Дочерью какой императрицы считала себя княжна тараканова. Скончалась монахиня Досифея, согласно преданию – княжна Августа Тараканова, дочь Императрицы Елизаветы Петровны. Михаил Казимир Огинский
17 февраля 2010 года исполняется 200 лет со дня преставления монахини Досифеи (принцессы Августы Таракановой; 1745-1810) - насельницы московского Иоанно-Предтеченского женского монастыря. В усыпальнице Романовых Новоспасского монастыря, где похоронена старица Досифея, 13 февраля после литургии будет совершена панихида в память о подвижнице.
Достоверных исторических сведений о происхождении известной московской старицы-затворницы, подвизавшейся четверть века в Ивановском монастыре, нет. Для нас навсегда останется загадкой происхождение ивановской невольницы. Нет документов, нет прямых и точных свидетельств, остается предание. Но главное, что возвышает поистине ее личность, - это подвижническая жизнь затворницы. Косвенные свидетельства говорят о ее знатном и высочайшем происхождении, а живые прямые и точные свидетельства указуют на ее жизнь в затворе, ее дары утешения, молитвы и прозорливости. Для нас важно и ценно именно то, что инокиня Досифея несла нелегкий крест затвора, а после помогала многим и многим людям.
С глубоким смирением восприняла она резкую перемену своей судьбы и проводила жизнь в посте и молитве согласно монашеским обетам. В восточной части обители, слева (с внешней стороны монастыря) от Святых врат с надвратной Казанской церковью, неподалеку от покоев игумении, располагавшихся справа от Святых врат, находились небольшие каменные одноэтажные кельи с окнами на монастырь. Коридор и крытая деревянная лестница вели от келий прямо в надвратную церковь. Две комнатки под сводами и прихожая для келейницы - так описывают затвор старицы Досифеи ее жизнеописатели: И.М. Снегирев, Е. Поселянин и священник Василий Руднев. При полной перестройке архитектурного ансамбля Иоанно-Предтеченского монастыря во второй половине XIX века келья затворницы и Казанский храм со Святыми вратами были разобраны в 1860 году.
По словам монастырского причетника и московского купца Филиппа Никифоровича Шепелева, старица Досифея была среднего роста, худощавая, но сохраняла на лице своем «черты прежней красоты; ее приемы и обращение обнаруживали благородство ее происхождения и образованность». Гликерия Головина, учившаяся в монастыре у одной из монахинь, рассказывала, что из всех насельниц Досифея допускала к себе лишь одну монахиню, «кроме нее, только игумению да своего духовника и не выходила никуда, даже в общую монастырскую церковь». Старица посещала только надвратный храм Казанской иконы Пресвятой Богородицы. Богослужение совершал ее духовник с причетником. В церковь она «выходила весьма редко и то в сопровождении приставленной к ней старицы. Тогда церковные двери запирались изнутри, чтобы никто не мог войти… К окошкам ее, задернутым занавесками, иногда любопытство и молва привлекали народ, но штатный служитель, заступавший место караульного, отгонял любопытных», - сообщает И.М. Снегирев. На содержание ее отпускалась особая сумма из казначейства; стол она могла иметь, если бы захотела, всегда хороший. Отсутствие имени затворницы в ведомостях о монашествующих того времени доказывает то, что о содержании ее были сделаны особые указания.
Личность княжны Таракановой остается тайной и легендой для нашего времени. Весьма часто в исторической и художественной литературе путают и смешивают два лица: cамозванку, именовавшую себя принцессой Владимирской, дочерью императрицы Елизаветы Петровны, и принцессу Августу, княжну Тараканову, тайно постриженную и содержавшуюся в строжайшем затворе в Ивановском монастыре. Картину из Третьяковской галереи «Княжна Тараканова в Петропавловской крепости во время наводнения» знает каждый. Однако мало кому известно, что героиня этого полотна Константина Флавицкого умерла за два года до изображенного наводнения. И уж совсем немногим известно о том, что самозванка, выдававшая себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны, никогда не называла себя Таракановой. Картина Флавицкого не более чем романтическая выдумка художника, далекая от реальности.
Об удивительной судьбе княжны Таракановой рассказывает историческое предание. Оно связывает ее родственными узами с царской фамилией и повествует о тайном, но законном морганатическом браке императрицы Елизаветы Петровны с графом Алексеем Григорьевичем Разумовским (1709-1771). В московском храме Воскресения Словущего в Барашах (ул. Покровка, 26/1) в июне 1744 года императрица Елизавета тайно обвенчалась с графом Алексеем Разумовским. В других источниках говорится о подмосковном селе Перове, в котором был заключен брак 24 ноября 1742 года. Исследовательница своего рода графиня М.А. Разумовская пишет, что в московском храме на Покровке был отслужен благодарственный молебен после венчания. Как бы то ни было, брак был совершен тайно, но при свидетелях, и графу Разумовскому вручены были документы, свидетельствовавшие о браке его. Через год или полтора у них родилась дочь принцесса Августа - та невинная страдалица, которая впоследствии сделалась известной в истории под именем княжны Таракановой - инокини Досифеи. После брака императрица переехала с графом в Санкт-Петербург, Разумовский поселился в апартаментах, смежных с покоями царицы. В столице государыня построила для него в 1748 году особый дворец, известный ныне под именем Аничкова. Отец будущей инокини происходил из простых казаков; возведенный в графское достоинство из придворных певчих, Разумовский сохранил простоту и народную религиозность. В 1756 году императрица пожаловала своего супруга званием генерал-фельдмаршала, хотя к военному делу граф не имел никакого отношения. Высказав свою благодарность императрице, Алексей Григорьевич, тем не менее, заметил: «Лиза, ты можешь сделать из меня что хочешь, но ты никогда не заставишь других считаться со мной серьезно хотя бы как с простым поручиком». Разумовский стремился не вмешиваться в политику и в борьбу придворных партий. Только по двум вопросам граф всегда решительно и открыто подавал свой голос, не боясь наскучить государыне своими ходатайствами, - это просьбы за духовенство и за родную Малороссию, которую императрица Елизавета лично посетила летом-осенью 1744 года. Довольно долгое время она прожила в доме Разумовского в городе Козельце и познакомилась там со всей родней.
«Я не знаю другой семьи, которая, будучи в такой отменной милости при дворе, - писала в своих воспоминаниях Екатерина II о Разумовских, - была бы так всеми любима, как эти два брата». Вступив на престол, Екатерина II отправила к Разумовскому канцлера М.И. Воронцова с указом, в котором ему давался титул высочества как законному супругу покойной государыни. Разумовский вынул из потайного ларца брачные документы, прочитал их канцлеру и тут же бросил в топившийся камин, прибавив: «Я не был ничем более как верным рабом ее величества покойной императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодеяниями превыше заслуг моих… Теперь Вы видите, что у меня нет никаких документов». По словам биографа Разумовского А.А. Васильчикова, граф Алексей Григорьевич «чуждался гордости, ненавидел коварство и, не имея никакого образования, но одаренный от природы умом основательным, был ласков, снисходителен, приветлив в обращении с младшими, любил предстательствовать за несчастных и пользовался общей любовью».
Мать подвижницы государыня Елизавета Петровна - императрица Всероссийская с 25 ноября 1741 года (1709-1761) обладала искренним религиозным чувством, была набожна, соблюдала посты, пешком хаживала на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, по обету часть пути пешком шла в Киев. Государыня так тронута была встречей в Киеве, что, прослезившись, сказала в присутствии всех: «Возлюби меня, Боже, в Царствии Твоем Небесном так, как я люблю народ сей благодарный и незлобивый». Она была народной императрицей, а царствование ее было истинно русское. После владычества немцев при дворе стали видны почти исключительно русские люди. Елизавета вовсе не чуждалась иностранцев, однако, когда ей предлагали назначить на какое-нибудь место иностранца, она отвечала: «К чему это? Разве нет способных русских людей?» И Русская Церковь узнала спокойные дни, не смущаемая никакими инославными влияниями. При Елизавете оставшиеся при дворе протестанты не смели говорить против Православия; она всюду выставляла свое уважение к вере отцов и дала преимущества принимающим Православие. Государыня очень любила посещать разных Божиих людей и охотно заводила с ними знакомство; деятельное участие приняла царица в судьбе преподобного Феодора Санаксарского и преподобной Досифеи, затворницы Киевской. Оба подвижника были пострижены по воле императрицы, и на постригах государыня изволила быть лично. Она интересовалась внутренним бытом монастырей, вникала в назначение настоятелей известных обителей. Особенно Елизавета Петровна почитала икону Богоматери «Знамение» Царскосельскую. В ночь на 25 ноября 1741 года она молилась перед этим образом и дала обет: в случае если достигнет престола, не казнить в свое царствование ни одного человека. Обет был исполнен: государыня отменила в стране смертную казнь.
Будущая праведница Досифея родилась в конце 1745 или начале 1746 года. Девочку назвали Августой в честь святой мученицы, память которой совершается 24 ноября. Монахиня Таисия (Карцова) пишет, что «во святом крещении наречена она была Дорофеей; Августа был ее титул». Обе версии имеют свои основания. По сложившимся жизненным обстоятельствам родители Августы не могли воспитывать дочь, но их личное благочестие ей было известно и служило примером. Принцесса Августа, воспитанная в высшем обществе, молодые годы провела за границей и не предполагала связать свою жизнь с монашеством. Почему дочь императрицы Елизаветы принцесса Августа получила фамилию Таракановой, достоверно неизвестно. Предполагают, что она произошла от искаженной фамилии Дараган. Известно, что родная сестра Алексея Разумовского Вера Григорьевна была замужем за полковником Малороссийского войска Е.Ф. Дараганом. Дети их были привезены в Петербург и жили при дворе; народ малознакомую фамилию Дараган изменил по созвучию в Тараканову; быть может, принцесса Августа в детстве жила у своей родной тетки Веры Дараган в Малороссии и в Петербурге и, таким образом, вместе с ее детьми прозвана Таракановой. Как бы то ни было, но за принцессой Августой, после Досифеей, в предании и истории упрочилась фамилия Таракановой.
Принцесса Августа воспитывалась за границей. Самой ли матерью она была отправлена туда или после смерти ее 25 декабря 1761 года отцом графом Разумовским, неизвестно; но то несомненно, что она жила там до 1780-х годов. А.А. Васильчиков сообщает, что Разумовский действительно воспитывал за границей в Швейцарии своих племянников Дараганов (или, как их иначе называли, Дарагановых), Закревских и Стрешенцова. Там бы, в Европе, в тишине и довольстве Августа и кончила бы свою жизнь, но интрига поляков разрушила ее счастье. За границей узнали, кто эта княжна. Так как в России при неопределенности прав престолонаследия происходили частые перемены в правительстве, вследствие чего произведение нового переворота никому не казалось делом невозможным, то поляками и признано было благовременным около 1773 года поставить затруднение императрице Екатерине в лице дочери Елизаветы, претендентки на русский престол. Принцесса Августа на такой гнусный поступок не решилась, но нашлось лицо подставное - самозванка, известная в истории принцесса Владимирская. Много употреблено было хлопот, много израсходовано денег для того, чтобы произвести замешательство в России, наделать как можно больше неприятностей Екатерине; но выдумка не удалась: наученная горьким опытом XVII века, Россия в XVIII веке самозванцам не верила. Принцесса Владимирская в Италии, на Ливорнском рейде, графом Алексеем Григорьевичем Орловым-Чесменским была арестована, привезена в Петербург, заточена в Петропавловскую крепость и там 4 декабря 1775 года скончалась от чахотки. Дело о ней хранилось в строжайшей тайне: ни в России, ни за границей никто ничего не знал, что с ней случилось. А так как через два года после ее заключения, именно в 1777 году, было в Петербурге сильное наводнение, то и распространился слух, что она утонула в каземате, из которого забыли или не хотели ее вывести.
Принцессы Владимирской, выдававшей себя за дочь Елизаветы, не стало, но действительная Тараканова была жива и свободна. Мысль о том, что существует дочь Елизаветы, что ее имя и рождение могут послужить поводом для интриги поляков или других врагов России, тревожила императрицу, а бунт Пугачевский, недавно погибшая самозванка, возмущение в Москве в 1771 году, придворные интриги и заговоры увеличивали это опасение. В XVIII веке в России не было закона о престолонаследии - это был век дворцовых переворотов. Урожденная немецкая принцесса, Екатерина II взошла на русский трон в результате такого переворота и не чувствовала себя спокойно.
Императрицей было дано повеление хитростью или насилием привезти из-за границы принцессу Августу. Повеление императрицы исполнили. Где и кем взята она, неизвестно; но как взята, об этом впоследствии рассказывала она сама госпоже Головиной в минуту откровенности, взяв с нее предварительно клятву, что она до смерти никому не расскажет о том, что услышит от нее. «Это было давно, - говорила принцесса, - была одна девица, дочь очень-очень знатных родителей; воспитывалась она далеко за морем в теплой стороне, образование получила блестящее, жила она в роскоши и почете, окруженная большим штатом прислуги. Один раз у ней были гости и в числе их один русский генерал, очень известный в то время; генерал этот предложил покататься в шлюпке по взморью; поехали с музыкой, с песнями; а как вышли в море, там стоял наготове русский корабль. Генерал и говорит ей: “Неугодно ли Вам посмотреть на устройство корабля?” Она согласилась, взошла на корабль, а как только взошла, ее уж силой отвели в каюту, заперли и приставили часовых». Это было в 1785 году. Промыслом Божиим дочь Елизаветы была неволею привезена в Россию, будучи 39 лет от рождения.
Принцесса Августа была представлена императрице Екатерине II. Государыня, как говорят, беседовала с ней долго, откровенно, говорила о недавнем бунте Пугачевском, о смуте самозванки, о государственных потрясениях, могущих и впредь быть, если ее именем воспользуются враги существующего порядка, и наконец объявила, что она должна для спокойствия России удалиться от света, жить в уединении в монастыре и, чтобы не сделаться орудием в руках честолюбцев, постричься в монахини. Горький приговор выслушан. Возражать императрице было немыслимо.
Монастырь Ивановский в Москве, тот самый, который императрица Елизавета в 1761 году назначила для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей, назначен местом заключения ее дочери. Невинная страдалица смогла со смирением принять свой крест, данный ей Богом, и свое несчастье обратить ко спасению души. Однообразие жизни, одиночество, скука, мысль о вечном заключении, воспоминание о своих знаменитых родителях, о своей молодости, о недавней свободной жизни за границей - одно уже это делало жизнь ее томительной, тяжелой, но на сердце ее было еще что-то такое, почему она все время заключения своего постоянно чего-то боялась, трепетала. При всяком шорохе, при всяком стуке в дверь, рассказывают очевидцы, она бледнела и тряслась всем телом. Внезапная ли горькая перемена жизни, угрозы ли императрицы, очень возможные при свидании с ней пред заключением, или строгое обращение при аресте повлияли на нее, неизвестно, но она боялась всего и всех. Но ни эта боязнь, ни страх не смогли отлучить ее от всецелой преданности Богу и Его святой воле. Были у нее какие-то бумаги, которые после долгого колебания, во избежание неприятностей, она должна была сжечь. Единственно, что напоминало ей о прежнем величии и счастье, - это акварельный портрет ее покойной матери императрицы Елизаветы, который она свято хранила до конца своей жизни. Известный подвижник благочестия архимандрит Моисей, настоятель Оптиной пустыни, рассказывал, что он в молодости своей около 1806 года не раз бывал в келье инокини Досифеи и видел там акварельный портрет императрицы Елизаветы. Да, нелегкий крест угодно было Провидению возложить на рамена этой невольной затворницы, но кроткая от природы, воспитанная в Православии, она не пала под тяжестью его.
Руководителями ее на новом пути жизни были лица, имевшие к ней доступ: игумения монастыря и духовник. Игуменией монастыря была в то время Елисавета (1779-1799), старица доброй жизни, более 40 лет безвыходно жившая в монастыре Ивановском; монахини и белицы при избрании игумении единогласно двумя прошениями входили к начальству, чтобы никто другая, а именно она была поставлена в игумении. Опытная, любвеобильная старица не могла не сочувствовать затворнице и, конечно, была в состоянии сказать ей и слово утешения, и слово подкрепления. Общаясь лишь с духовником, игуменией Елисаветой и келейницей, монахиня Досифея все время своей затворнической жизни посвящала молитве, чтению духовных книг и рукоделию; вырученные за труды деньги она через келейницу раздавала бедным. Иногда на имя ее присылаемы были к игумении от неизвестных лиц значительные суммы, и эти деньги она употребляла не на себя, но или на украшение монастырских церквей, или на пособие бедным. Десять лет проведя в глубоком уединении, мать Досифея стяжала благодать от Бога и духовные дары молитвы, утешения и прозорливости.
Наставником матушки Досифеи был и митрополит Московский Платон (Левшин; 1737-1812). Отношения его к графу Разумовскому были довольно близки. Платон имел хороший голос, а граф был сам из певчих, и, как любитель церковного пения, он нередко призывал молодого иеродиакона к себе и певал с ним. В 1763 году Платон был назначен законоучителем цесаревича Павла Петровича (будущего императора Павла I) и придворным проповедником. С 1775 года - архиепископ Московский, в 1787 году возведен в сан митрополита Московского. В его ведении находился Ивановский женский монастырь. Как архипастырь, он духовно назидал отшельницу через игумению и духовника, по смерти императрицы Екатерины II нередко бывал у Ивановской затворницы, на праздники приезжал с поздравлениями.
Духовным руководителем матери Досифеи стал старец Новоспасского монастыря иеромонах Филарет, в схиме Феодор (Пуляшкин; 1758-1842). Незадолго до своей кончины она советовала вдове помещице Курманалеевой обращаться именно к нему: «“Нужно тебе иметь духовного руководителя для правильной жизни и спасения душевного; но в наше время весьма трудно найти… ты знаешь такого великого старца… держись сего старца, он великий угодник Божий, блюди и исполняй его слово, открывай ему совесть, и Бог тебя спасет… Поезжай к нему сейчас же, скажи, что грешная Досифея кланяется ему до земли и просит его святых молитв и что вот вскоре и он мне поклонится. (Таким образом прозорливая затворница предсказывала свою кончину.) Исполни мою просьбу, потом побывай у меня в такой-то день, только не опоздай”. Старица улыбнулась слегка и заметила: “Путь в лавру от тебя не уйдет, позднее этого дня ты меня не увидишь; прошу тебя приехать”». «Да, великая была подвижница мать Досифея! Много, много она перенесла в жизни, и ее терпение да послужит нам добрым примером», - так отзывался о ней старец Филарет. Воля старицы была исполнена в точности; ее похоронили в Новоспасском монастыре, первоначально напротив окон кельи старца Филарета.
Под руководством таких-то людей и выработался тот нравственный характер, которым отличалась отшельница во всю свою остальную жизнь. Вера в Бога-Промыслителя, христианский взгляд на земную жизнь и жизнь вечную, божественное воздаяние, обещанное невинным страдальцам, - вот что ободряло и утешало ее в жизни.
После смерти Екатерины II в 1796 году к старице Досифее стали допускать народ, и тогда открылись Богом данные ей дары молитвы, прозорливости, наставления и утешения. Ее посещали в это время и высокопоставленные лица: однажды был у нее кто-то из лиц императорской фамилии, но как посещение было секретно, то и имени посетителя не сохранилось. Причетник Ивановского монастыря сказывал И.М. Снегиреву, что он видал каких-то важных особ, допущенных игуменией к Досифее, с которыми она говорила на иностранном языке. В Москве скоро узнали о добродетельной жизни затворницы Ивановского монастыря, и толпы народа подходили к окнам ее кельи не ради любопытства, как прежде, а с благоговением: один просил молитв, другой совета, третий благословения. Смиренная отшельница, любя Бога и ближнего, не могла не отвечать на усердные просьбы посетителей. И как благотворны были плоды духовных бесед ее! Вот пример: два брата Тимофей и Иона Путиловы, один 19, а другой 14 лет, приходят около 1800 года из Ярославской губернии в Москву и поступают в услужение к одному купцу. Любя чтение духовных книг, часто посещая московские обители, они случайно узнают, что в монастыре Ивановском есть затворница высокой духовной жизни по имени Досифея. Приходят в монастырь, подходят к ее келье, желают хотя только взглянуть на эту таинственную инокиню, но прозорливая, духовно мудрая старица узнает в этих юношах будущих подвижников благочестия, принимает к себе в келью, входит с ними в духовное общение. Кончилось тем, что эти два юноши отправились в Саровскую пустынь, постриглись в монашество и впоследствии сделались столь известными в истории монашества настоятелями монастырей: Тимофей с именем Моисея - архимандритом Оптиной пустыни, а Иона с именем Исаии II - игуменом Саровской пустыни. Мать Досифея не оставляла их духовным руководством до конца своей жизни и поучала не только устно, но и письменно. До нас дошло одно письмо ее к ним за то время, когда они только что прибыли в Саровскую пустынь. Как преисполнено оно духовной мудрости! Высокий стиль и хороший слог письма свидетельствуют о глубокой внутренней культуре и прекрасном образовании старицы Досифеи. Приводим его здесь вполне. Письмо датировано 29 октября 1805 года. Она пишет:«В послушании о Христе почтеннейшему Тимофею и братии мир и Божие благословение.
Приятное письмо ваше, посланное чрез брата А.С., имела удовольствие получить и, читав оное, не могла не вспомнить слов, что всуе путь, аще не благословит Бог. Вы, направя стопы ваши на путь мирен к необуреваемому пристанищу, благополучно достигли, настигше на пути старца, хотя безмолвна, но внутрь сердца снабденна и Богом благословенна, коего древний посох указывал вам путь к вечно тихому пристанищу в Саровском Иерусалиме. Сие напутствие Божие весьма сходно с принятым вами намерением. И должно заметить, что на путь правый указует идущим не скитающийся в мирской прелести, ищущий спокойствия телесного, переход из града в другой, но напутствуемый чрез Христа старец, хотя в раздранном рубище и хладный телом, но теплый верою и, безмолвствуя языком в мире, отверст устами в обители внутренней, затворивший уста, как бы дверь хижины теплой от охлаждения и дабы не вшел тать похитить сокровище, еже даде ему Господь. Сего старца, напутствующего вас, увидя из письма, не могла я не чувствовать истинной веры, что севший с вами, сей провожающий на служение Богу, - избранник от Христа Спасителя нашего, человек потаенного сердца в неистлении молчаливого духа и слова его внутрь; дабы доказать верующим, что избравших лучший конец жития и преходящих путь остатки жизни в вере и неленостном послушании для достижения спасения будет благословлять Сам Отец Небесный, яко напутствующий вас старец, от коего все мимоидущие смиренно просят Божия благословения, яко слабые суть в мире, во брани плоти и крови и в духе злобы.
Вы же, видев совесть свою как бы в зеркале и приняв несение креста Спасителя нашего, обещая послушание нести его и далее, дондеже укажется место и время сложить его, страшитесь сбросить его с себя, угождая побуждениям плоти, в коей часто бывает и враг владыкою. Но, достигши спокойствия совести и будучи наставляемы отцом Александром, не страшитесь возмущения со стороны родственников, имея Отца и Матерь, Иже на небеси. Впрочем, хотя дядя, сестры и прочие родственники в неудовольствии по свойству плотскому и мятутся, яко в мире ища наказаний, но вспомните родителей К. Д-ча незлобствующих о спасении ближнего. Может быть, Бог смирит сердца и ваших родственников, если веры утверждение не поколеблется в сердце вашем и не сделаете отступления, дав себя исхитить волку из стада Христова и растерзать среди прелестьми ослепленных. Иона, брат, утешающий жизнью, несущий троепослушание с терпением, и К.Д., трудившийся с вами в хлебне (вы пишите), общелюбимы строителем и пустынниками, пекущимися о вашем назидании душевном. Дай Бог, чтобы с любовью сей почтенной о Христе братии преходили вы трудности послушания для тела к облегчению и спасению духа, достигая при черном покрове главы блистающего на оную венца от Спасителя мира. Видев же вас, не сетующих и без уныния, благодарящих Господа нашего, прошу вас смиренно писать мне впредь при случаях о продолжении жития вашего. Я же при молитве как духовно, так и телесно здрава. И прошу читать письмо вместе, дабы цепь дружества вашего была тверже. Впрочем, желая вам душевного и телесного здравия и Божия благословения, имею честь быть, грешная монахиня Досифея».
Братья Путиловы впоследствии стали настоятелями трех значительных российских обителей: Саровской пустыни, Оптиной пустыни и Малоярославского монастыря. Двое из них - Моисей и Антоний - прославлены в соборе Оптинских старцев.
В середине ХIХ века, благодарный к своей духовной матери старице Досифее, архимандрит Моисей (Путилов; † 1862) незадолго до своей смерти писал в Москву 21 марта 1859 года к строительнице Ивановской обители Марии Александровне Мазуриной: «Известясь, что по Промыслу Божию предназначено Вашему особенному попечению возобновление бывшего Ивановского монастыря, радуюсь и Бога благодарю. В этом благотворном деле для меня ближе всех душевная радость потому, что жившая в прежнем Ивановском монастыре духовно-мудрая старица блаженной памяти Досифея послужила мне указанием на избрание пути жизни монашеского звания; она ознакомила меня со старцами Александром и Филаретом в Новоспасском монастыре, где она и похоронена». Подлинное письмо преподобного Моисея Оптинского хранилось в конце ХIХ - начале ХХ века в московском Иоанно-Предтеченском женском монастыре. Упоминаемые в нем старцы, известные московские духовники, в свою очередь были связаны со знаменитым подвижником преподобным Паисием (Величковским; 1722-1794; память 15/28 ноября), повлиявшим на восстановление традиции русского старчества и монашеского аскетического подвига. Через новоспасских старцев к монахине Досифее протянулась ниточка, связывающая русское иночество с афонским монашеским идеалом. И.М. Концевич пишет, что «в незаметных углах созревали духом Божии избранники, в тайном подвиге выковавшие силу духа, благодаря которым и могла с окончанием гонений возродиться истинная монашеская жизнь. Но жития подвижников периода гонений не были еще до сих пор изучены с должным вниманием и не было канонизаций, кроме нескольких святителей. Между тем число святых было не малое». В пример он приводит двух подвижниц - преподобную Досифею, затворницу Киевскую (прославлена местночтимо в 1993 году; ныне - общецерковно; память 25 сентября / 8 октября) и блаженную инокиню Досифею (княжну Августу Тараканову).
Досифея скончалась 4 февраля 1810 года 64 лет от роду, после 25-летнего пребывания в монастыре Ивановском. Погребение ее совершено было с особой торжественностью. За болезнью престарелого митрополита Платона отпевал ее московский викарий, епископ Дмитровский Августин (Виноградский; 1766-1819) с почетным духовенством. Сенаторы, члены Опекунского совета и доживавшие свой век в Москве вельможи екатерининского времени явились на ее похороны в лентах и мундирах. Тогдашний главнокомандующий Москвы (с 7 августа 1809 г. по 29 мая 1812 г.) граф Иван Васильевич Гудович, женатый на графине Прасковье Кирилловне Разумовской, которая приходилась двоюродной сестрой почившей, был на похоронах ее в полной форме. В высшем тогдашнем светском круге все знали, кто эта почившая. Толпы народа наполняли монастырь и все улицы, по которым проходила процессия. Тело ее было погребено в Новоспасском монастыре, у восточной ограды, на левой стороне от колокольни. Похороны свидетельствовали о народном почитании старицы как при жизни, так и по смерти. В 1908 году на могиле ее была сооружена часовня; недавно она восстановлена.
Уникальный портрет старицы Досифеи хранился в XIX - начале ХХ века в ризнице Новоспасского монастыря. На обороте его имелась надпись: «Принцесса Августа Тараканова, в иноцех Досифея, постриженная в московском Ивановском монастыре, где по многих летех праведной жизни своей и скончалась, погребена в Новоспасском монастыре».
О возрождении Иоанно-Предтеченского монастыря в начале 1990-х годов вспоминает его первая насельница инокиня Елисавета: «Имена насельниц узнали от матушки Киры Поздняевой. Появлялись люди, которые рассказывали о последних монахинях. Как только нам становились известны имена насельниц, начинали их поминать. Чувство радости - взыграние, как будто небеса возрадовались, что сомкнулось время над страшной пропастью последних времен. На утреннем правиле вслух читали весь монастырский помянник, почти наизусть знали его. О монахине Досифее приходили отрывочные сведения, узнавали о ней постепенно. Ходили в ее часовню молиться, потом прикладывались к ее косточкам. Они лежали в гробике; было видно, что у нее искривлен позвоночник; нескольких косточек не хватало. Прикладывались прямо к открытым косточкам… Она, как светоч, над всеми парила. Мы попали в каменный мешок, и она, попав в эти условия, устояла на этом месте. Мы сомневались: “Будет монастырь, не будет…”. Мать Досифея своим подвигом из невольницы превратилась в подвижницу, так возросла духовно. Это стояло как пример, как икона. Ее пример вдохновлял! Помогал в тяжелых испытаниях. По мере молитвы место это стало очищаться и физически. С первых лет изображение монахини Досифеи размножили, вставили в рамочки, и стоят в кельях сестер эти простенькие ее изображения до сих пор».
Когда в 1996 году обрели мощи монахини Досифеи, сестры тогда еще не открытой обители удостоились помолиться и приложиться к честным останкам почитаемой старицы. По их воспоминаниям, это было прикосновение к святыне. Все чувствовали особую значимость события и молитвенного общения с небесной покровительницей монастыря.
Рассказывает инокиня Амвросия: «С 1995 года сестры ходили к часовне матери Досифеи, пели панихиду, старались поддерживать неугасимую лампаду, ухаживать за цветами. Сестра Маргарита, испросив благословение у батюшки (духовником общины был протоиерей Сергий Романов, настоятель храма святого князя Владимира) часто пешком ходила в Новоспасский монастырь, зажигала лампаду в часовне. Сестра Ирина несколько раз ее подменяла. Продолжалось это в течение нескольких месяцев. Сестры ждали, что в скором времени подвижница будет прославлена во святых, но тогда время еще не пришло. В те дни на лечение в Москву приехала монахиня Паисия из Рижской пустыни, страдающая от сильных головных болей. Узнав о старице Досифее, мать Паисия с сестрами отправилась в Новоспасский монастырь. Помолившись у часовни, мать Паисия спустилась в разрытую под часовней яму и приложилась к самой могилке, при этом она почувствовала облегчение болезни. В скором времени обрели мощи святой старицы Досифеи, и в один из воскресных дней сестры посетили Новоспасский монастырь. По благословению благочинного им разрешили пропеть литию и приложиться к ее обретенным мощам, которые лежали в гробике. Мощи были открыты. Кости темно-коричневого цвета».
В середине 1990-х годов иерей Афанасий Гумеров (ныне иеромонах Иов, насельник московского Сретенского монастыря), немало послуживший духовному становлению Иоанно-Предтеченской женской обители, подготовил житие монахини Досифеи для ее канонизации и передал его Святейшему Патриарху Алексию II. По благословению Его Святейшества житие было передано в комиссию по канонизации, а ее честные мощи обретены в Новоспасском монастыре 5 сентября 1996 года. Археологический надзор осуществлял доктор исторических наук Андрей Кириллович Станюкович; имеется положительное заключение специалиста о принадлежности обнаруженных мощей. В конце 1997 года останки инокини Досифеи были перенесены в отреставрированный храм преподобного Романа Сладкопевца - усыпальницу Дома Романовых в московском Новоспасском мужском монастыре и перезахоронены в левой части от алтаря.
Надпись на гробнице монахини Досифеи гласит: «Под сим камнем положено тело усопшия о Господе монахини Досифеи обители Ивановского монастыря, подвизавшейся о Христе Иисусе в монашестве 25 лет и скончавшейся февраля 4 дня 1810 года (принцесса Августа Тараканова)».
По свидетельству сотрудников Новоспасского монастыря в беседе 11 июня 2008 года, могила подвижницы специально не была зацементирована, как другие захоронения Романовых, на случай ее прославления. Распространяются жития святой старицы: печатные издания, аудио- и видеоверсии, а также копии ее прижизненного портрета. О духовной помощи непрославленной святой свидетельствуют настоятели, духовники, насельники и сотрудники Иоанно-Предтеченской и Новоспасской обителей, где она особо почитается. Известно ее почитание и в Оптиной пустыни.
Каждое воскресенье в 7 часов утра в храме-усыпальнице совершается ранняя Божественная литургия, после которой можно подойти к гробнице старицы Досифеи, помолиться о ее упокоении, попросить ее помощи и устроения как в духовной жизни, так и во всех житейских делах.
Духовное мужество в смиренном принятии резкой и внезапной перемены судьбы, способность в тяжелых обстоятельствах поступить по-христиански, воспринять крест, полное отречение от мирской власти и от мира, полная отдача себя воле Божией, хождение крестным путем до конца и обретение на этом пути свободы и святости - все это явила преподобная старица Досифея в полноте. Духовный плод своей святой жизни и добрый пример для подражания ее вере и жизненному подвигу она оставила нам в наследие.
Благоговейное почитание монахини Досифеи продолжается уже два столетия. В 2010 году исполняется 200 лет со дня ее праведной кончины. Московский Иоанно-Предтеченский женский монастырь собирает материалы для подготовки канонизации известной подвижницы благочестия монахини Досифеи и просит сообщать о почитании старицы и случаях благодатной помощи по ее святым молитвам.
В заключение приведем слова святого Арсения с острова Парос († 1877): «Церковь… только тогда начнет возрождаться, когда будет почитать своих святых».
Княжна Тараканова
Время пугачевского бунта омрачилось для Екатерины II еще одним крайне неприятным событием. В декабре 1773 года в Германии объявилась особа, выдающая себя за дочь императрицы Елизаветы и ее тайного супруга Алексея Разумовского. Самозванка называла себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны и уверяла, что имеет все права на русский трон. Как только в России возник Пугачев, она заявила, что он ее сводный брат, который будет ей во всем помогать. Вся история княжны Таракановой окутана такими тайнами, родила столько небылиц и шита такими белыми нитками, что не представляется возможности рассказать о ней внятно. Одно точно, после первого раздела Польши князь Карл Радзивилл, глава польских конфедератов, ухватился за идею о самозванстве и обещал Таракановой поддержку как поляков, так и турок. Сердце княжны жаждало бури, и она ее получила.
А.Г. Брикнер пишет: «Самозванка, по свидетельству всех видевших ее, имела весьма привлекательную наружность, отличалась быстрым умом, не лишена была некоторого образования, весьма свободно говорили по-немецки и по-французски и немного по-английски и по-итальянски. По словам ее, в 1775 году ей было от роду 23 года, но по-видимому она была старше. То она называла себя султаншей Селиной или Али-Эмете, то принцессой Владимирской, то госпожой Франк, Шёлль, Тремуль и пр. В Венеции она явилась под именем графини Пиннеберг. Английский посланник в Петербурге утверждал, что она дочь трактирщика в Праге, английский посол в Ливорно считал ее дочерью нюрнбергского булочника». Она обладала необычайной энергией, всегда жила в долг, неуемная ее натура жаждала славы. Подвижная, как ртуть, она моталась по Европе со свитой поклонников, искала влиятельных людей и средств, чтобы помочь «своему брату», уверяя всех, что Пугачев в свою очередь будет ей помогать. Право, ни один век, кроме XVIII-го, не рождал стольких блестящих, изобретательных и совершенно невероятных авантюристок.
Тараканова имела три документа на руках, подтверждающие ее права на русский трон. Все три документа были подложными: завещание Петра I, «тестомент» – завещание Екатерины I о престолонаследстве и духовное завещание Елизаветы. В 1774 году после долгих и сложных странствий она появилась в Италии, в Венеции, а потом в Рагузе. Ее окружали знатные поляки. Здесь и зародилась легенда о том, что она дочь императрицы Елизаветы и Разумовского, правда, вместо Алексея (невенчанного мужа Елизаветы) она сбивалась и называла Кирилла, его брата. Впрочем, ей было все равно.
До Екатерины дошли из Европы слухи о появлении самозванки. Она невозмутимо бросила: «Нет никакой надобности обращать внимание на эту побродяжку», – однако дело это нельзя было оставить без внимания. Алексей Орлов в это время находился в Ливорно и жил очень широко. В его обязанности входило решать все дипломатические и политические дела, деньги из России лились рекой. Гордый недавней победой, он заказал итальянскому художнику написать картину Чесменского боя. Тогда об абстракционизме еще не помышляли, а реальный бой на картине требовал реального воспроизведения действия на море. В угоду художнику палили пушки, ломали мачты и рубили такелаж, а потом, чтобы художник понял, наконец, как все было на самом деле, Орлов приказал взорвать еще годный корабль и сжечь все, что от него осталось. Художник понял, что к чему, картина вышла отменная.
О странной «побродяжке» Орлов был извещен. И тут вдруг он в августе 1774 года получил послание от той самой особы, о которой ему писала Екатерина. Послание сопровождал манифест, т. е. духовное завещание, подписанное Елизаветой Петровной. Можно объяснить, на что рассчитывала эта женщина. Месяц назад был заключен с турками Кючук-Кайнарджийский мир, это так, но война с Пугачевым еще продолжалась, и исход ее не был ясен. Кроме того, до Италии дошел слух об опале Григория Орлова, за этим могла последовать опала всего клана бывшего фаворита. Была надежда, что Алексей Орлов согласится предать Екатерину, а с русским флотом он мог быть очень полезен.
Но Орлову подобное даже в голову не приходило. Он тут же отрапортовал в Петербург о появления самозванки. В сентябре 1774 года он написал императрице: «Есть ли эдакая в свете или нет (дочь Елизаветы), я не знаю; а если есть и хочет не принадлежащего себе, то я б навязал камень ей на шею и в воду. Сие же письмо при том прилагаю, из которого ясно увидите желание…». И далее… все также, жестко, по-деловому, Орлов излагает свой план: он уже послал к самозванке верного человека – переговорить и найти способ привезти ее в Ливорно, а потом заманить на корабль и увезти в Россию.
Письмо самозванки привело Екатерину в ярость. Она тут же ответила Орлову – не медлить, любым способом выманить из Рагузы «сию тварь, столь дерзко на себя всклепавшую имя и природу», а в случае неудачи «то и бомб несколько в город метать можно».
Бомбы не понадобились. Орлов решил действовать по-своему. Операция по доставки самозванки началась. Он познакомился с княжной Таракановой, предложил ей помощь русской эскадры, снял для нее роскошный дом в Пизе, заплатил все долги, окружил ее почетом и принялся играть в любовь. Вот здесь и встает главный вопрос – игра это была или граф Орлов на самом деле влюбился? Сколько на эту тему написано, сколько метров кинопленки истрачено! Каждый из авторов отвечает на этот вопрос по-своему, но сама княжна поверила Орлову безоглядно. Он был красавец (шрам не щеке не мешал), почти двухметрового роста, победитель на море и глава русской эскадры – богатырь и рыцарь одновременно.
Дальше все было просто. Как и планировалось, княжну заманили на корабль, там ее с Орловым обручили или обвенчали – не суть важно, потому что обряд вел переодетый в платье священника матрос. После этого княжна была арестована. Она негодовала, звала «мужа», но ей было сказано, что граф Орлов тоже арестован. Зачем? Может это был акт милосердия, предательство судьбы иной раз легче перенести, чем предательство возлюбленного.
Эскадра под командой адмирала Грейга взяла курс на Кронштадт, Орлов же меж тем сошел на сушу. Он предпочел добираться до родины сухопутным путем. 11 мая 1775 года русская эскадра прибыла в Кронштадт, а 25 мая княжна Тараканова и ее спутники – два поляка, Доманский и Чарномский – были заключены в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Начались допросы, они велись по-французски. Следствие вел князь Голицын, человек мягкий и незлобивый, но и его княжне удалость вывести из себя.
Двор в это время находился в Москве, он прибыл туда сразу после казни Пугачева, состоявшейся 10 января 1775 года. Кажется, Екатерине больше ничего не угрожало, и она могла быть милосердной, но не тут-то было. Императрица очень внимательно следила за ходом следствия, курьеры с депешами мотались между двумя столицами, как маятники. Княжна должна была внятно ответить на два основных вопроса: кто она такая и кто надоумил ее замыслить интригу с посягательством на трон русский.
«Вероятие есть, – писала императрица, – что за такую сумасбродную бродягу никто, конечно, не вступится, не так ли, но всяк постыдиться скрытно и явно показать, что имел малейшее отношение».
Следствие длилось семь месяцев, но ни на один из этих вопросов Тараканова не ответила. Княжна не молчала, она не закрывала рта, придумывая, как Шехерезада, все новые и новые истории: вспоминала детство, которое прошло в Персии… или в Сибири, или в Киле, – она путалась, рассказывала о своем романе с польским посланником в Париже Огинским, или о князе Лимбургском, который «любил ее страстно и обещал жениться». Искренне уверяла, что она никогда не называла себя дочерью императрицы Елизаветы, все это происки ее врагов, а важные бумаги при ней найденные, всего лишь копии, подброшенные ей недоброжелателями. Нет, она не претендовала на трон, в Персии она имеет несметные богатства… При этом все опросные листы она подписывала именем Елизавета, чем несказанно раздражала Екатерину.
Голицын был в отчаянии:
– Если вы жили в Персии, то знаете персидский язык. Извольте написать на нем что-нибудь.
Княжна с готовностью написала на листе бумаги непонятные письмена. Голицын призвал ученых мужей из Академии наук, те заявили, что знаки эти никакого отношения к персидскому языку и вообще к какому-либо языку, не имеют.
– Что все это значит? – спросил арестованную Голицын.
– Это значит, что у вас в Академии сидят неучи, – ответила Тараканова невозмутимо.
Княжна просила об одном – о личной встрече с императрицей и даже писала Екатерине письма. Она все объяснит самой государыне, она может быть полезной России! Ответ Екатерины Голицыну: «Дерзость ее письма ко мне превосходит, кажется, всякого чаяния, и я начинаю думать, что она не в полном уме».
В тюрьме Тараканова родила ребенка от Алексея Орлова. Ребенок умер. Известно, что самозванка в заключении имела целый штат слуг, помещение, в котором она содержалась, имело несколько комнат, она получала медицинскую помощь. Но болезнь давала о себе знать. Чахотка появилась у княжны Таракановой еще в Венеции, в крепости она уже кашляла кровью.
Екатерина так и не удостоила пленницу свиданием. Брикнер писал: «Осенью 1775 года самозванка стала постепенно слабеть; болезненные припадки возвращались все чаще. Больная просила Голицына прислать к ней священника. Голицын позвал протоирея Казанского собора, говорившего по-немецки. И в этой последней беседе со священником авантюристка не сообщила ничего такого, что могла бы дать хоть некоторое понятие о ее происхождении, о ее сообщниках и пр. 4 декабря она скончалась. На другой день солдаты, стоявшие при ней все время на часах, глубоко зарыли ее тело на дворе Петропавловской крепости».
Вместе с Таракановой в Италии на корабле в плен попали и ее спутники – поляки Черномский и Доманский, ее «придворный штат». Они тоже содержались в Петропавловской крепости. Доманский был влюблен в самозванку и мечтал на ней жениться, не взирая на то, что им предстоит прожить всю жизнь в заключении. До свадьбы дело не дошло. После смерти Таракановой полякам и слугам позволили вернуться в Европу, даже деньги дали на проезд, но с твердым условием – никогда не приезжать в Россию. В противном случае их ждал немедленный арест, а может быть, и смертная казнь.
Тараканова умерла, а историки по сию пору гадают – кем же она была? Версий здесь множество. Судьба княжны Таракановой связана с таинственной историей старицы Досифеи, скончавшейся в 1810 году в московском Ивановском монастыре и похороненной в Новоспасском монастыре – родовой усыпальнице Романовых. Есть сведения, что Досифею, тогда еще Августу Алексеевну Тараканову, привезли из-за границы в 1785 году и поместили в монашескую обитель. Говорили, что Августа Тараканова – дочь Елизаветы и Алексея Разумовского, воспитывалась у родственников отца – Дараганов, отсюда и фамилия Тараканова.
Есть сведения, что Алексей Орлов тяготился тем, что стал причиной ареста, крепости и смерти этой женщины. Его можно понять. Общественность, как сказали бы сейчас, тоже осудила его за этот поступок. «Общественностью» я в данном случае называю его сослуживцев. В сборнике биографий кавалергардов об Алексее Орлове, помимо пышных хвалебных фраз написано, что он согрешил в устранении Петра III, прославил себя Чесмою и опозорил себя Таракановой.
Можно понять составителя биографии Орлова, жалко эту авантюристку, эту дурочку, которая наша историческая литература назвала княжной Таракановой. Сама, кстати, она себя никогда так не называла. Так нарекли ее позднейшие исследователи.
В декабре 1775 года Орлов-Чесменский приехал в Россию и подал в отставку от всех должностей по болезни. Указ Военной коллегии от 11 декабря 1775 года: «В именном, за подписанием собственной ее императорского величества руки, высочайшем указе, данном Военной коллегии сего декабря 2 дня, изображено: генерал граф Алексей Орлов-Чесменский, изнемогая в силах и здоровье своем, всеподданнейше просил нас об увольнении его от службы. Мы, изъявив ему наше монаршее благоволение за столь важные труды и подвиги его в прошедшей войне, коими он благоугодил нам и прославил отечество, предводя силы морские, всемилостивейшее снисходим и на сие его желание и прошение, увольняя его по оным навсегда от всякой службы, о чем вы, господин генерал-аншеф и кавалер, имеете быть известны». Далее подпись.
Из книги Исторические тайны Российской империи автора Можейко ИгорьКАК МЕТЕОР НА ВЕЧЕРНЕМ НЕБЕ… КНЯЖНА ТАРАКАНОВА Бывают художники, которые прославились одной картиной. Чаще всего они неизвестны за пределами своей страны, но на родине репродукции их единственной картины приводятся во всех учебниках и даже на конфетных коробках. Был
Из книги История России в мелкий горошек автора Елисеева Ольга ИгоревнаОльга Елисеева против Эдварда Радзинского «КНЯЖНА ТАРАКАНОВА» ОТ РАДЗИНСКОГО «АВАНТЮРЬЕРА», ИЛИ ИСТОРИЯ ДЛЯ ОСЛОВ Мой издатель будет очень счастлив, Будет удивляться два часа, Как осел перед которым в ясли Свежего насыпали овса. Н.С. Гумилев Я держала в руках книгу в
Из книги Былины. Исторические песни. Баллады автора Автор неизвестенМолодец и княжна «Где ты, мой друг, убираешься,Убираешься, снаряжаешься?»– «Я поеду гулять, молодец,По зеленым лугам, по муравчатым».Захватили молодца жары жаркие, всё петровские.Лютые морозы, всё крещенские,Глубокие снежочки, всё рождественски,Захватили молодца-то во
Из книги Толпа героев XVIII века автора Анисимов Евгений ВикторовичКняжна Тараканова: история красавицы-побродяжки …Ведший дело по указу государыни князь А.М. Голицын был в замешательстве. Не один уже месяц он допрашивал эту особу, но не мог понять, кто же сидит перед ним. Красивая, молодая – явно до 30 лет, черноволосая женщина. Чуть
Из книги Вокруг трона автора Валишевский КазимирГлава 5 Авантюристы и авантюристки. Княжна Тараканова I. Итальянцы и итальянки. – Пьемонтец Одар. – Неаполитанец Ласкарис. – Барон Тотт. – II. Калиостро. – Княгиня Санта-Кроче. – Герцогиня Кингстонская. – Княжна Тараканова.IРисовать картину двора, выводить на сцену
Из книги От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома автора Молева Нина МихайловнаЛитовская княжна Пеклась о Московском княжестве овдовевшая с десятилетним сыном на руках великая княгиня Софья Витовтовна. Рано осталась без мужа, да к тому же в самое тяжелое время: никогда еще в семействе Калиты не царило такой смуты.Дочь литовского князя-воина, Софья
Из книги Мосты Санкт-Петербурга автора Антонов Борис ИвановичМолвинский мост через реку Тараканова Мост расположен в створе улицы Калинина на Екатерингофский остров. Длина моста 25 м, ширина - 27 м. Название моста по находившейся неподалеку в XVIII веке дачи купца Молво.Здесь находился с конца XVIII века деревянный балочный мост. Он был
Из книги История человечества. Россия автора Хорошевский Андрей Юрьевич Из книги История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы автора Прокофьева Наталья Николаевна Из книги Загадки истории России автора Непомнящий Николай Николаевич«Княжна Тараканова»: легенда и действительность Арест в Ливорно «Угодно было Вашему императорскому величеству повелеть доставить называемую принцессу Елизавету, которая находилась в Рагузах; я со всеподданническою рабскою моею должностью, чтоб повеление Вашего
Из книги Знаменитые загадки истории автора Скляренко Валентина МарковнаКняжна Тараканова и другие «дочери» императрицы Елизаветы Княжна Тараканова – одна из тех загадочных личностей, которые сумели создать ореол такой таинственности вокруг своей особы, что ни ее современники, ни исследователи наших дней не могут ответить на вопрос: кто же
Из книги Великая Екатерина. Рожденная править автора Соротокина Нина МатвеевнаКняжна Тараканова Время пугачевского бунта омрачилось для Екатерины II еще одним крайне неприятным событием. В декабре 1773 года в Германии объявилась особа, выдающая себя за дочь императрицы Елизаветы и ее тайного супруга Алексея Разумовского. Самозванка называла себя
автора Мордовцев Даниил ЛукичIII. Княжна Сбыслава. – Княжна Измарагд. – Княгиня Верхуслава. – Гертруда, княгиня Галицкая. – Ольга, княгиня Волынская и ея приемыш Изяслав. – Княгиня Кончака-татарка. – Елена Омулич, служанка Анны, княгини Литовской. – Александра, княгиня Нижегородская. – Ульяна,
Из книги Русские исторические женщины автора Мордовцев Даниил ЛукичIII. Княжна Августа Алексеевна Тараканова, в монахинях Досифея Не более сорока лет как имя княжны Таракановой стало известно в русском обществе и, между тем, оно пользуется теперь большой популярностью.Популярностью своей оно обязано известной картине даровитого, ныне
Из книги Русские исторические женщины автора Мордовцев Даниил ЛукичIV. Княжна Тараканова-самозванка Нам предстоит теперь познакомиться с другой, еще более чем княжна Августа Тараканова таинственной и загадочной личностью прошлого века.XVIII век, несмотря на то, что события его и лица, в нем жившие и действовавшие, еще так недалеко отошли от
Из книги Русь и ее самодержцы автора Анишкин Валерий ГеоргиевичЭпоха Екатерины II Великой. Князь Потемкин, княгиня Дашкова, княжна Тараканова «Царствование Екатерины II было, конечно, с блеском, но нельзя не признать, чтоб сердце России почти ежегодными рекрутскими наборами не было истощено: к тому прибавились налоги… Роскошь,
Достоверно об этой женщине известны только дата и место её смерти, а также описание внешности, оставленное Алексеем Орловым: «Росту небольшого, тела очень сухого, лицом ни бела, ни черна, а глаза имеет большие и открытые, цветом тёмно-карие, косы и брови тёмно-русые, а на лице есть и веснушки». Ни дата рождения, ни происхождение, ни даже настоящее имя этой красотки неизвестны.
Предполагают, что родилась она между 1745 и 1753 годами. Современники считали, что она дочь то ли нюрнбергского булочника, то ли пражского трактирщика, то ли польского еврея. Имена себе она придумывала сама, чаще всего добавляя к ним пышные титулы, и использовала их за свою недолгую жизнь великое множество. Именем княжна Тараканова её впервые назвали в печати спустя 20 лет после её смерти.
О княжне Таракановой известны только дата и место её смерти
Первые упоминания о будущей претендентке на российский престол появились в европейских сплетнях и пересудах в конце 1760-х годов. Юная красавица — явно с пониженной социальной ответственностью — бороздила Европу, с легкостью перемещаясь из страны в страну, кружа головы мужчинам и облегчая их кошельки. Девушка была образована, знала несколько языков, разбиралась в искусстве и обладала светскими манерами, поэтому знатность её происхождения, которым она любила козырять, не вызывала сомнений.
Наиболее вероятный портрет княжны Таракановой
Сперва она охмуряла наследников богатых купеческих семейств, но вскоре начала крутить романы с представителями европейской аристократии. Самой завидной её добычей стал 36-летний граф Филипп Фердинанд фон Лимбург-Штирум. Он влюбился в юную авантюристку без памяти, специально для неё купил графство Оберштейн и усиленно предлагал ей руку и сердце. Видимо, спокойная жизнь в заштатном немецком графстве показалась Таракановой (будем называть её так) скучной: жениха она не отталкивала, благосклонно принимала его внимание и подарки, но замуж не торопилась. В 1772 году, незадолго до знакомства с Лимбургом, она впервые назвалась «княжной Володимир». Это искаженное на парижский манер название русского города в вымышленном титуле заставляет предположить, что девушка уже тогда положила глаз на бескрайние просторы Российской империи.
На красавицу со славянским титулом обратили внимание знатные поляки — те, кто проиграл и потерял свои владения в результате недавнего раздела Речи Посполитой. По Европе поползли слухи о том, что в невестах у графа Лимбурга ходит истинная наследница русского престола, дочь императрицы Елизаветы Петровны от тайного брака с графом Алексеем Разумовским. Сперва, новоявленная принцесса отказывалась от публичных комментариев, но слухи множились, и вскоре ей пришлось признать «очевидную истину»: да, настоящая Императрица Всероссийская именно она, а занимающая её законный трон Екатерина II — наглая узурпаторша.
Тараканова называла Пугачева братом, воюющим за возвращение трона
В российских реалиях «княжна Владимирская» разбиралась слабо, чтобы её не уличили в этом, была придумана красивая легенда. Мама-императрица назвала её Лизой, в свою собственную честь. До девяти лет она росла при дворе любимой маменьки. Пётр III должен был быть всего лишь регентом до её совершеннолетия, но зловредно обманул девочку и забрал корону себе. С помощью верных соратников малютке удалось бежать в Персию, где она получила образование во дворце знатного вельможи. Со своим персидским благодетелем Лиза переехала в Лондон, где их пути почему-то разошлись. Ну, а дальше — хождение по европейским дворам, сокрытие своего происхождения и скорбь по поводу положения дел на несчастной родине, томящейся под гнётом Екатерины II. Первые известия, дошедшие до Европы о начавшемся восстании Пугачева, добавили в эту сказку несколько новых штрихов. Вождь восставших — её старший брат, воюющий за возвращение трона их семейству.
Смешно, но некоторые покупались. Претендентку на престол охотно принимали в знатных домах, ей легко одалживали большие суммы, она завела обширный двор, с которым перемещалась по Европе. Её легенду охотно поддержали обиженные поляки, составившие большую часть её свиты. В 1774 году новости о самозванке дошли до Петербурга. Екатерине, обеспокоенной разгулом в Поволжье своего лжемужа Петра III, очень не понравилось появление еще одной лжеродственницы. Тем более что Тараканова и её сторонники-поляки рассказывали всем, что их притязания поддерживают Швеция и Пруссия и что они собираются писать письмо турецкому султану, призывая того объявить войну незаконной правительнице России. Кроме того, мнимая наследница начала охотно демонстрировать поддельное завещание императрицы Елизаветы, по которому власть передавалась несуществовавшей дочери.
Алексей Орлов
Решать возникшую из ниоткуда проблему престолонаследия пришлось Алексею Орлову, командовавшему русской средиземноморской эскадрой, которая базировалась в итальянском Леворно. Орлов встретился с Таракановой в Пизе и притворился, что без оглядки влюбился в её красоту. На всякий случай, чтоб в Петербурге не заподозрили чего-то недоброго, каждый свой комплимент флотоводец тщательно согласовывал лично с Екатериной. После долгих уговоров авантюристка согласилась посетить русскую эскадру — Орлов убедил её, что все моряки как один готовы присягнуть ей на верность и отстаивать её права на престол до последней капли крови.
Тараканова умерла от чахотки, а вовсе не во время наводнения
На палубе русского флагмана «Святой великомученик Исидор» выстроился почетный караул, остальные корабли дали в честь «принцессы Елизаветы» артиллерийский салют. Через несколько часов возмутительница спокойствия была арестована, а эскадра, спешно снявшись с якоря, рванула в Кронштадт. Пока флот огибал Европу, дом авантюристки в Пизе тщательно обыскали русские агенты, и весь архив был отправлен в Петербург посуху.
Письмо Таракановой Алексею Орлову
По прибытии в Россию Тараканову и несколько человек её свиты закрыли в Алексеевский равелин Петропавловской крепости и подвергли тщательным допросам. Вопросы для них составляла сама Екатерина. Несколько сопровождавших авантюристку поляков быстро раскололись и заявили, что никогда не считали её дочерью русской императрицы. Однако сама «княжна Владимирская» не шла на сделку со следствием. Она уже не утверждала, что родилась в императорском дворце, но упорно твердила о своем рождении в Санкт-Петербурге в каком-то знатном семействе, о бегстве в Персию и прочих приключениях. От этой версии она не отступила даже на исповеди. 4 декабря 1775 года заключенная, чья подлинная личность так и осталась неизвестной, умерла от чахотки, которой заболела еще в Италии. Тело безо всяких обрядов похоронили во дворе крепости.
Княжна Тараканова. Картина Константина Флавицкого
Про девушку, оставшуюся в истории как «княжна Тараканова», написано несколько научных монографий и приключенческих романов. Её судьбе посвящены театральные пьесы и художественные фильмы. Но большинство при её имени вспоминают знаменитую картину Константина Флавицкого, написанную в 1867 году: женщина в красном платье, в ужасе закинувшая голову, стоит на кровати в тюремной камере, а вода уже подбирается к её ногам. На самом деле наводнение, затопившее казематы Петропавловской крепости, произошло через полтора года после смерти Таракановой. Ирония судьбы: широкая публика знает о судьбе так и оставшейся неизвестной женщины, только то, что на самом деле с ней никогда и не происходило.
4.2.1810 (17.02). – Скончалась монахиня Досифея, согласно преданию – княжна Августа Тараканова, дочь Императрицы Елизаветы Петровны
Монахиня Досифея – княжна Тараканова
Достоверных исторических сведений о происхождении известной московской старицы-затворницы, подвизавшейся четверть века в Ивановском монастыре, нет. Нет документов, нет прямых и точных свидетельств, остается предание, однако вполне достоверное. Но главное, что возвышает поистине ее личность, – это подвижническая жизнь.
Косвенные свидетельства говорят о ее знатном и высочайшем происхождении, а живые прямые и точные свидетельства указуют на ее жизнь в затворе, ее дары утешения, молитвы и прозорливости. Для нас важно и ценно именно то, что инокиня Досифея несла нелегкий крест затвора, а после помогала многим и многим людям.
С глубоким смирением восприняла она резкую перемену своей судьбы и проводила жизнь в посте и молитве согласно монашеским обетам. По словам монастырского причетника и московского купца Ф.Н. Шепелева, старица Досифея была среднего роста, худощавая, но сохраняла на лице своем «черты прежней красоты; ее приемы и обращение обнаруживали благородство ее происхождения и образованность». Гликерия Головина, учившаяся в монастыре у одной из монахинь, рассказывала, что из всех насельниц Досифея допускала к себе лишь одну монахиню, «кроме нее, только игумению да своего духовника и не выходила никуда, даже в общую монастырскую церковь». Старица посещала только надвратный храм Казанской иконы Пресвятой Богородицы. Богослужение совершал ее духовник с причетником. В церковь она «выходила весьма редко и то в сопровождении приставленной к ней старицы. Тогда церковные двери запирались изнутри, чтобы никто не мог войти… К окошкам ее, задернутым занавесками, иногда любопытство и молва привлекали народ, но штатный служитель, заступавший место караульного, отгонял любопытных», – сообщает И.М. Снегирев. На содержание ее отпускалась особая сумма из казначейства; стол она могла иметь, если бы захотела, всегда хороший. Отсутствие имени затворницы в ведомостях о монашествующих того времени доказывает то, что о содержании ее были сделаны особые указания. Была ли она княжной Таракановой?
Весьма часто в исторической и художественной литературе путают и смешивают два лица: cамозванку, именовавшую себя "принцессой Владимирской", дочерью , и княжну Августу Тараканову, будущую монахиню-затворницу. Картину из Третьяковской галереи "Княжна Тараканова в Петропавловской крепости во время наводнения" знает каждый. Однако мало кому известно, что героиня этого полотна Константина Флавицкого умерла за два года до изображенного наводнения. И уж совсем немногим известно о том, что самозванка, выдававшая себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны, никогда не называла себя Таракановой. Картина Флавицкого не более чем романтическая выдумка художника, далекая от реальности.
Об удивительной судьбе княжны Таракановой рассказывает историческое предание. Оно связывает ее родственными узами с царской фамилией и повествует о тайном, но законном морганатическом браке с графом Алексеем Григорьевичем Разумовским (1709–1771). Венчание состоялось в московском храме Воскресения Словущего в Барашах (ул. Покровка, 26/1) в июне 1744 г. В других источниках говорится о подмосковном селе Перове, в котором был заключен брак 24 ноября 1742 года. Исследовательница своего рода графиня М.А. Разумовская пишет, что в московском храме на Покровке был отслужен благодарственный молебен после венчания. Как бы то ни было, брак был совершен тайно, но при свидетелях, и графу Разумовскому вручены были документы, свидетельствовавшие о браке его.
После брака Императрица с графом переехали в Санкт-Петербург, Разумовский поселился в апартаментах, смежных с покоями Царицы. В столице Государыня построила для него в 1748 г. особый дворец, известный ныне под именем Аничкова. Разумовский происходил из простых казаков; возведенный в графское достоинство из придворных певчих, он сохранил простоту и народную религиозность. В 1756 г. Императрица пожаловала своего супруга званием генерал-фельдмаршала, хотя к военному делу граф не имел никакого отношения. Высказав свою благодарность Императрице, Алексей Григорьевич, тем не менее, сознавая свое скромное происхождение, стремился не вмешиваться в политику и в борьбу придворных партий. Только по двум вопросам граф всегда решительно и открыто подавал свой голос, не боясь наскучить Государыне своими ходатайствами, – это просьбы за духовенство и за родную Малороссию, которую Императрица Елизавета лично посетила летом-осенью 1744 г. Довольно долгое время она прожила в доме Разумовского в городе Козельце и познакомилась там со всей родней.
«Я не знаю другой семьи, которая, будучи в такой отменной милости при дворе, – писала в своих воспоминаниях о Разумовских, – была бы так всеми любима, как эти два брата». Вступив на престол, Екатерина II отправила к Разумовскому канцлера М.И. Воронцова с указом, в котором ему давался титул высочества как законному супругу покойной Государыни. Разумовский вынул из потайного ларца брачные документы, прочитал их канцлеру и тут же бросил в топившийся камин, прибавив: «Я не был ничем более как верным рабом ее величества покойной Императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодеяниями превыше заслуг моих… Теперь Вы видите, что у меня нет никаких документов». По словам биографа Разумовского А.А. Васильчикова, граф Алексей Григорьевич «чуждался гордости, ненавидел коварство и, не имея никакого образования, но одаренный от природы умом основательным, был ласков, снисходителен, приветлив в обращении с младшими, любил предстательствовать за несчастных и пользовался общей любовью».
Дочь графа Разумовского и Императрицы родилась в конце 1745 или начале 1746 г. Девочку назвали Августой в честь святой мученицы, память которой совершается 24 ноября. Августа, воспитанная в высшем обществе, молодые годы провела за границей и не предполагала связать свою жизнь с монашеством. Почему она получила фамилию Таракановой, – предполагают, что от искаженной фамилии Дараган. Известно, что родная сестра Алексея Разумовского была замужем за полковником Малороссийского войска Е.Ф. Дараганом. Дети их, Дараганы (или, как их иначе называли, Дарагановы), были привезены в Петербург и жили при дворе; народ малознакомую фамилию изменил по созвучию в Тараканову; быть может, Августа в детстве жила у своей родной тетки Дараган в Малороссии и в Петербурге и, таким образом, вместе с ее детьми прозвана Таракановой. Как бы то ни было, но за Августой в предании и истории упрочилась фамилия Таракановой.
Княжна Августа воспитывалась за границей. Самой ли матерью она была отправлена туда или после смерти ее 25 декабря 1761 г. отцом графом Разумовским, – неизвестно; но несомненно, что она жила там до 1780-х гг. А.А. Васильчиков сообщает, что Разумовский действительно воспитывал за границей в Швейцарии своих племянников Дараганов. Там бы, в Европе, в тишине и довольстве Августа и кончила бы свою жизнь, но интрига поляков разрушила ее счастье. За границей узнали, кто эта княжна. Поляки решили около 1773 г. доставить затруднение Императрице Екатерине в лице дочери Елизаветы, претендентки на русский престол. Сама Августа этого не хотела, но нашли лицо подставное – самозванку, известную в истории как "принцесса Владимирская". Много употреблено было хлопот, много израсходовано денег для того, чтобы произвести замешательство в России, наделать как можно больше неприятностей Екатерине; но выдумка не удалась. "Принцесса Владимирская" в Италии, на Ливорнском рейде, графом Алексеем Григорьевичем Орловым-Чесменским была арестована, привезена в Петербург, заточена в Петропавловскую крепость и там 4 декабря 1775 г. скончалась от чахотки. Дело о ней хранилось в строжайшей тайне: ни в России, ни за границей никто ничего не знал, что с ней случилось. А так как через два года после ее заключения, именно в 1777 г., было в Петербурге сильное наводнение, то и распространился слух, что она утонула в каземате, из которого забыли или не хотели ее вывести.
Самозванки, выдававшей себя за дочь Императрицы Елизаветы, не стало, но действительная княжна Тараканова была жива и свободна. Мысль о том, что существует дочь Императрицы, что ее имя и рождение могут послужить поводом для интриги поляков или других врагов России, тревожила Екатерину, а , недавно погибшая самозванка, придворные интриги и заговоры увеличивали это опасение. Ведь в XVIII веке в России не было – это был век дворцовых переворотов. Урожденная немецкая принцесса Екатерина II взошла на русский трон в результате такого переворота и не чувствовала себя спокойно.
Императрицей было дано повеление хитростью или насилием привезти из-за границы княжну Августу. Повеление Императрицы исполнили. Где и кем взята она, неизвестно; но как взята, об этом впоследствии рассказывала она сама госпоже Головиной в минуту откровенности, взяв с нее предварительно клятву, что она до смерти никому не расскажет о том, что услышит от нее. «Это было давно, – говорила принцесса, – была одна девица, дочь очень-очень знатных родителей; воспитывалась она далеко за морем в теплой стороне, образование получила блестящее, жила она в роскоши и почете, окруженная большим штатом прислуги. Один раз у ней были гости и в числе их один русский генерал, очень известный в то время; генерал этот предложил покататься в шлюпке по взморью; поехали с музыкой, с песнями; а как вышли в море, там стоял наготове русский корабль. Генерал и говорит ей: “Неугодно ли Вам посмотреть на устройство корабля?” Она согласилась, взошла на корабль, а как только взошла, ее уж силой отвели в каюту, заперли и приставили часовых». Это было в 1785 г. Так Промыслом Божиим дочь Императрицы Елизаветы была неволею возвращена в Россию, будучи 39 лет от рождения.
Она была доставлена в Москву. Императрица, как говорят, беседовала с ней долго, откровенно, говорила о недавнем бунте Пугачевском, о смуте самозванки, о государственных потрясениях, могущих и впредь быть, если ее именем воспользуются враги существующего порядка, и наконец объявила, что она должна для спокойствия России удалиться от света, жить в уединении в монастыре и, чтобы не сделаться орудием в руках честолюбцев, постричься в монахини. Горький приговор выслушан. Возражать Императрице было немыслимо.
По высочайшему повелению княжна была пострижена в монашество с именем Досифеи и содержалась около 25 лет в строжайшем затворе. В XVIII столетии в России древний обычай невольного пострижения в монашество лиц виновных, опасных или подозрительных был еще во всей силе. Существовали монастыри, в которые по распоряжению правительства привозили с глубокой таинственностью лиц знатного, а иногда и незнатного происхождения; там сдавали их под надзор настоятелей и настоятельниц, постригали или просто заключали в тесной келье. Причина заключения, а иногда и самые имена их тщательно скрывались; так иногда и умирали они там, никем не узнанные. Таким монастырем был в Москве женский Иоанно-Предтеченский, что на Ивановской горе близ улицы Солянки.
Этот монастырь Императрица Елизавета в 1761 г. назначила для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей, теперь он стал местом заключения ее дочери. Невинная страдалица смогла со смирением принять свой крест, данный ей Богом, и свое несчастье обратить ко спасению души. Однообразие жизни, одиночество, скука, мысль о вечном заключении, воспоминание о своих знаменитых родителях, о своей молодости, о недавней свободной жизни за границей – одно уже это делало жизнь ее томительной, тяжелой, но на сердце ее было еще что-то такое, почему она все время заключения своего постоянно чего-то боялась. При всяком шорохе, при всяком стуке в дверь, рассказывают очевидцы, она бледнела и тряслась всем телом.
Но ни эта боязнь, ни страх не смогли отлучить ее от всецелой преданности Богу и Его святой воле. Были у нее какие-то бумаги, которые после долгого колебания, во избежание неприятностей, она должна была сжечь. Единственно, что напоминало ей о прежнем величии и счастье, – это акварельный портрет ее покойной матери Императрицы Елизаветы, который она хранила до конца своей жизни. Известный подвижник благочестия архимандрит Моисей, настоятель , рассказывал, что он в молодости своей около 1806 г. не раз бывал в келье инокини Досифеи и видел там акварельный портрет Императрицы Елизаветы.
Руководителями заключенной княжны на новом пути жизни были лица, имевшие к ней доступ: игумения монастыря и духовник. Игуменией монастыря была в то время Елисавета (1779–1799), старица доброй жизни, более 40 лет безвыходно жившая в Ивановском монастыре; монахини и белицы при избрании игумении единогласно двумя прошениями входили к начальству, чтобы никто другая, а именно она была поставлена в игумении. Опытная, любвеобильная старица не могла не сочувствовать затворнице и, конечно, была в состоянии сказать ей и слово утешения, и слово подкрепления. Общаясь лишь с духовником, игуменией Елисаветой и келейницей, монахиня Досифея все время своей затворнической жизни посвящала молитве, чтению духовных книг и рукоделию; вырученные за труды деньги она через келейницу раздавала бедным. Иногда на имя ее присылаемы были к игумении от неизвестных лиц значительные суммы, и эти деньги она употребляла не на себя, но или на украшение монастырских церквей, или на пособие бедным. Десять лет проведя в глубоком уединении, мать Досифея стяжала благодать от Бога и духовные дары молитвы, утешения и прозорливости.
Наставником матушки Досифеи был и митрополит Московский Платон (Левшин; 1737–1812). Отношения его с графом Разумовским были довольно близкими. В 1763 г. Платон был назначен законоучителем цесаревича Павла Петровича (будущего Императора Павла I) и придворным проповедником. С 1775 г. – архиепископ Московский, в 1787 г. возведен в сан митрополита Московского. В его ведении и находился Ивановский женский монастырь. Как архипастырь, он духовно назидал отшельницу через игумению и духовника, по смерти императрицы Екатерины II нередко бывал у Ивановской затворницы, на праздники приезжал с поздравлениями.
Духовным руководителем матери Досифеи стал старец Новоспасского монастыря иеромонах Филарет, в схиме Феодор (Пуляшкин; 1758–1842). Незадолго до своей кончины она советовала вдове помещице Курманалеевой обращаться именно к нему: «“Нужно тебе иметь духовного руководителя для правильной жизни и спасения душевного; но в наше время весьма трудно найти… ты знаешь такого великого старца… держись сего старца, он великий угодник Божий, блюди и исполняй его слово, открывай ему совесть, и Бог тебя спасет… Поезжай к нему сейчас же, скажи, что грешная Досифея кланяется ему до земли и просит его святых молитв и что вот вскоре и он мне поклонится. (Таким образом прозорливая затворница предсказывала свою кончину.) Исполни мою просьбу, потом побывай у меня в такой-то день, только не опоздай”. Старица улыбнулась слегка и заметила: “Путь в лавру от тебя не уйдет, позднее этого дня ты меня не увидишь; прошу тебя приехать”». «Да, великая была подвижница мать Досифея! Много, много она перенесла в жизни, и ее терпение да послужит нам добрым примером», – так отзывался о ней старец Филарет. Воля старицы была исполнена в точности; ее похоронили в Новоспасском монастыре, первоначально напротив окон кельи старца Филарета.
Под руководством таких-то людей и выработался тот нравственный характер, которым отличалась отшельница во всю свою остальную жизнь. Вера в Бога-Промыслителя, христианский взгляд на земную жизнь и жизнь вечную, божественное воздаяние, обещанное невинным страдальцам, – вот что ободряло и утешало ее в жизни.
Вид Москвы от Ивановского монастыря. 1850-е годы. Акварель Д. Карташева
После смерти Екатерины II в 1796 г. к старице Досифее стали допускать посетителей, и тогда открылись Богом данные ей дары молитвы, прозорливости, наставления и утешения. Ее посещали в это время и высокопоставленные лица: однажды был у нее кто-то из лиц императорской фамилии, но как посещение было секретно, то и имени посетителя не сохранилось. Причетник Ивановского монастыря сказывал И.М. Снегиреву, что он видал каких-то важных особ, допущенных игуменией к Досифее, с которыми она говорила на иностранном языке.
В Москве скоро узнали о добродетельной жизни затворницы Ивановского монастыря, и толпы народа подходили к окнам ее кельи не ради любопытства, как прежде, а с благоговением: один просил молитв, другой совета, третий благословения. Смиренная отшельница, любя Бога и ближнего, не могла не отвечать на усердные просьбы посетителей. И как благотворны были плоды духовных бесед ее! Вот пример: два брата Тимофей и Иона Путиловы, один 19, а другой 14 лет, приходят около 1800 года из Ярославской губернии в Москву и поступают в услужение к одному купцу. Любя чтение духовных книг, часто посещая московские обители, они случайно узнают, что в монастыре Ивановском есть затворница высокой духовной жизни по имени Досифея. Приходят в монастырь, подходят к ее келье, желают хотя только взглянуть на эту таинственную инокиню, но прозорливая, духовно мудрая старица узнает в этих юношах будущих подвижников благочестия, принимает к себе в келью, входит с ними в духовное общение. Кончилось тем, что эти два юноши отправились в Саровскую пустынь, постриглись в монашество и впоследствии сделались столь известными в истории монашества настоятелями монастырей: Тимофей с именем Моисея – архимандритом Оптиной пустыни, а Иона с именем Исаии II – игуменом Саровской пустыни. Мать Досифея не оставляла их духовным руководством до конца своей жизни и поучала не только устно, но и письменно.
В середине ХIХ века, благодарный к своей духовной матери старице Досифее, архимандрит Моисей (Путилов; † 1862) незадолго до своей смерти писал в Москву 21 марта 1859 года к строительнице Ивановской обители Марии Александровне Мазуриной: «Известясь, что по Промыслу Божию предназначено Вашему особенному попечению возобновление бывшего Ивановского монастыря, радуюсь и Бога благодарю. В этом благотворном деле для меня ближе всех душевная радость потому, что жившая в прежнем Ивановском монастыре духовно-мудрая старица блаженной памяти Досифея послужила мне указанием на избрание пути жизни монашеского звания; она ознакомила меня со старцами Александром и Филаретом в Новоспасском монастыре, где она и похоронена».
Подлинное письмо преподобного Моисея Оптинского хранилось в конце ХIХ – начале ХХ века в московском Иоанно-Предтеченском женском монастыре. Упоминаемые в нем старцы, известные московские духовники, в свою очередь были связаны со знаменитым подвижником , повлиявшим на восстановление традиции русского старчества и монашеского аскетического подвига. Через новоспасских старцев к монахине Досифее протянулась ниточка, связывающая русское иночество с афонским монашеским идеалом. И.М. Концевич пишет, что «в незаметных углах созревали духом Божии избранники, в тайном подвиге выковавшие силу духа, благодаря которым и могла с окончанием гонений возродиться истинная монашеская жизнь. Но жития подвижников периода гонений не были еще до сих пор изучены с должным вниманием и не было канонизаций, кроме нескольких святителей. Между тем число святых было не малое». В пример он приводит и блаженную инокиню Досифею (княжну Августу Тараканову).
Досифея скончалась 4 февраля 1810 г. 64 лет от роду. Погребение ее совершено было с особой торжественностью. За болезнью престарелого митрополита Платона отпевал ее московский викарий, епископ Дмитровский Августин (Виноградский; 1766–1819) с почетным духовенством. Сенаторы, члены Опекунского совета и доживавшие свой век в Москве вельможи екатерининского времени явились на ее похороны в лентах и мундирах. Тогдашний главнокомандующий Москвы (с 7 августа 1809 г. по 29 мая 1812 г.) граф Иван Васильевич Гудович, женатый на графине Прасковье Кирилловне Разумовской, которая приходилась двоюродной сестрой почившей, был на похоронах ее в полной форме. В высшем тогдашнем светском круге все знали, кто эта почившая. Толпы народа наполняли монастырь и все улицы, по которым проходила процессия. Тело ее было погребено в Новоспасском монастыре, у восточной ограды, на левой стороне от колокольни. Похороны свидетельствовали о народном почитании старицы как при жизни, так и по смерти. В 1908 г. на могиле ее была сооружена часовня; недавно она восстановлена.
Уникальный портрет старицы Досифеи хранился в XIX – начале ХХ века в ризнице Новоспасского монастыря. На обороте его имелась надпись: «Принцесса Августа Тараканова, в иноцех Досифея, постриженная в московском Ивановском монастыре, где по многих летех праведной жизни своей и скончалась, погребена в Новоспасском монастыре».
О возрождении Иоанно-Предтеченского монастыря в начале 1990-х гг. вспоминает его первая насельница инокиня Елисавета: «Имена насельниц узнали от матушки Киры Поздняевой. Появлялись люди, которые рассказывали о последних монахинях. Как только нам становились известны имена насельниц, начинали их поминать. Чувство радости – взыграние, как будто небеса возрадовались, что сомкнулось время над страшной пропастью последних времен. На утреннем правиле вслух читали весь монастырский помянник, почти наизусть знали его. О монахине Досифее приходили отрывочные сведения, узнавали о ней постепенно. Ходили в ее часовню молиться, потом прикладывались к ее косточкам. Они лежали в гробике; было видно, что у нее искривлен позвоночник; нескольких косточек не хватало. Прикладывались прямо к открытым косточкам… Она, как светоч, над всеми парила. Мы попали в каменный мешок, и она, попав в эти условия, устояла на этом месте. Мы сомневались: “Будет монастырь, не будет…”. Мать Досифея своим подвигом из невольницы превратилась в подвижницу, так возросла духовно. Это стояло как пример, как икона. Ее пример вдохновлял! Помогал в тяжелых испытаниях. По мере молитвы место это стало очищаться и физически. С первых лет изображение монахини Досифеи размножили, вставили в рамочки, и стоят в кельях сестер эти простенькие ее изображения до сих пор».
Когда в 1996 г. обрели мощи монахини Досифеи, сестры тогда еще не открытой обители удостоились помолиться и приложиться к честным останкам почитаемой старицы. По их воспоминаниям, это было прикосновение к святыне. Все чувствовали особую значимость события и молитвенного общения с небесной покровительницей монастыря.
В середине 1990-х гг. иерей Афанасий Гумеров (ныне иеромонах Иов, насельник московского Сретенского монастыря), немало послуживший духовному становлению Иоанно-Предтеченской женской обители, подготовил житие монахини Досифеи для ее канонизации. Житие было передано в комиссию по канонизации, а ее честные мощи обретены в Новоспасском монастыре 5 сентября 1996 г. Археологический надзор осуществлял доктор исторических наук Андрей Кириллович Станюкович; имеется положительное заключение специалиста о принадлежности обнаруженных мощей. В конце 1997 г. останки инокини Досифеи были перенесены в отреставрированный храм преподобного Романа Сладкопевца – усыпальницу Дома Романовых в московском Новоспасском мужском монастыре и перезахоронены в левой части от алтаря.
Надпись на гробнице монахини Досифеи гласит: «Под сим камнем положено тело усопшия о Господе монахини Досифеи обители Ивановского монастыря, подвизавшейся о Христе Иисусе в монашестве 25 лет и скончавшейся февраля 4 дня 1810 года (принцесса Августа Тараканова)».
По свидетельству сотрудников Новоспасского монастыря в беседе 11 июня 2008 г., могила подвижницы специально не была зацементирована, как другие захоронения Романовых, на случай ее прославления. Каждое воскресенье в 7 часов утра в храме-усыпальнице совершается ранняя Божественная литургия, после которой можно подойти к гробнице старицы Досифеи, помолиться о ее упокоении, попросить ее помощи и устроения как в духовной жизни, так и во всех житейских делах.
Духовное мужество в смиренном принятии резкой и внезапной перемены судьбы, способность в тяжелых обстоятельствах поступить по-христиански, воспринять крест, полное отречение от мирской власти и от мира, полная отдача себя воле Божией, хождение крестным путем до конца и обретение на этом пути свободы и святости – все это явила преподобная старица Досифея в полноте. Духовный плод своей святой жизни и добрый пример для подражания ее вере и жизненному подвигу она оставила нам в наследие.
Восхищен до слез.
Среди десятка имен, которыми она себя называла, не было княжны Таракановой. Но в истории она осталась именно под ним. Наследница российского престола, ни слова не понимавшая по-русски… Ей посвящены фильмы, книги и картины, но кем была эта женщина, до сих пор остается загадкой.
Многоликая
В 70-е годы XVIII столетия Екатерина Вторая изволила сильно понервничать. На просторах Руси шумел Пугачевский бунт, а по Европе разлилась молва, что в Польше объявилась законная наследница российского престола! Кто такая? Откуда? Императрица, как ни сердилась, не могла дознаться.
Не знал никто. Сама принцесса Владимирская, она же персидское высочество Али Эмите, она же госпожа Треймуль, она же Элеонора, принцесса Азовская, она же, наконец, наследница Елизавета Вторая, была происхождения столь путанного, что сама постоянно сбивалась, повествуя о своей биографии, и с легкость заменяла одну историческую родину другой.
В целом, обкатанная и с годами дополненная биография "Елизаветы" выглядела так: себя она помнила сироткой, живущей с нянькой в Лионе, а потом – в Киле. На вопросы о родителях нянюшка загадочно отводила взгляд и многозначительно молчала. В 1761 году ее, девятилетнюю, увезли в Петербург, о пребывании в котором, она, впрочем, помнит мало. А затем девочка вместе с няней оказалась в глухой деревушке возле персидской границы. Что они там делали – не знает. Припоминает лишь частые болезни да рыдания. А еще – болтовню крестьян о том, что держат ее в деревне по указу императора…
Через 15 месяцев после приезда няня тайком собрала ее в дорогу и вместе еще с одним крестьянином они пересекли границу и пешком добрались до Багдада. Там им повезло встретить богатого князя Али из Исхафана – он увез девочку с собой, воспитал в роскоши и заботился о ней как о родной. А потом длинными окольными путями выяснилось, что сиротка не кто иная, как дочь покойной российской императрицы Елизаветы I и ее фаворита Алексея Разумовского!
Конечно, взошедший на престол Петр III о сестрице знал и, разумеется, приложил все силы, чтобы от нее, бедной, избавиться. Сослал в Сибирь и даже приказал подсыпать в пищу яд. Но девочка каким-то чудом выжила. Болеть вот только стала сильно. А потом – побег, Багдад, раскрытие истины… Все это – более ранняя версия происхождения Елизаветы, еще не отредактированная ею и польским паном Радзивиллом.
Очаровательная
Ненавидя Екатерину и мечтая о ее свержении, польская знать, впрочем, не догадывалась, с какого конца подступить. А тут пан Радзивилл увлекся заезжей барышней-фантазеркой туманного происхождения (но по ее уверениям, непременно самого высокого) и внимательно приценился к сокровищу.
Неизвестная принцесса была просто прелесть: тонкая, гибкая, с ярким запоминающимся лицом. И нрава самого живого. Кроме того, не робкого десятка: фехтовала и стреляла как заправский дуэлянт, свободно разговаривала на нескольких европейских и восточных языках и слыла совершенно непредсказуемой. А потому – очаровательной.
Сумасбродка, кокетка и мотовка, она умело находила мужчин, готовых оплачивать ее баснословные долги. Очередной толстый кошелек худел, кавалер спадал с лица от страсти, а Елизавета, видя, что поживиться больше нечем, безжалостно бросала любовника как досуха обглоданную кость, и принималась за следующего.
Она ни в чем не знала удержу: ни в любви, ни в роскоши, ни в фантазиях. И добавленную к собственной вымышленной биографии версию Радзивилла о своем императорском происхождении приняла безоговорочно. Не важно, что ни слова не знала по-русски, мало походила на свою предполагаемую матушку, да и крещена была явно не Елизаветой. Какие пустяки по сравнению с масштабом авантюры, соблазн удариться в которую ей не перебороть!
Деятельная
Итак, стараниями принцессы и влюблено кивающих в такт каждому ее слову знатных кавалеров, Европа загудела. Екатерина II уж на что старалась игнорировать наглые выкрики самозванки, но тут призадумалась: "бродяжка" становилась слишком опасна. Страны, стоявшие по отношению к России в позиции шаткого приятельства, получили от "Елизаветы II" письма с копиями завещания императрицы Елизаветы и заинтересовались. Еще не выразили одобрения, но…
Саму авантюристку скорость политических раздумий не устраивала. Веселье откладывалось! И она лично поспешила в Турцию с визитом, планируя оттуда начать сбор кампании в свою поддержку. Но русско-турецкий мир ее опередил. Не поддержал княжну и Ватикан. Оставленная разочарованными в неудавшейся авантюре поляками, преследуемая кредиторами, "принцесса" оказалась на бобах в итальянской Пизе. Но разве она собралась сдаваться, еще толком не начав сражения?
И тут к ней пожаловал сам граф Орлов, командующий русской эскадрой в итальянском порту Ливарно. Девица и сама незадолго до этого положила глаз на воинскую силу и отправила Орлову вкрадчивое письмо с предложениями о дружбе и уверениями в будущих царских милостях. Орлов, преданный Екатерине, посчитал авторшу письма отъявленной стервой и на контакт не пошел. Но прошло и нескольких недель – и вот, пожалуйста: без приглашения явился, рассыпался в любезностях и даже не удержался от пары недвусмысленных комплиментов в сторону очаровательной княжны.
Закрутился жаркий роман, подогреваемый коварными планами о захвате российского престола. Авантюристка, хоть сама была дамой непростой и скрытной, Орлову верила. Да и как не поверить мужчине, оплатившему все твои векселя, надарившему подарков и на коленях умолявшему венчаться с ним?
"Принцесса" расслабилась. В день, когда с подачи Орлова, в Ливорно дали пышный обед в честь "будущей императрицы", захмелевшая принцесса пожелала осмотреть эскадру. Ее появление на адмиральском корабле приветствовали маршем и троекратным "Ура!" Да и само восхождение было истинно императорским – Елизавету усадили в бархатное кресло и с комфортом подняли на борт.
Где и арестовали.
Пленная
В кратчайшие сроки корабль доставил самозванку в Петербург, в Петропавловскую крепость, как и повелевала Екатерина II. Она, правда, думала, что княжну придется брать штурмом, и потому писала Орлову: "Повелеваю послать один или несколько кораблей и потребовать выдачи этого ничтожества, нагло присвоившего имя, которое ей никоим образом не принадлежит. В случае же неповиновения разрешаю прибегнуть к угрозе, а ежели возникнет надобность, то и обстрелять город из пушек". Но граф обошелся малой кровью…
В Петербурге авантюристку подвергли тщательному допросу, но она стояла на своем: наследница, и точка. В перерывах между дознаниями писала письма императрице, но та, видя дерзкую подпись "Елизавета", вскипала и не отзывалась.
А граф Орлов… Он, конечно, всего лишь исполнял приказ своей государыни. Но камеру с бывшей любовницей обходил за десятки верст. В той камере, кстати, княжна родила ему сына. И быстро сошла в могилу: от кровопотери и прогрессирующей чахотки. Но и перед смертью продолжала уверять, что она та, за кого себя выдает, ибо ничего другого о себе не знает.
Полумифическая
Почему ее называют княжной Таракановой? Потому, что так звали настоящую дочь императрицы Елизаветы и Разумовского, высланную в младенчестве за границу. Екатерина Великая, наученная горьким опытом, не поленилась – отыскала Августу Тараканову, силой вернула ее в Россию и заставила принять постриг.
Истинная княжна Тараканова закончила свои дни в Ивановском монастыре под именем Досифеи. А народная молва, чтобы не путаться, объединила мифическую княжну и истинную Тараканову в одно лицо. Две личности и дополнили друг друга: наследница, не претендующая на корону, и самозванка, желающая взять ее без всяких прав.
