Все отзывы о спектакле. Монолог Гамлета "Быть или не быть" (Уильям Шекспир)

Уильям ШЕКСПИР
Монологи Гамлета
Перевод Андрея Козырева

(Гамлет, акт 1, сцена 2)

Подлинник

O that this too too sallied flesh would melt,
Thaw, and resolve itself into a dew!
Or that the Everlasting had not fix;d
His canon ;gainst slaughter! O God, God,
How , stale, flat, and unprofitable
Seem to me all the uses of this world!
Fie on;t, ah fie! ;tis an unweeded garden
That grows to seed, things rank and gross in nature
Possess it merely. That it should come !
But two months dead, nay, not so much, not two.
So excellent a king, that was to this
Hyperion to a satyr, so loving to my mother
That he might not beteem the winds of heaven
Visit her face too roughly. Heaven and earth,
Must I remember? Why, she should hang on him
As if increase of appetite had grown
By what it fed on, and yet, within a month -
Let me not think on;t! Frailty, thy name is woman! -
A little month, or ere those shoes were old
With which she followed my poor father;s body,
Like Niobe, all tears - why, she, -
O God, a beast that wants discourse of reason
Would have mourn;d longer - married with my uncle,
My father;s brother, but no more like my father
Than I to Hercules. Within a month,
Ere yet the salt of most unrighteous tears
Had left the flushing in her galled eyes,
She married - O most wicked speed: to post
With such dexterity to incestious sheets,
It is not, nor it cannot come to good,
But break my heart, for I must hold my tongue.

Перевод

О, если б эта плоть смогла исчезнуть,
Пропасть, растаять, изойти росой!
О, если бы Господь не запретил
Самоубийства! Боже мой! Насколько
Ничтожным, мелким, плоским, безобразным
Мне кажется весь мир, мой мир постылый!
Вот мерзость! Сад, заросший без прополки
Травою сорной, той, что отравляет
Природу…До чего доходит жизнь!
Двух месяцев не минуло, как умер…
И кто? Гиперион, богоподобный
В сравненьи с нынешним сатиром; мать
Так возлюбивший, что весенний ветер
Не смел ее лицо овеять резко…
Земля и небо! Должен помнить я о нем?
Она его любила так, как будто
От утоленья возрастала страсть,
Но месяц миновал – всего лишь месяц…
Как объяснить и как понять мне это?
Неверность – имя женщине! Лишь месяц…
И башмаки не сношены, в которых
Она за телом мужа горько шла,
Как Ниобея, плача, – что же ныне? –
Господь, бездушный зверь и то любви
Хранил бы верность дольше! – вышла замуж
За дядю. Он на брата непохож,
Как я – на Геркулеса. Только месяц!
Её глаза просохнуть не успели
От соли слез притворных – и она
Венчается опять! Как скор порок,
Готовивший ей одр кровосмешенья!
Нет, это все к добру не приведет!
Но бейся, сердце, а язык, молчи!

Уильям ШЕКСПИР

(Гамлет, акт 1, сцена 5)

Подлинник

O all you host of heaven! O earth! What else?
And shall I couple hell? O fie, hold, hold, my heart,
And you, my sinows, grow not instant old,
But bear me up. Remember thee!
Ay, thou poor ghost, whiles memory holds a seat
In this distracted globe. Remember thee!
Yea, from the table of my memory
I;ll wipe away all trivial fond records,
All saws of books, all forms, all pressures past
That youth and observation copied there,
And thy commandement all alone shall live
Within the book and volume of my brain,
Unmix;d with baser matter. Yes, by heaven!
O most pernicious woman!
O villain, villain, smiling, damned villain!
My tables - meet it is I set it down
That one may smile, and smile, and be a villain!
At least I am sure it may be so in Denmark.

So, uncle, there you are. Now to my word:
It is "Adieu, adieu! remember me."
I have sworn;t.

Перевод:

О Божьи ангелы! О небо! О земля!
И кто еще? К ним ад еще добавить?
Держись, о сердце! Мышцы, вы ослабли?
Мне помогите выстоять сейчас!
Мне, мне – тебя, отец мой, не забыть?
Да, призрак, если память есть еще
В презренном шаре на плечах моих.
Да! В древней книге памяти моей
Я вычеркну признания любви,
Все знанья книг, все образы и формы,
Все, что хранилось с детства много лет, –
Но я твои слова навек оставлю
Жить в одиночестве в той книге мозга.
Клянусь я в этом перед небесами!
О женщина, что гибель нам приносит!
Злодей с улыбкой милой на лице!
Я на моей дощечке напишу,
Что и злодейство может улыбаться,
По крайней мере, в Дании уж точно.

[Он пишет].

А вот и Вы, мой дядя. Я добавлю:
«Прощай, прощай! И не забудь меня».
Клянусь.

Уильям ШЕКСПИР

(Гамлет, акт 3, сцена 1)

Подлинник

To be, or not to be, that is the question:
Whether ;tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles,
And by opposing, end them. To die, to sleep -
No more, and by a sleep to say we end
The heart-ache and the thousand natural shocks
That flesh is heir to; ;tis a consummation
Devoutly to be wish;d. To die, to sleep -
To sleep, perchance to dream - ay, there;s the rub,
For in that sleep of death what dreams may come,
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause; there;s the respect
That makes calamity of so long life:
For who would bear the whips and scorns of time,
Th; oppressor;s wrong, the proud man;s contumely,
The pangs of despis;d love, the law;s delay,
The insolence of office, and the spurns
That patient merit of th; unworthy takes,
When he himself might his quietus make
With a bare bodkin; who would fardels bear,
To grunt and sweat under a weary life,
But that the dread of something after death,
The undiscover;d country, from whose bourn
No traveller returns, puzzles the will,
And makes us rather bear those ills we have,
Than fly to others that we know not of?
Thus conscience does make cowards ,
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o;er with the pale cast of thought,
And enterprises of great pitch and moment
With this regard their currents turn awry,
And lose the name of action. - Soft you now,
The fair Ophelia. Nymph, in thy orisons
Be all my sins rememb;red.

Быть иль не быть? – Вот как стоит вопрос…
Что выше: выносить пращи и стрелы
Взбесившейся фортуны – или разом
Восстать противу них, и, взяв оружье,
Закончить все? Погибнуть… Умереть…
Уснуть… Всего лишь? Знать, что сном прервешь ты
Страдание и боль – наследство плоти…
Какой конец – забыться и уснуть,
Уснуть! Но каковы тогда виденья,
Которые во сне увижу я,
Когда петля смертельная сомкнется?
Вот что смущает нас; вот объясненье,
Что делает настолько длинной жизнь
И горе. – Кто бы снес презренье века,
Тирана гнет и хамство гордеца,
Тоску любви, медлительность законов,
Глумленье подлости над стойкой честью,
Когда бы волен был прервать свой век
Простым кинжалом? Кто бы под ярмом
Пыхтел, потел, неся груз этой жизни,
Когда б не страх страны, с чьих берегов
Еще никто вовек не возвращался?
Он волю ослабляет, и нам легче
Терпеть страданья этой долгой жизни,
Чем страхи той, что неизвестна нам.
Так совесть в трусов превращает нас,
Так яркий цвет решимости природной
Бледнеет под тенями бледной мысли;
Стремление, могучее в истоке,
Течет теперь иным, кривым путем
И в океан поступка не впадет…. Но тише!
Офелия, мой свет! В молитве, нимфа,
Мои грехи пред небом помяни…

Уильям Шекспир

Монолог «Быть или не быть…»

в русских переводах XIX-XX веков

To be, or not to be: that is the question:
Whether ‘tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles,
And by opposing end them? To die: to sleep;
No more; and by a sleep to say we end
The heart-ache and the thousand natural shocks
That flesh is heir to, ‘tis a consummation
Devoutly to be wish’d. To die, to sleep;
To sleep: perchance to dream: ay, there’s the rub;
For in that sleep of death what dreams may come
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause: there’s the respect
That makes calamity of so long life;
For who would bear the whips and scorns of time,
The oppressor’s wrong, the proud man’s contumely,
The pangs of despised love, the law’s delay,
The insolence of office and the spurns
That patient merit of the unworthy takes,
When he himself might his quietus make
With a bare bodkin? who would fardels bear,
To grunt and sweat under a weary life,
But that the dread of something after death,
The undiscover’d country from whose bourn
No traveller returns, puzzles the will
And makes us rather bear those ills we have
Than fly to others that we know not of?
Thus conscience does make cowards of us all;
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o’er with the pale cast of thought,
And enterprises of great pith and moment
With this regard their currents turn awry,
And lose the name of action. – Soft you now!
The fair Ophelia! Nymph, in thy orisons
Be all my sins remember’d.

М. Вронченко

Быть иль не быть – таков вопрос; что лучше,
Что благородней для души: сносить ли
Удары стрел враждующей фортуны,
Или восстать противу моря бедствий
И их окончить. Умереть – уснуть –
Не боле, сном всегдашним прекратить
Все скорби сердца, тысячи мучений,
Наследье праха – вот конец, достойный
Желаний жарких. Умереть – уснуть.
Уснуть. Но сновиденья… Вот препона:
Какие будут в смертном сне мечты,
Когда мятежную мы свергнем бренность,
О том помыслить должно. Вот источник
Столь долгой жизни бедствий и печалей.
И кто б снес бич и поношенье света,
Обиды гордых, притесненье сильных,
Законов слабость, знатных своевольство,
Осмеянной любови муки, злое
Презренных душ презрение к заслугам,
Когда кинжала лишь один удар –
И он свободен. Кто в ярме ходил бы,
Стенал под игом жизни и томился,
Когда бы страх грядущего по смерти
Неведомой страны, из коей нет
Сюда возврата, – не тревожил воли,
Не заставлял скорей сносить зло жизни,
Чем убегать от ней к бедам безвестным.
Так робкими творит всегда нас совесть,
Так яркий в нас решимости румянец
Под тению пускает размышленья,
И замыслов отважные порывы,
От сей препоны уклоняя бег свой,
Имен деяний не стяжают. Ах,
Офелия. О нимфа, помяни
Грехи мои в своей молитве.

М. Загуляев

Быть иль не быть – вот он, вопрос. Должна ли
Великая душа сносить удары рока
Или, вооружаясь против потока бедствий,
Вступить с ним в бой и положить конец
Страданью…
Умереть – заснуть… и только.
И этим сном покончить навсегда
С страданьями души и с тысячью болезней,
Природой привитых к немощной плоти нашей…
Конец прекрасный и вполне достойный
Желаний жарких…
Умереть – заснуть…
Заснуть… быть может, видеть сны… какие?
Да, вот помеха… Разве можно знать,
Какие сны нам возмутят сон смертный…
Тут есть о чем подумать.
Эта мысль
И делает столь долгой жизнь несчастных.
И кто бы в самом деле захотел
Сносить со стоном иго тяжкой жизни,
Когда б не страх того, что будет там, за гробом.
Кто б захотел сносить судьбы все бичеванья
И все обиды света, поруганье
Тирана, оскорбленья гордеца,
Отверженной любви безмолвное страданье,
Законов медленность и дерзость наглеца,
Который облечен судьбой всесильной властью,
Презрение невежд к познаньям и уму,
Когда довольно острого кинжала,
Чтоб успокоиться навек… Кто б захотел
Нести спокойно груз несчастной жизни,

Неведомой страны, откуда ни один
Еще доселе путник не вернулся…
Вот что колеблет и смущает волю,
Что заставляет нас скорей сносить страданья,
Чем убегать к иным, неведомым бедам,
Да, малодушными нас делает сомненье…
Так бледный свой оттенок размышленье
Кладет на яркий цвет уж твердого решенья,
И мысли лишь одной достаточно, чтоб вдруг
Остановить важнейших дел теченье.
О если б… Ах, Офелия… О Ангел,
В своей молитве чистой помяни
Мои грехи.

Н. Кетчер

Быть или не быть. Вопрос в том, что благородней: сносить ли пращи и стрелы злобствующей судьбины или восстать против моря бедствий и, сопротивляясь, покончить их. Умереть – заснуть, не больше, и, зная, что сном этим мы кончаем все скорби, тысячи естественных, унаследованных телом противностей, – конец желаннейший. Умереть – заснуть, заснуть, но, может быть, и сны видеть – вот препона; какие могут быть сновиденья в этом смертном сне, за тем как стряхнем с себя земные тревоги, вот что останавливает нас. Вот что делает бедствия так долговечными; иначе кто же стал бы сносить бичевание, издевки современности, гнев властолюбцев, обиды горделивых, муки любви отвергнутой, законов бездействие, судов своевольство, ляганье, которым терпеливое достоинство угощается недостойными, когда сам одним ударом кинжала может от всего этого избавиться. Кто, кряхтя и потея, нес бы бремя тягостной жизни, если бы страх чего по смерти, безвестная страна, из-за пределов которой не возвращался еще ни один из странников, не смущали воли, не заставляли скорей сносить удручающие нас бедствия, чем бежать к другим, неведомым. Так всех нас совесть делает трусами; так блекнет естественный румянец решимости от тусклого напора размышленья, и замыслы великой важности совращаются с пути, утрачивают название деяний. – А, Офелия. О нимфа, помяни меня в своих молитвах.

Н. Маклаков

Быть иль не быть, – вопрос весь в том:
Что благороднее. Переносить ли
Нам стрелы и удары злополучья –
Или восстать против пучины бедствий
И с ними, в час борьбы, покончить разом.
Ведь умереть – уснуть, никак не больше;
Уснуть в сознании, что настал конец
Стенаньям сердца, сотням тысяч зол,
Наследованных телом. Как, в душе,
Не пожелать такого окончанья?
Да. Умереть – уснуть. Но ведь уснуть,
Быть может, грезить. Вот, и вечно то же
Тут затрудненье: в этой смертной спячке,
Как с нас спадет ярмо земных сует,
Какого рода сны нам сниться могут.
Вот отчего мы медлим, вот причина,
Что наши бедствия столь долговечны.
И кто бы согласился здесь терпеть
Насилье грубое, издевки века,
Неправды деспотов, презренье гордых,
Тоску отвергнутой любви, законов
Бездействие, судов самоуправство
И скромного достоинства награду –
Ляганье подлецов, когда возможно
Купить себе покой одним ударом.
И кто бы захотел здесь ношу жизни,
Потея и кряхтя, таскать по свету,
Когда б не страх чего-то после смерти,
Страх стороны неведомой, откуда
Из странников никто не возвращался,
Не связывал нам волю, заставляя
Охотнее страдать от злоключений
Уже известных нам, чем устремляться
Навстречу тем, которых мы не знаем.
Так совесть превращает нас в трусишек,
Решимости естественный румянец,
При бледноликом размышленье, блекнет;
Стремления высокого значенья,
При встрече с ним, сбиваются с дороги,
И мысли не становятся делами, -
А, это вы, Офелия. О нимфа.
Воспомяни грехи мои в молитвах.

А. Соколовский

Жить иль не жить – вот в чем вопрос.
Честнее ль
Безропотно сносить удары стрел
Враждебной нам судьбы, иль кончить разом
С безбрежным морем горестей и бед,
Восстав на все. Окончить жизнь – уснуть,
Не более, – когда при этом вспомнить,
Что с этим сном навеки отлетят
И сердца боль, и горькие обиды –
Наследье нашей плоти, – то не вправе ль
Мы все желать подобного конца.
Окончить жизнь – уснуть… уснуть, а если
При этом видеть сны… Вот остановка.
Какого рода сны тревожить будут
Нас в смертном сне, когда мы совлечем
С себя покрышку плоти. Вот что может
Связать решимость в нас, заставя вечно
Терпеть и зло, и бедственную жизнь…
Кто стал бы, в самом деле, выносить
Безропотно обиды, притесненья,
Ряд горьких мук обманутой любви,
Стыд бедности, неправду власти, чванство
И гордость знатных родом – словом, все,
Что суждено достоинству терпеть
От низости, – когда бы каждый мог
Найти покой при помощи удара
Короткого ножа. Кто стал влачить бы
В поту лица томительную жизнь,
Когда бы страх пред тою непонятной,
Неведомой страной, откуда нет
И не было возврата, не держал
В оковах нашей воли и не делал
Того, что мы скорей сносить готовы
Позор и зло, в которых родились,
Чем ринуться в погоню за безвестным…
Всех трусами нас сделала боязнь.
Решимости роскошный цвет бледнеет
Под гнетом размышленья. Наши все
Прекраснейшие замыслы, встречаясь
С ужасной этой мыслью, отступают,
Теряя имя дел. – Но тише, вот
Офелия. О нимфа, помяни
Меня, прошу, в святых своих молитвах.

Ольга Сорокина отзывы: 256 оценок: 253 рейтинг: 89

Девять монологов из пьес: «Как вам это понравится», «Ромео и Джульетта», «Отелло», «Ричард III», «Двенадцатая ночь», «Венецианский купец», «Гамлет».
Девять героев, девять перевоплощений, девять характеров. Девять рассказов о любви.
И всё это без антракта и на глазах у зрителей. На всё про всё 70 минут.
Представляете себе динамику и спрессованность спектакля?
Девять ролей, две из которых женские (ах, какой пленительной была Джульетта!). Много ли вы знаете актёров, которые решатся на подобное?
Замена одной маленькой детали: цветок, перчатки, газовый шарф - и вот за считанные секунды на сцене уже не Ромео, а Джульетта, и Яго, и Ричард III (как же точно передан образ! во всей своей многогранности! в одном только монологе!), и ещё, и ещё. И, конечно, Гамлет. Возможен ли спектакль, посвящённый У. Шекспиру, без "Гамлета"?
Впрочем, наверное, возможен. Но не этот! Владимир Скворцов не стал изображать оригинальность и не обошёл Гамлета стороной. И легендарный "быть или не быть" - это кульминация спектакля, его победная (да-да! победная!) точка! Выстрел, сбивающий наповал!
Вот только что перед глазами был целый мир и вдруг щелчок и... темнота.
И горечь сожаления, что спектакль закончен.

Потому что ты уже привык сопереживать героям, привык смеяться, любоваться, привык наслаждаться игрой! Привык быть свидетелем чуда настоящего творчества, чуда театра!
Сознание совершенно отказывается принимать неизбежность финала, и ты снова представляешь начало. Это движение по кругу, всё ускоряющееся и ускоряющееся! И понимаешь, что воронка раскручена! Раскручена ещё в самом начале. И ты уже давно внутри неё, и движение это не остановить, как не остановить землю. И поэтому финал - это не точка, а запятая.
Потому что невозможно перестать говорить о любви.

Владимир Скворцов гениальный актёр!
Идите!
Смотрите!
Наслаждайтесь!

Marylyn отзывы: 105 оценок: 141 рейтинг: 84

Честно говоря, спектакль удивил, и не самым приятным образом. Я ожидала драмы, трагедии - учитывая пьесы, из которых должны были читаться монологи, но увиденное оказалось по большей частью совсем иным - фарсом, шутовством, фиглярством.

Апофеозом был монолог Джульетты, и то, как Владимир Скворцов его обыграл, было действительно смешно и остроумно. Но он был почти в начале, и после этого ждалось чего-то сопоставимого - ладно, раз решили превращать трагедию в фарс, давайте делать это на таком же высоком уровне! Но уровень упал.
Дальше было по большей части скучно. Не вкладывал (или не сумел вложить) в последующие монологи актер ни трагического пафоса, ни столько же новизны и оригинальности, как в монологе Джульетты.

"Ричард III" был неплох, но шутки ниже пояса, поданные телом, испортили впечатление.

Светлана отзывы: 38 оценок: 39 рейтинг: 13

Скажу главное. Это было неожиданно! Свежо, весело, динамично и захватывающе! Давно я не помню такого разнообразия в моноспектакле. Тем более, что моноспектакль на мой взгляд - это самое сложное в театре. Один на один со зрителем. Здесь же совершенно не чувствовалось, что актёр один, столько промелькнуло перевоплощений!
Смотрела не отрываясь, забыв обо всём!
Так жалко было и Яго, и Отелло! И так захотелось перечитать Шекспира!
Спасибо за отличный спектакль!

Ирина Ирина отзывы: 16 оценок: 17 рейтинг: 13

У любви много лиц. И рож, и гримас, но чаще - все-таки лиц. Я знала это и раньше, разумеется, но блистательный Владимир Скворцов мне об этом напомнил.
Монологи героев Шекспира в исполнении единственного человека на сцене. У которого, кстати, масса полноправных партнеров - мобильный телефон, солнцезащитные очки, красное яблоко, перчатки - все они играют собственные роли. И кажется, что следующий монолог читает другой человек. Вообще другой. Изумительное мгновенное перетекание Артиста из образа в образ, из мужчины в женщину и обратно, от влюбленной юницы к ненавидящему интригану завораживает, заставляет неотрывно следить и нетерпеливо гадать - кто же дальше?
Местами ужасно смешно, местами - до слез (Яго, бедный Яго, как тебя жаль!) Словом, необычный спектакль "...о несчастных и счастливых, о добре и зле, о лютой ненависти и святой любви...". Именно так. Рекомендую.

Леонид Казаков отзывы: 19 оценок: 19 рейтинг: 7

Спектакль в целом неплох, особенно удачны сцены, где были задействованы юмор и личное обаяние Владимира Скворцова. Оптимизм и харизма Владимира проглядывали в трагических сценах, и не давали возможности проникнуться переживаниями их героев. Интересны световые решения и переодевания прямо во время действия. На мой взгляд, "Монологи" больше понравятся поклонникам Владимира Скворцова, чем поклонникам Шекспира, хотя знание произведений классика будет не лишним, не все отобранные сценки знакомы "среднему читателю".

Владимир Шахов отзывы: 31 оценок: 32 рейтинг: 6

Работы Владимира Скворцова видел в кино и в театре «ET Setera». Поэтому, на моноспектакль известного актёра шёл с предвкушением радостного открытия. И не ошибся! Открытия были. Сам театр «Компас центр» поразил своим минимализмом и интересной отделкой помещения.
А спектакль «Шекспир. Монологи» переваривал все выходные, чтоб окончательно разобраться в ощущениях.
Не все произведения Шекспира мне знакомы, но монологи, яркие и экспрессивные, доходчиво раскрывают суть трагедии или комедии гениального Ульяма.
Час десять моноспектакля спрессованы как три часа полноценного спектакля с антрактом. Очень мощный посыл Шекспира потомкам, выражен актёром и режиссёром Владимиром Скворцовым ярко и самобытно. В лучших традициях русской актёрской школы. Браво!

Екатерина Брицова отзывы: 3 оценок: 7 рейтинг: 4

Была. В феврале. Недавно.
Это был сложный для меня вечер - не связано со спектаклем. Сложные события, которые только в тот день открылись, но к сегодняшнему вечеру уже закрылись.
В жизни все переменчиво.
Однако. В сложный вечер попала я на этот спектакль. И была рада.
Эмоции оголены и где-то посмеялась от души, где-то поплакала.
Владимир Скворцов прекрасен. Перевоплощения до неузнаваемости. Дело не в париках и сюртуках. Дело в энергии.
Герой - особенность, герой - характер. Все разное. В одном человеке уместилось...
Хотя, сейчас вспоминаю, что когда смотрела, я забыла, что передо мной один человек. Ум воспринимал так, будто это каждый раз был разный Владимир Скворцов.
Кому сходить, посмотреть...
Тому, кто не привязан к Шекспиру, потому что там прочтение не банальное. Сильно.
Тому, кто свободен от других рамок, стереотипов, относительно театра. Нет... там не будет обнаженки и мата. Но есть то, что умеет делать только Владимир Скворцов. И к этому нужно не быть готовыми, а просто любить все, что будет происходить.
Тому, кто хочет хорошо провести часок одним вечером. А потом в кафе - обсуждать, радоваться, думать.
Рекомендую. Делюсь.
С любовью, Катя

Юна Южева отзывы: 2 оценок: 3 рейтинг: 3

На спектакль Владимира Скворцова "Шекспир. Монологи" шла с большим удовольствием и отличным настроением, так как полюбила работы этого актера в спектаклях Et Cetera. А тут удивительная возможность увидеть любимого актера в моноспектакле, почти лицом к лицу в небольшом камерном зале "Компас-центра".
Спектакль превзошел все ожидания, а настроение после взлетело просто до небес. Необычный формат, интересные режиссерские решения, вечная тема, харизма актера - все на отлично.
На сцене, благодаря таланту Владимира Скворцова, возникают знакомые персонажи Вильяма нашего Шекспира. Сопереживаешь им до дрожи, до мурашек по спине, проживаешь спектакль со слезами и хохотом, затаив дыхание ждешь, что же будет дальше.
Захотелось перечитать "Двенадцатую ночь", захотелось сходить на другие спектакли с участием Владимира Скворцова. Потрясающий актер!

Любовь Околотина отзывы: 3 оценок: 3 рейтинг: 2

Побывала на премьере 16 декабря. Собираясь на этот спектакль, честно говоря, не очень понимала, зачем я туда иду. Я не являюсь поклонницей сериала "Шаман" и не была знакома с творчеством Владимира Скворцова. Из произведений Шекспира я читала только "Гамлет" (каюсь), и никогда не испытывала желания продолжить изучение творчества классика. В общем, что называется, ничего не предвещало. Но... как же здорово! Какая талантливая игра! Какая интересная постановка! Здесь и смех и слезы, и любовь и ненависть. И кажется, что всё это не о покрытых паутиной временах, а о нас с вами, о нашей жизни. И лишь одно расстраивает. После каждой сцены чувствуешь укол разочарования, от того, что маленькая история так быстро закончилась. Так хочется увидеть продолжение, узнать кто все эти люди и какова их дальнейшая судьба. Думаю, что спектакль понравится и таким, как я, культурным профанам и настоящим ценителям. Сходите, не пожалеете.

Весь мир - театр.

В нём женщины, мужчины - все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий громко на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник ,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь,-
Так он играет роль. Шестой же возраст -
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса - кошель,
В штанах, что с юности берег, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы -
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.

All the world’s a stage,

And all the men and women merely players:
They have their exits and their entrances;
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages. At first the infant,
Mewling and puking in the nurse’s arms.
And then the whining school-boy, with his satchel,
And shining morning face, creeping like snail
Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woful ballad
Made to his mistress’ eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths, and bearded like the pard,
Jealous in honour, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bobble reputation.
Even in the cannon’s mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lin’d,
With eyes severe, and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slipper’d pantaloon
With spectacles on nose well and pouch on side,
His youthful hose well sav’d a world too wide
For his shrunk shank; and his big manly voice,
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends his strange eventful history,
In second childishness and mere oblivion
Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.

Уильям Шекспир

Монолог «Быть или не быть…»

в русских переводах XIX-XX веков

To be, or not to be: that is the question:
Whether ‘tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles,
And by opposing end them? To die: to sleep;
No more; and by a sleep to say we end
The heart-ache and the thousand natural shocks
That flesh is heir to, ‘tis a consummation
Devoutly to be wish’d. To die, to sleep;
To sleep: perchance to dream: ay, there’s the rub;
For in that sleep of death what dreams may come
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause: there’s the respect
That makes calamity of so long life;
For who would bear the whips and scorns of time,
The oppressor’s wrong, the proud man’s contumely,
The pangs of despised love, the law’s delay,
The insolence of office and the spurns
That patient merit of the unworthy takes,
When he himself might his quietus make
With a bare bodkin? who would fardels bear,
To grunt and sweat under a weary life,
But that the dread of something after death,
The undiscover’d country from whose bourn
No traveller returns, puzzles the will
And makes us rather bear those ills we have
Than fly to others that we know not of?
Thus conscience does make cowards of us all;
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o’er with the pale cast of thought,
And enterprises of great pith and moment
With this regard their currents turn awry,
And lose the name of action. – Soft you now!
The fair Ophelia! Nymph, in thy orisons
Be all my sins remember’d.

М. Вронченко

Быть иль не быть – таков вопрос; что лучше,
Что благородней для души: сносить ли
Удары стрел враждующей фортуны,
Или восстать противу моря бедствий
И их окончить. Умереть – уснуть –
Не боле, сном всегдашним прекратить
Все скорби сердца, тысячи мучений,
Наследье праха – вот конец, достойный
Желаний жарких. Умереть – уснуть.
Уснуть. Но сновиденья… Вот препона:
Какие будут в смертном сне мечты,
Когда мятежную мы свергнем бренность,
О том помыслить должно. Вот источник
Столь долгой жизни бедствий и печалей.
И кто б снес бич и поношенье света,
Обиды гордых, притесненье сильных,
Законов слабость, знатных своевольство,
Осмеянной любови муки, злое
Презренных душ презрение к заслугам,
Когда кинжала лишь один удар –
И он свободен. Кто в ярме ходил бы,
Стенал под игом жизни и томился,
Когда бы страх грядущего по смерти
Неведомой страны, из коей нет
Сюда возврата, – не тревожил воли,
Не заставлял скорей сносить зло жизни,
Чем убегать от ней к бедам безвестным.
Так робкими творит всегда нас совесть,
Так яркий в нас решимости румянец
Под тению пускает размышленья,
И замыслов отважные порывы,
От сей препоны уклоняя бег свой,
Имен деяний не стяжают. Ах,
Офелия. О нимфа, помяни
Грехи мои в своей молитве.

М. Загуляев

Быть иль не быть – вот он, вопрос. Должна ли
Великая душа сносить удары рока
Или, вооружаясь против потока бедствий,
Вступить с ним в бой и положить конец
Страданью…
Умереть – заснуть… и только.
И этим сном покончить навсегда
С страданьями души и с тысячью болезней,
Природой привитых к немощной плоти нашей…
Конец прекрасный и вполне достойный
Желаний жарких…
Умереть – заснуть…
Заснуть… быть может, видеть сны… какие?
Да, вот помеха… Разве можно знать,
Какие сны нам возмутят сон смертный…
Тут есть о чем подумать.
Эта мысль
И делает столь долгой жизнь несчастных.
И кто бы в самом деле захотел
Сносить со стоном иго тяжкой жизни,
Когда б не страх того, что будет там, за гробом.
Кто б захотел сносить судьбы все бичеванья
И все обиды света, поруганье
Тирана, оскорбленья гордеца,
Отверженной любви безмолвное страданье,
Законов медленность и дерзость наглеца,
Который облечен судьбой всесильной властью,
Презрение невежд к познаньям и уму,
Когда довольно острого кинжала,
Чтоб успокоиться навек… Кто б захотел
Нести спокойно груз несчастной жизни,

Неведомой страны, откуда ни один
Еще доселе путник не вернулся…
Вот что колеблет и смущает волю,
Что заставляет нас скорей сносить страданья,
Чем убегать к иным, неведомым бедам,
Да, малодушными нас делает сомненье…
Так бледный свой оттенок размышленье
Кладет на яркий цвет уж твердого решенья,
И мысли лишь одной достаточно, чтоб вдруг
Остановить важнейших дел теченье.
О если б… Ах, Офелия… О Ангел,
В своей молитве чистой помяни
Мои грехи.

Н. Кетчер

Быть или не быть. Вопрос в том, что благородней: сносить ли пращи и стрелы злобствующей судьбины или восстать против моря бедствий и, сопротивляясь, покончить их. Умереть – заснуть, не больше, и, зная, что сном этим мы кончаем все скорби, тысячи естественных, унаследованных телом противностей, – конец желаннейший. Умереть – заснуть, заснуть, но, может быть, и сны видеть – вот препона; какие могут быть сновиденья в этом смертном сне, за тем как стряхнем с себя земные тревоги, вот что останавливает нас. Вот что делает бедствия так долговечными; иначе кто же стал бы сносить бичевание, издевки современности, гнев властолюбцев, обиды горделивых, муки любви отвергнутой, законов бездействие, судов своевольство, ляганье, которым терпеливое достоинство угощается недостойными, когда сам одним ударом кинжала может от всего этого избавиться. Кто, кряхтя и потея, нес бы бремя тягостной жизни, если бы страх чего по смерти, безвестная страна, из-за пределов которой не возвращался еще ни один из странников, не смущали воли, не заставляли скорей сносить удручающие нас бедствия, чем бежать к другим, неведомым. Так всех нас совесть делает трусами; так блекнет естественный румянец решимости от тусклого напора размышленья, и замыслы великой важности совращаются с пути, утрачивают название деяний. – А, Офелия. О нимфа, помяни меня в своих молитвах.

Н. Маклаков

Быть иль не быть, – вопрос весь в том:
Что благороднее. Переносить ли
Нам стрелы и удары злополучья –
Или восстать против пучины бедствий
И с ними, в час борьбы, покончить разом.
Ведь умереть – уснуть, никак не больше;
Уснуть в сознании, что настал конец
Стенаньям сердца, сотням тысяч зол,
Наследованных телом. Как, в душе,
Не пожелать такого окончанья?
Да. Умереть – уснуть. Но ведь уснуть,
Быть может, грезить. Вот, и вечно то же
Тут затрудненье: в этой смертной спячке,
Как с нас спадет ярмо земных сует,
Какого рода сны нам сниться могут.
Вот отчего мы медлим, вот причина,
Что наши бедствия столь долговечны.
И кто бы согласился здесь терпеть
Насилье грубое, издевки века,
Неправды деспотов, презренье гордых,
Тоску отвергнутой любви, законов
Бездействие, судов самоуправство
И скромного достоинства награду –
Ляганье подлецов, когда возможно
Купить себе покой одним ударом.
И кто бы захотел здесь ношу жизни,
Потея и кряхтя, таскать по свету,
Когда б не страх чего-то после смерти,
Страх стороны неведомой, откуда
Из странников никто не возвращался,
Не связывал нам волю, заставляя
Охотнее страдать от злоключений
Уже известных нам, чем устремляться
Навстречу тем, которых мы не знаем.
Так совесть превращает нас в трусишек,
Решимости естественный румянец,
При бледноликом размышленье, блекнет;
Стремления высокого значенья,
При встрече с ним, сбиваются с дороги,
И мысли не становятся делами, -
А, это вы, Офелия. О нимфа.
Воспомяни грехи мои в молитвах.