Что такое теория 3 штилей. Что такое теория трех штилей
Михаил Васильевич Ломоносов был великим человеком. Исключительно велики заслуги Ломоносова в деле развития русского литературного языка. Недаром Радищев называл Ломоносова “насадителем” русского слова. Второго такого в российской науке не было. Но тем сильнее проявляется его гениальность, что он, будучи ученым, был одним из ведущих литераторов своего времени. Он на собственном примере доказал, что человек может заниматься наукой и одновременно искусством, физикой и литературой. Теоретическая филологическая работа и практическая писательская деятельность Ломоносова связана с расцветом русского классицизма, однако не замыкается полностью в рамках этого направления. За пределы теории классицизма выходят идеи Ломоносова об исторической обусловленности стилевой системы русского литературного языка, изложенные в “Предисловии о пользе книг церковных в российском языке” (1758). До Ломоносова русский литературный язык отличала беспорядочная смесь самых различных языковых элементов. В письменном и устном обиходе употреблялись и исконно русские слова, и церковнославянизмы, значительная часть которых обветшала, и хлынувшие в изобилии в русский язык со времен Петра I всевозможные варваризмы. Это был крайне пестрый, тяжеловесный по своей синтаксической конструкции язык. Он не мог удовлетворить растущим потребностям науки и культуры, назрела историческая необходимость коренных, решительных преобразований. В “Предисловии...” высказана схема деления литературного языка натри стиля - “высокий”, “средний” и “низкий”. Само по себе учение о трех стилях восходит к глубокой древности. В античных риториках, в учебниках красноречия духовных школ Запада, Юго-Западной Руси и Московского государства постоянно рассматриваются три разновидности речи.
Три стиля разграничиваются “по пристойности материй”. Устанавливается зависимость между “материей”, т. е. темой, предметом изложения, жанром и стилем. “Высокая материя” требует высокого жанра и соответственно - высокого стиля, “низкая материя” требует низкого жанра и соответственно - низкого стиля. Для каждого жанра предусматривается один из трех стилей, отклонения не допускаются. Героические поэмы, оды, “прозаичные речи о важных материях” должны были быть написаны высоким стилем; “все театральные сочинения, в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия”, стихотворные дружеские письма, сатиры, элегии, прозаические “описания дел достопамятных и учений благородных” - средним; комедии, увеселительные эпиграммы, песни, “в прозе дружеские письма, описание обыкновенных дел” - низким.
Эта регламентация для того времени имела определенное положительное значение, поскольку способствовала упорядочению употребления языковых ресурсов, что является одной из величайших заслуг Ломоносова в реформе русской словесности.
Такой подход был неоднозначно встречен современниками, но поскольку сложившаяся к XVIII веку ситуация в языке требовала кардинальных решений, то теория Ломоносова в конце концов восторжествовала. Ломоносов также рассматривал свою стилистическую теорию как средство борьбы со злоупотреблением иностранными словами.
Он решительно восставал против непродуманных заимствований, засорявших живой родник народного слова. И в пору, когда дворянская верхушка, а также заезжие иностранцы скептически расценивали возможности русского национального языка, работа Ломоносова по созданию своей научной терминологии имела очень большое значение. Он шел здесь различными путями. В одних случаях заменял иностранные термины отечественными названиями, в других - вводил в оборот известные русские выражения для обозначения новых научных понятий, в третьих - придавал иноязычным терминам, прочно вошедшим в русский словарь, формы, близкие к нормам отечественной грамматики.
Обладая прекрасным фонетическим чутьем, Ломоносов удачно переделал “оризонт” на горизонт, “квадратуум” на квадрат, “ваторпас” на ватерпас и т. д.
Все это способствовало нормализации русского литературного языка на определенном этапе его развития.
На практике Ломоносов указал пути к преодолению своей теории, к образованию той новой стилистической системы русского литературного языка, утверждение которой связывается с именем Пушкина.
Даже в одах, которыми Ломоносов наиболее прославился среди современников, в выборе и употреблении слов и грамматических форм он далеко не всегда следует правилам высокого стиля. Не случайно Пушкин сказал: “Слог его, ровный, цветущий и живописный, замена - главное достоинство от глубокого знания книжного славянского языка и от счастливого слияния оного с языком простонародным”. И это - во времена классицизма, времена, когда в споре о главенстве формы и содержания не могло быть никаких сомнений в лидерстве формы, а за нарушение чистоты жанра можно было на всю жизнь прослыть графоманом! Да и теорией трех стилей смешение “славенского” с “российским простонародным” в одном произведении не допускалось. Еще интереснее и важнее в одах Ломоносова свободный переход от одной манеры выражения к другой, изменение стиля. Если от традиционных, положенных по этикету восхвалений царей и цариц он переходит к предметам, которые считает действительно важными, то оставляет славянизмы, высокопарность, изукрашенность. Как просто написан знаменитый отрывок из “Оды на день восшествия на престол Елизаветы Петровны, 1747 г.”:
Науки юношей питают,
Отраду старым подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастный случай берегут:
В домашних трудностях утеха
И в дальних странствах не помеха,
Науки пользуют везде:
Среди народов и в пустыне,
В градском шуму и наедине,
В покое сладки и в труде.
Теория “трех штилей” Ломоносова вызвала горячие споры и обсуждения. В частности, на почве реформы Ломоносова возникли споры двух направлений, о главе которых стояли такие известные литераторы того времени, как Карамзин и Шишков.
Выдающийся русский ученый, просветитель, поэт Михаил Васильевич Ломоносов оставил глубокий след во многих об-ластях науки, в том числе и в языкознании. Он является одним из основоположников науки о русском языке. Им написана первая грамматика русского языка с систематически изложен-ными нормами литературного языка, созданы работы по срав-нительно-историческому изучению родственных языков, соб-раны обширные материалы по русской диалектологии и для словаря русского языка. Ему принадлежат исследования по стилистике русского языка и по этике русской художествен-ной литературы, ораторскому искусству, теории прозы и сти-хосложения, сочинения по общим вопросам развития языка. Среди основных филологических трудов М.В. Ломоносова особую роль в развитии пауки о языке сыграли «Риторика» (1748), «Рассуждение о пользе книг церковных в российском языке» (1757) и «Российская грамматика» (1755). Они подго-товили теоретическое обоснование реформы русского языка , осуществленной в середине XVIII века Ломоносовым. Эта ре-форма была продиктована как задачами введения в русскую литературу теории и практики классицизма, так и состоянием русского литературного языка, характерного для той эпохи. Рассмотрим основные положения реформы Ломоносова.
В России первой половины XVIII века, проходившей ин-тенсивный путь европеизации всех сторон общественно-культурной жизни, начатой в период Петровских реформ, бы-ла характерна ситуация своеобразного двуязычия . Это было обусловлено тем, что су шествовало две разновидности пись-менного языка, одна из которых была связана с традициями древнерусской книжности , представленной богослужебной литературой на церковнославянском языке Вторая определялась языком деловой письменности , гораздо более близким к разговорному, но отличавшимся от него канцелярским харак-тером. Это был язык официальных деловых бумаг, переписки и документов. Но потребности художественной литературы не могли быть удовлетворены ни той, ни другой разновидностью языка русской письменности.
По мере освоения русской литературой европейского классицизма , пришедшего в Россию в 30-е годы XVIII века, перед ней встала характерная для этого направления задача упорядочения языковых средств и выработки стройного и яс-ного языка произведений. Теоретик французского классициз-ма Н. Буало отмечал: «Так выбирайте же заботливо язык: / Не может говорить, как юноша, старик». Не случайно как во Франции, так и в России становление классицизма начиналось с реформы языка, который должен был соответствовать строго нормативной эстетике классицизма с его четким целением на стили и жанры. Во Франции систематизация правил и норм литературного языка была проведена Ф. Малербом, а в России эту задачу осуществил Ломоносов, создавший на основе обос-нованной им реформы русского языка теорию «трех шти-лей» . Свою теорию ученый излагает в работе «Рассуждение о пользе книг церковных в российском языке».
Ломоносов исходит из положения о том, что, несмотря на различие слов славянского происхождения и исконно русских, в современном ему языке отмечается очевидная близость этих двух языковых пластов, обусловленная длительной историей их совместного функционирования. Церковнославянский (или старославянский) язык, по мысли Ломоносова, — преемник античной и христианско-византийской речевой культуры и передатчик ее русскому литературному языку. Наряду с этим старославянский язык, много ценного передавший русскому и органически влившийся в него, явился тем скрепляющим ос-нованием, которое противостояло диалектной дробности рус-ского языка.
Многовековое русское двуязычие привело к очень глубо-кой и органичной ассимиляции большого количества славя-низмов живым русским языком. Так например, славянизмы «враг», «храбрый» вместо русизмов «ворог», «хоробрый»; «нужда» вместо «нужа», «надежда» вместо «надежа» и др. Очень частой была и такая ситуация, когда славянизм не вы-теснял русизма, но оставался в русском языке со своим само-стоятельным значением: «страна» — «сторона», «невежда» — «невежа», «горящий» — «горячий» «истина» — «правда», «изгнать» — «выгнать» и т. д. Учитывая такие языковые фак-ты, Ломоносов положил в основу своей реформы эту особую, сформировавшуюся в течение веков «славенороссийскую» языковую общность .
В своей языковой реформе Ломоносов, учитывая такой характер современного ему русского языка и сообразуясь с требованиями нормативной эстетики классицизма, обосновы-вает положение о том, что лексика литературного русского языка должна состоять из трех «родов речений» , обладающих стилистическими качествами употребительности, понятности и «пристойности», т.е. соответствия требованиям «вкуса» у классицистов. Современные исследователи, проанализировав выделенные Ломоносовым языковые группы, пришли к выво-ду, что речь идет фактически о пяти группах лексики. Но, ориентируясь на нормы классицизма, Ломоносов стремится соотнести выделенные им группы лексики стремя основными литературными стилями и жанрами классицизма: высоким средним и низким. Таким образом, членение «речений» у Ломоносова основывается, с одной стороны, на соотношении церковнославянских и исконно русских элементов языка, а с другой — соответствует требованиям классицизма.
Рассмотрим, какие языковые группы были выделены Ло-моносовым.
- К первой группе были отнесены слова, «которые у древних славян и ныне у россиян употребительны, напри-мер: бог, слава, рука, ныне, почитаю». Это именно те слова, которые, как отмечалось выше, стали явлением «славянороссийской» общности.
- Ко второй группе Ломоносов отнес сло-ва, «кои хотя обще употребляются мало, а особливо в разгово-рах, однако всем грамотным людям вразумительны, например: отверзаю, господень, насажденный, взываю». Это тот слой лексики славянского происхождения, который сохранится лишь в письменной церковной традиции, но ушел из разго-ворной речи. При этом Ломоносов отделил эту группу от ар-хаизмов, которые были совершенно непонятны уже его со-временникам («обаваю, рясны, овогда, свене»).
- В третью группу вошли исконно русские слова, «которых нет в остатках славянского языка, то есть в церковных книгах, например: го-ворю, ручей, которой, пока, лишь». Но и здесь Ломоносов провел целенаправленный отбор: он исключил «презренные слова, которых ни в каком штиле употребить не пристойно». Здесь имеются в виду грубые просторечия и вульгаризмы, ти-па: раскорячиться, пупырь.
Как видим, действительно, современные исследователи имеют основания говорить о еще двух группах, хотя и не вы-деленных Ломоносовым, но отмеченных им. Тогда к четвер-той группе должны быть отнесены «неупотребительные и весьма обветшалые» слова: обаваю — заклинаю, заговариваю, исцеляю; рясны — женское украшение, ожерелье из золота и драгоценных камней; овогда — иногда; свене — кроме, вне, исключая и подобные им. Отметим, что у Ломоносова нет пе-ревода этих слов, приведенных для примера в составе второй группы. К пятой группе могли быть отнесены слова «подлые, презренные», т.е. просторечия, о которых говорилось в связи с третьей группой Причина отсутствия у Ломоносова специальных групп для этих слов понятна: он ориентировался на задачу создания классицистской теории «трех штилей», но для истории дальнейшей кодификации русского языка и развития языкознания указанное уточнение представляется весьма су-щественным.
Итак, выделив языковые группы, Ломоносов смог предло-жить на их основе свою теорию «трех штилей» , то есть со-ответствие групп лексики высокому, среднему и низкому сти-лю с указанием их жанровой принадлежности. Материал с сайта
- Высокий стиль , по Ломоносову, предполагает использование слов первой и второй группы: основу его составляют «славенороссийская» лексика, по допускается и включение церковнославянизмов, не утративших своей семантической актуальности. Это стиль героической поэмы оды, ораторской речи.
- Средний стиль формируется также на основе «славенороссийской» лексики (вторая группа), к которой могут быть подключены и слова из первой и третьей группы , с указанием на ограничение ис-пользования «речений славенских, в высоком штиле употре-бительных, однако с великою осторожностью, чтобы слог не казался надутым» и «низких слов; однако остерегаться, чтобы не опуститься в подлость». Средний стиль рекомендован для всех прозаических театральных пьес, стихотворных посланий, сатир, эклог и элегий, а также научной и художественной про-зы.
- Низкий стиль основан на исконно русской лексике (тре-тья группа), из пего вообще исключаются церковнославяниз-мы (первая Группа), но допустимо употребление слов, общих для церковнославянского и русского языков (вторая группа). Интересно указание Ломоносова на то, что здесь допускается использование «простонародных низких слов». Это стиль эпи-граммы, песни, комедии, эпистолярной и повествовательной бытовой прозы.
Таким образом, очевидно, что реформа литературного языка, проведенная Ломоносовым, ориентирована на сред-ний стиль . В центре её оказываются слова, общие для русско-го и церковнославянского языков. Для них нет четкой закрепленности за высоким или низким стилем, а потому они, практически, могут входить во все три выделенные Ломоно-совым стилистические группы. При этом исконно русским словам (третья группа) открывается доступ в средний и низ-кий стили, а устаревшие церковнославянизмы вовсе исключа-ются из литературного использования. По мнению Ломоносо-ва, источниками славянизмов (высокой лексики) должны быть только Библия и богослужебные книги, которые располагают значительным запасом слов для выражения абстрактных поня-тий. В то же время просторечные слова (выделенная учеными пятая группа) рекомендуются к употреблению в литературных произведениях, написанных в рамках низкого и среднего сти-лей. Вульгаризмы и «подлые» слова (свойственные речи соци-альных низов), по мысли Ломоносова, можно употреблять «только в подлых комедиях». Тем не менее, такое допущение — свидетельство демократизма и широты взгляда ученого-просветителя, вышедшего отнюдь не из аристократической среды. Его реформа направлена на объединение всех живых сил русского языка на основе нормализующего отбора.
В своей художественной практике Ломоносов четко сле-довал теории «трех штилей». Он писал практически во всех стилях: это эпиграммы, послания, надписи, трагедии, перево-дил Анакреона, создал образцы научно-философской лирики. Но, вне сомнения, наибольшее значение в его литературном творчестве имел высокий стиль, характерный для оды. В це-лом же развитие русского литературного языка XVIII века, от-раженное прежде всего в художественном творчестве русских классицистов, шло в русле теории Ломоносова и проведенной им реформы. Однако писательская практика оказалась значи-тельно сложнее, богаче границ ломоносовской стилистики. По мнению известного ученого-филолога В. В. Виноградова, «да-леко не все различия и соотношения между стилями русского литературного языка XVIII в. были отмечены и систематизи-рованы М. В. Ломоносовым». Современные исследователи пы-таются решить вопрос, какой из стилей сыграл ведущую роль в развитии русского литературного языка. Они обычно под-черкивают главенствующее влияние среднего стиля. Но, как справедливо указывается в одной из работ, только условно можно говорить о том, что один какой-либо стиль «послужил основой» или «лег в основу» дальнейшего развития литера-турного языка. Для нас важнее подчеркнуть то, что именно Ломоносову принадлежит заслуга положить начало этому сложному, противоречивому процессу, который был продол-жен в русском литературе Карамзиным, Жуковским, а затем получил блестящее воплощение в творчестве Пушкина, язык которого и сейчас признан эталонным. Но развитие языка не может остановиться, а потому метод изучения и систематиза-ции языка, предложенный еще в XVIII веке Ломоносовым, и сейчас остается актуальным.
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском
Главная заслуга гения Ломоносова в реформировании русского литературного языка состоит из двух нововведений: во-первых, это его вклад в развитие силлабо-тонической системы стихосложения, созданной Тредиаковским, а во-вторых - создание им теории трех штилей, согласно которой весь русский язык следует разделить на три типа речи.
Письмо о правилах российского стихотворства
В 1739 году Ломоносов публикует трактат Письмо о правилах российского стихотворства , в котором говорит о развитии реформы стихосложения. Он предлагает к существущим двум двухсложным размерам, ямбу и хорею, добавить также три трехсложных размера - дактиль (ударение в стопе падает на первый слог), анапест (на второй слог) и амфибрахий (на третий слог). Также в этом трактате Ломоносов говорит о допущении в стихосложении различных рифм, в т.ч. перекрестных и опоясыващих, в то время как Тредиаковский писал только о мужских (ударение на первом слоге с конца) и женских (на втором).
Теория трех стилей Ломоносова
Но самым важным, конечно, стало стилистическое учение Ломоносова: его теория трех штилей .
В 1757 году он готовит к печати трактат Предисловие о пользе книг церковных в российском языке, где пишет о том, какие именно слова должны использоваться в каком жанре. По сути, знаменитая теория делится на три части: учение о типах речений, учение о штилях и учение о жанрах. Ломоносов приводит соотношение всех этих факторов в литературе.
Согласно его теории, в русском языке существовали следующие типы речений: церковно-славянские слова, общеупотребительные слова и разговорные слова - вместе они должны были сформировать литературный язык, т.е. язык богов. Отдельно Ломоносов выделял речения, которым в языке не место - это устаревшие слова, т.е. непонятные церковные выражения, и подлые слова (ругательства).
Штилей (т.е. стилей) Ломоносов выделяет три: высокий (создается церковно-славянскими и общеупотребительными словами), средний (только общеупотребительные) и низкий (разговорные слова).
Следовательно, соотношение вышеописанных слов и штилей должно было служить для формирования трех типов жанров: соответственно, высоких - оды, трагедии либо героической поэмы, написанных высоким штилем; средних - лирики либо драмы, и низких - комедий, басен либо сатиры.
Для самого себя Ломоносов жанр и штиль выбрал сразу: главные его произведения - это торжественные оды, прославляющие русских императриц (Елизавету и Екатерину) и монархию вообще. Разумеется, оды его написаны высоким, величественным языком, т.е. высоким штилем.
“Разговор с Анакреоном” - одно из наиболее известных и, казалось бы, изученных произведений М.В.Ломоносова. Ни одна работа о творчестве поэта не обходится без традиционных цитат о “геройском шуме” и “возлюбленной Матери” - России, что дает основание исследователям утверждать: именно в данном стихотворении Ломоносов выразил свое представление о задачах поэзии и назначении поэта, которое совпадало с требованиями классицизма. Наряду с этим “Разговор с Анакреоном” воспринимался либо слишком прямолинейно, как “полемически обращенный к определенному классовому адресату” 1, либо крайне однозначно: “Ломоносов четко разделяет личную жизнь поэта и его поэтическое творчество” 2. Не менее странно звучит и мысль, что “стихотворение проникнуто антивоенным духом, в нем прославляется человеческий труд” 3. Таким образом, позиция Ломоносова в “Разговоре с Анакреоном” представлялась довольно упрощенно, в результате чего и все стихотворение в целом воспринималось как простая декларация, форма которой могла и не учитываться. Наиболее показательны в этом отношении хрестоматии по русской литературе ХVIII века А.В.Кокорева и А.В.Западова 4, где из текста ничтоже сумняшеся изъяты соответственно ХХIII и ХI оды, что разрушает смысловое и художественное единство произведения. Уже Д.К.Мотольская обозначила явное внутреннее противоречие в позиции Ломоносова в “Разговоре”: “Он подавлял в себе поэта-лирика, но тем не менее интимная лирическая струя никогда не замирала в его творчестве” 5. Попытка вскрыть внутреннюю логику стихотворения и осмыслить его форму была сделана А.В.Западовым 6. Однако только Е.Н.Лебедев, рассмотрев “Разговор с Анакреоном” “в контексте общих представлений Ломоносова об истине, о нравственной свободе” 7, пришел к выводу, что поэт не проповедует гражданский долг, а признается в любви к России. Именно в этой любви, по мнению исследователя, возможно совмещении личного и общего, в чем и состоит истина. И все-таки при практически полной философской исчерпанности разбор Е.Н.Лебедева не учитывает особенностей формы ломоносовского стихотворения, фокусируется только на концептуально-смысловом плане. Попытаемся осмыслить ломоносовский текст как универсальное целое, где значимы не только мысли поэта, но и форма их выражения. “Разговор с Анакреоном” Ломоносов пишет в 1761 г. Это одно из последних его стихотворных произведений, которые вполне можно считать своеобразным “художественно-философским завещанием” 8. Ломоносов в “Риторике” как пример поэтического силлогизма приводил собственный перевод “Памятника” Горация. Однако, в отличие от последующей поэтической традиции (Державин, Пушкин), он не пытался сделать перевод поводом для оценки собственного поэтического творчества. Эта задача в определенной мере решается в “Разговоре с Анакреоном”, где глубина философской мысли соединилась с поэтическим мастерством зрелого стихотворца. Прежде всего обращает на себя внимание жанр произведения. “Разговор”, по определению Ломоносова в “Риторике”, - это “когда данную материю предлагают два, или три, или больше вымышленных лиц, разговаривая между собою” (276), т. е. это “диалог”, “беседа”. Выбирая жанр, Ломоносов уходил от характерной монологичности оды (а равно и надписи, переложения, размышления - жанров, традиционных для поэта), а следовательно, и от замкнутости монолога. Именно разговор, диалог предполагал открытость реплик, идей и позиций, что влекло за собой большую свободу, простоту и естественность. В 249 “Риторики” Ломоносов писал, что “расположение”, т.е. композиция, “полезно и необходимо нужно, ибо что пользы есть в великом множестве разных идей, ежели они не расположены надлежащим образом? Храброго вождя искусство состоит не в одном выборе добрых и мужественных воинов, но не меньше зависит и от приличного установления полков”. Композиция “Разговора с Анакреоном” внешне очень проста. Стихотворение состоит из переложений четырех од Анакреона, последовательно чередующихся с ответами самого Ломоносова. Чередование этих пар строго продумано, спаяно внутренней логикой, а потому полностью исключает перестановки или сокращения текста. В оде I Анакреон четко заявляет об основной направленности своей поэзии, подчеркивая: Ломоносов переводит эту оду трехстопным ямбом с перекрестной рифмой, что передавало легкость и изящество анакреоновой мысли. Ответ Ломоносова строится как подражание своему собеседнику, прежде всего, по форме. Это тот же трехстопный ямб с перекрестной рифмой. И смысл ответа сводится к определению объекта поэтического изображения. Однако подражая, Ломоносов одновременно заявляет о своей непохожести: Акцентируя свое “я” в последней строке, Ломоносов заявляет о возможности индивидуального, самостоятельного поэтического выбора. В следующей оде ХХIII Анакреон углубляет свою мысль. Античный поэт воспевает любовь, вино, веселье, поскольку это соответствует мироощущению, это его жизненная философия и позиция. Зная, что “жизни положен срок”, Трехстопный ямб и здесь подчеркивает естественность позиции поэта, легкость принимаемых им решений. Ответ Ломоносова на эту оду идентичен по форме, но размышления его приобретают все большую самостоятельность. Ломоносов решается оценить позицию Анакреона, право на это ему дает время: А.В.Западов и другие исследователи считают, что эти строки пронизаны авторской иронией. Действительно, в первой строке смысловое ударение падает на слово “верно”. Если бы оно было вводным, то ирония была бы очевидна. Однако во всех печатных текстах (а рукопись не сохранилась) “верно” выступает как самостоятельная лексическая единица (в значении “действительно”), подчеркивая смысловую насыщенность второй строки. А последующие десять строк раскрывают мысль Ломоносова. Главным для него является то, что Анакреон “жил по тем законам, / Которые писал”. Эта естественность, органичность жизненной позиции Анакреона-человека - одна из причин бессмертия Анакреона-поэта: Неожиданно резко звучат последние четыре строки ответа, посвященные Луцию Аннее Сенеке, римскому философу-стоику. И обращается к нему Ломоносов совсем не случайно. Сенека проповедовал отказ от радостей жизни, полный аскетизм, хотя в обыденной жизни понимал толк в наслаждениях. Но перед лицом смерти, по его мнению, человек должен от них отказаться. Совершенно очевидно, что позиция Сенеки абсолютно противоположна позиции Анакреона. Во-первых, потому что она искусственна (“правила сложил”), во-вторых, потому что она умозрительна (“И кто по оным жил?”). Сам Ломоносов категоричен в отрицании Сенеки (“Возьмите прочь”), а поэтому последние четыре строки, звучащие явно иронично, - это еще один довод в пользу Анакреона. В этой паре стихотворений обозначается важная тема - тема жизни и смерти. Слово “жизнь”, формы глагола “жить”, равно как слова “смерть”, “кончина”, “рок”, пронизывают текст всего “Разговора с Анакреоном”. Второй ответ Ломоносова ставит проблему возможного изменения жизни или манеры поведения в ожидании “рока”. Ода ХI Анакреона, безусловно, продолжает размышления на эту тему. Анакреон не хочет обращать внимания на старость, хотя она все заметнее окружающим. Он убежден, что Лысый старичок с зеркалом в руках, безудержно веселящийся, выглядит довольно нелепо. Особенно выразительно слово “старичок” (Ср. у Кантемира: “Что найпаче старику / Должно веселиться, / Ибо смерти ближе он” 10). Трехстопный ямб в данном случае создает ощущение приплясывания, что делает образ еще более выразительным. Казалось бы, Анакреон, как и в предыдущей ХХIII оде, остается верен себе и своим жизненным принципам, но центральный зрительный образ заставляет усомниться в однозначности предыдущей оценки: нет, Анакреон - не идеал, в его поэзии есть определенные изъяны. Напрашивается вопрос о другом варианте. Каков же ответ Ломоносова? Он противопоставляет Анакреону (“роскошен, весел, сладок”) ворчащего и нахмуренного Катона, ярого республиканца, фанатично служащего идее. Анакреон и Катон - явные антагонисты: В своем противостоянии Анакреону Катон, безусловно, близок к Сенеке. Но в отличие от последнего он жил не по сложенным правилам. “Однако я за Рим, за вольность твердо стану”, - такова жизненная позиция Катона, и он пойдет на все, даже на убийство (отсюда - кинжал в его руках). Практически все исследователи, кроме Е.Н.Лебедева, приходили к выводу, что Ломоносов в конце концов оказывается на стороне Катона. Однако при этом не учитывалось то, что Катон у Ломоносова непривлекателен: “ворчит, нахмурившись”, “Его угрюмством в Рим не возвращен покой” “жизнь пренебрегал”, “сам себе был смертный супостат”. Он фанатик, готовый на убийство и кончивший жизнь самоубийством, т. е. преступивший нравственные нормы и заповеди. В результате Анакреон - комичен, а Катон - страшен. При всей разности они схожи в одном - в своем максимализме. И Ломоносов приходит к такому выводу: Анакреон и Катон равновелики, равноценны. Каждый из них - личность, по-своему цельная и самобытная. Признание самоценности личности, закономерности индивидуального выбора оказывается для Ломоносова главным итогом размышлений. Значимость этого ответа в тексте “Разговора с Анакреоном” подчеркивается интонационно-ритмически и графически. Ломоносов отказывается от легкого трехстопного ямба и пишет ответ шестистопным ямбом с парной рифмой (“александрийским” стихом), неторопливым, спокойным, соответствующим глубоким размышлениям автора. Этим он практически отграничивает себя от Анакреона, по сути дела обретает собственный голос и взгляд на мир. Центральный образ оды XXVIII - “любезная ” Анакреона, портрет которой он хочет заказать художнику. Но прежде сам поэт словом прописывает черты своей возлюбленной. Обращение к художнику носит в стихе условный характер, поскольку истинный живописец - сам поэт. Его слова-краски насыщены и густы, в них нет полутонов: “кудри черны”, “очи небесны”, “Дай из роз в лице ей крови / И как снег представь белу”. В портрете явно подчеркивается чувственность образа: “взор прелестный”, “приятные уста”, “прекрасная шея”, “И не тщись всю грудь закрыть”. Последний мазок поэта удивительно эффектен: “Надевай же платье ало...” Ломоносов в переводе находит тот цвет, который наиболее соответствует чувственности героини. Алый - это не просто красный, а горящий, живой, горячий, вызывающий цвет. (Ср.: в переводе А.Д.Кантемира - “бледно-багряна одежда” 11, а у Н.А.Львова - “риза пурпурова” 12). Зрительный ряд дополняет “благовоние духов”. Протяжность звуков дает возможность почувствовать влекущую, окутывающую пряность аромата. “Любезная” Анакреона прекрасна своей чувственностью, она обещает любовь и наслаждение, т.е. то, что поэт ценит выше всего. Ломоносов переводит эту оду четырехстопным хореем, который, по его мнению, лучше всего может выразить обыкновенные “аффекты” (чувства). Важно и то, что Ломоносов разбивает текст на строфы, октавы, тем самым фиксируя отдельные черты в портрете, делая их более рельефными. еще раз подчеркивают мысль, прозвучавшую в предыдущем ответе, о том, что каждый волен выбирать свой образ жизни, свой поэтический идеал, у каждого свое представление о прекрасном. Здесь не может быть единого и однозначного мнения. Вечной, переживающей “рок”, остается поэзия. Только в ней - истина и смысл жизни поэта: Анакреон - настоящий поэт. Теперь в его руках лира (не “гусли” и не “струны”, как в оде I) - атрибут истинного поэта. И опять Ломоносов решает подражать Анакреону, но только в определении предмета изображения. Он тоже хочет создать портрет, но не любимой девушки, а возлюбленной Матери. Далее Ломоносов рисует великолепный по своей силе и мощи аллегорический портрет России, подчеркивая ее зрелость, здоровье, материнскую силу, мудрость, величие и гордость. Изображение абсолютно лишено чувственности, оно торжественно и монументально. Ломоносов насыщает текст славянизмами (“потщись”, “чело”, “глава”, “очи”, “млеко” и др.), усеченными формами (“здравы”, “небесны”, “кудрявы”, “созревша” и др.), использует инверсию (“Огонь вложи в небесны очи / Горящих звезд в средине ночи”). Благородно, “велелепнейше” звучит любимый Ломоносовым четырехстопный ямб (его благозвучие оттеняется четырехстопным хореем). Но ответ Ломоносова отличается не только исключительной изобразительностью, в нем заключен важный для понимания всего творчества поэта смысл. Россия - это возлюбленная Мать для Ломоносова, а поэтому он любит ее той глубокой любовью, которая естественна как сама жизнь. Но Россия - это и Богиня. Ей поклоняются, а поэты ее воспевают. Более того, Россия - Муза Ломоносова. Такая позиция и человека, и поэта ставит Ломоносова в один ряд с Анакреоном и Катоном. Отсюда и форма разговора на равных с образцовым поэтом. Эту равновеликость Ломоносов подчеркивает в тексте следующим образом: Анакреон Ломоносов Ода I Ответ В целом же последний ответ Ломоносова смыкается с началом “Разговора с Анакреоном”. Заявленные в оде I и в ответе на нее Ломоносова мысли постепенно наполнились глубоким философским смыслом. Перед нами единое, целостное стихотворение с четкой внутренней логикой, стройной композицией, продуманной ритмической организацией и системой образов. Наряду с этим “Разговор с Анакреоном” касается еще одной важной теоретической проблемы классицизма - проблемы подражания. Ломоносов в своем стихотворении демонстрирует наглядно, как перевод или переложение рождает подражание и по форме, и по содержанию (Ответ на Оду I), но затем, сохраняя форму, поэт стремится наполнить ее новым смыслом (Ответ на Оду ХХIII), а это, в свою очередь, ведет к поискам новой, индивидуальной формы (Ответ на оду ХI). Результат этого процесса - собственное, оригинальное творчество (Ответ на оду ХХVIII). Эта “схема”, обозначенная в “Разговоре с Анакреоном”, была выражением общей закономерности, характерной для литературного процесса в России ХVIII века. Осваивая античный и западноевропейский материал, русская литература не просто подражала, но, подражая, оставалась сама собой. И этот сложный процесс был залогом, условием дальнейшего самобытного развития нашей словесности. Автором этого учения стал знаменитый культурный, научный и общественный деятель М.В. Ломоносов. В 18 веке русский язык был фактически разделен на два направления - церковно- и разговорный. Письма и писались на церковно- , и зачастую текст было невозможно понять обычному человеку. Также русский язык имел множество устаревших выражений, заимствований из других языков, тяжеловесных синтаксических конструкций. Грамматика и при этом различались от области к области.Ломоносов провел огромную работу по структурированию языка. Он осовременил его, издал учебники по грамматике, множество слов, заменявших иностранные и сблизил церковно-славянский язык с разговорным. Теория «трех штилей», или, говоря современным языком, «трех стилей», была предназначена для литературы. Она делила все литературное наследие на высокий, средний и низкий стили, которым соответствовали различные лексические нормы.
