Историческая память в польше. Как жилось полякам под Российской империей

Визит в Варшаву Александра II

В начале мая 1856 г. новый император Царства Польского губернские и уездные Александр II через Москву и Брест-Липредводители дворянства, дворяне-пометовск прибыл в Варшаву. Туда же стекщики, придворные, кавалерственные и лись в большом числе со всех концов знатные дамы. Принимая 11 мая дворянских предводителей, сенаторов и высшее католическое духовенство, царь произнес по-французски знаменательную речь: «Господа, я прибыл к вам с забвением прошлого, одушевленный наилучшими намерениями для края. От вас зависит помочь мне в их осуществлении. Но прежде всего я должен вам сказать, что взаимное наше положение необходимо выяснить. Я заключаю вас в сердце своем, как финляндцев и как прочих моих русских подданных, но хочу, чтобы сохранен был порядок, установленный моим отцом. Итак, господа, прежде всего оставьте мечтания! («Point de reveries!» - эти слова Александр II произнес дважды. - A. III.). Тех, кто хотел бы оставаться при них, я сумею сдержать, сумею воспрепятствовать их мечтам выступить из пределов их воображения. Счастье Польши зависит от полного слияния ее с народами моей империи... Финляндия и Польша одинаково мне дороги, как и все прочие части моей империи. Но вам нужно знать, для блага самих поляков, что Польша должна пребывать навсегда в соединении с великой семьей русских императоров. Верьте, господа, что меня одушевляют лучшие намерения. Но ваше дело - облегчить мне мою задачу, и я снова повторяю: господа, оставьте мечтания! Оставьте мечтания! Что же касается до вас, господа сенаторы, следуйте указаниям находящегося здесь наместника моего князя Горчакова; а вы, господа епископы, не теряйте никогда из виду, что основание доброй нравственности есть религия и что на вашей обязанности лежит внушить поселянам, что счастье их зависит единственно от полного их слияния со святою Русью». 15 мая царь вновь заявил польским панам: «Оставьте всякие мечты о независимости, которые нельзя ни осуществить, ни удержать». В тот же день Александр 11 подписал акт об амнистии полякам -участникам восстания 1831 г. Император заявил, что «все возвратившиеся эмигранты могут даже, по истечении трех лет раскаяния и доброго поведения, стать полезными, возвратясь на государственную службу». Проведя в Варшаве шесть дней, император Александр II отправился в Берлин на встречу с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом IV. Замечу, что в первый день своего царствования Александр II написал Фридриху-Вильгельму: «Я глубоко убежден, что, пока оба наши государства останутся в дружбе, вся Европа может еще быть спасена от всеобщего разрушения; если же нет, то горе ей». Можно лишь сожалеть, что наследники обоих монархов забыли эти пророческие слова. В январе 1856 г. после смерти фельдмаршала Паскевича наместником в Царстве Польском был назначен генерал от артиллерии князь Михаил Дмитриевич Горчаков. Одновременно он был назначен и главнокомандующим вновь сформированной в Польше I армии. Горчаков был стар (родился в 1783 г.) и отличался от своего предшественника крайней мягкостью в обращении с поляками, выступая и в Петербурге усердным и постоянным ходатаем за них. Именно его покровительству поляки обязаны в самом начале царствования Александра II полученными льготами и преимуществу. Возникает вопрос: почему же поляки взбунтовались, если новый наместник был так хорош? Франция и Англия нахально врали на весь мир, что в Польше происходит демократическая революция, направленная против тирании русского царя. Причем самое интересное в том, что и русское правительство Александра II, и позже советские историки придерживались той же точки зрения. На самом деле все было наоборот.

Причины восстаний в России и Польше в 19 веке

Напомню, что начало 1860-х гг. - это разгар реформ в Российской империи, проводимых императором Александром II: освобождение крестьян (в самый разгар восстания царь подписал закон о запрещении телесных наказаний), идет подготовка к созданию земств, судебной реформы и др. Другой вопрос, что довольно узкий круг русских революционеров из дворян и разночинцев требовал более радикальных реформ - ликвидации помещичьего землевладения и др. Советские историки в своих трудах даже пытались объединить польских повстанцев и русских революционеров, мол, они вместе боролись с «проклятым царизмом». Увы, цели у них были совсем разные. Восстание 1863 г. было инспирировано исключительно сверху панами и ксендзами. Повстанцы не ставили своей целью провести какие-либо демократические или экономические реформы. Главным их лозунгом была полная независимость Польши в границах 1772 г. «от можа до можа», то есть от Балтийского до Черного моря, с включением в ее состав территорий, населенных русскими или немцами. Диссиденты, то есть православные и протестанты, должны были кормить оголодавшую шляхту. Любопытно, что ряд польских магнатов «умеренных взглядов» предлагали русским сановникам компромиссное решение - Польша останется в составе Российской империи под властью царя, но ее административные границы следует расширить до территориальных границ Речи Посполитой образца 1772 г., то есть попросту панам нужны хлопы, и бог с ними, с «тиранией» и самодержавием. Первые признаки брожения, охватившего польское общество, стали появляться с лета 1860 г., когда в Варшаве прошел ряд политических манифестаций, устраиваемых в память деятелей или событий предыдущих мятежей. В процессиях, выходивших из костелов, принимали участие лица всех сословий, много было среди них воспитанников учебных заведений, женщин и детей. Они проходили по городу, неся польские национальные значки и эмблемы, распевая полурелигиозные, полуполитические гимны, попадавшиеся им по пути русские полицию и войска встречали руганью и насмешками. При этом народу раздавались листовки и портреты борцов «за независимость» - Килинского, Костюшко и др. До самого конца 1860 г. власти терпели эти нарушения порядка, не привлекая виновных к ответственности и не принимая никаких мер к предупреждению беспорядков. Дошло до того, что во время пребывания в Варшаве Александра II и его августейших гостей - австрийского императора и прусского принца-регента, вдень, назначенный для парадного спектакля, императорская ложа в Большом театре была облита купоросом, а уличные мальчишки отрезали шлейфы у дам, ехавших на бал к наместнику. По пути следования царя на улицах и площадях раздавались свистки.

Начало восстания 1863 г. в Польше

В начале февраля 1861 г. члены Земледельческого общества съехались в Варшаву на общее собрание для обсуждения важного вопроса, переданного им на рассмотрение варшавским правительством: «О способах наилучшего разрешения в Царстве Польском вопроса о поземельных отношениях крестьян к землевладельцам». Этим не преминули воспользоваться паны заговорщики. 13 февраля, в годовщину сражения при Грохове, печатные воззвания приглашали народ собраться на площади Старого Моста и оттуда шествовать к дворцу наместника, где заседало Земледельческое общество. Князь М.Д. Горчаков решил не допускать этой заранее подготовленной манифестации. По его распоряжению обер-полицмейстер полковник Трепов во главе полицейских солдат и конных жандармов разогнал толпу, вышедшую из монастыря Паулинов с факелами, хоругвями и пением. Порядок был восстановлен, но ненадолго. Два дня спустя, 15 февраля, толпы поляков собрались в различных частях города и двинулись к Замковой площади. Встретившись с солдатами, стоявшими вдоль Краковского предместья и на площади перед Замком, они забросали их камнями. Тогда по команде генерала Заблоцкого одна рота дала залп из переднего взвода, в результате в толпе было убито шесть человек и столько же ранено. Толпа немедленно рассеялась. Это и нужно было заговорщикам. Председатель общества граф Андрей Замойский в ту же ночь собрал представителей всех сословий для составления и подписания на имя императора адреса. На следующее утро этот документ депутация, состоящая из архиепископа Фиалковского, графов Замойского и Малаховского и панов Кронеберга и Шленкера, отвезла к наместнику в Замок для дальнейшей пересылки в Петербург. В этом адресе, составленном от имени «всей страны», выражались требования возвратить Польше национальные церковь, законодательство, воспитание и всю общественную организацию как необходимые условия народного существования. Наместник Горчаков совершенно растерялся. Он не только принял из рук депутатов адрес, но и пообещал доставить его императору, а также согласился на все предъявленные ему требования. Александр II получил известие о варшавских беспорядках за три дня до подписания манифеста об освобождении крестьян. Император был опечален, но настроен решительно. Он телеграфировал в Варшаву Горчакову: «Во всяком случае, теперь не время на уступки, и я их не допущу». 21 февраля 1861 г. царь приказал отправить в Польшу подкрепление войскам в составе гусарской бригады 1-й кавалерийской дивизии и всей 2-й пехотной дивизии, а также четырех казачьих полков с Дона. Престарелый и тяжело больной, князь Горчаков был не в состоянии справиться с волнениями в Варшаве. Так, к примеру, 27 марта рядом с резиденцией наместника произошел настоящий бой, в ходе которого поляки потеряли десять человек убитыми, а русские войска - пятерых. 45 поляков было задержано. В связи с болезнью Горчакова царь поручил временно исполнять эту должность военному министру И.О. Сухозанету. Прибывший 27 мая в Варшаву генерал-
адъютант Сухозанет уже не застал в живых князя Горчакова, скончавшегося 18 мая. Задачей военного министра было поддержание порядка и спокойствия в крае до прибытия нового наместника, на должность которого Александр II назначил близкое к себе и доверенное лицо, к тому же католика по вероисповеданию, генерал-адъютанта графа К.К. Ламберта. Сухозанет, невзирая на распоряжения своего предшественника, в силу военного положения, объявленного Паскевичем в 1833 г. и с тех пор формально не отмененного, стал одних из задержанных участников демонстраций предавать полевому суду, а других высылать административным порядком за пределы Царства Польского во внутренние губернии Российской империи. Такие энергичные действия были одобрены Александром II и не замедлили принести плоды. Листовки с призывами выйти на демонстрации по-прежнему распространялись, но на улицы никто не выходил. Замечу, что среди арестованных было очень много ксендзов.
12 августа 1861 г. в Варшаву прибыл новый наместник граф Ламберт, а Сухозанет убыл в Петербург. Генерал-адъютант Карл Карлович Ламберт, подобно большей части русского генералитета, был из гвардии. Он служил в лейб-гвардейских кирасирах, затем в кавалергардах, несколько месяцев воевал с горцами на Кавказе, а затем длительное время служил в штабах. Ни военных знаний, ни достаточного политического опыта Ламберт не имел. Почти сразу после его приезда в Варшаве вновь возобновились волнения. На похоронах варшавского архиепископа Фиалковского произошла новая провокация. Перед погребальной колесницей несли в числе прочих национальных эмблем - короны короля и королевы польских - и старый герб Речи Посполитой: Белого орла с гербами Литвы и Руси. Как видим, речь шла не о «свободе», а о территориальных претензиях. 1 октября 1861 г. Ламберт объявил все Царство Польское на осадном положении. Первый день после этого объявления прошел спокойно. На следующий день, 3 октября, возвещенные ранее панихиды по Костюшко были отслужены в трех варшавских церквях при обычном пении революционных гимнов. Войска, которыми командовал генерал-лейтенант А.Д. Герштенцвейг, оцепили храмы. Но из одного из них народ вышел потайным ходом, а в двух других остался на всю ночь. На заре русские войска получили приказ задержать всех мужчин. Войска вошли в собор Святого Яна и в костел бернардинеров и там, среди большого смятения, арестовали 1600 человек. Уличные толпы рассеивались патрулями и кавалерийскими разъездами. События эти послужили предлогом для провокации временно заведовавшего варшавской римско-католической епархией прелата Бялобржеского, который в письме на имя наместника протестовал против вторжения войск в храмы, называя эту меру «возвращением к временам Аттилы», и объявил о закрытии всех костелов Варшавы с воспрещением совершать в них богослужение. Городское духовенство поспешило повсеместно привести эту меру в исполнение. В это время Ламберт проявил малодушие и, ничего не сообщив генерал-лейтенанту Герштенцвейгу, приказал освободить 1660 поляков. Узнав об этом, Герштенцвейг немедленно поехал к наместнику и в резком объяснении с ним назвал Ламберта «изменником». Результатом этого стала американская дуэль: жребий застрелиться пал на Герштенцвейга. Утром 5 октября Герштенцвейг привел этот приговор в исполнение, смертельно ранив себя в голову из револьвера. Граф Ламберт послал отчаянную телеграмму царю: «Ради бога, пришлите кого-нибудь на наши места». Находившийся в Ливадии Александр II тотчас вызвал туда из Одессы генераладъютанта А. Н. Лидерса и предложил ему должность наместника в Царстве Польском, а до прибытия его в Варшаву исполнять обязанности наместника должен был возвращавшийся через Царство Польское из заграничной поездки военный министр Сухозанет. 10 октября 1861 г Сухозанет прибыл в Варшаву, а на следующий день наш бравый кавалергард выехал в Австрию «на лечение». 28 октября Сухозанета сменил генерал-адъютант Лидерс77. Свою главную задачу новый наместник видел в соблюдении общественного порядка. Войска стояли лагерем на варшавских улицах и площадях, на зиму для офицеров были построены теплые деревянные домики, патрули днем и ночью разъезжали по городу, началось разоружение обывателей, у которых отобрали более семи тысяч ружей, а кроме того, пистолеты, сабли, кинжалы и другое оружие.

Продолжение волнений в Польше

Следственная комиссия и военные суды продолжали действовать. Ксендзов, виновных в участии в политических демонстрациях или в произнесении провокационных проповедей, высылали на жительство во внутренние губернии империи. Из прочих участников манифестаций, наиболее виновных присуждали к каторжным работам, к отдаче в рекруты или в арестантские роты, а других - к заключению в крепостях или к аресту на гауптвахте. Уличенные в соучастии в беспорядках чиновники увольнялись с должностей, равно как и те, чьи жены и дети носили траур и участвовали в уличных процессиях. Прелат Бялобржеский, виновник закрытия богослужения в костелах, был приговорен к смертной казни, но помилован и заключен в Бобруйскую крепость на один год. 17 апреля 1862 г., в годовщину восшествия на престол и в день рождения Александра II, было объявлено помилование многим политическим преступникам, а участь прочих значительно смягчена. Многим из них разрешили вернуться в Царство Польское из ссылки, крепостей и арестантских рот. Среди прощенных было немало ксендзов, в том числе и прелат Бялобржеский. Его возвращение из Бобруйска в Варшаву представляло собой настоящее триумфальное шествие. Мужчины выпрягали лошадей из экипажа, а женщины осыпали прелата цветами. Огромная толпа набилась в храм, где Бялобржеский впервые отправлял богослужение, и приветствовала его восторженными криками. В начале 1862 г. Лидерс разрешил в ряде городов приступить к работе городским советам (органам самоуправления), а 15 мая 1862 г. прошли выборы в городской совет и в самой Варшаве. Однако избранными оказались исключительно бунтовщики, в том числе четыре человека, недавно возвращенные по амнистии из заключения. В конце мая 1862 г. вышел высочайший указ: «Его императорскому величеству любезнейшему брату нашему, государю великому князю Константину Николаевичу повелеваем быть наместником нашим в Царстве Польском с подчинением ему на правах главнокомандующего всех войск, в Царстве расположенных». Следует заметить, что среди петербургских сановников великий князь Константин слыл «красным» за активную поддержку самых либеральных реформ. Узнав об отставке Лидерса, заговорщики все же решили расправиться с ним. Наместник из принципа ездил и гулял по Варшаве без всякой охраны. 15 июня 1862 г. во время прогулки Лидерса по Саксонскому саду какой-то неизвестный выстрели в него сзади из пистолета. Пуля пробила шею и раздробила челюсть, однако Лидерсу удалось самому добраться до дворца. 20 июня в Варшаву прибыли великий князь Константин Николаевич с супругой. Великая княгиня Александра Иосифовна была беременна, но, несмотря на все предостережения, решилась сопровождать мужа. Вице-канцлер князь A.M. Горчаков разослал циркуляр по Европе, в котором говорилось: «Приезд в Варшаву государя великого князя Константина Николаевича, отправившегося туда тотчас по получении известия о покушении, будет живым символом решимости правительства не покидать системы примирения и твердости. Он докажет, что одинокие преступления не столкнут власть с пути, почитаемого ею соответствующим потребностям края». Однако покушение на Лидерса недолго оставалось единственным. На другой же день по приезде, 21 июня, при выходе великого князя из театра в него в упор был сделан выстрел из пистолета. Пуля, пройдя через эполет, легко ранила его в плечо. Великий князь Константин телеграфировал императору: «Спал хорошо, лихорадки нет, жена не испугана, осторожно ей сказали. Убийцу зовут Ярошинский, портной подмастерье». Новый наместник обратился к полякам с воззванием, где он увещевал их «отречься от всякой солидарности с виновниками совершенных преступлений, зачинщиками беспорядков, сеятелями смуты, терроризирующими и позорящими страну», обещал немедленное приведение в исполнение новых законов об организации Государственного совета Царства, об учреждении учебных заведений, о переводе крестьян с барщины на оброк, о даровании прав евреям, об образовании городских и уездных советов. В ответ триста знатных панов, съехавшихся в Варшаву, подали адрес графу Андрею Замойскому с просьбой довести содержание этого адреса до сведения великого князя. Там говорилось: «Как поляки, мы можем поддерживать правительство лишь тогда, когда оно станет правительством польским, и когда все области, составляющие нашу родину, будут соединены воедино и будут пользоваться конституцией и свободными учреждениями. В своем воззвании великий князь сам уважил и понял нашу привязанность к родине; но эта привязанность не может быть раздроблена, и если мы любим нашу родину, то всю в совокупности, в пределах, начертанных ей Богом и освященных историей». В популярном переводе сие означает: пусть нами правит царь, если он заставит работать на нас белорусов и малороссов. Великий князь Константин широко пользовался предоставленным ему правом помилования. К концу сентября 1862 г. из 499 осужденных им были прощены 289 человек. В день празднования тысячелетия России Александр II в Новгороде подписал указ, которым прекращались все иски казны по имениям, конфискованным за государственные преступления.
Однако все примирительные меры русских властей вызывали лишь обратный эффект. Сторонники восстания образовали так называемый Центральный комитет. В декабре 1862 г. в Варшаве собрался съезд польских революционеров. На съезде были назначены руководители восстанием: на левом берегу Вислы - Лангевич; на правом - Левандовский и Чапский; в Литве - Сераковский, приехавший из Парижа, куда он был командирован за счет Военного ведомства с научной целью; в юго-западном крае - Ружицкий, штаб-офицер русской службы. В первых числах января 1863 г. Центральный комитет переименовал себя во временное народное правительство (народовый ржонд). 10 января ржонд издал воззвание с призывом поднять оружие. Революционное правительство разделило царство на восемь воеводств, которые делились на уезды и далее на округа, сотни и десятки. В Париже была образована концессия для вербовки офицеров и закупки оружия. Предлогом к началу восстания послужил рекрутский набор, проведенный в Варшаве в ночь со 2 на 3 января 1863 г. В результате было решено забрать многих известных участников уличных беспорядков. Но, предупрежденные польскими чиновниками, эти молодые люди успели бежать из Варшавы и, собравшись в окрестных лесах, образовали первые революционные отряды. 13 января, по окончании развода от лейб-гвардейского Измайловского полка, в Михайловском манеже Александр II, собрав вокруг себя офицеров, сам сообщил им о вспыхнувшем в Польше мятеже. «Так как многим из вас, господа, - сказал император, - вероятно, неизвестны последние происшествия в Царстве Польском, то я хочу, чтобы вы узнали о них от меня самого. После столь благополучно совершившегося набора, со 2-го на 3-е января, стали появляться мятежнические шайки на обоих берегах Вислы, для рассеяния которых были немедленно посланы отряды. Наконец, в ночь с 10-го на 11-е число по всему Царству, за исключением Варшавы, было сделано внезапное нападение на войска наши, стоящие по квартирам, причем совершены неслыханные злодейства. Так, например, около Седлеца атакованные солдаты оборонялись отчаянно в одном доме, который мятежники подожгли, не видя средств им завладеть. Несмотря на то, храбрые войска наши отбили повсюду мятежников. По первым сведениям, потеря наша заключена в тридцати человеках убитыми, в том числе старый наш Измайловский товарищ, командир Муромского пехотного полка Козлянинов. Раненых до четырехсот и между ними генерал Каннабих. Подобная же попытка была сделана около Белостока, в пределах даже Империи. Но и после сих новых злодейств я не хочу обвинять в том весь народ польский, но вижу во всех этих трудных событиях работу революционной партии, стремящейся повсюду к ниспровержению законного порядка». Для подавления мятежа в зародыше были приняты соответствующие меры. По распоряжению наместника Константина Николаевича во всем Царстве Польском вновь вводилось военное положение, отмененное в предыдущие годы во многих местностях частными распоряжениями. Было объявлено высочайшее повеление о том, чтобы мятежников, взятых в плен с оружием в руках, судить на месте преступления военно-полевым судом, а приговоры немедленно приводить в исполнение, по конфирмациям начальников военных отделов, соответствующих пяти губерниям Царства Польского. Были восстановлены военно-судные комиссии, изданы правила о наложении секвестра на имущества всех лиц, причастных к восстанию. К началу восстания в Варшавском военном округе78 находилось шесть пехотных дивизий (3,4,5,6,7 и 3-я гвардейская, в 1862 г. переведенная в Варшаву из-под Петербурга) и три кавалерийские дивизии (2, 3 и 7-я).

Начало активных боевых действий против польских мятежников

Всего в Царстве Польском имелись 90-тысячная армия и 3 тысячи солдат пограничной стражи. Великий князь Константин поначалу действовал очень бестолково и вместо решительных ударов по мятежникам приказал войскам очистить целый ряд важных населенных пунктов, стянув все свои силы в несколько больших отрядов. Вся тяжесть борьбы легла на пограничную стражу, вначале совершенно не поддержанную войсками. Южная и западная границы Варшавского округа были благодаря этому открыты для ввоза повстанцам оружия, в том числе льежских штуцеров. Еще до начал восстания заговорщики послали в Париж к одному из видных эмигрантов Мирославскому80 депутацию, которая провозгласила его диктатором. Мирославский принял звание диктатора и отправился в Познань (Пруссия). У Крживосоиза он перешел русскую границу со своим секретарем Куржиной и двенадцатью офицерами. К нему присоединил ось более сотни учащейся молодежи из Варшавы и окрестностей, всего набралось около пятисот человек. 7 февраля отряд Мирославского на опушке Крживосоизского леса столкнулся с русским отрядом полковника Шильдер-Шульднера в составе трех с половиной рот пехоты, шестидесяти казаков и пятидесяти пограничников. Поляки были рассеяны. Мирославский с остатками своего отряда бежал к деревне Троячек, где соединился с повстанческим отрядом Меленицкого. Оба отряда заняли позицию на опушке леса у Троячека, где были вновь атакованы и наголову разбиты Шильдер-Шульднером. После этого великий диктатор бежал в Париж, где благополучно почил 22 ноября 1878 г. После бегства Мирославского руководство восстанием формально переходило к Мариану-Мельхиору ЛангевичуХ|. В начале восстания Лангевич появился в городке Вонхоцке близ Суходнева. У него имелась походная типография, и весь край был наводнен прокламациями. У Лангевича в Вонхоцке собралось более трех тысяч человек при пяти пушках. Для разгрома отряда Лангевича в городе Радом был создан сводный отряд генерал-майора Марка в составе одного батальона и одной роты Могилевского пехотного полка, саперной роты, двадцати казаков и двух 4-фунтовых нарезных с дула заряжаемых пушек. Уже на подходе к Марку присоединились два эскадрона (дивизион) новороссийских драгун майора Красинского, следовавшие из Стопницы через Кельцы в Радом. 20 января 1863 г. генерал-майор Марк выступил в Шидловец, где, узнав от проезжего еврея, что тот видел драгун верстах в десяти за Суходневом, послал в час дня поручика Лускино к дивизиону с предписанием быть на следующий день в 8 часов 30 минут утра в деревне Милицы для присоединения к отряду. По приезде в Суходнев Лускино был схвачен повстанцами и отвезен в лагерь Лангевича в Вонхоцке, а бывшее при нем предписание отобрано, чем обнаружилось движение отрядов.
Между тем дивизион, прибыв вечером 20 января к реке Лосенице, застал мост разрушенным, а на противоположном берегу обнаружились передвижения мятежников. К рассвету 21 января из Кельц были высланы в подкрепление драгунам три роты Смоленского полка и шестьдесят казаков. В 6 часов утра Красинский, починив мост, двинулся к Суходневу, который оказался не занятым мятежниками. По словам местных жителей, отряд инсургентов в тысячу человек накануне, 20 января, оставил Суходнев и отошел к Вонхоцку. При входе в Суходнев майор Красинский получил через еврея записку от генерала Марка с уведомлением, что его драгуны назначены в состав экспедиционного отряда и с приказанием присоединиться к нему в Бзине. Поэтому драгуны без остановки прошли Суходнев, а три Смоленские роты и казаки, не имея приказания сопровождать их дальше, остались в местечке. Между тем Лангевич, собирая свой отряд в Вонхоцке, отлично знал обо всех передвижениях русских войск. Распустив слух, что Суходнев оставлен и зная маршрут дальнейшего следования драгун, Чаховский подготовил засаду (из трехсот человек с ружьями без штыков) на лесистом перевале в трех верстах от Суходнева, на дороге к Бзину. Остальная часть отряда скрытно заняла Суходнев. Когда оба эскадрона втянулись в лес, засада, пропустив голову колонны, дала залп, и инсургенты бросились на 4-й эскадрон. Драгуны частью открыли огонь, а частью бросились в штыки и вскоре опрокинули нападавших, прогнав их к выходу из дефиле. В это время на выстрелы прискакали казаки из Суходнева и помогли в дальнейшем преследовании. Между тем майор Смоленского пехотного полка Бентковский, который оставался с тремя ротами в Суходневе, также двинулся на выстрелы, оставив обоз под прикрытием полувзвода поручика Крупского. Как только роты отошли на достаточное расстояние, мятежники, засевшие в местечке, атаковали обоз. Крупский решил оставить Суходнев и, заняв на опушке каменную кузницу, начал отстреливаться. Между тем Бентковский с двумя ротами немедленно вернулся к Суходневу, повстанцы быстро разбежались, и обозу удалось присоединиться к отряду у Милицы. Стычка драгун и эпизод с обозом задержали генерала Марка до двух часов дня. Не решаясь атаковать Вонхоцк, он стал у Милицы на ночлег. Рассеянные остатки отряда Чаховского отступили к Вонхоцку, разрушив после себя мост через речку Тарновку в селе Парашове. Вечером к отряду генерала Марка подошли еще две роты Галицкого полка, направленные из Кельц. На следующий день с рассветом, присоединив к себе три роты Смоленского полка и казаков и оставив две роты для прикрытия обоза, построенного вагенбургом у Милицы, генерал Марк выступил к Вонхоцку, который и занял без боя, так как Лангевич успел отступить. Заняв Вонхоцк, Марк посчитал экспедицию
оконченной и отошел к Милице, а 23 января выступил обратно в Радом, куда прибыл на следующий день. Части отряда Лангевича удалось уйти. 31 января 1863 г. Лангевича атаковал русский отряд полковника Ченгери, Лангевич опять бежал. На месте его лагеря русские обнаружили три самодельные деревянные пушки. Лангевич же у Радкова соединился с отрядом Езеранского, но 12 февраля был снова настигнут и разбит полковником Ченгери у местечка Влощово. Лангевич опять уцелел и отправился вначале в Олькумский уезд, а затем в Меховецкий уезд и расположился в селе Гоща в 16 верстах от Кракова. После всех поражений он сумел сохранить походную типографию. В своих прокламациях Лангевич превращал поражения в блестящие победы. Люди охотно верят тому, чему хотят верить, и популярность Лангевича постоянно росла. Его называли вторым Костюшко, а его бегство в Гощу сравнивали с походом Бонапарта в 1796-1797 гг. в Италии. Отряд Лангевича в Гоше вскоре вырос до шести тысяч человек. Здесь 26 февраля, после совещания с главарями восстания, Лангевич провозгласил себя диктатором и выпустил манифест с призывом «объединения народов Европы, Литвы и Руси» к общему восстанию против «московского народа». 27 февраля Лангевич покинул гощинский лагерь и 6 марта остановился в местечке Хробрж в 15 верстах от Буска. Здесь он в тот же день был атакован отрядом полковника Ченгери и майора Бентковского и разбит наголову. Ленгевич отступил к Гроховиску, но был настигнут и снова разбит. Остатки его отряда бежали к городу Опатову и здесь были уничтожены окончательно. Сам Лангевич едва избежал плена, перешел в Австрию, был арестован австрийскими властями и посажен в крепость Иозефштадт. Здесь он содержался два года и, получив свободу, уехал в Швейцарию, а оттуда переехал в Турцию, где его сын поступил на военную службу и в 1877- 1878 гг. сражался против России. В отличие от кампании 1831 г. больших сражений в 1863 г. не было, и действия русских сил свелись к преследованию отдельных отрядов повстанцев. По мнению русского командования, войск в Царстве Польском не хватало для подавления восстания. В связи с этим в Варшавский военный округ из других округов были направлены два гвардейских кавалерийских полка с конной батареей (прибыли в феврале 1863 г.), 2-я гвардейская пехотная дивизия со стрелковым батальоном (прибыли в марте), 10-я пехотная стрелковая дивизия со стрелковым батальоном и семью Донскими казачьими полками (начали прибывать с марта). Кроме того, по мере усмирения восстания в край был и двинуты 2-я и 8-я пехотные и 3-я кавалерийская дивизии. Наряду с военными мерами русское правительство действовало и политическими методами. Объективно говоря, в ходе восстания 1863 г. в роли революционеров выступили не паны и ксендзы, а Александр 11 и его сановники. Так, 1 марта 1863 г. Александр II объявил указ Сенату, которым в губерниях Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской и в четырех уездах губернии Витебской прекращались обязательные отношения крестьян к землевладельцам и начинался немедленный выкуп их угодий при содействии правительства. Вскоре это распространилось и на другие уезды Витебской губернии, а также на губернии Могилевскую, Киевскую, Волынскую и Подольскую. Таким образом, царь резко ускорил ход реформ в губерниях, охваченных восстанием. Подавляющее большинство польских крестьян оставались в стороне от восстания, а многие помогали русским войскам. Повстанцы отбирали у польского населения под «квитанцию» лошадей, подводы, одежду и продовольствие. Деньги приобретались сбором податей за два года вперед, вымогательством у состоятельных лиц, грабежом касс и другими подобными способами. Сначала повстанцы набрали 400 тысяч злотых (1 злотый = 15 коп.), потом, в июне 1863 г., в Варшаве из главной кассы Царства было похищено три миллиона рублей и в других местах еще около миллиона.

Подавление восстания в Польше в 1863 г.

Поданным историка А.А. Керсновского, в 1859-1863 гг. повстанцы убили около 5 тысяч мирных жителей, в подавляющем большинстве этнических поляков. 29 марта 1864 г. полиции удалось арестовать весь «ржонд народовый» с его председателем Траунутом (бывшим русским подполковником). Официально признано считать военные действия оконченными 1 мая 1864 г. В ходе боев русские войска потеряли около 4500 человек, из них собственно в Польше 3343 человека (826 убито, 2169 ранено, 348 пропало без вести). Потери польских повстанцев русские генералы оценивали в 30 тысяч человек. Сотни поляков были приговорены военнополевым судом к смерти, тысячи - сосланы в отдаленные губернии Российской империи. Среди последних был и мой прадед - дворянин Сильвестр Антонович Домброва, сосланный на Кавказ. Действия царских властей современные интеллигенты могут считать жестокими. Но Александр II не менее жестоко обращался и с русскими нигилистами. А сравнение его с карательной политикой британских властей в ходе подавления восстания сипаев в 1857 г. в Индии делает Александра II чуть ли не либералом.
А мог ли Александр II действовать иначе? Ведь повстанцам не нужны были какие-либо реформы, с ними нельзя было пойти на компромисс, даже предоставить независимость на территориях в пределах Царства Польского. Панам нужно было или всё, или ничего! Создание же Польши в границах 1772 г. было бы катастрофой для России. В 1831 г. поляки в ходе восстания больше надеялись не на свои силы, а действовали по принципу «заграница нам поможет». И надо сказать, что в 1863 г.
Англия и Франция всячески морально поддерживали повстанцев и осуждали Россию. Однако посылка двух русских эскадр к берегам США, откуда они могли грозить океанским коммуникациям Англии и Франции, быстро привела в чувство Париж и Лондон. Шестидесятифунтовые пушки русских крейсеров оказались более весомым аргументом, нежели ноты «железного канцлера» Горчакова. В состав эскадры Атлантического океана, начальником которой был назначен контр-адмирал С.С. Лесовский, вошли фрегаты «Александр Невский», «Пересвет» и «Ослябя», корветы «Варяг» и «Витязь» и клипер «Алмаз». В состав эскадры Тихого океана вошли корветы «Богатырь», «Калевала», «Рында» и «Новик» и клипера «Абрек» и «Гайдамак». Начальником эскадры был назначен контр-адмирал А.А. Попов. Поход обеих эскадр происходил в обстановке строжайшей секретности. Корабли эскадры Лесовского шли в Америку порознь, причем фрегат «Ослябя» шел не с Балтики, а из Средиземного моря. Зато все суда почти одновременно, 24 сентября 1863 г., оказались в НьюЙорке. А 27 сентября эскадра контр-адмирала Попова бросила якорь на рейде Сан-Франциско. Когда через неделю пассажирский пароход привез в Лондон американские газеты с сообщением о прибытии русских кораблей, в Форин оффис заявили, что это обычные газетные утки. Позже наступил шок. Судоходные компании резко подняли стоимость фрахтов, страховые компании начали менять правила страховок. К сожалению, никто из современников не посчитал убытки, нанесенные экономике Британии. Замечу, что и без этого английская промышленность находилась в кризисе, вызванном войной в Соединенных Штатах и рядом других причин. Кстати, наши историки, говоря о походе русских эскадр в Америку, забыли, что часть русских крейсеров находилась на британских коммуникациях и в других районах Мирового океана. Так, до конца 1863 г. на Средиземном море крейсировали фрегат «Олег» и корвет «Сокол». Через три недели после прибытия русских эскадр в Америку Александр II в рескрипте на имя генерал-адмирала (от 19 октября) назвал Польшу страной, «находящейся под гнетом крамолы и пагубным влиянием иноземных возмутителей». Упоминание в обнародованном рескрипте об «иноземных возмутителях», которое до прибытия русских эскадр в Америку могло бы послужить casus belli, теперь было встречено западными державами молча, как заслуженный урок. Сразу же после прибытия эскадр в Америку антирусская коалиция развалилась. Первой поспешила отойти Австрия, которая, сразу почуяв всю шаткость положения, предвидя близкую размолвку Англии и Франции, побоялась принять на себя совместный удар России и Пруссии. Австрия, круто изменив свою политику, не только пошла на соглашение с Россией, но даже стала содействовать усмирению мятежа в Царстве Польском.
Английским дипломатам с большим Горчакову лорд Непир. Теперь Форин офтрудом удалось задержать на полпути, в фис пошел на попятную. Так «заграница» в очередной раз подвела буйное пан грозную ноту с угрозами в адрес России, которую должен был вручить ство в Берлине.

Польское восстание 1863-1864 (Январское восстание 1863) — национальное освободительное восстание поляков против России, которое охватило территорию Королевства Польского, Литвы и частично Белоруссии и Правобережной Украины.

Причиной восстания стало стремление передовой части польского общества получить национальную независимость и восстановить государственность. Подъему польского национального движения способствовали успехи в освобождении и объединении , рост демократических сил в европейских странах, создание и деятельность тайных радикально-демократических организаций в России. Польские патриотические организации, возникшие в конце 1850-х годов в среде студентов и офицеров русской армии, начали подготовку восстания в согласии с российскими заговорщиками.

На конец 1861 года в национальном движении сложились два главных политических лагеря, которые получили название партий «белых» и «красных». «Белые» представляли преимущественно умеренные благородные и буржуазные круги, выступали за ведение тактики «пассивной оппозиции», которая позволила получить политическую автономию Королевства и дополнительно согласно границ 1772, литовские, белорусские и украинские земли. «Красные» включали разнородные социально-политические элементы (преимущественно шляхту, мещанство, интеллигенцию, частично крестьянство), которых объединяло стремление получить вооруженным путем полную независимость Польши и восстановить государство в границах 1772 (только часть «красных» признавала права литовцев, белорусов и Украинский на самоопределение).

Консервативно-аристократические круги, возглавляемые маркграфом А. Вельопольським, выступали за достижение соглашения с царизмом за счет определенных уступок в пользу автономии Королевства. В июне 1862 «красные» создали Центральный национальный комитет (ЦНК), в котором ведущую роль играли Я. Домбровский, 3. Падлевский, Б. Шварц, А. Гиллер (разработал план вооруженного восстания). В подготовке к восстанию участвовали члены «Комитета русских офицеров в Польше», одним из основателей и руководителей которого был украинский А. Потебня. Комитет предвидел, что восстание в Польше даст толчок для общероссийской революции. Начало восстания назначили на весну 1863.

ЦНК образовал тайные комитеты в Королевстве, а также в Литве, Белоруссии и Правобережной Украины, имел своих представителей в европейских странах. Пытаясь ослабить организации «красных», правительство по инициативе А. Вельопольського объявил внеочередной рекрутский набор по заранее подготовленным спискам, в которых было немало заговорщиков, что послужило поводом к восстанию, 10 (22) .01.1863 ЦНК провозгласил начало национального восстания, а себя именовал временным национальным правительством. На призыв ЦНК отряды повстанцев напали на царские гарнизоны.

ЦНК издал манифест к польскому народу и декреты об отмене барщины и провозглашение крестьян собственниками своих наделов с последующей компенсацией помещикам за утраченные земли. В феврале 1863 ЦНК обратился к украинским крестьянам с призывом присоединиться к восстанию. Однако крестьяне не поддержали выступление, не разделяя посягательств польской шляхты на украинские земли. В вооруженных отрядах на Киевщине и Волыни участвовала преимущественно польская шляхта. Крупнейшие из этих отрядов под руководством В. Рудницкого, Е. Ружицкого пытались оказывать сопротивление царским войскам, но уже в конце мая вынуждены были перейти австрийскую границу.

В мае 1863 ЦНК превратился в Национальное правительство (НУ), создал разветвленную подпольную административную сеть (полиция, налоги, почта и т.д.), долгое время успешно действовала параллельно с царской администрацией. От начала восстания оказались значительные расхождения между «белыми» и «красными». «Белые» рассчитывали на интервенцию западных держав и противостояли радикальным социально-политическим планам «красных». Попытки поставить во главе восстания диктаторов — сначала Л. Мерославського от «красных», а затем М. Лянгевича от «белых» — не принесли желаемых результатов. Западные державы ограничились дипломатическими демаршами.

17 октября 1863 «красные», овладев НУ, назначили нового диктатора — генерала Р. Траугутта. Попытки последнего усилить восстания потерпели неудачу. Еще летом 1863 царь назначил генерал-губернатором Литвы и Белоруссии (Северо-Западного края) М. Муравьева, а наместником Королевства — Ф. Берга, которые с целью подавления восстания прибегли к жестоким репрессиям и террору. Одновременно в начале марта 1864 правительство объявило указы о крестьянской реформе, которая проводилась на более выгодных для крестьян условиях, чем в других землях империи.

К сентябрю 1864 восстание было подавлено, только отдельные отряды продержались до начала 1865. Российское правительство жестоко расправилось с участниками восстания: сотни поляков были казнены, тысячи высланы в Сибирь или отданы в армию, а их имущество конфисковано. Российское правительство отменило остатки автономии Королевства. Январское восстание, став самым массовым и демократичным из всех польских национально-освободительных восстаний 19 века, способствовало росту национального сознания все более широких слоев польского общества.

Российский император Александр II.
Портрет из Военной энциклопедии издательства И.Д Сытина

В ночь с 10 на 11 января 1863 года по всей Польше зазвонили колокола. Это был сигнал к началу нового восстания против российских властей за возрождение Речи Посполитой, утратившей независимость и поделенной между Россией, Австрией и Пруссией на исходе XVIII столетия.

БОРЬБА ЗА ФЕОДАЛЬНЫЕ ПРАВА

Тогда, напомним, России не отошло ни пяди земли собственно исторической Польши. Лишь после окончания Наполеоновских войн большая ее часть была передана Российской империи. После чего в ноябре 1815 года Александр I подписал Конституцию образованного в ее составе Царства Польского. Высшую законодательную власть осуществляли сейм, собиравшийся раз в два года, и Государственный совет, действовавший постоянно. Все административные должности в Царстве Польском могли занимать только поляки. Конституция вернула многие польские исторические традиции: деление на воеводства, коллегиальность министерств (их функции выполняли правительственные комиссии) и воеводских властей.

Согласно Конституции формировалось польское войско, административное и судебное делопроизводство должно было осуществляться на польском языке. Провозглашались неприкосновенность личности, свобода слова и печати. Военную службу следовало отбывать в пределах Царства Польского, то же положение распространялось и на тюремное заключение.

В Царстве Польском правом голоса обладали около ста тысяч человек, то есть больше, чем было избирателей во Франции времен Реставрации. Польская Конституция в ту пору оказалась самой либеральной в Европе. В 1815–1831 годах Царство Польское было дотационным регионом Российской империи.

И тем не менее вспыхивает восстание 1830–1831 годов. В чем же дело? А может, паны из принципа не желали быть под властью русского царя: мол, подавай короля-поляка? Увы, Речь Посполитая с конца XVII века управлялась саксонскими курфюрстами из Дрездена, которые по совместительству являлись и польскими королями.

Подлинная причина – это лишение польских панов самодержавной, то есть анархической, свободы. Пан мог безнаказанно отчеканить золотые монеты с изображением польского короля, где вместо подписи «Божьей милостью король» красовалось «Божьей милостью дурак». Пан мог явиться на бал к королю в кафтане, сшитом из листов пергамента с текстом приговоров королевский судей, суливших ему тюрьму и изгнание. Пан мог напасть и ограбить своего соседа-помещика, да что соседа – мог и начать свою частную войну с соседней державой. Несколько панов, объединив свои частные армии, могли организовать конфедерацию и объявить войну собственному королю.

Ну а о таких мелочах, как казнь крестьян, и говорить не приходится. Ясновельможный пан мог повесить своего холопа, посадить на кол, содрать с живого кожу. Еврей-шинкарь или ремесленник формально не был крепостным пана, но зарубить его саблей или утопить не только считалось не зазорным, а наоборот – проявлением особой удали.

И всего этого панство лишили проклятые москали. Да кто они такие? Объединившись с Великим княжеством Литовским, поляки получили власть над Малой и Белой Русью. Там проживало православное русское население, управляемое удельными князьями – потомками Рюрика и Гедимина. Поляки за полвека полностью полонизировали и окатоличили тамошний правящий класс. А крестьянство попало под жестокий гнет помещиков – как этнических поляков, так и полонизированных русских дворян. Его паны не только эксплуатировали, но и презирали, православие называли «мужицкой верой». А уже с XIV века распускали в Европе слухи, что русские – это дикие племена схизматиков, находившиеся под властью литовских князей и польских королей.

Даже в XIX веке знаменитый польский историк Казимир Валишевский, оправдывая зверства своих соотечественников на Руси в Смутное время, писал, что поляки считали себя конквистадорами, несущими свет веры Христовой невежественным индейцам, то есть православным русским людям.

А почему вспыхнуло еще одно восстание в январе 1863-го? Формальным поводом стал очередной рекрутский набор. Но истинные причины очень четко сформулировал тайный советник В.В.Скрипицын в письме военному министру Д.А.Милютину: «Дворянство польское составляло тогда (в период существования Речи Посполитой – А.Ш.) род коллективной царствующей династии; а теперь оно представляет коллективного претендента, который, подобно всем претендентам, никогда не откажется от утраченного им права и не подчинится искренно никакой верховной власти, не исходящей из него самого».

Нельзя также не сказать о том, что борьбу панства с Российской империей активно поддерживала католическая церковь. В Риме папа Пий IX часами стоял на коленях с распростертыми руками перед толпами верующих, вознося молитвы за «несчастную Польшу». Ксендзы на местах действовали более решительно. Так, в феврале 1863 года части 7-й пехотной дивизии у местечка Келец разбили отряд пана Мариана Лангевича, присвоившего себе чин генерала. Было найдено сто трупов повстанцев, среди них четыре ксендза с оружием.

КРЕСТЬЯНСТВО – ПРОТИВ

Русское командование учло уроки 1830 года, и все крепости и большие города Царства Польского в течение всего восстания 1863–1864 годов оставались в руках правительственных войск. Не удалось организаторам нового выступления и устроить польскую Варфоломеевскую ночь. Даже небольшие группы русских солдат и чиновников храбро защищались. Успехи повстанцев были ничтожны. Например, в окрестностях города Седлица им удалось сжечь заживо два десятка солдат, запершихся в деревянном доме. Восстание превратилось в борьбу больших и малых партизанских отрядов с регулярными войсками.

Говоря о том восстании, не нужно забывать, что оно происходило в самый разгар реформ Александра II. В 1861 году в России было покончено с крепостным правом (в Польше к 1863 году оно только начало отменяться), шли судебная, административная и другие реформы.

Объективно говоря, в ходе восстания 1863 года в роли революционеров выступили не паны и ксендзы, а Александр II и его сановники. Так, 1 марта 1863 года Александр II объявил указ Сенату, которым в губерниях Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской и в четырех уездах губернии Витебской прекращались обязательные отношения крестьян к землевладельцам и начинался немедленный выкуп их угодий при содействии правительства. Вскоре это распространилось и на другие уезды Витебской губернии, а также на губернии Могилевскую, Киевскую, Волынскую и Подольскую. Таким образом, царь резко ускорил ход реформ в губерниях, охваченных восстанием. Подавляющее большинство польских крестьян оставалось в стороне от восстания, а многие помогали русским войскам.

Вдобавок повстанцы отбирали у польского населения под «квитанцию» лошадей, подводы, одежду и продовольствие. Деньги приобретались сбором податей за два года вперед, вымогательством у состоятельных лиц, грабежом и другими подобными способами. Сначала повстанцы набрали 400 тыс. злотых (1 злотый = 15 коп.), потом, в июне 1863 года, в Варшаве из главной кассы Царства было похищено три миллиона рублей и в других местах – еще около миллиона.

Повстанцам приходилось сражаться не только с царскими войсками, но и с собственными крестьянами. Вот, к примеру, 13 апреля 1863 года из Динабурга в Дисну был отправлен транспорт с оружием. Телеги сопровождал конвой из восьми солдат. Польские помещики собрали челядь (свыше ста человек) и овладели транспортом. Местные крестьяне, узнав об этом, напали на помещичьи усадьбы и привели панов к властям. Среди мятежников оказались даже два графа – Александр Моль и Лев Плятер (их повесили 27 мая 1863 года в Динабургской крепости).

В районе Владимира-Волынского свыше полутора тысяч крестьян с косами и рогатинами присоединились к русским войскам, проводившим зачистку местности от повстанцев.

Русское командование не только не понуждало крестьян бить панов, а наоборот, всячески окорачивало их. Генерал-адъютант И.И.Анненков испуганно доносил военному министру: «К сожалению, ненависть народа к полякам переходит иногда меру и при вкоренившихся в массе преданиях о гайдамаках, о кровавых борьбах с поляками увлекает их до своеволия, буйства и неповиновения. Были уже примеры того, доходившие до жестокости и зверства».

ЗАПАД НЕ ПОМОГ

30 июня 1863 года, в самый разгар восстания, британская газета Morning Standart проболталась: «Польский мятеж прекратился бы сам собой, если бы его вожди не рассчитывали на военное вмешательство западных держав». Что ж, паны в конфронтациях с Россией каждый раз были уверены: «заграница нам поможет». Они надеялись то на короля Карла XII, то на Людовика ХV и Людовика ХVI, то на императора Наполеона I и Наполеона III.

В конце концов, нашим генералам и адмиралам надоела финансовая и военная поддержка Запада польским мятежникам, а также наглые дипломатические демарши Лондона и Парижа. И вот пока канцлер Горчаков отвечал им уступчивыми нотами, 24 сентября 1863 года в нью-йоркском порту бросила якорь эскадра адмирала С.С.Лесовского. А еще через три дня эскадра адмирала А.А.Попова прибыла в Сан-Франциско. В Средиземном море фрегат «Олег» и корвет «Сокол» вышли на британские коммуникации. А еще раньше оренбургский губернатор, генерал от артиллерии А.П.Безак, приступил к формированию экспедиционного корпуса для движения в Афганистан и Индию. Держалось сие действо в секрете, но как-то произошла утечка информации в британскую прессу.

На западных биржах началась паника. Судоходные компании резко подняли стоимость фрахтов, страховые компании начали менять правила страховок. Затем общественность Англии и Франции перестала призывать к нападению на Россию. Унялись и буйные паны. На целых 50 лет.

ПОЛЯКИ В ЦАРСКОЙ ИМПЕРИИ

Столетиями Россию называли тюрьмой народов. Нашлось в ней место и для поляков. Сотни тысяч людей оказались там против своей воли как ссыльные, но были и добровольцы, приехавшие туда в поисках шансов сделать карьеру и продвинуться по службе. Их заслуги в освоении бескрайних и безлюдных просторов — значительны.

Многие поляки оказались в царской России в качестве военнопленных. Первые из них попали в Сибирь еще во времена Стефана Батория. Очередные войны и восстания приносили русским новых пленников. Кто-то получил свободу по амнистии, многие не дождались освобождения. А некоторые остались на чужбине, сделав карьеру, например, в царской армии. После ноябрьского восстания в Сибири и на Кавказе оказалось около 9 300 военнопленных. В 1856 г. была объявлена амнистия; те, кто до нее дожил, могли вернуться на родину. Значительно больше ссыльных, около 40 тысяч, попало в Сибирь после январского восстания . Большинство из них вернулись в 70-е и 80-е годы XIX века, но часть ассимилировалась и осталась. Судьбу сосланных на Восток повстанцев разделил и целый ряд заговорщиков и революционеров — их число оценивается примерно в 4 000 человек.

Кроме ссыльных, российские просторы осваивали и поляки, служившие в царской армии. С разгрома ноябрьского восстания и до Первой мировой войны русский мундир примерили около 1,2 млн жителей Конгрессовки . Часть из них (в основном, крестьяне) по окончании службы осталась в Сибири. Около 20 тысяч поляков выбрали добровольную службу в царском офицерском корпусе — некоторые дослужились до высоких чинов и должностей.

Наконец, многие поляки приезжали в Россию в поисках работы. До начала январского восстания в Петербурге и Москве селилась интеллигенция. Позже к ней присоединились рабочие, которые устраивались на крупные промышленные предприятия. В конце XIX — начале ХХ века за Урал в надежде на лучшую жизнь двинулись и крестьяне. Их было около 100 тысяч, по большей части, из Конгрессовки и т.н. забранных земель .

Не менее 600 тысяч

Установить число поляков в России в XIX веке — нелегкое дело. Первая официальная перепись населения была проведена только в 1897 г., но она не была полностью достоверной. Многие по разным причинам сообщали ложные сведения. Во всяком случае, в Центральной России, Средней Азии, Сибири и на Кавказе проживало 426 тыс. поляков. Важно, что в этом перечне не учтены поляки из Литвы, Белоруссии и правобережной Украины. По переписи 1905 г. 450 тыс. жителей России заявило о польском происхождении. Эти данные общепризнанно считаются заниженными. Более близкими к истине признаются расчеты Вацлава Серошевского, согласно которым в конце XIX — начале ХХ века в Российской империи, включая земли бывшей Речи Посполитой, проживало не менее 600 тыс. поляков.

Поляки жили в основном в городах европейской части империи; больше всего их было в Петербурге. Вначале это была интеллигенция, со временем к ней присоединились рабочие, ремесленники и прислуга. При этом характерны темпы роста польской колонии: в 1869 г. это было 9,8 тысяч, в 1913 г. уже около 70 тысяч человек. Крупные польские колонии существовали в Риге (около 47 тыс.), Одессе (около 25 тыс.) и Москве (около 20 тыс.). В девяти российских городах польское меньшинство составляло 5—8 тыс. человек, в двенадцати — 3 тыс., в 71 городе — от 1 до 2 тысяч.

Большие группы поляков жили в Сибири: это были в основном крестьяне, которые прибыли туда в конце XIX — начале ХХ века. Только в Енисейской губернии появилось около 20 польских сел, в которых жило около 10 тыс. иммигрантов из Конгрессовки. Позже крестьяне начали селиться в иркутской губернии; самым известным польским селом была Вершина, которую называли малой Польшей. Там до сих пор говорят по-польски и культивируют польские традиции. Помимо Сибири, небольшие скопления поляков находились на Кавказе и в Средней Азии. Там, по большей части, жили добровольные эмигранты.

Польский вклад в российскую науку

Весьма существенным был вклад поляков в научные исследования в России. Этого не отрицала даже советская историография. В каждом высшем учебном заведении, не исключая военных, работали польские профессора; в основном в Петербурге, так как там высших школ было больше всего. Но не только там. В Казанском университете, созданном в 1804 г., польских преподавателей было так много, что историки говорят о т.н. польских династиях (руководство кафедрой переходило от отца к сыну). В конце XIX — начале ХХ века поляки составляли более 60% научных кадров в Сибирском императорском университете.

В Петербурге больше всего поляков — как преподавателей, так и студентов — можно было встретить в Технологическом институте. Один из них — Ипполит Евневич, многолетний декан института, воспитавший многие поколения инженеров, автор работ в области гидравлики, сопротивления материалов, прикладной механики и теории упругости. В конце XIX — начале ХХ века там преподавало еще более десятка поляков. Некоторые из них после 1918 г. вернулись на родину.

В Петербургском университете польские преподаватели работали со времен его основания. Одним из самых выдающихся ученых был Викентий Вишневский, астроном и картограф, заслуги которого в организации астрономических исследований в России неоценимы. Еще одним выдающимся деятелем науки был Ян Бодуэн де Куртенэ, мировая знаменитость в языковедении, член Императорской Академии наук в Петербурге и многих других научных обществ. Он также преподавал в университетах Юрьева и Казани. До сих пор языковеды говорят о т.н. казанской лингвистической школе, которую создал Бодуэн де Куртенэ. Добавим, что по возвращении в Польшу он в 1922 г. был кандидатом на должность президента Республики Польша.

Знаменитый юрист проф. Леон Петражицкий, с 1908 г. заведовавший кафедрой энциклопедии и истории философии права в Петербургском университете, был создателем новой дисциплины — трудового права и гражданской политики. Он занимался психологическими и социологическими аспектами права, что создало ему репутацию на Западе. По возвращении на родину, он связал свою судьбу с Варшавским университетом. Ян Пташицкий был выдающимся математиком, членом Польской Академии искусств в Кракове, а также многих российских и иностранных научных обществ. А Генрих Мерчинг, профессор Института инженеров путей сообщения, был в России пионером гидромеханики и электротехники, а также горячим сторонником электрификации железной дороги. Помимо этого, он участвовал в деятельности польских обществ в Петербурге и занимался как любитель историей реформации на польских землях, а также демографией.

Поляки преподавали и в других высших учебных заведениях Петербурга: в Горном и Лесотехническом институтах, в Военно-медицинской академии и Императорском институте экспериментальной медицины, в Высшем художественном училище.

Труднее было получить преподавательскую должность в военных училищах, хотя и там хватало поляков. Помимо квалификации, им нужно было выказать лояльность по отношению к монархии. Самую большую карьеру сделали генералы Станислав Жилинский и Нестор Буйницкий. Первый окончил математическое отделение Московского университета, затем учился в Михайловской артиллерийской академии и на отделении геодезии Академии Генерального штаба. С 1865 г. служил в Генеральном штабе и преподавал в московском училище. В 1868—1900 гг. был начальником топографического отдела Туркестанского военного округа. Под его руководством составлена 71 карта Туркестана (они удостоились премии на международной выставке в Париже), Саратовской и Казанской губерний. Жилинский также готовил планы русских походов против хивинского ханства. Он был основателем и первым председателем Туркестанского отделения Русского географического общества; Ташкент обязан ему астрономической обсерваторией. Буйницкий же окончил Николаевскую инженерную академию, впоследствии стал там профессором и заведующим кафедрой фортификации. Он был автором более десяти книг, но наибольшее признание принес ему учебник о значении фортификации для оборонительных действий. Он также публиковался в профессиональных военных и энциклопедических журналах.

Деловые люди

Поляки были активны и в области экономики. Их можно было встретить в промышленных областях России (в Донецком бассейне, в московском регионе), на строительстве Транссибирской магистрали, на нефтеперерабатывающих заводах в Баку и во многих других промышленных регионах. Длинный список открывается именем Станислава Кербедза, с 1831 г. преподававшего строительное дело в нескольких высших учебных заведениях Петербурга. Он работал на строительстве первого моста через Неву, которое длилось восемь лет и принесло Кербедзу генеральский чин. Через несколько лет он стал членом Петербургской Академии наук. Впоследствии работал, в частности, на строительстве Петербургско-Варшавской железной дороги, руководил постройкой портов в Кронштадте и Петербурге. Был членом совета при министерстве путей сообщения. В 1891 г. он подал в отставку и поселился в Варшаве. Он всегда подчеркивал свое польское происхождение и участвовал в деятельности польских обществ в Петербурге, сосредоточенных вокруг храма св. Екатерины.

Самых больших успехов в экономике добились выпускники Технологического института и Института путей сообщения. Одним из них был Анджей Вежбицкий, управляющий и инициатор многих предприятий по индустриализации России, с 1912 г. директор Общества промышленников губерний Царства Польского. За несколько лет до Первой мировой войны он поселился в Варшаве, а его заслуги для экономики Второй Речи Посполитой неоценимы (он, в частности, был создателем Центрального союза польской промышленности, горного дела, торговли и финансов «Левиафан»). Не чуждался он и политической деятельности.

Сделали карьеру также Владислав Жуковский и Игнаций Ясюкевич. Первый, выпускник Варшавского университета и Горного института в Петербурге, руководил Брянским механическим заводом. С 1900 г. был постоянным представителем Совета съезда горнопромышленников Царства Польского, членом правления многих акционерных обществ и попечительских советов нескольких банков. Ясюкевич являлся одним из организаторов, а затем вице-председателем Совета съездов представителей промышленности и торговли, созданного в 1905 году. Эта организация оказала большое влияние на развитие экономической жизни в России.

Поляки принимали немалое участие в поисках месторождений железной руды в Донецком бассейне, развитии металлургической промышленности и строительстве железных дорог. В Сибири, с учетом специфических условий, у них не было столь ярких достижений, но они с успехом основывали небольшие фабрики по производству свечей, мыла или растительного масла. Среди многих, наибольших успехов добились Альфонс Козелл-Поклевский и генерал Альфонс Шанявский. Первый начинал чиновником в Петербурге. В начале сороковых годов XIX века он занялся экономической деятельностью, а в 1845 г. ввел в действие регулярную паровую навигацию по рекам Обь и Иртыш. Он быстро монополизировал производство и оптовую торговлю водкой — его называли водочным королем Урала. Помимо этого, он создал фабрику по производству фосфора, серной кислоты и стекла. Не жалел денег на общественную деятельность, особенно охотно жертвовал в пользу сосланных в Западную Сибирь поляков; многие соотечественники нашли работу на его промышленных предприятиях. Шанявский же принимал участие в топографических экспедициях; по окончании службы занялся добычей золота на Урале, что принесло ему состояние. Деньги он предназначал для общественно-просветительской деятельности, финансируя польские общества в Иркутске. Самым выдающимся его достижением было основание Свободного университета в Москве.

Путешественники и первооткрыватели

Поляки внесли неоценимый вклад в изучение Сибири. По большей части это были ссыльные после январского восстания. Один из них — Александр Чекановский, геолог и метеоролог, сотрудник Бенедикта Дыбовского; с 1869 г. его исследования поддерживало Русское географическое общество. Он составил первую геологическую карту Иркутской губернии, получившую премию на выставке в Париже. Его именем названы 23 окаменелости ископаемой флоры и фауны, пять видов современных растений и горный кряж в Якутии.

Не менее знаменит был Ян Черский, палеонтолог, член петербургской Академии наук. В его честь также названы горные хребты в Восточной Сибири.

Труды Бенедикта Дыбовского дали основание для надлежащего изучения фауны Байкала, а сам ученый был отмечен золотой медалью Русского географического общества. Кроме того, Дыбовский описывал обычаи местных народностей и вел гуманитарную деятельность на Камчатке.

Яркой личностью был самоучка Вацлав Серошевский, исследователь Якутии, автор книги «Двенадцать лет в краю якутов», одной из лучших полевых этнографических работ на польском языке. У Бронислава Пилсудского, сосланного в 1877 г. на Сахалин, огромные заслуги в изучении прошлого тамошних народов, прежде всего, айнов.

Среди исследователей оказались и поляки на царской службе, такие как генерал-лейтенант Бронислав Громбчевский и полковник Леон Барщевский. Громбчевский занимался топографией Средней Азии, а его карты помогли в завоевании этих территорий. Его также интересовали этнография, языкознание, археология и метеорология; помимо этого, он был способным дипломатом. После него осталось огромное наследие, насчитывающее несколько десятков тысяч документов. После 1920 г. он вернулся в Польшу. Топографией занимался и Барщевский; он участвовал во многих экспедициях в Туркестан, начал археологические работы в нынешнем Самарканде. Он также сделал сотни фотографий, сохранив образ умирающего мира кочевых народов Средней Азии.

Этот краткий обзор деятельности поляков показывает, какую важную роль сыграли они в царской России. Не для всех Российская империя стала сибирским адом — часто она давала возможность сделать карьеру. Некоторые наши соотечественники блестяще этой возможностью воспользовались.

______________________________

Восстание 1830—1831 гг. против власти Российской империи на территории Царства Польского, Литвы, частично Белоруссии и Правобережной Украины. Здесь и далее прим. пер.

Восстание 1863—1864 гг. на территории Царства Польского, Северо-Западного края и Волыни с целью восстановления Речи Посполитой с восточными границами 1772 года.

«Kонгрессовка» или Конгрессовая Польша — неофициальное название Царства Польского, территории Польши, отошедшей Российской империи по решению Венского конгресса в 1815 году.

Забранные земли — восточные воеводства Первой Речи Посполитой, присоединенные к Российской империи в результате разделов Польши в 1772—1795 годах.

Глава «Искусство Польши». Всеобщая история искусств. Том V. Искусство 19 века. Автор: Л.И. Тананаева; под общей редакцией Ю.Д. Колпинского и Н.В. Яворской (Москва, Государственное издательство «Искусство», 1964)

Польское искусство 19 в. - яркая страница в истории польской культуры. Особенности его развития определяются тем, что в 19 в. Польша находилась в глубоко драматической ситуации: она перестала существовать как политически независимое государство и как единое целое. Последний раздел Польши (1795) отдал различные ее части трем соседним монархиям: России, Австрии, Пруссии. Однако, несмотря на это положение, сулившее, казалось бы, неотвратимую гибель польской нации, не только развивалось героическое национально-освободительное движение, но на протяжении всего 19 в. шло утверждение принципов национальной польской культуры, польской музыки, литературы, изобразительного искусства. Искусство неоднократно оказывалось в условиях Польши той единственной областью, в которой могли открыто развиваться патриотические, общенародные идеи. Поэты, писатели, музыканты, художники, воплощавшие эти идеи в своем творчестве, приобретали для нации совершенно особое значение - роль идейных вождей, национальных героев. Таково было творчество А. Мицкевича, Ф. Шопена, Ю. Словацкого. Особая патриотическая направленность, пафос национального самоутверждения были неотделимой чертой польского искусства, создавая тот особый внутренний «климат» романтической героики, нервной одушевленности, стремления к борьбе и неприятия насилия, которые столь типичны и для национального характера и для всего лучшего, что было создано Польшей в искусстве на протяжении 19 в. Подобное положение могло сложиться лишь благодаря тому, что идея независимости, идея единства нации жила в народе постоянно, пронизывала все слои населения и находила свое яркое выражение в национально-освободительном движении.

Однако различные классы преследовали в этой борьбе разные цели, хотя иногда, особенно на ранних этапах движения, выступали под общим лозунгом, создавая видимость единства всех классов нации, что, однако, неоднократно опровергалось самим ходом борьбы. Первые полтора-два десятилетия 19 в. были эпохой бурной, сложной, полной политических перемен, Сложным было и развитие художественной жизни. Доживали свой век прежние традиции, значительно менялся контингент художников, и намечались новые формы в развитии искусства. Это был период, когда уехали Я. Норблин и А. Орловский; умерли М. Плоньский и К. Войняковский. Пытался приспособиться к новым условиям, но уже не мог дать ничего нового и значительного М. Бачиарелли. Догорало творчество польско-литовского художника Ф. Смуглевича (Смуглявичуса).

Пожалуй, наиболее свежим и живым очагом искусства в эти трудные годы была Вильна (Вильнюс) с ее университетом, являвшаяся в это время не только одним из культурных центров Литвы (см. раздел «Искусство Литвы), но одновременно и очагом польской культуры.

В Кракове продолжало развиваться творчество Михаила Стаховича (1768-1825). Он писал сценки из жизни обитателей Кракова, подкраковских крестьян, сцены из восстания Костюшки. В творчестве Стаховича, в его портретах и жанровых работах было много от просветительских тенденций искусства прошлого века, в известной мере он является живой связью между двумя этими очень разными эпохами. Ту же роль играет творчество 3. Фогеля, принесшего в 19 в. навыки реалистического пейзажа, и целого ряда других художников. Однако это скорее продолжатели традиции, чем зачинатели нового искусства.

Новый период польской истории - и вместе с тем искусства - начинается в последующем десятилетии, после 1815 г. (года окончания Венского конгресса). Этот период принес с собой определенную стабилизацию. Было основано в рамках Российской империи Королевство Польское, получившее от Александра I конституцию. В Варшаве, вернувшей себе полностью роль крупнейшего культурного центра, уже в 1816 г. было организовано отделение изящных искусств при Варшавском университете. В Кракове подобное отделение было открыто в 1818 г.

Судьбы искусства все более прямо и непосредственно связывались с судьбой общества в целом. Это явственно видно на примере архитектуры, вступившей в полосу нового подъема. 20-е гг. - начало новой волны строительства. Именно гражданское, государственное строительство, уже не связанное с отдельным меценатом, приобретает главное значение. Опираясь на традиции польского классицизма 18 в., архитекторы новой эпохи развивают их дальше, по пути большей монументальности, большего размаха, более сложных и синтетических архитектурных решений. 20-30-е гг. - период усиленного градостроительства. В это время происходит окончательное формирование центральной части Варшавы - сложение ее как крупного административного центра. В 1824-1825 гг. проводится застройка Банковской площади (архитектор А. Корацци, 1792-1877) с величественным зданием Государственной комиссии приходов и казны. Огромное здание трактовано как единый, целостный архитектурный объем. Однако оно лишено всякой монотонности. Спокойный и четкий ритм колонн облегчает его фасад, включает богатые светотеневые эффекты в зрительный образ здания. К Банковской площади близок по общему решению ансамбля комплекс Театральной площади с монументальным Большим театром, строившимся в 1825-1833 гг. тоже по проекту Корацци. Широта архитектурного замысла, точная и богатая отделка деталей типичны для дворцов, воздвигнутых Корацци для частных лиц, - таков блестящий дворец Сташица (1820-1823) (в нем помещалось Общество друзей науки) или дворец Мостовских (1823). Работы Корацци - наиболее яркое проявление развитого польского классицизма.

Ближе к традициям 18 в. остается творчество Якоба Кубицкого (1758-1833), который создал в 1818-1822 гг. одно из своих лучших произведений - Бельведерский дворец в Варшаве, простой и ясный по своим формам. Классицизм в Королевстве Польском держится дольше, чем в других странах. Еще в середине 19 в. в чисто классическом стиле Генрих Маркони (1792-1863) строит в Саксонском саду водонапорную башню (1854), напоминающую по форме римский храм в Тиволи. Расцвет архитектуры в Королевстве Польском подчеркивает его значение среди других областей Польши в развитии польской культуры этих десятилетий. В Галиции и в познанских землях в эти годы сколь-нибудь значительное новое строительство не ведется.

В области культуры ведущая роль переходит к крупной и средней буржуазии и обуржуазившейся шляхте. Это определило, в частности, расцвет буржуазного портрета, широко развившегося в Польше. Здесь особенно значительным представляется творчество Антони Бродовского (1784-1832) - художника, родом из Варшавы, учившегося в Париже у Жерара. Во Франции он воспринял типичные особенности французского портрета начала 19 в. Бродовский воплощает их с большой долей личного, взволнованного ощущения бытия человеческой души, мира человеческих чувств и страстей. К лучшим работам Бродовского относится портрет брата художника (1815; Варшава, Национальный музей). Брат А. Бродовского - Ю. Бродовский также был живописцем, развивавшим в своих произведениях традиции бытовой реалистической живописи. Пылкий, одушевленный мечтой и благородным порывом юношеский образ передан художником темпераментно, в свободной, широкой манере письма, явившейся новостью для большинства польских художников. В более поздний период А. Бродовский уже не демонстрирует такой взлет чувств, невольно приводящий на память всю бурную, романтическую, охваченную патриотическими настроениями среду польской молодежи времен раннего Мицкевича. Условен и сух А. Бродовский в своих мифологических композициях, таких, как «Эдип и Антигона» (1828; Варшава, Национальный музей). Эти работы знаменуют развитие академической, официальной живописи.

Страшным ударом для всей польской культуры были последствия неудачного восстания 1830-1831 гг., когда царское правительство закрыло Варшавский и Виленский университеты и художественное образование - в немалой степени и художественная жизнь - в Королевстве Польском практически на время прекратилось. 30-40-е гг. в истории польской культуры ознаменовались перемещением идейно-политического и культурного центра, во-первых, в Галицию, в Краков, во-вторых, - в Париж, где исключительную роль стала играть многочисленная польская эмиграция. В Париже писал в эти годы Мицкевич свою национальную эпопею - «Пан Тадеуш», здесь же в эти годы возникли наиболее совершенные и народные произведения Шопена, в которых он стал выразителем души своего народа. Здесь работали живописцы Г. Родаковский, П. Михаловский, Л. Каплиньский. В эти годы после разгрома революции 1846 г. в Кракове и подготовки восстания 1848 г. поляку легче было говорить от лица своего народа в Париже, чем в самой Польше. И все же именно на родине зародилось течение, давшее начало развитию реалистического, обращенного к польской действительности искусства. Постоянно и органично связанное с родной землей и ее народом, оно отличалось особой убедительностью своих образов. В этом отношении очень важную роль играла группа художников - по преимуществу жанристов, группировавшихся вокруг Феликса Пиварского (1795-1859). Сюжеты своих картин и гравюр Пиварский черпал из народной жизни, продолжая в какой-то мере на новом этапе традиции школы Норблина. Пиварский много сделал для развития в Польше литографии. Это было еще скромное по своим художественным результатам, но тесно связанное с родной землей и народом искусство. Целый ряд молодых художников-жанристов, расцвет творчества которых падает на 60-70-е гг., обязан Пиварскому, бывшему прекрасным педагогом, своим интересом к народной жизни и реалистическими основами творчества.

Если 30-е гг. были в известной мере периодом затишья, когда даже в самом польском обществе возник спор о «смысле существования национального искусства», то 40-50-е гг. дали ответ на этот спор, выдвинув несколько больших мастеров. Генрик Родаковский (1823-1894) проявил себя одаренным портретистом, создав «Портрет отца» (1850; Варшава, Национальный музей). Живя в Париже, он написал портрет генерала Г. Дембиньского (1852; Краков, Национальный музей), который только что вернулся из Венгрии, где предводительствовал революционными войсками поляков, присоединившихся к повстанцам-венграм. Эта работа - памятник не только славному современнику художника, но и целой эпохе в истории Польши. Фигура генерала, сидящего в грустной задумчивости под сенью полевого шатра, вырастаете образ «солдата-скитальца» - одного из самых типичных и драматических образов польской истории и польской поэзии. Написан портрет в спокойной и сдержанной оливково-серой темной гамме. В широкой, но точной манере письма сказываются типичные для Родаковского черты.

Но, безусловно, самой яркой фигурой середины века был Петр Михаловский (1800-1855), один из лучших мастеров польского искусства. Михаловский стоит несколько особняком среди других художников; аристократ но происхождению, связанный с правящей верхушкой Галиции, дилетант, не получивший систематического художественного образования, общественный деятель, входивший в Галицийский сейм до его роспуска Австрией (после 1848 г.), - он занимался живописью лишь урывками, в отдельные периоды своей жизни. И тем не менее он оставил позади себя почти всех польских художников-профессионалов, создавая произведения, стоящие на общеевропейском уровне художественного мастерства и в то же время глубоко национальные. Здесь сыграло немалую роль то, что не учившийся ни в одной Академии Михаловский не был связан канонами устаревшей уже академической школы. Кроме того, художник, часто уезжавший во Францию, постоянно вступал в непосредственный контакт с передовыми художественными течениями, во многом совпадавшими с его собственными исканиями. Наконец, пристальное изучение творчества таких мастеров, как Гойя и Веласкес, сообщали произведениям Михаловского особую художественную культуру, снимая налет «доморощенности», делая его художественный язык гибким и свободным. Но главными, конечно, оставались одаренность Михаловского, его талант, свободный и романтически одушевленный. Его увлекали в живописи динамика, размах, напряженность художественной формы. Кони, всадники, битвы долгое время были его излюбленными темами. Позже Михаловский обратился к портрету и создал много прекрасных полотен, в которых точность, конкретность реалистической характеристики, какая-то бескомпромиссная правдивость сочетались с передачей напряженной концентрированной душевной жизни человека. В своих колористических исканиях Михаловский стремился к единству цветового строя картины, к единому тону. Излюбленной гаммой были серые или оливково-коричневые тона, в которые вплеталось пятно синего, красного, бело-пепельного цвета. В зрелый период своего творчества Михаловский писал очень широко, свободно. Мазок его очень точен, он одним движением кисти «ставит» фигуру, ощутимо, на глазах, лепит, строит форму.

Обратившись к теме крестьянства, Михаловский создал полотна, до сих пор остающиеся одной из вершин польской живописи 19 в. Эти портреты воплощают характерные черты польского национального народного характера, как его себе представляет Михаловский. В портрете «Сенько» (ок. 1846; Краков, Национальный музей) в образе крестьянина художник воплотил целый мир внутренней борьбы и переживаний. Личность представляется художнику цельной, замкнутой в себе, противостоящей в какой-то степени окружающему миру. Реалистическая сила Михаловского сказалась здесь в полном отсутствии внешнего пафоса, от которого редко избавлялись польские романтики, в отсутствии внешней идеализации. Манера письма Михаловского в этом портрете стала гораздо тверже и крепче, чем в его романтических всадниках раннего периода. Но широта и свобода мазка остались, только теперь они связаны с реалистической лепкой, очень энергичной и выразительной. Характеры крестьян для него имеют такую же значительность и сложность, как портреты шляхтича, - они для него интересные, значительные люди, а не «униженные и оскорбленные», которым требуется сочувствие. Определяется эта черта творчества Михаловского в первую очередь тем, что он жил и складывался как художник в обстановке 1846-1848 гг. - годов революции, крестьянских восстаний и бунтов городской бедноты.

Со второй половины 19 в. в польском искусстве получает широкое развитие жанровая реалистическая картина. Появившиеся на варшавских, а позже и на краковских выставках в 50-60-х гг. скромные жанровые композиции несли в себе нечто принципиально новое по сравнению с блестящими портретами Михаловского, хотя художественно им во многом уступали. Новое заключалось в том, что художники не только начали изображать реальные условия быта народа, но и высказывать свое отношение к его социальному положению. Правда, обращение к народу было ограничено сентиментальностью, желанием тронуть зрителя печальной участью бедняков, привлечь сострадание к ним. Зато эти художники считали себя ответственными за участь народа, хотели активно бороться за его права, помогать ему. Это стремление включить искусство непосредственно в общественную борьбу является, может быть, самым ценным, что внесли в него жанристы 60-х гг.

Подъем реалистического бытового жанра был связан в основном с российской областью Польши и объяснялся целым рядом причин. Годы, предшествующие восстанию 1863 г., отмечены особо острым интересом к социальной, в основном крестьянской тематике. В Польше были распространены настроения, близкие русскому народничеству, поэтому не случайно творчество многих жанристов этих лет напоминает искусство русских передвижников. В этом направлении работали многие варшавские художники: Ф. Костшевский (1826-1911) - «Дробильщики камня» (1862, Познань, Национальный музей); В. Герсон (1831-1901) - «Прощание крестьянина с конем» (1856) - и ряд других.

Особенно типичны работы Юзефа Шерментовского (1833-1876), крупного художника среди варшавских жанристов 60-х гг. В творчестве Шерментовского укрепилась своеобразная «жанрово-пейзажная» композиция, в которой главным является не действие, не сюжет, а общее настроение. Пожалуй, самым характерным из его произведений являются «Крестьянские похороны» (1862; Варшава, Национальный музей), тема, которая еще не раз прозвучит в польском искусстве. Герои ее - двое крестьян, потерявших близкого человека. Они понуро стоят у потрескавшейся стены деревенского кладбища, сливаясь с ней своей серой, тусклой одеждой. Светло-желтый некрашеный гроб на запряженной волами телеге, кажется, также терпеливо и уныло ждет, когда его опустят в землю, где только и обретают покой бедняки. Небо нахмурилось, за оградой, около старого костела, темнеют деревья. Луч света, неровно осветивший первый план, вот-вот скроется за надвигающимися тучами. Неровное, скользящее освещение, тени обогащают живописную сторону картины, несколько суховатую и скупую по цвету. Художник сводит все цвета к холодной, светлой гамме, где преобладает серый цвет различных оттенков, в который вплетаются голубые и желтоватые пятна. Очень хорошо написан задний план, где раскрывается вид на низкую равнину, окутанную дымкой, расплываются очертания хаты, дерева возле нее, журавля у колодца. Этот маленький кусочек польской равнины, по существу, один из первых национальных польских пейзажей. К крестьянской теме Шерментовский обращался и позднее («Крепостные», 1873).

В австрийской Польше, где бытовой жанр был менее широко развит, сложилось, однако, своеобразное, полное большой искренности творчество Александра Котсиса (1836-1877). Этот художник, внимательно и любовно изображавший жизнь подкраковских крестьян, среди которых он провел всю свою жизнь, был по преимуществу лириком. Лучшее его полотно - «Мать умерла» (1867; Львов, Картинная галерея). Картина изображает внутренность бедной избы, освещенной через небольшое окошко серебристым рассеянным светом. В углу - постель, на которой виднеется застывшая, с запрокинутой головой фигура умершей крестьянки. Трое детишек неподвижно стоят у кровати, еще не умея осознать свою беду. У ног их бегают кролики. Эти робкие зверьки как бы подчеркивают беззащитность своих маленьких хозяев - таких же слабых и одиноких. К удаче художника относится и «Последнее добро» (1870; Варшава, Национальный музей). Многочисленны портреты, наброски с крестьянских детей, приводящих на память Янко-музыканта Сенкевича.

Особое место занимает творчество другого художника, тоже выходца из Галиции, Артура Гроттгера (1837-1867), отразившего в своих графических сериях «Варшава» (1862), «Польша» (1863) и др. борьбу польского народа за национальное освобождение. Героем его стал рядовой повстанец, польский патриот. Творчество Гроттгера, противоречивое, не лишенное салонности и театральных эффектов, ценно своим активным характером, утверждением в искусстве актуальной, общественно значимой темы, а также гуманизмом и демократической, гражданской страстью. Оно знаменовало собой сильный подъем темы национально-освободительного движения в польском искусстве. Тема эта еще со времен Норблина и Орловского, отражавших в своих рисунках восстание Костюшки, прочно вошла в польское искусство. В ряде случаев мы встречаемся с прямым, непосредственным изображением событий, связанных с борьбой польского народа, - и здесь особенно велико значение Гроттгера, по стопам которого впоследствии шли такие мастера, как Мальчевский.

Годы кануна восстания 1863 года и время после его разгрома были переломными в развитии польского искусства. Этот период уже характеризуется в целом развитием демократического реализма. Романтический этап искусства казался завершенным, и все же романтическое понимание народности сказалось в творчестве такого крупного мастера исторической живописи, как Матейко. Творчество Яна Матейки (1838-1893) - целая эпоха в польской художественной и культурной жизни. Расцвет исторической живописи в стране, лишенной национальной независимости, - явление не случайное. Она становится активной формой борьбы - борьбы за прошлое, напоминая о котором, прославляя его, художник стремится воспитать в своем поколении патриотизм и веру в свои силы. Не случайно историческая картина расцвела в 19 в. в Венгрии, Чехии, позже - в Сербии, Болгарии. Это касается не только живописи - тема прошлого возникает в литературе, поэзии, музыке. И тот особый вес, который она получает, та значительность, которая за ней признается в системе других жанров искусства, является одной из наиболее характерных черт польской художественной культуры 19 в. В специфических условиях Польши прошлое всегда выступало идеализированным, в ореоле романтических мечтаний, представлялось потерянным раем, и это легко понять.

Первый период творчества Матейки (60-70-е гг.) был полон патриотического одушевления. Таковы его произведения «Станьчик на балу у королевы Боны в Вавеле» (1862) и «Проповедь Скарги» (1864; обе - Варшава, Национальный музей). В последней картине изображен проповедник 16 в., укоряющий правителей польского общества в своекорыстии и забвении общенациональных интересов. Критические, переломные моменты истории - время правления Зигмунда Старого (16 в.) и события недавнего сравнительно прошлого (конец 18 в.) - сближались, становились звеньями одной цепи, одного повествования о своекорыстии шляхты, приводящей страну на грань катастрофы, и вызывали у зрителя глубокие раздумья. Правящие круги очень отрицательно отнеслись к первым произведениям художника именно из-за концепции, заложенной в них. Матейко на эти нападки ответил своим «Приговором Матейке» (1867; Варшава, Национальный музей), где он под видом воссоздания эпизода из жизни 16 в. изобразил самого себя осужденным на казнь.

Уже в ранних полотнах сложились те художественные принципы, которые и в дальнейшем были свойственны искусству Матейки. Большое, многофигурное полотно, развернутый сюжет, сложно соотнесенные между собой многочисленные исторические персонажи, драматизм ситуации, психологическое напряжение будут типичны для всего творчества Матейки. В центре повествования всегда стоит герой, будь то Скарга или Костюшко. Все действие группируется вокруг него. В поздних работах перегруженность композиции, обилие зрительных центров и масса фигур, в равной мере привлекающих внимание зрителя, становится утомительными для глаза и ослабляют эмоциональное воздействие картины. Романтическое, взволнованное начало полотен Матейки порой превращается в чрезмерный пафос, патетику, что видно в работах позднего периода, когда и концепция картин Матейки существенно меняется. Возвеличивание прошлого, а в нем - шляхты и королей как вождей народа, что прямо связано с влиянием реакционной историографии (очень развитой в то время в Кракове), привело к тому, что творчество Матейки в 80-90-х гг. становится все более традиционно-официальным. Такие картины, как «Люблинская уния» (1869; Варшава, Национальный музей), «Баторий под Псковом» (1871; там же), знаменовали поворот к темам некритического прославления, возвеличивания феодально-магнатской Польши. Он обращается теперь к темам, которые связаны с победами, с триумфами польского оружия и польской государственности. Таковы «Прусская дань» (1882; Краков, Национальный музей), «Собеский под Веной» (1883) и многие другие. Не случайно именно в это время колоссальный художественный и моральный авторитет художника становится своего рода преградой, которую правящие классы выдвигают на пути развития реалистического искусства. Однако следует отметить, что Матейко начал огромную работу над росписями Мариацкого костела в Кракове (где помещен алтарь Вита Ствоша). Поиски монументально-декоративного стиля, захватившие на склоне лет художника, явились новым словом в польском искусстве. Они положили начало широкому и очень интересному течению, принесшему в 900-х гг. ряд достижений, особенно в творчестве Ст. Выспяньского.

В 70-х и 80-х гг. наиболее передовые тенденции проявились в искусстве на территории Королевства Польского, они знаменовали собой высшую точку развития демократического реализма. После реформы 60-х гг. наступило быстрое развитие капитализма. Гегемония польской шляхты кончилась. Это означало одновременно конец романтических иллюзий, художественных концепций, связанных с ними, и распространение буржуазной идеологии позитивизма, влияния которой не избежали такие большие писатели, как Б. Прус, Э. Ожешко и, собственно, вся школа варшавских художников-реалистов. При всем том их творчество является развитием художественных принципов, заложенных в произведениях реалистов 60-х гг. Однако надо отметить и возросший профессионализм художников, их стремление добиться настоящего мастерства. Картины Ю. Хелмоньского и особенно братьев М. и А. Герымских являются вкладом польского искусства в реалистическую европейскую живопись.

Творчество Юзефа Хелмоньского (1849-1914) посвящено почти исключительно жизни польского крестьянина. Поэтическое, спокойное «Бабье лето» (1875; Варшава, Национальный музей), где молодая крестьянка прилегла на межу, ловя рукой раннюю осеннюю паутинку; ребята-пастушки, убегающие от грозы («Перед бурей»; 1896, Краков, Национальный музей), или бешеные летящие на зрителя «Тройки» - подкупают то своим живым лиризмом, то ярким темпераментом.

Таланту Максимильяна Герымского (1846-1874) свойственны иные черты - тонкий и точный рисунок, изящество и музыкальность, слитые с исключительным ощущением жизни природы. М. Герымский счастливо соединял в себе пристального реалиста и истинного поэта. Это отчетливо видно на одной из лучших картин Герымского - «Повстанческий патруль» (ок. 1871; Варшава, Национальный музей). Картина эта изображает сцену из недавнего восстания 1863 г. Патруль из четырех всадников остановился на сельской дороге, предупрежденный нищим-разведчиком о приближении неприятеля. Простая и обыденная, отнюдь не героическая сцена приобретает внутренний смысл и глубокий эмоциональный подтекст благодаря пейзажу, которому Герымский всегда отводит огромную роль, продолжая в этом отношении традиции польских жанристов, в первую очередь - Шерментовского. Плоская песчаная равнина, обрамленная рыжеватым кустарником, с тонкой березкой у дороги, прозрачная тишина ранней осени, разлитая в этом мирном, клонящемся к вечеру дне, небо, струящее неяркий, рассеянный свет,- вся эта панорама средней Польши сливается с всадниками, вставшими на ее защиту, в одно целое, в образ, полный лиризма и внутренней драматичности. Интерес к пленэрной реалистической живописи впервые в Польше проявился в работах М. Герымского.

Еще более высоким мастерством в овладении системой реалистической живописи отличалось творчество его брата, Александра Герымского (1850-1901). Тема большого капиталистического города впервые в Польше нашла своего художника. Его варшавский цикл (в который входят картины «Тромбки», 1884, Краков, Национальный музей; «На песочном карьере на Висле», 1887; «Еврейка с апельсинами», 1881, обе - в Национальном музее, Варшава) показал умение художника глубоко воспринимать самую незаметную, повседневную жизнь, находить в ней скрытую для поверхностного взгляда красоту и значительность. В более поздние годы, живя в Париже, А. Герымский создает много полотен, среди них «Парижская Опера ночью» (1891; Познань, Национальный музей) и лучшую, пожалуй, свою работу - «Вечер над Сеной» (1893).

Своеобразным завершением столь типичной для польского искусства темы освободительного движения явилось творчество Яцека Мальчевского (1854-1929). Он выделился еще в 70-80-х гг. своими картинами из быта ссыльных: «Смерть на этапе» (1891), «Воскресенье в шахте» (1882), «Политические ссыльные» (1883) (все - Варшава, Национальный музей), в которых показал себя мастером психологической характеристики. Обычно у Мальчевского одна тема психологического состояния как бы разыгрывается во множестве вариантов, выявляя тем самым различные характеры, различные темпераменты и бросая свет на судьбы людей. В 90-х и особенно в 900-х гг. Мальчевский все сильнее уходит в символику, создавая полотна, где реальное, взятое из повседневности, причудливо перемешивается с фантастикой. Работы этого периода однообразны, отмечены печатью декаданса. В какой-то мере реалистическое видение мира у Мальчевского сохраняется в его портретах, которым свойственны верность и проникновенность психологической характеристики.

Импрессионизм как целостная система художественного мировоззрения впервые проявляется в польском искусстве в творчестве Владислава Подковиньского (1866-1895) и Юзефа Панкевича (1866-1940), учившихся в Париже. Однако их работы оставались некоторое время одиноким явлением в польском искусстве. Лишь 90-е гг. принесли освоение метода импрессионистического искусства рядом крупных художников, которые интерпретировали его в формах национально своеобразных. Это в первую очередь Леон Вычулковский (1852-1936), Ян Станиславский (1860-1907). Для этих художников типичны неиссякающий интерес к родной земле и народу и способность вновь и вновь черпать вдохновение в верности жизненной правде. Станиславский любовно и проникновенно писал картины польской и украинской природы, наслаждаясь буйством красок, щедростью теплой земли, умея из невзрачного куста репейника, выросшего на речном берегу, сделать полную света, воздуха и тонкого поэтического настроения картину, настоящий символ родной природы. Лучшие картины Вычулковского связаны с крестьянской темой: «Пахота» (1903; Краков, Национальный музей); «Уборка свеклы» (1892; Варшава, Национальный музей) и другие.

Крестьянская тема оставалась ведущей в творчестве целого ряда других художников 90-900-х гг. Их творчество было завершением реалистической линии в польской живописи и одновременно той плодотворной традицией, из которой вырастало, пусть преобразуя ее, пусть порой даже отрицая, творчество художников следующего поколения.