А.Кононов; однако, корабли так и остались на Дальнем востоке.

Воевать им пришлось только в 1945 году уже с Квантунской армией в составе Амурской флотилии. В боевых действиях участвовали всего пять из восьми кораблей (один погиб во время Гражданской войны, два ремонтировались.) В этих боях наши мониторы служили фактически бронированным тараном. За десять дней боев, с 9-го по 19 августа, флотилия, идя вверх по реке Сунгари, разрубила фронт Квантунской армии на глубину 800 км и закончила свой поход в Харбине. При этом корабли флотилии подчас значительно обгоняли сухопутные части и действовали иногда без авиационного прикрытия. Чтобы понять, что это означало, стоит напомнить, что американцам в том же 1945 году для овладения относительно небольшим островом Иводзима понадобилось семьдесят суток. Амурские броненосцы воевали так. Подойдя к японскому узлу обороны, они огнем своей артиллерии нещадно громили укрепления и батареи противника, после чего, а иногда и одновременно с артиллерийской подготовкой, высаживали десант, который и довершал его окончательный захват. Не будет преувеличением считать боевые действия амурской флотилии беспрецедентными в истории флотов двадцатого века.

Возвращаясь к нашему повествованию, остается добавить, что новые корабли парагвайского флота отличились уже в 32-м году во время первого боливийского наступления, надежно защитившие свою главную коммуникацию-реку Парагвай. Когда же армия Парагвая после отражения натиска противника сама перешла в наступление, нанося свой главный удар по долине реки Пилькомайо, судоходной во время сезона дождей, их орудия снова пригодились. И, наверное, неслучайно, одна из этих канонерок — « Парагвай» — до сих пор остается в строю, а другая – «Умайта» — стала кораблем-музеем.

Эрнст Рем

Однако наше повествование несколько забежало вперед, и, возвращаясь к событиям накануне войны, для полноты картины нужно прояснить, что же происходило в Боливии. В начале двадцатых годов в Боливию приехало большое количество оставшихся не у дел после войны германских офицеров, общим числом около 120 человек. Начальником же генштаба боливийской армии стал генерал Ганс Кундт, который в Первую мировую воевал на восточном фронте против нас. Он и другие немецкие офицеры, например, небезызвестный Эрнст Рем, находившийся там до 33 года, рассматривали Боливию как новую Пруссию. Они стали внедрять в боливийской армии прусский военный дух, перевооружать её по немецким канонам и фактически командовать ею. Масштабы перевооружения впечатляли, тем более, что накануне войны американцы выдали Боливии значительные кредиты. На них боливийцы, действуя по немецким рекомендациям, закупили новейшие английские танки фирмы Виккерс, боевые самолеты, большое количество артиллерии, крупнокалиберные пулеметы и даже экзотические автоматы « Томпсон». Боливия смогла довести численность своей армии до ста двадцати тысяч человек и добилась пятикратного общего перевеса в силах над Парагваем.

В начале тридцатых годов в дипломатических кругах ходила такая шутка. На одном из приемов знаменитый генерал Першинг, тот самый, именем которого американцы впоследствии назвали свою страшную ракету, сказал послу Боливии: « Когда я слышу о военных приготовлениях Вашей страны, то всерьёз опасаюсь за судьбу Соединенных Штатов».

Что же касается плана войны, то относительно неё Кундт, назначенный её главнокомандующим, считал, что это будет легкая прогулка, вроде полевых маневров с боевыми патронами. Поэтому замысел немецкого командования был довольно прост. Используя свое многократное преимущество, он сводился к прямолинейным наступательным действиям, не обращая внимания на особенности района Чако. Целью этого наступления был город Консепсьон, расположенный на левом берегу реки Парагвай в её среднем течении. Выход к реке в районе этого города, её форсирование и взятие Консепсьона автоматически означало победу Боливии. Справедливости ради стоит упомянуть, что Парагваю, в общем-то, повезло с командующим боливийской армией: генерал Кундт был человеком не слишком большого полета.

5 марта 1931 года в Боливии пришел к власти Даниэль Саламанка, « человек-символ» как его называли, который стал носиться с идеей Великой Боливии. Война стала неизбежной и началась 15 июня 32 года. Однако сразу после её начала Боливию ожидал неприятный сюрприз. Русские офицеры в количестве 46 человек, посчитав, что их новая родина находится в смертельной опасности, пошли на фронт добровольцами. Это означало, что эта латиноамериканская война, начинавшаяся на первый взгляд в духе знаменитого романа O’Генри «Короли и капуста», неожиданно приобрела характер русско-германского столкновения.

О том, как воевали наши соотечественники, можно понять хотя бы из следующего эпизода. Вот как его описывает Б.Ф.Мартынов.

В конце июля передовой отряд боливийской армия, находясь на острие главного удара наступления на Консепсьон, захватил в центре Чако парагвайский форт Бокерон. Стремясь остановить это наступление, армия Парагвая перебросила туда свои главные силы. Однако довольно скоро выяснилось, что обе стороны оказались в стратегическом тупике. Основные силы боливийской армии застряли в дебрях Чако, а сил её передового отряда не хватало для преодоления обороны парагвайцев. В то же время и парагвайцы, несмотря на бесконечные атаки, не могли выбить боливийцев из Бокерона.

14 сентября под Бокерон добрался едва выздоровевший от малярии дон Хуан. Он упрашивал командующего парагвайскими войсками дать ему несколько орудий и пятьсот снарядов, ручаясь за два часа разбить боливийские укрепления, как он проделывал это в Первую мировую (Беляев был генерал от артиллерии). Однако парагвайцы считали это невозможным, и осада продолжалась. Между тем обе стороны при сорокоградусной жаре жестоко страдали от недостатка воды. Случилось именно то, о чем предупреждал дон Хуан: вода в Чако — очень важная вещь. Единственный источник воды, которым располагали парагвайцы, находился далеко в тылу и был близок, уже в конце сентября, к окончательному высыханию. Колодец, который находился в распоряжении боливийцев, также не мог обеспечить их водой. Воду доставляли по воздуху, но её все равно было мало. Люди пили мочу и сходили с ума от жажды. В этих условиях командование парагвайской армии приняло в октябре решение идти на последний штурм. Атака была назначена на 28 число.

Одним из парагвайских батальонов командовал русский офицер Василий Федорович Орефьев, есаул Войска Донского. Выйдя со своим подразделением на рубеж атаки, он не обнаружил противника и отправился за разъяснениями в штаб полка. Там выяснилось, что он должен был быть совсем в другом месте. Прозвучали обвинения в трусости. Однако в процессе разговора неожиданно выяснилось, что Орефьев неважно говорил по-испански, и просто не смог понять приказ. Орефьев был ветераном первой мировой и стерпеть такие обвинения не мог. Он кинулся в свой батальон и поднял его в «психическую» атаку.

В Латинской Америке такого способа атаки ещё никто не знал — это было невиданное дело. Поэтому, когда батальон Орефьева с примкнутыми штыками двинулся в сторону боливийцев, те, оторопев, прекратили огонь. С обеих сторон все заворожено смотрели на этих безумцев, идущих на верную смерть. Когда до боливийских окопов остались считанные метры, в полной тишине прозвучала команда: « В атаку!», боливийцы пришли в чувство и открыли огонь. Орефьева скосило первыми же выстрелами, но его солдаты смогли вытащить его из мясорубки на передовой. Он был еще жив и успел сказать, что приказ он выполнил, а, значит, и умереть теперь не зазорно. В это время на позициях боливийцев уже кипела рукопашная схватка — бой был страшный. На следующий день форт Бокерон сдался.

После этого боя обе стороны сделали свои выводы. Парагвайцы стали считать, что если русские могут так сражаться, то до победы рукой подать. Боливийцы и немцы заключили для себя, что русские явные психи, а раз так, то хорошего ждать не приходится. Кстати говоря, после Бокерона в оставленных боливийцами окопах стали находить записки примерно такого содержания: « Если бы не проклятые русские, мы бы давно сбросили ваше босоногое воинство в реку Парагвай».

Генерал Беляев написал в своем дневнике, что взятие Бокерона означало пятьдесят процентов успеха. Победа Парагвая стала очевидной уже в конце 1933 года, а в 1935 году Боливия запросила мира. О масштабах этой, в общем – то во многом братоубийственной войны, свидетельствует хотя бы количество убитых в ней: шестьдесят тысяч боливийцев и сорок тысяч парагвайцев. Это притом, что население Боливии перед войной составляло три миллиона человек, а Парагвая — около восьмисот тысяч.

Однако мы отвлеклись от темы прелюдии большой войны между Германией и Россией. С учетом её неизбежности, как и предсказывал генерал Вандам, война Чако была, если можно так выразиться, «опытной», в ходе которой опробовались многие новшества военного дела. Правда, русская военная школа оказалась сильнее немецкой, а война — как говорил старшина Васков — это не кто кого перестреляет, а кто кого передумает. Но опыт, полученный в ходе её битв, Германией и СССР был использован совершенно по-разному.

Германия постаралась извлечь из неё максимум полезного для реванша в будущей большой войне, особенно с учетом того, что многие ее немецкие участники продолжили службу уже в вермахте. Эта тема становится особенно интересной, если учесть, что инициатива опробования большинства тогдашних военных и технических новшеств исходила именно от немецких военных советников, использовавших для этих целей довольно большой военный бюджет Боливии.

Из новых видов оружия на поле боя были испытаны автоматы, огнеметы, пулеметы разных типов, минометы и артиллерия, и многое из этого было потом использовано против нас. Относительно же применения танков и авиации следует напомнить, что по Версальскому миру Германии нельзя было иметь ни того, ни другого. Поэтому немцы постарались максимально использовать открывшиеся перед ними возможности для разработки как способов их эффективного применения, так и выяснения тактико-технических требований к этим видам оружия для будущих сражений. Например, было быстро выяснено, что тогдашняя английская концепция танкостроения не выдерживает критики. Британский танк «Виккерс шеститонный» с картонной броней, вооруженный пулеметами или опереточной артиллерией, и с отвратительной, в условиях Парагвая, проходимостью, имел нулевую боевую ценность. К тому же наш соотечественник, генерал от инженерии Зимовский, быстро наладил в Парагвае выпуск противотанковых гранат собственной конструкции, которыми и были довольно скоро уничтожены, по большей части, британские танки. Неудивительно, что из этого немцы сделали для себя вывод, что для будущей войны нужны совершенно другие машины. И поэтому проектирование танка « Тигр» началось уже в 1937 году. Кстати говоря, нам очень повезло, что на 22 июня у вермахта не было этого «чудовища», против которого была в то время бессильна любая противотанковая пушка.

Помимо этого, в начале 30-х годов о тактике танков также имелось весьма расплывчатое представление – опыт Первой мировой был здесь бесполезен. Войсковые испытания бронетанковых сил были очень кстати. Это дало возможность немцам добиться уже в начале Второй мировой очень существенной эффективности своих танковых войск.

То же самое относилось и к применению авиации. Военно-воздушные силы Боливии были откровенно слабы, но с их помощью немцам удалось как отработать тактику бомбометания с пикирования, так и определить технические параметры пикирующих бомбардировщиков или, по немецкой терминологии, штурмовиков. Поэтому вполне логично, что проектирование своего знаменитого пикирующего штурмовика Ю-87, перевернувшего потом всё представление о воздушной войне против наземных войск, немцы смогли начать уже в 1934году.

Принятием на вооружение пистолета–пулемета МП-38 или, в просторечии, автомата Шмайсера, вермахт также обязан испытаниям подобного оружия в парагвайской войне. До этого пистолет-пулемет считался экзотическим оружием американских гангстеров. Но в Чако воевал некий майор Брандт, который, вернувшись в Германию, сумел убедить руководство вермахта в его необходимости.

Как видно из этих нескольких примеров, влияние войны Чако на немецкое оружие и тактику Второй мировой было велико. А вот Советская власть, исходя из безумных идеологических соображений, предпочитала игнорировать наших эмигрантов, а события этой войны старательно замалчивала. Возможные резоны тогда могли быть такие: если в гражданской войне «белые» были разгромлены, так чему ж учиться у этой, окопавшейся в Парагвае, недобитой контры?

При этом советское руководство было прекрасно осведомлено о событиях той войны. Латинская Америка тогда просто кишела агентами Коминтерна. Например, в 35 году власти Бразилии предотвратили попытку государственного переворота, готовящегося ими. Это замалчивание продолжалось вплоть до 1941 года. После же окончания Великой Отечественной события войны Чако и вовсе стали запретным плодом для советских людей. Причина проста. Если горсточка парагвайцев и русских — именно русских, а не «советских» — смогли разгромить многократно превосходящую их « новую Пруссию», то чем можно объяснить, несмотря на всю многолетнюю подготовку к войне и огромные истраченные ресурсы, страшный разгром Красной Армии в 1941 году? А поскольку объяснить это не представляется возможным на основе имеющейся в нашем распоряжении информации, то возникает совсем уже крамольная мысль: уж не было ли у советского руководства, к примеру, некого тайного умысла? А если был, то в чем же он состоял? И, наверное, оттого, даже сейчас, когда Советской власти как бы и нет уже больше 20 лет, война Чако особенно не освещается.

При подготовке к войне идеология не расходилась с делами, что видно хотя бы из такого примера. В 1931 году СССР закупил лицензию на выпуск британского танка «Виккерс шеститонный» и с завидным упорством выпускал его до 1941 года. Всего было выпущено 11218 этих танков (Шунков В.Н. Оружие победы. — Минск, 1999г.). Вот только не ясно – зачем? Эти « ошибки» Советской власти можно приводить еще очень долго, но это уже совсем другая история.

Однако у войны Чако было еще одно, не слишком явное следствие. Маленький, нищий Парагвай со своими русскими добровольцами первым встал на пути германского реваншизма и идущей за ней « коричневой чумы» — и победил. Поражение Боливии поставило крест на планах создания «новой Пруссии». По престижу Германии и, соответственно нацистов, рядившихся в белые одежды в сравнении со злобными гринго-англосаксами, был нанесен сильный удар. И это в некоторой степени способствовало тому, что во время Второй мировой Латинская Америка оставалась нейтральной. Планы по втягиванию её в войну на стороне Германии остались не реализованы. И на этом нам остается закончить наш очерк.

В связи с агрессией НАТО в Ливии в последнее время нередко вспоминают другую страну, Парагвай. Вспомним и мы, с чего все начиналось.

Уничтожение первого в мире социалистического государства закончилось самым чудовищным геноцидом за всю историю человечества.

Для начала перечислим факты и попробуем догадаться, о какой стране идет речь:

Вся власть в стране принадлежит государству, которое последовательно проводит курс на построение полностью самостоятельной, самодостаточной экономики , опирающейся исключительно на собственные ресурсы при минимальном импорте.

Вытеснив национальную буржуазию из экономической и политической сфер, государство взяло на себя исключительную роль формирования и развития нации, распределения национальных доходов.

Страна не имеет внешних долгов. Вся внешняя торговля находится в государственной монополии. При этом экспорт стабильно превышает импорт, что позволяет делать крупные капиталовложения в промышленность и сельское хозяйство, не прибегая к иностранным займам.

Вместо иностранных капиталов государство привлекает зарубежных (европейских) специалистов, которые получают хорошую зарплату и помогают налаживать передовые, высокотехнологичные производства, транспортную и коммуникационную инфраструктуры.

Государство проводит жесткую протекционистскую политику, поддерживая отечественных производителей (путем введения высоких импортных пошлин и одновременного снижения экспортных пошлин).

Национальная валюта полностью стабильна.

В стране налажена современная телеграфная связь, железнодорожное сообщение, речной транспорт.

Благодаря государственной поддержке в стране происходит мощный экономический подъем, строятся новые производства сталелитейной, текстильной, бумажной, типографской промышленности, кораблестроения.

Ирригационные работы, строительство плотин и каналов, новых мостов и дорог способствуют подъему сельскохозяйственного производства.

В стране полностью побеждена неграмотность - практически все население страны умеет читать и писать. Бесплатное образование (всеобщее обязательное начальное образование), бесплатная медицина .

98% территории страны составляет общественную собственность: государство предоставляет крестьянам наделы земли в бессрочное пользование за символическую арендную плату в обмен на обязательство обрабатывать эти участки, без права продажи.

Наряду с частными сельхозпроизводителями действуют крупные государственные сельскохозяйственные и скотоводческие хозяйства - «поместья Родины».

В стране установлен потолок цен на основные продукты питания.
Это единственная страна на континенте, не знающая нищеты, голода, коррупции. Практически отсутствует преступность.

Ну что же, нормальный социализм образца СССР 1930-х годов.

Казалось бы, ничего особенного. Но удивительно другое, а именно, историческая эпоха - все это происходит в начале 1860-х годов!

О Господи, что же это за страна, обогнавшая на семьдесят лет даже Россию, где подобное стало возможным только в эпоху Сталинских пятилеток, не говоря уже об остальном мире! Где это?

В Южной Америке. Да, да, в Южной Америке. И страна эта - Парагвай.
Неужели тот самый Парагвай, одна из самых отсталых, нищих и убогих стран мира, начисто вычеркнутая из мировой политики, где-то на задворках мира, о которой никто не знает ничего толком!
Не знает. А напрасно. В середине 19-го века Парагвай - самое обеспеченное, передовое и успешное государство Латинской Америки. И добавим, самое независимое.

Хосе Франсия, первый президент Парагвая, пришедший к власти в 1814 году, и последующие президенты Карлос Антонио Лопес и Франсиско Солано Лопес (1862 - 1870) подарили нации мечту, и эта мечта стала сбываться на глазах!

Было от чего всполошиться Британии.
Ведь тем самым Парагвай противопоставил себя мировому империализму, в первую очередь, английскому капиталу.

Мало того, Франсиско Солано Лопес запретил английским торговым судам вход в реку Парагвай, а это уже прямое покушение на святая святых - Мировой порядок, установленный Британской империей, согласно которому все обязаны были покупать английские товары.

А если нет, то война (как было, например, в Китае, вспомним «опиумные войны»)!

Все социальные и экономические завоевания Парагвая были достигнуты без участия мирового капитала, с опорой только на собственные, национальные ресурсы . Это был пример.
Пример для подражания.

Такой же пример представлял собой Советский Союз. И поэтому должен был быть уничтожен.
В наши дни такой же пример являла миру Ливийская Джамахирия. И поэтому должна была быть уничтожена.
С тем же остервенением сегодня пытаются уничтожить и Белоруссию, а завтра будут уничтожать Иран.

И Британия принимается за дело. Механизм интриг бешено заработал.

Надо сказать, что политика Бразилии и Аргентины в то время вполне контролировалась Великобританией.

Об английском влиянии в Бразилии говорят хотя бы недвусмысленные инструкции министра иностранных дел, лорда Каннинга послу Британской империи, лорду Стренгфорду: «Превратить Бразилию в основную базу для реализации продукции английских мануфактур в Латинской Америке».

Аргентину же и вовсе называли «британским доминионом». Накануне войны английский министр Эдвард Торнтон открыто присутствовал в качестве советника на заседаниях правительственного кабинета в Буэнос-Айресе, восседая рядом с президентом Бартоломе Митре.

Время от времени Британия стравливала эти две страны между собой по принципу «разделяй и властвуй», но на этот раз потребовалось объединить все силы региона Ла-Платы, чтобы уничтожить страшного врага - социализм .

Итак, в 1864 году Бразилия, заручившись поддержкой Аргентины, вторгается в Уругвай и смещает правительство этой страны. Столица Уругвая Монтевидео - единственный выход для Парагвая к океану, без которого смерть. Замок защелкнулся.

Единственный козырь в руках Солано Лопеса - армия. Ничего не остается, как использовать его.

И Франсиско Солано Лопес объявляет войну всему миру - Бразилии и Аргентине. В Уругвае, на помощь которому бросился Солано, уже посажено марионеточное правительство, которое в общей упряжке объявляет войну Парагваю.

По существу Солано Лопес объявляет войну только одной стране - Англии и в ее лице всей мировой системе капитализма. И не потому что надеется на победу, а потому что ничего другого у него не остается. У него есть только армия, лучшая на континенте.

Да, да, страна, не позаимствовавшая ни единого пенни у мирового капитала, опираясь исключительно на собственные силы, сумела не только создать передовую экономику и социальную защиту, почти на столетие опередившую свое время, но и создать и содержать лучшую армию на континенте!

Поначалу военный успех на стороне Парагвая. Но со временем сказывается недостаток ресурсов, в первую очередь людских.

Между тем армия «демократизаторов» непрерывным потоком снабжалась из Европы самым современным вооружением и техникой. Парагвай же был отрезан от моря и не мог получить даже собственное, заказанное в Европе накануне войны вооружение (которое тут же перепродали Бразилии!).

Народ Парагвая был готов вместе со своим президентом до конца защищать свою родину. Но в армии, как водится (как было и в сталинскую эпоху, мы знаем) не обошлось без заговора. Генерал Эстигаррибия оказался изменником (попросту был подкуплен), завел лучшую часть армии в окружение и сдался без боя.

В 1866 году оккупанты вторглись в пределы Парагвая. И завязли в героическом сопротивлении всего народа.

Мучительно медленно они продвигались к столице страны Асунсьону, не взламывая оборону, а именно продавливая ее, уничтожая все на своем пути. Парагвайцы не сдавались в плен и не оставляли свои позиции, которые можно было захватить только после того как все до одного защитники будут убиты.

Не меньшее сопротивление оказали мирные жители, массово взявшиеся за оружие. Каждую деревню, каждый населенный пункт приходилось брать штурмом, после чего всех оставшихся жителей вырезали, включая детей.

В 1870 году все было кончено. Президент Франсиско Солано Лопес погиб в бою, сражаясь с последним отрядом своей армии.

Итоги. Парагвайская нация практически полностью уничтожена. Истреблено более 90% мужского населения , включая детей и стариков.
По другим данным, картина еще более чудовищная. Истреблено почти 90% ВСЕГО НАСЕЛЕНИЯ, сократившегося с 1 млн. 400 тысяч до 200 тысяч человек, из которых мужчин осталось не более 28 тысяч!

Таких масштабов геноцида никогда не было, ни в одной стране, за всю историю человечества.

Практически все население Парагвая уничтожено (убивали всех поголовно, чтобы не осталось даже памяти о социализме !). Разрушена промышленность, ликвидированы все социальные блага. Страна отдана на бесконтрольное и ничем не ограниченное разграбление.

С тех пор прошло сто пятьдесят лет, и ничто не изменилось и не изменится уже. Парагвай навсегда попал в разряд стран-изгоев.
А был самой передовой, экономически развитой и успешной страной на континенте, провозвестником Сталинского Советского Союза (разумеется, в миниатюре, и все же!).

Впрочем «победители» ничего не выиграли от своих преступлений. Территориальные приобретения Аргентины и Бразилии не смогли компенсировать и малую толику тех гигантских долгов, в которые им пришлось влезть для ведения этой первой в истории ТОТАЛЬНОЙ ВОЙНЫ.

Война против Парагвая от начала до конца финансировалась английским еврейским банковским капиталом (кто бы сомневался!) - Лондонским банком, банкирским домом «Бэринг бразерс» и банками Ротшильда на условиях, которые почти на сто лет закабалили страны-«победительницы».
Все. Мышеловка захлопнулась.

Одна страна уничтожена полностью, со всей населявшей ее нацией, две другие страны оказались в рабстве у английских (еврейских) банкиров, ну, а об Уругвае никто уже больше не вспоминал. Теперь Уругвай, ставший поводом для уничтожения социализма Солано Лопеса - такое же никчемное пятно на глобусе, как и нынешний Парагвай.

Парагвай сегодня.

Парагвайская война была первым опытом общечеловеков по наведению демократии в отдельно взятом независимом государстве. Со всеми атрибутами, которые они используют и по сей день - информационная война, демагогия, геноцид.

Но это был и первый опыт невиданного по накалу и ярости сопротивления захватчикам. Ни в одной стране мира до этого ТАК не воевали.
Отсюда и столько погибших.

За тиранов так не сражаются. Так сражаются ЗА ИДЕЮ, ЗА МЕЧТУ.
С таким же ожесточением сражались советские солдаты, поднимаясь в атаку «За Родину! За Сталина!»
Это с одной стороны.
А с другой - методичное уничтожение ВСЕГО НАСЕЛЕНИЯ по принципу выжженной земли, через восемьдесят лет примененному нацистами в России.
Чтобы даже памяти не оставить.

Там о Солано, здесь о Сталине (со Сталиным, правда, не получилось!)

В итоге первое на Земле социалистическое государство было уничтожено. Чтобы другим не повадно было.
Причем не просто уничтожено, а буквально стерто с лица земли. Две другие страны - Бразилия и Аргентина - почти на столетие попали в долговое рабство к Британии. Они и так находились в полной экономической и политической зависимости, но теперь их удалось закабалить еще более надежно и тем самым многократно увеличить эксплуатацию этих полуколоний .
Бразилия смогла рассчитаться с долгами за Парагвайскую войну только при Жетулио Варгасе в 1940-х, а в Аргентине покончить с безраздельным господством англичан удалось только Хуану Доминго Перону в тех же 40-х годах ХХ века.

Последняя фотография Франсиско
Солано Лопеса. 1870 г.

Для мирового капитализма в лице Британии все получилось как нельзя лучше. Правда, для этого пришлось почти полностью вырезать целую нацию - население целой страны. Но для английского капитала это сущие пустяки!

Но память не уничтожить!

А значит, жива и надежда и Продолжение следует !

Парагвайская война

Предыстория конфликта

Начиная с самого появления португальцев в Бразилии, между ними и испанцами продолжались пограничные столкновения. Неоднократно предпринимались попытки урегулирования (Утрехтский мирный договор, Мадридский договор, Первый договор в Сан-Ильдефонсо), однако полностью граница так и не была определена. Сыграло свою роль и то, что указанные в договорах ориентиры нередко понимались сторонами по-разному; так, очень показателен пример с рекой Игурей. По мнению испанской (а позже и парагвайской) стороны, именно она являлась пограничной; португальцы же называли эту реку Вакария в верхнем течении и Ивиньейма в нижнем, а название Игурей, по их мнению, носила река, протекавшая значительно южнее. Испанцы же, со своей стороны, именовали эту реку Карапа и не считали ее границей.

Таким образом, к моменту провозглашения Парагваем независимости проблема территориального размежевания с Бразилией не была решена. Вместе с тем, фактически спорные территории находились под контролем Асунсьона. До тех пор, пока бразильско-парагвайские отношения оставались теплыми, этот спор не играл большой роли. Однако с 1850-х годов, после их ухудшения, вопрос о границах приобретает важное значение. В начале 1860-х годов Бразилия окончательно нарушила статус-кво, выстроив на реке Игурей крепость Дорадус.

Необходимо отметить, что довоенное развитие Парагвая значительно отличалось от развития соседних государств Южной Америки. В правление Хосе Франсии и Карлоса Антонио Лопеса страна развивалась практически в изоляции от остальных стран региона. Руководство Парагвая поддерживало курс на построение самодостаточной, автономной экономики. Режим Лопесов (в 1862 году Карлоса Антонио Лопеса сменил на посту президента его сын, Франсиско Солано Лопес) характеризовался жесткой централизацией, не оставлявшей места для развития гражданского общества.

Большая часть земель (около 98 %) находилась в руках государства; государство же осуществляло и значительную часть производственной деятельности. Существовали так называемые «поместья Родины» (исп. Estancias de la Patria) - 64 управляемых правительством хозяйства. Более 200 иностранных специалистов, приглашенных в страну, прокладывали телеграфные линии и железные дороги, что способствовало развитию сталелитейной, текстильной, бумажной, типографской промышленности, кораблестроения и производства пороха.

Правительство полностью контролировало экспорт. Основными вывозимыми из страны товарами являлись ценные породы древесины и мате. Политика государства была жестко протекционистской; импорт фактически перекрывался высокими таможенными пошлинами. В отличие от соседних государств, Парагвай не брал внешних займов. Эту политику предшественников продолжил и Франсиско Солано Лопес.

В то же время правительство начало модернизацию армии. Литейная мастерская в Ибикуи, построенная в 1850 году, производила пушки и мортиры, а также боеприпасы всех калибров; на верфях Асунсьона строились военные корабли.

Рост промышленного производства настоятельно требовал контакта с международным рынком. Однако Парагвай, находившийся в глубине континента, не имел выхода к морю. Чтобы его достичь, судам, вышедшим из речных портов Парагвая, необходимо было пройти вниз по рекам Парана и Парагвай, достичь Ла-Платы, и лишь затем выйти в океан. В замыслах Лопеса было приобретение порта на Атлантическом побережье, что было возможно лишь при захвате части бразильской территории.

В ходе подготовки к реализации этих целей было продолжено развитие военной промышленности. В армию в порядке обязательной военной службы было призвано значительное количество солдат; велась их интенсивная подготовка. В устье реки Парагвай были построены укрепления.

Проводилась также и дипломатическая подготовка. Был заключен альянс с правившей в Уругвае Национальной партией («Бланко», «Белые»); соответственно, соперник «Бланко» - Партия Колорадо («Цветные») - нашла поддержку у Аргентины и Бразилии.

С тех пор, как Бразилия и Аргентина получили независимость, между правительствами Буэнос-Айреса и Рио-де-Жанейро продолжалась борьба за гегемонию в бассейне Ла-Платы. Это соперничество в значительной мере определяло внешнюю и внутреннюю политику стран региона. В 1825-1828 году противоречия между Бразилией и Аргентиной привели к войне; ее результатом стала независимость Уругвая (окончательно признана Бразилией в 1828 году). После этого еще дважды правительства Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айреса чуть было не начали военные действия друг против друга.

Целью правительства Аргентины было объединение всех стран, прежде входивших в Вице-королевство Ла-Платы (в том числе Парагвая и Уругвая). Начиная с первой половины XIX века, оно предпринимало попытки достичь этого, однако безуспешно - во многом из-за вмешательства Бразилии. Именно Бразилия, находившаяся в то время под управлением португальцев, была первой страной, признавшей (в 1811 году) независимость Парагвая. Опасаясь чрезмерного усиления Аргентины, правительство Рио-де-Жанейро предпочитало поддерживать баланс сил в регионе, помогая Парагваю и Уругваю сохранить независимость.

Кроме того, Парагвай и сам неоднократно вмешивался в политику Аргентины. Так, с 1845 по 1852 год парагвайские войска воевали против буэнос-айресского правительства вместе с отрядами провинций Корриентес и Энтре-Риос. В этот период особенно теплыми были отношения Парагвая с Бразилией, также враждовавшей с аргентинским президентом Хуаном Мануэлем Росасом. Вплоть до его свержения в 1852 году бразильцы продолжали оказывать Асунсьону военно-техническую помощь, уделяя особое внимание укреплениям на реке Паране и усилению парагвайской армии.

Стоит также отметить, что бразильская провинция Мату-Гросу не была связана с Рио-де-Жанейро сухопутными дорогами и бразильским судам требовалось пройти через парагвайскую территорию по реке Парагвай, чтобы достичь Куябы. Однако нередко получение разрешения на это от парагвайского правительства было связано с большими трудностями.

Еще одним очагом напряженности в регионе являлся Уругвай. Бразилия имела в этой стране значительные финансовые интересы; ее граждане пользовались значительным влиянием - как экономическим, так и политическим. Так, компания бразильского бизнесмена Иринеу Эвангелиста ди Суза фактически являлась государственным банком Уругвая; во владении бразильцев находилось около 400 поместий (порт. estancias), занимавших около трети территории страны. Особенно острым для этой влиятельной прослойки уругвайского общества был вопрос о налоге на скот, перегоняемый из бразильской провинции Риу-Гранди-ду-Сул.

Трижды в течение этого периода Бразилия предпринимала политическое и военное вмешательство в дела Уругвая - в 1851, против Мануэля Орибе и аргентинского влияния; в 1855, по просьбе уругвайского правительства и Венансио Флореса, лидера партии Колорадос (традиционного союзника бразильцев); и в 1864 году, против Атанасио Агирре - последняя интервенция и послужила толчком к началу Парагвайской войны. Вероятно, во многом этим действиям способствовала Великобритания, не желавшая объединения бассейна Ла-Платы в единое государство, способное единолично пользоваться ресурсами региона.

В апреле 1864 года Бразилия отправила в Уругвай дипломатическую миссию во главе с Жозе Антониу Зарайва. Целью ее было потребовать компенсацию за убытки, причиненные бразильским фермерам-гаучо в пограничных конфликтах с уругвайскими фермерами. Президент Уругвая Атанасио Агирре (Национальная партия) отверг бразильские притязания.

Солано Лопес предложил себя в качестве посредника на переговорах, но бразильцы выступили против этого предложения. В августе 1864 года Парагвай разорвал дипломатические отношения с Бразилией, и объявил, что оккупация Уругвая бразильскими войсками будет нарушением равновесия в регионе.

12 октября бразильские части вторглись в Уругвай. Сторонники Венансио Флореса и партии Колорадо, поддержанные Аргентиной, объединились с бразильцами, и свергли Агирре.

Война

Атакованные бразильцами, уругвайские «Бланкос» попросили Лопеса о помощи, однако Парагвай не оказал ее немедленно. Вместо этого, 12 ноября 1864 года парагвайский корабль «Такуари» захватил бразильское судно «Маркиз Олинда», направлявшееся по реке Парагвай в провинцию Мату-Гросу; среди прочего, на его борту находился груз золота, военное снаряжение, и недавно назначенный губернатор провинции Риу-Гранди-ду-Сул Фредерику Карнейру Кампус. 13 декабря 1864 года Парагвай объявил войну Бразилии, а тремя месяцами спустя, 18 марта 1865 года - Аргентине. Уругвай, уже под управлением Венансио Флореса, вошел в союз с Бразилией и Аргентиной, завершив, таким образом, образование Тройственного альянса.

В начале войны силы парагвайской армии насчитывали 38 000 хорошо подготовленных солдат из 60 000, находившихся в резерве. Флот Парагвая насчитывал 23 небольших парохода и ряд мелких судов, сгруппированных вокруг канонерской лодки «Такуари», причем почти все эти корабли были переоборудованы из гражданских. Заказанные в Европе 5 новейших броненосцев не успели прибыть до начала боевых действий, а позже были даже перекуплены Бразилией и вошли в состав ее флота. Артиллерия парагвайцев насчитывала около 400 орудий.

Армии государств Тройственного союза уступали парагвайским в численности. Аргентина имела в составе регулярных частей около 8 500 человек, а также эскадру из четырех пароходов и одной шхуны. Уругвай вступил в войну без флота и с менее чем двухтысячной армией. Бо́льшая часть 16 000-й бразильской армии была предварительно размещена по гарнизонах на юге страны; вместе с тем, Бразилия обладала мощным флотом, состоявшим из 42 судов с 239 орудиями и личным составом, насчитывавшим 4 000 моряков. При этом значительная часть флота под командованием маркиза Тамандаре уже была сосредоточена в бассейне Ла-Платы (для интервенции против Агирре).

Несмотря на значительную численность войск, Бразилия была не готова к войне. Ее армия была плохо организована; войска, использованные в Уругвае, состояли главным образом из отрядов региональных политиков и некоторых частей Национальной гвардии. В связи с этим бразильские войска, сражавшиеся в Парагвайской войне, не были профессиональными, а комплектовались добровольцами (т. н. Добровольцы Родины). Многие были рабами, присланными фермерами. Кавалерия была сформирована из Национальной гвардии провинции Риу-Гранди-ду-Сул.

1 мая 1865 года в Буэнос-Айресе Бразилией, Аргентиной и Уругваем был подписан Договор о Тройственном союзе, объединивший эти три страны в борьбе против Парагвая. Верховным главнокомандующим союзных войск стал президент Аргентины Бартоломе Митре.

В первый период войны инициатива находилась в руках парагвайцев. Первые сражения войны - вторжение в Мату-Гросу на севере в декабре 1864, в Риу-Гранди-ду-Сул на юге в начале 1865 года, и в аргентинскую провинцию Корриентес - были навязаны союзникам наступавшей парагвайской армией.

Двумя группами парагвайские войска одновременно вторглись в Мату-Гросу. Благодаря численному превосходству им удалось достаточно быстро захватить провинцию.

Пять тысяч человек под командованием полковника Висенте Барриоса на десяти судах поднялись по реке Парагвай и атаковали бразильский форт Нова Коимбра (ныне в штате Мату-Гросу-ду-Сул). Небольшой гарнизон, состоявший из 155 человек под командованием подполковника Эрменгильду ди Альбукерке Порт Карреру (позже получившего титул барон Форт Коимбра), в течение трех дней оборонял укрепление. Исчерпав припасы, защитники оставили форт и на борту канонерской лодки «Аньямбаи» отправились в направлении Корумбы. Заняв оставленный форт, наступающие продолжили продвижение на север, и в январе 1865 года взяли города Альбукерке и Корумба. Несколько бразильских судов, в том числе и «Аньямбаи», достались парагвайцам.

Вторая колонна парагвайских войск, насчитывавшая четыре тысячи человек под командованием полковника Франсиско Исидоро Рескина, вторглась на территорию Мату-Гросу южнее. Один из отрядов этой группировки, находившийся под командованием майора Мартина Урбьета, 29 декабря 1864 года натолкнулся на ожесточенное сопротивление небольшого отряда бразильцев, численностью 16 человек под командованием лейтенанта Антониу Жоана Рибейру. Лишь полностью уничтожив их, парагвайцы смогли продвинуться дальше. Разбив войска полковника Жозе Диаза да Силва, они продолжили наступление в направлении районов Ниоакве и Миранда. В апреле 1865 года парагвайцы достигли района Кошин (ныне север штата Мату-Гросу-ду-Сул).

Несмотря на успехи, парагвайские войска не продолжили наступление на Куябу, столицу провинции Мату-Гросу. Главной причиной этого являлось то, что основной целью удара парагвайцев в этом районе являлось отвлечение сил бразильцев с юга, где в бассейне Ла-Платы должны были развернуться решающие события войны.

Вторым этапом парагвайского наступления явилось вторжение в аргентинскую провинцию Корриентес и в бразильскую Риу-Гранди-ду-Сул. Помочь уругвайским «Бланкос» непосредственно парагвайцы не могли - для этого требовалось пересечь территорию, принадлежащую Аргентине. Поэтому в марте 1865 года правительство Ф. С. Лопеса обратилось к аргентинскому президенту Бартоломе Митре с просьбой пропустить через провинцию Корриентес армию из 25 000 человек под командованием генерала Венсеслао Роблеса. Однако Митре, еще недавно бывший союзником бразильцев в интервенции против Уругвая, отказал.

18 марта 1865 года Парагвай объявил Аргентине войну. Парагвайская эскадра, спустившись по реке Паране, заперла аргентинские суда в порту Корриентеса, а шедшие следом части генерала Роблеса взяли город.

Вторгаясь на территорию Аргентины, правительство Лопеса пыталось заручиться поддержкой Хусто Хосе де Уркисы, губернатора провинции Корриентес и Энтре-Риос, являвшегося главой федералистов и противником Митре и правительства в Буэнос-Айресе. Однако Уркиса занял двусмысленную позицию по отношению к парагвайцам, которые были вынуждены приостановить продвижение, пройдя на юг около 200 километров.

Одновременно с войсками Роблеса аргентинскую границу южнее Энкарнасьона пересек 10 000-й отряд подполковника Антонио де ла Крус Эстигаррибиа. В мае 1865 года он дошел до бразильской провинции Риу-Гранди-ду-Сул, спустился вниз по реке Уругвай и 12 июня 1865 года взял город Сан-Боржа. Уругваяна, расположенная южнее, была взята 5 августа, не оказав особого сопротивления.

Начало войны с Парагваем не привело к консолидации сил внутри Аргентины. Оппозиция отнеслась к инициативе Митре по вхождению в альянс с Бразилией крайне настороженно. Многими в стране война с Парагваем воспринималась как братоубийственная; получило распространение мнение о том, что истинной причиной конфликта явилась не парагвайская агрессия, а непомерные личные амбиции президента Митре. Сторонники этой версии отмечали, что Лопес вторгся в Бразилию, имея все основания считать Митре своим сторонником и даже союзником, а переход Аргентины на сторону Бразилии явился для парагвайцев совершенно неожиданным. Однако развитие событий было достаточно благоприятно для сторонников войны. Очень вовремя было получено известие о похищении парагвайцами в провинции Корриентес местных жительниц. В итоге война продолжилась.

В течение всей войны в Аргентине продолжались выступления, требовавшие, в частности, прекращения войны. Так, 3 июля 1865 года в Басуальдо произошло восстание 8 000 военнослужащих ополчения провинции Энтре-Риос, отказавшихся воевать против парагвайцев. В данном случае буэнос-айресское правительство воздержалось от карательных мер против восставших, однако уже следующее восстание в Толедо (ноябрь 1865) было решительно подавлено при помощи бразильских войск. В ноябре 1866 года восстание, начавшись в провинции Мендоса, распространилось на соседние провинции Сан-Луис, Сан-Хуан и Ла-Риоха. На подавление этого выступления была брошена значительная часть аргентинских сил, президент Митре был вынужден вернуться из Парагвая и лично возглавить войска. В июле 1867 года восстала провинция Санта-Фе, в 1868 - провинция Корриентес. Последнее восстание произошло уже после окончания военных действий: в апреле 1870 года против Буэнос-Айреса восстала провинция Энтре-Риос. Эти выступления, хотя и были подавлены, тем не менее, значительно ослабили аргентинцев.

В апреле 1865 года колонна бразильских войск, насчитывавшая 2 780 человек под командованием полковника Мануэла Педру Драгу вышла из города Убераба в провинции Минас-Жерайс. Целью бразильцев был переход в провинцию Мату-Гросу для отпора вторгшимся туда парагвайцам. В декабре 1865 года, после тяжелого двухтысячекилометрового марша через четыре провинции, колонна прибыла в Кошин. Однако Кошин уже был оставлен парагвайцами. В сентябре 1866 войска полковника Драгу прибыли в район Миранды, также оставленный парагвайцами. В январе 1867 года колонна, сократившаяся до 1 680 человек, с новым командиром, полковником Карлусом ди Мораис Камисаном, во главе, попыталась вторгнуться на парагвайскую территорию, но была отбита парагвайской кавалерией.

Вместе с тем, несмотря на успехи бразильцев, взявших в июне 1867 года Корумбу, в целом парагвайцы достаточно прочно закрепились в провинции Мату-Гросу, и отступили из нее только в апреле 1868 года, будучи вынуждены переместить войска на юг страны, на главный театр военных действий.

В бассейне Ла-Платы коммуникации были ограничены исключительно реками; существовало лишь несколько дорог. Контроль над реками решал ход войны, в связи с чем основные парагвайские укрепления были сосредоточены в низовьях реки Парагвай.

11 июня 1865 года между флотами сторон произошла битва при Риачуэло. Согласно плану Ф. С. Лопеса парагвайский флот должен был неожиданно атаковать бо́льшую по размерам бразильскую эскадру. Однако, из-за технических проблем, атака не была настолько внезапной, как это планировалось, и бразильские корабли под командованием Франсиску Мануэла Баррозо да Силва сумели разбить сильный парагвайский флот и предотвратить дальнейшее продвижение парагвайцев на аргентинскую территорию. Битва практически решила исход войны в пользу Тройственного союза, который с этого момента контролировал реки бассейна Ла-Платы.

В то время, пока Лопес уже отдавал приказ на отступление частям, занявшим Корриентес, войска, продвигавшиеся от Сан-Боржа, продолжали успешно наступать на юг, заняв Итаки и Уругваяну. 17 августа один из отрядов (3200 солдат под командованием майора Педро Дуарте), продолжавших движение в Уругвай, был разбит союзными войсками под командованием уругвайского президента Флореса в сражении под Жатаи на берегу реки Уругвай.

16 июня бразильская армия пересекла границу Риу-Гранди-ду-Сул с целью окружения Уругваяны; скоро к ней присоединились войска союзников. Войска Альянса были собраны в лагере под городом Конкордия (в аргентинской провинции Энтре-Риос). Общее командование осуществлял Митре, бразильскими войсками командовал фельдмаршал Мануэл Луис Озориу. Часть сил под командованием генерал-лейтенанта Мануэла Маркеса ди Суза, барона Порту-Алегри, была отправлена для завершения разгрома парагвайских войск под Уругваяной; результат не замедлил сказаться: 18 сентября 1865 года парагвайцы сдались.

В последующие месяцы парагвайские войска были выбиты из городов Корриентес и Сан Косме, оставив последний клочок аргентинской земли, еще находившийся в руках парагвайцев. Таким образом, к концу 1865 года Тройственный союз перешел в наступление. Его армии, насчитывавшие более 50 000 человек, были готовы вторгнуться в Парагвай.

Вторжение союзников шло по течению реки Парагвай, начиная от парагвайской крепости Пасо де ла Патриа. С апреля 1866 по июль 1868 года военные операции проходили вблизи места слияния рек Парагвай и Парана, где парагвайцы расположили свои главные укрепления. Несмотря на первоначальные успехи войск Тройственного Альянса, эти оборонительные сооружения задержали продвижение союзных сил на более чем двухлетний срок.

Первой пала крепость Итапиру. После битв у Пасо де ла Патриа (пала 25 апреля 1866 года) и Эстеро Бельяко, союзные войска расположились лагерем на болотах Туюти. Здесь 24 мая 1866 года они были атакованы парагвайцами; в этом сражении союзники вновь одержали верх. Первая битва при Туюти стала самым большим генеральным сражением в истории Южной Америки.

В июле 1866 года вместо заболевшего фельдмаршала Озориу командование 1-м корпусом бразильской армии принял генерал Полидору да Фонсека Кинтанилья Жордан. В то же время в район боевых действий из Риу-Гранди-ду-Сул прибыл 2-й бразильский корпус - 10 000 человек под командованием барона Порту Алегри.

Чтобы открыть путь к самой сильной парагвайской крепости Умаите, Митре отдал приказ захватить батареи Курусу и Курупайти. Курусу удалось взять неожиданной атакой войск барона Порту Алегри, однако батарея Курупайти (командир - генерал Хосе Эдувихис Диас) оказала значительное сопротивление. Атака 20 000 аргентинских и бразильских солдат под командованием Митре и Порту Алегри, поддержанных эскадрой адмирала Тамандаре, была отбита. Тяжелые потери (5 000 человек всего за несколько часов) привели к кризису в командовании союзными силами и остановке наступления.

12 сентября 1866 года Франсиско Солано Лопес встретился с президентом Аргентины Митре. Однако эта попытка заключения мира сорвалась - в первую очередь из-за противодействия бразильцев, не желавших прекращения войны. Боевые действия продолжились.

10 октября 1866 года новым командующим бразильскими войсками стал маршал Луис Алвис ди Лима и Силва, маркиз Кашиас (позже получивший титул герцога). Прибыв в Парагвай в ноябре, он нашел бразильскую армию практически парализованной. Аргентинские и уругвайские войска, опустошенные болезнями, располагались отдельно. Митре и Флорес, вынужденные заниматься вопросами внутренней политики своих стран, вернулись домой. Тамандаре был смещен, на его место был назначен адмирал Жуакин Жозе Инасиу (будущий виконт Иньяума). Озориу организовывал в Риу-Гранди-ду-Сул 3-й корпус бразильской армии, состоявший из 5 000 человек.

В отсутствие Митре командование принял Кашиас, сразу начавший реорганизацию армии. С ноября 1866 по июль 1867 года он принял ряд мер по организации лечебных учреждений (чтобы помочь множеству пострадавших солдат и для борьбы с эпидемией холеры), а также значительно улучшил систему снабжения войск. В этот период военные действия ограничивались мелкими стычками с парагвайцами и бомбардировкой Курупайти. Лопес воспользовался дезорганизацией противника для усиления обороны крепости Умаиты.

Замысел Кашиаса сводился к удару во фланг левого крыла парагвайских укреплений. Обойдя крепость, союзники должны были перерезать сообщение Умаиты с Асунсьоном, окружив, таким образом, парагвайские части. Для осуществления этого плана Кашиас отдал приказ продвигаться к Тую-Куэ.

Однако Митре, в августе 1867 года вернувшийся к командованию армией, настаивал на новой атаке против правого крыла парагвайских укреплений, несмотря на предыдущий провал аналогичной атаки у Курупайти. По его приказу бразильская эскадра продвинулась дальше непокоренной батареи, но была вынуждена остановиться у крепости Умаита. В руководстве союзников вновь возникли разногласия: Митре хотел продолжить штурм, однако бразильцы взяли расположенные севернее городки Сан-Солано, Пике и Тайи, изолировав Умаиту от Асунсьона и исполнив, таким образом, первоначальный замысел Кашиаса. В ответ парагвайцы попытались атаковать арьергард союзников в Туюти, но потерпели новое поражение.

В январе 1868 года, после того, как Митре вновь вернулся в Аргентину, Кашиас снова принял командование союзными силами. 19 февраля 1868 года по его приказу эскадра бразильских кораблей под командованием капитана Делфина Карлуса ди Карвалью (позже получившего титул барона Пассажема) обошла Курупайти и Умаиту, отрезав их от остального Парагвая. 25 июля, после долгой осады, Умаита пала.

Перейдя в наступление на Асунсьон, союзная армия прошла 200 километров до реки Пикиссири, на которой парагвайцами была выстроена оборонительная линия, использовавшая свойства местности и включавшая в себя форты Ангостуру и Ита-Ибате. Лопесу удалось сосредоточить здесь около 18 000 человек.

Не желая втягиваться во фронтальные бои, Кашиас решил действовать более гибко. Пока флот атаковал укрепления форта Ангостура, войска переправились на правый берег реки. Построив через болота Чако дорогу, солдаты Кашиаса смогли продвинуться на северо-восток, а у города Виллета вновь перешли реку, обойдя, таким образом, парагвайские укрепления и отрезав их от Асунсьона. Позже эти действия получили название «маневр Пикиссири». Завершив переправу, Кашиас не стал брать практически беззащитный Асунсьон; вместо этого союзники ударили на юг, в тыл парагвайских укреплений.

В декабре 1868 года Кашиасу удалось одержать серию побед над окруженной парагвайской армией. Битвы при Итороро (6 декабря), Аваи (11 декабря), Ломас Валентинас и Ангостуре (30 декабря) практически уничтожили остатки парагвайских войск. 24 декабря трое командующих войсками Альянса (Кашиас от Бразилии, Желли и Обес от Аргентины и Энрике Кастро от Уругвая) предложили Франсиско Солано Лопесу сдаться. Однако Лопес отверг это предложение, и бежал в гористую местность Серро-Леон.

1 января 1869 года Асунсьон был занят войсками под командованием полковника Эрмеса Эрнесту да Фонсека (отца будущего маршала и 8-го президента Бразилии Эрмеса Родригеса да Фонсека). В руки бразильцев неповрежденными попали арсенал и столичные верфи, давшие возможность отремонтировать флот, получивший серьезные повреждения. Через пять дней в город с остальной армией прибыл фельдмаршал Кашиас; еще через тринадцать дней он оставил командование.

Руководить бразильскими войсками на завершающем этапе войны был назначен зять императора Бразилии Педру II , Луис Филипе Гастан ди Орлеанс, граф д’Э. Его целью был не только полный разгром Парагвая, но и усиление бразильских позиций в регионе. В августе 1869 года Тройственный союз установил в Асунсьоне временное правительство Парагвая; во главе его встал Сирило Антонио Риварола.

Франсиско Солано Лопес продолжил войну в горах на северо-востоке от Асунсьона. В течение года союзническая армия численностью 21 000 человек с графом д’Э во главе подавляла сопротивление парагвайцев. В битвах при Пирибебуи и Акоста-Нью с парагвайской стороны погибло более 5 000 человек; значительную их часть составляли призванные в армию дети.

На поимку Солано Лопеса, который с отрядом в 200 человек скрывался в лесах на севере, были высланы два отряда. 1 марта 1870 года войска генерала Жозе Антониу Коррея да Камара застигли врасплох последний лагерь парагвайских войск в Серро Кора. Франсиско Солано Лопес был убит, когда пытался переплыть реку Акидабана. Его последними словами были: «Я умираю за Родину!». Гибель Лопеса ознаменовала конец Парагвайской войны.

Боевые действия с обеих сторон отличались ожесточенностью. Так, известны случаи жестоких кар по отношению к провинившимся военнослужащим парагвайской армии (Лопес не пощадил даже собственного брата, епископа Парагвая). В армию после гибели значительного числа взрослых мужчин призывались даже женщины и дети; так, 16 августа 1869 года в битве при Акоста-Нью сражались 3 500 детей и подростков от 9 до 15 лет (из общего количества парагвайских сил 6 000 человек). В память их героизма 16 августа в сегодняшнем Парагвае отмечается День ребенка.

Обе стороны весьма жестоко обращались с пленными. Часть пленных парагвайцев даже была продана союзниками в рабство; кроме того, попавших в плен парагвайцев вербовали в так называемый Парагвайский легион - войска, сражавшиеся на стороне Тройственного Альянса (всего в его составе против своей Родины воевали около 800 человек).

Последствия войны

Парагвай понес в ходе войны тяжелейшие человеческие потери. Их масштаб до сих пор служит причиной дискуссий, однако сам факт гибели большей части населения не оспаривается никем.

Согласно одной из наиболее обоснованных оценок, население Парагвая в 1871 году составило около 221 000 человек, в то время как до войны в стране жило примерно 525 000 человек, то есть потери оцениваются в 300 тысяч погибших. Особенно тяжелый удар был нанесен по мужскому населению: по данным на тот же 1871 год, в стране было лишь около 28 000 мужчин; потери мужского населения во время войны оцениваются в 90 %. Согласно некоторым другим версиям, в 90 % (1 200 000 человек) оцениваются общие потери населения страны. Столь высокие жертвы нередко связывают с фанатичной преданностью жителей страны власти Лопеса; последовавшая за падением столицы и бегством Лопеса в горные районы ожесточенная партизанская война, видимо, также стала одной из причин человеческих потерь. Высокая смертность населения была обусловлена и болезнями, быстро распространявшимися во время войны.

Потери союзников также были достаточно высоки. Из 123 000 бразильцев, принявших участие в войне, погибло около 50 000 человек; часть из них, впрочем, являлись мирными жителями (особенно пострадала провинция Мату-Гросу). Аргентина (30 000 солдат) потеряла примерно 18 000 человек (наибольшее число погибших мирных жителей было в провинции Корриентес), Уругвай - 3 100 человек из приблизительно 5 600 (часть этих солдат были иностранцами).

Вместе с тем, необходимо отметить и высокий процент небоевых потерь. Множество жизней унесло плохое питание и плохие санитарно-гигиенические условия. Две трети потерь бразильской армии составили солдаты, умершие в госпиталях и на марше; бразильский флот потерял 170 человек в боевых действиях, 107 человек от несчастных случаев и 1470 человек от болезней. Специфической проблемой бразильцев в начале войны было то, что большая часть солдат была уроженцами северных и северо-восточных районов страны. Резкое изменение климата от жаркого до весьма умеренного, вместе со сменой привычной пищи приводила к тяжелым последствиям. Питье речной воды нередко приводило к пагубным последствиям для целых батальонов бразильцев. Холера, вероятно, оставалась главной причиной смертности в течение всей войны.

В 1870 году, после окончательного разгрома Парагвая, Аргентина предложила Бразилии секретное соглашение, согласно которому к аргентинцам должна была отойти парагвайская область Гран-Чако, богатая так называемым квебрахо - продуктом, использовавшимся для дубления кожи. При этом сам Парагвай делился бы напополам между Аргентиной и Бразилией. Однако бразильское правительство, не заинтересованное в исчезновении парагвайского государства, служащего своеобразным буфером между Аргентиной и Бразильской империей, отвергло это предложение.

Бразильская армия оставалась в Парагвае еще в течение шести лет после окончания войны. Лишь в 1876 году она была выведена из страны. В течение этого периода бразильцы помогли отстоять независимость Парагвая от Аргентины, желавшей все-таки получить под свой контроль район Гран-Чако; несмотря на вполне реальную угрозу новой войны, теперь уже между бывшими союзниками, Парагвай остался независимым.

Какого-либо единого мирного договора заключено не было. Государственная граница между Аргентиной и Парагваем была установлена после длительных переговоров, завершившихся договором, подписанным 3 февраля 1876 года. Аргентина получила около трети территории, на которую претендовала (большую часть региона Мисьонес и часть Гран-Чако между реками Пилькомайо и Рио-Бельмехо); принадлежность части земель (между реками Верде и главным рукавом реки Пилькомайо), по которым соглашение так и не было достигнуто, была вынесена на суд третейского судьи, в роли которого выступил президент США Ратерфорд Хейс. Хейс решил спор в пользу Парагвая; в честь него был назван один из департаментов страны.

Бразилия заключила с Парагваем сепаратный мирный договор 9 января 1872 года. Согласно этому соглашению, устанавливалась свобода навигации по реке Парагвай, границы между странами определялись в соответствии с предвоенными претензиями Бразилии (за счет спорных пограничных территорий расширялись границы провинции Мату-Гросу). Договор предусматривал также оплату бразильских военных расходов (этот долг был отменен только Жетулиу Варгасом в 1943 году в ответ на аналогичную аргентинскую инициативу). Таким образом, в общей сложности Аргентина и Бразилия получили около 140 000 кв.км., что составило чуть меньше половины тогдашней парагвайской территории.

В декабре 1975 года, после подписания президентами - бразильским Эрнесту Бекман Гейзелом и парагвайским Альфредо Стресснером договора о дружбе и сотрудничестве, правительство Бразилии вернуло Парагваю взятые во время войны трофеи.

Бразилия дорого заплатила за победу. Война фактически финансировалась займами Лондонского Банка и банкирскими домами братьев Бэринг и «Н. М. Ротшильд и сыновья». За пять лет Бразилия потратила вдвое больше средств, чем получила, что вызвало финансовый кризис. Выплата значительно выросшего государственного долга негативно влияла на экономику страны еще в течение нескольких десятилетий. Существует мнение, что длительная война в перспективе способствовала падению монархии в Бразилии; кроме того, высказываются и предположения о том, что она была одной из причин отмены рабства (в 1888 году). Бразильская армия получила новое значение в качестве политической силы; объединенная войной и опиравшаяся на появившиеся традиции, она будет играть в позднейшей истории страны значительную роль.

В Аргентине война привела к модернизации экономики; на несколько десятков лет она превратилась в самую процветающую страну Латинской Америки, а присоединенные территории сделали ее сильнейшим государством бассейна Ла-Платы.

Фактически, единственной страной, выигравшей от Парагвайской войны, была Великобритания - и Бразилия, и Аргентина взяли в долг огромные суммы, выплата некоторых из которых продолжается и по сей день (Бразилия расплатилась за все британские ссуды в эпоху правления Жетулиу Варгаса).

Что же касается Уругвая, то ни Аргентина, ни Бразилия более не вмешивались в его политику столь активно. Уругвайская Партия Колорадо получила власть в стране и правила до 1958 года.

Большая часть парагвайских деревень, разоренных войной, была покинута, а их оставшиеся в живых жители переселились в окрестности Асунсьона. Эти поселения в центральной части страны практически перешли к ведению натурального хозяйства; значительная часть земель была скуплена иностранцами, главным образом аргентинцами, и превратилась в поместья. Парагвайская промышленность была уничтожена, рынок страны был открыт для британских товаров, а правительство (впервые в истории Парагвая) взяло внешний займ в 1 миллион фунтов стерлингов. Также Парагвай должен был выплатить контрибуцию (она так и не была выплачена), и до 1876 года оставался оккупирован.

До сих пор война остается спорной темой - особенно в Парагвае, где она воспринимается как бесстрашная попытка маленького народа отстоять свои права - либо как самоубийственная, обреченная на неудачу борьба против превосходящего противника, практически до основания уничтожившая нацию.

В современной российской публицистике Парагвайская война также воспринимается крайне неоднозначно. При этом ключевую роль играют воззрения авторов статей, в то время как события войны используются для иллюстрации этих воззрений. Так, Парагвай того времени может быть представлен как предшественник тоталитарных режимов XX века, а война - как преступное следствие агрессивной политики этого режима. В другой, прямо противоположной версии, режим Франсии и Лопесов выглядит как ус

Бывают войны, которые называют вооруженными конфликтами или антитеррористическими операциями. Две мировые войны были названы покойным Куртом Воннегутом «неудачными попытками цивилизации покончить с собой», а в годы Холодной войны почти каждая советская семья обзавелась холодильником. Что же касается Великой Парагвайской войны 1864 – 1870 годов, то её в дискуссиях предпочитают именовать не войной, а бойней. Или резнёй. Став апофеозом людской жестокости, эта бойня-резня навсегда изменила судьбу втянутых в неё стран и братских по многим качествам народов Южной Америки. Урок же мир вынес вот такой: не стоит нападать на страну, население которой в десятки раз больше. Тем более, на две или три таких страны сразу. При этом наполеоны и пирры продолжили рождаться и совершать ошибки на всех широтах во все последовавшие за кошмаром Парагвая времена.

Звали человека с наполеоновскими грёзами Франциско Солано Лопес, право вести войны он получил по наследству. Генерал с детских лет, всенародно любимый президент и фактический владелец страны Парагвай стал главным человеком в стране после кончины папаши в 1862 году.

В это время в США бушевала гражданская война, Франция билась с Мексикой и добивала Вьетнам, чего-то бравого не хватало югу Нового Света, где границы меж молодыми державами не отличались точностью, что вызывало аппетит у правителей, которым всегда и всего мало. И вот, Парагвай, не имеющий выхода к морю, начал строить и оснащать собственный флот, заодно заказав дорогие броненосные корабли в Европе.

Спустя 8 лет маршал-президент Франциско Лопес подпишет смертные приговоры своим сестрам и матери, но не доживет до их исполнения. 28 февраля 1870 года Лопес получил смертельное ранение, преодолевая с мечом и своим верным отрядом в две сотни бойцов реку Акидабан, пытаясь убежать от наступавших бразильских солдат. Перед смертью 43-летний диктатор выкрикнул «Я умираю за свою страну». С пальца трупа сняли кольцо «всевластия» с надписью «Победи или умри». заставили хоронить Лопеса голыми руками.

Эта сцена была финальной в войне Парагвая против Тройственного альянса, которая голодом, болезнями, бардаком и пулями убила 60% населения Парагвая, в том числе 90% мужчин. С тех-то пор Парагвай и перестал зарабатывать на мате.

В середине позапрошлого века Бразилия была монархией с императором на троне, опиравшимся на немногочисленную элиту, заодно – самой большой и могучей страной на континенте. Аргентиной понукала олигархия, власть и земли поделили между собой крупные землевладельцы. А Парагвай, самая сухопутная из стран региона, увлекавшаяся изоляционизмом и поголовно грамотная, последовал модели откровенно диктаторского режима. Между Аргентиной и Бразилией трепетал небольшой такой Уругвайчик, внутри коего непрестанно дрались за власть «белые» да «колорады», и вторых поддерживал северный суперсосед.

Молодому и честолюбивому до неадекватности, наследному диктатору Франциско Лопесу рифма «Парагвай – Уругвай» казалась перспективной в плане выхода в океан. Поэтому, когда Бразилия пригрозила Уругваю интервенцией в 1864 году, увлекшийся милитаризмом Лопес выдвинул бразильцам ультиматум, коим те «подтерлись» и вошли-таки в Уругвай. За это парагвайцы задержали в водах реки Парагвай бразильский военный корабль, а через месяц напали на Бразилию с севера, атаковав тремя тысячами солдат провинцию Мату-Гроссу. Всего же в армию в том году Лопес и его военачальники призвали 64 тысячи мужчин, а её общая численность превышала сотню тысяч. В это время на юге бразильцы успешно взяли под контроль Уругвай и «выбрали» нужного им тамошнего президента, Венансио Флореса.

В начале 1865 года у Лопеса созрела идея попросить разрешения у Аргентины впустить на свою территорию парагвайские войска, чтобы помочь уругвайской оппозиции остановить бразильцев. Когда Аргентина отказала, Лопес объявил войну и ей, вскоре Бразилия, Аргентина и Уругвай стали Тройственным альянсом, а некоторым геополитикам понравилась идея ликвидировать оборзевший Парагвай как государство.

Далее трагедия войны была сыграна в трех действиях. Иными словами, имела три фазы. Если бы вдруг у руля Парагвая оказался адекватный человек, он бы капитулировал, не дожидаясь мародёров в столице и пейзажей, заваленных мертвецами.

Но в начале первого действия бойни казалось, что свыше 50 тысяч человек, готовых идти в бой за Парагвай – это круче, чем 26 тысяч солдат вражеского альянса. Парагвайские милитаристы вторглись к соседям, что-то захватили и возрадовались, ввязались в несколько битв с аргентинцами и бразильцами, которые проиграли.

Во второй фазе, с 1866 по 1868 год, война велась на территории Парагвая. Два года можно было бы сократить до двух месяцев, кабы у войск альянса возникло желание нанести один решающий удар и поделить Парагвай так, как хотелось бы. Но альянс не спешил, ибо ни солдатам, ни генералам не хотелось проливать кровь. Все неминуемые бои с парагвайцами, кроме одного, выиграли интервенты. Все они происходили на берегах рек, где стояли армейские форты.

В финальном акте бразильцы взяли Асунсьон и война сделалась партизанской, тлея до гибели национального героя Франциско Лопеса, словно была его сном.

Бразильцы стремились сохранить личный состав, берегли солдат, а воины Парагвая под командованием дилетантов воевали до последнего. В итоге альянс потерял 71 тысячу человек, а Парагвай – более 300 тысяч (некоторые говорят, что миллион с чем-то). Большинство потерь не назовёшь смертями храбрых. Это погибель от холеры и других болезней, от истощения или перегрева, от пуль или даже стрел своих же собратьев по оружию. Парагвайские офицеры нередко отправляли рекрутов в бой без оружия. Дескать, возьмете у убитых товарищей. Индейцев с ножами могли отправить против кавалерии, а в конце войны, когда мужчин призывного возраста в Парагвае почти не осталось, стали, как водится, призывать на передовую детей. В основном, голодных и перепуганных.

То, что война продолжалась так долго и унесла столько жизней, – следствие неспособности парагвайских командиров и пропагандистов трезво видеть реальность и признавать поражения. Проигрывая одно сражение за другим, они предпочитали умереть, нежели сдаться. Потому что даже за разговоры о сдаче в плен убивали свои же «политруки».

Когда Парагвай призывал на войну детей от 9 до 15 лет, вооруженных копьями и муляжами ружей, и отправлял мальчиков на передовую, взрослые бразильские солдаты отказывались их убивать, но их командиры знали одно: победить – значит, уничтожить всю армию врага, даже «потешную» и обуянную паранойей.

Можно подумать, что причиной Великой Парагвайской бойни стали наполеоновские планы самодура при неограниченной власти. Но главными факторами были политические различия между участниками побоищ, нечеткие границы между государствами и отсутствие здравомыслящей дипломатии.

Парагвай после войны на карте мира оставили, раздав большие куски территории победителям – Аргентине и Бразилии. Тридцать тысяч солдат альянса, заняв парагвайскую столицу Асунсьон, разграбили дочиста 100% зданий в некогда гордом городе, включая посольства европейских империй. Ментальное здравие парагвайского народа (умирающего, но не сдающегося) подорвалось надолго.

Оставшимся в живых парагвайцам казалось, будто , а страна получила пожизненное право во всех неудачах винить войну 1860-х годов. Правда, выбрала – не без переворота – нового президента, на сей раз не диктатора. Еще семь десятков лет Парагвай выплачивал, плача, контрибуцию победителям. Странное знакомство страны с и латиноамериканскими фашистами произошло менее, чем век спустя, но это другая история.