Борис леонидович пастернак стихотворения и поэмы. «Высокая болезнь» Б. Пастернака
Проходят годы, — все — в тени.
Рождается троянский эпос...
Б. Пастернак. Высокая болезнь
В поэме замечательного поэта и переводчика Б. Пас-тернака «Высокая болезнь» отразились его размышления не только о сложном времени начала XX века, но и о природе искусства, о непростом назначении поэта. Исто-рически уже сложилось так, что люди искусства пропуска-ют через себя боль и проблемы эпохи — и тем самым как бы раскрывают, обнажают их, делают более доступными для понимания следующих поколений.
Поэма «Высокая болезнь» вся построена как бы из фраг-ментов — воспоминаний и раздумий автора, в которых отразилось его отношение к происходящим событиям, к людям. Намеренная разорванность, внутренняя динамика повествования позволили поэту передать ход и ритм вре-мени, неукротимое движение исторического процесса.
Сбиваясь с ног от беготни, Приносят весть: сдается крепость. Не верят, верят, жгут огни, Взрывают своды, ищут входа, Выходят, входят, идут дни, Проходят месяцы и годы.
Жизнь, окружающая поэта, полна не только величия, но и смуты, беспокойства, страданий, неуверенности в завт-рашнем дне. Это — переходное время, когда «рождается троянский эпос». Однако, с другой стороны, Пастернаку понятна вся беспощадность века, когда действительность больше похожа на содом, когда многие, не умея разобрать-ся с новшествами эпохи, бросались «от книг на пики и на штыки», когда не дает покоя «сосущий клекот лихолетья», принося то голод, то разруху, то болезни.
Невыносимо тихий тиф, Колени наши охватив, Мечтал и слушал с содроганьем Недвижно лившийся мотив Сыпучего самосверганья.
Все эти испытания, выпавшие на долю народа, словно проверяют его на прочность и веру, в то же время постоян-но обрекая на лишения и жертвы. Жизнь для многих становится ожиданием смерти.
И сон застигнутой врасплох Земли похож был на родимчик, На смерть, на тишину кладбищ, На ту особенную тишь, Что спит, окутав округ целый...
Призвание поэта, который часто первым чувствует приближающиеся изменения и по-другому, чем обычные люди, на них реагирует, Пастернак называет «высокой болезнью». Поэт и другие творческие личности всегда общались с миром на равных, и это налагало на них огромную ответственность всегда быть честным перед временем и собой («я не рожден, чтоб три раза смотреть по-разному в глаза»), они не имеют права даже на слу-чайные ошибки.
Благими намереньями вымощен ад. Установился, взгляд, Что, если вымостить ими стихи, — Простятся все грехи. Все это режет слух тишины, Вернувшейся с войны.
Пастернак говорит и о трагичности положения поэта, который во времена грозной смены событий иногда вы-нужден выступать не в роли активного деятеля, а в роли пассивного свидетеля, летописца истории. Поэтому он на-зывает свое творчество «музыкой во льду», «музыкою ча-шек, ушедших кушать чай во тьму глухих лесов»:
Мы были музыкою мысли, Наружно сохранявшей ход, Но в стужу превращавшей в лед Заслякоченный черный ход.
Но были и такие поэты как Маяковский, сумевший настолько проникнуться идеями революции, что подчинил все свое творчество нуждам эпохи и старался быть актив-ным участником построения новой жизни.
А сзади, в зареве легенд, Дурак, герой, интеллигент В огне декретов и реклам Горел во славу темной силы... Печатал и писал плакаты Про радость своего заката.
О себе Пастернак говорит, что он «трезво шел по трез-вым рельсам». Оглядываясь по сторонам, он видел, что все вокруг «смотрело полным погорельцем, отказываясь наот-рез когда-нибудь подняться с рельс». И в то же время ему открывалась вся безысходность существования царского самодержавия и призрачность будущего: Материал с сайта
И уставал орел двуглавый... От стягивавшейся облавы Неведомого мятежа... И будущность была мутна.И здесь появляется образ Ленина — исторического де-ятеля, выступившего вперед в смутное время перемен и способного повести за собой, озвучить историю:
Он управлял теченьем мыслей И только потому — страной.
Так, размышляя о своем поколении, о времени, в кото-ром живет, об испытаниях, которым жизнь подвергает че-ловека в беспокойную переломную эпоху, Пастернак дела-ет вывод и о роли исторических личностей:
Предвестьем льгот приходит гений И гнетом мстит за свой уход.
Таким образом, поэт сумел не только достоверно ото-бразить действительность первой трети XX века, но и за-глянуть в недалекое будущее своей страны.
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском
На этой странице материал по темам:
- высокая болезнь пастернак краткое содержание
Мелькает движущийся ребус,
Идет осада, идут дни,
Проходят месяцы и лета.
В один прекрасный день пикеты,
Сбиваясь с ног от беготни,
Приносят весть: сдается крепость.
Не верят, верят, жгут огни,
Взрывают своды, ищут входа,
Выходят, входят, идут дни,
Проходят месяцы и годы.
Проходят годы, все в тени.
Рождается троянский эпос.
Не верят, верят, жгут огни,
Нетерпеливо ждут развода,
Слабеют, слепнут, идут дни,
И в крепости крошатся своды.
Мне стыдно и день ото дня стыдней,
Что в век таких теней
Высокая одна болезнь
Еще зовется песнь.
Уместно ль песнью звать содом,
Усвоенный с трудом
Землей, бросавшейся от книг
На пики и на штык.
Благими намереньями вымощен ад.
Установился взгляд,
Что если вымостить ими стихи,
Простятся все грехи.
Все это режет слух тишины,
Вернувшейся с войны,
А как натянут этот слух,
Узнали в дни разрух.
В те дни на всех припала страсть
К рассказам, и зима ночами
Не уставала вшами прясть,
Как лошади прядут ушами.
То шевелились тихой тьмы
Засыпанные снегом уши,
И сказками метались мы
На мятных пряниках подушек.
Обивкой театральных лож
Весной овладевала дрожь.
Февраль нищал и стал неряшлив.
Бывало, крякнет, кровь откашляв,
И сплюнет, и пойдет тишком
Шептать теплушкам на ушко
Про то да се, про путь, про шпалы,
Про оттепель, про что попало;
Про то, как с фронта шли пешком.
Уж ты и спишь, и смерти ждешь,
Рассказчику ж и горя мало:
В ковшах оттаявших калош
Припутанную к правде ложь
Глотает платяная вошь
И прясть ушами не устала.
Хотя зарей чертополох,
Стараясь выгнать тень подлиньше,
Растягивал с трудом таким же
Ее часы, как только мог;
Хотя, как встарь, проселок влек,
Чтоб снова на суглинок вымчать
И вынесть вдоль жердей и слег;
Хотя осенний свод, как нынче,
Был облачен, и лес далек,
А вечер холоден и дымчат,
Однако это был подлог,
И сон застигнутой врасплох
Земли похож был на родимчик,
На смерть, на тишину кладбищ,
На ту особенную тишь,
Что спит, окутав округ целый,
И, вздрагивая то и дело,
Припомнить силится: «Что, бишь,
Я только что сказать хотела?»
Хотя, как прежде, потолок,
Служа опорой новой клети,
Тащил второй этаж на третий
И пятый на шестой волок,
Внушая сменой подоплек,
Что все по-прежнему на свете,
Однако это был подлог,
И по водопроводной сети
Взбирался кверху тот пустой,
Сосущий клекот лихолетья,
Тот, жженный на огне газеты,
Смрад лавра и китайских сой,
Что был нудней, чем рифмы эти,
И, стоя в воздухе верстой,
Как бы бурчал: «Что, бишь, постой,
Имел я нынче съесть в предмете?»
И полз голодною глистой
С второго этажа на третий,
И крался с пятого в шестой.
Он славил твердость и застой
И мягкость объявлял в запрете.
Что было делать? Звук исчез
За гулом выросших небес.
