Главная » Частный дом » Пустота внутри мешает жить или как обрести смысл. Пустота внутри, или Бегство от себя

Пустота внутри мешает жить или как обрести смысл. Пустота внутри, или Бегство от себя

Понятие о предложении занимает центральное место в синтаксисе русского языка. Отличить предложение от других синтаксических единиц помогает выделение подлежащего и сказуемого. Это зачастую вызывает трудности, потому что в русском языке сказуемые делятся на три вида: простое глагольное сказуемое, составное глагольное и составное именное.

Грамматическая основа предложения

Второстепенные члены в предложении держатся на фундаменте, состоящем из подлежащего и сказуемого. Предикативная основа является определяющим фактором в характеристике предложения: простое или сложное, односоставное или двусоставное.

Именно по наличию подлежащего и сказуемого судят, чем является синтаксическая единица: у предложения они есть, у словосочетания - нет. Например, Я иду по улице . Является предложением, т.к. имеет грамматическую основу: я иду (подлежащее и сказуемое соответственно). Красивый стол - словосочетание, т.к. нет предикативной основы.

Не всегда в предложении есть вся грамматическая основа. Нередки случаи, когда выделяется подлежащее или сказуемое, тогда предложение будет называться односоставным.

При анализе предложения проблема определения сказуемого и его типа вызывает наибольшие затруднения.

Что такое сказуемое

Сказуемое входит в предикативную основу предложения и составляет связку с подлежащим в роде, лице и числе. Благодаря сказуемому предложение имеет отношение к действительности и позволяет носителям языка общаться между собой. Оно является носителем грамматического значения синтаксической единицы: указывает на реальность и время повествования. Сказуемое отвечает на вопросы, касающиеся действий предмета, каков он, что с ним происходит, кто он такой и что он такое.

Определить тип сказуемого возможно двумя путями:

Морфологический. Сказуемые выделяются по отнесенности к той или иной части речи: глагольные (выражены глаголом) и именные (выражены именем существительным или прилагательным). Например, Тускло горят фонари. (сказуемое горят глагольное). Мы были друзьями всю жизнь (сказуемое были друзьями именное, выражено именем существительным с глагольной связкой).
Составной. Простое и составное сказуемые, состоящие из одного грамматического целого и нескольких слов соответственно. Например, Кто из вас предаст меня? (сказуемое предаст - простое). Я был озлоблен (сказуемое был озлоблен - составное).

Эти два принципа определения сказуемых легли в основу их видовой принадлежности:

Составное глагольное сказуемое.
Составное именное сказуемое

Типы сказуемых: простые и составные

Все сказуемые русского языка подразделяются на простые и составные. Принадлежность эта определяется количеством слов в составе сказуемого. Если слов более одного, то сказуемое является составным. Различить простое и составное глагольное сказуемое поможет наличие или отсутствие глагола связки в их составе.

Роль связки выполняют глаголы, указывающие на:

стадии действия (начало, развитие, продолжение);
долженствование;
желательность;
состояние

Также это могут быть краткие прилагательные, слова категории состояния и глагол быть.

Различают два вида составных сказуемых: именное и глагольное. Оба они имеют в составе вспомогательный глагол-связку. Глагольное сказуемое включает в себя инфинитив, а именное - именную часть.

Если в предложении роль сказуемого выполняет глагол или его грамматическая форма, то оно будет называться простым глагольным сказуемым.

Простое глагольное сказуемое (ПГС): определение понятия

Состоит из глагола в одном из трех наклонений: изъявительном (Внутри дома царила пустота - сказуемое царила), сослагательном (Внутри дома царила бы пустота - сказуемое царила бы) или повелительном (Пусть внутри дома царит пустота - сказуемое пусть царит).

Как видно из последнего примера, не всегда ПГС однословно. Бывают случаи, когда их несколько, но слова грамматически связаны: это может быть форма глагола (например, повелительное наклонение или будущее время), неделимое устойчивое сочетание или усиление экспрессии путем повтора слова.

Способы выражения

Способы выражения простого глагольного сказуемого делятся на две группы: однословные и неоднословные.

Чем выражено простое глагольное сказуемое

Однословное	Неоднословное
Глагол в одном из наклонений (изъявительное, повелительное, условное).	Форма глагола, предполагающая в составе два слова: будущеее время (буду работать ); условное наклонение (поехала бы ); повелительное наклонение (пусть поедет )
Инфинитив.	Устойчивое сочетание (фразеологизм) в значении единого действия (бить баклуши - «лентяйничать» )
Междометия в форме глагола.	Глагол, усиленный модальной частицей (чуть не упал ).
Глагол быть, если имеет значение наличия или существования.	Повторение однокоренных глаголов с целью придания экспрессивной окраски (ждет-выжидает ).

ПГС может быть согласовано с подлежащим, если имеет вид одного из наклонений. Бывают случаи, когда подлежащее и сказуемое не согласованы - тогда ПГС имеет форму инфинитива.

Однословное ПГС

Чаще всего в русском языке встречается однословное простое глагольное сказуемое. Примеры предложений представлены ниже:

Я слышу топот лошадей. (ПГС слышу - выражено глаголом в изъявительном наклонении)
Дочка, пойдем со мной. (ПГС пойдем - выражено повелительным наклонением глагола)
Не поехать сегодня - значит ждать до утра. (ПГС ждать - выражено глаголом в начальной форме)
А стакан бац - и на пол. (ПГС бац - выражено глагольным междометием)
Утром повсюду была роса. (ПГС была - выражена глаголом «быть» в значении «наличие»)

Неоднословное ПГС

Подобный предикатив вызывает большую сложность у тех, кто изучает русский язык. Простое глагольное сказуемое, состоящее из нескольких лексических единиц, можно охарактеризовать тем, что слова в нем грамматически связаны. Предложения с простым глагольным сказуемым неоднословным:

Мы будем горячо спорить о случившемся. (ПГС будем спорить - выражено глаголом изъявительного наклонения в будущем времени)
Я бы поехала с тобой, да нужно отлучиться в другое место. (ПГС поехала бы - выражено глаголом условного наклонения)
Пусть все будет по-твоему. (ПГС пусть будет - выражено глаголом повелительного наклонения)
Все на ферме работали, кроме Степана. Он, как всегда, бил баклуши. (ПГС - бил баклуши - выражено фразеологизмом в значении «лентяйничал»)
Давай я сделаю эту работу вместо тебя. (ПГС давай сделаю - выражено глаголом с модальной частицей)
Жду не дождусь, когда закончатся холода. (ПГС жду не дождусь - выражено повторением однокоренных глаголов)

Согласование ПГС с подлежащим

Рассмотрим предложения с простым глагольным сказуемым, согласующимся с подлежащим:

Согласование в числе: Машина едет по новому шоссе. (ПГС едет - единственное число) - Машины едут по новому шоссе. (ПГС едут - множественное число).
Согласование в роде: Трактор ехал. (ПГС ехал - мужской род) - Машина ехала. (ПГС ехала - женский род).
Если подлежащее включает в себя слово, имеющее значение количества, то ПГС может быть выражено единственным или множественным числом: Два облака одиноко плывут по небу. (подлежащее два облака , ПГС плывут употреблено во множественном числе) - Большинство учеников не пропустило занятие. (Подлежащее большинство учеников , ПГС не пропустило употреблено в форме единственного числа).
Если подлежащее имеет форму существительного с количественным или собирательным значением (например, народ, молодежь, общество, большинство, меньшинство), ПГС можно употреблять только в единственном числе. Молодежь строит будущее. (ПГС строит употреблено в единственном числе) - Большинство согласилось с предложением директора по улучшению производства. (ПГС согласилось употреблено в единственном числе).

Бывают случаи, когда ПГС формально не согласуется с подлежащим. В подобных случаях оно выражено:

Инфинитивом: Он пляшет - а Вера хохотать. ПГС хохотать выражено глаголом в начальной форме.
Глагольным междометием: Я глядь - а сумки-то и нет. ПГС глядь - междометие, по форме напоминающее глагол.
Повелительным наклонением в некоторых формах: Разбей она сейчас вазу - дело плохо бы закончилось. ПГС разбей в повелительном наклонении.

Выделение ПГС в предложении

Проблема того, как определить простое глагольное сказуемое, связана с его возможной неоднословностью. В отличие от составного ПГС в составе имеет слова одной грамматической формы. Именно этот признак отличает простое глагольное сказуемое. Примеры предложений приведены ниже:

Я начал работать на прошлой неделе. - Я буду работать с завтрашнего дня. В первом предложении составное глагольное сказуемое, имеющее в составе вспомогательный глагол начал и инфинитив работать . Совершенно иная картина во втором предложении. Здесь ПГС буду работать - форма будущего времени.

Использование ПГС в речи

Для придания художественной речи динамики используется просто глагольное сказуемое. Примеры: Солдаты, расположившиеся вокруг своей пушки, были заняты каждый своим делом. Кто писал письмо, кто сидел на лафете, пришивая к шинели крючок, кто читал маленькую армейскую газету. (В. Катаев) - в данном отрывке ПГС придает динамику описываемым событиям.

ПГС применяют в разговорном стиле речи. В том случае, когда оно выражено инфинитивом, не согласующимся формально с подлежащим: Сенька в пляс, в Варька - хохотать. (ПГС хохотать в форме инфинитива, разговорный стиль).

Чтобы придать речи экспрессивную окраску, также используется просто глагольное сказуемое. Примеры: Я ее бац - и разбила! (ПГС бац указывает на разговорный стиль); Гром трах-тарарах в дерево! (ПГС трах-тарарах указывает на крайнюю степень эмоциональности автора).

Внутри дома царила пустота, тишина и одиночество. Вне дома - то же одиночество и та же пустота. По временам парк заволакивался, словно сетью, падающими хлопьями снега; по временам деревья как бы сбрасывали с себя иго оцепенения и, колеблемые ветром, оживали и шевелились; по временам из лесной чащи даже доносился грозный гул. Но взор и слух скоро привыкали и к этим картинам, и к этим звукам. Зимняя природа даже и в гневе как-то безоружна, разумеется, для тех, которых нужда не выгоняет из теплой комнаты. Вот в поле, в лесу - там, должно быть, страшно. Можно сбиться с дороги, подвергнуться нападению волков, замерзнуть. Но в комнате, где градусник показывает всегда один и тот же уровень температуры, где и тепло, и светло, и уютно, все эти морозы и вьюги могут даже подать повод для благодарных сопоставлений.

И не только для благодарных, но и для поучительных сопоставлений. Ибо если хорошо быть совсем обеспеченным от морозов и вьюг, то еще большее наслаждение должен ощущать тот, кто, испытав мороз и вьюгу, кто, проплутав, до истощения сил, по сугробам, вдруг совсем неожиданно обретает спасение в виде жилья. Представьте себе этот почти волшебный переход от холода к теплу, от мрака к свету, от смерти к жизни; представьте себе эту радость возрождения, радость до того глубокую и яркую, что для нее делаются уже тесными пределы случая, ее породившего. Да, это - радость совсем особенная, лучезарная, ни с чем не сравнимая. Не один этот случай осветила она своими лучами, но разом втянула в себя целую жизнь и на все прошлое, на все будущее наложила печать избавления. В эту блаженную минуту нет места ни для опасения, ни для тревог. Все опасности миновали, все тревоги улеглись; все больное, щемящее упразднилось - навсегда. Во всем существе разлилась горячая струя жизни, во всех мыслях царит убеждение, что отныне жизнь уже пойдет не старою горькою колеей, а совсем новым, радостным порядком. Конечно, все это волшебство длится какую-нибудь одну минуту, но зато какая это минута… Боже, какая минута!

Истинно говорю, это - наслаждение великое, и, с теоретической точки зрения, отсутствие его в жизни людей, проводящих время в теплых и светлых комнатах, представляет даже очень значительный пробел.

Между прочим, я мечтал и об этом, и это были мечтания поистине отрадные. Сначала я душевно скорбел, рисуя себе картину путника, выбивающегося из сил; но так как я человек добрый, то, разумеется, не оставлял его до конца погибнуть и в критическую минуту поспешал на помощь и предоставлял в его распоряжение неприхотливое, но вполне удовлетворительное жилье. И глубока была моя радость, когда, вслед за тем, перед моими глазами постепенно развертывалась картина возрождения…

Одним словом, я мечтал, мечтал без конца, мечтал обо всем: о прошлом, настоящем и будущем, мечтал смело, в сладкой уверенности, что никто об моих мечтах не узнает и, следовательно, никто меня не подкузьмит. И, проводя время в этих мечтаниях, чувствовал себя удивительно хорошо. До усталости ходил по комнате и ни на минуту не уличил свою мысль в бездеятельности; потом садился в кресло, закрывал глаза и опять начинал мысленную работу. Даже так называемые "хозяйственные распоряжения" - и те вскоре приняли у меня мечтательный характер. Придет вечером, перед спаньем, в комнаты старик Лукьяныч и молвит: - Ну, нынче - зима!

Ты говоришь: зима?

Да, зима нынче. И ежели теперича лето с приметами сойдется, так, кажется, конца-краю урожаю не будет!

Ты думаешь?

Вот увидите. В прошлом году мы одну только сторону сеном набили, а в нынешнем придется, пожалуй, и на чердаки на скотном сено таскать.

Гм… это бы…

Увидите сами, коли ежели я не правду говорю. Такая-то зима у меня на памятях всего раз случилась, когда мне еще пятнадцать лет было. И что в ту пору хлеба нажали, что сена накосили - страсть!

Бог, братец…

Само собой, бог! захочет бог - полны сусеки хлеба насыплет, не захочет - ни пера земля не родит! это что говорить!

Молчание.

Распоряжениев насчет завтрашнего дня не будет?

Нет, что уж…

Покойной ночи-с!

И все в доме окончательно стихает. Сперва на скотном дворе потухают огни, потом на кухне замирает последний звук гармоники, потом сторож в последний раз стукнул палкой в стену и забрался в сени спать, а наконец ложусь в постель и я сам…

Но и сон приходит какой-то особенный. Мечтания канувшего дня не прерываются, а только быстрее и отрывочнее следуют одни за другими. Вот и опять "величие России", вот "Якуб-хан", вот "исторические вопросы", а вот и "ну, уж нынче зима!". Не разберешь, где кончилось бодрствование и где начался сон…

Но в этой-то невозможности что-нибудь "разобрать" именно и заключается та обаятельная сила, которая заставляет умирающего человека стремиться в Монрепо, чтобы там обрести для себя усыпальницу.

Но в первых числах марта в мое сердце начали вкрадываться смутные опасения. Прилетели грачи и наполнили парк гамом; почернела дорога. На большом тракте, отделяющемся от моего дома лишь небольшим клочком парка, появились тройки с катающимися, которых, благодаря отсутствию листвы, я мог видеть совершенно отчетливо. Это были наши портерные и питейные дамы, для которых катанье на тройках составляет, по исстари заведенному обычаю, единственное великопостное развлечение. По-видимому, им было очень весело, так же как и Грацианову, неизменно сопровождавшему дам на беговых санках. Но в особенности шумным делалось это веселие против моей усадьбы. Тройки замедляли ход, дамы, обративши лицо в сторону моего дома, хохотали так громко, что даже через двойные оконные рамы до меня долетали их ликующие голоса; при этом Грацианов объяснял им, должно быть, нечто очень уморительное. Может быть, он в смешном виде пересказывал испытание, которому меня подвергал, может быть, подметил кое-что из моих привычек и тоже возводил в перл создания.

Конечно, все это трогало меня очень мало и ничуть не служило помехой для моего умирания. Но однажды я заметил нечто не совсем обыкновенное. Между знакомыми тройками появилась тройка совсем особенная, охотницкая. На пошевнях, покрытых ковром, сидел купец Разуваев, сам правил лошадьми и завивал пристяжных в кольца. Как только показалась эта тройка, Грацианов передал свою одиночку близстоявшему сотскому и пересел в разуваевские пошевни. Затем, пропустивши мимо дамский поезд, друзья остановились прямо против окон моего дома. Разуваев жестикулировал, Грацианов что-то доказывал; оба от времени до времени хохотали. Я видел, как Разуваев поманил пальцем старого Лукьяныча, сидевшего на лавке у ворот, как последний неторопко подошел и, что-то выслушав, сплюнул в сторону, и затем оба друга опять захохотали. Через четверть часа улица опустела, и гуляющие, очевидно, разошлись по кабакам. Но, когда начали спускаться сумерки, разуваевская тройка с двумя седоками, по крайней мере, раз десять, с гамом и свистом, пронеслась взад и вперед мимо моего дома, посылая по сторонам комья грязи и рыхлого снега и взбудораживая угомонившихся в гнездах грачей.

Перед спаньем Лукьяныч имел по этому поводу со мной объяснение.

Разуваев мимо нас сегодня озоровал.

Стало быть, ему можно?

Стало быть.

Стало быть, ежели он ночью… Испугает, навек уродом сделает… и это можно?

собою нечто ни с чем не сравнимое и исключительное, то говорю это именно по сущей совести, а совсем не в виде рекламы. Мало того, я вполне искренно утверждаю, что наши фрондирующие помещики слишком мало принимают в расчет это свойство принадлежащих им Монрепо и только поэтому так дешево сбывают их всевозможным хищникам новейшей формации, которые спешат обратить их в кабаки.

Прежде всего, как на отличнейшую особенность Монрепо, я могу указать на полнейшее отсутствие утешений медицины. Я не отрицаю заслуг врачебной науки и ее служителей, но мне кажется, что ежели раз человек решил, что жить довольно, то, при известной дозе порядочности, даже не совсем прилично обороняться от смерти. Пускай люди, исполненные цветения и сил, мечтают о жизни - это их право; человек умирающий, в видах собственного ограждения, должен забыть и о цветении, и о силе, и вообще о каких бы то ни было правах на жизнь. Единственное баловство, которое ему разрешается, - это по возможности устроить удобную обстановку для предстоящего умирания. А в этом смысле, опять-таки повторяю, Монрепо неоцененно. В городе никак не выдержишь, непременно начнешь обороняться. Обратишься к человеку науки, который затормозит естественный процесс умирания, подольет в лампаду чего-то не настоящего, а «заменяющего», и заставит ее лишний срок чадить. В Монрепо подобное малодушие уже по тому одному немыслимо, что там нет ни мужей науки, ни «заменяющих» снадобьев. Обитатель Монрепо потухает сам собой, естественно, неизбежно. Потухает с отрадным убеждением, что последние его мерцания не отравили окрестности запахом злоуханной гари, которая, при других, менее благоприятных условиях, непременно вконец измучила бы человека, заменив подлинную жизнедеятельность искусственным калечеством.

Но, сверх того, истинно «сладкое» умирание возможно только под условием полной и невозмутимой тишины. И этого условия ни в городе, ни даже в деревне не добудешь, а найдешь в одном Монрепо. Везде царит либо рабочая суета, либо разгул; наконец везде отыщутся друзья, люди, принимающие участие, любопытные. Только в Монрепо нет ни работы, ни разгула, ни друзей, ни любопытных - разве это не блаженство? Ничто не шелохнется кругом, ни один звук не помешает естественному потуханию. Особливо зимой. Монрепо, потонувшее в сугробах снега, - да это земной рай!

Природа оцепенела; дом со всех сторон сторожит сад, погруженный в непробудный сон; прислуга забралась на кухню, и только смутный гул напоминает, что где-то далеко

происходит галдение, выдающее себя за жизнь; в барских покоях ни шороха; даже мыши - и те беззвучно перебегают из одного угла комнаты в другой. Сидишь себе в кресле один-одинешенек или бродишь усталыми ногами взад и вперед по запустелой анфиладе - и чувствуешь, ясно чувствуешь, как постепенно внутри у тебя тает и погасает. По совести говорю: слаще этого чувства нет. К нему можно пристраститься до упоения, с ним можно возвыситься до одичалости. Даже пропинационная привилегия - и та не может идти в сравнение с этой прекраснейшей привилегией постепенного умирания среди сладчайшей тишины.

Ужасно! ужасно! ужасно!

Говорю по совести: возможность удовлетворять потребности мечтания составляет едва ли не самую сладкую принадлежность умирания. Мечта отуманивает и, следовательно, устраняет из процесса умирания все, что могло бы встревожить пациента слишком назойливою ясностью. Мечта не ставит в

упор именно такой-то вопрос, но всегда хранит в запасе целую свиту быстро мелькающих вопросов, так что мысль, не связанная обязательным сосредоточением, скользит от одного к другому совершенно незаметно. Даже последовательности в работе ее не замечается, хотя связь, несомненно, существует. Но она скрывается в тех моментах забытья, в которое человек непроизвольно погружается под влиянием мысленных мельканий. Это забытье совсем не пустопорожнее, как можно было бы предполагать, и в то же время очень приятное. Мелькнет один предмет, остановит на себе минутное внимание, и почти вслед за тем погрузит мысль в какую-то массу полудремотных ощущений, которые невозможно уловить - до такой степени они быстро сменяются одно другим. Затем вынырнет другой предмет, и непременно вынырнет в последовательном порядке, но так как этому появлению предшествовало «забытье», то определить, в чем заключается «порядок» и что́ именно обусловило перемену декораций, представляется невозможным. Повторяю: ужасно это приятно. Ходишь, думаешь, наверное знаешь, что нечто думаешь, но что́ именно - не скажешь. Какая открывается при этом безграничная перспектива приволья, свободы, безответственности! И безответственности не только перед самим собой (это-то не штука), но и перед начальством. Поймите, как это хорошо! Тяжело ведь вечно так жить, чтобы за все и про все ответ держать; нужно хоть немного и так пожить, чтобы ни за что и ни перед кем себя виновным не считать. Хочу - умные мысли мыслю, хочу - легкомысленничаю... кому какое дело!

Тем не менее, как ни мало определенны были мои зимние мечтания, я все-таки некоторые пункты могу здесь наметить. Чаще и упорнее всего, как и следует ожидать, появлялся вопрос о выигрыше двухсот тысяч, но так как вслух сознаваться в таких пустяках почему-то не принято (право, уж и не знаю, почему; по-моему, самое это культурное мечтание), то я упоминаю об этом лишь для того, чтобы не быть в противоречии с истиной. Затем выступали и вопросы серьезные, между которыми первое место, разумеется, принадлежало величию России. Я считаю не лишним изложить здесь главные тезисы моих мечтаний по этому вопросу, заранее, впрочем, извиняясь перед читателем в той неудовлетворительности, которую он, наверное, приметит в моем изложении. Увы! я и до сих пор не могу вместить свободы книгопечатания и вследствие этого иногда чересчур храбрюсь, но в большей части случаев - чересчур робею.

Я знаю, есть люди, которые в скромных моих писаниях усматривают не только пагубный индифферентизм, но даже

значительную долю злорадства, в смысле патриотизма. По совести объявляю, что это - самая наглая ложь. Я уже не говорю о том, что обвинение это очень тяжелое и даже гнусное, но утверждаю положительно, что я всего менее в этом виноват. Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России. Только раз в жизни мне пришлось выжить довольно долгий срок в благорастворенных заграничных местах, и я не упомню минуты, в которую сердце мое не рвалось бы к России. Хорошо там, а у нас... положим, у нас хоть и не так хорошо... но, представьте себе, все-таки выходит, что у нас лучше. Лучше, потому что больней. Это совсем особенная логика, но все-таки логика, и именно - логика любви. Вот этот-то культ, в основании которого лежит сердечная боль, и есть истинно русский культ. Болит сердце, болит, но и за всем тем всеминутно к источнику своей боли устремляется...

Но этот же культ, вероятно, и служит предлогом для обвинений, о которых идет речь. Есть люди (в последнее время их даже много развелось), которые мертвыми дланями стучат в мертвые перси, которые суконным языком выкликают: «Звон победы раздавайся!» - и зияющими впадинами, вместо глаз, выглядывают окрест: кто не стучит в перси и не выкликает вместе с ними? Это - целое постыдное ремесло. По моему мнению, люди, занимающиеся этим ремеслом, суть иезуиты. Разумеется, иезуиты русские, лыком шитые, вскормленные на почве крепостного права и сопряженных с ним: лганья, двоедушия, коварства и проч. Это - люди необыкновенно злые, мстительные, снабженные вонючим самолюбием и злою, долго задерживающею памятью, люди, от которых можно тогда лишь спастись, когда они, вместе с бесконечною злобой, соединяют и бесконечную алчность к ловлению рыбы в мутной воде. Тогда можно от них откупиться, можно бросить им кость в глотку. Но если они с адской злобой соединяют и адское бескорыстие и ежели при этом свою адскую ограниченность возводят на степень адского убеждения - тогда это уже совершенные исчадия сатаны. Они настроят мертвыми руками бесчисленные ряды костров и будут бессмысленными, пустыми глазами следить за предсмертными конвульсиями жертвы, которая, подобно им, не стучала в пустые перси...

Но отвратим лицо наше от лицемеров и клеветников и возвратимся к Монрепо и навеваемым им мечтаниям.

Я желал видеть мое отечество не столько славным, сколько счастливым - вот существенное содержание моих мечтаний на тему о величии России, и если я в чем-нибудь виноват, то именно только в этом. По моему мнению, слава, поставленная

в качестве главной цели, к которой должна стремиться страна, очень многим сто́ит слез; счастье же для всех одинаково желательно и в то же время само по себе составляет прочную и немеркнущую славу. Какой венец может быть более лучезарным, как не тот, который соткан из лучей счастия? какой народ может с бо́льшим правом назвать себя подлинно славным, как не тот, который сознает себя подлинно счастливым? Мне скажут, быть может, что общее счастие на земле недостижимо и что вот именно для того, чтобы восполнить этот недостаток и сделать его менее заметным и горьким, и придумана, в качестве подспорья, слава. Слава, то есть «нас возвышающий обман». Но я - человек скромный; я не дипломат и даже не публицист и потому просто не понимаю, для чего нужны обманы, и кого, собственно, они обманывают. Я думаю, что это пустое и вредное кляузничество - и ничего больше. Ужели человек, смотрящий на мир трезвыми глазами и чувствующий себя менее счастливым, нежели он этого желает, - ужели этот человек утешится тем только, что начнет обманывать себя чем-то заменяющим, не подлинным? Нет, он не сделает этого. Он просто скажет себе: ежели я в данную минуту не столь счастлив (а стало быть, и не столь славен), то это значит, что необходимо употребить известную сумму усилий, дабы законным путем добыть ту сумму счастия и славы, которая, по условиям времени, достижима. Вот и все. А насколько будут плодотворны или бесплодны эти усилия - это уж другой вопрос.

Руководясь этими скромными соображениями, я и в мечтаниях никому не объявил войны и не предпринял ни малейшей дипломатической кампании. А следовательно, не одержал ни одной победы и никого не огорошил дипломатическим сюрпризом. Вообще моя мысль не задерживалась ни на армиях, ни на флотах, ни на подрядах и поставках, и даже к представлениям о гражданском мундирном шитье прибегала лишь в тех случаях, когда, по издревле установленным условиям русской жизни, без этого уж ни под каким видом нельзя было обойтись. Ибо мы и благополучны не можем быть без того, чтобы при этом сам собой не возник вопрос: а как же в сем случае поступали господа чиновники? Но тут-то именно и выяснилась полная доброкачественность моих мечтаний. «Что делали господа чиновники?» - спрашивал я сам себя и тут же, после кратковременного «забытья», ответствовал: «Ходили в мундирах - и больше ничего». Этим простым ответом, мне кажется, исчерпывалось все. И идея необходимости чиновников (ибо благополучие на их глазах созидалось, и они благосклонно допустили его), и идея не необходимости чиновников, ибо,

говоря по сущей совести, благополучие могло бы совершиться и без них. Впрочем, по скромности моей, я более склонялся на сторону первой идеи. Да и картина выходила совсем особенная, русская. Ходят люди в мундирах, ничего не созидают, не оплодотворяют, а только не препятствуют - а на поверку оказывается, что этим-то именно они и оплодотворяют... Какое занятие может быть легче и какой удел - слаще?

Но ежели раз воинственные и присоединительные упражнения устранены, то картина благополучия начертывалась уже сама собой. В самом деле, что нужно нашей дорогой родине, чтобы быть вполне счастливой? На мой взгляд, нужно очень немногое, а именно: чтобы мужик русский, говоря стихом Державина, «ел добры щи и пиво пил». Затем все остальное приложится.

Если это есть - значит, у мужика земля приносит плод сторицею. Если это есть - значит, страна кипит млеком и медом и везде чувствуется благорастворение воздухов и изобилие плодов земных. Если это есть - значит, деревни в изобилии снабжены школами, и мужик воистину познал, что ученье - свет, а неученье - тьма. Если это есть - значит, казна государева ломится под тяжестью сребра и злата, и нет надобности ни в «выбиваниях», ни в экзекуциях для пополнения казенных сборов. Если это есть - значит, в массах господствует трудолюбие, любовь к законности, потребность тихого жития, значит, массы действительно повинуются не токмо за страх, но и за совесть. Если это есть - значит, за границу везутся заправские избытки, а не то, что приходится сбывать во что бы то ни стало, вследствие горькой нужды: вынь да положь.

Если это есть - значит, у мужика есть досуг, значит, он ведет не прекратительную жизнь подъяремного животного, а здоровое существование разумного существа, значит, он плодится и множится. Если это есть - значит, курное логовище уступило место подлинному жилищу, согласованному с человеческими потребностями. Если это есть - значит, правда и милость царствуют в судах, значит, нечего и судить, так что адвокаты щелкают зубами, а судьи являются в места служения лишь для получения присвоенного им содержания. Если это есть - значит, монополия не впивается когтями в беззащитную жертву и не рвет ее внутренностей. Если это есть - значит, государственная казна не расточается, а государственное имущество охраняется и процветает. Если это есть - значит, рубль равен рублю...

Вот сколько отличнейших представлений заключает в себе такой простой факт, как общедоступность «добрых щей»!

Спрашивается: ужели в целом мире найдется народ, более достойный названия «славного», нежели этот, вкушающий «добры щи» народ?

Кажется, что мечтать на эту тему - ничего? даже Грацианов - и тот, думается мне, не найдет тут «возбуждения пагубных страстей»? Пагубных страстей - к чему? К «добрым щам»?

Итак, я мечтал на тему о величии России. Я всем желал всего доброго, всего лучшего. Чиновнику - чинов и крестов с надписью: «За отдохновение»; купцу - хороших торгов и медалей; культурному человеку - бутылку шампанского и вышедшее в тираж выкупное свидетельство; мужику - «добрых щей». И при этом, как человек, одаренный художественными инстинктами, я так живо представлял себе благополучие этих людей, что они метались перед моими глазами, как живые. Все были поперек себя толще, у всех лица лоснились под влиянием хорошего житья и внутреннего ликования. Но в особенности хорош был мужик, так хорош, что я по целым часам вел с ним мысленную беседу.

Ну что, милый человек, - спрашивал я, - бунтовать больше не будешь?

Помилуйте, ваше скородие, - отвечал он, - уж ежели мы во время секуциев - и то, значит, со всем нашим удовольствием, так теперича и подавно нас за эти самые бунты...

При этих словах обыкновенно наступало «забытье» (зри выше), и дальнейшие слова мужика стушевывались; но когда мысленная деятельность вновь вступала в свои права, то я видел перед собою такое довольное и добродушное лицо, что невольно говорил себе: да, этому парню не бунтовать, а именно только славословить впору! Недоимки все с него сложены, подушная подать предана забвению... чего еще нужно! И он славословит воистину; не так, как культурные люди, когда получат подачку - с расшаркиваньем и целованием в плечико, - а скромно и истово, а именно: ест «добры щи» во свидетельство, что сердце в нем играет под бременем благодарности и ликования.

Положительно я утверждаю, что мечтать на эту тему - ничего!

Даже свое Монрепо - и его я как-то сумел пристегнуть к мечтаниям о величии России. Представьте себе, что вдруг, по щучьему велению, по моему хотенью, случился такой анекдот. Мой лес из дровяного неожиданно сделался строевым; мои болота внезапно осушились и начали производить не мох, а настоящую съедобную траву; мои пески я утилизировал и обработал под картофельные плантации, а небольшая

запашка словно сбесилась, начала родить сам-двадцать 1 . (Увы! в мечтах и не такие метаморфозы возможны!) Разве это «не величие России»? И, к довершению всей этой чертовщины, в каких-нибудь ста шагах от моего крыльца прошла железная дорога, которая возит не вывезет произведения Монрепо. Капуста, которую едят петербургские чиновники, - это все моя; белоснежная телятина, которою щеголяет английский клуб по субботам, - тоже моя. Огурцы, морковь, репа, прессованное сено, молочные скопы, кормные индейки - всего пропасть и всё мое. А дрова? а рыба, в изобилии извлекаемая из Финского залива? а прочие произведения природы, их же имена ты, господи, веси? Что́, если и во всех других Монрепо идет такая же волшебно-производительная галиматья, как и в моем? Что́, если вдруг воспрянули от сна все Проплёванные, все Погореловки, Ненаедовки, все взапуски принялись рожать, и нет на дорогах проезда от массы капусты, огурцов, редьки и проч.?

Возгордимся мы или не возгордимся тогда? - вот вопрос! Я думаю, однако ж, что не возгордимся, потому что, во-первых, ведь ничего этого на деле нет, а ежели нет ничего, то, стало быть, и во-вторых, и в-третьих, все-таки ничего нет.

Во всяком случае, повторяю вновь: мечтать на эту тему - ей-богу, ничего!

Ничего? но кто же сказал это? Кто же удостоверил, что ничего? А может быть, это-то и есть самое оно... А может быть, тут-то, в этих беспардонных мечтах, и кроется «возбуждение пагубных страстей»! Кто сказал: ничего? Тяпкин-Ляпкин сказал? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина! Вы, Тяпкин-Ляпкин, сказали: ничего? И так далее.

Прекрасно. Стало быть, это - не ничего? Так и запишем. Нельзя мечтать о величии России - будем на другие темы мечтать, тем более что, по культурному нашему званию, нам это ничего не значит. Например, конституционное будущее Болгарии - чем не благодарнейшая из тем? А при обилии досуга даже тем более благодарная, что для развития ее

1 Один екатеринославский землевладелец уверял меня, что у него пшеница постоянно родит сам-двадцать, и, ввиду моего удивления по этому поводу, присовокуплял, что это происходит оттого, что у них, в Екатеринославле, не земля, а всё целина. Замечательно, что этот самый землевладелец эту самую землю уже лично двадцать лет пашет, но за всем тем не только в объявлениях газетных пишет: продается столько-то десятин «целины», но и сам, по-видимому, верит в подлинность этой «целины»! Точь-в-точь как та легендарная девица, дочь бедных, по благородных родителей, которая будто бы в одно и то же время и сокровище сохранила, и капитал приобрела. Но разве это правдоподобно? (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина .)

необходимо прибегать к посредничеству телеграфа, то есть посылать вопросные телеграммы и получать ответные. Ан время-то, смотришь, и пройдет.

Сказано - сделано. Посылаю телеграмму № 1-й: «Митрополиту Анфиму. Настоятельно прошу ответить, будет ли у вас конституция?» Через четверть часа получен ответ: «Братолюбивому господину Монрепо. Конституция, сиречь устав о предупреждении и пресечении - будет. Анфим».

Не удовольствовавшись этим объяснением, посылаю телеграмму № 2-й: «Благородному господину Балабанову. Экзарх Апфим уведомляет: будет-де у вас конституция, сиречь исправительный устав. Правда ли?» Через четверть часа ответ: «Благородному господину Монрепо. На то похоже. Коллежский асессор Балабанов».

Тогда, чтоб убедиться окончательно, посылаю телеграмму № 3-й: «Благородному господину Занкову. Что́ же, наконец, у вас будет?» И через новые четверть часа получаю новый ответ: «Будет, что бог даст. Губернский секретарь Занков».

Сличивши эти три телеграммы, я нахожу вопрос о конституционном будущем Болгарии исчерпанным и посылаю четвертую, общую телеграмму: «Митрополиту Анфиму. Пью за болгарский народ!» А через четверть часа получаю ответ: «Братолюбивому господину Монрепо. Не находим слов выразить, сколь для болгарского народа сие лестно. Анфим».

И таким образом, в какой-нибудь час времени - все кончено.

Но если бы и тут оказалось не «ничего», то, делать нечего, возьмем за бока Афганистан. Ужасно меня с некоторых пор интригует Якуб-хан. Коварен, как всякий восточный человек, и в то же время, подобно знаменитому своему отцу, склонен к присвоению государственной афганистанской казны. Пойдет он или не пойдет по следам Шир-Али относительно коварного Альбиона? Ежели пойдет, то, рано или поздно, быть ему водворенным в губернском городе Рязани. Ежели не пойдет, то и тут Рязани ему не миновать. В первом случае - в знак гостеприимства, во втором - в знак забвения бунтов. Но во всяком разе он предварительно вывезет из своего места бесчисленное множество лаков рупий и доставит их в то место, которое ему будет назначено для гостеприимства. Рязань украсится, оплодотворится и в несколько месяцев сделается неузнаваемою. В соборе заблаговестит новый колокол, на пожарном дворе явится новая пожарная труба, а что касается до дамочек, то они изобретут, в пользу Якуб-хана, такое декольте, от которого содрогнутся в гробе кости Шир-Али.

Словом сказать, весь обряд гостеприимства будет выполнен в точности. Но что же затем? - Затем, разумеется, все пойдет обычным порядком. Сначала явится разбитной малый из местных культурных людей и даст рупиям приличествующее назначение; потом начнется по этому случаю судоговорение, и в Рязань прибудет адвокат и проклянет час своего рождения, доказывая, что назначение рупиям дано вполне правильное и согласное с волей самого истца; а наконец, Якуб-хану, в знак окончательного гостеприимства, будет дозволено переехать в Петербург, где он и поступит в ресторан Бореля в качестве служителя...

Нечего и прибавлять, конечно, что русские интересы будут при этом так строго соблюдены, что даже «Московские ведомости» - и те останутся довольны...

Кажется, что на эту тему мечтать - ничего?

Но ежели и это не «ничего», то к услугам мечтателя найдется в Монрепо немало и других тем, столь же интересных и уж до такой степени безопасных, что даже покойный цензор Красовский - и тот с удовольствием подписал бы под ними: «Мечтать дозволяется». Во-первых, есть целая область истории, которая представляет такой неисчерпаемый источник всякого рода комбинаций, сопряженных с забытьём, что сам мечтательный Погодин - и тот не мог вычерпать его до дна. Возьмите, например, хоть следующие темы:

Что было бы, если б древние новгородцы не последовали совету Гостомысла и не пригласили варягов?

Где был бы центр тяжести, если б вещий Олег взял Константинополь и оставил его за собой?

Какими государственными соображениями руководились удельные князья, ведя друг с другом беспрерывные войны?

На какой степени гражданского и политического величия стояла бы в настоящее время Россия, если б она не была остановлена в своем развитии татарским нашествием?

Кто был первый Лжедмитрий?

Если б Петр Великий не основал Петербурга, в каком положении находилась бы теперь местность при впадении Невы в Финский залив и имела ли бы Москва основание завидовать Петербургу (известно, что зависть к Петербургу составляет историческую миссию Москвы в течение более полутора веков)?

Почему, несмотря на сравнительно меньшую численность населения, в Москве больше трактиров и питейных домов, нежели в Петербурге? Почему в Петербурге немыслим трактир Тестова?

Попробуйте заняться хоть одним из этих вопросов, и вы увидите, что и ваше существо, и Монрепо, и вся природа -

все разом переполнится привидениями. Со всех сторон поползут шепоты, таинственные дуновения, мелькания, словом сказать, вся процедура серьезного исторического, истинно погодинского исследования. И в заключение тень Красовского произнесет: «Мечтать дозволяется».

О, тень возлюбленная! не ошибкой ли, однако, высказала ты разрешительную формулу? повтори!

Во-вторых, имеется другая, не менее обширная область - кулинарная. Еще Владимир Великий сказал: «Веселие Руси пити и ясти» - и в этих немногих словах до такой степени верно очертил русскую подоплеку, что даже и доныне русский человек ни на чем с таким удовольствием не останавливает свою мысль, как на еде. А так как объектом для еды служит все разнообразие органической природы, то нетрудно себе представить, какое бесчисленное количество механических и химических метаморфоз может произойти в этом безграничном мире чудес, если хозяином в нем явится мечтатель, охотник пожрать!

В-третьих, в-четвертых, в-пятых... я, конечно, не буду утомлять читателя дальнейшим перечислением подходящих сюжетов и тем. Скажу огулом: мир мечтаний так велик и допускает такое безграничное разнообразие сочетаний, что нет той навозной кучи, которая не представляла бы повода для интереснейших сопоставлений.

Итак, я мечтал. Мечтал и чувствовал, как я умираю, естественно и непостыдно умираю. В первый раз в жизни я наслаждался сознанием, что ничто не нарушит моего вольного умирания, что никто не призовет меня к ответу и не напомнит о каких-то обязанностях, что ни одна душа не потребует от меня ни совета, ни помощи, что мне не предстоит никуда спешить, об чем-то беседовать и что-то предпринимать, что ни один орган книгопечатания не обольет меня помоями сквернословия. Одним словом, что я забыт, совсем забыт.

уровень температуры, где и тепло, и светло, и уютно, все эти морозы и вьюги могут даже подать повод для благодарных сопоставлений.

называемые «хозяйственные распоряжения» - и те вскоре приняли у меня мечтательный характер. Придет вечером, перед спаньем, в комнаты старик Лукьяныч и молвит: - Ну, нынче - зима!

Ты говоришь: зима?

Да, зима нынче. И ежели теперича лето с приметами сойдется, так, кажется, конца-краю урожаю не будет!

Ты думаешь?

Гм... это бы...

Бог, братец...

Молчание.

Распоряжениев насчет завтрашнего дня не будет?

Нет, что уж...

Покойной ночи-с!

Но и сон приходит какой-то особенный. Мечтания канувшего дня не прерываются, а только быстрее и отрывочнее следуют одни за другими. Вот и опять «величие России», вот «Якуб-хан», вот «исторические вопросы», а вот и «ну, уж нынче зима!». Не разберешь, где кончилось бодрствование и где начался сон...

Но в этой-то невозможности что-нибудь «разобрать» именно и заключается та обаятельная сила, которая заставляет умирающего человека стремиться в Монрепо, чтобы там обрести для себя усыпальницу.

Но в первых числах марта в мое сердце начали вкрадываться смутные опасения. Прилетели грачи и наполнили парк гамом; почернела дорога. На большом тракте, отделяющемся

от моего дома лишь небольшим клочком парка, появились тройки с катающимися, которых, благодаря отсутствию листвы, я мог видеть совершенно отчетливо. Это были наши портерные и питейные дамы, для которых катанье на тройках составляет, по исстари заведенному обычаю, единственное великопостное развлечение. По-видимому, им было очень весело, так же как и Грацианову, неизменно сопровождавшему дам на беговых санках. Но в особенности шумным делалось это веселие против моей усадьбы. Тройки замедляли ход, дамы, обративши лицо в сторону моего дома, хохотали так громко, что даже через двойные оконные рамы до меня долетали их ликующие голоса; при этом Грацианов объяснял им, должно быть, нечто очень уморительное. Может быть, он в смешном виде пересказывал испытание, которому меня подвергал, может быть, подметил кое-что из моих привычек и тоже возводил в перл создания.

Перед спаньем Лукьяныч имел по этому поводу со мной объяснение.

Разуваев мимо нас сегодня озоровал.

Стало быть, ему можно?

Стало быть.

Стало быть, ежели он ночью... Испугает, навек уродом сделает... и это можно?

Вероятно, можно.

Лукьяныч только головой мотнул на мой ответ.

Давеча меня поманил: правда ли, говорит, что Матрена-скотница (Матрена - почтенная женщина лет под шестьдесят) в грехе состоит?

С кем? сказывал?

Известно с кем.

Со мной?

Стало быть. Молчание.

А потом опять подъехал. Коли, говорит, Матрена не виновата, так чем же твой барин питается? И это, значит, можно?

Должно быть. Вот ты и сам с ним разговариваешь...

А я что же могу! Я думал, он об деле хочет говорить, а он вон что! По-моему, ему бы за это в шею накласть - вот и все.

А ты его спроси сначала, согласится ли он?

Это, чай, и без спросу можно. При папеньке при вашем, царство небесное, коли бы этакой случай вышел...

То было при папеньке, а то теперь.

Так, значит, и пущай озорует?

И пущай!

Покойной ночи-с!

Несколько дней сряду повторялось это дикое гиканье, и однажды даже, как предсказал Лукьяныч, Разуваев угостил меня им в глухую ночь. Проскакал несчетное число раз мимо моей усадьбы во весь опор, крича: караул! режут! пожар! И во всех этих parties de plaisir 1 неизменно участвовал Грацианов. Я понял, что против меня затеяна интрига.

Очевидно, меня хотят выжить. Везде кругом кабаки, везде веселье идет, один я заперся от всех и умираю. И при этом как-то странно и неестественно себя веду, так что и приноровиться ко мне невозможно. Сперва не «якшался» и задирал нос, потом смалодушничал и начал «якшаться», и вот в ту самую минуту, когда все сердца понеслись мне навстречу, когда все начали надеяться, что я буду приглашать деревенских девок водить хороводы у себя перед домом и оделять их пряниками, я вдруг опять заперся и перестал «якшаться». Даже батюшка скандализировался моим поведением и, дабы не преогорчить своих прочих духовных детей, стал избегать свиданий со мною. Ясно, что Разуваев был в этом месте гораздо более ко двору, нежели я.

1 развлечениях.

Разуваев жил от меня верстах в пяти, снимал рощи и отправлял в город барки с дровами. Сверх того, он занимался и другими операциями, объектом которых обыкновенно служил мужик. И он был веселый, и жена у него была веселая. Дом их, небольшой и невзрачный, стоял у лесной опушки, так что из окон никакого другого вида не было, кроме громадного пространства, сплошь усеянного пнями. Но хозяева были гостеприимные, и пированье шло в этом домишке великое.

Ко времени, о котором идет речь, доходил срок арендуемым Разуваевым рощам. И вот он начал задумываться. Капитал свободный есть, торговые связи тоже заведены, а главное, место насижено и облюбовано. Едет он по селу улицей - все шапки снимают; приедет в церковь к обедне - станет с супругой впереди у крылоса, подтягивает дьячку и любуется на пожертвованное им паникадило; после обедни подойдет ко кресту первым после Грацианова и получит от батюшки заздравную просвиру. Всем с ним повадно, всем по себе, потому что он на все руки: и выпить не дурак, и пошутить охоч, и сплясать может. Поставит на голову стакан с пивом и спляшет. Батюшка сколько раз мне говорил: «Вот у Разуваева икру подают - белужью, настоящую! А однажды из города копченую стерлядь привез - даже и до сего часа забыть не могу!» А матушка, вздохнув, прибавляла: «По здешнему месту, только и полакомиться что у Разуваевых!» Даже так называемая чернядь - и та как полоумная сбегалась со всех сторон, когда на село приезжал Разуваев. Потому что он вдруг, того гляди, велит песни петь и начнет в народ гривенники на драку бросать!

Одним словом, всеми он был любим, для всех желателен. Мужик он был не то чтобы молодой, но в поре, статный, широкоплечий, лицо имел русское, круглое, румяное, глаза веселые, бороду пушистую, светло-русую. И жена у него была такая же, русская: круглолицая, белотелая, полногрудая, румяная, с веселыми, слегка бесстыжими глазами навыкате. Охотники были оба песни попеть, и пели мастерски, особенно хоровые, подблюдные.

Давно уж до меня доходили слухи, что Разуваев ищет купить себе усадьбу, но только чтобы непременно за грош. Думал было он сначала на порожнем участке новый дом взбодрить, но рассчитал, что за грош нового заведенья никак устроить нельзя. Да поди еще жди, когда еще оно в настоящий вид придет, а до тех пор торчи на тычке, жарься летом на припеке, а зимой слушай, как ветер воет. Начнешь парки разводить, сады сажать - смотришь, ан из десяти дерев одно

принялось, а прочие посохли. Хорошо было этими парками тогда заниматься, когда крепостные были. Тогда ни одно дерево не пропадало, а шло все ввысь и вширь, словно по щучьему веленью. Тогда-то и было положено начало всем паркам и садам, которые мы видим, а теперь не до парков. Так вот этакую бы готовую старинную усадьбу подыскать, чтобы и парки при ней были, и пруды бы в парках, и караси бы в прудах водились, и плодовитый сад чтобы тут же находился, а в бочку́ бы харчевенку с продажей распивочно и на вынос поставить. Да за грош бы, непременно за грош.

Сколько тут пота мужичьего пролилось, сколько бабьих слез эти парки видели - Разуваев об этом не хочет и знать. До сих пор старики поминают: вон в этом месте трясинка была, так мы мешками землю таскали - смотри, каку́ гору́шу взбодрили! - но Разуваеву и до этого дела нет. Он знает только, что современному помещику все это не к рукам, да и сам помещик, по нынешнему времени, тут не ко двору. Помещик - он человек неверный, а нужны люди постоянные, вероятные, то есть либо кабатчики, либо оголтелые мужики. А сверх того, Разуваев имеет простодушно-наглое убеждение, что сто́ит только помахать у помещика под носом ассигнацией, чтоб он сейчас же, от одного ассигнационного запаха, впал в изнеможение.

И вот, благодаря этой наглости, с одной стороны, и сознанию беззащитности, с другой, мое сладкое умирание было самым нахальным образом прервано. Уже с самого начала открытия неприязненных действий, с появлением первых гиканий, я смутно почувствовал, что мое дело не выгорит, что так или иначе я должен буду уступить силе обстоятельств. В самом деле, что́ я мог предпринять, чтобы оградить себя от Разуваева? Жаловаться на него - куда? И притом что-нибудь одно: или умирать, или утруждать начальство просьбами, а одновременно заниматься и тем и другим - разве это с чем-нибудь согласно? Если же прибегнуть к партикулярным мерам взыскания, то и тут ничего не поделаешь. Плюнешь Разуваеву в лицо - он утрется, своротишь ему скулу - он в баню сходит и опять ее на старое место вправит. Словом сказать, с какой стороны к нему ни приступись - он неуязвим. Пожалуй, еще запоет: «Веселися, храбрый росс!» - и заставит слушать себя стоя...

В одно прекрасное утро, взглянув в окно, обращенное в парк, я увидел, что по одной из расчищенных для моих прогулок аллей ходят двое мужчин, посматривают кругом хозяйским глазом, меряют шагами пространство и даже деревья пересчитывают. Вглядевшись пристальнее, я узнал в

посетителях Разуваева и Грацианова. Вот они скрылись в чаще, вот опять выглянули, подошли к пруду, причем Разуваев сплюнул на посиневший лед; вот подошли к решетке, отделяющей огород от сада, и что-то высчитывают - должно быть, сколько тут гряд можно обработать, и с чем именно. Вот, наконец, они возвращаются, опять останавливаются и толкуют, вот подходят к дому.

Через минуту в передней у меня раздался звонок...

Салтыков-Щедрин М.Е. Убежище Монрепо. Монрепо-усыпальница // М.Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в 20 томах. М.: Художественная литература, 1972. Т. 13. С. 324-348.

Глава 7

Полная пустота

Все существа, которые появляется как Будды в трех периодах времени, полностью пробуждаются к высшему, правильному и совершенному просветлению, потому что они полагались на ясность мудрости.

Что такое медитация? Вся Сутра Сердца повествует о сокровенной сути медитации. Давайте же познакомимся с медитацией.

Прежде всего, медитация это не сосредоточение. Сосредоточивается тот, кто концентрирует внимание, при этом присутствует объект, концентрации внимания. Отсюда и двойственность. Во время медитации нет ничего внутри и вовне. Это не сосредоточение, здесь нет разделения между тем, что внутри, и тем, что вовне. Все внутреннее течет во все внешнее, и наоборот. Границ больше нет. Внутреннее вовне, а внешнее внутри, такое сознание не двойственно.

Сосредоточение - это двойственное сознание, поэтому человек, концентрирующий внимание, устает: вы сосредоточиваетесь и чувствуете, что теряете силы . Вы не можете сосредоточиваться все сутки напролет, вам потребуется выделять дни для отдыха. Сосредоточение никогда не сможет стать вашей природой. А медитация не утомляет вас. Медитация может продолжаться целые сутки. Она может стать непрерывным занятием, изо дня в день, из года в год. Медитация может стать вечностью. Это полное расслабление.

Сосредоточение это действие, волевое деяние. А медитация это безвольное, бездеятельное состояние, расслабление . Человек просто погружается в свое естество, а оно у него точно такое же, как и у всех остальных людей. У сосредоточения есть план, проекция, идея; тогда ум действует из некоего умозаключения. Вы что-то делаете. Сосредоточение приходит из прошлого.

В медитации нет предварительных выводов. Вы не делаете что-то особенное, а просто пребываете. У медитации нет прошлого, оно не испорчено прошлым. У нее нет будущего, оно свободно от будущего. Именно это Лао-Цзы называл путем вей ву вей, действием через бездействие. Мастера дзен говорят об этом так: «Вы сидите безмолвно, ничего не делая; приходит весна, и трава растет сама собой». Запомните это «сама собой», вам ничего не нужно делать. Вы не тянете траву вверх; весна приходит, и трава растет сама. Состояние, в котором вы позволяете жизни идти своим путем, когда вы не хотите управлять ею, когда вы не манипулируете ею и не навязываете ей какую-то дисциплину, это состояние чистой спонтанности без дисциплины составляет медитацию.

Медитация это настоящее, чистое настоящее. Медитация - этот самый миг. Вы не можете медитировать, но можете пребывать в медитации Вы не можете быть в сосредоточении, но можете сосредоточиваться. Сосредоточение человечно, а медитация божественна.

Из-за сосредоточения в вас есть центр, где оно берет начало. Благодаря сосредоточению в вас существует «я». На самом деле, тот, кто активно сосредоточивается, создает могучее эго. Он приобретает все больше силы, начинает собирать волю. Такой человек выглядит более цельным, собранным.

Медитирующий человек не становится сильным. Он становится безмолвным, умиротворенным. Сила создается из-за противоборства, всякая сила создается из сопротивления. От трения возникает электричество. Вы можете получить электричество из воды: река течет по горной местности, возникает трение между водой и скалой, которое создает энергию. Поэтому люди, стремящиеся к власти, всегда борются. Борьба создает энергию. Энергия всегда образуется от трения, так создается сила. В мире то и дело вспыхивают войны, потому что в мире господствует представление о необходимости быть могущественным. А вы не можете быть сильным без борьбы.

Медитация приносит покой. А покой обладает своей силой, но это совсем иное явление. Сила, созданная трением, насильственна, агрессивна, в ней мужеское начало. А сила (я использую это слово, потому что другого нет), которая исходит из покоя, женственна. В ней есть благодать. Эта сила пассивна, восприимчива, открыта. Она появилась не из трения, поэтому не насильственна.

Будда силен, могуч в своем покое, безмолвии. Он силен как цветок розы, а не как атомная бомба. Он силен как улыбка ребенка, очень мягкая, чуткая. Но он силен не как меч, а как маленькая лампа, крошечное пламя, ярко горящее в ночи. Это совсем иное измерение силы. Эту силу мы называем божественной. Она происходит не из трения, сопротивления.

Сосредоточение это именно трение, ведь вы боретесь со своим умом. Вы пытаетесь направить свой ум в определенное русло, к некоему объекту. Вы принуждаете ум, то и дело возвращаете его к объекту. А ум пытается спастись, убежать. Он думает о всякой всячине, вы же возвращаете его и заставляете его сосредоточиваться. Вы боретесь с собой. Разумеется, так возникает сила. Эта сила вредна и опасна, как и любая другая сила. Эту силу снова используют во вред кому-то, потому что сила, возникшая из трения, насильственна. Нечто, возникшее из насилия, будет насильственным, разрушительным. Сила, исходящая из покоя, а не борьбы или манипуляции, принадлежит розе, маленькой лампе, детской улыбке, плачущей женщине; эта сила скрыта в слезах и росе. Она огромна, но не тяжела; она бесконечна, но не жестока.

Сосредоточение сделает вас волевым человеком, а медитация сделает вас пустотой.

Именно об этом Будда сказал Шарипутре. «Праджняпарамита» дословно переводится как медитация, мудрость запределыюсти.

Вы не можете вызвать медитацию, но можете открыться ей. Вам не нужно ничего делать для того, чтобы она появилась в мире, вы не сможете вызвать ее, это вам не силам. Вам нужно просто исчезнуть для того, чтобы она пришла. Ум должен исчезнуть, чтобы была медитация. Сосредоточение это усилие ума, а медитация - состояние не-ума. Медитация - чистая осознанность, у нее нет побуждения.

Медитация это дерево, которое выросло без семени; в этом и заключается чудо медитации, ее магия и таинство. В вас есть семя сосредоточения, так как вы концентрируете внимание для определенной цели, у вас есть побуждение, сосредоточение мотивировано. А у медитации нет побуждения. Зачем кому-то медитировать, если у него нет на то побуждения?

Медитация появляется, лишь когда вы заглянули во все побуждения и увидели их недостатки, изучили все мотивы и увидели их фальшь. Вы увидели, что побуждения никуда не ведут вас, что вы все время ходите по кругу, остаетесь прежним. Побуждения все время толкают и дергают вас, сводят вас с ума, порождают новые желания, но вы никогда ничего не достигаете. Ваши руки всегда остаются пустыми. Когда вы увидите это, заглянете в свою жизнь и увидите, что все ваши побуждения были ложными...

Ни одно побуждение никогда не было успешным, ни один мотив никогда не принес никому блаженство. Побуждения лишь обещают, но никогда ничего не исполняют. Одно побуждение оказывается ложным, на смену ему приходит другое, принося новые надежды, но вы снова обманываетесь. Вы постоянно обманываетесь своими побуждениями, поэтому однажды становитесь осознанным. Вы заглядываете в суть побуждения, и это становится началом медитации. У нее нет семени, побуждения. Если вы медитируете для чего-то, значит вы сосредоточиваетесь, а не медитируете. Значит вы все еще пребываете в мире, так как ваш ум по-прежнему интересуется пустяками, банальными вещами. Вы все такой же мирянин. Даже если вы медитируете для того, чтобы достичь Бога или нирваны, вы суетный человек, потому что у медитации нет цели.

Медитация это интуитивное прозрение в то, что любая цель ложна. Медитация это понимание того, что желания никуда не ведут. Увидьте это. И это не верование, которое вы можете получить от меня, Будды или Иисуса. Это не знания, вам придется увидеть суть. Вы можете увидеть истину прямо сейчас! Вы жили, видели много побуждений, смущались, думали о том, что делать, а чего не делать, и многое совершили. Куда привели вас побуждения? Посмотрите! Я не призываю соглашаться со мной, верить мне. Я просто помогаю вам осознать то, чем вы пренебрегали. Это не теория, а просто констатация ясного факта. Возможно, именно из-за очевидности этого явления вы продолжаете не замечать его. Может быть, поэтому ум всегда интересуется сложностями, ведь что-то может сделать из сложных вещей... Вы ничего не создадите из простого явления.

Простыми вещами всегда пренебрегают, их игнорируют, упускают. Все простое столь очевидно, что вы никогда не обращаете на него внимания. Вы исследуете сложные явления, поскольку у сложности есть вызов. Сложность явления, трудности, ситуации бодрит вас. Вместе с вызовом приходит энергия, трение, противоборство, так как вам нужно решить затруднения, и вам надо доказать, вы способны решить их. Когда есть трудность, вы дрожите от волнения, поскольку у вас появляется возможность что-то доказать. Но я утверждаю очевидный факт, а не ставлю вопрос. Он не дает вам вызов, он просто есть. Вы можете посмотреть на истину или отвернуться от нее. Истина не кричит, она безмолвна. Вы даже не можете назвать безмолвием этот тихий голос в вас. Это даже не шепот. Истина просто есть. Вы можете смотреть на нее, а можете не смотреть.

Увидьте ее! Когда я призываю увидеть истину, то подразумеваю, что увидеть ее надо прямо сейчас. Не надо ждать. Отзывайтесь мгновенно, когда я восклицаю: «Увидьте!» Увидьте ее, но быстро, потому что, если вы начнете думать, если не увидите ее быстро, мгновенно, тогда ваш ум начнет размышлять, сплетать представления и предрассудки. Вы будете философствовать, у вас появится много мыслей. Затем вам нужно будет выбирать, что правильно, а что неправильно, и начнется фривольное мышление. Так вы упускаете настоящий миг.

Настоящее мгновение существует именно сейчас. Просто взгляните, это и есть медитация. Этот взгляд и есть медитация. Просто восприятие фактического существования некой вещи, определенного состояния - вот медитация. У медитации нет побуждения, поэтому в ней нет и центра. А оттого что в ней нет побуждений и центра, в ней нет «я». В медитации вы действуете не из центра, а из пустоты. Действие из пустоты - суть медитации.

Ум сосредоточивается, он действует из прошлого. Медитация действует в настоящем, из настоящего. Это чистый отзыв на действительность, а не реакция. Она действует не из умозаключений, а из видения сущего .

Посмотрите на свою жизнь. Все совсем иначе, когда вы действуете из умозаключений. Вы видите человека, чувствуете его привлекательность. Для вас этот человек хороший, приятный, милый. У него красивые глаза, само его присутствие приятно. И тут он представляется: «Я иудей». А вы, скажем, христианин. Что-то включается в вас, и вы чувствуете отторжение. Теперь он уже не невинен, не прекрасен. У вас есть определенные представления об иудеях. Или он христианин, а вы иудей, и у вас есть определенные представления о христианах: мол, христиане вредили евреям в прошлом, мучили их веками... И если он христианин, что-то мгновенно меняется. Так вы ведете себя из-за умозаключений, предубеждений, а не потому, что смотрите на этого человека. Он может быть совсем не таким, каким, по вашему мнению, должен быть иудей. Каждый иудей сам по себе, как и каждый индуист, каждый мусульманин. Нельзя поступать из предубеждений. Нельзя делить людей на категории. Нельзя вешать на людей ярлыки. Вас могли обмануть сотни коммунистов. Встретив сто первого коммуниста, не доверяйте мнению, которое составили о нем в своем уме: мол, коммунисты обманывают народ и всё такое. Этот человек может оказаться совсем другим, потому что не бывает двух совершенно одинаковых людей.

Когда вы действуете из предубеждений, это ум. Когда вы смотрите на настоящее и не следуете ни за одним представлением, затуманивающим реальность, а просто смотрите на действительное положение дел и поступаете исходя из своего понимания, это и есть медитация.

Медитация это не то, что вы начинаете и заканчиваете каждое утро. Медитация это то, что вы проживаете в каждое мгновение своей жизни, когда ходите, отдыхаете, разговариваете, слушаете. Это сам ваш настрой. Безмятежный человек все время пребывает в медитации. Человек, который постоянно отбрасывает прошлое, созерцателен. Никогда не действуйте из умозаключений. Все выводы представляют собой обусловленность, предрассудки, желания, страхи и все в таком духе. Коротко говоря, в них укоренено ваше «я».

«Я» это ваше прошлое. «Я» обозначает все переживания вашего прошлого. Не позволяйте смерти господствовать над жизнью, не позволяйте прошлому влиять на настоящее, не позволяйте смерти подавлять вашу жизнь -вот что такое медитация. Если сказать коротко: в медитации вас нет. Мертвые не управляют живыми.

Медитация это переживание, которое дает вам совсем другое качество жизни. Вы живете не как индуист, мусульманин, индиец или немец, а живете осознанно. Когда вы живете в этом самом миге, когда ничто не вмешивается, вы становитесь очень внимательным, потому что вас ничто не отвлекает, а всякое смущение берет начало в прошлом и будущем. Когда вы абсолютно бдительны, то совершаете полноценные поступки. У вас не остается ничего недоделанного. Осознанность неизменно освобождает вас и никогда не закабаляет вас. Такова высшая цель Будды, вот что называют нирваной.

Понятие «нирвана» означает свободу, полную, абсолютную, беспрепятственную свободу. Вы становитесь чистым небом. У этого неба нет границ, оно безгранично. Небо просто есть, и тогда повсюду, внутри и вовне царит пустота. Ничто - проявление созерцательного состояния сознания. В небытии вы обретаете блаженство. Пустота сама по себе благословенна. А теперь рассмотрим сутру.

Поэтому, о Шарипутра, бодхисатва живет без мыслей-образов из-за своей недостижимости, полагаясь па ясность мудрости. В отсутствии мыслей-образов у пего пет причин дрожать, поскольку он преодолел все, что может огорчить его, и в конечном итоге достиг нирваны.

Помните, что слово «поэтому» всегда указывает на то, что Будда все время заглядывает в пустоту Шарипутры и всякий раз чувствует, что его энергии умиротворены, что они уже не суетятся, что Шарипутра не тягостно размышляет, а слушает, что он ни о чем не думает, а просто пребывает вместе с Буддой, присутствует открыто и восприимчиво. Слово «поэтому» указывает на открытость Шарипутры, он готов.

Слово «поэтому» не логично, оно экзистенциально. Глядя на Будду, Шарипутра раскрывается. И, глядя на Шарипутру, Будда готов перенести его в запредельность. Каждое утверждение становится все более глубоким и высоким.

Поэтому, о Шарипутра, бодхисатва живет без мыслей-образов из-за своей недостижимости, полагаясь па ясность мудрости.

Вам следует созерцать каждое слово, не но сосредоточиваться, запомните, но медитировать, вслушиваться, всматриваться, не размышляя и не думая. Это выше, важнее мыслей. Мысли глупы в этих сферах. Сначала он говорит:

Медитации невозможно достичь, потому что у нее нет побуждения. Когда вы достигаете чего-то, то добиваетесь этого благодаря побуждению. Когда вы достигаете чего-то, то всегда работаете ради будущего, строите планы на будущее. Вы не можете достичь чего-либо прямо сейчас, исключая медитацию. Я повторю: вы не можете достигнуть чего-либо тотчас же, исключая медитацию. Почему? Если вы хотите денег, то не можете получить их сейчас же, для этого вам надо активно трудиться. Вам надо зарабатывать всеми правдами и неправдами.

Это медленный способ, вы можете стать бизнесменом. А есть более быстрый способ: стать политиком. Но в любом случае вам надо прикладывать усилия. Не важно, быстро или медленно вы чего-то добьетесь, все равно вам потребуется время. Время это непременное условие. Без времени вы не сможете заработать денег. Если у вас нет времени, вы заработаете их в этот миг? Даже если вы хотите ограбить соседа, обчистить карманы человека прохожего, вам все равно понадобится время. Время - непременное условие. Если вы хотите стать знаменитым, вам понадобится время. Если вы хотите стать известным политиком, вам понадобится время.

Только медитации можно достичь прямо сейчас, в этот самый миг, мгновенно. Почему? Потому что такова ваша природа. Почему? Потому что она уже есть. Вы не требовали медитацию, это так, но она остается невостребованной. Вы можете востребовать ее прямо сейчас, не теряя ни секунды.

Из-за своей непостижимости...

Нирвана это не что иное, как завершений цикл медитации. Бог это не что иное, как распустившийся бутон цветка медитации.

Это не достижение, а сама ваша реальность. Вы можете веками игнорировать, отрицать ее, но не можете потерять ее, так как она есть, просто скрыта в вас. В любой день вы можете закрыть глаза, заглянуть в себя и засмеяться. Вы искали блаженство, но не там. Вы стремились обрести безопасность, которая приходит из пустоты, но искали ее в деньгах, банковском счете, в самых разных вещах. Но так никогда не обретали безопасность. Подобные вещи не дают покой. Ничто вне вас не сможет сделать вашу жизнь безопасной. Окружающий мир полон опасностей - разве может что-то в нем сделать вашу жизнь безопасной? Правительство не может сделать вашу жизнь безопасной, потому что оно само шатается, ведь может случиться революция. Банк не может сделать вашу жизнь безопасной, потому что он может обанкротиться. Обанкротиться может только банк, кто же еще? Женщина, которую вы любите, не может сделать вашу жизнь надежной, так как она может полюбить другого мужчину. И мужчина, которого вы любите, не может сделать вашу жизнь безопасной, поскольку он может умереть.

Все это остается. Чем больше внешней надежности вы приобретаете, тем меньше у вас уверенности, так как вы боитесь, что банк лопнет. Если у вас нет банковского счета, вам все равно: пусть он лопнет в любой день. Но если у вас есть счет в банке, вы беспокоитесь. Вы приобрели еще одну ненадежную опору, ведь банк может лопнуть. Теперь вы не можете спать; вы все время думаете о том, что может случиться.

Если вы опираетесь на что-то внешнее, ваше положение становится шатким. Поэтому, чем богаче человек, меньше в нем уверенности. Но я не выступаю за бедность, запомните. Я не призываю вас быть бедными. В нищете нет ничего святого. Я не говорю, что бедные люди живут в безопасности, у них свои напасти. У богатых свои беды. Разумеется, богатые люди живут в большей опасности, чем бедные. Я не говорю, что быть бедным очень хорошо, почетно и важно, что вам надо хвастаться своей бедностью.

Бедность не имеет никакого отношения к духовности, как и богатство. Все это не относится к делу. Бедняки также смотрят во внешний мир, как и богачи. Может быть, у бедного есть только одна повозка с волами, а у богатого есть роллс-ройс, но это не важно. Повозка, как и роллс-ройс, внешняя вещь, поэтому богатые и бедные люди всматриваются во внешний мир. У богача может быть много банковских счетов, а у бедняка есть только маленький кошелек, пара грошей за пазухой, но это не имеет значения, так как оба они смотрят вовне.

Безопасность обретается внутри, потому что вы узнаете, что умирать некому, страдать некому, происходить нечему, а есть лишь чистое небо. Облака приходят и уходят, а небо остается. Жизнь приходит и уходит, формы сменяют друг друга, но пустота сохраняется.

Эта пустота уже есть. Поэтому Будда сказал, что ее можно достичь, только когда поймешь, что это непостижимо. Это можно постичь, только когда поймешь суть: пустота уже есть, она существует.

Эту пустоту, которая уже есть, не нужно культивировать, развивать, она пребывает во всей своей полноте. Поэтому ее можно достичь мгновенно. Будда назвал ее полной пустотой, потому что пустота может быть только полной, если она есть. Если она неполная, значит она, хотя и есть, сталкивается с препятствиями, что-то создает двойственность, трение, напряжение, и это нечто вызывает беспокойство. Вы не можете чувствовать себя легко с этим «нечто».

Пустота есть, только когда она полная, когда все препятствия устранены, когда в вас ничего нет, когда никто не наблюдает за ней. Будда говорит: «Эта пустота - даже не переживание, потому что, если вы переживаете ее, значит ваше эго, переживающее пустоту, сохраняется». Это вы сами, поэтому вы не можете пережить себя. Вы можете пережить то, что не принадлежит вам. Переживание предполагает двойственность из наблюдателя и наблюдаемого, познающего и познаваемого, субъекта и объекта, смотрящего и видимого. Но есть только пустота; никому видеть, никого видеть, нет объекта и субъекта. Эта цельная пустота полная. Она до краев полна. Ее полноту нельзя улучшить, увеличить. Из нее ничего нельзя взять, потому что ничего нет, и ничего нельзя добавить; она абсолютно полна.

«Полная пустота» это не переживание, потому что нет переживающего. Поэтому Будда говорит: «Духовность это не переживание». Бога нельзя пережить. Люди, говорящие, что они пережили Бога, они сами себе не верят, или выражаются совсем не правильно. Невозможно пережить Бога, в этом переживании нет вашего «я». Переживание есть, а того, кто его получает, нет, поэтому нельзя называть это переживанием. Итак, если кто-то спрашивал Будду, пережил ли он Бога, тот сохранял молчание, не произносил ни слова. Он сразу же менял тему, начинал говорить о чем-то другом.

Всякий раз, когда Будду спрашивали о таких вещах, он неизменно отвечал молчанием. Многие люди полагают, что Будда не пережил Бога, поэтому и молчал. Но лишь он ничего не говорил: ни «за», ни «против», и не потому, что он не пережил Бога. Будда получил этот опыт, но его невозможно назвать опытом, поэтому хранил молчание. Поэтому Иисус оставался безмолвным, когда Понтий Пилат спросил его, что есть истина.

Джидду Кришнамурти часто говорит об этом... Он провел очень тонкое различие между опытом и переживанием. Они сильно различаются. Кришнамурти говорит: «Это переживание, а не опыт». Это процесс, а не вещь. Это живое, а не мертвое. Это движение, незаконченный процесс. Вы погружаетесь в Бога, а затем это неизбывное явление продлевается вечно, и вы никогда не выходите из него. Это переживание, живой процесс, словно река, цветок, который не перестает раскрываться. И этому никогда не будет конца.

Глупо, наивно утверждать, что кто-то пережил Бога. Бесполезно говорить, что кто-то достиг мокши, нирваны, истины, потому что некоторые понятия невозможно называть достижениями.

Итак, Будда говорит:

Из-за своей непостижимости...

Когда ум прекратил работу и уже не старается чего-либо достичь, он достигает поля Будды. Когда ум полностью остановился и уже никуда не движется, он начинает погружаться в себя, проникать в свое естество, падать в бездонную пропасть. Полной пустоты достигает тот, кто отказался от стяжания. Итак, не старайтесь достигать, размышлять в терминах достижений: мол, вы получите что-то, сможете постичь Бога. Все это игры, ум снова обманывает вас. Меняется название игры, но сама игра, очень тонкая игра остается прежней.

Бодхисатва живет без мыслей-образов из-за своей недостижимости, полагаясь на ясность мудрости.

Это утверждение очень важно. Будда говорит: «Надо всегда опираться на пустоту». Это утверждение явно противоречит обычной буддийской религии, потому что в буддизме три главных прибежища: Буддхам таранам гаччами, Сангхам шаранам гаччами, Дхаммам шаранам гаччами, то есть Будда, сангха и дхарма. Когда ученик приходит к Будде, он низко кланяется ему, сдается ему и говорит: «В Будде я нахожу свое прибежище» - «Буддхам шаранам гаччами». «Я нахожу прибежище в общине Будды» - «Сангхам шаранам гаччами»; «Я нахожу прибежище в законах, которым учит Будда» -«Дхаммам шаранам гаччами». Здесь Будда говорит, что не нужно ни на кого полагаться, так как нигде нет прибежища, укрытия.

Сутру Сердца называют душой буддизма, а церковь Будды - телом буддизма. Три прибежища для самых обычных умов, которые ищут прибежище, опору, поддержку. Эти три утверждения предназначены для высшей души, то есть для того человека, который достиг шестой ступени и стоит между шестой и седьмой, надо сделать лишь еще один шаг.

Поэтому, о Шарипутра...

Считается, что первая проповедь Будды, прочитанная им в окрестностях Варанаси, названная Проповедью, повернувшей колесо религии (Дхамма чакраправатан Сутра), создала так называемую обычную религию, для простых людей. В этой проповеди Будда говорил: «Найдите прибежище в Будде; найдите прибежище в законе, которому учит Будда; найдите прибежище в общине Будды».

По прошествии двадцати лет Будда провозгласил вторую проповедь. Он двадцать лет вел людей к величайшей возможности. Эту речь считают второй по важности проповедью. Первую он прочел в Сарнатхе, около Варанаси. Тогда он сказал людям: «Найдите прибежище во мне. Я достиг истины. Обретите прибежище во мне. Я достиг просветления. Ощутите мою ауру. Следуйте за мной!» Эта речь была обращена к обычным людям, это естественно. Будда не мог проповедовать Сутру Сердца, так как народные массы не были готовы понять ее.

Потом Будда работал с учениками двадцать лет. Шарипутра приблизился к нему. Будда увидел его близость и сказал:

Поэтому, о Шарипутра...

Теперь я могу сказать вам это. Я могу сказать вам, что Будда подразумевал, говоря о совершенстве мудрости... Человек может доверять только осознанности, внимательности. Он может положиться только на свой внутренний источник, на свое естество. А все остальное следует отбросить, откажитесь от всех прибежищ.

Положиться на совершенство медитации значит не опереться на что-то земное или иное, а отпустить всё, дать свободу пустоте, не препятствуя ей отношением «за» или «против», перестать опираться на что-либо, нигде не искать прибежище или поддержку. Вот что такое настоящее отречение.

Наша отдельная личность это мираж, который поддерживает себя только поиском поддержки. Поиск прибежища в трех сокровищах - главная практика буддийской религии: прибежище в Будде, сангхе и дхарме. Здесь Будда отказывается от этого. И он не противоречит себе, а просто говорит то, что вы можете понять.

В моих утверждениях вы найдете великое множество противоречий, потому что они предназначены для разных людей. По мере вашего развития я буду делаться иные утверждения, потому что мои утверждения становятся отзывом на ваше состояние. Я говорю не со стеной, а с вами, поэтому я могу дать вам лишь столько, сколько вы можете получить. Чем выше и глубже будет ваше сознание, тем чаще я буду менять свои утверждения.

Разумеется, эти различные утверждения будут противоречить друг другу. Если кто-то станет искать логическую последовательность, то не найдет ее. Вы не сможете найти логическую последовательность в утверждениях Будды. Поэтому в тот день, когда умер Будда, буддизм разделился на тридцать шесть школ. В один день ученики разделились на тридцать шесть школ. Что же произошло?

Будда делал много утверждений для разных людей (вследствие их различного сознания и понимания), поэтому все они начали спорить и ругаться. Его ученики говорили: «Так сказал мне сам Будда!» Только вообразите, что первые пять учеников, которым Будда сказал, что он достиг истины, и призвал их следовать за собой... Если бы эти первые ученики встретили Шарипутру, и тот сказал им: «Истина достигнута через отказ от достижения тот, кто говорит, что достиг просветления, ошибается, потому что его невозможно достичь», что ответили бы ему ученики? Они могли бы сказать: «О чем вы говорите? Мы старейшие ученики Будды. Так звучало первое положение, которое осветил для нас Будда: “Я достиг!” Мы никогда бы не последовали за ним, если бы он не сказал это. Будца так сказал, поэтому мы пошли за ним. Наши побуждения были чисты! Мы тоже хотели достичь того, чего достиг он, поэтому последовали за ним. И он говорил нам: “Я есть ваше прибежище. Примите прибежище во мне”. Вы говорите ерунду! Будда не мог сказать так. Наверно, вы неправильно поняли его. Вы либо некорректно передаете его слова, либо попросту лжете».

Эти строки Сутры Сердца Будда озвучил в узком круге людей. Он высказал их Шарипутре. Сутра стала своего рода письмом. Шарипутра не мог привести доказательства, потому что в те времена магнитофонов не было. Он мог просто сказать, поклясться: «Я не лгу. Будда призвал меня полагаться только на медитацию, больше ни на что».

Ум, который опирается на что-то другое, представляет собой мыльный пузырь эго. Эго не может существовать без поддержки, ему нужна опора. Когда все опоры устраняют, эго падает на землю и исчезает. Но как только эго упадет на землю, в вас возникает сознание, которое вечно, безвременно и бессмертно.

Здесь Будда говорит: «Нет прибежища, Шарипутра. Нет лекарства, Шарипутра. Нечему и некуда идти. Ты уже здесь».

Если вы достигнете этой полной пустоты без подготовки, то будете дрожать. Если кто-то бросит вас в пустоту... Например, иногда люди приходят ко мне с глубокой любовью и уважением, и говорят: «Раджниш, почему вы не подтолкнете меня посильнее?» Если вы не готовы, тогда толчки не помогут вам. Так я могу помешать вашему развитию, на протяжении многих жизней. Если вы вошли в пустоту без подготовки, то очень удивитесь, испугаетесь, перепугаетесь до смерти, что никогда, по крайней мере, несколько жизней, не подойдете к такому человеку, который говорит о пустоте, Боге. Вы будете избегать его, в вас зародится страх.

Нет, нельзя толкать вас без подготовки. Надо толкнуть подталкивать вас очень осторожно, насколько вы готовы.

Вы слышали об знаменитое утверждение датского философа Кьеркегора, основателя современного экзистенциализма? Он говорит: «Человек дрожит, постоянно трепещет». Почему? Потому что он умрет. Почему? Потому что он боится: «Однажды меня не станет».

Он прав в отношении обычных людей, все они дрожат. Вопрос всегда звучит так: «Быть или не быть». Смерть всегда угрожает вам. Вы не можете вообразить, что исчезнете в пустоте. Это пугает, потрясает. Если вы заглянете в себя, то обнаружите, что вы дрожите от одной мысли стать пустотой. Вы хотите жить, остаться, сохраниться. Вы хотите жить всегда. Поэтому люди, которые ничего не знают о своем внутреннем мире, верят в бессмертие души, и не потому, что они знают, а потому, что боятся. Они верят в бессмертие души, потому что дрожат. Из-за своей дрожи они вынуждены верить в бессмертие души. Так они все равно как исполняют желание.

Поэтому каждый болван, разглагольствующий о бессмертии души, нравится вам. Вы попадете к нему на крючок, и не потому, что поняли, о чем он говорит (может быть, он сам не очень хорошо понимает себя), а потому, что такое представление очень привлекательно. Индийцы верят в бессмертие души, но вы нигде не найдете более трусливых людей. Тысячу лет они жили рабами, в рабстве у маленьких стран. Любой народ, приходивший в Индию, легко завоевывал ее. Сделать это было просто.

Таковы люди, верящие в бессмертие души. На самом деле, страну, которая верит в бессмертие души, трудно завоевать полностью, потому что никто не боится умереть. Разве вы покорите человека, который не боится умереть? Он предпочтет умереть, но не покориться, он не покорится никакому завоевателю. Но тысячу лет индийцы жили рабами.

Англия - очень маленькая страна, в Индии несколько районов больше Англии. Англия смогла управлять такой большой страной, причем без особого труда. Почему? Индийцы верят в бессмертие души! Но они поверили в это не на основе прямого опыта, а из страха. Этим все объясняется. Индийцы - трусы, боящиеся смерти, поэтому они держатся за теорию о бессмертии души. И не потому, что они знают наверняка о том, что вечны, не потому, что получили прямой опыт. Они никогда не испытывали ничего подобного. Они знали только смерть, которая окружает их. Индийцы очень боятся смерти. С одной стороны, они верят в бессмертие души, а с другой стороны, их может мучить кто угодно, и они готовы кланяться ему.

Люди верят в бессмертие из страха. Люди боятся, поэтому верят в Бога, эта вера вызвана страхом. Кьеркегор был прав в отношении обычных людей.

Другой философ, экзистенциалист Сартр, говорит: «Человек обречен быть свободным». Откуда эта обреченность? Почему он применил это отвратительное слово? Разве свобода это приговор? Да, для обычных людей все так и есть, потому что свобода подразумевает опасность. Свобода означает, что вы не можете доверять чему-либо, а можете полагаться только на себя. Свобода означает, что все опоры устранены, вы лишаетесь поддержки. Свобода по своей сути означает ничто. Вы свободны, только когда вы пустота.

Послушайте слова Сартра: «Человек, ставший свободным, страдает» Он страдает? Неужели от свободы? Да, если вы не готовы к свободе, не готовы обрести ее, то страдаете. Никто не хочет быть свободным, что бы ни говорили люди. Никто не хочет быть свободным. Люди хотят быть рабами, потому что в рабстве можно переложить ответственность на других. Вы ни за что не отвечаете, поскольку вы просто раб. Что вы можете сделать? Вы исполняете приказания.

Но если вы свободны, то боитесь. Возникает ответственность. Вы ответственны за каждый свой поступок. Если вы поступите так, что-то случится. А если вы поступите иначе, случится что-то другое. Это ваш выбор, отсюда и страх. Сартр прав в отношении обыкновенных людей, поскольку свобода создает страдание.

Он говорит: «Человек обречен быть свободным», потому что свобода создает страх. Это свобода, полная страха. Никто не защитит меня от самого себя, когда я свободен. Мне не смогут дать ничего из того, в чем я смогу найти прибежище. Я должен сам создать эти вещи. Я определяю смысл своей жизни, моей вселенной сам, без иллюзий и самооправданий. Я открываю свою свободу, а вы - свою. Моя свобода постоянно открывает мое бытие, то же самое верно в отношении вашей свободы. Наше единство состоит в том, что каждый из нас идет своим путем.

Сартр полагает, что свобода создает сильные страдания, что свобода это приговор, проклятье. Кьеркегор говорит: «Человек постоянно дрожит», а Будда хочет привести вас в эту свободу, пустоту. Разумеется, вы должны подготовиться к ней. Шарипутра уже готов.

Поэтому, о Шарипутра, бодхисатва живет без мыслей-образов из-за своей недостижимости, полагаясь на ясность мудрости. В отсутствии мыслей-образов у него нет причин дрожать, поскольку он преодолел все, что может огорчить его, и в конечном итоге достиг нирваны.

«Он преодолел все, что может огорчить его». И он не боится пустоты.

Обычному человеку такие вещи кажутся невероятными: разве можно не бояться своего исчезновения? Когда вы растворяетесь в неведомой сфере, то как не испугаться? Разве вы можете ничего не предпринимать для своего спасения? Разве вы можете заставить себя не искать поддержку, не взращивать чувство эго, «я»?

Поэтому Будде пришлось ждать двадцать лет. И он открыл истину Шарипутре в личной беседе, а не в открытой проповеди. И если люди не верили Шарипутре, они тоже были правы, так как Будда говорил им что-то другое.

Запомните, что мои утверждения противоречивы потому, что они предназначены для разных людей, разных сознаний. Чем более развитыми вы будете становиться, тем чаще я буду противоречить; тем чаще я буду опровергать то, что говорил ранее, потому что это будет теперь неуместно для вас . С ростом вашего сознания я должен отвечать вам иначе. Каждый поворот вашего сознания будет менять мои утверждения. После моей смерти не создавайте тридцать шесть школ, это не годится!

Небытие приносит свободу. Превыше всего свобода от «я». Нет более высокой свободы. Пустота это свобода. И это не страдание, как говорит Сартр, и не страх, как говорит Кьеркегор. Это благословение, высшее блаженство. Это не страх, потому что бояться некому.

Медитация готовит вас к этому, потому что, когда вы погружаетесь в медитацию, то каждый день видите, что ваше «я » все меньше. А чем меньше ваше «я», тем больше ваше благословение, блаженство. Постепенно вы учитесь математике внутреннего мира: чем больше «я», тем ближе ад, и чем меньше «я», тем ближе рай. В тот день, когда вас не станет, возникнет нирвана; вы достигнете высшего дома. Вы замкнете круг, снова станете ребенком. Ваше «я» исчезнет.

Помните о том, что свобода это не свобода личности. Свобода это, прежде всего, свобода от личности. Сартр подразумевал свободу личности. Поэтому она воспринимается как обреченность, ведь «я» остается. Она освобождается, но остается, отсюда и страх.

Если у вас такая свобода, что «я» исчезает в ней, и остается лишь свобода, и нет никого свободного, тогда кто сможет бояться, страдать, почувствовать обреченность? Тогда не возникнет вопрос о свободе, она будет действовать сама собой. Человек действует в условиях отсутствия выбора, и ответственности нет, потому что нет того, кто чувствует ответственность. Пустота действует. Работает принцип вей ву вей, действие без действия. Это отклик между пустотой внутренней и внешней, и препятствий здесь нет.

Он преодолел все, что может огорчить его, и в конечном итоге достиг нирваны.

Теперь нет облака мыслей. Завеса из мыслей становится препятствием, которое отделяет вас от внешней пустоты. Вот о чем я говорил вчера вечером Ниламберу. Вчера вечером Макс принял саньясу и стал Ниламбером. Имя «Ниламбер» означает голубое небо.

Что отделяет внешнее небо от неба внутреннего? Завеса из ваших мыслей. Эта одежда не позволяет вашей наготе соприкоснуться с небом, соединиться с ним. Ваша нагота должна быть мостом, соединяющимся с небом. Мысль о том, что вы индуист, христианин, фашист или коммунист, отделяет. Мысль о том, что вы прекрасны или некрасивы, отделяет вас. Мысль о том, что вы умны или глупы, также отделяет вас.

Любая мысль отделяет вас. У вас миллионы мыслей. Вам нужно очистить себя как луковицу, слой за слоем. Вы снимаете один слой, перед вами появляется следующий слой. Вы снимаете его, и появляется другой слой. Разумеется, когда вы чистите лук, из глаз текут слезы, и это больно. Когда вы начинаете раскрывать свое естество, вам больно. Вы не просто снимаете одежду, а сдираете кожу.

Но если вы постоянно раскрываете себя, то однажды вся луковица исчезнет, и в ваших руках останется только пустота.

Будда говорит, что бодхисатва живет без завесы мыслей. Он пребывает здесь, но он никто. Он есть, но у него нет мыслей. Не то чтобы он не мог пользоваться мыслями... Я постоянно пользуюсь своим умом. Сейчас я разговариваю с вами, прибегаю к уму, мыслям, но мысли не застилают меня самого. Они сосуществуют со мной. Когда будет надо, я использую ум. Когда они мне не нужны, их нет, так как мое внутреннее небо и едино с небом внешним. Даже когда я пользуюсь ими, я знаю, что они не могут разделить меня. Мысли полезны, вы можете пользоваться ими, но они не застилают вас.

Он живет без мыслей-образов...

Будда говорит о существовании трех видов завес мыслей. Во-первых, это карма аверна, незаконченные действия. То, что вы недоделали, закрывает ваше бытие. Каждое действие следует завершить. У всего есть внутреннее побуждение к завершению. Когда вы позволяете себе что-то недоделать, это закрывает вас. Такова карма аверна, то есть закрывающая вас карма.

Во-вторых, клеша аверна. Это жадность, ненависть, зависть и подобные им чувства. Их называют клешами, грязью, которая облепляет вас.

Вы замечали, что злые люди почти всегда остаются злыми? Иногда больше, иногда меньше, но они всегда злые. Они готовы броситься на кого угодно, готовы взорваться гневом по любому пустяку. В душе они кипят. То же самое верно в отношении завистливых людей. Завистники постоянно ищут, на что бы им направить свою зависть. Ревнивая жена все время копается в карманах мужа, в его письмах, пытаясь чего-нибудь отыскать.

Всякий раз, когда Насреддин приходит домой, случается скандал. Жена всегда обыскивает его. Стоит ей найти телефонный номер в его записной книжке, и она начинает подозревать. Если она находит волос на пиджаке, то начинает следствие с пристрастием. Как на пиджак попал волос?

Однажды она ничего не нашла, ни одного волоса. В тот день Насреддин был особым паинькой. И тогда она начала рыдать и причитать.

Насреддин спросил: «Почему ты плачешь? На моем пиджаке ты не нашла ни одного волоса».

Она объяснила: «Поэтому-то я плачу. Ты начал встречаться с лысой женщиной!»

Невероятно трудно найти лысую женщину, но таков образ мыслей ревнивого человека. Все это оболочки. Будда называет их клешами, грязью. Эгоист всегда ищет то, чему он завидует, или то, что его ущемляет. Собственники всегда ищут то, что может проявить их стяжание или что-то отрицательное, за что можно бороться.

Люди постоянно... Я говорю не о других, а о вас. Посмотрите на свой ум. Для чего вы всегда ищете? Смотрите на свой ум целые сутки, и вы встретите все эти завесы, аверны.

Есть либо незавершенные действия, нечистота, или, третье, так называемое гайя аверна, верования, мнения, идеологии, знания как завесы. Они не позволят вам знать, не дадут вам достаточного пространства, чтобы видеть. Эти три оболочки нужно отбросить.

Когда эти три оболочки отброшены, человек пребывает в пустоте. Само слово «пребывание» также нужно понять.

Будда говорит: «Он пребывает в пустоте». Это его дом, пустота. Он пребывает в ней, это пребывание. Он любит пустоту, полностью настроен на нее. И он не чужой, он не чувствует себя в пустоте чужим. Он не чувствует, что остановился в гостинице и завтра покинет ее. Таково его жилище. Когда завесы мыслей отброшены, пустота становится вашим домом. Вы полностью гармонируете с ней.

Кьеркегор никогда не переживал пустоту, как и Сартр. Они только размышляли о ней. Они просто думали о пустоте, фантазировали о ней. Поэтому Кьеркегор дрожит. Он думает, как и вы.

Подумайте, что будет, когда вы умрете, когда вас положат на погребальный костер, и вы исчезнете навсегда. Вы уже не увидите эти прекрасные деревья, симпатичных людей, ни разу не улыбнетесь, никогда не полюбите снова, никогда не увидите звезд. А в мире ничего не изменится, просто вас больше не будет. Разве вы не боитесь? Все будет по-прежнему: птицы будут петь, солнце будет вставать, океан будет шуметь, и орлы будут летать в вышине, цветы будут источать аромат, будет благоухать влажная земля - мир останется прежним.

Когда-нибудь вы исчезнете, ваше тело умрет. Это прекрасное тело, с которым вы жили, о котором заботились (оно болело, и вы расстраивались) однажды будет настолько бесполезным, что люди, которые любили его, те самые люди, отнесут его на погребальный костер и сожгут. Просто представьте себе эту картину. Стоит поразмышлять об этом, и приходит страх.

Наверно, Кьеркегор думал о смерти. Должно быть, он был боязливым человеком. Говорят, он был сыном богатого человека. Отец умер и оставил ему много денег, и тот никогда не работал, а постоянно размышлял. Он мог легко позволить себе это, ведь у него был большой счет в банке. Каждый первый день месяца он шел в банк (вот и вся его работа), чтобы получить деньги. Поэтому он мог жить и размышлять. Он только и делал, что размышлял, тягостно думал, рассуждал. Именно этот смысл англичане вкладывают в свое слово «медитировать» (meditate). Неправильный переводить термин «дхъяна» как медитация.

Когда ко мне приходят люди, я советую им медитировать, а они спрашивают: «О чем?» Английское слово «медитация» означает размышление о чем-то, о неком объекте. Индийское слово «дхъяна» означает просто быть в чем-то, не медитировать (размышлять) о чем-то. Это состояние, а не деятельность.

Итак, Кьеркегор хотел созерцать, философствовать. Говорят, он влюбился в одну красивую женщину, но не мог решиться на женитьбу. Само явление любви вызывало в нем страх. Три года он думал об этом и в конце концом все-таки решил не жениться. А он любил ее. Всю жизнь он не мог забыть эту женщину, всю жизнь он чувствовал вину перед ней. Женщина любила его, а он любил ее, но все-таки не решился жениться. Почему? Потому что сама мысль о любви пугала его. Любовь сродни смерти. Если вы действительно любите человека, то умираете в нем, исчезаете в нем.

Когда вы занимаетесь любовью... Я использовал это слово «заниматься», хотя это некорректно, но ни один язык не может передать этот смысл. Поэтому запомните, что я вынужден использовать слова со всеми их ограничениями. Любовь нельзя делать. Выражение «заниматься любовью» неправильное. Любовь приходит спонтанно. Но когда она случается, когда вы оказываетесь в любовном пространстве с кем-то, наступает страх, потому что вы исчезаете. Поэтому очень многие люди, миллионы, никогда не достигают оргазма, ведь оргазм это смерть.

Кьеркегор так сильно любил ее, что в нем возник страх потеряться в этой женщине. Этот страх был слишком велик. Он решил не жениться. Он отверг ее, не женился на ней. Он страдал всю жизнь, что не пошел на женитьбу из страха. Он был боязливым человеком.

Он жил хорошо, не работал, а просто философствовал. В тот день, когда он умер, произошел забавный случай. Он умер, когда пришел из банка. Был первый день месяца; он шел из банка, взяв свои деньги, но это были последние деньги. Он умер на дороге. Считается, что он умер от страха, потому что теперь в банке больше не осталось денег. Он был совершенно здоров, ничем не болел. Не было причин для столь скорой смерти. Но он пришел в банк и узнал, что ему выдают последние деньги. И он не смог дойти до дома, умер по дороге.

Он не пережил пустоту, о которой говорил Будда. Он только думал о пустоте, отсюда и страх. И Сартр тоже не был в пространстве, называемом медитацией. Он не медитировал, а размышлял, так как был западным человеком. Он не знал восточный путь. Поэтому свобода выглядела осуждением, страданием.

Из книги Лицом к лицу со страхом. Путеводитель на пути к близости автора Троуб Томас

Глава 10 Брошенность, неудовлетворенность и пустота – двери в одиночество Я обнаружил, что есть нечто, что является еще более глубокой, чем стыд и шок, причиной нашего страха. Это раны брошенности, неудовлетворенности и пустоты. Три разных стороны одного и того же

Из книги За пределы страха. Раскрытие любящего сердца. автора Троуб Томас

Пустота Под психологическими опытами брошенности и неудовлетворенности лежит опыт пустоты. Он также провоцируется, когда мы переживаем утрату. В пространстве пустоты нас захватывает потеря смысла жизни. Этот опыт, кажется, ждет нас, когда мы идем глубже. Глубже того,

Из книги Будда: Пустота Сердца автора Раджниш Бхагван Шри

Глава 9 Пустота и потребность

Из книги Книга-подарок, достойный королевы обольщения автора Криксунова Инна Абрамовна

Из книги Книга-подарок, достойный королевы красоты автора Криксунова Инна Абрамовна

Полная талия Если же ваша талия оставляет желать лучшего и ее объем превышает норму, то для вас как раз предназначена непринужденная элегантность прямого покроя. Всегда носите свободную, не прилегающую в области талии одежду. Не предоставляйте окружающим возможность

Из книги Тоннель в подсознание, или уроки Силы автора Хольнов Сергей Юрьевич

Полная талия Если ваша талия оставляет желать лучшего, то всегда носите прямую одежду, свободную в области талии. Не предоставляйте окружающим возможность визуально оценить объем вашей талии. При выступающем животе следуйте тем же рекомендациям.Прямой покрой создан

Из книги Око настоящего возрождения в пошаговых фотографиях. Все упражнения в одной книге автора Левин Петр

Короткая (или полная) шея Если у вас короткая или полная шея, то подберите себе такую прическу (из длинных или коротких волос), при которой шея будет высоко открыта. Так она будет выглядеть длиннее и стройнее. Выбирая для себя одежду, обращайте особое внимание на фасон

Из книги Загляни в себя. Ни воды, ни луны автора Раджниш Бхагван Шри

Из книги Свет на пути. В синем небе нет следов автора Раджниш Бхагван Шри

Полная чаша

Из книги Зеленая трава Дзен. Одинокая кукушка автора Раджниш Бхагван Шри

Глава 1 Пустота - полновластный хозяин Милый Мастер, Рьюсуй сказал:Пустота есть имя небытия, имя всего того, что нельзя постичь, имя гор, рек, всей земли. Её также называют подлинной формой. В зелени сосен, в сплетении ежевики не существует ни ухода, ни прихода. В красе цветов

Из книги Есть Я – Я Есть. Беседы автора Ренц Карл

Глава 17 Не-ум - пустота и наполненность Вопрос первый:Возлюбленный Ошо,Как-то раз ты описал свою работу как поиск психологии будд. Ты тогда объяснил, что Фрейд лишь основал патологическую психологию. Затем были Маслов, Янов, Ассагъоли, Перле и прочие люди, разработавшие

Из книги За пределы страха. Трансформация негативных эмоций автора Троуб Томас

Глава 3 ПУСТОТА И НОС МОНАХА Секьо сказал одному из своих монахов: «Можешь ли ты держаться за пустоту?» «Я попытаюсь», - ответил монах. И он вытянул руки в воздухе. «Это не очень-то хорошо, - сказал Секьо, - там ты ничего не получишь». «Хорошо, мастер> - сказал монах; -

Из книги Я слишком много думаю [Как распорядиться своим сверхэффективным умом] автора Петиколлен Кристель

Из книги Заставь свой мозг работать. Как максимально повысить свою эффективность автора Брэнн Эми

Нечего и прибавлять, конечно, что русские интересы будут при этом так строго соблюдены, что даже «Московские ведомости» - и те останутся довольны…

Кажется, что на эту тему мечтать - ничего?

Что было бы, если б древние новгородцы не последовали совету Гостомысла и не пригласили варягов?

Где был бы центр тяжести, если б вещий Олег взял Константинополь и оставил его за собой?

Какими государственными соображениями руководились удельные князья, ведя друг с другом беспрерывные войны?

Кто был первый Лжедмитрий?

Попробуйте заняться хоть одним из этих вопросов, и вы увидите, что и ваше существо, и Монрепо, и вся природа - все разом переполнится привидениями. Со всех сторон поползут шепоты, таинственные дуновения, мелькания, словом сказать, вся процедура серьезного исторического, истинно погодинского исследования. И в заключение тень Красовского произнесет: «Мечтать дозволяется».

О, тень возлюбленная! не ошибкой ли, однако, высказала ты разрешительную формулу? повтори!

В-третьих, в-четвертых, в-пятых… я, конечно, не буду утомлять читателя дальнейшим перечислением подходящих сюжетов и тем. Скажу огулом: мир мечтаний так велик и допускает такое безграничное разнообразие сочетаний, что нет той навозной кучи, которая не представляла бы повода для интереснейших сопоставлений.

Одним словом, я мечтал, мечтал без конца, мечтал обо всем: о прошлом, настоящем и будущем, мечтал смело, в сладкой уверенности, что никто об моих мечтах не узнает и, следовательно, никто меня не подкузьмит. И, проводя время в этих мечтаниях, чувствовал себя удивительно хорошо. До усталости ходил по комнате и ни на минуту не уличил свою мысль в бездеятельности; потом садился в кресло, закрывал глаза и опять начинал мысленную работу. Даже так называемые «хозяйственные распоряжения» - и те вскоре приняли у меня мечтательный характер. Придет вечером, перед спаньем, в комнаты старик Лукьяныч и молвит: - Ну, нынче - зима!

Ты говоришь: зима?

Да, зима нынче. И ежели теперича лето с приметами сойдется, так, кажется, конца-краю урожаю не будет!

Ты думаешь?

Гм… это бы…

Бог, братец…

Молчание.

Распоряжениев насчет завтрашнего дня не будет?

Нет, что уж…

Покойной ночи-с!

Напечатать