Маяковский застрелился или его убили. Маяковский застрелился из-за Сталина

Смерть Маяковского.

Вряд ли найдется в России человек, который не читал или не слышал о трагическом конце Маяковского. Со, школьных лет нам внушали и до сих пор внушают уже нашим детям лишь одну мысль о естественности самоубийства поэта на почве его запутанных любовных отношений, осложненных творческими неудачами, нервозностью, а также долгим нездоровьем. Многие из друзей поэта поддерживали скупую официальную версию, посчитавшую мотивом самоубийства «причины личного порядка».

Заявленная в день смерти поэта, она фактически свернула следствие на формальный путь констатации этого вывода, уводя его от ответа на многочисленные вопросы. Подробной разработкой и «обслуживанием» этой версии практически занялись историки литературы, находившиеся под неусыпным присмотром цензуры, введенной властями через несколько часов после выстрела и действующей — уже негласно — до наших дней.

Доводы же литераторов сводились к перечню фактов, совокупность которых и привела будто бы Маяковского к самоубийству: осенью 1929 года поэту отказали в визе во Францию, где он собирался жениться на Т. Яковлевой; тогда же он получил известие о замужестве самой Т. Яковлевой; болезненное состояние усугубилось неприятием критикой его «Бани»; в апреле 1930 года расстроились личные отношения поэта с В. Полонской, которую поэт любил и с которой хотел создать семью; и главное — Маяковский оставил предсмертное письмо, где объяснил причины добровольного ухода из жизни.

Действительно ли Маяковский хотел в Париж?

Начало сомнениям Скорятина относительно добровольного ухода поэта из жизни положило отсутствие сколь-нибудь серьезных доказательств отказа ему в получении визы для поездки в Париж, которая должна была якобы закончиться браком с Т. Яковлевой. Здесь надо отметить не только особую роль Лили Брик в распространении этой версии, но и особую цель, которую она при этом преследовала. Дело в том, что совместная жизнь с поэтом вполне удовлетворяла Бриков, поскольку она давала много заметных материальных преимуществ. Поэтому Брикам не хотелось отпускать от себя Маяковского — ведь его намерение создать свою семью привело бы к обязательному разъезду. Поэтому, когда Маяковский в октябре 1928 года отправляется в Ниццу на свидание со своей двухлетней дочерью Элли и ее матерью американкой Елизаветой Зиберт (Элли Джонс), сестра встревоженной этим обстоятельством Л. Брик (Эльза) знакомит Маяковского с красивой эмигранткой из России Татьяной Яковлевой. Возвращаться на Родину она не собирается, а Маяковский тоже ни за что не останется за границей. А флирт с Т. Яковлевой, по мнению Л. Брик, отвлечет поэта от отцовских забот.

Но как только поэт влюбляется всерьез и у него появляется твердое намерение связать, свою жизнь с Т. Яковлевой, Брики, после приезда Маяковского в апреле 1929 года из Парижа в Москву, знакомят его с 22-летней эффектной В. Яблонской, актрисой МХАТа.«Внезапно вспыхнувшее увлечение Маяковского,- пишет Скорятин,- как бы отодвигало Т. Яковлеву на второй план и исключало женитьбу на ней. Такой поворот вполне устраивал Бриков. Полонская в Москве. Случись что-то непредвиденное, есть возможность намекнуть на возможную огласку ее отношений с поэтом». Ведь В. Полонская была замужем за актером Яншиным.

Маяковский начинает понимать, что его любовь к Т. Яковлевой без будущего, и 5 октября 1929 года он отправляет в Париж последнее письмо. Поездка в Париж теряла для Маяковского смысл и по другой причине. 11 октября 1929 года Л. Брик получает письмо от сестры Эльзы, где говорилось, что «Яковлева… выходит замуж за виконта». Отметим при этом две детали: намеренность Лили Брик в доведении этого сведения до поэта и то, что в комнате при этом находились В. Полонская с мужем, а также то, что Эльза в письме значительно опережает события.

Поэтому, когда Скорятин проверил архивные документы, то не удивился тому, что обнаружил: Маяковский не писал заявления о получении визы и не получал никакого отказа. Значит, эта ситуация никоим образом не могла влиять весной 1930 года на настроение поэта и не давала ему повода к серьезным переживаниям, которые, как считалось, и привели его к трагедии 14 апреля.

Весной 30-го года Маяковский огорчен идейной размолвкой с РЭФом, бойкотом бывших своих соратников его выставки, переживает неудачу с «Баней». А тут еще сильная болезнь горла, возможно, грипп. Он не скрывает своего недомогания, стремясь чаще бывать на людях, чтобы побороть тоскливее настроение. Одним он казался в это время мрачным, другим — надломленным, третьим — потерявшим веру в свои силы. Скорятин отмечает, что «эти мимолетные наблюдения, объединившись впоследствии с домыслами и слухами, обернулись прочной подпоркой для официального сообщения о самоубийстве».

В это время Маяковский все более привязывается к Веронике Полонской и связывает с ней все свое будущее. Не первый раз он решал «строить семью», но всегда наталкивался на упорное сопротивление Лили Брик, пускающей в ход женские уловки, ухищрения, истерику,- и Маяковский отступал. Странная это была жизнь втроем… Весной 1930-го он решает отделиться от Бриков во что бы то ни стало, чувствуя огромную тягу к нормальной собственной семье. Ведь с Бриками он был, в сущности, одинок и бесприютен. Отношения с В. Полонской заставляют его действовать. 4 апреля он вносит деньги в жилищный кооператив РЖСКТ им. Красина (после смерти поэта туда переселятся Брики), просит помочь В. Сутырина (из ФОСП) с квартирой, чтобы уехать от Бриков раньше, чем те возвратятся из-за границы. Но не успел…

Вечером 13 апреля Маяковский отправился в гости к В. Катаеву. Там были и Полонская с Яншиным. Разошлись поздно, в третьем часу. Наступил понедельник 14 апреля. Маяковский появился у В. Полонской в 8.30. Они уехали на такси в роковую квартиру в Лубянском. Там Полонская предупредила, что в 10.30 у нее важная репетиция и она не может опаздывать. Когда она успокоила Маяковского, требовавшего, по ее словам, чтобы она у него сейчас осталась, то сказала, что любит его, будет с ним, но не может остаться. Яншин не перенесет ее ухода в такой форме. «Я вышла. Прошла несколько шагов до парадной двери. Раздался выстрел… Я закричала. Заметалась по коридору… Вероятно, я вошла через мгновение. В комнате еще стояло облачко дыма от выстрела. Владимир Владимирович лежал на полу, раскинув руки…»

Скорятин замечает, что «тогда никто, из присутствовавших не слышал, чтобы Полонская говорила о револьвере в руках поэта, когда она выбегала из комнаты». Эта важная подробность сразу бы все объяснила: Полонская выбегает — Маяковский тут же стреляет в сердце. И никаких сомнений в самоубийстве. Может, к тому моменту следователям еще не удалось принудить Полонскую, чтобы она согласилась с «все объясняющей» версией?

Скорятин обратил внимание на то, что все, прибежавшие сразу после выстрела, застали тело поэта лежащим в одном положении («ногами к двери»), а явившиеся позже — в другом («головой к двери»). Зачем передвигали тело? Может, в той суматохе кому-то понадобилось представить такую картину — в момент выстрела поэт стоял спиной к двери, вот пулевой удар в грудь (изнутри комнаты) и опрокинул его навзничь, головой к порогу. Несомненное самоубийство! А если бы он стоял лицом к двери? Тот же удар опять-таки опрокинул бы его навзничь, но уже ногами к двери. Правда, в таком случае выстрел мог произвести не только сам поэт, но и кто-то, внезапно появившийся в дверях… Приехавший первым руководитель секретного отдела ГПУ Я. Агранов сразу взял следствие в свои руки. Л. Краснощекова вспоминала, что она уговаривала Агранова подождать Лилю, но он сказал, что похороны будут «завтра или послезавтра», и Бриков ждать не будут. Потом, видимо, Агранов сообразил (или ему кто подсказал), что столь поспешные похороны, несомненно, вызовут ненужные подозрения.

К вечеру приехал скульптор К. Луцкий, снявший маску с лица Маяковского. 22 июня 1989 года в ленинградской телепрограмме «Пятое колесо» художник А. Давыдов, показывая эту маску, обратил внимание телезрителей, что у покойника сломан нос. Значит, Маяковский упал лицом вниз, предположил он, а не на спину, как бывает при выстреле в самого себя. Затем прибыли прозекторы, чтобы изъять мозг поэта для научных исследований в Институте мозга. То, что фамилия Маяковского оказалась в «ряду избранных», показалось Скорятину «верным знаком того, что ход трагических событий контролируют всемогущие силы».«Около полуночи,- вспоминает Е. Лавинская, — из столовой раздался голос Агранова. Он стоял с бумагами в руках и читал вслух последнее письмо Владимира Владимировича. Агранов прочел и оставил письмо у себя».

А вскрытия тела, как полагается по следственным законам, так и не было проведено, если бы не В. Сутырин, потребовавший вскрытия 16 апреля, когда до него дошли слухи о неизлечимой венерической болезни Маяковского, якобы и приведшей его к самоубийству («Стремительная болезнь» — так было сказано даже в официальном некрологе «Памяти друга» в «Правде», подписанном Я. Аграновым, М. Горбом, В. Катаняном, М. Кольцовым, С. Третьяковым, Л. Эльбертом и другими). Результаты вскрытия показали, что злонамеренные сплетни не имели под собой никаких оснований. Но этот вывод опубликован не был.

Взял себе Агранов и ту фотографию, которую Е. Лавинская увидела в его руках, когда он показывал ее в клубе ФОСП кучке лефовцев: «Это была фотография Маяковского, распростертого, как распятого на полу, с раскинутыми руками и ногами и широко открытым в отчаянном крике ртом… Мнеобъяснили: «Засняли сразу, когда вошли в комнату Агранов, Третьяков и Кольцов. Больше эту фотографию я никогда не видела». (Скорятин думает, что снимок сделан до прибытия следственной группы.)Приехали Брики, гостившие, как многие знали, у матери Лили Юрьевны — Е. Каган, работавшей в советском торгпредстве в Лондоне. О том, кто и как разыскал заграницей ее с мужем, Брик никогда не рассказывала.

Одни Брики, пожалуй, ничему не удивились. Для них гибель поэта никогда никакой тайны не представляла. К. Зеленский вспоминает, как убеждал его Осип Брик: «Перечитайте его стихи и вы убедитесь, как часто он говорит… о своем неизбежном самоубийстве». Лиля Брик приводила другие мотивы якобы неизбежного самоубийства поэта: «Володя был неврастеником. С 37-градусной температурой он чувствовал себя тяжелобольным. Едва я его узнала, он уже думал о самоубийстве. Предсмертные прощальные письма он писал не один раз». Л. Брик все было ясно.

Проследим за мыслью Валентина Ивановича Скорятина, единственного человека, всерьез задумавшегося над так называемым «предсмертным письмом» Владимира Маяковского. Может, нам тоже станет кое-что ясно — и не только о поэте, но даже и о самой Лиле Брик.

Предсмертное письмо: документ или фальшивка?

Вот его текст, всегда цитировавшийся для доказательства намерения поэта покончить с собой (и комментарий Скорятина):

Всем
В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.
Мама, сестры и товарищи, простите, — это не способ (другим не советую) — но у меня выходов нет. Лиля — люби меня.

Товарищ правительство, моя семья- это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо. Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся. Как говорят — «инцидент исперчен», любовная лодка разбилась о быт. Я с жизнью в расчете, и не к чему перечень взаимных болей, бед и обид, Счастливо оставаться.

Прежде всего, обратимся к строке, где поэт перечисляет состав «семьи». Родных он упоминает дважды. Но там, где обращение носит чисто эмоциональный характер, они названы первыми, а в том месте, где, по сути, перечисляются наследники, родные почему-то оказываются после Л. Брик. (Позже право на наследство будет закреплено Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР: 1/2 часть назначена Л. Брик, по 1/6 — матери и сестрам, В. Полонской, в нарушение воли поэта, не достанется ничего). Но, собственно, не это воистину неправедное решение вызывает недоумение, а сам нравственный смысл подобного «списка». Общеизвестно, что Маяковский, в общественной полемике допускавший резкость, был предельно благороден с людьми близкими. Почему же, обращаясь к «товарищу правительству», он столь неосторожно бросает тень… нет, не на Л. Брик (она в официальном мнении давно уже слыла неофициальной женой поэта при официальном муже), а, прежде всего, на замужнюю молодую женщину? Мало того, обнародовав связь с ней, он тут же еще раз унижает ее восклицанием: «Лиля — люби меня».

И ладно бы письмо составлялось наспех, в смертном томлении последних минут, но на сдвоенном листке из гроссбуха стоит дата — 12 апреля. Бросается в глаза и другое: почему, готовясь к решающему разговору с возлюбленной, Маяковский заранее, уже 12 апреля, предопределяет исход еще не состоявшегося с нею разговора — «любовная лодка разбилась…»? Да ведь и не разбилась, в общем-то: как мы знаем, предложение поэта было принято Вероникой Витольдовной…

Впрочем, стихи к Полонской не относились. Они были написаны поэтом… еще в 1928 году. Набросок переносился поэтом из одной записной книжки в другую. И вот пригодился для обращения… к правительству. Выходит, Маяковский, не напрягая ни ума, ни сердца, взял свои старые заготовки и вмонтировал их в свое предсмертное письмо, дезориентировав всех по поводу адресата? Не говорю уже о финансовых расчетах в конце письма. О чем думает человек перед лицом вечности? Какие налоги, какой ГИЗ! Хочешь не хочешь, а приходится в чем-то соглашаться с В. Ходасевичем.

Приходится, да что-то мешает. Никак не укладывается в голове, что такое вот, прямо скажу, суетное письмо вышло из-под пера поэта. Впрочем, как раз… не из-под пера. По газетам, перепечатавшим письмо, читателям было не понять, что оригинал написан… карандашом.

Известно, что заполучить ручку поэта даже на короткое время было весьма трудно. Да и подделать почерк «чужой» авторучкой почти невозможно, Но все эти сложности устраняются, если воспользоваться… карандашом. А уж сам почерк — сущий пустяк для профессионалов из ведомства Агранова. И если допустить это предположение, то развеваются все огорчительные недоумения по поводу карандашного текста. Письмо, как и многие другие вещественные доказательства, «взял себе» Агранов. Известно, что даже члены правительства при разделе наследства Маяковского руководствовались не подлинником, а… его газетной перепечаткой (факт беспрецедентный!)«.

Найденные Скорятиным заметки кинорежиссера С. Эйзенштейна говорят, что он, отмечая в предсмертном письме «близость ритмического строя» к «блатной одесской поэзии», а так же «юродскому фольклору» времен гражданской войны (намекая тем самым на невозможность Маяковского быть автором письма), делает однозначный вывод: «Маяковский никогда ничего подобного не писал!» И еще: «Его надо было убрать. И его убрали…»Оскорбительный тон письма по отношению к матери и сестре, а также беспрецедентное нарушение их наследственных прав доказывают, что ничего подобного поэт не писал.

С Полонской Маяковский провел самый трагический год и хотел ввести ее в свой новый дом как жену. Упомянутая в предсмертном письме Маяковского как член его семьи, она была ловко отодвинута от каких-либо прав на наследство поэта. Достались ей лишь тягостные беседы с Сырцовым да с Аграновым, сплетни, скорый развод с мужем и двусмысленное положение в обществе, когда Л. Брик почему-то считалась «вдовой Маяковского», будучи не разведенной с О. Бриком, а она, Полонская, по сути — «нелегальной» возлюбленной поэта. И в страшном сне не могло присниться молодой актрисе, какая неблагодарная роль уготована ей в этом театре абсурда Бриков.

Учитывая, что с 1930-го по 1958 год письмо лежало в сверхсекретных архивах ОГПУ, а затем в Политбюро ЦК КПСС, можно утверждать, что оно было фальшивкой, составленной в органах ОГПУ и призванной убедить всех в качестве главного доказательства самоубийства Маяковского.

«Уголовное дело № 02-29»

Несколько лет тому назад после многочисленных поисков Скорятину удается получить в секретном архиве «Уголовное дело № 02-29, 1930 года, народного следователя 2 уч. Баум. района г. Москвы И. Сырцова о самоубийстве В. В. Маяковского». Приведем из милицейского протокола лишь некоторые факты, вызвавшие серьезные недоумения:
в протоколе не упомянуто предсмертное письмо;
не упомянут календарь, о котором сообщает В. Полонская. Сейчас календарь в Музее Маяковского есть;листки календаря от 13,14 апреля, вырванные Маяковским, исчезли;
не был найден и допрошен «книгоноша» (не приходил ли под видом его человек, участвующий в подготовке убийства?);экспертиза рубашки Маяковского не проводилась. Рубашку взяла себе Л. Брик и сдала ее в музей только 24 года спустя. Нельзя поручиться за то, что с ней не «поработали» таким образом, чтобы она соответствовала версии о самоубийстве.

Этот протокол, передающий странное и бесспорное вмешательство в дело Агранова и его «коллег», был затем вместе с делом передан почему-то следователю И. Сырцову, в ведении которого находился другой участник района. Сырцов оказался для Агранова, видимо, более сговорчивым. Противоречия между воспоминаниями В. Полонской и ее показаниями следователю, на взгляд Скорятина, объясняются тем, что она писала их восемь лет спустя и не для широкой публики, и ей, видимо, казалось, что проклятые допросные страницы навсегда канули в безвестность.

Что касается протокольных показаний («был назойлив», «не собиралась уходить от мужа»), то именно такую версию и хотел получить от нее следователь И. Сырцов. 14 апреля И. Сырцов после допроса В. Полонской на Лубянском заявляет: «Самоубийство вызвано причинами личного порядка»,- что на следующий день будет опубликовано в печати. 15 апреля Сырцов делает в расследовании внезапный «беспричинный» перерыв, который Скорятин объясняет тем, что в этот день Сырцов получал на Лубянке необходимые инструкции для дальнейших действий. В деле есть документ, говорящий об остром интересе к смерти поэта со стороны сразу двух подразделений ОГПУ: контрразведывательного (Гендин) и секретного, которым руководил Агранов, в руках которого потом оказались все нити дела. Вероятно, ГПУ смутила в записи допроса фраза: «Я вышла за дверь его комнаты…» Выходит, поэт на какое-то время оставался один, а это могло породить всевозможные толки.

«Опасения гэпэушников были не напрасны,- развивает догадку В. Скорятин,- ибо вопрос, где находилась Полонская в момент выстрела, вызвал немало кривотолков. Ю. Олеша писал в Берлин В. Мейерхольду 30 апреля 1930 года: «…Она выбежала с криком „Спасите“, и раздался выстрел…» А сестра поэта Людмила Владимировна считала, что Полонская не только «вышла за дверь его комнаты», а уже «сбегала с лестницы». В своей тетрадке она записала: «Когда сбегала с лестницы П. (Полонская) и раздался выстрел, то тут же сразу оказались Агран. (Агранов), Третьяк. (Третьяков), Кольцов. Они вошли и никого не пускали в комнату».

Материалы дела так и не дали ответа на вопрос: успела ли Полонская выбежать из комнаты Маяковского или из квартиры, или же выстрел произошел при ней? Не дали, потому что, видимо, такой ответ просто был не нужен. Вся поспешность и незавершенность, считает Скорятин, объясняется тем, что Сырцов явно «гнал» дело, и уже 19 апреля он закрывает его, вынося постановление, где единственный раз упоминается предсмертное письмо-«записка».

В прокуратуре в дело добавляется еще один документ: «Расписка. Мною получены от П. М. О, пр-ра т. Герчиковой обнаруженные в комнате Владимира Владимировича Маяковского деньги в сумме 2113 руб. 82 коп. и 2 золотых кольца. Две тысячи сто тринадцать рублей 82 к. и 2 зол. кольца получила. Л. Брик. 21.4.30».

«Лиля Юрьевна,- комментирует В. Скорятин,- не состоявшая (при живом-то муже!) ни в каких официальных родственных отношениях с Маяковским, ни с того ни с сего получает деньги и вещи, найденные в его комнате, а затем и все его наследство- и в материальных ценностях, и в бесценных архивах, являющихся, по существу, народным достоянием. Особый цинизм этой ситуации вот в чем. В письме сестры поэта Ольги Владимировны, отправленном родственникам несколько дней спустя после трагедии, сказано: „12-го я с ним говорила по телефону… Володя мне наказал прийти к нему в понедельник 14-го, и, уходя из дома утром, я сказала, что со службы зайду к Володе. Этот разговор 12-го числа был последний“. Ясно же, что „Володя“ приготовил конверт для сестры с пятьюдесятью рублями как обычную, заурядную помощь семье. И вот это-то пособие выдается в материалах дела чуть ли не за окончательный, предсмертный будто бы расчет поэта со своими близкими! Не говорю уже о том, что этот факт лучше всего свидетельствует: у поэта и мысли не было уйти из жизни по своей воле».

Добавим к словам В. Скорятина, что все поведение Брик как нельзя лучше свидетельствует о многочисленных направлениях личной заинтересованности Л. Брик и ее мужа в этом деле, о ее обширных связях с чекистскими кругами, сложившимися у нее благодаря работе мужа в ЧК еще с 1920 года (сначала в спекулятивном отделе, а потом «уполномоченным 7-го отделения секретного отдела»). Как обнаружил Скорятин, и сама Лиля была агентом этого ведомства. Номер ее чекистского удостоверения — 15073, а Осипа Брика- 25541. Понятно, какая организация помогла Брикам срочно уехать в феврале 1930 года из Москвы, чтобы оставить поэта в одиночестве. В связи с этим рассуждением Скорятина становится понятно, зачем Лиля Брик организует в 1935 году передачу своего письма через Агранова Сталину. Сталинская резолюция («Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи») должна была заставить советских издателей выпускать сочинения Маяковского огромными тиражами, в чем непосредственно, как наследница, была заинтересована Лиля Брик.

После сказанного Скорятиным напрашивается естественный вывод: Л. и О. Брики не могли не знать, что Маяковский в скором времени будет убит. Все их поведение это доказывает.

Сколько недоумений, нарушений, вопросов вызвало это дело о таком простом и обыкновенном самоубийстве «по личным мотивам», окруженное, тем не менее, строжайшей секретностью. Но все вопросы и проблемы исчезают или объясняются, если считать, что поэт был убит. Такой вывод делает и Скорятин. И тогда остается уже действительно последний вопрос: зачем это было сделано и кем? Скорятин допускает, что до конца жизни «поэт был верен романтическим идеалам революции. Но все чаще в его „партийные книжки“ врывались ноты трагического разочарования, и все натужней он воспевал реальность. Зато крепло сатирическое обличение „дряни“. В ходе набирающего силу ликования по поводу успехов — голос поэта начинал звучать опасным диссонансом. Появились и грозные предупреждающие сигналы: ошельмованы спектакли по пьесам „Клоп“ и „Баня“, снят портрет из журнала, все озлобленней травля в печати».

Размышляя над тем, как быстро сужался круг чекистов вокруг поэта в последний месяц, Скорятин считает это не случайным. (К нему на квартиру сразу после отъезда Бриков переезжает Л. Эльберт, работавший еще в 1921 году в ВЧК зам. нач. инф. отдела и особоуполномоченным иностранного отдела, занимавшегося шпионажем и международным терроризмом, зачастила, семья чекистов Воловичей, и, наконец, заходил Я. Агранов, о котором Роман Гуль пишет: «При Дзержинском состоял, а у Сталина дошел до высших чекистских постов кровавейший следователь ВЧК Яков (Янкель) Агранов… ставший палачом русской интеллигенции. Он… уничтожил цвет русской науки и общественности… Это же кровавое ничтожество является фактическим убийцей замечательного русского поэта Н. С. Гумилева…») Маяковский, видно, не понимал, «с каким всепожирающим огнем он играет», соприкасаясь с какими-то тайнами ГПУ. И потому для выводов об убийстве поэта есть самые серьезные основания. Анализ последних дней поэта говорит о том, что убийство готовилось под руководством ГПУ 12 апреля, но по каким-то причинам сорвалось. (Блестящая догадка Скорятина, объясняющая, почему на якобы предсмертном письме поэта стоит эта дата.) Наплыв сотрудников ГПУ 14 апреля (из секретного отдела, контрразведки и оперода, занимавшегося арестами, обысками, провокациями, терактами), считает Скорятин, с одной стороны, бросает тень на репутацию пролетарского поэта, вынуждая нас сегодня подозревать его не только в творческом сотрудничестве с режимом, а с другой — может стать свидетельством недоверия властей к поэту.

Скорятин установил, что в день гибели Маяковского активность сотрудников ГПУ была явно выше, чем в другие дни. Видимо, давно обнаружив слежку, поэт и был от этого постоянно расстроен. Из показаний В. Полонской следует, что, когда она выбежала на улицу после выстрела, к ней подошел «мужчина, спросил мой адрес». То же самое произошло и с книгоношей, протокол допроса которого хранился десятилетиями в глубочайшем секрете. А книгоноша Локтев оказался в квартире, наверно, всего лишь за несколько минут до выстрела, потому что он случайно видел, как «Маяковский стоял перед ней к (Полонской) на коленях…». Из протокола же осмотра тела поэта явствует, что выстрел был произведен сверху вниз (поскольку пуля вошла около сердца, а прощупывалась около последних ребер внизу спины) «и похоже,- делает вывод Скорятин,- в тот момент, когда Маяковский стоял на коленях». Это последнее, к чему он пришел в расследовании.

Скорятин не нашел, кто убийца. Но своим исследованием он доказал, что советского официального мифа о самоубийстве поэта Маяковского больше не существует, что тайна этого трагического события им раскрыта- поэт Маяковский был убит.

Имя убийцы неизвестно. Зато нам известно, кому это было выгодно, кто был в этом заинтересован, кому не нравились его пьесы, желание написать поэму «Плохо» и многое из того, что уже родилось внутри него и только искало выхода. Отсюда его желание освободиться от ига Бриков, ставших ему давно духовно чуждыми людьми, порвать с чекистским окружением, желание говорить «во весь голос» то, что рождалось в его сердце. Не случайно в один из приездов в Париж он с поразительной откровенностью говорит Ю. Анненкову, «что коммунизм, идеи коммунизма, его идеал, это — одна вещь, в то время как „коммунистическая партия“, очень мощно организованная… и руководимая людьми, которые пользуются всеми выгодами „полноты власти“ и „свободы действия“, это — совсем другая вещь».

Не случайно колеблется его вера. Поздно вечером 13 апреля 1930 года «…у него вырвалось восклицание: «О Господи!». Полонская сказала: «Невероятно! Мир перевернулся. Маяковский призывает Господа. Вы разве верующий?» А он ответил: «Ах, я сам ничего не понимаю теперь… во что я верю!»

Если бы Маяковский захотел приспособиться, он бы написал поэму «Иосиф Виссарионович Сталин». Поэт на это не пошел, хотя ему наверняка настойчиво подсказывали. Но те главные ошибки, которые он сделал в жизни, и в поэзии (вставая художественным словом на сторону тех, кого надо было этого слова лишить), они были искренние. И как всякий человек, который искренне ошибается, тот и очень медленно прозревает. Но когда уж он прозреет, в нем родятся такая стальная воля, такая колоссальная мощь, дающиеся ему самой правдой его жизни, то с этим человеком уже не совладать. Он пойдет на все и сделает то, что надо сделать. И такой Маяковский рождался.
Я знаю силу слов,
я знаю слов набат.
Они не те,
которым рукоплещут ложи…

Разве не слышна эта колоссальная духовная мощь, только-только оперившаяся в неясные строчки, только-только вышедшая из души его сердца, но уже возвестившая, что старого Маяковского со своими бесчисленными томами своих «партийных книжек» больше никогда не будет, даже если для этого потребуется, чтобы не был он сам. Рождающийся заново Маяковский не хочет мириться с тем, с чем мирился раньше, не хочет больше слушать тех, кого слушал раньше, не хочет больше ни перед кем склоняться, а хочет БЫТЬ, чего бы это ему ни стоило. Он бросает вызов самой Смерти — …и та принимает его.

Владимир Владимирович Маяковский (1893-1930) считается выдающимся советским поэтом. Кроме поэзии он также занимался драматургией, написанием киносценариев, пробовал себя в роли кинорежиссёра и киноактёра. Принимал активное участие в работе творческого объединения "ЛЕФ". То есть мы видим яркую творческую личность, невероятно популярную в 20-е годы прошлого столетия. Имя поэта знала вся страна. Кому-то его стихи нравились, а кому-то не очень. Действительно, они были несколько специфичны и находили признание у сторонников именно такого своеобразного выражения своего внутреннего мира.

Но у нас разговор пойдёт не о творчестве поэта. По сей день вызывает множество вопросов неожиданная смерть Маяковского, наступившая 14 апреля 1930 года . Владимир Владимирович умер в возрасте 36 лет. Это тот самый счастливый жизненный период, когда с одинаковой иронией смотришь и на тех, кто старше, и на тех, кто младше тебя. Впереди ещё много-много лет жизни, но судьбоносный путь творца почему-то оборвался, оставив в душах людей чувство растерянности, перемешанного с недоумением.

Естественно, было следствие. Провели его органы ОГПУ. Официальное заключение гласило - самоубийство. С этим можно согласиться, так как творческие натуры по своей сути очень непредсказуемы. Они видят окружающий мир несколько не так, как другие люди. Вечно какие-то метания, сомнения, разочарования и постоянный поиск чего-то всё время ускользающего. Одним словом, очень трудно понять, что они хотят получить от этой жизни. И вот на пике разочарования к виску или сердцу подносится холодное дуло пистолета. Выстрел, и все проблемы решаются сами собой наиболее простым и проверенным способом.

Однако самоубийство Владимира Владимировича оставило очень много вопросов и неясностей. Они явно указывают на то, что не было никакого самоубийства, а было убийство . Причём осуществили его официальные государственные органы, которым изначально положено оберегать граждан от необдуманных и опасных поступков. Так где же истина? В данном случае она не в вине, а в фактах, явно указывающих не просто на уголовное, а политическое преступление. Но чтобы понять суть вопроса, нужно знать частности. Поэтому мы вначале поподробнее познакомимся с семейством Бриков, с которым нашего героя связывали долгие близкие отношения.

Брики

Лиля Юрьевна Брик (1891-1978) - известный советский литератор и её муж Осип Максимович Брик (1888-1945) - литературный критик и литературовед. Эта пара познакомилась с молодым талантливым поэтом в июле 1915 года. После этого в жизни Маяковского начался новый этап, который продолжался 15 лет вплоть до его смерти.

Владимир и Лиля влюбились друг в друга. Но Осип Максимович не стал помехой этому чувству. Троица начала жить вместе, чем вызвала много пересудов в литературных кругах. Что там и как было, для данного повествования несущественно. Гораздо важнее знать, что Бриков и Маяковского связывали не только духовные, но и материальные отношения. При советской власти поэт вовсе не был бедным человеком. Вполне естественно, что частью своих доходов он делился с Бриками.

Маяковский и Лиля Брик

Можно допустить, что именно поэтому Лиля старалась всеми силами привязать Владимира к себе. С 1926 года троица жила в московской квартире, которую получил поэт. Это Гендриков переулок (ныне переулок Маяковского). Находится он в самом центре Москвы недалеко от Таганской площади. У Бриков же не было возможности получить в то время отдельную квартиру. Огромный город жил в коммуналках, а собственную жилплощадь имели лишь выдающиеся личности, приносящие весомую пользу существующему режиму.

С 1922 года произведения Маяковского стали печатать в крупных изданиях. Гонорары были такими большими, что троица начала проводить много времени заграницей, останавливаясь в дорогих отелях. Поэтому не в интересах Бриков было разрывать отношения с даровитым и наивным поэтом, который был хорошей дойной коровой.

Сердечные дела Владимира Маяковского

Находясь в полной зависимости от Лили Брик, наш герой время от времени вступал в интимные отношения с другими женщинами. В 1925 году он ездил в Америку и завёл там любовный роман с Элли Джонс. Она была эмигранткой из России, поэтому языковый барьер им не мешал. От этой связи 15 июня 1926 года родилась девочка, получившая имя Хелен (Елена). Она здравствует по сей день. Является философом и писателем, поддерживает тесную связь с Россией.

В 1928 году Маяковский познакомился в Париже с Татьяной Яковлевой. По ходу дела Владимир купил Лили Брик французский автомобиль. Выбирал он его вместе с Яковлевой. Для Москвы в то время это было немыслимой роскошью. Поэт захотел создать со своей новой парижской пассией семью, но та не изъявила желания ехать в большевистскую Россию.

Однако Владимир не терял надежду соединить себя узами Гименея с Татьяной и наконец-то распрощаться с Бриками. Это, естественно, не входило в планы Лили. В апреле 1929 года она познакомила поэта с молодой и красивой актрисой Вероникой Полонской, которая уже 4 года была замужем за актёром Михаилом Яншиным.

Наш герой всерьёз увлёкся девушкой, которая была младше его на 15 лет. Очень кстати пришло известие из Парижа, что якобы Яковлева выходит замуж за родовитого француза. Поэтому Владимир быстро забыл заграничную пассию и сосредоточил всё своё внимание на Веронике. Именно эта девушка и стала основным свидетелем трагедии, ведь смерть Маяковского произошла практически у неё на глазах.

Хронология трагических событий

Возможная причина смерти

Если допустить, что Владимира Владимировича убили, то зачем это было сделано, кому он мешал? В 1918 году поэт неразрывно связал свою судьбу с партией большевиков. Он был трибуном, проповедующим идеи мировой революции. Поэтому и пользовался таким огромным успехом у различных издательств. Ему платили огромные гонорары, обеспечили отдельным жильём, но взамен требовали преданности и лояльности.

Однако к концу 20-х годов в произведениях поэта стали проскальзывать нотки разочарования существующим режимом. Впереди ещё были годы коллективизации, страшный голод, репрессии, а Владимир Владимирович уже душой почувствовал смертельную опасность, нависшую над страной. Ему всё труднее становилось восхвалять существующую реальность. Приходилось всё чаще переступать через своё понимание мира и нравственные принципы.

В стране набирала силу волна ликования. Все восхищались или делали вид, что восхищались достижениями социалистического строя, а Маяковский начал сатирически обличать всякую "дрянь". Это звучало диссонансом по отношению к восторженному хору подхалимов и приспособленцев. Власть очень быстро почувствовала, что поэт стал другим. Он изменился, причём в опасную для режима сторону. Первой ласточкой стала критика его пьес "Клоп" и "Баня". Затем исчез портрет из литературного журнала, и развернулась травля в прессе.

Наряду с этим поэта начали опекать чекисты. Они стали регулярно заходить в гости на правах добрых знакомых, ведь Лиля Брик любила принимать гостей. Но одно дело, когда приходят друзья-литераторы, а другое, когда в квартиру заходит с дружеским визитом сотрудник ОГПУ. Не надо также забывать, что Осип Максимович Брик в 1919-1921 годах являлся сотрудником ЧК. А бывших чекистов не бывает.

Вся эта опёка осуществлялась для того, чтобы проверить благонадёжность поэта. Результаты оказались для Владимира Владимировича плачевными. Было принято решение его убрать. По-другому и быть не могло, ведь перековавшийся трибун мог нанести большой идеологический вред коммунистическому режиму.

Последний день жизни поэта

Смерть Маяковского, как уже говорилось, наступила 14 апреля 1930 года. Бриков в Москве не было: они ещё в феврале уехали заграницу. Поэт решил воспользоваться их отсутствием, чтобы наконец-то порвать ведущие в никуда затянувшиеся отношения. Он хотел создать нормальную семью и для этого выбрал Веронику Полонскую. В первых числах апреля он делает денежный взнос в жилищный кооператив, чтобы приобрести себе квартиру, а имеющуюся жилплощадь оставить сластолюбивой и корыстной парочке.

В понедельник 14 апреля поэт в 8 часов утра приезжает к Полонской и увозит её к себе. Здесь между ними происходит разговор. Владимир требует, чтобы Вероника оставила мужа и ушла прямо сейчас к нему. Женщина говорит, что не может вот так сразу бросить Яншина. Она не отказывает Маяковскому, заверяет, что любит его, но ей нужно время. После этого Полонская покидает квартиру, так как в 10-30 у неё репетиция в театре. Она выходит в парадное и тут слышит звук револьверного выстрела. Вероника вбегает обратно в комнату буквально через мгновение после ухода и видит, что Владимир лежит на полу с раскинутыми руками.

Вскоре приехала следственная группа, но не из милиции, а из контрразведки. Возглавлял её начальник секретного отдела ОГПУ Яков Саулович Агранов (1893-1938). Его появление можно объяснить тем, что он курировал творческую интеллигенцию. Место происшествия было осмотрено, тело поэта сфотографировано. Было найдено предсмертное письмо Владимира Владимировича, датированное 12 апреля. Агранов прочитал его вслух и положил в карман кителя.

Ближе к вечеру появился скульптор Константин Луцкий. Он сделал гипсовую маску с лица усопшего. Вскрытие вначале не хотели делать, так как и так было ясно, что поэт умер от выстрела в сердце. Но поползли слухи, что Маяковский болел сифилисом, что и послужило причиной трагедии. Патологоанатомам пришлось вскрыть тело, но никаких серьёзных отклонений в органах обнаружено не было. В газетах написали, что поэт скончался от скоротечной болезни. Под некрологом подписались друзья, и на этом дело закончилось.

Убийство или самоубийство?

Так как всё-таки следует охарактеризовать смерть Маяковского? Убийство это было или самоубийство? Чтобы пролить свет на данный вопрос, начнём, как и положено, с предсмертной записки. Вот её текст:

"Всем… В том, что умираю, не вините никого и не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама, сестра, товарищи, простите, но у меня другого выхода нет. Лиля, люби меня.

Товарищ правительство, моя семья - это Лиля Брик, мама, сестра и Вероника Полонская. Буду благодарен, если ты устроишь им сносную жизнь. Начатые стихи передайте Брикам, они разберутся. Как говорится - инцидент исчерпан, любовная лодка разбилась о быт. Я с жизнью в расчёте, и ни к чему перечень взаимных болей, бед и обид. Счастливо оставаться".

Вот такое завещание, написанное, согласно дате, 12 апреля. А роковой выстрел прозвучал 14 апреля. При этом ещё и состоялось любовное объяснение с Вероникой, хотя поэт знал, что должен вот-вот умереть. Но несмотря на это, настаивал, чтобы возлюбленная немедленно оставила мужа. В этом есть какая-нибудь логика?

Интересно ещё то, что последнее письмо Владимир Владимирович написал карандашом. У него были деньги, чтобы купить кооперативную квартиру, а вот на ручку даже мелочи не нашлось. Впрочем, у погибшего была собственная очень хорошая ручка с роскошным золотым пером. Он её никому никогда не давал в руки, а писал только ей. Но в самый ответственный момент своей жизни взял в руки карандаш. Им, кстати, и почерк подделать гораздо проще, чем ручкой.

В своё время Сергей Эйзенштейн заявил в узком кругу друзей, что если внимательно ознакомиться со стилем письма, то можно утверждать, что написано оно не Маяковским. Так кто же тогда произвёл на свет это творение. Может быть, в аппарате ОГПУ нашёлся сотрудник, взявший на себе столь несвойственные ему обязанности?

В архиве хранится уголовное дело за номером 02-29. Это как раз дело о самоубийстве В. В. Маяковского. Вёл его следователь И. Сырцов. Так вот, в протоколе осмотра не упоминается предсмертное письмо, как будто его и не было. Так же нет экспертизы рубашки, которая была на поэте в момент смерти. А ведь она могла многое рассказать следствию.

Но самое главное, из дела абсолютно неясно, где находилась Полонская, когда прозвучал роковой выстрел. То ли она стояла возле поэта, то ли уже вышла из комнаты. Как впоследствии утверждала сама Вероника, она вышла в парадное и только там услышала звук выстрела. Однако, судя по бумагам, её поведение можно трактовать по-разному. Женщина сбегала вниз по лестнице, и раздался выстрел, либо выбежала с криком из комнаты, и именно в этот момент поэт застрелился. Так может быть, она увидела у Владимира в руке пистоле, испугалась и попыталась скрыться? Создаётся впечатление, что следователь вообще не нуждался в чётком и ясном ответе.

Закрыли уголовное дело 19 апреля. При этом осталось загадкой, нашли возле тела пистолет или нет. Как лежало тело? Головой к двери или головой вглубь комнаты. Если в помещение зашёл кто-то посторонний и выстрелил, то Владимир Владимирович должен был упасть назад, то есть головой вглубь комнаты. Но ничего определённого здесь сказать нельзя. Таким образом, можно сделать вывод, что следственные действия велись крайне небрежно. Представляли они собой чистую формальность. Вся работа делалась не ради установления истины, а ради галочки, что такая работа была проделана.

Так что вывод напрашивается сам собой. Поэта убили сотрудники ОГПУ, но представили это дело как самоубийство . Оно было благополучно помещено в архив и пылилось на полках вплоть до 90-х годов XX века. А с кого спросишь через 60 лет? Тем более что люди Ягоды, в том числе и Агранов, были расстреляны в 37-38 годах. Так что возмездие в любом случае свершилось.

Кто остался в выигрыше после смерти Маяковского?

Смерть Маяковского оказалась на руку Лили Брик. Про Осипа Максимовича разговор не идёт, так как его семейная жизнь с любвеобильной женой закончилась разводом. А вот Лилю советское правительство признало законной наследницей ушедшего из жизни поэта. Она получила его кооперативную квартиру и денежные сбережения.

Но самое главное - архивы, которые, по сути, являлись народным достоянием. Однако и это не всё. Так называемая "вдова" Маяковского с 1935 года стала получать проценты с проданных сочинений поэта. А печатались они миллионными тиражами, так как посмертно Владимир Владимирович был признан самым лучшим и талантливым поэтом советской эпохи.

Что же касается Полонской, то без двух минут жена не получила ничего. Впрочем, нет. Она получила сплетни, разговоры за спиной, злорадные ухмылки. Последней точкой в этой эпопее стал развод с мужем. Ну что тут поделаешь. Так уж устроен этот мир. Кто-то находит, а кто-то теряет. Но будем оптимистами. Народная мудрость гласит: "Что не случается - всегда к лучшему".

О причинах суицида человека, «ненавидящего всяческую мертвечину и обожающего всяческую жизнь», ходит много слухов, но однозначного ответа до сих пор нет. Специальный корреспондент «Культуры», завершивший недавно книгу и киносценарий о Владимире Маяковском, предлагает собственную версию его гибели. К трагической развязке поэта привела отнюдь не разбившаяся о быт любовная лодка.

До встречи с актером Евгением Леоновым я не слишком интересовался судьбой Маяковского. Однажды, это было еще в начале девяностых, мне довелось брать интервью у Евгения Павловича, и во время беседы он признался, что из поэтов больше всего любит Леонида Мартынова и раннего Маяковского. Желая продемонстрировать свою осведомленность, я тут же припомнил нашумевшие в то время публикации об убийстве поэта сотрудниками ОГПУ. Но в ответ актер загадочно прищурился:

— Совершенно точно знаю, что Маяковский выстрелил в себя сам. Никаких чекистов поблизости не было.

После того как Евгений Павлович насладился моим удивлением, он в мельчайших подробностях рассказал о том, что произошло 14 апреля 1930 года на лубянской квартире поэта. Услышанное заставило меня искренне раскрыть рот от удивления. Но откуда Леонов все это знает?

Ларчик открывался просто. Вероника Полонская, последняя любовь поэта, была женой актера Михаила Яншина, а тот, в свою очередь, - наставником Леонова, передавшим ему, к слову, замечательную роль Лариосика в спектакле «Дни Турбиных». Оснований не верить Леонову у меня не было - Яншин вполне мог поведать любимому ученику, что рассказала ему жена, вернувшись домой в тот роковой день.

Женщина с пистолетом

Версия убийства Маяковского сотрудниками ОГПУ, конечно, эффектная. А для 90-х - еще и идеологически правильная. Дескать, застрелили его за то, что представлял опасность для советской власти своим бунтарским характером и нездоровой тягой к белогвардейским эмигранткам. Но в деле полно нестыковок. Например, в протоколе зафиксировано, что Маяковский застрелился из маузера, а врачи извлекли пулю от браунинга. Потом маузер из дела странным образом исчез, и вместо него появился браунинг.

По показаниям Полонской, поэт лежал ногами к двери, а в протоколе зафиксировано наоборот - к двери головой. Кроме того, в милицейских протоколах совершенно не упоминается человек, который видел на лестнице женщину с пистолетом в руках - это почтальон Тимофей Сигалаев. Я сам узнал о его существовании совершенно случайно - от его тогда уже пожилого внука, работавшего в поселке писателей Переделкино, где мы, выпускники Литинститута имени Горького, любили бывать в гостях у маститых писателей. Тимофей Сигалаев, рассказал мне его внук, вошел в подъезд и увидел спускающуюся по лестнице женщину с пистолетом в руках. Я тут же сопоставил это с рассказом Леонова. Так вот кого видел почтальон, понял я, - Полонскую!

Сама актриса этого факта не упоминает ни в протоколе, ни в воспоминаниях. Следователям она признается, что заявила Маяковскому об окончательном разрыве с ним, поэтому он так и разнервничался. Но в воспоминаниях пишет другое - что согласилась стать его женой, однако отказалась бросить театр. Далее протокол и воспоминания совпадают: она покидает квартиру и уже за ее пределами слышит выстрел.

Однако своему мужу Михаилу Яншину, для которого известие, что его жена имела любовные отношения с Маяковским, стало потрясением, Полонская раскрывает полную правду.

Криминальный маузер

Версия, услышанная мной от Леонова (фактически это рассказ Полонской мужу), расставляет все по своим местам и объясняет нестыковки. Дело было так. Полонская заявляет Маяковскому, что их роман был ошибкой, и они расстаются навсегда. Поэт, по обыкновению, достает свой браунинг и угрожает, что сейчас застрелится у нее на глазах. Это было в характере Маяковского - по каждому случаю доставать пистолет с угрозой застрелиться. Он трижды «стрелялся» в присутствии Лили Брик, однако в первом случае произошла осечка, во втором - он «промахнулся», в третьем - Осип Брик отнял у него пистолет. Вечером накануне трагедии Маяковский тоже играл с браунингом - это было в доме писателя Валентина Катаева, когда они с Полонской уединились в одной комнате, а в соседней находился Яншин. Но Вероника Витольдовна, увидев пистолет в руках поэта, поступила мудро - просто вышла из комнаты. Актриса, хорошо изучившая характер своего любовника, уже знала, что это любитель эпатажа, ему нужен зритель. Поэтому в подобных случаях лучше поскорее оставить его одного.

Однако в то трагическое утро 14 апреля, в доме поэта, Полонская с визгом набрасывается на Маяковского, вырывает у него пистолет и с криком «Помогите!» покидает квартиру. С пистолетом в руках она добегает до первого этажа, где ее и видит почтальон Сигалаев. В этот момент наверху раздается выстрел. Оказывается, у поэта в ящике стола лежал еще один пистолет - маузер.

Когда Полонская возвратилась в комнату, Маяковский был еще жив. Соседи вызвали «скорую помощь». Полонская побежала встречать карету. Через некоторое время она возвратилась с двумя санитарами, но Маяковский уже не дышал. Соседи в ожидании врачей перевернули еще живого поэта головой к двери, чтобы не выносить его вперед ногами.

После этого в квартиру вошли трое: начальник Секретного отдела ОГПУ Яков Агранов и двое его сотрудников. Они потребовали, чтобы из помещения вышли все, кроме свидетельницы. Вот тогда-то Полонская и передала им браунинг, который вырвала из рук Маяковского. Агранов посоветовал не упоминать о нем следователю. Уточняю, это произошло до приезда следственной группы.

Как потом констатировали криминалисты, «родных» патронов от маузера у Маяковского уже не оставалось, поэтому он загнал в него патрон от браунинга, подходивший по калибру. Позже маузер из дела изымут и подложат тот самый браунинг, с которым Полонская выбежала из квартиры поэта. Это сделает Агранов. Для чего? Был у Леонова ответ и на это: маузер подарил Маяковскому сам Агранов, и этот, как сейчас говорят, ствол имел криминальное происхождение.

Купеческое слово

Однако, несмотря на то, что Маяковский выстрелил в себя сам (это однозначно подтверждено и криминалистами), не покидает ощущение, что чекисты все же приложили руку к этому делу. Но зачем - вот в чем вопрос. Неужели Маяковский представлял опасность для страны Советов своими произведениями или бунтарским складом характера? В том-то и дело, что ни малейшей! Тот же Платонов со своими «Строителями весны» (позже переименованными в «Чевенгур») был куда опаснее с точки зрения брожения умов.

Может быть, спецслужбы опасались, что Маяковский эмигрирует? Действительно, если бы в канун индустриализации поэт уехал во Францию, для репутации Советского Союза это стало бы болезненным ударом. Но к тому времени Маяковский уже порвал все отношения с Яковлевой и о Париже не помышлял.

О чекистах мы еще поговорим, а сейчас вернемся к последним минутам жизни поэта. Есть что-то странное в истории, рассказанной Полонской. Может быть, она чего-то недоговаривает? Может, не выбегала она из комнаты, а Маяковский застрелился прямо у нее на глазах? Зная его тягу к эпатажу, логичнее предположить именно такой финал. Но тогда какие у нее причины скрывать этот факт от Яншина? Если бы дело обстояло именно так, вряд ли она не поделилась бы этим тяжким психологическим грузом со своим мужем.

Но если Маяковский действительно выстрелил в себя уже после ухода Полонской, значит у него были гораздо более серьезные причины для самоубийства, чем разрыв с женщиной...

А теперь перенесемся в начало ХХ века. В архивах пылится весьма любопытная купчая того времени. Интересна она не содержанием, а подписями партнеров: купцов первой гильдии Макса Павловича Брика, отца Осипа Брика, и Абрама Шацкина, отца Лазаря Шацкина - да-да, того самого, который основал комсомол, а позже стал одним из организаторов оппозиционного Сталину «право-левацкого», по выражению вождя, блока.

В голодном 1919 году Маяковский с Лилей трудились в окнах РОСТА, а Осип Брик со своим юридическим образованием никак не мог найти работу. Папаша Брик зашел как-то в гости к сыну в Полуэктовский переулок и потерял дар речи, увидев, в каких условиях живет его Ося. Да еще и делит жену с каким-то площадным горлопаном. Вот тогда-то он и решил свести отпрыска с сыном своего бывшего партнера по купеческим делам.

Жизнь Лазаря Шацкина проходила бурно. В 15 лет он бросился в революцию, затем воевал на фронтах Гражданской войны. Затем сдружился с Борисом Бажановым, личным секретарем Сталина. В 1918-м явился к Ленину с идеей создания коммунистического союза молодежи. Обаятельному Лазарю удалось расположить к себе работавшего напрямую с Ильичом секретаря Малого Совнаркома Якова Агранова, и даже, по некоторым данным, уговорить его снимать копии документов для Сталина, тогда в этот орган еще не входившего. Будущий отец народов оценил старания Агранова и порекомендовал его Дзержинскому для работы в ВЧК. Приняв предложение, тот не прогадал - дослужился до начальника управления Секретного отдела ОГПУ. Правда, в 1938-м его постигла участь многих - он был расстрелян.

Но это будет позже. А в 1919-м Шацкин, ставший с подачи Ленина секретарем ЦК РКСМ, помог Осипу с протекцией для службы в ВЧК. В органах Осип близко сошелся с Аграновым, и тот стал другом «семьи» Бриков и Маяковского.

А теперь перенесемся в 1928 год. В Москве проходит Первый всесоюзный съезд пролетарских писателей. Задача предельно ясна - свести все литературные союзы в одну организацию, чтобы взять их под контроль. Во главе намеревались поставить Маяковского. Однако на его беду в страну приехал Горький. Он еще раздумывал, оставаться ли здесь окончательно, и Сталин, чутко уловив эти колебания, предложил пролетарскому литератору возглавить советских писателей. Горький предложение принял. А что же Маяковский? Его с Левым фронтом искусств на съезд даже не пригласили.

Выход Маяковского из ЛЕФа для всех стал неожиданностью. А между тем ничего неожиданного. Оставаясь у «левых», Маяковский оказался бы в оппозиции революции. Что-что, а лавры оппозиционера его никогда не прельщали.

Заговор обреченных

Осенью 1928 года, за три дня до поездки в Париж, произошло то самое событие, которое впоследствии и привело Маяковского к гибели. Напомним обстановку того года. Страну лихорадило. Армия не успевала подавлять крестьянские бунты. Только по официальным данным, к началу 1929 года в стране было зафиксировано 5721 крестьянских выступлений и совершено 1307 террористических актов. Казалось, еще немного - и Советы рухнут. Партия раскололась. От Сталина начали отворачиваться даже самые преданные его соратники. Бежал в Персию личный секретарь Борис Бажанов. Посланный ликвидировать его Яков Блюмкин проникся идеями оппозиции и установил связь с Троцким. Тогда и образовался тот самый «право-левацкий» блок, идеологом которого стал бывший глава комсомола, а затем член ЦКК партии Лазарь Шацкин.

Осенью 1928 года, будучи членом редколлегии «Правды», он встретился с Маяковским в редакции. О чем шла речь, догадаться нетрудно. Достаточно проследить последующие действия Маяковского. Поэт начал довольно критически высказываться в отношении действующей власти, хотя до этого ничего подобного себе не позволял. Он создает Революционный фронт искусств (РЕФ) и начинает нападки на Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП). А РАПП, напомним, - это рупор генеральной линии партии.

Дал ли Маяковский согласие на поддержку заговорщиков во время беседы с Шацкиным? Наверняка. Взамен Лазарь Абрамович пообещал ему ту же должность, которую Сталин предложил Горькому. Но, разумеется, после отстранения кремлевского горца от руководства. Сталина намеревались снять с должности на ближайшем пленуме - предполагалось, что для этого будет достаточно обычного голосования. Вряд ли лояльнейший Маяковский чувствовал себя заговорщиком - скорее всего, он воспринимал все это как обычную сверку позиций перед собранием, каких в то время проводилось великое множество.

Меж двух огней

Но Сталин, разумеется, оценивал это по-другому. Наивно думать, что он не знал о замыслах оппозиции. Другое дело - мало что мог с этим поделать. Тогда он еще не обладал той властью, с которой ассоциируется у нас сегодня. Насколько была мощной оппозиция, говорит тот факт, что на место снятого председателя Совнаркома РСФСР Алексея Рыкова она поставила уважаемого в партии сибирского большевика Сергея Сырцова. В отличие от слабых и нерешительных Рыкова и Бухарина, это был настоящий лидер. Его поддерживали бывшие комсомольцы Резник, Ломинадзе, неистощимый генератор идей Шацкин. С первых же дней своего назначения Сырцов снискал в народе бешеную популярность. Сталин же, со своей стороны, предпринял ряд государственнических мер. Он объявил, что первый год пятилетки (1928-й) перевыполнен на 25%, а это означает, что страна идет правильным курсом, и с 1 октября 1929 года ввел непрерывную (четыре дня рабочих, затем - выходной) неделю.

Параллельно соперничеству в политике с осени того же года между Сталиным и Сырцовым развертывается борьба за Маяковского. Сталинское окружение начинает активно приближать поэта к себе. Несмотря на то, что Маяковский нападает на РАПП, ему устраивают концерт в ОГПУ, в Политехническом музее и даже приглашают выступить перед Сталиным в Большом театре.

В ответ Шацкин, человек Сырцова, раскрывает Маяковскому имена высокопоставленных оппозиционеров (а можно сказать, и заговорщиков), чтобы показать, насколько сильны их позиции, - мол, у Сталина нет никаких шансов удержаться у власти.

Однако когда на выставку Маяковского не явились «официальные лица», Маяковский догадался, что Сталин знает о его отношениях с оппозицией, и, панически покинув РЕФ, вступает в РАПП, демонстрируя, что он окончательно перешел на сторону официальных властей.

Смертельный уклон

Сегодня неизвестно, торжествовал ли Сталин победу, когда Маяковский, покинув ряды оппозиционеров, вступил в РАПП. Однако метания поэта не могли не встревожить начальника Секретного отдела ОГПУ Якова Агранова, который сочувствовал Сырцову, но внешне держал нейтральную позицию. В качестве верного сталинца, знающего имена заговорщиков-оппозиционеров, Маяковский пугал не только Агранова, но и Шацкина.

Покушение на певца революции исключалось. Сталин сразу бы понял, чьих рук это дело. Но Агранов прекрасно знал привычку Маяковского хвататься по каждому поводу за пистолет. А поводов таких хватало. Психологическое состояние поэта в те дни было далеко не безоблачным. В РАППе с ним обращаются пренебрежительно и каждый раз подчеркивают, что он перебежчик, предавший своих товарищей. Маяковский пытается встретиться с главой ассоциации Владимиром Сутыриным, но тот всячески его избегает. Нет счастья и в личном. Лиля с Осипом неожиданно уезжают в Европу, оставив Маяковского один на один со своими страхами. После их отъезда к нему в квартиру заселяется сотрудник ОГПУ Лев Эльберг, фигурирующий у Лили в дневнике под прозвищем Сноб. Он объясняет, что Лиля просила присмотреть за ним.

Маяковский в панике выбегает на улицу, видит поэта Жарова из РАППа и бросается к нему с вопросом:

Меня скоро арестуют? Что говорят в РАППе?

Полонская, заявившая о разрыве отношений, нанесла последний удар. Психика поэта не выдержала… На это и рассчитывали те, кто опасался, что Маяковский станет слишком разговорчивым. 14 апреля поэта не стало. А через два дня, 16-го, начался пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), на котором Сталин выступил с речью «О правом уклоне в ВКП(б)», - отсюда и начался разгром оппозиции.

Спустя семь месяцев заговор Сырцова будет раскрыт. Ломинадзе накануне декабрьского пленума вынудят написать докладную. Оппозиционеров снимут с руководящих постов и отправят на менее ответственные должности. Ломинадзе арестуют в 1935-м, и он покончит с собой. Сырцова и Шацкина расстреляют в 1937-м.

И последнее. В своем предсмертном письме Маяковский, совершенно очевидно, обращается непосредственно к Сталину. «Товарищ правительство, моя семья - это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь - спасибо». О чем это - о пожизненной пенсии или улучшении жилищных условий? Вряд ли. Скорее, просьба не преследовать близких за его участие в заговоре, он и так заплатил за отступничество самой высокой ценой - жизнью. «Мама, сестры и товарищи - простите!» Принято считать, что Маяковский просит прощения за свой уход из жизни. А я думаю, нет: он просил прощения за то, что принял сторону оппозиции и тем самым поставил своих близких под удар. И в той же строке никому не советует повторять его ошибку, потому что «выходов нет». Кроме пули в висок.

При жизни Маяковский имел много романов, хотя в официальном браке никогда не состоял. Среди его возлюбленных было немало русских эмигранток – Татьяна Яковлева, Элли Джонс. Самым серьезным увлечением в жизни Маяковского был романом с Лилей Брик. Несмотря на то, что она была замужем, отношения между ними сохранялись долгие годы. Более того, долгий отрезок своей жизни поэт жил в одном доме с семьей Брик. Этот любовный треугольник существовал несколько лет, пока Маяковский не встретил молодую актрису Веронику Полонскую, которой на тот момент исполнился 21 год. Ни разница в возрасте в 15 лет, ни наличие официального супруга не могли помешать этой связи.Известно, что поэт планировал с ней совместную жизнь и всячески настаивал на разводе. Эта история стала причиной официальной версии самоубийства. В день смерти Маяковский получил отказ от Вероники, что спровоцировало, как утверждают многие историки, серьезное нервное потрясение, которое привело к таким трагическим событиям. Во всяком случае, семья Маяковского, включая мать и сестер, считали, что вина за его смерть лежит именно на Полонской.

Исследователи чуть ли не по минутам расписали, как он провёл 12 и 13 апреля: с кем встречался, с кем ругался, с кем катался по Москве, где провёл ночь. Без ответа до сих пор остаётся лишь один вопрос, но самый главный…

Исследователи чуть ли не по минутам расписали, как он провёл 12 и 13 апреля: с кем встречался, с кем ругался, с кем катался по Москве, где провёл ночь. Без ответа до сих пор остаётся лишь один вопрос, но самый главный: почему 80 лет назад ранним утром 14 апреля 1930 г. Маяковский застрелился?

«Я испугалась!»

В предсмертной записке Маяковский писал: «В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил». Но сплетни поползли по городу уже через несколько часов, после того как стало известно о трагедии. Шептали разное: и про болезнь, и про странную жизнь втроём: Лиля Брик — Осип Брик — Владимир Маяковский. И про то, что виновата в случившемся вовсе не Лиля Брик, а Вероника Полонская, начинающая актриса МХАТа. Что же было такого в этой молодой актрисе?

— Да, в те годы вопрос этот звучал довольно часто: ну что такое Полонская? Девчонка! Ему не о чем с ней было даже говорить! А мне кажется, что всё у них было достаточно серьёзно, по одной простой причине: Полонская являлась полной противоположностью тому, что Маяковский видел в своём доме, — рассуждает Светлана Стрижнева, директор Музея В. Маяковского, филолог. — В этом треугольнике «Лиля — Осип — Владимир» каждый угол имел свою трагедию. Внешне соблюдалось условие: каждый может быть абсолютно свободен, но на ночь все должны приходить домой. Домой-то все приходили… Но не все при этом ночевали в своей комнате в одиночестве. У Осипа Брика интереса к Лиле — физического — в этот момент не было, и Евгения Жемчужная, официально числившаяся секретарём Брика, уже фактически была его женой. Это вызывало бурю протеста у Лили. Маяковский же страдал от бесконечных попыток Лили Брик доказать Осипу, которого Лиля обожала, что она интересна другим мужчинам.

А Полонская была человеком удивительно искренним, стеснительным. Она очень мучилась, когда ей пришлось сделать аборт от Маяковского. Операция прошла тяжело, она попала в больницу. На физическую боль наложилась тяжёлая депрессия: в больничную палату её приходил навещать муж — актёр Михаил Яншин, а Вероника не могла признаться, что ребёнок не от него. Маяковского же она и вовсе не поставила в известность об операции. В те дни Полонская испытывала физическое отвращение к близости с мужчиной, а Маяковский не мог понять причины её охлаждения. И мучил себя мыслями, что Норик разлюбила его.

Кстати, сразу после гибели поэта обсуждалась и такая гипотеза — Маяковскому приписывали сифилис. Причиной сплетен стали близкие отношения Маяковского с Соней Шамардиной. Произошло это в 1915 г. Сонечка была очень хорошей знакомой Корнея Чуковского. Как-то в ресторан, где они сидели, вошёл Маяковский. Увидев красивую девушку, он подсел к столику познакомиться и… увёл её от Чуковского. По дороге он читал ей только что написанные строки: «Послушайте! Если звёзды зажигают…» Через некоторое время выяснилось, что Соня ждёт от Маяковского ребёнка. Корней Чуковский был очень недоволен этой связью и однажды, вызвав её к себе, поинтересовался: «Ты не боишься иметь ребёнка от сифилитика?» Соня, испугавшись, сделала аборт, собрала вещи и уехала в Белоруссию, ничего не объяснив Маяковскому. Положить конец слухам о дурной болезни поэта попыталась Лиля Брик. Она даже ходила к Горькому, чтобы объясниться с ним, а заодно и выяснить источник сплетен. Тогда разговоры постепенно угасли, но, когда Маяковский застрелился, они вновь вспыхнули. И оказались настолько сильны, что власти приняли решение провести повторное вскрытие тела с экспертизой, чтобы расставить все точки над i…

Но вернёмся к Полонской… Почему же эта девушка, которую так любил поэт и к которой её собственный муж относился гораздо прохладнее, отказалась стать женой Маяковского?

— Я много раз пыталась завести с ней откровенный разговор, — объясняет Светлана Стрижнева. — Вероника Полонская призналась, что, если бы Маяковский сделал ей предложение чуть раньше, она бы сказала «да». Но тут у него начался период страшного нервного срыва. «Когда я увидела, каким он бывает в этом состоянии, я испугалась. И ещё: пусть страстной любви между мною и Яншиным не было, но уйти от него без объяснений я не могла. Как не могла и доверить этот разговор Маяковскому», — признавалась Полонская.

… В тот день, 14-го, Маяковский и Полонская снова поссорились. Бурный сперва разговор постепенно перетёк в мирное русло.После репетиции она собиралась вернуться, чтобы продолжить разговор и найти наконец решение. Но не успела дойти даже до двери, как прозвучал выстрел.

«Меня могут арестовать»

В конце 1920-х в квартире Бриков прочно «прописались» агенты ОГПУ. Официально в этом управлении служил лишь Осип Брик. Но у Лили Брик в то время появилось новое увлечение — Яков Агранов, начальник секретного отдела ОГПУ. Поэтому после рокового выстрела зазвучали мнения, что не иначе как чекисты приложили к этому руку.

— Зачем ОГПУ понадобился Маяковский? — рассуждает Светлана Стрижнева. — В 1995 году мы получили папку с делом о самоубийстве Маяковского, которая, как выяснилось, все эти годы хранилась в Президентском архиве. Читая донесения осведомителей, я так и не смогла выяснить, следили ли они конкретно за Маяковским или просто докладывали о настроениях, царящих среди интеллигенции. Но почему тогда, будучи в 1925 г. в Америке, он жаловался Элли Джонс, ещё одной своей любимой женщине, что о каждом его шаге Лиля Брик докладывает в ОГПУ. И почему, встретив за несколько дней до самоубийства на улице поэта Александра Жарова, Маяковский вдруг кинулся к нему со словами: «Меня могут арестовать»?

Возможно, именно в этот момент Маяковский очень нуждался в совете. Но оказался совершенно один: уехали за границу Брики, его парижская любовь — Татьяна Яковлева — вышла замуж за француза. Ещё одна его любовь — Наталья Брюханенко — ждала ребёнка от другого мужчины. Полонская колебалась… А одиночества поэт не выносил… А может, его внутренняя усталость оказалась слишком сильной.

После похорон Исаак Бабель написал: «Поймите, мы все в этом виноваты. Его нужно было обнять, может быть, просто поцеловать, сказать, как мы его любим. Просто по-человечески пожалеть его. А мы этого не сделали. Мы общались с ним уже как с памятником. А он был самый обыкновенный человек…»