Басня из отрывка ягненок в жаркий день. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать. Басня Волк и Ягненок - анализ
Скучно Афоне жить на свете. Отец его на войне, мать с утра до вечера работает в колхозе на молочной ферме, а дедушка Тит спит на печке. Он и днем спит, и ночью спит, а утром, когда просыпается и ест кашу с молоком, он тоже дремлет.
Дедушка, ты не спи, ты уж выспался, - сказал нынче утром Афоня дедушке.
Не буду, Афонюшка, я не буду, - ответил дед. - Я лежать буду и на тебя глядеть.
А зачем ты глаза закрываешь и со мной ничего не говоришь? - спросил тогда Афоня.
Нынче я не буду глаза смежать, - обещал дедушка Тит. - Нынче я на свет буду смотреть.
- А отчего ты спишь, а я нет?
Мне годов много, Афонюшка… Мне без трёх девяносто будет, глаза уж сами хмурятся.
А тебе ведь темно спать, - говорил Афоня. - На дворе солнце горит, там трава растёт, а ты спишь - ничего не видишь.
Да я уж все видел, Афонюшка.
А отчего у тебя глаза белые и слезы в них плачут?
Они выцвели, Афонюшка, они от света выцвели и слабые стали, мне глядеть ведь долго пришлось.
Афоня осмотрел деда, какой он есть. В бороде у деда были хлебные крошки, и там жил ещё один комарик. Афоня встал на лавку, выбрал все крошки из бороды у деда, а комарика прогнал оттуда - пусть он живет отдельно. Руки у дедушки лежали на столе; они были большие, кожа на них стала как кора на дереве, и под кожей видны были толстые чёрные жилы, эти руки много земли испахали.
Афоня поглядел в глаза деду. Глаза его были открыты, но смотрели равнодушно, не видя ничего, и в каждом глазу светилась большая капля слезы.
Не спи, дедушка! - попросил Афоня.
Но дедушка уже спал. Мать подсадила его, сонного, на печку, укрыла одеялом и ушла работать. Афоня же остался один в избе, и опять ему скучно стало. Он ходил вокруг деревянного стола, смотрел на мух, которые окружили на полу хлебную крошку, упавшую из бороды деда, и ели ее; потом Афоня подходил к печке, слушал, как дышит там спящий дед, смотрел через окно на пустую улицу и снова ходил вкруг стола, не зная, что делать.
Мамы нету, папы нету, дедушка спит, - говорил Афоня сам себе.
Потом он посмотрел на часы-ходики, как они идут. Часы шли долго и скучно; тик-так, тик-так, будто они баюкали деда, а сами тоже уморились и хотели уснуть.
Проснись, дедушка, - просил Афоня. - Ты спишь?
А? Нету, я не сплю, - отвечал дедушка Тит с печки.
Ты думаешь? - спрашивал Афоня.
А? Я тут, Афоня, я тут.
Ты думаешь там?
А? Нету, я все обдумал, Афонюшка, я смолоду думал.
Дедушка Тит, а ты все знаешь?
Все, Афоня, я все знаю.
А что это, дедушка?
А чего тебе, Афонюшка?
А что это все?
А я уж позабыл, Афоня.
Проснись, дедушка, скажи мне про все!
А? - произнес дедушка Тит.
Дедушка Тит! Дедушка Тит! - звал Афоня. - Ты вспомни!
Но дед уже умолк, он опять уснул в покое на русской печи.
Афоня тогда сам залез на печь к дедушке и начал будить его, чтобы он проснулся. А дед спал и только шептал тихо во сне неслышные слова. Афоня уморился его будить и сам уснул возле деда, прильнув к его доброй знакомой груди, пахнувшей тёплой землею.
Очнувшись от сна, Афоня увидел, что дед глядит глазами и не спит.
Вставай, дедушка! - сказал Афоня.
А дед опять закрыл глаза и уснул.
Афоня подумал, что дед тогда не спит, когда он спит; и он захотел никогда не спать, чтобы подкараулить деда, когда он совсем проснётся.
И Афоня стал ожидать. Часы-ходики тикали, и колесики их поскрипывали и напевали, баюкая деда.
Афоня тогда слез с печи и остановил маятник у часов. В избе стало тихо. Слышно стало, как отбивает косу косарь за рекой и тонко звенит мошка под потолком.
Дедушка Тит очнулся и спросил:
Ты чего, Афоня? Что-то шумно так стало? Это ты шумел?
А ты не спи! - сказал Афоня. - Ты скажи мне про все! А то ты спишь и спишь, а потом умрёшь, мама говорит - тебе недолго осталось; кто мне тогда скажет про все?
Обожди, дай мне квасу испить, - произнёс дед и слез с печи.
Ты опомнился? - спросил Афоня.
Опомнился, - ответил дед. - Пойдем сейчас белый свет пытать.
Старый Тит испил квасу, взял Афоню за руку, и они пошли из избы наружу.
Там солнце высоко стояло на небе и освещало зреющий хлеб на полях и цветы на дорожной меже.
Дед повёл Афоню полевою дорогой, и они вышли на пастбище, где рос сладкий клевер для коров, травы и цветы. Дед остановился у голубого цветка, терпеливо росшего корнем из мелкого чистого песка, показал на него Афоне, потом согнулся и осторожно потрогал тот цветок.
Это я сам знаю! - протяжно сказал Афоня. - А мне нужно, что самое главное бывает, ты скажи мне про все! А этот цвет растёт, он не все!
Дедушка Тит задумался и осерчал на внука.
Тут самое главное тебе и есть!.. Ты видишь: песок мёртвый лежит, он каменная крошка, и более нет ничего, а камень не живет и не дышит, он мертвый прах. Понял теперь?
Нет, дедушка Тит, - сказал Афоня, - тут понятного нету.
Ну, не понял, так чего же тебе надо, раз ты непонятливый?.. А цветок, ты видишь, жалконький такой, а он живой, и тело себе он сделал из мертвого праха. Стало быть, он мертвую сыпучую землю обращает в живое тело и пахнет от него самого чистым духом. Вот тебе и есть самое главное дело на белом свете, вот тебе и есть, откуда все берётся. Цветок этот - самый святой труженик, он из смерти работает жизнь…
А трава и рожь тоже главное делают? - спросил Афоня.
Одинаково, - сказал дедушка Тит.
А мы с тобой?
И мы с тобой. Мы пахари, Афонюшка, мы хлебу расти помогаем. А этот вот жёлтый цвет на лекарство идёт, его и в аптеке берут. Ты бы нарвал их да снес. Отец-то твой ведь на войне; вдруг поранят его или он от болезни ослабнет, вот его и полечат лекарством.
Афоня задумался среди трав и цветов. Он сам, как цветок, тоже захотел теперь делать из смерти жизнь, он думал о том, как рождаются из сыпучего скучного песка голубые, красные, жёлтые счастливые цветы, поднявшие к небу свои добрые лица и дышащие чистым духом в белый свет.
Теперь я сам знаю про все! - сказал Афоня. - Иди домой, дедушка, ты опять, должно, спать захотел: у тебя глаза белые… Ты спи, а когда умрёшь, ты не бойся, я узнаю у цветов, как они из праха живут, и ты опять будешь жить из своего праха. Ты, дедушка, не бойся!
Дед Тит ничего не сказал. Он невидимо улыбнулся своему доброму внуку и пошел спать в избу на печку.
А маленький Афоня остался один в поле. Он собрал жёлтых цветов, сколько мог их удержать в охапке, и отнес в аптеку на лекарства, чтобы отец его не болел на войне от ран. В аптеке Афоне дали за цветы железный гребешок. Он принес его деду и подарил ему: пусть теперь дедушка чешет себе бороду тем гребешком.
Спасибо тебе, Афонюшка, - сказал дед. - А цветы тебе ничего не сказывали, из чего они в мертвом песке живут?
Не сказывали, - ответил Афоня. - Ты вон сколько живёшь, и то не знаешь. А говорил, что знаешь про все. Ты не знаешь.
Правда твоя, - согласился дед.
Они молча живут, надо у них допытаться, - сказал Афоня. - Чего все цветы молчат, а сами знают?
Дед кротко улыбнулся и погладил головку внука и посмотрел на него, как на цветок, растущий на земле. А потом дедушка спрятал гребешок за пазуху и опять заснул.
Рассказ предложил наш читатель,
который не представился.