Савин, николай герасимович. Великие авантюристы. Николай Савин

(1937-05-13 ) (82 года) К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Никола́й Гера́симович Са́вин (корнет Савин ; 1855-1937) - русский преступник-авантюрист из дворянского рода Савиных . Достоверных сведений о биографии нет, так как жизнеописание придумал сам Савин, с его же слов очерки о нём написали Юрий Галич и Владимир Крымов .

Биография

Родился 11 января 1855 года (по другим данным - в 1854 году) в имении Серединском Боровского уезда Калужской губернии в семье отставного поручика Герасима Сергеевича Савина. Обучался в Катковском лицее в Москве (откуда позже бежал после наказания розгами), затем поступил в Петербургский Александровский лицей (но был исключён и оттуда). Поступил юнкером в конную гвардию и с головой окунулся в разгульную жизнь. После ряда скандалов был переведён в Гродненский гусарский полк .

В 1874 году в Санкт-Петербурге 19-летний Савин служил корнетом в Отдельном гвардейском корпусе отдельного полка. В этом же году 24-летняя американская танцовщица и авантюристка Фанни Лир , возлюбленная 24-летнего Великого князя Николая Константиновича , 32-летний личный адъютант Великого князя Евгений Петрович Варпаховский и Савин оказались замешаны в истории с кражей в Мраморном дворце бриллиантов из оклада иконы, которая висела в спальне Великий княгини Александры Иосифовны . При этом сам корнет Савин ни в одном официальном протоколе допроса о краже бриллиантов никогда не значился, однако считается, что Савин был любовником Фанни Лир. В результате расследования сочтено, что кражу совершил Великий князь ради дорогих подарков для Фанни Лир, и в итоге она была выдворена из России, а Николай Константинович признан душевнобольным и выслан из столицы.

В 1877 году в Болгарии во время Русско-турецкой войны Савин воевал добровольцем в 9-м армейском корпусе под командованием генерал-лейтенанта барона Кридинера , был ранен под Плевной .

После смерти в Ницце от туберкулёза 7 мая 1886 года Фанни Лир, Савин оставался якобы единственным «свидетелем» воровства бриллиантов и он только один, якобы знает точную причину их воровства. В это время он жил в Париже, и заявлял, что является «жертвой российского царского режима», пытался зарабатывать на том, что посвящён в тайны российского императорского двора. Одной из легенд был «революционный заговор» во главе с Великим князем Николаем Константиновичем, а деньги от продажи бриллиантов должны были пойти на дело свержения Александра II , фигурировала даже версия, что Великий князь лично передавал революционерке Софье Перовской . Свою роль Савин описывал как личного адъютанта Николая Константиновича и «личного поставщика проституток», при этом адъютант Евгений Варпаховский - по его версии, вообще случайный человек на территории Мраморного дворца.

В 1886-1890 годы, живя в Европе, занимался поставкой русских лошадей для итальянской армии. Представленный им план поставок был одобрен военным министерством Италии. Поначалу лошади поступали исправно, затем же поставщик исчез, присвоив крупную сумму.

В 1891 году в Москве в Московском окружном суде присяжные заседатели признали бывшего корнета Савина виновным в ранее совершенных четырёх крупных мошенничествах, и он был осужден на ссылку в Томскую губернию в село Кетское на берегу реки Оби. Но вскоре бежал из этой ссылки в Кёнигсберг , а оттуда в Европу.

В 1891-1898 годы жил в США под фамилией «Граф Николай Герасимович де Тулуз-Лотрек Савин», получил американское гражданство и стал офицером американской армии. В 1898 году в качестве военнослужащего американского экспедиционного корпуса прибыл в Испанию.

В 1900-е годы написал книгу «От Петра Великого до Николая ничтожного».

В 1909 году в марте в Антверпене в Бельгии состоялся суд над Николаем Савиным, который обвинялся в финансовых аферах. Суд приговорил его к тюремному заключению на 8 месяцев и к штрафу в 700 франков.

В 1911 году в Болгарии предстал перед султаном Абдул-Гамидом в качестве будущего кандидата на болгарский трон - он представился «Великим князем Константином Николаевичем». Но эта авантюра провалилась, его узнал парикмахер, ранее служивший в Петербурге и знавший его в лицо. На следующий день он был задержан и экстрадирован в Россию. 5 марта 1911 года доставлен под арестом в Санкт-Петербург, за книгу «От Петра Великого до Николая ничтожного» и за самозванство приговорён к вечной ссылке в Нижнеудинск Иркутской губернии.

После Февральской революции 1917 года освобождён, как считается, своим близким другом Александром Керенским , и, по одной из легенд, направлен как «офицер конной армии» в Японию, где должен был сообщить секретный план Временного правительства для помощи в завершении войны с Германией.

В марте 1918 года жил в Осаке как представитель русско-японской фирмы «Такай и Ко», пытался склонить Японию начать военные действий на Дальнем Востоке, чтобы сломить большевистскую власть; в том же году в Иокогаме в «Ориент отеле» встретился с писателем Владимиром Крымовым . В том же 1918 году перебрался в Шанхай , где позднее с ним встретился писатель Юрий Галич , написавший о нём очерк «Русский Рокамболь».

Скончался в 1937 году от цирроза печени в Шанхае в нищете.

В литературе

• Савину посвящён рассказ Гиляровского «Корнет Савин» (1912).
• Савин упоминается Остапом Бендером в романе «Золотой телёнок » как выдающийся аферист:

Возьмём, наконец, корнета Савина. Аферист выдающийся. Как говорится, негде пробы ставить. А что сделал бы он? Приехал бы к Корейко на квартиру под видом болгарского царя, наскандалил бы в домоуправлении и испортил бы всё дело.

• Является прототипом главного персонажа детективного романа Бориса Акунина «Пиковый валет» . Героя зовут Митенька Саввин, его планы относительно будущего в романе являются реальными «подвигами» корнета Савина.

Напишите отзыв о статье "Савин, Николай Герасимович"

Ссылки

• www.youtube.com/watch?v=MkAA6qccx7M

Отрывок, характеризующий Савин, Николай Герасимович

– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.

Николай Герасимович Савин.

Николай Герасимович Савин.

Более 30 лет имя корнета Савина не сходило со страниц русских, европейских и даже американских газет. О его похождениях в восторженных тонах рассказывали истории в светских салонах, о нем слагали анекдоты.

Детство и армейская юность.

Дата рождения Николая Савина неизвестна, но приходится, примерно, на середину XIX века. Его отец Герасим Савин был зажиточным помещиком Калужской губернии. Он дал сыну хорошее образование, всячески баловал его. Отец надеялся, что Коля станет достойным продолжателем их рода. Как и многие другие юноши дворянского сословия, Николай Савин поступил на службу в армию. В 20 лет он стал корнетом гвардейского кавалерийского полка. В это время он вёл до такой степени разгульную жизнь, что на неё не хватало даже солидной материальной поддержки отца. Чтобы раздобыть ещё денег, Савин ввязался в какую-то аферу. Результат предприятия был крайне плачевным: из армии Николаю пришлось уйти, а его отец, не выдержав позора, скончался.

Получив наследство, Савин стал владельцем довольно крупного состояния, в которое входили и нескольких имений. Почти все оставленные отцом деньги Николай тратил на женщин. Одни фаворитки молодого наследника получали в подарок экипажи с лошадьми, другие — прелестные дачи с садами, третьи — большие дома в городах. Не удивительно, оставленные отцом сбережения довольно скоро закончились. И тогда Савин вновь решил поступить на военную службу. Но в офицерской должности ему было отказано, и Николай записался добровольцем в корпус генерала Криденера. В бою Савин всегда был на передовой и скоро получил тяжелое ранение в руку, а потому был вынужден оставить действующую армию.

Вернувшись из Болгарии в чине корнета лейб-гвардии Гродненского гусарского полка, он стал адъютантом великого князя Николая Константиновича. Но вновь он оказался замешанным в скандале. Савина поймали на краже драгоценных риз из спальни великой княгини Александры Иосифовны. Николай сказал, что сделал это по поручению великого князя, которому понадобились деньги, чтобы ублажить некую английскую танцовщицу. Это дело, так как в нём фигурировала столь высокопоставленная особа, замяли, но гусарский полк Николаю Герасимовичу всё же пришлось покинуть.

За границей.

Природа наделила Савина выдающимися способностями. Его острый ум позволял находить самые неожиданные выходы из любых проблем, особенно если они были связаны с финансами. Это был удивительно смелый человек, который не терял самообладания даже в крайне опасных ситуациях. Савин был остроумным рассказчиком и душой любого общества, чему немало способствовали его высокая эрудиция, отличное образование и знание европейских языков. Талантлив Николай был и в сфере мошенничества. За границей свои способности по облапошиванию людей он показал во всей их красе и разнообразии. Всюду, где оказывался Николай, он выдавал себя за богатого и знатного господина, что у него получалось блестяще.

Сан-Франциско Савин посетил под именем графа де Тулуз-Лотрека. Сняв самые роскошные апартаменты в гостинице, он принялся раздавать интервью журналистам, что якобы русское правительство поручило ему разместить в Калифорнии крупные заказы для строительства Транссибирской магистрали. Виднейшие американские промышленники и финансисты поверили в эту легенду и начали наперебой зазывать к себе графа. Тот не отказывал никому, попутно принимая солидные авансы за содействие в размещении заказов. А, собрав крупную сумму денег, быстренько уехал в Европу.

Афера с лошадьми.

Но, пожалуй, самой известной и крупной аферой Савина стала поставка лошадей для итальянской армии. Однажды Савину попалось в руки газетное сообщение о необходимости обновления конного парка итальянской армии. Он решил использовать эту ситуацию с выгодой для себя и довольно скоро он уже стоял перед итальянским правительством в роли богатого владельца крупного конезавода и предлагал свои услуги по поставке лошадей для кавалерии и артиллерии. Документы, представленные Савиным с предложениями по обновлению конного парка, были рассмотрены Особой комиссией при военном министерстве в Риме и одобрены. Король распорядился назначить Николая Герасимовича официальным поставщиком итальянской армии. А затем «поставщик» просто забрал весьма значительную сумму, выделенную ему на закупку лошадей, и исчез из Италии.

Неудачная попытка стать королем.

Следующей остановкой Савина стала София, куда он прибыл в качестве «великого князя Константина Николаевича». Осчастливленные столь значительным визитом министры предложили «великому князю» в благодарность за хлопоты возвести его на трон, свободный на тот момент. Но счастливая возможность стать королем Болгарии, не состоялась из-за пустяка. Прибывший к «князю» лучший болгарский парикмахер когда-то имел честь подстригать в Петербурге настоящего великого князя Константина Николаевича, а потому сразу понял, что перед ним самозванец. Савину удалось уехать за полчаса до того, как полиция явилась в гостиницу с разрешением на его арест.

Аферы в казино.

После этого Савин уже не пытался обманывать министров и промышлял более мелкими аферами. Впрочем, и те были не лишены блеска. Например, чего стоит его афёра с казино в Монте-Карло. Как─то Савин зашёл в казино, побродил некоторое время по залам казино, а затем направился в администрацию заведения с требованием виатика — ссуды на отъезд, которая выдавалась вконец проигравшемуся игроку. Правда, человек, который получал виатик, не имел права до его погашения приходить в казино.

Однако Савина это правило не остановило, и скоро он появился здесь вновь. Благодаря изменённым причёске и одежде, Савин не был узнан и свободно прошёл в заведение. Затем, стоя у рулетки, Савин негромко выругался по-русски. Крупье, естественно, ничего не понял. Когда шарик несколько раз обежал по кругу и остановился на числе 17, Савин ликующе воскликнул: «Я выиграл!» Крупье попытался возразить, что он не понял, что сказал русский игрок, а значит, этот выигрыш не может быть защитан. Савин же настаивал, что поставил именно на выигравшее число. Поднялся шум, и инспекторы казино бросились успокаивать скандального посетителя. Это удалось лишь после того, как «граф» получил свой выигрыш — 720 франков. После этого он удовлетворённо покинул игорное заведение.

Спустя месяц, Николай Герасимович вновь посетил казино в Монте-Карло. И вновь попал в зал при помощи обмана. Правда, Савина довольно быстро узнали и попросили покинуть помещение. На это аферист заявил, что уходить он вовсе не хочет, а если на этом будут настаивать, то он устроит скандал. Успокоить назойливого посетителя удалось только некоторой суммой денег. После чего Савин всё же оставил заведение в покое.

С годами добывать деньги мошенничеством Савину становилось все труднее. Нередко он работал только для того, чтобы добыть еду. Так, к примеру, он приходил в ресторан, заказывал роскошный обед, съедал его, а в десерт подкладывал принесенного с собой засахаренного таракана. Обычно метрдотели во избежание скандала не требовали с посетителя платы за обед, а лишь с извинениями провожали его.

В пору безденежья Савин использовал всевозможные ухищрения, чтобы раздобыть себе даже пару обуви. Он заказывал у двух сапожников обувь одного фасона и цвета. Потом приходил к первому сапожнику брал правый ботинок, а левый оставлял доработать (к примеру, из-за того, что жмёт). А у второго сапожника он, соответственно, брал только левый ботинок.

Последние годы своей жизни Савин провел в Шанхае. Уже дряхлым стариком он всё же оставался верен своему призванию и не ленился навязывать иностранцам «старинные манускрипты», собирать деньги на издание какой-то газеты. А с каждым годом у него появлялось всё больше новых титулов и орденов. Скончался авантюрист в 1937 году.

Казанова, граф Сен-Жермен, Калиостро, Мага-Хари - имена этих авантюристов у всех на слуху. А вот имя Николая Савина многим ничего не скажет. Однако именно он - гениальный изобретатель множества классических афер, которыми пользовались в лихие 1990-е российские мошенники, даже не догадываясь, что их автор - корнет Савин.

«Родился я в 1854 году в Канаде. Крещен в России 11 января 1855 года. Родители мои - гвардии поручик из потомственных дворян Герасим Савин, а мать Фанни Савина, урожденная графиня де Тулуз-Лотрек». Так начинает свои мемуары международный авантюрист Николай Герасимович Савин. Что в них правда, а что вымысел, трудно сказать, но зная, как виртуозно аферист дурачил окружающих, можно предположить, что в собственную биографию он изрядно напустил тумана.

Продолжение следует...

По словам самого Савина, его юность прошла в среде «золотой молодежи». Сын богатого помещика, он ни в чем не знал отказа. В 20 лет поступил корнетом в кавалерийский полк - и началась разгульная жизнь! Кутежи, карточные партии, попойки, женщины легкого поведения - все требовало немалых средств. Отец долго потакал прихотям обожаемого отпрыска, пока не поиздержался. После скоропостижной смерти родителя Николай получил наследство, от которого вскоре остались рожки да ножки. От долговой ямы Савин бежал... на войну. В бою на севере Болгарии получил тяжелое ранение руки и вынужден был вернуться на родину. Без копейки за душой наш герой появился в Петербурге, где поступил в караульную службу Зимнего дворца.

КАК АМЕРИКАНЕЦ ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ КУПИЛ

Однажды к Савину, дослужившемуся до чина начальника караульной службы, подошел американец и на ломаном русском изъявил желание купить Зимний дворец, разобрать его на части и вывезти на родину. Савин не будь дурак прикинулся владельцем дворца и начал торговаться. Наконец стороны ударили по рукам, и Савин взялся готовить «документы» на продажу дворца. На бумаге с гербовой печатью написал расписку, к ней приложил связку ключей. Знакомый нотариус помог оформить «сделку», в результате которой Савин получил чемодан долларов. Когда новый «хозяин» явился в Зимний дворец и предъявил купчую, над ним только посмеялись. Корнету Савину этот розыгрыш сошел с рук: надуть иностранца - святое дело! Но вот следующая шутка уже никому не показалась безобидной.

ДРАГОЦЕННОСТИ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА

Из спальни великой княгини Александры Иосифовны, супруги великого князя Константина, пропали бриллианты с ризы иконы, подаренной ей свекром, Николаем I. На кругленькую сумму - полмиллиона рублей. Вскоре был обнаружен вор - адъютант великого князя Николая Константиновича (сына княгини Александры и князя Константина), корнет лейб-гвардии Гродненского гусарского полка Савин. На допросе подозреваемый сообщил, что действовал по указке молодого князя Николая. Последний тратил кучу денег на американскую танцовщицу Хетти Эйли, задаривал ее дорогими подарками и, кажется, был готов вести под венец.

Расследование велось в строжайшей тайне, но скандальные подробности стали достоянием общественности. Дабы не порочить царское имя, великого князя объявили душевнобольным и выслали для «лечения» в Ташкент, а Савина исключили из полка.

НАСЛЕДИЛ И В АМЕРИКЕ

Вскоре отставной корнет объявился во Франции. Громкий скандал он обратил себе во благо, заявив парижанам, что вырученные деньги планировал потратить вовсе не на капризы взбалмошной иностранки, а исключительно на правое дело. Ведь («Разве вы не знаете?» - округлял он глаза) великий князь Николай состоял в партии социал-революционеров и готовил государственный переворот. Прослышав об этом, парижские репортеры в очередь выстраивались, желая взять интервью у «политэмигранта». Какое-то время Савин пребывал героем и почивал на лаврах. Доверчивые парижане без раздумий давали ему в долг, и он жил в свое удовольствие. Но как только на пороге объявился первый кредитор, Савин сбежал в Америку - в Сан-Франциско. Там новоявленный граф Тулуз-Лотрек (французский художник прославит эту фамилию позже) снял роскошный номер в дорогом отеле. В его голове уже созрел новый гениальный план: якобы русское правительство поручило разместить в Америке крупные заказы для строительства Транссибирской магистрали. Оставалось только пустить слух. Вскоре в его номере толпились виднейшие американские промышленники. Граф благосклонно принимал авансы за посредничество, пока в один прекрасный день не испарился. Полиция с ног сбилась, но Тулуз-Лотрек был уже по другую сторону Атлантики.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ РУССКОГО В ИТАЛИИ

Савин прибыл в Италию. Из газет он узнал, что конный парк итальянской армии сильно устарел и требует обновления. Очередной дерзкий план не заставил себя долго ждать. Савин быстро завел нужные знакомства и, представившись коннозаводчиком, предложил итальянцам на выгодных для них условиях поставлять орловских рысаков. «Макаронники» пришли в восторг. «Коннозаводчику» выделили огромные средства на закупку лошадей. Савин получил денежки и был таков. Полиция искала его по всей Европе, а отставной корнет махнул в Болгарию.

В ДВУХ ШАГАХ ОТ ТРОНА

Поселяясь в софийскую гостиницу, Савин представился «великим князем Константином Николаевичем». Известие о приезде высокого гостя быстро разнеслось по столице. В холл отеля потянулись приветственные делегации. Русский посол в Болгарии, лично знавший венценосную особу, некстати заболел, и вывести самозванца на чистую воду было некому. Недолго думая, Савин предложил чиновникам посредничество - взять заем во Франции под свое имя. У тех загорелись глаза - финансы Болгарии пели романсы. На радостях Савину пообещали болгарский трон. Корнет обомлел от такой перспективы. Еще чуть-чуть, и он станет королем! Но вдруг все сорвалось. В отель пригласили цирюльника, который раньше обслуживал Константина Николаевича. Обман раскрылся, и Савину вновь пришлось спасаться бегством.

ПО ЛЕЗВИЮ НОЖА

Многие люди, хорошо знавшие Савина, указывали на одну удивительную его черту. Миллион раз в его руках оказывались огромные средства. Чего стоило положить деньги в банк и жить припеваючи?! Но спокойная жизнь ему претила. Вечный скиталец, он нигде и никогда не имел постоянного пристанища, но это его мало беспокоило. Наверняка он понимал, что рано или поздно кривая дорожка может завести его в тюрьму, но Николай Герасимович никогда не отказывался от излюбленного «ремесла». В 1916 году его действительно арестовали в Харбине и отправили на поселение в Нижнеудинск, откуда он сбежал в Маньчжурию.

Свои дни Савин доживал в Шанхае. В совершенстве владея пятью языками, знакомился в порту с моряками, представляясь их соотечественником. Каждому новому человеку он рассказывал одну и ту же душещипательную историю: родные предали, китайцы украли последнее... Все подавали по мере возможности, а в портовых заведениях ему наливали стакан водки за двух приведенных иностранцев. Савин умер в 1937 году.

Более 30 лет имя корнета Савина не сходило со столбцов русских, европейских и даже американских газет, помещавших самые невероятные его авантюры.

То корнет Савин открывает новый Клондайк на несуществующем острове и ухитряется реализовать фальшивые акции, то является претендентом на болгарский престол и принимается султаном на Селямлике, то совершает ряд смелых побегов из европейских тюрем или выскакивает под Тамбовом из окна вагона скорого поезда на полном ходу... Одно невероятнее другого - и без конца, без конца... Знаменитые авантюристы прошлых веков - Казанова, Калиостро и другие, чьими мемуарами зачитывается до сих пор весь свет, перед корнетом Савиным, выражаясь словами Расплюева:

Мальчишки и щенки!

Более 25 лет Савин состоял бессменным обитателем тюрьмы, время от времени прерывая свое сидение за решетками смелыми побегами, появляясь снова то в России, то за границей, чтобы блеснуть на газетных столбцах то в телеграммах, то в уголовной хронике своим именем.

Последний раз в Москве он был летом 1911 года, прибыв сюда ни более, ни менее, как из нарымской тундры, совершив побег через бесконечную сибирскую тайгу, несмотря на свои 56 лет.

Явился в Москву прилично одетым, с ручным багажом и прямо, по старой привычке, отправился в одну из лучших гостиниц, Лоскутную, где занял хороший номер, спросил книгу для приезжающих и преважно расчеркнулся:

Граф де Тулуз-Лотрек из Нового Орлеана. А паспорта, расписавшись, не дал.

Входит управляющий, почтенный старик, занимающий место десятки лет.

Пожалуйте, ваше сиятельство, паспорт. Ноне строго... Того и гляди за непрописку на 500 рублей оштрафуют.

Во-первых, паспорт - это предрассудки, когда я сам налицо!

Так-то оно так, а все-таки без паспорта никак не возможно.

Да ты меня, Миша, не узнаешь, что ли? Управляющий вглядывается, старается припомнить.

Лицо знакомое-с... Никак Николай Герасимович!..

Ну, вот и узнал. А если надо уж непременно прописать паспорт, - вот тебе и паспорта! Выбирай любой и прописывай.

Савин вынул из саквояжа десяток подложных паспортов на всякие звания и выкинул на стол. Управляющий посмотрел и обезумел.

Все фальшивые-с?

Не беспокойся, пропишут... Вон их сколько прописанных...

В конце концов управляющий дал денег на расходы Савину и выпроводил его после дружеской беседы и воспоминаний доброго старого времени, когда Савин проживал в этой гостинице тысячи.

Я познакомился с Савиным в самом начале 80-х годов.

На Б. Дмитровке тогда существовал д. Муравьева, где прежде помещался лицей Каткова, "Салон де-Варьетэ", родоначальник "Омонов", "Максимов" и других "шато-кабаков", разросшихся в Москве с легкой руки Егора Кузнецова, много лет содержавшего "Салошку" и нажившего большой капитал.

Здесь шли разгульные ночи с хорами и оркестрами. Особенно переполнялись залы и кабинеты накануне праздников чуть не с 8 часов вечера, так как публике деваться было некуда - драматические спектакли тогда были под праздник запрещены, а "Салошка" торговала всю ночь напролет. Под праздник здесь было то, что называется "дым коромыслом". Были излюбленные гости из кутящего купечества, которые пропивали в вечер тысячи и дебоширили вплоть до устройства ванн из шампанского, в которых купали певиц в отдельных кабинетах.

Конечно, эти кутилы, расплатившись тысячами за такую ванну, выйдя из "Салошки", выторговывали у извозчика пятиалтынный и потом долгое время наверстывали расходы, расплачиваясь досрочными купонами и сериями, обрезанными за два года вперед.

Но в "Салошке" они не жалели бросать денег в пьяном угаре и щедро одаривали прислугу и распорядителей.

Некоторые дарили часы, перстни, деньги, а один, парчовый фабрикант с Никольской, так товаром отблагодарил ловкого распорядителя, которого звали, кажется, если не ошибаюсь за давностью времени, Алексей Васильевич. Это был небольшой, полненький человечек, чрезвычайно юркий, услужливый, знающий толк и в людях и в винах.

Вот через него-то я и познакомился с корнетом Савиным.

В один прекрасный вечер мы сидели в "Салошке" дружной компанией за веселым ужином. Некоторые из моих собеседников живы, а многих уже нет, в том числе и известного любимца Москвы актера Градова-Соколова.

Перед нами стоял Алексей Васильевич, метрдотель, которому мы заказывали ужин. На нем был надет под фраком необыкновенный жилет из золотой парчи, на который из нас никто не обратил внимания до тех пор, пока не остановился перед нашим столом красавец мужчина, одетый по последней моде, и не хлопнул распорядителя по животу.

Это что надел, чудище? Что это за жилет?

А, Николай Герасимович! Ты один? Если один, - садись с нами!.. Позволь познакомить.

И Градов-Соколов представил нам подошедшего:

Мой приятель, помещик, Николай Герасимович Савин.

Сел - и снова к распорядителю:

Что это за мода? Откуда такой жилет?

В ту субботу подарил один наш постоянный гость, фабрикант. Целый год обещал все подарок сделать и в субботу приходит с дамами в кабинет, призывает меня, подает мне сверток и говорит:

А вот тебе, Алеша, от меня самый дорогой подарок, лучше нет, - двести рублей стоит!

Развертываю, смотрю - парча.

Как, для чего? - вскипятился.

На покров, коли умрешь. Бери и кланяйся!

Взял я парчу, принес домой, отрезал на жилет и заказал портному. Не правда ли, красиво?

А знаешь, недурно! Вот я поеду в Париж и введу в моду парчовые жилеты! - сказал Савин.

Не знаю, удалось ли ему когда-нибудь ввести эту моду, но в этот вечер он положительно очаровал нашу компанию блестким остроумием и интересными рассказами о жизни. Иногда он поднимал руки кверху, обводил глазами стены и говорил:

Alma mater! Это моя alma mater!!

Это вы про что?

Вот про эти самые стены! Это моя alma mater! Здесь я нашел свою судьбу!..

На все дальнейшие вопросы он не отвечал, переводил разговор на другое, и только спустя почти тридцать лет я узнал из рукописного дневника Савина, почему он называл стены "Салошки" alma mater. Здесь помещался Катковский лицей, где учился Савин!

Первая глава дневника его начинается с того, о чем он так упорно тогда молчал, не желая объяснить, почему он называл "Салон де-Варьетэ" своей alma mater: в ней описывается лицей Каткова, аристократическое учебное заведение с правом университета.

Наш ужин закончился к утру, но около полуночи Градов-Соколов ослабел настолько после шампанского, что Савин проводил его до дому, в его излюбленную Бучумовку, на углу Столешникова переулка, а затем вернулся к нам кончать продолжение ужина.

С тех пор я больше не видался с Савиным.

Прошло несколько лет.

Я работал в "Русских ведомостях" и через редакцию получил письмо, адресованное на мое имя. Это письмо хранится у меня до сего времени.

В этом письме Н.Г. Савин сообщает мне, что он закончил большой литературный труд "Исповедь корнета", в котором описал свою жизнь и приключения. Савин просил меня в письме просмотреть его работу, проредактировать и начать печатанием или в газете или отдельным изданием.

Самой рукописи не прислал.

Письмо заканчивается следующими строками:

"Я вас могу принять ежедневно от часа до трех дня у себя. Сам же не могу явиться к вам, к моему глубочайшему сожалению, потому, что содержусь в тюремном замке, в Каменщиках. Итак, жду вас у себя. Ваш Покорный слуга Николай Савин".

Тут он приложил оглавление своей исповеди в трех частях: первая часть - Бурная молодость, вторая - Травля по Европе и третья - Инквизиция XIX века.

Это, мне помнится, было в 1888 году, во время моего отсутствия из Москвы, а когда я получил письмо, лежавшее месяца три в редакции, - Савина в Москве уже не было. Я очень жалел, что не воспользовался этим материалом, но счастливый случай через 25 лет привел этот материал опять ко мне в руки.

Почти через 30 лет после встречи в "Салоне де-Варьетэ" у меня началась переписка с Савиным.

Савин бежал из Нарымского края, преважно разгуливал в Москве, явился в свое бывшее калужское имение и, наконец, кажется, в г. Боровске был арестован и препровожден в Томск, где и судился окружным судом, а оттуда был переслан в Эстляндию этапным порядком, снова судился в Митаве по новому какому-то делу.

Он пересылался через Москву, и мне кто-то из знакомых сказал, что видел Савина на вокзале, откуда препровождали его в московскую пересыльную тюрьму, что он выглядит больным, плохо одет и, по-видимому, очень нуждается.

Я тогда послал ему немного денег и письмо, в котором напомнил о нашей встрече 30 лет назад.

Савин мне прислал милое письмо, благодарил меня за память. Я ответил, опять послал денег, и началась интересная переписка. Конечно, письма от него приходили ко мне с разрешения прокурорского надзора и тюремных властей, но письма были весьма любопытные и подробные. Савина пересылали судиться то в города Европейской России, то опять в Сибирь, и я получал от него письма из разных тюрем. А когда кончатся суды над ним за разные преступления по совокупности, это неизвестно было. Но он 25 лет сидел по всевозможным тюрьмам.

И бродяжная жизнь, и вечный арест, и тревоги отозвались на здоровье Савина. Он постарел, выдержал в тюрьме операцию, и, кажется, наступил конец его побегам и авантюрам.

Его последние письма все-таки были необыкновенно интересны, хотя отзывались повышенной нервностью, в чем нет ничего удивительного: такую жизнь не всякий организм выдержит!

Иногда он заговаривался и уже серьезно утверждал, что он граф де Тулуз, и доказывал это в огромном письме, которое я получил как-то осенью. Это кусочки его автобиографии.

Вот что он писал:

"Родился я в 1854 году в Канаде. Крещен в России, в Благовещенской, села Сердинского, церкви 11 января 1855 года. Родители мои - гвардии поручик из потомственных дворян Герасим Савин, а мать Фанни Савина, урожденная графиня де Тулуз-Лотрек. Я усыновлен дядей со стороны матери гр. де Тулуз-Лотрек актом, совершенным в декабре 1895 года в г. Сиятеле, в штате Вашингтон. Эмигрировал в Америку в декабре 1893 года, приехав на пароходе "Аладин" из Владивостока в порт Виктория.

Ввиду усыновления меня я законно ношу имя и титул, присоединив их к моей древней дворянской фамилии - Савина.

27 апреля 1898 года постановлением чикагского суда я натурализован гражданином Соединенных Штатов под этой двойной фамилией. Затем, 15 августа 1899 года я женился в Лондоне на англичанке, уроженке Канады, мисс Мэри Вэрвут, после чего и жил в Канаде, где 12 января 1901 года у нас родилась дочь, после чего я перешел в английское подданство в 1902 году".

В конце 1902 года Савин вновь явился в России и был арестован в Козлове, и тогда в газетах появилось известие, что "Савин умер". На самом же деле он был отправлен в Сибирь пешком по зимнему этапу, бежал на Амур, перебрался на знаменитую китайскую Желтугу и был главарем 7.000 бродяг всех народов, которые и основали Желтугинскую республику, впоследствии разогнанную войсками. Далее в этом письме, автобиографии последних лет, Савин рассказывал ряд приключений и приводил родословную графа де Тулуз-Лотрека и заканчивал последними днями своей жизни, когда его судили уже по обвинению в политических преступлениях.

Перечисляя свои сочинения, он заключал свое письмо ко мне просьбой печатать его рукописи.

Передо мной ряд собственноручных тетрадей Савина, рассказывающего свою удивительную жизнь с самого детства. Первые тетради писаны им в тюрьме еще в его молодости, в конце 80-х годов, когда все им чувствовалось горячо, рассказывалось страстно. И где он не был? Кого не видал? От высшего общества, где он был своим, и до каторжных тюрем и бродяжных шаек, где он был главарем.

Свои записки он ведет с самой юности, постепенно переходя от лицейских дортуаров через жизнь блестящего гвардейца, вращавшегося в высших кругах столиц, да каторжного арестанта...

И только прочитав подробно с самого начала эти записки, можно понять всю богатую одаренность этого человека, не применившего к жизни свою энергию и свои таланты.

Интересно в них описана среда, в которой вращался Савин. Здесь и высшее общество столиц, кутилы и прожигатели жизни Петербурга и Варшавы, гвардейцы, дамы полусвета, театр Берга и его завсегдатаи... Далее заграничные приключения, суды, тюрьмы.

Не раз в жизни улыбалось Савину счастье, и счастье необыкновенное, но никогда он, в силу стечения обстоятельств, не мог им воспользоваться.

Разве это неудивительно: Савин под именем графа Тулуз-Лотрека был вероятнейшим кандидатом на болгарский престол после изгнания Батенберга.

И это могло быть, почти что совершилось, но случайная встреча в ресторане в Константинополе уже после представления Савина султану на Селямлике разрушила все замыслы его.

Кандидатуре на болгарский престол Савин в своих записках посвящает несколько глав, в которых прекрасно описана Болгария стамбуловских времен.

Из этого ряда глав я позволю себе сделать небольшое извлечение, опять-таки характеризующее Савина.

Он явился в Болгарию под именем гр. Николая де Тулуз-Лотрека и предложил нуждавшемуся в деньгах Стамбулову сделать государственный заем у крупных парижских банкиров, представителем которых он назвался, предъявив, конечно, фальшивые доверенности и другие документы.

Предложение это, которому Стамбулов обрадовался, ввело Савина в круг министров, где он занял почетное положение, кончившееся тем, что в один прекрасный день между Стамбуловым и им вышел такой разговор:

Нам необходимо выставить своего кандидата и, во всяком случае, провалить на выборах в Тырнове невыгодного для нас князя Мингрельского. У нас кандидат уже намечен и утвержден нами.

Кто же он? - спрашиваю я.

Вы, граф! И я приехал просить вашего благосклонного согласия.

Удар грома из безоблачного неба не ошеломил бы меня так, как слова регента. Я думал сначала, что это шутка, но по выражению лица Стамбулова я убедился, что предложение его обдумано.

А вы, кажется, удивлены, граф? Но я говорю серьезно, строго обдумано и приехал к вам не как знакомый, а как первый министр Болгарии после обсуждения всего с моими коллегами. Поверьте, что ничего удивительного в моем предложении нет. Почему вы, граф де Тулуз-Лотрек, чей род состоит в родстве с Бурбонами, не можете быть кандидатом на болгарский престол?.. Скажите, чем какой-нибудь Батенберг или князь Мингрельский достойнее вас, потомка владетельных князей Франции? Мы все это обсудили и просим вас.

И Савин на другой день дал свое согласие. Все это постановлено хранить в тайне до тырновских выборов, где народное собрание сделало бы все, что предложит Стамбулов, а затем, когда выборы состоятся, ничего бы не было страшного.

И через неделю Савин уже ехал на пароходе из Варны в Константинополь.

В главе "На пароходе" Савин так обдумывает свое положение:

"Это неожиданное предложение ошеломило бы всякого. Каково же оно было мне, скрывающемуся под чужим именем, даже не французу, а русскому офицеру, врагу тех, которые предлагают мне быть их князем? Предложение это было серьезно обдумано болгарскими воротилами. По их понятиям, я был человеком вполне подходящим. Возвышая меня на болгарский трон, они надеются сохранить за собой власть и силу в стране. Должен ли я, по их мнению, я, их креатура, оставить их бесконтрольно заправлять всем в стране?

И пришел я к заключению, что кандидатуру принять надо. Как русский, как славянин, я, будучи болгарским князем, мог принести более пользы России, чем какой-нибудь немец, назначенный Бисмарком и Англией. Я призван спасти Болгарию от всякого порабощения неславянских стран, я призван принести пользу общеславянскому делу и, может быть, очистить путь к Царь-граду славянам. Я убежден, что рано или поздно Царь-град будет центром славянства в руках России".

С этими мыслями подплывал Савин к Царьграду.

Появились сведения в газетах о новой кандидатуре. В издающейся на английском языке константинопольской газете "Стамбул" напечатаны были какие-то оскорбительные намеки. И Савин вызывает редактора "Стамбула", англичанина, на дуэль, а когда тот отказывается, бьет его хлыстом по лицу.

Все газеты наполнились скандалом.

Но и это еще сошло бы.

Главное несчастье, решившее судьбу Болгарии и нового князя, было в том, что, будучи в Москве, Савин брился у парикмахера Леона, на углу Тверской и Леонтьевского переулка!

Брейся он в другой парикмахерской, - он был бы болгарским князем.

Вышло так: Савин в табльдоте "Hotel de Luxembourg" завтракал с своей компанией. Рядом за другим столом сидел молодой человек, который долго смотрел на Савина, потом вдруг сорвался с места, с радостной улыбкой подбежал к Савину и рассыпался перед ним в любезностях:

Как я счастлив видеть вас здесь, г. Савин. Давно ли из Москвы?

Кругом все смотрят: речь идет по-французски.

Савин оборвал его дерзостью, заметив, что он его принимает за другое лицо. Но дерзость его погубила.

Обиженный парикмахер, г. Верну, подмастерье Леона, набросился на Савина и закричал:

Я подошел к вам вежливо, как к старому клиенту, а вы меня оскорбляете! Вы думаете, что я не читаю газет о ваших похождениях... Я сейчас буду жаловаться в посольство...

На другой день Савин был арестован и под конвоем в партии арестантов отправлен на пароходе в Одессу.

Его давно искали.

Во время немецкой войны он опять появился в Москве, был арестован, сослан в Нарым, а затем слухи о нем прекратились.

Таков был корнет Савин.

Гиляровский Владимир Алексеевич (1855-1935) - писатель, журналист, бытописатель Москвы.

Международный авантюрист. Присвоил себе титулы - граф Тулуз де Лотрек и маркиз Траверсе. Дворянского происхождения. Служил корнетом в кавалерийском полку, но был вынужден уйти в отставку. Организатор крупномасштабных махинаций. Один из самых гениальных аферистов своего времени.

Николай Герасимович Савин был безусловным «кумиром» аферистов всех рангов, в светских же кругах о нем ходили многочисленные анекдоты и легенды Можно смело сказать, что в период реализации его знаменитых афер никто не пользовался такой известностью и своеобразной популярностью, как граф Тулуз де Лотрек или проще - отставной корнет Савин.

Природа наделила этого человека, как никого другого, такими своеобразными, яркими и выдающимися качествами и свойствами, что имя Николая Герасимовича Савина могло бы вполне заслуженно войти в анналы истории России и других стран. Он имел необыкновенно острый ум, позволявший ему находить самые неожиданные решения, особенно финансовых проблем, недоступных даже специалистам высшего класса. Он отличался необыкновенной смелостью и в самых сложных и опасных ситуациях никогда не терялся Савин, обладавший ярким даров слова, был необычайно остроумным рассказчиком, умевшим становиться душой любого самого избранного и взыскательного общества. Этому в сильной степени способствовали высокая эрудиция, отличное образование и знание почти всех европейских языков.

Внешность его была настолько идеальна с точки зрения мужественности и красоты, что перед ним не могла устоять ни одна девушка любого общественного положения, на которую он обращал внимание К тому же он обладал как бы гипнотической способностью обольщения.

Но природа наделила Николая Герасимовича Савина еще одной удивительной чертой, которая всю жизнь не давала ему по-настоящему воспользоваться благами жизни, которые без особого труда как бы сами шли к нему в руки. Он не мог ими воспользоваться до конца, потому что по природе был авантюристом, придумывавшим все новые и новые планы - махинации по добыче денег. Однако к ним он вовсе не питал уважения, и они моментально от него «уплывали». Многие задуманные им мероприятия могли быть действительно полностью реализованы и принесли бы Савину богатство и славу. Но отставной корнет не в силах был их завершить, так как сам попадал в сети своих мошеннических планов. Он прерывал свои затеи, чтобы обманом захватить чужое богатство и бежать, а затем объявиться в новом месте и в новых условиях опять расставлять свои мошеннические сети Савин нигде не имел и не хотел иметь пристанища, это был вечный скиталец по всему свету

Сын очень зажиточного помещика Калужской губернии Боровского уезда, Савин в детские и юношеские годы был баловнем судьбы и не знал отказов всем своим прихотям от отца, который его безумно любил. Получив всестороннее домашнее образование, Николай Герасимович в 20 лет начал свою служебную карьеру, как и подобало юношам из знатных дворянских семейств, в гвардейской кавалерии в чине корнета (младший офицерский чин в русской кавалерии). Этот привилегированный род войск требовал от офицеров больших затрат, а молодой корнет не знал границ для своих личных расходов на шикарную жизнь. Поэтому несмотря на большую денежную поддержку отца, Савин, ощутив недостаток средств, пошел на мошенничество и, прослужив в гвардии всего несколько месяцев, вынужден был уйти в отставку.

Он влился в жизнь столичной «золотой» молодежи, благо денег у него более чем достаточно - Николай Герасимович получил наследство после смерти отца, которого доконала разгульная жизнь сына. Владея несколькими имениями, домами и другим имуществом, Савин вел разгульную и бесшабашную жизнь. Особым его вниманием, конечно, пользовались женщины, «начиная от увлекательных француженок и кончая смуглыми негритянками», как писали газеты. Некоторых из них он одарил необычайно дорогими подарками. Одни получили экипажи с лошадьми и дорогой сбруей, другие - прелестные дачи с садами, третьи - капитальные дома в городах, а одной из них досталось даже целое имение.

Однако деньги имеют свойство быстро «таять». В результате такого беспредельного мотовства очень скоро от миллионного состояния остались лишь одни воспоминания и многочисленные кредиторы с векселями.

Теперь наступило естественное в таком положении горькое отрезвление. Первой мыслью, осенившей Савина, была попытка вернуться на военную службу. Начавшаяся в 1877 году русско-турецкая война вынудила правительство объявить призыв отставных офицеров, не особенно разбираясь и придираясь к их прежней, часто даже совсем не идеальной службе. Но несмотря на такое положение, попытка отставного корнета вновь вернуться на службу в кавалерию была отклонена по распоряжению высшего военного руководства.

Эта неудача и на этот раз не сломила Савина. Как человек, жаждавший острых ощущений и наметивший для себя цель, Савин все-таки поступил на военную службу, но не офицером, а добровольцем в 9-й армейский корпус генерал-лейтенанта барона Криденера, штурмовавшего занятый турками город Плевен (Плевна) на севере Болгарии. Этот корпус из-за достаточно бездарных и нерешительных действий генерала понес огромные людские потери и все же не смог взять город. Сражаясь в первых рядах штурмующих войск, Савин получил тяжелое ранение левой руки и вынужден был пойти на лечение в один изподвижных лазаретов «Красного креста». Хотя операция прошла удачно и Николай Герасимович полностью выздоровел, но от продолжения военной службы ему пришлось отказаться, и он вынужден был вернуться в Россию.

Без состояния и средств, отставной корнет «за душой» имел только большие амбиции, приобретенные в его прошлой беззаботной жизни. Они и толкнули его на самую неблаговидную деятельность, связанную с обманом окружающих его людей.

Все началось в годы царствования Александра III - Миротворца. Из спальни великой княгини Александры Иосифовны в Мраморном дворце были похищены драгоценные ризы икон. Вскоре был обнаружен виновник кражи - адъютант великого князя Николая Константиновича (сына потерпевшей), корнет лейб-гвардии Гродненского гусарского полка Савин. На допросе Савин во всем сознался и указал, где именно он заложил драгоценности (на кругленькую сумму в полмиллиона рублей). Однако при этом пояснил, что действовал не по своей инициативе, а был всего лишь орудием, послушным исполнителем воли великого князя, и ему же отдал вырученные деньги, которые понадобились члену августейшего семейства, чтобы ублажать некую танцовщицу англичанку.

Расследование велось в строжайшей тайне, но скандальные подробности все же просочились сквозь стены служебных кабинетов и стали достоянием всего Петербурга. Дабы замять скандал, великого князя объявили душевнобольным и выслали «для лечения» в Ташкент, где он через несколько лет и умер. Савина же исключили из полка и предложили ему уехать из России.

Вскоре корнет объявился в Париже, в ореоле политэмигранта. Какое-то время пребывал героем дня. В многочисленных интервью Савин заявлял, что деньги, вырученные за продажу риз, понадобились отнюдь не для удовлетворения прихотей капризной англичанки, а исключительно для революционных целей. Более того - великий князь тоже являлся членом партии революционеров!

Савин познакомился с многочисленными «заграничными» мошенниками (тогда их называли мазуриками). В их обществе бывший корнет быстро преобразовался в «афериста-артиста» в полном смысле этого слова. Его «наставники» мгновенно разглядели в Савине талантливейшего авантюриста-организатора, которому они готовы были полностью подчиняться. Но русский аферист, проводя свои гениальные махинации, не подпускал их близко к своей особе - они только иногда выполняли его мелкие поручения.

Вскоре вокруг корнета засуетились кредиторы. Спасаясь от них, он уехал в Америку и появился в Сан-Франциско под звучным именем графа де Тулуз-Лотрек (знаменитый художник прославит эту фамилию несколько позже).

Апартаменты в самом роскошном отеле, вспышки магния, журналисты. С какой целью граф явился в Калифорнию? О, он охотно удовлетворит любопытство прессы. Русское правительство поручило ему разместить крупные заказы для строительства Транссибирской магистрали. Но прежде чем предоставить эти заказы, он хотел бы поближе ознакомиться с деятельностью крупных машиностроительных корпораций…

Виднейшие промышленники и финансисты, столпы машиностроения и рельсового проката добивались чести быть представленными графу. Тот охотно знакомился с ними, принимал крупные авансы за посредничество и.. в один прекрасный день исчез. Исчез так же внезапно, как и появился. В полицию и прокуратуру посыпались жалобы, но - поздно. Корнет вернулся к священным камням Европы…

Смелость и талант Савина в организации крупномасштабных махинаций убедительно подтвердились в наделавшей много шума среди дипломатов так называемой «итальянской афере».

Однажды Савину попались в руки газетные сообщения о том, что конный парк итальянской армии сильно устарел и требует обновления. У него моментально созрел план использования этой ситуации в своих целях, благо еще с юных лет и особенно служа в гвардейской кавалерии, он неплохо разбирался в лошадях. В качестве богатого русского коннозаводчика он появился в Италии, представился итальянскому правительству и предложил свои услуги по поставке лошадей для кавалерии и артиллерии. Разработанный им документальный план по обновлению конного парка армии был рассмотрен Особой комиссией при итальянском военном министерстве в Риме. Этот план был признан настолько рациональным и выгодным, что по распоряжению короля Савину персонально была поручена поставка лошадей для армии. Таким образом, русский отставной корнет, желая того или нет, стал одним из видных государственных деятелей Италии.

Дела Савина шли вполне успешно. Поставка лошадей для итальянской армии происходила по разработанному им плану. Король и военное правительство Италии выказывали Савину свое расположение. Для закупки лошадей ему выделили огромные суммы денег. Но… «в одно прекрасное утро» Савин бесследно исчез из Рима, прихватив с собой большую сумму денег. Авантюрист не мог не провернуть эту махинацию, хотя она для него, по всей вероятности, была не столь выгодна, как предоставленная ему важная работа.

Полиция сбилась с ног, разыскивая его в Берлине, Лондоне, Париже, Вене, а Савин тем временем скитался по «европейскому захолустью» - Балканам. И в конце концов объявился в Софии. Заполняя регистрационную книгу отеля, приезжий написал: «Великий князь Константин Николаевич».

Весть о приезде высокого гостя быстро разнеслась по болгарской столице. В холле отеля толпились приветственные делегации. К счастью для Савина, русский посланник, лично знавший великого князя, в это время был болен, и самозванца почтительно приветствовал один из чиновников посольства России.

Членам болгарского правительства «великий князь» сообщил, что он легко может устроить им заем в Париже. Сколько хочется? Двадцать миллионов франков? Согласен протежировать не меньше, чем на тридцать…

Финансы Болгарии были тогда более чем в плачевном состоянии. И у министров разгорелись глаза - не иначе, само небо послало сюда этого человека. И если «великий князь» действительно спасет страну и ее народ, то… что же, тогда он достоин возведения на трон, который был в ту пору вакантным.

Вероятно, корнет и сам не ожидал подобного эффекта. Неудивительно, что голова его закружилась. Еще несколько шагов - и он превратится в коронованную особу! И вдруг все рухнуло.

В отель для оказания услуг высокому гостю был вызван лучший софийский парикмахер, ранее подвизавшийся в Петербурге. Войдя в номер, он тут же убедился, что перед ним отнюдь не Константин Николаевич. Но возмездию не суждено было свершиться и на этот раз - за полчаса до того, как полиция явилась арестовывать претендента на трон, он успел покинуть Софию.

Потом его видели во всех крупнейших столицах Европы. И всякий раз он представал под новой маской. То с пышной бородой, то совершенно выбритый, то с бакенбардами, то с эспаньолкой.. Он появлялся и спустя несколько дней исчезал. Изобретательность его в вымогательстве денег не имела границ.

На Английской набережной в Ницце по утрам в одно и то же время появлялся высокий представительный господин с пышной седой бородой, веером покрывавшей его грудь. На голове его был матовый полуцилиндр, в руке - палка с серебряным набалдашником, изображавшим череп, в петлице - пестрая орденская розетка. Кто он? На этот вопрос никто не мог ответить. Ясно было одно, несомненно, это богатый и солидный человек.

И вдруг - неприятная история. Нефтепромышленник из Батума заявил полиции, что стал жертвой ограбления. Респектабельный господин с орденской розеткой в петлице подошел к нему на набережной, внезапно взял под руку и, любезно улыбаясь, прошептал «Или вы мне сейчас же даете тысячу франков, или я вас сию же минуту отхлещу по щекам». Нефтепромышленник сначала подумал, что это дурная шутка - тем более что господин при этом любезно улыбался. Потом он счел, что перед ним сумасшедший. Однако размышлять было некогда - незнакомец настойчиво повторил свою угрозу, пришлось раскошелиться. Позже жертва шантажа все же обратилась в полицию

Савина (а это был, конечно, он) без труда разыскали. Услышав предъявленное обвинение, «граф де Тулуз-Лотрек» пришел в негодование Это гнусная клевета! Да вы знаете, с кем имеете дело?! Он немедленно телеграфирует министру внутренних дел!

Полицейский комиссар принес извинения. А через несколько дней ему опять пришлось пригласить его в полицию - на этот раз по жалобе владельца отеля, где тот остановился: «граф» внезапно исчез, не заплатив по счету. Хотели обратить взыскание на его имущество - он вселялся с двумя тяжелыми чемоданами, которые служащие отеля тащили с трудом, но с уважением, и которые остались в его номере. Но чемоданы оказались битком набиты камнями…

Мошеннику, однако, опять удалось выйти сухим из воды. Он не только заставил владельца отеля взять назад свое обвинение, но и… ухитрился здесь же, в комиссариате, подзанять у него немного франков.

В дни безденежья (аферист называл это «черной серией») корнету Савину приходилось прибегать к трюкам столь же нахальным, сколь и остроумным. К примеру, приходил он в дорогой ресторан, заказывал роскошный обед, не торопясь, с аппетитом поглощал изысканные блюда, запивая изысканными винами… А в кармане-то из всей наличности - только засахаренный таракан! Подавался десерт, корнет подкладывал в него «сладкого дружка», затем подзывал метрдотеля и с брезгливой миной указывал на насекомое. Чтобы избежать грандиозного скандала, метрдотель рассыпался в извинениях и был до изнеможения счастлив, когда рассерженный посетитель покидал заведение. Об оплате обеда, само собой, и речи не возникало…

Или закажет, бывало, корнет себе ботинки. У очень дорогих мастеров обувного дела. И обязательно одинакового фасона и одинакового цвета. Получив заказ, примеряет. Одному сапожнику заявляет, что жмет правый ботинок, другому - левый. «Жмущие» оставляет на доработку, а хорошие забирает. Расчет, разумеется, потом. Обувщики, разумеется, не спорят: зачем заказчику один ботинок, обязательно придет за вторым…

Несколько раз корнет Савин удачно шантажировал заведение, которое само умело раздевать кого угодно. Имеется в виду казино в Монте-Карло

Побродив по залам казино, Савин зашел в бюро, отделенное от главного зала лишь стеклянной стенкой, и потребовал так называемый виатик - ссуду на отъезд, которая выдавалась администрацией вконец проигравшимся игрокам. Получивший ссуду терял право являться в казино до ее погашения.

Администрация без колебания выписала вексель и выплатила «графу» тысячу франков - верхний предел виатика. Уж очень внушительной была внешность «неудачливого игрока». Тот небрежно кивнул и удалился.

Удалился, чтобы через две недели опять явиться в казино - правда, в другом «прикиде», с другой прической, обманув бдительного швейцара. Подойдя к столику, где шла большая игра, он бросил крупье луидор и тихо сказал по-русски- «На! Подавись, чертова кукла!»

«На какой, вы сказали, номер?» - переспросил крупье, но «граф» сделал вид, что не расслышал.

«Ставки окончены!» - объявил крупье.

Вышел номер 17.

«О! Я выиграл! Вы должны дать мне 720 франков!» - воскликнул «граф».

«Но, месье, вы неясно назвали номер… Я переспросил, но вы не ответили…»

Лицо графа побагровело. Глаза метали молнии. Он загремел, нарушая благообразную тишину казино: «Разбой! Грабеж!»

Инспекторы игры со всех сторон кинулись к «графу», приговаривая в испуге: «Успокойтесь! Вот ваши деньги! Крупье будет наказан!»

Получив 720 франков, он, возмущенный и удовлетворенный, покинул игорный зал. Сопровождавший его администратор прошипел ему вдогонку: «На этот раз ваш шантаж удался, месье. Но если вы еще раз явитесь в казино, то пожалеете об этом».

Целый месяц корнета не было в Монте-Карло. А потом он появился, снова каким-то образом пробравшись мимо бдительных швейцаров. И прямиком - в помещение администрации. Там его узнали сразу же.

«Как вы смеете? Немедленно убирайтесь!»

Корнет, он же граф, невозмутимо улыбаясь, ответил:

"И не подумаю. Разве что - если вы дадите мне тысячу франков на дорогу. Я опять проигрался. - Корнет, с улыбкой, начал снимать с себя пиджак. - Вот сейчас разденусь догола, выйду в зал и обращусь к публике - «вот как меня обобрали в этом притоне!»

«Вы не посмеете…»

«Еще как посмею! Только троньте меня - я так заору, что сюда сбежится вся публика!»

Администрация казино дрогнула. Пришлось опять заплатить тысячу франков. На сей раз «графа» сопровождали до вокзала «двое в штатском»..

Этот визит стал лебединой песней корнета на Ривьере - больше он не появлялся ни в Ницце, ни в Монте-Карло Последние годы блистательный аферист, превратившись по ходу судьбы, как и положено, в дряхлого и жалкого старика, прожил в Шанхае. Зарабатывал на хлеб тем, что продавал богатым иностранцам мифические манускрипты, собирал деньги на издание какой-то газеты. К розетке экзотического ордена прибавил еще какие-то ленточки, к графскому титулу - титулы барона и князя… Впрочем, в Шанхае это никого не впечатляло. Так что в больнице, где он умер в 1937 году, над изголовьем его кровати было написано одно слово - «Савин».