Какие периоды можно выделить в творчестве заболоцкого. Что будем делать с полученным материалом. Текст подготовил Андрей Гончаров

Серебряный век подарил миру плеяду удивительных поэтов. Ахматова, Мандельштам, Цветаева, Гумилев, Блок… То ли время было такое необыкновенное, то ли мироздание на мгновение замешкалось, и теория вероятностей прозевала это невероятное совпадение. Но так или иначе, начало двадцатого века - это время фейерверка, праздничного салюта в мире русской поэзии. Звезды вспыхивали и гасли, оставляя после себя стихи - известные и не очень.

Известный неизвестный Заболоцкий

Один из самых недооцененных авторов того времени - поэт Н. Заболоцкий. Все знают, что Ахматова - гений, но не каждый может процитировать ее стихи. То же касается и Блока или Цветаевой. А вот творчество Заболоцкого знают практически все - но многие понятия не имеют, что это именно Заболоцкий. «Зацелована, околдована, с ветром в поле…», «Душа обязана трудиться…» и даже «Котя, котенька, коток…». Все это - Заболоцкий Николай Алексеевич. Стихи принадлежат его перу. Они ушли в народ, стали песнями и детскими колыбельными, имя автора превратилось в лишнюю формальность. С одной стороны - самое искреннее признание в любви из всех возможных. С другой - вопиющая несправедливость по отношению к автору.

Прозаический поэт

Проклятие недооцененности коснулось не только стихов поэта, но и собственно его жизни. Она всегда был «не в масть». Не соответствовал стандартам, представлениям и чаяниям. Для ученого он был слишком поэт, для поэта - слишком обыватель, для обывателя - слишком мечтатель. Его дух никак не соответствовал его телу. Блондин среднего роста, круглолицый и склонный к полноте, Заболоцкий производил впечатление человека основательного и степенного. Солидный молодой человек весьма прозаической наружности никак не соответствовал представлениям об истинном поэте - чувствительном, ранимом и мятущемся. И только люди, знавшие Заболоцкого близко, понимали, что под этой внешней бутафорской важностью скрывается удивительно чуткий, искренний и жизнерадостный человек.

Бесконечные противоречия Заболоцкого

Даже литературный кружок, в котором оказался Николай Алексеевич Заболоцкий, был «неправильный». Обэриуты - беспардонные, смешливые, парадоксальные, казались самой неподходящей компанией для серьезного молодого человека. А между тем Заболоцкий был очень дружен и с Хармсом, и с Олейниковым, и с Введенским.

Еще один парадокс несоответствия - литературные предпочтения Заболоцкого. Известные оставляли его равнодушным. Не любил он и высоко ценимую окололитературной средой Ахматову. А вот неприкаянный, мятущийся, призрачно-сюррелистичный Хлебников казался Заболоцкому поэтом великим и глубоким.

Мировосприятие этого человека болезненно контрастировало с его внешностью, его образом жизни и даже происхождением.

Детство

Родился Заболоцкий 24.04.1903 в Казанской губернии, Кизической слободе. Его детство прошло на фермах, в деревнях и селах. Отец - агроном, мать - сельская учительница. Жили они сначала в Казанской губернии, потом переехали в село Сернур Сейчас это республика Марий Эл. Позже многие отмечали характерный северный говор, прорывавшийся в речи поэта - ведь именно оттуда был родом Николай Заболоцкий. Биография этого человека тесно переплелась с его творчеством. Любовь к земле, уважение к крестьянскому труду, трогательная привязанность к животным, умение понимать их - все это Заболоцкий вынес из своего деревенского детства.

Стихи Заболоцкий писать начал рано. Уже в третьем классе он «издавал» рукописный журнал, в котором печатал собственные произведения. Причем занимался этим с присущим его характеру прилежанием и тщанием.

В десятилетнем возрасте Заболоцкий поступил в реальное училище Уржума. Там увлекался не только литературой, как можно было ожидать, но и химией, рисованием, историей. Эти увлечения позже и определили выбор, который сделал Николай Заболоцкий. Биография поэта сохранила следы творческих метаний, поиска себя. Приехав в Москву, он поступил сразу на два и историко-филологический. Позже он выбрал все же медицину и даже проучился там семестр. Но в 1920 году прожить в столице без посторонней помощи студенту было трудно. Не выдержав безденежья, Заболоцкий вернулся в Уржум.

Поэт и ученый

Позже Заболоцкий все же окончил институт, но уже Петроградский, по курсу «Язык и литература». Писал стихи, но талантливым его не считали. Да и сам он отзывался о своих произведениях того периода как о слабых и насквозь подражательных. Окружающие видели его скорее ученым, чем поэтом. Действительно, наука была той областью, которой всегда интересовался Николай Заболоцкий. Биография поэта могла бы сложиться по-другому, если бы он принял решение заниматься не стихосложением, а научными изысканиями, к которым всегда имел склонность.

После обучения Заболоцкий был призван в армию. Во время службы он входил в редакцию полковой стенгазеты и очень гордился впоследствии тем, что она была лучшей в округе.

Заболоцкий в Москве

В 1927 году Заболоцкий все же вернулся в Москву, из которой семь лет назад уехал в большом разочаровании. Но сейчас он был уже не студент, а молодой поэт. Заболоцкий с головой окунулся в бурлящую литературную жизнь столицы. Он посещал диспуты и обедал в знаменитых кафе, где были завсегдатаями московские поэты.

В этот период литературные вкусы Заболоцкого окончательно сформировались. Он пришел к выводу, что поэзия не должна быть просто отражением эмоций автора. Нет, в стихах нужно говорить о важных, о нужных вещах! Как подобные взгляды на поэзию сочетались с любовью к творчеству Хлебникова - загадка. Но именно его Заболоцкий полагал единственным поэтом того периода, достойным памяти потомков.

Заболоцкий удивительным образом сочетал несочетаемое. Он был ученым по духу, практиком и прагматиком до мозга костей. Интересовался математикой, биологией, астрономией, читал научные труды по этим дисциплинам. Огромное впечатление произвели на него философские работы Циолковского, Заболоцкий даже вступил с автором в переписку, обсуждая космогонические теории. И в то же время это был тонкий, лиричный, эмоциональный поэт, пишущий стихи, бесконечно далекие от академической сухости.

Первая книга

Именно тогда в списках членов ОБЭРИУ появилась еще одно имя - Николай Заболоцкий. Биография и творчество этого человека были тесно связаны с кружком поэтов-новаторов. Абсурдная, гротескная, нелогичная стилистика обэриутов в сочетании с академическим мышлением Заболоцкого и его глубокой чувствительностью позволяла создавать произведения сложные и многогранные.

В 1929 году выходит первая книга Заболоцкого - «Столбцы». Увы, результатом публикации были лишь насмешки критиков и недовольство официальной власти. К счастью для Заболоцкого, никаких серьезных последствий этот случайный конфликт с режимом не имел. Поэт после издания книги публиковался в журнале «Звезда» и даже готовил материал для следующей книги. К сожалению, этот стихотворный сборник так и не был подписан в печать. Новая волна травли заставила поэта оставить мечты о публикации.

Николай Алексеевич Заболоцкий начал работать в жанре в изданиях, которые курировал сам Маршак - по тем временам в литературном мире фигура исключительной значимости.

Работа переводчика

Кроме того, Заболоцкий начал заниматься переводами. «Витязь в тигровой шкуре» до сих пор знаком читателям именно в переводе Заболоцкого. Кроме этого, он перевел и переложил для детских изданий «Гаргантюа и Пантагрюэля», «Тиля Уленшпигеля» и один раздел «Путешествий Гулливера».

Маршак, переводчик № 1 страны, высоко отзывался о работах Заболоцкого. Тогда же поэт начал работать над переводом со старославянского «Слова о полку Игореве». Это была огромная работа, проделанная необыкновенно талантливо и тщательно.

Переводил Заболоцкий и Альберто Саба, мало известного в СССР итальянского поэта.

Женитьба

В 1930 году Заболоцкий женился на Екатерине Клыковой. Друзья-обэриуты отзывались о ней исключительно тепло. Даже язвительные Хармс и Олейников были очарованы хрупкой молчаливой девушкой.

Жизнь и творчество Заболоцкого были тесно связаны с этой удивительной женщиной. Заболоцкий никогда не был богат. Более того, он был беден, иногда попросту нищ. Скудные заработки переводчика едва позволяли содержать семью. И все эти годы Екатерина Клыкова не просто поддерживала поэта. Она полностью передала ему бразды правления семьей, никогда ни в чем с ним не споря и ничем не упрекая. Даже друзья семьи поражались преданности женщины, отмечая, что есть в такой самоотверженности что-то не совсем естественное. Уклад дома, малейшие хозяйственные решения - все это определял только Заболоцкий.

Арест

Поэтому когда в 1938 году поэта арестовали, жизнь Клыковой рухнула. Все пять лет заключения мужа она провела в Уржуме, в крайней бедности.

Заболоцкий был обвинен в антисоветской деятельности. Несмотря на длительные изнуряющие допросы и пытки, он не подписал обвинительных заключений, не признал существование антисоветской организации и не назвал никого из предполагаемых ее членов. Возможно, именно это и спасло ему жизнь. Приговором было лагерное заключение, и Заболоцкий провел пять лет в Востоклаге, расположенном в районе Комсомольска-на-Амуре. Там, в нечеловеческих условиях, Заболоцкий занимался стихотворным переложением «Слова о полку Игореве». Как потом объяснял поэт - чтобы сохранить себя как личность, не опуститься до того состояния, в котором уже невозможно творить.

Последние годы

В 1944 году срок был прерван, и Заболоцкий получил статус ссыльного. Год он жил на Алтае, куда приехала и жена с детьми, потом перебрался в Казахстан. Это были тяжелые для семьи времена. Отсутствие работы, денег, вечная неуверенность в завтрашнем дне и страх. Боялись повторного ареста, боялись, что выгонят из временного жилья, боялись всего.

В 1946 году Заболоцкий возвращается в Москву. Он живет у друзей, подрабатывает переводами, жизнь начинает медленно налаживаться. И тогда случается еще одна трагедия. Жена, бесконечно верная преданная жена, мужественно перенесшая все лишения и тяготы, вдруг уходит к другому. Не предает из страха за свою жизнь или жизнь детей, не бежит от нищеты и невзгод. Просто в сорок девять лет эта к другому мужчине. Это сломило Заболоцкого. Гордый, самолюбивый поэт мучительно переживал крах Жизнь Заболоцкого дала крен. Он заметался, лихорадочно ища выход, пытаясь создать хотя бы видимость нормального существования. Предложил руку и сердце малознакомой, в сущности, женщине, причем, по воспоминаниям друзей, даже не лично, а по телефону. Спешно женился, какое-то время провел с новой супругой и расстался с ней, попросту вычеркнув вторую жену из своей жизни. Именно ей, а вовсе не жене, было посвящено стихотворение «Драгоценная моя женщина».

Заболоцкий ушел в работу. Он много и плодотворно переводил, у него были заказы и наконец-то он начал прилично зарабатывать. Он смог пережить разрыв с женой - но не смог пережить ее возвращения. Когда Екатерина Клыкова вернулась к Заболоцкому, у него случился сердечный приступ. Полтора месяца он проболел, но за это время успел привести в порядок все свои дела: рассортировал стихи, написал завещание. Он был человек обстоятельный в смерти так же, как и в жизни. К концу жизни у поэта были и деньги, и популярность, и читательское внимание. Но это уже не могло ничего изменить. Здоровье Заболоцкого было подорвано лагерями и годами бедности, а сердце пожилого человека не выдержало нагрузок, вызванных переживаниями.

Смерть Заболоцкого наступила 14.10.1958 года. Он умер по пути в ванну, куда шел, чтобы почистить зубы. Врачи запрещали Заболоцкому вставать, но он всегда был человеком аккуратным и даже немного педантом в быту.

Поэт

Николай Заболоцкий родился 7 мая 1903 года в восьми километрах от Казани на ферме Казанского губернского земства.

Отец Заболоцкого был крестьянином, в молодости получившим возможность выучиться на агронома, а мама будущего поэта была учительницей, приехавшей с мужем в деревню из города. В третьем классе сельской школы Николай Заболоцкий начал издавать свой рукописный журнал и помещал там собственные стихи. С 1913 года по 1920 год он учился в реальном училище в селе Сернур, вблизи маленького провинциального города Уржума в Вятской губернии, увлекался историей, химией и рисованием. В ранних стихах поэта смешивались воспоминания и переживания мальчика из деревни, впечатления ученической жизни и влияние предреволюционной поэзии - в то время Заболоцкий выделял для себя творчество Блока и Ахматовой.

В 1920 году, окончив реальное училище в Уржуме, Заболоцкий уехал в Москву и поступил одновременно на филологический и медицинский факультеты Московского университета. Он выбрал медицинский, однако проучился всего семестр, и не выдержав студенческой нищеты, вернулся к родителям в Уржум. Во время своей учебы в Москве Заболоцкий регулярно посещал литературное кафе "Домино", где часто выступали Маяковский и Есенин.

Из Уржума Заболоцкий переехал в Петроград, где начал обучение на отделении языка и литературы Пединститута имени Герцена, которое и окончил в 1925 году, имея за душой, по собственному признанию, "объемистую тетрадь плохих стихов". А в 1926 году он был призван на военную службу, которую проходил в Ленинграде. В полку он вошел в редколлегию стенгазеты, в 1927 году успешно сдал экзамены на звание командира взвода, и вскоре был уволен в запас. Несмотря на краткосрочность армейской службы, этот жизненный период сыграл в судьбе Заболоцкого роль творческого катализатора - именно в 1926-27 годах он написал свои первые заметные поэтические произведения.

Заболоцкий увлекался живописью Филонова, Шагала и Брейгеля. Умение видеть мир глазами художника осталось у поэта на всю жизнь и повлияло на своеобразие поэтической манеры. Позже он признавал родственность своего творчества 1920-х годов примитивизму Анри Руссо.

В 1927 году вместе с Даниилом Хармсом, Александром Введенским и Игорем Бахтеревым Заболоцкий основал литературную группу ОБЭРИУ, продолжившую традиции русского футуризма. В том же году он принял участие в первом публичном выступлении обэриутов "Три левых часа" и начал печататься. "Заболоцкий был румяный блондин среднего роста, склонный к полноте, - вспоминал Николай Чуковский, - с круглым лицом, в очках, с мягкими пухлыми губами. Крутой северорусский говорок оставался у него всю жизнь, но особенно заметен был в юности. Манеры у него смолоду были степенные, даже важные. Впоследствии я даже как-то сказал ему, что у него есть врожденный талант важности - талант, необходимый в жизни и избавляющий человека от многих напрасных унижений. Сам я этого таланта был начисто лишен, всегда завидовал людям, которые им обладали, и, быть может, поэтому так рано подметил его в Заболоцком. Странно было видеть такого степенного человека с важными медлительными интонациями басового голоса в беспардонном кругу обэриутов - Хармса, Введенского, Олейникова. Нужно было лучше знать его, чем знал его тогда я, чтобы понять, что важность эта картонная, бутафорская, прикрывающая целый вулкан озорного юмора, почти не отражающегося на его лице и лишь иногда зажигающего стекла очков особым блеском".

Ставя целью возродить в поэзии мир "во всей чистоте своих конкретных мужественных форм", очистить его от тины "переживаний" и "эмоций", Николай Заболоцкий совпадал в своих устремлениях с футуристами, акмеистами, имажинистами и конструктивистами, однако, в отличие от них, проявлял интеллектуально-аналитическую направленность. Обэриуты, по его мнению, должны были не только "организовывать вещи смыслом", но и выработать новое мироощущение и новый способ познания. Заболоцкий с интересом читал труды Энгельса, Григория Сковороды, работы Климента Тимирязева о растениях, Юрия Филипченко об эволюционной идее в биологии, Вернадского о био- и ноосферах, охватывающих всё живое и разумное на планете и превозносящих и то, и другое как великие преобразовательные силы, теорию относительности Эйнштейна, "Философию общего дела" Н.Ф.Фёдорова, утверждавшего, что: "Знанием вещества и его сил восстановленные прошедшие поколения, способные уже воссоздать своё тело из элементарных стихий, населят миры и уничтожат рознь"…

К публикации первого сборника стихов "Столбцы" у Заболоцкого была выработана собственная натурфилософская концепция. В её основе лежало представление о мироздании как единой системе, объединяющей живые и неживые формы материи, которые находятся в вечном взаимодействии и взаимопревращении. Развитие этого сложного организма природы происходит от первобытного хаоса к гармонической упорядоченности всех ее элементов, и основную роль в этом играет присущее природе сознание, которое, по выражению того же Тимирязева, "глухо тлеет в низших существах и только яркой искрой вспыхивает в разуме человека". Поэтому именно Человек призван взять на себя заботу о преобразовании природы, но в своей деятельности он должен видеть в природе не только ученицу, но и учительницу, ибо эта несовершенная и страдающая "вековечная давильня" заключает в себе прекрасный мир будущего и те мудрые законы, которыми следует руководствоваться человеку.

Сидит извозчик, как на троне,
из ваты сделана броня,
и борода, как на иконе,
летит, монетами звеня.
А бедный конь руками машет,
то вытянется, как налим,
то снова восемь ног сверкает
в его блестящем животе...

Поразив всех, стихи Заболоцкого одновременно вызвали и взрыв негодования. Разворачивалась борьба против формализма, устанавливались принципы социалистического реализма, требовавшего особого взгляда на то, что Заболоцкого не привлекало. "А так как "Столбцы" не были банальны, - писал Чуковский, - то Заболоцкий уже все годы вплоть до своего ареста работал в обстановке травли. Однако время от времени ему удавалось печататься, потому что у него появился сильный покровитель - Николай Семенович Тихонов. В тридцатые годы Тихонов был одним из самых влиятельных людей в ленинградском литературном кругу, и постоянная помощь, которую он оказывал Заболоцкому, является его заслугой". Именно с помощью Тихонова в 1933 году Заболоцкий напечатал в журнале "Звезда" поэму "Торжество земледелия", вызвавшую мощную и еще более злобную волну критики.

Сам Заболоцкий внешне не испытывал дискомфорта. "Искусство похоже на монастырь, где людей любят абстрактно, - писал он сестре своей жены Е.В.Клыковой. - Ну, и люди относятся к монахам так же. И, несмотря на это, монахи остаются монахами, т. е. праведниками. Стоит Симеон Столпник на своем столпе, а люди ходят и видом его самих себя - бедных, жизнью истерзанных - утешают. Искусство - не жизнь. Мир особый. У него свои законы, и не надо его бранить за то, что они не помогают нам варить суп".

На выпускнице Петербургского педагогического института Екатерине Васильевне Клыковой Николай Заболоцкий женился в 1930 году. В этом браке у него родилось двое детей. С женой и детьми он жил в Ленинграде в "писательской надстройке" на канале Грибоедова.

"Это была, прямо говоря, одна из лучших женщин, которых встречал я в жизни, - писал об Екатерине Васильевне, жене Заболоцкого, Евгений Шварц. - Познакомился я с ней в конце двадцатых годов, когда Заболоцкий угрюмо и вместе с тем как бы и торжественно, а во всяком случае солидно сообщил нам, что женился. Жили они на Петроградской, улицу забыл, кажется, на Большой Зелениной. Комнату снимали у хозяйки квартиры - тогда этот институт еще не вывелся. И мебель была хозяйкина. И особенно понравился мне висячий шкафчик красного дерева, со стеклянной дверцей. Второй, похожий, висел в коридоре. Немножко другого рисунка. Принимал нас Заболоцкий солидно, а вместе и весело, и Катерина Васильевна улыбалась нам, в разговоры не вмешивалась. Напомнила она мне бестужевскую курсистку. Темное платье. Худенькая. Глаза темные. И очень простая. И очень скромная. Впечатление произвела настолько благоприятное, что на всем длинном пути домой ни Хармс, ни Олейников (весьма острые на язык) ни слова о ней не сказали. Так мы и привыкли к тому, что Заболоцкий женат. Однажды, уже в тридцатых годах, сидели мы в так называемой "культурной пивной" на углу канала Грибоедова, против Дома книги. И Николай Алексеевич спросил торжественно и солидно, как мы считаем, - зачем человек обзаводится детьми? Не помню, что я ответил ему. Николай Макарович (Олейников) промолчал загадочно. Выслушав мой ответ, Николай Алексеевич покачал головой многозначительно и ответил "Не в том суть. А в том, что не нами это заведено, не нами и кончится". А когда вышли мы из пивной и Заболоцкий сел в трамвай, Николай Макарович спросил меня как я думаю, - почему задал Николай Алексеевич вопрос о детях Я не мог догадаться. И Николай Макарович объяснил мне у них будет ребенок, вот почему завел он этот разговор. И, как всегда, оказался Николай Макарович прав. Через положенное время родился у Заболоцкого сын. Николай Алексеевич заявил решительно, что назовет он его Фома, но потом смягчился и дал ребенку имя Никита".

В начале 1932 года Николай познакомился с работами Циолковского, которые произвели на него неизгладимое впечатление. Циолковский отстаивал идею разнообразия форм жизни во Вселенной, явился первым теоретиком и пропагандистом освоения человеком космического пространства. В письме к ученому Заболоцкий писал: "...Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они очень близки мне. В моих ненапечатанных поэмах и стихах я, как мог, разрешал их".

В 1933 году Заболоцким была написана поэма "Торжество земледелия", после выхода которой цензура признала Заболоцкого "апологетом чуждой идеологии" и "поборником формализма". В этом же году должна была выйти книга его стихов, но ее издание остановлено, и чтобы заработать себе деньги на жизнь, Заболоцкий начал работать в детской литературе - он сотрудничал с журналами "Чиж" и "Ёж", писал стихи и прозу для детей.

В своем творчестве Николай Заболоцкий создавал многомерные стихотворения - в них особенно были заметны острый гротеск и сатира на тему мещанского быта и повседневности. В его ранней лирике пародия становится стихотворным инструментом. В стихотворении "Disciplina Clericalis", написанном в 1926 году, обнаруживалось пародирование тавтологичной велеречивости Бальмонта, завершающееся зощенковскими интонациями; в стихотворении "На лестницах" в 1928 году, сквозь кухонный, уже зощенковский мир проступал "Вальс" Владимира Бенедиктова; "Ивановы" в 1928 году раскрывали свой пародийно-литературный смысл, вызывая ключевые образы Достоевского с его Сонечкой Мармеладовой и её стариком; а строки из стихотворения "Бродячие музыканты" отсылали читателей к Пастернаку. Через все стихотворения Заболоцкого пролегал путь напряженного вживания сознания в загадочный мир бытия. На этом пути поэт-философ претерпевал существенную эволюцию, в ходе которой можно выделить три диалектические стадии - с 1926-го по 1933-й годы, с 1932-го по 1945-й годы и с 1946-го по 1958-й годы.

В 1937 году был опубликован второй сборник стихов Заболоцкого под названием "Вторая книга", состоящий из 17 стихотворений, а 19 марта 1938 года Заболоцкий был арестован и осуждён по сфабрикованному делу за антисоветскую пропаганду. В качестве обвинительного материала в его деле фигурировали критические статьи и клеветническая обзорная "рецензия", тенденциозно искажавшая существо и идейную направленность его творчества. От смертной казни его спасло то, что, несмотря на тяжелейшие физические испытания на допросах, он не признал обвинения в создании контрреволюционной организации. Постановлением Особого Совещания НКВД он был приговорен к пяти годам заключения и ИТЛ. Свой срок заключения Заболоцкий отбывал с февраля 1939 года до мая 1943 года в системе Востлага НКВД в районе Комсомольска-на-Амуре, затем в системе Алтайлага в Кулундинских степях, а с марта 1944 года он с семьей проживал в Караганде, уже после освобождения из-под стражи.

Частичное представление о его лагерной жизни даёт подготовленная самим Заболоцким подборка "Сто писем 1938-1944 годов", содержавшая выдержки из его писем к жене и детям. строки Заболоцкого из мемуаров "История моего заключения": "Первые дни меня не били, стараясь разложить морально и физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом - сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали…". Его мемуары "История моего заключения" были опубликованы за рубежом на английском языке в 1981 году, а в России - лишь в 1988 году.

В таких условиях Заболоцкий совершил творческий подвиг - он закончил переложение "Слова о полку Игореве", начатое им в 1937 году, и ставшее лучшим в ряду опытов многих русских поэтов. Это помогло ему при помощи Фадеева добиться освобождения, и в 1946 году Заболоцкий вернулся в Москву.

Во время заключения Заболоцкий писал своему другу Степанову, занявшись в ссылке переводом "Слова о полку Игореве": "Можно ли урывками и по ночам, после утомительного дневного труда, сделать это большое дело? Не грех ли только последние остатки своих сил тратить на этот перевод, которому можно было бы и целую жизнь посвятить, и все свои интересы подчинить. А я даже стола не имею, где я мог бы разложить свои бумаги, и даже лампочки у меня нет, которая могла бы гореть всю ночь...".

"Где-то в поле возле Магадана,
посреди опасностей и бед,
в испареньях мерзлого тумана
шли они за розвальнями вслед...

От солдат, от их луженых глоток,
от бандитов шайки воровской
здесь спасали только околодок
да наряды в город за мукой...

Вот они и шли в своих бушлатах -
два несчастных русских старика,
вспоминая о родимых хатах
и томясь о них издалека...

Жизнь над ними в образах природы
чередою двигалась своей.
Только звезды, символы свободы,
не смотрели больше на людей...

Дивная мистерия вселенной
шла в театре северных светил,
но огонь ее проникновенный
до людей уже не доходил...

Вкруг людей посвистывала вьюга,
заметая мерзлые пеньки.
И на них, не глядя друг на друга,
замерзая, сели старики...

Стали кони. Кончилась работа,
смертные доделались дела.
Обняла их сладкая дремота,
в дальний край, рыдая, повела...

Не нагонит больше их охрана,
не настигнет лагерный конвой,
лишь одни созвездья Магадана
засверкают, став над головой..."

Очарована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная ты моя женщина!

Не веселая, не печальная,
Словно с темного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда ты моя сумасшедшая...

Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, добрую, милую...

Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжелые,
В эти черные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.

Что не сбудется - позабудется,
Что не вспомнится, то не исполнится.
Так чего же ты плачешь, красавица,
Или мне это просто чудится?...

В 1946 году Заболоцкий был восстановлен в Союзе писателей и получил разрешение жить в столице. Страдания семи долгих лагерных и ссыльных лет были позади, но жить его семье было негде. В первое время с риском для себя его приютили старые друзья Н.Степанов и И.Андроников. "Н.А. пришлось спать на обеденном столе, так как на полу было холодно, - вспоминал Степанов. - Да и сами мы спали на каких-то ящиках. Н.А. педантично складывал на ночь свою одежду, а рано утром был уже такой же чистый, вымытый и розовый, как всегда...". Позже писатель Ильенков любезно предоставил Заболоцким свою дачу в Переделкине. Николай Чуковский вспоминал: "Березовая роща неизъяснимой прелести, полная птиц, подступала к самой даче Ильенкова". Об этой березовой роще в 1946 году Заболоцкий написал дважды:

Открывай представленье, свистун!
Запрокинься головкою розовой,
Разрывая сияние струн
В самом горле у рощи березовой.
("Уступи мне, скворец, уголок").

В этой роще березовой,
Вдалеке от страданий и бед,
Где колеблется розовый
Немигающий утренний свет,
Где прозрачной лавиною
Льются листья с высоких ветвей, -
Спой мне, иволга, песню пустынную,
Песню жизни моей.
("В этой роще березовой").

Последнее стихотворение стало песней в кинофильме "Доживем до понедельника".

Там Заболоцкий трудолюбиво возделывал огород. "Положиться можно только на картошку", - отвечал он тем, кто интересовался его литературными заработками.

"Вообще в нем в то время жило страстное желание уюта, покоя, мира, счастья, - вспоминал Николай Чуковский. - Он не знал, кончились ли уже его испытания, и не позволял себе в это верить. Он не смел надеяться, но надежда на счастье росла в нем бурно, неудержимо. Жил он на втором этаже, в самой маленькой комнатке дачи, почти чулане, где ничего не было, кроме стола, кровати и стула. Чистота и аккуратность царствовали в этой комнатке - кровать застелена по-девичьи, книги и бумаги разложены на столе с необыкновенной тщательностью. Окно выходило в молодую листву берез. Березовая роща неизъяснимой прелести, полная птиц, подступала к самой даче Ильенкова. Николай Алексеевич бесконечно любовался этой рощей, улыбался, когда смотрел на нее".

И дальше: "Это действительно был твердый и ясный человек, но в то же время человек, изнемогавший под тяжестью невзгод и забот. Бесправный, не имеющий постоянной московской прописки, с безнадежно испорченной анкетой, живущий из милости у чужих людей, он каждую минуту ждал, что его вышлют, - с женой и двумя детьми. Стихов его не печатали, зарабатывал он только случайными переводами, которых было мало и которые скудно оплачивались. Почти каждый день ездил он по делам в город, - два километра пешком до станции, потом дачный паровозик. Эти поездки были для него изнурительны - все-таки шел ему уже пятый десяток".

В последнее десятилетие своей жизни Заболоцкий активно переводил произведения зарубежных поэтов и поэтов народов СССР. Особенно значителен вклад Заболоцкого в приобщение русского читателя к богатству грузинской поэзии, оказавшей на оригинальные стихи переводчика несомненное влияние.

Многолетняя дружба и общность творческих позиций связывали Заболоцкого с грузинским поэтом Симоном Чиковани и украинским поэтом Миколой Бажаном, с которым почти одновременно, пользуясь одним подстрочником, переводил Шота Руставели: Бажан - на украинский, Заболоцкий - на русский язык.

По инициативе пианистки М.В.Юдиной, большого знатока русской и зарубежной литератур (это ей, первой, читал Борис Пастернак начальные главы "Доктора Живаго"), Заболоцкий перевел ряд произведений немецких поэтов Иоганна Мейергофера, Фридриха Рюккерта, Иоганна Вольфганга Гете и Фридриха Шиллера.

О выполненном Заболоцким переводе "Слова о полку Игореве" Чуковский писал, что он "точнее всех наиболее точных подстрочников, так как в нём передано самое главное: поэтическое своеобразие подлинника, его очарование, его прелесть".

Сам же Заболоцкий сообщал в письме Степанову: "Сейчас, когда я вошёл в дух памятника, я преисполнен величайшего благоговения, удивления и благодарности судьбе за то, что из глубины веков донесла она до нас это чудо. В пустыне веков, где камня на камне не осталось после войн, пожаров и лютого истребления, стоит этот одинокий, ни на что не похожий, собор нашей древней славы. Страшно, жутко подходить к нему. Невольно хочется глазу найти в нём знакомые пропорции, золотые сечения наших привычных мировых памятников. Напрасный труд! Нет в нём этих сечений, всё в нём полно особой нежной дикости, иной, не нашей мерой измерил его художник. И как трогательно осыпались углы, сидят на них вороны, волки рыщут, а оно стоит - это загадочное здание, не зная равных себе, и будет стоять вовеки, доколе будет жива культура русская".

С молодыми поэтами Заболоцкий не общался. Уйдя раз и навсегда от экспериментов "Столбцов", с годами он принимал в поэзии только классические образцы.

С 1948-го по 1958-й год Заболоцкий жил на Хорошёвском шоссе. Его дом входил в реестр культурного наследия, но был снесён в 2001 году.

За последние три года жизни Заболоцкий создал около половины всех стихотворений московского периода. В 1957 году вышел последний сборник Николая Заболоцкого, изданный при жизни автора. В него вошло 64 стихотворения и лучшие переводы.

В 1955 году у Заболоцкого случился первый инфаркт. Чуковский рассказывал: "Жена его, Катерина Васильевна, была готова ради него на любые лишения, на любой подвиг. По крайней мере, такова была ее репутация в нашем кругу, и в течение многих-многих лет она подтверждала эту репутацию всеми своими поступками. В первые годы их совместной жизни он был не только беден, а просто нищ; и ей, с двумя крошечными детьми, пришлось хлебнуть немало лишений. К середине тридцатых годов Николай Алексеевич стал несколько лучше зарабатывать, у них появилось жилье в Ленинграде, наладился быт; но после двух-трех лет относительно благополучной жизни все рухнуло - его арестовали. Положение Катерины Васильевны стало отчаянным, катастрофическим. Жена арестованного "врага народа", она была лишена всех прав, даже права на милосердие. Ее вскоре выслали из Ленинграда, предоставив возможность жить только в самой глухой провинции. И она выбрала город Уржум Кировской области - потому что городок этот был родиной ее мужа. Она жила там в страшной нищете, растя детей, пока наконец, в 1944 году, не пришла весть, что Николай Алексеевич освобожден из лагеря и получил разрешение жить в Караганде. Она сразу, взяв детей, переехала в Караганду к мужу. Вместе с ним мыкалась она в Караганде, потом, вслед за ним, переехала под Москву, в Переделкино, чтобы здесь мыкаться не меньше. Мучительная жизнь их стала входить в нормальную колею только в самом конце сороковых годов, когда они получили двухкомнатную квартиру в Москве на Хорошевском шоссе и он начал зарабатывать стихотворными переводами. В эти годы я близко наблюдал их семейную жизнь. Я сказал бы, что в преданности и покорности Катерины Васильевны было даже что-то чрезмерное. Николай Алексеевич всегда оставался абсолютным хозяином и господином у себя в доме. Все вопросы, связанные с жизнью семьи, кроме мельчайших, решались им единолично. У него была прирожденная склонность к хозяйственным заботам, особенно развившаяся благодаря испытанной им крайней нужде. В лагере у него одно время не было даже брюк, и самый тяжелый час его жизни был тот, когда их, заключенных, перегоняли через какой-то город и он шел по городской улице в одних кальсонах. Вот почему он с таким вниманием следил за тем, чтобы в доме у него было все необходимое. Он единолично распоряжался деньгами и сам покупал одеяла, простыни, одежду, мебель. Катерина Васильевна никогда не протестовала и, вероятно, даже не давала советов. Когда ее спрашивали о чем-нибудь, заведенном в ее хозяйстве, она отвечала тихим голосом, опустив глаза "Так желает Коленька" или "Так сказал Николай Алексеевич". Она никогда не спорила с ним, не упрекала его - даже когда он выпивал лишнее, что с ним порой случалось. Спорить с ним было нелегко, - я, постоянно с ним споривший, знал это по собственному опыту. Он до всего доходил своим умом и за все, до чего дошел, держался крепко. И она не спорила... И вдруг она ушла от него к другому. Нельзя передать его удивления, обиды и горя. Эти три душевных состояния обрушились на него не сразу, а по очереди, именно в таком порядке. Сначала он был только удивлен - до остолбенения - и не верил даже очевидности. Он был ошарашен тем, что так мало знал ее, прожив с ней три десятилетия в такой близости. Он не верил, потому что она вдруг выскочила из своего собственного образа, в реальности которого он никогда не сомневался. Он знал все поступки, которые она могла совершить, и вдруг в сорок девять лет она совершила поступок, абсолютно им непредвиденный. Он удивился бы меньше, если бы она проглотила автобус или стала изрыгать пламя, как дракон. Но когда очевидность сделалась несомненной, удивление сменилось обидой. Впрочем, обида - слишком слабое слово. Он был предан, оскорблен и унижен. А человек он был самолюбивый и гордый. Бедствия, которые он претерпевал до тех пор, - нищета, заключение, не задевали его гордости, потому что были проявлением сил, совершенно ему посторонних. Но то, что жена, с которой он прожил тридцать лет, могла предпочесть ему другого, унизило его, а унижения он вынести не мог. Ему нужно было немедленно доказать всем и самому себе, что он не унижен, что он не может быть несчастен оттого, что его бросила жена, что есть много женщин, которые были бы рады его полюбить. Нужно жениться. Немедленно. И так, чтобы об этом узнали все. Он позвонил одной женщине, одинокой, которую знал мало и поверхностно, и по телефону предложил ей выйти за него замуж. Она сразу согласилась. Для начала супружеской жизни он решил поехать с ней в Малеевку в Дом творчества. В Малеевке жило много литераторов, и поэтому нельзя было выдумать лучшего средства, чтобы о новом его браке стало известно всем. Подавая в Литфонд заявление с просьбой выдать ему две путевки, он вдруг забыл фамилию своей новой жены и написал ее неправильно. Я не хочу утверждать, что с этим новым его браком не было связано никакого увлечения. Сохранилось от того времени одно его стихотворение, посвященное новой жене, полное восторга и страсти "Зацелована, околдована, с ветром в поле когда-то обвенчана, вся ты словно в оковы закована, драгоценная моя женщина...". Но стихотворение это осталось единственным, больше ничего он новой своей жене не написал. Их совместная жизнь не задалась с самого начала. Через полтора месяца они вернулись из Малеевки в Москву и поселились на квартире у Николая Алексеевича. В этот период совместной их жизни я был у них всего один раз. Николай Алексеевич позвонил мне и очень просил прийти. Я понял, что он чувствует необходимость как-то связать новую жену с прежними знакомыми, и вечером пришел. В квартире все было как при Екатерине Васильевне, ни одна вещь не сдвинулась с места, стало только неряшливее. Печать запустения лежала на этом доме. Новая хозяйка показалась мне удрученной и растерянной. Да она вовсе и не чувствовала себя хозяйкой, - когда пришло время накрывать на стол, выяснилось, что она не знает, где лежат вилки и ложки. Николай Алексеевич тоже был весь вечер напряженным, нервным, неестественным. По-видимому, вся эта демонстрация своей новой жизни была ему крайне тяжела. Я высидел у него необходимое время и поспешил уйти. Через несколько дней его новая подруга уехала от него в свою прежнюю комнату, и больше они не встречались. И удивление, и обида - все прошло, осталось только горе. Он никого не любил, кроме Катерины Васильевны, и никого больше не мог полюбить. Оставшись один, в тоске и в несчастье, он никому не жаловался. Он продолжал так же упорно и систематично работать над переводами. Он тосковал по Катерине Васильевне и с самого начала мучительно беспокоился о ней. Он думал о ней постоянно. Шло время, он продолжал жить один - с взрослым сыном и почти взрослой дочерью, - очень много работал, казался спокойным. Он пережил уход Катерины Васильевны. Но пережить ее возвращения он не мог. Около первого сентября из Тарусы переехали в город Гидаш и Агнесса Кун. Агнесса зашла к нам и рассказала, что Заболоцкий решил остаться в Тарусе на весь сентябрь; он с увлечением переводит сербский эпос, здоров, весел и хочет вернуться в город как можно позже. После этого сообщения я не ожидал что-нибудь услышать о Заболоцком раньше октября, и вдруг, через неделю, я узнал, что Заболоцкий в городе, у себя на квартире, и к нему вернулась Катерина Васильевна. Трудно сказать, как он поступил бы дальше, если бы был в состоянии распоряжаться собой. Мы этого не знаем и никогда не узнаем, потому что сердце его не выдержало и его свалил инфаркт. После инфаркта он прожил еще полтора месяца. Состояние его было тяжелым, но не казалось безнадежным. По-видимому, только он один и понимал, что скоро умрет. Все свои усилия после инфаркта - а он не позволял душе лениться! - он направил на то, чтобы привести свои дела в окончательный порядок. Со свойственной ему аккуратностью он составил полный список своих стихотворений, которые считал достойными печати. Он написал завещание, в котором запретил печатать стихотворения, не попавшие в этот список. Завещание это подписано 8 октября 1958 года, за несколько дней до смерти. Ему нужно было лежать, а он пошел в ванную комнату, чтобы почистить зубы. Не дойдя до ванной, он упал и умер...".

За несколько дней до этого Заболоцкий записал в дневнике: "Литература должна служить народу, это верно, но писатель должен прийти к этой мысли сам, и притом каждый своим собственным путем, преодолев на опыте собственные ошибки и заблуждения".

Незадолго до смерти Николай Алексеевич написал литературное завещание, в котором точно указал, что должно войти в его итоговое собрание, структуру и название книги. В едином томе он объединил смелые, гротескные стихотворения 1920-х годов и классически ясные, гармоничные произведения более позднего периода, тем самым признав цельность своего пути. Итоговый свод стихотворений и поэм следовало заключить авторским примечанием: "Эта рукопись включает в себя полное собрание моих стихотворений и поэм, установленное мной в 1958 году. Все другие стихотворения, когда-либо написанные и напечатанные мной, я считаю или случайными, или неудачными. Включать их в мою книгу не нужно. Тексты настоящей рукописи проверены, исправлены и установлены окончательно; прежде публиковавшиеся варианты многих стихов следует заменять текстами, приведенными здесь".

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Эти строки писал смертельно больной человек.

Николай Заболоцкий ушел из жизни 14 октября 1958 года и был похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

В наше время поэзия Заболоцкого продолжает широко издаваться, она переведена на многие иностранные языки, всесторонне и серьезно изучается литературоведами, о ней пишутся диссертации и монографии. Поэт достиг той цели, к которой стремился на протяжении всей своей жизни, - он создал книгу, достойно продолжившую великую традицию русской философской лирики, и эта книга пришла к читателю.

О Николае Заболоцком была снята телевизионная передача из цикла "Острова".

В 2001 году о Николае Заболоцком и Екатерине Клыковой был снят документальный фильм из цикла "Больше, чем любовь".

Your browser does not support the video/audio tag.

Текст подготовил Андрей Гончаров

Использованные материалы:

Материалы сайта «Википедия»
Материалы сайта www.art.thelib.ru
Материалы сайта www.aphorisme.ru
Материалы сайта www.elao.ru
Материалы сайта www.tonnel.ru

“Вера в себя является наиболее редким даром, а между тем только она способна породить шедевры”

Делакруа

Нет в мире ничего прекрасней бытия.
Безмолвный мрак могил – томление пустое
Я жизнь мою прожил, я не видал покоя.
Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я.

Н. Заболоцкий

Введение. Николай Заболоцкий – на особом положении в русской поэзии XX века, среди тех первостепенных фигур (Хлебников, Пастернак, Ахматова – список можно продолжать и расширять по собственному разумению), которым он равен, сомасштабен. Не оставляет, однако, ощущение не выплаченного ему долга, недопонятости. Может быть, даже есть в отношении к нему какой-то небольшой, скрываемый холод, недолюбленность – при самых высоких литературоведческих оценках его наследия, несомненном признании. Да и вообще – с наследием, казалось бы, все обстоит наилучшим образом: и личность, и творчество Заболоцкого основательно изучены, о нем написаны и образцовые мемуары, и замечательные исследовательские работы, публикационная деятельность его наследников интенсивна, обширна и добросовестна. Выработалось абсолютно четкое представление о том, каким был путь поэта, сменой каких этапов он был ознаменован. Можно было бы сказать: сложилась определенная схема становления Заболоцкого, и в данном случае слово “схема” не несет в себе ничего отрицательного: и схемы необходимы для изучения и понимания. Итак, путь поэта выглядит примерно следующим образом: первый этап, ранний, “авангардный”, когда был создан цикл “Столбцы” (1926-1928), поэма “Торжество Земледелия” (1929-1930) и другие поэмы 1930-х годов. Для него характерны динамизм поэтической формы, динамизм утопических идей, натурфилософских и социальных, раскрывающихся в “Столбцах” и поэмах той поры. После тюрем и лагерей (1938-1944) – начинается трудное, не вдруг совершившееся возвращение в официальную литературу, и наступает поздний (1945-1958) период – период “классического” Заболоцкого, обратившегося к реалистической художественной форме, к сюжетному началу в лирике, к неожиданному для его творчества моралистическому пафосу.

Такова схема. Между этапами, формирующими биографию поэта, усматривали противоречие (впрочем, очевидное), противопоставляли их друг другу, предпочитали один другому; усматривали между ними и преемственность. Необходимо, по-видимому, проследить на протяжении всей творческой жизни Заболоцкого развитие качества, во многом и обеспечившего преемственность, взаимосвязь этапов его жизни.

Это качество – зрение, жадная зрячесть Заболоцкого. Поэт в молодости призывал увидеть мир “голыми глазами”. Один из исследователей заметил, что путь Заболоцкого – путь от частного к общему. Сам Заболоцкий нередко говорил о том исключительном значении, которое имеют для него пластические искусства; да и его поэзии присущ такой уровень изобразительности, картинности, наглядности (это в одинаковой степени относится и к раннему, и к позднему Заболоцкому), который, быть может, в русской лирике XX века не достижим больше ни для кого. Недаром Пастернак, после того, как Заболоцкий побывал у него в гостях в переделкинском доме, говорил: “Пришел Заболоцкий и развесил по стенам множество картин. И вот он ушел, а картины остались висеть”(13,478).

Это есть изобразительность в поэзии Заболоцкого, и она связана с присущим ему способом видеть окружающий мир.

Войдя в литературу в 20-х годах в качестве представителя объединения реального искусства (Обэриу), автора авангардистских произведений и создателя так называемого “ребусного” стиха, со второй половины 40-х годов он пишет стихотворения в лучших традициях классической русской поэзии, где форма ясна и гармонична, а содержание отличается глубиной философской мысли.

“На протяжении всей жизни Н. Заболоцкий пользовался авторитетом человека рассудительного и предельно рационального, в 50-е годы, в зрелом возрасте, он имел внешность чиновника средней руки, непроницаемого и высокомерного для малознакомых людей. Но созданные им произведения свидетельствуют о том, каким тонкочувствующим и отзывчивым сердцем он обладал, как умел любить и как страдал, каким требовательным был к себе и какие величайшие бури страстей и мыслей находили утешение в его способности творить прекрасное – мир поэзии”, - пишет А.Ф. Авдеева(43,156).

“Мир поэзии” Заболоцкого ярок и самобытен.

Инна Ростовцева называет поэта “открытием”. Он и есть открытие, потому что, пройдя столь тяжелый жизненный и творческий путь, смог остаться самим собой, хотя в первой половине XX века задача оказалась под силу немногим.

Самобытность поэта отличала его от единомышленников – обэриутов. Первая книга его стихотворений “Столбцы” получила одобрительные отзывы В.А Каверина, С.Я. Маршака, Н.Л. Степанова. Но само время выхода сборника (1929 год) диктовало другие правила жизни: обострилась классовая борьба во имя победы социализма. Рапповские критики, “разоблачившие” в Заболоцком “непролетарского поэта”, и, следовательно, классового противника в литературе, клеветнически-превратно истолковали его произведения, осложнив тем самым его дальнейшую творческую судьбу.

В 30-е годы, после опубликования поэмы “Творчество земледелия”, Н. Заболоцкий по сфабрикованному обвинению был причислен к врагам народа и арестован. Его творчество предали забвению. Но лишения и тяготы не сломили поэта, и поэт после освобождения (это было послевоенное время) возвращается к поэзии, занимается переводами. После опубликования “Слова о полку Игореве” в печати не появляется ни одного слова о труде поэта. Ругать мешали явные достоинства перевода, а хвалить не решались. Так и был Н.А. Заболоцкий долгие годы полупризнанным поэтом.

По-настоящему Заболоцкий пришел к читателю только в 1980-е годы. В это время несколько раз были переизданы его стихотворения. Как правило, издания сопровождались портретом автора, вступительными статьями. Появились первые работы литературоведов, посвященные творчеству Заболоцкого.

В 1981 году выходит книга А. Туркова “Николай Заболоцкий. Жизнь и творчество”.

В 1984 году вышла монография И.И. Ростовцевой “Николай Заболоцкий: Опыт художественного познания”, в 1987 – книга А.В. Македонова “Николай Заболоцкий: Жизнь. Творчество. Метаморфозы”. Наконец, в 1995 году появился сборник: Н.А. Заболоцкий “Огонь, мерцающий в сосуде”, составленный сыном поэта Н.Н. Заболоцким.

Только после опубликования в печати статей об аресте поэта, когда стали известны трагические страницы его жизни, к творчеству поэта, к его личности стали присматриваться внимательнее и обнаружилось, что Н. Заболоцкий – поэт с “историей”: начав как блестящий мастер эксперимента, он сумел прийти к русской классике и ее традициям, освященным любовью к человеку, природе, душе.

В поэзии Н. Заболоцкого вряд ли стоит проводить резкие границы между ранним и поздним творчеством. Это единая жизнь, получившая развитие в движении. Поэт выстрадал свой путь, он сам себя “сделал” Поэтом с большой буквы.

Я рассматриваю этот путь развития не отрываясь от жизненного пути Заболоцкого, для того чтобы показать динамику формирования, развития, эволюции таланта поэта.

Таким образом, предметом этого исследования является проблема творческой эволюции Николая Заболоцкого.

Вступление

Многие, кто изучал современную литературу в школе или университете, недоумевали: почему после величайших вершин русской литературы XIX века XX век выглядит очень скромно? Россыпь имен сменили два-три. И это все? Однако в короткий период, при первом ветре перемен в самом конце XX века стал развиваться туман неведения.
Обнаружилось, что русская словесность не скиталась по задворкам истории, а имела свой голос, силу и талант. Только той, так называемой коммунистической, власти совсем не хотелось, чтобы свободное слово поэтов и писателей будило в русских людях свободный ум и свободную душу. Одним из таких поэтов являлся величайший русский поэт Николай Алексеевич Заболоцкий.
В короне российской поэзии это один из самых ярких бриллиантов. Его поэтическое слово не похоже на слова других поэтов, оно рождает узнаваемые чувства: именно так наши глаза видят, наши души так чувствуют, наш ум так понимает …

Глава 1.Этапы творческого пути,

1.1. характеристика этапов.

Начал Заболоцкий с произведений преимущественно эпического характера, а пришел он к медитативной лирике. По определению А.Квятковского, медитативная лирика - это "разновидность лирики, философские стихотворения, носящие характер глубокого раздумья над проблемами человеческой жизни, размышления о дружбе, о любви, о природе и т.п.".
Условно творчество Николая Алексеевича Заболоцкого можно разделить на четыре этапа. Итак, «первый» Заболоцкий, (1926-1933гг): остроумие, дерзость, задор, ироничное отношение к миру характерны для этого этапа его творчества. «По выходе из армии я попал в обстановку последних лет нэпа. Хищнический быт всякого рода дельцов и предпринимателей был глубоко чужд и враждебен мне. Сатирическое изображение этого быта стало темой моих стихотворений 1927-1938 гг, которые впоследствии составили книгу «Столбцов». («Белая ночь», «Новый быт», «На рынке», «Свадьба», «Вечерний бар»). Стихи этого периода направлены против бездуховности мещан, против жадности людей к материальным благам, против психологии собственника, которые мешают человеку чувствовать красоту мира. Острыми, резкими строками полосует поэт этот разноцветный, жуткий пейзаж торгашеского мирка.
В мире животных особая поэзия. Они «знают» все об этом мире, но язык дан не им, а тем, кто на пути к разуму потерял что-то самое важное… Так начинается «Второй» Заболоцкий и детские загадки с далеко не детскими ответами, отражающие напряжение философской мысли. В поэзию Заболоцкого этого этапа творчества (1933-1938гг) приходит его главная тема - тема природы. Сын учёного агронома, Николай Заболоцкий с детства видел в природе живое существо, наделённое разумом, и очеловечивал её обитателей. «Я не знаю в нашей поэзии другого поэта, который с такой проникновенной задумчивостью остановился бы перед самым понятием природы, перед ее бесконечно многообразным воплощением, перед теми сложными, подчас поразительными отношениями, которые возникают год за годом между нею и человеком…» - сказал в свое время В. Каверин. По мысли Заболоцкого, социалистическая революция должна освободить от эксплуатации не только людей, но и животных. Природа для него - начало всех начал, объект поэтического исследования, сложный и противоречивый мир, полный загадок, тайн и драматизма, источник раздумий о жизни, о себе, о человеке. Он одухотворял образы коня, волка, птиц, деревьев. Поэт считал, что Человек не только детище природы, но он уже есть в ней, как необходимость отражения природы в самой себе, как ее самая подвижная и высшая закономерность. Человек- венец разума природы, “мысль её, зыбкий ум её”. Человек не царь, а сын природы. Поэтому он должен не покорять ее, а бережно вести её от “дикой свободы”, “где от добра неотделимо зло”, в мир разума, гармонии и солнца. Слияние с природой - главная мысль в теме природы у Заболоцкого. Стихи именно этой темы навсегда остались в поэтическом активе поэта.
«Третий» Заболоцкий. (1946-1948гг). В его натурфилософских стихах этого периода начинают звучать темы жизни и смерти, смерти и бессмертия. Их отличают жизнеутверждающий пафос и одическая интонация, навеянные лагерными впечатлениями. В стихотворении «Метаморфозы» он восклицает: “Как всё меняется! Что раньше было птицей, // Теперь лежит написанной страницей; // Мысль некогда была простым цветком; // Поэма шествовала медленным быком; // А то, что было мною, то, быть может, // Опять растёт и мир растений множит”. Мысли о человеческом бессмертии, воплощённом в процессе превращения материальной оболочки человека в другие формы материи, развивается и в более позднем стихотворении «Завещание»: “Я не умру, мой друг. Дыханием цветов // Себя я в этом мире обнаружу. // Многовековый дуб мою живую душу // Корнями обовьёт, печален и суров. // В его больших листах я дам приют уму // И с помощью ветвей свои взлелею мысли, // Чтоб над тобой они из тьмы лесов повисли // И ты причастен был к сознанью моему”. Сын поэта, Никита, свидетельствует, что в книжечке Омара Хайяма поэт аккуратными кружками обвел номера семнадцати четверостиший (рубаи), в которых говорится о вечном процессе превращения материи:

Кувшин мой, некогда терзался от любви ты.
Тебя, как и меня, пленяли кудри чьи-то,
А ручка, к горлышку протянутая вверх,
Была твоей рукой, вкруг милого обвитой.

В связи с этим Никита Заболоцкий резонно замечает: "Но если у Хайяма превращение в материал кувшина означает для человека конец существования, для Заболоцкого это превращение - лишь одна из форм существования, но не уничтожение".
«Со дна души моей мерцают ее прекрасные глаза» - это то состояние удивления, в котором понятны и «полуулыбка» и «полуплач» человеческой души, - это начало «четвертого» Заболоцкого, который вышел в последний путь осторожной беседы с человеческой душой. "Раньше я был увлечен образами природы, а теперь я постарел и, видимо, поэтому больше любуюсь людьми и присматриваюсь к ним", - написал Заболоцкий Симону Чиковани (грузинский поэт) в 1957 г. Н.А. Заболоцкий ставит проблемы истинной и ложной красоты. Красота души - признак богатства внутреннего мира, который мы “творим по мере наших сил”, она не “сосуд, в котором пустота”, а “огонь, мерцающий в сосуде”. Итогом сложного творческого пути поэта становится тема воспитания человеческой души, которая “обязана трудиться”, а не “скитаться по свету”, а также тема памяти и преемственности поколений («Журавли»).

1.2 Переводы.

Н.А. Заболоцкий несколько лет провел вне литературы, вне поэзии. Это были трудные для него годы, о которых он не рассказывал ничего или почти ничего. Это были годы, когда, работая землекопом, дорожным рабочим, чертежником, он совершил подвиг (иначе не назовешь) – перевод «Слова о полку Игореве», который является одной из вершин его мастерства. Мало кто из ныне живущих людей читали «Слово» в подлиннике. Это очень трудно. Гениальный памятник древнерусской литературы, в сущности говоря, никогда не читался. До появления перевода Заболоцкого «Слово о полку Игореве» никогда не было «чтением». Более того – увлекательным чтением. Заболоцкому удалось с исчерпывающей точностью передать смысл каждого слова – в этом легко убедиться, положив рядом оригинал и перевод; ему удалось передать трагедию Руси, потерпевшей одно из тяжких своих поражений; он понял «Слово» как интересное чтение и сумел передать его читателю. Заболоцкий сделала то, что до него не удавалось другим переводчикам, среди которых были великие поэты. Он перевел «Слово» на язык современной поэзии. «Моя работа над «Словом о полку Игореве» не претендует на научную точность строгого перевода и не является результатом новых текстологических изысканий, - говорил поэт – Это свободное воспроизведение (курсив Н. З.) древнего памятника средствами современной поэтической речи. Оно предназначено для читателя, которому трудно разобраться в оригинале, но который хочет иметь о памятнике живое поэтическое представление. По мере своих сил я пытался воспроизвести древнюю героическую поэму русского народа во всей полноте ее социального и художественного значения»
Близка ему и грузинская поэзия, в которой всегда были сильны мотивы рыцарской морали. Он переводил разных, не похожих друг на друга поэтов – Гурамишвили, Орбелиани, Важа Пшавела. Каждый раз нужно было открыть новый потайной ход к чужой душе, разгадать новую тайну. Очень много времени переводам Заболоцкий отдавал в сороковых годах и пятидесятых.
Все, что перевел Заболоцкий, стало фактом русской поэзии, как это в свое время произошло с переводами Лермонтова, Жуковского. С удивительной силой он видит и чувствует личность другого поэта, в себе самом находит его черты и передает их так же сильно, как они выражены в оригинале.
Глава 2. Тема природы в творчестве поэта

Зима. Огромная, просторная зима.
Деревьев громкий треск звучит,
как канонада.
Глубокий мрак ночей выводит терема
Сверкающих снегов
над выступами сада.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В оттенках грифеля клубится
ворох туч,
И звезды, пробиваясь посредине,
Свой синеватый движущийся луч
Едва влачат по ледяной пустыне.
Но лишь заря прорежет небосклон
И встанет солнце, как, подобно чуду,
Свет тысячи огней возникнет
отовсюду,
Частицами снегов в пространство
отражен.

Многое в опыте Заболоцкого представляется нам сегодня ценным и поучительным. И все же, если говорить о самом значительном и сокровенном в нем, то это – опыт, воссоздавший философский характер отношений человека с природой.
Природа врачует душу человека, учит его мужеству и терпению, достоинству и чести, помогает переносить удары судьбы, как бы тяжелы они не были. Такое понимание природы в жизни и судьбе человека всегда было свойственно русской классической литературе. Заболоцкий же значительно раздвинул эти рамки. Его художественная мысль искала сокровенных связей сотворчества человека и природы, философского осмысления ее начал. Она способствовала творческим поискам поэта по проблеме личности и личного бессмертия. Писатель Николай Чуковский вспоминал: «В наших рассуждениях и спорах он неизменно объявлял себя «материалистом» и «монистом». Под «монизмом» разумел он понятие, противоположное «дуализму», и отзывался о «дуализме» с презрением. «Дуализмом он называл всякое противопоставление духовной жизни материальной, всякое непонимание их тождества, полной слитности. Поэтому, говоря о бессмертии, он вовсе не имел ввиду существование души вне тела. Он утверждал, что все духовные и телесные свойства бессмертны, потому что в природе ничего не исчезает, а только меняет форму».
Николаю Заболоцкому идея покорения природы и последующего изымания из ее недр всевозможных благ всегда была органически чужда и вызывала в его душе глубокий внутренний протест.

«Я царь»…

Таким он видел себя в своем удивительном, сказочном мире, полном «очаровательных тайн». Каким же представлялся ему окружающий мир? - Светлым и чудесным, исполински-прекрасным и непрерывно изменяющимся, сияющим храмом и необозримым мирозданьем, а порой и угрюмым, и маленьким, и бедным. Но, прежде всего - «огромным, певучим источником величья », о чем поэт прямо сказал в одном из своих стихотворений. Один из юношеских друзей, Яков Друскин, как-то сказал о Заболоцком, что в нем « нет жалкого» , так как он «важен, как генерал» . И это было сказано не о внешности поэта. В первую очередь, это говорилось о поэзии и поэтике. Заболоцкий величествен в своем художественном мире вследствие особого ощущения пространства. Его художественный мир, интегрировавший и внешние восприятия, и внутренний опыт, если говорить на его собственном языке, - огромен, необъятен, необозрим. Множество подтверждений тому находится в стихах: отчизна - необъятная, дороги ее - великие («Слепой»); поля и дубравы - беспредельные, поляна ромашек - это целое государство («Я воспитан природой суровой»). Его Сибирь - это огромный безмолвный простор («Тбилисские ночи»); его земля после долгой зимы занята неизмеримой работой («Оттепель»); а небо есть «колоссальный движущийся атом» («Когда вдали угаснет свет дневной»). Его мир простирается от моря до моря, от края до края («Читайте, деревья, стихи Гезиода»); само пространство - мировое («Бетховен»); просторы Казахстана - необозримые («Город в степи»), и «варево дальневосточных болот» необозримо тоже («Творцы дорог»).
Внутренне велик, как и внешне огромен, и сам автор - лирический герой таких стихов, ощущающий себя новым Коперником, исполинским лесорубом с огромным канадским топором в ледяной амурской тайге, или несгибаемым кленом, или одиноким дубом «среди своих безжизненных равнин» , то есть тем эпическим героем, тем воином, который «воин в поле, даже и один».
Большое в мире поэта может представиться малым, а микроскопическое, даже не видимое невооруженному глазу - космически огромным, а далекое - близким, и наоборот. Абсолютная мера всему - природа и мир ее непостижимых тайн, недаром само слово «природа» у Заболоцкого столь частотное и любимое. В стихотворении «Прогулка» бык,

….беседуя с природой, удаляется в луга.
Над прекрасными глазами светят белые рога…

Лексическое значение каждого слова в первом предложении приведенной цитаты таково, что самопроизвольно возникает эффект величия, значительности предметов и понятий, их огромности и их простора. Так, бык (один из любимых Заболоцким знаков-символов величия природных объектов) - большое животное, которое удаляется (глагол с семантикой торжественно-величественной поступи) в луга (существительное со значением неограниченного простора). Вдобавок, «беседуя с природой». Беседовать (не болтать и даже не просто разговаривать) - глагол высокого стилистического употребления, тем более в сочетании с «природой», которая в данном контексте выступает, пожалуй, синонимом Вселенной. В результате такого лексического подбора все четверостишие звучит магически-торжественно, и подобных «формул» у поэта огромное множество.
Любое произведение Заболоцкого, связанное с мотивикой природы, звучит гимном ее величию и беспредельности пространств, ее великой созидательной силе, движимой непостижимой тайной воле.

Глава 3. Концепция творчества Заболоцкого.

В Заболоцком поражает удивительная преданность поэзии, упорная работа над совершенствованием поэтического мастерства, целеустремленное развитие собственной концепции мироздания и мужественное преодоление барьеров, которые судьба воздвигала на его жизненном и творческом пути.
Николай Заболоцкий не искал признания. Он прежде всего искал себя. Он сам чувствовал, что его путь – в поисках своего, верно и точно найденного слова, своего не похожего на других стиха. Он испытал на себе разные влияния: от Блока до Есенина, от Маяковского до Ахматовой. Однако в своем творчестве Заболоцкий все более сосредоточивался на философской лирике. Он активно интересовался философскими проблемами естествознания. В начале 1932 года познакомился с работами К.Циолковского, которые произвели на него неизгладимое впечатление. В письме к ученому и великому мечтателю поэт писал: «… Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они очень близки мне. В моих напечатанных поэмах и стихах я, как мог, разрешал их». Эта натурфилософская концепция стала лейтмотивом всего творчества Заболоцкого. В основе ее лежит представление о мироздании как единой системе, объединяющей живые и неживые формы материи, которые находятся в вечном взаимодействии и взаимопревращении. Развитие этого сложного организма природы происходит от первобытного хаоса к гармонической упорядоченности всех ее элементов. И основную роль здесь играет присущее природе сознание, которое, по выражению К. А. Тимирязева, "глухо тлеет в низших существах и только яркой искрой вспыхивает в разуме человека". Поэтому именно человек призван взять на себя заботу о преобразовании природы, но в своей деятельности он должен видеть в природе не только ученицу, но и учительницу, ибо эта несовершенная и страдающая "вековечная давильня" заключает в себе прекрасный мир будущего и те мудрые законы, которыми следует руководствоваться человеку.
Г лава 4. Творческая лаборатория поэта
(Художественное своеобразие лирики)

Стихи Заболоцкого отличаются свежестью художественных образов, глубокой мыслью, искренним чувством и повышенной музыкальностью, что создаётся причудливыми звукописными образами. Его образы полны красок, пластичны и живописны. В них “золото дубравы” и “серебро березняка” («Подмосковные рощи»), “зелёный луч” морского заката («Зелёный луч»), “белый блеск вольтовой дуги” («Гроза идёт»). В них “с портрета Рокотова” смотрят “прекрасные глаза” Струйской, звучит «Болеро» Равеля, прикасается к музыке миров Бетховен. В них звучит призыв: “Откройся, мысль! Стань музыкою, слово, // Ударь в сердца, чтоб мир торжествовал!”
Поэзию Н.А. Заболоцкого называют “поэзией мысли”. По его мнению, высказанному в статье «Мысль–Образ–Музыка», “чтобы торжествовала мысль, он (поэт) воплощает её в образы, чтобы работал язык, он извлекает из него всю его музыкальную мощь. Мысль–Образ–Музыка - вот идеальная тройственность, к которой стремится поэт”.
Живопись – одна из постоянных привязанностей поэта на протяжении всего творческого пути. Заболоцкий любил ее за то, что она «наука и законная дочь природы, ибо она рождена природой» (Леонардо да Винчи), а значит, оттачивает поэту глаз, зрение учит точно наблюдать, конкретно видеть, строить свои образы , не повторяя известных. Он умел видеть мир глазами художника.
Но и музыка была не менее нужна ему, чем живопись, для выражения неизреченных, сокровенных состояний человеческого сердца:

Можжевеловый куст, можжевеловый куст,
Остывающий лепет изменчивых уст,
Легкий лепет, едва отдающий смолой,
Проколовший меня смертоносной иглой…

И все же Заболоцкий никогда не поступался музыкой и образом ради главного – мысли.
Ранние стихотворения Н.А. Заболоцкого (те, что составили сборник « Столбцы») отличались трагизмом абсурда, поэтикой гротеска, нарочитым косноязычием, гоголевской фантасмагорией, резкостью сравнений и неожиданностью словосочетаний.

Вечерний бар
В глуши бутылочного рая,
Где пальмы высохли давно,
Под электричеством играя,
В бокале плавало окно.
Оно, как золото, блестело,
Потом садилось, тяжелело,
Нал ним пивной дымок вился…
Но это рассказать нельзя
……………………………………

Прочитав «Столбцы» А. Македонов восхищался: «Яркость, новизна, напряженная ассоциативность, смелая метафоричность, эксцентризм, своеобразное карнавальное начало, динамический напор предметных образов, многосоставные слитные и «смещенные» интонации, повелительная энергия ритма – все это будоражило, захватывало, покоряло… ». А С. Липкин так охарактеризовал поэтику Заболоцкого: «Меня, юного стихотворца, «Столбцы» поразили не только оригинальностью содержания, трагизмом абсурда, не вымышлено-литературного, а того, который возникает из-за разрыва между духовно-прекрасным и угрюмо-низменным, - поразили меня эти стихи и классичностью формы, той строгой простатой и естественностью, с которой слово двигалось в строке». В своем очерке «Несколько страничек о Заболоцком» Липкин подробно касается особой рифмы поэта: рифма у Заболоцкого традиционная, не притягивающая к себе внимания (разве что иногда непрофессиональной бедностью, например: «меня - говоря» ). Рифмы самые необходимые: стены – сирены, колес – волос. А если рифма не получается, то строки остаются без нее:

Но вот все двери растворились,
Повсю ду шепот пробежал:
На службу вышли Ивановы
В своих штанах и пиджаках.

Не зарифмовано, - значит, так и надо, это ведь лучше, чем звонкая, яркая, острая лжерифма, как честное безденежье фальшивого купона.
Даже эпитеты в «Столбцах» Заболоцкого точные, реалистичные. Реалистический эпитет – излюбленный художественный прием поэта, поражающий своей внезапностью, неожиданностью. И становится ясно, что у ракеты живот именно бенгальский, у больного вспотевший лоб – прямоуголен, у коров улыбка – бледная; и рядом – эпитеты совсем уж простые: тело футболиста - стремительное, герой – воинственный, стены – каменные, все, как должно быть.
Поздние стихотворения более спокойны, написаны пятистопным ямбом. «Прекрасное должно быть величаво». Заболоцкий это знал и утверждал. Прекрасная величавость «Лебеди в зоопарке» веет смелостью литературы XX века; раньше поэт не сказал бы о высокой лебеди: «Красавица, дева, дикарка», а тем более – «Животное, полное грез».

Лебедь в зоопарке
Сквозь летние сумерки парка
По краю искусственных вод
Красавица, дева, дикарка –
Высокая лебедь плывет.
……………………………….
Стихотворения принимают формы сюжетного стихотворения, поэтического раздумья, широкой оды, пафосного взрыва, философского размышления.
Формулируя в конце пути свои эстетические взгляды, он высказывался в защиту содержательной поэзии: «Сердце поэзии – в ее содержательности. Содержательность стихов зависит от того, что автор имеет за душой, от его поэтического мироощущении и мировоззрения».
Как работает поэт?
«Поэт работает всем своим существом одновременно: разумом, сердцем, душою, мускулами. Он работает всем организмом, и чем согласованней будет эта работа, тем выше будет ее качество».
Трудно понять, как достигается это на практике. Это то, что составляет одно емкое понятие: Мастер.

Заключение
«Поэзия, завещанная потомкам»

Литература должна служить народу,
это верно,
но писатель должен прийти
к этой мысли сам,
и при том каждый своим
собственным путем,
преодолев на опыте собственные
ошибки и заблуждения .
Н.А. Заболоцкий

Так что же сказал нам о жизни Заболоцкий?
Жизнь – всюду, где есть свет, свет души. А свет души рождается там, где человек глубоко чувствует природу.
Путь к читателю у Заболоцкого проходит через Произведение – и только через него. Такие его стихи, как «Прощание с друзьями», «В этой березовой роще», «Прохожий», «Журавли», «Некрасивая девочка» не спутаешь ни с какими другими, как не спутаешь стихи Блока или Есенина…
Все чаще и чаще на вопрос: кто ваш самый любимый поэт, от самых разных людей слышишь в ответ имя – Николай Заболоцкий. Высокое чувство призвания и ответственности за него, напряженность духовных исканий, глубина и красота художественной мысли, верность традиции, самоотверженность в познании мира – вот, что стоит за этим именем. И – верность самому себе.
Прочитав наиболее полный его прижизненный сборник Заболоцкого (64 стихотворения и избранные переводы), авторитетный ценитель поэзии Корней Иванович Чуковский написал Николаю Алексеевичу восторженные слова, столь важные для неизбалованного критикой поэта: "Пишу Вам с той почтительной робостью, с какой писал бы Тютчеву или Державину. Для меня нет никакого сомнения, что автор "Журавлей", "Лебедя", "Уступи мне, скворец, уголок", "Неудачника", "Актрисы", "Человеческих лиц", "Утра", "Лесного озера", "Слепого", "В кино", "Ходоков", "Некрасивой девочки", "Я не ищу гармонии в природе" -- подлинно великий поэт, творчеством которого рано или поздно советской культуре (может быть даже против воли) придется гордиться, как одним из высочайших своих достижений. Кое-кому из нынешних эти мои строки покажутся опрометчивой и грубой ошибкой, но я отвечаю за них всем своим семидесятилетним читательским опытом" (5 июня 1957 г.).
Предсказание К. И. Чуковского сбывается. В наше время поэзия Н. А. Заболоцкого широко издается, она переведена на многие иностранные языки, всесторонне и серьезно изучается литературоведами, о ней пишутся диссертации и монографии. Заболоцкий сохранил свое неповторимое лицо, свое совершенно особое место. Поэт достиг той цели, к которой стремился на протяжении всей своей жизни, - он создал книгу, достойно продолжившую великую традицию русской философской лирики, и эта книга пришла к читателю.

&
Использован ная литература

1. А. Македонов. «Николай Заболоцкий» - М., 1968;

2. «Воспоминания о Заболоцком» - М., «Советский писатель», 1977;

3. Н. Заболоцкий СС в 3 т., т.1. - М., «Художественная литература», 1983;

4. Н. Заболоцкий, серия «Поэтическая Россия» - М., 1985;

5. «Вешних дней лаборатория» - М., «Молодая гвардия», 1987;

6. Н.А. Заболоцкий. Столбцы и поэмы. – М.: худ. лит., 1989;

Николай Заболоцкий пришел в поэзию на рубеже тридцатых годов, которые ломали жизнь миллионам людей. Его поэзия не криклива - это разговор по душам, вдумчивый взгляд художника на жизнь, природу, на человека. Заболоцкий старался найти в ней выход своим мыслям о смысле жизни, о предназначении человека в этом мире. Поэт старался найти и обосновать свое место среди людей

Его литературное наследие невелико. Оно включает в себя томик стихотворений и поэм, несколько томов поэтических переводов, немногочисленные заметки о поэтах и писателях, произведения для детей. Преданность своему делу была характерной чертой писателя, и, несмотря на трудную жизнь, он сумел вписать новое, весомое слово в русскую поэзию. За каждой строкой встает образ сдержанного, не терпящего позы, требовательного к себе, немного ироничного человека.

Заболоцкий родился в Казани в 1903 году. После окончания реального училища поступает в педагогический институт, начинает серьезно заниматься стихами, искать свой путь в поэзии. Он видит мир глазами художника-живописца, мыслит пространственными образами, увлекается работами Павла Филонова.

Первая Заболоцкого называлась «Столбцы». Она выделялась оригинальностью на фоне разнообразия лирики конца 20-х годов. У него появляется своя манера повествования, философский взгляд на мир, на окружающую среду. Он видит, как все на земле взаимосвязано между собой, хрупко и непрочно. Поэт сознает себя частью этого хрупкого и прекрасного мира:

Уступи мне, скворец, уголок,
Посели меня в спшром скворешнике,
Отдаю тебе душу в залог
За твои голубые подснежники...
Повернись к мирозданью лицом,
Голубые подснежники чествуя,
С потерявшим сознанье скворцом
По весенним полям путешествуя.

В сознании поэта природа и человек неразрывно связаны между собой. Они дополняют друг друга, порой вступают в конфликт, но не могут существовать один без другого:
Когда устав от буйного движенья,
От бесполезно тяжкого труда,
В тревожном полусне изнеможенья
Затихнет потемневшая вода,
Когда огромный мир противоречий
Насытится бесплодною игрой -
Как бы прообраз боли человечьей
Из бездны вод встает передо мной.

В начале 30-х годов поэтом были написаны поэмы «Безумный волк», «Деревья», «Торжество земледелия», «Птицы». Эти произведения развивали идеи, которые позднее будут использованы в различных стихах. Часто Заболоцкий обращается к теме жестокости человека, который бездумно губит красоту природы, а значит, и себя самого. Поэт-гуманист не может пройти мимо этой темы, сделав вид, что ее не существует. Да, люди не только созидают, чаще они губят, пользуясь своим преимуществом перед природой, которое только видимое, эфемерное.

Вылетев из Африки в апреле
К берегам отеческой земли,
Длинным треугольником летели,
Утопая в небе, журавли...
Но когда под крыльями блеснуло
Озеро, прозрачное насквозь,
Черное зияющее дуло
Из кустов навстречу поднялось.

Заболоцкий умеет видеть и передавать в стихах неповторимую красоту земли, ее мудрую, спокойную величавость. Прекрасный лирик, умеющий донести тончайшие оттенки, запахи, звуки, поэт способен умиляться каждому цветку, молодому весеннему листку:
Я воспитан природой суровой,
Мне довольно заметить у ног
Одуванчика шарик пуховый,
Подорожника твердый клинок.
Чем обычней простое растенье,
Тем живее волнует меня
Первых листьев его появленье
На рассвете весеннего дня.

Но не только природой любуется Заболоцкий. Его интересуют и люди, их заботы, чаяния. В стихотворении «Ходоки» поэт обращается к недавней истории России, показывая время и людей, рожденных им. Поэт подчеркивает мудрость и знание жизни этих посланцев народа, переходит к философскому обобщению, гордясь лучшими чертами народного, национального характера:

Есть черта, присущая народу:
Мыслит он не разумом одним
Всю свою душевную природу
Наши люди связывают с ним.

Николай Заболоцкий прожил нелегкую жизнь и умер в возрасте 55 лет, так и не увидев то время, когда его поэзия стала широко издаваться, читаться и переводиться на разные языки мира. Но он достиг цели, к которой стремился. Он создал книгу, которая продолжает русскую философскую лирику, книгу, где природа и человек слиты в единое целое. Его поэзия заняла свое место в сокровищнице классической литературы.