Энциклопедия челябинской области. Экспедиции XVIII века

Русско-турецкая война 1768–1774 гг Реляция П. А. Румянцева Екатерине II об увеличении количества магазинов в пограничной зоне17 октября 1768 г., ГлуховГосударыня всемилостивейшая!От дня в день полученные известия о движениях Оттоманской Порты, примечанию моему не оставляют

Глава 3 Война 1768–1774 годов

Глава 3 Война 1768–1774 годов

Глава 3 Война 1768–1774 годов Как уже отмечалось, всю историю Турция и особенно ситуацию в Греции в XV–XIX веках наши историки написали на 99,9 % на основе западноевропейской и русской, как бы помягче сказать, «пропаганды военного времени». Ну а в военное время лгать не только

Русско-турецкая война 1768–1774 гг.

На протяжении XVIII века Санкт-Петербургская де сиянс Академия Наук направила в Сибирь несколько больших экспедиций. Самые значительные из них – экспедиция Даниила Готлиба Мессершмидта (1719-1727 годы); Первая Камчатская экспедиция (1725-1732) и Вторая Камчатская экспедиция (1733-1743). Экспедиция Академии Наук П.С. Палласа (1768-1774) охватывала Поволжье Новороссию, Урал и казачьи области

Задачу экспедиций можно определить как энциклопедическую и цивилизаторскую. Масштаб поставленных задач оказался таков, что ни одному из участников этих экспедиций не удалось полностью опубликовать привезенные коллекции и материалы.

«В круг вопросов, которыми он [Мессершмидт – А.Б.] должен был заниматься, входили: описание сибирских народов и исследование их языков, изучение географии, естественной истории, медицины, памятников древности и «прочих достопримечательностей» края»1.

Экспедиции сосредоточили в Петербурге колоссальные естественно-исторические и этнографические коллекции, картографические материалы, геодезические вычисления, филологические записи, в том числе по сибирским языкам и истории народов Сибири.

Изучение этих коллекций оказало большое влияние на развитие науки в России2, в том числе на развитие географии3.

Объем привезенного материала оказался таков, что исследователи физически не успевали осмыслить его, описать, пустить в научный оборот. Мессершмидт, по его собственный словам, «не описал и половины»4 привезенных коллекций.

Из 12 известных работ Миллера, он не успел закончить три самые фундаментальные, в том числе «Общую географию Сибири».

Пример самого полного осмысления результатов путешествия дает работа П.С. Палласа, одна из книг которого представляла не только академический интерес5. Возможно, сыграла роль более долгая жизнь этого выдающегося ученого.

Цель была – изучить природу и хозяйство России, чтобы помочь правительству освоить ее, в том числе отдаленные области, и привести их к цивилизации.

В середине XVIII цивилизация – тогда говорили «просвещение» – проникла разве что в Петербург, начала изменять Москву и крупные губернские города. Но основная территория России XVIII столетия оставалась мало исследованной.

Сибирь вообще была известна не больше, чем Амазония. Ходили слухи о впадении в спячку ее жителей, об одноногих и мохнатых людях и так далее. Даже в книгу коммодора Дж. Перри вошли сведения про изобилующие бегемотами воды реки Лены. Коммодор перепутал бивни моржей и клыки бегемотов что поделать… и сделал чересчур далеко идущие выводы, рассказывал чуть ли не о виденных им своими глазами бегемотах.

Но даже в густо населенных и хозяйственно освоенных Поволжье и на Северном Кавказе экспедиция П.С. Палласа шла по совершенно неизученной территории. Она описывала «с нуля» геологическое строение, животный и растительный мир, природные богатства, горную промышленность, сельское хозяйство и образ жизни населения. Стиль этих описаний мало отличается от описаний Индии или Китая британскими исследователями, или Западной Африки французами.

Материалы, полученные экспедициями Академии наук, сыграли гораздо большую роль в развитие всей европейской науки, чем часто принято полагать. Не только Европа шла в глубины России, но и глубинная Россия изменяла европейскую науку.

В качестве примера – исследование знаменитого метеорита «палласово железо», Метеорит найден местным кузнецом Медведевым в 1749 году, и привезен Петром Симоном Палласом в 1772 году в Петербург.

Именно после исследования «палласова железа» и других космических объектов в Петербурге выдающийся немецкий ученый Эрнст Флоренс Хладни из старинного города Виттенберг разработал свою теорию происхождения метеоритов и их возгорания в плотных слоях атмосферы. Он издал свою книгу, посвященную этому вопросу, в Риге в 1794 году.

Напомню: в это самое время французская Академия Наук устами Мирабо вещала, что «с неба никогда не падают камни, потому что на небе нет камней». Книгу Э.Ф. Хладни перевели на французский только в 1827 году, когда французы слегка пришли в норму.

Трудно найти лучший пример того, как полезна интернациональная наука, объединившая в Санкт-Петербургской Академии наук людей разных народов, и давшая им колоссальные возможности. И какой невероятный вред проистекает от «борьбы за прогресс», «борьба с предрассудками простого народа», лозунгов «раздавите гадину» и прочего опасного сюрреализма.

Не будем идеализировать нравы Петербургской Академии Наук. Но вот национальные проблемы, говоря мягко, сильно преувеличены. Немецкие ученые реально выступали учителями россиян, что хорошо видно уже на примере самого М. Ломоносова: Михаил Васильевич стал адъюнктом Академии Наук после того, как проучился пять лет в Германии (1736-1741) у физика и философа Вольфа и химика и металлурга И. Генкеля.

Можно за уши притянуть «русофобию» к некоторым высказываниям Иоганна Георга Гмелина, писавшем о «скотской тупости» проводников-казаков в Сибири и о «свинских нравах» в грязных избах русских туземцев Урала и Сибири.

Характерно, что книга Гмелина до сих пор не переведена на русский язык1, – русские на нее обижаются. Еще более характерно, что никто никогда не пытался опровергнуть содержащихся в ней фактов.

Но и Гмелин никогда не пытался мешать русским продвигаться по службе, и не считал русских сотрудников экспедиции чем-либо ниже и хуже немцев.

Одна из причин, по которой труд П.С. Палласа «Флора России» первоначально вышел на латинском, а не немецком языке – попытка сделать книгу одинаково доступной для ученых обоих национальностей.

На примере Академических экспедиций как раз очень легко проследить, как русские имена мелькают все чаще, а немецкие – все реже. Если в начале-середине XVIII века осмысление накопленных материалов оставалось в основном прерогативой немцев; русские чаще были руками, а не головой экспедиции, то в самом конце XVIII столетия это уже не так.

Интересно, что убедительные доказательства существования пролива между Азией и Америкой были получены как раз русскими; Беринг, чье имя носит пролив сегодня, проплыл между Азией и Америкой, не заметив. А в 1732 году одновременно видели берега Азии и Америки и даже наносили их на карту подштурман Иван Федоров и геодезист Михаил Гвоздев. П.С. Паллас отмечал это обстоятельство, причем с явным удовольствием. Видимо, русские казались ему удачными учениками

Классические обвинения в «норманизме» Байера и Миллера лишены каких-либо оснований. Книга Миллера по истории Сибири до сих пор служит образцом академического исследования. В ней нет ни единого неуважительного слова о русском народе и русской истории1.

Утверждения о несамодостаточности русской истории, ущербности русских или их зависимости от «германского гения» в трудах Байера и Миллера отсутствуют. В сущности, эти высказывания приписал им Ломоносов, и с целью политической. Борьба с «норманизмом» стала козырной картой, позволившей Ломоносову сделать карьеру в первые годы правления Елизаветы Петровны. Став борцом против дискриминации русских, М.В. Ломоносов получил прямой допуск в царский дворец и смог распределять средства Академии, определяя, чьи исследования достойны финансирования, а чьи – нет.

Приходится сделать вывод: немцы в качестве врагов и выдумки про «норманизм» понадобились Ломоносову, ученику немцев и мужу немки для того, чтобы укрепить свои позиции в Академии Наук.

История экспедиция Петербургской Академии Наук в глубины России и в Сибирь показывает нам не противостояние немцев и русских, а два совсем других противостояния:

1. Русские и немецкие ученые испытывали на себе сильное и недоброжелательное внимание Франции.

Жозеф Никола Делиль, член Петербургской АН в 1726-1747 годах, позволил себе поступок, совершенно немыслимый для немецкого ученого: в 1739-1740 он заведовал Географическим департаментом АН, и сознательно затягивал составление «Атласа Российского», который вышел в 1745 году, после отстранения Делиля.

Одновременно Ж.Н. Делиль тайно отправил во Францию ряд карт и материалов Камчатских экспедиций, и без согласия АН опубликовал эти карты. Причем приписал все открытия и составление карт выдуманному им испанскому адмиралу де Фонта. Пусть будет чья угодно заслуга, только бы не россиян!

Делиль совершенно справедливо был лишен пенсии, назначенной после ухода из Академии в 1747 году, но книга-то его вышла…

Что до самого Атласа, то передам слово великому математику Леонарду Эйлер, в это время русскому академику: «многие карты атласа не токмо гораздо исправнее всех прежних русских карт, но еще и многие немецкие карты далеко превосходят». И: «кроме Франции ни одной земли нет, которая бы лучшие карты имела»2.

Вероятно, ревность к работе такого класса и побудила Делиля к совершению явного преступления.

2. Петербургские ученые сталкивались в Сибири с местной «туземной» культурой – причем в одинаковой степени с русской и с инородческой.

Часто в справочниках и сочинениях исследователей получается примерно так, что само по себе появление русских означало включение местных культур или азиатских территорий в круг европейской цивилизации. Практически же русское население Сибири в XVIII веке оставалось носителем локальной московитской цивилизации3, – несколько более высокой, чем местные культуры, но все же сильно уступавшей культурам европейских народов.

Во всяком случае, крестьянское и промысловое населения Сибири не проводило ее научного исследования. Знания русских о минеральных богатствах Сибири, ее животном и растительном мире могли быть весьма обширными – как и у местных народов. Но сведения эти были, конечно же, совершенно бессистемными, и никак не были связаны с достижениями европейской науки.

Карты, порой довольно точные, не были снабжены сеткой меридианов и параллелей, и содержали грубые ошибки во всех деталях, кроме необходимых для составителя и пользователя. За пределами известных речных путей, разведанных волоков и освоенных земель лежала terra incognita, где русские не появлялись никогда, или проходили раз в десятилетие.

Столетием раньше, в середине-конце XVII века точно так же ученые немцы из университетов изучали север и восток собственной страны, Пруссию и Померанию. Немцы, обитавшие в этих краях, отвоеванных у славян в XIII-XIV веках, вели образ жизни людей аграрно-традиционного общества. Науки и городского образа жизни они не знали. Немецкие ученые изучали природу своей страны, наносили на карту географические пункты, составляли словари местных диалектов немецкого языка, вычленяя в них славянские слова, собирали сказки и легенды.

Об этой работе ученых Германии XVII века участники Великой экспедиции не могли не знать. И немецкий, и русский ученый вполне мог осмысливать свою работу в Сибири, как продолжение такого рода деятельности, уже на территории другой страны и другого государства.

Местное русское население не всегда хорошо встречало экспедиции, а сами они весьма по-разному отзывались о местном населении и местных обычаях1.

И для русских жителей, и для туземцев Сибири участники экспедиций были «большими начальниками из Петербурга», а сами экспедиции – какой-то непонятной для простого человека инспекцией. Начальству принято дарить подарки. Сначала Даниил Готлиб Мессершмидт отказывался от подарков, но уже весной 1720 года, перед приездом в Красноярск, понял прелесть такой поддержки населения: ведь его экспедиция располагала лишь самыми незначительными средствами.

Под конец пути Мессершмидт вел себя очень непринужденно: составлял список того, что хотел бы получить в качестве подарка. В списки он включал гвозди, ножи, муку, соль, копченое и соленое мясо, чистое полотно и так далее. То есть фактически под названием «подарки» облагал местное население своеобразным налогом. Впрочем, обе стороны обычно оставались довольны. Мессершмидту даже жаловались на местное начальство и просили принять меры.

Примерно так же поступали И. Стеллер, Д.Л. Овцын, С.П. Крашенинников, С. И. Челюскин. Вообще все члены экспедиций вовсе не считали себя ровней местному населению. В их поведении ясно видна одна и та же тенденция, независимо от их национальности.

Приехав в Енисейск, Даниил Мессершмидт даже не зашел к местному губернатору. Когда же губернатор, вопреки всякому представлению о должном, первым нанес ему визит, Даниил Готлиб не нашел времени его принять – писал дневник, разбирал коллекции.

Но точно так же и Харитон Прокопьевич Лаптев не явился к якутскому воеводе, а потом ругал его «драконом» и «аспидом», требуя предоставить экспедиции лодки.

И. Стеллер велел городскому голове Нерчинска держать свечку над столом, где были разложены коллекции: хотел закончить работу.

С.П. Крашенинников побил палкой наказного атамана за «дерзость».

В глазах тогдашнего русского общества поведение «экспедишников» выглядело как высокомерие и зазнайство (впрочем, простительное и даже естественное для начальства).

Но может быть и другое объяснение: судя по всему, члены экспедиций последовательно осмысливали самих себя как носители позитивного знания и прогресса, а своим научным занятиям придавали исключительное значение.

Сибиряки же, и вообще жители глубинной России, независимо от национальности, были для них туземцами, которых с одной стороны необходимо цивилизовать, с другой – допустимо всячески обижать и даже поколачивать, если того требуют интересы дела.

Фактически сталкивались не иноземцы и русские, и не жители столицы с провинциалами, а люди двух разных цивилизаций. Европейцы из Петербурга, немцы и русские в одинаковой степени, проявляли как снобизм колонизаторов, так и пафос цивилизаторов. Одновременно европейцы продолжали разборки между собой (история с Делилем). Население же России – и тоже независимо от национальности – выступало в роли туземцев, подлежащих перевоспитанию, «исправлению», и просвещению.

При этом Санкт-Петербург выступал в роли цивилизационного центра, а Россия – в роли его периферии. Из Петербурга шли импульсы развития, в Петербурге замыкались информационные цепочки, сосредоточивались основные интеллектуальные силы.

Эта работа коллективного «цивилизатора» не пропала даром. В XIX веке, особенно во второй его половине, провинциальная Россия уже не воспринимала себя как пассивный объект импульсов из Петербурга. Выросли провинциальные научные школы, которые институализировались вокруг местных музеев и университетов. В Европейской России этот процесс начался еще в начале XIX столетия открытием Казанского (1804) и Киевского (1834) университетов и Ришельёвского лицея в Одессе (1817).

В Сибири до открытия университетов дошло только в ХХ веке.

Великая Северная экспедиция. Академический отряд 1733-1746 г.г.
Одним из отрядов Великой Северной экспедиции стал так называемый академический отряд, в состав которого вошли ученые Петербургской академии наук, студенты Славяно-греко-латинской академии в Москве, геодезисты, рудознатцы и другие специалисты. В задачи отряда входило естественно-географическое и историческое описание пути из Санкт-Петербурга до Камчатки. Ученые должны были регулярно докладывать о своих научных изысканиях, причем оригиналы их донесений передавались для изучения в Академию наук, а копии оставались в Сенате.

Возглавил академический отряд действительный член Академии наук профессор Герард Фридрих Миллер, направлявшийся в Сибирь в качестве историографа экспедиции. В работе отряда приняли участие профессор химии и натуральной истории Иоганн Георг Гмелин, профессор астрономии Людвиг Делиль Делакроер, адъюнкт Иоганн Эгергард Фишер, адъюнкт натуральной истории Петербургской академии наук Георг Вильгельм Стеллер, студенты Степан Крашенинников, Василий Третьяков, Илья Яхонтов, Алексей Горланов и др.

В начале августа 1733 г. отряд выехал из Петербурга и в конце октября прибыл в Казань. Одной из задач экспедиции была организация метеорологических наблюдений в разных областях России. Для этого отряд вез с собой 20 термометров, 4 гигрометра и 27 барометров; кроме того, на инструменты были выделены значительные средства. Первая метеорологическая станция была открыта в Казани, ей передали термометр, барометр, компас и прибор „для познания ветра”. Первыми наблюдателями на станции стали учителя городской гимназии Василий Григорьев и Семен Куницын.

Организация метеорологических наблюдений была продолжена в Екатеринбурге, куда отряд прибыл в конце декабря 1733 г. Наблюдения за температурой и давлением воздуха, ветром, атмосферными явлениями, полярными сияниями, а также гидрологические наблюдения проводили маркшейдер А. Татищев, геодезист Н. Каркадинов, учитель арифметики Ф. Санников и др. (Всего за годы работы отряда было организовано около 20 метеорологических станций, в качестве наблюдателей выбирались местные жители, имевшие склонность к наукам. По ходатайству Миллера и Гмелина Академия наук выплачивала наблюдателям жалованье.)

В январе 1734 г. академический отряд прибыл в Тобольск. Оттуда профессор Делакроер отправился с обозом Чирикова на восток. Миллеру и Гмелину руководитель экспедиции Беринг разрешил продолжать путешествие самостоятельно. В Тобольске Миллер начал работу по осмотру и приведению в порядок местных архивов, отыскивая в них дела, описывающие историю и географию края и делая копии с важнейших документов. Поиск архивных документов он продолжил и в других городах Сибири, в этом ему помогали студенты и подъячие из местных сибирских канцелярий.

Из Тобольска отряд по Иртышу добрался до Омска, затем посетил Ямышево, Семипалатинск и Усть-Каменогорск. Миллер помимо архивной работы занимался археологическими раскопками, Гмелин - организацией метеорологических наблюдений. По пути путешественники изучали флору и фауну, собирали коллекции редких растений, проводили геологические исследования.

В Кузнецке отряд разделился - Миллер в сопровождении нескольких солдат и переводчика направился в Томск по суше, Гмелин и Крашенинников на лодках спустились вниз по Томи, составив во время путешествия реестр селений, расположенных по берегам реки, описав обычаи, одежду и обряды местных жителей. В октябре отряд собрался в Томске. За время, проведенное в этом городе, Гмелин организовал метеорологические наблюдения, обучив казака Петра Саламатова.

Географические открытия, о которых здесь рассказывается, были сделаны морскими и сухопутными экспедициями XVIII столетия. Экспедиции отправлялись в дальние пути из разных стран, снаряжались с различными целями, шли и плыли но разным маршрутам. Общим у всех них было одно: они помогали создавать точную карту Земли.

А Земля два с половиной века назад представлялась географам далеко не такой, какой она теперь изображается на любой географической карте. Даже контуры частей света не могли тогда быть нанесены на карту достаточно точно. Внутри материков оставалось множество «белых пятен». Загадки таил крайний север, загадочен был крайний юг. Много тайн хранил Тихий океан.

В представлениях картографов о южной части земного шара и после открытий Тасмана оставалось еще много путаницы, вызванной догадками о громадном континенте «Терра Австралис Инкогнита».

Изображение северной части Земли доставляло картографам не меньше хлопот. Одни изображали у Северного полюса сушу, другие - океан, свободный ото льдов. Северный берег Азии наносили на карту по-разному, где по догадке, где по сведениям, полученным от русских землепроходцев XVII столетия - казаков, промышленников, служилых людей. Тихоокеанское побережье Северной Америки примерно наполовину оставалось еще неизвестным (достоверные сведения были только о его южной половине).

Открытия в Арктике и в северной части Тихого океана

В создании карты арктических и тихоокеанских земель великая заслуга принадлежит русским геодезистам и морякам XVIII в. Они описали все северные берега нашей Родины, нанесли на карту побережья Аляски, пролив, отделяющий Азию от Американского материка, многие острова и архипелаги.

Первые десятилетия XVIII в. в России - это время петровских преобразований, которые способствовали росту промышленности и торговли, развитию отечественной науки. В то время Петр I создает русский морской флот. Россия получает выход к Балтийскому морю, ведутся энергичные поиски новых морских торговых путей.

От казака-землепроходца Владимира Атласова в столицу приходят вести о почти неизвестных еще камчатских землях. Атласов совершил в 1697 -1699 гг. поход на Камчатку, о которой узнал от побывавших там раньше казаков. Он основал на Камчатке первое русское поселение. Он же сообщил о виденных им вдалеке островах: это была северная оконечность Курильской гряды.

Миновало немногим более десяти лет, и к северной части Курил приплыли с Камчатки казаки. Их начальник Иван Козыревский дважды побывал на Курилах (в 1711 и 1713 гг.) и составил примерный «чертеж» неизвестного для картографов архипелага. А еще около десятилетия спустя первые русские геодезисты, побывавшие на Тихом океане,- Иван Евреинов и Федор Лужин - начертили карту, на которой показали вместе с Сибирью полуостров Камчатку и Курильскую гряду.

В 1725 г. из Петербурга отправилась в далекий путь Первая Камчатская экспедиция. Снаряжение ее было задумано Петром I незадолго до его смерти. Начальником экспедиции он назначил Витуса Беринга, моряка родом из Дании, двадцать лет состоявшего на русской службе. Петр I сам написал инструкцию для экспедиции. Предписывалось ехать к берегам Тихого океана, построить там один или два корабля и плыть от Камчатки на север, чтобы узнать, не соединяется ли где-либо Азия с Америкой.

Еще лет за 80 до Камчатской экспедиции эту географическую загадку, занимавшую издавна европейских картографов, в сущности уже решили Дежнев и Попов. Они прошли пролив, разделяющий Азию и Американский материк. Но Федот Попов не вернулся из плавания. А донесения Семена Дежнева надолго затерялись в Якутском архиве. До ученых и моряков могли доходить лишь слухи об этом удивительном плавании.

Петр I, снаряжая экспедицию, хотел, чтобы Россия, получившая выход на Балтику, стала также и сильной тихоокеанской державой. Занимала Петра мысль и о том, нельзя ли проложить путь через северные моря в Индию и Китай. Помощником Беринга был назначен воспитанник Морской академии Алексей Ильич Чириков - замечательный человек и моряк. Другой помощник - Мартын Петрович Шпанберг оставил недобрую память о себе: он был опытным офицером, но отличался алчностью и жестокостью.

Долго добиралась экспедиция к Тихоокеанскому побережью. Около полутора лет прошло, пока все участники ее собрались в Якутске. Потом с великими тяготами перевозили грузы по рекам и сухопутью еще на тысячу верст - из Якутска в Охотск. Наконец, на небольшом судне «Фортуна» добрались через Охотское море к Камчатке. Там выстроили еще одно судно - «Св. Гавриил», на котором предстояло совершить путешествие на север. В июле 1728 г. «Св. Гавриил» отправился в путь. День за днем плыл корабль. Измерялись широты, долготы, создавалась первая точная карта азиатского побережья моря, которое позднее было названо Беринговым.

Английский мореплаватель Кук, побывавший в конце XVIII столетия в этих местах, писал: «Я должен воздать справедливую похвалу памяти почтенного капитана Беринга; наблюдения его так точны и положение берегов означено столь правильно, что с теми математическими пособиями, какие он имел, нельзя было сделать ничего лучше. Широты и долготы его определены так верно, что надобно сему удивляться».

Впрочем, в адрес Беринга впоследствии раздавались и заслуженные упреки. Достигнув через месяц плавания 67°18" с. ш., он счел инструкцию выполненной и приказал повернуть назад, так и не увидав американской земли, а значит, и не установив, далеко ли от Америки находится Азия. Энергичный Чириков безуспешно настаивал на продолжении поисков.

Во время плавания экспедиция открыла остров Св. Лаврентия, один из островов Диомида и прошла (вторично после Попова и Дежнева) пролив, отделяющий Азию от Америки. Но только Беринг тогда не установил, что этот пролив отделяет Азию от Америки, так как противоположного, американского берега он не видел.

Завершили открытие пролива, известного ныне под названием Берингова, подштурман И. Федоров и геодезист М. Гвоздев. В 1732 г. они прошли этот пролив на том же корабле «Св. Гавриил», оставленном Берингом на Камчатке. По путевому дневнику Федорова была составлена первая карта пролива, разделяющего два континента, с обозначением обоих его берегов. Хотя Гвоздев и Федоров не высаживались на побережье Америки, но подходи ли настолько близко к его северо-западной оконечности (ныне мыс Принца Уэльского), что разглядели эскимосские юрты на берегу.

Об этих открытиях стало известно в столице не сразу. В то время как они совершались, в Петербурге подготавливали новую экспедицию. Ее участникам в числе прочих заданий было поручено найти путь от Камчатки к американскому берегу. Экспедицию назвали Второй Камчатской. Начальником был назначен снова Витус Беринг, а его помощником - Чириков. Кроме плавания в водах Тихого океана, экспедиции предстояли и совсем иные маршруты.

Нужно было нанести на карту весь северный берег страны: от Архангельска до устьев Оби, Енисея, Лены и Колымы и еще далее на восток, к землям Чукотского края. Десять лет продолжались эти работы. Для их выполнения участники экспедиции были разделены на отряды.

Имена многих руководителей и участников этих отрядов навсегда вошли в историю географических исследований и открытий. Среди них

лейтенанты Степан Малыгин и Алексей Скуратов, обогнувшие с немалыми трудностями полуостров Ямал, Дмитрий Овцын, который достиг с моря устья р. Енисея в обход Гыданского полуострова. В их числе Василий и Мария Прончищевы, Харитон и Дмитрий Лаптевы, Семен Челюскин и другие участники Великой Северной экспедиции (так нередко ее называют ныне историки).

Из множества исследований и открытий, совершенных участниками экспедиции, расскажем о достижении самой северной точки Азии на побережье Таймырского полуострова. К побережью, где находится это место, добирался отряд, который должен был составить описание берега на запад от Лены. Работа этого отряда, как и других, продолжалась ряд лет. Она требовала от людей выдержки, самоотверженности, настойчивости.

Путь к Таймыру начался в 1735 г. на дубель-шлюпке «Якутск». Командиру отряда Василию Прончищеву сопутствовала его жена Мария - первая женщина, участвовавшая в научной арктической экспедиции. Меньше месяца длилось плавание, почти год заняла тяжелая зимовка близ устья р. Оленек.

Имена участников Великой Северной экспедиции увековечены во многих географических названиях. На картосхеме нанесено несколько таких названий на полуострове Таймыр. На этом полуострове есть и берег Харитона Лаптева, найдите его в атласе на географической карте.

А потом снова плыли к восточному побережью Таймыра, пока путь судну не преградили льды. Обессиленный жестокой болезнью - цингой, Прончищев погиб на обратном пути к месту прежней зимовки. Умерла и его жена, стойко переносившая все тяготы и лишения. Командование отрядом принял штурман Семен Челюскин.

В 1739 г. дубель-шлюпка вновь вышла в море с целью пройти от Лены до Енисея. Отрядом командовал вновь назначенный лейтенант Харитон Лаптев, помощником его был Челюскин. И опять короткое летнее плавание и долгая томительная зимовка (возле устья р. Хатанги). И снова плавание, неравная борьба со льдами близ побережья Таймыра. Последняя, самая трудная часть героической эпопеи наступила, когда дубель-шлюпка погибла. Потерпев кораблекрушение, люди перетащили на берег по льду уцелевшие грузы. Было решено продолжать работу. Так постепенно возникала на карте линия Таймырского побережья.

Семь лет спустя после начала работы по описанию берега на запад от Лены появился на карте крайний северный мыс Азиатского материка. Его достиг штурман Челюскин. Он шел к нему с двумя спутниками от устья р. Хатанги. Скользили по снегу запряженные собаками

нарты. Каждый день появлялись новые записи в путевом журнале Челюскина. «Туман велик, что ничего не видно»,- говорилось в одной из них. «Мятель великая...» - читаем в другой. Но и в туман, и в пургу, и в лютый мороз, изо дня в день повторялись в дневнике скупые слова: «Поехали в путь свой». Наконец, 8 мая 1742 г. Челюскин записал, что достигнут мыс, дальше которого берег поворачивает на юг. В XIX в. этому мысу было присвоено имя его открывателя, и на карте с той поры он известен под названием мыс Челюскин.

Большим подвигом участников тихоокеанских отрядов было достижение Американского материка. Постройка кораблей для этого плавания затянулась на годы. Наконец, летом 1740 г. спустили на воду в Охотской гавани пакетботы «Св. Петр» и «Св. Павел». Ранней осенью корабли отправились к Камчатке, обогнули южную ее оконечность и вышли в обширную и удобную для стоянки судов Авачинскую бухту на восточном берегу полуострова. На берегу этой бухты во время зимовки был заложен город и порт Петропавловск, названный так в честь кораблей.

5 июня 1741 г. корабли вышли в дальнее плавание. Пакетботом «Св. Петр» командовал Беринг. На борту его находился и натуралист Вильгельм Стеллер, посланный для участия в этом плавании Петербургской академией наук. Пакетботом «Св. Павел» командовал Чириков. Совместное плавание кораблей продолжалось около трех недель. Потом они потеряли из виду друг друга. Судьбы их сложились по-разному.

«Св. Павел» достиг Америки первым. В ночь на 16 июля под 55°36" с. ш. моряки после полутора месяцев плавания увидели наконец гористый берег. Это был один из островов, расположенных возле материка. Высадиться на американской земле не удалось. Посланная с людьми шлюпка не вернулась. Тщетно ждали возвращения и второй (последней на корабле) шлюпки, отправленной на розыски пропавших людей. Очевидно, обе лодки погибли в водоворотах, образуемых течением в этих местах.

У Чирикова и его спутников, лишившихся части экипажа, не было возможности пополнить запасы пищи и пресной воды, однако им все же удалось проделать обратный путь от американского берега до Камчатки. Путь был тяжелым: приходилось голодать, собирать во время дождей стекающую с парусов воду для утоления жажды, бороться со штормами и цингой.

Зато мореплаватели сделали много открытий. Они видели тихоокеанскую окраину Америки, где к берегу подходили громадные горные хребты с обрывистыми снежными пиками, с ледниками, спускающимися к самому морю. Они видели не нанесенные на картах Алеутские острова, повстречали на них алеутов - народ, не известный европейцам до Второй Камчатской экспедиции. Алеуты с лицами, раскрашенными черной краской, в шляпах из древесной коры и рубашках, сшитых из китовых кишок, подъезжали к кораблю на обшитых тюленьей кожей байдарках.

В октябре 1741 г. корабль подошел к Авачинской бухте. Это было торжество мореходного искусства, мужества и воли людей. Большая заслуга в этом принадлежала командиру судна Чирикову, обеспечившему успешное плавание. А вестей о корабле «Св. Петр» не было еще около года. Какие же испытания выпали на долю находившихся на нем моряков? «Св. Петр» достиг американского берега 17 июля 1741 г. на широте 58°14". Мореплаватели увидели на берегу горные хребты со снежными вершинами. Самую высокую вершину они назвали горой Св. Ильи (это одна из самых высоких вершин в Северной Америке). Двое суток корабль медленно плыл вдоль побережья, а затем натуралист Стеллер высадился на небольшой остров Каяк. Беринг разрешил ему провести на острове только шесть часов. Натуралист упрекал позже Беринга за поспешность, с которой тот отправился в обратное плавание. Но и за немногие часы пребывания на американской земле Стеллер успел сделать множество наблюдений над растительностью и животными острова. Обнаружил он и покинутое жилище людей - землянку в лесу.

Началось обратное плавание, оказавшееся несчастливым. Корабль попадал и в шторм, и в туманы, моряки болели цингой, многие из них умирали. Первым умер матрос Никита Шумагин. «Св. Петр» находился тогда у неизвестных ранее островов. Эти острова мореплаватели назвали в память умершего Шумагинскими. На пути были открыты и другие Алеутские острова. Путешественники несколько раз встречали островитян. А цинга свирепствовала все сильнее. Тяжело заболел ею и шестидесятилетний Беринг. Корабль потерял ориентировку.

«.. .Мы испытывали самые ужасные бедствия... наш корабль плыл как кусок мертвого дерева, почти без всякого управления, и шел по воле волн и ветра, куда им только вздумалось его погнать»,- так лейтенант Ваксель описал трагическое плавание «Св. Петра».

Наконец, увидели землю, которую ошибочно приняли за Камчатку. Корабль потерпел крушение на подводных камнях возле этой земли. Кое-как высадились на берег. Вскоре выяснилось, что мореплаватели попали на необитаемый остров. На нем они провели мучительную зимовку. Беринг умер еще в начале ее. Впоследствии остров был назван именем Беринга, а вся группа островов, в которую он входит,- Командорскими. Летом оставшиеся в живых люди разобрали на части поврежденный корабль и построили из них небольшое судно, на котором в августе 1742 г. добрались наконец до Камчатки.

Завершив плавание к американской земле, Чириков составил карту северной части Тихого океана. Экспедицией были открыты северо-западное побережье Америки, острова и архипелаги, проложен морской путь от Камчатки в Японию и исследован полуостров Камчатка. Начальником отряда по изысканию пути в Японию был М. П. Шпанберг.

Изучением Камчатки занимался Степан Петрович Крашенинников, создавший труд «Описание земли Камчатки». Путешествия Крашенинникова - примечательная страница в истории исследований нашей Родины. Ему довелось одному около четырех лет странствовать по громадному Камчатскому полуострову, изучая его удивительную природу: курящиеся сопки, горячие источники, реки, в которые несметными косяками заходит с моря рыба. Путешественник стал другом ительменов, издревле населявших Камчатский край. Он описал в своей книге их жизнь, нравы, обычаи. Труд Крашенинникова о Камчатке был одним из самых замечательных географических произведений XVIII в. Он не потерял своего значения и до сих пор.

Вторая Камчатская экспедиция продолжалась в общей сложности десять лет, с 1733 по 1743 г. Не только в XVIII, но и в XIX в. трудно назвать какую-либо еще экспедицию, такую важную по достигнутым результатам.

Во второй половине XVIII в. карта Арктики и северной части Тихого океана пополняется результатами новых исследований и открытий. На карту Арктики наносится Новосибирский архипелаг, известия о котором впервые были получены еще в 1710-1712 гг. от якутских казаков Вагина и Пермякова (они побывали на одном из этих островов, позднее названном Большим Ляховским).

В начале 70-х годов XVIII в. на этих островах несколько раз бывал промышленник Иван Ляхов. По его имени южная часть архипелага получила название Ляховских островов. Совершаются в это время и открытия неизвестных ранее частей побережья другого арктического архипелага - Новой Земли, южный остров которого уже много столетий назад был известен русским поморам. Около 1760 г. кормщик зверобойного судна Савва Лошкин обогнул Новую Землю с севера. В 1768-1769 гг. ее изучал штурман Федор Розмыслов.

Крупнейший ученый XVIII в. Михаил Васильевич Ломоносов писал о важности исследований Арктики, о том, что русским мореходам надлежит проторить путь через северные моря в Тихий океан.

Первое постоянное русское поселение в Америке на острове Кадьяк, основанное Г. И. Шелиховым.

Великому русскому ученому принадлежит специальная работа, в которой он обосновал возможность плавания из Северного Ледовитого океана в Тихий. Она называется «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию». Эта работа далеко опередила свое время. В ней Ломоносов впервые научно разработал идею открытия и освоения Северного морского пути. Он сделал выдающиеся по своему значению для науки выводы о свойствах и происхождении полярных льдов и о других особенностях арктической природы. Не подтвердилось только предположение Ломоносова, что в глубине полярного бассейна, вблизи полюса, летом отсутствуют тяжелые льды. Уже в самом конце XIX столетия было установлено, что Северный Ледовитый океан покрыт льдами и в своей центральной части.

В истории открытий осталась память о двух плаваниях в 60-х годах XVIII в. под начальством В. Я. Чичагова. Замысел этих плаваний принадлежит М. В. Ломоносову. Цель их состояла в том, чтобы пройти от Архангельска на север в глубь Центрального полярного бассейна и далее плыть по «Северному океану» в Тихий океан до самой Камчатки. Пробиться на север дальше 80°30" с. ш. Чичагову не удалось, но и эта широта была впервые достигнута парусными кораблями.

Во второй половине XVIII столетия на карту наносятся новые земли и в северной части Тихого океана. К Алеутским островам приплывают один за другим русские мореходы, промышляющие песца и морского котика. Они открывают все новые острова и целые островные группы, принадлежащие громадной Алеутской гряде, которая, как известно ныне, протянулась более чем на 1800 км. По имени одного из таких мореходов - Андреяна Толстых - большую группу островов стали называть Андреяновскими. Продолжает открытие Алеутских островов специальная экспедиция Креницына и Левашова в 1766-1769 гг.

Русские промышленники достигают и крупного острова Кадьяк, расположенного близ побережья Аляски. В 1783 г. купец Григорий Иванович Шелихов основал на Кадьяке постоянное русское поселение, а затем приступил к созданию поселений на самой Аляске.

Так началось присоединение Аляски к российским владениям. Г. И. Шелихов, а также Александр Андреевич Баранов, назначенный в конце XVIII в. главным правителем Русской Америки, сделали многое для исследования северо-западной части Американского континента, в особенности для создания правильной географической карты Аляски.

С 1785 по 1793 г., восемь лет, проводила исследования в Арктике и в северной части Тихого океана экспедиция И. И. Биллингса - Г. А. Сарычева. Выдающийся гидрограф Сарычев составил на их основании ценные карты и описания Алеутских островов, отдельных частей Берингова и Охотского морей, побережья северостровосточной Сибири и берегов Аляски. Описания многолетних трудов экспедиции, сделанные Сарычевым, послужили образцом для русских мореплавателей позднейшего времени.

Во второй половине XVIII в. в водах северной части Тихого океана появляются английские и французские суда, совершающие кругосветные плавания. Но об этих замечательных плаваниях расскажем особо. Большинство плаваний вокруг света в XVIII в. сопровождалось большими открытиями не столько на севере, сколько в тропиках и в умеренных широтах Тихого океана.

Путешествия в поисках южного материка

Ряд тихоокеанских островов и архипелагов посещались экспедициями уже в XVI и XVII столетиях и были нанесены на карту. Но нередко эти земли снова терялись, так как их открыватели еще не умели точно определять географическое положение найденных островов. Широту уже издавна устанавливали приблизительно верно. При определении же долготы ошибки нередко достигали многих сотен километров.

На картах, особенно Тихого океана, было немало неразберихи. Пользуясь этими картами, мореплаватели, например, около двухсот лет тщетно разыскивали Соломоновы острова. Точно определять долготу научились лишь в XVIII в.

С этих пор затерявшиеся в Тихом океане острова постепенно занимают свои места на географической карте. Открываются новые архипелаги, на которые не ступала еще нога европейца.

Но на какой бы крупный остров ни высаживались европейские моряки, везде они были не первыми, а вторыми. Их встречали островитяне, давнишние обитатели этих земель. До сих пор ученые отвечают по-разному на запутанный и сложный вопрос, откуда впервые пришел человек к островам Тихого океана. Так, например, остров Пасхи, который европейцы впервые посетили еще в XVIII в., с тех пор и вплоть до нашего времени возбуждает споры ученых.

В 1722 г. голландский мореплаватель Якоб Роггевен в поисках неизвестного в то время Южного материка достиг берегов одинокого острова, расположенного в полутора тысячах миль от побережья Южной Америки. Он назвал эту землю островом Пасхи. С удивлением Роггевен и его спутники заметили на берегу громадные статуи, в пять-шесть раз превышающие рост человека. Кто и когда их высек из камня и какими орудиями воздвиг на этом маленьком клочке суши, затерявшемся среди водной пустыни? И до нашего времени эта тайна не разгадана до конца. Эти удивительные памятники, уцелевшие на острове, наглядно свидетельствуют о том, что история открытия человеком земель среди Тихого океана уходит в глубь многих столетий и что далеко не все страницы этой истории полностью прочитаны и поныне. Первые плавания европейцев - сравнительно поздняя глава этой истории. Но в результате этих плаваний впервые создается географическая карта Тихого океана в целом, со всеми его островами и архипелагами.

В XVIII в. в наиболее значительных плаваниях все чаще принимают участие ученые. Астрономия вооружает мореплавателей более точными способами определения географических координат, неизвестными в прошлом Колумбу и Магеллану и их ближайшим последователям.

Что касается правительств европейских держав и торговых компаний, снаряжающих тихоокеанские экспедиции, то создание карт и открытие новых земель интересует их по вполне определенным причинам. Ими движет жажда наживы, желание получить доступ к богатствам далеких стран, неизвестных еще европейцам.

Кругосветные плавания в XVIII в. были еще настолько трудными, долгими и опасными, что о каждом из них сохранилась в истории мореплавания прочная память. Большими географическими открытиями и исследованиями особенно замечательны путешествия английского мореплавателя Джемса Кука, а также французских моряков Луи Антуана Бугенвиля и Жана Франсуа Лаперуза.

Первое французское кругосветное плавание под командованием Бугенвиля в 1766-1769 гг. примечательно тем, что в нем принимали участие ученые. Экспедиция сделала много открытий в тропических водах Тихого океана. Среди них был и вторично отысканный (спустя 200 лет после открытия его испанцем Менданьей) архипелаг - Соломоновы острова. Самый крупный остров этого архипелага назван именем Бугенвиля. Побывала экспедиция и на острове Таити (годом ранее на нем побывал английский мореплаватель Уоллис). Бугенвиль красочно описал прекрасную природу острова и своеобразный быт таитян.

Жители Таити были искусными моряками и совершали далекие плавания к другим островам. «Во время такого плавания, дальность которого иногда превышает 300 лье (т. е. более 1350 км), земля совсем теряется из виду. Днем компасом им служит Солнце, а ночью - звезды, которые между тропиками всегда чрезвычайно ярки»,- рассказывает Бугенвиль.

В 1768 г., когда продолжала еще путешествовать французская экспедиция, от берегов Англии отплыл небольшой трехмачтовый парусник «Эндевор» под командованием Джемса Кука. Это было первое из прославивших его кругосветных плаваний. Объявили, что корабль уходит в экспедицию в Тихий океан для астрономических наблюдений над прохождением планеты Венеры через солнечный диск.

Но, кроме этого официального задания, Кук получил еще и другое, которое английское правительство предпочитало не разглашать, чтобы не привлекать к экспедиции внимания соперничающих держав. Главной целью его путешествия было открытие и присоединение к британским владениям «Терра Австралис Инкогнита», все того же неведомого Южного материка, который на протяжении столетий тщетно разыскивали испанцы, португальцы, голландцы, а позднее англичане, французы...

Путешествие Кука длилось три года. Он завершил открытие Новой Зеландии, начатое еще за сто лет до него голландской экспедицией Тасмана. Обойдя вокруг северного и южного островов Новая Зеландия, Кук тем самым окончательно доказал, что это островная суша, а не выступ неведомого Южного материка, как некогда думал Тасман. Экспедиция впервые нанесла на карту восточное побережье Австралии к югу от 38° с. ш. и сделала ряд других открытий. Но таинственного Южного материка, ускользавшего сотни лет от настойчивых искателей, мореплаватель не нашел. Очевидно, розыски надо было вести где-то южнее. И вот в 1772 г. Кук отправился снова в путь на поиски неуловимого континента.

Во втором кругосветном плавании Кука участвовали немецкие натуралисты Иоганн и Георг Форстеры (отец и сын). Они собрали большие коллекции, сделали множество наблюдений над природой встречавшихся на их пути островов и обычаями островитян. Георг Форстер красочно описал это плавание. Обстоятельное описание его оставил и Кук. Путешественники плыли на двух кораблях. В результате трехлетних работ экспедиции на географической карте появились неизвестные ранее острова. Самый большой из них Кук назвал Новой Каледонией. Двум группам островов в Океании позднее было присвоено имя Кука. Экспедиция уточнила географические координаты многих уже посещенных европейскими моряками земель и основательно исправила карту. Впервые в истории мореплавания корабли экспедиции пересекли Южный полярный круг, но и за его пределами не обнаружили неведомого материка. О своем путешествии Кук писал: «Я смело могу сказать, что ни один человек никогда не решится проникнуть на юг дальше, чем это удалось мне. Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы...» Как известно, Кук все же ошибся. Антарктиду открыла полвека спустя после его путешествия русская экспедиция Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена и Михаила Петровича Лазарева.

В 1776 г. Кук отплыл в третье путешествие вокруг света. На этот раз главной целью были поиски северо-западного прохода, т. е. пути, соединяющего на севере, в обход Американского континента, Тихий и Атлантический океаны. Найти такой путь экспедиция не смогла, но сделала немало открытий, из которых особенно важным было открытие Гавайских островов. Хотя эти острова и были уже один раз достигнуты испанцами в XVI в., но до плавания Кука они оставались почти неизвестными европейцам.

На самом большом из Гавайских островов - острове Гавайи - Кук погиб в стычке с местными жителями. Это был выдающийся исследователь, смелый моряк, но, подобно многим другим открывателям заморских земель, служил колонизаторам, объявляя открытые им побережья Австралии и тихоокеанские острова владением английской короны.

По-иному вел себя в кругосветном плавании (началось в 1785 г.) французский моряк Франсуа Лаперуз. В путевом дневнике его находим такие необычные для того времени размышления: «Каким образом такая случайность, как посещение чужеземного корабля, может послужить основательным поводом к тому, чтобы отнять у злополучных островитян землю, которой с незапамятных времен владели их предки, орошая ее своим трудовым потом. Этот обычай европейских мореплавателей в высшей степени нелеп».

Лаперуз не стал следовать такому обычаю. Экспедиция Лаперуза продолжала уточнять карту тропической Океании, занималась исследованиями тихоокеанского побережья Северной Америки и Азиатского материка. Путешественник плавал у берегов Сахалина (ошибочно принятого им за полуостров), вдоль Курильских островов, побывал и на Камчатке. Из Петропавловска-Камчатского Лаперуз послал через Россию в Париж с картами и путевыми записями участника экспедиции Лессепса. Это был единственный человек из всех участников экспедиции, которому довелось вернуться на родину. Корабли экспедиции Лаперуза пропали без вести на третьем году после отбытия из Франции. Только спустя 40 лет выяснилось, что они потерпели крушение и погибли близ тихоокеанского острова Ваникоро в группе островов Санта-Крус (к югостровостоку от Соломоновых островов). В результате трудов кругосветных мореплавателей XVIII столетия десятки океанических островов и архипелагов заняли свои места на карте, но достичь последнего континента Земли - Антарктиды - мореплавателям еще так и не удалось.

Исследования внутренних областей континентов

На любой карте мира, начерченной два-три столетия назад, мы найдем обширные «белые пятна» внутри материков Австралии, Африки, Америки и во многих частях громадной Евразии. Зачастую эти «белые пятна» не сразу заметны. Картографы заполняли их в старину по догадкам, произвольно вычерчивая хребты, фантастические озера и реки. Но с каждым столетием карты принимали более близкий к истине вид.

О самом маленьком континенте - Австралии - рассказывать почти ничего не придется. В XVIII в. исследование ее ограничивалось в сущности лишь побережьями. Только в конце этого века удалось закончить определение контуров Австралийского материка и установить, что Тасмания не полуостров, а остров, отделенный от Австралии проливом. Внутренние области Австралии, ее озера, горные хребты, реки появились на карте уже в XIX в. Особенно много открытий было сделано в XVIII в. в глубине Североамериканского материка.

Начало этим открытиям положили французские и английские охотники за пушным зверем и торговцы пушниной, проникавшие все дальше на запад от побережья Атлантики к побережью Тихого океана. Эти «лесные бродяги» красочно изображены на страницах романов американского писателя Фенимора Купера. Появление на географических картах неизвестных ранее европейцам рек и озер означало обычно, что на этих реках лилась кровь и истреблялись индейские племена. Недаром любимый герой Купера Натаниэль Бампо, друг индейского племени делаваров, прозванный в молодости Зверобоем, а позже - Соколиным Глазом и Кожаным Чулком, говорил, очутившись на берегу одного из прекрасных озер в лесной чаще: «Я рад, что у этого озера еще нет имени... по крайней мере имени, данного бледнолицыми, потому что если они окрестят по-своему какую-нибудь местность, то это всегда предвещает опустошение и разорение...»

Из различных путешествий, способствовавших созданию правильной карты внутренних областей Североамериканского материка, выделяются экспедиции Самуэля Херна и Александра Макензи. И тот и другой добрались до побережья Северного Ледовитого океана, а Макензи достиг и тихоокеанских берегов. Оба они были служащими английской «Компании Гудзонова залива», основанной еще в XVII в. Эта торговая компания занималась главным образом скупкой пушнины и поисками рудных месторождений. Агенты ее проникали все дальше в глубь континента.

В 1789 г. Александр Макензи с небольшим отрядом добрался до Большого Невольничьего озера, которое уже посещали торговцы пушниной. Путешественники поплыли на четырех лодках по реке, вытекающей из этого озера. Куда течет эта река, тогда еще не было толком известно, но на некоторых картах ее изображали впадающей в Тихий океан. Плывя в западном направлении, путешественники надеялись выйти к Тихому океану. Но неожиданно река круто повернула на север. После долгого и трудного плавания Макензи убедился, что они приближаются к «Великому Северному морю» (Северному Ледовитому океану). Наконец, вдали они увидели это море. Провизия была на исходе, и Макензи поспешил в обратный путь. А река, которая перестала быть загадкой для картографов, была названа впоследствии р. Макензи.

В 1792 г. Макензи опять отправился в большой и трудный маршрут. Он пересек с востока на запад весь континент, пройдя свыше пяти тысяч километров. Его путь пролегал от р. Св. Лаврентия к оз. Атабаска, оттуда речными дорогами и по суше к Скалистым горам и дальше на запад к побережью Тихого океана. Такого большого маршрута не совершала в Северной Америке в XVIII в. ни одна экспедиция.

Из путешествий, совершенных в Южной Америке, достойна внимания большая Перуанская экспедиция, снаряженная французской Академией наук в 1736 г. Экспедиция должна была провести специальные измерения, чтобы выяснить, как изменяется величина градуса меридиана на разных широтах, и тем самым точнее узнать, какова форма Земли. Одновременно с Перуанской экспедицией, работавшей возле экватора, измерения на севере производила другая экспедиция, направленная в Лапландию. После того как эти работы были закончены (а продолжались они очень долго - около девяти лет), начальник экспедиции Ла-Кондамин отправился в плавание вместе с несколькими спутниками-проводниками по р. Амазонке от ее верхнего течения до устья. Они плыли около четырех месяцев на плоту и проделали путь около четырех тысяч километров. Это было первое путешествие по Амазонке, совершенное ученым-исследователем. В 1799 г. началось многолетнее путешествие в тропиках Южной Америки молодого немецкого натуралиста Гумбольдта.

«Белые пятна» на картах Африки сравнительно мало сократились в размерах на протяжении XVIII столетия. Картографам были известны главным образом окраины Африки, ее прибрежные земли. На этих землях разбойничали колонизаторы.

В глубь Африки европейцам удавалось проникать только изредка. В конце XVIII в. европейские колонизаторы уже готовились к захвату новых африканских земель. В Англии была создана «Африканская ассоциация» - общество для содействия исследованиям внутренних областей Африканского материка. Первые экспедиции, снаряженные этим обществом, относятся еще к концу XVIII столетия. Важнейшей из них была экспедиция на р. Нигер, которую совершил Мунго Парк, продолживший свои путешествия и в XIX в. . В заключение расскажем еще о замечательных русских экспедициях, которые изучали в XVIII в. Каспийское море и многие земли нашей страны.

Для создания правильной карты Каспийского моря много сделали русские экспедиции, снаряженные на Каспий Петром I. В 1715 г. экспедиция Александра Бековича-Черкасского составила близкую к истине карту Каспийского моря. Другая также весьма ценная карта Каспия была составлена в 1719 -1720 гг. гидрографами Карлом Верденом и Федором Ивановичем Соймоновым. В 1726 г. Соймонов обошел все побережье великого озера-моря. Ему принадлежит обстоятельное описание Каспия.

Почетное место в истории географических исследовании принадлежит научным экспедициям второй половины XVIII столетия, снаряженным русской Академией наук. Эти экспедиции изучали и европейскую и азиатскую части нашей страны: и Русскую равнину, и Уральские горы, и Сибирь. Их пути протянулись от Белого до Каспийского моря, от берегов Невы до Байкала и Забайкалья. Мысль о больших экспедициях подобного рода принадлежала М. В. Ломоносову. Великий русский ученый сделал много для развития отечественной географии. Долгое время, вплоть до последних дней жизни, он возглавлял Географический департамент Петербургской Академии наук. Ломоносов неустанно призывал изучать природу и хозяйство России. Он настойчиво добивался снаряжения Академией наук экспедиций для географического изучения страны. Но это начинание не встретило при его жизни должного понимания и поддержки. Через несколько лет после смерти М. В. Ломоносова большие академические экспедиции все же были снаряжены. Непосредственный повод для их посылки дали астрономы, которые готовились наблюдать в 1769 г. прохождение Венеры через солнечный диск. При подготовке астрономических экспедиций было решено отправить одновременно в далекие пути ученых-натуралистов для исследования разных частей России, описаний природы, населения, хозяйства, поисков полезных растений, металлических руд, минералов и других природных богатств.

Астрономы провели наблюдения в разных пунктах страны над планетой Венерой в день 3 июня 1769 г. и вернулись в столицу.

Путешествия же отрядов натуралистов длились еще несколько лет (с 1768 до 1774 г.). В колымагах и кибитках странствовали ученые сотни и тысячи верст. Наиболее значительными по достигнутым результатам оказались работы Ивана Ивановича Лепехина и Петра Симона Палласа.

Паллас, один из крупнейших натуралистов XVIII в., проделал громадный путь от волжских земель к забайкальским хребтам. Его спутниками были В. Ф. Зуев и П. П. Соколов, впоследствии известные ученые. Когда началось путешествие, Палласу было 26 лет, а Василию Зуеву шел всего пятнадцатый год. Это один из самых замечательных юных путешественников, когда-либо участвовавших в столь далеких и трудных маршрутах. В своем путевом дневнике Паллас писал, что за время долгой экспедиции он потерял здоровье и поседел. Труд Палласа повествует нам о Поволжье и Урале, об Алтае и Саянских горах, о далеком озере Байкал и Забайкалье.

Путешествие Лепехина и его молодого помощника Н. Я. Озерецковского длилось около пяти лет. Их пути пролегли от Балтийского моря до Каспия, а оттуда к Уральским горам и на крайний север страны, к побережью Белого моря. Обо всем виденном Лепехин рассказал в своем обширном труде «Дневные записки путешествия по разным провинциям Российского государства».

Описания Палласа, Лепехина и других участников экспедиций в 1768-1774 гг. и поныне сохраняют большую научную ценность. В них содержится множество самых разнообразных сведений о русской природе и хозяйстве России XVIII столетия. На их страницах оживают старинные города и селения. Тут и Архангельский край, и волжские земли, горнозаводский Урал и Сибирь, какими были они два столетия назад. Путешественниками были найдены многие неизвестные ранее виды растений, птиц, насекомых, описаны месторождения руд, реки, озера, строение горных хребтов. Отчеты русских академических экспедиций XVIII столетия напоминают нам прежде всего не об удивительных приключениях и нежданных открытиях, а об упорных исследованиях, неустанных трудах.

Бутылочная почта

Читатели романа Жюля Верна «Дети капитана Гранта», наверное, помнят, что сообщение о гибели судна «Британия» капитан Грант запечатал в бутылку и бросил в море. Бутылка долго носилась по волнам океана, прежде чем ее проглотила акула, потом акулу случайно убили и из желудка извлекли «почту» .

Во времена парусного флота океанские плавания длились годами и «бутылочная почта» пользовалась успехом в среде моряков. Почта эта была не особенно надежная и очень неаккуратная.

В XVI в. английская королева Елизавета учредила должность «откупоривателя бутылок». За вскрытие найденной бутылки без участия этого чиновника виновнику грозила смертная казнь через повешение. Удивительная должность «откупорнвателя бутылок» продержалась около двухсот лет!

В 1856 г. бриг «Грифтен» встал на якорь у берега в районе Гибралтара. Капитан в шлюпке отправился на берег. Когда он возвращался, подул свежий ветер. Для большей устойчивости шлюпки матросы положили в нее несколько камней. Вместе с камнями в шлюпку попал обросший ракушками бочонок. В нем оказался кокосовый орех, залитый смолой, а в орехе - пергамент с сообщением Христофора Колумба королю и королеве Испании о гибели каравеллы «Санта-Мария» и о бунте на каравелле «Нннья». Письмо Колумба попало в руки людей с опозданием на 363 года.

В 1904 г. полярная экспедиция Болдвина бросила в море бутылку с призывом о помощи. Экспедиция благополучно вернулась на родину. Болдвин умер в 1933 г., а его бутылка была обнаружена в 1949 г. В наше время «бутылочная почта» служит для изучения морских течений. Для этой цели исследователи океанов используют тысячи бутылок. В каждую бутылку кладут открытку с просьбой послать ее в адрес отправителя, указав место и время находки. Зная начальное и конечное место путешествия бутылки, можно нанести на карту направление течения, а иногда рассчитать его среднюю скорость.