Причины второй мировой войны. Почему гитлер начал войну с ссср

«Убили, значит, -то нашего» – эти слова в последние дни попали в огромное число блогов и статей. Что поделаешь – сто лет минуло со дня «сараевского убийства». Удивительно только то, что большинство воспринимают этот момент через «призму» юмористической книги Гашека. Но сто лет назад было совершенно не до смеха. Тогжа казалось, что выстрел Гаврилы Принципа убил не наследника австрийского престола, а весь существующий довоенный мир. Он ознаменовал собой начало , войны, перевернувшей жизнь миллионов людей, принесшей с собой невероятное ранее число страданий, боли, смерти и разрушений. Прекрасная Европа, перепаханная насквозь окопами, изрытая воронками снарядов и щедро удобренная человеческой кровью и плотью, уже никогда не смогла стать прежней, и даже после заключения мира ужасы для нее не оказались закончены – вслед за Первой Мировой войной пришла Вторая Мировая, еще более кровавая и жестокая.

Поэтому понимание, что же привело к данной ситуации, крайне важно. Дело в том, что сегодня представление о причинах и движущих силах тех событий имеет не только историческое значение. Вернее, не столько историческое значение – сколь не были велики потери в двух великих войнах, назад людей уже не вернешь. Но мировая История этими войнами не ограничивается.

И несмотря на то, что мир со времени завершения Второй Мировой войны не знал более «большой войны», опасность того, что подобное все-таки может повторится, не покидает человечество. Тем более, сейчас, когда становится понятным, что «послевоенный мир» уходит в прошлое, и те представления, что действовали более полувека, перестают соответствовать действительности. Поэтому хорошо бы понять, как начинаются мировые войны, и что становится их причиной. Для левых же это, помимо всего прочего, дало бы возможность отбросить «лишние страхи» и ложные опасности, и сосредоточиться на действительно важном направлении деятельности.

В истории не каждый военный конфликт, пусть даже и высокой интенсивности, способен привести к мировой войне. Самый характерный пример тут – Русско-Японская война. Несмотря на то, что в этом конфликте участвовали две довольно развитые державы (причем Японию поддерживали США и Великобритания), тем не менее, дело ограничилось достаточно локальными сражениями с относительно небольшими потерями обеих сторон (не более 150 тыс. человек). То же самое можно сказать и, например, про Испано-Американскую войну1898 года или про серию Балканских войн, последняя из которых завершилась в 1913 году. Балканские войны интересны тем, что шли в Европе, практически в тех же местах, где в недалеком будущем развернуться сражения Первой Мировой, участвовали в ней те страны – Сербия, Греция, Болгария, Румыния, Османская Империя – что станут ее активными участниками, а поддержку сторонам оказывали Австро-Венгрия и Российская Империя – будущие враги в Великой Войне.

И, тем не менее, перехода конфликта в «мировую фазу» не произошло, и дело ограничилось «местными разборками». Но почему же, в одном случае прямые военные действия оказались неспособными зажечь пожар войны, а в другом – «обыкновенное» убийство, совершенное практически в том же месте, стало спусковым крючком событий мирового уровня? Для понимания этого следует подняться на «уровень выше». Небезызвестный канцлер Германской Империи Отто фон Бисмарк говорил:

«Если в Европе будет другая война, то начнется она из-за какой-нибудь проклятой глупости на Балканах…»

Железный канцлер знал, о чем говорил…

Дело в том, что ко второй половине XIX века все основные европейские страны уже уверенно перешли к капиталистическому устройству. Последней «значимой» страной, которая это сделала, была, как раз Германия - до 1870 года представляющая собой скорее конгломерат мелких феодальных княжеств. Само формирования Второго Рейха (или просто Рейха) – как стала именоваться вновь образованная страна – было вызвано именно необходимостью сформировать общий рынок для набирающего силу немецкого (и прежде всего, прусского) капитала. В связи с образованием новой, достаточно большой, экономической общности, которой стала Германия, немецкие промышленники и банкиры получили огромную фору в возможности наращивания производства, так как емкость этого рынка казалась бесконечной.

Темпы развития немецкого капитализма поражали. Если даже не учитывать миллиард марок, полученных в качестве контрибуции с Франции (астрономическая по тем временам сумма),то преобразование бывшей аграрной «страны философов и поэтом» в ведущую промышленную державу можно назвать настоящим чудом. C 1870 по 1900 год немецкая промышленность выросла в пять раз, страна вышла на второе место в мире по выплавки стали и стала добывать пятую часть угля. Протяженность железных дорог за это время возросло в 32 раза (!), достигнув 47 тыс. км. (больше протяженности экватора). Германия лидировала в самых передовых, на тот момент, отраслях промышленности – например, в электротехнической, где она вышла на первое место в мире. Само собой, подобный рост капитализма привел к росту монополизации и сращиванию промышленного капитала с финансовым. К концу века девять немецких банков сосредоточили в своих руках 80% капитала – результат, превышающий уровень всех остальных стран.

И ясно, что при столь высокой эффективности экономики, национальный якобы «бездонный» национальный рынок оказался очень быстро исчерпан. А как известно, для капитализма остановка развития означает смерть. Поэтому перед страной довольно быстро стала проблема искать новые рынки. Но как раз тут у Германии имелись вполне определенные трудности. Начав движение к капитализму позднее остальных европейских государств, Германия банальным образом «опоздала» к «колониальному разбору». В тот момент, когда из аморфного собрания слаборазвитых княжеств она стала мощной державой, все самые «вкусные» куски были уже разобраны. Лидером в этом «разборе» была Великобритания, которая приступила к активной колониальной политике еще в XVII веке. Колонии давали английской промышленности имела огромный рынок сбыта, намного превышающий размер рынка самих Британских островов. Одна только Индия, этот «алмаз в британской короне», представлялся практически неисчерпаемым рынком, который мог поглотить сколько угодно продукции, выпускаемой английскими заводами и фабриками (а если бы не желал «поглощать», то его можно было бы легко заставить, как это случилось во время возмущения индийских ткачей).

Понятное дело, что подобных Индии территорий к концу XIX века уже не оставалось. Но не только колонии были основанием английского могущества. Великобритания имела немалое влияние и на многие формально свободные государства. В свое время став «спонсором» освободительного движения в Латинской Америке, она быстро «прибрала» к рукам освободившиеся рынки. То же можно сказать и о ситуации в Юго-Восточной Азии. Обладая самым мощным в мире военным флотом, имея разбросанные по всему миру военные базы (станции), Великобритания держала в своих руках практически вся систему морских перевозок. Любой конкурент, осмелившийся выйти на эти рынки, неизбежно оказывался бы в зоне колоссального давления с британской стороны. Вот почему, даже та небольшая часть германских колониальных владений, которую страна сумела «урвать», оказывалась под существенной угрозой блокирования со стороны «британского льва». Именно отсюда идет известное стремление Германии к созданию полноценного военного и гражданского флота, хоть как-то сравнимого с британским.

Но, понятно, создание флота – дело не одного десятилетия. Например, Франция, занимающаяся тем же с XVIII века, так и не смогла достичь желанной цели. Поражение французов в Трафальгарском сражении привело Наполеона к невозможности ведения полноценной антибританской войны, и соответственно, к выбору нереализуемого плана «континентальной блокады» (который и стал концом Империи). Поэтому Германия должна была искать себе другие способы расширения рынков. И разумеется, они были. Если «сладкие» куски на других континентах были давно разобраны, то в самой Европе был такой же «сладкий» кусок (ну, пусть менее «сладкий», но все равно, питательный), в виде недавно образованных балканских государств.

Дело в том, что до недавнего времени основным «хозяином» Балкан являлась Османская Империя. Проникшая на эту территорию после падения Константинополя в 1453 году, турецкая империя к XVII веку контролировала его практически весь. В 1529 году войска Османской Империи даже осадили Вену – столицу Священной Римской Империи и важнейший форпост продвижения «католического» мира на Восток. Правда, взять ее туркам не удалось, но многочисленные славянские народы Балкан оказались под властью султана. Но к XIX веку османское государство уже давно пережило период своего взлета, и находилось в процессе медленного умирания. С начала века давняя борьба славян за освобождение от османского взлета стала давать плоды. С образование в 1830 году независимого королевства Греция наступил период отступления турок с Балкан. Кроме того, не менее важным было усиливающееся давление Российской Империи, которая в стремлении к «освобождению славянских народов» и воссозданию «православного мира» вела с османами серию Русско-Турецких войн. И разумеется, как гораздо более совершенное и модернизированное государство, достигала в них победы.

К сожалению, Россия сама по себе, не могла воспользоваться плодами своих побед: российский капитализм был слишком слабо развит. Но это не скажешь про другие европейские государства. Правда, изначально вечно кипящий «балканский котел», в котором постоянно вспыхивали восстания и войны, казался не особенно привлекательным. Но для германского империализма Балканы были идеальным вариантом. В отличие от «заморских владений», где надо были вести соперничество с давними морскими державами, вроде Великобритании, да и Франции, тут можно было обойтись исключительно «сухопутными» средствами, в которых у Германии не было столь значительного отставания. Австрия, ставшая после 1868 года Австро-Венгрией, и бывшая до определенного времени основным претендентом на «балканское владение», серьезно отставала по своему развитию от Второго Рейха. А поражение, нанесенное Пруссией Австрии в Австро-прусской войне 1866 года довольно сильно изменило политическое положение, сделав невозможным прямую конфронтацию Австрии с образованной Германией.

Кроме того, никуда не исчезнувший «русский фактор» приводил Австро-Венгрию к мысли о невозможности одновременной конфронтации с Россией и Германией. В 1882 году Австро-Венгрия вместе с Италией подписала с Германской Империей Тройственный союз, ставший основанием для дальнейшего структурирования политики в Европе. Разумеется, Австро-Венгрией, Россией и Германией число интересующихся Балканами империалистических держав не исчерпывалось. Тут нет смысла подробно разбирать особенность балканской политики второй половины XIX века, можно только сказать, что этот гипотетический «новый рынок» создавал настолько тесный пучок империалистических интересов, на который наслаивались еще интересы «старые», феодальные, что фраза Бисмарка перестает казаться сколь-либо загадочной. Балканы были столь «лакомым» куском в такой близости от основных держав, что единственным фактором, удерживающим от немедленной аннексии, было то, что каждый желающий опасался одновременного противодействия остальных «претендентов».

Рано или поздно, подобная ситуация должна была измениться. Формирование военно-политических союзов, наподобие вышеуказанного Тройственного союза, изменяло вышеуказанное положение. Но одними только Балканами Тройственный союз не ограничивался. Он объединял «позднекапиталистические» страны, подобные Германии, которым не выгоден был сложившийся мировой порядок, в противовес Великобритании и Франции, которые, напротив, хотели бы «законсервировать» сложившееся положение. Однако формирование Тройственного Союза подтолкнуло «старые державы» к собственной консолидации, которая в конечном итоге вылилась в небезызвестную Антанту.

Интересно, что и формирование «сердечного соглашения» (entente cordiale) было ознаменовано как раз, как прекращение прежнего колониального соперничества («драки за Африку») в пользу совместного противостояния наступающим «новым державам». Союз Великобритании и Франции означал ни много, ни мало, как окончание более чем двухвекового соперничества держав, возникшее на закате «старого» колониального мира Испании и Португалии. Весь XVIII и первую часть XIX именно эти две державы, являлись гегемонами в мире нарождающегося капитализма. При этом Франция имела преимущество в виде более богатой территории и более многочисленного населения, но Великобритания гораздо раньше смогла создать капиталистическую промышленность и к XIX веку, после поражения Франции в наполеоновских войнах, стала безусловным хозяином положения. Но к концу века времена «блестящей изоляции» подошли к концу, и некогда гордая Британия была вынуждена пойти на заключение союза с бывшим врагом.

Еще более странным, нежели англо-французское соглашение (но при этом не менее логичным), явилось участие в новом военно-политическом союзе Российской Империи. Может показаться странным, почему государство, не являющееся «старой» империалистической державой, (скорее наоборот), оказалось в союзе именно с бывшими «гегемонами мира». Тем более, что еще совсем недавно именно Великобритания и Франция выступали последовательными противниками и врагами России (в том числе, и по балканскому вопросу). Разумеется, можно объяснить это чисто «ситуационными» соображениями – потому, что Российской Империи абсолютно невыгодно было формирование мощного Австро-Германского блока в непосредственной близости от своих границ.

Но членство России в Антанте объясняется не только этим. Российская Империя была особым образованием, отличающимся в своей сути от всех остальных европейских государств. Тут нет смысла подробно описывать это отличие, но можно отметить, что для российский капитализм формировался, по большей степени, искусственно, на основании мощного государственного заказа. Именно на нем основывались наиболее современные отрасли российского хозяйства, такие, как железные дороги или крупные военные заводы. Поэтому для России не было задачи в открытии новых рынков, скорее былао важнее защита существующих. Кроме того, в стране огромную роль играл иностранный капитал, прежде всего французский, замену которого на гораздо более агрессивный германский капитал – что произошло бы в случае присоединения к Тройственному союзу – было для России невыгодно. Поэтому еще в 1891 году был заключен Франко-русский союз, а в 1907, уже после подписания «сердечного соглашения», был заключено Англо-русское соглашение, завершившее окончательное формирования Антанты.

В результате, в Европе сложилось два мощнейших военно-политических блоков, превосходящих по своему значению все остальные политические силы. Исходя из этого, становится понятным, почему же пресловутые «балканские войны» в конечном итоге не приводили к развязыванию мировой войны. При всей своей значимости этих войн, она затрагивала только локальные интересы тех или иных государств. Несмотря на столь высокую привлекательность Балкан для Германии, о которой сказано выше, было понятно, что начавшаяся война принесет для нее столкновение со всем противоположным блоком. А это означало, что даже при самом лучшем для Германии результате войны, потери от нее ни коим образом не могли быть скомпенсирована этим «призом». Сложившаяся система «блоков», собственно, «запрещала» войну за локальные интересы.

Именно подобное соображение привело английского экономиста и политика Нормана Энжелла к выпуску книги «Великая иллюзия». В вышедшей в 1909 году книга описывались те огромные убытки, которые принесла бы будущая мировая война, и на основании этого обосновывалась невозможность этой войны. Книга стала бестселлером – европейцы хотели верить, что их нынешнему состоянию ничего не угрожает. В рассуждениях Энжелла было все логично, кроме одного – если никакие локальные интересы, вроде присоединения тех или иных территорий не оправдывали мировой войны, то вопросы глобального характера вполне могли пересилить грядущие военные убытки. К сожалению, именно таким вопросом и являлся вопрос завоевания новых рынков для германского империализма. Германская экономическая машина оказалась слишком эффективна, чтобы существовать на том «клочке» мирового пространства, который ей достался. Даже Балканы, как таковые, не удовлетворяли бы ее полностью.

Но мировые державы, и прежде всего, Великобритания и Франция, как сказано выше, вовсе были не намерены пускать германский капитал на свою территорию. Политика протекционизма, пришедшая на смену прежним разглагольствованиям о «свободной торговле», была слишком ясным знаком того, что добровольно свое положение никто не отдаст. Исходя из этого, Германия довольно быстро поняла, что единственным способом добиться требуемого для себя положения является война. Надо сказать, что для Пруссии, ставшей основанием для Второго Рейха, подобный вывод являлся абсолютно естественным. «Война – это продолжение политики иными средствами» - было сказано Клаузевицем задолго до формирования германского империализма, как такового. Неудивительно, что сам Тройственный союз формировался, в общем-то, в расчете на будущее столкновение с мировыми державами.

Знаменитый «План Шлиффена», предусматривающий военные действия против Франции, разрабатывался фон Шлиффеном с начала XX века, и был закончен в 1906 году. Именно с этого момента можно говорить об окончательно сформировавшихся контурах будущей Мировой Войны. Целью этого плана был разгром Франции за 81 день. Выбор основного противника не случаен – в сложившейся обстановке именно Франция представляла собой самую значительную сухопутную военную силу в Европе. Как сказано выше, вступать в морское противостояние с Великобританией было слишком бессмысленно – по крайней мере, пока немецкий флот хотя бы не сравняется с британским. Россия же рассматривалась изначально, как второстепенная сила, разгром которой мало что давал в плане обретения гегемонии. Победа над Францией же давала возможность превращения Германии в европейского гегемона, да и полученные при этом ресурсы становились не лишними в будущей морской борьбе с Англией. (Надо сказать, что при всем внимании к сухопутному театру военных действий, Империя планомерно наращивала и свою морскую мощь, в результате чего, Флот Открытого Моря к 1914 году составлял, примерно, 2/3 от английского Гранд Флита).

Таким образом, «План Шлиффена» при определенных условиях мог привести Германию к лидирующему положению. Никто даже не думал скрывать цели – в 1909 году Шлиффен, уже уйдя с поста главы Германского Генерального штаба, опубликовал свой план в газете. Но это мало кого удивило – все подробности немецкого плана были давно известны. Впрочем, французы не оставались в долгу – если Германию занимала идея европейской гегемонии, то для Франции с 1871 года главной целью сделались аннексированные Германией Эльзас и Лотарингия. В течении более чем четырех десятилетий французы мечтали о том моменте, когда эти земли снова окажутся в составе Франции. Поэтому идею начала войны они, скорее, поддерживали. Французский план войны с Германией – «План 17» - был представлен в 1911 году. Согласно этому плану Франция вовсе не собиралась оставаться обороняющейся стороной, но напротив, должна была развить решающее наступление и закончить войну в Берлине.

Можно сказать, что еще задолго до мировой войны ведущие мировые державы уже жили в ее ожидании. Свои планы имела Австро-Венгрия, Италия и Россия. Политики вели велеречивые разговоры о миролюбии и желании не допустить войны- но при этом на военных заводах изготавливались новые орудия, на верфях в спешном порядке строились дредноуты, а государственные мужи под слова о желании вечного мира увеличивали срок службы в действующей армии.

Еще в 1887 году Фридрих Энгельс в предисловии к брошюре Боркгейма писал:

«Для Пруссии-Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размаха, невиданной силы. От. 8 до 10 миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, - крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса»

Эти слова многие цитируют в качестве некоего пророчества. На самом деле, в них нет ничего удивительного. Энгельс только проанализировал все, что было известно в его время, и сложив имеющиеся факты, получил свой результат. Скорее поражает странное стремление современников, например, того же Энжелла, уверить себя в невозможности - или, по крайней мере, в легкости будущей войны. На самом деле военно-политические союзы уже практически сложились, а гонка вооружений была в самом разгаре. И уж конечно, мало у кого могли бы возникнуть сомнения в «природном миролюбии» новоявленного Рейха. Впрочем, как и остальных участников империалистической борьбы.

Балканы традиционно называли «пороховым погребом Европы», но на самом деле, пороховым погребом была сама Европа целиком. Европейские государства, сформировавшиеся в совершенно ином, феодальном мире, вступив на путь развития капитализма, оказались слишком малы для этого строя. Многократно возросшая империалистическая эффективность толкала к росту концентрации капитала, уже не вмещавшегося в национальные границы. Капитал стремился к наднациональным объединениям, к экономической системе, охватывающей всю планету целиком, и те капиталисты, которые первыми сделали бы это, неизбежно становились бы господами мира. Этот «приз» многократно превосходил значение тех или иных территорий. Именно он и был целью в будущей Мировой Войне.

Поэтому можно сказать, что причины будущей войны были заложены в самом ходе истории. Неудивительно, что в роли будущего гегемона видел себя империализм Германии – молодой, хищный, эффективный – который жаждал будущего Pax Germanica и ничего не могло остановить его на этом пути.
Интересно, что в мае 1914 года начальник Германского Генерального Штаба Мольтке (младший) сказал своему австрийскому коллеге,Конраду фон Готцендорфу: «начиная с этого времени, любая отсрочка будет уменьшать наши шансы на успех». (речь касалась расширения Килльского канала, давшей возможность перебрасывать немецкие дредноуты из Северного моря в Балтику и обратно) Двумя неделями позже он сказал подобное барону Эккардштейну: «Мы готовы, и теперь, чем скорее, тем лучше для нас» . Германия была готова к войне и больше не желала ее отсрочки.

Это означало, что в 1914 году Мировая война из неизбежности превратилась в реальность. Убийство австрийского наследника престола было, практической формальностью, за которой должен был последовать целый ряд ультиматумов, нот и дипломатических маневров, чтобы завершиться, в итоге, приведением в действие сложнейших механизмов мобилизационных планов. Тут нет смысла рассматривать это уверенное движение мира к войне, поскольку все давно хорошо известно. Гаврила Принцип, «Млада босна», Сербия, Австрия и Россия – все это незначительные детали, которые вряд ли имеют какой-нибудь смысл на фоне вышеуказанных глобальных процессов. Не было бы Гаврилы Принципа – нашелся бы еще какой-нибудь повод, какой-нибудь ничтожный пограничный инцидент или еще что-то, что дало бы официальную возможность нажать «спусковой крючок» мобилизации.

В качестве заключения хочу отметить, что в представлении массовой публики (что тогдашней, что современной) всегда «хвост машет собакой» - то есть, самые малозначимые, но находящиеся «наверху», события оказываются причиной глобальных изменений. Для нее и Первая Мировая война вполне может начаться с выстрела в Сараево, а виновником и основным источникам войны может являться Сербия, в крайнем случае, Австро-Венгрия или Российская Империя. На самом деле, такой подход хорош всем, кроме одного – он не позволяет сделать никаких прогнозов a priori.

Несколько балканских войн не закончились ничем, кроме локальных переделов, а ничтожное, по сравнению с ними, покушение привело к мировой войне.

На самом деле, эта ситуация, практически, не изменилась и сейчас, несмотря на весь прогресс наук об обществе. Никто не может сказать, какое событие выведет мировую систему из равновесия, и выведет ли. Например, как сказано вначале, последние 50 лет XX века прошли в жестком противостоянии двух сверхдержав, противоречия между которыми, как казалось, на порядки превышают противоречия между участниками Первой Мировой войны. И тем не менее, это было время глобального мира. Поэтому следует, не «хвататься» за первые попавшиеся, лежащие сверху факты, а подобно Энгельсу, стараться разглядеть, что же лежит под ними. И сейчас это даже важнее, чем кажется…

Как известно, Вторая мировая война началась с нападения Германии на Польшу.
Краеугольным камнем польско-германских противоречий был т.н. Польский или Данцигский коридор. Это был участок польской территории, отделявшей немецкий эксклав Восточная Пруссия (территория нынешней Калининградской области и сопредельных ей территорий на северо-востоке Польши) и преимущественно немецкоязычный тогда Гданьск, который однако в её состав не входил, а образовывал небольшое независимое государство - т.н. Вольный город Данциг - от основной немецкой территории, которая в свою очередь простиралась гораздо восточнее современных границ Германии, включая нынешний северо-запад Польши (т.н. "Заднюю Померанию" ("Hinterpommern"), как её называли немцы). "Коридор", переданный Польше после Первой мировой войны по Версальскому договору 1919г., врезался между этими территориями, заканчиваясь участком балтийского побережья протяженностью около 70 км. На этом участке поляки в 20-е гг. ХХ века построили свой единственный тогда морской порт - Гдыню (по-немецки Гдинген).

Накануне вторжения в Польшу германским правительством были сделаны предложения по вопросу "коридора":

619. Телеграмма бюро имперского министра иностранных дел Германии посольству Германии в Великобритании

Лично для поверенного в делах.

До дальнейших указаний следующее предложение держать в строгом секрете и никому не передавать.

ПРЕДЛОЖЕНИЯ ПО УРЕГУЛИРОВАНИЮ
ПРОБЛЕМЫ ДАНЦИГСКОГО КОРИДОРА
И ВОПРОСА О НЕМЕЦКОМ
МЕНЬШИНСТВЕ В ПОЛЬШЕ

Ситуация в отношениях между германским рейхом и Польшей в настоящее время такова, что любой дальнейший инцидент может привести к конфликту занявших с обеих сторон позиции вооруженных сил. Любое мирное урегулирование должно быть устроено так, чтобы ставшие причиной этого положения события не могли повториться еще раз и вследствие этого не только Восток Европы, но и другие районы не оказались в одинаковом напряжении.

Причины такого развития заключаются:

1) в неприемлемой линии границ, установленных Версальским договором,

2) в неприемлемом обращении с меньшинством в отделенных районах.

Поэтому германское имперское правительство в этих предложениях исходит из мысли найти окончательное решение, которое устранит невозможную ситуацию с линией границ, гарантирует обеим частям их жизненно важные связующие дороги, устранит - насколько возможно - проблему меньшинств, а если это невозможно, сносно решит судьбу меньшинств надежным гарантированием их прав.

Германское имперское правительство убеждено, что при этом необходимо установить экономический и физический ущерб, причиненный с 1918 г., и возместить его в полном объеме. Само собой разумеется, оно рассматривает это обязательным для обеих сторон.

Из этих соображений вытекают следующие практические предложения:

1. Вольный город Данциг на основе своего чисто немецкого характера и единодушной воли его населения незамедлительно возвращается в состав германского рейха,

2. Район так называемого коридора, простирающийся от Балтийского моря до линии Мариенвердер - Грауденц - Кульм - Бромберг (включая эти города) и далее несколько западнее до Шёнланке, будет сам решать вопрос о своей принадлежности к Германии или к Польше.

3. Для этой цели в этой области будет проведено голосование.

Правом голоса обладают все немцы, проживавшие в этом районе на 1 января 1918 г. или родившиеся там до этого числа, и равным образом проживавшие на этот день в этом районе или родившиеся там до этого числа поляки, кашубы и т. д. Изгнанные из этого района немцы возвращаются для участия в голосовании. Для обеспечения объективного голосования и гарантирования необходимой для этого обширной подготовительной работы упомянутый район будет аналогично Саарской области подчинен немедленно образующейся международной комиссии, которая будет образована четырьмя великими державами - Италией, Советским Союзом, Францией и Англией. Эта комиссия будет осуществлять все суверенные права в данном районе. С этой целью польские вооруженные силы, польская полиция и польская администрация должны в кратчайшие оговоренные сроки покинуть данный район.

Из этого района исключается польский порт Гдинген {{* Гдыня.}}, являющийся принципиально польской суверенной территорией, так как он территориально ограничивается польским поселением. Более точные границы этого польского портового города должны быть определены между Германией и Польшей и в случае необходимости зафиксированы международным третейским судом.

4. Поскольку для проведения необходимой обширной работы по обеспечению справедливого голосования требуется время, такое голосование не будет проводиться до истечения 12 месяцев.

5. Чтобы в течение этого времени гарантировать неограниченную связь Германии с Восточной Пруссией, а Польше - с морем, определены шоссейные и железные дороги, по которым будет осуществляться транзитное движение. При этом должны взиматься только те налоги, которые необходимы для сохранения транспортных путей, а также для осуществления транспортировки.

6. Вопрос о принадлежности района решается простым большинством поданных голосов.

7. Чтобы после проведенного голосования - независимо от его исхода - гарантировать безопасность свободного сообщения Германии с ее провинцией Данциг - Восточная Пруссия и Польше ее связь с морем, Германии, если плебисцитная территория отойдет к Польше, будет предоставлена экстерриториальная траспортная зона в направлении Бютов - Данциг и Диршау для прокладки имперской автострады, а также четырехколейной железнодорожной линии. Строительство шоссе и железной дороги будет проведено таким образом, чтобы ими не затрагивались польские коммуникации, иными словами, чтобы они проходили над или под ними. Ширина этой зоны определена в 1 км и является германской суверенной территорией.

8. Если голосование завершится в пользу Германии, Польша для свободного и неограниченного сообщения со своим портом Гдингеном получит такие же права на шоссейное и железнодорожное сообщение, какие бы полагались Германии.

9. В случае возвращения коридора германской империи она заявляет о своей готовности провести обмен населения с Польшей в соответствующем коридору размере.

10. Желаемые Польшей особые права в порту Данцига будут обговорены вместе с равными правами Германии в порту Гдингена на паритетных началах.

11. Чтобы устранить в этом районе любое чувство угрозы для обеих сторон, Данциг и Гдинген получат характер чисто торговых городов, иными словами, без военных сооружений и военных укреплений.

12. Полуостров Хела, который в соответствии с голосованием отойдет либо к Польше, либо к Германии, в любом случае должен быть также демилитаризован.

13. Поскольку германское имперское правительство заявит самый решительный протест против обращения в Польше с меньшинствами и польское правительство со своей стороны считает необходимым заявить протест Германии, обе стороны заявляют о своем согласии с тем, что эти протесты будут представлены международной следственной комиссии, заданием которой будет расследование всех протестов об экономическом и физическом ущербе, а также иных террористических актов. Германия и Польша обязуются устранить весь экономический и иной ущерб, причиненный с 1918 г. меньшинствам обеих сторон, и отменить полностью отчуждение собственности или выплатить компенсацию пострадавшим за это и иное вмешательство в экономическую жизнь.

14. Для устранения у остающихся в Польше немцев, а также у поляков, остающихся в Германии, чувства международной бесправности и предоставления им прежде всего гарантии того, что они не будут привлечены к действиям и оказанию услуг, несовместимым с их национальными чувствами, Германия и Польша договорились о гарантировании прав меньшинств обеих сторон посредством подробнейших и обязывающих договоренностей, с тем чтобы гарантировать этим меньшинствам сохранение, свободное развитие и деятельность их народности и, в частности, позволить им с этой целью организационные меры, которые они считают необходимыми. Обе стороны обязуются не привлекать представителей меньшинств к военной службе.

15. В случае достижения договоренности на основе этих предложений Германия и Польша заявляют о своей готовности предписать и провести незамедлительную демобилизацию своих вооруженных сил.

16. Германия и Польша совместно договорятся о других, необходимых для ускорения вышеупомянутых договоренностей мероприятиях.
http://www.katyn-books.ru/year/600.htm#619doc

Польским правительством эти предложения приняты не были, и война началась.
А если бы поляки вдруг приняли это предложение? Началась бы тогда война, или всё закончилось бы очередным, уже привычным для европейцев тех лет худым миром, который, однако, лучше доброй ссоры? И каким бы путём тогда пошла бы история Европы и мира?

Несправедливый Версальский договор довел немецкую армию до Триумфальной арки в Париже. Фото Федерального архива Германии. 1940

С 1945 по 2017 год во всех без исключения областях науки, от ракетостроения и компьютеров до биологии, достигнут фантастический прогресс. А вот наши историки уже 72 года как попугаи повторяют английскую версию образца 1939 года начала Второй мировой войны.

Начнем с даты. Почему 1 сентября 1939 года? В этот день части вермахта вступили на территорию Польши. Налицо классическая локальная война, и не более!

Ну, например, 24 марта 1999 года Соединенные Штаты с союзниками напали на Югославию. Сделай это они десятью годами раньше, через день-два началась бы третья мировая война. Но в 1999 году президент России Борис Ельцин поджал хвост, и состоялась трехмесячная локальная война, в результате которой США оттяпали от Сербии область Косово, принадлежавшую ей свыше тысячи лет.

Так и тут - не вмешайся Англия и Франция, через три недели с «уродливым детищем Версальского договора» было бы покончено. Кстати, польские министры до 1938 года так именовали Чехословакию.

Однако 3 сентября Англия и Франция объявили войну Германии, и локальный европейский конфликт превратился во Вторую мировую войну.

Но почему мы до сих пор считаем началом Второй мировой войны не 3-е, а 1 сентября? Ведь официально в России начало Первой мировой войны – это 1 сентября 1914 года. А никак не 28 июня – день убийства эрцгерцога Фердинанда, не 28 июля – день объявления Австро-Венгрией войны Сербии и даже не 30 июля – бомбардировка Белграда австрийской артиллерией. Не начни Россия мобилизацию и не объяви Германия в ответ войну России, налицо была бы только третья балканская война. И никакой мировой войны.

Кстати, есть еще одна дата начала Второй мировой войны: 7 июля 1937 года – инцидент на мосту Марко Поло, когда Япония напала на Китай. После этого война шла непрерывно (!) на огромных пространствах Китая целых восемь лет, до сентября 1945 года. В ней участвовали миллионы людей. Погибло свыше 35 млн китайцев и сотни тысяч японцев. Замечу, что по сравнению с войной в Китае сентябрьский разгром Польши и потеря убитыми 66 тыс. поляков и 10 тыс. немцев выглядит действительно как мелкая операция. Причем за польской кампанией последовала восьмимесячная пауза – когда в Европе не было сделано ни одного выстрела, – получившая название «странная война».

А кто мне не верит, пусть посмотрит военную кинохронику доктора Геббельса. Там боевые действия вермахта с 9 апреля 1940 года по 1 июня 1941 года похожи на веселую туристическую прогулку бравых немецких парней. Они ездят на танках, бронемашинах по Норвегии, Франции, Бельгии и Югославии, маршируют мимо Эйфелевой башни и Акрополя.

А с 22 июня бравые немцы все равно побеждают, но кругом рвутся снаряды, все горит, идет страшная война.

Японский спецназ в боях за Шанхай. Фото 1937 года

На взятие одного города Смоленска немцы потратили больше времени, чем на разгром Бельгии, Голландии, Франции и сброс в море у Дюнкерка британского экспедиционного корпуса. Кстати, и потери немцев в боях за Смоленск оказались больше.

НАДО ЗРИТЬ В КОРЕНЬ

Впрочем, больший интерес представляет вопрос о том, почему же все-таки в сентябре 1939 года началась война в Европе. Нас уже 72 года уверяют, что во всем виноват один Гитлер. Он-де напал на Польшу вопреки желанию германского народа. Ну а если бы Адольф был убит 9 ноября 1923 года в ходе расстрела полицией демонстрации нацистов? А если бы Эрнст Рем оказался поумнее и устроил бы «ночь длинных ножей» на день раньше Гитлера, скажем 30 июня 1934 года, и соответственно были бы уничтожены Гитлер и его приближенные? Да Гитлер мог окочуриться и от банальной простуды. И что тогда? Не было бы Второй мировой войны, а Европа жила бы по законам, навязанным в 1919 году в Версале?

Я читал речи вождя немецких коммунистов Эрнста Тельмана. Он куда нетерпимее Гитлера относился к Версальскому договору и восточным границам Германии. А предположим, коммунисты выиграли бы выборы 1932 года. Тогда евреи сидели бы не в концлагерях, а в Рейхстаге и правительстве, а Гитлер, Геринг и Ко заняли бы место в лагерях. Но германские земли, захваченные поляками, Тельман вернул бы любым способом – дипломатическим или военным. А вот рискнули бы тогда Лондон и Париж объявить войну Тельману – вопрос адресуем авторам фэнтези.

Нет, война была бы при любом правителе Германии – нацисте Реме, коммунисте Тельмане, центристе фон Папене (рейхсканцлер Германии, предшественник Гитлера) и любом принце из династии Гогенцоллернов.

Не будь варварского Версальского договора, Адольф Гитлер остался бы руководителем нескольких сотен экстремистов и не играл бы никакой роли в жизни Германии.

То, что Германия рано или поздно порвет оковы Версальского договора, сразу стало ясно всем опытным политикам. Ленин, узнав о решениях Версальской конференции, еще летом 1919 года предсказал неизбежность Второй мировой войны.

После окончания Версальской конференции французский маршал Фош констатировал: «Версаль – не мир, а перемирие на 20 лет». А на самой конференции британский премьер Ллойд Джордж сказал французскому премьеру Клемансо, желавшему включить в состав Польши земли, заселенные немцами: «Не создавайте новую Эльзас-Лотарингию».

Таким образом, французский маршал и британский премьер точно предсказали время – 1939 год – и причину – Польша – возникновения Второй мировой войны.

КОЛОНИАЛЬНАЯ ИДЕОЛОГИЯ

Ну а теперь вновь вернемся к Польше. В новое государство, созданное Юзефом Пилсудским железом и кровью, были насильно загнаны миллионы русских, белорусов, украинцев, евреев и немцев. Поляки составляли менее 60% населения этого государства. Самое любопытное, что поляками польские министры считали различные славянские народы – силезцев, мазуров, кашубов, лемков и других, хотя язык и культура их отличались от польских куда больше, чем у великороссов и малороссов того времени.

Статистика по мазурам, лемкам, кашубам и другим народам в Польше никогда не велась. Однако, даже несмотря на 80 лет принудительной ассимиляции, в Польше, по данным Главного правления Кашубо-поморского объединения на 2005 год, насчитывалось 330 тыс. кашубов и 180 тыс. полукашубов. Кашубам не давали учиться в школе на родном языке. Детей, плохо говоривших по-польски, даже в 1950—2005 годы отправляли в школы для умственно отсталых. Запрещались газеты на кашубском языке, а их редакторов отправляли за решетку.

Польские власти с самого начала отказались предоставлять посторонним народам хоть какие-то элементы автономии, пусть даже культурной. В Польше должны были жить только поляки и должна быть единственная конфессия – римско-католическая.

Но и такой Польши маршалу Пилсудскому показалось мало, и он решил создать государство «от можа до можа», то есть от Балтики до Черного моря. А дабы не раздражать Европу, пан Юзеф обозвал оное государство «Федерацией Междуморье». В нее должны были войти восточные части Белоруссии и Украины, все прибалтийские лимитрофы и Молдавия.

В итоге к 1930 году поляки имели территориальные претензии ко всем странам по периметру границ Польши – к Литве, СССР, Венгрии, Чехословакии, Германии и Вольному городу Данцигу. Балтийское море в Польше называли «Польским морем».

В сентябре 1930 года польский министр иностранных дел Аугуст Залесский заявил президенту данцигского Сената: «Данцигский вопрос может разрешить лишь польский армейский корпус». Замечу, что Данциг 800 лет, до 1919 года, был немецким городом. Версальским договором он был превращен в «вольный город», хотя подавляющее большинство населения говорило по-немецки.

И тут Остапа, пардон, Юзефа понесло: «Польша должна стать великой океанской и колониальной державой!» Нет, я вовсе не шучу. Поляки планировали построить огромный флот. Причем не только для контроля над Балтикой, но и для колониальных захватов в Африке и Южной Америке.

В конце 1920 года польские представители на Рижской мирной конференции потребовали от советской России передать им два линкора типа «Полтава», два недостроенных крейсера типа «Светлана», 10 эсминцев и 5 подводных лодок. Их вежливо послали… Тогда поляки обратились к барону Врангелю – нельзя ли приобрести линкор и эсминцы или хотя бы отдельно их артиллерию из Бизертской эскадры? Поначалу поляков в Бизерте встретили благосклонно. Но когда наши адмиралы узнали, что ляхи платить не собираются, они пришли в ярость и заявили, что ни под каким видом Андреевский флаг спускать не будут… даром.

Тогда командующий польским флотом вице-адмирал Казимир Порембский разработал большую кораблестроительную программу, включавшую два линкора и два крейсера. Позже решили в течение 8 лет построить 3 линейных корабля, 1 авианосец, 24 эсминца и 21 подводную лодку. И это все при том, что в состав Польши входил маленький кусочек побережья Балтики в 42 морские мили, и ни одного приличного порта.

Уже в начале 1920-х годов в Польше были созданы влиятельные полуофициальные организации – Балтийский институт, Польский институт западных марок и Лига польского судоходства, получившая в 1930 году название Колониально-морской лиги.

Причем «ученые» из Колониальной морской лиги стали доказывать права Польши на часть колоний кайзеровской Германии, отнятых у нее согласно Версальскому договору.

Естественно, что руководили лигой военные во главе с генералом Мариушем Зарусским.

В январе 1936 года в журнале «Може» была размещена статья защитника Польского колониализма Езиоранского, суть которой сводилась к следующему: «...только тогда Польша станет великой державой, когда сможет поставлять через порты все необходимые ресурсы для производства, а это возможно только тогда, когда будет возможность контролировать добычу и перевозку сырья в Польшу, что ведет к необходимости получить колонии...»

В октябре же 1936 года некий пан Януш Дебский открыто заявлял: «Польша должна выйти из европейских границ, поляки ничем не хуже немцев, итальянцев и японцев, требующих колоний. Но для этого полякам надо ломать подход к современному положению, надо пропитывать колониальной идеологией страну и общество».

МАНИЯ ВЕЛИЧИЯ

Самое забавное, что польские историки хоть и не афишируют эти факты, но и не пытаются оспаривать. Ведь поляки – избранная Богом нация – «Христос Европы». Полякам все можно, москалям все нельзя! Полякам в 1934 году можно заключать Пакт о ненападении с Гитлером, а русским в 1939 году – нельзя.

«Начальник государства» Пилсудский, называвший Чехословакию уродливым детищем Версальского договора, – национальный герой Польши, а нарком иностранных дел Молотов, заявивший в 1939 году, что «Польша – уродливое детище Версальского договора», – исчадие ада.

И такие примеры можно приводить до бесконечности.

Итак, в 1934 году паны вступили в союз с Гитлером. Я не говорю о морали, нравственности, международном праве и т.д., а лишь о куриных панских мозгах. В Варшаве всерьез думали, что Германия станет обезьяной, таскающей для панов каштаны из огня. А почему бы и нет? Послужить Богом избранной нации – великая честь для Гитлера.

1 октября 1938 года германские войска вступили в Чехословакию. Они беспрепятственно заняли не только Судетскую область, населенную немцами, но и ряд районов и городов, где почти не было этнических немцев.

По приказу своего правительства чехословацкие войска 1 октября начали отход с польской границы, а на следующий день польские войска оккупировали район Тешина, где на тот момент проживало 80 тыс. поляков и 120 тыс. чехов и словаков. Таким образом, Польша увеличила у себя процент неполяков, но зато за счет присоединения столь экономически развитого района подняла производственные мощности своей тяжелой промышленности почти на 50%.

28 ноября 1938 года окрыленные успехом Бек и Ко потребовали от Чехословакии передать им Моравску Остраву и Виткович. Но Гитлер сам положил на них глаз и сказал панам: «Цыц!»

В конце 1938 – начале 1939 года польское правительство вело интенсивные переговоры с Гитлером о совместном нападении на СССР. Поляки претендовали на Украину. Немцы не возражали, но потребовали себе Вольный город Данциг и возможность проведения по территории Польши до Восточной Пруссии экстерриториальных железной дороги и автотрассы. По условиям Версальского договора Восточная Пруссия не имела наземной связи с остальной Германией. Поляки не захотели отказаться от претензий на Данциг даже за Украину.

21 марта 1939 года посол Польши Юзеф Липский, недовольный ходом переговоров с Риббентропом, попросил министра иностранных дел Бека (фактического правителя Польши) начать частичную мобилизацию. Мобилизация была начата. На границе с Германией у Вестерштеттена польские части начали занимать линию укреплений.

31 марта премьер-министр Чемберлен предоставил Польше гарантии, а 3 апреля Бек направился в Лондон, где между Польшей и Великобританией был заключен союзный договор о взаимопомощи. Франция тоже подтвердила союзническую верность Польше. И только тогда Гитлер подписал директиву на подготовку к осуществлению плана под условным наименованием «Вайс» («Белый»).

23 августа 1939 года Молотов и Риббентроп в Москве подписали Договор о ненападении между Германией и СССР. На следующий день газета «Правда» опубликовала текст договора. Наиболее интересными там были статья II: «В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу»; и статья IV: «Ни одна из Договаривающихся Сторон не будет участвовать в какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны».

Кроме того, стороны подписали и секретный дополнительный протокол к договору. В протоколе не было ни единого слова о войне и силовом захвате территорий, а говорилось лишь о возможном территориальном и политическом переустройстве прибалтийских лимитрофов и Польши.

После войны большинство границ в Восточной Европе как раз и установилось по линии договорных разграничений сфер влияния.

ПОСЛЕДСТВИЯ «ЗЛОДЕЙСКОГО» ДОГОВОРА

Как говорили многие мудрецы, практика – критерий истины. Если Молотов и Риббентроп в 1939 году «злодейским» договором установили столь несправедливые границы, то кто мешал в 1991-2017 годы соответствующим странам поменять свои границы до состояния на август 1939 года? Ведь изменили же границы в конце XX века в Германии и Чехословакии, причем мирно и ко всеобщему удовлетворению. Странно, почему все хулители Московского договора 1939 года в Польше, прибалтийских странах и т.д. «падают до ниц», как говорят поляки, перед границами, проведенными такими «редисками», как Молотов и Риббентроп.

Итак, подписание договора с Германией было единственно возможным оптимальным шагом советского правительства. Любое альтернативное действие вело СССР к катастрофе.

Наши историки утверждают, что японская армия потерпела настолько страшное поражение у реки Халхин-Гол, что сразу прекратила все боевые действия. Между тем потери японцев в конфликте были булавочным уколом для огромной Императорской армии. При желании японцы, обладая вторым по величине в мире флотом, могли за три месяца оккупировать Приморье, Камчатку и Чукотку.

А вот подлинной причиной прекращения боевых действий на Халхин-Голе явилось подписание Московского договора, вызвавшего шок в Токио. Через два дня стрельба на Халхин-Голе прекратилась, а затем резко пошли на убыль вооруженные провокации японцев на реке Амур и у берегов Камчатки.

Любопытны прогнозы польских политиков непосредственно перед началом войны. В 1939 году Бек говорил дипломату Старженьскому: «Не думаю, чтобы в течение долгих лет нам что-либо угрожало со стороны нашего восточного соседа. Он слишком слаб, чтобы по собственной инициативе начать военные действия. Ни одно государство не выдержит того, чтобы каждые несколько лет расстреливать свои военные и политические кадры. У нас с Россией договор о ненападении, и этого нам достаточно».

Подобная информация поставлялась в правительство и польской разведкой. Суть разведдонесений: «Красная армия слаба и не посмеет шевельнуться».

И вот началась война. Обратим внимание, как ее представляли польские проправительственные СМИ.

Краковская Tempo Dnia («Темп дня») сообщала 2 сентября: «В ответ на предательскую атаку немецкой авиации на мирные польские города польские летчики бомбили Берлин и Гданьск [Данциг]. Из сообщения Верховного командования от 2 сентября, сообщающего, что в течение двух дней мы потеряли лишь 12 самолетов, можно было сделать вывод, что польские потери в налете на Берлин были небольшими».

Express Poranny («Утренний экспресс») от 6 сентября сообщала о новом налете польской авиации. На сей раз 20 бомбардировщиков «Лось» бомбили Берлин. Одновременно было заявлено, что германские укрепления на границе с Францией – линия Зигфрида – прорваны французами в пяти местах.

9 сентября 1939 года гражданский комиссар Варшавы Стефан Стажинский объявил населению: «Немцы, желая защищаться на западе, должны отозвать свои войска с нашего фронта, чтобы перебросить их на фронт англо-французский. Уже перебросили на западный фронт шесть дивизий, много эскадрилий и танковых частей».

Дальше поляки начинают провокации. 14 сентября в газете «Варшавский национальный дневник» опубликована статья под названием «Немецкие бомбардировщики с польскими опознавательными знаками атаковали советскую территорию». Как пишет статья, московское радио сообщило, что несколько польских бомбардировщиков вторглись на советскую территорию и бомбили села. Это не единственный случай... Далее польская газета пишет, что, мол, это были «немцы с польскими опознавательными знаками».

А вот еще одна статья: «Немецкий самолет сбит над Россией»: «16 сентября. Москва. Над территорией России около Киева сбит немецкий бомбардировщик. Летчики спаслись на парашютах. Они интернированы».

Поляки всеми силами пытались спровоцировать советско-германский конфликт. Ни один германский самолет в сентябре 1939 года не пересекал старой советской границы. Зато польские самолеты с 12 сентября начали регулярно вторгаться в воздушное пространство СССР.

Вот донесение пограничников: «13 сентября в 12.05 через советскую границу перелетел польский самолет. 16 сентября в 7.55 на участке заставы Степановская пролетел польский разведчик. В тот же день на участке заставы Збриж пролетел польский трехмоторный бомбардировщик» (видимо, «Фоккер» F.VII B/3. – А.Ш.).

В свою очередь, немцы всеми силами пытались заставить Кремль ввести войска на территорию Западной Белоруссии и Западной Украины. 15 сентября посол в Москве граф Шуленбург заявил Молотову, что рейх не собирается разворачивать в советской сфере восточнее линии Нарев–Буг–Висла–Сан политической или административной деятельности, и «здесь может возникнуть новое государство».

Нетрудно догадаться, что речь шла не о польском гособразовании, а о фашистском украинском государстве. Немцы создали на территории Чехословакии подразделения украинских националистов, которые с началом войны вторглись в Польшу. Их поддержали банды местных националистов. В итоге к 17 сентября банды УНА-УНСО убили или взяли в плен свыше 3 тыс. польских военнослужащих.

Понятно, что советское правительство не могло допустить как выход германских войск на старую границу, так и создание бандитского государства на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. Наконец, как население, так и руководство БССР и УССР требовали воссоединения со своими западными областями, отторгнутыми силой оружия поляками 20 лет назад.

17 сентября 1939 года Красная армия пересекает границу бывшего Польского государства. К тому времени оно не имело армии, а только ряд деморализованных частей. Ну а правительство Польши драпануло в Румынию, прихватив с собой золотой запас страны.

А как же польское правительство отреагировало на ввод частей Красной армии? Да никак – войну не объявили и согласия не давали. Паны министры были озабочены, во-первых, собственной безопасностью, а во-вторых, транспортировкой столь ценного «багажа».

БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ

На Западе сейчас модно заканчивать политические телепередачи: «No comment». Последую и я их примеру.

В начале 1734 года в Польше начался очередной бардак, пардон, «бескоролевье». По сему поводу Луи XV решил посадить на польский престол своего зятя Стася Лещинского. В Данциг, осажденный русскими войсками, прибыл французский флот. На берег десантируются лучшие полки королевства – Перигор, Блезуа, Турнеси. Фельдмаршал Миних обозревает их в подзорную трубу и восхищается: «Ах, какие красавцы! Рослые, сильные!» Русские офицеры возмущены: «Надо атаковать, пока все не высадились!» Фельдмаршал цыкнул: «Не мешать! Россия нуждается в руках для извлечения сибирских руд». Миних не удостоил «лягушатников» генеральным сражением. Для капитуляции оказалось достаточно огня русских крепостных орудий и голода.

Из сдавшихся во Францию вернулся каждый двадцатый. Кто-то остался добывать руду, а кто-то в барских усадьбах учил дворянских недорослей, будущих «Екатерининских орлов».

Лето 1939 года. Англия дает гарантии Польше. По сему поводу известный американский журналист, хорошо знавший Польшу, заявил: «Вполне можно застраховать пороховой завод, если на нем соблюдаются правила безопасности, однако страховать завод, полный сумасшедших, немного опасно».

Вторая мировая. "Откуда ноги растут" или о чем сейчас не принято говорить. Один из вопросов: почему "второй фронт" не торопился до 1944 года?

Нюрнбергский процесс, судебный процесс над группой главных нацистских военных преступников. Проводился в Нюрнберге (Германия) с 20 ноября 1945 по 1 октября 1946 в Международном военном трибунале. Суду были преданы высшие государственные и военные деятели фашистской Германии: Г. Геринг, Р. Гесс, И. фон Риббентроп, В. Кейтель, Э. Кальтенбруннер, А. Розенберг, Г. Франк, В. Фрик, Ю. Штрейхер, В. Функ, К. Дёниц, Э. Редер, Б. фон Ширах, Ф. Заукель, А. Йодль, А. Зейс-Инкварт, А. Шпеер, К. фон Нейрат, Г. Фриче, Г. Шахт, Р. Лей (повесился до начала процесса), Г. Крупп (был признан неизлечимо больным, и его дело было приостановлено), М. Борман (судился заочно, т.к. скрылся и не был разыскан, как и "касса" партии) и Ф. фон Папен. Всем им было предъявлено обвинение в составлении и осуществлении заговора против мира и человечности (убийство военнопленных и жестокое обращение с ними, убийство гражданского населения и жестокое обращение с ним, разграбление обществ и частной собственности, установление системы рабского труда и др.), в совершении тягчайших военных преступлений. Был также поставлен вопрос о признании преступными таких организаций фашистской Германии, как руководящий состав Национал-социалистской партии, штурмовые (СА) и охранные отряды Национал-социалистской партии (СС), служба безопасности (СД), государственная тайная полиция (гестапо), правительственный кабинет и генштаб.

В ходе процесса состоялось 403 открытых судебных заседания, было допрошено 116 свидетелей, рассмотрены многочисленные письменные показания и документальные доказательства (в основном официальные документы германским министерств и ведомств, генштаба, военных концернов и банков).

Для координации действий по расследованию и поддержанию обвинения был образован Комитет из главных обвинителей: от СССР (Р. А. Руденко), США (Роберт Х. Джэксон), Великобритании (Х. Шоукросс) и от Франции (Ф. де Ментон, а затем Ш. де Риб).

Что можно одробнее рассмотреть в книге "Нюрнбергский процесс над главными военными преступниками" (Сб. материалов, т. 1-7, М., 1957-61; Полторак А. И., Нюрнбергский процесс, М., 1966).

Относительно Германии и России американскую точку зрения сформулировал 15 января 1920 г. командующий американскими войсками в Германии генерал Г. Аллен. В своем дневнике он сделал следующую запись: “Германия является государством, наиболее способным успешно отразить большевизм. Расширение Германии за счет России на длительное время отвлекло бы немцев на Восток и уменьшило бы тем самым напряженность в их отношениях с Западной Европой”.

Подробнее это описано в довольно объемном труде, основанном на документах (H. Allen, Mein Rheinland. Tagebuh, Berlin, 1923, s. 51, “История Второй Мировой войны 1939-1945 гг.” в 12 томах, М. Воениздат, 1973, т. 1, с. 37).

А вот выдержки из главы XIV "Моя борьба" А. Гитлера:

"Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены.

Сама судьба указует нам перстом. Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось ее государственное существование и которая одна только служила залогом известной прочности государства. Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам - превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя внутри более низкой расы. Именно так были созданы многие могущественные государства на земле. Не раз в истории мы видели, как народы более низкой культуры, во главе которых в качестве организаторов стояли германцы, превращались в могущественные государства и затем держались прочно на ногах, пока сохранялось расовое ядро германцев. В течение столетий Россия жила за счет именно германского ядра в ее высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено полностью и до конца. Место германцев заняли евреи. Но как русские не могут своими собственными силами скинуть ярмо евреев, так и одни евреи не в силах надолго держать в своем подчинении это громадное государство. Сами евреи отнюдь не являются элементом организации, а скорее ферментом дезорганизации. Это гигантское восточное государство неизбежно обречено на гибель. К этому созрели уже все предпосылки. Конец еврейского господства в России будет также концом России как государства. Судьба предназначила нам быть свидетелем такой катастрофы, которая лучше, чем что бы то ни было, подтвердит безусловно правильность нашей расовой теории."

Получается, что Адольф Гитлер в своей книге "Моя борьба" продолжает мысль американского генерала Г. Аллена.

Именно в 1922 году, после дележа сфер влияния в мире между США и Англией, американцы начинают практическую деятельность по завоеванию Германии. Как и в (фашисткой) Италии, ставка делалась на совершенно новые политические силы, в данном случае на еще практически никому неизвестную “Национал-социалистическую рабочую партию Германии” во главе с амбициозным и еще никому не известным Адольфом Гитлером. Один из видных послевоенных германских биографов Гитлера - И. Фест - отмечал, что именно с 1922 году, начинается финансирование Гитлера из разного рода анонимных источников в Чехословакии, Швеции и особенно банках Швейцарии. По его словам, “осенью 1923 г., накануне своего путча Гитлер съездил в Цюрих и вернулся оттуда, как он сам говорил, с чемоданом с деньгами" (И. Фест, “Адольф Гитлер”, Пермь,“Алетейя”, 1993, т. 1, с. 271).

В 1922-1923 гг. американскому капиталлу удалось кое-что сделать для приобретения позиций и в руководстве СССР. С помощью своих больших денег и удалось придти на все готовое, а точнее перекупить у европейского финансового капитала несколько ключевых фигур в СССР. Одной из таких фигур был ни кто иной, как Л.Д. Троцкий, связи которого в период 1917-1921 гг. с англо-французским капиталом не были большим секретом даже для обычных дипломатов и разведчиков. Были и другие политические деятели (в лице Зиновьева и Каменева, потом Бухарина), которых успешно разоблачили и репрессировали в 1937-1938 годах. Что до сих пор не могут не там ни здесь простить Сталину.

Например, резидент германской военной разведки в Москве майор Хеннинг, действуя с группой подчиненных ему офицеров в качестве сотрудников германской экономической миссии, 24 мая 1918 г., за полтора месяца до эсеровского мятежа в Москве, давая подробную характеристику внутреннего положения в РСФСР, указывал на то, что, по его мнению, дни Советской власти сочтены, поскольку в ближайшие дни в Москве по приказу Антанты произойдет организованный левыми эсерами военный переворот, поддерживаемый частью большевистского руководства и особенно Троцким. По его мнению, “Антанта, как это теперь совершенно очевидно, сумела склонить часть большевистского руководства к сотрудничеству с эсерами. Так, прежде всего Троцкого уже можно считать не большевиком, а эсером на службе у Антанты”.

Спустя неделю, 1 июня 1918 германский посол в Швеции Люциус сообщал в германский МИД о беседе с бывшим русским послом в Вашингтоне Р.Р. Розеном, который в ее ходе указывал, что основным противником мирных отношений между Советской Россией и Германией в большевистском руководстве является Троцкий. Далее Люциус отмечал, что аналогичная информация имеется у него и из других источников (В.Л. Исраэлян, “Неоправдавшийся прогноз графа Мирбаха”, “Новая и Новейшая история”, №6, 1967, с. 63-64).

В апреле 1924 г. американский банкир Чарльз Дауэс выдвинул ряд предложений по урегулированию проблемы выплат репарационных платежей Германии.

Эти предложения были вынесены на обсуждение международной конференции в Лондоне в июле-августе 1924 г. Конференция завершилась 16 августа 1924 г. принятием так называемого “Плана Дауэса”.

Первым пунктом этого плана было решение о выводе французских войск с территории Германии, который должен был завершиться 31 июля 1925 г. Уже одно это решение означало полное поражение Франции в борьбе за гегемонию в Европе в 1918-1923 гг. (М.В. Фрунзе, Избранные произведения, М., Воениздат, 1957, т. 2 (примечания), с. 490, 497)

Но основным элементом “Плана Дауэса” было предоставление финансовой помощи Германии от США и Англии в виде кредитов якобы для выплаты репараций Франции.

В 1924-1929 гг. Германия получила по “Плану Дауэса” от США - 2,5 млрд. долл., от Англии - 1,5 млрд. долл. (Примерно 400 млрд. долл. по курсу 1999 г.). Это дало возможность германской промышленности полностью переоснастить свою материальную базу, практически стопроцентно обновить производственное оборудование и создать базу для будущего восстановления военного производства.

Согласно “Плану Дауэса” возрождение германской промышленности было рассчитано на реализацию ее продукции на рынках стран Восточной Европы и СССР, которые должны были стать аграрно-сырьевыми придатками германского промышленного комплекса.

Превращение Восточной Европы и СССР в рынки сбыта германской промышленной продукции, помимо прибылей американским банкам, ставшим фактическими владельцами германских промышленных концернов, решало еще 2 основных для американцев задачи: ликвидация французского влияния в Восточной Европе и недопущение индустриализации СССР (“История Великой Отечественной войны” в 6 томах, М., Воениздат, 1960, т. 1, с. 4, 34-35, “История Второй Мировой войны” в 12 томах, т. 1, с. 20, М.В. Фрунзе, Избранные произведения, т. 2, с. 479, История СССР, М., “Просвещение”, 1983, ч. 3, с. 171).

Один из соавторов и исполнителей “Плана Дауэса”, германский банкир Шахт, подводя его итоги в 1929 г. с удовлетворением отмечал, что “Германия за 5 лет получила столько же иностранных займов, сколько их получила Америка за 40 лет, предшествовавших Первой Мировой войне” (“История Великой Отечественной войны” в 6 томах, т. 1, с. 4).

К 1929 г. Германия обогнала Англию по объему промышленного производства (12% общемирового) и заняла второе место в мире после США (44%) (“История Второй Мировой войны” в 12 томах, т. 1, с. 112).

В 1929 г. американские инвестиции в Германии составили 70% всех иностранных капиталовложений и большая часть из них принадлежала американской финансовой группе Моргана. Таким образом, на смену мировой финансовой гегемонии Ротшильдов, длившейся с 1815 по 1917 г., пришла финансовая гегемония Морганов, которые до 1915 г обслуживали интересы Ротшильдов в Северной и Южной Америке.

Вот как оценивает итоги “плана Дауэса” американский исследователь Ральф Эпперсон: “Без капиталов, предоставленных Уолл-Стритом, не существовало бы Гитлера и Второй Мировой войны” (Р. Эпперсон, “Невидимая рука”... , с. 294).В 1929 г. вся германская промышленность принадлежала фактически различным американским финансово-промышленным группам.

Принадлежавшая Рокфеллеру “Стандарт Ойл” контролировала всю германскую нефтеперерабатывающую промышленность и производство синтетического бензина из угля (Р. Эпперсон, с. 294).

Банковскому дому Моргана принадлежала вся химическая промышленность в лице концерна “ И.Г. Фарбенидустри”. Через принадлежавшую Морганам американскую компанию связи “ИТТ” они контролировали 40% телефонной сети Германии и 30% акций авиастроительной фирмы “Фокке-Вульф”. Через “Дженерал электрик” Морган контролировал германскую радио- и электротехническую промышленность в лице германских концернов “АЭГ”, “Сименс”, “Осрам”. Через “Дженерал моторз” Морган контролировал германский автомобилестроительный концерн “Оппель”. Генри Форд контролировал 100% акций концерна “Фольксваген”.

К моменту прихода Гитлера к власти под полным контролем американского финансового капитала находились такие ключевые отрасли германской промышленности, как: нефтепереработка и производство синтетического горючего, химическая, автомобилестроительная, авиационная, электротехника и радиоприборостроение, значительная часть машиностроения. Всего 278 фирм и концернов, а также ключевые банки, такие как “Дойче банк”, “Дрезднер банк”, Донат банк” и ряд других. (Р. Эпперсон, с. 294, “История Великой Отечественной войны” в 6 томах, т. 1, с. 34-35, “История Второй Мировой войны” в 12 томах, т. 1, с. 112, 183 и т. 2, с. 344).

Говоря о значении “Плана Дауэса” в отношении СССР с точки зрения американского и английского финансового капитала, министр иностранных дел Англии О. Чемберлен в феврале 1925 г. отмечал, что “Россия нависла, как грозовая туча, над восточным горизонтом Европы - угрожающая, не поддающаяся учету, но, прежде всего, обособленная”. Поэтому, по его мнению, необходимо: “определить политику безопасности вопреки России и даже, пожалуй, за счет России”. (Локарнская конференция 1925 г., Документы, М., 1959, с. 43).

Именно “безучетность” и “обособленность” СССР больше всего тревожили американских и английских банкиров.

В 1926 году XV съезд ВКП(б) объявил о начале процесса индустриализации в СССР, американские банкиры начали кампанию силового давления на Советский Союз во внешнеполитической сфере. 23 февраля 1927 г. английский МИД направляет СССР ноту с угрозой разрыва дипломатических отношений. В апреле 1927 г. китайская полиция в Пекине по указанию американского и английского послов берет штурмом советское посольство и убивает несколько советских дипломатов. 27 мая 1927 г. в Лондоне английская полиция захватывает советское торговое представительство, после чего английское правительство объявило о разрыве дипотношений с СССР. 7 июня 1927 г. в Варшаве на вокзале убит советский посол Войков, после чего из США последовал крупный заем Польше на военные нужды. Это к современному вопросу в надутому польскими политическими кругами скандалу вокруг Катыни.

Однако это давление вызвало противоположные результаты. Осенью 1927 г. руководители “Новой оппозиции” лишаются всех занимаемых ими к этому времени государственных и партийных постов и начинается восстановление мощи Красной Армии путем начала наращивания ее численности, улучшения работы военной промышленности и начала создания мобилизационных резервов.

По мере того как в СССР теряли позиции сторонники “Плана Дауэса”, американские банкиры вновь обратили внимание на Гитлера и его партию, которые после провала “пивного путча” 1923 г. несколько лет пребывали в почти полном забвении.

С конца 1926 г., после очевидного провала троцкистко-зиновьевского блока и принятия XV съездом ВКП(б) курса на индустриализацию, т.е. превращение СССР в промышленно развитое, самодостаточное государство, к Гитлеру вновь начинает сочиться ручеек денег от различных германских фирм и банков, который превращается в водопад с конца 1928 г., когда в СССР начинается выполнение первой пятилетки и когда, спустя год, в конце 1929 г. из высшего политического руководства СССР устраняется последняя группа агентов влияния американского финансового капитала во главе с Бухариным, так называемая “правая оппозиция”.

Процесс привода Гитлера к власти был затяжным и многоступенчатым, отражая в период 1928-1933 гг. колебания и надежды американских банкиров на то, что первая советская пятилетка провалится и СССР, оказавшись после этого в глубоком политико-экономическом кризисе, станет для них легкой добычей и можно будет обойтись без сильной Германии.

Именно в это время (кризис) Сталин предпринимает беспрецедентный рывок в экономическом росте - индустриализации и коллективизации. Этот опыт переняли и в богатых США для выхода из кризиса.

В своей речи в 1928 году И.В. Сталин заявил о причинах необходимости резкого экономического скачка, сопряженного с нестабильностью ситуации в стране:

"Внешние условия. Мы пришли к власти в стране, техника которой является страшно отсталой. Наряду с немногочисленными крупными промышленными единицами, более или менее базирующимися на новой технике, мы имеем сотни и тысячи фабрик и заводов, техника которых не выдерживает никакой критики с точки зрения современных достижений. А между тем мы имеем вокруг себя целый ряд капиталистических стран, обладающих гораздо более развитой и современной промышленной техникой, чем наша страна. Посмотрите на капиталистические страны, и вы увидите, что там техника не только идет, но прямо бежит вперед, перегоняя старые формы промышленной техники. И вот выходит, что, с одной стороны, мы имеем в нашей стране наиболее передовой Советский строй и наиболее передовую власть во всем мире, Советскую власть, с другой стороны, мы имеем чрезмерно отсталую технику промышленности, долженствующей представлять базу социализма и Советской власти. Думаете ли вы, что можно добиться окончательной победы социализма в нашей стране при наличии этого противоречия?

Что нужно сделать, чтобы ликвидировать это противоречие? Для этого необходимо добиться того, чтобы догнать и перегнать передовую технику развитых капиталистических стран. Мы догнали и перегнали передовые капиталистические страны в смысле установления нового политического строя, Советского строя. Это хорошо. Но этого мало. Для того, чтобы добиться окончательной победы социализма в нашей стране, нужно еще догнать и перегнать эти страны также в технико-экономическом отношении. Либо мы этого добьемся, либо нас затрут.

Это верно не только с точки зрения построения социализма. Это верно также с точки зрения отстаивания независимости нашей страны в обстановке капиталистического окружения. Невозможно отстоять независимость нашей страны, не имея достаточной промышленной базы для обороны. Невозможно создать такую промышленную базу, не обладая высшей техникой в промышленности.

Вот для чего нужен нам и вот что диктует нам быстрый темп развития индустрии.
Технико-экономическая отсталость нашей страны не нами выдумана. Эта отсталость есть вековая отсталость, переданная нам в наследство всей историей нашей страны. Она, эта отсталость, чувствовалась как зло и раньше, в период дореволюционный, и после, в период пореволюционный. Когда Петр Великий, имея дело с более развитыми странами на Западе, лихорадочно строил заводы и фабрики для снабжения армии и усиления обороны страны, то это была своеобразная попытка выскочить из рамок отсталости. Вполне понятно, однако, что ни один из старых классов, ни феодальная аристократия, ни буржуазия, не мог разрешить задачу ликвидации отсталости нашей страны. Более того, эти классы не только не могли разрешить эту задачу, но они были неспособны даже поставить ее, эту задачу, в сколько-нибудь удовлетворительной форме. Вековую отсталость нашей страны можно ликвидировать лишь на базе успешного социалистического строительства. А ликвидировать ее может только пролетариат, построивший свою диктатуру и держащий в своих руках руководство страной.

Глупо было бы утешать себя тем, что так как отсталость нашей страны не нами придумана, а передана нам в наследство всей историей нашей страны, то мы не можем и не должны отвечать за нее. Это неверно, товарищи. Раз мы пришли к власти и взяли на себя задачу преобразования страны на основе социализма, мы отвечаем и должны отвечать за все, и за плохое и за хорошее. И именно потому, что мы отвечаем за все, мы должны ликвидировать нашу технико-экономическую отсталость. Мы должны сделать это обязательно, если в самом деле хотим догнать и перегнать передовые капиталистические страны. А сделать это можем только мы, большевики. И именно для того, чтобы провести в жизнь эту задачу, мы должны систематически осуществлять быстрый темп развития нашей индустрии. А что мы уже осуществляем быстрый темп развития индустрии, это видят теперь все.

Вопрос о том, чтобы догнать и перегнать передовые капиталистические страны в технико-экономическом отношении, – этот вопрос не представляет для нас, большевиков, чего-либо нового или неожиданного. Этот вопрос ставился у нас еще в 1917 году, в период перед Октябрьской революцией. Его ставил Ленин еще в сентябре 1917 года, накануне Октябрьской революции, в период империалистической войны, в своей брошюре “Грозящая катастрофа и как с ней бороться”.

Вот что говорил Ленин на этот счет:

“Революция сделала то, что в несколько месяцев Россия по своему политическому строю догнала передовые страны. Но этого мало. Война неумолима, она ставит вопрос с беспощадной резкостью: либо погибнуть, либо догнать передовые страны и перегнать их также и экономически… Погибнуть, или на всех парах устремиться вперед. Так поставлен вопрос историей” (т. XXI, стр. 191)."

“Мы догнали и перегнали передовые капиталистические страны в политическом отношении, построив диктатуру пролетариата. Но этого мало. Мы должны использовать диктатуру пролетариата, нашу социализированную промышленность, транспорт, кредитную систему и т.д., кооперацию, колхозы, совхозы и т.д. для того, чтобы догнать и перегнать передовые капиталистические страны также и экономически”.

Вопрос о быстром темпе развития индустрии не стоял бы у нас так остро, как стоит он теперь, если бы мы имели такую же развитую промышленность и такую же развитую технику, как, скажем, в Германии, если бы удельный, вес индустрии во всем народном хозяйстве стоял у нас так же высоко, как, например, в Германии. При этом условии мы могли бы развивать индустрию менее быстрым темпом, не боясь отстать от капиталистических стран и зная, что мы можем их одним ударом перегнать. Но тогда у нас не было бы той серьезной технико-экономической отсталости, которая имеется теперь. В том-то и дело, что мы стоим в этом отношении позади Германии и мы далеко еще не догнали ее в технико-экономическом отношении.

Вопрос о быстром темпе развития индустрии не стоял бы так остро в том случае, если бы мы представляли не единственную страну диктатуры пролетариата, а одну из стран пролетарской диктатуры, если бы мы имели пролетарскую диктатуру не только в нашей стране, но и в других, более передовых странах, скажем, в Германии и Франции.

При этом условии капиталистическое окружение не могло бы представлять для нас той серьезной опасности, какую оно представляет теперь, вопрос об экономической самостоятельности нашей страны, естественно, отошел бы на задний план, мы могли бы включиться в систему более развитых пролетарских государств, мы могли бы получать от них машины для оплодотворения нашей промышленности и сельского хозяйства, снабжая их сырьем и продовольственными продуктами, мы могли бы, следовательно, развивать нашу индустрию менее быстрым темпом. Но вы знаете хорошо, что мы не имеем еще этого условия и мы все еще являемся единственной страной пролетарской диктатуры, окруженной капиталистическими странами, многие из которых стоят далеко впереди нас в технико-экономическом отношении."

То есть руководство СССР во главе Сталина предполагали войну. Мало того. Источники и причины, которые не скрывались в тот период времени. И это документально подтверждается.

"Внутренние условия. Но кроме внешних условий есть еще внутренние условия, диктующие быстрый темп развития нашей индустрии, как ведущего начала всего нашего народного хозяйства. Я имею в виду чрезмерную отсталость нашего земледелия, его техники, его культуры. Я имею в виду наличие в нашей стране преобладающего большинства мелких товаропроизводителей с их раздробленным и совершенно отсталым производством, в сравнении с которым наша крупная социалистическая промышленность выглядит как остров среди моря, остров, база которого расширяется с каждым днем, но который все еще представляет остров среди моря.

У нас говорят обычно, что индустрия есть ведущее начало всего народного хозяйства, в том числе и сельского хозяйства, что индустрия есть тот ключ, при помощи которого можно перестроить отсталое и раздробленное земледелие на базе коллективизма. Это совершенно верно. И от этого мы не должны отступать ни на одну минуту. Но надо помнить и то, что если индустрия является ведущим началом, то сельское хозяйство представляет базу развития индустрии и как рынок, поглощающий продукцию индустрии, и как поставщик сырья и продовольствия, и как источник экспортных резервов, необходимых для того, чтобы ввезти оборудование для нужд народного хозяйства. Можно ли двигать вперед индустрию, оставляя сельское хозяйство в условиях совершенно отсталой техники, не обеспечивая для индустрии сельскохозяйственной базы, не реконструируя сельское хозяйство и не подгоняя его к индустрии? Нет, нельзя.

Отсюда задача – максимально обеспечить сельское хозяйство орудиями и средствами производства, необходимыми для того, чтобы ускорить и двинуть вперед дело его реконструкции на новой технической базе. Но для того, чтобы добиться осуществления этой задачи, необходим быстрый темп развития нашей индустрии. Конечно, реконструкция раздробленного и распыленного сельского хозяйства – дело несравненно более трудное, чем реконструкция объединенной и централизованной социалистической промышленности. Но задача эта стоит перед нами, и мы должны ее разрешить. А разрешить ее невозможно иначе как на базе быстрого темпа развития промышленности.

Нельзя без конца, т.е. в продолжение слишком долгого периода времени, базировать Советскую власть и социалистическое строительство на двух разных основах, на основе самой крупной и объединенной социалистической промышленности и на основе самого раздробленного и отсталого мелкотоварного крестьянского хозяйства. Нужно постепенно, но систематически и упорно переводить сельское хозяйство на новую техническую базу, на базу крупного производства, подтягивая его к социалистической промышленности. Либо мы эту задачу разрешим, – и тогда окончательная победа социализма в нашей стране обеспечена, либо мы от нее отойдем, задачи этой не разрешим, – и тогда возврат к капитализму может стать неизбежным."

(Сталин И.В. Об индустриализации страны и о правом уклоне в ВКП(б): Речь на пленуме ЦК ВКП(б)58, 19 ноября 1928 г.,

В исследовании аналитического центра говорится, что гиперзвуковые ракеты способны перемещаться со скоростью более пяти тысяч километров в час. Это делает их неуязвимыми для обычных систем противоракетной обороны, отмечает НТВ со ссылкой на издание Motherboard.

ПО ТЕМЕ

Сейчас над производством такого оружия работают в США, России и Китае. Кроме того, в гиперзвуковых технологиях заинтересованы Япония, Индия, а также ряд европейских стран. В RAND Corporation предлагают странам – лидерам в разработке этих вооружений подписать соглашение о нераспространении гиперзвукового оружия. В противном случае, уверены аналитики, технология может бесконтрольно разойтись по всей планете в течение ближайших десяти лет.

Напомним, ранее обозреватель издания Consortiumnews Роберт Перри обвинил влиятельную американскую газету The New York Times в том, что она настраивает граждан США на войну против России. "Сегодня The New York Times готовит американский народ к тому, что может стать Третьей мировой", – отметил обозреватель.

По его мнению, издание вкладывает в сознание своих читателей ежедневный посыл: ненавидеть Россию и ее президента. Все это, полагает Перри, ради того, чтобы американцы поддержали огромные траты военно-промышленного комплекса. "Во-вторых, быть готовым к ядерной войне, если дойдет до этого", – добавил он.

Обозреватель подчеркнул, что авторитетное издание перестает быть объективным, повсеместно применяя практику двойных стандартов. В пример Перри привел материалы The New York Times на тему отношений России и Белоруссии, в частности, совместных учений двух стран "Запад-2017".

Издание в "глумливом и паникерском тоне" рассказывает о придуманном специально для маневров государстве Вейшнории. Редакция авторитетной газеты словно говорит: "Поглядите-ка, эти русские даже выдумывают себе врагов, чтобы потом их третировать".

Перри отмечает, что Соединенные Штаты сами не раз проводили учения против вымышленных государств. Но об этом нью-йоркская газета, к сожалению, не считает нужным упоминать.

Отметим, что по данным опроса "Рамблер", большинство граждан России считают, что главная угроза для современного мира – это ядерное оружие. Такой точки зрения придерживаются 34% россиян.

Еще 22% опрошенных уверены, что наибольшую угрозу для современного мира представляет социальное неравенство. Для 21% россиян самой большой угрозой видится терроризм. 14% ответили – "религиозные и этнические конфликты". 5% респондентов считают, что главная угроза для современного мира – это экологические проблемы, а 4% –эпидемии болезней.