Пушкин василий львович
Статья: Мысли старого Пиита.
В конце жизни, измученный подагрой и ревматизмом, часами сидящий в глубоком кресле, у окна, в своем уютном особнячке на Басманной улице, он сожалел лишь об одном: что не может попасть в театр, на концерт, в оперу, на спектакль...
Невыносимо болели ноги, скрюченные пальцы рук уже плохо держали перо, оно то и дело выскальзывало и плавно ложилось на ковер у ног. Он нетерпеливо звонил в колокольчик, дверь отворялась, неслышной тенью возникал рядом верный Игнатий, клал барину на колени перо и бесшумно исчезал снова. Знал, что Василию Львовичу, коли пишет, докучать невозможно, будь то серьезное письмо, галантный мадригал, доклад в общество Любителей словесности, статья в журнал или катрен очередной басни!
Где - то в глубине дома, каждый день, чуть приглушенно, звучали клавикорды: Маргариточка* (М В. Ворожейкина - старшая, незаконорожденная дочь В. Л. Пушкина от А.Н. Ворожейкиной - Св. М.) старательно разучивала какую - то сонатину Моцарта или, может быть, Глюка - в последнее время слух начал его подводить:. Он даже не различал уже за дверью осторожных, мягких шагов преданной Аннушки, Annettе, Анны Николаевны, верной спутницы, так и не признанной обществом, блеск и шум которого он до самозабвенности любил!
Ах, что бы он только не отдал сейчас, чтобы пройтись по улицам, подышать свежестью бульваров, полюбоваться на кружевные тени шляпок московских модниц и насладиться шелковым шелестом их платьев!. Странно признаться, но этот звук всегда приводил его в неописуемое волнение, также, как и чтение стихов - безразлично чьих, собственных ли, чужих ли! Дмитриева, к примеру.
Впрочем, любезные дамы, желая сделать приятное неизменно утонченно -галантному, обворожительному Василию Львовичу, просили его чаще читать что - нибудь свое. Особенно щебечущим прелестницам нравилось вот это:
Куда листочек ты летишь,
Иссохший, пожелтелый? -
Не знаю, -говорит:-
"Сломила дуб дебелый,
Который верною подпорой мне служил
И рощи красотою был.
Носимый ныне Аквилоном
Или Зефиром, я лечу,
Куда предписано мне строгим их законом,
А не туда, куда хочу,
С холма на луг, с горы в долину,
Без страха, ропота на грозную судьбину.
Всему конец!Я помню сей урок,
Для всех равно суровый;
Несусь куда летит и гордый лист лавровый
И розы нежныя листок."
1816 г. "Листочек".
Маменька, Ольга Васильевна, бывало, со страху пряталась в комнаты за ширмы, едва ли не под кровать, если знала, что с утра "папенька в ажитации пребывать изволит"! А как узнал бы Он, что сыновья, гвардии сержанты Измайловского полка, рифмоплетством балуются, то и вовсе - надрал уши докрасна, не посмотрел бы, что в чинах и при погонах!
Эта страсть к искусству складывать слова в ритмически стройные хороводы, возможно, и побудила братьев Пушкиных совсем недолго оставаться в военной службе: Василий вышел в отставку в 1797 году, в чине поручика, а неугомонный Serge* (* Сергей Львович Пушкин, отец А. С. Пушкина - Св. М.), оказавшись под чарами невесты Nadine Ганнибалл, спешно оставил службу майором и долго еще тянул лямку в архиве канцелярии министерства.
Ну, а листки, исписанные бисерным почерком - все больше по французски, им он, как и Василий, владел наравне с родным, французы бывало изумлялись! - валялись у него тихо в секретном ящике бюро: не дай Бог, Nadine прочтет, высмеет, да и еще и приревнует к строчкам, а, надувшись, не будет месяц разговаривать! Да хорошо, если месяц! Как бы не год! Блистательна невестушка в умении дуться!
Ему с Капитолиной* (*Капитолина Михайловна Вышеславцева - московская красавица, первая супруга Василия Львовича с 1797 -98.г. В результате многолетней тяжбы добилась развода с ним в 1806 году. - Св. М..) повезло больше. :Бог мой, когда же это было - Капа?! Не иначе, как лет сто назад! И сбежала от него она тогда, чародейка московская, да еще потом его же и выставила прелюбодеем, сущая фурия! Да так выставила, что пришлось смириться с приговором Синода - пожизненным безбрачием, и отбыть, томительное ему, светскому человеку, церковное наказание - семимесячную епитимью в одном из монастырей! Одно утешение всё же было: уехали они с Аннушкою после того далеко, дальше не бывает - в Европу, на целые два года! Принят он был в самом лучшем обществе, французский журнал литературный,"Mercur d`France", принял к печатанию четыре его перевода русских песен,(!) аристократы ему улыбались, светские красавицы за остроты - bonmot - рукоплескали, а мадам Рекамье при встрече даже встала с кушетки, чтобы протянуть русскому питомцу муз руку! Божественная длань, гладкая, бархатистая, теряющая очертания в прозрачной крылатости одежд! Как ни владел собою он, поэт - обольститель, ценитель изящного и превыше всего - Красоты, обомлел все же тогда слегка, сердце замерло, и почему то подумалось нелепо: "а плохо утром каналья Игнатий протер пряжки на башмаках, тусклы!"
Дивная Жюльетт, не обращая внимания на его замешательство, о впечатлениях путешествия расспрашивала, все время сияя теплой улыбкой. Он ответил, сперва немного невпопад, смешался, но быстро нашелся, сострил как всегда. Она рассмеялась, похвалила за находчивость, и заметила, что почти то же самое говорит месьё Рене*,(*Шатобриан - франц. писатель, дипломат, политич. деятель, друг и возлюбленный мадам Рекамье. - Св. М.) да и Консул думает также: "Наполеон!" - промелькнуло тогда у него в голове.
Она спросила, знаком ли он с Консулом.Узнав, что - нет, обещала устроить встречу.
Он потом часто вспоминал ее, эту встречу. Человек, с первого взгляда, ничем непримечательный, маленького роста, чуть полноватый: Но та энергия с которой он пожал руку, а потом заговорил, все время осыпая собеседника искрами, живущими в карих, проницательных глазах, заворожила поэта.
Хотя, казалось, ничего не было в словах Консула Республики более обычной любезности!
А вечерами бродил Василий Львович по парижским бульварам, об руку с Аннет, которая, уставши за день от беготни по модным лавкам (искала башмачки на свою маленькую ножку), всё умоляла его вернуться побыстрее в гостиницу, да отдыхать, а то завтра опять ни свет ни заря, побежит он по торговым рядам, редкости книжные искать, пыль глотать, да на лекции метафизика Сикара, да в "Hotel d`Charite" (*Дом Милосердия - приют для душевнобольных, здание, являвшееся образцом архитектурного искусства. Достопримечательность Парижа. - Св. М.), кофею не выпив, а вечером - балы да визиты, не поговорить, ни помолчать им вволю, вдвоем!
Соглашался, скрепя сердце, Василий Львович, кивал, вздыхая, завитым коком a la Titus , и тянул свою Анну Николаевну в сторону от ярко освещенных домов и тротуаров. Душа его рассыпалась тогда на тысячи осколочков огорчения: не понимает ее купеческая душа порывов пиитических, и вольности души, не понимает!
Библиотеку собрал, путешествуя по Европе (1801 - 1803 гг. Франция, Англия, Германия- Св. М.), Василий Львович бесценную, многое в собрании было редкостью даже для европейца, но сгорела она дотла, вместе с домом, картинами, гравюрами и мебелями новыми, в Москве, во время пожара 1812 года! Какое было ужасное время для России и славных ее защитников!
Василий Львович опять вздохнул, вспомнив, как ехал он на деревянной телеге, наспех побросав на нее кое - что из вещей, вместе со всеми уходящими из Москвы в Нижний Новгород. Жил там в стылой избе, ходил в драной шубе, спал на какой- то грубо сколоченной кровати, похожей на скамейку, но более сожалел не о себе, ни о сгоревшем в Москве доме и имуществе (Аннушка молчаливо тому удивлялась, вздыхала, горестно головой качала!), ни о ценных книгах, превратившихся в горстку пепла, а о доблестных войсках русских, что отступать должны перед неприятелем! Да еще о племяннике - лицеисте Александре, только начавшем тогда учиться. Хорошо, минуло детей лицейских бедствие, а не то, так тряслись бы тоже по слякоти в обозах! Бог, однако, миловал!
В тогдашнем своем письме верному другу, князю Петру Андреевичу Вяземскому Василий Львович сокрушенно изливал душу:"Другой Москвы не будет, и час от часу разорение столицы нам будет чувствительнее. Я потерял в ней все движимое мое имение. .. Ничего вывезти не мог и никто не помог мне в такой крайности! Что делать? Я благодарю теперь Бога, что он осенил щитом своим храбрые наши войска.
Атилла нашего века (т. е. император Наполеон - Св. М.) покрыл себя вечным стыдом и бедствия наши ни малейшей не принесли ему пользы."
Но тут же, несколькими строками ниже, он, вечный баловень муз, не могущий и часу жить без рифмы, добавлял:" Посылаю тебе стихи мои к жителям Нижнего Новгорода. Три первые куплета тебе известны. Вот и последние. Не знаешь ли чего о Жуковском?" (14 декабря 1812 года. Нижний Новгород.)
О Жуковском.. Вот так было всегда: литература, театр, общественная жизнь, жизнь искусства, журналов, баталии критиков, светский шум, успехи и слава литературная - племянника Александра, которому дали в "Арзамасе" прозвище "Сверчок" - все это волновало его неизмеримо больше, чем собственные неудачи: подагра, которую он шутливо называл "дщерью Сатанеллы", переменный успех его творений в печати, болезни детей: - Левушки и Маргариты. Детей, которые никогда не носили его имени, а назывались лишь "воспитанниками"!
Бог один ведает, сколько писал он прошений в Синод и в Духовную Консисторию - о прощении и снятии с него церковного обета безбрачия; в Сенат - с нижайшими просьбами на имя Комиссии о присвоении детям его фамилии!!
Но все просьбы неизменно бывали отклонены. "Высочайше" позволено только оставить "воспитанникам" часть имущества, принадлежащего Василию Львовичу по родовому праву наследования. Он бумаги незамедлительно оформил, но что то сокрушало его, съедала его тревога: Чего - то просила душа его, все время жаждущая нового, трепетного, высокого, истинного, поэтического. Вечерами, при оплывающих свечах, несмотря на ворчание Аннет, вчитывался подолгу в страницы журнальные, где не на шутку разгорелась вражда - спор между "шишковистами" и "карамзинистами", как метко прозвали их в обществе. Изучая критические опусы Ардалиона Шишкова, разносящего в пух и прах поэтов, говорящих "площадным языком", в том числе и Александра, с его блестящими "южными" поэмами, которые можно было "твердить лишь для наслаждения"; Василий Львович кипел от гнева, раздражался, хватал бумагу и чернила, и писал критические отповеди, часто и в стихах, посылая внутренне проклятия всем тем, кто не мог понять величины поэтического гения Александра!. Как приятно было "дядюшке по Парнасу" находить в его, племянниковом, "Онегине" следы своей шутливо - фривольной, спрятанной от всех, но всем известной, поэмы "Опасный сосед"! Тот же легкий, живой слог, запоминающиеся рифмы и стихи. Вот только сюжет у Александра был более изысканн, благороден и прост - история жизни молодого человека, который разочаровался истинно в духе лорда Бейрона. Или - лишь подражая тому? Дожить бы до продолжения, но видно нет, не суждено!
Александр горяч и вспыльчив, и еще не отдал полной дани страстям, подстерегающим молодого человека, но, быть может, предстоящая его женитьба на красавице мадемуазель Натали Гончаровой даст ему то, чего не достает сердцу пылкому и увлекающемуся, и в то же время - истерзанному ранами и обидами, вспышками уязвленной гордости и таланта, вынужденного в глуши смирять звуки своей лиры!
Стыдно на склоне лет признаваться, но порядочно испугался дядюшка, узнав, что племяннику грозит высылка в Михайловское из Одессы! Даже письма ему остерегался писать первое время. Малодушие коварно, но когда голова твоя седа и ты испытал все горести жизненные, вплоть до потери близких и любимых; и ничего -то в жизни не остается, кроме двух хрупких жаворонков, которые, умри ты завтра и внезапно, останутся без имени и средств, то поневоле склонишь голову перед доводами рассудочности! Он пытался отнестись к шалостям племянника с жесткостью и холодностью: Вышло плохо. Прочел отрывки из новой пиесы Александра "Борис Годунов", восхитился до глубины души, написал покаянное письмо: И вот, последние годы озарены светом теплой дружбы двух поэтов - старого и молодого. Не бывало так, чтоб, приехав в Москву, не навестил Александр дядюшки, не оставил у него своих пиитических новинок, которые тот потом с восторгом декламировал в Обществе любителей российской словесности или у себя на вечерах на Басманной!
Вечера на Басманной, где разыгрывали шарады и буриме, шутливые спектакли по басням, и с жаром обсуждали новости, театральные и литературные, а иногда и танцевали - под музицирование Маргариты: Как то будут они проходить без него: Да и будут ли? Кто сможет еще так смешить и обвораживать дам, не готовясь, "с пылу", что называется, говорить комплименты, с листа переводить с латыни и италианского?
Все собирался он перевести и с французского еще: из песен любимого им Жана Беранже. Где - то на полке стоял томик. Близко, вроде бы. Можно попытаться сделать несколько шагов. Попытаться:. Он привстал с кресла.
Ковыляя, на негнущихся, опухших ногах, добрел до полок, любовно провел ладонью по толстым золоченым корешкам: Так ласкают любимую женщину: осторожно нежно, почти затаив дыхание... Он вытащил из плотного ряда книгу с песнями Беранже, раскрыл том и, чувствуя, что в глазах темнеет, тяжело, грузно осел на диван, откинувшись спиною на подушки. Не хотелось кого то тревожить, звать, пугать детей, вечно кудахчущую над ним Аннушку. Обойдется, небось, отпустит! Все пустяки: Повидать бы только еще Александра. Сказать ему, что Катенин невыносимо скучен, хотя в нем искра таланта, определенно есть.. Но будущее в руках племянника, это несомненно! ВасилийЛьвович улыбнулся, закрыл глаза и почудилось ему, что видит он себя в тряской карете что катится по московско - петербургскому тракту, а в карете едут они с Александром - маленьким кучерявым мальчиком, который почему то взрослым голосом отвечает ему: "Да, дядюшка, да! Я давно знаю, что Катенин скушен!. Пожалуйста, успокойтесь! Я привез Вам новые стихи." И вдруг улыбается, озорно: "А ведь это мне покойная тетушка Анна Львовна перед дорогой дала сто рублей на орехи, а не Вам! А Вы мне так и не вернули!" И, уже не чинясь, брызжет лукавыми искрами глаз и хохочет: Неудержимо! Этот хохот достигает его затуманенного слуха и становится похожим на нежный звон какого - то колокольчика. Он хочет дотронутся до него, заставить смеяться - звенеть еще, но все тонет в глубоком мраке. В открытое окно вплывает жаркое марево конца лета 1830 года 20 августа. З часа пополудни. Московские колокола звонят к поздней обедне. Над особняком на Басманной сонно вспархивает ввысь стайка голубей. Они некоторое время кружатся в воздухе, потом растворяются в небе, оправленном в золото куполов, унося неслышно на крыльях душу того, кто не мыслил дня жизни без строки и рифмы. "Писателя нежного, тонкого, острого." (А. Пушкин.) "Парнасского отца" гения: Унося Её к месту Небожительства. Может быть, на этот самый Парнас, кто знает?
Имя Василия Львовича Пушкина почти забыто пушкинистами и исследователями. Он "присутствует" в литературе, по большей части, как родственник гения, а его стихи, остроумнейшие письма, переводы, статьи и басни остались практически неизвестны широкому кругу читателей. О судьбе его вдовы, Анны Николаевны Ворожейкиной, детей и потомков - тоже ничего неизвестно, они не упоминаются практически нигде в более чем обширнейшей пушкиниане! Богатейший архив В.Л. Пушкина или утерян, или лежит ненужно в недрах институтов и музеев. Последнее издание стихотворений этого интереснейшего поэта, стоявшего у истоков формирования личности и гения Александра Пушкина, датируется 1989 годом, то есть, "прошлым" веком!
Поневоле вспоминается Пушкинское, резкое: " Русские ленивы и нелюбопытны":. Мы заслужили эту отповедь более чем кто либо.. Увы!
Надеюсь, что эта статья - новелла вернет к жизни имя, когда - то сиявшее на небосклоне русской литературы уверенно и чисто!
Пушкин, Василий Львович
Писатель, старший брат Сергея Львовича, отца знаменитого поэта; род. в Москве 27-го апреля 1770 г. Детство и юность он провел в привольной обстановке богатого дома и в гостеприимном московском обществе Екатерининской эпохи; отец писателя, обладая большим состоянием, любил хорошо пожить и славился в Москве своим хлебосольством. Семейная обстановка Пушкина складывалась неблагоприятно: отец был сурового, деспотического характера и переполнил страданиями жизнь и первой, и второй своей жены. Но, по-видимому, на характере Василия Львовича эти черты домашнего быта не отразились: он навсегда сохранил веселый, беззаботный нрав. Он не получил систематического школьного образования, хотя ему было так легко поступить в единственный тогда русский университет - Московский. Зато полученное им домашнее образование могло, по тогдашним вкусам, считаться "блестящим": Василий Львович прекрасно владел французским языком и знал немецкий, английский, итальянский и латинский языки. Такие познания открывали ему широко двери в Западноевропейские литературы, что потом и сказалось на писательской деятельности Пушкина. Благодаря общественному положению отца, юноше-Пушкину оказались легко доступны салоны московского барства, а его светский такт и лоск, легкое остроумие, добродушие и веселость скоро завоевали ему и симпатии столичного общества: он участвовал в "благородных спектаклях", на литературных вечерах декламировал монологи из французских трагедий, находчиво сочинял куплеты и стихи на заданные рифмы. Декламировал он превосходно, и многие москвичи съезжались только за тем, чтобы послушать, как он читает басни. После нескольких лет веселой светской жизни в Москве, П. переселился в Петербург и поступил на службу в Измайловский полк, в который был записан, по традиционному обычаю, еще с малолетства. Военная служба мало привлекала жизнерадостного юношу, и П. дослужился только до чина поручика. Зато северная столица представляла широкий простор и новые способы к прожиганию жизни, чем и воспользовался веселый и хорошо обеспеченный москвич. В 1797 году он вышел в отставку и переехал в Москву, где задумал жениться; его выбор пал на известную красавицу, Капитолину Михайловну Вышеславцеву. Семейная жизнь вышла неудачной и кончилась разводом. Фамильное предание Пушкиных, а затем и литературно-биографическая традиция винили в том Капитолину Михайловну. Но за последнее время опубликованы документы, рисующие дело в ином свете. Ходатайство о разводе возбудила пред московскими духовными властями Капитолина Михайловна в 1802 году, ссылаясь на незаконную связь мужа. Бракоразводный процесс тянулся до 1806 г. и, несмотря на все усилия Пушкина и его ходатайства пред кн. А. Н. Голицыным, кончился не в его пользу: указом от 22-го июня 1806 г. Синод присудил Василия Львовича "подвергнуть семилетней церковной эпитимии, с отправлением оной чрез (т. е. в течение) 6 месяцев в монастыре, а прочее время - под смотрением его духовного отца", а его жене дал развод с правом выхода замуж.
Пока тянулся суд, П. успел совершить заграничное путешествие. В 1803-1804 гг. Пушкин объехал Германию, Францию и Англию. Жизнерадостный путешественник совсем не интересовался вопросами политики, зато немало внимания уделял искусствам и особенно - литературе. В письмах, писанных из путешествия к Н. М. Карамзину и напечатанных тогда же в "Вестнике Европы", П. описывает виденные им произведения архитектуры, живописи; рассказывает, как в Берлине он бывал у Августа Коцебу, наслаждался в театре игрой знаменитого актера Ифланда. В Париже он познакомился с "славным метафизиком" аббатом Сикаром, писателями Дюси, Бернарденом де-Сен-Пьер, Арно, с m-me Рекамье и романисткой m-me Жанлис. Особенно привлекали нашего путешественника парижские театры. "Вы знаете, писал он Карамзину, мою страсть к спектаклям и можете вообразить, с каким удовольствием бываю в парижских!" Пушкин успел познакомиться с актрисою Дюшенуа, а у знаменитого трагика Тальма брал даже, как гласит предание, уроки декламации.
За время своего путешествия по Германии, Франции и Англии Пушкин ревностно собирал лучшие издания французских, английских и латинских авторов, так что привез в Россию целую библиотеку, которая потом славилась в Москве, но погибла в пожаре 1812 года.
Поселившись, по возвращении из-за границы, снова в Москве и будучи вполне обеспечен материально, он имел возможность проводить жизнь вполне светского человека. Посещение театров и личное участие в "благородных спектаклях", балы и празднества, где он, как и брат его, Сергей Львович, отличался в качестве остроумца и импровизатора, приятельские пирушки, литературные вечера - сменяли один другого и поглощали все его время. Но в будущем, и уже недалеком, П. ждали тяжелые испытания: наступал двенадцатый год. Появление Наполеона в Москве застало П. врасплох. 14-го декабря 1812 г. он писал кн. П. А. Вяземскому про разорение Москвы: "Я потерял в ней все движимое мое имение. Новая моя карета, дрожки, мебели и драгоценная моя библиотека - все сгорело. Я ничего вынесть не мог; денег у меня не было, и никто не помог мне в такой крайности". По другим известиям, в пожаре едва не погиб и малолетний сын Василия Львовича; преданный слуга едва успел выхватить его из огня. Вместе с другими погорельцами-москвичами П. перекочевал в Нижний Новгород, где образовалась скоро целая колония. Пушкину приходилось тогда довольно трудно; в письме к Вяземскому он говорит: "Ты спрашиваешь, что я делаю в Нижнем Новгороде? Совсем ничего. Живу в избе, хожу по морозу без шубы, и денег нет ни гроша". Но - таков уж был склад характера и интересов Пушкина - в том же письме, забывая личные неприятности и важные события борьбы за национальную независимость, он продолжает: "Кокошкин пишет из Ярославля, что он переводит "Федру". Читал ли ты подражание его пророку Аввакуму?" Скоро жизнь московско-нижегородской колонии наладилась; под отдаленный шум исторических событий начались обеды, ужины, балы, маскарады, и П. совсем повеселел. В начале 1813 г., побывав на короткое время в Петербурге, Пушкин снова водворился в Москве; в 1816 г. он опять ездил в Петербург - вместе с Карамзиным и кн. Вяземским - и в этот приезд был принят в члены недавно народившегося литературного общества "Арзамас". Еще раньше Пушкин вступил в масонскую ложу "Соединенных Друзей" (1810), и это дало мысль веселым арзамасцам обставить вступление нового члена в общество потешной обрядностью. Добродушный П., которому было, однако, уже 46 лет, по-видимому, не догадывался, что молодежь просто потешается над ним, - и добросовестно проделал весь церемониал. В "Арзамасе" он получил прозвище "Вот"; затем, за неудачные стихотворные опыты, присланные на суд "Арзамаса", был, переименован в "Вотрушку", чем был крайне разобижен. Впоследствии, однако, честь его была восстановлена, он получил имя "Вот я вас опять!" и звание старосты "Арзамаса". Об этом он с восторгом рассказывал всем знакомым, разъезжая по московским гостиным. Веселая, беззаботная жизнь, какую Пушкин вел до конца своей жизни, привела к тому, что в последние годы жизни он очень нуждался в средствах и страдал подагрой, лишавшей его возможности вести прежний образ жизни. Он умер в Москве 23-го августа 1830 года. Хоронить его (в Донском монастыре) собрались многие литераторы, в том числе И. И. Дмитриев и илемянник А. С. Пушкин, бывший тогда в Москве.
Начало литературной деятельности В. Л. Пушкина относитея еще к екатерининскому времени. Первое печатное стихотворение его появилось в 1793 г. - в "С.-Петербургском Меркурие" Крылова и Клушина. Затем он сотрудничал в "Приятном и полезном препровождении времени" Подшивалова и Сохацкого, "Аонидах" и "Вестнике Европы" Карамзина, потом в "Трудах Общества Любителей Российской Словесности", "Дамском Журнале" и многих других изданиях. Его симпатии в области литературного стиля определились очень рано, и он, не колеблясь, стал на сторону Карамзина, Дмитриева и их школы, проводившей тогда реформу литературной речи. Литературное наследие П. к количественном отношении довольно значительно; он писал в различных жанрах: сказки, басни, эпиграммы, элегии, сатиры, послания, анакреонтические стихотворения, наконец - повесть в стихах. Любопытно, однако, что до нас не дошло ни одного драматического произведения Пушкина, этого страстного театрала. Большинство произведений нашего поэта - не оригинальны: это или подражания, или переделки и переводы из иностранных писателей; он много переводил из Горация, Лафонтена, Флориана; также - из Буасара, Вольтера, Парни, Мильвуа, Арно, Обера, Томсона, Оссиана, Тибулла, Катулла, Петрарки и других. В этом обилии имен сказалось знание иностранных языков, но также и некоторая литературная беспринципность Пушкина. По своим теоретическим взглядам он был, собственно, классик, как и его авторитет - И. И. Дмитриев; об этом П. заявлял и печатно. В вопросах литературного стиля он был карамзинист. Новые литературные течения уже не затрогивали его глубоко; но он был чуток ко всяким новинкам и модам и поэтому переводил Оссиана, когда в русской литературе обозначились преромантические веяния, и подражал Байрону, когда тот становился "властителем дум" молодого поколения александровского времени. Современники - друзья П. - как-то двойствснно относились к его литературной деятельности. Он стоял в самых близких личных отношениях с такими корифеями, как Александр Пушкин, Жуковский, Батюшков, Вяземский; это был "свой человек" в тесном кругу арзамасцев, и блеск их литературной славы отражался на его имени и мог скрывать от сторонних наблюдателей некоторые изъяны его поэтической деятельности. Сами арзамасцы поддерживали Пушкина в его выступлениях против литературных староверов и готовы были защищать его от нападений литературных врагов. Но в своем кругу арзамасцы не прочь были потешиться над легкомыслием Пушкина, над его страстью читать всюду свои стихи, над бессодержательностью его произведений. Воейков в своем "Парнасском адрес-календаре" определил место службы Пушкина: "при водяной коммуникации". Жуковский в своем послании к нашему писателю откровенно заявлял:
Кажется, что ты подчас многоречист,
Что стихотворный жар твой мог бы быть живее,
A выражения короче и сильнее.
Еще же есть и то, что ты, мой друг, подчас
Предмет свой забываешь.
Однако, тот же Жуковский, и в том же послании, говорит:
Послушай, Пушкин-друг, твой слог отменно чист;
Грамматика тебя угодником считает,
И никогда твой слог не ковыляет.
И это было также справедливо. У П. был замечательный версификаторский дар. Даже в самых ранних произведениях стих его является гибким и звучным. Правда, в последующей литературной деятельности мы не замечаем у Пушкина непрерывного совершенствования; напротив, в позднейшее время, когда пушкинская плеяда овладела граненым и блещущим стихом, стареющий Василий Львович уже писал все бледнее и бледнее. Но в начале 1810-х годов, к которым относится расцвет его деятельности, Пушкин играл весьма видную роль в выработке литературной речи. Именно, в стилистическом отношении замечательно одно произведение В. Л. Пушкина, содержание коего делает его, однако, совершенно неприличным в печати; оно написано в 1811 году: "Опасный сосед". Это произведение быстро разошлось в рукописях; о нем упоминали в своих стихах Александр Пушкин и другие; имя его главного героя, кутилы и скандалиста Буянова стало надолго крылатым словом. Тот же колкий Воейков отметил в "Парнасском календаре", что Василий Львович "имеет в петлице листочек лавра с надписью: "За Буянова". Сам автор считал "Опасного соседа" "лучшим и удачнейшим из своих стихотворений". Даже такой мастер стиха и тонкий ценитель поэзии, как Батюшков, писал об "Опасном соседе" Н. И. Гнедичу в 1811 году: "Теперь посылаю тебе Пушкина сатиру... Стихи прекрасны. Вообще ход пиесы и характеры выдержаны от начала до конца. Вот стихи! Какая быстрота! Какое движение!".
Кроме стилистических достоинств, в литературной деятельности Пушкина была еще одна положительная сторона. В период борьбы шишковистов с карамзинистами он выступил одним из самых смелых партизанов литературной реформы. Во многих своих произведе ниях (в том числе и в "Опасном соседе") наш карамзинист больно за девал словесников-староверов. Мет ко изображая фанатическое пристрастие шишковской Беседы, этого "собора безграмотных славян", к славянщине, Пушкин удачно формулирует принципы новой школы. В послании к В. А. Жусовскому (1810) он говорит:
Славянские слова таланта не дают,
И на Парнас они поэта не ведут.
Защищая необходимость для литератора широко изучать классические и западно-европейские литературы, Пушкин протестует против литературного национализма и исключительности:
В чем уверяют нас Паскаль и Боссюэт,
В Синопсисе того, в Степенной Книге нет.
Отечество люблю, язык я русский знаю,
Но Тредьяковского с Расином не равняю.
Обличая своеобразный фетишизм слов, столь заметный у Шишкова, сатирик требует от поэзии содержательности, идейности, чего можно достигнуть только при том условии, если писатель - образованный человек.
Творенье без идей мою волнует кровь.
Слов много затвердить не есть еще ученье:
Нам нужны не слова, нам нужно просвещенье.
В послании к Д. В. Дашкову (1811) - самому даровитому антогонисту Шишкова - Василий Львович обличает и другую черту "беседчиков" - их склонность и готовность обвинять в религиозной и политической неблагонадежности всех инакомыслящих.
Кто пишет правильно и не варяжским слогом -
Не любит русских тот и виноват пред Богом! -
так формулирует Пушкин обычные нападки шишковистов и ловко парирует их:
В предубеждениях нет святости ни мало:
Она мертвит наш ум и - варварства начало.
Ученым быть не грех, но грех во тьме ходить.
Невежда может ли отечество любить?
Не тот к стране родной усердие питает,
Кто хвалит все свое, чужое презирает;
Кто слезы льет о том, что мы не в бородах,
И, бедный мыслями, псчется о словах!
Но тот, кто, следуя похвальному внушенью,
Чтит дарования, стремится к просвещенью.
Светобоязнь шишковистов Пушкин осмеял также в басне "Сычи" (1812). Во время солнечного затмения сычи вообразили, что "светильник пагубный не существует боле", и что наступило царство тьмы; но вновь воссиявшее солнце посрамило мракобесов:
Как солнца светлого лучи,
Сияют дар, ученье.
Невежество - умов затменье,
Свою заслугу в борьбе с литературными старообрядцами сознавал и сам Василий Львович. Когда арзамасцы вздумали вышутить присланные на их суд стихи Пушкина, он отвечал им упреком:
Вы вспомните о том, что первый, может быть,
Осмелился глупцам я правду говорить;
Осмелился сказать хорошими стихами,
Останется всегда невеждой и глупцом.
Остается сказать несколько слов об отношениях В. Л. Пушкина к его знаменитому племяннику, Александру Сергеевичу. Отношения эти не всегда правильно изображались в литературе. Существовало, напр., мнение, что Василий Львович долго не мог угадать высокого дарования племянника и относился к его литературным работам пренебрежительно; будто бы к Александру Сергеевичу относится известный стих Василия Львовича о юном поэте: "Пятнадцать лет, не более того? - Так розгами его!" - и будто бы племянник отомстил дяде, изобразив его бездарным семинаристом, которого Феб приказывает "поставить в палки". М. Н. Лонгинов давно уже и основательно опроверг эту легенду ("Русск. Архив" 1863); но она вновь повторялась позднее ("Историч. Вестник" 1882). С другой стороны, поэтическое влияние дяди на племянника слишком преувеличивалось (проф. М. Г. Халанский, П. Смирновский). В судьбе юноши-племянника Василий Львович, несомненно, имел некоторое влияние. Еще мальчиком Александр Сергеевич перезнакомился в доме своего отца со многими литераторами, которых привлекал туда Василий Львович. Богатая библиотека дяди была также, конечно, к услугам племянника. Определять мальчика в Лицей возил тот же Василий Львович. Поэтический гений племянника дядя оценил очень рано, - быть может, один из первых. Еще в 1815 г. он писал Макарову: "Mon cher, ты знаешь, что я люблю Александра; он поэт, поэт в душе; mais je ne sais pas, il est encore trop jeune, trop libre". В 1816 г. он пишет самому Александру Сергеевичу: "Мы от тебя многого ожидаем" и называет его своим "братом по Аполлону". Племянник отвечал дяде подобными же признаниями. В 1817 г. он писал Василию Львовичу послание:
Тебе, о Нестор Арзамаса,
В боях воспитанный поэт,
Опасный для певцов сосед
На страшной высоте Парнаса,
Защитник вкуса, грозный Вот!
Племянник-лицеист, конечно, хорошо знал произведения дяди, и отмеченные выше их стилистические достоинства не остались без влияния на выработку его собственного слога. Нельзя, однако, преувеличивать этого влияния. В лицейские годы Александр Пушкин имел и других учителей-стилистов, более даровитых, чем Василий Львович: Жуковского, Батюшкова. По содержанию же поэзия Пушкина-дяди была не оригинальна и часто являлась простыми перепевами французских поэтов, хорошо знакомых Пушкину-племяннику в подлинниках. Сверх того, поэтический гений Александра Сергеевича развивался так быстро и так властно, что скоро затмил и даже подчинил себе дарование Василия Львовича. Последний и сам не скрывал от себя превосходства племянника и преклонялся пред его талантом. Любопытно отметить, что на старости лет Василий Львович даже стал подражать Александру Сергеевичу: его повесть в стихах: "Капитан Храбров" (1829-1830) носит явные следы подражания "Евгению Онегину" и "Графу Нулину".
1) Два послания Василия Пушкина, СПб. 1811 г. 2) Стихотворения Василия Пушкина, СПб. 1822 г. 8) Записки в стихах Василия Львовича Пушкина, Москва. 1884 г. 4) Опасный сосед, Лейпциг. 1855 г. 5) Полное собрание сочинений русских авторов. Сочинения В. Л. Пушкина и Д. В. Веневитинова. Изд. А. Смирдина, СПб. 1855 г. 6) Сочинения В. Л. Пушкина, изданные под редакциею В. И. Саитова. С биографическим очерком и примечаниями. Изд. Евг. Евдокимова, СПб. 1893 г. 7) В. П. Авенариус, В. Л. Пушкин (Биографический очерк) - "Историческ. Вестн." 1882 г., т. III, стр. 606-624. 8) М. Халанский, О влиянии Василия Львовича Пушкина на поэтическое творчество А. С. Пушкина, Харьк. 1900 г., стр. 78. 9) П. Смирновский, История русской литературы XIX века, Вып. IV (1901 г.), СПб. (стр. 56-83). 10) Михаил Лонгинов, Заметка об отношениях А. С. Пушкина к дяде его В. Л. Пушкину - "Русск. Арх." 1863 г., изд. 2, стр. 868-871. 11) Его же, Заимствования русских баснописцев у французских писателей. - "Русск. Арх." 1905 г., т. I, стр.174-176. 12) М. Макаров, А. С. Пушкин в детстве - "Современник" 1843 г., т. XXIX, стр. 382. 13) И. Иванов, История русской критики, т. І, стр. 198 и сл. 14) Семейные безобразия былого времени. Сообщил Н. П. Розанов - "Русск. Арх." 1891 г., т. XII (на стр. 554-555: Расторжение брака В. Л. Пушкина). 15) К биографии В. Л. Пушкина - "Русск. Стар." 1903 г., т. III, стр. 515-517 (переписка о разводе). 16) "Библиографические Записки" 1859 г., № 10, стбц. 306-309 (Записки A. A. Кононова). 17) Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву, СПб. 1866 г., стр. 66, 135, 161-165, 235, 241, 253, 302, 332, 336, 337, 057, 072, 073. 18) Кн. И. М. Долгорукий, Путешествие из Москвы в Нижний 1813 г., Изд. Общ. Истор. и Древн. Российских, Москва 1874 г., стр. 44. Некрологи В. Л. Пушкина: 19) "Моск. Ведом." 1830 г., №№ 69 и 70 (Мих. Макаров); 20) "Литературная Газета" 1830 г., № 51; 21) "Дамский Журнал" 1830 г., № 38; 22) "Северный Меркурий" 1830 г., № 110; 23) "Галатея" 1830 г., № 35. - Рецензии на соч. В. Л. Пушкина. 24) Соч. кн. П. А. Вяземского, т. І, стр. 25; 25) "Библиотека для Чтения" 1856 г., т. 135, январь, критика, стр. 1-11 (А. В. Дружинин); 26) "Современник 1855 г., № 11; перепечат. в полн. собр. соч. Н. Г. Чернышевского, т. І, стр. 463-467. - См. также passim: 27) Полное собр. соч. кн. П. А. Вяземского; 28) Полн. собр. соч. К. Н. Батюшкова, три тома; 29) Записки Ф. Ф. Вигеля; 30) М. А. Дмитриев, Мелочи из запаса моей памяти; 31) Л. Н. Павлищев, Из семейной хроники, М. 1890 г.; 32) Сочинения А. С. Пушкина. Изд. Академии Наук; 33) Е. А. Сидоров, Литературное Общество "Арзамас" - "Журнал Мин. Народн. Просвещения" 1901 г., т. VI-VII.
Н. К. П-в.
{Половцов}
Пушкин, Василий Львович
(1770-1830) - второстепенный поэт-классик, дядя Александра Сергеевича П. Род. в Москве. 18-летним юношей блистал в московских салонах; служил в Измайловском полку, поручиком вышел в отставку и поселился в Москве. 1803-1804 гг. П. провел за границей, главным образом в Париже. До пожара Москвы 1812 г. он вел веселую, открытую жизнь гостеприимного и обеспеченного человека. К тому же времени относится его деятельное сотрудничество в "Аонидах" и "Вестнике Европы". П. был сторонником Карамзина и принимал участие в спорах с Шишковым (послания "К Жуковскому", "К Дашкову"). К 1811 г. относится его остроумная, хотя грубоватая и неудобная для печати сатира: "Опасный сосед", во вкусе Ренье, в которой, между прочим, он осмеял противников Карамзина. В 1816 г. П. сделался членом "Арзамаса". Он принадлежал к школе классиков и не сочувствовал романтическому направлению. В своей поэме: "Капитан Храбров" П. осмеивал представителей романтизма. Сам он был приверженцем "легкой поэзии" и подражателем Дмитриева; писал "песни", послания, эпиграммы и т. п., подражал Горацию, Тибулу, Катуллу, Парни и др., перевел несколько басен Лафонтена, Флориана и др. К своему знаменитому племяннику П. относился к величайшим восхищением, которое выражал в своих посланиях к нему. Стихотворения изданы в 1822 и 1835 гг. Лучшее издание - под редакцией и со вступительной статьей В. И. Саитова (СПб., 1893); сюда вошли прозаические статьи, письма и все стихотворения, за исключением "Опасного соседа"; последний напечатан в Лейпциге (1855).
А. Л-нко.
{Брокгауз}
Пушкин, Василий Львович
{Половцов}
Пушкин, Василий Львович
Второстепенный дворянский поэт, дядя А. С. Пушкина, Служил в лейб-гвардии. С 1797 вышел в отставку и занялся исключительно литературой.
Творчество П. отражает начинающийся в условиях капитализации страны упадок дворянства и его борьбу за свое положение. У П. в его сатирах, баснях, эпиграммах заметно выражена характерная для дворянского классицизма дидактическая струя. Пушкин высмеивал расточительство, галломанию, нечестность Глупомотовых, Безмозгловых, Плутовых, наставляя "законы почитать, отечеству служить". Сколько-нибудь значительные социальные мотивы у П. редки. Чаще всего он ограничивается моралью вроде "тот счастлив, кто живет на свете осторожно", и т. п. Дидактический характер носят и религиозные стихи П., масонские песнопения, имеющие сильный верноподданнический привкус. Идеал П. - в усадебной идиллии, в помещичьей жизни, украшенной любовью и дружбой, "с сердцем чистым", "под небом ясным", там, где "обширные поля и злачные долины", где "нас песнями и пляской забавлять крестьянки из села все прибегут толпой".
Близость к сентименталистам сделала П. активным борцом с мракобесами "Беседы" (см. нашумевшие в свое время послания к Дашкову и Жуковскому) и ввела его в число членов "Арзамаса".
Борясь за дворянское процветание, П. не избежал влияния дворянского упадка. Анакреонтическая и эпикурейская лирика, утверждающая легкое, бездумное отношение к жизни, легкомысленные салонные мадригалы, шутливо-галантные сказочки, в достаточной мере нескромная шуточная поэма "Опасный сосед" (1811; самое удачное произведение П.) - все эти типичные для эпохи распада классицизма произведения имеют очень большой удельный вес в творчестве П. и выражают характерную для дворянского упадка готовность поставить наслаждение, спокойствие и беззаботность дворянина выше интересов дворянского же государства. Идеи декабристского движения глубоко чужды творчеству П. Слегка восприняв в начале 20-х гг. влияние романтизма (несмотря на борьбу с ним), а в конце 20-х гг. - реализма, он примкнул к консервативному крылу этих течений, игнорируя в романтизме мотивы протеста, а в реализме - мотивы социальной критики.
Не отличающееся значительными художественными достоинствами, творчество П. не могло сыграть заметной роли в русской литературе. Значение П. в развитии А. С. Пушкина часто преувеличивается. Оно выразилось гл. обр. в установлении личного знакомства молодого Пушкина с тогдашними литературными корифеями, с которыми Пушкин-дядя был в дружеских отношениях.
Библиография: I. Два послания, СПб, 1811; Стихотворения, М., 1822; Записки в стихах, М., 1834; Сочинения, изд. А. Смирдина, СПб, 1855 (вместе с сочин. Д. В. Веневитинова); Сочинения, под ред. и со вступ. ст. В. И. Саитова, с биографич. очерком и примеч., изд. Е. Евдокимова, СПб, 1893 (лучшее издание); Опасный сосед, Сатира, Лейпциг, 1855; То же, изд. В. Врублевского, П., 1917; То же, вступ. ст. и примеч. С. П. Боброва, М., 1918; То же, вступ. ст. и примеч. Бориса Садовского. Приложение: Путешествие N. N. в Париж и Лондон. И. И. Дмитриева, М., 1918; То же, под ред. и со вступ. статьей В. И. Чернышева, П., 1922.
II. Кроме указанных выше вступительных статей В. И. Саитова, С. П. Боброва, Б. Садовского и В. И. Чернышева, см. еще: П - в Н. К., Пушкин В. Л., "Русский биографический словарь", т. Притвиц - Рейс, СПб, 1910 (здесь же и библиография); Н. Л., "Книга и революция", 1920, № 5, и 1922, № 9-10; Бик Э. П., "Печать и революция", 1923, № 1 (отзывы об "Опасном соседе", изд. 1918 и 1922).
8 мая (27 апреля по ст.ст.) 1766 года родился Василий Львович Пушкин, любимый дядя А. Пушкина.
П. А. Вяземский как-то посетовал:
«Забавность, истинная и сообщительная весёлость очень редко встречаются в нашей литературе. А между тем в русском уме есть чудная жилка шутливости: мы более насмешливы, чем смешливы, преимущественно на письме. Чернила как-то остужают у нас вспышки весёлости».
Где же искать забавность и весёлость?
Последуем совету Вяземского: «Мы всё время держимся крупных чисел, крупных событий, крупных личностей, дроби жизни мы откидываем: но надобно и их принимать в расчёт».
Примем же в расчёт «дроби жизни» – отыщем некрупные, но яркие, типично русские натуры в нашей истории, литературе… И может, найдём в них «истинную и сообщительную весёлость»?
Наш рассказ о Василии Львовиче Пушкине.
«Как скушны статьи Катенина!»
«Бедный дядя Василий! Знаешь ли его последние слова? – пишет А. С. Пушкин Плетнёву в сентябре 1830 г. – Приезжаю к нему, нахожу его в забытьи; очнувшись, он узнал меня, погоревал, потом, помолчав: «Как скучны статьи Катенина!» – И более ни слова. Каково? Вот что значит умереть честным воином, на щите, с боевым кличем на устах»…
Привязанности В. Л. Пушкина
«Я в Пушкине теряю одну из сердечных привязанностей жизни моей, – жаловался Вяземский. – С 18-летнего возраста, и тому двадцать лет, был я с ним в постоянной связи. Солнцев таким образом распределил приязнь Василия Львовича: Анна Львовна (любимая сестра В. Л. Пушкина), я и однобортный фрак»…
Дополню Вяземского: у Василия Львовича были ещё привязанности – литература, его друзья-«арзамасцы», Анна Николаевна (из-за которой он едва не развёлся с женой), добрая ирония и племянник-проказник Александр.
«Их преосвященству В. Л. Вот»
Племянник пишет дяде в канун 1817 г. из Царского Села:
Тебе, о Нестор Арзамаса,
В боях воспитанный поэт, –
Опасный для певцов сосед
На страшной высоте Парнаса,
Защитник вкуса, грозный Вот!
Тебе, мой дядя, в Новый год
Веселья прежнего желанье
И слабый сердца перевод –
В стихах и прозою посланье.
Александр просит простить «девятимесячную беременность пера ленивейшего из поэтов племянников»:
Но вы, которые умели
Простыми песнями свирели
Красавиц наших воспевать,
И с гневной музой Ювенала
Глухого варварства начала
Сатирой грозной осмеять,
И мучить бедного Шишкова
Священным Феба языком,
И лоб угрюмый Шаховского
Клеймить единственным стихом!
О вы! Которые умели
Любить, обедать и писать,
Скажите искренно, ужели
Вы не умеете прощать!
Ну помилуйте, чьё сердце не растопится после таких стихов?
«Писатель нежный, тонкий»…
В 1825 г. Анна Львовна умерла. Проказник Александр Сергеевич с дружкой Дельвигом написали элегию на смерть дядиной сестры (не столь печальную, сколь игривую):
Ох, тётенька, ох, Анна Львовна,
Василья Львовича сестра…
Увы! Зачем Василий Львович
Твой гроб стихами обмочил?
Или зачем, подлец попович,
Его Красовский пропустил!
Вяземский опасался, что если это стихотворение попадёт на глаза Василию Львовичу, то он, верно, не перенесёт удара. Старик действительно вышел из себя от выходки племянника, горестно восклицал: «Э-эх… А она его сестре 15 000 оставила!»
Пришлось молодому человеку опять умасливать дядю: в послании к Вяземскому он хитро воскликнул: «…Писатель нежный, тонкий, острый мой дядюшка…»
Надо полагать, после этих слов (а Вяземский не преминул показать их лучшему другу) Василий Львович снова стал благожелательно смотреть на племянника.
Портрет Василия Львовича
Ф. Ф. Вигель так описывает В. Л. Пушкина: «Сам он весьма некрасив: рыхлое толстеющее туловище на жидких ногах, косое брюхо, кривой нос, лицо треугольником, рот и подбородок, как у Шарля Кена, а более всего редеющие волосы не с большим в тридцать лет его старообразили. К тому же беззубие увлаживали разговор его, и друзья внимали ему хотя с удовольствием, но в некотором от него отдалении».
Но зато он был человек светский, хорошего тона и вообще приятен в обществе, утверждал М. А. Дмитриев. Он знал языки: немецкий, французский, английский, итальянский, латинский. Любил читать наизусть оды Горация. Путешествовал по Европе, жил в Париже и Лондоне, видел Бонапарта ещё консулом, водил знакомства со многими французскими писателями…
Надо ли говорить, что эти достоинства Василия Львовича полностью уравновешивали и перевешивали недостатки его внешности?!
«Дайте зальцвасеру стакан!»
Василий Львович писал басни, послания, эпиграммы; в искусстве писать буриме никто не мог с ним сравниться, по словам Дмитриева. Вот он читает буриме Херсакову (рифмы баран-барабан, стакан-алкоран и пр. заданы были Жуковским):
Чем я начну теперь! – Я вижу, что баран!
Нейдёт тут ни к чему, где рифма барабан!
Вы лучше дайте мне зальцвасеру стакан
Для подкрепленья сил! Враньё на алкоран…
Херасков был ошарашен!
«Бегу туда, где рассмеяться не беда»
Читаешь стихи Василия Львовича и соглашаешься с А. С. Пушкиным: его дядюшка – «писатель нежный, тонкий, острый».
…У пышных богачей, я вижу, всё прекрасно,
Но что-то говорить и трудно, и опасно!
Ты оставайся здесь, а я бегу туда,
Где рассмеяться не беда.
(Басня «Медведь и его гости»)
Василий Львович – мастер афористических концовок:
В болезни я – ягненок,
Когда здоров – я волк.
(Басня «Волк и лисица»)
Глупцов встречаем мы и видим их всегда,
Но мудрый кроется и пышность презирает.
(Басня «Мирза и соловей»)
Эпиграммы В. Л. Пушкина резки, остроумны:
Змея ужалила Маркела.
«Он умер?» – «Нет, змея, напротив, околела».
Прославился хозяйством Тит;
Убытку в доме он не терпит никакого:
И ест, и пьёт, и говорит
За счёт другого.
Панкратий, откупщик богатый,
Не спорю, любит барыши;
Зато как он живёт? – Огромные палаты,
Французы, повара, турецкие халаты,
Дом чаша полная, нет одного – души.
О, как болтаньем докучает
Глупец учёный Клит!
Он говорит всё то, что знает,
Не зная сам, что говорит.
– Ах, как я рад! Прошу откушать!
Сегодня у меня с дичиною паштет.
– Согласен, мой сосед.
– Ещё прошу послушать
Трагедию «Улисс и Фиоклет».
– Я отобедал, мой сосед.
«Мой брат двоюродный Буянов»
Прославила Василия Львовича сатира «Опасный сосед» (1811 г.). Сосед Буянов затащил героя её в вертеп, затеял там драку, и пришлось бедному герою бежать, оставив часы, кошелёк, шинель. Он рад, что ещё дёшево отделался:
Блажен, сто крат блажен, кто в тишине живёт,
С кем не встречается опасный мой сосед…
Поэма ходила по рукам, ею зачитывались, над ней хохотали от души.
Боратынский ценил «Опасного соседа» за живость, энергию стиха:
Панкратьевна, садись; целуй меня, Варюшка;
Дай пуншу: «Пей, дьячок». – И началась пирушка.
А. С. Пушкин восторгался дядиной сатирой и вспомнил об «опасном соседе» в «Евгении Онегине»: «…мой брат двоюродный Буянов…»
«Злодея истребить!»
Василий Львович слыл преданным карамзинистом, другом Жуковского и, следовательно, литературным противником А. С. Шишкова. В послании к Жуковскому он пишет:
Я вижу весь собор раскольников-славян,
Которыми здесь вкус к изящному попран,
Против меня теперь рыкающий ужасно.
К дружине вопиет наш Балдус велегласно:
«О, братие мои! Зову на помощь вас!
Ударим на него, и первым буду аз!
Кто нам грамматике советует учиться,
Во тьму кромешную, в геенну погрузиться!
И аще смеет кто Карамзина хвалить,
Наш долг, о людие! Злодея истребить!»
«Друг юношества и всяких лет»
Василий Львович – близкий приятель Карамзина, И. И. Дмитриева, Жуковского, Батюшкова, Дашкова и их современников; также тех, кто моложе, «переходил, так сказать, от поколения к поколению; был приятель дедов, отцов и внуков» (М. А. Дмитриев). Вяземский подтрунивал над Пушкиным: «Он кончит тем, что будет дружен с одними грудными младенцами, потому что, чем более стареет, тем всё больше сближается с новейшими поколениями».
И даже племянника Александра Василий Львович называл братом: хотя юному поэту то крайне льстило, он всё же не терял головы:
Нет, нет, вы мне совсем не брат,
Вы дядя мой и на Парнасе…
Кто-то очень удачно окрестил Василия Львовича «другом юношества и всяких лет» (по названию издаваемого М. И. Невзоровым журнала «Друг юношества и всяких лет»).
«Я начал жить»
Василий Львович считался очень добродушным человеком и не злился на шутки. Однажды он сказал И. И. Дмитриеву, что едет за границу. Иван Иванович предложил другу описать в стихах его будущее путешествие. Пушкин согласился. И Дмитриев тут же сочинил поэму «Путешествие Н.Н. в Париж и Лондон, писанное за три дня до путешествия»!
Друзья, сестрицы! Я в Париже!
Я начал жить, а не дышать…
Что герой будет делать в Париже? Знакомиться с актрисами, богатыми семействами, писателями. А в Лондоне? Шляться по Вестминстеру, заглядывать в пабы, рыться в книжных лавках…
А вот и характеристика героя:
Я, например, люблю, конечно,
Читать мои куплеты вечно,
Хоть слушай, хоть не слушай их;
Люблю и странным я нарядом,
Лишь был бы в моде, щеголять…
Я, право, добр! – и всей душою
Готов обнять, любить весь свет!..
…Я вне себя от восхищенья!
Какие фраки! Панталоны!
Всему новейшие фасоны!
Василий Львович уехал…
Надо ли говорить, что он вёл себя в Париже и в Лондоне точно так, как предсказывал Дмитриев…
И вот он вернулся на родину. Но в каком виде! «Парижем от него так и веяло, – вспоминает Вяземский. – Одет он был с парижской иголочки с головы до ног, причёска, умащенная древним, античным маслом… В простодушном самохвальстве давал он дамам обнюхивать голову свою…» – По всему видно, что он в своё удовольствие пожил за границей!
Дмитриев как в воду смотрел: всё происходило так, как он предсказывал в своей поэме, которая к тому времени вышла в свет. Василий Львович иногда сам читал в обществе сочинение своего друга и первый заливисто смеялся, сотрясаясь.
Шутки «их превосходительств гениев Арзамаса»
«Арзамасцы» пригласили в свое общество В. Л. Пушкина. Его уверили, что это общество – род литературного масонства, и что при вступлении в ложу надо подвергнуться некоторым испытаниям. Василий Львович, подумав, прикинув что-то, согласился.
Воображение Жуковского разыгралось: чего он только не напридумывал! И много тут было шалости, ума и весёлости! – восхищался Вяземский.
Шубное прение
Пушкина ввели в комнату, положили его на диван и навалили на него шубы всех собравшихся (это был намёк на поэму Шаховского «Расхищенные шубы», напечатанную в «Чтениях беседы любителей Российского слова»).
Загробный голос вещал: «Какое зрелище пред очами моими? Кто сей обременённый толикими шубами страдалец? Сердце моё говорит, что это почтенный Василий Львович Пушкин. И лежит он под страшным сугробом шуб прохладительных. Очи его постигла курочья слепота Беседы; тело его покрыто проказою сотрудничества, и в членах его пакость Академических известий, издаваемых г. Шишковым… О друг наш! Терпение, любезный!..»
Потом, лёжа под шубами, Василий Львович выслушал чтение нереально огромной французской трагедии!
Таким было первое испытание – «прение под шубами».
Вдруг грянул выстрел!
Василия Львовича с завязанными глазами долго водили с лестницы на лестницу и, наконец, привели в комнату. Сняли повязку, подали ему лук и стрелы и велели поразить чучело, стоявшее посередине, – «Дурной вкус». Пушкин натянул лук и выпустил стрелу – и вдруг грянул выстрел! (Это спрятанный за простыней мальчик выстрелил холостым зарядом из пистолета.) Бедный Пушкин от неожиданности упал… его подняли, поставили за занавеску, и снова раздался мрачный голос Жуковского:
– Не страшись, любезный странник, и смелыми шагами путь свой продолжай. Твоему ли чистому сердцу опасаться испытаний? Мужайся!.. Ты пришел, увидел и победил… Настала минута откровений. Приближься, почтенный «Вот», новый любезный собрат наш!
В руки Василию Львовичу дали неимоверно мёрзлого арзамасского гуся, которого он должен держать, пока говорилась длинная-предлинная приветственная речь.
– …Прими же из рук моих истинный символ Арзамаса, сего благолепного гуся, и с ним стремись к совершенному очищению… Гусь наш достоин предков своих. Те спасли Капитолий от внезапного нападения галлов, а сей бодрственно охраняет Арзамас от нападения беседных халдеев и щиплет их победоносным своим клювом…
Липецкие воды
Василию Львовичу поднесли серебряную лохань и рукомойник, он помыл руки и лицо (намёк на комедию Шаховского «Липецкие воды»).
– Есть средство спасения. Оно в этой лохани, – заупокойно продолжал изобретательный Жуковский. – Взгляни – тут Липецкие воды; в них очистились многие. То же будет с тобою.
Новому члену «Арзамаса» были представлены его сотоварищи, «убийцы, разбойники, чудовища»: Асмодей (Вяземский), Старушка (Уваров), Красная девушка (Жуковский), Чудак (Дашков), Кассандра (Блудов), Очарованный челнок (Полетин), Резвый кот (Северин), Ивиков журавль (Вигель), Эолова арфа (А. Тургенев), Громобой (Жихарев).
Василий Львович получил прозвище «Вот».
Звучат заключительные слова: «Приди, о мой отче! О мой сын, ты, победивший все испытания, переплывший бурные пучины вод… займи место своё между нами».
Пушкин, вконец измученный, сел.
Как всё это выдержал несчастный Василий Львович?! Ведь так в «Арзамас» принимали только его одного!
…Скорее всего, предвидя плутовство, просто лукаво посмеивался про себя над «истязателями».
Вот я вас!
Своим членством в «Арзамасе» Василий Львович дорожил, а прозвищем «Вот» необычайно гордился.
Однажды написал эпиграмму на станционного смотрителя и мадригал его жене (с ними он познакомился на одной из станций, когда ехал из Москвы). Прислал свои стихи в «Арзамас». Но они были найдены плохими, и Пушкина разжаловали из имени «Вот»: ему выдали другое – «Вотрушка»!
«Василий Львович немало огорчился, – вспоминает М. А. Дмитриев, – и упрекнул общество в дружеском послании:
Что делать! Видно, мне кибитка не Парнас!
Но строг, несправедлив учёный Арзамас!
Я оскорбил ваш слух: вы оскорбили друга!..»
Члены «Арзамаса» прочитали послание и нашли его хорошим, а некоторые стихи – даже смелыми и прекрасными – и Пушкину возвратили прежнее «Вот» с прибавлением «я вас»:
«Вот я вас»!
Василий Львович находился в таком восхищении, что ездил к знакомым и с трепетом рассказывал об этом!
Закончу мои небольшие заметки о Василии Львовиче Пушкине словами М. А. Дмитриева:
«Так забавлялись в то время люди, которые были уже далеко не дети, но все люди известные, некоторые в больших чинах и важных должностях. Никто не почитал предосудительным в то время шутить и быть весёлым, следуя правилу: делу время, и потехе час. Тогда не считали нужною педантическую важность, убивающую природную весёлость, и не любили педантических споров, убивающих общественное удовольствие».
Пушкин Василий Львович родился 27.IV(8.V).1770 г. в Москве - поэт, родной дядя А. С. Пушкина .
Первоначальное образование получил дома. В совершенстве владел французским языком, писал и читал на английском, немецком, итальянском, латинском языках, прекрасно знал европейскую литературу, любил поэзию и театр, нередко сам играл на домашней сцене. Молодость Василия Львовича прошла в Петербурге , где он служил в гвардии (Измайловский полк). Здесь он сблизился с петербургской «золотой молодежью» и вошел в общество «Галера». В Петербурге Василий Львович занимался литературой и много писал.
В поэзии Василий Львович был продолжателем И. И. Дмитриева , в чем признавался сам. Он культивировал малые формы (мадригалы, эпиграммы, буриме), характерные для сатирической поэзии карамзинистов, в которых не требовалось широких обобщений, но обязательны хороший вкус, способность к легкому остроумию, изящному изложению, незлобивой «домашней» шутке.
В элегиях Пушкин утверждал легкость языка, разговорную речь, лиричность, повышенную эмоциональность.
В посланиях он предстает чувствительным собеседником и непринужденным острословом.
Его басни представляют собой короткую жанровую сценку или рассказ, исполненный в манере шутливого повествования, чуждого аллегории и сатире. Вслед за Дмитриевым он сближает басню с лирическими жанрами. Все это противоречило принципам классицизма, которые отстаивал А. С. Шишков и с которым Василий Львович вступил в полемику. В ответ на критику А. С. Шишкова, задетого в послании к Жуковскому, Пушкин написал «Послание Дашкову», а в поэме «Опасный сосед» высмеял своего оппонента:
Позволь, Варяго-Росс, угрюмый наш певец,
Славянофилов кум, взять слово в образец.
Поэма «Опасный сосед» принесла Пушкину В.Л. наибольшую известность. Современники сразу же оценили легкость, остроумие, веселую непринужденность этой правдивой картины «низких нравов», отметив «изящество» формы. Для современников была ясна и жизненная достоверность Буянова - героя поэмы. Поэма «Опасный сосед» (1811) выдержала несколько изданий у нас и за рубежом. При жизни автора она не могла быть напечатана в России ввиду ее фривольного содержания, но быстро разошлась в списках. В 1815 она была впервые издана за границей, в Мюнхене, но автор об этом даже не знал.
