Ссср, был ли он самая читающая страна в мире
СССР, несомненно, был одной из самых читающих стран на планете. Практически на любом снимке советского общественного транспорта разглядишь пассажира с газетой в руке.
Тиражи книг заметно превосходили нынешние. Если сейчас серьезное исследование покидает типографию в количестве 1000-2000 экземпляров, то в СССР и 50 тысяч не были пределом. Тиражи тонких детских книжечек достигали миллиона или двух. В 1988 году в СССР напечатали в общей совокупности 1 миллиард 150 миллионов книг художественной направленности, тогда как в России 2008 года – только 304 миллиона.
Впрочем, книжный рынок нельзя измерять исключительно объемом тиражей. Так, в 1988 году в СССР вышло 10 с половиной тысяч наименований художественных книг, а в России образца 2008 года – уже 31 тысяча. Современная Россия уверенно опережает СССР по ассортименту книг в области искусства, медицины и спорта, образования и культуры, экономики. Конечно, мы серьезно уступаем СССР в области технической и сельскохозяйственной литературы, но в естественнонаучной сфере почти сравнялись.
При кажущемся изобилии витрины книжных магазинов в Советском Союзе выглядели опрятно, но бедненько. Мало кого интересовали сборники решений партийных съездов и «Малая Земля» незабвенного Леонида Ильича. «Преобладали бодрая сельхозпоэзия и производственная проза местного розлива, хотя встречались и кое-какие проверенные авторы из стран народной демократии. Память не сохранила их имен; похоже, все они имели удивительное свойство забываться в ту же секунду, когда случайный посетитель магазина стыдливо отводил глаза от полок», – резюмирует Р.Арбитман. За приличные книги для домашней библиотеки разворачивалась настоящая война. Мы выяснили, какими путями в простые семьи попадала действительно стоящая литература.
Макулатура в обмен на книги
В 1974 году в Советском Союзе стартовал эксперимент по обмену макулатуры на книги. За каждые 20 килограммов сданного бумажного «хлама» в пункте приема сырья клиенту выдавали специальный талончик, который затем «отоваривали». За классический двухтомник приходилось отдавать уже 40 килограммов бумаги. «Понятно, разумеется, что тот, кто не хотел сдавать макулатуру, мог купить эти талончики у юрких старикашек, которые сдавали макулатуру тоннами. То есть макулатурные талоны были чем-то вроде суррогатной валюты. Мы, кстати, в детстве, под видом пионеров, выполняющих поручение пионерской дружины, шерстили дома на предмет макулатуры, которую потом сдавали, а талончики продавали», – делится воспоминаниями один из популярных российских блогеров.
Пионерам открывали далеко не в каждой квартире, но бабушки без сожаления расставались со старыми газетами. Особенной популярностью пользовались картонные коробки. Их приходилось выпрашивать в магазине, но такое вторсырье сразу давало много веса. Пункты приема работали по разному графику: в Ленинграде – с 13 до 21 часа, в Ашхабаде – с 9 до 19 часов. В рамках «макулатурной» серии в СССР успели издать 117 наименований книг. Среди них – произведения Дюма, Верна, Сабатини, Тынянова, Купера, Киплинга, Экзюпери, Родари, Штильмарка, Драйзера, Фейхтвангера, Сенкевича. Большим спросом пользовались детективы, приключенческие и исторические романы. Один житель Киева решил собрать все книги Мориса Дрюона о французских королях, для чего отправил в пункт вторсырья полные собрания сочинений Ленина и Горького.
Татьяна Дервиз рассказывает о случаях, которые имели место в Ленинграде: «…человек на такси привозит 100 кг редких дореволюционных изданий, но в плохом состоянии, и радостно получает взамен талон на “Королеву Марго”». На книжках, выдаваемых в обмен на макулатуру, печатался знак с «елочкой», означавший, что том изготовлен из вторичных материалов. Государство заявляло, что 60 килограммов макулатуры спасают от вырубки одно дерево. В рамках плановой экономики подобные акции решали сразу несколько проблем – они помогали беречь ресурсы, снабжали граждан качественной литературой, очищали антресоли от ненужного мусора. Вадим Костров, отвечавший в ЦК КПСС за типографии, свидетельствует, что в СССР регулярно сталкивались с дефицитом древесного сырья: лучший лес отправлялся на шпалы и крепи для шахт, а уж только потом наступала очередь бумажной промышленности.
Черный рынок
Дефицит качественной литературы подстегивал спекуляции. Многие интеллигенты тратили на книги чуть ли не половину зарплаты. Так, за «Альтиста Данилова» и «Мастера и Маргариту» в начале восьмидесятых просили по 35 рублей. В каждом крупном городе возникала стихийная книжная «толкучка». В Горьком (современном Нижнем Новгороде) она располагалась у стен Печерского монастыря. Книгу Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» приходилось в разговорах называть «Таинственным островом». В Москве любители редких книг собирались на Кузнецком Мосту. За сборник Мандельштама из серии «Библиотека поэта» в центре столицы просили 250 рублей. Двухтомник Цветаевой оценивался в 50 рублей. Сборники Агаты Кристи «уходили» за 30-40 целковых. У Андрея Вознесенского не зря родились проникновенные строки:
Попробуйте купить Ахматову.
Вам букинисты объяснят,
что черный том ее агатовый
куда дороже, чем агат.
В 1976 году на Кузнецком неожиданно для всех появились братья Вайнеры, желавшие полюбопытствовать, пользуется ли популярностью их очередной роман «Эра милосердия». Часто на рынок приходили алкоголики, которые под важным предлогом («трубы горят») расставались с ценными книгами за относительно небольшие деньги. Иногда здесь появлялись сотрудники КГБ. Но главным местом паломничества книголюбов стали Ленинские горы. Милиция гоняла спекулянтов, но они продолжали собираться недалеко от метро. Местные продавцы налаживали связи с республиканскими издательствами, чтобы первыми получать редкие издания.
Книжный бум в СССР совпал с относительным ростом доходов населения, и в 1970-е годы семейная библиотека стала поводом для гордости наряду с наборами чешского хрусталя, югославской стенкой и финской сантехникой. «Это смотрелось не только показателем культурности (или, по крайней мере, тяги к ней) и достойным украшением интерьера, но еще и свидетельством сноровки, хватки хозяев, умевших доставать дефицитные книги. А дефицитным было практически все художественное, все, кроме завалившей склады и прилавки партийно-пропагандистской нуди, с бессчетными разоблачениями империализма, сионизма и прочих вражеских “измов”», – пишет о феномене домашних библиотек М.Немченко. И доставали! Например, роскошная 12-томная серия Дюма в красном переплете ценилась до безумия дорого: за одну книжку просили по 300, а то и по 500 рублей.
Л.Светлаков пишет, что книги из цеха в цех перевозились в сопровождении милиционеров, но часть тиража все равно разворовывалась. Рабочие выносили из типографии переплет и листы текста, а дома сшивали их по ночам.
Поездки в дальние края
Идеологический прессинг на окраинах Советского Союза был заметно слабее, чем в центре, и республиканским издательствам разрешалось выпускать произведения иностранных авторов. Фицджеральда, Ремарка и подобных им писателей охотно печатали в среднеазиатских республиках. Туристы и альпинисты часто возвращались оттуда, нагруженные книгами, или отправляли домой увесистые посылки. Появилось устойчивое выражение «среднеазиатский Дюма», и выпущенный под южным солнцем томик «Королевы Марго» неожиданно всплывал в Ленинграде или Киеве.
Еще одной культовой точкой на карте для книжных собирателей в 1970-е годы стал Кишинев. Вероятно, на относительной свободе издания сказался тот факт, что Леонид Брежнев некоторое время работал в Молдавии на руководящих постах. Издательство «Лумина» освоило серию «Мир приключений». В Кишиневе издавали Майн Рида и Стивенсона. Качество бумаги хромало, как и в других региональных издательствах, но на черном рынке всю продукцию отрывали с руками. Именно Молдавия и Средняя Азия поставляли в центр романы об авантюристке Анжелике. Виктор Мясников пишет, что Госкомиздат ограничивал подобный «коммерческий» выпуск 80 изданиями в год, и тогда шли на хитрость: «Фенимор Купер мог идти как детский писатель или зарубежный классик, а сборники отечественных детективов приурочивались, например, к очередному юбилею советской милиции и шли по темплану общественно-политической литературы».
Иногда книжки поэтов Серебряного века попадались и в русской глубинке, куда тоже отправлялись страждущие. «Никогда не забуду огромный и оттого недешевый том Хлебникова, выловленный в селе Тепловка Новобурасского района Саратовской области: продавщица, выбивая чек, смотрела на меня с сочувствием, как на инвалида», – вспоминает Р.Арбитман. По стране плавали «…кишиневский Грэм Грин и петрозаводский Жюль Верн, алма-атинский Артур Конан Дойл и кемеровский Карел Чапек, минский Курт Воннегут и ижевский Федор Достоевский». Многие обзаводились дефицитными изданиями за границей. Редкие книги – «Поющие в терновнике», «Американская трагедия» – попадали в магазины «Советская книга», находившиеся в странах социалистического лагеря, либо в торговые точки советских военных городков.
Подписка на книжные серии
Верным способом удовлетворить книжный голод считалась подписка на многотомные издания. С 1967 по 1977 год в СССР выходила «Библиотека всемирной литературы», включавшая в себя 200 томов. Тираж в 300 тысяч экземпляров (затем увеличенный почему-то именно до 303 тысяч) казался небольшим для огромной страны, и среди книголюбов ходили легенды, что две сотни томов кто-то обменял на «Москвич». Сейчас на интернет-аукционах коллекционную серию БВЛ можно приобрести за 60-70 тысяч рублей.
«Библиотеку всемирной литературы для детей» выпускали с 1976 по 1987 год, в серии было 50 томов. На миллионную Самару в 1975 году выделили всего 200 подписок, и родители, желавшие разнообразить кругозор своих детей, начинали дежурить у дверей книжных магазинов за три дня. В 2015 году некогда раритетную серию предлагают за 10 тысяч рублей. С 1936 выходила «Библиотека приключений», в просторечии книги этой серии называли «рамочками» из-за узнаваемого оформления.
В книжных магазинах оформляли подписку и на собрания сочинений отдельных авторов. Сергей Мнацаканян вспоминает, как в 1989 году стоял в очереди за пятитомником Пастернака. По этому случаю Книжную лавку писателей на Кузнецком Мосту осаждали литераторы. «Заняли места в очереди и писатели, представлявшие так называемые «патриотические силы». Они язвительно переспрашивали друг друга, видимо, стесняясь своего присутствия в этой очереди за пятитомной подпиской на чуждого им «русскоязычного» поэта, что это за овощ такой — «пастернак», не то сельдерей, не то патиссон, но все равно стояли. Очевидно, их волновали не писания Бориса Леонидовича, а рыночная стоимость подписки». Александра Бараш называет подписные серии среди ярких пятен своего детства: «…синий Конан Дойль, черный Стивенсон, желтый Карел Чапек, их стройная соразмерность украшала верхние полки; на первой – плескалось солярисом живое море “научной фантастики”». Вячеслав Глазычев среди любимых серий юности вспоминал полученных по подписке Тургенева и Диккенса.
Ради талантливых произведений выписывали толстые литературные журналы, вырывали из них нужные страницы, собирали несколько номеров и подшивали. Состоящий из отдельных «тетрадок» роман занимал почетное место на книжной полке. Часто редакция ведомственных журналов принималась печатать детективные сочинения, и число подписчиков мгновенно росло. Так, сугубо нишевый журнал «Человек и закон» печатал популярного писателя Юлиана Семенова, и люди спешно пролистывали сухие статьи в поисках имени любимого литератора.
Книжный дефицит, сопровождавший жителя Советского Союза вплоть до последних лет перестройки, давно исчез как явление. Домашние библиотеки, яркая черта советской повседневности 1960-1980-х годов, все чаще оказываются на помойках. Мокнут под дождем Чехов и Стендаль. В «продвинутых» подъездах жильцы организуют полочки по обмену книг. Литератор Дмитрий Бавильский в одном из своих произведений замечает: «Кому сейчас нужен Диккенс в 30 томах?» Современные школьники уже не разделят восторга 12-летнего пионера, обменявшего 20 килограммов макулатуры на «Трех мушкетеров».
Павел Гнилорыбов,
историк-москвовед, координатор проекта «Моспешком»
В книжном магазине
Источник: alex.krsk.ru
У «патриотов» ответ готов — нас развратили! План Даллеса и всякое такое. Хреновая, замечу, была эта духовность, если она так быстро и так низко пала. Ответ предельно прост на самом деле — ни фига не был советский народ высокодуховным. И самым читающим он тоже не был.
Никогда не забуду язвительную фразу Виля Липатова из какой-то его повести: «а дефицитные книги на книжной полке стояли так плотно, что вытащить какую-нибудь не представлялось никакой возможности». Вот тут — вся квинтэссенция «высокодуховности».
Есть такое умное слово, — товарный фетишизм. В СССР он был куда хлеще, чем во времена Маркса и Энгельса. Плюс к деньгам мерилом престижности стал еще и дефицит. Человек, владеющий дефицитом — коврами, сервелатом, хрусталём, югославским гарнитуром — с презрением относился к тем, кто этого не имел.
Поскольку хорошие книги в СССР были дефицитом, обладать ими было престижно. Поэтому они у всех и стояли. Тем более, что в состав престижной «стенки» входил и книжный шкаф, и его полагалось чем-то заполнять. А вот читать — вовсе не обязательно.
А вообще книг в магазинах на самом деле было навалом, но читать их было решительно невозможно — ну какому нормальному человеку придёт в голову читать, например, полное собрание речей Брежнева? Многие замечательные книги были попросту запрещены, и не издавались никогда — мы узнали о них только в девяностых: Платонов, Набоков, Пастернак, да мало ли ещё. Другие замечательные книги были как бы не запрещены, но и не издавались всё равно. Например, «Мастер и Маргарита» — как была издана в шестидесятых годах небольшим тиражом, так и не переиздавалась до самых девяностых.
Как в СССР добывали литературу
Рецепт простой. Покупаешь в магазине кучу политиздатовских книг — они были очень дешевые во всех смыслах этого слова. Отрываешь корочки, сдаёшь на макулатуру. Сдал 20 кило макулатуры — дали талон. На талон покупаешь книгу Мориса Дрюона о королях (это было что-то типа нынешней Дарьи Донцовой, такая же жёлтая мура), а уже вот эту рыночную стоимость меняешь на что-то путное.
Я, например, сдал 60 кило макулатуры, взял три тома ненужного мне «Виконта де Бражелона» и выменял их на оранжевый 11-томник очень любимого мною Лескова — и им не спеша наслаждаюсь до сих пор.
Ну, и так далее. Кстати, в кармане рюкзака, в котором я вёз из Читы яичные рожки , лежало еще и дореволюционное издание Нового завета, купленное за кошмарные совершенно деньги — что-то больше 120 рублей. То есть, я получил возможность читать Евангелие не в размытых каких-то фотоотпечатках, как до этого, а в виде нормальной книги, пусть даже и с ятями. Но оно того стоило.
«СССР – самая читающая страна». Это так, в самом деле – читали люди много. Из чего, впрочем, не следует делать вывод, что система тотального дефицита не распространялась на книги. Поговорка: «Книга – лучший подарок» была в СССР весьма двусмысленной, потому что хорошая книга в Советском Союзе если и не была на вес чистого золота, то всё равно была очень большой редкостью. С книгами, собственно, была та же самая история, что с колбасой – книг остро не хватало. Впрочем, эту мысль следует пояснить.
Поскольку я два года проработал зав.редакцией одного крупного российского издательства, то кое-что в каких-то вопросах современного книгоиздания худо-бедно разбираюсь. В частности, в вопросах тиражей. Новый автор, коли издательство решит, что его рукопись достойна быть напечатанной, вряд ли может рассчитывать на первый тираж более, чем в 3-5 тыс. экземпляров. Ну в самом крайнем случае – 10 тысяч (хотя это только теоретически). В случае, если первый тираж расходится хорошо, то делают допечатку – ещё 5-10 тысяч, потом ещё, ещё и так далее. Но это, разумеется, если книга хорошая. А большая часть книг так на единственном тираже 5 тыс. экз. и умирают.
С точки зрения советского книгоиздания, современные тиражи не просто маленькие – они смехотворны. В СССР художественные книги выходили тиражами от нескольких сотен тысяч, до миллионов экземпляров. Но несмотря на это, по книгам был острейший дефицит. Как же так? Да вот так. Певцы «Великого Совка» забывают уточнять, что огромная (если не большая) часть книг, издаваемых в СССР, были коммунистической никому не нужной макулатурой.
Издалека советские книжные магазины казались битком набитыми книгами. И так оно и было на самом деле. Только при ближайшем рассмотрении все эти книги были никому ненужным коммунистическим пропагандистским хламом. Чёрт его знает, кто покупал эти книги?
Однако были и книги, пользующиеся всенародной признательностью и любовью. Во-первых, это была фантастика, во-вторых, детективы, в-третьих, исторические романы. Фантастика (кроме какой-нибудь коммунистической галиматьи Казанцева и Ефремова) выходила микроскопическими тиражами и сметалась с полок в течении получаса. Детективы, например, Конан Дойл… Лично я ни разу не видел в продаже детективов. Впрочем, как и исторических романов. Всю подобную литературу мама покупала «из под полы» втридорога.
Самыми хитами были рассказы про Шерлока Холмса, а также романы Дюма – вся эпопея про д’Артаньяна и его друзей, а также граф Монте Кристо. Дюма и Кона Дойл, кажется, стояли в книжном шкафу каждой уважающей себя советской семьи.
В области погашения книжного дефицита у Совка были свои технологии, как-то не особо прижившиеся в других товарных нишах. Например, существовал такой проект: «Книги в обмен на макулатуру». Нет, не подумайте, конечно, что советские люди шли в книжный магазин с пачками старых газет и меняли их там на «Лунный камень» Уилки Коллинза. Всё было несколько хитрее и одновременно изящнее.
Для приёма макулатуры существовали специальные приёмные пункты. Каждый гражданин мог сдать там любое количество макулатуры и получал свидетельство о сданной макулатуре в виде талончиков: «3 кг», «5 кг», «10 кг» и т.д. С этими талончиками советский книголюб мог идти в книжный магазин, в котором были соответствующие отделы, и там, предъявив талончиков на 20 кг сданной макулатуры, приобрести какую-нибудь дефицитную книгу. Кстати, не факт, что в этих отделах был очень большой выбор, но всё же там можно было иногда купить что-то интересное.
Понятно, разумеется, что тот, кто не хотел сдавать макулатуру, мог купить эти талончики у юрких старикашек, которые сдавали макулатуру тоннами. То есть макулатурные талоны были чем-то вроде суррогатной валюты. Мы, кстати, в детстве, под видом пионеров, выполняющих поручение пионерской дружины, шерстили дома на предмет макулатуры, которую потом сдавали, а талончики продавали. Я, правда, всего один раз участвовал в такой акции, но некоторые мои одноклассники имели на этом деле даже что-то вроде небольшого бизнеса.
Другой способ получения дефицитных книг – подписка. Советский человек подписывался на какое-нибудь многотомное издание и потом в течении пары-тройки лет получал весь комплект. У некоторых дома все шкафы были забиты БСЭ, собранием сочинений Конан Дойла и другим чудесными чудесами. Но, доложу я вам, подписаться на нормальные сборники было не проще, чем купить женские финские сапоги в ГУМе. В итоге некоторые люди, не имея возможности подписаться на «Антологию советской фантастики», подписывались на абы что, лишь бы было что в книжный шкаф поставить.
В итоге в книжной торговле царил такой махровый чёрный рынок, что только держись. А вообще, советский человек всегда знал, что если из какого-нибудь магазина торчит хвост очереди – надо пристраиваться, потому что наверняка что-то нужное. Идиотизм жизни в Совке отлично характеризует следующий анекдот:
Разговор в конце длиннющей очереди:
– Чего дают?
– Конан Дойла.
– А это лучше, чем кримплен?
– Не знаю. Сам на пробу две бутылки беру.
Да, вот так и жили советские люди. И, что забавнее всего, сейчас по этой жизни тоскуют.
Советский идеологический артефакт - массовое убеждение что советская публика была самой читающей в мире. В самом деле, популярные книги издавались миллионными (!) тиражами и разлетались как горячие пирожки. Так ли много читали в СССР? На мой взгляд не стоит путать тиражи с читаемостью. Благодаря специфике книгоиздания в СССР - книги были не только бумажными носителями информациями. Это были еще и дефицитные обьекты длительного потребления. Словом, их можно было купить и поставить в югославскую стенку. А что вы думали? Только хрусталь и фарфоровые слоники были признаком уюта и обеспеченности? Нет, еще и собрание сочинений Мориса Дрюона, Дюма и антология фантастики.
Отсюда и бешенная покупаемость книг - их выгребала из магазинов далеко не только интеллигенция, но и те, кто их покупал ради потенциального и никогда не происходящего прочтения, кто ими затаривался ровно также, как покупали "выброшенную" туалетную бумагу впрок на себя, родственников и знакомых. Благо что цены на советские издания были в целом умеренными.
Из-за этого затаривания книгами получался одни из советских парадоксов - те кто действительно хотел их купить для того чтоб прочесть, не успевали и проигрывали массе тех, кто их покупал "на всякий случай" или "украсить гостинную". В плановой экономике, впрочем, такие мелочи на каждом шагу.
Этот дефицит, кроме традиционного решения "по блату" неожиданно породил несколько альтернативных сетей по продаже и обмену книгами. Неожиданно - потому что советское государство терпеть не могло альтернативы и инициатив, идущих мимо него. Ну, про самиздат я говорить не буду - это огромная и очень отдельная тема, но кроме этого существовали, например магазины "Букинист" где можно было продать и купить книгу. Они были, как бы так сказать - полугосударственными, планировать их работу было нельзя, а произвольность назначения цены делали их в каком-то смысле даже рыночными. Была также система книжного обмена при крупных книжных магазинах - можно было выставить книге определенный бал и сменять на книгу соответствующей бальности, хотя энтузиасты менялись и просто на рынках или по переписке.
Небольшой итог - дефицит товарный в СССР накладывался на ограничения в распространении информации и порождал у населения страсть к собирательству и накопительству.
ППКС, потому что на своем опыте поздник 1980-х гг помню знаю. Эти книги у нас до сих пор. Хватали мы кучу собраний сочинений и энциклопедий, чтобы заполнить стенку в зале. Сдавая мукулатуру в школе, я порой получал чеки, с которыми правда в книжных ничего кроме Дюма и еще чего-то попсового приобрести было невозможно. Батя через знакомую продавщицу книжного и разные райкомобкомовские или иные связи доставал иногда многотомный дефицит, как правило классика. Но в итоге, читал больше всех я и мама присоединялась иногда по исторической беллетристике. Отец прочитал в своей жизни книги 3-4 (наверное прочитал некоторые стихи Высоцкого, "Швейка" Гашека, знаменитые два романа Ильфа и Петрова и еще рассказы Шукшина любил. Кажется всё). К полным издания Л. Толстого, Тургенева, Куприна и иных классиков опять же прикасался только отчасти я, т.к. "Войну и мир", к примеру, нужно было читать для школы. Многие книги из этих собраний с момента приобретения в конце 1980-х гг. до сего дня не открывал никто из членов семьи.
