Пренебрежение – недоверие С ранних лет мы растем в сознании, что большое важнее, чем малое.– Я большой, – радуется ребенок, когда его ставят на стол.– Я выше тебя, – отмечает он с чувством гордости, меряясь с ровесником.Неприятно вставать на цыпочки и не дотянуться,

38 За что отвечает женщина Моя знакомая Виктория, красавица с тонким чувством юмора, человек со вкусом и развитым чувством прекрасного, на мою просьбу подбросить позитивных идей для книги через пару дней ответила: «Я бы могла совершенно бескорыстно влюбиться в богатого

Недоверие – это дорога в никуда Какой бы ни была наша профессиональная деятельность, доверие является единственным наиважнейшим элементом в процессе, который я называю «креативное МЫ» и который за многие годы моей работы консультантом и наставником для руководителей

Неуверенность в себе и недоверие к другим Некоторые люди боятся, что окружающие будут относиться к ним без уважения. Возможно, это связано с какими-то неприятными событиями из прошлого, когда они доверились окружающим и разочаровались в этом. Люди опасаются, что их

Выдержки из статьи А. Б. Купрейченко, С. П. Табхаровой «Критерии доверия и недоверия личности другим людям». Психологический журнал, №2, Том 028, 2007, С. 55-67.

Точка зрения на доверие и недоверие как на относительно автономные психологические феномены является сравнительно новой. Условность новизны подхода объясняется тем, что некоторые его аспекты были обозначены в 50 – 70-е гг. XX в. в работах М. Дойча, Ж. Меллингера, Б. Ф. Поршнева, У. Рида и др. Однако в дальнейшем наибольшее распространение получил более упрощенный подход к проблеме соотношения доверия и недоверия, согласно которому эти феномены рассматриваются как противоположные, взаимоисключающие и, тем самым, взаимосвязанные. В то же время результаты исследований последних лет убедительно показывают, что доверие и недоверие как психологические феномены в значительной степени независимы друг от друга. Несмотря на ряд опубликованных работ по этой теме все еще недостаточно полно изучены признаки, факторы, функции, компоненты (основания), а также условия возникновения и существования доверия и недоверия. Целью настоящего исследования является определение критериев доверия и недоверия личности другим людям. Под критериями понимаются характеристики, на основании которых субъект определяет свою возможность доверять или не доверять другому человеку.

Общие признаки доверия и недоверия. Большинство исследователей отмечает, что доверие возникает в условиях неопределенности, уязвимости, отсутствия возможности контроля. Кроме того, нередко доверие определяется как состояние открытости. Однако и недоверие возникает только при наличии всех перечисленных условий. Если нет открытости, уязвимости и неопределенности, то нет и опасений, связанных с ними, и, следовательно, нет оснований не только для доверия, но и для недоверия. Важным положением современных исследований является утверждение о том, что доверие не всегда приносит благо, а недоверие – зло. Избыток доверия может иногда причинить значительный вред, а оптимальный уровень недоверия – существенную пользу. В то же время большинство исследователей определяют доверие как уверенно позитивные или оптимистические ожидания относительно поведения другого, а недоверие как уверенно негативные ожидания.

По нашему мнению, далеко не всегда доверие представляет позитивные ожидания. Доверяя человеку, мы принимаем от него не только позитивные, но и негативные оценки собственного поведения, а также неприятные для нас, но справедливые поступки, например наказание. Незаслуженная похвала в большей степени способна поколебать доверие, нежели неприятное, но обоснованное замечание. В свою очередь, и добро, идущее от человека, которому мы не доверяем, становится основой для еще больших подозрений. Особенно если мы ничем не заслужили подобное хорошее отношение. Существуют мудрые изречения, раскрывающие истинное значение этого «блага»: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке», «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Таким образом, можно выделить признаки, которые позволяют более надежно, нежели позитивные и негативные ожидания, развести доверие и недоверие. Таковыми, по нашему мнению, выступают ожидание пользы (признак доверия), в том числе в форме порицания, ограничения или наказания (эти ожидания трудно назвать позитивными), а также ожидание вреда (признак недоверия), в том числе и в форме незаслуженного вознаграждения, лести, услужливости и т.д.

Наиболее близким по смыслу к дихотомии «ожидания пользы – ожидание вреда» является дихотомия «ожидание добра – ожидание зла». Не случайно в философской традиции наиболее часто одним из основных признаков доверия выступает нравственное поведение. Б. А. Рутковским доверие понимается как нравственное понятие, выражающее такое отношение одной личности к другой, которое исходит из убежденности в ее добропорядочности, верности, ответственности, честности, правдивости. С этой позиции противоположностью доверия выступает недоверие, понимаемое как состояние, в котором искренность и честность человека подвергаются сомнению. Однако такое противопоставление является оправданным далеко не всегда. Человек, которому мы не доверяем, может также действовать сообразно нормам морали, но его интересы и цели деятельности могут вступать в противоречие с нашими и потому вызывать закономерные опасения. В этом случае мы имеем дело с заслуживающим уважения противником.

Однако недоверие возникает и тогда, когда второй участник взаимодействия не проявляет и даже не испытывает враждебности. Он может вообще не подозревать о существовании конфликта целей и интересов. Но если этот конфликт очевиден для первого субъекта, если он испытывает зависть или враждебность и готов к соперничеству, то ожидание адекватной реакции на подобное отношение порождает недоверие к противной стороне. Готовность к вражде или конкуренции вызывает опережающее ожидание отмщения и порождает «превентивное» недоверие.

Попытка определить доверие как однозначное ожидание нравственного (справедливого, честного, ответственного) поведения, а недоверие как ожидание безнравственного поведения оказывается несостоятельной еще и по другой причине. Как показали результаты нашего эмпирического исследования, крайняя степень выраженности некоторых нравственных качеств (гиперответственность, кристальная честность и т.д.) неоднозначно воспринимается респондентами. Большинство из них считает эти характеристики важными основаниями для проявления доверия другому человеку. Однако у некоторых такая бескомпромиссность и нечувствительность к контексту (особенно со стороны близкого человека) вызывает недоверие, поскольку может привести к неприятным последствиям. Например, даже очень честный человек в нравственно неоднозначной ситуации не всегда способен сохранить чужую тайну и в этом случае будет оцениваться как «предатель». Таким образом, нравственность не является критерием, позволяющим однозначно и надежно разграничить понятия «доверие» и «недоверие». Совпадение перечисленных выше признаков доверия и недоверия возвращает нас к вопросу о том, в чем же состоят главные различия этих феноменов.

Основные признаки, дифференцирующие доверие и недоверие. В работах отечественного историка и социального психолога Б. Ф. Поршнева предложены некоторые основания для разведения содержания и происхождения обсуждаемых феноменов. Отвергая представление о том, что доверие есть всего лишь отсутствие недоверия, Б. Ф. Поршнев отмечает, что эти явления могут сосуществовать. Используя аналогию с законом обратной индукции возбуждения и торможения в физиологии ВНД, он считает, что основанная на доверии суггестия, сила прямого влияния слова на психику, индуцирует (хотя и не автоматически) ограждение, складывающееся из разных психических механизмов. Недоверие и есть первый феномен из серии этих охранительных психических антидействий. Понимая доверие как предрасположенность к внушению и зависимости от другого человека, Б. Ф. Поршнев отмечает, что «зависимость» (суггестия) первичнее, материальнее, чем «внутренний мир» одиночки. По мнению ученого, недоверие есть отношение, формирующее внутренний мир человека: психическая независимость достигается противодействием зависимости. Таким образом, способность не доверять, наряду со способностью доверять, – онтогенетически и филогенетически одно из древнейших образований.

Подобный взгляд, по нашему мнению, способен расширить заложенные Э. Эриксоном и ставшие традиционными представления о формировании базального доверия на ранних стадиях отногенеза. Можно высказать гипотезу, что базальное доверие (ощущение единства, тождественности с матерью) – это то, что дано от рождения. Продолжая аналогию Б. Ф. Поршнева, следует предположить, что оно первичнее, чем ощущение независимости. Отделение от матери и одновременное вхождение в мир (открытость ему) нарушает привычный комфорт младенца в утробе матери, вызывает ряд неприятных ощущений, которые и формируют в конечном итоге чувство физических границ с матерью и окружающим миром. Постепенно ребенок научается находить источники приятных ощущений и избегать неприятных, т.е. делать правильный выбор в пользу приближения и единства или в пользу избегания и враждебности. Инстинкт самосохранения (стремление защитить собственные границы от разрушающего воздействия), по своей сути, есть проявление базального недоверия личности. Базальное недоверие – ощущение небезопасности окружающего мира и стремление к избеганию неприятных факторов среды возникает на ранних стадиях онтогенеза как закономерное следствие базального доверия, с которым ребенок рождается.

Таким образом, на начальном этапе развития личности формируются навыки доверия и недоверия к миру. Это сочетание открытости миру и закрытости от него, по нашему мнению, и есть подлинная независимость, автономность, т.е. именно то новообразование, которое формируется на первой стадии психосоциального развития личности, названной Э. Эриксоном «краеугольным камнем жизнеспособности личности». Автономность человека, в числе других элементов, включает осознание им границ собственного Я, своего психологического пространства и границ окружающего мира. Опасения, связанные с вторжением окружающих людей в эти границы, а также нарушением субъектом границ окружающего мира и других людей, являются основой недоверия. Основанием доверия выступают ожидания пользы (доброго и справедливого отношения) от тех, кому личность открывает границы собственного психологического пространства, или тех, в чьи границы она проникает сама.

Анализ происхождения доверия и недоверия вплотную подводит нас к рассмотрению функций, которые выполняют эти явления в жизни субъекта. Доверие и недоверие регулируют отношения субъекта с окружающим миром, интегрируют опыт взаимодействия с ним, ориентируют личность в системе отношений, сохраняют и воспроизводят социально-психологическое пространство человека, способствуют развитию субъекта и др. В то же время можно выделить функции, специфичные для доверия и недоверия. Благодаря доверию субъект вступает во взаимодействие с миром, познает и преобразует его и себя. Именно доверие создает условия для познания, обмена и взаимодействия субъекта с окружающим миром. Недоверие же способствует сохранению и обособлению субъекта и его социально-психологического пространства. В этом проявляется и его защитная функция. Таким образом, одним из признаков, способных развести доверие и недоверие является «ориентация на обмен и взаимодействие – ориентация на сохранение и обособление».

Динамический баланс доверия и недоверия личности есть результат влияния двух взаимосвязанных факторов: «притяжение-избегание» и «приятно-неприятно». Интересные объекты при сближении вызывают у ребенка разные ощущения и эмоции, формируя представление о приятном или неприятном (опасном). На следующих стадиях развития, наряду с фактором «приятно-неприятно», значимыми становятся также показатели «полезно-вредно», «плохо-хорошо», «нравственно-безнравственно». Эту группу факторов можно условно объединить под названием «ожидание добра-ожидание зла». Значимость каждого из входящих в эту группу факторов для построения отношений доверия/недоверия определяется целым спектром личностных, социально-демографических, социокультурных, ситуативных и других детерминант.

Среди основных факторов доверия-недоверия имеются конативные, когнитивные и эмоциональные образования. Это позволяет рассматривать доверие и недоверие как психологическое отношение с его традиционной структурой, включающей перечисленные компоненты. Таким образом, недоверие может пониматься как психологическое отношение, включающее осознание рисков, возникающих при открытости субъекта и партнера по взаимодействию; чувство опасности и негативные оценки партнера; настороженность и напряженность (готовность прекратить контакт, ответить на агрессию или проявить опережающую враждебность). В свою очередь, доверие есть отношение, включающее интерес к партнеру, ожидание взаимной пользы (в том числе, связанной с ограничением, порицанием или наказанием); позитивные эмоциональные оценки этого человека; готовность совершать добрые поступки по отношению к нему, открытость и расслабленность.

Важно отметить, что содержание и степень опасений (недоверия), как правило, не эквивалентны содержанию и уровню надежд (доверия). Приобретения от оправдания доверия и потери в результате подтверждения недоверия, в большинстве случаев, ни качественно, ни количественно, ни, тем более, психологически не являются эквивалентными. Если ожидания доверия не оправдаются (ситуация низкой удовлетворенности ожиданий), ничего страшного не произойдет – мы просто не получим «выигрыш». Если же подтвердятся ожидания недоверия, то, впустив на свою «территорию» опасного партнера, мы можем потерять нечто высокозначимое. Так, для многих людей аргументами в пользу вступления в брак являются ожидания понимания, любви, комфорта и т.д. (характеристика высокого доверия). Низкая выраженность этих чувств и состояний снизит удовлетворенность семейной жизнью, но, скорее всего, не приведет к разрыву. Однако более опасные факторы, такие как насилие, предательство, измена, алкоголизм, наркомания и т.д., способны разрушить брак. При этом потери окажутся более существенными, нежели от неподтверждения позитивных ожиданий. Утраченными могут оказаться вера в людей, надежды на будущее, круг общения, социальный статус, материальные блага. Образно проблему доверия-недоверия можно представить как дилемму мыши перед мышеловкой». В случае оправдания доверия она получает кусочек сыра, в случае же подтверждения недоверия – теряет жизнь. Таким образом, высокое доверие означает ожидание значительного блага, а низкое – невысокие ожидания. Высокое недоверие проявляется как страх многое потерять. Низкое недоверие характеризуется невыраженными опасениями, низкой субъективной оценкой рисков.

Амбивалентность доверия и недоверия. Еще одним вызывающим интерес вопросом является анализ условий, при которых возможно сосуществование доверия и недоверия в межличностных и организационных отношениях. Многие современные исследователи считают, что люди достаточно легко формируют амбивалентное представление о другом, в том числе и в отношениях доверия-недоверия. Это означает, что субъекты способны одновременно доверять и не доверять друг другу. В результате анализа работ других авторов, а также в результате собственных исследований мы определили условия, при которых доверие и недоверие выступают относительно автономными феноменами, способными существовать одновременно в отношении к одному и тому же объекту и проявляться в амбивалентных оценках. Такими условиями выступают, во-первых, многоаспектность и динамичность отношений между людьми; во-вторых, наличие у партнера по взаимодействию противоречивых качеств; в-третьих, высокая субъективная оценка рисков, возникающих в результате открытости и высокого доверия субъекта и партнера по взаимодействию; в-четвертых, противоречивое отношение субъекта к ряду личностных свойств оцениваемого человека (силе, активности, слабости и т.д.).

Выводы

1. В процессе анализа доказана неправомерность определения доверия и недоверия как взаимоисключающих феноменов полярной валентности. В работе определены их общие признаки, условия возникновения и функции в регуляции жизнедеятельности субъекта. Выделены основные характеристики, по которым доверие и недоверие различаются в наибольшей степени. В частности, высказана гипотеза о формировании в раннем детстве базального недоверия в тесной связи с базальным доверием. Основные функции доверия – познание, обмен и обеспечение взаимодействия субъекта с миром. Основная функция недоверия – самосохранение и обособление.

2. Критерии доверия и недоверия другим людям имеют как сходство, так и различия. Для доверия наиболее значимы следующие характеристики оцениваемого человека: сила, активность, оптимизм, смелость, нравственность, приязнь, надежность, открытость, ум, образованность, находчивость, независимость, организованность, вежливость, близость мировоззрения, интересов и жизненных целей. Наиболее значимыми критериями недоверия выступают: безнравственность, ненадежность, агрессивность, болтливость, принадлежность к враждебной социальной группе, конфликтность, конкурентность, невежливость, скрытность, глупость.

3. Выделены характеристики оцениваемого человека, позитивный полюс которых высоко значим для доверия, а негативный – примерно в равной степени значим для недоверия. Такими критериями доверия/недоверия выступают, в первую очередь: нравственность-безнравственность, надежность-ненадежность, открытость-скрытность, ум-глупость, независимость-зависимость, не конфликтность-конфликтность.

4. Критерии доверия и недоверия отдельным категориям людей отличаются между собой. В целом большинство позитивных характеристик наиболее значимы для доверия близкому человеку. Негативные характеристики – для недоверия незнакомому человеку. В этом проявляются особенности функций доверия в разных системах межличностных и межгрупповых отношений, в частности, функция сохранения и воспроизводства социально-психологического пространства субъекта. Поэтому некоторые качества одними и теми же респондентами рассматриваются как критерии доверия для близких людей и как критерии недоверия для малознакомых и чужих.

5. Выявлены характеристики, которые значительной частью респондентов определяются в качестве критериев доверия, и другой столь же значительной частью – в качестве критериев недоверия. Детерминируются эти различия индивидуальными, групповыми или ситуативными особенностями отношения к данным характеристикам оцениваемого человека, а также особенностями функций доверия и недоверия. В этих особенностях критериев доверия и недоверия проявляется, в частности, жизненная позиция личности или прослеживается влияние социальных норм конкретного сообщества.

6. Выделенные факторы доверия можно условно разделить на две группы: факторы оценки позитивных перспектив потенциального сотрудничества или взаимодействия (заинтересованность в доверии, ценность доверия, ожидание блага в результате доверия); а также факторы прогноза успешности построения доверительных отношений (прогнозирование возможности и легкости/трудности процесса построения доверия). Аналогично, факторы недоверия делятся на факторы оценки негативных последствий взаимодействия (риски открытости) и факторы прогноза успешности защиты от них (прогнозирование возможности и легкости/трудности защиты). Факторы доверия и недоверия подразделяются на факторы субъектных свойств, свойств партнера и характеристик процесса межличностного или межгруппового взаимодействия.

Одним из принятых оснований типологии является объект доверия и недоверия. Проведенный Т.П. Скрипкиной анализ показал, что в различных направлениях психологической науки речь шла о трех самостоятельных областях, где доверие чаще всего называлось в качестве условия существования какого-либо другого явления: это доверие к миру, доверие к другим и доверие к себе . Причем каждый из этих аспектов изучался обособленно. При этом доверие к другому изучалось в контексте социально-психологических проблем; доверие к себе выступало предметом психотерапевтических и психокорекционных процедур; доверие к миру рассматривалось как базовая установка личности, причем психологические механизмы этого явления до настоящего времени не изучались. Основой для формирования этих трех видов доверия является «базальное доверие», описанное Э. Эриксоном . Базальное (базисное) доверие, возникающее на ранних стадиях онтогенетического развития личности из опыта общения с самым близким окружением ребенка, продолжает развиваться и видоизменяться на протяжении жизни человека и определяет такое свойство личности, как доверчивость.

В настоящее время наиболее проработанной является проблема доверия личности к себе, которая является предметом исследований Т.П. Скрипкиной и ее учеников. Она определяет доверие к себе как рефлексивный, субъектный феномен личности, позволяющий человеку занять определенную ценностную позицию по отношению к самому себе, к миру и, исходя из этой позиции, строить собственную жизненную стратегию . Т.П. Скрипкина указывает, что развитие оптимального уровня доверия к себе является показателем не только целостности, но и зрелости личности . В свою очередь доверие к миру понимается «как специфический субъектный феномен, сущность которого состоит в специфическом отношении субъекта к различным объектам или фрагментам мира, заключающимся в переживании актуальной значимости и априорной безопасности этих объектов или фрагментов мира для человека» . Она отмечает, что доверие к себе невозможно без доверия к миру, иначе распадается вся система «человек и мир», которая может существовать лишь как целостная система . В одних случаях человек может стремиться к обретению доверия к миру и тогда он действует в логике «сообразности», т.е. адаптивности. В других случаях все может быть иначе - человек стремится к обретению доверия к себе, и тогда он способен «выйти» за рамки ситуации, проявляя над-ситуативную активность . Таким образом, доверие человека к миру и доверие человека к себе постоянно находятся в состоянии подвижного равновесия: «доверие к миру и доверие к себе стремятся к гармоничному сочетанию, иначе наблюдается либо безрассудный риск, либо полное отчуждение личной индивидуальности от самой себя» . По мнению Т.П. Скрипкиной, абсолютизация любого из полюсов приводит к дезадаптации личности, к патологическим последствиям.

Подобный взгляд, противопоставляющий доверие к миру и доверие к себе, может вызвать закономерные возражения. Так, адаптивные действия субъекта сообразно ситуации нередко протекают при высоком уровне доверия личности как себе, так и к миру. Пример - активность в хорошо знакомых условиях, предсказуемой среде и т.д. Кроме того, личность может проявлять высокий уровень доверия к себе и миру одновременно и в противоположной ситуации, характеризующейся высоким риском и неопределенностью - в поисках неизведанного, в стремлении к непознанному. Условием же противоречия доверия к миру, другим людям и доверия к себе выступает рассогласование ожиданий личности относительно условий активности. Это могут быть условия как физической среды, так и социальной - система ценностей, смыслов и норм. Субъект, столкнувшись с неожиданными явлениями привычного мира, оказывается перед выбором - действовать сообразно ситуации или согласно собственным устремлениям. В случае же, если отсутствует рассогласование условий жизнедеятельности и субъективных ожиданий, личность может действовать с высокой долей доверия к себе, не подвергаясь риску. Можно также предположить, что чем сильнее человек будет доверять себе, тем чаще он будет демонстрировать доверяющее поведение по отношению к другим людям и миру в целом. На рефлексивном уровне это может выглядеть примерно так: «Какие бы неожиданные события ни произошли, как бы ни повели себя окружающие, я всегда найду выход из положения». Однако эти предположения нуждаются в серьезной проверке. В главе 4 (параграф 4.6) представлены результаты пилотажного эмпирического исследования соотношения доверия личности себе, миру, другим людям. Его результаты позволяют считать данное направление исследований весьма перспективным.

Помимо окружающего мира, других людей и самого субъекта, объектами доверия и недоверия являются также отдельные люди, социальные группы и организации. Другими возможными объектами могут выступать различные феномены и явления материального и нематериального мира. Например, разные виды отношений между людьми, системы ценностей и принципы устройства общества. В частности, исследователи говорят о доверии социальным ролям, категориям, сетям и т.п. В этом случае речь идет о деперсонифицированном доверии. Социологи и экономисты используют понятие «доверие системе» . К.-У. Хельман понимает под этим «веру людей в надлежащее функционирование общественной системы: все имеет свой порядок, не бывает серьезных выходов системы из строя, существенных недостатков в ее функционировании, соответственно регулярных и крупных потерь при этом, все остается в рамках ожидаемого» . В каждом обществе существует множество функциональных систем, основные из которых, по мнению К.-У. Хельмана,- экономика, политика и право. Это позволяет проводить классификацию видов доверия и недоверия по сферам приложения, как это сделано в работе Л.А. Журавлевой. В ней приводится следующая классификация видов доверия: организационное доверие, управленческое доверие, экономическое доверие, политическое доверие, нравственное доверие, психологическое доверие, правовое доверие .

Основанием типологии может выступать и сам субъект доверия и недоверия - личность или группа. Иногда не только объект, но и субъект доверия и недоверия могут не идентифицироваться. К этому виду относятся институциональное и генерализованное доверие (доверие на уровне всего общества). В зависимости от точки зрения возможны еще два особых вида доверия и недоверия - испытываемое субъектом доверие/недоверие к другим людям и воспринимаемое им доверие/недоверие со стороны различных людей и групп. Т.П. Скрипкина использует для их обозначения термины «я-доверие» и «мне-доверие» . Соответственно, можно выделить «я-недоверие» и «мне-недоверие». Влияние этих видов доверия и недоверия на взаимоотношения партнеров и на поведение субъекта на сегодняшний день не изучено и представляет собой весьма перспективное направление исследования.

Выраженность формально-динамических характеристик доверия и недоверия также позволяют построить соответствующую типологию. Ее основаниями могут выступать следующие характеристики: избирательность, парциальность, стабильность и устойчивость к различного рода воздействиям, в частности, устойчивость во времени и т.д. Например, возможны следующие виды доверия и недоверия: избирательное, широкое, нерушимое, неустойчивое, ситуативное и т.д. В нашем исследовании (глава 4) выделены эмпирические типы, отличающиеся дифференциацией социального окружения по показателям доверия/недоверия. По этому же принципу можно выделить формальное и неформальное доверие. Формальное доверие чаще всего упоминается в литературе как институциональное доверие, под которым понимается система принятых в данном сообществе принципов, правил и норм построения отношений доверия и недоверия. По признаку формальности выделяется и такой вид, как вынужденное доверие.

Определенное сочетание у субъекта разных уровней отдельных видов и форм доверия и недоверия может служить основанием для специфических типологий. Так, концептуальное положение об относительной независимости феноменов доверия и недоверия позволяет провести классификации различных типов сочетания доверия и недоверия. В работе Р. Левицки, Д. Мак-Алистера, Р. Биса в рамках двухмерного каркаса описаны 4 типа отношений: низкое доверие/низкое недоверие, высокое доверие/низкое недоверие, низкое доверие/высокое недоверие, и высокое доверие/высокое недоверие . В условиях низкого доверия и низкого недоверия, субъект не имеет причин ни для того, чтобы быть уверенным в партнере, ни для того, чтобы быть подозрительным и настороженным. Отношения с большой вероятностью характеризуются ограниченным количеством аспектов (граней), малым количеством связей и низкой «полосой пропускания» (т.е. редкостью контактов и незначительным объемом передаваемой информации). В условиях высокого доверия и низкого недоверия действующее лицо имеет основания быть уверенным в другом человеке, и не имеет оснований подозревать его. Заинтересованные стороны убеждены, что имеют общие цели, ценности и испытывают сильное положительное чувство друг к другу, которое выражается посредством проявления признательности, поддержки, и поощрения. Стороны будут часто взаимодействовать, периодически открывать новые возможности для взаимодействия, а также «восстанавливать» доверие в случае возникновения напряженности. Факты, свидетельствующие о неблагонадежности, будут скорее всего игнорироваться или отрицаться . В ситуации, когда стороны испытывают низкое доверие и высокое недоверие, но тем не менее взаимозависимы, они находят некоторые пути для управления своим недоверием. Один из эффективных путей - разделить отношения на составляющие, группируя аспекты, в которых стороны могут положиться друг на друга, и отделяя их от тех аспектов отношений, где доверие между сторонами невозможно. Основное условие поддержания отношений - действовать в рамках правил . В условиях высокого доверия и высокого недоверия одна сторона имеет основания быть уверенной в другой в определенном аспекте отношений, но также имеет основания быть настороженной и подозрительной в других аспектах. Отношения с большой вероятностью характеризуются многогранной взаимозависимостью, при этом партнеры имеют как отдельные, так и совместные цели. Для того чтобы поддерживать отношения и получить выгоду от них, стороны могут предпринимать шаги для сужения взаимозависимости только на тех аспектах отношений, которые могут повысить доверие. Р. Левицки, Д. Мак-Алистер и Р. Бис отмечают, что равновысокое доверие и недоверие является наиболее распространенной формой отношений по мере того, как формируются и расширяются взаимозависимости в командах, пар-тнерствах и альянсах .

Еще более сложную типологию можно построить, рассмотрев варианты сочетаний различной степени выраженности у субъекта доверия и недоверия миру, другим людям, самому себе, а также его способности вызывать доверие окружающих. Так человек в высокой степени доверяющий себе, сочетающий высокое доверие и недоверие другим людям, способный вызвать доверие у максимального числа людей, скорее всего, займет лидирующую позицию в сообществе. Высокое доверие к себе в сочетании с недоверием окружающему миру характерно для творческих отшельников (ученых, писателей и т.д.). Возможны и другие стратегии жизни, определяющиеся особенностями сочетаний разных видов доверия. Субъект с низким недоверием к другому и низким доверием к себе, скорее всего, вступит в контакт, но не начнет совместную деятельность. Так, в деловых отношениях договор может быть подписан, но начало реализации проекта будет откладываться, возможны различные задержки и согласования по ходу совместной деятельности и в ходе оценки ее результатов. Человек с низким недоверием и одновременно с низким доверием к самому себе может взяться за работу, с которой не способен справиться («взялся за гуж - не говори, что не дюж»). Высокое доверие и высокое недоверие к окружающим и самому себе вызовет осторожное продвижение в контактах «шаг вперед - два шага назад».

Распространенными являются также классификации видов доверия и недоверия по их основаниям. Так Р. Левицки, М. Стивенсон, Б. Банкер выделяют три вида доверия: доверие, основанное на расчете; доверие, основанное на знании; доверие по тождеству . Модель, используемая в нашем исследовании, позволяет добавить еще два вида: доверие, основанное на приязни, и доверие, основанное на надежности. Аналогичные типологии можно построить для многих моделей доверия не только личностного, но и группового. Например, опираясь на распространенные модели организационного доверия,можно выделить следующие его виды: доверие, основанное на компетентности руководителя; доверие, основанное на порядочности; доверие, основанное на заботе и т.д.

Возможно провести классификацию форм доверия по степени выраженности компонентов психологического отношения доверия/недоверия. Разная выраженность отдельных компонентов психологического отношения приводит к различным формам доверия. Например, возможно следующее сочетание: на поведенческом уровне имеет место демонстрация доверия, на когнитивном и эмоциональном - враждебное отношение. Данный тип доверия/недоверия может быть назван обманным доверием или вероломством. Обратное сочетание, когда на фоне уверенности в надежности партнера демонстрируется недоверие ему на поведенческом уровне, может быть охарактеризовано как видимость недоверия (псевдонедоверие). Такая форма отношения, например, нередко используется руководителями с целью повышения ответственности работников. Соответственно выраженности отдельных компонентов отношения можно выделить также осознаваемое или неосознаваемое (интуитивное) доверие и недоверие. В случае неосознаваемого доверия уровень выраженности эмоционального и поведенческого компонентов будет превышать уровень когнитивного компонента. Вообще в жизни мы часто сталкиваемся с такими формами, как «псевдодоверие», «псевдонедоверие», «номинальное» доверие, «авансированное доверие». Для молодых людей нередко характерно «безрассудное доверие» - открытость как условие высокой познавательной активность и готовности взаимодействовать с незнакомыми социальными объектами и людьми. Встречается и проявление «слепого доверия» в отношениях с близкими людьми.

Существование форм доверия и недоверия, различающихся выраженностью отдельных компонентов психологического отношения, подводит нас к необходимости выделения двух основных категорий: «подлинного» и «неподлинного» доверия и недоверия. Так, все виды и формы доверия, включающие ожидание блага, позитивные эмоциональные оценки и готовность субъекта к нравственному поведению, могут быть отнесены к категории «подлинного или искреннего доверия». Аналогично компонентами «подлинного или искреннего недоверия» являются: опасение зла, негативные оценки и готовность к прерыванию контакта и/или проявлению опережающей враждебности. Это верно даже в том случае, если доверие и недоверие являются результатами проекции собственных свойств или приписывания партнеру несвойственных ему характеристик. Такие виды доверия и недоверия отличаются от «неподлинных» - неискренних, обманных форм, являющихся имитацией этих отношений. Например, к «неподлинным» видам относятся «псвевдодоверие» и «псевдонедоверие», которые используются для введения в заблуждение и манипулирования партнером.

В свою очередь многообразие феноменов «подлинного» доверия и недоверия позволяет выделить в этой категории особый вид отношений, названный нами «собственно доверие» и «собственно недоверие». Под «собственно доверием» мы понимает отношение, построенное в результате основанного на проверенных данных объективного оценивания людей и объектов окружающего мира как достойных, заслуживающих доверия. Соответственно, «собственно недоверие» есть обоснованная, проверенная, довольно объективная оценка людей и объектов окружающего мира как вызывающих недоверие. Проверка и оценивание при формировании разных видов и форм доверия имеет место далеко не всегда. Например, они не характерны для деперсонифицированных видов доверия: общественного (генерализованного) доверия, доверия социальным ролям, сетям, категориям и др. Заслуженные, основанные на проверке «собственно доверие» и «собственно недоверие» отличаются от остальных видов подлинного доверия своими основаниями, критериями формирования и функциями. Однако суть, основное содержание (представления, ожидания, эмоциональные оценки и готовность к определенному поведению) остается практически неизменным, что позволяет обе эти формы относить к феноменам «подлинного» доверия/недоверия. Таким образом, можно выделить различные формы доверия и недоверия в зависимости от выполняемых ими функций. Представленный ниже анализ функций этих феноменов позволит выявить некоторые психологические механизмы, которые стоят за разнообразными видами доверия и недоверия.

Общие признаки доверия и недоверия. Большинство исследователей отмечает, что доверие возникает в условиях неопределенности, уязвимости, отсутствия контроля . Кроме того, нередко доверие определяется как состояние открытости. Однако недоверие также возникает только при наличии всех перечисленных условий. Если нет открытости, уязвимости и неопределенности, то нет и опасений, связанных с ними, и, следовательно, нет оснований не только для доверия, но и для недоверия.

Важным положением современных исследований является утверждение о том, что доверие не всегда приносит благо, а недоверие – зло. Избыток доверия может иногда причинить значительный вред, а оптимальный уровень недоверия – существенную пользу . В то же время большинство исследователей определяют доверие как уверенно позитивные или оптимистические ожидания относительно поведения другого, а недоверие как уверенно негативные ожидания . Таким образом, эти авторы считают, что доверие касается ожиданий вещей, на которые надеются, а недоверие – ожиданий вещей, которых боятся.

По нашему мнению, далеко не всегда доверие представляет позитивные ожидания. Доверяя человеку, мы принимаем от него не только позитивные, но и негативные оценки собственного поведения, а также неприятные для нас, но справедливые поступки (например, наказание). Незаслуженная похвала в большей степени способна поколебать доверие, нежели неприятное, но обоснованное замечание. В свою очередь, и добро, идущее от человека, которому мы не доверяем, становится основой для еще больших подозрений. Особенно если мы ничем не заслужили подобное хорошее отношение. Существуют мудрые изречения, раскрывающие истинное значение этого «блага»: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке», «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Таким образом, можно выделить признаки, которые более надежно, нежели позитивные и негативные ожидания, позволяют развести доверие и недоверие. Таковыми, по нашему мнению, выступают ожидание пользы (признак доверия), в том числе в форме порицания, ограничения или наказания и ожидание вреда (признак недоверия), в том числе и в форме незаслуженного вознаграждения, лести, услужливости и т. д.

Наиболее близким по смыслу к фактору «ожидания пользы – опасение вреда» является дихотомия «ожидание добра – опасение зла». Не случайно, в философской традиции наиболее часто одним из основных признаков доверия выступает нравственное поведение. Доверие понимается как этическая категория, отражающая нравственные отношения между людьми . Б. А. Рутковским доверие рассматривается как нравственное понятие, выражающее такое отношение одной личности к другой, которое исходит из убежденности в ее добропорядочности, верности, ответственности, честности, правдивости . Я. Янчев также понимает доверие как нравственное отношение . С этой позиции противоположностью доверия является недоверие, понимаемое как состояние, в котором искренность и честность человека подвергаются сомнению . Однако такое противопоставление является верным далеко не всегда. Человек, которому мы не доверяем, может действовать сообразно нормам морали, но его интересы и цели деятельности могут вступать в противоречие с нашими и потому вызывать закономерные опасения. В этом случае мы имеем дело с заслуживающим уважения противником.

Недоверие возникает и в случае, если второй участник взаимодействия не проявляет и даже не испытывает враждебности. Он может вообще не подозревать о существовании конфликта целей и интересов. Однако если этот конфликт очевиден для субъекта, если он испытывает зависть или враждебность и готов к соперничеству, то ожидание справедливой реакции на подобное отношение порождает недоверие к противной стороне. Готовность субъекта к вражде или конкуренции вызывает опережающее ожидание отмщения и порождает «превентивное» недоверие. Соперничество также как и недоверие нередко бывают неосознаваемыми. Не этим ли чаще всего объясняется немотивированное недоверие со стороны людей, которым мы не сделали ничего плохого? Таким образом, поведение человека, которому мы не доверяем, может быть вполне честным и справедливым – просто мы с ним находимся «по разные стороны баррикад».

Попытка определить доверие как однозначное ожидание нравственного (справедливого, честного, ответственного) поведения, а недоверие как ожидание безнравственного поведения оказывается несостоятельной еще и по другой причине. Как показали результаты нашего эмпирического исследования, крайняя степень выраженности у оцениваемого человека некоторых нравственных качеств (гиперответственность, кристальная честность и т. д.) неоднозначно воспринимаются респондентами. Большинство считает эти характеристики важными основаниями доверия другому человеку. Но, по мнению части респондентов, такая бескомпромиссность и нечувствительность к контексту может привести к неприятным последствиям, особенно со стороны близкого человека, и поэтому вызывает недоверие к нему. Например, кристально честный человек в нравственно неоднозначной ситуации может не сохранить чужую тайну и в результате оцениваться как «предатель». Неоднозначность связи нравственности с доверием и безнравственности с недоверием можно представить в виде схемы. В таблице 1 представлены виды отношений, которые могут возникать при различных сочетаниях степени нравственности и безнравственности оцениваемого человека и самого доверителя.

Несмотря на упрощенность, таблица наглядно демонстрирует, что степень нравственности партнеров не является критерием, позволяющим однозначно и надежно разграничить понятия «доверие» и «недоверие». Таким образом, общность перечисленных выше признаков этих феноменов возвращает нас к вопросу о том, в чем же состоят главные различия доверия и недоверия?

Основные признаки, дифференцирующие доверие и недоверие. В работах отечественного историка и социального психолога Б. Ф. Поршнева предложены некоторые основания для разведения их содержания и происхождения . Отвергая представление о том, что доверие есть всего лишь отсутствие недоверия, Б. Ф. Поршнев отмечает, что эти явления могут существовать в один и тот же момент времени. Используя аналогию с законом обратной индукции возбуждения и торможения в физиологии высшей нервной деятельности, Б. Ф. Поршнев считает, что основанная на доверии суггестия, сила прямого влияния слова на психику, индуцирует (хоть и далеко не столь автоматически) ограждение, складывающееся из разных психических механизмов . Выработка этих средств отпора совершается на протяжении всей истории человечества. Недоверие и есть первый феномен из серии этих охранительных психических антидействий. Понимая доверие как предрасположенность к внушению и зависимости от другого, Б. Ф. Поршнев отмечает, что «зависимость» (суггестия) первичнее, материальнее, чем «внутренний мир» одиночки» . По мнению Б. Ф. Поршнева, недоверие есть отношение, формирующее внутренний мир человека – психическая независимость достигается противодействием зависимости. Таким образом, способность не доверять наряду со способностью доверять – онтогенетически и филогенетически одно из древнейших образований.

Таблица 1. Виды доверия и недоверия при различных сочетаниях степени нравственности и безнравственности взаимодействующих субъектов

Подобный взгляд, по нашему мнению, способен расширить заложенные Э. Эриксоном и ставшие традиционными представления о формировании базисного доверия на ранних стадиях отногенеза . Можно высказать гипотезу, что базисное доверие (ощущение единства, тождественности с матерью) – это то, с чем ребенок входит в мир. Продолжая аналогию Б. Ф. Поршнева, следует предположить, что оно первичнее, чем ощущение независимости. Отделение от матери и одновременное вхождение в мир (открытость ему) нарушает привычный комфорт младенца в утробе матери, вызывает ряд неприятных ощущений, которые и формируют, в конечном итоге, чувство физических границ с матерью и окружающим миром. Постепенно ребенок научается находить источники приятных ощущений и избегать неприятных, т. е. делать правильный выбор в пользу приближения и единства или в пользу избегания и враждебности. За первым выбором стоит умение «впускать мир в себя» и «отпускать в мир свое». За вторым – способность защититься от неприятного внешнего воздействия. Инстинкт самосохранения (стремление защитить собственные границы от разрушающего воздействия), по своей сути, является проявлением базисного недоверия личности . Базисное недоверие – ощущение небезопасности окружающего мира и стремление к избеганию неприятных факторов среды возникает на ранних стадиях онтогенеза как закономерное следствие базисного доверия, с которым ребенок приходит в мир.

Таким образом, на начальном этапе развития личности формируются навыки в определенной пропорции доверять и не доверять миру. Это сочетание открытости миру и закрытости от него, по нашему мнению, и есть подлинная автономность, т. е. именно то новообразование, которое формируется на первой стадии психосоциального развития личности, названной Э. Эриксоном «краеугольным камнем жизнеспособности личности» . Автономность человека, в числе других элементов, включает осознание им границ собственного Я, своего психологического пространства и границ окружающего мира. Опасения, связанные с вторжением окружающих людей в эти границы, а также опасения, связанные с нарушением субъектом границ окружающего мира и других людей, является основой недоверия.

Основанием доверия выступают ожидания пользы (доброго и справедливого отношения) от тех, кому личность открывает границы собственного психологического пространства, или тех, чьи границы она нарушает.

Анализ происхождения доверия и недоверия вплотную подводит нас к рассмотрению функций, которые выполняют эти явления в жизни субъекта. Их подробному анализу посвящен отдельный параграф. Здесь же отметим, что доверие и недоверие выполняют ряд сходных функций – регулируют отношения с окружающим миром, воспроизводят социально-психологическое пространство человека и др. В то же время можно выделить функции, специфичные для доверия и недоверия. Благодаря доверию субъект вступает во взаимодействие с миром, познает и преобразует его и себя. Таким образом, именно доверие создает условия для развития субъекта в результате обмена. Недоверие же способствует сохранению субъекта и его социально-психологического пространства. В этом проявляется его защитная функция. Таким образом, еще одной характеристикой, способной развести доверие и недоверие является «ориентация на изменение и развитие в результате обмена – ориентация на сохранение и автономное развитие».

Динамический баланс доверия и недоверия личности есть результат влияния двух взаимосвязанных факторов: «притяжение – избегание» и «приятно – неприятно». Интересные объекты при сближении вызывают у ребенка разные ощущения и эмоции, формируя представление о приятном или неприятном (опасном). На следующих стадиях развития, наряду с фактором «приятно – неприятно», значимыми становятся также показатели «полезно – вредно», «плохо – хорошо», «нравственно – безнравственно». Эту группу факторов можно условно объединить под названием «ожидание добра – опасение зла». Значимость каждого из входящих в эту группу факторов для построения отношений доверия/недоверия определяется целым спектром личностных, социально-демографических, социокультурных, ситуативных и других детерминант.

Таким образом, наиболее значимыми факторами, по которым возможно развести феномены доверия и недоверия, мы считаем: «притяжение – избегание», «ожидание добра – опасение зла». Эти факторы являются в значительной степени взаимосвязанными и в предельном случае (под влиянием социальной ситуации, личностных особенностей и т. д.) они могут сливаться в единый фактор – «доверчивость – подозрительность (недоверчивость)». Именно этот частный случай и выступал основой теоретической модели, которая долгие годы была наиболее принятой в психологии, – модели противопоставления и взаимоисключения доверия и недоверия. Можно видеть, что среди основных факторов доверия-недоверия имеются конативные, когнитивные и эмоциональные образования. Это позволяет сформулировать определение феноменов доверия и недоверия как психологического отношения с его традиционной структурой, включающей перечисленные компоненты.

Выше мы определили, что доверие как психологическое отношение включает интерес и уважение к объекту или партнеру; представление о потребностях, которые могут быть удовлетворены в результате взаимодействия с ним; эмоции от предвкушения их удовлетворения и позитивные эмоциональные оценки партнера; расслабленность и безусловную готовность проявлять по отношению к нему добрую волю, а также совершать определенные действия, способствующие успешному взаимодействию. В свою очередь, недоверие включает следующие основные элементы: осознание рисков; чувство опасности, страха в сочетании с негативными эмоциональными оценками партнера и возможных результатов взаимодействия; настороженность и напряженность, а также готовность прекратить контакт, ответить на агрессию или проявить опережающую враждебность – нанести «превентивный удар».

Важно отметить, что содержание и степень опасений (недоверия), как правило, не эквивалентны содержанию и уровню надежд (доверия). Известно, что удовольствие от выигрыша всегда ниже, чем огорчение от проигрыша . Этот феномен достаточно хорошо исследован и объясняется тем, что теряем мы нечто уже принадлежащее нам – «свое», а приобретаем то, что еще не включено в это понятие. Поэтому количественно эквивалентные приобретения и потери имеют различную психологическую значимость. Однако в отношениях доверия и недоверия существует еще один важный аспект. То, что мы теряем, зачастую не является даже по объективным оценкам эквивалентом того, что мы рассчитываем приобрести в результате взаимодействия, – предмет доверия неэквивалентен предмету недоверия.

Пояснить сказанное можно на следующем примере. Так, для многих людей аргументами в пользу брака являются ожидания понимания, любви, комфорта и т. д. (характеристика высокого доверия). У других людей ожидания перечисленных ценностей в семейной жизни не высоки, и это не вызывает у них особого беспокойства (среднее или низкое доверие). Однако, если брак окажется неудачным, потери окажутся более существенными. Утраченными могут оказаться вера в людей, надежды на будущее, круг общения, социальный статус, материальные блага. Субъект, который заблаговременно задумывается над этим, испытывает высокое недоверие. Тот, кто почти не думает об этом – низкое недоверие. Эти особенности доверия и недоверия позволяют по-новому взглянуть на проблему способов и приемов формирования доверительных отношений. Как следует из сказанного, представляется бесполезным бороться с недоверием, увеличивая весомость выгод и благ, которые субъект может приобрести в результате доверия (самораскрытия). Снизить недоверие могут лишь некоторые гарантии (брачный контракт, сохранение раздельных кругов общения и т. д.). Точно так же скидки на билеты или повышение комфортабельности авиалайнеров не способны снизить недоверие к воздушному транспорту.

Таким образом, высокое доверие означает ожидание значительного блага, а низкое – невысокие ожидания. Высокое недоверие проявляется как страх многое потерять. Низкое недоверие характеризуется невыраженными опасениями. При этом приобретения от оправдания доверия и потери в результате подтверждения недоверия в большинстве случаев ни качественно, ни количественно, ни тем более психологически не являются эквивалентными . Если ожидания доверия не оправдаются, ничего страшного не произойдет – мы просто не получим «выигрыш». Если же подтвердятся ожидания недоверия, то, впустив на свою «территорию» опасного партнера, мы можем потерять нечто высокозначимое. Образно проблему доверия-недоверия можно представить как «дилемму мыши перед мышеловкой». В случае оправдания доверия она получает кусочек сыра, в случае же подтверждения недоверия – теряет жизнь. Предметом доверия выступает сыр, предметом недоверия (ставкой) – жизнь. Увеличение веса сыра повысит доверие, но снизить недоверие может только ржавчина на мышеловке или что-то подобное.

Высказанные выше предположения, несомненно, нуждаются в проверке. Нами было получено определенное их подтверждение в ходе эмпирических исследований феноменов доверия и недоверия другим людям, результаты которых представлены ниже. Так, некоторые выделенные факторы, определяющие различия между людьми в выборе критериев доверия и недоверия, согласуются с предложенной выше моделью базального доверия и недоверия. Это, в частности, факторы веры в силу добра, отношения к нравственности и безнравственности партнера, а также факторы настороженного отношения к внешним признакам неблагополучного человека или «чужака» (непонятного, неизвестного).

Амбивалентность доверия и недоверия. Еще одним вопросом, вызывающим интерес современных исследователей, является анализ условий, при которых возможно сосуществование доверия и недоверия в межличностных и организационных отношениях. В работе Р. Левицки, Д. Макаллистера и Р. Биса отмечается, что доверие и недоверие не являются противоположными концами единого континуума . Это означает, что субъекты способны одновременно доверять и не доверять друг другу. Основаниями подобного подхода эти авторы называют современные социально-психологические исследования отделимости и одновременного существования позитивно-валентных и негативно-валентных аттитюдов (Дж. Кациопо и Г. Бернтсон, Р. Пети, Д. Вегенер и Л. Фабригар) . Исследовательские данные относительно позитивных и негативных чувств показывают, что они существуют, скорее, как двухполюсные конструкты (М. Бурк с соавт., Д. Ватсон и А. Теллген) . По данным этих авторов, позитивная аффективность (например: радость, восторг, любовь, счастье) не антонимична высоконегативной аффективности (страдание, презрение, испуг, ненависть и т. д.).

Другие авторы сделали схожие находки, продемонстрировав отделимость позитивно-валентного и негативно-валентного конструктов, для оптимизма/пессимизма (М. Сталлингс с соавт.) , межрасовых аттитюдов (И. Катз и соавт., М. Патчен с соавт.) . Существуют аналогичные эмпирические исследования некоторых феноменов, тесно связанных с доверием и недоверием. Так, в ряде работ (П. Наци с соавт.; И. Катз и Р Хаас,) установлена возможность одновременного ожидания людьми выгоды и ущерба при взаимодействии . Дж. Пристер и Р. Пети (1996) выявили в представлениях личности по отношению к одному и тому же человеку сосуществование чувств любви и ненависти . На основании этих работ Р. Левицки, Д. Макаллистер и Р. Бис делают заключение о том, что амбивалентность (двойственность) – обыкновенна в человеческих отношениях . Исследователи считают, что люди достаточно легко формируют амбивалентное представление о другом. Соответственно, амбивалентность доверия и недоверия по отношению к другому человеку также является для большинства людей понятной и естественной.

Кроме того, ряд исследователей показал, что по мере того, как межличностные отношения становятся ближе, по мере того, как социальный контекст отношений становится более комплексным и характеризуется перегрузкой информации, ролевыми конфликтами и изменениями, вероятность двойственности убеждений, аттитюдов и ожиданий увеличивается (Л. Косер, Г. Зиммель, П. Манчини, С. Отнес с соавт.) . В условиях, где сложность, неуверенность и ролевые конфликты обыкновенны, где межличностные отношения формируются постепенно и многоаспектны по природе, существует высокий потенциал для одновременного усиления доверия и недоверия . Основой такого понимания является допущение о многомерности и имманентной противоречивости комплексных отношений между людьми в противовес более ранним представлениям о одномерности и балансе отношений .

Сложные (мультиплексные) отношения существуют там, где представлена более чем одна взаимосвязь (Р. Фаррас с соавт., П. Монге и Р. Айсенберг) . Р. Левицки, Д. Макаллистер и Р. Бис справедливо отмечают, что и доверие и недоверие могут одновременно существовать в рамках мультиплексных отношений . Дж. Габарро рассматривает, как доверие эволюционирует от основанного на общем впечатлении (импрессионистского) и недифференцированного к более полно очерченному и дифференцированному по специфическим основаниям. Границы доверия и области, где доверие неуместно, становятся более четко определенными по мере того, как акцент смещается с вопроса: «Как сильно я доверяю?» – к вопросу: «В каких областях и каким образом я доверяю?» . Б. Шепард отмечает, что чаще всего мотивы отношений партнеров могут быть охарактеризованы как частично конвергентные, частично дивергентные и частично несвязанные. Более того, отношения часто многоаспектны . Все это порождает возможность того, что партнеры могут доверять друг другу в определенных отношениях, не доверять друг другу в других отношениях, а также не доверять друг другу временами.

По мнению Р. Левицки, Д. Макаллистера и Р. Биса, баланс и однородность в представлениях и ощущениях скорее временные и промежуточные состояния . Отношения взаимодействующих сторон находятся по большей степени в состояниях дисбаланса, неоднородности и сложности. Этим же характеризуется и процесс формирования отношений в зависимости от частоты взаимодействия, длительности, и разнообразия проблем, с которыми сталкиваются партнеры. Состояния баланса и устойчивости подобны однокадровому снимку динамического процесса трансформации отношений. В связи с этим уместно использовать термин «операционный уровень доверия» как показатель текущего состояния отношений в данном аспекте взаимодействия .

Важно отметить, что исследователи не всегда оценивают диссонанс (несоответствие) в отношениях как нечто нежелательное.

Р. Зайонц отмечает, что отношения между людьми имеют тенденцию изменения по направлению к оптимальному уровню психологической несовместимости (расхождению в убеждениях, мыслях, ощущениях, поведениях) – промежуточному положению между низкой устойчивостью и излишней устойчивостью отношений . Взаимосвязанные (часто не по своему желанию) стороны должны эффективно взаимодействовать и координировать действия вне зависимости от того, нравится им это или нет. При таком комплексном понимании отношений вполне естественным выглядит сосуществование позитивных и негативных связей и оценок .

В отличие от Р. Левицки, Д. Макаллистера и Р. Биса мы убеждены, что доверие и недоверие могут проявляться и сосуществовать в одних и тех же аспектах отношений между людьми. В частности, причиной может выступать наличие у оцениваемого человека противоречивых качеств. Так, основанием для доверия в деловых отношениях может выступать высокая компетентность партнера (которая создает уверенность, что он справится с задачей), а основанием столь же высокого недоверия могут выступать другие личностные особенности, например, неорганизованность (которая приведет к срыву сроков).

Кроме того, в ходе нашего эмпирического исследования установлено, что существуют качества личности, которые могут одновременно вызывать и доверие, и недоверие. В первую очередь это такие личностные свойства, как: сила, активность, смелость и оптимизм, а также слабость, различие интересов, гиперответственность и т. п. Ниже мы более подробно остановимся на анализе причин этого явления. Одной из них является тот факт, что сила, активность, смелость и т. д. могут принести значительную пользу в сотрудничестве, но становятся опасными, если являются качествами потенциального противника. Аналогично слабость партнера по взаимодействию снижает доверие к нему, так как может негативно отразиться на результатах совместной деятельности, однако, она также сдерживает недоверие, поскольку является гарантией безопасности.

Существует еще одна причина усиления недоверия одновременно с ростом доверия. Дело в том, что с увеличением открытости партнеров возрастают связанные с ней риски (возможные негативные последствия обмана доверия). Действительно, чем социально и физически ближе партнеры по взаимодействию, тем они уязвимее друг для друга. Высокая оценка рисков, возникающих в результате открытости субъекта и партнера по взаимодействию, может приводить к росту недоверия. В таких отношениях недоверие в отличие от доверия зачастую не имеет объективных оснований, так как не подтверждается какими-либо негативными фактами. Подобное необоснованное недоверие довольно типично для высокозначимых отношений и мало зависит от доказательств надежности партнера. Как уже отмечалось выше, снизить недоверие помогут только гарантии безопасности.

Например, в клановых сообществах нередко используются следующие приемы: ограничение доступа партнеров к полной информации друг о друге («меньше знаешь – крепче спишь»), или, напротив, наличие общих секретов («быть повязанными»). Снижает недоверие и жесткая взаимозависимость и взаимоответственность партнеров («круговая порука»). Более надежной гарантией может выступать только психологическая близость – наличие общего мировоззрения, системы ценностей, а также взаимное принятие, уважение и т. д. Подлинно глубокие отношения являются единственным в полной мере эффективным ограничителем недоверия в наиболее значимых сферах жизнедеятельности субъекта. Общность целей и интересов, хорошее знание партнера, уверенность в его высокой нравственности создают условия для преодоления амбивалентности отношений и формирования высокого доверия на фоне низкого недоверия. Однако этот тип отношений абсолютного и полного доверия нечасто встречается в реальной жизни и, как будет показано ниже, может иметь не только позитивные, но и негативные последствия.

«Плюсы» и «минусы» доверия и недоверия. В большинстве современных работ по проблеме доверия обосновываются преимущества доверительных отношений и отмечаются негативные последствия недоверия. Однако существует ряд специальных исследований (Р. Бис и Т. Трип; Р. Бис, Т. Трип и Р. Крамер; Р. Левицки, Д. Макаллистер и Р. Бис; Н. Луманн), посвященных анализу негативных последствий для отношений и эффективности совместной деятельности, которые влечет за собой высокое доверие, и позитивного влияния на отношения умеренного недоверия . Опровергая представление о том, что больше доверия – однозначно лучше, Д. Макаллистер называет это «вторым лицом доверия», или «темной стороной доверия». Он анализирует ситуации обмана доверия, а также влияние этого на дальнейшие отношения и на экономическую эффективность деятельности . Ряд упомянутых работ содержит глубокий анализ представлений западных исследователей о последствиях однозначно высокого уровня доверия и преимуществах оптимального соотношения доверия и недоверия. Основываясь на результатах собственного эмпирического исследования, мы дополним этот анализ представлениями о позитивной роли баланса доверия и недоверия в регуляции отношений.

Большинством современных авторов разделяется точка зрения о позитивном значении для взаимодействия различных субъектов высокого уровня доверия. Для исследователей также очевидны и «минусы» излишнего недоверия. Оно не только приводит к увеличению издержек взаимодействия, связанных с необходимостью гарантий и контроля, но и ограничивает коммуникации, осложняет передачу информации, тем самым затрудняя и затягивая процессы принятия решений. Кроме того, даже когда недоверие в отношении партнеров имеет некоторые основания и оправдано, оно может утрироваться и инициировать параноидальное отношение (Р. Бис и Т. Трип, Р. Бис, Т. Трип и Р. Крамер) . Что приведет к общему игнорированию позитивной информации о партнере и переинтерпретации свидетельств того, что он заслуживает доверия. Ожидания вредительства и предательства не являются необычными во многих организациях. Параноидальные условия могут усиливаться, актуализировать тему мести, и приводить к пристальному контролю за лишенным доверия злоумышленником. С позиции недоверия, благожелательное или альтруистическое поведение подозреваемого человека может быть рассмотрено как очередное свидетельство его недобрых намерений, как попытка манипуляции, управления впечатлением и т. д. .

В то же время высокое и однозначное доверие может приводить к целому ряду негативных последствий. По мнению большинства авторов, основным минусом доверительных отношений является злоупотребление доверием . Оно может проходить в форме вероломства, когда открытость и уязвимость партнера используются для получения выгоды. В этом случае доверие будет безвозвратно утрачено, однако выигрыш может быть весьма значителен. Наиболее вероятно, что человек, не оправдавший доверия, был бы не в силах добиться его путем переговоров или в ходе честной борьбы. Возможен и другой вариант злоупотребления доверием, не связанный с обманом, но являющийся манипуляцией. Так, «пугая» недоверием, можно добиваться от партнера различных уступок и дополнительных благ в качестве доказательств дружбы и преданности.

Необходимо отметить также «минусы» доверия и для человека, которому собираются доверять. У него может отсутствовать желание выступать объектом доверия. Во-первых, потому, что доверие предполагает ответственность, которую он не готов взять на себя. Во-вторых, сокращение психологической дистанции не позволяет ему максимизировать собственный выигрыш от взаимодействия. В случае, если человек чувствует себя способным победить в условиях соперничества при отсутствии доверия, т. е. имеет, по собственному мнению, высокие шансы на успех в ситуации соревнования, то в условиях доверия он более ограничен в выборе методов и средств воздействия. Поскольку, применив силу, хитрость или устрашение по отношению к человеку, который ему доверяет, он окажется предателем, обманщиком. А это для большинства людей, стремящихся сохранить самоуважение, является неприемлемым. Навязывание доверия для снижения неопределенности и обеспечения собственной безопасности является манипулятивным приемом: «Видишь, я тебе доверяю , и, значит, ты должен …». Можно сказать, что в условиях доверия более сильный партнер проигрывает . Поэтому далеко не все готовы принять высокий уровень доверия, навязываемый другими участниками взаимодействия. Если манипуляция доверием является взаимной, то такое псевдодоверие может быть опасной игрой – готовность каждой стороны нанести внезапный удар в условиях периодической демонстрации открытости, которую игра в доверие неизбежно предполагает. Рано или поздно одна из сторон воспользуется этой незащищенностью и нанесет удар.

Справедливости ради необходимо отметить, что не меньше негативных последствий таит в себе и игра в недоверие . Демонстрация неготовности доверять партнеру, который заинтересован в том, чтобы его заслужить, предполагает проявление им своих добрых намерений, надежности, предсказуемости и т. д. В то же время позиция «я ему не доверяю» позволяет субъекту быть более требовательным и нетерпимым к партнеру. Кроме того, эта позиция также позволяет не соблюдать по отношению к нему социальных норм. Поскольку, как мы уже отмечали выше, доверие и недоверие – это, в первую очередь, готовность совершать или не совершать определенные действия, а также соблюдать или не соблюдать социальные нормы в отношении объекта доверия или недоверия .

Еще одним неприятным следствием высокого уровня доверия является тот факт, что отсутствие контроля и конкуренции действует расслабляюще на взаимодействующие стороны . Ошибки и упущения партнера в условиях излишнего доверия остаются незамеченными, перспективные возможности – нереализованными, имеющийся потенциал – нераскрытым. Таким образом, слишком высокий уровень доверия, даже при самых добрых намерениях сторон, снижает эффективность деятельности. При высоком уровне доверия возникают также ситуации, когда подозрительное поведение другого отметается или интерпретируется в позитивном свете. По мнению Р. Левицки, Д. Макаллистера и Р. Биса, это может служить оправданием усилий, вложенных в формирование доверия. Мы считаем, что таким образом также может реализовываться одна их социально-психологических функций доверия – воспроизводство социально-психологического пространства личности. Для сохранения близких отношений необходимо иногда закрывать глаза на неблаговидное поведение партнера.

Защитой от подобных негативных последствий излишнего и однозначного доверия выступают ограничители доверия , а также динамический баланс доверия и недоверия . Неслучайно рядом исследователей ставится вопрос анализа эффективности, функциональности и полезности недоверия. В большинстве работ речь идет об институциональном недоверии , т. е. о закрепленных в формальных и неформальных институциональных кодексах, правилах и нормах, ограничивающих свободный обмен информацией и другими ресурсами между взаимодействующими субъектами и предписывающих процедуры взаимного контроля и отчета, а также санкции в случае нарушения этих норм. Такое недоверие, в частности, может пониматься как центральный компонент стимулирования рациональности организации. В 1957 г. Г. Саймон доказал, что организации способны достигать уровня рациональности, который превосходит рациональность ее членов, создавая структуры и системы правил, усиливающие недоверие. В этой связи интересно высказывание Н. Луманна о том, что «в условиях современной среды доверие не может существовать отдельно от недоверия, и доверие не может возрастать отдельно от увеличения недоверия. Увеличение доверия или недоверия отдельно от увеличения другого компонента может причинить больше вреда, нежели пользы!» . Н. Луманн считает, что если мы надеемся повысить уровень доверия в обществе, то должны быть готовы также увеличить общие показатели недоверия. Он полагает, что недоверие может быть институционализировано в формальных организационных ролях (инспекторы контроля или аудиторы), позициях (супервайзеры), и санкциях (специфических наказаниях для различных нарушений). Н. Луманн приводит довод, что таким образом институционализированное недоверие допускает деперсонализацию недоверительной активности. Он считает, что формализованные процедуры взысканий за нарушения полезны, так как они определяют границы возможного наказания и, кроме того, обеспечивают возмещение убытков. Деперсонификация недоверия позволяет поддерживать достаточно высокий уровень доверия, моральный дух и комфортную психологическую атмосферу в организации. Это возможно потому, что выполнение институализированных контрольных и отчетных процедур не воспринимается как подозрительность и слежка, а оценивается как добровольное и уважительное соблюдение норм корпоративной культуры.

Перспективным направлением исследований, по мнению Р. Левицки, Д. Макаллистера и Р. Биса выступает анализ управления амбивалентностью доверия и недоверия в равностатусных организационных отношениях и взаимодействиях руководитель – подчиненный . Члены организаций должны знать, не только когда доверять другим и в каких отношениях, но также когда внимательно следить за другими. Более того, члены организаций должны развивать способность управлять областями, в которых им доверяют и не доверяют другие. Р. Левицки, Д. Макаллистер и Р. Бис настаивают на том, что функциональное сосуществование доверия и недоверия может быть центральным компонентом отношений в высокопроизводительных командах. Оно создает основания для эффективного принятия решений, гармоничного взаимодействия и координированного исполнения.

Можно отметить еще одно важное преимущество баланса доверия и недоверия в отношениях. Оптимальное соотношение доверия и недоверия, становясь нормой взаимодействия с окружающими, расширяет круг людей, организаций и социальных групп, с которыми субъект может вступать в контакт и чьей помощью он может воспользоваться. Р. Левицки, Д. Макаллистер и Р. Бис приводят аргумент М. Грановетера о «силе слабых звеньев». Он основывается на представлении о том, что «те, с кем мы слабо связаны, с большей вероятностью вращаются в иных кругах, нежели мы, и имеют доступ к неизвестной нам информации» . Таким образом, отдаленные знакомства могут быть более полезны, нежели близкие компаньоны при управлении кризисами (получение работы, противодействие оппозиции и т. д.). В то же время те, с кем мы слабо связаны, вполне вероятно, имеют ценности и предпочтения, отличные от наших, что создает основание для частичного недоверия.

В заключение можно привести высказывание Р. Левицки, Д. Макаллистера и Р. Биса о том, что неизбежны сложности как раз в тех отношениях, где возникает либо широкое доверие, либо такое же недоверие и где сдерживаются противоположные тенденции. Они оценивают это динамическое напряжение доверия и недоверия как продуктивное, оказывающее влияние в интересах обеих сторон и являющееся источником стабильности их отношений .

Проведенный анализ основных признаков, функций, условий формирования и совместного существования доверия и недоверия подтверждает бесперспективность определения их как взаимоисключающих феноменов, являющихся противоположными полюсами единого континуума. Результаты обсуждения проблемы соотношения доверия и недоверия послужили концептуальной основой представленного ниже эмпирического исследования имплицитных представлений, критериев и факторов доверия и недоверия личности другим людям.

Доверие и недоверие в межнациональных отношениях

В настоящее время в российском обществе наблюдается борьба между установками доверия и недоверия, причем вторые не всегда сопряжены с негативными смыслами. Тенденция рассматривать феномены, предстающие в виде бинарных оппозиций, концентрируясь лишь на одном из двух полюсов, справедливо подвергается критике: "Литература о доверии, как правило, основывается только на феномене доверия, а недоверие остается за рамками исследований. Из множества социологов лишь Никлас Лукман рассматривает доверие и недоверие как два функциональных эквивалента. По его мнению, доверие и его антипод могут иметь одну и ту же функцию: редукцию комплексности в дифференцированных социальных образованиях" . Недоверие, полагает А. Папакостас, не является социальной патологией современной демократии, поскольку избыток доверия также создает патологическую ситуацию, которую можно преодолеть путем увеличения недоверия (или, говоря словами автора, скептицизма) . Исходя из этого, для измерения уровня обобщенного доверия/недоверия мы использовали четырехбалльную шкалу, включавшую следующие позиции: "большинству людей точно можно доверять", "большинству людей скорее можно доверять", "большинству людей скорее нельзя доверять", "большинству людей точно нельзя доверять".

Межличностное доверие проявляется как доверие знакомым людям, которых человек знает лично и с которыми находится в контакте. Это особый вид доверия, являющийся базисом социальной интеграции и в случае наличия благоприятных социально-экономических и политических условий фундаментом обобщенного доверия. Согласно выводу, сделанному на основе анализа пяти волн Всемирного исследования ценностей (2005-2008), его рост является необходимым условием становления в обществе культуры доверия [Алмакаева, 2014]. Она, как показал П. Штомпка, формируется через принятие большинством норм добропорядочности, ответственности, честности [Штомпка, 2014], усваиваемых в процессе воспитания в семье, общения с родственниками, соседями и коллегами по работе. Трудовые коллективы в годы постсоветских реформ, когда в России наблюдалось значительное падение уровня обобщенного доверия, стали одним из стабилизирующих факторов социальной интеграции, поскольку именно внутри них продолжал сохраняться высокий уровень внутригрупповой сплоченности и доверия [Козырева, 2008: 33]. В нашем исследовании уровень межличностного доверия измерялся через доверие коллегам, соседям, друзьям и родственникам, в том числе членам семьи.

Межгрупповоедоверие, вкупе с обобщенным, межличностным и институциональным, может стать устойчивым базисом для формирования конструктивных межэтнических отношений. Оно непосредственно сказывается на прямых межличностных контактах с конкретными представителями меньшинств (этнических, мигрантских, религиозных и т.п.). Его низкий уровень способствует росту ксенофобных настроений, становясь таким образом одним из основных факторов воспроизводства интолерантности в обществе [Козырева, Смирнов, 2010: 171]. Другой, более широкий круг межгруппового доверия охватывает категории людей, с которыми мы редко сталкиваемся непосредственно, и во многом зависит от разделяемых нами стереотипов и предубеждений. В регионах с высокой долей этнокультурного разнообразия межгрупповое (межэтническое, межконфессиональное) доверие менее стереотипизировано и мифологизировано, соответственно, его уровень оказывается достаточно высоким для поддержания климата межнационального согласия . Помимо межэтнического доверия формируется также и внутриэтническое доверие - доверие людям своей национальности. Данный вид доверия является переходным от межличностного, базирующегося на опыте непосредственных контактов с людьми той же национальности, к межгрупповому, в большей степени основанному на абстрактных представлениях об этнической или конфессиональной группе. В нашем исследовании уровень межгруппового доверия оценивался через сопоставление уровней доверия людям своей и другой национальности.

Доверие в целом тесно связано с межэтнической толерантностью, понимаемой как уважение к этническому, культурному плюрализму, позитивное или нейтральное восприятие существующих в обществе религиозных и этнокультурных различий . Толерантность опирается на механизмы межличностного, межгруппового и институционального доверия, а доверие, возникающее в культурно неоднородной социальной среде, предполагает, в свою очередь, наличие определенного уровня межэтнической толерантности. В таком случае, может ли уровень доверия служить индикатором состояния межэтнических отношений? Ответ на данный вопрос затруднителен без учета того, о каком именно доверии идет речь: обобщенном, межличностном или межгрупповом (в интересующем нас контексте, межэтническом и/или межконфессиональном) , - и кто является его носителем - местное население или члены взаимодействующих, потенциально конфликтогенных групп.

В настоящее время наибольшее отторжение у местных жителей вызывают представители мигрантских "видимых меньшинств", нетрадиционных для данной местности, причем даже не столько уроженцы государств бывшего СССР, сколько выходцы из других регионов России, в первую очередь из республик Северного Кавказа. Влияют ли параметры принимающего населения на уровень обобщенного, межличностного и межгруппового доверия внутрироссийских мигрантов? Как соотносятся разные виды доверия у первых и вторых, и какова их [видов] иерархия? Существуют ли региональные различия в уровне доверия в зависимости от степени урбанизации, этнической сложности состава населения, специфики социально-экономического развития конкретного субъекта федерации и иных факторов? Поиску ответов на поставленные вопросы и посвящена настоящая статья.

Эмпирической базой исследования послужили данные массовых опросов местных жителей и мигрантов, осуществленных в ходе реализации проекта "Ресурс межэтнического согласия в консолидации российского общества: общее и особенное в региональном разнообразии", опроса в Республике Саха (Якутия), проведенного информационным центром при Главе Республики по сопоставимой программе , и данные РМЭЗ за 2015 г. (см. преамбулу к рубрике на с. 25).

Обобщенное доверие местного населения. Полученные в ходе опросов данные показали: в целом россияне постепенно преодолевают кризис взаимной отчужденности и социальной апатии, доли доверяющих и недоверяющих не сильно различаются и колеблются в районе 50%. Уровень обобщенного доверия в исследованных нами субъектах федерации варьируется от 42% полагающих, что большинству людей "точно" и "скорее" можно доверять, в Московской области до 48% - в Калининградской области. Несколько большая доля жителей регионов, 47-54%, напротив, не склонна доверять людям (большинству людей "точно" и "скорее" нельзя доверять) (табл. 1). Своеобразная ситуация сложилась в Республике Саха (Якутия), где при уровне обобщенного доверия в 36% и обобщенного недоверия в 40% каждый четвертый респондент затруднился с ответом.

Таблица 1. Уровень обобщенного доверия/недоверия местного населения
(в % от опрошенных)

Согласно нашим данным, уровень обобщенного доверия не зависит от региона и от типа местности проживания (город/село). Даже столица, несмотря на все свои особенности крупного мегаполиса, практически не отличается по данному параметру от провинции. Не зависит уровень обобщенного доверия и от этнокультурной специфики региона. И в полиэтничной Астраханской области, и в Московском регионе, принимающем наибольшее число инокультурных мигрантов, и в Калининградской области - российском эксклаве, и в Республике Саха (Якутия), где титульная национальность является этническим большинством, показатели обобщенного доверия примерно одинаковы у русских и нерусских жителей.

Определенное влияние на колебание уровня обобщенного доверия оказывает возраст. Во всех регионах люди старших возрастных категорий отличаются большим доверием. При этом, однако, необходимо учитывать, что основания доверия у представителей этих возрастных когорт различаются. Так, согласно данным по Москве, основания, связанные с культурой доверия ("уважение к закону"), более значимы для людей старше 55 лет, росших и воспитывавшихся в советское время, а для молодежи 18-34 лет, чье взросление пришлось на постсоветский период, в качестве основания для доверия гораздо важнее оценка личной надежности ("ответственные, держат данное слово") и собственный опыт .

Обобщенное доверие приезжих. В целом его уровень у мигрантов ниже, чем у принимающего населения (исключение составляет лишь Калининградская область). Кроме того, наблюдается заметное колебание данной характеристики в зависимости от региона (табл. 2).

Таблица 2 Уровень обобщенного доверия/недоверия приезжих (в % от опрошенных)

На общем фоне выделяются мигранты Ставропольского края, чей уровень обобщенного доверия существенно ниже, чем в среднем по массиву приезжих. Вероятно, это объясняется тем, что среди них преобладают молодые образованные мужчины. Однако если элиминировать влияние возраста и образования, то показатели по этому субъекту федерации уже не будут столь заметно отличаться от показателей по другим регионам. Среди 30-летних мигрантов с высшим образованием в Ставрополье в целом доверяют людям 37%, а не доверяют - 60%, в Москве, соответственно, 45 и 53%, в Астраханской области - 41 и 58%, в Калининградской - 36 и 63% (то есть еще хуже, чем в Ставрополье) . Кроме того, необходимо учитывать психологические особенности мужчин, менее склонных доверять людям, чем женщины. В целом же установка на доверие людям не зависит от региона и является крупномасштабной диспозицией, отражающей уровень социальной и государственно-гражданской консолидации в российском обществе.

Межличностное доверие местного населения. Его уровень во всех исследованных нами регионах оказался стабильно выше уровня обобщенного доверия, что соответствует общей тенденции, фиксируемой, в том числе, и в рамках Всемирного исследования ценностей, и до определенной степени объясняется трудным опытом выживания россиян в переходный период постсоветских трансформаций, когда главной опорой для человека становились его родственники, друзья, соседи и коллеги. В максимальной степени люди доверяют членам своей семьи (97-99%) и друзьям (свыше 90%), а также родственникам (например, 89% в Москве и 87% в Московской области). Крайне высокий уровень доверия друзьям, сопоставимый с уровнем доверия семье, свидетельствует о значимости дружеских связей в России и успешном опыте коопераций разного уровня, построенных на дружеских связях. Согласно полученным данным, уровень доверия семье и друзьям практически не зависит от региона, что делает его, по нашему мнению, универсальным стабилизирующим фактором. Некоторое исключение составляет лишь группа пожилых (старше 60 лет) жителей столичного региона, многие из которых проживают в одиночестве, малоподвижны и с другими людьми контактируют в основном посредством телефона - уровень их доверия друзьям не превышает 84%.

Коллегам и соседям в целом доверяют больше половины жителей (свыше 60%) всех исследованных нами субъектов федерации, однако уровень доверия к ним колеблется в зависимости от региона. Он довольно высок в Астраханской и Калининградской областях и Ставропольском крае (77-73%), ниже в Республике Саха (Якутия) (69%) и значительно ниже в Москве и Московской области (62-61%) (табл. 3).

Таблица 3. Уровень межличностного доверия местного населения
(в % от опрошенных)

Примечание . В таблице представлены данные, объединяющие ответы "полностью доверяю" и "скорее доверяю"

Столичный регион вообще выделяется меньшим уровнем межличностного доверия. В атомизированной среде мегаполиса со специфической многоэтажной застройкой особенно заметно меньшее доверие соседям - часто незнакомым людям, контакты с которыми нередко сведены к минимуму (табл. 4).

Таблица 4. Уровень межличностного доверия населения Московского и других регионов России (в % от опрошенных)

Примечание . Данные РМЭЗ (ноябрь 2015 г.; 24 волна). Выборка по Москве и области нерепрезентативна (N = 2023). В таблице представлены общие доли выбравших ответы "доверяю всем" и "доверяю большинству"

Тип места проживания практически не влияет на уровень доверия коллегам. Различия по данному параметру между городским и сельским населением были нами зафиксированы лишь в Калининградской области, где доверие коллегам в городе выше (80%), чем на селе (62%).

Межличностное доверие мигрантов. Его уровень, судя по всему, менее зависит от социально-демографических характеристик опрашиваемых, нежели уровень обобщенного доверия. Так, среди приезжих Ставропольского края уровень межличностного доверия схож с уровнем у приезжих других рассматриваемых нами субъектов федерации (табл. 5). В целом мигранты в подавляющем большинстве гипотетических ситуаций демонстрируют более высокий уровень доверия, нежели местные жители (табл. 3), при этом иерархия кругов доверия у них та же, что и у постоянно проживающего в регионе населения: наибольшим доверием пользуются члены семьи, наименьшим, но довольно высоким - соседи.

Таблица 5. Уровень межличностного доверия приезжих (в % от опрошенных)

Примечание . В таблице представлены данные, объединяющие ответы "полностью доверяю" и "скорее доверяю".

Межличностное доверие в России расслоено: на одном полюсе оказывается доверие членам семьи, друзьям и ближайшим родственникам, причем именно в таком порядке (максимальное доверие), на другом - коллегам и соседям, как правило, существенно более низкое, но все же достаточно высокое. Согласно данным Всемирного исследования ценностей, ощутимый разрыв в уровнях доверия к членам семьи и к другим категориям близких и знакомых наиболее характерен для развивающихся стран и/или стран с авторитарной формой правления. По мнению зарубежных ученых, межличностное внутрисемейное доверие не формирует достаточного социального капитала, необходимого для поддержания широких горизонтальных связей, на основе которых строится успешная общественная самоорганизация. Тесные семейные связи и предельные значения доверия, складывающегося в семейных отношениях, напротив, подталкивают общество к формированию "фамилистических" ассоциаций, сопряженных с рисками семейственной замкнутости и понижением уровня обобщенного доверия . Тем не менее потенциал горизонтальных связей в России, на наш взгляд, достаточно велик, о чем свидетельствует высокий уровень доверия друзьям, сопоставимый с уровнем доверия членам семьи. Столь высокое доверие друзьям служит альтернативной "фамилистической" тенденции и может рассматриваться как стихийно формирующаяся база для масштабных гражданских ассоциаций и среди местного населения, и среди приезжих.

Установки на доверие и межгрупповое согласие. Зафиксированный нами уровень внутриэтнического доверия среди местного населения в исследуемых субъектах Федерации оказался достаточно высоким, сопоставимым с уровнем доверия коллегам и соседям (табл. 6). Фиксируемый уровень доверия людям других национальностей, как показывает практика, сильно зависит не только от специфики региона, но и от формулировки используемого для его измерения вопроса. Так, при формулировке: "Насколько вы доверяете людям других национальностей?", получаемый уровень межэтнического доверия в Ставропольском крае и Карелии оказывался достаточно высоким, сопоставимым с уровнем доверия соседям и коллегам - 64 и 60% соответственно. В случае же формулировки: "Какому числу людей вы доверяете в следующих группах?", уровень межэтнического доверия заметно "падает" (табл. 7).

Таблица 6. Уровень доверия/недоверия людям своей национальности в регионах России (в % от опрошенных)

Таблица 7. Уровень доверия людям своей и другой национальности в Московском и других регионах России (в % от опрошенных)

Примечание . Данные РМЭЗ (ноябрь 2015 г.; 24 волна). Выборка по Москве и области нерепрезентативна (N = 2023). В таблице представлены общие доли выбравших ответы "доверяю всем" и "доверяю большинству".

Уровень внутриэтнического доверия мигрантов превышает их уровень доверия соседям и коллегам, а также уровень внутриэтнического доверия местных жителей. В Астраханской области 84% приезжих в целом доверяют людям своей национальности, в Калининградской - 86% (среди местных жителей, соответственно, 80 и 74%). Кроме того, мигранты продемонстрировали и более высокий, нежели у постоянно проживающего в регионах населения, уровень межэтнического доверия, что отчасти коррелирует и с несколько более высоким у них уровнем межличностного доверия (табл. 3 и 5). В Ставропольском крае, например, 70% приезжих (против 64% "местных") заявили о своем доверии людям других национальностей.

Местные жители вне зависимости от национальности характеризуются примерно одинаковым уровнем как внутриэтнического доверия, так и межличностного доверия людям "ближайшего радиуса" - членам своей семьи, друзьям, соседям. Исключение составляют лишь якутяне, среди которых саха (якуты) более склонны доверять людям своей этнической принадлежности (70%), чем русские (61%) (табл. 8).

Таблица 8. Уровень обобщенного, межличностного и внутриэтнического доверия русского и нерусского местного населения (в % от опрошенных)

Таблица 9. Доля никогда не испытывающих враждебности к представителям другой национальности среди местных жителей и мигрантов в зависимости от обобщенного доверия/недоверия (в % от опрошенных)

Уровень межэтнического доверия в значительной степени определяется этнокультурной спецификой региона. В целом же по России он невысок - около 27% (табл. 7). В этой ситуации смягчить возникающие напряжения в сфере межнациональных отношений и стать фактором укрепления межнационального согласия в обществе может достаточно высокий уровень обобщенного доверия. Ранее наше исследование по Москве показало, что обобщенное доверие и межэтническая толерантность взаимосвязаны: первое способствует формированию второй, а та, в свою очередь, поддерживает доверительное отношение к людям . Нынешнее исследование подтвердило выявленную закономерность: показатели межэтнической толерантности во всех регионах оказались выше среди тех, кто в целом доверяет людям, чем среди тех, кто в целом не доверяет (табл. 9). Также, у в целом доверяющих людям с большей вероятностью наблюдается актуализированная российская идентичность, нежели у в целом не доверяющих: 57 против 39%, соответственно, в Астраханской области, 57 против 49% - в Калининградской, 36 против 22% - в столичном регионе.

Заключение. В ходе проведенного исследования нами была выявлена четкая иерархия уровней доверия: от максимального доверия членам семьи, ближайшим родственникам и друзьям (ближайший круг), к меньшему - коллегам по работе и соседям (близкий круг), людям своей национальности (виртуально близкий круг), представителям других национальностей (дальний круг). Уровень обобщенного доверия занимает промежуточное положение между уровнем межличностного и внутриэтнического доверия, с одной стороны, и уровнем межэтнического доверия, с другой. Данный вывод согласуется с моделью формирования культуры доверия, предложенной П. Штомпкой. Ее зачатки возникают на индивидуальном уровне как результат доверительных межличностных отношений, затем, при условии сохранения социальной стабильности, доверие "закрепляется" на массовом уровне как социальная установка, и лишь потом формируется собственно культура доверия как "давление среды", принуждающее членов общества к добропорядочному и ответственному поведению .

Становление культуры доверия в России происходит с опорой на межличностное доверие, и ее главным источником можно считать доверительные отношения, возникающие в трудовых коллективах, в семейном и дружеском кругах, среди соседей. Хотя гражданская активность в России пока невелика, и в стране отсутствует развитая сеть добровольных горизонтальных ассоциаций разного уровня, зафиксированный нами высокий уровень доверия друзьям, сопоставимый с доверием членам семьи, дает основание надеяться, что при благоприятных условиях общественного развития тесные дружеские связи дадут начало многочисленным гражданским объединениям и союзам. На данный момент тормозом для формирования в России культуры доверия является дефицит правового сознания, распространенное среди населения неуважение к закону, а также высокий уровень недоверия судебной системе и прочим институтам, обеспечивающим правопорядок.

Международные исследования, осуществленные под руководством Р. Инглхарта, обнаруживают прямую связь между уровнем экономического благосостояния страны и уровнем обобщенного доверия в обществе: чем выше показатели ВНП, тем чаще люди склонны доверять друг другу. Сам он объясняет эту зависимость общей логикой модернизационного развития, под влиянием которой ценности выживания, свойственные традиционным, недемократическим сообществам, постепенно заменяются ценностями самовыражения, характерными для стран с успешным опытом модернизационного развития.

В российских условиях уровень межличностного и межэтнического доверия среди мигрантов, принадлежащих к более патриархальным социумам по сравнению с принимающим сообществом, оказывается, как правило, выше, чем у местного населения. Мы предполагаем, что традиционная культура, носителями которой они являются, вносит свои специфические коррективы в траекторию модернизационного развития России. У наших внутренних мигрантов из числа представителей "видимых меньшинств" отсутствует разрыв в уровне доверия "ближайшему кругу" и более отдаленному кругу коллег, соседей, представителей иных групп, типичный, судя по данным Всемирного исследования ценностей, для немодернизированных обществ. Вероятно, это свидетельствует об их отходе от ценностей выживания и открытости транзитивным процессам в принимающих сообществах.

Статья подготовлена при поддержке РНФ, проект № 14-18-01963.
Мукомель Владимир Изявич - доктор социологических наук, главный научный сотрудник, руководитель сектора изучения миграционных и интеграционных процессов Института социологии РАН.
Рыжова Светлана Валентиновна - кандидат социологических наук, ведущий научный сотрудник отдела этнической социологии Института социологии РАН.
Коулман Дж. Капитал социальный и человеческий // Общественные науки и современность. 2001. № 3. С. 121-139.
Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: последовательность человеческого развития. М.: Новое издательство, 2011.
Всемирное исследование ценностей, 6 волна (2010-2014). URL: http://www.worldvaluessurvey.org/WVS Documentationw Ve.jsp (дата: 25.04.2016).
Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: последовательность человеческого развития. М.: Новое издательство, 2011: 111
Папакостас А. Становление публичной сферы: недоверие, доверие и коррупция / Пер. с англ. Д. Жихаревича. М.: ВЦИОМ, 2016: 73.
Там же, с. 174.
В подтверждение этого сошлемся на данные исследовательского проекта "Гражданская, этническая и региональная идентичность: вчера, сегодня, завтра", осуществленного отделом этнической социологии Института социологии РАН в 2011-2013 гг. Нами был зафиксирован практически максимальный уровень доверия в Татарстане: свыше 90% русских доверяли татарам и свыше 90% татар доверяли русским. Межконфессиональное доверие не уступало межэтническому: свыше 80% православных доверяли мусульманам и свыше 80% мусульман доверяли православным. Аналогично высокий уровень межконфессионального доверия был и в Башкортостане [Гражданская, этническая и региональная идентичность: вчера, сегодня, завтра / Рук. проекта и отв. ред. Л. М. Дробижева. М.: Российская политическая энциклопедия, 2013: 164]. Таким образом, в республиках России, где этнический фактор имеет особое значение и закреплен институционально (присутствует титульная национальность), высокий уровень межэтнического и межконфессионального доверия выполняет функцию общественного интегратора и источника межэтнического согласия.
Декларация принципов терпимости. 1995. 16 ноября [Электронный ресурс]. URL: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/declarations/toleranc.shtml (дата обращения: 25.07.2015); Уолцер М.О терпимости / Пер. с англ. И. Мюрнберг. М.: Идея Пресс; Дом интеллектуальной книги, 2000: 25-24
Важную, хотя и опосредованную роль играет институциональное доверие, которое может варьироваться среди представителей различных этнических групп по отношению к разным социальным и политическим институтам.
Опрос проводился в 2015 г. Рук. А. Д. Бравин. Выборка составила 1500 человек.
Рыжова С.В. Доверие и этническая толерантность в условиях социальных перемен // Социологический журнал. 2016. Т. 22. № 1. С. 72-94.
В Московской области численность респондентов среди мигрантов данного возраста с высшим образованием оказалась слишком мала.
Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию / Пер. с англ. Д. Павловой, В. Кирющенко, М. Колопотина. М.: АСТ; Хранитель, 2006.
Концепт культуры аморального фамилизма как формы покорности и выражения дистанци- рованности от социальной жизни, заботы о детях и семье в условиях, когда не функционируют институты публичной сферы, подвергается критике на том основании, что получившие известность исследования Р. Патнэма, Ф. Фукуямы, Л. И. Харрисона и С. П. Хантингтона [Патнэм Р. Чтобы демократия сработала: гражданские традиции в современной Италии. М.: AdMarginem, 1996; Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию / Пер. с англ. Д. Павловой, В. Кирющенко, М. Колопотина. М.: АСТ; Хранитель, 2006; Культура имеет значение: каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под ред. Л. Харрисона, С. Хантингтона. M.: Московская школа политических исследований, 2002] базируются на работе Э. Бэнфилда , постулирующего лишь возможность, но не сам факт существования такой культуры [Папакостас А. Становление публичной сферы: недоверие, доверие и коррупция / Пер. с англ. Д. Жихаревича. М.: ВЦИОМ, 2016: 37-38].
Ресурс межэтнического согласия в Москве [Электронный ресурс] / Рук. проекта и отв. редактор Л.М. Дробижева. М.: Институт социологии РАН, 2014. URL: http://www.isras.ru/files/File/publ/inab_2014_2(1).pdf (дата обращения: 12.11. 2015).