Декабристы красноярского края 19 века. Декабристы. Восстание дорога в Сибирь

ДЕКАБРИСТЫ В ЕНИСЕЙСКОЙ ГУБЕРНИИ

"Я уверен, что добрая молва о нас
сохранится навечно по всей Сибири
что многие скажут сердечное спасибо
за ту пользу, которую пребывание наше
им доставило"
(Н. Басаргин)

Несмотря на тяжёлые испытания в Сибири, декабристы не изменили своим идеалам и продолжали служить народу. Их деятельность носила главным образом просветительский характер. В Енисейской губернии на поселении был 31 человек. В Красноярске и окрестных селениях жили Ф. П. Шаховский, братья Н.С. и П.С. Бобрищевы - Пушкины, С.Г. Краснокутский, А.Н. Лудский, М.А. Фонвизин, М.Ф. Митьков, В.Л. Давыдов и М.М. Спиридов.
В 1839 году Фонвизин и Краснокутский были переведены из Красноярска в Тобольск. И словно на "освободившуюся вакансию" тотчас прибыли декабристы Давыдов и Спиридов. Полковник, "южанин" В.Л. Давыдов и "славянин" - Майер Михаил Матвеевич Спиридов первоначально были приговорены к смертной казни, затем заменённой пожизненной каторгой, а после 10-и летнего отбывания - пожизненной ссылкой. Это была по "чувства милосердия" всеобщая амнистия по случаю 10-и летия "восшествия на престол". Давыдов приехал в Красноярск со своей женой, верной подручной, Александрой Ивановной и детьми, родившимися в Сибири.Поселился он в доме купца Мясникова и прожил там 10 лет, пока не отстроил себе особняк в Батальонном переулке. Декабристы, особенно Давыдов, сумели расшевелить Красноярск. Все передовые, прогрессивно мыслящие люди тянулись на яркий огонёк дома Давыдовых. Здесь они находили отдохновение от мещанских сплетен, грязных чиновничьих интриг. Переступая порог этого дома, люди словно вступали в иной мир. Их привлекала удивительно дружеская, товарищеская атмосфера, царившая в семье Давыдовых, полнейшая искренность и взаимопонимание. Богатейшая библиотека Давыдовых стала по существу первой публичной библиотекой в Красноярске. Давыдова красноярцы называли "властителем дум", а прибывшего с ним товарища, с виду тихого, немногословного, но обладающего удивительным упорством и незаурядными знаниями М.М. Спиридова, вскоре назвали "заступником и другом крестьян". Спиридов облюбовал небольшой хуторок Дрокино, возле красноголовой сопки, на берегу тихой светлой речки - Кага. Для начала он взял 15 десятин. М.М. выписывал новинки по агрономии, ботанике; по полученным чертежам в местных кузнях делал новые сельскохозяйственные орудия, заказывал сельхозмашины. Но крестьяне были не заинтересованы кровно в поднятии, в развитии своего хозяйства. Страх увеличения налога сковал сибирских вольных землепашцев. Меж тем молва о необычном дрокиинском хуторе распространилось далеко за пределы Красноярского уезда. Все чаще приезжали из далека крестьяне посоветоваться, посмотреть на диковиные механизмы, о которых сам Спиридов говорил: "здесь неупотребимые но необходимые для разрыхления и углаживания пашен". Широкой популярностью пользовался сорт картофеля, выведенного декабристом, названный крестьянами "Спиридовкой".
Умер М.М. Спиридов 26 декабря 1854 года. Согласно завещанию его похоронили на крестьянском кладбище в селе Емельяново. В.Л. Давыдов умер 25 октября 1855 года. Декабристы прибывшие в Красноярск сделали огромный вклад в развитие не только Красноярска, но всей Сибири.

Царегородцев Иван,

Канский технологический техникум

Цвет всего, что было тогда образованного, истинно благородного в России отправилось в цепях на каторгу, в почти необитаемую часть Сибири. Как писал А. С. Пушкин «повешенные повешены, но каторга 120 друзей, братьев, товарищей – ужасна».

История Сибири первой половины XIX века тесно связана с историей декабризма. Декабристы явились зачинателями открытой революционной борьбы против феодально-крепостнического строя, Григорий Батеньков в своих показаниях назвал 14 декабря «первым в России опытом революции политической, опытом почтенным в бытописании и в глазах других просвещенных народов». Опыт был…: 5 повешены, 120 приговорены к ссылке на каторжные работы сроком от 2 до 20лет, с последующим поселением в Сибири или к бессрочной ссылке на поселение, к разжалованию в солдаты.

Многие думали, что везут не в Сибирь, а в тюремные крепости. Глуха Сибирь и страшна, но все же не страшнее каменных казематов Петропавловска или Шлиссельбурга.

В ночь с 21 и с 23 июля 1826года две первые партии (8 человек) приговорены к отправке в Сибирь, увезли их из Петропавловской крепости в Сибирь. До Иркутска они проделали путь в «ножных железах». В повозке сидел жандарм. «Скакали день и ночь, - вспоминает барон Андрей Розен, - в санях дремать было неловко; ночевать в кандалах и одежде было неспокойно. Поэтому дремали на станциях по несколько минут во время перепряжки: Кострома, Вятка, Пермь, Екатеринбург, Тюмень, Ачинск, Красноярск, Канск, Иркутск…9 городов на расстоянии 3000 верст». Дорога в Сибирь показала декабристам глубокое сочувствие населения. И не только простые люди, но даже многие сибирские губернаторы и чиновники любым способом старались выказать им знаки внимания, Николай Басаргин долгие годы берег монетку, подаренную ему в дороге нищей старухой.

«Чем дальше мы продвигались в Сибирь, - тем более она выигрывала в глазах моих. Простой народ казался мне гораздо свободнее, смышленее, даже и образованнее наших русских крестьян, в особенности помещичьих. Он более понимал достоинство человека, более дорожим правами своими…»

Сначала хотели декабристов разбросать по всей Сибири, но затем, чтобы за всеми был полный контроль, размести рядом: Нерчинск, Благодатский рудник, Петровский завод.… Все годы жили в тюрьме «темной и грязной, вонючей каторге на съедении у всех видов насекомых» - так писала княгиня Мария Волконская. Работали в шахтах с 5 часов утра до 11 дня. Норма – не менее 3 пуда руды, перенесенных на носилках. Начальник Нерчинского рудника Бурнашев очень сожалел, что в инструкции содержания осужденных упоминается о заботе, о здоровье декабристов. «Без этой закорючки я бы в 2 месяца всех вывел в расход». Работали в ножных и ручных кандалах. Каторжанам платили 6коп. в сутки и 2 пуда муки в месяц. К каторге приговорили самых ярких участников восстания. Остальных осужденных по 6-8 разрядам приговорили к поселению в малообжитых местах Западной и Восточной Сибири. Всего разрядов было 11. Жили очень нище, богатую родню имели не все. Позже им было выделено жалованье как на содержание солдата – 4 рубля 35 коп. серебром в месяц, а еще позже выделили по 15 десятин земли. Недаром были такие кто сошел с ума (это 5 человек), погибали в расцвете сил в возрасте 29-35 лет (12 человек).

Еще находясь в тюрьме и рудниках наметили ряд программных требований в борьбе за подъем культуры и просвещения в Сибири:

создание широкой сети начальных школ за счет добровольных пожертвований местного населения;

официальное предоставление ссыльным право на обучение детей;

увеличение числа средних учебных заведений;

предоставление казенного содержания в ВУЗах столицы для выпускников сибирских гимназий;

создание при Иркутской гимназии специального класса по подготовке людей для службы в Сибири;

открытие Сибирского университета;

Декабристы считали, что земледелие – основной источник процветания и народного богатства, внешней торговли. Поэтому разработали следующие программные требования:

перенести тяжесть налогов с бедных крестьян на зажиточных;

распродать казенные земли в частные руки;

организовать образцовые хозяйства;

открыть сельскохозяйственные школы и обобщать передовой опыт в агротехнике;

оказывать экономическую помощь крестьян в обзаведении хозяйством, посредством открытия в каждой волости крестьянских банков.

Программа для развития промышленности:

знакомить русское общество и сибиряков с огромными естественным богатством края, привлекать капиталы российских и сибирских купцов для разработки богатств;

разрешать и поощрять образование торгово-промышленных компаний;

готовить и привлекать к разработке богатств края людей образованных, способных применять и распространять достижения науки и техники.

Интересны предложения декабристов по способствованию развитию торговли в Сибири:

завести торговый флот на Тихом океане, открыть новые пути сообщения по системе сибирских и российских рек;

построить железную дорогу от Перми до Тюмени и проселочные дороги, соединяющие города Западной и Восточной Сибири;

открыть коммерческие училища.

Политические требования декабристов:

уничтожение крепостнического и колониального гнета в Сибири;

предоставление Сибири свободы и самоуправления;

преобразование административного аппарата управления;

реорганизация суда.

Быт узников за долгие годы приобретал некую стабильность: декабристы, люди образованные и незаурядные, стали делиться знаниями друг с другом, занялись изучением языков, создавали маленькие инструментальные ансамбли, занялись огородничеством, что весьма разнообразило их скудный стол. «Настоящее житейское поприще началось со вступления наших в Сибирь, где мы призваны словом и примером служить делу, которому себя посвятили», - писал Михаил Лунин.

«В тюрьме все было общее – вещи, книги, но было очень тесно: между постелями не более аршина расстояния: звон цепей, шум разговоров и песен… Тюрьма темная, с окнами под потолком, как в конюшне», - писала Мария Волконская. «Летом копаем землю, ровняем дороги, засыпаем овраги, зимой – мелем муку вручную на жерновах. Мы живем между собой, как братья. Все общее, ничего нет своего», - писал Корнилович. «Одежду и белье мы все носили собственные, имущие покупали и делились с неимущими. Решительно все делали между собою: и горе, и копейку. Сами шили все: башмаки, одежду, фуражки». (А. Розен.)

Декабристы создали артель, куда вносили деньги для общего питания и это уравняло тех, кто получал денежную помощь от родственников, с теми, кто не имел ничего. Тем, у кого завершался срок каторги и начиналась ссылка, выдавали из артельных сумм пособие, которое облегчало трудности в пути и давало возможность на первых порах обосноваться, приобрести самое необходимое.

В 1832 году декабристы осуждение по 8 разряду получили возможность покинуть тюрьмы, они отправлялись теперь на поселение. Затем тронулись в путь те, кто был осужден по 7, 6, 5 разряду. Казематы тюрем постепенно пустели, узников расселяли по обширной Сибири. Им предстояла теперь пожизненная ссылка в глухих окраинах страны. В июле 1839года покинули тюрьмы последние декабристы, те, кто был осужден по I разряду. Три десятка телег, повозок, кибиток, тронулись в путь через леса, горы, реки – каждому выпал свой жребий, своя судьба. Начинался новый этап жизни героев России – поселение. Тихо стало в камерах, улеглась пыль на дороге. Декабристы отправились в путь, навстречу неизвестности, навстречу новым, уготованным им испытаниям.

Декабрист Николай Басаргин писал: «Можно положительно сказать, что наше долговременное пребывание в разных местах Сибири доставило в отношении нравственного образования сибирских жителей в общественное отношение несколько новых и полезных идей».

«Уже началось и разрывается последнее действие нашей драмы…», так писали декабристы о начале переезда на поселение. В Енисейской губернии было в ссылке 31 человек. В Канский округ Енисейской губернии было определено 5 декабристов:

В село Тасеевское – Игельстром Константинович Густавович (Евстафьевич) (1799-1851 гг.), капитан, командир 1-ой роты Литовского пионерского батальона стоящей в городе Белостоке. Родился 6 мая 1799г. в Шумске Волынской губернии в имении Викторино, принадлежавшего отцу Густаву Густавовичу. Декабрист закончил 2-ой кадетский корпус. Очень образованный человек: знал немецкий, французский, польский языки. Интересовался историей, географией, алгеброй, геометрией. Через 10 дней после восстания в Петербурге его солдаты отказались присягать новому императору Николаю I, капитан Игельстром увел свою роту с криком «ура», поломав всю церемонию. Николай I на его деле написал: «Весьма повесить». Смертную казнь заменили каторгой. В общество декабристов не входил, но разделял их взгляды, поэтому, когда был арестован – то приговорен к повешению, потом приговор был заменен каторгой и ссылкой в на 10 лет с последующим поселением в Сибири. До Тобольска везли на лошадях, а затем пешком. Шел из Тобольска в Иркутск вместе с партией каторжан, был на Нерчинской каторге (1827-1832 гг.) ровно 5лет. На каторге он занимался практической медициной. Прекрасно играл на флейте. Забытый родственниками очень сильно на поселении нуждался, поэтому пишет прошение отправить его в действующую армию на Кавказ и прошение его, наконец, удовлетворили: пробыв 4 года в Тасеевском, он в 1836 году - рядовой Кавказского отдельного корпуса. За храбрость его произвели даже в прапорщики, но по ранению он уходит в отставку в 1843 году. Живет на пенсию на Украине – в городе Таганроге (военное поселение Каменское), работает на таможне. Был прекрасный музыкант. После каторги и ссылки, на Кавказе женился в 1842г. на польке Берте Борисовне Эльзингек. В 1843г. вышел в отставку.

Из письма Игельстрома декабристу Крюкову:

«Теперь скажу кое-что о моем месте пребывания. Тасеевское лежит в 179 верстах прямо на север от Канска на речке Усолке. Оно окружено со всех сторон лесом. В нем домов 250, волостное управление, каменная церковь, две лавки, соляная выставка, два кабака. Главная промышленность здешних жителей есть хлебопашество и добывание белки, которую покупает здесь на месте енисейские купцы. Бабы же ткут полотна и крестьянские сукна. Главная же характерная черта их – пьянство и лень, сия последняя так сильно укоренилась, что некоторые из жителей покупают саженю дров по рублю, тогда как не далее, чем за версту от своих домов могли бы нарубить несколько тысяч саженей дров. Посуди о климате: вчера здесь все ездили на санях. Летом же столько мошки, что без сетки на улицу не выйдешь, зато местоположение необыкновенно красивое. Цены съестных припасов ни с чем не сообразны. Представь себе, что тогда как хлеб продается по 25 копеек за пуд, за 100 картофелин платят 60 копеек, за пуд говядины платят 3,5 и 4 рубля, а теленка, в котором будет более 1 пуда можно купить за 2 рубля со шкурой. От меня требуют, что бы я пахал землю. Я пробыл 10 лет в кадетском корпусе, 10 лет на военной службе, 7 лет в разных тюрьмах. Спрашивается, где я мог научиться сельскому хозяйству? За весь пост меня кормили кашей на воде, отварным картофелем, свеклой, а иногда ячменным киселем, ко всему этому подавали хрен, разведенный на пивном уксусе. И за такой «лакомый стол» брали с меня только 15 рублей в месяц. А что всего лучше, вчера хозяйка объявила мне, что ежели не прибавлю платы, то могу перейти на другую квартиру, поэтому я решил купить себе какой-нибудь домишко и уже просил, но еще не получил разрешение».

Отец относился к сыну-преступнику недружелюбно, мало писал ему, не помогал в трудные годы, о чем есть свидетельства в письмах М. Н. Волконский. Но сердце дрогнуло, когда сын в 1834г. вернулся домой, он собрал в Новогрдуке все свое многочисленное семейство. Приехали братья, сестры Игельстрома с женами, мужьями, детьми. Встреча была радостной и грустной, 20 лет они не виделись. 13 ноября 1851г. умер у сестры (Лаптевой) в Кременском в гостях. Жизнь прошла.

Выходец из старинной княжеской фамилии, штабс-капитан лейб-гвардии Московского полка. Отец – капитан Александр Иванович, мать – Ольга Миронова (в девичестве Варенцова). Воспитывался в Морском кадетском корпусе и прошел путь от гардемарина до капитан-лейтенанта. Совершал плавания из Кронштадта до Испании на корабле «Нептунус». Когда уволился с флота, то был определен на службу в лейб-гвардии Московский полк, нес охрану Зимнего дворца. Следствие позже установило, что членом тайных сообществ декабристов не был, но на последнем совещании тайного общества присутствовал (накануне восстания), именно Московский полк прибыл первым на Сенатскую площадь 14 декабря 1825г. к 11 часам утра. Полк построился в боевой четырехугольник (каре) около памятника Петру I, т. е. Дмитрий Александрович – активный участник восстания 14 декабря. Был арестован в этот же день и 10 июля 1826года осужден по I разряду – «приговорен, в каторжную работу вечно». Затем срок сократили до 20лет. В его арестантском деле сохранились его приметы: «рост 2 аршина 6 вершков, лицом бел, худощав, глаза карие, нос продолговат, прямой, волосы на голове и бровях темно-русые». Находился в Читинском остроге и Петропавловском Заводе, срок ему сокращался еще дважды: до 15лет, до 13лет. Отбыв на каторге (с 1827 по 1839 год), т. е. 12лет был отправлен на поселение в село Тасеевское Енисейской губернии, Канского округа и находился здесь 3 года. По ходатайству матери был переведен в город Курган, но курганский городничий Тарасович невзлюбил князя Щепина-Ростовского, постоянно доносил на него то, что «князь вел пропаганду, речи его дышали республиканским духом», по этому конфликту даже проводилось расследование специально командированным чиновников. После амнистии 1856 года, прожив в Сибири 33года, выехал в Россию, но с запретом жить в столицах, жил в Ярославской губернии (с. Иваньково) Ростовского уезда. Очень сильно нуждался материально, ввиду этого ему высочайше повелено выплачивать пособие ежегодно 114руб. 28коп. серебром. По одной версии умер в г. Шуе Владимирской губернии, по другой – в Ростове – Ярославском. Было ему 60лет.

Библиографический список:

1. Воспоминания Бестужевых. М.-Л., 1951.

2. Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ. 1820-х годов. М. 1974, т. 1-3.

3. Восстание декабристов. Документы. М.-Л., 1980, т. 1-17.

4. Горбачевский И. И. Записки, письма. М., 163.

5. Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. М., 1951.

6. Движение декабристов. Библиография, 1959/ Сост. Р. Г. Эймонтова. Под общ. Ред. М. В. Нечкиной. М., 1960.

7. Дружинин Н. М. Декабрист Никита Муравьев. М., 1980.

8. Ланда С. М. Дух революционных преобразований., 1816-1825. М., 1975.

9. Нечкина М. В. Движение декабристов. М., 1955, т. 1-2.

11 .Семевский В. И. политические и общественные идеи декабристов. СПб., 1990.

12. Шатрова Г. П. Очерки истории декабризма. Красноярск., 1982.

13. Газета: «Тасеево – село Сибирское», №5,6. К 65 – ЛЕТИЮ ТАСЕЕВСКОЙ ПАРТИЗАНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ.

Лежал Ваш путь во глубину Сибири...
"Каземат понемногу пустел; заключенных увозили, по наступлении срока каждого, и расселяли по обширной Сибири. Эта жизнь без семьи, без друзей, без всякого общества была тяжелее их первоначального заключения."
М.Н.Волконская
"Декабристы, несмотря на самые несчастные условия жизни, часто совсем ужасные, гнустные, сделали для Сибири столько добра, сколько она сама не сделала бы в целые сто лет и больше...они исследовали Сибирь в антропологическом, естественном, экономическом, социальном и этнографическом положении, словом, сделали несравненно больше, чем всё сделанное за это время для людей из другой русской области. Люди эти были истинными благодетелями Сибири и в нравственно-социальном, и в материальном отношении."
И.Г.Прыжов.
Жизненный путь этих людей был связан с Енисейской губернией (напомним, что В 1822 году созданы Западно-Сибирское (центр г.Тобольск) и Восточно-Сибирское (центр г. Иркутск) генерал-губернаторства. Одновременно по предложению М. М. Сперанского, проводившего ревизию сибирских владений, император Александр I подписал указ об образовании Енисейской губернии в составе пяти округов: Красноярского, Енисейского (с Туруханским краем), Ачинского, Минусинского и Канского. Административным центром вновь образованной губернии утвержден город Красноярск).

Барятинский А.П. (7.1.1799 - 19.8.1844). Умер в Тобольской больнице и похоронен на Завальном кладбище.
Беляев А.П. (1803 - 28.12.1887). Последние годы жизни провел в Москве (потерял зрение), похоронен на Ваганьковском кладбище. Мемуарист.
Беляев П.П. (1805 - 1864). В 1856 освобожден от надзора, впоследствии был управляющим конторою пароходного общества "Кавказ и Меркурий" в Саратове, где и умер.
Бобрищев - Пушкин Н.С. (21.8.1800 - 13.5.1871). Похоронен в с. Покровском-Коростине Алексинского уезда Тульской губернии, могила не сохранилась.
Бобрищев -Пушкин П.С. (15.7.1802 - 13.2.1865). Умер в Москве в доме Н. Д. Фонвизиной - Пущиной. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Игельстром К.Г. (8.5.1799 - 13.11.1851). Умер в военном поселении Кременском под Таганрогом.
Киреев И.В. (31.1.1803 - 20.6.1866). Умер в Туле, похоронен в деревне Дементеево.
Краснокутский С.Г. (1787 или 1788-3.2.1840). Умер в Тобольске, похоронен на Завальном кладбище.
Кривцов С.И. (1802 - 5.5.1864). Умер в своем имении с. Тимофеевском Болховского уезда Орловской губернии.
Крюков А.А. (14.1.1793 - 3.8.1866). Последние годы жизни провел в Брюсселе, где и умер от холеры.
Мозган (Мазгана (Мазган) П.Д. (1802 - 8.11.1843). Убит при взятии горцами форта Гергебиль под Тифлисом.
Петин В.Н. (ок. 1801 - 29.6.1852). Умер в д. Петровка Козловского уезда Тамбовской губернии. Соловьев В.Н. барон (ок. 1798 - 1866 или 1871). Умер в Рязани.
Фаленберг П.И. (29.5.1791 - 13.2.1873). Умер в Белгороде, похоронен в Харькове. Мемуарист.
Фонвизин М.А. (20.8.1787-30.4.1854). Прибыл в Москву - 11.5.1853, отправлен с жандармом в Марьино. Умер в Марьине, похоронен в г. Бронницы у городского собора. Мемуарист и публицист.Научные труды М.А.Фонвизина: "О крепостном состоянии земледельцев в России", "Обозрение по истории философских систем" и др.
Фролов А.Ф. (24.8.1804-6.5.1885). В 1879 переехал в Москву, где и умер, за три года до смерти пораженный нервным ударом. Похоронен на Ваганьковском кладбище. Мемуарист.
Шаховской Федор Петрович (12.3.1796-22.5.1829). Умер в монастыре г.Суздаля. Автор записок о Туруханском крае.
Щепин-Ростовский Д.А. (1798-22.10.1858)/ Умер в г. Шуе Владимирской губернии.

Навсегда остались в Енисейской губернии.

Аврамов Иван Борисович (1802 - 17.9.1840) - в 1828 обращен на поселение в г. Туруханск Енисейской губернии. По ходатайству, поданному вместе с Н. Ф. Лисовским 24.10.1831, им было высочайше разрешено заниматься торговлей в Туруханском крае и ездить для покупки хлеба и других припасов в Енисейск. Умер в д. Осиново Анцыферовой волости, следуя из Туруханска в Енисейск на судне с рыбой и разными товарами.

Арбузов Антон Петрович (1797 или 1798 - январь 1843) - По окончании срока каторги находился на поселении в глухом селе Назаровское бывш. Ачинского округа Енисейской губернии. Обученный в каземате Н. А. Бестужевым слесарному мастерству, не мог его применить ни к чему. Поселенный вдали от товарищей, он не имел возможности получить от них помощь, обычную в тюрьме. Забытый своим братом, тихвинским помещиком Е. П. Арбузовым, принужден был поддерживать свое существование ловлей и продажей рыбы. Бедственное его положение послужило причиной его смерти.

Давыдов Василий Львович (28.3.1793 - 25.10.1855) - По окончании срока по указу 10.7.1839 обращен на поселение в г. Красноярск, где и умер.

Крюков Николай Александрович (1800 - 30.5.1854) - Умер в Минусинске, могила не сохранилась. Жена (гражданская с 1842, обвенчаны 9.11.1853) - Марфа Дмитриевна Сайлотова (урожденная Чотушкина, ок. 1811 - 15.2.1868), дочь хакаса и русской крестьянки (до этого была кухаркой у декабристов братьев Беляевых). Сыновья (носили фамилию Сайлотовых и были приписаны к Сагайской степной думе): Иван (1843 - 1865), студент Московского университета, и Тимофей (4.5.1845 - 31.3.1918), учитель, почетный гражданин г. Минусинска, в конце XIX в. безуспешно ходатайствовал о восстановлении за собой отцовской фамилии. На воспитании Н. А. Крюкова находились также два сына его жены от первого брака - Михаил (р. 1831) и Василий Алексеевичи Сайлотовы.

Лисовский Николай Фёдорович (май 1802 - 6.1.1844) - По окончании срока в апреле 1828 обращен на поселение в г. Туруханск. Ему и И. Б. Аврамову высочайше разрешено заниматься в Туруханском крае торговыми оборотами и ездить для покупки хлеба и других припасов в Енисейск - 24.10.1831. В 1840-х был в Туруханске поверенным по питейным сборам откупщика Н. Мясоедова. Умер скоропостижно по неизвестной причине, будучи по торговым делам на Толстом Носу на Енисее (вниз по течению около 1 тыс. верст от Туруханска). На его имущество для возмещения якобы имевшейся недостачи казенного вина на сумму 10 тыс. руб. был наложен секвестр. Жена (с марта 1833) - дочь туруханского протоиерея Платонида Алексеевна Петрова; дети: Надежда (в 1847 зачислена в сиропитательное заведение в Иркутске), Владимир и Алексей (в 1847 помещен в пансион иркутской губернской гимназии).

Митьков Михаил Фотиевич (1791 - 23.10.1849) - 1835 назначен на поселение в с. Олхинское Иркутского округа, но из-за чахотки временно оставлен в Иркутске, по представлению генерал-губернатора Восточной Сибири С. Б. Броневского разрешено отправить в Красноярск - 17.11.1836, где и умер. Похоронен на бывшем Троицком кладбище, могила была утеряна, в 1980 на предполагаемом месте захоронения установлен памятник.
Сибирские письма декабриста М.Ф.Митькова
О Михаиле Фотиевиче Митькове пока еще нет ни одной серьезной работы, мемуарная и эпистолярная литература не пестрит упоминанием о нем. Между тем осуждение Митькова по второму разряду, почти полуторагодичное содержание в крепостях Свеаборгской, Свардгольской, Кексгольмской говорят о том, что он не был рядовым декабристом. Только за последнее время в литературе стали встречаться новые материалы о нем. Тем большую ценность для будущего исследователя мыслей, взглядов, жизни этого человека - человека большой культуры, глубокой честности, строгих правил и безмерной храбрости - заслуживают его письма из Сибири.
Михаил Фотиевич Митьков, полковник лейб-гвардии Финляндского полка, видный член Северного общества декабристов, родился в 1791 году в семье майора и надворного советника.
В 1806 году Митьков был выпушен прапорщиком из второго кадетского корпуса и назначен в Финляндский полк, в нем он прослужил до дня своего ареста в декабре 1825 года. Митьков был храбрым офицером, участником многих сражений, имел три боевых ордена и медали, а за битву при Бородино - золотое оружие с надписью "За храбрость". С полком дошел до Парижа. В 27 лет производится в полковники. Из заграничного похода полк вернулся в нюне 1814 года. Митьков принадлежал к числу передовых, весьма образованных и начитанных офицеров, знал языки, во время пребывания за границей изучал передовые социальные учения и политические устройства ряда стран. Суждения его были последовательны и смелы. Он - сторонник установления республики, отмены крепостного строя и сокращения срока солдатской службы. И было вполне закономерным, что Митьков встал на путь освободительного движения. В тайное Общество он вступил в 1821 году: "Это было на великий пост. Сколько могу запомнить следующим образом. Он (Н. Тургенев) приехал ко мне (Митьков жил на Васильевском острове) и сделал мне предложение вступить в общество, говоря, что я найду хороших людей. Когда я ему дал свое согласие, он потребовал от меня, чтобы я ему предварительно дал расписку...".
Митьков был не только подготовлен к Обществу "свободным образом мыслей", но и стал деятельным его членом, являясь участником многих совещаний Общества в 1821, 1823, 1824 годах. В 1824 году в квартире Рылеева встретился с приехавшим с юга Постелем. Митьков примыкал к наиболее радикальному крылу Северного Общества. В октябре 1823 года он вводится в состав Верховной думы Общества, призывает к агитации среди крестьян, ссылаясь на свой опыт бесед с ними в деревне. В том же году на квартире Митькова был принят Устав Общества, "правила для всех членов Общества", ставший большим событием в истории Северного Общества. Митьков принял активное участие в обсуждении Устава.
Летом 1824 года он уезжает за границу для лечения, пробыл там почти год. Вторую половину 1825 года проводит в Москве, деятельно работает в Московской управе Общества и в выработке плана помощи своим петербургским товарищам, когда пришло известие о провале восстания на Сенатской площади.
Верховным уголовным судом Митьков в числе 31 декабриста был приговорен к смертной казни "отсечением головы", замененной Николаем I двадцатью пятью годами каторжных работ, сокращенных позднее до 10 лет. После длительного содержания в северных крепостях он в 1828 году был доставлен в Читу, а в 1835 году выведен на поселение.
Письма Митькова хранятся в Государственном историческом музее имени В. И. Ленина в Москве. Впервые с ними работала старший научный сотрудник этого музея, кандидат исторических наук М. Ю. Барановская. Она написала небольшую статью, посвященную письмам Митькова, но, к сожалению, смерть автора помешала ее опубликованию. Ко мне статья попала от близкого друга Барановской, известного декабристоведа, правнучки декабриста Н. О. Мозгалевского - Марии Михаиловны Богдановой, живущей сейчас в Москве.
Писем немного, и тем дороже они современному читателю.
Первое получено из Петровска 10 сентября 1831 года, написанное по-французски рукой Трубецкой н подписанное: "Преданная вам Е. Трубецкая". Оно было адресовано в Москву А. Н. Соймонову, переслано адресату через III отделение с препроводительной:
"III отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии честь имеет препроводить при сем к Его Высокоблагородию Александру Николаевичу письмо от Екатерины Ивановны Трубецкой.
Управляющий отделением А. Мордвинов.
№5638
11 ноября 1831
Его Высокоблагородию А. Н. Соймонову".
Это письмо относится еще к тому периоду. когда заключенным в сибирских тюрьмах декабристам не было разрешено вести переписку с родными, близкими н друзьями, поэтому Е. И. Трубецкая, приняв на себя роль корреспондента многих декабристов, в том числе и М. Ф. Митькова, прибегает к некоторой завуалированности его текста, избегает называть конкретных лиц по именам. Вот текст письма:
"Я получила, милостивый государь, ваше письмо от 11 июля н деньги, которые вы мне переслали для вашего племянника, который в свою очередь получил письма от вас и своих кузин.
Я не сумею вам передать, как он счастлив тем, что вы его помните, и за ту дружбу, которую вы ему оказываете. Он очень искренне к вам привязан и проникнут большим интересом ко всей вашей семье и видит большое утешение в том, что может получать известие о вас: и он просил меня вам передать его большую радость и признательность.
Он благодарит тысячу раз своих кузин за их искренние письма и за те подробности, которые они описывают. Он очень ценит эти письма и просит их продолжать писать обо всем, когда у них найдется минутка свободная. Ваш племянник просит вам передать его благодарность за деньги, которые вы ему прислали. Он просит вас написать все новости о его двоюродном брате Сергее и передать его глубокий привет его тете. Мой муж очень часто о вас говорил, как о друге его брата, и он был тронут вашим отношением к нему. Передайте мое почтение м-ль Соймановой и вашим барышням дочерям и верьте мне, что мне будет радостно давать каждый раз, когда вы захотите, вести о вашем племяннике.
Примите, я вас прошу, милостивый государь, уверение в чувстве почтения и уважения очень искренних".
В этом письме Трубецкая пишет о племяннике Соймонова. Кто он? М.Ю.Барановская, исследуя письма М. Ф. Митькова к своему брату Платону и Соймоновым в Москву, пришла к выводу, что "племянник" - это и есть сам декабрист, Михаил Фотиевич Митьков. Мать декабриста, которой он лишился рано, была рожденная Соймонова, очевидно сестра Александра Николаевича, которого Митьков в своих письмах называет "своим почтеннейшим дядей".
Отец декабриста женился вторично. Известно, что его жену звали Прасковьей Лукиничной. Она была человеком хорошим, благородным и заменила декабристу мать, старалась всячески облегчить его положение во время заключения в Петропавловской и других крепостях.
Десятилетний каторжный срок окончился в 1835 году, и Митьков был выведен сначала на поселение в село Ольхинское Иркутского округа, но ввиду болезненного состояния (туберкулез) был временно оставлен для лечения в Иркутске. А затем по представлению генерал-губернатора Восточной Сибири С. Б. Броневского ему разрешили постоянное поселение в Красноярске. С этого времени вся переписка Митькова связана с Красноярском.
Митьков построил себе дом, о котором писал своему брату Платону Фотиевичу: "...я люблю свой домашний приют". "... у меня дом теплый, не боится никаких морозов, имеет нужные удобства для больного". Красноярск нравился Митькову: "Здесь мне жить хорошо", "только что климат очень суровый, но со всем тем почитается лучшим из всех губернских городов Сибири".
В другом письме он писал: "...У нас зима необыкновенная: в начале ноября 12 (дней) сряду были порядочные морозы, от 20 до 28 градусов, и с тех пор погода стоит умеренная, какой при мне не бывало: днем редко бывает до 10 градусов, а случается и маленькая оттепель.
Для меня это хорошо, я могу пользоваться воздухом, а то бы пришлось сидеть, запершись в комнате: одышка при большом морозе не позволяет мне выходить на воздух. Жаль, что до сих пор снегу нет, должны ездить на колесах... Я был очень болен, когда получил письмо твое..."
12 июля 1845 года Митьков писал, брату: "У нас нынешний гол лето чудное, погода другой месяц постоянно стоит прекрасная, дождей перепадает столько, сколько нужно, чтоб освежить воздух. Урожай, говорят, совсем необыкновенный. Мое наслаждение проводить большую часть дня в моем садике-цветнике... Если бы не мучительная болезнь, я мог бы назвать себя счастливым и довольным тем положением, в котором нахожусь".
С первых же дней поселения в губернском городе Митьков снискал уважение жителей, которые не могли не оценить его благородства и принципиальности.
Декабрист А. Е. Розен в своих "записках" упоминает: когда Митьков в Петропавловской крепости получил из дома узел с бельем и с английским фланелевым одеялом, спросил, все ли товарищи получают от родственников книги, вещи, табак. "Выслушав отрицательный ответ, он снова завязал узел и просил возвратить его, сказал, что он может обойтись без этих вещей. Здоровье его было вообще расстроено. Этот поступок его в крепостных стенах согласовался с его характером, с его правилами. Я помню, когда и прежде на парадах, и маневрах он командовал нашим батальоном, и во время отдыха или привала приносили барону Саргеру большие корзины с завтраком, то Митьков каждый раз отказывался от угощенья, прося его извинить по нездоровью, но в действительности причина заключалась в том, что он не мог разделить эту закуску с целым батальоном".
Другие современники говорят о Митькове, что он делился последним с неимущими. Все эти качества декабриста и снискали к нему на поселении всеобщее уважение.
В Красноярске Митьков при доме разбил сад н завел парники и огород, о чем писал брату: "Moе наслаждение проводить большую часть дня в моем садике-цветнике, который занимает пространство до 5 квадратных сажен".
В одном из писем он просил брата прислать цветочных семян: "пакет маков махровых, астр махровых". В другом: "Сделай одолжение, пришли огородных семян: в том числе арбузов, дынь, тыкв, огурцов, брюквы, моркови.. фасоли, сахарного горошку, петрушки, сельдерей, экстрагону, зори, укропу".
Сад Митькова, а также солнечные часы в том же саду, устроенные декабристом П. С. Бобришевым-Пушкиным, жившим на поселении (в 1832-1839 гг.) в Красноярске, приводили в восхищение жителей близлежащих улиц.
Платон Фотиевич Мимов, брат декабриста по отцу, очень любил старшего брата и присылал изгнаннику все необходимое в домашнем быту для безбедного существования, а также одежду и книги. По просьбе декабриста, который лечил всю округу. П. Ф. Митьков посылал из Москвы медикаменты и лечебники, просимые поселенцем.
"Сделай одолжение, - писал М. Ф. Митьков брату, - пришли мне следующие книги. Полное сведение о лечении всех болезней доктора Ломовского, издание второе. Сельский лечебник, или "Врачебное наставление для государственных крестьян".
Проезжающие через Красноярск декабристы навещали Митькова, о чем упоминает в своих "Записках" А. Л. Беляев:
"Михаил Фотиевич Митьков, прекраснейший и в то же время очень оригинальный человек, жил совершенным философом. Он имел хорошенькую небольшую квартиру, которая содержалась в самой педантической чистоте... Тут буквально нельзя было найти пылинки. У него была большая библиотека. Чтение было его страстью..."
Митьков много читал. В своих письмах к брату он то и дело просил присылать ему книги. От него М. Ф. Митьков получал все московские газеты и журналы. Митьков следил за культурной жизнью Москвы, за новым течением в литературе, в каких книжных лавках продается та или иная книга. Брат всегда посылал просимые дм книги.
"Сделай одолжение, - пишет Митьков, - подпишись для меня на Историю Гос(ударства) Рос(сийского) Н. М. Карамзина".
"Вышли повести Пушкина, - просит Митьков брата, - в них не найдешь лишнего слова, сжатость, простота во всем, изящность. Было время, что наша критика упрекала Пушкина за его простоту слога, а Г. Тьер, знаменитый историк, этим хвалится".
Выражая благодарность брату за присланные книги и стекла для очков, Митьков просит, прислать ему вновь вышедшие сочинения Лермонтова.
Узнав из московских газет о выходе из печати новых стихотворений В. А. Жуковского, Мятьков просит брата прислать ему их н указывает; "Поступили в продажу в книжной лавке Москвитянина, 10, на Тверской".
В одном из своих писем к Платону Фотиевичу Митьков просит его прислать "Выбранные места из переписки с друзьями" Гоголя.
Известно, что, вся читающая передовая Россия встретила эту книгу Гоголя с гневом н укоризной по адресу великого писателя.
Ознакомился ли Митьков с высказываниями великого демократа В. Г. Белинского по поводу "Переписки с друзьями" в его знаменитом письме к Гоголю? На эти вопросы ответа пока не найдено.
Такой человек, как декабрист М. Ф. Митьков, не мог одобрительно отнестись к "Переписке", Гоголя, но весьма вероятно, что он из осторожности не доверил своих мыслей письмам.
"Живу я здесь спокойно, - пишет в другом письме Митьков брату, - н несмотря на мои болезненные припадки, которые заставляют меня домовничать, не скучаю. Чтение и занятие по домоводству прерываются приятною беседою с моими товарищами (декабристами В. Л. Давыдовым и М. М. Спиридоновым. - М. Б.) и другими образованными людьми, здесь находящимися".
В первое время после поселения Митьков писал брату о достойных людях Красноярска, которые сблизились с ним и посещали его дом.
В другом письме писал: "Золотопромышленность привлекла в здешний край несколько человек, людей образованных и ученых, с которыми можно приятно беседовать, так что в зимнее время, когда здоровье позволяет, можно иметь приятное развлечение..."
Однако вскоре хищники-золотопромышленники из местных жителей и наезжающих в Енисейскую губернию вызывают возмущение Митькова, о чем он пишет брату: "Золотые прииски много изменили здешний быт. Тому лет пять назад в Красноярске не только не было ни одного богатого человека, но даже и с умеренным состоянием, а теперь несколько миллионеров, которые имеют по несколько сот тысяч, до миллиона и более годового дохода, и все люди сами по себе большею частью ничего не значащие, грубые, без всякого образования, сорят деньгами, пьют шампанское, как воду - в этом вся роскошь, удобностей жизни не знают; а для блага общественного до сих пор не сделано ничего: больница, богадельня, дом умалишенных, все в самом жалком состоянии. Некоторых из этих богачей не знал никто, когда они не имели почти никакого состояния. От возрастающего требования работников на золотые прииски несоразмерного с народонаселением края все год от году дорожает".
Его возмущала эта грубая хищническая компания золотопромышленников, предававшаяся кутежам и распутству, ничего не делавшая для общественности и благоустройства города. Несомненно, некоторые из тех, кого Митьков раньше принимал у себя, втянулись в кутежи с недостойными людьми, потеряли свой нравственный облик и гонялись только за наживой. С ними, разумеется, такой, принципиальный человек, как Митьков, уже ничего не мог иметь общего. Он писал брату: "Прежде, бывало, раз в неделю вечером собирались ко мне мои приятели (которых ты можешь себе представить, число весьма ограниченно), я теперь принимать не могу?"
Болезнь постепенно делала свое разрушительное дело. Об этом Митьков часто писал брату: "Я и так был худ, а теперь еще похудел и ослабел так, что когда несколько посижу за каким-нибудь занятием и вдруг встану, то делается кружение головы... Здоровье мое почти в том же положении, как и было. Лечился много, терпеливо, не позволял себе ни малейшего уклонения от докторского предписания, а пользы было мало. Здесь нет ни одного хорошего медика. Суровость климата также имеет на меня влияние, но делать нечего - в Сибири лучшего не найдешь..."
В последние годы жизни сетования на свои страдания все чаше встречаются в письмах Митькова к брату. Лечил Митькова красноярский лекарь Егор Иванович Бетигер. Митьков писал брату: "Мне кажется, я стал еще чувствительнее к участию, приязни и любви, которые мне оказывают. Вот уж теперь более года, что я постоянно болен и не имею дну покоя".
Одновременно с Митьковым на поселении в Красноярске жил декабрист Василий Львович Давыдов. С ним и его семьей Митьков был очень близок, о чем он писал брату: ...известно из моих писем, в каких дружеских отношениях я нахожусь с семейством Василия Львовича Давыдова... Я у них как родной... кроме искренней приязни, мы и духовно породнились, одна из дочерей его - моя крестница, премилый ребенок. Я ее очень люблю, и она меня любит, как cкopo увидит, что я приехал, кричит: папа, крестный приехал, и бежит встречать".
Эту девочку, дочь В. Л. Давыдова, звали Софьей, и Митьков заботился о ней, что было радостью в его одинокой жизни.
"О моем житье-бытье скажу тебе, мой милый друг, - писал Митьков в одном из последних своих писем к брату, - что, несмотря на мое болезненное состояние, затворническая жизнь моя мне не в тягость. За исключением моего доброго товарища Василия Львовича Давыдова, который меня посещает почти ежедневно, когда у него в семействе нет больных, знакомые меня посещают редко, да и к тому же болезненные припадки часто препятствуют принимать даже и таких людей, которые знаешь, что действительно принимают участие. Будучи всегда занят скуки я не знаю, и когда боли стихают, я, не вижу, как время проходит. Если иногда и бывает грустно, то это происходит от тяжкой болезни..."
В течение девяти лет поседения в Красноярске, с 1 января 1838 года, регулярно изо дня в день Митьков вел тщательные метеорологические наблюдения и записи.
"Наблюдения включали измерения температуры и давления воздуха (в дюймах), температуры воздуха в помещении, где был установлен барометр, характеристику состояния неба, для которой использовались 35 условных обозначений. Прежде всего отмечалось знаками: ясно, пасмурно, облачно. Особенно большое внимание уделено записям о характере облаков (рассеянные облака, облака на горизонте, тонкие облакам тонкие облака около горизонта, местные облака, облака перистые, кучевые, перисто-кучевые, слоистые, слоисто-кучевые, перисто-слоистые, дождевые). Отмечались туман и густой туман, дождь, дождь сильный, проливной, накрапывающий дождь и град, снег, снег, мелкий и большой, вьюга, молния и зарница, гром, гром и молния, метель (тихо) и ветер..
В примечаниях к каждому месяцу давались дополнительные визуальные характеристики погоды за отдельные дни, в которых имеются данные о вскрытии и замерзании Енисея, а также подробности об осадках и морозах.
Его наблюдения стали достоянием мировой геофизики. Видимо, они были начаты Митьковым по просьбе академика Купфера (директора Главной физической обсерватории), который очень многое сделал для их опубликования и использования наукой. Митьков был снабжен лучшими метеорологическими приборами, сверенными с образцовыми инструментами Нормальной обсерватории.
За два года до смерти Митьков оставил свои наблюдения, так как болезнь не дала ему возможности продолжать эти занятия.
В 1843 году Красноярск посетил профессор Петербургского университета Эрнест Карлович Гофман (1801-1871), как писал Митьков брату, для геологических наблюдений. "И он, отъезжая отсюда, был Так добр, что взялся лично доставить тебе мое письмо. Ты можешь его расспросить обо мне, он по своему добродушию и прямоте расскажет, что знает. Наука не подавила в нем любви к человечеству, но развила и усилила это возвышенное чувство".
Несомненно, Э. К. Гофман по возвращении в Петербург передал метеорологические записи Митькова в распоряжение ученых Главной физической обсерватории, и они вошли, как и труды других декабристов, в климатологический атлас, изданный директором Главной физической обсерватории Вильдом в 1881 году.
На поселении в Красноярске Митьков жил воспоминаниями о Москве. "Мы полагаем, - пишет М.Ю. Барановская, - что дом Соймоновых был его родным домом, а также и подмосковная усадьба его дяди - село Теплое Серпуховского уезда - теперь района. Дочь Соймонова, Сусанна Александровна, в замужестве Мертваго, оставила зарисовки этой прекрасной местности, в которой гостили в летнее время художники и музыканты и где живал будущий декабрист".
Письма Митькова к брату пронизаны мыслями о Москве. Он пишет о своих братьях, Соймонове и его семье: "Все мои родные в Москве и ее "окрестностях... Мне бы очень хотелось иметь ваши портреты. На моем бюро, у которого я всегда сижу, находятся 4 портрета семейства моего почтенного дяди Ал(ександра)Н(иколаевича). Недостает ваших для моих сердечных воспоминаний".
Получив от брата дагерротипные портреты - брата, его жены и детей, - и присоединяя их к соймоновским, Митьков пишет: "Они мне доставили неизъяснимое удовольствие.
Последние два года жизни Митькова были мучительно тяжелыми. Замечательный московский врач Ф. И. Иноземцев незадолго до смерти декабриста стал лечить его заочно. "Присланное тобою наставление доктора Иноземцева, - писал Митьков брату насчет моей болезни меня было порадовало надеждою, что, может быть, предлагаемое лечение облегчит мои болезненные припадки". Но было уже поздно. Согревали все существо умирающего письма брата из дорогой его сердца Москвы.
Письма Платона Фотиевича к брату, переписка Митькова с Соймоновым и его семьей неизвестны. В их письмах могли бы встретиться интересные сведения о Москве и Сибири того времени. В Красноярске Митьков жил воспоминаниями о Москве, которую он так любил. Платон Фотиевич, когда умерла его жена, Мария Клавдиевна, послал брату принадлежащую ей "Панораму Москвы", вызвавшую признательные строки изгнанникам "Благодарю тебя, любезный брат, Платон Фотиевич, за "Панораму Москвы", принадлежавшую твоему незабвенному другу".
23 октября 1849 года Митьков скончался. Его похоронили на городском кладбище. На могиле был поставлен памятник-колонна на стилобате, пересеченная рустом, увенчанная урной с крестом. Ровно через 6 лет рядом с Митьковым схоронили его бывшего соузника и товарища В. Л. Давыдова. Памятник на могиле последнего сохранился, памятник же Митькова похищен. В 1937 году из Сибири в Литературный музей (Москва) была прислана фотография, изображающая памятники на могилах М. Ф. Митькова и В. Л. Давыдова в Красноярске.

Комитет в составе И. И. Пущина, В. Л. Давыдова и М. И. Спиридонова, получив разрешение генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева-Амурского, продал дом М. Ф. Митькова и другое имущество, составил ведомость на вырученные деньги и раздал их неимущим декабристам, живущим в различных местах Сибири. Внешний вид дома Митькова в Красноярске неизвестен.
Георгий Чернов
Научно-исследовательская деятельность М.Ф.Митькова в Красноярске.
Важным вкладом в метеорологию явились десятилетние наблюдения, которые проводил находившийся на поселении в Красноярске видный член Северного общества Михаил Фотиевич Митьков.
Это был один из образованнейших декабристов. Его интересы были разносторонни: он увлекался языками, математикой, историей, географией, рисованием. Прибыв в Красноярск в 1836 году после отбытия каторги, декабрист занялся цветоводством, много читал. Его отличительными качествами были дисциплинированность, точность, строгая принципиальность. По словам И. И. Пущина, посетившего Митькова в Красноярске, у него было "все по часам и все в порядке". Он не отступил от своих правил даже тогда, тогда тяжелый недуг - следствие десяти лет тюрьмы и каторги - приковал его к постели.
Несмотря на все прогрессирующую чахотку, он нашел в себе силы и твердость, чтобы еще раз послужить отчизне, теперь уже на поприще науки. В течение десяти лет, непрерывно, с исключительной точностью он вел метеорологические наблюдения. По оценке специалистов, Митьков за этот срок выполнил такой объем измерений, какой сегодня осуществляет станция в составе четырех человек.
Трудно с уверенностью сказать, что побудило больного декабриста взяться за этот кропотливый и нелегкий труд, по многие факты говорят о том, что он был начат Митьковым по просьбе академика Купфера. По крайней мере, измерения проводились по купферовскому "Руководству к деланию метеорологических наблюдений". Известно, кроме того, что ученый получил записи Митькова, обработал их и подготовил к печати.
Записи М. Ф. Мнтькова были переданы из архива Главной геофизической обсерватории страны в Красноярское кошевое управление гидрометеослужбы, а в 1986 году они стали достоянием нашего краеведческого музея.
Записи декабристом производились в разлинованном журнале размером 22х36,5 см и объемом в 150 листов. Каждый лист разбит на вертикальные колонки, соответствующие времени и виду наблюдений, с 1 января 1838 по 31 декабря 1847 года.
Наблюдения включали измерения температуры воздуха, атмосферного давления (в дюймах), температуру в помещении, где был установлен барометр, характеристику состояния неба. Вначале (до 6 февраля 1838 г). наблюдения велись 3 раза в день: в 9 часов утра, 4 часа пополудни и в 9 часов вечера, затем был добавлен еще один срок - 7 часов утра. В отдельные периоды сроки сдвигались на 1 час вперед или назад: 6 часов и 10 часов утра и 10 часов вечера. Даты приводились по новому стилю, заголовки граф даны на немецком языке, а отдельные словесные записи на двух языках: русском и французском, что соответствовало нормам научных записей того времени.
Анализ наблюдений позволил установить, что температура воздуха снаружи измерялась по термометру Реомюра, что термометр был спиртовым (Купфер в своем "Руководстве" рекомендовал при температуре ниже 30 градусов, когда ртуть замерзает, использовать спиртовые термометры). Таблицы показывают также, что Митьков измерял атмосферное давление и температуру в помещении ртутным барометром, снабженным термометром (обсерватории того времени использовали сифонные ртутные барометры Купфера). Записи Митькова свидетельствуют также о том, что он пользовался точными приборами, сверенными с образцовыми инструментами главной российской (нормальной) обсерватории.
Состояние неба отмечалось буквами: Я, П, О, С, Д и т. п. (ясно, пасмурно, облачно, снег, дождь...). После 1842 года иногда даются формы облачности: рассеянные облака, облака на горизонте, облака тонкие, пористые, слоисто-кучевые и т. д. Митьков указывал иногда н на интенсивность явления: густой туман, проливной дождь, мелкий снег. Фиксировалось и сочетание явлений: гром с молнией, гром без дождя, буря с дождем.
Можно констатировать, что Митьков отмечал в основном все явления, наблюдения за которыми ведутся по современным руководствам. Часть из этих явлений не была указана даже в "Руководстве" Купфера: зарница, изморозь, град, вьюга, метель.
Кроме граф, в которых фиксировались указанные наблюдения, в журнале есть еще одна, последняя, графа для примечаний. В ней Митьков помещал данные о наблюдениях между основными сроками, чаше в ночное время. Например: "Ночью шел дождь".
В примечаниях к каждому месяцу давалась дополнительная визуальная характеристика погоды за отдельные дни. Имеются, например, данные о вскрытии и замерзании Енисея. Это также было предусмотрено "Руководством": "В городах, омываемых большими реками, замечают день вскрытия и замерзания реки".
Наблюдения М.Ф.Митькова представляли огромную ценность для науки прошлого века. В то время, когда огромные пространства России, особенно ее восточные районы, представляли собой белые пятна, когда не была еще создана сеть геофизических обсерваторий, каждый многолетний ряд наблюдений имел цену открытия.
Вот почему труды трех сибирских метеорологов-декабристов (Л. И. Борисова, М. Ф. Мнтькова и А. И. Якубовича были переданы Главной физической обсерватории и сохранены для потомков.
Наблюдения Мнтькова были удостоены особой чести. В 1866 году они увидели свет в приложении ("прибавлении") к "Своду наблюдений, произведенных в Главной физической и подчиненных ей обсерваториях за 1861 год". На титульном листе приложений надпись на русском и французском языках:
Прибавления
Метеорологические наблюдения,
произведенные в
Красноярске
с 1838 но 1847 год включительно по новому стилю
(Широта 56°1", долгота 90°34" от Парижа)
Наблюдения производились г. МИТЬКОВЫМ.
Необходимо отметить, что в "Прибавлениях" к "Своду" публиковались лишь особо ценные метеорологические данные наблюдений, подвергнутые тщательному отбору. Так, из 2бЗ станций, существовавших в России, только 47 станции производили наблюдения, пригодные для публикования; в 1864 году число таких станций сокращено до 24. Рядом с данными этих станций были помещены и наблюдения Митькова.
Измерения декабриста были использованы в трудах выдающихся ученых-климатологов и метеорологов. Основатель русской климатологии А.И. Воейков более, чем кто-либо из отечественных ученых, использовал наблюдения декабристов, в том, числе и Митькова. Эти наблюдения вошли в состав самых известных его трудов. Например, в знаменитое исследование "Климаты земного шара и в особенности Росии". Так, вывод о том, что зимой в Красноярске и его окрестностях обычно не бывает снега, сделан в основном на наблюдениях Мнтькова.
Данные наблюдений декабриста были проанализированы в капитальном труде академика Г. И. Вильда "О температуре воздуха в Российской империи", причем они были отнесены к лучшим метеорологическим измерениям России по качеству и полноте.
Измерения Митькова также вошли в состав труда академика М. А. Рыкачева "Вскрытие и замерзание вод в Российской Империи", они использованы в "Климатологическом атласе Российской империи", изданном в 1899 году, и в многотомном труде "Климат Союза Советских Социалистических республик" (Ленинград, 1931), где, в частности, приведены среднемесячные температуры в Красноярске за те годы, когда здесь жил Митьков.
Таким образом, наблюдения декабриста вошли в произведения, составляющие золотой фонд метеорологической науки.
Метеорологический журнал М. Ф. Митькова окажет сотрудникам краеведческого музея существенную помощь в создании музея декабристов. Во-первых, он сам войдет в число самых значительных экспонатов музея, во-вторых, с его помощью станет возможным найти и приобрести для коллекции музея метеорологические приборы, аналогичные тем, которыми пользовался декабрист-исследователь Михаил Фотиевич Митьков.
В. С. ПЛЕХОВ

Фонвизина Наталья Дмитриевна

В 1850 году через Тобольск проходили осужденные на каторжные работы петрашевцы: организатор этого тайного кружка М. В. Буташевич-Петрашевский и восемь его членов: Н. П. Григорьев, Ф. М. Достоевский, С. Ф. Дуров, Ф. Н. Львов, Н. Момбелли, Н. А. Спешнев, Ф. Г. Толь и И. Л. Ястржембский . Как только жены декабристов узнали об их прибытии, они решили добиться свидания с ними. Все декабристы приняли в этом участие и собирались у Фонвизиных, чтобы обсудить вопрос, как лучше увидеться с петрашевцами. Решили, что лучше всего действовать через Наталию Дмитриевну. Действительно, ею был найден способ проникновения в острог. Приехавшая с Наталией Дмитриевной в Сибирь ее крепостная Матрена Петровна, ставшая членом семьи Фонвизиных, их верный друг и помощник, оказалась знакомой со смотрителем в Тобольском остроге Кашкадамовым, и он сказал, что в острог можно пройти для раздачи милостыни. Сначала Наталия Дмитриевна навестила одного Петрашевского, находившегося в тюремной больнице. Она была потрясена и его видом, и его рассказами. От Петрашевского она узнала, что ее старший сын был петрашевцем. В следующий раз острог посетили Наталия Дмитриевна, П. Е. Анненкова и жена декабриста А. М. Муравьева, Жозефина Адамовна. Они побеседовали с петрашевцами, снабдили их пищей и всем необходимым, ободрили их. Наталия Дмитриевна решила сказать, что Дуров - ее племянник, и все поверили этому. Тайну знали только Михаил Александрович и Матрена Петровна. По просьбе жен декабристов дежурный офицер разрешил петрашевцам, содержавшимся в разных камерах, встретиться друг с другом. Радость их была необычайна.

После первой встречи с заключенными петрашевцами Наталия Дмитриевна писала: ".. .после этого нам уже невозможно было не принимать живейшего участия во всех этих бедных людях и не считать их своими". Она видела в них продолжателей дела декабристов. По своим взглядам Ф. М. Достоевский был особенно близок Наталии Дмитриевне.

В ночь отправления Достоевского и Дурова в Омск Наталия Дмитриевна с Марией Дмитриевной Францевой вышли далеко за город, чтобы проститься с отъезжавшими. Ждать пришлось довольно долго, но, несмотря на 30-градусный мороз, они не уходили. Когда петрашевцы подъехали, женщины снабдили их едой и поскорее попрощались, чтобы никто их не увидел.

Впоследствии Ф. М. Достоевский писал: "Жены ссыльных старого времени (т. е. декабристов) заботились о них, как о родных. Что за чудные души, испытанные 25-летним горем и самоотвержением. Мы видели их мельком, ибо нас держали строго. Но они присылали нам пищу, одежду, утешали и ободряли нас".

В 1852 году к Фонвизиным приезжал брат Михаила Александровича, Иван Александрович, с сестрой его умершей жены. Он привез обнадеживающие новости, но Наталия Дмитриевна им не верила. Она говорила: "Мы вот 26 лет как осуждены утешаться только одними надеждами на лучшее будущее". В следующем году И. А. Фонвизин сильно заболел, и Михаил Александрович стал хлопотать о выезде из Сибири к больному брату. Разрешение было дано ему и Наталии Дмитриевне. Но она несколько задержалась с отъездом из-за дороги - начали вскрываться реки, переезд через них был опасен. Михаил Александрович хотел как можно скорее ехать к больному брату. Он отправился, преодолел все препятствия, но, когда приехал в подмосковную усадьбу брата, Марьино, его уже не было в живых. Михаил Александрович приехал в первых числах мая, Иван Александрович умер в конце апреля.

Порез отъездом из Тобольска Наталия Дмитриевна испытывала какой-то безотчетный страх. Она выехала 4 мая 1853 года. Перед отъездом она упросила Францева отпустить с ней Марию Дмитриевну хотя бы на год.

Разместились все в трех тарантасах: в одном Наталия Дмитриевна с Марией Дмитриевной Францевой, в другом - упоминавшаяся выше Матрена Петровна и две воспитанницы, в третьем - прислуга и багаж.

Наталия Дмитриевна испытывала такие же чувства, как декабристы при обращении на поселение: она радовалась, оставляя Сибирь - страну изгнания, и грустила, разлучаясь с друзьями, в данном случае с тобольскими и ялуторовскими.

Подавленное состояние усугубилось при въезде в европейскую часть России: плохие дороги, плохие лошади, еще худшие ямщики, непривлекательные уездные городки, люди тоже казались хуже сибиряков, кругом мошенничество и обман. Единственно хорошее впечатление оставил Екатеринбург, где жила знакомая Наталии Дмитриевне семья и где Наталия Дмитриевна осмотрела достопримечательности города. После Екатеринбурга Пермь она называет "Азией". Настроение Наталии Дмитриевны было мрачным. Оно не улучшилось и по приезде в Москву: не успела она въехать в родной город, как посланный от губернатора чиновник потребовал немедленного выезда из Москвы. В Бронницах ее встретил Михаил Александрович.

Недолго прожили супруги Фонвизины в Марьино вместе. Весной 1854 года Михаил Александрович умер. Мария Дмитриевна записывает в своих "Воспоминаниях", что для Наталии Дмитриевны после его смерти "все обаяние жизни исчезло".

По приезде в Марьино Наталия Дмитриевна занялась устройством имения. После смерти Михаила Александровича хлопот и забот еще прибавилось. Еще при жизни мужа было решено дать вольную своим крестьянам. Для этого Наталия Дмитриевна должна была обследовать принадлежавшие им имения, которые находились в разных губерниях: Московской, Твершкой, Тамбовской, Рязанской, Костромской. Прежде всего она поехала в Рязанскую губернию, так как там надо было произвести раздел между нею и сестрой жены Ивана Александровича, с которой у Наталии Дмитриевны были натянутые отношения. Наталия Дмитриевна писала: "Судьба, быт и благосостояние крестьян в моих руках, стыдно за себя, жаль их всех". И далее: "И сколько таких добрых простых людей в ужасном угнетении у недобрых образованных. Ужасно подумать".

В октябре 1854 года Наталия Дмитриевна ездила в Костромское имение, в село Кужболово, находившееся в 70 верстах от усадьбы родителей, Отрадное. Она поехала потому, что оттуда приходили письма и даже являлись ходоки, от рассказов которых у нее сердце обливалось кровью: ее возмущал управляющий - настоящий эксплуататор. Она приехала в Кужболово с тем, чтобы передать крестьян в казну, но они просили ее оставить их за собой. Наталия Дмитриевна очень правдиво передает местный выговор крестьян: "Ну, що будит, то и будь, а таперица нам и так оценно хорошо, кормилича наша".

В 30 верстах от Отрадного (или Кужболово, неясно) располагалось другое родовое имение - Давыдково, отданное по дарственной от матери Наталии Дмитриевне, когда она выходила замуж. Вотчинная контора находилась в деревне Самылово, в 20 верстах от него были расположены на болотах 26 деревень, жителей которых Наталия Дмитриевна называла "мои лесные несчастные дикари". Действительно несчастные, так как бургомистр нещадно угнетал их. Когда туда приехала Наталия Дмитриевна и стала чинить "суди расправу", он валялся у нее в ногах, клялся, что этого больше не будет и т. д.

В одном из своих писем она писала: "Моя необычайная деятельность, беспрерывные (сердечные заботы о людях, вверенных моему попечению, как будто переродили меня". Практическая деятельность вытеснила самоанализ.

Наталия Дмитриевна проезжала в свои костромские имения через город Макарьев, о чем позднее писала: "Макарьев на Унже - городок, дорогой мне по воспоминаниям юности". Неоднократно она ездила в Петербург по крестьянским делам. Сначала хотела освободить всех своих крестьян, но ей было сказано, что этого сделать нельзя. Тогда она решила передать их в казну, но снова получила отказ.

После приезда на родину Наталия Дмитриевна имела меньше возможности, чем в Сибири, особенно на поселении, отвлечься от повседневных дел и уйти в себя. Это заставило ее в одном из писем вспомнить Сибирь как "страну изгнания, превратившуюся по воспоминаниям в духовное райское селение".

Несмотря на заботы, хлопоты и разъезды по крестьянским делам, Наталья Дмитриевна не прекращала своей переписки с еще оставшимися в Сибири декабристами. Особенно оживленная переписка шла с И. И. Пущиным, которому она поверяла все свои мельчайшие переживания. И. И. Пушин проявлял участие к ней. В 1856 году Наталия Дмитриевна ездила погостить в Тобольск. Надо полагать, что Ялуторовск же был ею забыт.

В письме к И. И. Пушицу от 15 января 1857 года из Калуги Оболенский писал, что Наталия Дмитриевна неравнодушна к И. И. Пущину и, вероятно, он к ней тоже, что этот брак был бы хорош для успокоения Ивана Ивановича, что в Наталии Дмитриевне он найдет друга в полной мере, наступит тишина, мир, твердая опора. Действительно, брак И. И. Пущина, прибывшего из Сибири в Петербург в декабре 1856 года, с Наталией Дмитриевной состоялся а мае 1857 года в имении друга И. И. Пущина, Эрастово. Насколько счастлив был этот брак, сказать трудно. В 1859 году И. И. Пущин скончался, и Наталия Дмитриевна переехала из Марьина в Москву.

Последние годы жизни Наталия Дмитриевна была прикована к постели - ее разбил паралич. Она умерла 10 октября 1869 года и была похоронена в бывшем Покровском монастыре. Могила не сохранилась. Ей довелось дожить до отмены крепостного права, за что боролись и пострадали оба ее мужа.

Характерными чертами Наталии Дмитриевны были глубокая религиозность, стремление к подвигу самоотречения, самоанализ, неуравновешенность, переходившая в истеричность в молодые годы, презрение к житейским благам, ознакомление с жизнью крепостных, любовь и сострадание к ним, желание освободить их, возмущение крепостным правом - источником насилия и угнетения. Все эти черты указывают на сложность натуры Наталии Дмитриевны и отличают ее от других жен декабристов.

Поездка Наталии Дмитриевны в Сибирь для облегчения участи мужа была вызвана скорее чувством долга и сострадания, чем чувством любви.

В 1856 году, когда декабристы после амнистии возвращались из Сибири, Л.Н. Толстой задумал роман, героем которого должен стать вернувшийся из ссылки декабрист. Он встречается с декабристами, собирает подробный материал о каждом из них. Образ Натальи Дмитриевны очаровал Толстого душевной красотой, жаждой самопожертвования. Прочитав ее "Исповедь", Толстой писал декабристу П.Н. Свистунову: "Тетрадь замечаний Фонвизиной я вчера прочитал невнимательно и хотел уже было ее отослать, полагая, что я все понял, но, начав нынче, опять читал ее, я был поражен высотой и глубиною этой души. Теперь она уже не интересует меня, как только характеристика известной, очень высоко нравственной личности, но как прелестное выражение духовной жизни замечательной русской женщины". Многое указывает на то, что главной героиней романа "Декабристы" Л.Н. Толстой предполагал сделать Наталью Дмитриевну. "Когда его схватили, - читаем в одном из вариантов "Декабристов", - она была близка к родам... Так как она была в этом положении, и другой ребенок грудной. Она тут же в тот же день собрала свои вещи, простилась с родными и поехала с ним. Мало того, для всех ссыльных она была провиденье там. Ее обожали. У нее такая сила характера удивительная, что мужчины ей удивлялись". Роман "Декабристы" не был написан Толстым. Наброски и черновики романа опубликованы в 17-ом томе Полного собрания сочинений Л.Н. Толстого. (Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: в 91 т.: Репринтное воспроизведение издания 1928 - 1958 г., т. 17. - М.: Терра, 1992. - С. 256 - 299).

Восставшие на Сенатской площади. Картечные залпы. Кровь. Восстание подавлено, а его организаторы и активные участники - в казематах Петропавловской крепости. Следствие. Суд. Приговор, по которому более ста участников восстания определены на каторжные работы в Сибирь, а потом - на поселение.

По всей Сибири были рассеяны участники декабрьского восстания. Из 25 декабристов, поселенных после отбытия каторги в пределах Енисейской губернии, 12 проживали в разное время в Красноярске. Как память о них - название улиц. Например, улица Декабристов. На углу этой улицы, называвшейся раньше Батальонным переулком, и улицы Воскресенской (проспект Мира) в 1840 году поселился декабрист Василий Львович Давыдов, друг А.С. Пушкина.

Дом Давыдова был центром культурной жизни Красноярска. Здесь часто собирались ссыльные, друзья, прогрессивная часть местной интеллигенции. Умер Давыдов В.Л. в изгнании в 1855 году и похоронен на красноярском городском кладбище.

Именно с декабристов началось благотворное влияние политических ссыльных на культурное и политическое развитие Сибири.

Декабрист Павел Сергеевич Бобрищев-Пушкин, временно живший в Красноярске вместе с братом Николаем Сергеевичем, тоже декабристом, пользовался среди красноярцев репутацией знающего и бескорыстного врача. Особенно популярно было его имя среди городской бедноты. Братья Бобрищевы-Пушкины жили по Благовещенской улице (улица Ленина 17). Дом сохранился до сих пор. Работали они в Красноярской казенной палате. Дом, где находилась казенная палата тоже сохранился (Мира, 6).

Живший в нашем городе с 1836 по 1849 год декабрист Михаил Федорович Митьков (умер в Красноярске и похоронен на городском кладбище, его могила - рядом с могилой В.Л. Давыдова) в течение десяти лет вел подробные метеорологические наблюдения. Его данными впоследствии пользовались многие ученые, исследователи Сибири, отмечая их большую научную ценность.

Усердным помощником М.Ф. Митькова в проведении метеорологических наблюдений был декабрист Александр Иванович Якубович, живший некоторое время в Красноярске.

Жена В.Л. Давыдова, Александра Ивановна, по примеру многих подруг декабристов последовавшая в ссылку за мужем. Организовала для своих детей и детей некоторых красноярцев целый учебный класс. Ее педагогические способности нашли здесь отменное применение. Ее ближайшими помощниками и учителями были В.Л. Давыдов и лицейский друг А.С. Пушкина Иван Иванович Пущин, некоторое время живший в Красноярске.

Декабрист Сергей Григорьевич Краснокутский, будучи в Красноярске, прикованный параличом к постели, все же находил возможность общаться с жителями города и заниматься экономической статистикой. Ему усердно помогали все друзья. Красноярцы часто обращались к нему за советами по поводу разных запутанных юридических и чисто житейских вопросов.

Михаил Матвеевич Спиридов стал в Сибири образцовым огородником. Он щедро снабжал декабристов свежими овощами со своих плантаций, расположенных в подгородном селе Арейском (ныне село Емельяново), за что получил шутливое прозвище "поставщик двора государственных преступников". Этим прозвищем наградил его живой, общительный и остроумный Михаил Александрович Фонвизин, который после долгих лет ссылки, проведенных в Енисейске, некоторое время прожил в Красноярске. Но самое главное в земледельческой деятельности М.М. Спиридова было то, что он начал внедрять у нас в крае картофель (картофель в Енисейской губернии долгое время называли "спиридовкой"), неутомимо пропагандировал новые культурные способы ведения сельского хозяйства.

Недолго пробыл в Красноярске (проездом из Нерчинска в Тобольск) Александр Петрович Барятинский, ближайший друг П.И. Пестеля. Он останавливался в доме Давыдовых. Его кратковременное пребывание красноярцам запомнилось: отменный музыкант, обаятельный, разносторонне образованный человек, он был инициатором домашних концертов.

Начала металлической культуры; медь и бронза.
Неолитическая культура в восточной Европе так же, как и в западной, исподволь перешла в металлическую. На это указывает нахождение в обстановке неолитической культуры изделий из чистой меди и бронзы. Так, в некоторых глиняных мазанках в окрестностях Триполья найдены при урнах медные топорики; в курганах Воронежской и Подольской губерний...

Версальский мирный договор
В октябре 1918 г. подписывается перемирие на 36 дней: выработка условий мира, но они были жестки. Их диктовали французы. Мир не был подписан. Перемирие продлялось 5 раз. Единства в стане союзников не было. Первые позиции сохраняла Франция. Она была войной очень ослаблена, как экономически, так и финансово. Выступала с требованиями в...

Военные действия в 1916 - 1918 гг. Окончание войны
«Верденская мясорубка». К началу 1916 г. германскому генеральному штабу стало совершенно очевидным, что затягивание войны ведет Германию к неизбежной катастрофе. Внутри страны глухо бродило недовольство. Но где нанести Антанте решающий удар? Истекший год показал, что на Востоке это не получится. Германия вынуждена была вновь повернуть...