Маяковский поздняя лирика. Любовная лирика Маяковского. Любовная лирика в творчестве Маяковского

Яковлев Г.Н.

Интерес к этой теме неиссякаем.

Маяковского принято считать прежде всего поэтом-трибуном. Но он не отказывался писать о любви, да и не мог не писать о ней, однако эта тема занимает в его революционной поэзии более скромное место, чем у других поэтов. Причину он объяснял сам:

Я буду писать
и про то,
и про это,
но нынче
не время
любовных ляс.
Я
всю свою
звонкую силу поэта
тебе отдаю,
атакующий класс.

Но «про это» Маяковский не забывал. Для него любовь никогда не была чем-то второстепенным, несущественным в жизни. «Любовь - это сердце всего,- писал поэт.- Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным». О нем можно смело сказать, что любовь он бережно пронес через всю жизнь:

Если
я
чего написал, если
чего
сказал, тому виной
глаза-небеса,
любимой
моей
глаза.
(«Хорошо!»)

Конечно, творчество послеоктябрьского Маяковского отличается от его творчества до революции: он был наделен исключительным чувством эпохи, пульса времени. Коренная ломка общественно-политического уклада в России определила иное мироощущение поэта, выдвинула перед ним новые морально-этические проблемы. Но есть нечто незыблемое, нетленное в любовных стихах Маяковского разных эпох: распахнутость, откровенность, порой, я бы сказал, громогласная интимность («Облако в штанах» и Др.), глубокое и чистое чувство, исключающее какие бы то ни было компромиссы, расчеты, диктуемые благополучным «благоразумием» («Вовеки не придет ко мне позорное благоразумие», - напишет он незадолго до смерти). Но именно на расчете основана буржуазно-обывательская «любовь», покупаемая людьми, готовыми «любимую на деньги и славу выменять». Подобные человеческие отношения Маяковский в своих дореволюционных произведениях с отвращением отвергал («Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Человек» и др.) и говорил о высоком и бескорыстном чувстве:

А мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.

Это стихотворение «Лиличка! Вместо письма» (1916), в котором и по прошествии почти семидесяти лет ни одно слово не кажется затасканным, заштампованным, каждая строка заучит сильно, свежо, самобытно. В его стихах 1915-1916 гг. - и ощущение трагизма, одиночества, и готовность к самосожжению во имя любви:

И только боль моя острей - стою,
огнем обвит, на несгорающем костре немыслимой любви
(«Человек»),

и море нежности:

последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.

(«Лиличка! Вместо письма»)

«Он был очень добр... необыкновенно мягкий, очень ласковый... Резким он был только на эстраде», - вспоминала о поэте Лиля Юрьевна Брик.

В поэме «Люблю» (1922), проклиная продажную «любовь» буржуазного общества, поэт славит любовь раскрепощенную, свободную от власти денег, но не от понятий чести, порядочности, благородства. Теории мимолетной, «свободной любви» («стакана воды»), получившей распространение в 20-е годы, Маяковский противопоставляет любовь верную:

Не смоют любовь ни ссоры, ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкоперстый,
клянусь -
люблю
неизменно и верно!

Поэма «Люблю» появилась в период нэпа, когда в печать хлынул поток низкопробных, слащавых, пошлых или декадентски надрывных стихов о любви, рассчитанных на мещанский вкус. Сентиментально плаксивые и умиленно сюсюкающие названия сборников говорили сами за себя: «Больная любовь», «Голубая спаленка», «Любовный бред» и т. п. Маяковский иронизировал по этому поводу:

В вашем квартирном
маленьком мирике
для спален
растут
кучерявые лирики.
(«Люблю»)
Так что же: долой интим? Да здравствует барабан? Отныне и навеки? Да нет, конечно же, нет:
Разнообразны
души наши.
Для боя - гром,
для кровати -
шепот.
А у нас
для любви и для боя -
марши.
Извольте под марш
к любимой
шлепать!
(«Передовая передового»)

Но Поэт революции не замыкался в узком квартирном мирке, мыслил и чувствовал масштабно. Это и отличало его, большого поэта и настоящего человека, от некоторых собратьев по перу.

Маяковскому было ненавистно любое загрязнение поэзии обывательскими страстишками, излияниями мелких душ, жаждавших «изячной» жизни и любви. Доставалось и неплохим, но оступившимся современным ему поэтам. Маяковский критиковал Ивана Молчанова и других авторов, не умевших за «косынкой цвета синьки» разглядеть человеческую сущность и скатывавшихся к той же мещанской пошлости. Поэту, ценителю истинной женской красоты, всегда была чужда подмена глубоких и красивых чувств животной страстью или принципом купли-продажи. Вспомним его стихотворение «Красавицы» или «Письмо к Татьяне Яковлевой»:

Я не люблю
парижскую любовь: любую самочку
шелками разукрасьте, потягиваясь, задремлю,
сказав -
тубо
собакам
озверевшей страсти.

При всей публицистической широковещательности, ораторской мощи поэтического голоса Маяковского необычайно привлекает подчеркнутая сдержанность, даже застенчивость названий его поэм «Люблю», «Про это». В его поэмах личное, интимное неразрывно переплетается с общественным, выражена мечта о будущем, когда ко всем людям придет настоящая любовь:

Чтоб не было любви - служанки замужеств,
похоти,
хлебов.
Постели прокляв,
встав с лежанки, чтоб всей вселенной шла любовь.
(«Про это»)

Но если «любовь - это сердце всего», то понятно, что она несет и страдание, и счастье, вызывает сложнейший комплекс переживаний. Горькие, с оттенком самоиронии слова о любви рассыпаны в различных стихотворениях Маяковского:

Вот и любви пришел каюк, дорогой Владим Владимыч

(«Юбилейное»),
Видано ль,
чтоб человек
с такою биографией
был бы холост
и старел невыданный?!
(«Прощание»),
Любви я заждался,
мне 30 лет.
(«Тамара и демон»)

Грустно звучит и шутливое стихотворение, пронизанное мотивом тоски и одиночества, - «Разговор на одесском рейде десантных судов «Советский Дагестан» и «Красная Абхазия» (1926). Не складывалась личная жизнь поэта так, как ему хотелось...

Новая большая любовь пришла к Маяковскому в последние годы жизни. В Париже в 1928 г. он встретился с Татьяной Яковлевой, выехавшей туда в 1925 г. к дяде-художнику. Это была, судя по всему, умная и красивая девушка (в стихах Маяковский называет ее красавицей). Очевидно, любовь была взаимная. В письмах к матери в Россию Татьяна рассказывала о поэте и отношениях с ним: «Он изумительно ко мне относился... Он звонил из Берлина, и это был сплошной вопль. Я получаю каждый день телеграммы и каждую неделю цветы. Он распорядился, чтобы каждое воскресенье, утром, мне посылали бы розы до его приезда. У нас все заставлено цветами. Это очень симпатично и, главное, так на него похоже. Очень мне было тяжело, когда он уезжал. Это самый талантливый человек, которого я встречала»; «Бесконечная доброта и заботливость... Здесь нет людей его масштаба. В его отношениях к женщинам (и ко мне в частности) он абсолютный джентльмен»; «Люди, с которыми я встречаюсь, большей частью «светские», без всякого желания шевелить мозгами или же с какими-то мухами засиженными мыслями и чувствами. Маяковский же меня подхлестнул, заставил (ужасно боялась казаться рядом с ним глупой) умственно подтянуться, а главное, остро вспомнить Россию... я чуть не вернулась. Он такой колоссальный и физически, и морально, что после него буквально пустыня».

Существует красивая легенда о грузинском художнике Пиросманишвили, осыпавшем любимую розами, легенда, послужившая основой известного стихотворения А. Вознесенского, которое стало популярной песней. Но то легенда. Перед нами же прекрасная быль, обнажающая нежную, любящую, красивую, ранимую душу поэта, которого многие представляют себе не иначе, как каменную глыбу, непробиваемый монолит, как неисправимо грубого и резкого человека. Многие месяцы получала Татьяна Яковлева корзины цветов из парижского розария от уехавшего в СССР Маяковского. Им были заготовлены милые стихотворные записки, которые вкладывались в букеты и корзины, например:

Мы посылаем эти розы вам, чтоб жизнь казалась в свете розовом. Увянут розы... а затем мы к стопам повергнем хризантемы.

Ей, Татьяне, адресовал Маяковский стихотворное письмо, которое явно не предназначалось для печати и долго не публиковалось. Тем ценнее для нас то, что и в этом интимном послании поэт ни в чем не изменил себе: он чист, честен и благороден как любящий мужчина и как гражданин своей великой Родины.

В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.

Это начало стихотворения, в котором неразрывно сочетаются и боль за истерзанную трудностями страну, и преданность ей, и полное человеческого достоинства и нескрываемой нежности обращение к любимой женщине («Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук», «Я все равно тебя когда-нибудь возьму - одну или вдвоем с Парижем»).

Хрестоматийным стало и другое стихотворение, также связанное с именем Татьяны Яковлевой, - «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви». Произведение и серьезное, и шутливое, причем эта двойственность, как подмечено исследователями, чувствуется уже в заглавии: соседство слов «Париж» и «любовь» традиционно вызывает представление о легком увлечении, и в то же время рассуждение «о сущности любви» - это нечто вроде серьезного философского трактата. Но в полушутливой форме Маяковский высказывал в нем и свой заветные мысли. Он всегда считал, что настоящая (а тем более взаимная) любовь должна вдохновлять человека, вызывать подъем творческих сил. В одном из писем поэт утверждал: «Любовь - это жизнь, это главное. От нее разворачиваются и стихи, и дела, и все прочее». Об этом-то и говорится в светлом, бодром, жизнеутверждающем стихотворении. Детальному анализу «Письма товарищу Кострову...» посвящена статья Д. Устюжанина «Громада - любовь». И как всегда, Маяковский гордится своей страной, где он знаменит как поэт. В лирическом стихотворении, изобилующем яркими сравнениями, неповторимой поэтической образностью, прежде всего поведано о глубине и силе «простой человеческой» любви:

Не поймать
меня
на дряни,
на прохожей
паре чувств.
Я ж
навек
любовью ранен -
еле-еле волочусь.

На основании рассмотренных произведений нетрудно сделать вывод о том, что невозможно отделить любовную лирику Маяковского от его гражданской, политической лирики. Цельность натуры Маяковского, определенность его жизненной позиции обусловили нерасторжимость в его творчестве личного и общественного.

В заключение хотелось бы обратиться к словам Д.И. Писарева: «...Подумайте все-таки, что такое лирика? Ведь это просто публичная исповедь человека? Прекрасно. А на что же нам нужна публичная исповедь такого человека, который решительно ничем, кроме своего желания исповедоваться, не может привлечь к себе наше внимание?.. Лирика есть самое высокое и самое трудное проявление искусства. Лириками имеют право быть только первоклассные гении, потому что только колоссальная личность может приносить обществу пользу, обращая его внимание на свою собственную частную и психическую жизнь».

В том, что Маяковский был колоссальной личностью, сомнений нет. Но он считал, что время стихов о любви еще не настало, однако эта эпоха непременно придет. Остается только пожалеть, что Владимир Маяковский не дожил до другого времени. Но и то, что он успел написать о любви, представляет большую моральную и художественную ценность.

Ключевые слова: Владимир Маяковский, кубо-футуризм, критика на творчество Владимира Маяковского, критика на стихи Владимира Маяковского, анализ стихов Владимира Маяковского, скачать критику, скачать анализ, скачать бесплатно, русская литература 20 века

Сочинение

В.В. Маяковский - русский поэт начала XX века. До сих пор среди поэтов, связанных с «серебряным веком», он остается самой неоднозначной фигурой. Сам Владимир Маяковский в своей авто­биографии писал: «Я - поэт. Этим и интересен». Родился

В.В. Маяковский в селе Багдади близ Кутаиси, в Грузии. В отроче­ские годы поэта после смерти отца (1906) семья переезжает в Моск­ву. В столице будущий поэт знакомится с членами социал- демократических кружков, увлекается марксизмом, вступает в 1908 году в члены РСДРП. За активную подпольную революционную работу В. Маяковского трижды арестовывают и сажают в тюрьму. Находясь в одиночной камере Бутырской тюрьмы после третьего ареста, он начинает писать стихи и решает оставить партийную ра­боту, для того чтобы «делать социалистическое искусство». Первые поэтические опыты не удовлетворяют самого поэта, и он решает по­святить себя живописи, поступив в 1911 году в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Там В. Маяковский знакомится с Д. Бурлюком, потом с В. Хлебниковым, А. Крученых и вместе с ними становится активным участником нового литературного направле­ния - футуризма. В. Маяковский пишет манифест - литератур­ную программу футуристов - «Пощечина общественному вкусу» (1912). Первые поэтические произведения В. Маяковского свиде­тельствуют о незаурядном таланте поэта. В.В. Маяковский занят поисками новых художественных средств: ритмика стиха, образ­ность, обновляется лексический словарь, изменяется графическая структура стиха - поэт пишет произведения «лесенкой», чтобы пе­редать мельчайшие оттенки поэтической речи. Например, в стихо­творении «А вы могли бы?» (1913) реальная действительность со­прикасается с лирическим бытием поэта:
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
(«А вы могли бы»)

В этом стихотворении Маяковский утверждает, что поэзии дано право преображать будничную действительность:
Я сразу смазал карту будня,
Плеснувши краску из стакана.

В произведении образ города изображается живописно и музы­кально. Образы первого ряда образуют поэтический натюрморт: краски, карта, блюдо студня, чешуя жестяной рыбы. Звуковой ряд образуют флейта, ноктюрн. Под студнем поэт понимает застывшее, неживое искусство, сквозь которое проступает образ бурного океана деятельности. В зрительных образах (чешуя жестяной рыбы напо­минает ему губы, призывающие будущее) угадывается связь с му­зыкальной мелодией, поэтому закономерна метафора, используе­мая в финале стихотворения: водосточные трубы превращаются во флейту. Настоящий художник слова может даже на таком стран­ном инструменте сыграть истинный ноктюрн. По-своему понял данное стихотворение А.П. Платонов: «Всякий человек желает уви­деть настоящий океан, желает, чтобы его звали любимые уста… и прочее, необходимо, чтобы это происходило в действительности». Поэт заменяет отсутствие этого в реальности своим воображением. Стихотворение «А вы могли бы?» передает трагизм положения творца в мире непонимания, душевное одиночество. В бездуховной атмосфере поэт лишен главных радостей жизни: чувства океана, безграничной свободы и любви. Уже в ранних произведениях пред­революционного периода («Нате!» (1913), «Вам!» (1915)) лирический герой одинок, находится в атмосфере обывательской пошлости. По­эт чувствует свою обособленность, называя себя «грубым гунном». В стихотворении «Нате!» сатирически изображается мир «жирных» обывателей, смотрящих «устрицей из раковин вещей». Используя сарказм, поэт пишет о пристрастии мещан к вещам, о потребитель­ском отношении к духовным ценностям:
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.

Выходят также такие сатирические произведения В. Маяковско­го: «Гимн здоровью» (1915), «Гимн критику» (1915), «Гимн взятке» (1915), «Гимн обеду» (1915), где поэт не воспевает жизнь, а наобо­рот, бичует равнодушное отношение к жизни, оторванность от ок­ружающего мира, низменность поступков и интересов, безнравст­венность, бездуховность, обывательщину. В самих названиях данных стихотворений заложено комическое несоответствие: гимн - торжественная песнь, посвящать которую в честь взятки или обеда смешно. Используя традиционный сатирический прием - злую иронию - поэт привлекает внимание читателя, высмеивая низменность человеческой натуры. Например, в стихотворении «Гимн обеду» выводится иронический образ обжоры-обывателя:
Ты так не хуже! Наоборот,
Если б рот один, без глаз, без затылка,
Сразу могла б поместиться в рот
Целая фаршированная тыква.

В данном произведении дана натуралистическая картина пре­вращения человека в животное. В. Маяковский постоянно экспери­ментирует в области стиха. Такое отношение к традиционному сти­хосложению не является самоцелью (как у некоторых футуристов), наоборот, поэт стремится сделать стих выразительным, а поэтиче­ский текст более понятным читателю. Например, стихотворение «Послушайте!» (1914) - лирическая миниатюра, центральным ху­дожественным образом которой является образ звезды как символа мечты, надежды:
Ведь, если звезды зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!

Обращение - основной риторический прием, используемый В.В. Маяковским в стихотворениях. Поэту необходим слушатель, читатель.

В 1914 году вместе с футуристами (Д. Бурлюком и В. Каменским) поэт совершает поездку по стране, ведет агитационную работу, пи­шет поэму «Облако в штанах» (1915). Постепенно границы футуриз­ма становятся тесны для В.В. Маяковского. Он начинает сотрудни­чать в журнале «Новый сатирикон», знакомится с А. Ахматовой, О. Мандельштамом, М. Горьким, которые отметили его талант.

Февральскую, а затем Октябрьскую революцию В. Маяковский принял восторженно. Поэт слышит «музыку революции», стремится в настоящем увидеть приближение будущего.

Теме революции посвящены две поэмы В. Маяковского: «Хоро­шо» (1927), «Владимир Ильич Ленин» (1924). Центральным худо­жественным образом в данных произведениях становится образ времени, которое поэт стремится приблизить. Поэмы пронизаны романтическим пафосом:
А моя
страна -
подросток, -
твори,
выдумывай,
пробуй!
(«Хорошо»)

После революции В.В. Маяковский продолжает писать сатири­ческие произведения, в которых высмеивает бюрократизм, взяточ­ничество, подхалимство - вновь появившиеся пороки человеческо­го общества, обостряется конфликт поэта со временем. В стихотворениях «Подлиза», «Прозаседавшиеся», ведущим сатириче­ским приемом становится гротеск - происходит смешение реаль­ного и фантастического. Например, в стихотворении «Прозаседав­шиеся» дан образ раздвоившегося человека:Взъяренный,
На заседание
Врываюсь лавиной,
Дикие проклятья дорогой изрыгая.
И вижу:
Сидят людей половины.

Происходит утрата нравственных, духовных ценностей, раз­двоение личности. В стихотворении «Подлиза» дан образ подхали­ма-обывателя, который ради карьеры забывает о чувстве собствен­ного достоинства, о человеческом облике:
Этот сорт народа -
тих
и бесформен,
словно студень…

В стихотворении используются гиперболы, которые делают образ гротескным, раскрывая сущность человеческой натуры: «А язык?! На метров тридцать догонять начальство вылез…». Итоговые сати­рические произведения - комедии «Клоп» (1928-1929) и «Баня» (1929-1930).

В поэтических произведениях послереволюционной эпохи появля­ются и трагические образы. Например, в стихотворении «Хорошее от­ношение к лошадям» (1918) раскрываются пороки современного обще­ства. Данное произведение сюжетно: люди, увидев упавшую лошадь, продолжают заниматься своими делами, исчезло сострадание. Толь­ко лирический герой испытал «какую-то общую звериную тоску»:
Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте -
Чего вы думаете, что вы их плоше?…

Фраза из стихотворения: «…все мы немножко лошади», стала крылатой. Очевиден гуманистический пафос стихотворения, На­строение трагического одиночества создают различные поэтические приемы, например звукопись, когда точно подобранное сочетание звуков передает голоса улицы: «сгрудились, смех зазвенел и зазвя­кал», - стук лошадиных копыт:
Били копыта.
Пели будто:
- Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.

Нетрадиционное сочетание слов используется поэтом для пере­дачи конфликта: «улица опрокинулась», «смеялся Кузнецкий», «улица скользила». Особая рифмовка произведения также способ­ствует нагнетанию тягостной атмосферы одиночества лошади в толпе зевак:
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны, пришедшие Кузнецким клешить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
- Лошадь упала!
- Упала лошадь!

Используемая метафора «льдом обута» передает восприятие ло­шади: скользит улица, а не лошадь. Инверсия «штаны пришедшие Кузнецким клешить» раскрывает место и время действия стихотво­рения: торговые ряды Кузнецкого моста.

Финал стихотворения Символичен: лошадь вспоминает детство - самую безоблачную пору; время, когда каждый с надеждой смотрит в будущее:
И всей ей казалось -
Она жеребенок,
И стоило жить,
И работать стоило.

В.В. Маяковский повышенное внимание уделял слову, в его про­изведениях встречаем множество авторских неологизмов. В стихо­творении «Необычное приключение, бывшее с Владимиром Мая­ковским летом на даче» (1920): «златолобо», «ясь», «трезвонится», «вспоем». Поэт играет со словами и рифмами, используя омонимы: «Гоню обратно я огни впервые с сотворенья. Ты звал меня? Чаи гони, гони, поэт, варенье/», синонимы: солнце, златолобо, светило. Поэтический прием олицетворения несет огромную смысловую на­грузку в стихотворении «Товарищу Нетте, пароходу и человеку» (1926), когда воспоминания о человеке Теодоре Нетто адресуются пароходу, названному в его честь. Стихотворение начинается с не­обычной метафоры и сравнения: «порт, горящий, как расплавлен­ное лето». Используемые в начале стихотворения аллитерации создают атмосферу фантастического, призрачного:
Я недаром вздрогнул.
Не загробный вздор…

Напряженность при описании парохода сменяется ироничной интонацией при воспоминаниях о дипломатическом курьере Тео­доре Нетто, который «пивал чаи» в «дип-купе», спорил о поэзии, ох­ранял важные документы. После воспоминаний о Нетте дан лун­ный пейзаж, который переводит их в философский план: теперь это уже не размышления о конкретном лице, а мысли о человеческом подвиге и бессмертии вообще. Из противопоставления образов па­рохода - Нетто и человека - Нетто рождается мысль: если чело­век смог найти в жизни что-то важное, подняться до уровня подви­га, значит, он победил время. Появляется образ МЫ, который объединяет не только поэта и Теодора Нетто, но и читателя:
Мы живем,
зажатые
железной клятвой
…
Мы идем
сквозь револьверный лай…

В статье «Как делать стихи» В.В. Маяковский объясняет читате­лю, как «делаются», создаются, конструируются стихотворения. Для этого поэтом используется тоническая система стихосложения: рит­мичность речи создается через использование одинакового количест­ва ударений в строке. В стихотворениях, посвященных назначению поэзии («Юбилейное» (1924), «Разговор с фининспектором о поэзии» (1926), «Сергею Есенину» (1926), «Разговор с товарищем Лениным» (1929)) В.В. Маяковский обозначает место «поэта в рабочем строю». Непросто складываются взаимоотношения В. Маяковского с А.С. Пушкиным: футуристический лозунг («сбросить Пушкина с ко­рабля современности») многие восприняли буквально. В основе ком­позиции стихотворения «Юбилейное» - беседа лирического героя с А.С. Пушкиным, которая переведена в личный, интимный план:
Александр Сергеевич,
разрешите представиться.
Маяковский.

В стихотворении объяснена роль поэзии в обществе, а все поэты ус­ловно разделены на тех, кто «в жизни был мастак» и «балалаечников». Ключевой фразой стихотворения являются слова: «Я люблю вас, но живого, а не мумию», в которой выражено истинное отношение поэта к А.С. Пушкину. Чтобы создать настоящее художественное произве­дение, необходимо переработать «тысяч тонн словесной руды».

Конфликт поэта со временем продолжает нарастать. Стремле­ние приблизить будущее вступает все в большее обострение с ре­альным ходом жизни. Даже любовь теперь уже не спасает поэта. Например, в стихотворении «Письмо Татьяне Яковлевой» (1928) тема любви не может получить счастливого разрешения. Лириче­ский герой связывает свои надежды с грядущим. Личное и соци­альное переплетаются:
Я не сам,
а я
ревную
за Советскую Россию.

Интимный разговор о чувстве, связывающем только влюбленных, переходит в разговор о счастье «ста миллионов». В этом основная черта всей поэзии В.В. Маяковского - предпочтение лирическому самовыражению, утверждение собственной позиции, своего пред­ставления о мире, месте человека в нем, о человеческом счастье. По­этому его стихи ориентированы на разговорную (ораторскую) речь.

Разочарование в любви, разрыв с современностью - все это при­вело к тяжелейшему кризису, который разрешился 14 апреля 1930 года выстрелом в сердце.

Как известно, лирика передает переживания человека, его мысли и чувства, вызванные различными явлениями жизни. В лирике Маяковского изображается строй мыслей и чувств нового человека - строителя социалистического общества. Основные темы лирики Маяковского - советский патриотизм, героика социалистического строительства, превосходство социалистического строя над капиталистическим, борьба за мир, укрепление оборонной мощи страны, место поэта и поэзии в рабочем строю, борьба с пережитками прошлого и т.д.

Слитые воедино, они воссоздают величественный облик советского человека, горячо любящего свою родину, преданного идеям революции и народу. Очень дорога открытость, гражданственность поэта, его стремление показать "естество и плоть" коммунизма, каждого зажечь желанием "думать, дерзать, хотеть, сметь". Во имя революции Маяковский создает необычайный ораторский строй стиха, который поднимал, звал, требовал идти вперед.

Лирический герой Маяковского - борец за всеобщее счастье. И на какое бы важнейшее событие современности не откликнулся поэт, он всегда оставался глубоко лирическим поэтом и утверждал новое понимание лирики, в котором настроения советского человека сливаются с чувствами всего советского народа. Герои Маяковского - обычные, но в то же время удивительные люди ("Рассказ о Кузнецкстрое"). Во время строительства города мужественные люди живут под открытым небом, мерзнут, голодают, впереди у них большие трудности, но губы упрямо шепчут в лад:

...через четыре года

здесь будет город-сад!.

Лирика Маяковского богата и разнообразна. Немало своих стихов поэт посвятил патриотизму советских людей. Лучшие из них - "Товарищу Нетте - пароходу и человеку"/1926г./ и "Стихи о советском паспорте". Первое стихотворение - воспоминание о советском дипкурьере Теодоре Нетте, героически погибшем при выполнении служебного долга. Вступлением к теме служит встреча Маяковского с пароходом, носящим имя прославленного героя. Но постепенно пароход как бы одушевляется, и перед поэтом возникает образ человека.

Это он - я узнаю его

В блюдечках-очках

спасательных кругов.

Здравствуй, Нетте!

Затем следует воспоминание о Нетте, который был другом Маяковского. Эти будничные воспоминания сменяются в центральной части стихотворения описанием героического поступка простого советского человека - "след героя светел и кровав". Рамки стихотворения расширяются: начатое с описания дружеской встречи, оно поднимается до мыслей о Родине, о борьбе за коммунизм. Такие как Нетте не умирают - память о них народ воплощает

...в пароходы,

в строчки,

и в другие долгие

дела.

Гимном советской Родине звучит и другое лирическое стихотворение Маяковского - "Стихи о советском паспорте"/1929 г./. Стихотворение начинается с незначительного события - с описания проверки паспортов в железнодорожном вагоне в момент прибытия поезда на границу. И поэт замечает многое: и учтивость чиновника, который "не переставая кланяться", "с почтеньем" берет паспорта американца и англичанина; и его пренебрежение при виде польского паспорта.

И вдруг,

как будто

ожогом

скривило

господину.

Это господин чиновник

берет

мою краснокожую паспортину.

Мирное течение нарушено. "Жандармская каста" готова кинуться на поэта, но в его руках -

"молоткастый, серпастый, советский паспорт",

за ним- страна социализма. Маяковский горд за свою могучую Родину:

"Читайте,

завидуйте, я - гражданин

Советского Союза!"

Много стихов посвятил Маяковский и поэзии /"Юбилейное", "Сергею Есенину", "Во весь голос" и др./ Он пишет "о месте поэта в рабочем строю", о значении поэзии для народа, для его борьбы за коммунизм. Поэт подчеркивает ответственность поэта перед советским обществом, поэтому его лирика отличается высокой идейностью и народностью..

Лирика Владимира Маяковского

“Любовь это жизнь, это главное. От нее

разворачиваются и стихи, и дела, и все прочее.

Любовь это сердце всего. Если оно прекратит

работу, все остальное отмирает, делается

мнимым, ненужным. Но если сердце работает,

оно не может не проявляться в этом во всем”.

Маяковский и любовная лирика. Считалось, что эти два понятия несовместимы; ведь при изучении поэзии Маяковского обычно обращают внимание на ее гражданские и философские аспекты. Это вполне закономерно и определяется желанием представить автора как главного поэта революции. Но в последние годы стало появляться все больше и больше материалов, заставляющих по-новому взглянуть на жизнь и творчество Маяковского.

О месте любовной лирики в его творчестве свидетельствуют такие поэмы, как “Облако в штанах”, “Флейта-позвоночник”, “Человек”, “Люблю”, “Про это”. Именно любовная лирика может играть важнейшую роль в осмыслении всего созданного Маяковским. Однако сразу возникает вопрос, как отнестись к многочисленным стихотворным строкам и высказываниям такого рода: “...поэт не тот, кто ходит кучерявым барашком и блеет на лирические любовные темы” (М. В. В. Соч. в 2-х т. М., 1988. Т. II, с. 725.); “меланхолическая нудь” (“О поэтах”), или: “Бросьте! Забудьте! Плюньте и на рифмы, и на арии, и на розовый куст, и на прочие мерехлюндии из арсеналов искусств...” (“Приказ №2 Армии Искусств”). Думается, что в этих и подобных строках речь идет не об отрицании любви и любовной лирики, - это выступление против устаревших форм в искусстве и неискренних, поверхностных отношений, обыденности и пошлости. Такое отрицание любви направлено на утверждение любви истинной; вся поэзия Маяковского устремлена к искренним отношениям. Именно поэтому для нее совершенно естественными являются размышления:

Эта тема придет, прикажет:

“Истина”.

Эта тема придет, велит:

“Красота”...

из поэмы “Про это”

Даже если, от крови качающихся, как Бахус,

пьяный бой идет

слова любви и тогда не ветхи…

“Флейта-позвоночник”

И все-таки возникает вопрос: чем была для Маяковского любовная лирика? “Меланхолической нудью”, или зеркалом душевных переживаний?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо найти связь между поэтическим и личным. Разобраться, какие обстоятельства, переживания подтолкнули поэта к написанию того или иного произведения.

В жизни Маяковского было немало женщин, были и серьезные любовные увлечения, и быстротечные романы, и просто флирт. Но лишь три связи оказались достаточно долгими и глубокими, чтобы оставить след в его поэзии. Речь идет о Лиле Брик - героине почти всей лирики поэта; Татьяне Яковлевой, которой посвящены два превосходных стихотворения, и Марии Денисовой, ставшей одним из прототипов Марии “Облака в штанах”.

Итак, Лилия Юрьевна Брик. Ее отношения с Маяковским начались с посвящения ей поэмы, на которую его вдохновила другая, а закончились тем, что он назвал ее имя в посмертной записке.

Отношения Владимира Маяковского и Лили Брик были очень непростыми, многие этапы их развития нашли отражение в произведениях поэта; в целом же, показательным для этих отношений может быть стихотворение “Лиличка!”. Оно написано в 1916 году, но свет впервые увидело с заглавием-посвящением “Лиличке” только в 1934 году.

Сколько любви и нежности к этой женщине таят в себе строки:

Кроме моря любви твоей, мне нету моря,

а у этой любви твоей и плачем не вымолишь отдых.

Захочет покоя уставший слон царственный ляжет в опожаренном песке.

Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем.

Интересно знакомство Маяковского и Лили Брик. Ведь раньше он узнал родную сестру Лили - Эльзу, которая впоследствии переехала во Францию и стала знаменитой писательницей Эльзой Триоле, женой писателя-коммуниста Луи Арагона. Это она ввела Маяковского в семью Бриков. Знакомство с Лилей Брик состоялось в 1915 году, летом, на даче в подмосковной Малаховке. Маяковский, увидев Лилю, мгновенно переключился с тогда еще незамужней Эльзы на ее уже замужнюю сестру.

Трудно отказаться от мысли, что и сам Брик способствовал сближению Лили и Маяковского - ведь на почве ревности у супругов не возникло ни единой ссоры. Да и вообще они практически не ссорились.

Маяковский оказался поначалу находкой для обоих. “Интеллектуальный” брак Бриков приобрел некую завершенность. Появился как бы “человек-ребенок”, который мог расти и развиваться на их глазах.

Эстетически Маяковский интересовал обоих супругов, но философски - только Осипа. Они стали “наседками” Маяковского, и в этом смысле их можно считать его родителями. Но роль обоих в большей степени олицетворял Осип Максимович. Лилия Юрьевна, пожалуй, не вполне справилась бы с ролью матери-наставницы, если бы “собственный ребенок” не влюбился в нее.

Лилия Юрьевна, несомненно, восхищалась Маяковским как поэтом огромного дарования, как незаурядной личностью, как человеком с широкой душой. Притом на ее восхищение Маяковским накладывалось восхищение поэтом Осипа Максимовича.

Юноши мечтают о поклонницах и путешествиях, - Маяковский немало ездил по миру, и поклонницы у него были не только на родине. Юноши грезят любовью без границ, до обожания, до умопомрачения. Маяковский мог так любить. Но юноши еще верят, что и они могут внушать такую любовь. А вот этого в жизни Владимира Владимировича, пожалуй, не было. Этим он был обделен в юношеском и зрелом возрасте.

А какая боль и горечь неразделенной любви в строках поэта: “Значит опять темно и понуро Сердце возьму, слезами окапав, нести, как собака, которая в конуру несет перерезанную поездом лапу”.

После появления поэмы “Про это” Маяковского стали обвинять в “субъективистском погружении в мир индивидуальных чувств и переживаний”.

Поэма “Про это” не могла не получить самую отрицательную оценку на страницах пролеткультовских изданий. Пролеткультовские теоретики видели в лирике лишь “пережиток буржуазного индивидуалистического искусства”. Они утверждали, что их интересует не отдельная личность, а “черты, общие миллионам”. Лирика, для большинства критиков того времени, была лишь передачей настроения, “предварительной, низшей ступенью организации сил коллектива”. В этих абстрактных эстетических построениях не было место живой, конкретной личности. Человек во всем многообразии его связей и отношений растворялся в отвлеченном понятии коллектива, существовал только как часть производственного механизма.

Подтверждение такого отношения к личности можно найти в многочисленных статьях и публикациях того времени.

Одной из наиболее показательных может являться работа А. Б. Залкинда “Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата”, опубликованная в 1924 году в журнале “Революция и молодежь”: “...коллективизм, организация, активизм, диалектический материализм - вот четыре основных мощных столба, подпирающие собою строящееся сейчас здание пролетарской этики, - вот четыре критерия, руководствуясь которыми всегда можно уяснить, целесообразен ли с точки зрения интересов революционного пролетариата тот или иной поступок. Все, что способствует развитию революционных, коллективистских чувств и действий трудящихся - все это нравственно, этично с точки зрения интересов развивающейся пролетарской революции, все это надо приветствовать, культивировать всеми способами.

Наоборот, все, что способствует индивидуалистическому обособлению трудящихся, все, что вносит беспорядок в хозяйственную организацию пролетариата, все, что развивает классовую трусость, растерянность, тупость, все, что плодит у трудящихся суеверие и невежество, - все это безнравственно, преступно, такое поведение должно беспощадно пролетариатом преследоваться”.

Одним из наиболее убежденных защитников идеи механизированного человека был в те времена поэт А. Гостев. Он предлагал делить рабочих на типы в зависимости от характера и труда, настаивая на технизации языка, отделении его от человека. В газете “Пролетарская культура (1919 год № 9 – 10, стр. 45) он писал: “Мы идем к невиданной объективности, демонстрации вещей, механизированных толп и потрясающей открытой грандиозности, не знающей ничего интимного и лирического”.

Пролеткультовский подход к лирике в значительной степени восприняла группа “На посту”. Для Лелевича, Родова, Вардина, Волина и других “напостовцев” Маяковский был лишь “буржуазным попутчиком”, и его обращение к лирике рассматривалось как свидетельство к чуждому пролетариату крылу литературы.

Заговорили о том, что Маяковский исписался, начал “перепевать самого себя”. Маяковского обвиняли в его грехе “Индивидуализма и психологизма”, в мелочном копании в личных переживаниях.

Пролеткультцы не говорят ни про “я”, ни про личность.

“Я” для пролеткультца все равно что неприличность.

Из поэмы “Пятый Интернационал”

Полемика вокруг поэмы “Про это” очень показательна для литературной борьбы того времени.

И пусть многие видели в поэме Маяковского измену собственным принципам, возвращение к традиционному стиху, сам поэт считал, что он продолжает борьбу с пошлостью, которая проходит через поэзию Пушкина и Лермонтова. Он считал, что подлинная поэзия должна обязательно опираться на реальные чувства, на собственные переживания поэта.

Нами лирика в штыки неоднократно атакована,

ищем речи точной и нагой.

Но поэзия пресволочнейшая штуковина:

существует и не в зуб ногой.

За восемь лет до написания поэмы “Про это”, в 1915 году, Маяковским были созданы еще два произведения, которые объединяла общая тема - тема любви. Это поэмы “Облако в штанах” и “Флейта-позвоночник”. Причем, “Флейта-позвоночник” явилась своего рода продолжением “Облака в штанах”. Указание на связь с “Облаком” содержится в самом тексте “Флейты”: “Вот я богохулил. Орал, что бога нет, а бог такую из пекловых глубин, что перед ней гора заволнуется и дрогнет, вывел и велел: люби!”.

Изучая подробно биографию В. В. Маяковского, становится ясно, что за вымышленными, как это может показаться на первый взгляд, героями, стоят вполне реальные люди.

Бог доволен.

Под небом в круче, измученный человек одичал и вымер.

Бог потирает ладони ручек.

Думает бог: погоди, Владимир!

Несомненно, что главный герой поэмы, от лица которого ведется повествование, и есть сам Маяковский.

Это ему, ему же, чтоб не догадался, кто ты,

выдумалось дать тебе настоящего мужа

и на рояль положить человечьи ноты.

Та, к которой обращены эти строки, возлюбленная поэта - Лиля Брик. Маяковский и не скрывает ее имени; а в роли “настоящего мужа” выступает Осип Максимович Брик: “...А там, где тундрой мир вылинял, где с северным ветром ведет река торги, на цепь нацарапаю имя Лилино и цепь исцелую во мраке каторги”.

Лилия Юрьевна, с первого дня знакомства с Маяковским, стала для него “единственной героиней в жизни и творчестве. “Облако в штанах” носило печатное посвящение ей, хотя вдохновительницей этой поэмы была не она, а другие женщины.

Начиная с “Облака”, он печатно посвятил Лиле Юрьевне все свои поэмы. Когда в 1928 году вышел первый том его собрания сочинений, посвящение гласило: Л. Ю. Б. - тем самым он посвятил ей все им написанное и до, и после знакомства.

И во “Флейте-позвоночнике” и в других стихотворениях 1915 - 1916 годов, Маяковский восторженно воспевает свою любовь, “имя которой звучит радостнее всех!”. Он “поет” ее “накрашенную, рыжую”, готовый положить “Сахарой горящую щеку” под ее ногами в пустыне; он дарит ей корону, “а в короне слова мои радугой судорог” (Б. Янгфельдт. “Любовь - это сердце всего”. М., “Книга”, 1991.).

Крикнул ему: “Хорошо!

Твоя останется.

Тряпок нашей ей, робкие крылья в шелках зажирели б.

Смотри, не уплыла б.

Камнем на шее навесь жене жемчуга ожерелий!

“Флейта-позвоночник”

В Москве в марте 1922 года была впервые издана еще одна поэма Маяковского - “Люблю”.

Поэма “Люблю” писалась во время пребывания Лилии Юрьевны Брик в Риге, которая отправилась туда по двум причинам: во-первых, повидаться с матерью, а во-вторых, разыскать заграничного издателя, который напечатал бы книги Маяковского в Латвии для экспорта в Россию, так как в эти годы Маяковский испытывал большие трудности в своих отношениях с Госиздатом.

Поэма “Люблю” была готова как раз к возвращению Лили Брик домой, в феврале 1922 года. Она отражает отношения между Маяковским и Брик этой поры, подобно тому как “Флейта-позвоночник” и другие стихотворения дают представление об их связи в военные годы.

Вообще “Люблю” - самая светлая поэма В. В. Маяковского, полная любви и жизнерадостности. В ней нет места мрачным настроениям. Этим она, пожалуй, сильно отличается от всех других произведений поэта.

А я ликую.

Нет его ига!

Этот период в отношениях между Маяковским и Лилей Брик был счастливым вопреки тому, что у обоих в это время были другие любовные приключения: у Лили Юрьевны в Риге была связь с Альтером, а Маяковский увлекался сестрами Гинзбург в Москве.

Бенгт Янгфельдт в своей книге “Любовь - это сердце всего” приводит переписку Брик и Маяковского с 1915 по 1930 год.

В. В. Маяковский - Л. Ю. Брик (первая половина января 1922 года. Москва - Рига):

“Дорогой Мой Милый Мой Любимый Мой Лилятик!

Я люблю темя. Жду тебя, целую тебя. Тоскую без тебя ужасно-ужасно.

Письмо напишу тебе отдельно. Люблю.

Твой Твой Твой”.

Л. Ю. Б. - В. В. М. (конец декабря 1921 года. Рига – Москва):

“Волоски, Ценик, Ценятка, зверик, скучаю по тебе немыслимо!

С Новым годом, Солнышко!

Ты мой маленький громадик!

Мине тебе хочется! А тибе?

Если стыдно писать в распечатанном конверте - пиши по почте: очень аккуратно доходит.

Целую переносик и родные лапики, и шарик, все равно, стрижетый или мохнатенький, и вообще все целую, твоя Лиля”.

1924 год был переломным в отношениях между Маяковским и Лилей Брик. Намек на это можно найти в стихотворении “Юбилейное”, которое было написано к 125-летию со дня рождения Пушкина, 6 июня 1924 года.

Я теперь свободен от любви и от плакатов.

Шкурой ревности медведь лежит когтист.

Сохранилась записка от Л. Брик к Маяковскому, в которой она заявляет, что не испытывает больше прежних чувств к нему, прибавляя: “Мне кажется, что и ты любишь меня много меньше и очень мучиться не будешь”. Одна из причин этой перемены в их отношении очевидна. В письме от 23 февраля 1924 года Лиля Юрьевна Брик спрашивает: “Что с А. М.?” Александр Максимович Краснощеков, бывший председатель и министр иностранных дел Дальневосточной республики, в 1921 году вернулся в Москву и в 1922 году стал председателем Промбанка. Лиля Юрьевна познакомилась с ним летом того же года. Между ней и Краснощековым начался роман, о котором знал Маяковский. В сентябре 1923 года Краснощеков был арестован по необоснованным обвинениям и заключен в тюрьму.

Осенью 1924 года Маяковский уехал в Париж. После одной недели во французской столице Маяковский пишет Л. Ю. Б.: “писать я не могу, а кто ты и что ты я все же совсем не знаю. Утешать ведь все же себя нечем ты родная и любимая, но все же ты в Москве и ты или чужая или не моя”. На это Лиля Брик ответила: “Что делать. Не могу бросить А. М. пока он в тюрьме. Стыдно! Так стыдно, как никогда в жизни”. Маяковский: “Ты пишешь про стыдно. Неужели это все, что связывает тебя с ним, и единственное, что мешает быть со мной. Не верю!... Делай, как хочешь, ничто, никогда и никак моей любви к тебе не изменит”. Л. Брик была не права, полагая в своей записочке, что он любит ее “много меньше” - ничто не могло подорвать его любви к ней, и он “мучился” (Б. Янгфельдт “Любовь - это сердце всего”. М., “Книга”, 1991).

После возвращения Маяковского из Америки (1925), характер отношений между ним и Л. Ю. Брик коренным образом изменился. Теперь из связывала глубокая дружба; новые, эмоционально менее напряженные отношения.

В начале октября 1928 года Маяковский поехал в Париж, где остался до первых дней декабря. Помимо чисто литературных дел, цель поездки была в этот раз особой. 20 октября он покинул Париж и поехал в Ниццу, где отдыхала его американская подруга Элли Джонс с дочкой.

Это было первое свидание Маяковского с Элли Джонс с 1925 года и первая встреча вообще с ребенком, отцом которого очевидно был он.

Встреча в Ницце была, судя по письмам Элли Джонс к Маяковскому, не очень удачной: уже 25-го октября он вернулся в Париж.

Вечером того же дня Маяковский познакомился с Татьяной Алексеевной Яковлевой, молодой русской, приехавшей к своему дяде в Париж в 1925 году.

Их встреча не была случайной. 24 декабря, за день до знакомства, Татьяна Яковлева написала своей матери в Пензу: “...пригласили специально в один дом, чтобы познакомить”.

С первого же дня знакомства Маяковского и Татьяны Яковлевой возник новый “пожар сердца”, и засветилась “лирики лента” новой любви. Это сразу увидели и поняли те, кто был близок Маяковскому и кто был прямым свидетелем этого события.

Эльза Триоле в своих воспоминаниях пишет: “В то время Маяковскому нужна была любовь”. Якобсон помнит слова поэта о том, что “только большая, хорошая любовь может еще спасти меня”. И теперь, впервые с 1915 года, он встретил женщину, которая была ему “ростом вровень”.

Из воспоминания художника В. И. Шухаева и его жены В. Ф. Шухаевой: “Маяковский сразу влюбился в Татьяну”. И дальше: “...когда Маяковский бывал в Париже, мы всегда видели их вместе. Это была замечательная пара. Маяковский очень красивый, большой. Таня тоже красавица - высокая, стройная, под стать ему. Маяковский производил впечатление тихого влюбленного. Она восхищалась и явно любовалась им, гордилась его талантом”. О том, что они внешне составляли хорошую пару, говорили и другие.

“Маяковского восхищала ее память на стихи, ее “абсолютный” слух, и то, что она не парижанка, а русская, парижской чеканки... элегантная и воспитанная, способная постоять за себя!” (Ал. Михайлов. ЖЗЛ “Маяковский”. М.: 1988).

Только через три недели после встречи с Т. Яковлевой Маяковский написал Л. Ю. Брик письмо. 12 ноября он на ее вопрос: “Отчего не пишешь? Мне это интересно!”, отвечает неопределенно и уклончиво: “Моя жизнь какая-то странная, без событий, но с многочисленными подробностями это для письма не материал, а только можно рассказывать, перебирая чемоданы...”. Эти “многочисленные подробности” относились, конечно, к новой любви поэта.

За ноябрь Маяковский написал два стихотворения, посвященных Т. А. Яковлевой: “Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви” и “Письмо Татьяне Яковлевой”. Это были первые любовные послания (с 1915 года), посвященные не Лиле Юрьевне Брик.

Опять в работу пущен сердца выстывший мотор.

Стихотворения Т. А. Яковлевой были на самом деле первой светлой любовной лирикой после поэмы “Люблю”.

В первом посвященном Т. Яковлевой стихотворении, Маяковский обращается к ней по-простому, даже с характерной ему небрежностью:

Я эту красавицу взял и сказал: правильно сказал или неправильно?

Я, товарищ, - из России, знаменит в своей стране я,

я видал девиц красивей, я видал девиц стройнее...

Но оказалось, что Маяковский сказал неправильно. Оказалось, что Татьяна Яковлева вовсе не “товарищ”.

Парижская любовь Маяковского, красивая, статная Яковлева, слыла в Париже “дамой полусвета”, вела соответствующий этому “статусу” образ жизни и не лишала своих чар многих именитых мужчин, среди которых был даже великий Шаляпин.

Рассказывая о встрече с красавицей в Париже, Маяковский подчеркивает свое отрицательное отношение ко всякого рода случайным связям, ничего общего не имеющим с настоящей любовью: “Не поймать меня на дряни, на прохожей паре чувств. Я ж навек любовью ранен” (из стихотворения “Письмо к товарищу Кострову...”). Маяковский не допускает отождествления любви с чувственной страстью, какой бы сильной и волнующей она не была.

В “Письме к товарищу Кострову...” Маяковский сумел передать состояние любовного и творческого возбуждения. У поэта обострилось восприятие окружающего мира. Его привлекают и “земные огни”, и “небесные светила”. Душу переполняет “сонм видений и идей”, “ураган, огонь, вода подступают в ропоте”. И из всего этого рождается поэзия.

Совершенно иного плана второе, посвященное Татьяне Яковлевой стихотворение. Оба эти стихотворения (и “Письмо товарищу Кострову...”, и “Письмо Татьяне Яковлевой”) о любви, но, сравнивая их, понимаешь, насколько они различны, хотя и написаны приблизительно в один период.

Если первое носит более глобальный, даже где-то, философский характер, то второе - более личное. В “Письме Татьяне Яковлевой” Маяковский весь как будто нараспашку, открыт. Здесь уживаются рядом сила страсти и ее бессилие, ревность и достоинство.

Ты не думай, щурясь просто из-под выпрямленных дуг.

Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук.

Не хочешь?

Оставайся и зимуй,

И это оскорбление на общий счет нанижем.

Я все равно тебя когда-нибудь возму

Одну или вдвоем с Парижем.

Яковлевой не нравилось, что он читал стихи в русском обществе Парижа: их отношения получили широкую огласку. И в то же время ей были лестны внимание и ухаживание знаменитого поэта.

В течение пяти недель они встречались каждый день. “Сорок дней осенью двадцать восьмого были радостны и до предела насыщены, но уже весной двадцать девятого, Маяковский очень ясно осознает, что он - не единственный. Он, конечно, знал об этом и раньше, но, как всегда, каждый день заново, надеялся на подавляющее, уничтожающее, захватывающее действие своего обаяния. Как всегда ошибся” (Юрий Карабчиевский. “Воскресение Маяковского”, М., Изд. “Советский писатель”, 1990 г.). Из письма Татьяны Яковлевой к матери: “У меня сейчас масса драм.

Если бы я даже захотела быть с Маяковским, то что стало бы с Ильей, и кроме него есть еще двое. Заколдованный круг”. Но кроме этого, существует еще один “заколдованный круг”, где главное действующее лицо - Лилия Юрьевна Брик.

“Все стихи (до моих) были посвящены только ей. Я очень мучаюсь всей сложностью этого вопроса”, - жалуется Татьяна Яковлева матери.

Все женщины Маяковского не просто знали о существовании Лили Брик - они обязаны были выслушивать восхищенные рассказы о ней.

Привязанность Маяковского к Лиле Юрьевне была настолько сильна, что мешала ему в общении с другими женщинами, даже после того, как в 1925 году изменился характер их отношений.

Н. А. Брюханенко, с которой у Маяковского тоже была связь, вспоминает его слова: “Я люблю только Лилию. Ко всем остальным я могу относиться только хорошо или очень хорошо, но любить я уж могу на втором месте”. Есть женщины, которые заколдовывают мужчин навечно. От них невозможно освободиться. Такой женщиной в жизни Маяковского была Лиля Брик.

“Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь”. Эти строки Маяковского, написанные в дневнике в 1923 году, обращены к Лилии Юрьевне Брик.

Но, несмотря на это, “властительница” не на шутку встревожена. Такого серьезного увлечения, как Татьяна Яковлева, в его жизни, пожалуй, не было.

Она осведомлена обо всех подробностях (Эльза Юрьевна обо всем ее информирует). В письмах к ней Маяковский об этом - ни единого слова.

Из Парижа он возвращается тоже какой-то иной, более независимый и отчужденный, с новыми мыслями и заботами.

Письма в Париж, эти публично прочитанные стихи, посвященные не ей - все раздражает Лилию Юрьевну. Она во всем видит, чуть ли не измену, хотя между ними давно уже все кончено. Напрасно Маяковский пытается усыпить ее бдительность. “И в Ниццу, и в Москву еду, конечно, в располагающем и приятном одиночестве”, - пишет ей Маяковский из Парижа. Затем, он опять возвращается, но только до осени. Пишет письма, получает письма, шлет телеграммы...

“Уже второй должно быть ты легла, // А может быть и у тебя такое. // Я не спешу и молниями телеграмм // мне не зачем тебя будить и беспокоить” (из “Неоконченного” 1928 – 30 гг.). “По тебе регулярно тоскую, а в последние дни даже не регулярно, а чаще”, - так пишет Маяковский Т. А. Яковлевой в эти дни.

К сожалению, из переписки Яковлевой и Маяковского сохранились только письма, написанные Владимиром Владимировичем. Их Татьяна Алексеевна хранила до конца своих дней. Ее же письма к Маяковскому, как и всех других женщин к нему, уничтожила Лилия Юрьевна, к которой, по завещанию поэта, перешел весь его архив.

Осенью Маяковский хлопочет о поездке в Париж, очевидно для того, чтобы вернуться обратно с Яковлевой.

Но его мечтам не суждено было сбыться.

Последняя телеграмма Яковлевой отправлена 3 августа, а последнее письмо - 5 октября, уже после запрета на выезд. Она еще немного сомневается, еще ожидает его приезда, а уже до нее доходят слухи, что он собирается жениться на Веронике Полонской, с которой у него, действительно, в этот период была связь. Так что, его неприезд в Париж Яковлева воспринимает как добровольный.

А уже в январе Маяковский узнает о замужестве Татьяны Яковлевой и очень переживает.

Наконец, пришло время рассказать еще об одной женщине в жизни Маяковского. И пусть она, в отличие от Л. Ю. Брик и Т. А. Яковлевой, не вдохновила Маяковского на лирические строки, но эта женщина была последней, кто видел Маяковского живым. Это именно ей поэт делал предложение за минуту до рокового выстрела.

С Вероникой Витольдовной Полонской Маяковского познакомил О. М. Брик. Это произошло в мае 1929 года, после возвращения Маяковского из-за границы.

Полонская, дочь известного актера немого кино, молодая актриса МХАТа, жена артиста того же театра Михаила Яншина, была необыкновенно хороша собой. К тому времени она снялась в хроникальном фильме “Стеклянный глаз”, где было несколько игровых эпизодов. Сценарий фильма написали В. Л. Жемчужный и Л. Ю. Брик. Тогда-то, в конце 1928 года, во время съемок фильма, Полонская и познакомилась с Бриками. А в мае Осип Максимович знакомит ее с Маяковским.

Маяковский, и это не секрет, любил красивых женщин. И хоть сердце его в это время было не свободно, им прочно овладела Татьяна Яковлева, но его тянуло к Полонской, и он стал часто встречаться с нею.

Лирика Маяковского В. В.

"Любовь это жизнь, это главное От нее разворачиваются и стихи, и дела, и все прочее. Любовь это сердце всего. Если оно прекратит работу, все
остальное отмирает, делается мнимым, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявляться в этом во всем. "
(Из письма Маяковского к Л. Брик 5 февраля, 1923 г.)

Маяковский и любовная лирика. Раньше я считала, что эти два понятия несовместимы; ведь при изучении поэзии Маяковского обычно обращают
внимание на ее гражданские и философские аспекты. Это вполне закономерно и определяется желанием представить автора как главного поэта революции. К
счастью, за последние годы стало появляться все больше и больше материалов, заставляющих по-новому взглянуть на жизнь и творчество Маяковского.
Причем, чем больше я узнаю о Маяковском как о человеке, тем интереснее он мне становится как поэт.
Настоящим откровением для меня стала любовная лирика Маяковского.
О месте любовной лирики в его творчестве свидетельствуют такие поэмы, как "Облако в штанах", "Флейта-позвоночник", "Человек", "Люблю", "Про
это". Мне кажется, что именно любовная лирика может играть важнейшую роль в осмыслении всего созданного Маяковским. Однако сразу возникает вопрос,
как отнестись к многочисленным стихотворным строкам и высказываниям такого рода: "… поэт не тот, кто ходит кучерявым барашком и блеет на лирические
любовные темы" (М. В. В. Соч. в 2-х т.
М., 1988 – Т. II – с. 725) ; "меланхолическая нудь" ("О поэтах") , или: "Бросьте! Забудьте! Плюньте и на рифмы, и на арии, и на розовый куст, и на прочие
мерехлюндии из арсеналов искусств… " ("Приказ N 2 Армии Искусств") . Думается, что в этих и подобных строках речь идет не об отрицании любви и
любовной лирики, – это выступление против устаревших форм в искусстве и неискренних, поверхностных отношений, обыденности и пошлости. Такое
отрицание любви направлено, как мне кажется, на утверждение любви истинной; вся поэзия Маяковского устремлена к искренним отношениям. Именно
поэтому, для нее совершенно естественными являются размышления:
"Эта тема придет, прикажет:
"Истина"
Эта тема придет, велит:
-"Красота"…
(из поэмы "Про это")
"Даже если, от крови качающихся, как Бахус, пьяный бой идет слова любви и тогда не ветхи"
("Флейта-позвоночник")
И, все-таки, возникает вопрос: чем была для Маяковского любовная лирика? "Меланхолической нудью", или зеркалом душевных переживаний?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо найти связь между поэтическим и личным. Разобраться, какие обстоятельства, переживания подтолкнули
поэта к написанию того или иного произведения. Разрешение этой задачи я начала, конечно, с изучения личной жизни В. В. Маяковского.
В жизни Маяковского было немало женщин, были и серьезные любовные увлечения, и быстротечные романы, и просто флирт. Но лишь три таких связи
оказались достаточно долгими и глубокими, чтобы оставить след в его поэзии. Речь, конечно же, идет о Лиле Брик – героине почти всей лирики поэта; Татьяне
Яковлевой, которой посвящены два превосходных стихотворения, и Марии Денисовой, ставшей одним из прототипов Марии "Облака в штанах".
Итак, Лилия Юрьевна Брик. Ее отношения с Маяковским начались с посвящения ей поэмы, на которую его вдохновила другая, а закончились тем, что
он назвал ее имя в посмертной записке.
Отношения Владимира Маяковского и Лили Брик были очень непростыми, многие этапы их развития нашли отражение в произведениях поэта; в
целом же, показательным для этих отношений может быть стихотворение "Лиличка! " Оно написано в 1916 году, но свет впервые увидело с заглавием-
посвящением "Лиличке" только в 1934 году.
Сколько любви и нежности к этой женщине таят в себе строки:
"… Кроме моря любви твоей, мне нету моря,
а у этой любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем. "
Интересно знакомство Маяковского и Лили Брик. Ведь раньше он узнал родную сестру Лили – Эльзу, которая впоследствии переехала во Францию и
стала знаменитой писательницей Эльзой Триоле, женой писателя-коммуниста Луи Арагона. Это она ввела Маяковского в семью Бриков. (Забегая вперед, хочу
заметить, что именно в доме Эльзы Триоле произошло знакомство Маяковского с Татьяной Яковлевой) . Итак, знакомство с Лилей Брик состоялось в 1915
году, летом, на даче в подмосковной Малаховке. Поразительно, что Маяковский, увидев Лилю, мгновенно переключился с тогда еще незамужней Эльзы на ее
уже замужнюю сестру. И все это творилось в присутствии законного супруга.
Трудно отказаться от мысли, что и сам Брик способствовал сближению Лили и Маяковского – ведь на почве ревности у супругов не возникло ни
единой ссоры. Да и вообще они практически не ссорились.
Маяковский оказался поначалу находкой для обоих. "Интеллектуальный" брак Бриков приобрел некую завершенность. Появился как бы "человек-
ребенок", который мог расти и развиваться на их глазах.
Эстетически Маяковский интересовал обоих супругов, но философски – только Осипа. Они стали наседками" Маяковского, и в этом смысле их можно
считать его родителями. Но роль обоих в большей степени олицетворял Осип Максимович. Лили Юрьевна, пожалуй, не вполне справилась бы с ролью
матери-наставницы, если бы "собственный ребенок" не влюбился в нее по уши…
Лили Юрьевна, несомненно, восхищалась Маяковским как поэтом огромного дарования, как незаурядной личностью, как человеком с широкой душой.
Притом на ее восхищение Маяковским накладывалось восхищение поэтом Осипа Максимовича.
Тем не менее, рождение любви, по-видимому, не произошло.
Юноши мечтают о поклонницах и путешествиях, – Маяковский немало ездил по миру, и поклонницы у него были не только на родине. Юноши грезят
любовью без границ, до обожания, до умопомрачения. Маяковский мог так любить. Но юноши еще верят, что и они могут внушать такую любовь. А вот этого в
жизни Владимира Владимировича, пожалуй, не было. Этим он был обделен в юношеском и зрелом возрасте.
А какая боль и горечь неразделенной любви в строках поэта: "Значит опять темно и понуро Сердце возьму, слезами окапав, нести, как собака, которая в
конуру несет перерезанную поездом лапу".
Не знаю почему, но у меня сложилось такое впечатление, что Маяковский был одиноким человеком. Его не всегда понимали мать и сестра. У него не
было друзей, которым он мог бы открыть свою душу.
Наконец, его по-настоящему не любила ни одна женщина. И Лиля Брик в том числе.
На старости лет в минуту какой-то особой откровенности, Лили Юрьевна призналась поэту Андрею Вознесенскому: "Я любила заниматься любовью с
Осей. Мы тогда запирали Володю на кузне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал. " "После такого признания, 0 писал Вознесенский, – я полгода
не мог приходить к ней в дом. Она казалась мне монстром. Но Маяковский любил такую, с хлыстом. Значит она святая… " Когда я прочла эти воспоминания,
обнажившие очень личную сторону взаимоотношений Брик и Маяковского, мне на память пришли строки из поэмы "Флейта-позвоночник"
"… А я вместо этого до утра раннего в ужасе,
что тебя любить увели,
метался и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
В карты б играть!
В вино выполоскать горло сердцу изоханному.
Не надо тебя!
Не хочу!
Все равно Я знаю,
Я скоро сдохну. "
Теперь, сопоставляя факты из жизни поэта и эти строки, становится совершенно ясным, что личное и поэтическое у Маяковского не существуют сами
по себе, они тесно связаны, переплетены, одна переходит в другую. Поэзия делается из простой, реальной жизни, в самой этой жизни существует, из нее
рождается.
Подтверждение этой тесной связи можно найти и в других произведениях Маяковского: поэмах "Люблю", "Облаков штанах", "Человек", "Про это".
После появления поэмы "Про это" Маяковского стали обвинять в "субъективистском погружении в мир индивидуальных чувств и переживаний".
Поэма "Про это" не могла не получить самую отрицательную оценку на страницах пролеткультовских изданий. Пролеткультовские теоретики видели в
лирике лишь "пережиток буржуазного индивидуалистического искусства". Они утверждали, что их интересует не отдельная личность, а "черты, общие
миллионам". Лирика, для большинства критиков того времени, была лишь передачей настроения, "предварительной, низшей ступенью организации сил
коллектива". В этих абстрактных эстетических построениях не было место живой, конкретной личности. Человек во всем многообразии его связей и
отношений растворялся в отвлеченном понятии коллектива, существовал только как часть производственного механизма.
Подтверждение такого отношения к личности можно найти в многочисленных статьях и публикациях того времени.
Одной из наиболее показательных, на мой взгляд, может являться работа А. Б. Залкинда "Двенадцать половых заповедей революционного
пролетариата", опубликованная в 1924 году в журнале "Революция и молодежь". Для наглядности приведу некоторые выдержки из этой статьи: "…
коллективизм, организация, активизм, диалектический материализм – вот четыре основных мощных столба, подпирающие собою строящееся сейчас здание
пролетарской этики, – вот четыре критерия, руководствуясь которыми всегда можно уяснить, целесообразен ли с точки зрения интересов революционного
пролетариата тот или иной поступок. Все, что способствует развитию революционных, коллективистских чувств и действий трудящихся – все это
нравственно, этично с точки зрения интересов развивающейся пролетарской революции, все это надо приветствовать, культивировать всеми способами.
Наоборот, все, что способствует индивидуалистическому обособлению трудящихся, все, что вносит беспорядок в хозяйственную организацию
пролетариата, все, что развивает классовую трусость, растерянность, тупость, все, что плодит у трудящихся суеверие и невежество, – все это безнравственно,
преступно, такое поведение должно беспощадно пролетариатом преследоваться".
Одним из наиболее убежденных защитников идеи механизированного человека был в те времена поэт А. Гостев. Он предлагал делить рабочих на
типы в зависимости от характера и труда, настаивая на технизации языка, отделении его от человека. В газете "Пролетарская культура (1919 год N 9-10, стр. 45)
он писал: "Мы идем к невиданной объективности, демонстрации вещей, механизированных толп и потрясающей открытой грандиозности, не знающей ничего
интимного и лирического".
Пролеткультовский подход к лирике в значительной степени восприняла группа "На посту". Для Лелевича, Родова, Вардина, Волина и других
"напостовцев" Маяковский был лишь "буржуазным попутчиком", и его обращение к лирике рассматривалось как свидетельство к чуждому пролетариату крылу
литературы.
Заговорили о том, что Маяковский исписался, начал "перепевать самого себя". Маяковского обвиняли в его грехе "Индивидуализма и психологизма", в
мелочном копании в личных переживаниях.
"Пролеткультцы не говорят ни про "я", ни про личность.
"Я" для пролеткультца все равно что неприличность. "
(Из поэмы "Пятый Интернационал")
Полемика вокруг поэмы "Про это" очень показательна для литературной борьбы того времени.
И пусть многие видели в поэме Маяковского измену собственным принципам, возвращение к традиционному стиху, сам поэт считал, что он
продолжает борьбу с пошлостью, которая проходит через поэзию Пушкина и Лермонтова. Он считал, что подлинная поэзия должна обязательно опираться на
реальные чувства, на собственные переживания поэта.
"Нами лирика в штыки неоднократно атакована, ищем речи точной и нагой.
Но поэзия пресволочнейшая штуковина: существует и не в зуб ногой".
За восемь лет до написания поэмы "Про это", а точнее в 1915 году, Маяковским были созданы еще два произведения, которые объединяла общая тема –
тема любви. Это поэмы "Облако в штанах" и "Флейта-позвоночник". Причем, "Флейта-позвоночник" явилась своего рода продолжением "Облака в штанах".
Указание на связь с "Облаком" содержится в самом тексте "Флейты": "Вот я богохулил.
Орал, что бога нет, а бог такую из пекловых глубин, что перед ней гора заволнуется и дрогнет, вывел и велел: люби! " стоят личные чувства и
переживания поэта, а не "гуманистический смысл и революционное значение", (В. Перцов. "Маяковский. Жизнь и творчество". М. 1976) как это было принято
считать еще лет пятнадцать тому назад.
Изучая подробно биографию В. В. Маяковского, становится совершенно ясно, что за вымышленными, как это может показаться на первый взгляд,
героями, стоят вполне реальные люди.
"Бог доволен.
Под небом в круче, измученный человек одичал и вымер.
Бог потирает ладони ручек.
Думает бог: погоди, Владимир!
Несомненно, что главный герой поэмы, от лица которого ведется повествование, и есть сам Маяковский.
И, далее:
"… Это ему, ему же, чтоб не догадался, кто ты, выдумалось дать тебе настоящего мужа и на рояль положить человечьи ноты".
Та, к которой обращены эти строки, безусловно, возлюбленная поэта – Лиля Брик. Маяковский даже и не скрывает ее имени; а в роли "настоящего мужа"
выступает никто иной, как Осип Максимович Брик "… А там, где тундрой мир вылинял, где с северным ветром ведет река торги, на цепь нацарапаю имя
Лилино и цепь исцелую во мраке каторги".
Лили Юрьевна, с первого дня знакомства с Маяковским, стала для него "единственной героиней в жизни и творчестве. "Облако в штанах" носило
печатное посвящение ей, хотя вдохновительницей этой поэмы был не она, а другие женщины.
Начиная с "Облака", он печатно посвятил Лиле Юрьевне все свои поэмы. Когда в 1928 году вышел первый том его собрания сочинений, посвящение
гласило: Л. Ю. Б. – тем самым он посвятил ей все им написанное и до, и после знакомства.
И во "Флейте-позвоночнике" и в других стихотворениях 1915-1916 годов, Маяковский восторженно воспевает свою любовь, "имя которой звучит
радостнее всех! ". Он "поет" ее "накрашенную, рыжую", готовый положить "Сахарой горящую щеку" под ее ногами в пустыне; он дарит ей корону, "а в короне
слова мои радугой судорог". (Б. Янгфельдт.
"Любовь – это сердце всего". (М., "Книга", 1991)
"Крикнул ему: "Хорошо!
Уйду!
Хорошо!
Твоя останется.
Тряпок нашей ей, робкие крылья в шелках зажирели б.
Смотри, не уплыла б.
Камнем на шее навесь жене жемчуга ожерелий! "
("Флейта-позвоночник")
Не могу не упомянуть еще об одной поэме Маяковского, изданной впервые в Москве в марте 1922 года. Это поэма "Люблю".
Поэма "Люблю" писалась во время пребывания Лили Юрьевны Брик в Риге, которая отправилась туда по двум причинам: "во-первых, повидаться с
матерью, а во-вторых, разыскать заграничного издателя, который напечатал бы книги Маяковского в Латвии для экспорта в Россию, так как в эти годы
Маяковский испытывал большие трудности в своих отношениях с Госиздатом.
Поэма " Люблю" была готова как раз к возвращению Лили Брик домой, в феврале 1922 года. Она отражает отношения между Маяковским и Брик этой
поры, подобно тому как "Флейта-позвоночник" и другие стихотворения дают представление об их связи в военные годы.
Вообще "Люблю" – самая светлая поэма В. В. Маяковского, полная любви и жизнерадостности. В ней нет места мрачным настроениям. Этим она,
пожалуй, сильно отличается от всех других произведений поэта.
"… А я ликую.
Нет его ига!
От радости себя не помня скакал, индейцем свадебным прыгал так было весело, было легко мне.
"… разве к тебе идя, не иду домой я!?
Земных принимает земное лоно.
К конечной мы возвращаемся цели.
Так я к тебе тянусь неуклонно, еле расстались, развиделись еле. " Этот период в отношениях между Маяковским и Лилией Брик был счастливым
вопреки тому, что у обоих в это время были другие любовные приключения: у Лили Юрьевны в Риге была связь с Альтером, а Маяковский увлекался сестрами
Гинзбург в Москве.
Подтверждение их нежных отношений в этот период я нашла в недавно изданной книге Бенгта Янгфельдта "Любовь – это сердце всего", где автор
приводит переписку Брик и Маяковского с 1915 по 1930 год.
В. В. Маяковский -Л. Ю. Брик (первая половина января 1922 года. Москва -Рига)
"Дорогой Мой Милый Мой Любимый Мой Лилятик!
Я люблю темя. Жду тебя, целую тебя. Тоскую без тебя ужасно ужасно.
Письмо напишу тебе отдельно. Люблю.
Твой Твой Твой. " Л. Ю. Б. – В. В. М.
(конец декабря 1921 года. Рига – Москва)
"Волоски, Ценик, Ценятка, зверик, скучаю по тебе немыслимо!
С Новым годом, Солнышко!
Ты мой маленький громадик!
Мине тебе хочется! А тибе?
Если стыдно писать в распечатанном конверте – пиши по почте: очень аккуратно доходит.
Целую переносик и родные лапики, и шарик, все равно, стрижетый или мохнатенький, и вообще все целую, твоя Лиля. " 1924 год был переломным в
отношениях между Маяковским и Лилей Брик. Намек на это можно найти в стихотворении "Юбилейное", которое было написано к 125-летию со дня
рождения Пушкина, 6 июня 1924 года.
"Я теперь свободен от любви и от плакатов.
Шкурой ревности медведь лежит когтист. " Сохранилась записка от Л. Брик к Маяковскому, в которой она заявляет, что не испытывает больше прежних
чувств к нему, прибавляя: "Мне кажется, что и ты любишь меня много меньше и очень мучиться не будешь. " Одна из причин этой перемены в их отношении
очевидна. В письме от 23 февраля 1924 года Лиля Юрьевна Брик спрашивает "Что с А. М.? " Александр Максимович Краснощеков, бывший председатель и
министр иностранных дел Дальневосточной республики, в 1921 году вернулся в Москву и в 1922 году стал председателем Промбанка. Лиля Юрьевна
познакомилась с ним летом того же года. Между ней и Краснощековым начался роман, о котором знал Маяковский. В сентябре 1923 года Краснощеков был
арестован по необоснованным обвинениям и присужден к тюремному заключению.
Осенью 1924 года Маяковский уехал в Париж. После одной недели во Французской столице Маяковский пишет Л. Ю. Б.: "писать я не могу, а кто ты и
что ты я все же совсем не знаю.
Утешать ведь все же себя нечем ты родная и любимая, но все же ты в Москве и ты или чужая или не моя". На это Лиля Брик ответила: "Что делать. Не
могу бросить А. М. пока он в тюрьме. Стыдно! Так стыдно, как никогда в жизни. " Маяковский: "Ты пишешь про стыдно. Неужели это все, что связывает тебя с
ним, и единственное, что мешает быть со мной. Не верю!… Делай, как хочешь ничто никогда и никак моей любви к тебе не изменит. " Л. Брик была не права,
полагая в своей записочке, что он любит ее "много меньше" – ничто не могло подорвать его любви к ней, и он "мучился" (Б. Янгфельдт "Любовь – это сердце
всего" М., "Книга", 1991) .
После возвращения Маяковского из Америки (1925) , характер отношений между ним и Л. Ю. Брик коренным образом изменился. Теперь из связывала
глубокая дружба; новые, эмоционально менее напряженные отношения.
"Ты одна мне ростом вровень" Биографические обстоятельства и в дальнейшем предопределяли трактовку темы любви в поэзии Маяковского.
В начале октября 1928 года Маяковский поехал в Париж, где остался до первых дней декабря. Помимо чисто литературных дел, цель поездки была в
этот раз особой. 20 октября он покинул Париж и поехал в Ниццу, где отдыхала его американская подруга Элли Джонс с дочкой.
Это было первое свидание Маяковского с Элли Джонс с 1925 года и первая встреча вообще с ребенком, отцом которого очевидно был он.
Встреча в Ницце была, судя по письмам Элли Джонс к Маяковскому, не очень удачной: уже 25-го октября он вернулся в Париж.
Вечером того же дня Маяковский познакомился с Татьяной Алексеевной Яковлевой, молодой русской, приехавшей к своему дяде в Париж в 1925 году.
Их встреча не была случайной. 24 декабря, за день до знакомства, Татьяна Яковлева написала своей матери в Пензу: "… пригласили специально в один
дом, чтобы познакомить".
Маяковский и Татьяна Яковлева сразу влюбились друг в друга. С первого же дня их знакомства возник новый "пожар сердца", и засветилась "лирики
лента" новой любви. Это сразу увидели и поняли те, кто был близок Маяковскому и кто был прямым свидетелем этого события.
Эльза Триоле в своих воспоминаниях пишет: "В то время Маяковскому нужна была любовь. " А Р. О. Якобсон помнит слова поэта о том, что "только
большая, хорошая любовь может еще спасти меня. " И теперь, впервые с 1915 года, он встретил женщину, которая была ему "ростом вровень".
Из воспоминания художника В. И. Шухаева и его жены В. Ф. Шухаевой: "Маяковский сразу влюбился в Татьяну". И, дальше: "… когда Маяковский
бывал в Париже, мы всегда видели их вместе. Это была замечательная пара. Маяковский очень красивый, большой. Таня тоже красавица – высокая, стройная,
под стать ему. Маяковский производил впечатление тихого, влюбленного. Она восхищалась и явно любовалась им, гордилась его талантом. " О том, что они
внешне составляли хорошую пару, говорили и другие.
Глядя на них, люди в кафе благодарно улыбались, на улице оборачивались вслед им. "Маяковского восхищала ее память на стихи, ее "абсолютный"слух,
и то, что она не парижанка, а русская, парижской чеканки… элегантная и воспитанная, способная постоять за себя! " (Ал. Михайлов. ЖЗЛ "Маяковский" М.:
1988) .
Только через три недели после встречи с Т. Яковлевой Маяковский написал Л. Ю. Брик письмо. 12 ноября он на ее вопрос: "Отчего не пишешь? Мне
это интересно! ", отвечает неопределенно и уклончиво: "Моя жизнь какая-то странная, без событий, но с многочисленными подробностями это для письма не
материал а только можно рассказывать перебирая чемоданы… " Эти "многочисленные подробности" относились, конечно, к новой любви поэта.
За ноябрь Маяковский написал два стихотворения, посвященных Т. А. Яковлевой: "Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви" и
"Письмо Татьяне Яковлевой". Это были первые любовные послания (с 1915 года) , посвященные не Лиле Юрьевне Брик.
"Опять в работу пущен сердца выстывший мотор".
Стихотворения Т. А. Яковлевой были на самом деле первой светлой любовной лирикой после поэмы "Люблю".
Нет сомнения, что любовь к Татьяне Яковлевой была достаточно большая, чтобы заполнить ту пустоту, которая образовалась после разрыва любовных
отношений с Л. Ю. Брик.
В первом посвященном Т. Яковлевой стихотворении, Маяковский обращается к ней по-простому, даже, я бы сказала, с характерной ему небрежностью:
"Я эту красавицу взял и сказал: правильно сказал или неправильно?
– Я, товарищ, – из России, знаменит в своей стране я, я видал девиц красивей, я видал девиц стройнее… " Но оказалось, что Маяковский сказал
неправильно. Оказалось, что Татьяна Яковлева вовсе не "товарищ".
Парижская любовь Маяковского, красивая, статная Яковлева, слыла в Париже "дамой полусвета", вела соответствующий этому "статусу" образ жизни и
не лишала своих чар многих именитых мужчин, среди которых был даже великий Шаляпин.
Рассказывая о встрече с красавицей в Париже, Маяковский подчеркивает свое отрицательное отношение ко всякого рода случайным связям, ничего
общего не имеющим с настоящей любовью: "Не поймать меня на дряни, на прохожей паре чувств. Я ж навек любовью ранен. " (из стихотворения "Письмо к
товарищу Кострову… ") . Маяковский не допускает отождествления любви с чувственной страстью, какой бы сильной и волнующей она не была.
В "Письме к товарищу Кострову… ", как мне кажется, Маяковский сумел передать состояние любовного и творческого возбуждения. У поэта
обострилось восприятие окружающего мира. Его привлекают и "земные огни", и "небесные светила". Душу переполняет "сонм видений и идей", "ураган, огонь,
вода подступают в ропоте". И из всего этого рождается поэзия.
Безусловно, "Письмо товарищу Кострову… " одно из интимнейших лирических произведений В. В. Маяковского. Именно из этого стихотворения, как ни
из какого другого, становится ясно, что значит для него любовь. Нет, не любовь к определенной женщине, а любовь как чувство, как состояние души. Сердце
поэта, кажется, готово вместить весь мир, его чувства приобретают "вселенские" масштабы. Наверное, поэтому для их выражения Маяковский использует
такие преувеличенные, емкие слова: "Из зева до звезд взвивается слово золоторожденной кометой", или "Распластан хвост небесам на треть".
Совершенно иного плана, на мой взгляд, второе, посвященное Татьяне Яковлевой стихотворение. Оба эти стихотворения (и "Письмо товарищу
Кострову… ", и "Письмо Татьяне Яковлевой") о любви, но сравнивая их, понимаешь, насколько они различны, хотя и написаны приблизительно в один
период.
Если первое носит более глобальный, даже где-то, философский характер, то второе – более личное. В "Письме Татьяне Яковлевой" Маяковский весь как
будто нараспашку, открыт. Здесь уживаются рядом сила страсти и ее бессилие, ревность и достоинство.
"Ты не думай, щурясь просто из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй, И это оскорбление на общий счет нанижем.
Я все равно тебя когда-нибудь возму Одну или вдвоем с Парижем. " Яковлевой не нравилось, что он читал стихи в русском обществе Парижа: их
отношения получили широкую огласку. И в то же время ей были лестны внимание и ухаживание знаменитого поэта.
В течение пяти недель они встречались каждый день. "Сорок дней осенью двадцать восьмого были радостны и до предела насыщены, но уже весной
двадцать девятого, Маяковский очень ясно осознает, что он – не единственный. Он, конечно, знал об этом и раньше, но, как всегда, каждый день заново,
надеялся на подавляющее, уничтожающее, захватывающее действие своего обаяния. Как всегда ошибся. " (Юрий Карабчиевский "Воскресение Маяковского",
М., Изд. "Советский писатель", 1990 г.) Из письма Татьяны Яковлевой к матери: "У меня сейчас масса драм.
Если бы я даже захотела быть с Маяковским, то что стало бы с Ильей, и кроме него есть еще двое. Заколдованный круг. " Но кроме этого, существует еще
один "Заколдованный круг", где главное действующее лицо – Лили Юрьевна Брик.
"Все стихи (до моих) были посвящены только ей. Я очень мучаюсь всей сложностью этого вопроса, " – жалуется Татьяна Яковлева матери.
Да, все женщины Маяковского не просто знали о существовании Лили Брик – они обязаны были выслушивать восхищенные рассказы о ней.
Привязанность Маяковского к Лили Юрьевне была настолько сильна, что мешала ему в общении с другими женщинами, даже после того, как в 1925
году изменился характер их отношений.
Н. А. Брюханенско, с которой у Маяковского тоже была связь, вспоминает его слова: " Я люблю только Лилию. Ко всем остальным я могу относиться
только хорошо или очень хорошо, но любить я уж могу на втором месте. " Есть женщины, которые заколдовывают мужчин навечно. От них невозможно
освободиться. Такой женщиной в жизни Маяковского была, несомненно, Лиля Брик.
"Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все
равно люблю. Аминь. " Эти строки Маяковского, написанные в дневнике в 1923 году, обращены, конечно же, к Лили Юрьевне Брик.
Но, несмотря на это, "властительница" не на шутку встревожена.
Такого серьезного увлечения, как Татьяна Яковлева, в его жизни, пожалуй, не было.
Она осведомлена обо всех подробностях (Эльза Юрьевна обо всем ее информирует) . В письмах к ней Маяковский об этом – ни единого слова.
Из Парижа он возвращается тоже какой-то иной, более независимый и отчужденный, с новыми мыслями и заботами.
Письма в Париж, эти публично прочитанные стихи, посвященные не ей – все раздражает Лили Юрьевну. она во всем видит, чуть ли не измену, хотя
между ними давно уже все кончено. Напрасно Маяковский пытается усыпить ее бдительность. "И в Ниццу, и в Москву еду, конечно, в располагающем и
приятном одиночестве", – пишет ей Маяковский из Парижа. Затем, он опять возвращается, но только до осени. Пишет письма, получает письма, шлет
телеграммы…
"Уже второй должно быть ты легла А может быть и у тебя такое Я не спешу и молниями телеграмм мне не зачем тебя будить и беспокоить. " (из
(Неоконченного) 1928-30 гг.) "По тебе регулярно тоскую, а в последние дни даже не регулярно, а чаще, " – так пишет Маяковский Т. А. Яковлевой в эти дни.
К сожалению, из переписки Яковлевой и Маяковского сохранились только письма, написанные Владимиром Владимировичем. Их Татьяна Алексеевна
хранила до конца своих дней. Ее же письма к Маяковскому, как, впрочем, и всех других женщин к нему, уничтожила Лили Юрьевна, к которой, по завещанию
поэта, перешел весь его архив.
Осенью Маяковский хлопочет о поездке в Париж, очевидно для того, чтобы вернуться обратно с Яковлевой.
Но его мечтам не суждено было сбыться.
Последняя телеграмма Яковлевой отправлена 3 августа, а последнее письмо- 5 октября, уже после запрета на выезд. Она еще немного сомневается, еще
ожидает его приезда, а уже до нее доходят слухи, что он собирается жениться на Веронике Полонской, с которой у него, действительно, в этот период была
связь. Так что, его неприезд в Париж Яковлева воспринимает как добровольный.
А уже в январе Маяковский узнает о замужестве Татьяны Яковлевой, и, действительно, очень переживает.
Наконец, пришло время рассказать еще об одной женщине в жизни Маяковского. И пусть она, в отличие от Л. Ю. Брик и Т. А. Яковлевой, не
вдохновила Маяковского на лирические строки, но эта женщина была последней, кто видел Маяковского живым. Это именно ей поэт делал предложение за
минуту до рокового выстрела.
С Вероникой Витольдовной Полонской Маяковского познакомил О. М. Брик. Это произошло в мае 1929 года, после возвращения Маяковского из-за
границы.
Полонская, дочь известного актера немого кино, молодая актриса МХАТа, жена артиста того же театра Михаила Яншина, была необыкновенно хороша
собой. К тому времени она снялась в хроникальном фильме "Стеклянный глаз", где было несколько игровых эпизодов. Сценарий фильма написали В. Л.
Жемчужный и Л. Ю. Брик. Тогда-то, в конце 1928 года, во время съемок фильма, Полонская и познакомилась с Бриками. А в мае Осип Максимович знакомит
ее с Маяковским.
Маяковский, и это не секрет, любил красивых женщин. И хоть сердце его в это время было не свободно, им прочно овладела Татьяна Яковлева, но его
тянуло к Полонской, и он стал часто встречаться с нею.
Встречи с Полонской продолжались летом, на юге. Маяковский 15 июля выехал в Сочи, где начал свои выступления. Затем он выступает в Хосте,
Гаграх, Мацесте, снова в Сочи. А в это время там же отдыхает Полонская.
"Тогда, пожалуй, у меня был самый сильный период любви и влюбленности в него, – вспоминает В. В. Полонская. – Помню, тогда мне было очень
больно, что он не думает о дальнейшей форме наших отношений. Если бы тогда он предложил бы мне быть с ним совсем – я была бы счастлива. " Однако
Маяковским в это время владело другое чувство. Он с нетерпением ждал осени, поездки в Париж.
Когда "парижская надежда" рухнула, отношения между Маяковским и Полонской стали крайне нервозными.
Маяковский мрачнел, он старался не впутывать ее в разговоры о своих неприятностях. Встречи их уже не приносили радости ни тому, ни другому.
Деликатность и предупредительность стали чередоваться со сценами ревности; перемены настроения стали резки и неожиданны.
Из воспоминаний В. В. Полонской: "Я не помню Маяковского ровным, спокойным; или он был искрящийся, шумный, веселый, или мрачный,
молчаливый. " Маяковский с каждым днем делался все раздражительнее, требовал частых свиданий, и, в конце концов, даже настаивал, чтобы Полонская
бросила театр. А она была увлечена театром, да еще к тому же, как раз в это время, впервые получила большую роль в инсценировке романа В. Кина "По ту
сторону", что для молодой актрисы явилось целым событием.
Из ссоры и разногласия участились, и не только по причине нерешительности Полонской круто переменить жизнь, т.е. развестись с Яншиным, но и из-
за нетерпения и нервозности Маяковского. Встречаться приходилось на людях, скрывать близость было уже почти невозможно, а Владимир Владимирович
был несдержан. "Часто он не мог владеть собой при посторонних, уводил меня объясняться. Если происходила какая-нибудь ссора, он должен был выяснить
все немедленно. Был мрачен, молчалив, нетерпим, " – вспоминает В. В. Полонская.
Резкое объяснение произошло 11 апреля 1930 года. Казалось конец. Однако 12 апреля Владимир Маяковский позвонил в театр, разыскал Полонскую,
просил встретиться.
Позднее, Вероника Витольдовна вспоминала: "Тринадцатого апреля днем мы виделись. Он позвонил в обеденное время и предложил ехать на бега. Я
сказала, что поеду на бега с Яншиным и мхатовцами, потому что мы уже сговорились ехать, а его прошу, как мы условились, не видеть меня и не приезжать.
Он спросил, что я буду делать вечером. Я сказала, что меня звали к Катаеву, но что я не поеду к нему, а что буду делать, не знаю еще.
Вечером я все же поехала к Катаеву с Яншиным, Владимир Владимирович оказался там. Он был очень мрачный и пьяный. При виде меня она сказал: –
Я был уверен, что вы здесь будете! " У Катаева собралось человек десять. Сидели в темноте, пили чай с печеньем, вино.
По воспоминаниям хозяина вечера, Маяковский был совсем не такой, как всегда: притихший, домашний. В этот вечер он не острил, не загорался, как
обычно, хотя все остальные гости были в ударе.
Весь вечер Маяковский обменивался записками с Полонской.
Вероника Витольдовна в своих воспоминаниях утверждает, что Маяковский был груб, ревновал, даже угрожал раскрыть характер их отношений.
В три часа ночи гости разъехались. Как вспоминает Катаев, Маяковский казался очень больным и утомленным, но на предложение хозяина остаться –
отказался.
Объяснение, начатое накануне вечером у Катаева, продолжилось в комнате на Лубянке утром 14 апреля.
Маяковский требовал решить, наконец, все вопросы – и немедленно, грозил не отпустить Полонскую в театр, закрывал комнату на ключ.
Когда она напомнила, что опаздывает на репетицию, Владимир Владимирович еще больше занервничал.
Из воспоминаний В. В. Полонской: "… Вл. Вл. быстро заходил по комнате. Почти бегал. Требовал что я с этой же минуты осталась с ним здесь, в этой
комнате. Он говорил, что я должна бросить театр немедленно же. Сегодня же на репетицию мне идти не нужно. Больше того, он сам зайдет в театр и скажет,
что я никогда не приду.
… Я ответила, что люблю его, буду с ним, но не могу остаться здесь сейчас. Я по-человечески люблю и уважаю мужа и, поэтому, не могу поступить с
ним так.
И театр я никогда не смогу бросить… Вот и на репетицию я должна обязательно пойти, и я пойду на репетицию, потом домой, скажу все… и вечером
перееду к нему совсем. " Но Владимир Владимирович был не согласен с этим. Он продолжал настаивать на том, чтобы все было немедленно или совсем
ничего не надо. " Полонская ушла. Маяковский отказался ее проводить, только дал двадцать рублей на такси.
Но едва она притворила дверь, как раздался выстрел. Какое-то время (ей показалось, что целую вечность) , она боялась войти в квартиру…
Она застала его еще живым, он еще пытался поднять голову, но глаза уже были безжизненны.
Человек, добровольно уходящий из жизни, уносит с собой тайну ухода. Никакие объяснения (в том числе и его собственные) , не в силах проникнуть в
эту тайну.
Что явилось истинной причиной самоубийства?
На этот вопрос не может быть, на мой взгляд, однозначного ответа. Так причиной тому мог послужить разрыв с Яковлевой, и не находивший
завершения роман с Полонской, и заграничная поездка Бриков…
Читая предсмертную записку Маяковского, невольно всплывают в памяти строки из поэмы, оказавшиеся пророческими: "Последним будет твое имя,
запекшееся на выдранной ядром губе. " "Лиля! Люби меня! " – это последняя строка в предсмертном письме.
Это последний крик. Вдруг случится?? Вдруг ее сердце наконец-то откроется… Ведь ему так не хватало любви в жизни!
В последние дни жизни Маяковский делала отчаянные усилия, чтобы создать семью. От Вероники Полонской он требовал развода с Яншиным, и в то
же время хлопотал о том, чтобы получить квартиру на одной площадке с Бриками после их переезда из Гендрикова переулка.
Без Лили для Маяковского невозможна никакая семейная жизнь. И, вообще, без нее жить невозможно!
Любовь Маяковского к Лиле Юрьевне Брик безмерна. Она была женщиной его жизни. Он полюбил ее искренно, безоговорочно, хотя и понимал, что ее
любовь к нему носила совершенно другой характер.
В дневнике, написанном во время двухмесячной разлуки еще в 1923 году, есть заглавие "Любишь ли ты меня? ", под которым Маяковский разъясняет,
как он понимает любовь Лили Юрьевны к нему: "Для тебя, должно быть, это странный вопрос – конечно любишь. Но любишь ли ты меня? Нет. У тебя не
любовь ко мне, у тебя – вообще ко всему любовь. Занимаю в ней место и я (может быть даже большое) , но если я кончаюсь, я вынимаюсь, как камень из речки,
а твоя любовь опять всплывает над всем остальным. Плохо это? Нет, тебе это хорошо, я б хотел бы так любить. " Читая эти строки, понимаешь, какая огромная
разница в их отношении к любви. Для В. В. Маяковского Лили Юрьевна была всем, для нее же любовь к Маяковскому не была единственной в ее жизни. Они
знали о романах друг друга, но в отличие от Лили Юрьевны, Маяковский страдал от этого; даже если он и хотел, он не мог любить так, как она.
За два дня до трагического выстрела в Лубянском проезде, Маяковский писал: "Как говорят "инциндент исперчен", Любовная лодка разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете и не к чему перечень Взаимных болей, бед и обид. " Счастливо оставаться.
Владимир Маяковский.
12/IV-30г.
Когда Л. Ю. Брик узнала о самоубийстве Маяковского, то искренне огорчилась. Несомненно, это был удар, хотя и не изменивший ее привычной жизни.
Возникло только ощущение, что не будет больше писем, звонков, встреч. Ощущения безысходности, горя тогда у нее еще не было. Скорее – удивление: зачем же
он это сделал?
"… Лили Юрьевна Брик рассказывала, что многие годы ей снился Маяковский. Снился по-разному. Иногда плакал, просил прощения и всегда не хотел
расставаться. Не хотел уходить из ее снов. Иногда посмеивался и уверял ее, что она тоже покончит жизнь самоубийством…
24 августа 1978 года Лили Юрьевна покончила с собой, приняв огромную дозу снотворного. Она заснула вечным сном в "вечном городе" Риме. Кто
знает, может быть, перед смертью она тоже успела выкрикнуть: "Люби меня! ", как ей когда-то Маяковский…
Но могла ли она быть кем-то услышана?.. " (Выписка из статьи доктора философских наук З. Гельмана "Литературное обозрение", 1993, N 6) .
Свой рассказ о Владимире Владимировиче Маяковском, мне хочется закончить его же строками: "Не смоют любовь ни ссоры, ни версты.
Продумана, выверена, проверена.
Подъемля торжественно стих стоперстный, клянусь люблю неизменно и верно! " ЗАКЛЮЧЕНИЕ И все-таки, что же такое лирика Маяковского? Мне
кажется, что я постаралась найти ответ на этот вопрос, изучая личную жизнь поэта.
Теперь, перефразирую самого же В. В. Маяковского, скажу: "Любовная лирика – это сердце всего его творчества".
Возможно, я и ошибаюсь, но мне кажется, что если бы даже Маяковский не создал ничего, кроме поэм "Облако в штанах", "Флейта-позвоночник", "Про
это", "Люблю" и стихотворных посвящений Л. Ю. Брик и Т. А. Яковлевой, он и тогда бы вошел в классику русской литературы и занял бы там достойное
место.
О творчестве Маяковского можно долго спорить. Я даже допускаю, что его можно любить или не любить совсем. Но к Маяковскому нельзя относиться
равнодушно!
Позволю себе поспорить с Мариной Цветаевой, которая как-то в своих воспоминаниях назвала Маяковского "поэтом масс".
Нет, Маяковский не может быть понятен всем!
(И это мое твердое убеждение) . Его поэзия очень личная, она способствует размышлению наедине с собой.
Это не поэзия ради поэзии! Это душа!
И, так же, как душу невозможно искусственно отделить от тела, так и лирику Маяковского нельзя рассматривать отдельно от автора.
"… я только стих, я только душа… " Мне очень понравилось высказывание профессора нью-гэмпширского университета Льва Лосева, напечатанное в
журнале "Огонек" за 1993 год: "Из нашей цивилизации уходит то, что ее животворило: романтическая любовь. Эрос замещается рутинным сексом. Я не знаю
другого поэта, чья любовная лирика была бы созвучна душе человека, как стихи про это Маяковского".
… и я с ним полностью согласна.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. П. К. Сербин. "Изучение творчества Владимира Маяковского".
"Молодая гвардия" 1978.
2. В. Перцов. "Маяковский. Жизнь и творчество". М., 1976.
3. Б. Янгфельдт. "Любовь – это сердце всего".
4. Ал. Михайлов. "Маяковский" ЖЗЛ. Изд.: М., Молодая гвардия", 1988.
5. Ю. Карабчиевский. "Воскресение Маяковского", Изд.: М. "Советский писатель", 1990.
6. Маяковский В. В. Соч. в 2-х т. – М., 1988 – т. II.
7. Маяковский "Поэмы. Пьесы". М. "Правда", 1985.
8. Литературное обозрение" – 1993 г. N 9/10, N 6.
9. "ЛГ-досье" – 1993, N 3.
10. "Вопрос литературы". 1993, – вып. IV.
11. "Огонек", 1993 г. N 29.
12. "Литературная газета", 1996 г. – 10 апр.