Счастье как этическая категория. Универсальные понятия и категории этики

Проблема счастья постоянно фигурирует в повседневной общении людей. Актуальна она в философии, искусстве. Некоторые мыслители, прежде всего евдемонисты, считали ее главной, а все остальные проблемы - производными о ней. Она на самом деле весьма актуальна, поскольку представление о счастье, понимание сущности существенно влияют (по крайней мере могут влиять) на жизнедеятельность личности.

Все хотят быть счастливыми, однако представляют счастье по-разному. Даже специалисты не могут однозначно истолковать это понятие. Часто это связано с отождествлением трех феноменов: счастье; представление о счастье, то есть счастье, каким его знает обыденное сознание (мораль является формой общественного сознания обычного уровня) "счастье" как понятие этики. Все это порождает непреодолимые трудности, поскольку теряется предмет теоретического анализа.

Понятие "счастье", как и любое другое научное понятие, является не объектом, а результатом познания. Этика исследует не понятие "счастье", а собственное счастье, феномен счастья. Правда, она не может обойти вниманием те полупонятие-напивуявлення о счастье, которыми пользуется обыденное сознание, своеобразно осмысливает этот феномен. Результатом такого исследования и четко очерченное понятие "счастье".

Анализ феномена счастья можно начать с рабочего определения, согласно которому оно толкуется как особое психическое состояние, сложный комплекс переживаний человеком высокой удовлетворенности своей жизнью. "Счастье, - по мнению Дж. Локка, - в своем полном объеме есть наивысшее удовольствие, на которое мы способны, а несчастье - наивысшее страдание", можно жить содержательным, творческой жизнью и не переживать такого интенсивного чувства, которым есть чувство счастья. Однако быть счастливым без него нельзя. Это свидетельствует о существенности субъективного начала в счастье.

В то же время предлагаемое определение слишком широким, поскольку не все люди, переживающие состояние наивысшей удовлетворенности своим бытием, действительно счастливы. Удовлетворенность своим бытием может быть результатом извращенного представления о смысле жизни и предназначении человека. Правда, понятие "искаженное представление о смысле жизни и предназначении человека" так часто использовалось различными идеологами, что в его интерпретации приходится относиться осторожно. Предлагаемое определение счастья слишком широкое и потому, что подобные чувства могут вызываться интенсивным эстетическим отношением к действительности, в акте которого человеку нередко удается максимально абстрагироваться от практически-утилитарных, социальных, политических, моральных и других проблем, деактуализуваты их и всем существом почувствовать и пережить безграничную радость своего простого бытия, присутствия в мире, переживания удовлетворения предводительством лоне природы ("Intermezzo" украинского писателя Михаила Коцюбинского (1864-1913)). Однако эстетические чувства удовлетворения бытием существенно отличаются от чувства счастья, поскольку оно является реалистичной, натуралистичнишою форме ощущения и переживания бытия.

Счастье - состояние наивысшего внутреннего удовлетворения человека условиями своего бытия, полноте и осмысленностью жизни, реализацией своего человеческого предназначения.

Объективной основой счастья есть мера добродетели человека, совокупность факторов, определяющих ее жизненное благополучие (здоровье, материальное благополучие, везение и т.д.).

Иллюзии удовлетворение жизнью можно достичь и искусственными средствами (алкоголем, наркотиками и т.д.). Однако после этого непременно наступает тяжелое состояние (похмелье, ломки и т.п.) и прозрение, понимание того, что иллюзия счастья принципиально отличается от настоящего счастья. А счастье, по словам русского писателя Льва Толстого (1828-1910), есть удовольствие без раскаяния.

Признавая субъективное начало существенным моментом счастья, необходимо выяснить объективные основы счастья. Определенный материал по этому дает обыденное сознание, в частности общественное мнение, народная мудрость. Счастливыми считают людей здоровых ("Здоровый нищий, - как считал немецкий философ Артур Шопенгауэр (1788- 1860), - счастливее больного короля") красивых (природа предоставила им значительный аванс); богатых, хотя бы потому, что богатство обеспечивает человеку свободу действий (немецкий мыслитель Фридрих Энгельс (1820-1895) утверждал, что стремлению к счастью меньше всего нужны идеальные права. Оно требует прежде всего материальных средств); влюбленных, которым отвечают взаимностью ("Высшее счастье в жизни - это уверенность в том, что вас любят, - писал французский прозаик Виктор Гюго (1802-1885), - любят ради вас самих, точнее сказать - любят вопреки вам»); тех, кто имеет близких друзей ("... какое счастье - дружба, подобная той, которая существует между нами, - писал К. Маркс Ф. Энгельсу. - Ты-то знаешь, что никакие отношения я не ценю так высоко") ; тех, кто достиг высокого социального статуса; кто максимально себя само-реализовав и заслужил уважение соотечественников ("Мы бываем счастливы, - писал французский философ Блез Паскаль (1623-1662), - только чувствуя, что нас уважают") и др.

Понятно, что одного здоровья или богатства мало для того, чтобы быть счастливым, а владеть всеми благами почти невозможно. Без некоторых из них человек может быть счастливым, без других (здоровье, полноценное общение, реализация творческих потенций) - нет. Очевидно, идеально счастливых людей не бывает.

Счастью человека могут угрожать и природные катаклизмы (землетрясения, вулканы, наводнения, другие бедствия), а также неблагоприятные состояния общества (войны, нестабильность, беззаконие и т.д.). К тому же, как заметил французский писатель Жан Лабрюйер (1645- 1696), "перед лицом некоторых несчастий то стыдно быть счастливым".

Иногда счастливую жизнь понимается как объективный, заранее запрограммированный процесс, как "счастливую судьбу". В Древней Греции судьба была персонифицировано, и она сказывалась именами Адрастен, Ананке, Ате, Атропос, Мойра, Тюхе (Тихое), Хеймармене. В Древнем Риме судьбу называли Парки, Фортуной. Перечисленные персонажи тогдашней мифологии нередко считались богинями не только судьбы, но и счастье. Согласно этой точке зрения отдельные люди просто должны быть счастливы. Это одна концепция, в которой понятие "счастье" характеризует весь жизненный путь человека. Большинство концепций используют это понятие для характеристики отдельных звеньев, эпизодов, фактов жизни личности. Согласно им жизнь редко дарит счастье. К тому же оно слишком кратковременным, эпизодическим, касается человека лишь отдельными гранями (счастливый в любви, но не реализовал себя в научной или художественном творчестве; достиг высоких творческих успехов, но чувствует себя одиноким в этом мире и т.д.). В связи с этим говорят о количественные характеристики счастье.

Иногда счастье понимается как удачу, то есть случайное, часто незаслуженное получения благ (выигрыш в лотерею, получение наследства, нахождение клада). Но если в настоящем чувстве счастья человек испытывает удовлетворение своей жизнью, то в таком случае радость приносят предметы внешнего мира, которые изменяют ее жизнь к лучшему. Поэтому прав римский философ-стоик Луций-Анней Сенека

(ок. 4 до н. э. - 65 н. э.), утверждая, что нельзя считать счастливым того, кто зависит от счастливой случайности. Потому что главное, по словам российского писателя Михаила Пришвина (1873-1954), "чтобы счастье пришло, как заслуга".

Способность человека испытывать чувство счастья и характер этого переживания зависят как от его мировоззрения (идеалов, понимание смысла жизни, назначения человека), так и от многих других субъективных факторов (темперамента, характера, жизненного опыта, способностей, которые он может реализовать). Люди веселого нрава иначе воспринимают свою жизнь, чем мрачные. Это касается уязвимых и невозмутимых натур. Завышенные амбиции и неспособность их реализовать порождают недовольство собой. Не является полезной и заниженная самооценка.

Познание сущности счастья связывают с выяснением того, чем оно является для человека - целью или результатом. Как правило, это следствие неоправданного отождествления реального счастья (результата) с представлением о счастье, которое связывают с достижением определенной цели. Такое представление может сопровождаться интенсивными переживаниями предчувствие счастья, что существенно влияет на достижение жизненных целей, активизирует деятельность человека. А собственное счастье, счастье как результат успешной деятельности нередко делает человека пассивным, по крайней мере на время.

О невозможности однозначного толкования счастье писали многие мыслители. Так, по словам немецкого философа Иммануила Канта (1724-1804), по счастью невозможен никакой императив, который приписывал бы делать то, что делает счастливым. Часто в таких рассуждениях речь идет не о счастье как проявление нравственного сознания, а об объективной основу, то есть о том, что делает человека счастливым. При этом в поле зрения находятся не виды человеческой деятельности, не свершения, которые приносят человеку счастье, а то, что объединяет все свершения. Наиболее полно это воплощено в словах Л. Толстого: "Счастье есть ощущение полноты физических и духовных сил в их общественном применении". Действительно, счастливой может быть человек, поведение и жизнедеятельность которой ориентированы на общечеловеческие ценности. Непременным условием счастья является и самореализация личности. Поскольку жизненные планы людей существенно отличаются, каждый стремится самореализоваться в сфере своей жизнедеятельности, то счастье каждого человека индивидуально неповторимое.

С категорией ʼʼсмысл жизниʼʼ тесно связано понятие ʼʼсчастьеʼʼ. В случае если смысл жизни - это как бы объективная оценка значимости существования человека, то счастье - это сопровождающееся чувство глубокой моральной удовлетворенности личностное переживание полноты своего бытия, результатов своей жизнедеятельности. По этой причине счастье всœегда связано с ощущением необыкновенного подъема духовных и физических сил, стремлением к переживанию всœей многомерности бытия, а состояние счастья прямо противоположно состоянию пассивности, равнодушия, инœертности.

Правда если понимать счастье лишь как чувство удовлетворения, то придется признать равноценность любых переживаний удовлетворенности, а значит, и счастья: и в случае совершения добра, и в случае совершения зла. По этой причине существует множество ʼʼмоделœейʼʼ счастья - общепризнанных и личных, в рамках которых счастье соотносится с благом - с обладанием им или созиданием его. При этом и здесь ʼʼвозможны вариантыʼʼ.

В гуманистической этике существует мнение: для того чтобы человек был счастлив, он должен не иметь, а быть (Э. Фромм) - быть нравственно автономной, самодостаточной личностью, отличающейся определœенными моральными качествами. По этой причине счастье - это осуществление внутренней свободы, процесс реализации глубочайшего личного ʼʼхотенияʼʼ. Необходимые условия счастья:

Объективные - удовлетворение базовых жизненных потребностей человека. По этой причине материальное благополучие и жизненный комфорт - еще не счастье, а лишь норма человеческого существования, условие счастья.

Субъективны - внутренняя готовность и способность личности к счастью - своего рода талант, в котором проявляется глубина и яркость личности, ее внутренняя энергия. В конечном счете это - нормальное состояние человека. И в связи с этим отказ от счастья есть предательство личности, подавление в себе собственной индивидуальности, а утрата способности к счастью – показатель деградации личности, душевного хаоса, неспособности найти главную линию в жизни.

Итак, для счастья необходимы следующие условия:

оптимальное удовлетворение материальных потребностей;

самореализация личности через профессиональную деятельность и бескорыстное общение. Некоторые особенности и ʼʼзаконыʼʼ счастья

  • Счастье можно обрести только в процессе самоосуществления, самореализации личности. Оно невозможно при пассивном образе жизни.
  • Счастье не есть непрерывное состояние радости. В нем нельзя пребывать, как в некой ʼʼзоне непрекращающихся удовольствийʼʼ. Это - миг, ʼʼзвездный часʼʼ человека, наиболее яркие точки его жизни.
  • Предчувствие, предвкушение счастья, его ожидание часто значительнее, острее и ярче, чем его осуществление.
  • Счастье существует только во взаимном общении, во взаимодействии людей. Им нельзя владеть, обособившись ото всœех. Важно заметить, что для счастья всœегда нужны другие: только тогда, когда другие приобщены к ʼʼмоемуʼʼ счастью, а я к счастью других - только тогда счастье сохраняет свою полноценность, наполненность.

Счастье не должна быть абсолютным. Оно - не полное отсутствие несчастий, но способность преодолевать невзгоды и неудачи. Счастье временно, преходяще. Когда мы счастливы, мы всœегда испытываем неосознанный страх: страх потерять счастье, страх, что оно пройдет, кончится. Это, с одной стороны, омрачает счастье, придает ему привкус горечи, а с другой - ориентирует нас на бережное отношение к счастью.

Счастье не есть безмятежность и спокойствие, оно всœегда сопряжено с борьбой - преодолением тех или иных обстоятельств. Переживание полноты бытия, достижение глубокого внутреннего удовлетворения невозможно без преодоления собственной инœертности, пассивности, внешних обстоятельств, наконец, без преодоления ʼʼсамого себяʼʼ.

Счастье может базироваться не только на высоких моральных ценностях, в его базе могут лежать и антиценности ради которых человек иногда сознательно идет на саморазрушение личности, будучи не в состоянии отказаться от мгновений пусть призрачного, но счастья.

Мера счастья зависит от степени нравственности индивида: удовольствие в жизни может испытать каждый, счастье - только по-настоящему нравственный человек.

С категорией «смысл жизни» тесно связано понятие «счастье». Если смысл жизни - это как бы объективная оценка значимости существования человека, то счастье - это сопровождающееся чувство глубокой моральной удовлетворенности личностное переживание полноты своего бытия, результатов своей жизнедеятельности. Поэтому счастье всегда связано с ощущением необыкновенного подъема духовных и физических сил, стремлением к переживанию всей многомерности бытия, а состояние счастья прямо противоположно состоянию пассивности, равнодушия, инертности.

Правда если понимать счастье лишь как чувство удовлетворения, то придется признать равноценность любых переживаний удовлетворенности, а значит, и счастья: и в случае совершения добра, и в случае совершения зла. Поэтому существует множество «моделей» счастья - общепризнанных и личных, в рамках которых счастье соотносится с благом - с обладанием им или созиданием его. Однако и здесь «возможны варианты».

В гуманистической этике существует мнение: для того чтобы человек был счастлив, он должен не иметь, а быть (Э. Фромм) - быть нравственно автономной, самодостаточной личностью, отличающейся определенными моральными качествами. Поэтому счастье - это осуществление внутренней свободы, процесс реализации глубочайшего личного «хотения». Необходимые условия счастья:

Объективные - удовлетворение основных жизненных потребностей человека. Поэтому материальное благополучие и жизненный комфорт - еще не счастье, а лишь норма человеческого существования, условие счастья.

Субъективны - внутренняя готовность и способность личности к счастью - своего рода талант, в котором проявляется глубина и яркость личности, ее внутренняя энергия. В конечном счете это - нормальное состояние человека. И поэтому отказ от счастья есть предательство личности, подавление в себе собственной индивидуальности, а утрата способности к счастью – показатель деградации личности, душевного хаоса, неспособности найти главную линию в жизни.

Итак, для счастья необходимы следующие условия:

оптимальное удовлетворение материальных потребностей;

самореализация личности через профессиональную деятельность и бескорыстное общение. Некоторые особенности и «законы» счастья

  • Счастье можно обрести только в процессе самоосуществления, самореализации личности. Оно невозможно при пассивном образе жизни.
  • Счастье не есть непрерывное состояние радости. В нем нельзя пребывать, как в некой «зоне непрекращающихся удовольствий». Это - миг, «звездный час» человека, наиболее яркие точки его жизни.
  • Предчувствие, предвкушение счастья, его ожидание часто значительнее, острее и ярче, чем его осуществление.
  • Счастье существует только во взаимном общении, во взаимодействии людей. Им нельзя владеть, обособившись ото всех. Для счастья всегда нужны другие: только тогда, когда другие приобщены к «моему» счастью, а я к счастью других - только тогда счастье сохраняет свою полноценность, наполненность.

Счастье не может быть абсолютным. Оно - не полное отсутствие несчастий, но способность преодолевать невзгоды и неудачи. Счастье временно, преходяще. Когда мы счастливы, мы всегда испытываем неосознанный страх: страх потерять счастье, страх, что оно пройдет, кончится. Это, с одной стороны, омрачает счастье, придает ему привкус горечи, а с другой - ориентирует нас на бережное отношение к счастью.


Счастье не есть безмятежность и спокойствие, оно всегда сопряжено с борьбой - преодолением тех или иных обстоятельств. Переживание полноты бытия, достижение глубокого внутреннего удовлетворения невозможно без преодоления собственной инертности, пассивности, внешних обстоятельств, наконец, без преодоления «самого себя».

Счастье может базироваться не только на высоких моральных ценностях, в его основе могут лежать и антиценности ради которых человек иногда сознательно идет на саморазрушение личности, будучи не в состоянии отказаться от мгновений пусть призрачного, но счастья.

Мера счастья зависит от степени нравственности индивида: удовольствие в жизни может испытать каждый, счастье - только по-настоящему нравственный человек.

Смысл жизни, в качестве этической категории, обозначает высшую, стратегическую нравственную ценность (или их целостную совокупность), которая личностью выбирается, представляется как социально значимая.

Одной из центральных проблем этики является определение места человека в жизни, смысла его бытия. Существовали различные исторические концепции - от Древней Греции до наших дней, - которые предлагали различные модели смысла жизни исходя из содержания общечеловеческих ценностей:

Гедонизм (от. греч. наслаждение) - смысл жизни получить максимум наслаждений;

Эвдемонизм (от. греч. счастье) - смысл жизни в том, что бы быть счастливым;

Утилитаризм (от. лат. польза) - смысл жизни в стремлении к личной выгоде и пользе;

Рагматизм (от. греч. действие, практика) - смысл жизни связывается с богатство, стремление к обладанию вещами, комфортом, престижем;

Корпоративизм (от. лат. объединение, сообщество) - смысл жизни связывается с общностью интересов ограниченной группы людей, преследующей частные интересы;

Перфекционизм (от. лат совершенство) - смысл жизни связывается с личным самосовершенством; гуманизм (от. лат человечный) - смысл жизни связывается со служением другим людям, проникнуты любовью к ним, с уважением к человеческому достоинству и с заботой о благе людей.

Смысл — это объективная наполненность, содержательный критерий жизни; осмысленность — это субъективное отношение к жизни, осознание ее смысла. Жизнь индивида может иметь смысл, независимо от осмысления.

Объективно смысл жизни человека реализуется в процессе его жизнедеятельности, протекающей в разных сферах. Поэтому он может выступать как спектр смыслов и целей. Но в любом случае человек должен состояться, иметь возможность представить себя миру, выразить свою сущность. Жизнь наполняется смыслом, когда она полезна другим, когда человек с удовлетворением и полной самоотдачей занимается своим делом, когда существование его проникнуто нравственным добром и справедливостью. Тогда объективная значимость, смысл его жизни совпадают с его личными, субъективными стремлениями и целями. Наилучший вариант — ситуация, когда смысл и осмысленность образуют гармоничное единство. Ведь осознать смысл своей жизни — значит, найти свое «место под солнцем».

С категорией «смысл жизни» тесно связано понятие «счастье». Если смысл жизни — это как бы объективная оценка значимости существования человека, то счастье — это сопровождающееся чувство глубокой моральной удовлетворенности личностное переживание полноты своего бытия, результатов своей жизнедеятельности. Поэтому счастье всегда связано с ощущением необыкновенного подъема духовных и физических сил, стремлением к переживанию всей многомерности бытия, а состояние счастья прямо противоположно состоянию пассивности, равнодушия, инертности.

Правда если понимать счастье лишь как чувство удовлетворения, то придется признать равноценность любых переживаний удовлетворенности, а значит, и счастья: и в случае совершения добра, и в случае совершения зла. Поэтому существует множество «моделей» счастья — общепризнанных и личных, в рамках которых счастье соотносится с благом — с обладанием им или созиданием его. Однако и здесь «возможны варианты».

В гуманистической этике существует мнение: для того чтобы человек был счастлив, он должен не иметь, а быть (Э. Фромм) — быть нравственно автономной, самодостаточной личностью, отличающейся определенными моральными качествами. Поэтому счастье — это осуществление внутренней свободы, процесс реализации глубочайшего личного «хотения». Необходимые условия счастья:

Объективные — удовлетворение основных жизненных потребностей человека. Поэтому материальное благополучие и жизненный комфорт — еще не счастье, а лишь норма человеческого существования, условие счастья.

Субъективны — внутренняя готовность и способность личности к счастью — своего рода талант, в котором проявляется глубина и яркость личности, ее внутренняя энергия. В конечном счете это — нормальное состояние человека. И поэтому отказ от счастья есть предательство личности, подавление в себе собственной индивидуальности, а утрата способности к счастью - показатель деградации личности, душевного хаоса, неспособности найти главную линию в жизни.

Итак, для счастья необходимы следующие условия:

Оптимальное удовлетворение материальных потребностей;

Самореализация личности через профессиональную деятельность и бескорыстное общение. Некоторые особенности и «законы» счастья

Счастье можно обрести только в процессе самоосуществления, самореализации личности. Оно невозможно при пассивном образе жизни.

Счастье не есть непрерывное состояние радости. В нем нельзя пребывать, как в некоей «зоне непрекращающихся удовольствий». Это миг, «звездный час» человека, наиболее яркие точки его жизни.

Предчувствие, предвкушение счастья, его ожидание часто значительнее, острее и ярче, чем его осуществление.

Счастье существует только во взаимном общении, во взаимодействии людей. Им нельзя владеть, обособившись ото всех. Для счастья всегда нужны другие: только тогда, когда другие приобщены к «моему» счастью, а я к счастью других — только тогда счастье сохраняет свою полноценность, наполненность.

Счастье не может быть абсолютным. Оно — не полное отсутствие несчастий, но способность преодолевать невзгоды и неудачи. Счастье временно, преходяще. Когда мы счастливы, мы всегда испытываем неосознанный страх: страх потерять счастье, страх, что оно пройдет, кончится. Это, с одной стороны, омрачает счастье, придает ему привкус горечи, а с другой — ориентируем нас на бережное отношение к счастью.

Счастье не есть безмятежность и спокойствие, оно всегда сопряжено с борьбой — преодолением тех или иных обстоятельств. Переживание полноты бытия, достижение глубокой: внутреннего удовлетворения невозможно без преодоления собственной инертности, пассивности, внешних обстоятельств, наконец, без преодоления «самого себя».

Счастье может базироваться не только на высоких моральных ценностях, в его основе могут лежать и антиценности ради которых человек иногда сознательно идет на саморазрушение личности, будучи не в состоянии отказаться от мгновений пусть призрачного, но счастья.

Мера счастья зависит от степени нравственности индивида: удовольствие в жизни может испытать каждый, счастье — только по-настоящему

СЧАСТЬЕ – понятие, обозначающее высшее благо как завершенное, самоценное, самодостаточное состояние жизни; общепризнанная конечная субъективная цель деятельности человека. Как слово живого языка и феномен культуры счастье многоаспектно. Польский исследователь В. Татаркевич выделил четыре основных значения понятия счастья: 1) благосклонность судьбы, удача, удавшаяся жизнь, везенье; первоначально, по-видимому, такое понимание превалировало над другими смыслами, что отразилось в этимологии слова (праславянское sъčęstь̂j восходит к древнеиндийскому su «хороший» и čęstь «часть», что означало «хороший удел», по другой версии – «совместная часть, доля»; древнегреческое εὐδαιμονία буквально означало покровительство доброго гения); 2) состояние интенсивной радости; 3) обладание наивысшими благами, общий несомненно положительный баланс жизни; 4) чувство удовлетворенности жизнью.

Философско-этический анализ счастья начинается с разграничения в его содержании двух принципиально различных по происхождению компонентов: а) того, что зависит от самого субъекта, определяется мерой его собственной активности и б) того, что от него не зависит, предзадано внешними условиями (обстоятельствами, судьбой). То в счастье, что зависит от человека, получило название добродетели. Именно в связи с понятием счастья формировались человеческие представления о добродетели и осуществлялось ее философско-этическое осмысление. В ходе ответа на вопрос, в чем заключается совершенство человека, которое ведет к его счастью, было выработано понятие морального совершенства и нравственных (этических) добродетелей.

Соотношение добродетели и счастья, точнее, роль и место нравственных добродетелей в составе факторов, образующих счастье, стало центральной проблемой этики. Различные решения этой проблемы в истории европейской этики могут быть сведены к трем основным традициям.

Первая традиция видит в нравственных добродетелях средство по отношению к счастью, которое выступает в качестве цели. Счастье, отождествляемое в одном случае с удовольствием (трактовка, развиваемая в гедонизме), в другом – с пользой, успехом (утилитаризм), в третьем – с отсутствием страданий и безмятежностью души (Эпикур), становится критерием и высшей санкцией индивидуальной человеческой морали. Эта традиция получила название эпикурейской или собственно евдемонистической (см. Евдемонизм).

Вторая традиция, получившая название стоической, рассматривает счастье как следствие добродетели. По мнению стоиков, нравственное совершенство человека не зависит от его судьбы, конкретных обстоятельств жизни и совпадает с проистекающей из разума внутренней стойкостью; т.к. индивид через разум связан с космосом в целом, нравственное совершенство само по себе оказывается счастьем. Согласно такому пониманию, человек счастлив не в индивидуальных и особенных проявлениях своей жизни, а в ее родовой сущности, совпадающей с разумом.

Третья традиция, по отношению к которой первые две могут считаться маргинальными, является синтетической. Она заложена Аристотелем и может быть названа его именем – аристотелевской; в Новое время наиболее ярко представлена Гегелем. Согласно этому пониманию, нравственные добродетели – это и путь к счастью, и самый существенный его элемент. Если в эпикурейской традиции счастье совпадает с природностью (в совершенстве ее индивидуально выраженной человеческой конкретности), а в стоической оно отождествляется с возвышением до разумно-невозмутимого отношения к природной эмпирии индивидуальной жизни, то аристотелизм трактует счастье как вторую природу, выступающую как совершенная деятельность, деятельный разум. Разумно преобразованной природе свойственны свои собственные удовольствия. Такой подход связывает проблему счастья с конкретным анализом видов человеческой деятельности, открывая тем самым возможность создания теории счастья. Существенными при этом являются вопросы о счастье индивида и счастье общества (государства), а также о собственно человеческом и высшем (божественном) уровнях счастья.

Этические учения античности, Средневековья, эпохи Просвещения исходили из образа человека, основным стремлением которого является стремление к счастью. В этом общем смысле все они были евдемонистическими. Различия начинались при конкретизации того, что такое счастье и как оно достигается. Согласно евдемонистическим учениям (в собственном смысле слова), человек достигает счастливого состояния непосредственно – в той мере, в какой он руководствуется своим желанием счастья и старается наиболее полно его удовлетворить. По мнению представителей других этических школ, ни в понимании счастья, ни в стремлении к нему нельзя руководствоваться чувством удовольствия, путь к счастью может даже предполагать отказ от него. Эту вторую традицию, к которой относятся киники, стоики, скептики, многие религиозные мыслители, нельзя, однако, считать антиевдемонистической. Она также признает первичность и существенность желания счастья, но при этом полагает, что в действительности счастьем является нечто иное, чем обычно принято считать. Следует поэтому от евдемонизма в узком понимании (как этической традиции, по преимуществу связанной с именем Эпикура) отличать евдемонизм в широком смысле слова как некую исходно-аксиоматическую установку этической теории. Это различение, в частности, выделение евдемонизма в широком смысле слова, важно для осмысления основополагающего значения категории счастья в системе моральных понятий. Счастье – фундаментальная категория человеческого бытия. В известном смысле самого человека можно определить как существо, предназначение которого состоит в том, чтобы быть счастливым.

В философско-этическом анализе счастья наряду с проблемой его соотношения с добродетелью важное значение имели вопросы о том, 1) относится ли счастье к сфере целей или является сверхцелью, императивом, и 2) может ли быть счастливым человек, если несчастны его окружающие. Счастье – цель деятельности, оно находится в пределах возможностей человека. Но стоит представить себе это состояние достигнутым, как жизнь в форме сознательно-целесообразной деятельности оказывается исчерпанной. Получается парадоксальная ситуация: счастье нельзя не мыслить в качестве достижимой цели, но и нельзя помыслить таковой. Выход из нее чаще всего усматривают в разграничении различных форм и уровней счастья – прежде всего речь идет о разграничении счастья человеческого и сверхчеловеческого. Уже Аристотель выделял первую (высшую) евдемонию, связанную с созерцательной деятельностью, дианоэтическими добродетелями (добродетелями разума) и представляющую собой нечто редкое, божественное, и вторую евдемонию, которая доступна всем свободным людям (гражданам) и связана с этическими добродетелями. Он же пользуется двумя словами – εὐδαιμονία и μακαρίτας, различие между которыми в последующем приобрело терминологический смысл (счастье и блаженство).

Счастье заключается в чувстве удовлетворенности индивида тем, как в целом складывается его жизнь. Из этого, однако, не следует, что счастье субъективно. Оно не сводится к отдельным удовольствиям, а представляет собой их гармоничное сочетание, синтез. Даже как эмоциональное состояние счастье, по крайней мере отчасти, имеет вторичную природу и обусловлено определенными представлениями о нем, претендующими на общезначимость. Тем более это относится к оценкам в терминах счастья и несчастья. За субъективным чувством и представлением о счастье всегда стоит какой-то канон, образец того, что такое счастье и счастливый человек сами по себе. Говоря по-другому, в своем желании счастья человек всегда исходит из того, что такое же желание присуще и другим людям. Более того: счастье одних индивидов прямо зависит от счастья других. Весь вопрос в том, как широк этот круг обратных связей счастья. По Л.Фейербаху, евдемонизм становится этическим принципом как желание счастья другому. Это значит, что счастье одних индивидов связано со счастьем других через нравственные отношения между ними, через посредство счастливого общества. Счастливый человек в счастливом обществе – такова одна из типичных и центральных тем философских трактатов о счастье.

Философия древности и Средних веков в целом этизировала проблему счастья или, что то же самое, рассматривала этические проблемы в связи со стремлением человека к счастью. В Новое время ситуация меняется, и этика уже не направлена на осмысление человеческой жизни в терминах счастья, что получило обоснование у Канта. Он развел понятия морали (добродетели, долга) и счастья, выдвинув два основных аргумента: а) хотя счастье в качестве высшего блага признают все, тем не менее понимают его по-разному, оно предстает как субъективное чувство и не может стать основой общезначимости (всеобщности) как специфического признака нравственности; б) соединение морали со счастьем создает иллюзию, будто добродетельность человека гарантированно дополняется его жизненным благополучием. Позицию Канта нельзя понимать как этическую дискредитацию счастья. Последнее признается в качестве фокуса всех эмпирических целей человека, императивов благоразумия, но имеет иной источник и иную природу, чем нравственный долг.

В современной этике проблематика счастья растворена в разнообразных натуралистических теориях морали, в ней нет акцентированных евдемонистических моральных учений, проблема счастья не является центральной в этических дискуссиях, что, видимо, отражает трагизм мироощущения и общественного существования современного человека.

А.А. Гусейнов

Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. III, Н – С, с. 686-688.

Литература:

Аристотель. Никомахова этика, кн. 1. Соч. в 4 т., т. 4. М., 1983;

Эпикур. Письмо Менекею.– В кн.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, кн. 10. М, 1986;

Татаркевич В. О счастье и совершенстве человека, пер. А.В. Коноваловой. М., 1981.