Чудики шукшина кто они такие. Деревенские мечтатели: «Чудики» Василия Шукшина в поисках смысла жизни

содержимое:

Чудики — главные герои рассказов В. Шукшина. Для литературы 70-х годов характерна глубокая постановка нрав­ственных проблем. В этом русле развивается и творчество

В. М. Шукшина, полное веры в неисчерпаемые возможности чело­веческой личности. Любимые герои Шукшина чаще всего живут и действуют в селе. Это люди разных профессий: колхозники и сель­ские механизаторы, плотники и печники, шоферы и продавцы, учи­теля и врачи. Они люди простые, но не примитивные. Всю слож­ность человеческой души умел показать Шукшин в любом человеке. Обычная жизнь обыкновенных людей… Но под покровом повсед­невности он умеет видеть те черты, которые создавали русский ха­рактер. Это прежде всего: честность, трудолюбие, совестливость, доб­рота. Несмотря на кажущуюся обычность, герои Шукшина люди неординарные, с «особинкой», говоря по-шукшински — «чудики».

Одним из таких «чудиков» предстает перед нами шофер Сер­гей Духанин. В рассказе «Сапожки» нет замысловатой фабулы. Но с такой психологической точностью выписаны персонажи и отно­шения между ними, так важна заложенная в нем мысль о необхо­димости доброты и участия в общении между собой людей. Сергей купил жене сапожки, каких она и «во сне не носила». Не остано­вили его ни цена, ни презрение и хамство продавщицы. Перетер­пел Сергей и насмешки своих товарищей, которые считали, что он по глупости выбросил деньги, заработанные тяжким трудом. Для чего эти сапожки, если на улице грязь по колено, да и не налезут они на Клавкину ногу. Расстроился Сергей и решил их бросить в колодец. Но писатель-оптимист не может так закончить рассказ. Выясняется, что подарок все-таки остался в семье: поносит их ко всеобщей радости Клавкина дочь. «Спешите делать добро, прино­сите радость своим близким!» — хочет нам сказать Василий Шук­шин.

Мысли о душе, о совести, о смысле жизни посещают многих шукшинских героев. Не этим ли привлекает внимание писателя фигура деревенского философа Алеши Бесконвойного? Перед нами хороший человек и безотказный работник, но вот почему — то категорически не желающий работать по субботам. Никакие уговоры на него не действовали. «В субботу он просыпался… и сразу распускалась в душе тихая радость. Он даже лицом свет­лел». В этот день он спокойно-медлителен, задумчив, неспешно топит баньку и наслаждается ею. И узнаем мы, что Алеша фи­лософствует о смысле жизни и в результате своих размышлений приходит к выводу: «Нет, жить, конечно, имеет смысл. Другое дело, что мы не всегда умеем».

Я прочитала... рассказ, и у меня осталось очень приятное впе­чатление об этом простом сельском труженике, который пони­мает, что не только работа должна поглощать человеческое су­ществование, ведь и душе праздник нужен. Так в рассказе о «чуд­ном» человеке раскрыта проблема социальная и вполне совре­менная.

Еще один «чудик» предстает перед нами — это Андрей Ерин из рассказа «Микроскоп». Герой тратит всю зарплату на то, что­бы купить микроскоп. Неделю Андрей жил, как во сне. Ночью он по два раза вставал, смотрел в микроскоп. Приходя с работы, он тщательно умывался, наскоро ужинал, садился за микроскоп. Он рассматривал все: капли дождя, воду из колодца, капли пота, кровь. Его мучила мысль, что микробы, которые нас окружают, сокращают нам жизнь! Андрея захватила идея: уничтожить мик­робов, чтобы продлить жизнь. Но финал печальный. Жена уз­нает об обмане, и Андрей лишается микроскопа, а горе заливает водкой. Без мечты и великой идеи жизнь теряет для него смысл.

В великом современном споре о человеке Василий Шукшин всегда оптимистичен. Он беспощаден ко всему злому, темному, что пятнает человеческую душу.

Рассказ «Срезал» уникален. Он отличается новизной пробле­мы и остротой ее разработки. Глеб Капустин — своего рода дере­венский интеллектуал. Во всяком случае, такая у него репутация среди односельчан. Когда в деревню приезжает кто-нибудь из знатных земляков, Глеб приходит к нему и подлавливает на ка­ком-нибудь газетно-книжном пустяке. Этим самым ставит чело­века в неловкое положение, унижает его. С первых же слов дис­пута, в который Капустин втянул простодушного Константина Ивановича, выясняется, что это типичный демагог, да еще и оз­лобленный. Он просто нашпигован различными отрывочными сведениями из газет и журналов, но пользуется он ими, чтобы напакостить. В. Шукшин так поясняет поведение этого человека: «А в общем — это злая месть за то, что на пиршестве, так сказать, обойден чарой полной».

И еще одно. Не могу не согласиться с выводом В. Шукши­на: Глебов Капустиных нужно изживать, чтобы они не портили нам жизнь.

В конце хочу сказать, что Василий Макарович Шукшин изоб­ражает своих героев как художник, открывая их душу, неординар­ность, многогранность. Он ставит перед нами вопросы: Для чего живем? В чем смысл жизни? Герои Шукшина редко приходят к определенным ответам на эти вопросы. Еще менее склонен да­вать советы и рекомендации сам

Герой нашего времени — это всегда «дура-чок», в котором наиболее выразительным обра-зом живет его время, правда этого времени.

В. Шукшин

Герои рассказов Василия Макаровича Шукшина — за-частую простые, нехитрые, открытые, упрямые, любящие свою землю и природу люди. Они доверчивы к окружающим, ко-торые их не всегда понимают и поэтому считают странны-ми, «чудиками». Сердце шукшинских «чудиков» чуткое к чужой боли и радости, а ум направлен на активное измене-ние окружающей жизни к лучшему. К сожалению, чаще всего эти добрые и веселые люди остаются в одиночестве, потому что окружающим чужда их пытливость и любознательность, а стремление бескорыстно помочь — даже страшно или, в лучшем случае, вызывает раздражение.

Мне очень нравятся рассказы В. Шукшина «Чудик», «Микроскоп», «Даешь сердце!», главные герои которых — эти самые «странные люди» со своим самобытным взгля-дом на мир. Андрей Ерин («Микроскоп») готов пойти на жертвы (получить от жены ужасную головомойку, рабо-тать больше месяца по полторы смены и, самое главное, суметь подавить муки совести из-за обмана), лишь бы воп-лотить в жизнь заветную мечту — приобрести микроскоп. Ни жена, ни друзья никогда не смогут понять, зачем выб-расывать огромные деньги на покупку «ненужного» пред-мета, но Андрей к этому и не стремится. Его цель высока и гуманна — он хочет научиться бороться с «микробами», которые почти в три раза укорачивают жизнь человека. Думая о человечестве, Андрей готов претерпевать страда-ние и непонимание со стороны близких. К этому человеку невольно проникаешься уважением, даже понимая, что он взялся за дело, которое ему не по силам — ему не хватает элементарных знаний.

Стремление к движению вперед, ощущение причастнос-ти ко всему, что делается в мире, способность искренне радоваться мировым открытиям и достижениям в облас-ти техники и науки характеризует и сельского ветеринара Козулина. Узнав, что в далеком Кейптауне была удачно завершена первая в мире операция по пересадке сердца живому человеку, он был настолько ошеломлен и обрадо-ван, что схватив ружье, выбежал на улицу и «отсалюто-вал» двумя выстрелами в ночное небо и криком: «Даешь сердце!» Но для окружающих людей, председателя и участ-кового этот поступок был только «нарушением обществен-ного порядка трудящихся», которое легче объяснить пси-хической болезнью, чем понять. Материал с сайта

Вся беда в том, что шукшинские «чудики» с их безудер-жной фантазией, возвышенностью над бытовыми мелоча-ми и извечным стремлением к правде и справедливости живут среди обычных людей, погруженных в обыденность и будничные проблемы. Это и является причиной их непо-нимания и недоверия к «странностям» любимых героев Шукшина. «Чудики» же сами часто осознают свою непо-хожесть и искренне огорчаются, если их действия воспри-нимаются неправильно. Таков и Чудик из одноименного рассказа: доброжелательный и неловкий, уступчивый и гордый, несчастный и неунывающий. Его стремление по-мочь, сделать как лучше неизменно приносило ему непри-ятности: «Чудик обладал одной особенностью: с ним по-стоянно что-нибудь случалось. Он не хотел этого, страдал, но то и дело влипал в какие-нибудь истории — мелкие, впрочем, но досадные». Но мне, как и автору, Чудик и сим-патичен именно его нежеланием (или неумением?) учить-ся «прозе жизни», его непониманием, как можно быть не-искренним, не помогать друг другу. Чудик получает ра-дость от самой жизни, а не от того, складывается ли она так, как ему хочется, или нет.

Таковы герои рассказов Шукшина. Они, если быть вни-мательным, и сегодня встречаются в нашей жизни, по-пре-жнему сталкиваясь с неприязнью, раздражительностью, непониманием. Но они всегда остаются верны себе и од-ним своим присутствием умеют преобразить окружаю-щий мир, помочь увидеть необыкновенное, поверить в не-бывалое — на каждом своем шагу они совершают от-крытия, потому что искренне верят в торжество любви, добра и справедливости.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• в. м. шукшин. «чудик» краткий пересказ
• роза чудик
• сочинение на тему в чем своеобразие шукшинских чудиков
• В.М. Шукшин. Особенности шукшинских героев-«чудиков» краткий пересказ
• куприн чудик

/ / / Образ Чудика (Василия Князева) в рассказа Шукшина «Чудик»

Рассказы Василия Шукшина могут показаться странными, но они очень глубокие по смыслу. Чтобы понять его героев, нужно обладать не только логикой, но и умением сочувствовать, сопереживать. Шукшин подарил миру необычного героя – чудика, который своей наивностью и добротой напоминает Дон Кихота.

Василий Егорович Князев - главный герой рассказа «Чудик». Он работает в одном селе киномехаником. Мужчина отличается от большинства своих односельчан, он всегда готов помочь другим, делает порой добрые, но нелепые поступки. Через эту странность даже жена зовет его чудиком.

Однажды герой решил поехать в гости к брату на Урал. Они давно не виделись, и это поездка показалась ему хорошей идеей. Перед отъездом Чудик, как обычно, попадает в курьезные ситуации. Будучи в магазине он замечает утерянные кем-то деньги и оставляет их на кассе, думая, что владелец вернется за ними. Но выйдя из магазина, он понимает, что та пятидесятирублевая бумажка была его. Однако герою неудобно вернуться за деньгами, ведь люди могут подумать, что он хочет присвоить на чужие деньги.

Во время посадки самолета сосед Василия теряет вставную челюсть. Чудик вызывается ему помочь и действительно находит пропажу. Вот только его сосед недоволен – Василий взял руками его челюсть. Вместо благодарности герой снова слышит лишь грубость.

В гостях у брата Василий постоянно видит косые взгляды снохи. Женщина не довольна приездом гостя. Тот хочет понравиться жене любимого брата и разрисовывает детскую коляску. Но она злится еще сильнее и заставляет мужа прогнать Чудика.

Образ Василия Егоровича Князева – это образ по-детски наивного человека, простого и незлобного. За его непосредственный характер, жизнерадостную натуру и постоянное рвение всем помогать жена ласково зовет его Чудиком. Князев старается делать добрые поступки, но почему же люди часто грубо реагируют на него?

Во-первых, многие люди не привыкли к бескорыстной помощи и считают это проявлением глупости. Во-вторых, герой слишком мягкий, инфантильный, что говорит о его слабости. В-третьих, люди настолько погрязли в своих бытовых проблемах, что не замечают добрых намерений героя.

Для автора образ чудика появляется во многих произведениях. Возможно, потому что такой тип людей ему был близок. Неспроста ведь главный герой рассказа – теска Шукшина. Со временем этот образ будет усложняться. Если Василий Егорович Князев – наивен и даже немного глуп. То следующий его чудик – умный и даже ироничный, но тоже по-своему странная личность.

В образе Чудика интересна так же и его фамилия Князев. Автор играет на контрасте: фамилия и поведение героя противоположны друг другу. Обладатель столь громкой благородной фамилии не пользуется уважением у людей. К нему относятся как к чудику из-за его характера – бескорыстного и наивного. Но в нашем мире очень не хватает вот таких вот чудачеств.

В.М. Шукшин - писатель, рассказавший о жизни русского человека в провинции. По мысли С. Залыгина, он был «открывателем характеров, которые, <...> обязательно несут в себе что-то особенное, то, что утверждает в них их собственную, а не заемную личность» .

Шукшин утверждал: «Есть на Руси... тип человека, в котором время... вопиет так же... потаенно и неистребимо, как в мыслящем и умном... Человек этот - дурачок. Это давно заметили (юродивые, кликуши, странники не от мира сего - много их было в русской литературе...)» . Г.Г. Хисамова утверждает, что рассказы Шукшина «знакомят читателей с многообразием "моделей" человеческого поведения в различных жизненных ситуациях. Поиск национального характера выразился в создании своеобразного типа героя-"чудика", обычного человека с необычным складом души, которому свойственна эксцентричность, импульсивность, непредсказуемость поведения» . «Чудик» совершает логически необъяснимые поступки, вызывая удивление и недоумение у людей. По мнению В. Панкина, «чудик» - это «метка, которой люди весьма легко наделяют друг друга... Тут слышится и насмешка, и снисходительное любование, и пренебрежение, и восхищение...» . Казалось бы, во всех рассказах Шукшина содержится масса сметных историй, но как же они отличаются от обычных юмористических моделей. Сам он был убежден: «Со смехом многое понимается, многое доходит: если сдвинуть разговор в сторону баловства, гротеска, игры это шанс докричаться, обратить на себя внимание».

Многообразие шукшинских «чудиков» позволяет М. Сидоровой выделить среди них: несостоявшихся ученых - Моню Квасова, который изобрел вечный двигатель («Упорный»), мудрецов-философов - Николая Князева, автора философских трактатов («Штрихи к портрету») и Алешу, нашедшего способ избавления от суеты («Алеша Бесконвойный»), художников - Василия Князева («Чудик»), великих актеров - Проньку Лагутина («Ваня, ты как здесь?!»), музыкантов - шорника Антипа Калачикова («Одни»). М. Сидорова замечает: «Всех этих героев объединяет стремление приподняться над обыденностью, которая томит их» . По убеждению героя рассказа «Жена мужа в Париж провожала» Кольки Паратова: «Это не жизнь, это что-то постыдное, мерзкое <...> душа высыхает - бесплодно тратится на мелкие, мстительные, едкие чувства» . «Чудики» осознают свою исключительность, но это и приводит к непониманию их со стороны людей. Непонятым оказывается Андрей Ерин («Микроскоп»), потративший долго собираемые семьей деньги «на пустяковину» - микроскоп для научных открытий во имя спасения человечества, и Степка, сбежавший из лагеря за три месяца до конца срока, чтобы повидаться с родными («Степка»), Непонимание окружающих приводит к одиночеству многих шукшинских «чудиков». А сами они, с точки зрения Е.А. Фроловой, к нему относятся неоднозначно: кто-то видит «в одиночестве спасение, для кого-то это мука, а для некоторых - смерть» .

Мотив одиночества своих героев Шукшин подчеркивает в названиях рассказов - вынося в заголовок имя главного персонажа: «Гринька Малюгин», «Степка», «Ванька Тепляшин». Это «является средством выделения героя из числа других действующих лиц. Автор хочет подчеркнуть "непохожесть" своих героев, их чудаковатость». Выбор имен не случаен: «Сочетание уменьшительно-пренебрежительной формы собственного имени Гринька с фамилией Малюгин подчеркивает "незначительность" персонажа, которая подтверждается отношением к нему односельчан: "взрослого здорового парня девки жалеют "» . И эту жалость Гринька воспринимает как награду: «"Меня же все жалеют!" - <...> и смотрел при этом так, будто говорил: "У меня же девять орденов!"» Е.А. Фролова сравнивает жалость людей к Гриньке с чувством, «испытываемым к юродивым» : он «...по общему мнению односельчан, был человек недоразвитый, придурковатый» . Таким же односельчанам кажется безобидный Бронька Пупков («Миль пардон, мадам!»), ветеран Великой Отечественной, для которого нет ничего дороже, чем воспоминания о своей солдатской службе. Он, не совершивший никаких подвигов, сочинил историю о том, что по заданию проникал в бункер Гитлера. Душа этого по-своему талантливого человека жаждала чего-то необычного. Он относится к тому типу вдохновенных творцов лжи, которые и сами начинают в нее верить. А.Ф. Писемский в серии очерков «Русские лгуны» создал целую галерею вдохновенных творцов лжи, лгавших не из-за корысти, а ради любви к искусству.

Среди одиноких «чудиков» Шукшина можно выделить и тип «задумывающегося чудика»: он - герой-странник, ищущий смысла жизни: Игнат («Игнаха приехал»), Сашка («Обида»), Иван («В профиль и анфас»), Максим Яриков («Верую!»), Моня Квасов («Упорный»), Спирька («Сураз»). Мотивы странничества, скитания, пророчества в русской литературе тесно связаны с образами юродивых.

Добрым и безобидным «чудикам» Шукшина исследователи противопоставляют характеры «античудиков», «энергичных людей» (Г. Хисамова), «хищников» (И. Струве). Среди них: упрямый и озлобленный бригадир Шурыгин, с наслаждением разрушивший единственную сельскую церковь («Крепкий мужик»); «хозяин бани и огорода» из одноименного рассказа, имени которого автор не называет, но предупреждает, что он «за две моркови изувечит»; высокомерный и хвастливый Сергей Сергеевич («Свояк Сергей Сергеевич»), «крепкая нравом» теща Вени Зяблицкого Елизавета Васильевна («Мой зять украл машину дров!»). Особую модель поведения демонстрируют такие герои, как профессиональный разоблачитель, деревенский демагог-кляузник, жестокий Глеб Капустин, убежденный, что он может «поставить на место» образованного человека («Срезал»); почтальон и любитель «в большом масштабе советы-то давать» Макар Жеребцов («Непротивленец Макар Жеребцов»); сельский ветфельдшер Александр Иванович Козулин, «на редкость незаметный человек», который выстрелил ночью из ружья, услышав по радио хорошую новость («Даешь сердце!»). Им свойственно гордое сознание своей непогрешимости и права всех обличать. Например, Н.Н. Князев («Штрихи к портрету») испытывает «сладостное чувство, что он кричит людям всю горькую правду про них...», он «плохо уживается с людьми, его жалеют как больного, дурачка, юродивого, но жалостливое участие других ему противно и ненавистно» .

И.Н. Дубина утверждает, что «несмотря на все странности персонажей-"чудиков"», у них есть «душа, она-то и не дает им покоя. Душа эта мающаяся» . Шукшин считал: «Чудаковатость моих героев - форма проявления их духовности» . По замечанию М. Сидоровой, «шукшинские "чудики" чувствуют красоту мира они сами часть этой красоты. У каждого из них свой способ сохранить душу живу» . Алеша Бесконвойный, например, уединяется в баньке - и «распускается в душе у него тихая радость, ...так хорошо сделается, что не заметишь, что стоишь и улыбаешься... Стал случаться покой в душе - стал любить» .

В.М. Шукшин создал своеобразный образ «чудика», поведение которого отличается от общепринятых норм настолько явно, что часто вызывает недоумение и сочувствие окружающих, но в большинстве случаев он - человек большой души, готовый помочь любому, что вызывает симпатию. Он осознает свою «чудаковатость», но изменить себя не в состоянии. Иногда такое поведение напоминает образ жизни юродивого , принявшего образ умалишенного добровольно, а людское равнодушие приводит их к осознанию собственной никчемности, безысходности и одиночеству.

Народно-образные ассоциации и восприятия создают в шукшинских рассказах цельную систему понятий национальных, исторических и философских: о бесконечности жизни, о родине, о необходимости духовных связей человека с ней и со всем миром. Всеобъемлющий образ России становятся центром тяготения всего творчества писателя: основных коллизий, художественных концепций, нравственно-эстетических идеалов. Мировосприятие писателя, его жизненный опыт, обостренное чувство родины и интерес к человеку, обусловили своеобразие прозы Шукшина. Составляя в 1974 году книгу своих рассказов, он написал обращение к читателю: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвел в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту... Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык<...> Все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверные тяжести победы, наши страдания... Помни это. Будь человеком». Заветы великого русского писателя забывать не следует.

Сочинение

Василий Егорыч - существо робкое, инертное, и судьба его, при всей ее трогательности, в общем-то, мало поучительна. Никаких особенных выводов ни для кого из псе не следует. Есть, конечно, интересы высшего гуманизма, и они, по-видимому, требуют, чтобы люди при нстречо с такими вот чудиками проявляли больше чуткости, терпимости, если уж не участия. По…

Так уж мы устроены, что считаемся лишь с тем, что тан или иначе касается пас самих, участвует в нашей жизни - положительным ли, отрицательным ли образом. Чудики же вроде Василия Егорыча для нас по то чтобы совсем уж безразличны, а просто у нас не хнатпот обычно ни времени, ни великодушия, чтобы вникнуть во все «уважительные» причины их нелепых поступков. Да, впрочем, ведь и сами они ничего по дол а ют для того, чтобы их воспринимали всерьез. Ибо при каждом своем невольном столкновении с действительностью они только и могут, что виновато потирать полученный синяк и задавать себе вопрос: «Да почему же я такой; есть-то?»

Бывают, однако, ситуации, когда принимать чудиков всерьез все же приходится.

В 1973 году, через шесть лет после «Чудика», Шукшин написал рассказ «Штрихи к портрету. Некоторые конкретные мысли II. Н. Князева, человека и гражданина». Герой рассказа, некто Николай Николаевич Князев, пожилой человек, работающий в районном городке телевизионным мастером, - тоже из породы чудиков. Он, как и его однофамилец Василий Егорыч (деталь, на мой взгляд, весьма примечательная), тоже попадает на каждом шагу во всякие странные истории и тоже не по какому-либо особому стечению обстоятельств, а исключительно по свойствам своего характера. Правда, от Василия Егорыча его отличает многое. Тот, как мы помним, был робок, пассивеп да и просто глуповат. Этот, напротив, - деятелен, самолюбив, колюч. И даже по-своему умен, несмотря на очевидную нелепость идеи, которой он подчинил свою жизнь. Во всяком случае, во многих его суждениях, не- | смотря (повторю еще раз) на вздорность исходной посылки, чувствуется опыт напряженной и сосредоточенной духовной работы, а это всегда признак интеллектуальной самостоятельности.

Николай Николаевич тоже «забуксовал». Забуксовал на теории «целесообразного государства», на том, в частности, что, как он считает, люди не понимают высшей целесообразности общественного разделения На потенциальную двусмысленность гоголевского символа обращал внимание еще один из героев «Братьев Карамазовых». «На мой грешный взгляд, - говорил он, - гениальный художник закончил так или в припадке младенчески невинного прекрасномыслия, или просто боясь тогдашней цензуры. Ибо если в его тройку впрячь только его же героев, Собакевичей, Ноздревых и Чичиковых, то кого бы ни посадить ямщиком, пи до чего путного на таких копях не доедешь!»

Государство ему представляется чем-то вроде огромного муравейника, в котором деятельность каждого муравья всецело и исключительно подчинена общим интересам. В предисловии к своему обширному труду «Мысли о государстве», который, по его мнению, должен наконец-то открыть глаза людям, он так и пишет: «Я с грустью и удивлением стал спрашивать себя: „А что было бы, если бы мы, как муравьи, несли максимум государству?” Вы только вдумайтесь: никто не ворует, не пьет, не лодырничает - каждый на своем месте кладет свой кирпичик в это грандиозное здание… Я понял, что одна глобальная мысль о государстве должна подчинять себе все конкретные мысли, касающиеся нашего быта и поведения».

Это, так сказать, теоретическая сторона воззрений Николая Николаевича, и если бы дело заключалось только в ней, то все его «чудачество» сводилось бы, по-видимому, лишь к тому, что он изобретает велосипед. Это была бы странность вполне безобидная и никого, собственно, не касающаяся - мало ли чудаков на свете.

Все дело, однако, в том, что воззрения Николая Николаевича - это не просто «некоторые конкретные мысли II. Н. Князева, человека и гражданина», а сама его жизненная позиция, причем позиция активная, наступательная даже. Оп не просто теоретизирует - он судит всех и вся, на каждом шагу доказывая людям, насколько они он и) далеки от идеального человека. Приехал, скажем, человек в отпуск в деревню, хочет погулять по лесу, порыбачить на досуге - словом, провести время в соотистстиии со своими привычными представлениями об отдыхе. Николаю Николаевичу же видится в этом явное уклонение данного человека (в рассказе это некто Сильченко) от своих обязанностей перед обществом, чуть ли не дезертирство с трудового фронта. И он обрушивает на голову бедного отпускника тучу всякого рода важных поучешш, язвительных притч, насмешек, прямых обличений, в ответ на что благодушно поначалу настроенный Сильченко решительно берется за полено. Теоретический спор, таким образом, оборачивается нешуточным скандалом.

Столкновение с Сильченко выглядит несколько анекдотично, и, вероятно, именно поэтому нравственная основа воззрений и поступков Николая Николаевича остается для нас не вполне ясной, затененная очевидной нелепостью его логики. Зато следующий эпизод- инцидент с подвыпившим электриком - проясняет эту основу весьма определенно.

Я думаю, никто не упрекнет Николая Николаевича в том, что во всем этом эпизоде он действовал, так сказать, с превышением полномочий. Во всяком случае, его можно понять: наблюдать, как молодой парень «булькает» из кармана в стакан, - занятие и в самом деле малоприятное. А потому и попытка Николая Николаевича разъяснить этому парию кое-что относительно «проблемы свободного времени» не кажется нам каким-то слишком уж грубым насилием над личностью. Многие на месте Николая Николаевича, вероятно, поступили бы точно так же. И тем не менее дело опять кончается скандалом, да еще каким! Пророка вновь побивают камнями.

Что же, однако, произошло? Почему, при всем том, чтоНиколай Николаевич как будто кругом прав, ему опять крепко досталось? Остается, по-видимому, лишь предположить, что -во всем виноват его обидчик - не понял, глупый человек, добрых нравоучений, оскорбился, полез с кулаками…

Но вот что странно: оттого ли, что мы уже знаем вздорный характер Николая Николаевича (и потому не слишком спешим сочувствовать ему), или же дело тут в каком-то особом оттенке авторской интонации, но обидчик этот почему-то не вызывает у нас того благородного негодования, с каким отнесся к нему Николай Николаевич. В самом деле, за что, собственно, мы должны осуждать молодого парня?

В пределах общего рассуждения Николай Николаевич, «как всегда», прав: бездумность, пьянство вредны, человек должен стремиться и т. д. Но вместе с тем нам понятно и то, почему, слушая эти прописные истины, молодой человек все крепче стискивает зубы. Нет, но потому, что он не понимает этих истин, совсем не потому. Не согласен он с другим - с тем, что его пытаются убедить, будто он-то и есть тот самый человек, который тормозит общественное развитие. Николай Николаевич, как можно заметить, все время обобщает: раз человек зашел в зоопарк просто так, без продуманного намерения «познать что-нибудь полезное для себя» - значит он вообще - «дерево», плывущее по течению; если этот человек выпил в выходной «для настроения» - следовательно, он пьяница, не имеющий никаких других интересов, кроме как «дуть сивуху». А раз так, то, стало быть, человек этот - антиобщественный элемент, недостойный быть допущенным на тот «лайнер», который… и т. д. Именно эта логика, по которой молодой человек оказывается как бы отлученным от общества, и возмущает его более всего. Возвышенная проповедь Николая Николаевича, таким образом, оборачивается обыкновенной, хотя, разумеется, п не намеренной провокацией.

Нравственный догматизм, нетерпимость… Не слишком ли, однако, мы строги к Николаю Николаевичу? Не проявляем ли мы по отношению к нему ту же самую чрезмерную нетерпимость, в какой склонны обвинять его? Ведь, как совершенно справедливо указывают многие критики, Николай Николаевич, при всей очевидной вздорности своего поведения, все же вызывает в нас чувство гораздо более сложное, чем просто неприязнь. Нельзя, например, не согласиться с И. Дедковым: «Что происходит с нами, отчего наше раздражение против Николая Николаевича Князева как бы рассасывается? В этом надоедливом и кусачем, словно осенняя муха, существе мало-помалу открывается нам нечто безмерно жалкое и горестное, безрадостно-совестливое и бесполезно честное, а в уличных тирадах его и в цитатах из тех злополучных тетрадей вдруг обнаруживаются и смысл, и резон, и даже логика, почти железная Мы ощутим, что в отчаянно-беспомощных, потешных выходках этого человека живет ясное сознание своего права на мысль, отчетливое понимание трагизма той роли, которую ему так хочется сыграть…»