Новый год в годы вов. Новый год в освобожденном городеБеседа с председателем исполкома Калининского горсовета В. М. Горбуновой. Новогодняя почта бойца

Встреча Нового 1943 года для советских солдат, воевавших в Сталинграде, прошла с ощущением близости большой победы. Выстояв летом и осенью 1942 года в тяжёлых оборонительных боях, советские войска в ходе операции «Уран» в ноябре 1942 года окружили 6-ю немецкую армию Фридриха Паулюса в Сталинграде. После того как 23 декабря завершилась провалом немецкая операция «Винтергевиттер» («Зимняя буря») по прорыву кольца вокруг армии Паулюса, стало ясно, что блокированные в Сталинграде гитлеровские солдаты и офицеры обречены. Их окончательный разгром был лишь вопросом времени.

Генерал Фридрих Паулюс, чья армия попала в окружение под Сталинградом. Фото: www.globallookpress.com

Ветераны, прошедшие Сталинградскую битву, вспоминали, что в канун Нового года шла активная подготовка решающего удара по группировке Паулюса. Однако настроение в войсках было приподнятое.

Советское командование сделало всё, чтобы поднять дух бойцов, сражавшихся под Сталинградом. К Новому году в части привезли посылки от трудящихся тыла. Распределяли посылки равномерно, получалось примерно по две на взвод. Главными гостинцами, которые отправляли солдатам, были тёплые вещи и кисеты с махоркой-самосадом. Как правило, к посылке прикладывалось письмо, в котором солдатам наказывали крепче бить фашистскую гадину.

Сам Новый год отметили праздничным ужином с деликатесами, главными из которых стали американская тушёнка и американская консервированная колбаса, поступавшие в СССР по ленд-лизу. Не обошлось и без дополнительной порции спиртного - 75–100 граммов на человека.

Новогодний «салют» для врага

В подразделения накануне праздника прибывали представители командования, которые поздравляли бойцов с Новым годом.

Во время Великой Отечественной войны в Красной Армии сложилась интересная традиция «поздравления» противника, соблюдённая и во время празднования Нового 1943 года.

Примерно в 22:00 31 декабря 1942 года по немецким войскам в кольце был нанесён мощный огневой удар из всех видов оружия. Огонь из всех стволов, в том числе трассирующими пулями, на некоторое время создал видимое «огневое кольцо» по периметру позиций армии Паулюса. Уцелевшие в Сталинградском котле немцы вспоминали, что эта русская демонстрация силы произвела на них гнетущее впечатление, ещё раз подчеркнув безнадёжность их положения.

После этого своеобразного «салюта» советские солдаты вернулись в свои землянки. Бойцы делились воспоминаниями о своих семьях и довоенной жизни.

Подарок своими руками

А главный «новогодний подарок» советским солдатам предстояло преподнести себе чуть позднее. 10 января 1943 года Красная Армия начала операцию «Кольцо», целью которой была окончательная ликвидация 6-й немецкой армии. К 26 января армия Паулюса была рассечена на две изолированные группировки. 31 января фельдмаршал Паулюс вместе со штабом сдался в плен, а ко 2 февраля остатки немецкой армии окончательно капитулировали. Из 250 тысяч немецких солдат, встретивших Новый год в «огненном кольце», 140 тысяч были уничтожены, около 100 тысяч оказались в плену.

Главный новогодний подарок для советских солдат в виде победоносного завершения Сталинградской битвы несколько задержался, но от этого не стал менее приятным.

Как праздновали наши деды и прадеды Новый год во время войны на передовой.

На фронтах ёлка также как и в тылу становилась атрибутом праздника. Ее украшали поделками из погон, бинтов, ваты, проволоки, картона и даже стреляных гильз. Главной оставалась военная тема. Даже на открытках того времени Дед Мороз превращался в бородатого партизана, бьющего фрицев.


Во время Великой Отечественной героями становились даже дети

Многие вещи переделывались под игрушки. Например, химическая колба могла превратиться в звезду-наконечник для елки. А лампочки без цоколя становились в итоге разноцветными шарами. Самой популярной елочной игрушкой военных лет был парашютист, подвешиваемый на нитках.

Александр Гуденко, служивший в годы войны на судах Черноморского флота – морском буксире СП-16 и эсминце «Огневой», больше всего запомнил встречу нового 1943 года в Батуми, где находилась база флота. Местные жители относились к морякам очень тепло.

"На наш корабль чуть ли не ежечасно приходили делегации с поздравлениями, - вспоминает Гуденко. - Прибыл с поздравлением и наш командир - адмирал Марков. На корабле установили елку, провели праздничный обед и в подарок получили увольнение на берег. Для меня, 19-летнего парня, новогодний праздник символизировал скорую победу".

Петру Коровкo довелось встретить новый 1943 год на передовой в одной из штрафных рот. В канун праздника штрафникам для "сугрева" выдали по 100 граммов водки. Народ согрелся и повеселел. Однако, что для взрослых мужиков 100 граммов? Решили послать гонца. Бывший вор умудрился подобраться к немецким окопам и вбить в бруствер что-то вроде блока. После этого на веревке написали фрицам записку: "Мы вам валенки, вы нам - шнапс!" и отправили ее немцам вместе с первым валенком. Немцы мерзли и валенки им были очень нужны. Вслед за первой посылкой пришел ответ – бутылка шнапса. Операция закончилась полным успехом, а всей роте пришлось переобуться.

И тут, как предписывал план политработы, поздравлять с Новым годом штрафников пришел генерал. От увиденной картины он обомлел – штрафники вповалку спали на дне окопов в ботинках с обмотками. А мороз был градусов под 30. Над траншеей стоял перегарный дух. Речь генерала была короткой но емкой. Угроза расстрелять всех, кто вступил в сговор с врагом, была самой мягкой. Чтобы вернуть валенки генерал дал полчаса.

После этого воодушевленные пьяные штрафники без всяких криков "Ура!", молча пошли на позиции немцев. Без единого выстрела с ножами в руках заняли немецкие окопы, набив морды тем, кто не хотел расставаться с валенками. К тому же прихватили оставшийся шнапс и еще опохмелились.

В итоге генерал поздравил их с Новым годом. Сказал при этом, что теперь видит перед собой настоящих бойцов Красной Армии. Но история на этом не закончилась. Потом целую неделю немецкий репродуктор орал: "Рус швайн, отдай шнапс".

А вот Алексею Малеинову, защищавшему в 1942 году Кавказ пришлось встречать новый год в горах. Бойцы командарма Тюленева заняли оборону на перевалах Кавказского хребта. У немцев для войны в горах был создан специальный горно-стрелковый корпус "Эдельвейс" под командованием генерала Ланца. Для большинства егерей этого корпуса горы Кавказа были очень хорошо знакомы. Еще в 30-х годах многие из них побывали здесь в качестве альпинистов, причем в сопровождении советских спортсменов.

В конце 1942-го немецкое командование задумало покорить Эльбрус, стратегически выгодную горную точку, откуда осуществлялся контроль за Баксанским ущельем. На склонах Эльбруса для немцев представлял интерес "Приют одиннадцати" - комфортабельная туристическая гостиница и расположенная рядом метеостанция.

В операции участвовал хорошо экипированный отряд из 15 германских егерей под командованием капитана Грота. На метеостанции в это время находились Александр и Зоя Ковалевы (начальник "Приюта…" и метеоролог), а также радист Кучеренко. Накануне к ним поднялась группа из четырех красноармейцев.

Только наши стали готовиться к встрече Нового года высоте 4250 метров – как вдруг раздался стук прикладов и лязг затворов. Немцев никто не ждал, но первым в дверь вошел капитан Грот. Первая реакция наших бойцов – стрелять на поражение.

Но вдруг Александр Ковалев поднял руку и вскрикнул «Отставить!» и обратившись к капитану сказал: "Курт, ты узнаешь меня?". Оказывается, в лице немецкого офицера он узнал своего напарника по восхождению в соседнем ущелье. Узнал Ковалева и Грот. Это спасло жизни наших: пятеро против пятнадцати егерей – силы были слишком неравные.

Необычность ситуации, вдали от командиров, подсказала дальнейшие действия. Противники превратились в друзей. Из запасов были извлечены шнапс, рождественские пайки немцев, сало и спирт. Новогодняя ночь пролетела в воспоминаниях о восхождениях. А утром по-тихому расстались. Немцы выполнили приказ, водрузив свои флаги на двух вершинах Эльбруса, которые потом тихо сняли советские альпинисты под руководством Александра Гусева.

Вместо новогодней ёлки - береза

На фронт Петр Игнатьевич попал в 1943-м - в тот год ему как раз исполнилось 17 лет. И сразу - командиром орудия в 404-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, на Карельский фронт, в Заполярье. Их дивизион выполнял важную задачу - охранял железную дорогу Мурманск - Петрозаводск от налетов вражеской авиации. По этому пути осуществлялась доставка лэнд-лизовских грузов из морского порта Мурманска в центральные регионы страны.

Что такое Заполярье зимой? Морозы за сорок, непролазные снега. Жили молодые зенитчики в землянке - низкий потолок, железная печурка, двухъярусные нары, открывающаяся вовнутрь дверь, по семь человек в одной землянке. И так получилось, вспоминает Петр Игнатьевич, что их землянка оказалась самая многонациональная - татарин, ненец, чуваш, украинец, русские.

Новый год он и на войне Новый год. А какой же праздник без нарядной елочки, Деда Мороза и Снегурочки? В гильзу от 37-миллиметрового снаряда зенитчики установили карликовую березку, нарядили ее обертками от консервов из праздничного «пайка». На верхушку «елочки» водрузили конфету в яркой обертке. На праздничном столе красовались банки с консервированной колбасой, американской тушенкой, кусковой сахар и фляжка со спиртом. А сказочных персонажей Нового года - Деда Мороза и Снегурочку - слепили из снега. Благо недостатка снега зимой в Заполярье не ощущается - сугробы выше пояса. Не обошлось и без новогоднего поздравления.

С наступающим 1944 годом нас поздравил командир дивизиона, - вспоминает Петр Игнатьевич. - Помню, он пожелал нам скорейшей победы, а главное, вернуться всем домой - живыми и здоровыми. Наверное, он очень искренне нам это пожелал, от всего сердца: из моего расчета, слава Богу, никто не погиб. После войны мы все вернулись домой.

А после застолья и поздравлений началось самое интересное: жильцы землянки начали рассказывать, как встречают Новый год у них дома.

- Если бы вы ко мне приехали в гости на Новый год, мы угостили бы вас сладким чак-чаком и шурпой из баранины, - сказал татарин Насып из Казани.

А если бы вы встречали Новый год у нас на Украине, то моя мама накормила бы вас варениками с вишней, - подхватил разговор украинец Степан.

Новый год на передовой

Ненец Коля Николаев пригласил сослуживцев - «когда закончится война» - к ним в тундру, на вкусную оленину и строганину из мороженой рыбы. Сибиряк Петя Петров пообещал накормить всех знаменитыми сибирскими пельменями. Петр Игнатьевич рассказал, какие вкусные блины печет его мама - с домашним маслом, сметаной, сыром. А москвич Валентин сказал, что покажет всем главную елку страны. Конечно, «когда закончится война»…Так советские солдаты и встретили тот новый, 1944 год.

Праздник со слезами на глазах

1943 год радистка 3 класса 20-летняя Зина Гусманова встретила на боевом посту. В руке - ключ, в ушах - наушники: битва под Курском была в самом разгаре. Казалось бы, не до Нового года, но даже в блиндаже, под землей, жизнь брала свое.

В короткие минуты отдыха ее коллеги выходили на свет в прямом и переносном смысле. Кто дышал морозным свежим воздухом, которого так не хватало в землянке, кто потягивал самокрутки, прикрываясь ладошкой от дыма.

Зине, как некурящей, был положен дополнительный паек - 25 граммов сливочного масла, печенье и шоколадка. Из всего, что было, девчонки собрали самый настоящий праздничный ужин, который одна из напарниц назвала королевским…

- Сколько лет прошло, за какими столами я только не сидела, на каких приемах не бывала, а тот новогодний вечер для меня навсегда остался самым лучшим, самым новогодним, - говорит Зинаина Гусманова.

31 декабря наша смена давно поменялась, а я все отбивала ключом по азбуке Морзе, - рассказывает Зинаида Сарсенгалиевна. - Дело в том, что я «разговаривала» с ведущим эскадрильи и до конца боя не имела права прервать сеанс.

Девчонки не расходились: Новый год все-таки. Стали накрывать стол, а тут мой доппаек принесли. На войне как в детдоме - все общее. Так мои «изыски» украсили новогодний стол.

В 24.00 все встали и подняли кружки с дымящимся чаем. Я мысленно была с ними, продолжая работать за приемником, отхлебывала чай, подслащенный кусочком сахарной свеклы, и жевала хлебные крошки.

К слову, вкус черного хлеба из сухпая она помнит до сих пор. Чтобы он был съедобным, его допекали на буржуйке. Но ели всегда с удовольствием - у молодых аппетит был отменный.

Мы хорохорились, поднимали друг другу настроение, желали любви, здоровья, счастья, исполнения желаний, - говорит Зинаида Сарсенгалиевна. - Все смеялись, улыбались, шутили, как будто и не было войны.

Вдруг моя сменщица сказала: «Девочки, мне так стыдно, но я одного хочу - до Победы дожить. Домой вернуться, маму обнять. И чтобы на танцах в нашем клубе я была самой красивой. Я туфли и платье всего разок надевала на выпускной. Меня тогда еще Мишка провожал, я вам рассказывала. Только он уже полгода не пишет. Нет, я не буду думать о плохом, наверное, письмо где-то в пути, нас же неожиданно сюда перекинули. Я не трусиха, но я очень боюсь. Особенно, когда сильно бомбят, я самолет первый раз здесь увидела…»

Она выпалила это на одном дыхании и заплакала. Сначала тихо, потом громче, через минуту в помещении стоял рев. Плакали все - об общем и каждая о своем. Мне кажется, им было легче, я даже поплакать не могла: давилась слезами и отстукивала ключом очередной набор цифр. Открытым текстом мы не работали.

Наша минутная слабость закончилась так же неожиданно, как и началась. В блиндаж вошел проверяющий: «Отставить слезы, отработавшим отдыхать, остальным работать по этому шифру. С Новым годом, девчата! Здравия желаю!».

Утром гурьбой пошли в столовую, нашему повару дяде Ване исполнилось 50 лет. Он нам - завтрак, мы ему - частушки. По веселым куплетам можно было определить, откуда мы – Златоуст, Москва, средняя полоса России, Акбулак. О том, что произошло ночью, не вспоминали. Как-то неудобно чувствовали себя, стеснялись, что позволили себе такое. Нам ведь все время твердили, что мы сильные, что мы защитницы, а слезы - это удел слабых.

Радистки 3-го авиакорпуса Второго Украинского фронта, встречавшие новый 1943-й год в самой горячей точке, и не подозревали, что совсем скоро, всего за каких-то два года они пройдут пол-Европы. Долгожданную Победу, триумфальное шествие которой началось под Курском, встретят в болгарском Пловдиве.

Война для нашей героини закончилась 30 сентября 1945 года, оставив на вечную память о себе незаживающие зарубки на сердце, раннюю седину в черных, как смоль, волосах и серьезный не по годам взгляд.

Именно за него полюбил ее лихой парень - командир «Катюши» Забит, фамилию которого она, как свои боевые награды, достойно пронесла через всю жизнь. Впрочем, это уже совсем другая история, и мы о ней обязательно расскажем.

Молитва в окопе

87-летний Смагул Абенов - бывший артиллерист бригады имени Суворова, воевавшей на Краснопулковском направлении, утверждает: выжить и выстоять ему помог Ленинград. Вернее, его блокада. И хотя «Дорога жизни» была узкой и хрупкой, воля к жизни тех, кто ее охранял, была настолько сильной, что ее не сломили ни холод, ни голод, ни массированные удары врага. А знаменитую песню «Ленинград, Ленинград, я еще не хочу умирать…» в исполнении Аллы Пугачевой наш герой не может слышать до сих пор.

Когда в конце декабря 1942-го Смагула Абенова вместе с другими солдатами привезли в город имени Ленина, им ноги некуда было поставить.

- Везде, куда ни посмотри, были трупы людей, умерших от голода. Мы занимались их захоронением, - вспоминает агай. - Отдав должное мертвым, начали рыть окопы, чтобы защитить тех, кто остался в блокадном Ленинграде.

Близость Невы ощущалась во всем - в сырости климата, в воде, сочившейся из-под земли. С влагой боролись, как могли. Чтобы солдаты не подхватили воспаление легких, им на завтрак выдавали по 80 граммов спирта. Остальную провизию сбрасывали с самолета. Увидев его, наши земляки кричали: «Алақай, тамақ келді!». Каждому полагалось по 300 граммов хлеба.

Это была настоящая трагедия, которая длилась с 8 сентября 1941-го по 27 января 1944-го. Историки потом напишут, что только от голода в городе на Неве погибло свыше 640 тысяч жителей, десятки тысяч погибли при артиллерийских обстрелах и бомбардировках.

К концу 1943-го обстановка на фронтах коренным образом изменилась и советские войска готовились к окончательной ликвидации блокады.

Это чувствовалось во всем: в неуловимой перестановке сил, настроении командования, - говорит агай. - Новый год 1944-го вроде бы ничего нового не принес, мы также сидели в окопах, также отбивали атаки врага. В 24 часа, когда мои сослуживцы тихо три раза прокричали: «С Новым годом!» и знаменитое сталинское: «Наше дело правое, враг будет разбит, Победа будет за нами!», я молился.

Просил про себя у Аллаха, чтобы он помог мне не опозорить свой род и народ, дал силы выдержать морозы и слякоть, пересилить голод и остаться человеком. Просил лишь об одном - хоть без руки, без ноги, без глаза вернуться домой, припасть к родной земле и вдохнуть свою степную пыль…

Вот такой, доченька, был мой совсем невеселый Новый год. Но с тех пор я верю в чудо. Я выжил, стал вместе со своим народом победителем и вот уже 65 лет живу под мирным небом в родном Казахстане.

К слову, моя молитва придала мне силы, и я вместе со своей Суворовской артбригадой 14 января 1944-го пошел в первых рядах освобождать Ленинград.

Вот такие искренние воспоминания о той страшной войне. Даже находясь в сложных фронтовых условиях люди, продолжали оставаться людьми. Они думали о родных и близких, поздравляли сослуживцев и верили в Победу!

Метки:

Именно из таких экспонатов родилась выставка «Новый 1943 год». Это совместный проект с волгоградским музеем-заповедником «Сталинградская битва». Она посвящена празднованию Рождества и Нового года в Сталинграде зимой 1942–1943 годов.

Ёлка с погонами

Маленькая живая ель неуклюже присела в углу. Из украшений на ней – только звезда из газеты да худенькая бумажная гирлянда. На фронте и в тылу ёлка являлась главным, а чаще – единственным символом праздника. Символом мирной и счастливой жизни.

Её наряжали кусочками медицинской ваты, бинтами, стреляными гильзами. В тылу на ней можно было увидеть свечи, орехи и даже овощи. Самой популярной ёлочной игрушкой военных лет была фигурка парашютиста, подвешиваемая на нитках.

На столе – бутылка вина или водки, печенье и шоколад, американская тушёнка, а также курительные принадлежности. Так могло выглядеть праздничное меню как немецких, так и советских офицеров. Спиртное было самым желанным атрибутом военного новогоднего стола.

В окопах, землянках и блиндажах бойцов Красной армии увеселительными мероприятиями и напитками, разумеется, никто не баловал. В начале войны действовал приказ «О выдаче военнослужащим передовой линии действующей армии водки по 100 граммов в день» . Однако в мае 1942 года массовую раздачу водки прекратили. А 31 декабря обычно объявлялась повышенная боевая готовность – какой уж тут праздник.

«Привет от Гитлера!»

Деревянные ящики с такой надписью тоже стали частью музейной экспозиции.

«Это новогодние подарки, которые немцы сбрасывали с самолётов, чтобы поддержать моральный дух своих солдат. Как правило, в них были плиточный мармелад, шнапс и вино», – пояснила заведующая выставочным отделом музея-заповедника «Сталинградская битва» Светлана Аргасцева .

Но иногда такие «небесные посылки» попадали к нашим бойцам. Дело в том, что они научились с помощью сигнальных ракет имитировать местоположение гитлеровцев. Так вводили в заблуждение вражеские самолёты и забирали провиант себе.

Конфеты «Красноармейская звезда» , шоколад «Гвардейский» – даже в праздничные дни война оставалась главной темой. На многих открытках тех лет Дед Мороз становился белобородым партизаном или могучим воином, который сражается с фашистами. Новогодняя открытка стала одним из действенных средств пропаганды. Основным пожеланием бойцам на фронте была скорейшая победа над врагом и возвращение живыми и здоровыми домой, к своим семьям.

Дарить подарки было не принято. Но иногда солдаты оставляли друг другу на память самодельные сувениры. Это мог быть нож, мундштук или, например, пепельница. Как правило, на ней выбивали памятную надпись.

Рождённая в пепле

Один из самых трогательных экспонатов выставки – копия картины «Сталинградская Мадонна». Это рисунок немецкого военного врача Курта Ройбера , сделанный в окружении под Сталинградом. Он выполнен углём на оборотной стороне советской географической карты в последние дни уходящего, 1942 года. К этому времени немецкие войска под командованием генерала Паулюса были уже окружены в сталинградском котле частями Красной армии. Вокруг раздавались взрывы бомб, стоял жуткий холод – температура опустилась до минус 40.

Среди заложников котла находился теолог и врач Курт Ройбер. Отец троих детей и пастор из деревни Вихманнсхаузен в Гессене был известен своей критикой фашизма. За это и был отправлен в 1939 году на Восточный фронт. Но и там он тайком лечил гражданских жителей.

Рождественским утром 25 декабря Курт Ройбер преподнёс солдатам свой подарок. Позднее он писал, что многие немцы, увидев рисунок, стали молиться, поверив, что Богоматерь – знак свыше, посылаемое небесами спасение. Фигуру Матери обрамляют слова на немецком языке: Licht. Leben. Liebe – Свет. Жизнь. Любовь. А с другой стороны надпись: Weihnachten im Kessel. Festung Stalingrad – Рождество в котле. Крепость Сталинград.

Ройберу не было суждено вернуться домой. Он скончался в советском плену. Но его рисунок был вывезен в Германию и стал своего рода иконой. Символом прощения и примирения.

Подарок танкистов

«Конечно, противоборствующие стороны отмечали этот праздник по‑разному. Так, немцы больше праздновали Рождество, чем Новый год», – рассказывает старший научный сотрудник музея-диорамы Лариса Гончарова .

Но в конце 1942-го гитлеровцам было не до праздников. К тому времени немецкая военная машина уже выдохлась.

«В канун 1943 года в частях нашей армии царила атмосфера предчувствия Великой Победы, – продолжает Лариса Семёновна. – Когда мы просматриваем фотографии того года в наших фондах, то замечаем, что они отличаются от предыдущих. Изменяется взгляд людей, на открытках появляются оптимистичные сюжеты…»

Одной самых из памятных новогодних страниц военной истории стал Тацинский рейд. 24 декабря 1942 года воины 24-го танкового корпуса под командованием генерал-майора Василия Баданова прорвались на немецкий тыловой аэродром. Этот аэродром с воздуха снабжал провизией окружённую советскими войсками армию Паулюса.

«В своих воспоминаниях Баданов пишет, что, выйдя из окружения, наши солдаты захватили с собой часть провизии – те самые новогодние подарки в коробках. Они поставили их в танк и привезли вашему земляку – генералу Николаю Ватутину. Потому командующий войсками Юго-Западного фронта встречал 1943 год не с пустым столом, а с дарами танкистов», – пояснила Светлана Аргасцева.

Но главный новогодний подарок советские солдаты преподнесли себе чуть позднее. 10 января 1943 года Красная армия начала операцию «Кольцо», целью которой была окончательная ликвидация 6-й немецкой армии. В итоге фельдмаршал Паулюс вместе со штабом сдался в плен, а остатки немецкой армии окончательно капитулировали. Победоносное завершение Сталинградской битвы несколько задержалось, но исполнило новогоднее желание миллионов людей.

Выставка продлится до февраля 2017 года.

Анна Морозова

Символ жизни без войны.

Новый год – особенный праздник. Для каждого из нас он связан с ожиданием чего-то волшебного и чудесного, не зря под бой курантов принято загадывать
самое заветное желание.

Встреча Нового года – один из самых желанных и ожидаемых праздников, причем как детьми, так и взрослыми. Для нас 31 декабря и последующие праздничные дни ассоциируются с приходом Деда Мороза и Снегурочки, нарядно украшенной елкой и множеством ярко оранжевых мандаринов. Но было время, когда этот праздник был тоже ожидаемым, но не таким радостным. О том, как встречали Новый год во время Великой Отечественной войны, не расскажет ни один учебник истории, потому что это живая история, которая до сих пор передается от старшего поколения детям и внукам.
Моя бабушка была совсем маленькой девочкой, когда началась война, но эти годы на всю жизнь сохранились в ее памяти. В преддверии Нового года я обратилась к ней с вопросом, как отмечали этот праздник в военные годы, какие игрушки были тогда, и какое настроение было у детей и взрослых в те тяжелые времена. Моя бабушка, Вера Петровна Федина, родилась и жила в городе Калинине, ныне Тверь. До сегодняшнего дня у нее стоит перед глазами отец, который 13 октября 1941 пришел с работы (он был оперуполномоченным ОБХСС НКВД по Калининской области, сержантом милиции) и сказал матери срочно собирать все необходимые вещи и уходить из города, так как немцы уже бомбили районы Смоленской и Калининской областей. 14 октября Калинин был взят фашистами.
Бабушка вместе с сестрой и матерью поехали к родителям матери в деревню Пятница- Плот Никольского сельсовета Торжокского района Калининской области. Там они и встречали первый Новый год военного времени. Для мирных жителей того поколения он остался по-прежнему праздником, даже больше – символом жизни без войны, к которой мечтали возвратиться как можно скорее. Этот праздник внушал надежды на то, что новый год принесет окончание войны и возвращение домой близких людей. В дома обязательно приносили живую елку. Так как жили достаточно бедно, то елку украшали тем, что было под рукой. Делали игрушки из бумаги, ваты и дерева. Дети и взрослые вырезали различные фигурки животных, звездочки и флажки, которые окрашивали свекольным соком, надевали на нитку и вывешивали вокруг елки. Получалась такая самодельная гирлянда.
К Новому году в деревне выдали пшеницу, которую, как вспоминает бабушка, мои прадеды вручную с помощью больших жерновов перемалывали в муку. Прабабушка пекла из нее небольшие пряники, которые также становились елочными украшениями. Кроме того, так как в доме моего прадеда Ефрема Филиппова расположился командный состав Красной армии, бабушкиной семье солдаты дали к празднику конфет. Их тоже отправили на елку.
Электрических гирлянд не было, но украсить елку свечами все-таки старались. С этой традицией украшения новогодней зеленой красавицы у бабушки ассоциируется память об отце, который в последний предвоенный Новый год украшал елку. Домой он так и не вернулся, последней весточкой от него как раз стало поздравление с праздником и сообщение о том, что он отправляется на фронт. После этого никаких писем не было, до сих пор он числится пропавшим без вести.
Тем не менее, в Калининской области тогда Новый год был самым большим праздником, так как областной город был освобожден как раз накануне – 16 декабря 1941 года. Жизнь в городе немного восстановили и наладили связь с близкими. Люди, как и в мирное время, отправляли друг другу открытки, а главным пожеланием являлась победа над врагом.
В первые послевоенные годы дети, пережившие войну, холод, голод и бомбежки, по-прежнему ждали Нового года как самого необыкновенного праздника. В школе даже сделали специальные уроки в канун 31 декабря, на которых изготавливали елочные игрушки своими руками, вырезали снежинки, клеили бумажные цепи. Вместо снега на пушистые зеленые веточки клали клочки ваты, а вместо современного дождика – нарезанную тонкими полосками серебристую бумагу. Праздничные новогодние мероприятия стали проводить в школах и домах культуры, и во все дома вновь вошел праздник. Конечно, о подарках, как сейчас принято, речи быть не могло. На это в условиях разрухи просто не было средств. Но дети войны об этом даже и не думали. Им хватало новогодней зеленой красавицы, Деда Мороза и Снегурочки. Несмотря на все невзгоды и трудности, люди умели радоваться самым простым вещам и, возможно, были намного счастливее нас.

Фото из архива
семьи Фединых

Воспоминания о военном времени

Моя правнучка первоклашка Даринка любит вермишель с протертым сыром, колбасу, йогурт «Растишка», оладьи с медом и сметаной, шоколад «Киндер-сюрприз», не любит виноград с косточками…

Глядя на сегодняшнее изобилие продуктов и завидуя современным детям с грустью, а то и со слезами на глазах, вспоминаю свои первые голодные школьные годы в военное время.

Обед на кладбище

Детская память до мельчайших подробностей сохранила воспоминания о голоде и холоде. С утра и до вечера долгих шесть лет с 1941 по 1947 год (когда отменили хлебные талоны-карточки) у всех детей была одна несбыточная мечта - поесть хоть один раз вволю хлеба. На уроках в школе иногда с учениками случались голодные обмороки. Тогда учителя срочно искали заменитель сахара - сахарин, грели чай, доставали из своих сумок «котлеты» из картошки, спасали учеников, а ослабевших сопровождали домой.

Летом и осенью мать варила супы из крапивы, лебеды, перекапывала глубокой осенью чужие делянки в поисках мерзлой картошки. Иногда от недоедания кружилась голова, не хотелось играть с ребятами на переменках. В классах было холодно, замерзали в чернильницах-непроливашках чернила. Мать запрещала ходить на перрон железнодорожного вокзала, где продавали сметану, молоко, малосольные огурцы. «Нечего без толку глаза таращить на чужие продукты - их меняют на хлеб, тушенку и одежду. А у нас, Вовка, ничего этого нет. Да и аппетит зря нагонять не надо», - говорила она.

Скудного пайка по карточкам всегда не хватало. Как-то весной на родительский день мать повесила мне через плечо противогазную сумку, вывела за околицу, где шли в одном направлении на кладбище толпы горожан города Свободного, и ничего не объяснив, передала меня какой-то бабусе, прошептав ей что-то на ухо. Та взяла меня за руку и повела на восход солнца. Пришли на какую-то могилку с покосившимся крестом. Старушка расстелила чистую тряпицу, поставила миску с еще не остывшей картошкой, большую бутыль молока и кастрюльку с соленой капустой. Хлеба не было.

«Поешь, милок, помяни старика, хороший был он работник - работящий и тверезый. Худо теперь мне жить совсем стало-то без него», - проговорила она. Уговаривать меня не надо было. Когда я утолил голод, она сложила в мою сумку остатки еды, посмотрела по сторонам, подвела к другой могилке и… незаметно исчезла.

Незнакомые люди меня угощали, наполнили сумку вареными яйцами, картошкой, морковкой и дали даже деликатес - дефицит - два сухаря! А одна молодуха, вся в слезах, ласково обняла меня за плечи, налила полный стакан: «Тут, сынок, почти один сок из малины и смородины, легкое винцо пасхальное. Помяни мою дочку, ей как и тебе восемь лет всего было». Не помню, как добрался я до дома. Мать пришла в ужас, так как я с трудом держался на ногах от самодельного вина, язык заплетался. Сумка невероятно потяжелела и тянула к земле. Мать, повернувшись в сторону двери, как будто ее могли услышать, выговорила: «Ну что за люди! Накормили ребенка, спасибо, низкий поклон до земли. Но зачем его спаивать. А если сердце у голодного пацана не выдержало? Ложись спать. Больше я тебя туда не пущу».

Лютый декабрь 1942 года

Декабрь 1942 года запомнился большими снежными сугробами, лютыми морозами, серыми туманными днями. На железнодорожной станции Михайло-Чесноковская, где мать работала уборщицей, часто случались авралы - скапливалось много вагонов с углем, цементом, лесом, кирпичом. Надо было мыть цистерны от нефти и бензина. И тогда мобилизовывали всех женщин, которыми руководил инвалид-фронтовик без одной руки. Мать, плохо одетая, работая на разгрузочных работах в морозную и ветреную погоду, простыла и слегла. Дома, как на грех закончились дрова, печь остыла. Окна покрылись толстой коркой льда, инеем покрылись углы старого деревянного двухквартирного дома.

фото с сайта: russlav.ru

На станции были горы угля, но его охраняли часовые и даже детям не всегда удавалось выпросить у охранников полведерка угля. Дом поселилась невыносимая стужа, мерзли руки и ноги. Принесенная из колодца вода вскоре покрывалась в ведре тонкой коркой льда, а остатки супа в кастрюле на полу уже давно превратились в ледяную глыбу. Остатки сырой картошки в сумке мать положила на скамейке под подушку, чтобы не замерзла.

Робким голосом больная мать попросила сходить на нефтебазу к сторожу-инвалиду Ивану Егоровичу насчет дров и за продуктами на бугор в двухэтажные деревянные бараки, где жили семьи военнослужащих. На нефтебазу я сбегал быстро, и сторож обещал к вечеру привезти на санках отходов разбитых деревянных бочек. Но идти просить в военный городок милостыню я долго отказывался, не хотел, чтобы меня дразнили побирушкой.

За стеной во второй квартире жил старик татарин Файзутдинов с дочкой Нюркой. Я учился в первом, а она в восьмом классе. Заглянув по-соседски к нам в гости и увидев в жару больную мать, она взяла меня в оборот: «Как тебе, Вовка, не стыдно! Ты почему не хочешь матери помочь? Тебя же не воровать посылают. Сходи в военный городок, постучись и скажи: Папки у меня нет, дядька на фронте, мамка работает - для фронта старается, ее на станции чуть бревном не убило, когда вагон с лесом разгружала. А теперь она сильно заболела. И жрать дома нечего. И скажи - подайте, люди добрые, христа ради что-нибудь поесть, в ножки им поклонись. Не подадут - не обижайся, бог с ними. А подадут - хорошенько поблагодари. Ты же не хочешь, чтобы мать от голода померла?»

Скрепя сердце взял я ненавистную противогазную сумку и нехотя побрел заснеженными огородами прямиком на бугор. В старые валенки с дырками на пятках набился снег, большая солдатская шапка (кем-то подаренная) вечно съезжала на глаза. Рукавиц у меня не было - их заменяли длинные рукава телогрейки, которые окоченевшими руками я втягивал вовнутрь. Тяжко вздохнув, я робко постучался в дверь первой квартиры.

Нищих в Советском союзе нет

Дверь открыла хозяйка, которая держала в руках большую стопку школьных тетрадей. Узнав причину визита и выслушав мою сбивчивую речь, она тяжко вздохнула и сказала: «Нам, мальчик, самим кушать нечего. Чем богата, тем тебя и угощу». Вынесла три больших вареных картофелины и медленно закрыла за мной дверь. Кое-где на стук никто не отзывался.

Кто-то подарил одну луковицу и две больших морковки. Обойдя с десяток квартир с почти пустой сумкой, я побрел в соседний барак. Постучав в одну из квартир, я услышал за дверью быстрый топот чьих-то ног и разъяренный женский голос: «Это кого же еще черт принес на мою голову в мой-то день рождения?» Дверь распахнулась. «Тетенька, подайте…» - не успел пролепетать я, как дородная очень полная женщина в атласном ярком халате схватила меня за шиворот и со словами: «А нищих в Советском Союзе нет и быть не может! Понял?» - резко швырнула меня вниз по лестнице.

фото с сайта: nnm.ru

Я кубарем пролетел лестничный пролет, ударился головой о косяк перил и разбил в кровь левую бровь над глазом. (Небольшой шрам оставил свой след на всю жизнь). Левый глаз медленно стал закрываться опухолью, кровь вытирать было нечем, и я размазал ее по всему лицу. Выйдя из подъезда, я сел на перевернутое ведро и заплакал. Какой-то молоденький офицер с кубиками в петлицах проявил ко мне внимание, дал носовой платок, достал из кармана перочинный нож, развернул газету и… отрезал мне от буханки маленький кусочек еще теплого хлеба.

Желание ходить по чужим квартирам окончательно пропало, но пустая сумка и мысли о заболевшей матери не давали мне покоя. Помню, как я побрел в другой подъезд, как долго не решался позвонить кому-нибудь на первом этаже и со страхом медленно побрел на второй этаж. За одной из дверей я услышал приятный мужской голос: «Варвара, накрывай на стол, Славику в военкомат скоро идти». И я робко постучался. Женский голос ответил: «Федя, вроде кто-то стучит, или мне показалось. Пойди, открой дверь, а то у меня руки заняты».

Кусок рафинада от солдата-добровольца

Я услышал медленные шаркающие шаги. Звякнул крючок, и в дверях показался высокий старик в очках и красном свитере. Вероятно, вид у меня был жалкий, ибо не успел я сказать и двух слов, как старик протянул мне руку: «Ну, здравствуй, воробей. Проходи, не робей и будь как дома. Меня зовут дед Федор, а тебя как? Варя, иди, посмотри, какой сокол к нам под Новый год залетел! Да ты весь промерз. Раздевайся, обедать будем. А что у тебя с глазом?»

В прихожую с тарелкой в руках и кухонным полотенцем вышла пожилая женщина. «Это моя жена, а для тебя баба Варя, пенсионерка, учительница. А в школу ты ходишь? В первый класс?» Баба Варя всплеснула руками, увидев мой заплывший глаз, побежала за йодом, охала, приговаривая: «И это происходит в доме, где живет одна интеллигенция! Ребенка чуть не убили!» Она обработала ранку и спросила, как выглядит дверь квартиры, где меня так встретили? И шепотом на ухо деду (чтобы я не услышал)» «Красной клеенкой-дермантином обита дверь у полковника, а у его жены детей нет, и она такая стер…».

Выслушав мой рассказ о житье-бытье, меня раздели и разули, повели на кухню мыть руки и лицо. В банке из под американского колбасного фарша было жидкое мыло, похожее на солидол. На стене зашипели часы, и кукушка прокуковала очередной час. Дед Федор повел меня знакомиться с квартирой. В соседней комнате молодая заплаканная женщина укладывала в рюкзак сыну вещи, провизию и столовые принадлежности. Молодой парень торопливо перебирал фотоальбом и несколько фото с документами положил в карман вельветовой куртки. На стене висел в рамке портрет военного в танковом шлеме с черной лентой наискосок.

Тягостное молчание первым нарушил Славик: «Вот, Володька, еду добровольцем на фронт, отомщу за отца. Он живьем сгорел вместе с танком под Москвой». Лицо Славика - вчерашнего десятиклассника - не по годам было серьезным, даже суровым. Он правой рукой часто поправлял непокорный вихор густых темных волос. Под носом у него пробивался легкий пушок вероятно ни разу не бритых мужских усов. В разговоре с родителями, как я сейчас понимаю, от него исходила какая-то надежность и рассудительность. Дед Федор, видимо, чтобы не расстраивать дочь тяжелыми разговорами о войне, перевел разговор на другую тему.

А ну-ка, Володя, покажи, чему тебя в школе научили, прочти, как газета вот эта называется? Я торопливо про себя пробежал глазами заголовок и уверенно громко изрек: «Тихая океанская звезда!», чем вызвал улыбку даже у тети Нади, собиравшей сына на фронт. На патефоне стояла грампластинка и я обрадованно прочитал: «Изабелла Юрьева. Романс «Он уехал». Такая же пластинка есть в Благовещенске у моего дяди Бориса, который в Бресте воюет».

Потом мы сели за стол. До сих пор помню вкусную хрустящую капусту с подсолнечным маслом, рассыпчатую картошку и чай с сахарином. Пока я ел в уютной теплой кухне, дед Федор вырезал мне из старых валенок аккуратные стельки и засунул их в мои валенки, а дырки на валенках подшил войлочными каблуками. Тетя Надя подарила мне две пары теплых самодельно связанных носков, которые не подходили по росту Славику. Затем она принесла мне старенький свитер с оленями и елками на груди и немного великоватые теплые рукавички. Баба Варя наполнила мою сумку картошкой, положила кусок соленого свиного сала и баночку меда, переданных от родичей из деревни. Еще дала моей матери какие-то таблетки от простуды.

фото с сайта: blokadaleningrada.ru

Когда я уже обулся и оделся и вся дружная семья со мной почти уже распрощалась, Славик неожиданно произнес: «А ведь через три дня наступает Новый 1943 год. Положено дарить друзьям и родственникам подарки. А что мы Вовке Григорьеву подарим? Ну-ка все думайте!» Он вернулся в свою комнату, принес несколько чистых школьных тетрадей - целое богатство (в войну мы писали на газетах самодельными чернилами из каких-то лекарств), новый граненый толстый карандаш - с одного конца красный, а с другого - синий, книгу Майн Рида «Всадник без головы».

Затем Славик развязал упакованный рюкзак и извлек из него большой кусок сахара-рафинада с гладким конусным полукругом с одной стороны. «Это тебе, Вовка, на новогодний праздник подарок. Хранили этот оставшийся кусок с довоенных времен до особого случая. Думаю, что такой случай сегодня наступил».

По глазам его родителей я понял, что это был единственный кусок сахара в его рюкзаке. Все молчали и переглядывались между собой.

Ну что вы на меня смотрите! Нас на фронте каждый день обязательно будут кормить и сахар будут давать, а этому Вовке кто тут в тылу что подаст? А война еще неизвестно когда закончится.

Все дружно закивали головами, и огромный увесистый кусок рафинада, с искрящимися как снег кристаллами, обернутый в газету, перекочевал в карман моей телогрейки, так как сумка была полна продуктов. Меня по очереди все расцеловали, баба Варя перекрестила, и я пошел в обратный путь. Во дворе я оглянулся на окна второго этажа и в одном из них увидел четыре фигуры. Они мне дружно махали руками на прощание.

Радостная встреча дома

Домой я бежал как на крыльях. Дома меня встретили трое. Сторож нефтебазы Иван Егорович привез за несколько рейсов на санках гору досок от старого забора, ящики и клепки от бочек со следами солидола, а в сенях оставил полный мешок отличного черемховского угля - антрацита. Норка час назад растопила печь, и в трубу с невероятным пугающим гулом и треском, с черным дымом улетал сгорающий солидол. Закипел чайник. Сторож зажег керосиновую лампу. Все разглядывали и радостно ахали при виде моих подарков. Нюрка приложила на бровь подбитого глаза медный пятак, но огромный синяк болел и не думал исчезать.

На ночь мать выпила таблеток, попила чаю с медом. В доме стало тепло. На другой день ей стало лучше. 31 декабря мать накрыла стол - сварила картошки, приготовила винегрет, размочила подаренные хлебные сухарики. Кусок рафинада мать долго колола ножом и молотком, разложила кусочки на полке в шкафу, прикидывая, на сколько дней мне в школу хватит. Несколько кусочков положила на блюдечко в центре стола. «Посмотри, Володя, какой богатый стол у нас в Новый 1943 год получился. Вот так праздник!» - сказала мама Нина Матвеевна.

Дорогие воспоминания

Прошли годы. Работая на хозяйственной и партийной работе долгие годы руководителем, мне приходилось сопровождать во время отпусков группы туристов за границу и по Союзу. В одной из поездок воспоминания о военном детстве нахлынули на меня с небывалой остротой. А дело было так. В октябре 1987 года, путешествуя с группой туристов по городам-героям, судьба занесла меня в Киев.

Стояла теплая и тихая золотая осень. Гуляя по Крещатику, я заметил небольшой магазинчик с красивой вывеской на украинском языке. Захожу. В углу мое внимание привлек большой открытый мешок с рафинадом. Перехватив мой взгляд продавец спросила: «Що, хлопець, купуваты будэшь, чи ни? Ивась, а ну позовить Оксану. Нехай вона пидыйоэ, та наберэ йому сахару».

- «А можно, я сам выберу. Мне нужен особый большой кусок.»

- «Та хоть увись мишок беритэ!»

Я выбрал кусок рафинада примерно таких же размеров и такой же формы, как и памятный тот, 45 лет назад, с военной поры конца 1942 года, подаренный уходящим на фронт добровольцем Славиком. Продавец взвесила кусок - 495 граммов. С вас 50 копеек.

К моему горлу неожиданно подкатил комок, на глаза навернулись непрошенные слезы. Продавец, уборщица и грузчик недоуменно уставились на меня, перестали жевать мороженое, развели руками и спросили:

- «Та що з вами робыться?»

И я коротко рассказал историю из военного лихолетья. Деньги мне продавец вернула со словами: «Я вам тоже сахар дарую» и сунула увесистый кусок рафинада мне в целлофановый пакет.

Я не знаю, конечно, фамилии того семейства из города Свободный. Не знаю, как сложилась судьба солдата Славика - погиб ли он на полях сражений или со славою вернулся родное Приамурье. Вряд ли жива его мать Надежда Федоровна, дождались ли после войны своего сына? Милые русские, советские люди! Вечная вам память и мое человеческое признание.

В 1975 году, работая в обкоме КПСС в партийной Комиссии, я выезжал по делам службы в командировку в г. Свободный. выбрал время и отправился, как и много лет назад пешком на место своего жительства. С трудом узнал знакомые места. Но вместо нефтебазы стояла передвижная мехколонна, наш дом был снесен. На бугре исчезли бараки военного городка. Вместо них кругом современные кирпичные дома. Другие дома, другие дети во дворах. Все исчезло. Остались горестные, тяжкие, далекие и светлые воспоминания 70-летней давности, не считая шрама над левой бровью.