ПлохоОтлично

В. А. Сухов (Пенза)

МОТИВ ПРЕОДОЛЕНИЯ СМЕРТИ В ЛИРИКЕ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА И С. А. ЕСЕНИНА

В лирике М. Ю. Лермонтова и С. А. Есенина можно выделить мотив предсказания смерти, который тесным образом связан с мотивом ее преодоления. Исследователями отмечалось, что в поэзии М. Ю. Лермонтова «смерть предстает не как финал земного пути», а «как провиденциальное ощущение гибели или близкой кончины» 1 . В соответствии с таким мироощущением написано стихотворение «Завещание» (1840). Рассказывая о судьбе смертельно раненного на Кавказе офицера, Лермонтов с поразительной достоверностью выражает чувства простого человека, монолог которого поражает своим стоицизмом и спокойствием: «…Скажи им, что навылет в грудь/ Я пулей ранен был;/Что умер честно за царя/Что плохи наши лекаря/И что родному краю/Поклон я посылаю» (1, 458) 2 . Здесь ярко проявляется гуманизм поэта и его способность выйти за пределы собственной трагической судьбы.
По воспоминаниям В. Рождественского, Есенин «от некоторых стихов Лермонтова готов был плакать и неподражаемо умел напевать вполголоса на какой-то собственный мотив его «Завещание» 3 . На самом деле, Есенина, который в последние годы своей жизни предчувствовал свой трагический исход, не могли не тронуть пронзительные лермонтовские строки: «Наедине с тобою, брат, /Хотел бы я побыть:/На свете мало, говорят,/Мне остается жить… Ты расскажи всю правду ей, /Пустого сердца не жалей/ Пускай она поплачет…/Ей ничего не значит!» (1, 458) 4 . Не случайно заключительное лермонтовское двустишие обрело свою вторую жизнь в есенинском стихотворении: (1925):«Пусть она услышит, пусть она поплачет./Ей чужая юность ничего не значит» (1, 241).
В «маленькой поэме» (1924) Есенин, вспоминая своих великих предшественников, после Пушкина переходит к характеристике Лермонтова. Проводя своеобразную психологическую параллель, он объясняет причины гибели поэта его мятежным характером: «За грусть и желчь в своем лице/ Кипенья желтых рек достоин,/ Он, как поэт и офицер,/Был пулей друга успокоен» (2, 108). Есенин подчеркивал, что приехал на Кавказ не только «обрыдать» «родной прах» любимых поэтов, но и «подсмотреть свой час кончины » (2, 108). На самом деле, незадолго до гибели Лермонтов и Есенин создают пророческие произведения, в которых мотив смерти тесным образом связан с мотивом сна - предсказания. В стихотворении «Сон» (1841) лирический герой Лермонтова собственную смерть видит в «долине Дагестана», где шли самые ожесточенные сражения с горцами: « Лежал один я на песке долины», «Солнце …жгло меня - но спал я мертвым сном» (1, 477). На дар предвидения, который особенно ярко проявился в этом произведении, обратил внимание философ В. Соловьев. Он писал: «Лермонтов не только предчувствовал свою роковую смерть, но и прямо видел ее заранее» 5 . Мотив сна о собственной смерти, связанный с напряженными поисками разгадки вечной тайны бытия, возникает и в «маленькой поэме» Есенина . Предсказание смерти во сне - взгляд на себя со стороны - мертвого - все это напоминает лермонтовский «Сон». По роковому стечению обстоятельств поэма «Метель» была создана поэтом в декабре 1924 года, за год до ухода из жизни. Поэт видит себя «усопшего/В гробу» со стороны и даже принимает участие в собственных похоронах: «Я веки мертвому себе/Спускаю ниже…» (2, 151). Сравнивая лермонтовский и есенинский «сны о смерти», понимаешь, что поэты пророчески осознавали близость своего ухода в мир иной. При этом Есенин не исключал и того, что его противостояние с властью может для него закончиться трагически. С горькой иронией поэт заявлял: «И первого /Меня повесить нужно, /Скрестив мне руки за спиной» (2, 149). Есенин предпринял попытку снять тот трагический накал безысходности, который отличал поэму . Он пишет ее своеобразное продолжение - «маленькую поэму» (декабрь 1924), в которой представленной так зримо собственной смерти противопоставляет мотив ее преодоления. Устами своего лирического героя поэт с оптимизмом заявляет: «Припадок кончен./ Грусть в опале./Приемлю жизнь, как первый сон» (2, 153).
Для лирических героев Лермонтова и Есенина осознание близкой смерти связано с ощущением преодоления своеобразного духовного кризиса. Это сходство мироощущения поэтов ярко проявляется, если сравнить лермонтовскую и есенинскую элегии «Выхожу один я на дорогу» (1841) и (1924). Пророческая «тоска» сближает двух поэтов. Лирический герой Лермонтова делает исповедальное признание, которое подтверждает его невольное смятение перед лицом приближающейся смерти: «Что же мне так больно и так трудно? /Жду ль чего? Жалею ли о чем?» (1, 488). Есенинский лирический герой также не скрывает того, что, провожая близких друзей в последний путь, он всегда испытывает «дрожь». Разочарованный в жизни романтический герой Лермонтова заявляет: «Уж не жду от жизни ничего я,/И не жаль мне прошлого ничуть» (1, 488). Этому лермонтовскому разочарованию противостоит есенинское осознания «земного» счастья со всеми его радостями: «…И на этой на земле угрюмой/Счастлив тем, что я дышал и жил…» (1, 201). Лирический герой Лермонтова в духе романтизма заявляет: «Я ищу свободы и покоя! /Я б хотел забыться и заснуть!» (1, 488). Поэт противопоставляет смертный исход, связанный с «холодным сном могилы», с состоянием, пограничным, которое можно считать победой жизненных сил над смертью: «Я б хотел навеки так заснуть, /Что б в груди дремали жизни силы/ Что б дыша вздымалась тихо грудь» (1, 488). У Есенина в элегии «Мы теперь уходим понемногу» мотив преодоления смерти находит отражение в выстраданном признании лирического героя «И на этой на земле угрюмой/Счастлив тем, что я дышал и жил» (1, 201). Интересно отметить то, что и у Лермонтова и у Есенина жизнь ассоциируется прежде всего с дыханием, то есть с жизнью души. Лермонтовский лирический герой мечтает заснуть, но не «сном смерти», а «сном жизни». В связи с этим нельзя не вспомнить и признание лирического героя есенинской , которое нами уже цитировалось.
В заключение отметим, что лирические героя Лермонтова и Есенина связывают свое духовное возрождении с чувством любви к женщине и с символом вечной жизни - деревом. Лермонтовский дуб и есенинский клен - своеобразные символы бессмертия, воплотившие в себе мечту поэтов о победе жизни над смертью. Поэтому лирический герой Лермонтова мечтает о том, чтобы ему « про любовь» «сладкий голос пел». При этом песня о любви должна сливаться с шумом дуба - мифологическим образом «древа жизни». Опора на традиции славянской мифологии сближают Лермонтова и Есенина, поэтому они связывают мотив пути - дороги с образом древа жизни. «Дерево как метафора дороги, как путь, по которому можно достичь загробного мира - общий мотив славянских поверий…» 6 . Так начало лермонтовской элегии «Выхожу один я на дорогу» логично завершалось по кольцевому принципу композиции символичным обращением к образу дерева: «Надо мной чтоб вечно зеленея/Темный дуб склонялся и шумел» (1, 488).
Есенин подхватывает этот лермонтовский мотив преодоления смерти в стихотворении «Клен ты мой опавший, клен заледенелый» (28 ноября 1925). В нем, завершая свой «древесный роман» (М. Эпштейн), поэт создает свою «метафору дороги» - образ клена. Есенинский клен, «как пьяный сторож, выйдя на дорогу,/Утонул в сугробе, приморозил ногу» (4, 233). Воспринимать эту метафору необходимо в контексте стихотворения «Я покинул родимый дом» (1918), в котором поэт также изображает старого сторожа: «Стережет голубую Русь/Старый клен на одной ноге» (1, 143). Осознавая приближение смерти, Есенин с присущим ему страстным жизнелюбием восклицает: «Сам себе казался я таким же кленом,/Только не опавшим, а вовсю зеленым./И, утратив скромность, одуревши в доску, /Как жену чужую, обнимал березку» (4, 233).
Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что именно трагическое мировосприятие Лермонтова и Есенина парадоксальным образом определяет их поразительное жизнелюбие. Чем ближе смерть, тем острее жажда жизни в душах их лирических героев. Это противоборство объясняется мощным напором страстных натур гениальных поэтов. Именно поэтому Лермонтов не хотел бы «заснуть холодным сном могилы», а в стихотворении (1922) Есенин утверждал: «Не умру я, мой друг, никогда». Таким образом, в лермонтовской и есенинской лирике «провиденциальное ощущение» скорой смерти преодолевается всепобеждающим чувством любви к жизни. Не случайно после слова «жить» автор в стихотворении «Завещание» ставит жизнеутверждающий восклицательный знак. Возможно, именно поэтому Есенин начинает свое предсмертное стихотворение так, как будто отвечает лирическому герою лермонтовского «Завещания»: «До свиданья, друг мой, до свиданья/Милый мой, ты у меня в груди/Предназначенное расставанье/ Обещает встречу впереди» (1, 153).

Примечания
1. Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 310.
2. Здесь и далее в тексте приводятся ссылки на издание: М. Ю. Лермонтов. Собр. соч. в 4 т. Ленинград. 1979. В скобках указываются том и страница.
3. Рождественский В. Сергей Есенин //О Есенине. Стихи и проза писателей -современников поэта. М., 1990. С. 316.
4. Здесь и далее в тексте приводятся ссылки на издание: С. А. Есенин Полное собр. соч. в 7 т. Москва.1995 - 2001.В скобках указывается том и страница.
5. Соловьев В. Из литературного наследия. М.,1990. С. 274.
6. Славянская мифология. М., 1995. С. 225.

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

В своей философской лирике Есенин ставит множество вопросов, обращенных в первую очередь к самому себе: чем я жил, что я успел, для чего пришел в этот ми?

Есенин всегда ощущал себя частью этого мира. Часто он находил отклик своим мыслям в мире природы, поэтому его философская лирика темно переплетается с пейзажной и наполнена аналогиями между законами человеческой жизни и законами природы.

Яркий тому пример - элегия «Отговорила роща золотая» (1924). «Золотая роща» - это и конкретный природный образ, но это и метафора - жизнь поэта, человеческое бытие вообще. Философское содержание раскрывается через пейзажные зарисовки.

Тема увядания, ощущения последних дней сквозит в образе осени. Осень - время тишины, ярких красок, но в то же время - пора прощания. В этом и заключается противоречивость нашего земного существования. Журавли - это лейтмотив стихотворения, прощальной песни со всем юным, свежим, с «сиреневой цветью» природы и, главное, с душой человека. Человек одинок, однако, эта бесприютность соседствует с теплым воспоминанием: «Стою один среди равнины голой, // А журавлей относит ветер в даль, // Я полон дум о юности веселой, // Но ничего в прошедшем мне не жаль». Жизненный путь пройден, природа завершила свой круг…

Соотношение весны человека и догорающего костра жизни выражено через зримый предметный образ: «В саду горит костер рябины красной, // Но никого не может он согреть». Несмотря на это, лирическому герою не жаль прошедшей жизни, так как бытие воспринимается им как преходящее. «Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник…» - в этих словах основа философского отношения к жизни. Все мы рождены для того, чтобы умереть, каждый из нас - крошечная песчинка в мировом космосе, каждый из нас - неотъемлемая часть природы. Поэтому-то лирический герой сравнивает свой предсмертный монолог с осенним листопадом: « Так я роняю грустные слова».

Несмотря на трагическое звучание стихотворения, воспоминания о прошумевшей жизни вызывают у лирического героя приятие смерти как данности. Вообще, эта элегия очень похожа на исповедь лирического героя - Есенин поднялся над своей личной трагедией к общечеловеческим высотам.

Схожие мысли звучат в стихотворении «Не жалею, не зову, не плачу…» «Увяданья золотом охваченный, // Я не буду больше молодым» - в этих строках размышление о невозможности повернуть время вспять. «Весенняя гулкая рань» - олицетворение молодости природы и молодости жизни. Чувство неизбывной печали, мотив неотвратимой беды лирического героя перед лицом всепоглощающего времени и вечной природы снимается словом «процвесть» в последней строфе: «Все мы, все мы в этом мире тленны, // Тихо льется с кленов листьев медь... // Будь же ты вовек благословенно, // Что пришло процвесть и умереть». Именно к природе взывает лирический герой, именно с ней горше всего прощаться, стоя у роковой черты.

Человеческая душа и Мир едины, однако, порою это единство нарушается, трагическая дисгармония разрушает идиллическое существование. Это может проявляться в бытовых, житейских ситуациях. Так, в «Песне о собаке» человек с жестокостью нарушает законы природы, отнимая у матери новорожденных щенков. Это не только вызывает материнское горе, личную трагедию, но и становится причиной беды вселенского размаха: «Покатились глаза собачьи Золотыми слезами в снег», « В синюю высь звонко Глядела она, скуля, А месяц скользил, тонкий, И скрылся за холм в полях»

Есенин убежден, что нельзя вмешиваться в заданный ход жизни, изменять её темп. По-особенному звучат строки из стихотворения «Мы теперь уходим понемногу»: «И зверьё, как братьев наших меньших, Никогда не бил по голове». Так и нужно жить, понимая, что ты - не хозяин природы, мира, а их часть. Нужно наслаждаться возможностью созерцать красоты земли, нужно просто жить, беря от нее все, что можно. В этом, по мнению поэта, и есть смысл жизни: «Счастлив тем, что я дышал и жил. Счастлив тем, что целовал я женщин, Мял цветы, валялся на траве».

Видя уход в мир иной близких ему людей, лирический герой и сам ощущает приближение смерти. Он понимает, что это может произойти в любой момент. От такой мысли становится жутко и тоскливо, ведь жизнь так прекрасна и так не хочется прощаться с ней. Тем более лирический герой уверен, что мир усопших не имеет ничего общего с нашим миром:

Знаю я, что не цветут там чащи,

Не звенит лебяжьей шеей рожь.

Оттого пред сонмом уходящих

Я всегда испытываю дрожь.

Но стихотворение заканчивается жизнеутверждающе, как и почти вся философская лирика Есенина. Пока еще есть время, нужно ценить и дорожить тем, что ты живешь, любить людей, восхищаться природой, жить в гармонии с собой и окружающим миром.

Размышляя о природе, о Родине, о своей личной судьбе, поэт неизбежно приходит к мысли о том, жизнь нужно принимать такой, какая она есть: «Как прекрасна Земля И на ней человек!»

Работа на тему:

Философия творчества С. Есенина

Введение. 3

Глава 1. Экзистенциальная проблематика в творчестве Есенина. 5

Глава 2. Поэзия С. Есенина и философия «экзистенциалистов». 9

Глава 3. Философия творчества С. Есенина. 15

Заключение. 19

Цель работы – получить более глубокое представление о философских началах лирики Есенина, в том числе благодаря включению в арсенал современных исследователей элементов экзистенциального и психоаналитического методов анализа художественных явлений, ранее использовавшихся лишь западным литературоведением.

И это вполне закономерная тенденция. Ведь С. Есенин, возможно, более остро, чем многие другие поэты, сумел почувствовать такие новые симптомы духовного бытия человека, которые в итоге и составили основное содержание экзистенциальной философии и литературы ХХ века: ощущение «богооставленности» и «обезбоживания» мира; отчуждение и самоотчуждение личности; угрозу тотальной «стандартизации», способной нивелировать уникальность каждого человеческого индивидуума; утрату «интимного» состояния духа под натиском технократических и иных глобальных макротенденций.

Глава 1. Экзистенциальная проблематика в творчестве Есенина

Экзистенциальная проблематика в творчестве Есенина связана, прежде всего, с отражением кризисного сознания современного человека , переживающего драму утраты корней, единства с природой, миром, людьми, отрыв от «почвы» и «веры», других традиционных ценностей.

Ситуация духовного «промежутка» между родной почвенной стихией и новой урбанизированной реальностью надолго определила трагическую экзистенциальную остроту мироощущения поэта, почувствовавшего себя в какой-то момент «посторонним», «чужим», «лишним» в родном отечестве, подобно героям А. Камю, Ж.-П. Сартра и других писателей-экзистенциалистов:

Нет любви ни к деревне, ни к городу...

(«Не ругайтесь! Такое дело…»)

Я очутился в узком промежутке...

(Русь уходящая)

Язык сограждан стал мне как чужой,

В своей стране я словно иностранец...

(Русь Советская)

Грустно стою я, как странник гонимый,

Старый хозяин своей избы...

(«Синий туман. Снеговое раздолье...»)

«Вся экзистенциалистская литература, как философская, так и художественная - сосредоточена вокруг дилеммы: «естественный индивид - завершенная цивилизация» . Та же коллизия, по существу, воссоздана и в поэзии Есенина, причем с абсолютно экзистенциальным ракурсом восприятия - сквозь призму противоречий индивидуального сознания и частной судьбы, за которой скрыта трагедия многих.

Тенденция «отвержения цивилизации», поиск «изначальной» человечности, путь припоминания истоков – характерные мотивы многих экзистенциалистских произведений, находящие свою параллель в духовно-творческих исканиях Есенина, в частности, в стержневой для его лирики теме «ухода» и «возвращения».

Как показал еще в 30-е годы Г. Адамович, эта тема соотносится в своих истоках с библейскими мифосюжетами о «потерянном рае» и «возвращении блудного сына» .

Однако необходимо подчеркнуть, что она имеет и вполне определенные философские «созвучия», например, в гегелевской «идее развития как самообогащения духа через добровольный уход от себя в чужую стихию и возвращение с победой». С точки зрения экзистенциалистской философии «уход» также - «необходимый момент развития: только покинув родной свой дом, а затем, претерпев все необходимые испытания, дух становится тем, чем он должен быть поистине, по-настоящему обретает себя. В конце концов, получается, что развитие есть возвращение к началу, соединение с собой через временную утрату, добровольную разлуку и преодолимую боль» .

Лирический субъект есенинской поэзии ощущает свой внутренний конфликт с новой реальностью во многом так же, как герой экзистенциального типа, для которого характерна не столько «критическая позиция современника, осознающего свое антагонистическое отношение к общественному целому», сколько «стихийное изумление человека, свидетеля, случайно… заброшенного в «готовый» современный мир». При этом, как поясняет современный исследователь, «экзистенциальное чувство заброшенности возникает в связи с обнаружением «наивным» человеком своего... абсолютного внутреннего несоответствия» современной цивилизации. «И вот он, беспомощный, противостоит этой завершенной цивилизации как изначальная человеческая непосредственность, как безоружная душевная чистота» .

Лирическое «Я» Есенина во многом соответствует этому смоделированному экзистенциальной философией типу «наивного», «непосредственного» сознания, «не готового» принять сомнительные «дары» все ускоряющегося технического прогресса. Он оказывается в весьма сходном положении «изумленного свидетеля», нечаянно «заброшенного» в прежде родной, а ныне чужой для него мир из каких-то иных пределов:

Соглядатай праздный, я ль не странен

Дорогим мне пашням и лесам...

(«Каждый труд благослови, удача!»)

Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый

Бог весть, с какой далекой стороны...

(Русь Советская)

Моя поэзия здесь больше не нужна,

Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен...

(Русь Советская)

Растущую угрозу бытийного основам «естественного» сознания Есенин сумел выразить в наиболее острой форме именно потому, что по самой глубинной своей сути всегда оставался человеком и художником «почвеннического» склада, прочно укорененным в национальной духовной традиции. В своем поэтическом диагнозе трагически необратимых изменений, происходящих в самой структуре сознания современного человека, постепенно утрачивающего связь со своими корнями и первоистоками, Есенин предвосхитил известного немецкого философа Мартина Хайдеггера, спустя десятилетия сформулировавшего важную мысль, созвучную драматическому пафосу есенинской поэзии: «Сейчас под угрозой находится сама укорененность сегодняшнего человека. Более того: потеря корней не вызвана лишь внешними обстоятельствами, она не происходит лишь от небрежности и поверхностности образа жизни человека. Утрата укорененности исходит из самого духа века, в котором мы живем» .

Примечательно, что М. Хайдеггер в подтверждение этой мысли приводит слова, высоко ценимого С. Есениным немецкого поэта Иоганна Гебеля, автора поэм «Овсяной кисель» и «Тленность»: «Мы - растения, которые - хотим ли мы осознать это или нет – должны корениться в земле, чтобы, поднявшись, цвести в эфире и приносить плоды». М. Хайдеггер так комментирует эту цитату: «Мы задумаемся еще сильнее и спросим: а как обстоит дело с тем, о чем говорил Иоганн Петер Гебель. Есть ли еще родина, в почве которой корни человека, в которой он укоренен?» .

Глава 2. Поэзия С. Есенина и философия «экзистенциалистов»

Как видим, творчество С. Есенина созвучно широкому кругу идей, разрабатывавшихся европейскими экзистенциалистами. Однако в наибольшей степени проблематика есенинской поэзии соприкасается с этически ориентированной философией «русских экзистенциалистов» – Н. Бердяева, Л. Шестова, Л. Франка и др. Характеризуя своеобразие русского экзистенциализма, современные исследователи особо подчеркивают его нацеленность на постановку нравственных вопросов: «Экзистенциализм русской литературы, породивший экзистенциализм философский, связан в большей степени с проблемами вины и совести», восходящими к «христианской традиции».

Тема вины и совести образует неотъемлемый нравственно-философский подтекст есенинского творчества, особенно в поздний период. Не случайно Н. Оцуп подчеркивал в свое время, что «музой Есенина была совесть», а Марина Цветаева утверждала, что поэт погиб «из-за чувства, очень близкого к совести». Возможно, поэтому покаянные мотивы поздней лирики Есенина во многом созвучны нравственной проблематике христианского экзистенциализма, обращающегося к осмыслению таких категорий, как «тревога существования», «религиозно-этическое беспокойство», разрыв между «сущностью» и «существованием», между «подлинным» и «неподлинным» бытием.

Говоря об экзистенциальных началах в творчестве Есенина, следует иметь в виду, конечно же, не систему взглядов, а особый способ мировосприятия, основанный на способности поэта раскрывать общебытийные духовные универсалии сквозь призму индивидуального сознания.