Анализ рассказа тэффи весна

Надежда Тэффи

Весна весны

Ехать по железной дороге всегда было интересно, а тут еще это странное приключение…

Началось так: тетя Женя задремала. Лиза достала книгу – стихотворения Алексея Толстого – и стала читать. Стихи Ал. Толстого она давно знала наизусть, но держать в руках эту книгу было само по себе очень приятно: зеленая с золотом, а на внутренней стороне переплета наклеена бумажка ведомства Императрицы Марии, свидетельствующая, что «книга сия дана ученице второго класса Елизавете Ермаковой в награду за хорошее поведение и отличные успехи».

Лиза раскрывала наугад страницы и читала.

А против нее сидел чернобородый господин, «старый, наверное лет сорока», и внимательно ее рассматривал.

Заметив это, Лиза смутилась, заправила волосы за уши. А господин стал смотреть на ноги. Тут уж наверное все обстояло благополучно – башмаки были новые. Чего же он смотрит?

Господин опять перевел глаза на ее лицо, чуть-чуть улыбнулся, покосился на тетю Женю, снова улыбнулся и шепнул:

– Какая прелесть!

Тут Лиза поняла: он влюбился.

И сейчас же инстинкт, заложенный в каждом женском естестве, даже в таком, пятнадцатилетнем, потребовал: «Влюблен – доканать его окончательно!»

И, скромно опустив глаза, Лиза развернула книгу так, чтобы он мог видеть похвальный лист. Пусть поймет, с кем имеет дело.

Подняла глаза: а он даже и не смотрит. Не понимает, очевидно, что это за лист наклеен.

Повернула книгу совсем боком. Будто рассматривает корешок. Теперь уж и дурак сообразит, что недаром здесь казенная печать и всякие подписи…

Какой странный! Никакого внимания. Смотрит на шею, на ноги. Или близорукий?

Подвинула книгу на коленях к нему поближе.

Тетка проснулась, вытянулась вверх, как змея, и водит глазами с Лизы на бородача и обратно. И щеки у нее трясутся.

Лиза подняла брови удивленно и обиженно. Пересела.

Бородач – как он умеет владеть собой! – спокойно развернул газету и стал читать.

Лиза закрыла глаза и стала думать.

Ей было жаль бородача. Она его не любила, но могла бы выйти за него замуж, чтобы покоить его старость. Она знала, что для него это была роковая встреча, что он никогда ее не забудет и ни с одной женщиной с этих пор не найдет не только счастья, но даже забвения. И всегда, как тень, он будет следовать за ней… Вот она выходит из церкви в подвенечном платье под руку с мужем… И вдруг над толпой… черная борода. Поднимается молча, но с упреком… И так всю жизнь. А когда она умрет, все будут страшно поражены, увидя у ее гроба черную бороду, бледную, как смерть, с огромным венком из лилий… нет, из роз… из красных роз… Нет, из белых роз… из белых тюльпанов…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

ТЭФФИ ЛЮБОВЬ И ВЕСНА. (Рассказ Гули Бучинской) Она показывала мне свои альбомы и целые пачки любительских снимков. Считается почему-то, что гостям очень весело рассматривать группу незнакомых теток на дачном балконе. - А кто этот мальчик? - Это не мальчик. Это я. - А эта старуха кто? - Это тоже я. - А это что за собачка? - Где? Это? Гм... Да ведь это тоже я. - А почему же хвост? - Подожди... Это не мой хвост. Хвост это вот от этой дамы. Это одна известная певица. - Так почему же, если певица, так ей полагается быть с хвостом? - Гм... Не совсем удачная фотография. Такое освещение. А вот старые снимки. Довоенные, Эту особу знаешь? Особа была лет десяти, с веселыми ямочками, с белокурыми косичками, в форменном платьице с широким белым воротником. - Да это как будто ты? - Ну, конечно, я. Она долго смотрела на свой портретик, потом засмеялась и сказала: - Этот портрет относится к периоду моего самого интересного романа. Моей первой любви. - Да ведь тебе тут лет десять-одиннадцать, - Ну да. - Как же это я не знала. Расскажи, пожалуйста. Ведь ты тогда была в лицее. - Вот, вот. Ужасный роман. У нас, видишь ли, образовался особый клуб. Не в нашем классе, а у больших, там, где были девочки уже лет четырнадцати, пятнадцати. Не помню сейчас, в чем там было дело, но главное, что все члены клуба должны были быть непременно влюблены. Невлюбленных не принимали. А у меня, в этом классе у старших, была приятельница, Зося Яницкая. Она меня очень уважала, несмотря на то, что я была маленькая. А уважала она меня за то, что я очень много читала и, главное, за то, что писала стихи. У них в классе никто не умел сочинять стихи. Вот она переговорила со своими подругами и рекомендовала меня. Те, узнав про стихи, сразу согласились, но, конечно, спросили - «влюблена ли эта Зу и в кого? » Тут мне пришлось признаться, что я не влюблена. Как быть? Я бы, конечно, могла наскоро в кого-нибудь влюбиться, но я была в лицее живущей и ни одного мальчика не знала. Зося очень огорчилась. Это было серьезное препятствие. А она меня любила и гордилась мной. И вот придумала она прямо гениальную штуку. Она предложила мне влюбиться в ее брата. Брат ее гимназист, молодчина, совсем взрослый - ему скоро будет тринадцать. - Да ведь я же его никогда не видала! - Ничего. Я его тебе покажу в окно. Пансион у нас был очень строгий, вроде монастыря. В окошко смотреть было запрещено и считалось даже грехом. Но старшие девочки ухитрялись в четыре часа, когда из соседней гимназии мальчики шли домой, подбегать к окошку, конечно, поставив у дверей сигнальщика. Сигнальщик, одна из девочек по очереди, в случае опасности должна была петь «Аве Марию» Гуно. И вот на следующий же день прибежала за мной Зося и потащила к окну. - Смотри скорей! Вот они идут. Вот и он, Юрек. У меня сердце колотилось, так что даже в ушах звенело. - Который? Который? - Да вон этот, круглый! Смотрю - действительно один из мальчиков ужасно какой круглый - ну совсем яблоко. Мне как-то в первую минуту больно стало, что нужно любить такого круглого. А Зося говорит - «Ты согласна?» Ну что делать? Я говорю: - Да. А Зося обрадовалась. - Я, - говорит, - сегодня же вечером спрошу, согласен ли он в тебя влюбиться, потому что в нашем клубе требуется, чтобы любовь была взаимна. На другой день отзывает меня Зося в угол и рассказывает, как она предложила Юреку в меня влюбиться. Он сначала спросил Зосю: «А что я от тебя за это получу?» Но Зося ему объяснила, что это надо сделать совершенно даром, и рассказала ему про клуб. Тогда он спросил: «Это какая же Зу? Это та, что с абажуром на шее?» Поломался немножко, но, впрочем, в конце концов, согласился влюбиться. Мне было очень неприятно, что мой чудесный воротник, которому многие девочки завидовали, он назвал абажуром, но из-за такого пустяка разбивать и свое, и его сердце было бы глупо. Итак - начался роман. Каждый день в четыре часа я вместе с другими героинями бежала к окну и махала платком. На мое приветствие оборачивалось круглое лицо, и видно было, как оно вздыхает. Потом Зося принесла мне открытку, которую Юрек сам для меня нарисовал и раскрасил. Открытка очень взволновала меня, хотя на ней и были изображены просто-напросто гуси. Я даже спросила Зосю - почему именно гуси? Зося ответила, что это оттого, что они ему очень хорошо удаются. В ответ на гусей я послала ему стихи. Не совсем свежие - я их уже несколько месяцев писала в альбом подругам. Но они ведь от этого хуже не стали. Когда весною ландыши цветут, Мне мысли грустные идут, И вспоминаю я всегда О днях, когда была я молода. И вот дня через два передала мне Зося стихи от Юрека. Стихи были длинные. Тогда была мода на декадентов, и он, конечно, просто перекатал их из какого-нибудь журнала. Стихи были непонятные, и слова в них были совсем ужасные. Читала я, спрятавшись в умывалку, Зося стояла на часах. Я, как только прочла, так сейчас же разорвала бумагу на мелкие кусочки, кусочки закрутила катышем и выбросила в форточку. От стихов в голове стало совсем худо и даже страшно. Ухватила я только одну фразу, но и того было довольно, чтобы прийти в ужас. Фраза была: Я как больной сатана Влекусь к тебе! Больной сатана! Такой круглый и вдруг оказывается больной сатана! Это сочетание было такое страшное, что я схватила Зосю за шею и заревела. В четыре часа не пошла к окошку. Боялась взглянуть на больного сатану. Был у меня маленький медальончик, золотой с голубыми камешками. Вот я пробралась потихоньку в нашу часовенку и повесила этот медальончик Мадонне на руку. За больного сатану. Так и помолилась. «Спаси и помилуй больного сатану». Настроение у меня было ужасное. Чувствовала и понимала, что погрязла в грехе. Во-первых, смотрела в окно, что само по себе уже грех, во-вторых, влюбилась, что грех уже серьезный и необычайный и, наконец, этот ужас с больным сатаной. Такой страшный объект для любви! А тут как раз наступил пост и моя первая исповедь. У нас девочки всегда записывали на бумажке свои грехи, чтоб чего-нибудь не забыть. Грехи записывались свои, чужие - то есть те, которые знала да не донесла, а покрыла и, так сказать, сделалась как бы соучастнишей. Затем грехи обычные и, наконец, тяжкие. Я все записала, как другие, а в последний момент записочку-то и потеряла. Можете себе представить мое состояние? И без того-то в душе ужас, хаос, отчаяние, а тут еще грехи потеряла. А храм у нас был старый, черный, с колоннами. Черные огромные ангелы нагнулись и трубят в трубы. А в узкое узорное окно стучат дождевые капли и текут по стеклу слезами. И надо будет сказать старому строгому кюре о моем страшном грехе. И он не простит меня, ни за что не простит, и закачаются колонны, и затрубят черные ангелы, и рухнут своды. - Будь проклята, черная грешница! И вот я у окошечка. Рассказываю дрожащим голосом о том, как лгала, как украла у Галюси чудную новую резинку, маленькую, круглую. Потом вернула. Как люблю сладкое, как ленюсь. Ах, все это пустяки. Я не ребенок, я отлично понимаю, что сам кюре позавидовал бы такой резинке. Все это вздор и мелочи. Главное впереди. - У меня есть страшный грех. - Какой, деточка? Лечу в пропасть. Закрываю глаза. - Я влюблена. Он ничего, спокоен. - В кого же? Шепчу: - В Юрека. - Что же это за Юрек? - Он Зосин брат. Он очень взрослый. Ему скоро тринадцать. - Вот как! А где же ты с ним видишься? - А я совсем не вижусь. Я в окно. Он ничего, только брови поднял. - Вот, - говорит, - деточка, как нехорошо. Вам ведь запрещено в окошко смотреть. Надо слушаться. Я все жду, когда же он рассердится. А он говорит: - Ну вот, больше в окошко не смотри, а помолись Богу, чтобы Юрек был здоров и хорошо учился. Только и всего! И вдруг весь мой страшный грех показался мне таким пустяком, и вся история с Юреком такой ерундой, а сам Юрек смешным, круглым мальчиком. И вспомнились разные унизительные для героя штуки, которые рассказывала Зося и которые я инстинктивно пропускала мимо ушей. Как Юрек боится темной комнаты, и как ревел, когда был у дантиста, и как съедает по три тарелки макарон со сметаной. «Ну, думаю, дура я дура! И чего я так мучилась». На другой день побежала в четыре часа к окошку. Вижу - ждет. Я скорчила самую безобразную рожу, высунула язык, повернулась спиной и ушла. - Зося, - говорю. - Я твоему брату дала отставку. Пусть так и знает. На другой день приходит Зося в школу страшно расстроенная. - Ты, - говорит, - сама не знаешь, что ты наделала! Юрек говорит, что ты его оскорбила и что он, как дворянин, не перенесет позора. Я безумно испугалась. - Что же он сделает? - Не знаю. Но он в ужасном состоянии. Как быть? Неужели застрелится? Я надену длинное черное платье и всю жизнь буду бледна. А самое лучшее сейчас же пойти в монастырь и сделаться святой. Напишу ему прощальное письмо. В стихах. Он тогда стреляться не будет. Со святой взятки гладки. Стала сочинять. Средь ангелов на небе голубом Я помнить буду о тебе одном. Не успела я записать эти строки, как вдруг - цоп меня за плечо. Мадемуазель! Наша строгая классная дама. - Что ты там пишешь, дитя мое? Я крепко зажала бумажку в кулак. - Я тебя спрашиваю, что ты такое пишешь? Покажи мне. - Ни за что! Она поджала губы, раздула ноздри. - Почему? - Потому что это моя личная корреспонденция. Очевидно, я где-то слышала такое великолепное официальное выражение, оно у меня и выскочило - к моему собственному удивлению. - Ах, вот как! Она схватила меня за руку, я руку вырвала. Она поняла, что ей со мной не справиться. - Петр! Петр был сторож, звонил часы уроков, подметал классные комнаты. - Петр! Сюда! Возьмите у барышни записку, которая у нее в кулаке. Петр шмыгнул носом и решительно направился ко мне. Тут я гордо вскинула голову и швырнула смятую бумажку на пол: - С мужиком я драться не стану! Повернулась и вышла. Девочки разъехались. Меня на праздники не отпустили. Я наказана. И то еще хорошо. Собирались вообще выгнать из лицея за дерзкое поведение и безнравственное стихотворение. Я сидела у окна и писала сочинение, которое в наказание задала мне классная дама. Сочинение о весне. Праздничный благовест лился в окно. Пух цветущих деревьев летел и кружился в воздухе. Щебетали веселые птицы, и пахло водой, и медом, и молодой весенней землей. «Весна» - написала я. И крупная слеза капнула, и расплылось чернило моей «Весны». Я обвела кляксу кружочком и стала разрисовывать сиянием. И, не правда ли, она, эта моя весна, заслужила сияние? Ведь она у меня так и осталась в нимбе моей памяти, как видите - на всю жизнь. «Весна».

Балконную дверь только что выставили.

Клочки бурой ваты и кусочки замазки валяются на полу.

Лиза стоит на балконе, щурится на солнце и думает о Кате Потапович.

Вчера, за уроком географии, Катя рассказала ей о своем романе с кадетом Веселкиным. Катя целуется с Веселкиным, и еще у них что-то такое, о чем она в классе рассказать не может, а скажет потом, в воскресенье, после обеда, когда будет темно.

– А ты в кого влюблена? – спрашивала Катя.

– Я не могу тебе сказать этого сейчас, – ответила Лиза. – Я скажу тоже потом, в воскресенье.

Катя посмотрела на нее внимательно и крепко прижалась к ней.

Лиза схитрила. Но что же оставалось ей делать? Ведь не признаться же прямо, что у них в доме никаких мальчиков не бывает и что ей в голову не приходило влюбиться.

Это вышло бы очень неловко.

Может быть, сказать, что она тоже влюблена в кадета Веселкина? Но Катя знает, что она кадета никогда и в глаза не видала. Вот положение!

В рассказе, на самом деле, чувствуется приход весны. Из балконных дверей достали вату, свежий воздух наполняет комнаты, светло-тепло. И в воздухе этом что-то необычное. Даже Лиза (почти взрослая девушка, которой через несколько лет уже шестнадцать) чувствует волнение. Ей бы хотелось влюбиться, она ищет «объект» чувства.

Её подруга Катя уже не просто влюблена, а уже у неё даже роман с кадетом. Наверняка, он старше её! И они уже целовались, а ещё… Но подробности она расскажет только завтра. Вот Лиза и тоскует. А ещё Катя спросила, в кого влюблена Лизочка. Та не в кого! Но стесняется признаться. То есть в рассказе написано, что даже нет мальчишек рядом.

У нас вот тоже нет, то есть нет нормальных. Нельзя ведь влюбляться в непонятно кого…

Лиза даже думает влюбиться в жениха Кати. Хотя она его не видела толком, но слышала ведь о нём много хорошего. В итоге она не решается, чтоб не обидеть Катю. То есть это я так поняла. Нехорошо влюбляться в одного парня на двоих, ссоры будут, ревность.

Выискивает Лиза объект любви с балкона, но так никого и не находит. Тут заглянул друг брата. Какой-то весь непонятный, хилый. И она в него влюбляется! Не совсем верно, по-моему. Неподходящий кандидат!

Но он её похвалил (бантик), а она уже готова отдать сердце и руку. Совсем не логично: похвалил бант – похвалил её – влюблен – влюблена… Такая схема! И Лиза всё, кроме первого пункта, придумала.

Но это всё влияние вены, видимо. Там написано, что Лиза, хотя и некрасивая, в веснушках и с крысиной косой, но кажется себе неотразимой красавицей. Крутится перед зеркалом, хвастается. Даже грязная ленточка кажется ей красивой. Просто неадекватность какая-то!

Любовь в этом рассказе прямо в каждой строке. Любовь к противоположному полу, к себе… Но в этом я вижу иронию. Надеюсь, что с героини (и с героя самого – студента Егорова) сойдёт это опьянение.

Кстати, там ещё мне понравился эпизод, когда Катя рассказывала, что в неё влюблен Саша. Оказалось, что это мальчишка восьми (или двенадцати) лет. Лиза разочарована, её совсем не убеждает аргумент Кати, что мальчик из-за неё в воду бросался. Думаю, что, наверное кадет тоже не так уж хорош, как рассказывает та Катя.

Несколько интересных сочинений

  • Сочинение Уход за домашними животными

    В жизни почти каждый человек заводит домашнего питомца. И, конечно же, приведя в дом любимца, нужно понимать, что на тебе лежит огромная ответственность за него, ведь это живое существо.

  • Сочинение Новый год в моей семье (Как провел я новый год)

    Новый год это мой любимый семейный праздник. Вся наша дружная семья собирается вместе, папа, мама, бабушка и я. Готовиться к празднику мы начинаем заранее

  • Сочинение по картине Сатарова Мороз 8 класс

    На картине Михаила Сатарова "Мороз" мы видим изображение зимней поры в лесу. Заснеженные деревья и дороги говорят о том, что всю ночь шел снег, а сейчас царит спокойная погода.

  • Образ и характеристика Акимыча из рассказа Кукла Носова

    В рассказе «Кукла» повествование идёт о бывшем фронтовике. Акимыч – так зовут главного героя, был ранен в бою и тяжело контужен. Последствия контузии периодически сказывались на поведении героя

  • Каждый из нас давал в своей жизни обещание. Всем это знакомо. Но некоторые не знают о существовании такой поговорки как: Слово делом крепи.

Ехать по железной дороге всегда было интересно, а тут еще это странное приключение…

Началось так: тетя Женя задремала. Лиза достала книгу – стихотворения Алексея Толстого – и стала читать. Стихи Ал. Толстого она давно знала наизусть, но держать в руках эту книгу было само по себе очень приятно: зеленая с золотом, а на внутренней стороне переплета наклеена бумажка ведомства Императрицы Марии, свидетельствующая, что «книга сия дана ученице второго класса Елизавете Ермаковой в награду за хорошее поведение и отличные успехи».

Лиза раскрывала наугад страницы и читала.

А против нее сидел чернобородый господин, «старый, наверное лет сорока», и внимательно ее рассматривал.

Заметив это, Лиза смутилась, заправила волосы за уши. А господин стал смотреть на ноги. Тут уж наверное все обстояло благополучно – башмаки были новые. Чего же он смотрит?

Господин опять перевел глаза на ее лицо, чуть-чуть улыбнулся, покосился на тетю Женю, снова улыбнулся и шепнул:

– Какая прелесть!

Тут Лиза поняла: он влюбился.

И сейчас же инстинкт, заложенный в каждом женском естестве, даже в таком, пятнадцатилетнем, потребовал: «Влюблен – доканать его окончательно!»

И, скромно опустив глаза, Лиза развернула книгу так, чтобы он мог видеть похвальный лист. Пусть поймет, с кем имеет дело.

Подняла глаза: а он даже и не смотрит. Не понимает, очевидно, что это за лист наклеен.

Повернула книгу совсем боком. Будто рассматривает корешок. Теперь уж и дурак сообразит, что недаром здесь казенная печать и всякие подписи…

Какой странный! Никакого внимания. Смотрит на шею, на ноги. Или близорукий?

Подвинула книгу на коленях к нему поближе.

Тетка проснулась, вытянулась вверх, как змея, и водит глазами с Лизы на бородача и обратно. И щеки у нее трясутся.

Лиза подняла брови удивленно и обиженно. Пересела.