Сведения о жизни и творчестве н заболоцкого. Тест по биографии. Николай Алексеевич Заболоцкий

Творчество Н. Заболоцкого

Николай Заболоцкий принадлежит к поколению писателей, вступивших в литературу после революции. Его отличали упорная работа над совершенствованием поэтического мастерства, развитие собственной концепции, критическое отношение к своим произведениям и к их подбору. Заболоцкий считал, что нужно писать не отдельные стихотворения, а книгу.

Заболоцкий очень внимательно относился к человеческой душе . Отсюда психологически насыщенные сюжетные зарисовки («Жена », «Неудачник », «В кино », «Некрасивая девчонка », «Старая актриса ») и наблюдения над тем, как душа и судьба отражаются во внешности человека («О красоте человеческих лиц », «Портрет »). Также для поэта большое значение имела красота природы и ее воздействие на внутренний мир человека. И наконец целый ряд работ Заболоцкого связан с интересом к истории и эпической поэзии («Рубрук в Монголии »). Поэт создал свою формулу творчества , триаду «мысль - образ – музыка». Критики называли творчество Заболоцкого «поэзией мысли».

В творчестве поэта отчётливо выделяются три основных периода . В первом раннем периоде заметно влияние эстетики обериутов (был одним из создателей группировки ОБЕРИУ). В своей декларации они называли себя поэтами «голых конкретных фигур, вплотную придвинутых к глазам зрителя».

Поэтому лирика 1920-х годов – это обличение бездуховности мещанского мира периода нэпа , жадности людей к материальному, которая мешает чувствовать красоту мира. Образы этих ранних стихов, вошедших в сборник «Столбцы », отличаются рельефностью и неожиданностью. Так в стихотворении «Свадьба » поэт сатирически рисует стаю «мясистых баб», которые едят «густые сласти». В «Вечернем баре » изображена атмосфера пивного погребка, названного бутылочным раем. Блик света, отражённый в пивной кружке, трансформируется в неожиданный образ - «в бокале плавало окно».

В конце 1920-х - начале 1930-х годов в поэзию Заболоцкого приходит его главная тема - тема природы . Сын агронома, Заболоцкий, с детства видел в природе живое существо, наделённое разумом. И по мысли поэта, социалистическая революция должна освободить от эксплуатации не только людей, но и животных. Человек для него – венец природы, «мысль её, зыбкий ум её». И всё же человек не царь, а сын природы. Поэтому он должен не покорять природу, а бережно вести её от «дикой свободы», «где от добра неотделимо зло», в мир разума, гармонии и солнца. Эти мысли звучат в стихотворении «Я не ищу гармонии в природе... ».

В 1930-е годы Заболоцкий изучает труды Энгельса и Циолковского и пишет натурфилософские стихи о жизни и смерти, смерти и бессмертии . Заболоцкий уверен, что человек – это скопление атомов, а после смерти, в процессе перерождений материи, он может стать частью природы. Это отражено в стихотворениях «Метаморфозы » и «Завещание ».

В послевоенной лирике 1940-х годов поэт раскрывает тему памяти и преемственности поколений («Журавли ») и тему войны («В этой роще берёзовой ...»), которая дается нелегко. Вторя Тютчеву, Заболоцкий воспевает в поздних стихах и «последнюю любовь». Но его чувство полно горечи. То поэт признаётся, что «слезами и стихотвореньями» обожжёт «свою горькую, милую...», то душа его «кричит от боли», то между ним и его радостью «встаёт стена чертополоха», потому что «их песенка спета» и «счастья до гроба не будет, мой друг».

В целом стихи Заболоцкого отличаются свежестью художественных образов, повышенной музыкальностью, глубокой мыслью и искренним чувством.

Начало пути. Родившийся в Казани, в семье агронома, и проведший детство в провинциальном городке Уржуме, Николай Заболоцкий в начале 20-х гг. приехал учиться в Петроград. Там он очутился в сложнейшей обстановке первых лет нэпа, противоборства идеологий и художественных направлений, в «вихрях разнородных эстетик», по выражению современника. Окончив в 1925 г. Педагогический институт имени А. И. Герцена, он активно включился в литературную жизнь, став вместе с Д. Хармсом, А. Введенским и некоторыми другими молодыми писателями членом Объединения реального искусства (Обэриу), первоначально в духе времени именовавшего себя «Левым флангом». Иные из «обэриутов» не чуждались «зауми». Заболоцкий же, хотя и сам нередко прибегал к непривычным метафорам, основанным на новых и даже алогичных ассоциациях, стремился рисовать «голые конкретные фигуры, придвинутые вплотную к глазам зрителя» и почти физически ощутимые.

«Знаю, что запутываюсь в этом городе, хотя дерусь против него, - говорится в тогдашних письмах поэта. - Сколько неудач еще впереди, сколько разочарований, сомнений! Ho если в такие минуты человек поколеблется - его песня спета». Жизненным принципом Заболоцкого становится сказанное в тех же письмах: «Вера и упорство. Труд и честность».

«Столбцы». Название его первой книги - «Столбцы» (1929) - подчеркнуто просто и строго. Сам поэт объяснял его стремлением к «дисциплине, порядку», противостоящим «стихии мещанства» и всему, что грозит «запутать» и «поколебать». Однако книга оказалась противоречивой, как и сама действительность тех лет. Поэт решительно не приемлет мещанской косности, ограниченности, самоупоенной сытости. В самом отталкивающем виде представлены они в стихотворениях «Свадьба», «Ивановы», «Обводный канал» и др.

Свадебное застолье походит на вражеский вооруженный стан: «прямые лысые мужья сидят, как выстрел из ружья», на столе высятся «мяса жирные траншеи». Люди и вещи почти неотличимы друг от друга: если «бокалу винному невмочь расправить огненный затылок», то и у пирующих «крепость их воротников до крови вырезала шеи»; «ревут бокалы пудовые» - или сами тучные гости, горланящие свои здравицы. На рынке у Обводного канала царит торгаш: «Маклак - владыка всех штанов, Ему подвластен ход миров, Ему подвластно толп движенье», а «Толпа в плену, толпа в неволе, Толпа лунатиком идет, ладони вытянув вперед», - почти в молитвенном преклонении перед вещами и их «владыкой». И даже будничное зрелище рыб, снующих в садке, вырастает в сходную трагическую картину безумного мира:

...За стеклянною стеной
Плывут лещи, объяты бредом,
Галлюцинацией, тоской,
Сомненьем, ревностью, тревогой.
И смерть над ними, как торгаш,
Поводит бронзовой острогой.
(«Рыбная лавка»)

Однако и в «Столбцах», и в других стихах Заболоцкого этих лет люди и вещный мир порой все же предстают иными. Так, появление в скучном «колодце» городского двора бродячих музыкантов с их непритязательными песнями резко преображает его обитателей, застигнутых порой в самом затрапезном виде:

И каждый слушатель украдкой
Слезою чистой вымылся,
Когда на подоконниках
Средь музыки и грохота
Легла толпа поклонников
В подштанниках и кофтах.
(«Бродячие музыканты»)

С доброй и сочувственной улыбкой изображены и другие немудреные развлечения персонажей в «Народном Доме», где «радость пальчиком водила» (пусть даже «она к народу шла потехою» - в каком-то обедненном, сниженном виде), а вещный мир обнаруживает там свою живую прелесть, как, например, апельсины в лотке разносчика:

Как будто маленькие солнышки, они
Легко катаются по жести
И пальчикам лепечут: «Лезьте, лезьте!»

«Густое пекло бытия» (выражение из этого же стихотворения) уже не похоже на кромешный ад коммунальной кухни, где даже «примус выстроен как дыба» и «от плиты и до сортира лишь бабьи туловища скачут», мечась, как обезглавленные курицы. Существует иной, разнообразный и сложнейший мир, взывающий к вдумчивому, напряженному осмыслению.

Зарождение главной темы. Помимо примитивных и ограниченных героев, смутно напоминающих тех, кто горестно изображался в рассказах Михаила Зощенко, в стихах поэта возникает другая, новая героиня - мучительно пробивающаяся мысль, как бы угаданная, подслушанная автором у своих простодушных, «потешных» героев. Они впервые, пусть наивно и забавно, задумываются о жизни, природе, мире, их сложности и таинственности, походя уже на некоторых персонажей Андрея Платонова, тоже обеспокоенных поисками смысла во всем окружающем:

Хочу у моря я спросить,
Для чего оно кипит?
...Это множество воды
Очень дух смущает мой.
(«Вопросы, к морю»)

У животных нет названья.
Кто им зваться повелел?
(«Прогулка»)

Для чего они? Откуда?
Оправдать ли их умом?
(«Змеи»)

Автор вовсе не относится к этим героям свысока, напротив, их простодушные вопросы близки ему самому. Едва ли не с детских лет, под отцовским влиянием, а затем после чтения трудов ученых В. И. Вернадского и К. Э. Циолковского (с ним поэт даже переписывался) Заболоцкий был одержим неустанным любопытством, склонностью к философскому осмыслению природы и ее взаимоотношений с человеком.

И на рубеже 20-30-х гг. поэт как бы вместе со своими персонажами заново их свежим и наивным взглядом всматривается в окружающий мир со всей его пестротой и загадочностью, причудливо умноженными еще и человеческим воображением. В стихотворении «Меркнут знаки Зодиака» начальные «азы» знаний, картинки, похожие на рисунки в детском букваре, затейливо смешаны с самыми фантастическими видениями:

Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Леший вытащил бревешко
Из мохнатой бороды.

Ho шутливое повествование внезапно сменяется философским размышлением, добрым напутствием разуму - неопытному «бедному... воителю» со сложностью и запутанностью мира:

Что сомненья? что тревоги?
День прошел, и мы с тобой -
Полузвери, полубоги -
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.

«Новая жизнь молодая» упомянута не для проформы. Поэт был искренне привержен пафосу преобразования мира, человеческого сознания, самой природы. Ho эти идеи претворялись в поэзии Заболоцкого крайне необычно и по содержанию, и по форме. Как и другие «обэриуты», он испытал сильнейшее влияние футуриста В. Хлебникова и, в частности, его утопической поэмы «Ладомир», в которой свобода, равенство, просвещение становятся уделом не только людей, но и животных и растений: «И будет липа посылать своих послов в совет верховный... Я вижу конские свободы и равноправие коров...»

Во многом перекликается с «Ладомиром» и поэма Заболоцкого «Торжество Земледелия». Пастух, Солдат, Тракторист, Предки и другие ее герои - это не подлинные крестьяне, а условные фигуры, олицетворенные идеи, владевшие автором. Его по-прежнему интересуют люди, лишь подымающиеся к сознательной жизни, невнятно и косноязычно высказывающие осенившие их мысли о родстве своем с природой (хотя прежде они считали, что она «ничего не понимает и ей довериться нельзя») и о возможности преобразовать животное царство.

Написанная в 1929-1930 гг. и опубликованная в 1933-м, поэма Заболоцкого выглядела очень странно на фоне происходящей коллективизации, раскулачивания, голода в деревне. И если уже «Столбцы» были встречены критикой настороженно и неодобрительно, то утопичность фабулы поэмы, идиллическое сосуществование людей и животных в ее финале вызвали всевозможные фальшивые толкования, резкие нападки в печати и обвинения не столько художественного, сколько политического свойства («юродствующая поэзия Заболоцкого имеет определенный кулацкий характер» и т. п.).

«Воля и упорство». Катастрофа с поэмой, запрещение издавать новую, уже подготовленную книгу стихов, возникшие в связи со всем этим житейские сложности серьезно затормозили работу поэта и во многом побудили его заняться трудом переводчика, хотя и здесь он вскоре добился замечательных успехов: в частности, сделал сокращенный перевод знаменитой поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре».

Однако Заболоцкий не поколебался в главном, оставшись верным теме проникновения в тайны природного мира, его метаморфоз и сопряженности с ними самого человеческого духа.

Отдыхающие крестьяне (в одноименном стихотворении) как бы подхватывают и проясняют «заскорузлые» речи героев «Торжества Земледелия». Напряженные философские споры происходят в поэмах «Безумный волк» и «Деревья», в большом стихотворении «Лодейников», потрясенный герой которого пытается понять, как «природы вековечная давильня соединяла смерть и бытие в один клубок». При всей безотрывности и трагичности взгляда на эту безжалостную «давильню» («Жук ел траву, жука клевала птица, Хорек пил мозг из птичьей головы...») поэт находит опору в мысли о великом круговороте природы, о таинственной запечатленности во всем окружающем уже достигнутого духовного наследия. «Ожесточенная» мысль о собственном исчезновении, «нестерпимая тоска разъединения» с природой превозмогаются вдохновенными картинами:

Вот так, с трудом пытаясь развивать
Как бы клубок какой-то сложной пряжи, -
Вдруг и увидишь то, что должно называть
Бессмертием.
(«Метаморфозы»)

Годы испытаний. Как и у большинства бывших «обэриутов», судьба Заболоцкого впоследствии оказалась трагической: в 1938 г. он был арестован по ложному, сфабрикованному обвинению (и, конечно, не без влияния предыдущей «уничтожительной» критики «Торжества Земледелия»). Несколько лет он провел в лагерях и ссылке. Только в 1945 г., еще в Казахстане, ему удалось завершить начатое до ареста стихотворное переложение «Слова о полку Игореве». После окончательного освобождения и переезда в Москву, где он с семьей долго ютился по чужим углам, Заболоцкий вновь занялся переводами и классической, и современной грузинской поэзии.

Несравненно труднее давалось возвращение к собственному, оригинальному творчеству. В черновике одного из первых стихотворений, написанных в 1946 г. после долгого перерыва, сохранилась печальная шутка автора, что он «стараться горазд, да облезли от холода перышки». И все же воля и упорство победили.

Заболоцкий вернулся к своим излюбленным темам. «Завещание» явственно перекликается с такими стихами 30-х гг., как «Вчера, о смерти размышляя...» и «Бессмертие». Стихотворение «Слепой» проникнуто издавна свойственной поэту жаждой разглядеть «великое чудо земли». Родство природы и духовной жизни человека не просто декларируется поэтом, но нередко воплощается в выразительных образах и сюжетах. В картине приближения грозы проступает сходство с творчеством, с рождением поэзии:

Я люблю этот сумрак восторга, эту краткую ночь
вдохновенья,
Человеческий шорох травы, вещий холод на темной руке,
Эту молнию мысли и медлительное появленье
Первых дальних громов - первых слов на родном языке.
(«Гроза»)

В новых стихах Заболоцкого чувствовалась заметная эволюция поэтического стиля - отказ от демонстративной сложности, «нарочитости», по его выражению, стремление к большей ясности, использование, по определению исследовательницы Л. Я. Гинзбург, «энергии скрытых поэтических средств». Так, выразительность процитированной выше строфы достигнута и неброскими, но меткими эпитетами («человеческий шорох», «вещий холод»), и естественно возникающими паузами (ибо, как сказано в предыдущей строфе, «все труднее дышать»), и почти «слышному» громовому раскату, передаваемому стихом при помощи «медлительности» заключительной части фразы и ее переноса, «перетекания» из одной строки в другую.

Расширение тематики. С годами и накопленным жизненным опытом Заболоцкий, как с присущей ему скромностью писал он сам, «немножко научился присматриваться к людям и стал любить их больше, чем раньше». И это плодотворно и многообразно сказалось в его творчестве.

С размышлениями, в образной форме сконцентрировавшими плоды «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» (например, «Есть лица, подобные пышным порталам, Где всюду великое чудится в малом...»), соседствуют картины вроде бы самого прозаического свойства, но теперь в ежедневном быте, который смолоду, во времена «Столбцов», зачастую казался Заболоцкому близнецом-двойником мещанства, открываются правда, поэзия, вековая история народной жизни, ее могучая очистительная стихия. Поэт говорит об этом с явным пафосом, пусть и смягченным доброй улыбкой:

Натрудив вековые мозоли,
Побелевшие в мыльной воде,
Здесь не думают о хлебосолье,
Ho зато не бросают в беде.
Благо тем, кто смятенную душу
Здесь омоет до самого дна,
Чтобы вновь из корыта на сушу
Афродитою вышла она!

Он создает и целый ряд вдумчивых психологических портретов («Жена», «Старая актриса», «В кино»), среди которых по страстному и горестному сопереживанию героине выделяется «Некрасивая девочка», увенчанная афористическим определением красоты:

Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

Наконец, за несколько лет до появления произведений А. Солженицына и других авторов Заболоцкий прямо обратился к запретной лагерной теме, создав своеобразную, перекликающуюся с народными песнями и плачами балладу «Где-то в поле возле Магадана» (1956).

«Мысль - Образ - Музыка». В стихах Заболоцкого последних лет заметна большая лирическая «раскованность». Порой в них запечатлен даже оригинальный и откровенно драматический автопортрет («Воспоминание»):

Наступили месяцы дремоты...
То ли жизнь, действительно, прошла,
То ль она, закончив все работы,
Поздней гостьей села у стола.

Хочет пить - не нравятся ей вина,
Хочет есть - кусок не лезет в рот.

Ho даже в подобных произведениях, говорящих о глубоко личных переживаниях, например в цикле «Последняя любовь» (1956-1957), автор сохраняет целомудренную элегическую сдержанность тона. Когда в этом усматривали некий «холодок», Николай Алексеевич возражал: «Умный читатель под покровом внешнего спокойствия отлично видит игралище ума и сердца. Я рассчитываю на умного читателя. Фамильярничать с ним не хочу...»

Расчет на умного читателя проявляется и в склонности поэта безбоязненно вводить в свои стихи весьма разнообразный словарный материал, часто выступающий в неожиданных, дерзких сочетаниях. В этом смысле характерно уже появление в «Стирке белья» Афродиты, да еще в «компании» с «корытом», «онучами», «вековыми (прекрасный, многозначительный эпитет!) мозолями», а с другой стороны - обращение к прозаизмам в сугубо лирическом контексте:

Я различал полей зеленоватых призму,
Туманно-синий лес, прижатый к организму
Моей живой земли, гнездился между нив.
(«Воздушное путешествие»)

Нередко за кажущимся «холодком» спокойно уравновешенной интонации вспыхивает искорка улыбки и является стилистический прием, освоенный еще в экспериментальной школе «Столбцов»:

Плывет белоснежное диво,
Животное, полное грез,
Колебля на лоне залива
Лиловые тени берез.
(«Лебедь в зоопарке»)

Добродушно-усмешливая характеристика лебеди как «животного», к тому же «полного грез», напоминает аналогично названных персонажей давних стихов («Спит животное Собака, дремлет птица Воробей» и т. д.), да и фигурки зверей, которые «сидят в отдаленье, приделаны к выступам нор», тоже как бы почерпнуты из «Столбцов» («жених, приделанный к невесте» - в стихотворении «Свадьба»).

И все это органически сочетается с утонченной живописностью и гармонической звукописью («КоЛебЛя на Лоне заЛИва ЛИЛОвые тени берез») и впечатляющим пластическим образом лебеди: «вся она как изваянье приподнятой к небу волны». Это слияние «разновременных» приемов тем естественнее, что, как справедливо считал сам поэт, «способность пластически изображать явления» проявилась у него еще в эпоху «Столбцов». И действительно, давняя строка о том, как в море «словно идол ходит вал», в известном смысле послужила предшественницей сравнения лебеди с изваянием волны.

В своих лучших произведениях Заболоцкому удалось блестяще осуществить творческий принцип: «Мысль - Образ - Музыка - вот идеальная тройственность, к которой стремится поэт».

Он по праву вошел в число лучших русских поэтов XX в., дав оригинальное творческое истолкование взаимоотношений природы и человека, который открывает в ней все новые соответствия своему внутреннему миру.

Жизнь и творчество Н.А.Заболоцкого.

Подготовила

Е. А. Букурова – педагог дополнительного образования МАУДО «Дом детского творчества»

станицы Старомиснской Краснодарского края

2017 год

Цели и задачи работы:

• проанализировать творчество

Н.А.Заболоцкого;

• рассмотреть идейно-художественное звучание лирики Н.А.Заболоцкого;
• изучить критическую литературу, а также материалы Интернет сайтов по выбранной теме.

Н.А.Заболоцкий

• Заболоцкий - один из самых недооцененных авторов того времени – поэт Н. Заболоцкий. Все знают, что Ахматова – гений, но не каждый может процитировать ее стихи. То же касается и Блока или Цветаевой. А вот творчество Заболоцкого знают практически все – но многие понятия не имеют, что это именно Заболоцкий. «Зацелована, околдована, с ветром в поле…», «Душа обязана трудиться…» и даже «Котя, котенька, коток…». Все это – Заболоцкий Николай Алексеевич. Стихи принадлежат его перу. Они ушли в народ, стали песнями и детскими колыбельными, имя автора превратилось в лишнюю формальность. С одной стороны – самое искреннее признание в любви из всех возможных. С другой – вопиющая несправедливость по отношению к автору.

• Признание Зацелована, околдована, С ветром в поле когда-то обвенчана, Вся ты словно в оковы закована, Драгоценная моя женщина! Не веселая, не печальная, Словно с темного неба сошедшая, Ты и песнь моя обручальная, И звезда моя сумасшедшая. Я склонюсь над твоими коленями, Обниму их с неистовой силою, И слезами и стихотвореньями Обожгу тебя, горькую, милую. Отвори мне лицо полуночное, Дай войти в эти очи тяжелые, В эти черные брови восточные, В эти руки твои полуголые. Что прибавится - не убавится, Что не сбудется - позабудется... Отчего же ты плачешь, красавица? Или это мне только чудится ?

• Проклятие недооцененности коснулось не только стихов поэта, но и собственно его жизни. Она всегда был «не в масть». Не соответствовал стандартам, представлениям и чаяниям. Для ученого он был слишком поэт, для поэта – слишком обыватель, для обывателя – слишком мечтатель. Его дух никак не соответствовал его телу. Блондин среднего роста, круглолицый и склонный к полноте, Заболоцкий производил впечатление человека основательного и степенного. Солидный молодой человек весьма прозаической наружности никак не соответствовал представлениям об истинном поэте – чувствительном, ранимом и мятущемся. И только люди, знавшие Заболоцкого близко, понимали, что под этой внешней бутафорской важностью скрывается удивительно чуткий, искренний и жизнерадостный человек.

• Заболоцкого Даже литературный кружок, в котором оказался Николай Алексеевич Заболоцкий, был «неправильный». Обэриуты
• – беспардонные, смешливые, парадоксальные, казались самой неподходящей компанией для серьезного молодого человека. А между тем Заболоцкий был очень дружен и с Хармсом, и с Олейниковым, и с Введенским.
• Еще один парадокс несоответствия – литературные предпочтения Заболоцкого. Известные советские поэты оставляли его равнодушным. Не любил он и высоко ценимую окололитературной средой Ахматову. А вот неприкаянный, мятущийся, призрачно-сюррелистичный Хлебников казался Заболоцкому поэтом великим и глубоким. Мировосприятие этого человека болезненно контрастировало с его внешностью, его образом жизни и даже происхождением.

Жизнь и творчество

Н.А.Заболоцкий родился Казани в семье агронома. Детские годы Николая прошли в селе Сернур Вятской губернии.

Здесь крестили будущего поэта Николая Заболоцкого.

В 1921 году Николай Заболоцкий поступил в педагогический институт им. Герцена в Ленинграде. За годы учебы сблизился с группой молодых авторов, «обериутов»

(«Объединение реального искусства).

Столкновение с «вывернутым наизнанку» миром казармы сыграло в судьбе Заболоцкого роль своеобразного творческого катализатора: именно в 1926-1927 годах он написал первые свои настоящие поэтические произведения .

• Кроме того, Заболоцкий начал заниматься переводами. «Витязь в тигровой шкуре» до сих пор знаком читателям именно в переводе Заболоцкого. Кроме этого, он перевел и переложил для детских изданий «Гаргантюа и Пантагрюэля», «Тиля Уленшпигеля» и один раздел «Путешествий Гулливера». Маршак, переводчик № 1 страны, высоко отзывался о работах Заболоцкого. Тогда же поэт начал работать над переводом со старославянского «Слова о полку Игореве». Это была огромная работа, проделанная необыкновенно талантливо и тщательно. Переводил Заболоцкий и Альберто Саба, мало известного в СССР итальянского поэта.

• Женитьба В 1930 году Заболоцкий женился на Екатерине Клыковой. Друзья-обэриуты отзывались о ней исключительно тепло. Даже язвительные Хармс и Олейников были очарованы хрупкой молчаливой девушкой. Жизнь и творчество Заболоцкого были тесно связаны с этой удивительной женщиной. Заболоцкий никогда не был богат. Более того, он был беден, иногда попросту нищ. Скудные заработки переводчика едва позволяли содержать семью. И все эти годы Екатерина Клыкова не просто поддерживала поэта. Она полностью передала ему бразды правления семьей, никогда ни в чем с ним не споря и ничем не упрекая. Даже друзья семьи поражались преданности женщины, отмечая, что есть в такой самоотверженности что-то не совсем естественное. Уклад дома, малейшие хозяйственные решения – все это определял только Заболоцкий.

В 1946 году Заболоцкий вернулся в Москву; его восстановили в Союзе писателей. Работал над переводами грузинских поэтов, посетил Грузию. В 1950-е вышли стихи «Некрасивая девочка», «Старая актриса» и др., которые сделали его имя широко известным. Однако здоровье поэта было сильно подорвано ссылкой. В 1955 году у Заболоцкого случился первый инфаркт, а 14 октября 1958 года его сердце остановилось навсегда.

« ВЕЧЕРНИЙ БАР»

• По потолкам они качали Бедлам с цветами пополам. Один рыдает, толстопузик, Другой кричит: "Я - Иисусик, Молитесь мне, я на кресте, В ладонях гвозди и везде!" К нему сирена подходила, И вот, тарелки оседлав, Бокалов бешеный конклав Зажегся, как паникадило. Глаза упали, точно гири, Бокал разбили, вышла ночь, И жирные автомобили, Схватив под мышки Пикадилли, Легко откатывали прочь. А за окном в глуши времен Блистал на мачте лампион. Там Невский в блеске и тоске, В ночи переменивший краски, От сказки был на волоске, Ветрами вея без опаски. И как бы яростью объятый, Через туман, тоску, бензин, Над башней рвался шар крылатый И имя "Зингер" возносил.

В глуши бутылочного рая, Где пальмы высохли давно, Под электричеством играя, В бокале плавало окно. Оно, как золото, блестело, Потом садилось, тяжелело, Над ним пивной дымок вился... Но это рассказать нельзя. Звеня серебряной цепочкой, Спадает с лестницы народ, Трещит картонною сорочкой, С бутылкой водит хоровод. Сирена бледная за стойкой Гостей попотчует настойкой, Скосит глаза, уйдет, придет, Потом с гитарой на отлет Она поет, поет о милом, Как милого она любила, Как, ласков к телу и жесток, Впивался шелковый шнурок, Как по стаканам висла виски, Как, из разбитого виска Измученную грудь обрызгав, Он вдруг упал. Была тоска, И все, о чем она ни пела, Легло в бокал белее мела.

• Мужчины тоже всё кричали, Они качались по столам,

ТЕМА ЧЕЛОВЕКА И ПРИРОДЫ

Лирика Н. А. Заболоцкого носит философский характер. Его стихотворения проникнуты размышлениями о природе, о месте в ней человека, о борьбе сил хаоса и сил разума, гармонии.

Умирая, человек перевоплощается, обретает новую жизнь в природе. Удивительны мир природы и мир человека в произведениях Н. А. Заболоцкого. Воссозданные с замечательным поэтическим мастерством, они зовут читателя к глубоким раздумьям о смысле жизни, о сущности мироздания.

ФИЛОСОФСКАЯ ЛИРИКА

Н. А.Заболоцкий принадлежит к первому поколению русских писателей, вступивших в литературу уже после революции. Вся его жизнь - это подвиг ради поэзии. Когда заходит разговор о поэтическом мастерстве, всегда вспоминают Заболоцкого. Но главное качество и достоинство его поэзии - все-таки ее философичность.

К. И. Чуковский писал: "Кое-кому из нынешних эти мои строки покажутся опрометчивой и грубой ошибкой, но я отвечаю за них всем своим семидесятилетним читательским опытом". Так Чуковский подкрепил свое мнение о Заболоцком, которое он выразил в трех словах - подлинно великий поэт.

ИСТОЧНИКИ

1.Николай Заболоцкий. Вешних дней лаборатория: Стихотворения и поэма-М.:Молодая гвардия,1987.

2. Заболоцкий Н. Н. Жизнь Н. А. Заболоцкого. М., 1998

3. Заболоцкий Н. А. Изб. Соч. М., 1991

4. Заболоцкий Н. А. В роще берёзовой. Столбцы и поэмы. М., 2004

5. fb.ru . Николай Заболоцкий: биография, творчество.

6.Шаблон слайда http//aida.ucoz.ru

Поэт

Николай Заболоцкий родился 7 мая 1903 года в восьми километрах от Казани на ферме Казанского губернского земства.

Отец Заболоцкого был крестьянином, в молодости получившим возможность выучиться на агронома, а мама будущего поэта была учительницей, приехавшей с мужем в деревню из города. В третьем классе сельской школы Николай Заболоцкий начал издавать свой рукописный журнал и помещал там собственные стихи. С 1913 года по 1920 год он учился в реальном училище в селе Сернур, вблизи маленького провинциального города Уржума в Вятской губернии, увлекался историей, химией и рисованием. В ранних стихах поэта смешивались воспоминания и переживания мальчика из деревни, впечатления ученической жизни и влияние предреволюционной поэзии - в то время Заболоцкий выделял для себя творчество Блока и Ахматовой.

В 1920 году, окончив реальное училище в Уржуме, Заболоцкий уехал в Москву и поступил одновременно на филологический и медицинский факультеты Московского университета. Он выбрал медицинский, однако проучился всего семестр, и не выдержав студенческой нищеты, вернулся к родителям в Уржум. Во время своей учебы в Москве Заболоцкий регулярно посещал литературное кафе "Домино", где часто выступали Маяковский и Есенин.

Из Уржума Заболоцкий переехал в Петроград, где начал обучение на отделении языка и литературы Пединститута имени Герцена, которое и окончил в 1925 году, имея за душой, по собственному признанию, "объемистую тетрадь плохих стихов". А в 1926 году он был призван на военную службу, которую проходил в Ленинграде. В полку он вошел в редколлегию стенгазеты, в 1927 году успешно сдал экзамены на звание командира взвода, и вскоре был уволен в запас. Несмотря на краткосрочность армейской службы, этот жизненный период сыграл в судьбе Заболоцкого роль творческого катализатора - именно в 1926-27 годах он написал свои первые заметные поэтические произведения.

Заболоцкий увлекался живописью Филонова, Шагала и Брейгеля. Умение видеть мир глазами художника осталось у поэта на всю жизнь и повлияло на своеобразие поэтической манеры. Позже он признавал родственность своего творчества 1920-х годов примитивизму Анри Руссо.

В 1927 году вместе с Даниилом Хармсом, Александром Введенским и Игорем Бахтеревым Заболоцкий основал литературную группу ОБЭРИУ, продолжившую традиции русского футуризма. В том же году он принял участие в первом публичном выступлении обэриутов "Три левых часа" и начал печататься. "Заболоцкий был румяный блондин среднего роста, склонный к полноте, - вспоминал Николай Чуковский, - с круглым лицом, в очках, с мягкими пухлыми губами. Крутой северорусский говорок оставался у него всю жизнь, но особенно заметен был в юности. Манеры у него смолоду были степенные, даже важные. Впоследствии я даже как-то сказал ему, что у него есть врожденный талант важности - талант, необходимый в жизни и избавляющий человека от многих напрасных унижений. Сам я этого таланта был начисто лишен, всегда завидовал людям, которые им обладали, и, быть может, поэтому так рано подметил его в Заболоцком. Странно было видеть такого степенного человека с важными медлительными интонациями басового голоса в беспардонном кругу обэриутов - Хармса, Введенского, Олейникова. Нужно было лучше знать его, чем знал его тогда я, чтобы понять, что важность эта картонная, бутафорская, прикрывающая целый вулкан озорного юмора, почти не отражающегося на его лице и лишь иногда зажигающего стекла очков особым блеском".

Ставя целью возродить в поэзии мир "во всей чистоте своих конкретных мужественных форм", очистить его от тины "переживаний" и "эмоций", Николай Заболоцкий совпадал в своих устремлениях с футуристами, акмеистами, имажинистами и конструктивистами, однако, в отличие от них, проявлял интеллектуально-аналитическую направленность. Обэриуты, по его мнению, должны были не только "организовывать вещи смыслом", но и выработать новое мироощущение и новый способ познания. Заболоцкий с интересом читал труды Энгельса, Григория Сковороды, работы Климента Тимирязева о растениях, Юрия Филипченко об эволюционной идее в биологии, Вернадского о био- и ноосферах, охватывающих всё живое и разумное на планете и превозносящих и то, и другое как великие преобразовательные силы, теорию относительности Эйнштейна, "Философию общего дела" Н.Ф.Фёдорова, утверждавшего, что: "Знанием вещества и его сил восстановленные прошедшие поколения, способные уже воссоздать своё тело из элементарных стихий, населят миры и уничтожат рознь"…

К публикации первого сборника стихов "Столбцы" у Заболоцкого была выработана собственная натурфилософская концепция. В её основе лежало представление о мироздании как единой системе, объединяющей живые и неживые формы материи, которые находятся в вечном взаимодействии и взаимопревращении. Развитие этого сложного организма природы происходит от первобытного хаоса к гармонической упорядоченности всех ее элементов, и основную роль в этом играет присущее природе сознание, которое, по выражению того же Тимирязева, "глухо тлеет в низших существах и только яркой искрой вспыхивает в разуме человека". Поэтому именно Человек призван взять на себя заботу о преобразовании природы, но в своей деятельности он должен видеть в природе не только ученицу, но и учительницу, ибо эта несовершенная и страдающая "вековечная давильня" заключает в себе прекрасный мир будущего и те мудрые законы, которыми следует руководствоваться человеку.

Сидит извозчик, как на троне,
из ваты сделана броня,
и борода, как на иконе,
летит, монетами звеня.
А бедный конь руками машет,
то вытянется, как налим,
то снова восемь ног сверкает
в его блестящем животе...

Поразив всех, стихи Заболоцкого одновременно вызвали и взрыв негодования. Разворачивалась борьба против формализма, устанавливались принципы социалистического реализма, требовавшего особого взгляда на то, что Заболоцкого не привлекало. "А так как "Столбцы" не были банальны, - писал Чуковский, - то Заболоцкий уже все годы вплоть до своего ареста работал в обстановке травли. Однако время от времени ему удавалось печататься, потому что у него появился сильный покровитель - Николай Семенович Тихонов. В тридцатые годы Тихонов был одним из самых влиятельных людей в ленинградском литературном кругу, и постоянная помощь, которую он оказывал Заболоцкому, является его заслугой". Именно с помощью Тихонова в 1933 году Заболоцкий напечатал в журнале "Звезда" поэму "Торжество земледелия", вызвавшую мощную и еще более злобную волну критики.

Сам Заболоцкий внешне не испытывал дискомфорта. "Искусство похоже на монастырь, где людей любят абстрактно, - писал он сестре своей жены Е.В.Клыковой. - Ну, и люди относятся к монахам так же. И, несмотря на это, монахи остаются монахами, т. е. праведниками. Стоит Симеон Столпник на своем столпе, а люди ходят и видом его самих себя - бедных, жизнью истерзанных - утешают. Искусство - не жизнь. Мир особый. У него свои законы, и не надо его бранить за то, что они не помогают нам варить суп".

На выпускнице Петербургского педагогического института Екатерине Васильевне Клыковой Николай Заболоцкий женился в 1930 году. В этом браке у него родилось двое детей. С женой и детьми он жил в Ленинграде в "писательской надстройке" на канале Грибоедова.

"Это была, прямо говоря, одна из лучших женщин, которых встречал я в жизни, - писал об Екатерине Васильевне, жене Заболоцкого, Евгений Шварц. - Познакомился я с ней в конце двадцатых годов, когда Заболоцкий угрюмо и вместе с тем как бы и торжественно, а во всяком случае солидно сообщил нам, что женился. Жили они на Петроградской, улицу забыл, кажется, на Большой Зелениной. Комнату снимали у хозяйки квартиры - тогда этот институт еще не вывелся. И мебель была хозяйкина. И особенно понравился мне висячий шкафчик красного дерева, со стеклянной дверцей. Второй, похожий, висел в коридоре. Немножко другого рисунка. Принимал нас Заболоцкий солидно, а вместе и весело, и Катерина Васильевна улыбалась нам, в разговоры не вмешивалась. Напомнила она мне бестужевскую курсистку. Темное платье. Худенькая. Глаза темные. И очень простая. И очень скромная. Впечатление произвела настолько благоприятное, что на всем длинном пути домой ни Хармс, ни Олейников (весьма острые на язык) ни слова о ней не сказали. Так мы и привыкли к тому, что Заболоцкий женат. Однажды, уже в тридцатых годах, сидели мы в так называемой "культурной пивной" на углу канала Грибоедова, против Дома книги. И Николай Алексеевич спросил торжественно и солидно, как мы считаем, - зачем человек обзаводится детьми? Не помню, что я ответил ему. Николай Макарович (Олейников) промолчал загадочно. Выслушав мой ответ, Николай Алексеевич покачал головой многозначительно и ответил "Не в том суть. А в том, что не нами это заведено, не нами и кончится". А когда вышли мы из пивной и Заболоцкий сел в трамвай, Николай Макарович спросил меня как я думаю, - почему задал Николай Алексеевич вопрос о детях Я не мог догадаться. И Николай Макарович объяснил мне у них будет ребенок, вот почему завел он этот разговор. И, как всегда, оказался Николай Макарович прав. Через положенное время родился у Заболоцкого сын. Николай Алексеевич заявил решительно, что назовет он его Фома, но потом смягчился и дал ребенку имя Никита".

В начале 1932 года Николай познакомился с работами Циолковского, которые произвели на него неизгладимое впечатление. Циолковский отстаивал идею разнообразия форм жизни во Вселенной, явился первым теоретиком и пропагандистом освоения человеком космического пространства. В письме к ученому Заболоцкий писал: "...Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они очень близки мне. В моих ненапечатанных поэмах и стихах я, как мог, разрешал их".

В 1933 году Заболоцким была написана поэма "Торжество земледелия", после выхода которой цензура признала Заболоцкого "апологетом чуждой идеологии" и "поборником формализма". В этом же году должна была выйти книга его стихов, но ее издание остановлено, и чтобы заработать себе деньги на жизнь, Заболоцкий начал работать в детской литературе - он сотрудничал с журналами "Чиж" и "Ёж", писал стихи и прозу для детей.

В своем творчестве Николай Заболоцкий создавал многомерные стихотворения - в них особенно были заметны острый гротеск и сатира на тему мещанского быта и повседневности. В его ранней лирике пародия становится стихотворным инструментом. В стихотворении "Disciplina Clericalis", написанном в 1926 году, обнаруживалось пародирование тавтологичной велеречивости Бальмонта, завершающееся зощенковскими интонациями; в стихотворении "На лестницах" в 1928 году, сквозь кухонный, уже зощенковский мир проступал "Вальс" Владимира Бенедиктова; "Ивановы" в 1928 году раскрывали свой пародийно-литературный смысл, вызывая ключевые образы Достоевского с его Сонечкой Мармеладовой и её стариком; а строки из стихотворения "Бродячие музыканты" отсылали читателей к Пастернаку. Через все стихотворения Заболоцкого пролегал путь напряженного вживания сознания в загадочный мир бытия. На этом пути поэт-философ претерпевал существенную эволюцию, в ходе которой можно выделить три диалектические стадии - с 1926-го по 1933-й годы, с 1932-го по 1945-й годы и с 1946-го по 1958-й годы.

В 1937 году был опубликован второй сборник стихов Заболоцкого под названием "Вторая книга", состоящий из 17 стихотворений, а 19 марта 1938 года Заболоцкий был арестован и осуждён по сфабрикованному делу за антисоветскую пропаганду. В качестве обвинительного материала в его деле фигурировали критические статьи и клеветническая обзорная "рецензия", тенденциозно искажавшая существо и идейную направленность его творчества. От смертной казни его спасло то, что, несмотря на тяжелейшие физические испытания на допросах, он не признал обвинения в создании контрреволюционной организации. Постановлением Особого Совещания НКВД он был приговорен к пяти годам заключения и ИТЛ. Свой срок заключения Заболоцкий отбывал с февраля 1939 года до мая 1943 года в системе Востлага НКВД в районе Комсомольска-на-Амуре, затем в системе Алтайлага в Кулундинских степях, а с марта 1944 года он с семьей проживал в Караганде, уже после освобождения из-под стражи.

Частичное представление о его лагерной жизни даёт подготовленная самим Заболоцким подборка "Сто писем 1938-1944 годов", содержавшая выдержки из его писем к жене и детям. строки Заболоцкого из мемуаров "История моего заключения": "Первые дни меня не били, стараясь разложить морально и физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом - сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали…". Его мемуары "История моего заключения" были опубликованы за рубежом на английском языке в 1981 году, а в России - лишь в 1988 году.

В таких условиях Заболоцкий совершил творческий подвиг - он закончил переложение "Слова о полку Игореве", начатое им в 1937 году, и ставшее лучшим в ряду опытов многих русских поэтов. Это помогло ему при помощи Фадеева добиться освобождения, и в 1946 году Заболоцкий вернулся в Москву.

Во время заключения Заболоцкий писал своему другу Степанову, занявшись в ссылке переводом "Слова о полку Игореве": "Можно ли урывками и по ночам, после утомительного дневного труда, сделать это большое дело? Не грех ли только последние остатки своих сил тратить на этот перевод, которому можно было бы и целую жизнь посвятить, и все свои интересы подчинить. А я даже стола не имею, где я мог бы разложить свои бумаги, и даже лампочки у меня нет, которая могла бы гореть всю ночь...".

"Где-то в поле возле Магадана,
посреди опасностей и бед,
в испареньях мерзлого тумана
шли они за розвальнями вслед...

От солдат, от их луженых глоток,
от бандитов шайки воровской
здесь спасали только околодок
да наряды в город за мукой...

Вот они и шли в своих бушлатах -
два несчастных русских старика,
вспоминая о родимых хатах
и томясь о них издалека...

Жизнь над ними в образах природы
чередою двигалась своей.
Только звезды, символы свободы,
не смотрели больше на людей...

Дивная мистерия вселенной
шла в театре северных светил,
но огонь ее проникновенный
до людей уже не доходил...

Вкруг людей посвистывала вьюга,
заметая мерзлые пеньки.
И на них, не глядя друг на друга,
замерзая, сели старики...

Стали кони. Кончилась работа,
смертные доделались дела.
Обняла их сладкая дремота,
в дальний край, рыдая, повела...

Не нагонит больше их охрана,
не настигнет лагерный конвой,
лишь одни созвездья Магадана
засверкают, став над головой..."

Очарована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная ты моя женщина!

Не веселая, не печальная,
Словно с темного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда ты моя сумасшедшая...

Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, добрую, милую...

Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжелые,
В эти черные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.

Что не сбудется - позабудется,
Что не вспомнится, то не исполнится.
Так чего же ты плачешь, красавица,
Или мне это просто чудится?...

В 1946 году Заболоцкий был восстановлен в Союзе писателей и получил разрешение жить в столице. Страдания семи долгих лагерных и ссыльных лет были позади, но жить его семье было негде. В первое время с риском для себя его приютили старые друзья Н.Степанов и И.Андроников. "Н.А. пришлось спать на обеденном столе, так как на полу было холодно, - вспоминал Степанов. - Да и сами мы спали на каких-то ящиках. Н.А. педантично складывал на ночь свою одежду, а рано утром был уже такой же чистый, вымытый и розовый, как всегда...". Позже писатель Ильенков любезно предоставил Заболоцким свою дачу в Переделкине. Николай Чуковский вспоминал: "Березовая роща неизъяснимой прелести, полная птиц, подступала к самой даче Ильенкова". Об этой березовой роще в 1946 году Заболоцкий написал дважды:

Открывай представленье, свистун!
Запрокинься головкою розовой,
Разрывая сияние струн
В самом горле у рощи березовой.
("Уступи мне, скворец, уголок").

В этой роще березовой,
Вдалеке от страданий и бед,
Где колеблется розовый
Немигающий утренний свет,
Где прозрачной лавиною
Льются листья с высоких ветвей, -
Спой мне, иволга, песню пустынную,
Песню жизни моей.
("В этой роще березовой").

Последнее стихотворение стало песней в кинофильме "Доживем до понедельника".

Там Заболоцкий трудолюбиво возделывал огород. "Положиться можно только на картошку", - отвечал он тем, кто интересовался его литературными заработками.

"Вообще в нем в то время жило страстное желание уюта, покоя, мира, счастья, - вспоминал Николай Чуковский. - Он не знал, кончились ли уже его испытания, и не позволял себе в это верить. Он не смел надеяться, но надежда на счастье росла в нем бурно, неудержимо. Жил он на втором этаже, в самой маленькой комнатке дачи, почти чулане, где ничего не было, кроме стола, кровати и стула. Чистота и аккуратность царствовали в этой комнатке - кровать застелена по-девичьи, книги и бумаги разложены на столе с необыкновенной тщательностью. Окно выходило в молодую листву берез. Березовая роща неизъяснимой прелести, полная птиц, подступала к самой даче Ильенкова. Николай Алексеевич бесконечно любовался этой рощей, улыбался, когда смотрел на нее".

И дальше: "Это действительно был твердый и ясный человек, но в то же время человек, изнемогавший под тяжестью невзгод и забот. Бесправный, не имеющий постоянной московской прописки, с безнадежно испорченной анкетой, живущий из милости у чужих людей, он каждую минуту ждал, что его вышлют, - с женой и двумя детьми. Стихов его не печатали, зарабатывал он только случайными переводами, которых было мало и которые скудно оплачивались. Почти каждый день ездил он по делам в город, - два километра пешком до станции, потом дачный паровозик. Эти поездки были для него изнурительны - все-таки шел ему уже пятый десяток".

В последнее десятилетие своей жизни Заболоцкий активно переводил произведения зарубежных поэтов и поэтов народов СССР. Особенно значителен вклад Заболоцкого в приобщение русского читателя к богатству грузинской поэзии, оказавшей на оригинальные стихи переводчика несомненное влияние.

Многолетняя дружба и общность творческих позиций связывали Заболоцкого с грузинским поэтом Симоном Чиковани и украинским поэтом Миколой Бажаном, с которым почти одновременно, пользуясь одним подстрочником, переводил Шота Руставели: Бажан - на украинский, Заболоцкий - на русский язык.

По инициативе пианистки М.В.Юдиной, большого знатока русской и зарубежной литератур (это ей, первой, читал Борис Пастернак начальные главы "Доктора Живаго"), Заболоцкий перевел ряд произведений немецких поэтов Иоганна Мейергофера, Фридриха Рюккерта, Иоганна Вольфганга Гете и Фридриха Шиллера.

О выполненном Заболоцким переводе "Слова о полку Игореве" Чуковский писал, что он "точнее всех наиболее точных подстрочников, так как в нём передано самое главное: поэтическое своеобразие подлинника, его очарование, его прелесть".

Сам же Заболоцкий сообщал в письме Степанову: "Сейчас, когда я вошёл в дух памятника, я преисполнен величайшего благоговения, удивления и благодарности судьбе за то, что из глубины веков донесла она до нас это чудо. В пустыне веков, где камня на камне не осталось после войн, пожаров и лютого истребления, стоит этот одинокий, ни на что не похожий, собор нашей древней славы. Страшно, жутко подходить к нему. Невольно хочется глазу найти в нём знакомые пропорции, золотые сечения наших привычных мировых памятников. Напрасный труд! Нет в нём этих сечений, всё в нём полно особой нежной дикости, иной, не нашей мерой измерил его художник. И как трогательно осыпались углы, сидят на них вороны, волки рыщут, а оно стоит - это загадочное здание, не зная равных себе, и будет стоять вовеки, доколе будет жива культура русская".

С молодыми поэтами Заболоцкий не общался. Уйдя раз и навсегда от экспериментов "Столбцов", с годами он принимал в поэзии только классические образцы.

С 1948-го по 1958-й год Заболоцкий жил на Хорошёвском шоссе. Его дом входил в реестр культурного наследия, но был снесён в 2001 году.

За последние три года жизни Заболоцкий создал около половины всех стихотворений московского периода. В 1957 году вышел последний сборник Николая Заболоцкого, изданный при жизни автора. В него вошло 64 стихотворения и лучшие переводы.

В 1955 году у Заболоцкого случился первый инфаркт. Чуковский рассказывал: "Жена его, Катерина Васильевна, была готова ради него на любые лишения, на любой подвиг. По крайней мере, такова была ее репутация в нашем кругу, и в течение многих-многих лет она подтверждала эту репутацию всеми своими поступками. В первые годы их совместной жизни он был не только беден, а просто нищ; и ей, с двумя крошечными детьми, пришлось хлебнуть немало лишений. К середине тридцатых годов Николай Алексеевич стал несколько лучше зарабатывать, у них появилось жилье в Ленинграде, наладился быт; но после двух-трех лет относительно благополучной жизни все рухнуло - его арестовали. Положение Катерины Васильевны стало отчаянным, катастрофическим. Жена арестованного "врага народа", она была лишена всех прав, даже права на милосердие. Ее вскоре выслали из Ленинграда, предоставив возможность жить только в самой глухой провинции. И она выбрала город Уржум Кировской области - потому что городок этот был родиной ее мужа. Она жила там в страшной нищете, растя детей, пока наконец, в 1944 году, не пришла весть, что Николай Алексеевич освобожден из лагеря и получил разрешение жить в Караганде. Она сразу, взяв детей, переехала в Караганду к мужу. Вместе с ним мыкалась она в Караганде, потом, вслед за ним, переехала под Москву, в Переделкино, чтобы здесь мыкаться не меньше. Мучительная жизнь их стала входить в нормальную колею только в самом конце сороковых годов, когда они получили двухкомнатную квартиру в Москве на Хорошевском шоссе и он начал зарабатывать стихотворными переводами. В эти годы я близко наблюдал их семейную жизнь. Я сказал бы, что в преданности и покорности Катерины Васильевны было даже что-то чрезмерное. Николай Алексеевич всегда оставался абсолютным хозяином и господином у себя в доме. Все вопросы, связанные с жизнью семьи, кроме мельчайших, решались им единолично. У него была прирожденная склонность к хозяйственным заботам, особенно развившаяся благодаря испытанной им крайней нужде. В лагере у него одно время не было даже брюк, и самый тяжелый час его жизни был тот, когда их, заключенных, перегоняли через какой-то город и он шел по городской улице в одних кальсонах. Вот почему он с таким вниманием следил за тем, чтобы в доме у него было все необходимое. Он единолично распоряжался деньгами и сам покупал одеяла, простыни, одежду, мебель. Катерина Васильевна никогда не протестовала и, вероятно, даже не давала советов. Когда ее спрашивали о чем-нибудь, заведенном в ее хозяйстве, она отвечала тихим голосом, опустив глаза "Так желает Коленька" или "Так сказал Николай Алексеевич". Она никогда не спорила с ним, не упрекала его - даже когда он выпивал лишнее, что с ним порой случалось. Спорить с ним было нелегко, - я, постоянно с ним споривший, знал это по собственному опыту. Он до всего доходил своим умом и за все, до чего дошел, держался крепко. И она не спорила... И вдруг она ушла от него к другому. Нельзя передать его удивления, обиды и горя. Эти три душевных состояния обрушились на него не сразу, а по очереди, именно в таком порядке. Сначала он был только удивлен - до остолбенения - и не верил даже очевидности. Он был ошарашен тем, что так мало знал ее, прожив с ней три десятилетия в такой близости. Он не верил, потому что она вдруг выскочила из своего собственного образа, в реальности которого он никогда не сомневался. Он знал все поступки, которые она могла совершить, и вдруг в сорок девять лет она совершила поступок, абсолютно им непредвиденный. Он удивился бы меньше, если бы она проглотила автобус или стала изрыгать пламя, как дракон. Но когда очевидность сделалась несомненной, удивление сменилось обидой. Впрочем, обида - слишком слабое слово. Он был предан, оскорблен и унижен. А человек он был самолюбивый и гордый. Бедствия, которые он претерпевал до тех пор, - нищета, заключение, не задевали его гордости, потому что были проявлением сил, совершенно ему посторонних. Но то, что жена, с которой он прожил тридцать лет, могла предпочесть ему другого, унизило его, а унижения он вынести не мог. Ему нужно было немедленно доказать всем и самому себе, что он не унижен, что он не может быть несчастен оттого, что его бросила жена, что есть много женщин, которые были бы рады его полюбить. Нужно жениться. Немедленно. И так, чтобы об этом узнали все. Он позвонил одной женщине, одинокой, которую знал мало и поверхностно, и по телефону предложил ей выйти за него замуж. Она сразу согласилась. Для начала супружеской жизни он решил поехать с ней в Малеевку в Дом творчества. В Малеевке жило много литераторов, и поэтому нельзя было выдумать лучшего средства, чтобы о новом его браке стало известно всем. Подавая в Литфонд заявление с просьбой выдать ему две путевки, он вдруг забыл фамилию своей новой жены и написал ее неправильно. Я не хочу утверждать, что с этим новым его браком не было связано никакого увлечения. Сохранилось от того времени одно его стихотворение, посвященное новой жене, полное восторга и страсти "Зацелована, околдована, с ветром в поле когда-то обвенчана, вся ты словно в оковы закована, драгоценная моя женщина...". Но стихотворение это осталось единственным, больше ничего он новой своей жене не написал. Их совместная жизнь не задалась с самого начала. Через полтора месяца они вернулись из Малеевки в Москву и поселились на квартире у Николая Алексеевича. В этот период совместной их жизни я был у них всего один раз. Николай Алексеевич позвонил мне и очень просил прийти. Я понял, что он чувствует необходимость как-то связать новую жену с прежними знакомыми, и вечером пришел. В квартире все было как при Екатерине Васильевне, ни одна вещь не сдвинулась с места, стало только неряшливее. Печать запустения лежала на этом доме. Новая хозяйка показалась мне удрученной и растерянной. Да она вовсе и не чувствовала себя хозяйкой, - когда пришло время накрывать на стол, выяснилось, что она не знает, где лежат вилки и ложки. Николай Алексеевич тоже был весь вечер напряженным, нервным, неестественным. По-видимому, вся эта демонстрация своей новой жизни была ему крайне тяжела. Я высидел у него необходимое время и поспешил уйти. Через несколько дней его новая подруга уехала от него в свою прежнюю комнату, и больше они не встречались. И удивление, и обида - все прошло, осталось только горе. Он никого не любил, кроме Катерины Васильевны, и никого больше не мог полюбить. Оставшись один, в тоске и в несчастье, он никому не жаловался. Он продолжал так же упорно и систематично работать над переводами. Он тосковал по Катерине Васильевне и с самого начала мучительно беспокоился о ней. Он думал о ней постоянно. Шло время, он продолжал жить один - с взрослым сыном и почти взрослой дочерью, - очень много работал, казался спокойным. Он пережил уход Катерины Васильевны. Но пережить ее возвращения он не мог. Около первого сентября из Тарусы переехали в город Гидаш и Агнесса Кун. Агнесса зашла к нам и рассказала, что Заболоцкий решил остаться в Тарусе на весь сентябрь; он с увлечением переводит сербский эпос, здоров, весел и хочет вернуться в город как можно позже. После этого сообщения я не ожидал что-нибудь услышать о Заболоцком раньше октября, и вдруг, через неделю, я узнал, что Заболоцкий в городе, у себя на квартире, и к нему вернулась Катерина Васильевна. Трудно сказать, как он поступил бы дальше, если бы был в состоянии распоряжаться собой. Мы этого не знаем и никогда не узнаем, потому что сердце его не выдержало и его свалил инфаркт. После инфаркта он прожил еще полтора месяца. Состояние его было тяжелым, но не казалось безнадежным. По-видимому, только он один и понимал, что скоро умрет. Все свои усилия после инфаркта - а он не позволял душе лениться! - он направил на то, чтобы привести свои дела в окончательный порядок. Со свойственной ему аккуратностью он составил полный список своих стихотворений, которые считал достойными печати. Он написал завещание, в котором запретил печатать стихотворения, не попавшие в этот список. Завещание это подписано 8 октября 1958 года, за несколько дней до смерти. Ему нужно было лежать, а он пошел в ванную комнату, чтобы почистить зубы. Не дойдя до ванной, он упал и умер...".

За несколько дней до этого Заболоцкий записал в дневнике: "Литература должна служить народу, это верно, но писатель должен прийти к этой мысли сам, и притом каждый своим собственным путем, преодолев на опыте собственные ошибки и заблуждения".

Незадолго до смерти Николай Алексеевич написал литературное завещание, в котором точно указал, что должно войти в его итоговое собрание, структуру и название книги. В едином томе он объединил смелые, гротескные стихотворения 1920-х годов и классически ясные, гармоничные произведения более позднего периода, тем самым признав цельность своего пути. Итоговый свод стихотворений и поэм следовало заключить авторским примечанием: "Эта рукопись включает в себя полное собрание моих стихотворений и поэм, установленное мной в 1958 году. Все другие стихотворения, когда-либо написанные и напечатанные мной, я считаю или случайными, или неудачными. Включать их в мою книгу не нужно. Тексты настоящей рукописи проверены, исправлены и установлены окончательно; прежде публиковавшиеся варианты многих стихов следует заменять текстами, приведенными здесь".

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Эти строки писал смертельно больной человек.

Николай Заболоцкий ушел из жизни 14 октября 1958 года и был похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

В наше время поэзия Заболоцкого продолжает широко издаваться, она переведена на многие иностранные языки, всесторонне и серьезно изучается литературоведами, о ней пишутся диссертации и монографии. Поэт достиг той цели, к которой стремился на протяжении всей своей жизни, - он создал книгу, достойно продолжившую великую традицию русской философской лирики, и эта книга пришла к читателю.

О Николае Заболоцком была снята телевизионная передача из цикла "Острова".

В 2001 году о Николае Заболоцком и Екатерине Клыковой был снят документальный фильм из цикла "Больше, чем любовь".

Your browser does not support the video/audio tag.

Текст подготовил Андрей Гончаров

Использованные материалы:

Материалы сайта «Википедия»
Материалы сайта www.art.thelib.ru
Материалы сайта www.aphorisme.ru
Материалы сайта www.elao.ru
Материалы сайта www.tonnel.ru

“Вера в себя является наиболее редким даром, а между тем только она способна породить шедевры”

Делакруа

Нет в мире ничего прекрасней бытия.
Безмолвный мрак могил – томление пустое
Я жизнь мою прожил, я не видал покоя.
Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я.

Н. Заболоцкий

Введение. Николай Заболоцкий – на особом положении в русской поэзии XX века, среди тех первостепенных фигур (Хлебников, Пастернак, Ахматова – список можно продолжать и расширять по собственному разумению), которым он равен, сомасштабен. Не оставляет, однако, ощущение не выплаченного ему долга, недопонятости. Может быть, даже есть в отношении к нему какой-то небольшой, скрываемый холод, недолюбленность – при самых высоких литературоведческих оценках его наследия, несомненном признании. Да и вообще – с наследием, казалось бы, все обстоит наилучшим образом: и личность, и творчество Заболоцкого основательно изучены, о нем написаны и образцовые мемуары, и замечательные исследовательские работы, публикационная деятельность его наследников интенсивна, обширна и добросовестна. Выработалось абсолютно четкое представление о том, каким был путь поэта, сменой каких этапов он был ознаменован. Можно было бы сказать: сложилась определенная схема становления Заболоцкого, и в данном случае слово “схема” не несет в себе ничего отрицательного: и схемы необходимы для изучения и понимания. Итак, путь поэта выглядит примерно следующим образом: первый этап, ранний, “авангардный”, когда был создан цикл “Столбцы” (1926-1928), поэма “Торжество Земледелия” (1929-1930) и другие поэмы 1930-х годов. Для него характерны динамизм поэтической формы, динамизм утопических идей, натурфилософских и социальных, раскрывающихся в “Столбцах” и поэмах той поры. После тюрем и лагерей (1938-1944) – начинается трудное, не вдруг совершившееся возвращение в официальную литературу, и наступает поздний (1945-1958) период – период “классического” Заболоцкого, обратившегося к реалистической художественной форме, к сюжетному началу в лирике, к неожиданному для его творчества моралистическому пафосу.

Такова схема. Между этапами, формирующими биографию поэта, усматривали противоречие (впрочем, очевидное), противопоставляли их друг другу, предпочитали один другому; усматривали между ними и преемственность. Необходимо, по-видимому, проследить на протяжении всей творческой жизни Заболоцкого развитие качества, во многом и обеспечившего преемственность, взаимосвязь этапов его жизни.

Это качество – зрение, жадная зрячесть Заболоцкого. Поэт в молодости призывал увидеть мир “голыми глазами”. Один из исследователей заметил, что путь Заболоцкого – путь от частного к общему. Сам Заболоцкий нередко говорил о том исключительном значении, которое имеют для него пластические искусства; да и его поэзии присущ такой уровень изобразительности, картинности, наглядности (это в одинаковой степени относится и к раннему, и к позднему Заболоцкому), который, быть может, в русской лирике XX века не достижим больше ни для кого. Недаром Пастернак, после того, как Заболоцкий побывал у него в гостях в переделкинском доме, говорил: “Пришел Заболоцкий и развесил по стенам множество картин. И вот он ушел, а картины остались висеть”(13,478).

Это есть изобразительность в поэзии Заболоцкого, и она связана с присущим ему способом видеть окружающий мир.

Войдя в литературу в 20-х годах в качестве представителя объединения реального искусства (Обэриу), автора авангардистских произведений и создателя так называемого “ребусного” стиха, со второй половины 40-х годов он пишет стихотворения в лучших традициях классической русской поэзии, где форма ясна и гармонична, а содержание отличается глубиной философской мысли.

“На протяжении всей жизни Н. Заболоцкий пользовался авторитетом человека рассудительного и предельно рационального, в 50-е годы, в зрелом возрасте, он имел внешность чиновника средней руки, непроницаемого и высокомерного для малознакомых людей. Но созданные им произведения свидетельствуют о том, каким тонкочувствующим и отзывчивым сердцем он обладал, как умел любить и как страдал, каким требовательным был к себе и какие величайшие бури страстей и мыслей находили утешение в его способности творить прекрасное – мир поэзии”, - пишет А.Ф. Авдеева(43,156).

“Мир поэзии” Заболоцкого ярок и самобытен.

Инна Ростовцева называет поэта “открытием”. Он и есть открытие, потому что, пройдя столь тяжелый жизненный и творческий путь, смог остаться самим собой, хотя в первой половине XX века задача оказалась под силу немногим.

Самобытность поэта отличала его от единомышленников – обэриутов. Первая книга его стихотворений “Столбцы” получила одобрительные отзывы В.А Каверина, С.Я. Маршака, Н.Л. Степанова. Но само время выхода сборника (1929 год) диктовало другие правила жизни: обострилась классовая борьба во имя победы социализма. Рапповские критики, “разоблачившие” в Заболоцком “непролетарского поэта”, и, следовательно, классового противника в литературе, клеветнически-превратно истолковали его произведения, осложнив тем самым его дальнейшую творческую судьбу.

В 30-е годы, после опубликования поэмы “Творчество земледелия”, Н. Заболоцкий по сфабрикованному обвинению был причислен к врагам народа и арестован. Его творчество предали забвению. Но лишения и тяготы не сломили поэта, и поэт после освобождения (это было послевоенное время) возвращается к поэзии, занимается переводами. После опубликования “Слова о полку Игореве” в печати не появляется ни одного слова о труде поэта. Ругать мешали явные достоинства перевода, а хвалить не решались. Так и был Н.А. Заболоцкий долгие годы полупризнанным поэтом.

По-настоящему Заболоцкий пришел к читателю только в 1980-е годы. В это время несколько раз были переизданы его стихотворения. Как правило, издания сопровождались портретом автора, вступительными статьями. Появились первые работы литературоведов, посвященные творчеству Заболоцкого.

В 1981 году выходит книга А. Туркова “Николай Заболоцкий. Жизнь и творчество”.

В 1984 году вышла монография И.И. Ростовцевой “Николай Заболоцкий: Опыт художественного познания”, в 1987 – книга А.В. Македонова “Николай Заболоцкий: Жизнь. Творчество. Метаморфозы”. Наконец, в 1995 году появился сборник: Н.А. Заболоцкий “Огонь, мерцающий в сосуде”, составленный сыном поэта Н.Н. Заболоцким.

Только после опубликования в печати статей об аресте поэта, когда стали известны трагические страницы его жизни, к творчеству поэта, к его личности стали присматриваться внимательнее и обнаружилось, что Н. Заболоцкий – поэт с “историей”: начав как блестящий мастер эксперимента, он сумел прийти к русской классике и ее традициям, освященным любовью к человеку, природе, душе.

В поэзии Н. Заболоцкого вряд ли стоит проводить резкие границы между ранним и поздним творчеством. Это единая жизнь, получившая развитие в движении. Поэт выстрадал свой путь, он сам себя “сделал” Поэтом с большой буквы.

Я рассматриваю этот путь развития не отрываясь от жизненного пути Заболоцкого, для того чтобы показать динамику формирования, развития, эволюции таланта поэта.

Таким образом, предметом этого исследования является проблема творческой эволюции Николая Заболоцкого.