Читать герой нашего времени тамань в сокращении. Герой нашего временитамань

Печорин приехал в Тамань (город в Краснодарском крае) на перекладных поздно ночью. Казенной квартиры не было, и Печорина поселили в хату на берегу моря.


В доме живут старуха, девушка и слепой мальчик, сирота. Ночью Печорин проследил за слепым, который ходил на берег моря. Там слепому девушка сказала, что Янко не будет, потому что буря на море. Но все-таки Янко приплывает.


На следующий день Печорин расспрашивает девушку, куда она ходила ночью, и угрожает, что все расскажет коменданту. Девушка начинает заигрывать с Печориным, целует его и назначает свидание ночью на берегу моря.


Печорин идет к морю, берет с собой пистолет. Девушка приглашает Печорина в лодку, потом обнимает, вытаскивает пистолет и пытается утопить. Печорин сбрасывает девушку за борт. Потом Печорин приплывает к берегу и наблюдает, как появляется девушка и приплывает Янко. Они о чем-то разговаривают и сообщают слепому, что уезжают. Янко бросает несколько монет слепому, и они с девушкой уплывают, бросив слепого. Слепой рыдает.


Печорин размышляет, почему судьбе было угодно ему помешать жизни контрабандистов.

Выводы по повести "Тамань"

1. Печорин в повести активен, решителен и смел, но его активность направлена на самого себя.


2. Печорин не верит в любовь.


3. «Тамань» открывает журнал Печорина, который позволяет читателю понять, что думал и чувствовал герой.

Краткое содержание заключительной повести "Фаталист" из романа М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени"

В казачьей станице офицеры рассуждают про поверье, согласно которому судьба каждого человека предопределена свыше. Печорин утверждает, что предопределения нет.


Поручик Вулич, серб, предлагает испытать судьбу при помощи русской . Вулич приставляет пистолет к виску, стреляет и осечка. Печорин говорит, что Вулич скоро умрет, потому что у него на лице отпечаток . Печорин объясняет свою уверенность тем, что на войне видел много солдат, которые скоро умерли, и у них было одинаковое выражение лица.



Ночью Печорин видит на дороге , разрубленную пьяным казаком, которого ловят товарищи. Этот пьяный казак зарубил Вулича, последние слова которого были: «Он прав». Убийца заперся в пустой хате, и никто не может выманить его оттуда. Печорин решает взять его живым (испытать судьбу, как хотел Вулич). Товарищ Печорина отвлекает казака, Печорин прыгает в окно, казак стреляет, но промахивается. Печорин схватил казака.

), и первая, чьё содержание заимствовано из «дневников Печорина». Автор романа пишет в предисловии: узнав, что Печорин , возвращаясь из Персии, умер, я получил право печатать его записки и решил это сделать, потом что заинтересовался тем, с какой беспощадной искренностью автор выставляет в них наружу собственные слабости и пороки. История души человеческой, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она – следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление.

Будучи на военной службе, Печорин раз ночью приехал по казённой надобности в захудалый городишко Тамань. Казачий десятник долго не мог найти ему хату для постоя: все были заняты. Свободна оказалась лишь одна, но десятник загадочно предупредил, что «там нечисто».

Лермонтов. Герой нашего времени. Максим Максимыч, Тамань. Художественный фильм

Эта хата стояла на обрыве моря. На стук дверь не сразу отперли, но наконец из дома вышел слепой мальчик лет 14-ти, с бельмами в обоих глазах. Хозяйки дома не было. Слепой мальчик, сирота, жил у нею из милости.

Войдя в хату, Печорин со слугой-казаком легли спать на лавках. Казак быстро заснул, но Печорин долго не мог сомкнуть глаз – и вдруг увидел быстро мелькнувшую за окном тень. Он встал, вышел из хаты и увидел, как слепой мальчик с каким-то свёртком идёт к пристани, наощупь находя дорогу.

Печорин тихо пошёл за ним. У морского берега рядом со слепым появилась женщина. Они стояли, разговаривая, пока вдали, среди волн, не показалась лодка.

По обрывкам разговора Печорин понял, что в лодке плывёт контрабандист Янко. На море был шторм, но Янко, умело гребя вёслами, счастливо причалил к берегу. Втроём со слепым и женщиной они начали вытаскивать из лодки какие-то узлы и уносить их куда-то. Не став больше следить за ними, Печорин пошёл спать.

Утром вернулась старая хозяйка хаты. На попытки Печорина заговорить, эта старуха прикидывалась глухой. В досаде он взял слепого за ухо, спрашивая: «Ну-ка, слепой чертенок, говори, куда ты ночью таскался с узлом!» Тот в ответ только хныкал.

Выйдя посидеть у забора, Печорин вдруг увидел на крыше хаты красивую девушку – по всей вероятности, дочь хозяйки. Одетая в полосатое платье, с распущенными косами, она была похожа на русалку и пела песню о лодке, которая в бурю плывёт по морю, а правит ею «буйная головушка». По голосу Печорин понял, что именно она ночью стояла со слепым на берегу. Девушка стала, как бы играя, пробегать рядом с ним, пристально глядя в глаза. Эти её шалости продолжались до конца дня.

Под вечер Печорин остановил резвую красавицу в дверях, сказав ей, сам не зная почему: «Я знаю, что вчера ночью ты ходила на берег. Что если б я вздумал донести об этом коменданту?» Девушка лишь хохотала, и Печорин не предвидел, что эти слова будут иметь для него весьма важные последствия.

Когда вечером он сел пить чай, внезапно вошла «русалка», села напротив, нежно глядя на него – и вдруг обняла и поцеловала в губы. Он хотел обнять её, но девушка ловко выскользнула, шепнув: «Нынче ночью, как все уснут, выходи на берег».

Поздно вечером Печорин отправился к морю. Девушка встретила его у воды, повела к лодке, села с ним в неё и оттолкнулась от берега. В лодке она стала обнимать и целовать его, но потом неожиданно перегнула через борт – и попыталась сбросить в море.

Между ними закипела отчаянная борьба. Девушка толкала Печорина в воду, повторяя: «Ты видел, ты донесёшь!» Из последних сил он вырвался и скинул в волны её саму. Мелькнув раза два, «русалка» пропала из виду.

Печорин догрёб до пристани и побрёл к хате, но издалека опять увидел девушку: она доплыла до берега и теперь выжимала мокрые волосы. Вскоре подплыл Янко на вчерашней лодке. Девушка сказала ему: «Всё пропало!». Появился слепой мальчик. Янко объявил ему, что сейчас уплывёт с девушкой, ибо им двоим больше нельзя здесь оставаться. Слепой просился с ними, но Янко прогнал мальчика, бросив ему какую-то мелкую монету.

Бэла

Рассказчик-офицер, странствующий по Кавказу, встречает попутчика - старого штабс-капитана Максима Максимыча, бывшего коменданта крепости на южных рубежах России. Тот рассказывает ему историю о молодом офицере Григории Печорине, прибывшем служить под его командование. Печорин был сослан на Кавказ после какой-то неприятной истории.

Офицер был «славный малый», «но из тех людей, с которыми должны случаться разные необыкновенные вещи». Он и Максим Максимыч быстро стали приятелями. Однажды местный горский князь пригласил их на свадьбу дочери. Там Печорин встретил Бэлу, младшую дочь князя. Красавица горянка, она так разительно отличалась от всех светских красавиц, которые были в жизни Печорина, что он решил выкрасть её из отцовского дома.

На эту мысль Печорина подтолкнул рассказ Максима Максимыча о случайно услышанном разговоре брата Бэлы и Казбича - одного из гостей князя, которому тоже очень нравилась девушка. Мальчик очень просил Казбича продать ему своего коня, лучшего во всей Кабарде, за любые деньги, был согласен на всё и даже предложил украсть для него свою сестру. Но тот отказался, и это было на руку Печорину.

Пообещав мальчику помочь увести коня у Казбича в награду за Бэлу, Печорин получил желаемое, хотя и без одобрения Максима Максимыча. Брат девушки привёз её в крепость, забрал коня, пока Печорин отвлекал Казбича, и исчез навсегда, боясь мести лихого горца. Казбич тяжело переживал обман и потерю коня, рано или поздно его месть должна была коснуться участников событий.

Бэла жила в русской крепости, тоскуя по дому и не отвечая на ухаживания Печорина. Ему не удалось растопить лёд в её сердце ни словами любви, ни подарками. Но со временем её сердце оттаяло, и она полюбила его. Печорин же к этому времени начал охладевать к Бэле и тяготиться ею.

Скука, вечная спутница Печорина, снова начала одолевать его. Все чаще он надолго уезжал на охоту, оставляя девушку одну в крепости.

Вскоре объявился Казбич и похитил Бэлу. Услышав её крик, Печорин и Максим Максимыч бросились в погоню. Казбич, понимая, что ему не уйти, бросил девушку, смертельно ранив её. Бэла умерла через два дня на руках у Печорина. Утрату он пережил глубоко в себе и о Бэле больше никогда не говорил. Вскоре после похорон его перевели в другую часть. С Максимом Маскимычем они встретятся только через пять лет.

Максим Максимыч

Продолжая своё путешествие, офицер-рассказчик снова встречает Максима Максимыча в придорожной гостинице. В это же время, здесь же, по пути в Персию, останавливается Печорин. Старый комендант очень рад предстоящей встрече и в нетерпении просит лакея доложить Печорину, что ждёт его у себя. Максиму Максимычу приходится ждать его очень долго - весь вечер и ночь. Он не понимает, почему Григорий, его старый друг, не спешит увидеться с ним.

Когда, наконец, Печорин появляется, то, вопреки ожиданиям старика, лишь холодно и вскользь приветствует сослуживца и сразу же собирается уезжать. Максим Максимыч просит его остаться подольше, но тот, ссылаясь на спешку, отказывается. Старик с огорчением говорит: «Не так я думал с вами встретиться», и слышит в ответ: «Полно, всякому своя дорога». Максим Максимыч спрашивает у Печорина, что делать с его журналом, который старик хранил всё это время, надеясь вернуть при случае, и слышит в ответ: «Что хотите».

Печорин уезжает.

Максим Максимыч, глубоко огорчённый, отдаёт журнал Печорина рассказчику. Ему он уже без надобности.

Путевые заметки офицера вместе с дневником Григория Печорина становятся романом, который он решает опубликовать, узнав, что героя уже нет в живых. Григорий умер по пути домой из Персии. Этот журнал - наблюдение ума над терзаниями души, написанный без тщеславия и честно. Главный вопрос, который занимает Печорина, - в какой мере человек может распоряжаться своей судьбой?

Тамань

Находясь в поездке по казённой надобности, Печорин остановился в Тамани. Ему пришлось поселиться в доме на берегу, в котором «сильно нечисто». В мрачном доме жили глухая старуха и слепой мальчик.

Ночью Печорин заметил, что слепой отправился к берегу моря и, ведомый любопытством, решил проследить за ним.

На берегу он увидел незнакомую девушку - вместе с мальчиком она ждала кого-то с моря. Спустя некоторое время к берегу причалила лодка, и мужчина в ней спустил на берег груз, а мальчик и девушка ему помогли. Наутро, снова увидев девушку, Печорин познакомился с ней и спросил о ночном происшествии. Но странная девушка, смеясь и говоря загадками, так и не ответила ему. Тогда Печорин пригрозил рассказать властям о своей догадке про контрабандную переправку товара, о чём впоследствии пожалел: эти слова едва не стоили ему жизни.

Ближе к ночи девушка позвала Печорина на свидание у моря. Это вызвало у него опасение, но он пошёл, и вместе они отплыли на лодке в море.

Неожиданно девушка бросилась на Печорина и попыталась столкнуть его в воду, но ему удалось удержаться в лодке, сбросить эту ундину в море и вернуться на берег.

Позже Печорин вернулся на то место, где видел контрабандистов, и встретил их там вновь. На этот раз мужчина уплыл отсюда вместе с девушкой навсегда, а слепого мальчика оставили на произвол судьбы. На следующее утро Печорин уехал из Тамани. Он жалел, что невольно нарушил покой честных контрабандистов.

Княжна Мери

После ранения Печорин прибыл долечиваться на воды, в Пятигорск. Тут он встретил своего старого приятеля - юнкера Грушницкого, который тоже лечился после ранения, и с которым они были «наружно в самых дружеских отношениях». Однако, Печорин чувствовал: «мы когда-нибудь столкнёмся на узкой дороге и одному из нас несдобровать».

Из всей почтенной публики, проходящей лечение на водах, выделялись Лиговские - княгиня и её прелестная дочь Мери. Грушницкий, целью которого было «сделаться героем романа», моментально очаровался княжной и начал искать повод для знакомства с Мери и официального визита в их дом. Княжна не спешила заводить с ним знакомство, хотя он был очень романтичен в своей старой солдатской шинели. Ей казалось, что этот офицер был разжалован за дуэль.

Печорин же, напротив, подчёркнуто избегал возможности знакомства и не спешил нанести визит в дом княгини, чем вызвал немалое удивление, недоумение и интерес Лиговских. Об этом он узнал от своего нового знакомого - местного доктора Вернера, с которым они сдружились. Печорин, спасаясь от скуки провинциального городка, решил покорить сердце девушки, прекрасно понимая, что этим вызовет ревность Грушницкого, который уже страстно влюблён в Мери. Эта идея его позабавила и добавила интригу в происходящее.

От Вернера он узнал, что у княгини гостит очень больная родственница. По описанию доктора Печорин узнал Веру, свою давнюю возлюбленную. Они встретились, и в его душе всколыхнулись забытые чувства. Чтобы они могли чаще видеться, не вызывая слухов и разговоров в городе, Вера предложила Печорину чаще бывать в доме княгини и начать ухаживать за Мери для отвода глаз. Он согласился - хоть какое-то развлечение.

На балу Печорин спас Мери от приставаний пьяного офицера, и княгиня из благодарности пригласила его нанести визит в их дом. Но и во время приёма в доме княгини Печорин проявил равнодушие к Мери, чем разозлил её. Она не понимала его холодности, и это лишь добавило накала страстей в игре Печорина. У него был свой план обольщения неопытной барышни.

Все мысли княжны Мери теперь занимал Печорин, а ухаживания Грушницкого ей уже порядком надоели. Даже когда Грушницкий появился в новом офицерском мундире, это не произвело на неё должного впечатления - она становилась всё холоднее с ним. Грушницкий видел причину этой холодности в её увлечении Печориным, он ревновал и подчёркнуто сторонился бывшего приятеля.

Обиженный тем, что Печорин насмехается над его чувствами к Мери, Грушницкий с друзьями решает проучить бывшего приятеля, чтобы сбить с него его спесь: при случае вызвать на дуэль, а пистолет его оставить незаряженным. Печорин случайно услышал этот разговор. Ему стало обидно, что друг, пусть и бывший, решил выставить его на посмешище. В голове Печорина сложился иной план.

Мери всё больше влюблялась в Печорина, а Вера начала ревновать и потребовала с Печорина обещание, что он не женится на княжне.

Во время одной из прогулок Мери призналась Печорину в любви, но он не ответил ей. «Хотите ли этого?» - продолжала она, но Печорин безразлично промолвил: «Зачем?». После этого Мери спешно вернулась к себе. Печорин наслаждался своим достижением - он влюбил в себя девушку, не зная зачем.

Тем временем город уже полнился слухами, что Печорин собирается жениться на Мери. Печорин догадывался, кто является их источником. Вернер предостерегал его, а княгиня ждала, что он в скором времени предложит Мери руку и сердце. Но Печорин опроверг эти слухи, ведь свободу он ценил больше всего.

Вера и Печорин продолжали видеться. В один из вечеров, когда весь город собрался на представлении приезжего фокусника, Вера пригласила Печорина к себе на тайное свидание. Спускаясь глубокой ночью с её балкона, он оказался напротив окон княжны Мери, которая жила этажом ниже - она тоже осталась дома и не пошла на представление. Печорин заглянул в окно, увидел девушку, спрыгнул на траву и наткнулся на людей, в одном из которых узнал Грушницкого. Они притворились, что приняли его за вора, и завязали потасовку. Печорин убежал. На следующий день Грушницкий во всеуслышание объявил, что знает, кто был в эту ночь на свидании в спальне у Мери. Имя её любовника - Печорин.

Оскорблённый Печорин вызвал Грушницкого на дуэль. Придя домой, он рассказал Вернеру о предстоящей дуэли и о том, что Грушницкий задумал сделать с пистолетами. Вернер согласился быть его секундантом.

В назначенное время участники дуэли собрались в условленном месте. Грушницкий, следуя плану розыгрыша, предложил стреляться с шести шагов. Печорин же захотел переместиться на скалу, и стреляться на самом краю обрыва, чтобы даже лёгкая рана была смертельной. Труп в этом случае спишут на черкесов.

По жребию - вот она, Судьба - стрелять первым выпало Грушницкому. Перед ним встал сложный выбор - признаться в низком поступке, недостойном офицера, или стать убийцей. Но отступать офицеру не к лицу - он выстрелил и ранил Печорина в ногу.

Настала очередь Печорина. Он посоветовал Грушницкому помолиться и прислушаться - не говорит ли с ним его совесть? Но на лице Грушницкого не было даже «лёгкого следа раскаяния». Он настаивал на продолжении дуэли. Тогда Печорин сообщил своему секунданту, что его пистолет забыли зарядить. Второй секундант возмутился возможностью этого и отказался менять пистолеты. Но Грушницкий признал правоту Печорина и, испытывая в душе бурю чувств, потребовал продолжения дуэли - «нам на земле вдвоём нет места...». Печорин был вынужден стрелять.

Убийство Грушницкого приписали, как и задумывалось, черкесам. Вера, узнав о дуэли, в сильном волнении призналась мужу, что любит Печорина, и муж в негодовании увёз её из города. Печорин, получив её прощальную записку, бросился за ней, но не догнал. Только сейчас он понял, что Вера - единственная женщина, которая ему дорога, она одна любит и принимает его безоговорочно.

Начальство Печорина всё же заподозрило, что тот участвовал в дуэли, и тихо перевело его служить в крепость на Кавказе. Перед отбытием он нанёс визит в дом княгини Лиговской. Она поблагодарила Печорина за то, что он спас доброе имя её дочери и поинтересовалась, почему он не делает предложение Мери, ведь она богата, хороша собой, и очень его любит. Но Печорин попросил уединённого разговора с княжной, во время которого сообщил, что не любит её и смеялся над ней всё это время. В ответ он услышал: «Я вас ненавижу». Через час Печорин уехал.

Фаталист

Как-то раз батальон Печорина стоял в одной из казачьих станиц. По вечерам офицеры развлекали себя игрой в карты. Во время одной из них зашёл разговор о судьбе - написана она на небесах или нет, предопределена ли жизнь и смерть человеческая? Разговор перешёл в спор, офицеры разделились на тех, кто за, и тех, кто против.

Один из офицеров, Вулич, страстный игрок и фаталист, предложил проверить, «может ли человек своевольно распоряжаться своей жизнью, или каждому из нас назначена роковая минута». Печорин объявил пари, и Вулич согласился - если суждено ему умереть сегодня, он умрёт, если нет, останется жив.

Вулич взял наугад пистолет, все присутствующие замерли - сейчас может случиться непоправимое. Печорину показалось, что он видит печать смерти в глазах Вулича. Он сказал ему об этом: «Вы нынче умрёте». Вулич выстрелил себе в висок - осечка! Все облегчённо вздохнули, обрадовавшись, что пистолет не заряжен и никто не погиб. Но Вулич сделал выстрел в сторону - пуля пробила фуражку на стене, пистолет был заряжен. Ошеломлённые офицеры вскоре разошлись, а Печорин так и не понял, почему ему всё ещё кажется, что Вулич сегодня должен умереть.

Под утро Печорина разбудили известием, что нашли зарубленного шашкой офицера. Это был Вулич. Его смерть в обличии пьяного казака с шашкой нашла его по дороге домой. Так Печорин невольно предсказал судьбу несчастному офицеру.

Казака-убийцу быстро нашли, он заперся в хате и сдаваться не собирался, угрожая стрельбой. Никто не решался взломать дверь и нарваться на его пулю. Тут у Печорина мелькнула странная мысль: подобно Вуличу он вздумал испытать судьбу. Через окно он проник в дом, казак выстрелил, но задел лишь эполет Печорина. Подоспевшие на помощь станичники скрутили и увели казака. Печорина чествовали как настоящего героя.

После этого случая Печорин долго не мог решить, быть ли ему фаталистом, ведь не всё так просто, как может казаться.

Возвратившись в крепость, Печорин рассказал о произошедшем Максиму Максимычу и спросил, верит ли он в предопределение. Штабс-капитан, значительно покачав головой, предположил, что оружие часто даёт осечку, а бедного офицера, конечно, жаль, но, видать, так на роду написано. На том и закончен был этот разговор.

«Тамань» - первая новелла из «Дневника Печорина», написанная якобы самим главным героем произведения - Григорием Александровичем Печориным. Она играет довольно важную роль в сюжете и судьбе персонажа, с одной стороны, дополняя героя, раскрывая многие важные его качества и черты характера, а с другой - помогая сопоставить Печорина с «естественными» людьми, живущими вдали от оков цивилизации и светских условностей - «честными» контрабандистами.

Итак, «Тамань», краткое содержание. Само название обращает нас к небольшому географическому пункту, названному Печориным (повторимся, от его лица пишет Лермонтов большинство «кавказских» глав романа) скверным городишко, где его ограбили и даже едва не утопили.

Отправляясь по предписанию в Пятигорск, Печорин вынужден задержаться в Тамани, ожидая транспорт. Поиск квартиры приводит его на городскую окраину, где герой встречает странного мальчика: тот слепой, что явно видно по белесым глазам, а двигается по крутым извилистым тропинкам ловко и смело, будто всё отлично видит. Говорит слепой достаточно бестолково, мешая русские слова с малороссийским наречием, и вообще, производит не очень приятное впечатление. Вся новелла «Тамань», краткое содержание её, во многом напоминают детективное произведение. Мастер интриги, Лермонтов с самого начала заинтересовывает читателя и держит его в напряжении на протяжении всего повествования.

А приключения Печорина продолжаются дальше. Изба, где ему пришлось квартироваться, без иконы в и, как пишет в дневнике сам герой, явно место «нечистое». Зато на крыше сарая он видит девушку которая напевает загадочную песенку. «Ундина» замечательно хороша собой, и потому Печорин пытается завязать с нею знакомство. А ещё герой подслушивает разговор слепого и девушки, скорее похожий на тайную беседу двоих сообщников.

Далее «Тамань», краткое содержание повести, становятся всё более интригующими. Печорин жаждет приключений, а тут сама судьба заботится, чтобы ему не было скучно. Герой выслеживает тайные тропы, по которым ночью мальчик и ундина пробираются на берег моря. Оказывается, они контрабандисты, и занимаются преступным промыслом. С одной стороны, любопытство Печорина удовлетворено, с другой, ему хочется до конца проникнуть в загадку. Он сам отважен не менее контрабандистов, авантюрная жилка есть и в характере героя. И потому он просто не может упустить шанс хоть несколько разнообразить своё скучное существование.

Конечно, лучше читать всю «Тамань» - краткое содержание не может предать сюжет полноценно. Однако, ясно, что новелла закончится не на мажорной ноте. Девушка-контрабандистка едва не утопила молодого офицера. Слепой мальчишка украл у него шкатулку с деньгами и шашку. Но и он нарушил покой этих людей, живущих по своим законам. В результате ундина и Янко покинули те места, оставив несчастного слепого нищенствовать и голодать, равно как и его бабку, одинокую древнюю старуху. Печорин слышал, с каким отчаянием говорил мальчик о своей судьбе, и как равнодушно и бессердечно отвечала ему красавица-ундина, бросив за услуги ему жалкие гроши. И на нас, на читателей этот эпизод производит тягостное впечатление. Да и Печорин уже не рад, что ввязался в мы понимаем, читая даже краткое содержание - «Тамань» заканчивается печальным выводом героя о том, что ему выпало играть роль топора в руках судьбы, разрушая судьбы тех, с кем сталкивает его жизнь. И очень точно сравнение Печорина себя с одиноким бригом, бороздящим морские просторы, - бригом, который пущен на волю ветра и волн и бесцельно блуждает на горизонте.

Для Лермонтова вообще роман «Герой нашего времени», «Тамань», краткое содержание которой мы вспомнили, в частности, - произведение важное, занимающее центральное место в творчестве. В нём автор постарался нарисовать портрет своего поколения - людей 30-х-40-х годов 19-го века, умных, образованных, талантливых, но так и не востребованных ни своей страной, ни эпохой.

Не имея никаких высоких устремлений и глубоких духовных помыслов, такие люди, как Печорин, зря на пустяки растрачивают свою жизнь и, в конце концов, становятся «лишними», «эгоистами поневоле», ненавистными самим себе.

Тамань - самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голоду, да еще вдобавок меня хотели утопить. Я приехал на перекладной тележке поздно ночью. Ямщик остановил усталую тройку у ворот единственного каменного дома, что при въезде. Часовой, черноморский казак, услышав звон колокольчика, закричал спросонья диким голосом: «кто идет?» Вышел урядник и десятник. Я им объяснил, что я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности, и стал требовать казенную квартиру. Десятник нас повел по городу. К которой избе ни подъедем - занята. Было холодно, я три ночи не спал, измучился и начинал сердиться. «Веди меня куда-нибудь, разбойник! хоть к черту, только к месту!» - закричал я. «Есть еще одна фатера, - отвечал десятник, почесывая затылок: - только вашему благородию не понравится, там нечисто». - Не поняв точного значения последнего слова, я велел ему идти вперед, и после долгого странствования по грязным переулкам, где по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к небольшой хате, на самом берегу моря.

Полный месяц светил на камышовую крышу и белые стены моего нового жилища; на дворе, обведенном оградой из булыжника, стояла избочась другая лачужка, менее и древнее первой. Берег обрывом спускался к морю почти у самых стен ее, и внизу с беспрерывным ропотом плескались темно-синие волны. Луна тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию, и я мог различить при свете ее, далеко от берега, два корабля, которых черные снасти, подобно паутине, неподвижно рисовались на бледной черте небосклона. «Суда в пристани есть, - подумал я: - завтра отправлюсь в Геленджик».

При мне исправлял должность денщика линейский казак. Велев ему выложить чемодан и отпустить извозчика, я стал звать хозяина - молчат; стучу - молчат... что это? Наконец из сеней выполз мальчик лет 14-ти.

«Где хозяин?» - «Нема». - «Как? совсем нету?» - «Совсим». - «А хозяйка?» - «Побигла в слободку». - «Кто ж мне отопрет дверь?» - сказал я, ударив в нее ногою. Дверь сама отворилась, из хаты повеяло сыростью. Я засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика: она озарила два белые глаза. Он был слепой, совершенно слепой от природы. Он стоял передо мной неподвижно, и я начал рассматривать черты его лица.

Признаюсь, я имею сильное предубеждение противу всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство.

Итак, я начал рассматривать лицо слепого; но что прикажете прочитать на лице, у которого нет глаз? Долго я глядел на него с невольным сожалением, как вдруг едва приметная улыбка пробежала по тонким губам его, и, не знаю отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление. В голове моей родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется; напрасно я старался уверить себя, что бельмы подделать невозможно, да и с какой целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям...

«Ты хозяйский сын?» - спросил я его наконец. - «Ни». - «Кто же ты?» - «Сирота, убогой». - «А у хозяйки есть дети?» - «Ни, была дочь, да утикла за море с татарином». - «С каким татарином?» - «А бис его знает! крымский татарин, лодочник из Керчи».

Я взошел в хату: две лавки и стол, да огромный сундук возле печи составляли всю ее мебель. На стене ни одного образа - дурной знак! В разбитое стекло врывался морской ветер. Я вытащил из чемодана восковой огарок и, засветив его, стал раскладывать вещи, поставил в угол шашку и ружье, пистолеты положил на стол, разостлал бурку на лавке, казак свою на другой; через десять минут он захрапел, но я не мог заснуть: передо мной во мраке всё вертелся мальчик с белыми глазами.

Так прошло около часу. Месяц светил в окно, и луч его играл по земляному полу хаты. Вдруг на яркой полосе, пересекающей пол, промелькнула тень. Я привстал и взглянул в окно: кто-то вторично пробежал мимо его и скрылся бог знает куда. Я не мог полагать, чтоб это существо сбежало по отвесу берега, однако иначе ему некуда было деваться. Я встал, накинул бешмет, опоясал кинжал и тихо-тихо вышел из хаты; навстречу мне слепой мальчик. Я притаился у забора, и он верной, но осторожной поступью прошел мимо меня. Под мышкой он нес какой-то узел и, повернув к пристани, стал спускаться по узкой и крутой тропинке. В тот день немые возопиют и слепые прозрят, подумал я, следуя за ним в таком расстоянии, чтоб не терять его из виду.

Между тем луна начала одеваться тучами, и на море поднялся туман; едва сквозь него светился фонарь на корме ближнего корабля; у берега сверкала пена валунов, ежеминутно грозящих его потопить. Я, с трудом спускаясь, пробирался по крутизне, и вот вижу: слепой приостановился, потом повернул низом направо; он шел так близко от воды, что, казалось, сейчас волна его схватит и унесет, но, видно, это была не первая его прогулка, судя по уверенности, с которой он ступал с камня на камень и избегал рытвин. Наконец он остановился, будто прислушиваясь к чему-то, присел на землю и положил возле себя узел. Я наблюдал за его движениями, спрятавшись за выдавшеюся скалою берега. Спустя несколько минут с противуположной стороны показалась белая фигура; она подошла к слепому и села возле него. Ветер по временам приносил мне их разговор.

«Что, слепой, - сказал женский голос: - буря сильна. Янко не будет». - «Янко не боится бури», - отвечал тот. - «Туман густеет», - возразил опять женский голос, с выражением печали. - «В тумане лучше пробраться мимо сторожевых судов», - был ответ. «А если он утонет?» - «Ну что ж? в воскресенье ты пойдешь в церковь без новой ленты».

Последовало молчание; меня, однако, поразило одно: слепой говорил со мною малороссийским наречием, а теперь изъяснялся чисто по-русски.

Видишь, я прав, - сказал опять слепой, ударив в ладоши: - Янко не боится ни моря, ни ветров, ни тумана, ни береговых сторожей: прислушайся-ка: это не вода плещет, меня не обманешь, это его длинные весла.

Женщина вскочила и стала всматриваться в даль с видом беспокойства.

Ты бредишь, слепой, - сказала она: - я ничего не вижу.

Признаюсь, сколько я ни старался различить вдалеке что-нибудь наподобие лодки, но безуспешно. Так прошло минут десять, и вот показалась между горами волн черная точка: она то увеличивалась, то уменьшалась. Медленно подымаясь на хребты волн, быстро спускаясь с них, приближалась к берегу лодка. Отважен был пловец, решившийся в такую ночь пуститься через пролив на расстояние 20 верст, и важная должна быть причина, его к тому побудившая! Думая так, я с невольным биением сердца глядел на бедную лодку, но она, как утка, ныряла и потом, быстро взмахнув веслами, будто крыльями, выскакивала из пропасти среди брызгов пены; и вот, я думал, она ударится с размаха об берег и разлетится вдребезги, но она ловко повернулась боком и вскочила в маленькую бухту невредима. Из нее вышел человек среднего росту, в татарской бараньей шапке; он махнул рукою, и все трое принялись вытаскивать что-то из лодки; груз был так велик, что я до сих пор не понимаю, как она не потонула. Взяв на плечи каждый по узлу, они пустились вдоль по берегу, и скоро я потерял их из виду. Надо было вернуться домой; но, признаюсь, все эти странности меня тревожили, и я насилу дождался утра.

Казак мой был очень удивлен, когда, проснувшись, увидал меня совсем одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени из окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине коего белеется маячная башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.

Но увы, комендант ничего не мог сказать мне решительного. Суда, стоящие в пристани, были все или сторожевые, или купеческие, которые еще даже не начинали нагружаться. «Может быть, дни через три, четыре придет почтовое судно, - сказал комендант: - и тогда мы увидим». Я вернулся домой угрюм и сердит; меня в дверях встретил казак мой с испуганным лицом.

Плохо, ваше благородие, - сказал он мне.

Да, брат, бог знает, когда мы отсюда уедем. - Тут он еще больше встревожился и, наклонясь ко мне, сказал шепотом:

Здесь нечисто! Я встретил сегодня черноморского урядника, он мне знаком, был прошлого года в отряде; как я ему сказал, где мы остановились, а он мне: «Здесь, брат, нечисто, люди недобрые!..» Да и в самом деле, что это за слепой! ходит везде один, и на базар за хлебом, и за водой... уж видно здесь к этому привыкли.

Да что ж? по крайней мере показалась ли хозяйка?

Сегодня без вас пришла старуха и с ней дочь.

Какая дочь? у ней нет дочери.

А бог ее знает, кто она, коли не дочь; да вон старуха сидит теперь в своей хате.

Я взошел в лачужку. Печь была жарко натоплена, и в ней варился обед довольно роскошный для бедняков. Старуха на все мои вопросы отвечала, что она глуха, не слышит. Что было с ней делать? Я обратился к слепому, который сидел перед печью и подкладывал в огонь хворост. «Ну-ка, слепой чертенок, - сказал я, взяв его за ухо: - говори, куда ты ночью таскался с узлом, а?» Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал: «Куды я ходив?.. никуды не ходив... с узлом? яким узлом?» Старуха на этот раз услышала и стала ворчать: «вот выдумывают, да еще на убогого! за что вы его? что он вам сделал?» Мне это надоело, и я вышел, твердо решившись достать ключ этой загадки.

Я завернулся в бурку и сел у забора на камень, поглядывая в даль; передо мной тянулось ночною бурею взволнованное море, однообразный шум его, подобный ропоту засыпающего города, напоминал мне старые годы, перенес мои мысли на север, в нашу холодную столицу. Волнуемый воспоминаниями, я забылся... Так прошло около часу, может быть и более... Вдруг что-то похожее на песню поразило мой слух. Точно, это была песня, и женский свежий голосок, - но откуда?.. Прислушиваюсь... напев странный, то протяжный и печальный, то быстрый и живой. Оглядываюсь - никого нет кругом; прислушиваюсь снова - звуки как будто падают с неба. Я поднял глаза: на крыше хаты моей стояла девушка в полосатом платье с распущенными косами, настоящая русалка. Защитив глаза ладонью от лучей солнца, она пристально всматривалась в даль, то смеялась и рассуждала сама с собой, то запевала снова песню.

Я запомнил эту песню от слова до слова:

Как по вольной волюшке -
По зелену морю,
Ходят всё кораблики
Белопарусники.
Промеж тех корабликов
Моя лодочка,
Лодка неснащеная,
Двухвесельная.
Буря ль разыграется -
Старые кораблики
Приподымут крылушки,
По морю размечутся.
Стану морю кланяться
Я низёхонько:
«Уж не тронь ты, злое море,
Мою лодочку:
Везет моя лодочка
Вещи драгоценные,
Правит ею в темну ночь
Буйная головушка».

Мне невольно пришло на мысль, что ночью я слышал тот же голос; я на минуту задумался, и когда снова посмотрел на крышу, девушки там не было. Вдруг она пробежала мимо меня, напевая что-то другое, и, прищелкивая пальцами, вбежала к старухе, и тут начался между ними спор. Старуха сердилась, она громко хохотала. И вот вижу, бежит опять вприпрыжку моя ундина; поравнявшись со мной, она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза, как будто удивленная моим присутствием; потом небрежно обернулась и тихо пошла к пристани. Этим не кончилось: целый день она вертелась около моей квартиры: пеньё и прыганье не прекращались ни на минуту. Странное существо! На лице ее не было никаких признаков безумия; напротив, глаза ее с бойкою проницательностью останавливались на мне, и эти глаза, казалось, были одарены какою-то магнетическою властью, и всякий раз они как будто бы ждали вопроса. Но только я начинал говорить, она убегала, коварно улыбаясь.

Решительно, я никогда подобной женщины не видывал. Она была далеко не красавица, но я имею свои предубеждения также и насчет красоты. В ней было много породы... порода в женщинах, как и в лошадях, великое дело; это открытие принадлежит Юной Франции. Она, т. е. порода, а не Юная Франция, большею частию изобличается в поступи, в руках и ногах; особенно нос очень много значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки. Моей певунье казалось не более 18 лет. Необыкновенная гибкость ее стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на шее и плечах, и особенно правильный нос - всё это было для меня обворожительно. Хотя в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя в ее улыбке было что-то неопределенное, но такова сила предубеждений: правильный нос свел меня с ума; я вообразил, что нашел Гётеву Миньону, это причудливое создание его немецкого воображения; - и точно, между ими было много сходства: те же быстрые переходы от величайшего беспокойства к полной неподвижности, те же загадочные речи, те же прыжки, странные песни...

Под-вечер, остановив ее в дверях, я завел с нею следующий разговор:

«Скажи-ка мне, красавица, - спросил я: - что ты делала сегодня на кровле?» - «А смотрела, откуда ветер дует». - «Зачем тебе?» - «Откуда ветер, оттуда и счастье». - «Что же, разве ты песнью зазывала счастье?» - «Где поется, там и счастливится». - «А как неравно напоешь себе горе?» - «Ну что ж? где не будет лучше, там будет хуже, а от худа до добра опять не далеко». - «Кто ж тебя выучил эту песню?» - «Никто не выучил; вздумается - запою: кому услыхать, тот услышит, а кому не должно слышать, тот не поймет». - «А как тебя зовут, моя певунья?» - «Кто крестил, тот знает». - «А кто крестил?» - «Почему я знаю?» - «Экая скрытная! а вот я кое-что про тебя узнал». (Она не изменилась в лице, не пошевельнула губами, как будто не об ней дело). «Я узнал, что ты вчера ночью ходила на берег». И тут я очень важно пересказал ей всё, что видел, думая смутить ее, - нимало! она захохотала во всё горло: «Много видели, да мало знаете, а что знаете, так держите под замочком». - «А если б я, например, вздумал донести коменданту?» - и тут я сделал очень серьезную, даже строгую мину. Она вдруг прыгнула, запела и скрылась, как птичка, выпугнутая из кустарника. Последние слова мои были вовсе не у места; я тогда не подозревал их важности, но впоследствии имел случай в них раскаяться.

Только что смерклось, я велел казаку нагреть чайник по-походному, засветил свечу и сел у стола, покуривая из дорожной трубки. Уж я доканчивал второй стакан чаю, как вдруг дверь скрыпнула, легкий шорох платья и шагов послышался за мной; я вздрогнул и обернулся, - то была она, моя ундина; она села против меня тихо и безмолвно, и устремила на меня глаза свои, и, не знаю почему, но этот взор показался мне чудно нежен; он мне напомнил один из тех взглядов, которые в старые годы так самовластно играли моей жизнью. Она, казалось, ждала вопроса, но я молчал, полный неизъяснимого смущения. Лицо ее было покрыто тусклой бледностью, изобличавшей волнение душевное; рука ее без цели бродила по столу, и я заметил в ней легкий трепет; грудь ее то высоко поднималась, то, казалось, она удерживала дыхание. Эта комедия начинала мне надоедать, и я готов был прервать молчание самым прозаическим образом, то есть предложить ей стакан чаю, как вдруг она вскочила, обвила руками мою шею, и влажный, огненный поцелуй прозвучал на губах моих. В глазах у меня потемнело, голова закружилась, я сжал ее в моих объятиях со всею силою юношеской страсти, но она, как змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «нынче ночью, как все уснут, выходи на берег» - и стрелою выскочила из комнаты. В сенях она опрокинула чайник и свечу, стоявшую на полу. «Экой бес девка!» - закричал казак, расположившийся на соломе и мечтавший согреться остатками чая. Только тут я опомнился.

Часа через два, когда всё на пристани умолкло, я разбудил своего казака: «Если я выстрелю из пистолета, - сказал я ему, - то беги на берег». Он выпучил глаза и машинально отвечал: «слушаю, ваше благородие». Я заткнул за пояс пистолет и вышел. Она дожидалась меня на краю спуска; ее одежда была более нежели легкая, небольшой платок опоясывал ее гибкий стан.

Идите за мной, - сказала она, взяв меня за руку, и мы стали спускаться. Не понимаю, как я не сломил себе шеи; внизу мы повернули направо и пошли по той же дороге, где накануне я следовал за слепым. Месяц еще не вставал, и только две звездочки, как два спасительные маяка, сверкали на темно-синем своде. Тяжелые волны мерно и ровно катились одна за другой, едва приподымая одинокую лодку, причаленную к берегу. «Взойдем в лодку», - сказала моя спутница; я колебался, я не охотник до сентиментальных прогулок по морю, но отступать было не время. Она прыгнула в лодку, я за ней, и не успел еще опомниться, как заметил, что мы плывем. «Что это значит?» - сказал я сердито. - «Это значит, - отвечала она, сажая меня на скамью и обвив мой стан руками: - это значит, что я тебя люблю»... И щека ее прижалась к моей, и я почувствовал на лице моем ее пламенное дыхание. Вдруг что-то шумно упало в воду: я хвать за пояс - пистолета нет. О, тут ужасное подозрение закралось мне в душу, кровь хлынула мне в голову. Оглядываюсь - мы от берега около пятидесяти сажен, а я не умею плавать! Хочу оттолкнуть ее от себя - она как кошка вцепилась в мою одежду, и вдруг сильный толчок едва не сбросил меня в море. Лодка закачалась, но я справился, и между нами началась отчаянная борьба; бешенство придавало мне силы, но я скоро заметил, что уступаю моему противнику в ловкости... «Чего ты хочешь?» - закричал я, крепко сжав ее маленькие руки; пальцы ее хрустели, но она не вскрикнула: ее змеиная натура выдержала эту пытку.

Ты видел, - отвечала она: - ты донесешь, - и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки, ее волосы касались воды, минута была решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно бросил ее в волны.

Было уже довольно темно; голова ее мелькнула раза два среди морской пены, и больше я ничего не видал.

На дне лодки я нашел половину старого весла, и кое-как, после долгих усилий, причалил к пристани. Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса всё, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку. Она выжимала морскую пену из длинных волос своих, мокрая рубашка обрисовывала гибкий стан ее и высокую грудь. Скоро показалась в дали лодка, быстро приблизилась она; из нее, как накануне, вышел человек в татарской шапке, но острижен он был по-казацки, и за ременным поясом его торчал большой нож. «Янко, - сказала она: - всё пропало!» Потом разговор их продолжался, но так тихо, что я ничего не мог расслушать. - «А где же слепой?» - сказал наконец Янко, возвыся голос. «Я его послала», - был ответ. Через несколько минут явился слепой, таща на спине мешок, который положили в лодку.

«Послушай, слепой, - сказал Янко: - ты береги то место... знаешь? там богатые товары... скажи (имени я не расслышал), что я ему больше не слуга; дела пошли худо, он меня больше не увидит; теперь опасно; поеду искать работы в другом месте, а ему уж такого удальца не найти. Да скажи, кабы он получше платил за труды, так и Янко бы его не покинул, а мне везде дорога, где только ветер дует и море шумит. - После некоторого молчания Янко продолжал: - Она поедет со мною, ей нельзя здесь оставаться, а старухе скажи, что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь. Нас же больше не увидит».

На что мне тебя? - был ответ.

Между тем моя ундина вскочила в лодку и махнула товарищу рукою; он что-то положил слепому в руку, примолвив: «На, купи себе пряников». - «Только?» - сказал слепой. - «Ну вот тебе еще», - и упавшая монета зазвенела, ударясь о камень. Слепой ее не поднял. Янко сел в лодку, ветер дул от берега, они подняли маленький парус и быстро понеслись. Долго при свете месяца мелькал белый парус между темных волн; слепой всё сидел на берегу, и вот мне послышалось что-то похожее на рыдание; слепой мальчик точно плакал, и долго, долго... Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие, и как камень едва сам не пошел ко дну!

Я возвратился домой. В сенях трещала догоревшая свеча в деревянной тарелке, и казак мой, вопреки приказанию, спал крепким сном, держа ружье обеими руками. Я его оставил в покое, взял свечу и взошел в хату. Увы! моя шкатулка, шашка с серебряной оправой, дагестанский кинжал, - подарок приятеля, - всё исчезло. Тут-то я догадался, какие вещи тащил проклятый слепой. Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его, посердился, а делать было нечего! И не смешно ли было бы жаловаться начальству, что слепой мальчик меня обокрал, а восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила?

Слава богу, поутру явилась возможность ехать, и я оставил Тамань. Что сталось с старухой и с бедным слепым - не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..

Конец первой части