Александр дюма дама с камелиями краткое содержание. Смотреть что такое "Дама с камелиями" в других словарях. Разговор с отцом

Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть:
Зловещий блеск и пестрота дерев,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею,
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье - и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья.

Октябрь 1830

Анализ стихотворения Ф. И. Тютчев "Осенний вечер"

Поэзия Ф. И. Тютчева занимает почетное место среди отечественной пейзажной лирики. В его стихах гармонично слились два стиля: русский и классический европейский. Произведения Федора Ивановича можно сравнить с традиционными одами Гёте, Гейне, Шекспира по стилю, содержанию, ритмике. Но они намного скромнее в размерах, что придает глубину и емкость текстам.

У Тютчева любимым временем суток был вечер. В его лирике достаточно много стихотворений, посвященных этому периоду. Вечер в поэзии Тютчева многогранный, таинственный, волшебный. А природа одухотворена, наделена человеческими чертами, мыслями, эмоциями. Одним из таких стихотворений становится «Осенний вечер».

Пейзажная зарисовка была написана в 1830 году. Причисляется исследователями к ранней лирике поэта. Был относительно спокойный, но не самый радостный период в жизни автора. Недавно заключен официальный брак с первой супругой. Свободолюбивого молодого мужчину захлестнул семейный быт. Угнетала также жизнь вдали от Родины. Тютчев чувствовал тоску по беззаботной юности.

Миниатюра родилась у поэта, когда он гостил в родных краях, ненадолго посетил Россию. И стала ярким примером классической поэзии романтизма. Русский октябрьский вечер пробудил ностальгию, навеял тоску. В явлениях природы автор ищет аналогию с событиями человеческой жизни. Намекает, что все циклично у людей, как смена времени суток и сезонов. Рассуждения придают стихотворению глубокий философский характер.

Природа у Тютчева реальна, насыщена красками и звуками. Использован излюбленный прием автора – метод художественного параллелизма. Здесь ему помогают инверсии: «багряные листья», «холодный ветер порою».

Стихотворение представляет собой одно сложноподчиненное предложение, уложенное в 12 строк, одной строфой. По смыслу, ритмике и стилю текст делится на три части. В первой части размеренный темп, идет рассуждение о том, как прекрасны осенние вечера. Создается романтический настрой.

Вторая часть напоминает читателю, что упоение продлится недолго. Все мимолетно. Впереди ледяные ветры, снежные бури. Идет нагнетание обстановки, меняется ритм, ускоряется темп прочтения. От центральной части текста веет зимним холодом. Она резко контрастирует с введением. Использован прием антитезы.

Третья часть носит философский характер. Присутствует сравнение человеческого существования с тем, что происходит в природе. Использованы олицетворения с мрачной окраской: «кроткая улыбка увяданья», «стыдливость страданья». Все детали создают образ увядающей, засыпающей природы. Автор приходит к выводу о цикличности бытия.

Трехфазность композиции не вносит дисгармонии в восприятие текста. Нет резких эмоциональных скачков в повествовании. Стихи написаны пятистопным ямбом. Использована перекрестная рифма. Что придает размеренности, певучести тексту. Лирическими героями становятся рассказчик и сама природа.

Произведение стало ярким примером своеобразной натурфилософской поэзии Федора Ивановича. Пейзаж и философия слиты воедино, дополняют друг друга. Осень для поэта – символ духовной и возрастной зрелости. Время сбора урожая не только с полей, но ментального тоже. Период, когда подводят итоги.

Стихотворение оставляет приятные эмоции после прочтения, наталкивает на размышления. Оно учит ценить каждое мгновение. С одной стороны, важно любить лето, тепло, счастье, потому, что потом наступит холод, метель. С другой – поэт обращает наше внимание на то, что каждое время прекрасно, уникально по-своему. Нужно учиться видеть красоту в простых вещах.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

Фёдор Иванович Тютчев

Как тихо веет над долиной
Далекий колокольный звон,
Как шум от стаи журавлиной,-
И в звучных листьях замер он.

Как море вешнее в разливе,
Светлея, не колыхнет день,-
И торопливей, молчаливей
Ложится по долине тень.

Тема природных зарисовок, преобладающая в лирике Тютчева, приобретает особую трактовку: она неотделима от философских размышлений автора. Пейзажные картины, служащие источником мыслей и впечатлений, представлены в динамике, противоборстве, трансформации.

«Вечер», создание которого относят к 1825—1829 гг., начинается с «фирменной» лексической анафоры «Как». Функция стилистической фигуры, задействованной в разных эпизодах поэтического текста, изменчива: в первой строке она передает авторскую заинтересованность, в последующих — организует сравнение.

«Колокольный звон» — центральный образ «Вечера». Звуковая доминанта отличается мелодичностью и приглушенностью: источник звона находится далеко, и до лирического «я» доходят лишь его отголоски. Интересно, что звуковая волна подобна дуновению ветра: она «веет» над открытым пространством «долины» и угасает, замирая в листве деревьев. Последняя наделяется оригинальным эпитетом, который также ассоциируется с фонетическим эффектом.

Первое из сравнений уподобляет далекий звон «шуму от стаи журавлиной». Показателен выбор лексемы «шум»: в авторской версии она получает дополнительное значение, связанное с приятным, гармоничным характером звука. «Шум» является средством выражения основного акустического образа.

Во втором катрене на смену фонетическим приемам приходят изобразительные. Начальное двустишие сообщает о неподвижности окружающей природы. Спокойствие погожего дня сравнивается с разливом весенних вод. Финальные строки посвящены наступающему вечеру: появление теней знаменует приход сумерек. Антитеза между дневным и вечерним пейзажами организуется по признаку пассивности и активности. В отличие от неизменной, будто застывшей картины дня, грядущая ночь несет череду трансформаций. Для ее характеристики применяются два наречия в сравнительной степени: «торопливей» и «молчаливей».

Умиротворенное настроение лирического субъекта отражают формальные особенности стихотворения: классический размер четырехстопного ямба, звукопись с опорой на гласные «о», «э», «и».

В тот же период появилось другое произведение со сходной тематикой — «Летний вечер». Художественное пространство этого творения содержит ночную картину звездного неба. Темнота и прохлада приносят долгожданное «освобождение от зноя» и таинственный «сладкий трепет», охватывающий природу.

Великие о стихах:

Поэзия — как живопись: иное произведение пленит тебя больше, если ты будешь рассматривать его вблизи, а иное — если отойдешь подальше.

Небольшие жеманные стихотворения раздражают нервы больше, нежели скрип немазаных колес.

Самое ценное в жизни и в стихах — то, что сорвалось.

Марина Цветаева

Среди всех искусств поэзия больше других подвергается искушению заменить свою собственную своеобразную красоту украденными блестками.

Гумбольдт В.

Стихи удаются, если созданы при душевной ясности.

Сочинение стихов ближе к богослужению, чем обычно полагают.

Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда... Как одуванчик у забора, Как лопухи и лебеда.

А. А. Ахматова

Не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас. Взгляните на эти деревья, на это небо — отовсюду веет красотой и жизнью, а где красота и жизнь, там и поэзия.

И. С. Тургенев

У многих людей сочинение стихов — это болезнь роста ума.

Г. Лихтенберг

Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа. Не свои — наши мысли заставляет поэт петь внутри нас. Повествуя нам о женщине, которую он любит, он восхитительно пробуждает у нас в душе нашу любовь и нашу скорбь. Он кудесник. Понимая его, мы становимся поэтами, как он.

Там, где льются изящные стихи, не остается места суесловию.

Мурасаки Сикибу

Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.

Александр Сергеевич Пушкин

- …Хороши ваши стихи, скажите сами?
– Чудовищны! – вдруг смело и откровенно произнес Иван.
– Не пишите больше! – попросил пришедший умоляюще.
– Обещаю и клянусь! – торжественно произнес Иван…

Михаил Афанасьевич Булгаков. "Мастер и Маргарита"

Мы все пишем стихи; поэты отличаются от остальных лишь тем, что пишут их словами.

Джон Фаулз. "Любовница французского лейтенанта"

Всякое стихотворение — это покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звёзды, из-за них и существует стихотворение.

Александр Александрович Блок

Поэты древности в отличие от современных редко создавали больше дюжины стихотворений в течение своей долгой жизни. Оно и понятно: все они были отменными магами и не любили растрачивать себя на пустяки. Поэтому за каждым поэтическим произведением тех времен непременно скрывается целая Вселенная, наполненная чудесами - нередко опасными для того, кто неосторожно разбудит задремавшие строки.

Макс Фрай. "Болтливый мертвец"

Одному из своих неуклюжих бегемотов-стихов я приделал такой райский хвостик:…

Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!
- Мои стихи не печка, не море и не чума!

Владимир Владимирович Маяковский

Стихи - это наша внутренняя музыка, облеченная в слова, пронизанная тонкими струнами смыслов и мечтаний, а посему - гоните критиков. Они - лишь жалкие прихлебалы поэзии. Что может сказать критик о глубинах вашей души? Не пускайте туда его пошлые ощупывающие ручки. Пусть стихи будут казаться ему нелепым мычанием, хаотическим нагромождением слов. Для нас - это песня свободы от нудного рассудка, славная песня, звучащая на белоснежных склонах нашей удивительной души.

Борис Кригер. "Тысяча жизней"

Стихи - это трепет сердца, волнение души и слёзы. А слёзы есть не что иное, как чистая поэзия, отвергнувшая слово.

Подлинная история "Дамы с камелиями" (история с продолжением)

В основе романа А. Дюма-сына "Дама с камелиями" лежит истинная история Мари Дюплесси, в которой, камелия играла не последнюю роль. Дюма создал образы Армана и Маргариты, как будто бы возрождая в них самого себя и любимую Мари.

"Мари Дюплесси (фр. Marie Duplessis, 1824 - 5 февраля 1847, Париж) - известная французская куртизанка, любовница Александра Дюма-сына, прообраз главной героини его романа "Дама с камелиями". Популярность Мари была так велика, что она легко могла позволить себе тратить 100000 франков в год (для сравнения, годовая зарплата клерка составляла 1500 франков). Современники описывали Мари как "очень привлекательную молодую женщину с миниатюрной фигурой и обворожительной улыбкой". Не получившая в детстве никакого образования, Мари увлеклась литературой и поэзией, училась музыке, приобрела изящные манеры и слыла самой элегантной женщиной Парижа. Её салон посещали Эжен Сю, Альфред де Мюссе, Роже де Бовуар, Арсен Уссэ. Мари Дюплесси умерла в возрасте 23 лет от туберкулеза (в те времена неизлечимое заболевание)."

Кроме прообраза Маргариты Готье в романе Александра Дюма-сына "Дама с камелиями", образ Мари использовался в опере Джузеппе Верди "Травиата".

Краткое содержание романа или лебретто: "Веселая, циничная, любящая шампанское и драгоценности, мужчин и развлечения, Маргарита Готье знакомится в театре с молодым дворянином Арманом Дювалем и известным светским львом бароном де Варвилем. Арман красив, беден и идеализирует Маргариту, барон же знает ей цену, немолод, некрасив, но очень богат и готов оплачивать все ее прихоти в обмен на радости совместной жизни. Каждый по-своему любит ее… Маргарита делает нелегкий выбор в пользу бедности. Но планам на счастливую семейную жизнь не суждено сбыться - отец Армана в панике умоляет Маргариту оставить сына, не губить карьеру юноши. Влюбленная женщина должна совершить подвиг во имя любви...

Это была выдающаяся красавица, которую знал весь Париж - по букету чудных камелий, без которых она нигде не появлялась. При этом камелии были не всегда одинакового цвета. В течение двадцати пяти дней каждого месяца камелии были белые, а остальные пять дней они были красные- цвета крови, это был знак, что она не была доступна в эти дни для мужчин... Никаких других цветов Маргарита Готье не любила и никогда не носила. Цветущими же камелиями постоянно были убраны все ее комнаты, а особенно будуар.

Такая постоянная страсть к этим цветам заставила ее поставщицу цветов м-м Баржон назвать ее "La dame aux camelias" (дамой с камелиями) - так окрестил ее и весь светский Париж. Прозвище потом перешло и ко всем "светским львицам", увлекающим светскую молодежь.

Цветы эти не покинули Маргариту Готье и после ее смерти. Весь ее гроб был усыпан камелиями и обложен роскошными венками из них. Прелесть и красота этого убранства так подействовала на собравшуюся на похороны многочисленную публику, особенно же на дам, что в продолжение целого года после ее смерти среди богатых парижан даже вошло в моду ездить на Монмартрское кладбище и украшать могилу букетами, венками и цветущими кустами камелий. А один из ее друзей, отсутствовавший во время похорон, написал в ее память стихотворение и возложил ей на могилу, окружив гирляндой из дивных красных камелий.

Когда же это увлечение публики стало понемногу охладевать, то оправившийся от страшного потрясения, произведенного на него предсмертным письмом бедной Маргариты, Арман Дюваль, тот самый юноша, из безнадежной любви к которому она постаралась сократить свою горькую жизнь, покрыл всю ее могилу камелиями. Могила эта была и летом и зимой сплошь усеянна белыми цветами камелий, среди которых виднелась только небольшая белая мраморная плита, на которой было начертано ее имя. Садовнику было строго приказано следить за цветами и, как только какие-либо из них увядали, сейчас же, несмотря ни на какую цену, заменять их свежими...".

Среди постоянных посетителей этой могилы был, как говорят, и сам Александр Дюма-сын, а написанный им трогательный роман произвел такое сильное впечатление на знаменитого итальянского композитора Верди, что он сочинил на его сюжет известную оперу "Травиата", которая и до сих пор является одной из любимейших во всех странах и почти не сходит со сцены.

Большой любительницей и поклонницей камелий была также знаменитая певица Аделина Патти. Сначала она очень увлекалась красными розами и носила их постоянно на голове. Но потом, получив такой громадный успех в "Травиате", изменила розе и осталась верной уже красной камелии. Она не только любила прикалывать ее себе на грудь и украшать ею свою прическу, но являлась всегда в театр с букетом камелий, а все комнаты ее роскошных аппартаментов во время цветения камелий были нередко убраны целыми цветущими деревьями и кустами этого растения.

культура искусство литература проза проза Кроме прообраза Маргариты Готье в романе Александра Дюма-сына "Дама с камелиями", образ Мари использовался в опере Джузеппе Верди "Травиата".

Под роскошными камелиями я увидел скромный голубой цветок.

Эмиль Анрио

<…>Дюма-отец сказал однажды Дюма-сыну: «Когда у тебя родится сын, люби его, как я люблю тебя, но не воспитывай его так, как я тебя воспитал». В конце концов Дюма-сын стал принимать Дюма-отца таким, каким его создала природа: талантливым писателем, отличным товарищем и безответственным отцом. Молодой Александр твердо решил добиться успеха самостоятельно. Он, конечно, будет писать, но совсем не так, как Дюма-отец. Нельзя сказать, чтобы он не восхищался своим отцом, но он любил скорее отцовской, нежели сыновней любовью.

«Мой отец, - говорил он, - это большое дитя, которым я обзавелся, когда был еще совсем маленьким». Таким вставал перед ним отец из рассказов его матери, мудрой Катрины Лабе, которая, чтобы зарабатывать на жизнь, содержала теперь небольшой читальный зал на улице Мишодьер. Она не затаила обиды на своего ветреного любовника, но и не питала на его счет никаких иллюзий.

У сыновей часто вырабатывается обратная реакция на недостатки отцов. Дюма-сын ценит ум и талант Дюма-отца, но его оскорбляют некоторые смешные черты отца. Он страдает, слушая его наивно-хвастливые рассказы. Образ жизни в отцовском доме, где вечно мечутся в поисках ста франков, внушает ему неосознанное стремление к материальной обеспеченности. Да и потом стариковское донжуанство всегда раздражает молодежь. «Я выступаю в роли привратника твоей славы, - сказал однажды Александр Дюма-сын Александру Дюма-отцу, - обязанности которого заключаются в том, чтобы впускать к тебе посетителей. Стоит мне подать руку женщине, как она просит познакомить ее с тобой».

К этому времени, чтобы не путать, их уже начали называть Александр Дюма-отец и Александр Дюма-сын, что очень возмущало старшего.

«Вместо того чтобы подписываться Алекс[андр] Дюма, как я, - что в один прекрасный день может стать причиной большого неудобства для нас обоих, так как мы подписываемся одинаково, - тебе следует подписываться Дюма-Дави. Мое имя, как ты понимаешь, слишком хорошо известно, чтобы тут могло быть два мнения, - и я не могу прибавлять к своей фамилии „отец“: для этого я еще слишком молод…»

В двадцать лет Дюма-сын был красивым молодым человеком, с гордой осанкой, полным сил и здоровья. В высоком, широкоплечем, с правильными чертами лица юноше ничто, кроме мечтательного взгляда и слегка курчавой светло-каштановой шевелюры, не выдавало правнука черной рабыни из Сан-Доминго. Он одевался как денди или как «лев», по тогдашнему выражению: суконный сюртук с большими отворотами, белый галстук, жилет из английского пике, трость с золотым набалдашником. Счета портного оставались неоплаченными, но молодой человек держался высокомерно и сыпал остротами направо и налево. Однако под маской пресыщенности угадывался серьезный и чувствительный характер, унаследованный им от Катрины Лабе; Дюма-сын скрывал эту сторону своей натуры.

В сентябре 1844 года отец и сын поселились на вилле «Медичи» в Сен-Жермен-ан-Лэ. Там оба работали и оказывали самое радушное гостеприимство друзьям. Дюма-сын приглашал их любезными посланиями в стихах:

Однажды по дороге в Сен-Жермен Дюма-сын встретил Эжена Дежазе, сына знаменитой актрисы. Молодые люди взяли напрокат лошадей и совершили прогулку по лесу, затем вернулись в Париж и отправились в театр «Варьете». Стояла ранняя осень. Париж был пуст. В «Комеди-Франсез» «молодые, еще никому не известные дебютанты играли перед актерами в отставке старые, давно забытые пьесы», - писала Дельфина де Жирарден. В залах Пале-Рояля и «Варьете» можно было встретить красивых и доступных женщин.

Эжен Дежазе питал так же мало уважения к общепринятой морали, как и Дюма-сын. Баловень матери, он был гораздо менее стеснен в средствах, чем его друг. Молодые люди в поисках приключений лорнировали прелестных девиц, занимавших авансцену и ложи «Варьете». Красавицы держались с простотой, присущей хорошему тону, носили роскошные драгоценности, и их с успехом можно было принять за светских женщин. Их было немного - знаменитые, известные всему Парижу, эти «высокопоставленные кокотки» образовывали галантную аристократию, которая резко отличалась от прослойки лореток и гризеток.

Хотя все они и были содержанками богатых людей (а на что же жить?), они мечтали о чистой любви. Романтизм наложил на них свой отпечаток. Виктор Гюго реабилитировал Марион Делорм и Жюльетту Друэ. Общественное мнение охотно оправдывало куртизанку, если причиной ее падения была преступная страсть или крайняя бедность. Куртизанки и сами были не чужды сентиментальности. Большинство из них начинало жизнь простыми работницами: чтобы стать честными женщинами, им не хватило одного - встретить на своем пути хорошего мужа. Достаточно было прогулки в Тиволи, посещения зарешеченной ложи в Амбигю, кашемировой шали и драгоценной безделушки, чтобы перейти в разряд содержанок. Но, даже став продажными женщинами, они сохраняли тоску по настоящей любви. Жорж Санд умножила число непонятных женщин, мечтающих о «вечном экстазе». Все это объясняет, почему два юных циника в «Варьете» смотрели не только на соблазнительные белоснежные плечи куртизанок, но и вглядывались в их глаза, светящиеся нежностью и грустью.

В этот вечер в одной из лож авансцены сидела женщина, в то время славившаяся красотой, вкусом и теми состояниями, которые она пожирала. Звали ее Альфонснна Плесси, но она предпочитала именовать себя Мари Дюплесси. «Она была, - пишет Дюма-сын, - высокой, очень изящной брюнеткой с бело-розовой кожей. Головка у нее была маленькая, продолговатые глаза казались нарисованными, эмалью, как глаза японок, но только смотрели они живо и гордо; у нее были красные, словно вишни, губы и самые прелестные зубки на свете. Вся она напоминала статуэтку из саксонского фарфора…» Узкая талия, лебединая шея, выражение чистоты и невинности, байроническая бледность, длинные локоны, ниспадавшие на плечи на английский манер, декольтированное платье из белого атласа, бриллиантовое колье, золотые браслеты - все это делало ее царственно прекрасной. Дюма был ослеплен, поражен в самое сердце и покорен.

Ни одна женщина в театре не могла соперничать с ней в благородстве наружности, и тем не менее предки Мари Дюплесси, кроме одной из ее бабок, Анны дю Мениль, происходившей из дворянского нормандского рода и совершившей мезальянс, были лакеями и крестьянами. Ее отец, Марен Плесси, человек мрачный и злобный, считался в деревнэ колдуном. Он женился на Мари Дезайес, дочери Анны дю Мениль, которая родила ему двух дочерей, а потом сбежала от него. Альфонсина родилась в 1824 году; она была одних лет с Дюма. Она не получила никакого образования и до пятнадцати-шестнадцати лет свободно бегала по полям. Потом отец - во всяком случае так рассказывают - продал Мари цыганам, которые увезли ее в Париж и отдали в обучение к модистке. Гризетка, зачитывавшаяся романами Поля де Кока, она танцевала со студентами во всех злачных уголках Парижа, а по воскресеньям в Монморенси охотно позволяла увлекать себя в темные аллеи. Ресторатор Пале-Рояля, который однажды свозил ее в Сен-Клу, меблировал для нее небольшую квартирку на улице Аркад, но почти сразу же вынужден был уступить Мари герцогу Аженору де Гишу, элегантному студенту политехнической школы, который в 1840 году ушел из армии для того, чтобы стать одним из предводителей «модных львов» Итальянского бульвара и «Антиноем 1840 года». Через неделю у «Итальянцев» и в знаменитой «инфернальной ложе» авансцены № 1 Оперы, своего рода филиале Жокей-клуба, только и говорили что о новой любовнице молодого герцога.