Как объясняется название сборника Б. Пастернака «Сестра моя жизнь»

Анна Ахматова и Борис Пастернак — яркие представители петербургской и московской школ в русской поэзии. У нее — строгость и гармония классической формы, у него — внешнее нагромождение образов в попытках «в пределах стихотворения воссоздать всеохватывающую атмосферу бытия»:

Как не в своем рассудке,
Как дети ослушанья,
Облизываясь, сутки
Шутя мы осушали.
<...>
И день вставал, оплеснясь,
В помойной жаркой яме
В кругах помойных лестниц,
Ушибленный дровами.

Это ранний Пастернак (1919 г.). После 1940 г. его стиль решительно изменится в сторону простоты и в формальном отношении станет близок стихам Ахматовой: та же внешняя простота и «прозрачность» в соединении со смысловой глубиной. Техника стиха у позднего Пастернака обретает такое качество, что уже перестает восприниматься как техника:

Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.
<...>
(«Снег идет», 1956).

Но при всей разнице между «ранним» (до 1940 г.) и «поздним» (после 1940 г.) Пастернаком общность, цельность его поэтического мира несомненна. Уже сами названия сборников «Поверх барьеров» (1916) и «Сестра моя — жизнь» показательны, потому что характеризуют поэтическую манеру Пастернака. В чем же особенности мировосприятия и поэтического стиля Бориса Пастернака? Вот фрагмент его стихотворения 1918 г.:

Я понял жизни цель и чту
Ту цель, как цель, и эта цель —
Признать, что мне невмоготу
Мириться с тем, что есть апрель,
<...>
Что в берковец церковный зык,
Что взят звонарь в весовщики,
Что от капели, от слезы
И от поста болят виски.

Сквозь это почти косноязычное бормотание раннего Пастернака (одна только строчка «Ту цель, как цель, и эта цель...» чего стоит!) все же пробиваются его главная мысль и чувство — изумление поэта перед миром {«Мне невмоготу / Мириться с тем, что есть апрель...»). Берковец — старинная русская мера веса, равная десяти пудам; низкий звук колокола «ощутим на вес». Восхищение чудом жизни — вот то новое, что принес в поэзию Пастернак.

«Родство со всем, что есть», желание остановить, задержать, запечатлеть в слове каждый миг уходящего бытия — вот главное чувство, владеющее лирическим героем Пастернака.

Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе
Расшиблась весенним дождем обо всех,
Но люди в брелоках высоко брюзгливы
И вежливо жалят, как змеи в овсе.

У старших на это свои есть резоны.
Бесспорно, бесспорно смешон твой резон,
Что в грозу лиловы глаза и газоны
И пахнет сырой резедой горизонт.
(«Сестра моя — жизнь...»)

В этих стихах все рядом и все перепуталось: в отсветах молний бушующей грозы глаза и газоны — одного, лилового, цвета; а горизонт не дальний, не темный и даже не зловещий (как молено было бы предположить), а — сырой и пахнет резедой, сорной травой, у которой особенно терпкий запах после дождя. Резон, газоны,резедой, горизонт — в этих словах «полно озона». Может быть, поэтому современник Пастернака О.Э.Мандельштам сказал о его поэзии: «Стихи Пастернака почитать — горло прочистить, дыханье укрепить, обновить легкие: такие стихи должны быть целебны от туберкулеза».

Название сборника «Сестра моя — жизнь» —лучший эпиграф ко всему творчеству поэта. В этом обращении одновременно и нежность, и благоговение, и дерзость («Поэзия вечной мужественности», — говорила М.И.Цветаева о Пастернаке), а в общем — крайняя интимность. Пастернак «на ты» с миром: «Казалось, альфой и омегой мы с жизнью на один покрой. Она жила, как альтер эго, и я назвал ее сестрой».

Итак, отличительная черта поэтического стиля Пастернака — сила и интенсивность контакта лирического героя с миром. Существует — и справедливо — мнение о сложности, затрудненности восприятия стихов раннего Пастернака. Во-первых, в словаре поэта — масса непонятных слов из самых разных пластов лексики: фольварки, брыжи и фижмы, центифолии, дебаркадер, гривны... ; во-вторых, восприятию мешает непоследовательный, затрудненный синтаксис (как найти конец предложения, подлежащее и сказуемое?) и, наконец, густая метафоричность, ассоциативные ряды образов. Такая сложность сама по себе не является ни достоинством, ни недостатком. Это своеобразие стиля, художественной манеры. Стиль же — не просто совокупность художественных приемов, он есть нечто объективное — выражение, отпечаток личности художника.

В замечательной рецензии на книгу «Сестра моя — жизнь» Марина Цветаева так формулирует основную причину непонимания Пастернака: она — «в нас... Между нами и вещью — наше (вернее, чужое) представление о ней, наша застилающая вещь привычка... все общие места литературы и опыта. Между нами и вещью наша слепость, наш порочный глаз. Между Пастернаком и предметом — ничего...»

У капель — тяжесть запонок,
И сад слепит, как плес,
Забрызганный, закапанный
Мильоном синих слез.
(«Ты в ветре, веткой пробующем...»)

Лирическое повествование Пастернак ведет «поверх барьеров» обычного (привычного, шаблонного) восприятия жизни. В его поэтической вселенной — «люди и вещи на равной ноге». Стерты границы: высокое — низкое, поэтическое — прозаическое, общее — частное. Нет ничего мелкого, незначительного, все сплетено в « существованья ткань сквозную ». Вещи сдвигаются со своих «насиженных мест» (тех, где мы привыкли их видеть) и приходят в бурное, порой хаотическое движение, призванное запечатлеть действительность в ее естественном беспорядке. Отсюда — импрессионизм поэтического письма Пастернака:

Нет времени у вдохновенья. Болота,
Земля ли иль море, иль лужа, —
Мне здесь сновиденье явилось, и счеты
Сведу с ним сейчас же и тут же.

Это строки о Петре I, замыслившем новую северную столицу. Но любая лирика — прежде всего о себе: «...счеты сведу... сейчас же и тут же». Та же мысль — в другом стихотворении: «И чем случайней, тем вернее / Слагаются стихи навзрыд».

«Мой сорт», кефир, менадо.
Чтоб разрыдаться, мне
Не так уж много надо, —
Довольно мух в окне.
(« Как усыпительна жизнь!..»)

Речь «взахлеб» и «навзрыд», переполненная громоздящимися и лезущими друг на друга словами; способность мыслить и говорить не отдельными строками, а целыми строфами, периодами, оборотами — характерные черты стиля Пастернака.

Разрывая кусты на себе, как силок,
Маргаритиных стиснутых губ лиловей,
Горячей, чем глазной маргаритин белок,
Бился, щелкал, царил и сиял соловей.
(«Маргарита»)

Это не описание соловьиного пения. Это его запись — запись эмоционального удара, нанесенного соловьиным пением. Вся последняя строка «бился, щелкал, царил и сиял соловей» — это словесный рисунок четырехколенчатой соловьиной рулады. Соловей аукается со словами силок — лиловей — белок, а белок — с бился и сиял. Звуковая ассоциативность накладывается на ассоциативность смысловую и образную. Сам Пастернак об этом сказал так: «Поэзия подыскивает мелодию природы среди шума словаря».

Поздний Пастернак это же соловьиное пение передаст одним глаголом:

И на пожарище заката
В далекой прочерни ветвей,
Как гулкий колокол набата,
Неистовствовал соловей.

Глагол неистовствовал захватывает огромное звуковое пространство. Музыка наступающей весны передана единственной строчкой: «С капелью говорит апрель...»

Такая особенность стихов Пастернака позволила исследователям говорить о звуковом колорите (колорит — соотношение красок по тону и интенсивности в живописном полотне) его поэзии. «Мир наполнил новым звоном / В пространстве новом отраженных строф», — с присущей ей меткостью определений сказала Ахматова о своем собрате по перу.

Часто образ Пастернака — образ не статичный, а движущийся, показанный в развитии. «Поэт стремится выразить свою мысль, свое впечатление, описывая предмет со всех концов разом. Будто торопясь зафиксировать, охватить быстрым очерком поток явлений... пропускает несущественное, прерывая, нарушая логические взаимосвязи, и заботится прежде всего о передаче атмосферы, настроения или состояния в их подлинности...» — пишет исследователь творчества Б.Пастернака Н.Банников.

Попытаемся прочесть с этой точки зрения стихотворение «Девочка» из «Сестры моей — жизни»:

Из сада, с качелей, с бухты-барахты
Вбегает ветка в трюмо!
Огромная, близкая, с каплей смарагда
На кончике кисти прямой.

Сад застлан, пропал за ее беспорядком,
За бьющей в лицо кутерьмой.
Родная, громадная, с сад, а характером —
Сестра! Второе трюмо!

Но вот эту ветку вносят в рюмке
И ставят к раме трюмо.

Тюремной людской дремой?

Пространственное положение лирического героя — внутри дома, в комнате, где в зеркале трюмо отражается сад за окном. Вдруг неожиданно («с бухты-барахты») одна-единственная ветка, «вбежавшая в трюмо» (порыв ветра?), заслонила собой целый сад:

Громадная, с сад, а характером —
Сестра! Второе трюмо!

Внимание останавливает последняя строка. Сестра — кому? саду? Но определение «второе трюмо», в котором одна ветка приравнена к целому саду (сад — это «первое трюмо») отсылает к названию сборника — «Сестра моя — жизнь». «Огромная, близкая, родная, громадная» ветка-девочка в этом стихотворении — образ жизни.

В третьей строфе в комнате оказывается уже не отражение ветки, а она сама — ее «вносят в рюмке и ставят к раме трюмо». Теперь уже будто не лирический герой, а ветка, неожиданно оказавшаяся в «тюрьме комнаты», удивленно глядит на то, что предстало ее взору:

Кто это, — гадает, — глаза мне рюмит
Тюремной людской дремой?

Слово трюмо, фонетически повторенное в последовательности в рюмке — к раме трюмо — рюмит тюремной дремой, — звуковой портрет ветки, отразившейся в зеркале трюмо. Образ «лепится» при помощи звука. В целом же стихотворение рождает у читателя ощущение яркого весеннего утра с бьющим в глаза солнцем и горячим шелестом листвы за окном (несмотря на отсутствие «прямых» деталей, указывающих на «солнечность» и «утро»).

О подобной манере художественного письма, когда важно передать не только увиденное, но и впечатление от него, сам Пастернак писал: «Исскуство есть запись смещения действительности, производимого чувствами».

Свои образы Пастернак выстраивает по ассоциативному принципу.

И сады, и пруды, и ограды,
И кипящее белыми воплями
Мирозданье — лишь страсти разряды,
Человеческим сердцем накопленной.

Сады — пруды — ограды. — мирозданье — страсти образуют цепь ассоциаций, из которых только первые три звена обычно сопоставимы в нашем сознании; добавленные к ним мирозданье — страсти нарушают автоматизм восприятия текста, заставляют работать мысль читателя. Сближение отдаленного делает образ необычным, побуждает нас — вслед за поэтом — открывать новые связи в мире. Вот пастернаковские «Ландыши », на которые набредаешь в прохладной тени березняка жарким майским полднем:

Но ты уже предупрежден:
Вас кто-то наблюдает снизу:
Сырой овраг сухим дождем
Росистых ландышей унизан.

Шурша, неслышно, как парча,
Льнут лайкою его початки,

Весь сумрак рощи сообща
Их разбирает на перчатки.

Разберемся в прилагательных: «Сырой овраг сухим дождем / Росистых ландышей унизан». По сравнению с настоящим дождем дождь ландышей, хотя и не успевших еще обсохнуть от росы, конечно, сухой. Определения как бы отрицают друг друга: сырой — сухим -- росистых. Но через это отрицание утверждается единство, рождается образ. Зрительный образ обогащен звуковым («шурша, неслышно, как парча» — ш- с- пч: шум молодой весенней листвы) и осязательным («льнут лайкою его початки»): нежные, глянцевитые листья молодых ландышей напоминают прикосновение кожи перчаток к рукам. Как руки прячутся в перчатки, так с наступлением темноты закрываются широкие ладони-листья ландышей («весь сумрак рощи сообща / их разбирает на перчатки). Это стихотворение — пример того, как далекие ряды образов сдвигаются, освещая друг друга, входя в новые, непривычные сочетания.

Не знаю, решена ль
Загадка зги загробной,
Но жизнь, как тишина
Осенняя, — подробна.
(«Давай ронять слова...»)

Осеняя прозрачность и тишина — особенные: видно и слышно далеко — «во все концы света» (словом хрустальный передал Ф.И.Тютчев такое состояние природы: «Весь день стоит как бы хрустальный...»). Сравнение жизни и тишины у Пастернака идет по неожиданному ассоциативному признаку — подробности. В нашей жизни значительно не только главное, подчас мелочи важнее — это хорошо знал поэт, чей покровитель — «всесильный бог деталей». У Пастернака особое, жадное, неистовое пристрастие к деталям. Их тончайшее, точнейшее воспроизведение — его специальность. («Искусство — дерзость глазомера, влеченье, сила и захват».) Пастернак — художник, которому «ничто не мелко», ибо только в подробностях, частностях оживает панорама бытия.

Ахматова, по воспоминаниям современников, очень возмущалась строкой Пастернака: «вошла со стулом». Безусловно, для ее поэтической системы, где все строго и классично, как летящие линии петербургских зданий, такая строка невозможна. Но не для Пастернака, москвича по рождению и мироощущению. В его мире сказать так — естественно:

О неженка, во имя прежних
И в этот раз твой
Наряд щебечет, как подснежник
Апрелю: «Здравствуй!»

Грех думать — ты не из весталок:
Вошла со стулом,
Как с полки жизнь мою достала
И пыль обдула.
(«Из суеверья»).

Литературовед Лев Озеров так поясняет ассоциативную образность поэта: «Пастернак сам вовлекается и увлекает за собой читателя в лабиринты образов и мыслей, выражая сложность человеческой психики, ее многоплановость, в известной мере ее нерасчлененность, бесконтурность. Между предметами и явлениями внешнего и внутреннего мира нет перегородок...» Мысль Л. Озерова продолжает А.Д.Синявский: «Пастернак склонен на самые высокие темы объясняться без обиняков, по-домашнему, в тоне фамильярной бытовой беседы. Его своеобразие в том и состоит, что он поэтизирует мир с помощью прозаизмов*. Вот какой увидел поздний Пастернак весну:

Это она, это она,
Это ее чародейство и диво.
Это ее телогрейка за ивой,
Плечи, косынка, стан и спина.

Это Снегурка у края обрыва.
Это о ней из оврага со дна
Льется без умолку бред торопливый
Полубезумного болтуна.
(«Опять весна»)

Чародейство и диво аукаются с телогрейкой за ивой — в этом весь Пастернак. Итак, еще раз коротко суммируем основные черты поэтического стиля Бориса Пастернака:

— эмоциональный, экстатический подход к жизни и к миру: поэзия — это « общение восторга с обиходом », отсюда — импрессионизм стиля;

— лирический «напор»: стремительное и бурное движение стиха, захватывающего в свой поток все, что попадается на пути;

— сгущенная метафоричность, ассоциативные ряды образов;

— смещение привычных значений предметов и понятий (экспрессионизм стиля).

Талант Бориса Пастернака органически соединил, синтезировал в себе те дары, которые поэт получил от своих родителей: отца — художника, «гения мгновения», как его называли современники, и матери — виртуозной пианистки. Живопись и музыка слились в поэтическом слове. Об этом сокровенном единстве сказал Пастернак в стихотворении «Зима приближается»:

Октябрь серебристо-ореховый,
Блеск заморозков оловянный.
Осенние сумерки Чехова,
Чайковского и Левитана.

В одной строфе — и русская «негромкая» осень с ее щемящей грустью, и вечерняя заря русской классической культуры.

В тематическом плане в лирике Пастернака можно выделить стихи о природе, о творчестве и о любви, хотя, разумеется, всякая классификация поэзии условна. «Природа всю жизнь была его единственной полноправной Музой, его тайной собеседницей, его невестой и Возлюбленной, его Женой и Вдовой — она была ему тем же, чем была Россия Блоку. Он остался ей верен до конца, и она по-царски награждала его». «Природа» в процитированных словах Ахматовой о Пастернаке — синоним все той же «сестры моей — жизни». Человек и мироздание у Пастернака даны в одном измерении и масштабе; и человек, и природа одинаково одушевлены и одухотворены. В этом плане его поэзия является гармоническим развитием драматически-напряженной тютчевской линии в русской литературе.

Весна, я с улицы, где тополь удивлен,
Где даль пугается, где дом упасть боится,
Где воздух синь, как узелок с бельем
У выписавшегося из больницы...

Такую особенность Пастернака хорошо объяснила М.И.Цветаева в уже цитированной статье «Световой ливень»: «... его дождь — слишком близок, больше бьет нас, чем тот из тучи, к которому привыкли. Мы дождя со страницы не ждали, мы ждали стихов о дожде. [До Пастернака] как изумительно ни писали природу, но все о, никто ее: самое: в упор... Он дает пронзить себя листу, лучу, что уже не он, а: лист, луч». Разумеется, от читателя подобная манера письма требует работы ума и сердца, труда души. Пастернак весь — на читательском творчестве.

Поэзия! Греческой губкой в присосках
Будь ты, и меж зелени клейкой
Тебя б положил я на мокрую доску
Зеленой садовой скамейки.

Расти себе пышные брыжи и фижмы,
Вбирай облака и овраги,
А ночью, поэзия, я тебя выжму
Во здравие жадной бумаги.
(«Что почек, что клейких заплывших огарков...»)

Поэзия — часть самой жизни, природы, чьей живительной влагой и питается душа поэта — «греческая губка в присосках». Мотив единства жизни и творчества — один из ведущих в лирике Пастернака. В его зрелых стихах восхищение красотой « общей лепки мира» соединяется с осознанием ответственности художника перед жизнью и временем. Именно творчество (в том числе и творчество собственной жизни, о чем — роман «Доктор Живаго») оправдывает существование человека на этой земле:

Зачем же плачет даль в тумане
И горько пахнет перегной?
На то ведь и мое призванье,
Чтоб не скучали расстоянья,
Чтобы за городскою гранью
Земле не тосковать одной.

Для этого весною ранней
Со мною сходятся друзья,
И наши вечера — прощанья,
Пирушки наши — завещанья,
Чтоб тайная струя страданья
Согрела холод бытия.

Художник — уполномоченный вечности, глашатай высших начал, и его деятельность — это непрерывно, неустанно творимый подвиг:

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты — вечности заложник
У времени в плену.

Творчество для Пастернака — это способ выйти за грань земного бытия; вырвавшись из оков пространства и времени, приблизиться к высшему, божественному началу в себе.

Искусство истолковывается в поэзии Пастернака как подвиг, любовь — тоже подвиг: « Быть женщиной — великий шаг, сводить с ума — геройство». Преклонение перед женщиной для лирического героя Пастернака сродни преклонению перед жизнью:

Мирами правит жалость,
Любовью внушена

Вселенной небывалоеть
И жизни новизна.

У женщины в ладони,
У девушки в горсти
Рождений и агоний
Начала и пути.
(«Под открытым небом»).

Ведущий мотив любовной лирики Пастернака — благодарность и восхищение, даже в ситуации «разрыва» и прощания любящих. Смысл искусства Борис Пастернак видел в том, чтобы «выразить величие жизни и неизмеримую ценность человеческого существования».

О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.
<...>
Я б разбивал стихи, как сад,
Всей дрожью жилок,
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом в затылок...

В чем заключается своеобразие поэтического стиля Б. Па­стернака?

Б. Пастернак воспринимает мир через предметное, материаль­ное. Его поэзия насыщена метафоричностью. Метафора строится на ассоциативном сближении явлений. Причем метафоры как бы нанизываются друг на друга. Особой чертой поэтики Б. Пастер­нака является усложненный синтаксис.

Как объясняется название сборника Б. Пастернака «Сестра моя жизнь»?

«Сестра моя жизнь» выражает родство лирического героя со всем многообразием жизни: природой, любовью, искусством. Природа является самым близким синонимом жизни.

Каково значение названия сборника Б. Пастернака «Когда разгуляется»?

Сборник «Когда разгуляется» написан в период «оттепели». Наз­вание его символично: после ненастья погода должна «разгулять­ся», проясниться. Это прояснение общественной атмосферы по­сле мрачной поры сталинизма.

Каково значение стихов Юрия Живаго в концепции рома­на Б. Пастернака «Юрий Живаго»?

Стихи Юрия Живаго — последняя часть романа. Они представ­ляют поэтический конспект всех тем, которые заключены в ро­мане. Стихи соединяют земную жизнь Юрия Живаго и его иде­альный внутренний мир, где царили красота, природа, любовь. В стихах образ Живаго соотносится и с образом Гамлета, и с обра­зом Христа.

Какие мотивы являются сквозными в романе Б. Пастернака «Юрий Живаго»?

В романе «Доктор Живаго» Б. Пастернака основополагающими являются два сквозных образа-символа: железная дорога как сим­вол смерти и природа как символ жизни. Образ железной дороги входит в роман со смертью отца Юрия, выброшенного из вагона. Затем проявляется в бронепоезде Стрельникова, сеющем смерть. Сам Юрий Живаго тоже умирает на трамвайных путях — город­ском варианте железной дороги.

Стихотворений Пастернака. Стихотворения, которые собраны в ней, объединены общей идеей, общими образами. Книга имеет собственную композицию: вступление, основную часть, состоящую из нескольких циклов, и “ послесловие ”. Интересно, что во многих своих произведениях Пастернак идет от музыки; это особенно характерно для данной книги (и следующей за ней - “Темы и вариации”) и заметно в одновременном присутствии одних и тех же образов в разных стихотворениях (“Девочка” и “Душистою веткою машу-чи…”, “Балашов” и “Давай ронять слова…”), причем в первом как бы заявляется, задается, получает свое развитие и разрешение.

В первую очередь интересно в стихотворении “Про эти стихи”, где представлено мироощущение лирического книги. В кашне, ладонью заслонясь; Сквозь фортку крикну детворе: “Какое, милые, у нас Тысячелетье на дворе?” Здесь проявляется свойственное Пастернаку отношение к истории; он воспринимает себя и мир принадлежащими истории, как “второй вселенной, воздвигаемой человечеством в ответ на явление смерти с помощью явлений времени и памяти” (“Доктор Живаго”); лирический герой воспринимает себя как звено времени; он “вечности заложник/ У времени в плену”. я г Связь поколений и миров проявится еще в одном стихотворении книги - “Давай ронять слова…”. Интересно “Сестра моя - и сегодня в разливе…

”, давшее название всей книге. В нем суть восприятия истории лирическим героем - равенство всех предметов и существ мира в ней. Что в мае, когда поездов расписанье, Камышинской веткой читаешь в купе, Оно грандиозней Святого писанья И черных от пыли и бурь канапе. Это стихотворение - концентрация мироощущения лирического героя; здесь заявлено равенство человека и жизни, человека и мира, жизни и мира.

Все сотворенное кем бы то ни было имеет право на существование; вещь сотворена, следовательно, вместе со своим возникновением она вошла в историю и стала равна ей. В первый раз природа как реальное проявление жизни мира изображается в стихотворении “Плачущий сад”. Здесь заметен переход от ада к самому лирическому герою: Ужасный! - Капнет и вслушивается, Все он ли один на свете. Мнет ветку в окне, как кружевце, Или есть свидетель… К губам поднесу и прислушаюсь, Все я ли один на свете…

Природа становится средством приобщения к истории. В связи с образом сада можно рассмотреть стихотворения “Зеркало” и “Девочка”; интересно, что вначале стихотворение “Зеркало” носило название “Я сам”. Дорожкою в сад, в бурелом и хаос К качелям бежит трюмо… Огромный сад тормошится в зале В трюмо - не бьет стекла! Отождествление себя с садом становится для лирического героя средством самовыражения; сад, как мир, характеризуется общностью существующей в нем жизни. Прямое отождествление себя и сада мы видим и в стихотворении “Девочка”: Из сада, с качелей, - с бухты-барахты Вбегает ветка в трюмо!..

Родная, громадная, с сад, а характером - Сестра! Второе трюмо! В стихотворении “Душистою веткою машучи…”, где выражено единство всех явлений бытия: Пусть ветер, по таволге веющий, Ту капельку мучит и плющит. Цела, не дробится…

Очень интересно стихотворение “Ты так играла эту роль!..”, где, возможно, выражено восприятие лирическим героем жизни как игры (вспомним название книги Юрия Живаго - “Игра в людей”). Особенно характерны строки: И, низко рея на руле Касаткой об одном крыле, Ты так! - ты лучше всех ролей Играла эту роль!

Они дают возможность вспомнить “Чайку” Чехова; вообще в стихах Пастернака ассоциации играют значительную роль; так, например, они важны в “Балашове”: Мой друг, ты спросишь, кто велит, Чтоб жглась юродивого речь? В природе лип, в природе плит, В природе лета было жечь. Здесь задан вопрос, но на него не дается ответа. Он дан в стихотворении “Давай ронять слова…”. Характерно, что эпиграфом к нему служат процитированные только что строки; все стихотворение является преддверием ответа: Ты спросишь, кто велит?

Всесильный бог деталей, Всесильный бог любви, Ягайлов и Ядвиг. Это стихотворение, несмотря на то что оно не последнее, как бы заключает всю книгу - настолько исчерпывающе дан ответ. Здесь мы видим, кого Пастернак считает центром природы, культуры, мира; при этом подтверждается тождество всего созданного, сотворенного Богом: Кому ничто не мелко, Кто погружен в отделку Кленового листа…

Характерным свойством книги “Сестра моя - жизнь” является очевидное присутствие в ней творящейся истории. Так, в стихотворении “Весенний дождь” мы видим: Это не ночь, не дождь и не хором Рвущееся: “Керенский, ура!”, Это слепящий выход на форум Из катакомб, безысходных вчера… Наконец, последнее стихотворение, где хотелось бы заметить наибольшее сближение природы, мира и человека, - это “Наша гроза”: , как жрец, сожгла сирень И дымом жертвенным застлала Глаза и тучи расправляй Губами вывих муравья.

В книге есть цикл “Занятие философией”, включающий в себя “Определение поэзии”, “Определение души” и “Определение творчества”. Эти стихотворения по мысли как бы предваряют “Давай ронять слова…”. В “Определении поэзии” мы видим характерный предметный ряд: …Это - ночь, леденящая лист, Это - двух соловьев поединок…

Все, что ночи так важно сыскать… Здесь ночь уподоблена центру жизни. “Определение творчества” же сводится к определению мироздания: “Мирозданье - лишь страсти разряды, человеческим сердцем накопленной”.

Таким образом, антропоморфность мира ложится в основу определения самого этого мира. Итак, мы видим, что книга “Сестра моя - жизнь” - единое , где присутствует несколько развивающихся тем. Центральная - тема любви, от нее и зависят все остальные, сама же она выражена настолько полно в жизни природы и мира, что не может быть исчерпана.

Книга “Сестра моя – жизнь” – вторая (после “Поверх барьеров”) книга стихотворений Пастернака. Стихотворения, которые собраны в ней, объединены общей идеей, общими образами. Книга имеет собственную композицию: вступление, основную часть, состоящую из нескольких циклов, и ” послесловие “.
Интересно, что во многих своих произведениях Пастернак идет от музыки; это особенно характерно для данной книги (и следующей за ней – “Темы и вариации”) и заметно в одновременном присутствии одних и тех же образов в разных стихотворениях (“Девочка” и “Душистою веткою машучи…”, “Балашов” и “Давай ронять слова…”), причем в первом образ как бы заявляется, задается, получает свое развитие и разрешение. В первую очередь интересно в стихотворении “Про эти стихи”, где представлено мироощущение лирического героя книги.
В кашне, ладонью заслонясь;
Сквозь фортку крикну детворе:
“Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе?”
Здесь проявляется свойственное Пастернаку отношение к истории; он воспринимает себя и мир принадлежащими истории, как “второй вселенной, воздвигаемой человечеством в ответ на явление смерти с помощью явлений времени и памяти” (“Доктор Живаго”); лирический герой воспринимает себя как звено времени; он “вечности заложник/ У времени в плену”. я г
Связь поколений и миров проявится еще в одном стихотворении книги – “Давай ронять слова…”.
Интересно стихотворение “Сестра моя – жизнь и сегодня в разливе…”, давшее название всей книге. В нем суть восприятия истории лирическим героем – равенство всех предметов и существ мира в ней.
Что в мае, когда поездов расписанье,
Камышинской веткой читаешь в купе,
Оно грандиозней Святого писанья
И черных от пыли и бурь канапе.
Это стихотворение – концентрация мироощущения лирического героя; здесь заявлено равенство человека и жизни, человека и мира, жизни и мира. Все сотворенное кем бы то ни было имеет право на существование; вещь сотворена, следовательно, вместе со своим возникновением она вошла в историю и стала равна ей.
В первый раз природа как реальное проявление жизни мира изображается в стихотворении “Плачущий сад”. Здесь заметен переход от ада к самому лирическому герою:
Ужасный! – Капнет и вслушивается,
Все он ли один на свете. Мнет ветку в окне, как кружевце,
Или есть свидетель…
К губам поднесу и прислушаюсь,
Все я ли один на свете…
Природа становится средством приобщения к истории.
В связи с образом сада можно рассмотреть стихотворения “Зеркало” и “Девочка”; интересно, что вначале стихотворение “Зеркало” носило название “Я сам”.
Дорожкою в сад, в бурелом и хаос
К качелям бежит трюмо…
Огромный сад тормошится в зале
В трюмо – не бьет стекла!
Отождествление себя с садом становится для лирического героя средством самовыражения; сад, как мир, характеризуется общностью существующей в нем жизни. Прямое отождествление себя и сада мы видим и в стихотворении “Девочка”:
Из сада, с качелей, – с бухты-барахты
Вбегает ветка в трюмо!..
Родная, громадная, с сад, а характером –
Сестра! Второе трюмо!
В стихотворении “Душистою веткою машучи…”, где выражено единство всех явлений бытия:
Пусть ветер, по таволге веющий,
Ту капельку мучит и плющит.
Цела, не дробится…
Очень интересно стихотворение “Ты так играла эту роль!..”, где, возможно, выражено восприятие лирическим героем жизни как игры (вспомним название книги Юрия Живаго – “Игра в людей”). Особенно характерны строки:
И, низко рея на руле
Касаткой об одном крыле,
Ты так! – ты лучше всех ролей
Играла эту роль!
Они дают возможность вспомнить “Чайку” Чехова; вообще в стихах Пастернака ассоциации играют значительную роль; так, например, они важны в “Балашове”:
Мой друг, ты спросишь, кто велит,
Чтоб жглась юродивого речь?
В природе лип, в природе плит,
В природе лета было жечь.
Здесь задан вопрос, но на него не дается ответа. Он дан в стихотворении “Давай ронять слова…”. Характерно, что эпиграфом к нему служат процитированные только что строки; все стихотворение является преддверием ответа:
Ты спросишь, кто велит? –
Всесильный бог деталей,
Всесильный бог любви,
Ягайлов и Ядвиг.
Это стихотворение, несмотря на то что оно не последнее, как бы заключает всю книгу – настолько исчерпывающе дан ответ. Здесь мы видим, кого Пастернак считает центром природы, культуры, мира; при этом подтверждается тождество всего созданного, сотворенного Богом:
Кому ничто не мелко,
Кто погружен в отделку
Кленового листа…
Характерным свойством книги “Сестра моя – жизнь” является очевидное присутствие в ней творящейся истории. Так, в стихотворении “Весенний дождь” мы видим:
Это не ночь, не дождь и не хором
Рвущееся: “Керенский, ура!”,
Это слепящий выход на форум
Из катакомб, безысходных вчера…
Наконец, последнее стихотворение, где хотелось бы заметить наибольшее сближение природы, мира и человека, – это “Наша гроза”:
Гроза, как жрец, сожгла сирень
И дымом жертвенным застлала
Глаза и тучи расправляй
Губами вывих муравья.
В книге есть цикл “Занятие философией”, включающий в себя “Определение поэзии”, “Определение души” и “Определение творчества”. Эти стихотворения по мысли как бы предваряют “Давай ронять слова…”. В “Определении поэзии” мы видим характерный предметный ряд:
…Это – ночь, леденящая лист,
Это – двух соловьев поединок…
Все, что ночи так важно сыскать…
Здесь ночь уподоблена центру жизни. “Определение творчества” же сводится к определению мироздания: “Мирозданье – лишь страсти разряды, человеческим сердцем накопленной”. Таким образом, антропоморфность мира ложится в основу определения самого этого мира.
Итак, мы видим, что книга “Сестра моя – жизнь” – единое произведение, где присутствует несколько развивающихся тем. Центральная – тема любви, от нее и зависят все остальные, сама же она выражена настолько полно в жизни природы и мира, что не может быть исчерпана.

1. Пушкин и философско-историческая мысль 19 века …Пушкин явился именно в то время, когда только что сделалось возможным явление на Руси поэзии как искусства. Двадцатый год...
2. Введение Любовная лирика как разновидность письменной литературы появилась в России в 18 веке. Конечно же, в русском фольклоре существовала любовная песня. Но древнерусская литература не...
3. Введение М. Ю. Лермонтов – очень сложное явление в истории литературной жизни России. Поэт, проживший всего 26 лет и оставивший относительно небольшое литературное наследство, до...
4. В феврале 1990 года мир отмечал 100-летие со дня рождения Бориса Леонидовича Пастернака – выдающегося поэта ХХ столетия. По решению ЮНЕСКО 1990 г. был объявлен...
5. Анна Ахматова: жизнь и творчество На рубеже прошлого и нынешнего столетий, хотя и не буквально хронологически, накануне революции, в эпоху, потрясенную двумя мировыми войнами, в...
6. Борису Пастернаку, в отличие от большинства его современников, которых, “дробясь” и “измельчая”, стремительно нес поток времени, часы и дни были неведомы. С рождения ему была...
7. План. Введение………………………………………………………. ………………………….. 3 Глава I Характеристика мировоззрения Достоевского. 1. Морально-этические и религиозные взгляды художника; вопрос о “природе” человека…………………………12 2. Отношение писателя к Библии; роль...
8. Тютчев и Фет, обусловившие развитие русской поэзии второй половины XIX века, вошли в литературу как поэты “чистого искусства”, выражающие в своем творчестве романтическое понимание духовной...
9. Гений Пушкина уникален в мировой истории. И хотя рядом с ним были выдающиеся поэты, никто из них заменить Пушкина, конечно, не мог. Ни Жуковский, ни...
10. В каждой развитой национальной литературе есть имена, являющиеся свидетельством ее вершины, дающие на века этой литературе духовно-эстетический идеал. В Италии это Петрарка, в Англии –...
11. Основные темы и мотивы поэзии Некрасова определились уже в сборнике 1856 года. В соответствии с тематикой он включал четыре раздела. Первый раздел содержал стихотворения, посвященные...
12. Методика анализа Эта заметка представляет собой вступительную лекцию к небольшому курсу “Анализ поэтического текста” – о технике монографического разбора отдельных стихотворений. В 1960-1980-е гг. это...
Тема вольности является одной из главных тем в лирике А. С. Пушкина. В разные периоды своего творчества поэт по-разному трактует понятие свободы, понимает значение его...

Третий, по общему мнению, - самый удачный сборник Пастернака своим подзаголовком имел: "Лето 1917 года". Первые стихотворения действительно были написаны в это время, так что к 1919 году в общих чертах книга уже сложилась. В большей степени, чем другие сборники Пастернака, этот сборник представляет собой целостное произведение, лирический роман, в основу которого положена реальная история взаимоотношений поэта с Еленой Виноград (встреча в Москве весной 1917 года, поездки Б. Пастернака к ней в Романовку и Балашов в июле и сентябре и последующий разрыв).

Про эти стихи. Первое стихотворение цикла "Не время ль птицам петь". Это стихотворение не раз приводилось в укор поэту как свидетельство его оторванности от жизни, от современной эпохи. Однако для Пастернака сборник "Сестра моя - жизнь" ознаменовал размежевание с романтиками, за чтением которых лирический герой коротал время. Поиск контакта с внешним миром, по мысли поэта, есть преодоление романтической эстетики, отказ от того, чтобы свои чувства и переживания делать основным содержанием поэзии. Таким образом, стихотворение - о порыве поэта вовне, к "разгулявшемуся деньку", к "детворе"... Дарьял - Дарьяльское ущелье, романтическое место, изображенное Лермонтовым в поэме "Демон": возможно, чтение поэмы приравнивается к посещению Дарьяла. Цейхгауз, арсенал - воинский склад, склад оружия; здесь, должно быть, имеются в виду средства художественной выразительности, открытые романтиками и унаследованные от них поэтом.

"Сестра моя - жизнь и сегодня в разливе..." Стихотворение, давшее название сборнику, - одно из центральных в нем. В первых двух строфах мы находим, в общем, несвойственное Пастернаку типично романтическое противопоставление "лирического героя" и "людей в брелоках" - трезвомыслящих и пошлых, не допускающих, что кто-то может воспринимать окружающее иначе, чем они. Для таких людей существует привычная иерархия вещей (см. третью строфу), в соответствии с которой железнодорожное расписание никак не может быть "грандиозней святого писанья", а вот для влюбленного поэта, едущего к возлюбленной и боящегося пропустить свою станцию, - может. Стук его сердца уподобляется стуку колес и буферов вагона, и солнце, и "звоночек", кажется, сочувствуют герою стихотворения. (Кстати, обратите внимание на звуковой рисунок пятой строфы.) Брелоки - подвески для украшения на часовой цепочке или браслете. Резеда - ароматное травянистое растение. Резоны (разг.) - смыслы, доводы. Камышинская ветка - железная дорога от Тамбова к Камышину, городу в Царицынской области. Фата-моргана - мираж, призрак.

Определение поэзии. В этом стихотворении бросается в глаза мнимая произвольность определений поэзии: кажется, одно из определений без ущерба может быть заменено другим, а подбор слов определяется скорее их звуковой, чем смысловой близостью. Однако вспомним, что "чем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд". К тому же "звуковой портрет" поэзии в 1-й строфе не должен удивлять ("свист", "щелканье"), а ночь и пенье соловьев вообще являются непременным атрибутом любовной лирики. Если же учесть замечание Пастернака, что "...лопатками в дореволюционной Москве назывались стручки зеленого гороха... Под слезами вселенной в лопатках разумелся образ звезд, как бы держащихся на внутренней стенке лопнувшего стручка", - то остается только признать оригинальность и точность ассоциативного мышления поэта. Фигаро - опера Моцарта "Женитьба Фигаро". Во второй строфе с поэзией отождествляется и горох, и звезды, и музыка - все, чем богат мир. В результате такого восприятия действительности весь мир обнаруживает необыкновенную цельность: все предметы бытия связаны между собою, превращаются один в другой, так что музыка оборачивается градом ("низвергается градом на грядку"), а звезда - рыбой. Неожиданно драматичен финал стихотворения: "глухота" вселенной противостоит поэзии.

"Любимая - жуть! Когда любит поэт..."

Еще одно из стихотворений Пастернака, в основе которого лежит редкий для него романтический конфликт "поэта и толпы". Впрочем, это только фон, а акцент здесь перенесен на взаимоотношения поэта и возлюбленной, причем поэтический дар не отделяется от "жизненного" дара любить самозабвенно и "старомодно", подобно романтику: недаром поэт уподобляется Демону. В отличие от "комфорта" - ложного искусства, которое приукрашивает жизнь, искажая ее, подлинное искусство, как и подлинное чувство, неотделимо от жизни, является ее частью, обладает стихийной, даже хаотической природой ("и хаос опять выползает на свет", "и хаосом зарослей брызнется"). Антуан Ватто (1684- 1721) - французский художник-миниатюрист; в настоящем стихотворении табакерка, украшенная сюжетной шутливой миниатюрой Ватто, - образ утилитарного использования искусства, опошления его смысла. Анды - горная цепь в Южной Америке. Ризница - помещение при церкви для хранения риз и церковной утвари; здесь - в значении всей совокупности природного многообразия растительного мира.

"Давай ронять слова..." Стихотворение декларирует отказ от попытки глубокомысленно решать смысл бытия, разгадывать тайны жизни и смерти ("загадка зги загробной"): этот смысл в буквальном смысле очевиден и нагляден, надо только уметь его видеть в предметном многообразии мира, во всех его прекрасных подробностях. Как любовь к Богу открывает путь к Богу, так и любовь к жизни, удивление перед ней помогает понять ее сущность. Обилие редких слов в этом стихотворении заставляет вдумываться в смысл каждого из них: невнимательное отношение к словам стихотворения сделает его непонятным так же, как невнимательное отношение к жизни не дает увидеть в ней смысл. Цедра - корка апельсина или лимона. Марена - растение, из корней которого получают красную краску. "Янтарь и цедра", "мареной и лимоном обрызнута листва" здесь - желтые и красные листья. Иссурьмил - неологизм Пастернака, от слова сурьма - краска для чернения волос. Рядно - домотканый холст с редкой основой. Экклезиаст - одна из книг Ветхого Завета, написанная царем Соломоном. "С дней Экклезиаста" - с давних пор. Алебастр - строительный гипс белого цвета. Далии - георгины. Кариатиды - опоры в здании в виде женских фигур. Ягайло и Ядвига - великий князь литовский и польская королева, чей брак заложил основу польско-литовской унии под властью Ягеллонов (1386-1572). "Бог Ягайлов и Ядвиг" здесь - бог влюбленных, бог союзов, бог единства и единения всего разобщенного мира.