Произведение суходол. Анализ концепции любви в повести «Суходол

Бунин вошёл в литературу с ещё одной актуальной для начала века темой - темой нации как единой семьи. В 1910 году он создал повесть «Деревня », которая, по словам М. Горького, «впервые заставила задуматься о России...». «Так глубоко, так исторически деревню никто не брал», - писал Горький Бунину в 1920 году. Вина или беда русского народа в том, что он живёт такой нечеловеческой жизнью? Замыслу автора отвечал особый жанр - повести-хроники, выводящей на первый план мужиков и оставляющей на втором плане повествования свидетелей «со стороны». Задаче соответствовал и сюжет произведения, лишённый интриги, неожиданных поворотов, чётко выраженной завязки, фабульного развития, кульминации и развязки. Всё в «Деревне» погружено в стихию закоснелого быта, но каждая из композиционных частей повести открывала факты деревенской жизни (предыстория и история рода Красовых, судьбы крестьян). «Говорящим» является название деревни - Дурновка. В жизни Дурновки много алогичного, бессмысленного. Разрываются общественные и семейные связи, рушится сложившийся уклад. Деревня быстро гибнет. Бунт крестьян не в силах приостановить умирание Дурновки и даже ускоряет этот процесс. Поэтому так мрачен финал повести.

Для Бунина крайне сложен вопрос: кто виноват? Над ним мучительно бьётся герой повести Кузьма Красов. «...С кого и взыски-вать-то? - вопрошает он. - Несчастный народ, прежде всего - несчастный!..» Сомнения не покидают его: «Рабство отменили всего сорок пять лет назад, - что ж и взыскивать с этого народа? Да, но кто виноват в этом? Сам же народ!» Именно он, а не правительство и не тяжкая история («Татаре, видишь ли, задавили!»). Тихон Красов упрекает брата в противоречиях: «Ну, уж ты ни в чём меры не знаешь. Сам же долбишь: несчастный народ, несчастный народ! А теперь - животное!» Кузьма и в самом деле растерян («Ничего теперь не понимаю: не то несчастный, не то...»), но склоняется всё-таки - а вместе с ним и автор - к выводу о «виновности» народа.

Главные герои повести - братья Тихон и Кузьма Красовы. Тихон всю свою незаурядную силу, свой ум употребил на стяжательство, обогащение, эксплуатацию мужиков, и в итоге пришёл к духовному опустошению. Он представляет собой тип «задумавшегося» купца, пришедшего к мысли о том, что «не хлебом единым жив человек». Кузьма с его жаждой духовной жизни и гуманностью как будто противоположен Тихону: он «наиболее положительный тип» в «Деревне». Но и над ним довлеет, и его порабощает «дурновская» кровь, рождает инертность и бессилие, не даёт вырваться из заколдованного круга. С зоркостью, психологическим проникновением изобразил писатель и облик нового деревенского хозяина, и драму народного интеллигента. Но столь разные характеры призваны демонстрировать тяжкое общее наследие «пестрой души» (слова Тихона) русского человека.

В повести, запечатлевшей деревню в революционное время, Бунин показал, что обновление русской жизни не состоялось, что революция не изменила национальную психологию. Финал повести может быть истолкован символически: под натиском уродства гибнет красота (Евдокия по прозвищу Молодая выходит замуж за самого развращённого мужика деревни), пурга заметает жильё, под снегом исчезает русская деревня.

В следующей большой повести «Суходол » (1911) Бунин обратился к прошлому, к тем истокам, которые объясняют настоящее. В истории дворянского рода Хрущёвых писатель видит судьбу всей дворянской России. Интонации здесь более сложны, чем в «Деревне». Над автором сохраняют власть поэзия русской старины, отдельные черты немудрёного быта отцов, «древней семейственности, что воедино сливала и деревню, и дворню», чувство близости к предкам-«пращурам». В целом же идеализации патриархального уклада в повести нет. Мрачные картины жестокого самодурства господ и рабской покорности крепостных - в центре повествования. Впрочем, неискоренимая пассивность, рабский страх перед жизнью и чувство обречённости присущи и господам.

Со всей подлинностью, не оставляя никаких надежд, рассказал Бунин о деградации близкого ему социального мира, оказавшегося неспособным «ни к труду, ни к общежитию». Как и в «Деревне», социально-исторические обобщения сводятся к национальным особенностям русского народа. В творчестве Бунина в этот период основным стала, по его собственным словам, «душа русского человека в глубоком смысле, изображения черт психики славян». Полемизируя с современниками, например с Горьким, Бунин пытался «наметить общую историческую перспективу в жизни всей огромной страны, только что пережившей потрясения 1905-1907 годов» (О.Н. Михайлов).

Социальные потрясения обострили писательское неприятие антигуманности человеческих отношений, ощущение общей катастрофичности действительности.

С середины 1910-х годов основной идеей в творчестве Бунина стала идея страдания, которое приносит любое соприкосновение с жизнью. В этом прослеживается влияние буддийской философии, с которой писатель познакомился в Индии и на Цейлоне. Об этом рассказы «Братья» (1914), «Сны Чанга» (1916), эта идея содержится и в рассказе «Господин из Сан-Франциско».

Главный предмет повествования повести И.А.Бунина Суходол - усадьба и ее хозяева. Жизнь хозяев Суходола показана автором, как нечто произошедшее уже очень давно, отжившее себя. Главные герои повести: дедушка – хозяин Суходола, его дети Аркадий Петрович, Петр Петрович, барышня Тоня; сноха Клавдия Марковна, Герваська – побочный сын дедушки.
Повествование ведется от лица Натальи, уже старушки, всю жизнь прослужившей и прожившей в Суходоле и видевшей все потайные уголки жизни этой страшной усадьбы. Историю Суходола Наталья повествует внуком дедушки. Хозяева Суходола носили фамилию Хрущевы и изначально всем управлял дедушка. У него дети, а как выросли, Петр Петрович ушел на службу, а Аркадий Петрович только и делал, что ходил на охоту с Герваськой. Герваська, зная свое двойственное положение в доме, очень даже любил нахамить и Аркадию Петровичу, и дедушке, за что часто был наказан. Дедушку же Герваська не любил, да настолько, что как-то утром больно его ударил – дедушка падая, ударился о угол стола и умер. Герваська снял с него цепочку и кольцо да исчез из усадьбы. Петр Петрович, вернувшийся к тому времени со службы, привез с собой товарища, Войтковича. В него и влюбилась без памяти Тоня, сестра Петра Петровича. Но от малейших знаков внимания со стороны Войтковича Тоня начинала дрожать и заливаться румянцем. В результате из Суходола Войткович уехал, а его ухаживания остались незавершенными. … В это же самое время Наталья, дворовая, повествуя читателю судьбу Суходола, крепко влюбилась в Петра Петровича. Из-за этого она и выкрала из его спальни посеребренное зеркальце – прятала его в бане, по утрам вынимала его и любовалась на себя, замирая от страха, но и зеркальце-то было украдено из-за Петра Петровича, для него и смотрелась в зеркальце Наталья... Когда пропажа была обнаружена - да еще самим Петром Петровичем – Наталье отстригли волосы, одели в грубую рубаху и отправили в ссылку, в соседнюю усадьбу Лунево. Там Наталье придется жить долгих два года. Два года тишины и спокойствия, омрачавшиеся иногда страшными снами, всего-то снов было два – в одном взбирался ей на грудь громадный серый и непристойно возбужденный козел, крича: Я твой жених!. А другой сон, пугавший Наталью еще больше, был сном о пожаре, страшном и диком, неожиданно приключившимся в Суходоле. Через два года Наталья вернулась в Суходол, но вернулась другою – повзрослевшей, строгой, затушившей в себе искры первой любви. В Суходоле все изменилось: Петр Петрович женился, барышня Тонечка после отъезда Войтковича помутилась рассудком, а Наташу назначили в прислужницы к Тоне. Та часто заходилась в истерике, била Наталью и рвала на ней волосы, кидала в нее, чем подвернется, но порой успокаивалась. Однако стоило ей взглянуть на фортепиано, за которым играла она в четыре руки с Войтковичем, как истерики ее возобновлялись и даже колдун Клим Ерохин был не в силах ей помочь.
Вскоре в Суходоле появился новый житель, провиненный монах Юшка, бездельник с похотливым взглядом. Он все чаще останавливал Наталью в темном коридоре, говоря, что влюбился в нее и вскорости придет к ней, а если закричит, то дотла сожжет… Наташенька не спала ночами, прислушиваясь к малейшему шороху и однажды, когда задремала под утро, Юшка пришел.

При раскрытии любовной концепции в «Суходоле» особый интерес представляет история главной героини Натальи. Стоит отметить, что этот образ – не целиком плод прихотливой бунинской фантазии. В начале лета 1911 года, задумывая будущую повесть, писатель упомянул в дневнике о некой «Натахе», с которой он вел долгий разговор о крепостной жизни, и отметил специально: «Восхищается». Согласно другой точки зрения, судьба героини имеет литературное происхождение.

Так, в повести Льва Толстого «Детство» есть рассказ про экономку Иртеньевых Наталью Савишну. Центральные события в жизни обеих героинь удивительно похожи: обе они испытали несчастную любовь, за которую были наказаны ссылкой. Но в отличие от героини Толстого избранником бунинской Натальи стал не официант, а барин Петр Петрович Хрущев. Для того чтобы показать чистоту любви своей героини, Бунин использует прием сравнения, сравнивая чувство Натальи с аленьким цветком, который расцвел в сказочном саду. Наталья украла у барина зеркальце на память и была за это обвинена в краже и выслана из Суходола на восемь лет. После возвращения в Суходол с Натальей случается еще ряд драматических событий: воспринимая мир сказочным, романтическим?

по религиозным канонам, Наталья всю силу богатой своей натуры расходует впустую, добровольно принимая роль великомученицы. Над ней «измывается» барышня Антонина, Наталья имеет связь с похотливым юродивым Юшкой, который заставил героиню уступить ему, вследствие чего Наталья забеременела, но во время пожара от страха потеряла ребёнка. Но, несмотря на все эти факты, Наталья до последних дней пронесла любовь к Петру Хрущеву, считая это чувство самым удивительным и прекрасным в жизни.

Таким образом, здесь Бунин показывает одну из ключевых особенностей своей любовной концепции: любовь писатель воспринимает как двуединое начало, являющееся одновременно и счастьем, и трагедией. Позже эта позиция будет сформулирована и высказана писателем в книге «Темные аллеи »: всякая любовь – великое счастье, даже если она не разделена.

Кроме того, в «Суходоле» обнаруживается еще одна особенность Бунинской философии любви: под действием этого чувства равны абсолютно все, независимо от социального положения. Так, второй жертвой драматичных страстей в данной повести стала барышня Антонина Петровна – дочь хозяина Суходола Аркадия Петровича. Тоня даже не заметила, как влюбилась – ей казалось, что «просто стало веселее жить».

Возлюбленным ее стал товарищ ее брата Войткевич. Он читает ей стихи, играет с ней на фортепиано, дарит цветы, по всей вероятности, имея по отношению к девушке серьезные намерения. Но Тоня по своей девичьей неопытности сама отталкивает ухажера. Она так бешено вспыхивала при каждой попытке молодого человека признаться ей в своих чувствах, что тот внезапно покидает их дом. Тоня же лишилась от тоски разума: стала раздражительной, жестокой, неконтролирующей себя. Стала жить, переходя от безропотного равнодушия к приступам гневной раздражительности и безумия, в котором все окружающие видели нечто страшное и мистическое.

К роковым последствиям в рассказе любовь ведет не только женщин, но и мужчин. Так, Петр Кириллыч помешался от любовной тоски после смерти красавицы жены, а его сына Петра Петровича, лошадь, на которой тот возвращается от любовницы, насмерть зашибает копытом.

Таким образом, мы можем вывести, что любовь, описанная Буниным в «Суходоле», лишена светлых грез и имеет достаточно драматический характер, но все же это чувство, в котором писатель видит единственное оправдание бытия.


«Суходол» представляет собой семейную хронику столбовых дворян Хрущевых. Судьба Натальи стоит в центре произведения. Это дворовая девушка, жившая у Хрущевых как родная, поскольку была молочной сестрой отца. Много раз рассказчик повторяет мысль о том, что суходольские господа и дворня были близки. Он попадает в усадьбу впервые только в отрочестве и сразу же видит, что разоренный Суходол имеет особое очарование.

Историю усадьбы и историю рода рассказывает Наталья. Петр Кириллович, дед, после ранней смерти своей жены помешался от тоски. У него постоянные конфликты с дворовым Герваськой, который, по слухам, был его незаконным сыном. В свою очередь, Герваська грубо разговаривает с барином, чувствуя свою власть над ним, помыкает им, да и другими обитателями дома. Для дочери Тони и сына Аркадия Петр Кириллович выписывает учителей-французов, но в город детей учиться не отпускает. Получить образование смог только сын Петр, который выходит в отставку, желая поправить хозяйственные дела. Он приезжает в Суходол с Войткевичем, своим товарищем. Тоня влюбляется в Войткевича, и молодые люди много времени проводят вместе.

Войткевич читает стихи, Тоня исполняет романсы под фортепиано. По всей видимости молодой человек имеет серьезные намерения по отношению к девушке. Но, как только Войткевич делает попытку объясниться, Тоня вспыхивает и этим отталкивает его. Неожиданно он уезжает. Тоня сильно тоскует, лишается разума и заболевает. В ее поведении появляется раздражительность, жестокость, она не способна контролировать свои поступки. Тем временем Наталья безнадежно влюбляется в Петра Петровича.

Девушка переполнена новым чувством, она счастлива только от того, что находится рядом с человеком, которого так сильно любит. В порыве чувств совершенно неожиданно для самой себя она крадет зеркальце в серебряной оправе, принадлежащее Петру Петровичу, и в течение нескольких дней девушка наслаждается радостью обладания вещью любимого человека. Она подолгу глядится в зеркало, надеясь понравиться барину. Но счастье ее было недолгим, оно завершается позором и стыдом. Пропажу находят, и Петр Петрович, приказав обрить Наталье голову, отправляет ее в ссылку на дальний хутор. Покорная Наталья не смеет перечить барину и по дороге встречает офицера, который отдаленно похож на Петра Петровича. Увидев его, девушка падает в обморок.

Поселившись в фамильной усадьбе, Петр Петрович пытается завести полезные знакомства, для чего устраивает званый обед. Но показать, что молодой человек – главное лицо в доме, невольно мешает дед. Дед был блаженно-счастливым, но его слова были бестактны, он был слишком болтлив и жалок. «Он тоже вообразил себя радушным хозяином…» и с раннего утра суетился, стараясь устроить из приема гостей целую церемонию, казавшуюся всем глупой.

Дед путается под ногами, полезным людям за обедом говорит глупости, от чего Герваська жутко раздражен и позволяет себе на правах незаменимого слуги, с которым все считаются, прямо за столом оскорбить Петра Кирилловича, после чего тот просит у предводителя защитить его. Гостеприимный дед начинает уговаривать гостей остаться на ночь. Наутро он выходит в залу и берется за перестановку мебели. Неслышно появляется Герваська и начинает прикрикивать на деда. Старик пытается сопротивляться, но Герваська бьет его в грудь, отчего тот, ударяясь виском о ломберный стол, падает и умирает. После происшествия Герваська пропадает из Суходола, с того времени только Наталья видела его. «Барышня» Тоня требует вернуть Наталью из ссылки. Девушка возвращается. Тем временем Петр Петрович женился, и хозяйкой в Суходоле стала его жена Клавдия Марковна, которая ждет ребенка. Наталья прислуживает Тоне, срывающей на девушке свой тяжелый характер - постоянно ругает её, бросает в нее разные предметы, просто издевается над ней. Но Наталья скоро приспосабливается и к характеру, и к привычкам барышни и даже находит к ней подход. Наталья отказывается идти замуж. Ей привиделся страшный сон, в котором она становится женой козла. Она считает сон предупреждением о невозможности замужества, поскольку оно обязательно закончится катастрофой. Тоней овладевают беспричинные страхи, ей всюду видится беда. Наталья заражается от барышни этими страхами. Так постепенно в доме появляются «божьи люди», одним из которых был Юшка – бездельник и нахлебник, жил там, где пошлет бог, а за пищу платил рассказами о своей «провинности» и о безделье.

Юшка уродлив и похотлив, он «похож на горбатого» и отличается наглостью. Юшка поселяется в Суходоле, назвавшись «бывшим монахом». Наталья вынуждена уступить ему, поскольку она ему «понравилась». Так девушка убеждается, что её сон был «вещим». Спустя месяц Юшка исчезает из Суходола, а Наталья узнает, что беременна. Через некоторое время сбывается и второй её сон: суходольский дом загорается, а она от страха теряет ребенка. Тоню пытаются излечить: ее то везут к святым мощам, то приглашают колдуна, однако результата нет, ее характер все более портится, а страхи все более одолевают. Петр Петрович погибает под копытами лошади, которая зашибает его насмерть, когда он едет от любовницы. Дом все более приходит в запустение, а прошлое становится все «легендарнее». Тоня, Клавдия Марковна и Наталья доживают здесь свои дни, коротая вечера в молчании. Лишь на погосте молодой рассказчик чувствует еще свою близость к предкам, хотя и не может с уверенностью отыскать их могил.

В Наталье всегда поражала нас ее привязанность к Суходолу.

Молочная сестра нашего отца, выросшая с ним в одном доме, целых восемь лет прожила она у нас в Луневе, прожила как родная, а не как бывшая раба, простая дворовая. И целых восемь лет отдыхала, по ее же собственным словам, от Суходола, от того, что заставил он ее выстрадать. Но недаром говорится, что, как волка ни корми, он все в лес смотрит: выходив, вырастив нас, снова воротилась она в Суходол.

Помню отрывки наших детских разговоров с нею:

Ты ведь сирота, Наталья?

Сирота-с. Вся в господ своих. Бабушка-то ваша Анна Григорьевна куда как рано ручки белые сложила! Не хуже моего батюшки с матушкой.

А они отчего рано померли?

Смерть пришла, вот и померли-с.

Нет, отчего рано?

Так бог дал. Батюшку господа в солдаты отдали за провинности, матушка веку не дожила из-за индюшат господских. Ято, конечно, не помню-с, где мне, а на дворне сказывали: была она птишницей, индюшат под ее начальством было несть числа, захватил их град на выгоне и запорол всех до единого... Кинулась бечь она, добежала, глянула -да и дух вон от ужасти!

А отчего ты замуж не пошла?

Да жених не вырос еще.

Нет, без шуток?

Да говорят, будто госпожа, ваша тетенька, заказывала. За то-то и меня, грешную, барышней ославили.

Ну-у, какая же ты барышня!

В аккурат-с барышня! - отвечала Наталья с тонкой усмешечкой, морщившей ее губы, и обтирала их темной старушечьей рукой. - Я ведь молочная Аркадь Петровичу, тетенька вторая ваша...

Подрастая, все внимательнее прислушивались мы к тому, что говорилось в нашем доме о Суходоле: все понятнее становилось непонятное прежде, все резче выступали странные особенности суходольской жизни. Мы ли не чувствовали, что Наталья, полвека своего прожившая с нашим отцом почти одинаковой жизнью,- истинно родная нам, столбовым господам Хрущевым! И вот оказывается, что господа эти загнали отца ее в солдаты, а мать в такой трепет, что у нее сердце разорвалось при виде погибших индюшат!

Да и правда, - говорила Наталья, - когда было не пасть замертво от такой оказии? Господа за Можай ее загнали бы!

А потом узнали мы о Суходоле нечто еще более странное: узнали, что проще, добрей суходольских господ "во всей вселенной не было", но узнали и то, что не было и "горячее" их; узнали, что темен и сумрачен был старый суходольский дом, что сумасшедший дед наш Петр Кириллыч был убит в этом доме незаконным сыном своим, Герваськой, другом отца нашего и двоюродным братом Натальи; узнали, что давно сошла с ума - от несчастной любви - и тетя Тоня, жившая в одной из старых дворовых изб возле оскудевшей суходольской усадьбы и восторженно игравшая на гудящем и звенящем от старости фортепиано экосезы; узнали, что сходила с ума и Наталья, что еще девчонкой на всю жизнь полюбила она покойного дядю Петра Петровича, а он сослал ее в ссылку, на хутор Сошки...

Наши страстные мечты о Суходоле были понятны. Для нас Суходол был только поэтическим памятником былого. А для Натальи? Ведь это она, как бы отвечая на какую-то свою думу, с великой горечью сказала однажды:

Что ж! В Суходоле с татарками за стол садились! Вспомнить даже страшно.

То есть с арапниками? - спросили мы.

Да это все едино-с,- сказала она.

А зачем?

А на случай ссоры-с.

В Суходоле все ссорились?

Борони бог! Дня не проходило без войны! Горячие все были - чистый порох.

Мы-то млели при ее словах и восторженно переглядывались: долго представлялся нам потом огромный сад, огромная усадьба, дом с дубовыми бревенчатыми стенами под тяжелой и черной от времени соломенной крышей - и обед в зале этого дома: все сидят за столом, все едят, бросая кости на пол, охотничьим собакам, косятся друг на друга - и у каждого арапник на коленях: мы мечтали о том золотом времени, когда мы вырастем и тоже будем обедать с арапниками на коленях. Но ведь хорошо понимали мы, что не Наталье доставляли радость эти арапники. И все же ушла она из Лунева в Суходол, ^источнику своих темных воспоминаний. Ни своего угла, ни близких родных не было у ней там; и служила она теперь в Суходоле уже не прежней госпоже своей, не тете Тоне, а вдове покойного Петра Петровича, Клавдии Марковне. Да вот без усадьбы-то этой и не могла жить Наталья.

Что делать-с: привычка,- скромно говорила она.- Уж куда иголка, туда, видно, и нитка. Где родился, там годился...

И не одна она страдала привязанностью к Суходолу. Боже, какими страстными любителями воспоминаний, какими горячими приверженцами Суходола были и все прочие суходольцы!

В нищете, в избе обитала тетя Тоня. И счастья, и разума, и облика человеческого лишил ее Суходол. Но она даже мысли не допускала никогда, несмотря на все уговоры нашего отца, покинуть родное гнездо, поселиться в Луневе:

Да лучше камень в горе бить!

Отец был беззаботный человек; для него, казалось, не существовало никаких привязанностей. Но глубокая грусть слышалась в его рассказах о Суходоле. Уже давным-давно выселился он из Суходола в Лунево, полевое поместье бабки нашей Ольги Кирилловны. Но жаловался чуть не до самой кончины своей:

Один, один Хрущев остался теперь в свете. Да и тот не в Суходоле!

Правда, нередко случалось и то, что, вслед за такими словами, задумывался он, глядя в окна, в поле, и вдруг насмешливо улыбался, снимая со стены гитару.

А и Суходол хорош, пропади он пропадом! - прибавлял он с тою же искренностью, с какой говорил и за минуту перед тем.

Но душа-то и в нем была суходольская, - душа, над которой так безмерно велика власть воспоминаний, власть степи, косного ее быта, той древней семейственности, что воедино сливала и деревню, и дворню, и дом в Суходоле. Правда, столбовые мы, Хрущевы, в шестую книгу вписанные, и много было среди наших легендарных предков знатных людей вековой литовской крови да татарских князьков. Но ведь кровь Хрущевых мешалась с кровью дворни и деревни спокон веку. Кто дал жизнь Петру Кириллычу? Разно говорят о том предания. Кто был родителем Герваськи, убийцы его? С ранних лет мы слышали, что Петр Кириллыч. Откуда истекало столь резкое несходство в характерах отца и дяди? Об этом тоже разно говорят.