Война после победы. Война после дня победы

Григорий Савкун, рядовой участник Великой Отечественной войны.

День Победы… Его ждали на фронте и в тылу с первых минут войны. Многие фразы начинались со слов «Когда кончится война…». Не все дождались этого светлого дня. Но тот, кто дожил до Победы, во всех подробностях запомнил первые мирные дни.

Воины Ленинградского фронта в городе, который они защищали. Фото из архива Александра Цыганова

Солдаты идут по мирному Ленинграду. Цветы - победителям. Фото из архива Александра Цыганова.

В конце апреля 1945 года наш полк стоял в Латвии. Армейская жизнь текла своим чередом, война была там, в Германии, и о ходе боевых действий мы читали в газетах, которые вывешивались на витрине, установленной в расположении нашей батареи.

Поздним вечером 1 мая вдруг началась стрельба из автоматов и винтовок. Стреляли вверх обычными и трассирующими пулями. Я стоял и смотрел на сотни светлячков, устремившихся вверх. Своим светом они очерчивали расположение полкового лагеря, занимавшего в длину не одну сотню метров. Стрельба эта, как тотчас же стало известно, была самопроизвольным салютом в честь взятия Берлина. Теперь известно, что в отдельных районах Берлина сопротивление продолжалось и на следующий день, и только к 15 часам 2 мая с врагом было покончено. Но Верховный главнокомандующий в приказе объявил, что войска 1-го Белорусского фронта при содействии войск 1-го Украинского фронта после упорных уличных боёв 1 мая овладели городом Берлином - очагом немецкой агрессии.

Первая неделя мая прошла у нас в обычном режиме: подъём в шесть утра, в семь - завтрак, в час дня - обед, в семь вечера - ужин и в десять часов - отбой. Разумеется, весь день занимались по расписанию. Солдат не должен оставаться без дела ни минуты. Но 8 мая после обеда старшина батареи объявил:

Всем забрать личные вещи и в 14 часов быть готовыми к построению.

Личные вещи каждого находились в его вещмешке и состояли из котелка и вафельного полотенца. Ложку солдат всегда носил с собой. Так что слова старшины «забрать личные вещи» означали, что мы оставляем этот лагерь и больше в него не вернёмся. Про орудия старшина не сказал ничего, следовательно, ездовые двигаться будут самостоятельно.

В 14 часов нас построили, и после поверки личного состава мы отправились в путь. Куда пойдём и зачем - не было сказано ни слова. Солнце светило нам в спину, значит, мы шли на север. Время от времени над нашими головами на бреющем полёте с юга на север пролетали штурмовики, но нигде не было слышно ни одного выстрела.

Часа через два мы оказались на возвышении, с которого увидели немецкие окопы, разукрашенные белыми простынями и белыми полотенцами, и поняли, что гитлеровцы капитулируют. К моему удивлению, это были как раз те самые окопы, наступать на которые мы собирались 24 марта утром, но наступление отменили. Только тогда мы смотрели на эти окопы две-три секунды, чтобы снайпер не успел прицелиться, а теперь, повернув налево, шли по гребню, разглядывая траншею, тянувшуюся справа внизу.

Стало темнеть. Мы углублялись в бывший тыл гитлеровцев. В полку много подразделений, поэтому маршрутов следования было несколько. Наша колонна состояла из артиллеристов. Всю ночь мы шли и стояли, шли и стояли.

Остановились возле костра, который горел справа у дороги. Через некоторое время подъехала открытая немецкая штабная машина. Это были старшие офицеры: все в фуражках с высоким верхом и в тёмных плащах. К машине приблизились несколько советских военных, и скоро она последовала в наш тыл. Примерно через час у костра остановилась колонна немецких солдат. К ним подошли наши военные, переводчик что-то негромко сказал. Затем шеренга за шеренгой немецкие солдаты выходили к костру, бросали в кучу оружие и возвращались в строй. Мы ещё постояли некоторое время, а затем двинулись вперёд.

Когда выглянуло солнце, мы подошли к небольшому городку с аккуратными кирпичными одноэтажными домиками. Метров за двести до первых домов стояли два немецких дорожных указателя. Латинскими буквами на одном было написано Goldingen, а на другом - Kuldiga. (Я сделал для себя вывод, что городок, к которому мы подходим, по-немецки называется Гольдинген, а по-латышски - Кулдига.) А рядом - надпись на фанере химическим карандашом - Кулдыга. Кто-то из наших был здесь раньше и поставил такой вот самодельный «дорожный указатель» быстрого изготовления.

Уже в мирное время в Большом энциклопедическом словаре я прочитал, что Кулдига (Kuldiga) (до 1917 года - официальное название Гольдинген) - город в Латвии на реке Вента и что известен он с 1242 года.

Мы входили в Кулдигу утром. Прошли недалеко и остановились около здания, в котором, наверное, располагалась местная власть. Примерно через полчаса к нам подошла колонна немецких солдат без оружия, без ранцев, без шинелей и без командиров. Ни одного офицера, никто ими не командовал. Подошли строем по четыре человека в шеренге, а всего шеренг четырнадцать-пятнадцать. Тихо подошли, остановились и повернулись так, как если бы кто-то тихо скомандовал «направо», но я никакой команды не слышал.

Мы одеты в шинели, утро прохладное, и первая мысль, мелькнувшая в моей голове: что же вы будете делать сегодня ночью без шинелей? Я пробежал взглядом по шеренгам. Удивительно, но все немцы были рослые, выше среднего роста, и все примерно одного возраста, лет 25-27. Я посмотрел на их лица. Мы не спали ночь, а они все выглядели выспавшимися. Мы не ужинали и не завтракали и не знали, когда же нас покормят, а у них лица были как у только что позавтракавших людей. Все чисто выбриты, все в курточках с одинаковыми небольшими чёрными погонами рядовых. Курточки у всех на две верхние пуговицы (или на два верхних крючка) не застёгнуты. На всех кожаные сапоги с невысокими голенищами раструбом. Мы стоим и рассматриваем немецких солдат.

Савкун! Отведи эту колонну немецких солдат на сборный пункт, - и он назвал улицу и номер дома, - прямо вот по этой улице, на которой я стою, до конца, - и махнул рукою в том направлении, в котором надо было отвести немцев.

Я не ожидал такого приказания, стал лихорадочно вспоминать немецкие слова и сказал:

Achtung! Hören meine Kommando! (Внимание! Слушать мои команды!)

Солдаты стояли ко мне лицом, а чтобы идти по улице в указанном старшиной направлении, им надо было повернуться налево, и я отчётливо и достаточно громко для моего тихого голоса скомандовал:

Links! (Налево!) - И был удивлён безукоризненной чёткостью выполненной ими команды.

Потом я сказал:

Ruhig, langsam, direkt vorwärts marsch! (Спокойно, медленно, прямо вперёд марш). - Они и пошли прямо и спокойно по улице, а я за ними.

На улице, кроме меня и колонны немецких солдат, ни души. Власть в Кулдиге переменилась, и население сидело по домам. Мы идём, а конца улицы не видно. Старшина не сказал, что представляет собою сборный пункт и как он выглядит. Я смотрю вперёд и вижу, что далеко впереди улица поворачивает градусов на 40 влево, а за поворотом стоят два сооружения белого цвета, без окон, два полуцилиндра как будто из алюминия. Большой полуцилиндр недалеко от дороги, а другой, поменьше, левее. Может быть, в большем решили устроить сборный пункт для капитулировавших немецких солдат?

Когда колонна приблизилась к большому помещению, я командую:

Rechte Schulter vorwärts! (Правое плечо вперёд!), - а затем: - Direkt! - и они догадались, что я направляю их в большое складское помещение.

Солдаты зашли внутрь помещения, и я за ними.

Halt! (Стой!) - скомандовал я.

Они остановились. Несколько секунд я разглядывал помещение. Это, конечно, бывший склад. Но что в нём хранилось? Сейчас склад был совершенно пуст, и если его использовать в качестве сборного пункта для бывших немецких солдат, то в нём можно разместить не 50, а все 500 человек. На Курляндском полуострове было блокировано около 33 дивизий, и во время капитуляции сдались в плен более 189 тысяч человек.

Я выполнил приказание старшины: отвёл колонну немецких солдат «прямо... по... улице... до конца». Поэтому молча повернулся и пошёл назад, оставив их одних в помещении пустого склада. Теперь о них должны позаботиться старшина и более высокое командование, а я отправился в свою батарею.

На газетной витрине уже висела свежая дивизионная газета, из которой мы узнали, что 8 мая 1945 года Президиум Верховного Совета СССР издал Указ об объявлении дня 9 мая праздником Победы. Было около 10 часов утра. Мы на ногах уже 20 часов, но это первые часы после окончания войны.

Что же произошло на Западе? В Реймсе (город на северо-востоке Франции) 7 мая немцы подписали Акт безоговорочной капитуляции. Поэтому 8 мая мы видели белые простыни и полотенца над немецкими окопами. Но Сталин настоял на том, чтобы подписание Акта в Реймсе считать предварительным протоколом капитуляции. Немцы должны подписать его в Берлине, центре фашистской агрессии, перед Верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции.

Проходила церемония подписания Акта о безоговорочной капитуляции Германии в Карлсхорсте, в восточной части Берлина, в двухэтажном здании бывшей столовой немецкого военно-инженерного училища. Началась она ровно в 24 часа 8 мая (то есть в 0 часов 9 мая 1945 года), а закончилась, по свидетельству маршала Жукова, в 0 часов 43 минуты 9 мая 1945 года.

В городке Кулдига мы были двое суток. В первый день, то есть 9 мая 1945 года, после обеда наш полк, выстроившись в одну цепочку, прочесал лес. Предположение о том, что в лесу могут скрываться немецкие солдаты, не пожелавшие капитулировать, не подтвердилось: никого не обнаружили.

Для артиллеристов нашего полка недалеко от Кулдиги выделили участок земли, на котором мы поставили палатки. Погода стояла тёплая, солнечная, дождя не было ни разу. Война закончилась, к новому наступлению готовиться не надо, и у нас впервые появилось свободное время.

17 мая 1945 года к нашему расположению подошли два офицера, которых раньше я не видел. Их встретил капитан Рогов и после минутного разговора с ними приказал старшине построить личный состав батареи.

Пришедшие офицеры медленно прошли вдоль строя, приказав выйти старшим сержантам Близнюку и Тихолозу. Кто-то тихо промолвил:

Отбирают на Парад Победы!

Я числился заместителем командира орудия, поэтому меня назначили замещать Тихолоза.

В Москве накануне приняли решение о проведении Парада Победы, и на следующий же день в войсках начался отбор участников. Приказ Верховного главнокомандующего о проведении Парада Победы 24 июня был опубликован в газетах только 22 июня, в день, когда четыре года назад гитлеровская Германия напала на Советский Союз, а ближайшее воскресенье - 24 июня.

Утром 18 мая мы пошли на восток, на «зимние квартиры», как нам сказали. Конечно, никто и нигде никаких квартир нам не приготовил. Мы идём в Ленинград, потому что наш корпус входит в состав Ленинградского военного округа, и мы просто идём «домой». Корпус гвардейский, состоит из двух гвардейских дивизий -
63-й и 45-й.

Первый день перехода Кулдига - Ленинград запомнился дождями. Не прошло и часу на марше, ещё не было ни одной команды «Привал!», а на нас обрушился дождь, который утром ну никак нельзя было предугадать. И когда команда «Привал!» прокатилась по колонне, то уже все были мокрые, как говорят, до нитки. Во время привала можно сойти с дороги и сесть или, даже лучше, лечь так, чтобы ноги были выше туловища. Я посмотрел вниз - всюду или мокрая земля, или мокрая трава. Так, стоя, мы и отдохнули на первом привале.

Тучи так же быстро растаяли, как и появились. Следующие часа два мы шли под ярким солнцем, и одежда на нас сохла. Потом снова пошёл дождь, и мы снова сушили одежду на ходу.

Прошли мимо груды немецкой бронетехники, стянутой в «кучку» у дороги. Раньше нам такие «кучки» встретились два раза. Первый раз осенью 1944 года и второй раз - в феврале этого года. Именно в такой «кучке» осенью 1944 года я впервые увидел немецкий танк «Пантера». Среди других, менее заметных бронемашин он выделялся конической формой башни.

Капитулировавшие немецкие солдаты, по крайней мере часть их, располагались в отведённых им местах в лесу. Мы миновали не менее двух таких лагерей.

Рига была первым городом, по которому мы прошли строем, и этот марш мы назвали между собой нашим маршем Победы. Жителям города, видимо, сообщили не только время, но и названия улиц, по которым мы будем проходить, а то как же объяснить, что по обеим сторонам дороги стояли толпы рижан с радостными лицами, с букетами сирени. Наши ездовые перед Ригой догнали нас, и ИПТБ (истребительно-противотанковая батарея) шла в составе полка с орудиями. Я замещал командира орудия и поэтому сидел на передке справа от ездового. Одна юная рижанка подарила мне большой букет сирени. Но мы же движемся. Я успел сказать: «Спасибо», а дарительницу не рассмотрел. В моём родном городе Грозном к этому времени сирень уже отцветает, а в Риге она только расцвела.

Следующим городом на нашем пути в Ленинград был Псков. Но до него наш полк дня три-четыре стоял в псковском селе, вернее, на том месте, где до войны находилось село. В 1941 году гитлеровцы сожгли его. В газетах на фотографиях сожжённых гитлеровцами сёл обычно видны печи и трубы, которые остаются после того, как деревянные дома сгорают. А здесь не видно никаких следов от села.

Прошли метров пятьдесят в сторону от улицы и увидели бугорок земли, из которого торчала невысокая труба. Село сожгли, но жить-то надо, где-то зимовать надо, и жители вырыли землянки. А в землянках надо и топить, и еду готовить, и они разобрали печи и трубы, оставшиеся от сгоревших домов, и поставили печурки в землянках. Как они прожили четыре зимы, чем питались?

Командир полка приказал каждой роте и каждой батарее за время нашего пребывания в селе поставить по дому. Под словом «дом» имелся в виду, конечно, сруб. Наша батарея поставила сруб из 12 венцов. Ездовые батареи, видя бедственное положение селян, оставили им одну лошадь, которую в хозвзводе держали сверх положенного числа.

Мы покидали село, идя строем по правой стороне улицы мимо стоявших слева срубов. Это был наш вклад в начало возрождения села. А сколько же таких сёл исчезло по России за войну?

Перед войной пели: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!» Хорошо пели, хорошие слова были в песнях, например, такие: «Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять по республикам нашим!» Но это песни, а что на деле? Невольно вспоминались слова Ворошилова: «Мы чужой земли не хотим, но и своей не отдадим ни пяди!» В каждом клубе можно было прочитать это «заявление», написанное крупными буквами на плакате во всю ширину стены кинозала или читальни. Легко сказать, трудно сделать. До Волги допустили врага, а потом отгоняли назад ценой колоссальных человеческих жертв и материальных потерь. Стоявшие в стране на самом верху государственной власти до самого последнего дня ничего не предпринимали для организации отпора врагу. Даже в самый последний предвоенный день 21 июня 1941 года директиву о приведении приграничных войск в боевую готовность стали передавать в военные округа в 24 часа. Это за 4 часа до начала войны! Армия и страна были подставлены гитлеровцам на растерзание.

По Пскову мы прошли таким же маршем, как и по Риге. Это было 24 июня, в воскресенье, когда в Москве состоялся Парад Победы. Несмотря на пасмурную погоду, псковитяне вышли на улицу и приветливо смотрели на нас. К передку, на котором я сидел, подбежала девушка и протянула мне сложенную вчетверо записку. Я взял её и положил в нагрудный карман гимнастёрки, а прочитал, когда мы отъехали далеко от города. В записке были имя и фамилия девушки, состав семьи, адрес и просьба написать ей письмо. Мне казалось, что письмо налагает на меня какие-то обязательства, которые взять на себя я не решился, поэтому псковитянке не ответил.

Следующая продолжительная остановка была в большом лесу, в нескольких километрах до Гатчины. За время стоянки нас подстригли, искупали в походной бане (в ПДУ, в передвижной душевой установке) и переодели в новенькое обмундирование, с «иголочки», даже шинели выдали новые. Нас всех обули в новые, хоть и кирзовые, но сапоги. Наконец-то мы избавились от обмоток, уродовавших внешний вид солдата. Помня кровавые мозоли, натёртые коваными американскими негнущимися ботинками, я выбрал такой размер сапог, чтобы ногам с намотанными на них новыми портянками было чуть-чуть просторно. Я проходил в этих сапогах не один год и не натёр ни малейшей мозоли, и ноги в них не потели в любую жару. Нет для солдата обуви лучше, чем сапоги!

И вот по Гатчине мы прошли своим малым Парадом Победы в новеньком обмундировании и в новых сапогах. Широкая асфальтированная дорога вела на север, в Ленинград, по восточной окраине города. Слева от дороги соорудили помост, где стояло начальство, оценивавшее наш вид перед парадом в Ленинграде.

Это была последняя тренировка перед назначенным на воскресенье 8 июля 1945 года прохождением по Ленинграду отобранных частей войск Ленинградского военного округа. Переход до южной окраины Ленинграда был утомительным, и мы не особенно разглядывали место, где вечером разбивали палатки. Были белые ночи, солнце вставало очень рано.

Когда мы вышли из палатки, к северу открывался вид на Ленинград, лежавший в плоской низине, а мы стояли на возвышенности. Оказалось, что мы ночевали на самой северной из Пулковских высот.

То, что в мирное время называется холмом, в войну - уже высота, за иную нередко идут долгие и кровопролитные бои. Цепь холмов к югу от Ленинграда, высота которых не превышает 73 м, теперь известна как Пулковские высоты.

Немецко-фашистские войска захватили Гатчину и 13 сентября 1941 года подошли к Пулкову. Врагу не удалось прорвать оборону наших войск, и к 23 сентября линия фронта стабилизировалась и прошла у подножия Пулковских высот. Враг был отброшен только в январе 1944 года при снятии блокады. В 1967 году на 20-м километре Киевского шоссе установили мемориальный комплекс «Пулковский рубеж». (Пулковская астрономическая обсерватория, основанная в 1839 году, пострадала от военных действий и восстановлена в 1954 году.)

По Ленинграду все артиллеристы шли без орудий, одной колонной по четыре человека в шеренге. По сторонам стояли плотные ряды жителей Ленинграда. Ленинградцы были рады, что не только в Москве состоялся Парад Победы, но и по их городу проходят части Ленинградского военного округа, в рядах которых есть те, кто оборонял Ленинград, кто сражался на Невском пятачке, под Ораниенбаумом, на полуострове Ханко, на Синявинских высотах, кто охранял Дорогу жизни и снимал блокаду. Среди тех, кто сражался, шли и мы, пополнившие в июле 1944 года 190-й гвардейский стрелковый полк.

Пришли на Дворцовую площадь. Перед зданием Главного штаба стояло много колонн красноармейцев. Когда подошли последние колонны участников парада, состоялся короткий митинг, и под звуки оркестра мы пошли с Дворцовой площади дальше на север.

Наш полк остановился на большом открытом поле за Ленинградом. Прошло, наверное, часа два. Мы успели рассредоточиться по подразделениям и разбить палатки, как вдруг стало темнеть, хотя до вечера было далековато. Началось солнечное затмение, причём полное, но предварительно о нём ничего не слышали. Очень высоко были видны мелкие и частые облака. А до затмения солнце светило так ярко, что нельзя было и подумать об облаках.

Командир полка решил сделать смотр личного состава, вернувшегося с войны домой на место постоянной дислокации. Через день сапёры соорудили помост для принимавших наш парад. Сначала командиры подразделений поупражняли своих бойцов в чёткости выполнения строевых команд, а потом все построились по подразделениям в полковую колонну. Через две-три минуты раздался громкий голос командующего парадом:

К торжественному маршу! Дистанция на одного линейного! Автоматная рота прямо, остальные напра…во! Шагом марш!

Заиграл полковой оркестр. Мы прошли по полю торжественным шагом, а затем перед помостом. Во время движения по команде «равнение нале…во!» я заметил среди офицеров, стоящих на помосте, командира полка подполковника Дервоеда. Он выделялся большой бородой и клялся не брить её до победы. Клятву свою он сдержал!

Этим марш-парадом мы поставили последнюю точку в нашем неспешном переходе «на зимние квартиры», за время которого прошли около семисот километров от латышского города Кулдига до поля севернее Ленинграда. Это было место расположения летних лагерей полка. Начиналась армейская служба в мирное время.

После шести лет тяжелейшей борьбы гитлеровская Германия была побеждена. Однако война похожа на маховик. Раскрутить его легче, чем остановить. В ночь на 9 мая в Европе прекратились лишь широкомасштабные военные действия, но отдельные бои с нацистами, не желавшими сложить оружие, продолжались и в последующие дни

После капитуляции в Германии в стране были созданы оккупационные зоны. В каждой из них еще долго продолжалось движение немецкого сопротивления. Война после Победы продолжалась.

Самым известным примером такой борьбы стали действия немецкого ополчения «Вервольф». Отряды «Вервольфа» были созданы для диверсионных операций в тылу наступающего противника.

Состояли они, по большей части, из подростков 14-16 лет и пожилых людей. После капитуляции Германии и приказа сдать оружие, группы «Вервольф» продолжали устраивать диверсии и уничтожать военнослужащих. Справедливости ради нужно сказать, что результативность его действий была крайне низкой. Тем не менее, немецкое сопротивление, действительно проводило диверсии, а методы борьбы с ними были крайне жесткими.

Задержанные уже после окончания войны воины «Вервольфа»:

Война после Победы. Последний бой «Центра»

Не только «Вервольф» продолжал войну после капитуляции. После кончины Гитлера, по замыслу нового правительства фашистской Германии группа армий «Центр» должна была удерживать районы западной и центральной Чехии с тем, чтобы выиграть время и отойти на запад для капитуляции американским войскам. Так что после того, как германское командование подписало акт о безоговорочной капитуляции, группа армий «Центр» и часть сил группы армий «Австрия» (свыше 900 тыс. человек) продолжали сопротивление советским войскам в Чехословакии и Северной Австрии.

1 мая в Чехии началось народное восстание. В ночь на 6 мая пражские восставшие обратились по радио к советскому командованию с просьбой о помощи.

3-я и 4-я танковые армии 1-го Украинского фронта совершили стремительный 80-километровый бросок и утром 9 мая вступили в Прагу. В тот же день к Праге подошли передовые части 2-го и 4-го Украинских фронтов.

Затем основные силы 4-й гвардейской танковой армии вышли соединились с 6-й гвардейской танковой армией 2-го Украинского фронта. Таким образом, 10 мая советские войска замкнули кольцо вокруг основных сил немецкой группы армий «Центр». Лишь нескольким дивизиям группы армий «Австрия» удалось прорваться в зону действий американских войск.

Основные силы войск противника начали сдаваться в плен 11 мая. Однако сопротивление в Праге продолжалось до вечера 12 мая. Всего в ходе операции было пленено 860 000 фашистских солдат и офицеров. Эта была последняя операция советских войск в Европе в годы Второй мировой войны.

Солдаты вермахта эвакуируют раненых товарищей во время Варшавского восстания:

Война после Победы. Остров в руинах

Гарнизон оккупированного Германией датского острова Борнхольм в Балтийском море тоже не пожелал оказаться в советском плену и отказался сдаваться. Комендант острова генерал Рольф Вутман отправил советскому командованию такое сообщение: «Большевикам следует уйти, если они хотят остаться в живых». Такой наглости советское командование не ожидало. Советские десантники заняли телеграф и порт, а немцы стали грузиться на пароходы, пытаясь прорваться к англичанам.

Бои, включая артобстрелы и бомбежку, продолжались до 11 мая. Под артиллерийским огнем немцы попытались прорваться на имевшихся у них кораблях на континент, к англичанам, но большинство кораблей было потоплено, а остров превратился в руины.

Советская авиация неоднократно наносила удары по уходящим на запад немецким конвоям (всего было обнаружено свыше 50 кораблей), из которых 10 были потоплены. В воздушных боях в районе острова было сбито 16 немецких самолетов прикрывающих уходящие конвои.

Последний морской бой в районе Борнхольма произошел вечером 9 мая. Три советских торпедных катера нагнали вражеский конвой (транспорт, буксир и 11 сторожевых катеров). На приказ конвою вернуться в порт немцы открыли огонь. Советские катера отошли к порту Ренне, а конвой ушел в Данию.

К утру 11 мая большая часть гарнизона капитулировала. Но четыре тысячи человек капитулировать отказались и продолжали сражаться аж до 19 мая.

Война после Победы. Выстрел в висок

В Прибалтике немцы были отрезаны от основных сил Вермахта еще осенью 1944 года. Группа армий «Курляндия» составляла более двухсот тысяч человек. Советское командование с октября 1944 по март 1945 года предприняло пять попыток добить окруженного противника, но сломить оборону нацистов не получалось. В конце концов было принято решение ограничиться блокадой курляндского котла и все внимание сосредоточить на наступлении на Берлин. Таким образом, к маю 1945 года западная Латвия оставалась единственной территорией СССР, все еще оккупированной немцами.

22 мая 1945 года разведчик Николай Ивантеев передал срочное сообщение в штаб 42-й армии в Латвии: «Засек немцев. Идут по лесу строем, человек 300, все в эсэсовской форме. Знамя со свастикой. Каков будет приказ?» Штабисты сперва решили, что старший лейтенант пьян и не отреагировали на сообщение, но после второй телефонограммы все же выслали в район оперативную группу. Оказалось, что это офицеры VI корпуса СС бежавшие из окружения.

Командующий VI корпусом СС обергруппенфюрер СС Вальтер Крюгер с небольшой группой солдат попытался уйти в Германию и добраться до расположения армии США. Его план не удался… Немцев блокировали в лесу, начался бой. В том бою обергруппенфюрер Крюгер расстреляв все патроны, последний выстрел направил себе в голову.

В стычке 22 мая 1945 года все немецкие солдаты были убиты. Так же погибли 25 советских солдат.

20 апреля 1943 года. Немецкий генерал Вальтер Крюгер на тяжелом танке «Тигр-I». 2-я танковая дивизия СС «Das Reich», Харьков, Украина:

Война после Победы. Грузинские солдаты «Русской войны»

И все же самые драматичные события мая 1945 года происходили на голландском острове Тексел в Северном море. На этом острове дислоцировался сформированный из военнопленных красноармейцев, грузин по национальности, батальон Вермахта «Царица Тамара» (численностью около 800 человек).

Эти грузины не были идейными сторонниками гитлеризма. Немецкую военную форму их заставили надеть фактически насильно. В начале апреля 1945 года грузины подняли на острове антифашистское восстание. За два дня убив около 400 немцев, они фактически полностью захватили остров. Гитлеровцы удержали только укрепленные артиллерийские батареи на севере и юге Тексела.

Разъяренные немцы высадили на Тексел карательный десант. Две тысячи солдат на протяжении нескольких недель подавляли восстание, используя артиллерию и огнеметы. Восставшие ожесточенно сопротивлялись, надеясь, что на остров вот-вот высадятся англичане, но помощи не было…

В ходе боев была повреждена радиосвязь, и официальная капитуляция Германии прошла для обеих сторон незамеченной. 15 мая (!) немцы, одолев грузин, устроили военный парад в главном городе острова, Ден Бурге.

С момента капитуляции германской армии прошло уже 6 дней, а по улицам Ден Бурга, празднуя свою победу, маршировали нацистские солдаты в касках и с оружием, под знаменем со свастикой.

Неизвестно, сколько бы еще это продолжалось, но с Тексела на лодке сбежал местный житель и вызвал канадских военных. Шокированные немцы, которым парламентеры показали газеты со статьями о капитуляции Третьего рейха, сложили оружие.

В ходе боев на Текселе погибло как минимум 565 грузин.

Выжившие грузины «русского восстания» стоят в гавани Текселя перед отъездом с острова:

Война после Победы. На крайнем севере

Но самыми последними солдатами Вермахта, сложившими оружие, были 10 солдат, охранявших немецкую метеостанцию на безлюдном Медвежьем острове близ Шпицбергена.

Группу отправили на архипелаг в 1944 году для установления метеостанции и ее охраны. В конце 1944-го года отряд потерял радиосвязь с Германией. Пытаясь напомнить о себе, немцы бросали в океан бутылки с записками и не умерли с голоду лишь благодаря рыбной ловле.

Несколько месяцев они жили в условиях полного информационного вакуума и не знали, что Вторая мировая война в Европе давно закончилась. В конце августа военнослужащие уже несуществующего государства были обнаружены норвежскими охотниками на тюленей, которые вызвали представителей союзников. Робинзоны с радостью сдали им оружие — пистолет и восемь винтовок. Это было 4 сентября 1945 года, два дня спустя после капитуляции Японии — и окончательного завершения Второй Мировой войны.

Война похожа на маховик. Раскрутить его легче, чем остановить. Вторая мировая для многих людей закончилась не в 1945 году. Некоторые военизированные формирования вели войну ещё много лет.

«Вервольф»

Акт капитуляции Германии был подписан дважды - 7 и 8 мая 1945 года. Первый вариант капитуляции, подписанный в Реймсе, не устроил Сталина, и он приказал Жукову принять капитуляцию в Берлине. Она была подписана 8 мая в 22:43 (по местному времени, в Москве уже было 9 мая) Жуковым и Кейтелем. Из-за этого до сих пор День Победы празднуется в разных странах в разные дни.

После капитуляции в Германии были созданы оккупационные зоны. В каждой из них ещё долго продолжалось движение немецкого сопротивления. Самым известным примером такой борьбы стали действия немецкого ополчения «Вервольф».

Отряды «Вервольфа» были созданы для диверсионных операций в тылу наступающего противника в апреле 1945-го. Состояли они, по большей части, из подростков 14-16 лет и стариков. После капитуляции Германии и приказа сдать оружие, группы «Вервольф» продолжали устраивать диверсии и уничтожать военнослужащих и мирных жителей.

Справедливости ради нужно сказать, что часть историков склоняется к тому, что «Вервольф» - по большему счету, пропагандистский миф, а результативность его действий была низкой. В оккупационных зонах проводилась пропагандистская работа, направленная на повышение лояльности мирных жителей и пресечение сопротивления. Тем не менее, немецкое сопротивление, действительно проводило диверсии, а методы борьбы с ними были крайне жесткими.

Фон Кампц

Не только «Вервольф» продолжал войну после капитуляции. До вечера 12 мая продолжалось сопротивление в Праге, Югославия была освобождена от нацистов только 15 мая. Уже после 9 мая в сражениях в Чехословакии и Югославии погибли несколько тысяч советских солдат.

10 мая командующий 25-тысячного гарнизона капитан фон Кампц решил дать бой РККА. При этом он направил английскому командованию в Гамбурге письмо, в котором написал, что «ждет высадки англичан на Борнхольм, а до этого времени готов держать оборону против русских». Однако на следующий день фон Капца арестовали свои же офицеры и большая часть гарнизона капитулировала. Но четыре тысячи человек капитулировать отказались и продолжали сражаться до 19 мая.

Немцы и британцы заодно

После войны бывшие противники - англичане и немцы проявили завидную сплоченность в борьбе с греческими партизанами, борющимися за то, чтобы к власти в Греции пришли коммунисты.

9 мая 1945 года генерал-майор Бентак подписал капитуляцию в греческом городе Гераклионе. Немцы сдались английской 28-й пехотной бригаде генерала Престона. До 11 мая немцы ждали прихода британских оккупационных войск, но англичан задержали тяжелые бои с греческими коммунистами из отрядов «Элас».

Германская штурмовая часть с танковым батальоном 12 мая освободила англичан из греческого плена.

В проведенной карательной операции, устроенной Лондоном в Греции, немцы с англичанами участвовали единым фронтом. Вплоть до 28 июня 1945 года 1600 германских солдат участвовали вместе с британцами в антипартизанской войне в районе греческого города Соуда.

«Лесные братья»

Уже после окончания войны в западных районах Советского Союза активизировались партизанские движения: бандеровцев - в Галиции, «Железной гвардии» - в Молдавии, «Лесных братьев» - в Прибалтике.

Борьба с последними была наиболее кровавой: если количество жертв УПА во второй половине 1940-х годов составило порядка 10000 человек, то в ходе столкновений с прибалтийскими отрядами сопротивления погибло около 25000.

Литовские «Лесные братья» называли себя «Армия Свободы Литвы», или просто «зелёные». Литва была единственной из трёх прибалтийских республик, где антисоветские формирования имели единый координационный центр и были настолько многочисленны, что в 1945-47 годах даже нападали на небольшие гарнизоны Советской Армии.

В Латвии с «Лесными братьями» сражались части НКВД (с 1946 года - МГБ) и латышские дивизии на службе Красной Армии. Из-за этого некоторыми исследователями подавление «Лесных братьев» рассматривается как заключительный для прибалтийских республик этап Гражданской войны, начавшейся ещё в 1918 году.

Несмотря на то, что «Лесные братья» в Эстонии были самым малочисленным из отрядов прибалтийских партизанов (не более 500 человек), именно здесь дольше всех воевал один из «братьев» Аугуст Саббе. Он был ликвидирован только в сентябре 1978 года, на момент гибели ему было 69 лет.

Армия Крайова

Польская Армия Крайова была создана под юрисдикцией польского правительства в изгнании, заседавшего в Лондоне. В январе 1945 года оно приняло решение о роспуске армии, но многие бойцы Армии Крайовой не пожелали сложить оружие и выйти из подполья.

Вплоть до 1948 года польские партизаны продолжали вести активную пропаганду, издавая порядка 230 различных газет и листовок.
Но одной только пропагандой их деятельность не ограничивалась. Многочисленные документы свидетельствую о том, что «аковцы», как называли солдат Армии Крайовой, вели напряженную борьбу с «оккупантами».

Из донесения НКВД от 23 апреля 1946 года:
«Убито и ранено: 25 военнослужащих Красной Армии, 45 военнослужащих Войска Польского, 7 государственных служащих, 64 местных жителей».
Только за 4 месяца 1946 года, с января по апрель, «аковцами» было убито из числа советских и польских военнослужащих вместе с местным населением 836 человек.

18 июня 1946 года в Москве состоялся судебный процесс над 16 лидерами Армии Крайовой. Пятеро получили сроки до 10 лет, 8 - по несколько месяцев. Подсудимых обвинили в организации подпольных вооружённых отрядов на освобождённых территориях, в диверсионной и террористической деятельность, в создании подпольных радиостанций в тылах Красной Армии и в подготовке военного выступления совместно с Германией против СССР. Три человека были признаны невиновными.

Победа в бою

Вопрос, казалось бы, донельзя понятный, тем не менее в этом вопросе надо подняться до вершины, поскольку именно это тот водораздел, который отличал немецкую армию во Второй мировой войне практически от всех армий мира. Цель боя понятна - победа, а вот в чем цель победы? Обычно это исход боя, когда противник уничтожен и занята местность, которую он раньше занимал, если речь идет о наступательном бое, или, наоборот, противнику не дали уничтожить свои войска и занять местность, которую он стремился занять, если речь идет об обороне. В эпоху архаичных войн, в случае спорности этого вопроса, вообще принято было считать, что тот, за кем осталось поле боя, тот и победил.

Итак, у победы два параметра - уничтожение врага и местность. Что из них главное? Трудно сказать вообще и на все случаи конкретных боев, и вот эта трудность является незамечаемым камнем преткновения для многих, кто занимается военным делом или исследует его. Оба параметра главные или все же какой-то параметр имеет преимущество? Это аналогично браку между мужчиной и женщиной (при существующем в мире идиотизме я уже вынужден уточнять, что имею в виду брак именно между мужчиной и женщиной). В их женитьбе тоже два параметра - удовольствие от секса и дети. Что главнее? Оба главные? Но мы же знаем, что это когда-то брак без детей был трагедией и законной причиной развода, а сегодня такой брак чуть ли не признак большого ума и культуры супругов. Хотя, если посмотреть на эти параметры, то зачем вообще жениться для секса? Для него нужно, от силы, отдельное помещение, а все эти брачные обязательства супругов совершенно ни к чему. И, может, я и старомоден, но брак без детей - это не брак, как и победа без уничтожения противника - это не победа, хотя я понимаю, что не все разделяют мое мнение.

Я не сказал ничего нового - эта мысль стара, поскольку естественна, - прекрасный инженер и артиллерист своего времени французский маршал Вобан, построивший 33 крепости и осаждавший 53 вражеских, 400 лет назад выразил эту мысль так: «Преступно и ошибочно делать задачей войны овладение каким-то объектом, пока не разбита армия врага». Мысль эта проста и понятна, но не входит в плоть и кровь военного сословия многих стран и тем более в основу тактики боя. Мне могут возразить, что бой есть бой, и занимается после боя местность или нет, это второй вопрос. Отнюдь, на самом деле для тактики это первейший вопрос.

В чем видят генералы главную цель победы - в уничтожении врага с последующим занятием местности, как видели эту цель немецкие генералы, или в занятии местности с как бы само собой разумеющимся уничтожением на ней врага, как видели цель боя советские генералы? Если только в уничтожении врага, то будет одна тактика, полностью соответствующая главным факторам тактики, а если в занятии местности, то другая, имеющая вопиюще лишний, но становящийся главным элемент.

Повторюсь, это тонкость, которую трудно заметить при формальном подходе к исследованию вопроса. В уставах и боевых документах любых армий эти две задачи присутствуют - и в немецких может упоминаться объект или местность (рубеж), которые надо захватить или удержать, и в советских, кроме местности или рубежа, может упоминаться уничтожение противника. Здесь разница на уровне мировоззрения генералов и военных теоретиков, и эту разницу не найти, если не понимать, что именно ты ищешь.

Есть два основных вида боя - наступление и оборона (встречный бой опустим). И если для генерала главным в наступлении является занятие местности - выход на рубеж, если он в этом видит цель победы, то генерал будет использовать тактику и оружие для того, чтобы занять эту местность и выйти на заданный рубеж живой силой своих войск. Посему для него ОБЯЗАТЕЛЬНА АТАКА ЖИВОЙ СИЛОЙ на войска противника, чтобы выйти своими войсками на рубеж, ограничивающий занимаемую местность, поскольку без живой силы выйти на рубеж нельзя. Можно, конечно, обстрелять этот рубеж из всех видов оружия, но что толку, если он не будет занят живой силой? И такому генералу для такой победы нужна подавляющая масса живой силы своих войск - в полном смысле слова «большие батальоны».

Но если для генерала в наступлении занятие местности не главное, а главным является уничтожение врага, то для него атака ЖИВОЙ СИЛОЙ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНА даже в наступлении - враг уничтожается мощностью и эффективностью огня. Такому генералу не нужны большие массы живой силы, ему нужна мощность и эффективность огня.

Первый генерал посылает для контакта с противником солдат, второй - пули и снаряды.

Оговорюсь, ситуация может быть такой, что и второй генерал (в данном случае - немецкий) прикажет какой-то своей части взять или удержать местность, но он это будет делать с целью эффективного уничтожения врага всеми остальными вверенными ему силами, а не для отчета о победе путем захвата местности. И у русского (советского) генерала в приказе будет упоминаться уничтожение противника, но для него это всего лишь способ занять или удержать местность.

С середины XIX века занятие местности или поля боя уже можно было бы считать ошибкой русских и советских генералов, можно было бы считать атавизмом старины глубокой, оставшимся с тех времен, когда победу отдавали тому, за кем оставалось поле боя. Можно было бы, если бы не внятно видимый генеральский интерес в именно таком подходе к оценке победы в бою.

Начнем с того, что для русского генерала резко упрощается работа по подготовке войск - всего-то надо их учить бежать на врага, в расчете на то, что кто-то из них все же до врага добежит. Надо солдат учить бить прикладом и колоть штыком - учить занимать местность, занятую врагом. Это становится главным.

Вот смотрите. Сохранился проект приказа от сентября 1939 года наркома обороны Ворошилова по итогам боев на Халхин-Голе. Судя по пометам на окончательном варианте, приказ долго переделывался и правился лучшими умами военной науки СССР, тем не менее Ворошилов его почему-то не подписал. И уже в первом пункте собственно приказа в этом проекте: «В ПЕХОТЕ. 1. Самостоятельные действия бойца и младшего командира в условиях ближнего боя… Постоянным настойчивым обучением и тренировкой в искусстве владения штыком воспитать у бойцов и всего личного состава порыв и стремление во что бы то ни стало завершить бой уничтожением врага в умелой рукопашной схватке». Нет, в этом приказе есть и про огонь, и, как видите, и про уничтожение врага, но советские военные теоретики никак не видели победу в бою без штыка.

А немецким генералам было сложнее - им надо было учить солдат и офицеров скрытно приближаться к выгодной позиции для открытия огня, учить уметь подбирать такие позиции, учить метко стрелять, учить быстро сосредотачивать на противнике огонь всего имеющегося оружия, учить уметь переносить этот огонь на вновь обнаруженного противника, учить уметь заходить к противнику в тыл и бить его с наименее защищенных сторон, учить уходить из-под огня противника и многому другому.

А как в реальном бою?

И во время реального боя работа русского (советского) генерала резко упрощалась - ему надо всего-то было подписать приказ на атаку (начальник штаба подготовит). Войска пошли в атаку, а что ему делать? Не бежать же вместе с ними! Сидит такой генерал на командном пункте, пялится в карту и ждет, когда ему донесут, что войска заняли первую траншею. Тогда дает приказ резервам атаковать вторую траншею. Или ему сообщат, что своя артиллерия огонь противника не подавила и посланные в атаку войска лежат перед первой траншеей противника, ночью отползут и тогда подсчитают, сколько из них осталось в живых. Ну, если так, то тогда генералу надо послать в повторную атаку на первую траншею и оставшиеся резервы. Вот и вся работа и, главное, ничего особо и знать не надо.

Начну подтверждать этот вывод несколько издалека. Один из моих двоюродных дедов, старший лейтенант, в 1937 году служил командиром батальона связи стрелковой дивизии, у него в батальоне командиром взвода конной разведки служил старшина, отличившийся, но не отмеченный ранее ветеран Гражданской войны. А в 1937 году, в юбилей революции, награждали участников Гражданской войны и этого старшину наградили орденом Красного Знамени, мало этого, еще и присвоили ему звание «капитан». Поскольку для капитана-кавалериста должности в дивизии не было, то его направили в Харьков, в штаб округа для получения новой должности. Здесь ему предложили должность командира кавалерийского дивизиона в кавалерийском полку. Эта должность соответствовала должности командира батальона в пехоте, то есть занимать ее мог подполковник, и получить ее капитану уже было почетно и перспективно. Но новоиспеченный капитан отказался командовать дивизионом и потребовал себе должность командира кавалерийского корпуса, то есть генерал-лейтенантскую должность! Правда, потребовал, пояснив, что он неграмотен, а командир дивизиона должен командовать самостоятельно, посему старшина на этой должности командовать не сумеет. А в корпусе есть штаб, штаб приказ напишет, а бывший старшина распишется. Вот и вся работа. С такой работой неграмотный бывший старшина безусловно справится. Этот рассказ бывшего старшины вполне мог быть и байкой, но вот вполне серьезный рассказ из мемуаров Г. К. Жукова.

Начало рассказа таково: «Мы с Шапошниковым, - позвонил Жукову Сталин, - считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой - из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву». То есть Сталин ставил командующему Западным фронтом Жукову задачу УНИЧТОЖИТЬ ПРОТИВНИКА. Но Жуков ему отвечает:

«- Какими же силами мы будем наносить эти контр-удары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны». Как видите, Жуков отвечает, что у него нет сил УДЕРЖАТЬ МЕСТНОСТЬ. Сталин поясняет:

«- В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии.

- Этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.

- Ваш фронт имеет шесть армий. Разве этого мало?

- Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась, с изгибами она достигла в настоящее время более 600 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта».

Но Сталин настоял на исполнении своего замысла, а вот далее Жуков пишет:

«Часа через два штаб фронта дал приказ командующим 16-й и 49-й армиями и командирам соединений о проведении контрударов, о чем мы и доложили в Ставку. Однако эти контрудары, где главным образом действовала конница, не дали тех положительных результатов, которых ожидал Верховный. Враг был достаточно силен, а его наступательный пыл еще не охладел». Все, никаких иных своих телодвижений по командованию этой провалившейся операцией вверенного ему фронта Жуков не вспомнил.

Так почему упомянутый выше старшина, так самокритично оценивший свою неспособность командовать дивизионом, не мог бы командовать Западным фронтом? Расписываться он умел, правая рука у него не отсохла, так что приказ, сочиненный начальником штаба Жукова генерал-лейтенантом В.Д. Соколовским, старшина мог бы подписать без проблем. Конечно, может, у этого старшины потом бы хватило совести не обвинять в провале этой операции Генштаб и Сталина, но со всем тем, что описал Жуков, старшина бы справился. Кстати, дед встретил его после войны уже майором, и старшина помимо приведенного рассказа сообщил, что всю войну провел в Монголии, принимая от Монголии лошадей, в которых бывший старшина-кавалерист, безусловно, разбирался. И, на мой взгляд, если бы Жуков служил у этого бывшего старшины помощником, то, возможно, это и не улучшило бы качество конского состава, получаемого из Монголии, но интеллектуальный уровень командования Красной Армии повысился бы безусловно.

Но продолжим.

Местность есть местность - она никуда за время исполнения приказа, данного генералом, не девается. А вот противник может за это время подтянуть резервы, или, наоборот, отойти, или тебе ударить во фланг - противник непрерывно изменчив, и за ним надо постоянно следить, и менять свой приказ, и давать дополнительные распоряжения согласно изменяющейся обстановке. И поэтому немецкому генералу было сложнее - ему нужно было непрерывно наблюдать за боем, все время перенаправлять войска, переносить огонь, искать слабые места в обороне противника, вызывать в помощь иные рода войск - непрерывно думать и решать, как нанести противнику максимальные потери. Ему надо было знать боевые свойства и способности каждого своего подразделения, свойства и способности каждого вида оружия, каждого рода войск, знать, где и как каждое оружие и род войск будут особенно эффективны, уметь организовать защиту вверенных ему войск от огня противника.

Согласитесь, руководить уничтожением противника огнем гораздо сложнее, чем просто послать войска в атаку.

Зато насчет отчетов о победах и испрашивания наград русскому генералу было гораздо проще. К примеру, взял деревню - уже герой! И не надо отчитываться, сколько же ты уничтожил солдат противника в расчете на тех своих солдат, которых положил под этой деревней. Главное - победил! А у нас народ такой, простой - ему главное победа, он за ценой не постоит! Или противник сам покинул город, а наш генерал ввел в него войска. В результате - салют в Москве, благодарность Верховного Главнокомандующего, орден на грудь - герой, город взял!

А немецкому что толку от взятия такого города - противника-то он не уничтожил!

Вот такие примеры. С весны по осень 1939 года шла необъявленная война между СССР и Японией у реки Халхин-Гол на территории Монголии. Официально она завершилась тем, что, начав наступление 20 августа, «бронетанковые и механизированные войска Южной и Северной групп советско-монгольских войск к исходу 26 августа соединились и завершили полное окружение 6-й японской армии. После этого началось ее дробление отсекающими ударами и уничтожение по частям….После боев 24-26 августа командование Квантунской армии до самого конца операции на Халхин-Голе не пыталось больше деблокировать свои окруженные войска, смирившись с неизбежностью их гибели».

Но комкор Г. Жуков, командовавший советскими войсками в этих боях, 28 августа направил Наркому Обороны такую победную телеграмму: «Москва. Тов. Ворошилову. Японо-маньчжурские войска, нарушившие границу МНР, частями 1-й армейской группы и МНР полностью окружены и уничтожены. В 22.30 28.8 ликвидирован последний центр сопротивления - Ремизовская высота, где уничтожено до трех батальонов пехоты. Остатки - 100- 200 человек, бежавшие в барханы, уничтожаются в ночном бою. Граница МНР полностью восстановлена. Подробности особым донесением».

Как видите, о полном окружении 6-й японской армии Жуков деликатно умолчал. А Ворошилов, пересылая эту телеграмму Сталину для ознакомления, добавил свое видение событий: «Тов. Сталину. Направляю только что полученное донесение тт. Жукова и Калугина. Как и следовало ожидать, никаких дивизий в окружении не оказалось, противник или успел отвести главные силы, или, что вернее, больших сил в этом районе уже давно нет, а сидел специально подготовленный гарнизон, который теперь полностью уничтожен». Ворошилов оказался прав, как выяснилось в дальнейшем, японцы еще 22 августа начали выводить свои войска из окружения, пользуясь большими разрывами в боевых порядках окружавших их советских войск. Однако Жуков местность занял? Занял. Соответственно стал Героем Советского Союза и генералом армии.

А вот, скажем, лето 1942 года. Немцы окружили наши войска под Харьковом и теперь быстро продвигаются к Волге и Кавказу, захватывая огромные территории. Казалось бы, немцам нужно радоваться, и действительно, немецкие пропагандисты трубили в фанфары. Но в Генштабе Германии были недовольны - нет пленных и трофеев. Вот начальник Генштаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдер утром 6 июля 1942-го записывает в своем дневнике: «Учитывая сообщения из-за рубежа, фюрер, видимо, склоняется к той точке зрения, что Тимошенко ведет «эластичную» оборону. Я в этом пока сомневаюсь. Не имея серьезных причин, он вряд ли отдаст излучину Дона и находящийся здесь индустриальный район. Без основательной встряски он не может «эластично» оттянуть фронт с тех сильно укрепленных позиций, которые он создал перед фронтом группы армий «А». Значит, нужно еще подождать и посмотреть, как развернутся дальнейшие события». Но ждать не пришлось, фюрер оказался прав. В тот же день вечером Гальдер записывает: «Дело идет о нескольких часах. Тимошенко уходит из-под удара. Бросить за ним моторизованные соединения!». Как видите, у немцев были совсем иные критерии победы: кому нужны эти территории, если через несколько месяцев эти отведенные Тимошенко войска ударят по немцам под Сталинградом?

Согласитесь - войти на оставленную противником территорию и уничтожить противника - это разные вещи. Это разные победы.