Высшей формой научного объяснения является объяснение. Глава iv. виды научного объяснения. А также другие работы, которые могут Вас заинтересовать

Объяснение является одной из функций теории и науки в целом. Объяснение представляет собой мыслительную операцию выражения сущности одного объекта через другое, через то, что известно, понятно, очевидно, ясно. Объяснение представляет собой необходимый компонент понимания любого вида деятельности.

Научное объяснение должно удовлетворять требованиям адекватности (корректности) и принципиальной проверяемости. С логической точки зрения, объяснение есть выведение из посылки следствий. Объяснение осуществляется как на теоретическом, так и на эмпирическом уровнях организации научного знания.

Существует несколько моделей научного объяснения:

1. Дедуктивно-номологическое объяснение

Четкая формулировка этой модели была осуществлена К. Поппером и К. Гемпелем. При дедуктивно-номологическом объяснении мы указываем причину или условия существования некоторого события. Множество начальных условия и общих законов или гипотез (большая и малая посылка) составляет эксплананс объяснения. Большая посылка – универсальные или общие законы или стохастические законы частного характера. Малая посылка – начальные или граничные условия, относящиеся к конкретным событиям или явлениям. Утверждение которое предстоит объяснить – экспланандумом - заключение дедуктивного вывода из посылок, т.е. из эксплананса.

Если причина или условие имеют место, то определенное событие наступает с необходимостью.

К. Гемпель разработал модель индуктивно-вероятностного объяснения, когда вместо закона науки выступает положение, имеющее вероятностно-статистический характер и вывод устанавливает лишь вероятность наступления события. В любом случае объяснение на основе дедуктивно-номологической модели придает объясняемому событию необходимый характер.

(Пример с объяснением Фарадея опыта Араго о вращении медного диска над вращающейся магнитной стрелкой).

Дедуктивно-номологическая модель объяснения наиболее характерна для математики и для естествознания.

2. «Рациональное» объяснение (телеологическое)

Канадский историк У. Дрей показал, что в исторической науке используются другие модели объяснения. Объяснение, которое указывает на связь поступков некоторого человека с его мотивами и убеждениями, Дрей называл рациональным. Задача такого объяснения заключается в том, чтобы показать, что некоторый поступок является «разумным», с точки зрения совершающего его человека. В основном историки при объяснении человеческих действий видят не причинно-следственные связи, а нормы или правила рационального действия.

В общем виде объяснение в рамках данной модели выглядит следующим образом: показать, что «в данных обстоятельствах люди изучаемого периода поступали так-то», а затем рассмотреть конкретный случай. Таким образом, рациональное объяснение обосновывает лишь возможность объясняемого события, а не его необходимость.

Основное внимание обращается на цели, смысл и намерения деятельности людей. Большая посылка – сумма целей, мотивов, стремлений. Малая посылка – сумма средств. Экспланандум - поступок, действие. Практический силлогизм – форма телеологического объяснения. Большая посылка – цели действия. В малой – средства ее достижения. Экспланандум - утверждение, что только при действии в соответствии с посылками, т.е. при правильном учете целей и средств ее достижения можно надеяться на успех действия.

3. Функциональное объяснение

Функциональное объяснение – близко к телеологическим, т.к. отвечает на вопрос для чего? Применяется когда приходится выяснять роль и функция какого-либо элемента или подсистемы элементов в целостной системе. (орган в живом организме). Широкое применение в биологии, после создания Ч. Дарвином эволюционной теории.

4. Нормативные объяснения

Нормативные объяснения – пытаются выявить значения и роль норм для объяснения поведения людей в обществе. Учитывают не только сознательную деятельность человека, но и нравственную. Опирается на установленные в обществе правила и нормы, к-е принципаиально отличаются от законов, имеющих регулярный и устойчивый характер.

5. Причинно - следственное объяснение

Причинно следственные объяснения: в период классической науки механические движения и процессы, явления природы пытались объяснить с помощью простейших каузальных или причинных законов. Использовалась еще Галилеем при объяснении движения свободного падения тел.

Предшествующее явление называют причиной, а данное явление (к-ое объясняется) следствием. Но причинное объяснение не сводится только к указанию предшествующего и последующего явления (П: ночь сменяет день, но ночь не является причиной дня). Для причинного объяснения обязательно следует определить общий причинный закон, к-ый устанавливает регулярную, необходимую связь м/у причинной и следствием.

6. Интенциональное объяснение

Интенция означает намерение, цель, направленность сознания на определенный предмет. (От латинского слова intentio – стремление). Интенциональное объяснение называют иногда телеологическим, мотивационным. Интенциональное объяснение поведения человека состоит в указании на цель, которую преследует индивид, установлении стремлений, намерений или мотиваций действующих событий. Такие объяснения ориентированны на раскрытие стремлений людей, их можно использовать для объяснения поведения исторических деятелей, объяснения поступков, действий обычных людей. Г.фон Вригт подчеркивал значение так называемого «практического силлогизма» для гуманитарных наук и для истории.

Во всех альтернативных моделях объяснения (Нормативное, функциональное, телеологическое, интенциональеон) главное внимание обращается на специфические особенности сознательной и целенаправленной деятельности человека, к-ая выражается в постановке целей, выяснения его функций и роли в обществе, анализе норм и правил поведения.

Объяснение представляет собой научную процедуру, в которой на основе теоретических или эмпирических знаний раскрываются сущность и (или) структура исследуемого явления, причины его возникновения и функционирования, иные значимые для науки связи и отношения. Например, объясняются причины возникно­вения государства и права, причины правонарушений, определя­ется сущность права, правовой нормы, структура, содержание, функции, цели конкретных правовых институтов.

Объяснение состоит из трех частей: эксплананса, эксплананду- ма и логической формы, - дедукции и индукции, обеспечиваю­щих получение нового достоверного знания.

Эксплананс (объясняющий) содержит научно обоснованные по­ложения, из которых с необходимостью или вероятностью следует заключение (экспланандум). Эксплананс имеет два вида посы­лок - бблыиую и меньшую.

Бблыпую посылку составляют теоретические законы, принци­пы и иные общие положения правовой науки, философии, поли­тологии, иных специальных неюридических наук либо эмпириче­ские законы, полученные индуктивным путем. Меньшую посылку образуют положения, свидетельствующие о наличии у исследуемо­го явления совокупности признаков, связей, характерных для дей­ствия закона, принципа, общей связи, обозначенной в большей посылке. Наличие таких признаков должно подтвердить право­мерность распространения на исследуемое явление, процесс этих общих положений, законов, составляющих ббльшую посылку.

Экспланандум содержит заключение, которое с необходимо­стью или определенной вероятностью вытекает из эксплананса и в котором утверждается или отрицается наличие соответствующих свойства, связи у исследуемого явления, процесса, словом, содер­жится ответ на вопросы «почему?», «что?» или «каким образом?».

Объяснение может быть дедуктивным или индуктивным.

Если ббльшую посылку эксплананса образуют научно обосно­ванные теоретические положения в форме закономерностей, принципов права, иные общие положения, такое объяснение на­зывают дедуктивным. В этом случае логическая природа объясне­ния сходна с юридической квалификацией, при которой ббльшая посылка содержит соответствующую норму права, а в меньшей посылке описывается совокупность юридически значимых при­знаков, свойств квалифицируемого деяния, отношения или собы­тия. В заключении делается вывод о том, что это деяние, отноше­ние или событие подпадает под признаки нормы права, содержа­щейся в большей посылке, и на него могут быть распространены положения этой нормы права.

Дедукция может применяться и для объяснения конкретных фактов, событий. В этом случае меньшая посылка представляет собой утверждение о каких-либо свойствах, признаках, присущих исследуемым фактам. Это так называемое фактуальное объясне­ние, суть которого сводится к правомерности признания факта, его свойств частным случаем проявления общих признаков, отра­жаемых большей посылкой эксплананса.

Например, нужно установить, являются отдельные предписа­ния нормативного правового акта нормативными или индивиду­альными. С этой целью малую посылку образует конкретное пред­писание, а ббльшую посылку - теоретические положения о том, какими признаками обладает нормативное правовое предписание. Посредством сравнения большей и меньшей посылок экспланан­са делается вывод о юридической природе этого предписания. Предписание является нормативным, если обладает всеми при­знаками, названными в большей посылке, либо индивидуальным, если у него отсутствует хотя бы один из признаков нормативного предписания.

Индуктивная модель объяснения характеризуется тем, что ббльшая посылка эксплананса содержит статистический закон, выраженный в форме вероятностного суждения. Такой закон ха- растеризует определенную устойчивую связь, присущую группе или классу однородных массовых явлений, и представляет собой вероятностное суждение. Таковыми являются, например, эмпири­ческие зависимости между материальным положением населения и состоянием преступности, между незаконной торговлей оружи­ем, наркотиками и уровнем насильственных преступлений, между служебной загрузкой судей и качеством судебного разбирательства и др. Меньшая посылка эксплананса содержит перечень условий действия эмпирического закона, которые наблюдаются в иссле­дуемом процессе, явлении. Соответственно, в экспланандуме да­ется вероятностное заключение о возможности наступления како­го-либо отдельного события, исходя из эмпирического закона и наличных условий для его проявления. При этом считается, что достоверный вывод может даваться при условии, когда вероят­ность проявления эмпирического закона приближается к 1 (100%) и в любом случае не может быть меньше 0,5 (50%).

В современных исследованиях проблем теории права, отрасле­вых юридических наук, проводимых российскими правоведами, используется по преимуществу дедуктивный способ объяснения. Индуктивная модель объяснения применяется главным образом в науках, связанных с изучением массовых явлений (в судебной ста­тистике, криминологии).

В конкретном исследовании объяснение ведется по правилам дедуктивного вывода. Если по правилам этой логической формы из эксплананса выводится экспланандум, то в реальном процессе познания первым появляется меньшая посылка. Исследователь обнаруживает какое-либо новое явление, его свойства, связи, компоненты и фиксирует полученные результаты в виде малой посылки эксплананса. Далее в системе наличного знания ему предстоит найти соответствующие теоретические положения, принципы и лишь затем осуществить вывод, обеспечивая при этом логическую правильность перехода от общих положений к положению, содержащемуся в заключении.

Виды объяснения

В правовых исследованиях наиболее широкое применение на­ходят нормативно-правовой (догматический), целевой (телеоло­гический) и функциональный виды объяснений.

Нормативно-правовой (догматический) вид объяснения характе­ризуется тем, что ббльшую посылку эксплананса составляют не теоретические положения, выводы, а нормативные предписания действующего законодательства. Это могут быть принципы права, отдельной отрасли права, иные общие нормативно-правовые по­ложения либо конкретные нормы права. Правомерность исполь­зования нормативных предписаний в этом качестве основывается на всеобщности и обязательности их действия. Как всеобщий кри­терий, масштаб оценки социальных правовых реалий нормы права выступают абстрактной основой, с которой необходимо последо­вательно согласовывать содержание конкретных правовых отно­шений, определять правовую природу иных явлений и событий, подпадающих под действие нормы права.

Экспланандум составляет вывод о том, какую юридическую природу имеют явления, их компоненты, входящие в малую по­сылку, либо вывод о том, в какой мере и каким образом надлежит применять общие нормативные предписания к условиям, преду­смотренным меньшей посылкой эксплананса. Эти положения не являются простым повторением действующих норм права, а со­держат элемент новизны, поскольку вносят ясность в юридиче­скую природу исследуемых явлений, либо признают правомерным (невозможным) распространение общих нормативные установле­ний на частный случай.

Например, обосновывая специфику отступного как нового основания прекращения обязательства, М. И. Брагинский и В. В. Витрянский руководствуются ст. 409-411 ГК РФ. В резуль­тате они приходят к выводу о том, что отступное нельзя призна­вать в качестве разновидности обычной замены обязательства. От­ступное, как это следует из положений названных статей, от обыч­ной замены обязательства отличается двумя признаками: замена обязательства происходит до его нарушения, тогда как отступное применяется после; при использовании отступного обязательство прекращается без его превращения в другое. Подобные авторские комментарии, логически вытекающие из смысла ст. 409, 414 ГК РФ, тем не менее являются новыми, поскольку в тексте закона прямо не отражены".

В правовых исследованиях широкое применение находит целе­вой (телеологический) вид объяснения. В процессе такого объясне­ния ставится задача установить, насколько используемые средства либо полученные результаты соответствуют поставленным целям.

В правоведении телеологическое объяснение находит примене­ние прежде всего в толковании норм права, а телеологический способ является ведущим в системе методов толкования норм права и в исследованиях эффективности действующих норм права. Эф­фективность, понимаемая как соотношение целей правовой дея­тельности и полученных результатов, может быть выявлена и над­лежащим образом оценена только с учетом целей, поставленных субъектом правовой деятельности. В современных исследованиях наблюдается устойчивая тенденция к применению целевого объяс­нения в познании и иных правовых институтов и учреждений.

Особенность телеологического объяснения состоит в том, что его основанием выступает не совокупность достоверных теоретиче­ских или эмпирических положений, а такой важнейший компонент политико-правовой практики, как цели. В обществе, где действует множество субъектов, существует необычайное разнообразие це­лей. Это цели общества, государства, отдельных социальных общ­ностей, групп, личностей. Множественностью целей характеризу­ется и система права, в которой выделяются цели права, отдельной отрасли права, правового института и отдельной нормы права. По­этому для получения достоверного вывода следует весьма тщатель­но выбирать цели в качестве большей посылки эксплананса.

Если ставится задача раскрыть уровень согласованности ком­понентов целого, их способности обеспечивать реализацию целей, то телеологическое объяснение следует вести с учетом внутренних целей исследуемого. Например, в исследованиях эффективности норм права рекомендуется брать непосредственные цели этих норм, а не более высокие цели, присущие правовым институтам или отрасли в целом. Чтобы раскрыть результативность воздейст­вия предмета исследования на другие правовые и социальные яв­ления, образующие внешнюю среду, следует прежде всего опреде­лить степень соответствия этого явления целям, характерным для среды в целом.

Так, право как одно из действенных средств государственного управления обществом всегда используется для реализации каких- либо социальных целей - повышения благосостояния населения, обеспечения условий для активной деятельности личности, для вовлечения всех в управление делами общества, обеспечение об­щественного порядка, государственной безопасности. Поэтому телеологическое объяснение необходимо проводить в два этапа: первоначально устанавливать соответствие исследуемого собст­венно правовым целям, а затем уже социальным. Правовые иссле­дования, в которых телеологическое объяснение ограничивается собственно правовыми целями, является неполным и недостаточ­но обоснованным.

Вполне возможны ситуации, когда собственно правовые цели могут резко расходиться с социальными целями. То, что с точки зрения права, правового регулирования признается действенным, эффективным, может оказаться социально вредным и недопусти­мым. Например, Советское государство признавало раскулачива­ние высокоэффективной политико-правовой мерой, позволившей ему в короткий срок перевести сельское хозяйство на социалисти­ческие рельсы. Однако в социальном плане, с точки зрения целей развития сельского хозяйства и обеспечения населения продукта­ми питания, данная мера имела только негативные последствия. Поэтому в интересах получения достоверных и обоснованных зна­ний телеологическое объяснение права, иных правовых институ­тов и учреждений, как правило, надлежит завершать анализом их социальных целей и социальных результатов, которых удалось достичь благодаря применению этих институтов и учреждений.

Один из недостатков телеологических объяснений видится в том, что за основу объяснений и оценок в них чаще всего берутся цели, которые были поставлены действующим субъектом: госу­дарством, правотворческим или правоприменительным органом либо гражданином. Вместе с тем реальные цели могут быть не­правильно понятыми, субъективными и не соответствовать объ­ективным процессам развития общества, государства и права. Поэтому и результаты телеологического объяснения, в котором степень объективности целей имеет вероятностный, проблема­тичный характер, не могут претендовать на высокую степень на­учной обоснованности.

Чтобы отделить субъективные цели от объективных и придать телеологическому объяснению необходимый уровень объективно­сти, требуется специальный теоретический анализ. Объективность целей может быть обоснована в ходе их сопоставления с законами, принципами правовой науки, отдельной отрасли права, с научно обоснованными целями, преследуемыми обществом или государ­ством, международными сообществами, нормами международно­го права. Руководствуясь объективными целями, возможно не только оценить степень соответствия им средств и результатов действия, но и убедиться в том, насколько действующие правовые средства и результаты их применения соответствуют магистраль­ному развитию общества и государства, а также понять, что нужно сделать, чтобы привести сущее в соответствие с должным - объ­ективными, научно обоснованными целями.

Современные российские правоведы зачастую используют функциональный вид объяснения. В этом случае ббльшую посылку составляют положения о функциях, присущих тому или иному яв­лению как целостной системе, а экспланандум - выводы о степе­ни соответствия деятельности отдельного компонента функциям этой системы, его способности усиливать или препятствовать реа­лизации данных функций.

Примером удачного применения функционального объясне­ния в правовой науке может служить система нормативных пра­вовых актов в Российской Федерации. Каждый компонент этой системы призван обеспечивать реализацию функций Конститу­ции РФ, и оценка его деятельности дается с позиций того, как он реализует эти функции. Так, федеральные законы как акты выс­шей юридической силы конкретизируют положения Конститу­ции РФ, устанавливая первичные нормы во всех отраслях права и законодательства. Иными предстают функции подзаконных нор­мативных правовых актов, в том числе указов Президента РФ, призванных конкретизировать и развивать положения федераль­ных законов и Конституции РФ. Таким образом, сопоставляя конкретные результаты деятельности отдельного правотворческо­го органа с тем, как он реализует свои функции, ориентирован­ные на реализацию Конституции РФ, можно сделать достоверный вывод о его результативности в обеспечении эффективного нор­мативного правового регулирования общественных отношений.

Широкому применению функционального объяснения в пра­вовых исследованиях препятствует одно обстоятельство: отсутст­вие четкого понимания функций правовых явлений. Общее пони­мание функций является настолько широким и неопределенным, что, руководствуясь им, весьма сложно, а скорее и невозможно, отличить функцию от иного свойства, признака исследуемого. В результате исследователь признает функцией все, что пожелает. Несмотря на многолетние и интенсивные исследования проблем функций государства, российские правоведы так и не имеют чет­ких представлений о критериях, руководствуясь которыми следует отличать основное направление деятельности государства от неос­новного, а также о том, какой должна быть действительная систе­ма функций Российской Федерации. Трудно найти два учебника теории государства и права, которые бы одинаково понимали и интерпретировали систему функций государства. Еще больший произвол царит в представлениях о функциях правовых явлений, которые стали исследоваться с применением функционального подхода сравнительно недавно.

Конечный результат объяснения эмпирической информации достоверных фактов может выражаться в двух формах: 1) непо­средственная сущность исследуемых явлений полностью объясня­ется с помощью наличных теоретических знаний; 2) непосредст­венная сущность явлений остается необъясненной с позиций имеющегося теоретико-понятийного аппарата.

В тех случаях, когда эмпирические данные полностью соответ­ствуют имеющимся теоретическим знаниям правовой науки, соци­альное правовое исследование не содержит новых теоретических знаний. Но это обстоятельство не означает того, что подобные ис­следования не имеют научной ценности. Сложный, диалектически противоречивый процесс познания закономерностей функциони­рования и развития правовых явлений невозможен без знания со­циальной обусловленности правовых норм и их влияния на разви­тие общественных отношений. Это один из основополагающих принципов материалистической теории права, реализация которо­го положила начало превращению юриспруденции в подлинно на­учную теорию права. Социальные правовые исследования, рас­крывающие социальную обусловленность права, правовых инсти­тутов, механизмов их функционирования, дают материал, который составляет эмпирический базис науки как одного из ее необходи­мых компонентов.

Новые теоретические знания не могут быть получены в ходе социальных правовых исследований и в случаях, когда факты, свидетельствующие о новых свойствах, сторонах, отношениях яв­лений и процессов, не получают объяснения с позиции наличных теоретических знаний. Тем самым в правовой науке обнаружива­ется пробел, который может быть преодолен только на уровне тео­ретического познания и соответствующими этому уровню методо­логическими средствами. Сущность и необходимость, будучи внутренними, глубинными сторонами явлений и процессов, не совпадающими с их внешней формой, непосредственному наблю­дению недоступны и в процессе эмпирических исследований ос­таются нераскрытыми.

Теоретический анализ эмпирического материала, направлен­ный на установление сущности и необходимых элементов, - само­стоятельный этап научного исследования, качественно отличаю­щийся целями и способами познания от социального правового исследования. В теоретической области, считал Ф. Энгельс, эмпи­рические методы «оказываются бессильными, здесь может оказать помощь только теоретическое мышление». Применительно к пра­вовым исследованиям это означает, что для успешного развития юридической науки важны совершенствование, разработка не только приемов сбора, изучения и обобщения эмпирических фак­тов, но и методов теоретического исследования. Однако исследова­ние, основанное на применении этих методов, будет иным по срав­нению с социальным правовым явлением как по целям, так и по конечным результатам.

ГЛАВА IV. ВИДЫ НАУЧНОГО ОБЪЯСНЕНИЯ

Объяснение представляет собой одну из важнейших функций научной теории и науки в целом. Понятие объяснения используется и в повсед-невном языке, в котором объяснить какое-либо явление означает сделать его ясным, понятным для нас. В своем стремлении понять окружающий мир люди созда­вали мифологические, религиозные, натурфилософские системы, объясняю­щие события повседневной жизни и явления природы. В течение последних столетий функция объяснения окружающего мира постепенно перешла к науке. В настоящее время именно наука делает для нас понятным встречаю­щиеся явления, поэтому научное объяснение служит образцом для всех сфер человеческой деятельности, в которых возникает потребность объяснения.

Рассматривая многочисленные вопросы, связанные с проблемой объ­яснения, методология научного познания до недавнего времени опиралась исключительно на естествознание, более - на сравнительно небольшое число физико-математических дисциплин. Даже биология, несмотря на свои гигантские успехи в XX столетии, оказала незначительное влияние на методологическое сознание нашего времени (хотя мировоззренческое зна­чение теории эволюции было чрезвычайно большим). Что же касается об­щественных наук - истории, социологии, психологии и т.п., то их вклад в общую методологию научного познания следует признать совершенно ни­чтожным. В значительной мере это было обусловлено распространенным представлением о том, что наукой в собственном смысле слова, наукой по преимуществу является математическая физика и близкие к ней дисципли­ны, а общественные науки далеко отстали в своем развитии, и им еще предстоит пройти тот путь, который прошли механика, термодинамика, оп­тика, электродинамика и т.п. Поэтому современные методологические представления 1 о структуре научного знания, о видах научных теорий, их строении и функциях до сих пор, в сущности, отображают довольно не­большую, хотя, конечно, чрезвычайно важную область науки. Однако в по­следние десятилетия происходит быстрая эрозия идеалов научности, гос­подствовавших в первой половине XX в. Постепенно становится все более очевидным, что общественные науки не просто "отстали" в своем развитии от естествознания, но обладают по сравнению с ними некоторыми специ­фическими, неустранимыми особенностями. Эти особенности обусловлены, в частности, спецификой изучаемого ими материала: предметом исследова­ния общественных наук являются те или иные стороны человеческой куль­туры, связанные с сознательной деятельностью людей. Отличия же в материале изучения неизбежно должны сказаться на методах исследования и формах знания. Следовательно, методология общественных наук не может ограничиться простым переносом методологических схем, полученных в области естествознания, в сферу наук о культуре. Она должна выявить и опи­сать методологические особенности гуманитарного знания.

Эти общие соображения справедливы и для проблемы объяснения, что мы попытаемся показать ниже, рассматривая наиболее известные ныне ви­ды научного объяснения и их взаимоотношения.

IV. 1. ДЕДУКТИВНО-НОМОЛОГИЧЕСКОЕ

ОБЪЯСНЕНИЕ

Наиболее широкой известностью и почти всеобщим признанием поль­зуется дедуктивно-номологическая модель научного объяснения, четкую формулировку которой в современной методологии познания обычно свя­зывают с именами К. Поппера и К. Гемпеля 2 . "Дать причинное объяснение некоторого события, - пишет Поппер, - значит дедуцировать описы­вающее его высказывание, используя в качестве посылок один или не­сколько универсальных законов вместе с определенными сингулярными высказываниями - начальными условиями" 3 . Для иллюстрации воспользу­емся его примером. Допустим, мы наблюдаем некоторое событие, состоя­щее в том, что нить, к которой подвешен груз 2 кг, разрывается. Мы можем спросить: почему данная нить порвалась? Ответ на этот вопрос дает объяс­нение, которое строится следующим образом. Нам известно общее положе­ние, которое можно считать законом: "Для всякой нити верно, что если она нагружена выше предела своей прочности, то она разрывается". Предста­вим данное общее утверждение в символической форме: ""х (Рх ® Qx)". Нам известно также, что данная конкретная нить, о которой идет речь, на­гружена выше предела ее прочности, т.е. истинно единичное предложение "Данная нить нагружена выше предела ее прочности", символически "Ра". Из общего утверждения, говорящего обо всех нитях, и единичного утверж­дения, описывающего наличную ситуацию, мы делаем вывод: "Данная нить разрывается", символически "Qa". Теперь наше рассуждение мы мо­жем представить в символической форме:

Это и есть один из вариантов того, что называют "дедуктивно-номологической схемой" научного объяснения.

Мы можем видеть, что она представляет собой логический вывод (в данном случае modus ponens), посылки которого называются экспланансом, а следствие - эктанандумом. Эксплананс должен включать в себя, по крайней мере, одно общее утверждение и экспланандум должен логически следовать из эксплананса. Мы привели простейший вариант дедуктивно-номологического объяснения. Он допускает разнообразные модификации и обобщения. В общем случае в эксплананс может входить несколько общих и единичных утверждений, а вывод - представлять собой цепочку логиче­ских умозаключений. На месте экспланандума может находиться как опи­сание отдельного события, так и общее утверждение, и даже теория 4 . Гем­пель разработал вариант индуктивно-вероятностного объяснения, в кото­ром используемое для объяснения общее положение носит вероятностно-статистический характер, а вывод устанавливает лишь вероятность наступ­ления события, описываемого экспланандумом 5 . Если ограничиться дедук-тивно-номологическим объяснением, то общую его схему можно предста­вить следующим образом:

Каковы наиболее характерные особенности дедуктивно-номологи-ческого объяснения? Важнейшая из них, по-видимому, состоит в том, что оно придает необходимый характер объясняемому событию. В самом деле, дедуктивно-номологическое объяснение представляет собой логическое выведение объясняемого положения из некоторых посылок, и если эти по­сылки истинны, а их истинность - одно из условий корректности объяс­нения, выведенное положение необходимо должно быть истинно. Выражая это в других терминах, мы можем сказать, что при дедуктивно-номологи-ческом объяснении некоторого события мы указываем причину или усло­вия существования этого события, и если причина имеет место, то с естест­венной необходимостью должно существовать и ее следствие.

Обращая внимание на эту черту дедуктивно - номологического объяснения, Гемпель писал: "Два данных типа объяснения 6 имеют следующую общую черту: они объясняют некоторое событие, показывая, что, исходя из определен­ных конкретных обстоятельств и общих законов, можно было предвидеть его возникновение (предвидеть в логическом смысле этого слова) либо с дедуктивной необходимостью, либо с индуктивной вероятностью. Благода­ря этой черте оба эти способа объяснения вполне удовлетворяют тому, что я рискнул назвать общим условием адекватности для объяснений... Усло­вие, которое мы имеем в виду, сводится к следующему: любое объяснение, т.е. любой рационально приемлемый ответ на вопрос: "Почему произош­ло AT, - должно дать информацию, на основании которой можно было бы достаточно уверенно считать, что событие А действительно имело место" 7 . Мы связываем объясняемое событие с другими событиями и указываем на закономерный характер этих связей. Поэтому, если указанные законы спра­ведливы, а условия их действия реально существуют, то обсуждаемое собы­тие должно иметь место и в этом смысле является необходимым.

Как, например, Фарадей объяснил непонятный для него опыт Араго? Этот опыт состоял в следующем: если над магнитной стрелкой вращать медный диск, то стрелка также начнет вращаться в том же направлении; и обратно, если над подвешенным медным диском вращать магнит, то вскоре и диск начинает вращаться. Медный диск не намагничивается, поэтому магнит не может оказывать на него никакого влияния. Так почему же он все-таки вращается? Это было неясно и требовало объяснения. Фарадей ввел представление о магнитных силовых линиях, окружающих намагни­ченное тело; об индукционном токе, возникающем в теле при пересечении им магнитных силовых линий; о порождении магнетизма электрическим током. Это позволило ему сформулировать эксплананс искомого объясне­ния в виде ряда законов: "Каждый магнит окружен магнитными силовыми линиями"; "Если проводник пересекает магнитные силовые линии, то в нем возбуждается электрический ток"; "Индукционный электрический ток по­рождает в проводнике магнетизм, т.е. делает его магнитом"; "Если один их находящихся рядом магнитов вращается, то начинает вращаться и другой магнит" и т.п. Присоединив к этим общим утверждениям единичное выска­зывание "Данный магнит, подвешенный вблизи медного диска, вращается", Фарадей смог вывести из них экспланандум: "Поэтому вращается и медный диск" 8 . Этот пример показывает, что дедуктивно-номологическое объясне­ние связывает существование объясняемого явления с действием законов природы и благодаря этому придает явлению необходимость.

Вторая важная особенность дедуктивно-номологического объяснения, на которую мы хотим обратить здесь внимание, тесно связана с первой. Общее утверждение, входящее в его эксплананс, должно быть законом природы, т.е. выражать необходимую связь явлений. В противном случае мы не получим объяснения. Вот почему при позитивистском истолковании законов природы как выражающих только общность, совместное сопутст-вие или сосуществование явлений и ничего более, дедуктивно-номологическая схема не дает объяснения. В этом случае она не придает необхо­димости объясняемому явлению. Логический позитивизм, как известно, признавал существование только логической необходимости и отвергал причинность и каузальные связи. Для него всякое истинное общее утвер­ждение, исключая логические тавтологии, было лишь случайно истинным. Но случайно истинное обобщение не способно дать объяснения. Возьмем в качестве примера одно из таких обобщений: "Все мужчины, работающие в Институте философии РАН, женаты". Допустим, нас просят объяснить, по­чему некий N, работник Института философии, женат, и в ответ мы строим такое дедуктивно - номологическое объяснение:

Все мужчины, работающие в Институте философии, женаты. N- мужчина, работающий в Институте философии.

Поэтому-то N и женат.

Примеры такого рода очень наглядно показывают, почему для дедук­тивно-номологического объяснения не годятся случайно истинные обоб­щения: они не обосновывают необходимости объясняемого явления, ибо сами носят случайный характер. Такую необходимость объясняемому со­бытию может придать только закон 9 .

Не останавливаясь на рассмотрении многочисленных вопросов, отно­сящихся к анализу различных сторон дедуктивно-номологического объяс­нения, его связи с предсказанием, его места в гипотетико-дедуктивной тео­рии и т.п., кратко обсудим лишь отношение дедуктивно-номологического объяснения к пониманию. Увы, даже сама постановка вопроса о связи объ­яснения с пониманием до недавних пор могла показаться несколько стран­ной: широко известно и стало чуть ли не традиционным их противопостав­ление, как и противопоставление "объясняющих" наук наукам "понимаю­щим". Действительно, истолковывая объяснение как подведение под закон, мы, по-видимому, очень далеко отходим от понимания. Причем этот отход имеет и оправдание: пусть житейское, ненаучное представление об объяснении соединяет его с пониманием; более строгое, научное определение понятия объяснения вовсе не обязано следовать за этим представлением и вправе отвлечься от его связи с пониманием.

Почему же философы и методологи, анализирующие научное объ­яснение, так неохотно говорят о понимании? Потому, что содержание поня­тия понимания чрезвычайно неясно, почти невыразимо в том языке, которым пользуется методология научного познания. Как замечает Е.П. Никитин, "при попытке более точного анализа самым непонятным оказывается, что та­кое "понятное"" 10 . И каким бы ни было содержание понятия понимания, по­пытка соединить его с понятием объяснения сразу же вынуждает нас гово­рить не только об объяснении, но и о понимании фактов. Если объяснить значит сделать понятным, то объяснение явлений природы дает нам их по­нимание. Но в каком смысле можно говорить о понимании явлений приро­ды? Неужели в том же самом, в котором мы говорим о понимании человека? Вопросы подобного рода показывают, с какими трудностями должна столкнуться всякая попытка соединить объяснение с пониманием. Поэтому в современной методологии научного познания эти понятия оказались так же далеки друг от друга, как Европа и Америка во времена Колумба.

Вопрос о понимании заслуживает особого рассмотрения. Однако связь понимания с дедуктивно-номологическим объяснением лежит в пределах нашей темы, поэтому мы хотим показать, каким образом можно было бы перебросить мост через разделяющий их Атлантический океан. Будем ис­толковывать понимание как интерпретацию, т.е. как придание, приписыва­ние смысла вещам и событиям 11 . Вспомним приведенный выше пример с объяснением опыта Араго и зададимся вопросом: дало ли объяснение Фарадея еще и понимание наблюдавшегося феномена? Теперь легко ответить на этот вопрос утвердительно. Фарадей увидел в медном диске магнит, а всю ситуацию осмыслил как взаимодействие двух магнитов. Вращению медного диска он придал смысл необходимого в данных условиях явления. Предложив дедуктивно-номологическое объяснение опыта Араго, Фарадей одновременно дал и понимание этого опыта.

Таким образом, всякое подлинное дедуктивно-номологическое объяс­нение фактов, придавая объясняемым фактам необходимый характер, при­дает им вместе с тем новый смысл, т.е. новое понимание. Следовательно, дедуктивно-номологическое объяснение является одним из средств дости­жения понимания природы.

IV. 2. "РАЦИОНАЛЬНОЕ?" ОБЪЯСНЕНИЕ

Если же для объяснения природных событий и фактов используется дедуктивно-номологическая модель, то для общественных наук, имеющих дело с объяснением человеческих действий, предлагаются иные формы объяснения. Как известно, первая статья К. Гемпеля по проблеме объясне­ния содержала попытку распространить дедуктивно-номологическую схе­му на область истории. В ответ на эту попытку канадский философ У. Дрей постарался показать, что в истории используются иные типы объяснений, в частности, тот, который он назвал "рациональным" объяснением 12 .

Суть рационального объяснения Дрея заключается в следующем. При объяснении поступка некоторой исторической личности историк старается вскрыть те мотивы, которыми руководствовался действующий субъект, и показать, что в свете этих мотивов поступок был разумным (рациональ­ным). "Объяснение, - пишет Дрей, - которое стремится установить связь между убеждениями, мотивами и поступками..., я буду называть "рацио­нальным объяснением"" 13 . "Задача данного объяснения, - продолжает он, - показать, что... поступок был вполне разумным, с его собственной (т.е. деятеля - А. Н.) точки зрения" 14 . Для иллюстрации и пояснения мысли Дрея рассмотрим один из типичных примеров исторического объяснения.

Всякий, знакомившийся с русской историей, по-видимому, задавал се­бе вопрос, почему русский царь Иван Грозный, отличавшийся, как извест­но, жестким деспотизмом и постоянно обуреваемый страхом потерять трон, вдруг в 1575 г. добровольно отрекся от престола и уступил его татарскому хану Симеону Бекбулатовичу, состоящему на русской службе? Историк так объясняет этот необычный поступок царя. Грозный вел постоянную борьбу с боярами - потомками русских удельных князей. В течении ряда лет в качестве орудия борьбы он использовал опричнину, которая нанесла серь­езный удар боярской аристократии и содействовала укреплению самодер­жавия. Однако, в конце концов опричники вызвали к себе такую ненависть во всех слоях русского общества, что Грозный был вынужден отменить ее. Но боярство все еще внушало царю опасения. Введению нового режима террора препятствовала Боярская дума. "Полностью игнорировать Бояр­скую думу было рискованно, особенно в тот момент, когда обнаружилось, что охранный корпус царя - его "двор" - недостаточно надежен. Видимо, царь и его окружение долго ломали голову над тем, как без согласия думы возродить опричный режим и в то же время сохранить видимость законности в Русском государстве, пока склонность к шутке и мистификации не подска­зала царю нужное решение. На сцене появилось новое лицо - великий князь Симеон. Трагедия неожиданном обернулась фарсом" 15 . Итак, комедия отре­чения понадобилась царю для того, чтобы без помех свести счеты с теми, кто еще уцелел после всех предыдущих репрессий. Согласно модели Дрея данное объяснение можно реконструировать так: Грозный считал, что в сло­жившейся ситуации разумно прикрыть свои действия подставной фигурой. Поэтому он и посадил на свое место Симеона Бекбулатовича.

Как верно заметил в своем обзоре А.А. Порк, "работы Дрея и Гемпеля представляют собой как бы "рамку", в пределах которой происходит почти вся дискуссия по историческому объяснению" 16 . В чем же сущность расхо­ждений? В полемике между сторонниками Гемпеля и Дрея основным во­просом, всплывшим на поверхность дискуссии, стал вопрос об использова­нии общих законов в историческом объяснении. Дрей очень ясно выразил и обосновал мнение о том, что в реальных исторических объяснениях исто­рики почти не прибегают к помощи законов, поэтому методологической реконструкцией этих объяснений не может быть дедуктивно-номологи-ческая схема. Сторонники же Гемпеля настаивали на том, что всякое под­линно научное - в том числе и историческое - объяснение должно опи­раться на закон, следовательно, дедуктивно-номологическая схема объяс­нения универсальна. "Никакое объяснение, то есть ничто, заслуживающее почетного титула "объяснение" - писал, например, Р. Карнап в середине 1960-х годов, - не может быть дано без обращения, по крайней мере, к од­ному закону... Важно подчеркнуть этот пункт, потому что философы часто утверждают, что они могут объяснить некоторые факты в истории, природе или человеческой жизни каким-то другим способом" 17 . Нетрудно понять, что сторонники универсальной применимости дедуктивно-номологической схемы могли атаковать позицию Дрея с двух сторон: либо отвергнуть ра­циональное объяснение Дрея как ненаучное, ибо оно не использует общих законов; либо попытаться показать, что рациональное объяснение все-таки опирается на закон, хотя и неявно. В обоих случаях универсальность де­дуктивно-номологической схемы была бы спасена.

Сам Гемпель склонен был отрицать, что рациональное объяснение Дрея является подлинно научным: "показать, что... действие было пра­вильным или рациональным в данных обстоятельствах, еще не значит объ­яснить, почему оно фактически было произведено" 18 , - писал он. Если мы вспомним условие адекватности всякого научного объяснения, сформули­рованное Гемпелем, то сразу же увидим, что рациональное объяснение Дрея этому условию не удовлетворяет. Оно не делает объясняемый факт необходимым. Даже зная все соображения Ивана Грозного, его ненависть к боярству и страх перед ними, мы, тем не менее, не смогли бы с полной уве­ренностью предсказать, что он поступит так, а не иначе. Следовательно,

рациональное объяснение не является научным. Подлинно научным бьшо бы лишь такое объяснение, из которого поступок царя вытекал с необходимо­стью. Однако в исторической науке - ив этом Дрей прав - такие объясне­ния встречаются весьма редко. Значит ли это, что история - не наука? Та­кой вывод обрывает дискуссию. С этой стороны нападение на позицию Дрея не приносит успеха: объявить рациональное объяснение ненаучным значит не считать историю наукой. Но тогда вообще не о чем говорить.

Приходиться предположить, что историки в своих рациональных объяснениях поступков исторических деятелей все-таки пользуются за­конами. Что это за законы? Гемпель и некоторые его сторонники хотели бы видеть в этих законах нечто подобное естественнонаучным законам. Почему данный железный стержень вдруг увеличился в размерах? - Потому, что он был нагрет. Увеличение размеров стержня с необходи­мостью следует из закона природы "Все металлические тела увеличивают свои размеры при нагревании". Спросим теперь, почему граф Пален организовал убийство Павла I? - Потому, что он считал это убийство разумным. В последнем случае поступок Палена вытекает из общего положения "Всегда, когда человек считает некоторое действие разумным, он его совершает". Защитники универсальности дедуктивно-номологической схемы склонны придавать таким положениям статус при­чинно-следственных законов и считать, что совершение поступка вытекает из подобного закона с той же естественной необходимостью, с которой расширение железного стержня детерминируется его нагреванием. Если это так, т. е. если поступки людей подчиняются тем же законам, что и явления природы, то рациональное объяснение неявно содержит в себе дедуктивно-номологическую схему, которая сохраняет статус универсальной схемы научного объяснения, а история, между тем,

Вопрос о соотношении мотивов и действий людей мы рассмотрим ни­же, ибо большая часть участников дискуссии по проблемам исторического объяснения в общих положениях, используемых историками при объясне­нии человеческих действий, видит все-таки не выражение причинно-следственных связей, а нормы, или правила, рационального действия. Дрей отвергает необходимость таких норм для исторического объяснения. И его отношение к этим нормам понятно, ибо в рациональные объяснения они вводятся для того, чтобы спасти применимость дедуктивно-номологичес­кой схемы в области истории. Однако использование норм приводит к но­вым проблемам, связанным, в частности, с выяснением их природы. Явля­ются ли нормы рационального действия, включаемые в историческое объ­яснение, нормами того поколения людей, к которому принадлежит сам ис­торик? Нет, конечно. Согласиться с этим - значит не только чудовищно модернизировать историю, но вообще покинуть ее почву.

Рассматриваемые нормы должны быть нормами рационального действия, которыми руково­дствовались люди изучаемой страны и эпохи, т.е. выглядеть приблизительно так: "В данную эпоху при таких-то обстоятельствах люди считали ра­зумным поступать так-то". Например, в Древней Спарте считалось разум­ным пригласить к своей жене красивого молодого человека, чтобы потом иметь красивых здоровых детей. Впоследствии это перестало считаться разумным. Откуда же берет историк эти нормы рационального действия? По-видимому, он устанавливает, что известные истории индивиды А, В, С, ..., F в известных обстоятельствах поступали определенным образом. Обобщая, историк формулирует норму: "В данных обстоятельствах люди изучаемого периода поступали так-то". Казалось бы, достаточно естественная проце­дура, но результат получается совершенно неудовлетворительным. С одной стороны, мы попадаем в круг: в числе примеров, на которые мы опирались при формулировке своей нормы, находится и поступок того индивида, ко­торый мы затем объясняем с помощью этой нормы. С другой стороны, со­вершенно очевидно, что установленная норма представляет собой не более чем случайно истинное обобщение, и, следовательно, не может быть ис­пользована для дедуктивного объяснения!

Отметим главный итог дискуссии. Если в исторических объяснениях не используются законы, подобные законам природы, то эти объяснения не придают объясняемым событиям, в частности, действиям исторических личностей, необходимого характера. Согласившись с условием адекватно­сти для объяснений, предложенным Гемпелем, мы должны квалифициро­вать объяснения историков как ненаучные. Это означает, что идеалы и нормы научного исследования, выработанные современным естествознани­ем, мы считаем универсальными и те дисциплины, в которых эти нормы нарушаются, исключаем из числа наук. Вообще говоря, такой взгляд можно защищать и трудно указать аргументы, способные серьезно поколебать его, особенно если учесть, что проведение демаркационной линии между нау­кой и ненаукой в значительной мере является результатом соглашения. И все-таки более приемлемой нам представляется другая позиция: признать, что общественные науки - полноправные члены содружества наук, хотя и отличные от наук о природе. Тогда нарушение идеалов и норм естествен­нонаучного исследования в области общественных наук должно рассматри­ваться как свидетельство ограниченной справедливости этих норм. В част­ности, нарушение условия адекватности Гемпеля историческими объясне­ниями свидетельствует не о том, что последние ненаучны, а о том, что это условие здесь неприменимо. В самом деле, разве историк, объясняя поступок исторической личности, хочет показать, что это поступок был необходим? Неужели Р.Г. Скрынников стремился убедить нас в том, что Ивану IV-му необходимо было уступить престол татарскому хану? - Вряд ли.

Здесь постепенно становится ясной специфика рационального объ­яснения Дрея. В отличие от дедуктивно-номологической схемы, которая обосновывает необходимость объясняемого явления, рациональное объяс­нение обосновывает лишь возможность объясняемого поступка. Поэтому Дрей так упорно противится введению общих законов в историческое объ­яснение. Вопрос же о том, почему для понимания явлений природы нам требуется знать, что они необходимы, а для понимания действий людей в истории достаточно знать, как они оказались возможными, - это совершенно особый вопрос.

IV. 3. ИНТЕНЦИОНАЛЬНОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ. ПРАКТИЧЕСКИЙ СИЛЛОГИЗМ

Хотя Дрею принадлежит та заслуга, что именно он одним из первых привлек внимание к особенностям объяснений в истории, его собственная модель рационального объяснения страдает, по меньшей мере, двумя суще­ственными недостатками. Об одном из них мы уже упоминали: неясность понятия рациональности, на которое опирается эта модель. Историк не мо­жет руководствоваться тем стандартом рациональности, который принят в его время. Он должен реконструировать представления о рациональности людей изучаемой им эпохи. Более того, ему нужно установить, какими представлениями о рациональности руководствовался тот самый индивид, поступок которого требуется объяснить. Если принять во внимание то об­стоятельство, что даже современные представления о рациональности весьма расплывчаты 19 , то приходится признать, что историческая реконст­рукция понятия рациональности представляет собой весьма сложную опе­рацию. Второй недостаток заключается в существенной ограниченности области применения рационального объяснения. С точки зрения Дрея, объ­яснить некоторый поступок - значит показать, что он основывался на ра­зумном расчете. Критики Дрея сразу же указали на то, что чаще всего люди действуют без всякого расчета - под влиянием импульса, желания, стра­сти. Поэтому модель Дрея может быть использована для объяснения срав­нительно небольшого числа человеческих поступков, которые были пред­приняты после серьезного размышления. Однако даже и такие поступки опираются не только на соображения разума, но также и на голос чувства, поэтому рациональный расчет представляет собой лишь одну сторону того сложного побуждения, которым обусловлено каждое наше действие. Вот эти довольно очевидные слабости рационального объяснения Дрея и привели к тому, что в дискуссиях по проблемам исторического объяснения оно уступило свое место телеологическому, мотивационному или, как мы в дальнейшем будет называть его, интенционалъному объяснению 20 . Последнее не связано с неопределенным понятием рациональности и охватывает гораздо более широкую сферу.

Существо интенционального объяснения заключается в указании не на рациональность действия, а просто на его интенцию, на цель индивида, осуществляющего действие. Например, мы видим бегущего человека и хо­тим объяснить, почему он бежит. Объяснение состоит в указании на цель, которую преследует индивид: он хочет успеть на поезд, поэтому и бежит. При этом нет речи об оценке рациональности его поступка, и мы не спраши­ваем даже, считает ли он сам, что поступает рационально. Для объяснения достаточно отметить, что его цель или интенция заключается в том-то и том.

Логической формой интенционального объяснения является так назы­ваемый "практический силлогизм". Г. фон Вригт так оценивает значение этой формы рассуждения для методологии общественных наук: "Практиче­ское рассуждение имеет большое значение для объяснения и понимания действия. Один из основных тезисов данной книги состоит в том, что прак­тический силлогизм дает наукам о человеке то, что так долго отсутствовало в их методологии: подходящую модель объяснения, которая является под­линной альтернативой по отношению к модели охватывающего закона. С более общей точки зрения можно сказать, что подводящая модель служит для каузального объяснения и объяснения в естественных науках; практи­ческий же силлогизм служит для телеологического объяснения в истории и социальных науках" 21 . Внимание к этой форме рассуждения привлекла Э. Энском 22 , указавшая на то, что деление выводов на теоретические и прак­тические восходит еще к Аристотелю. Одна из посылок практического вы­вода говорит о некотором желаемом результате или о цели, другая посылка указывает на средства к достижению этой цели. Вывод представляет собой описание действия. Поэтому силлогизм и называется "практическим". При­мерная схема практического силлогизма выглядит следующим образом:

Агент N намеревается (желает, стремится) получить а.

N считает (полагает, осознает), что для получения а нужно совершить действие b.

__________________________________________________

N совершает действие b.

По-видимому, это одна из самых простых схем практического рассуж­дения. Ее можно усложнять, вводя в посылки указание на время, на от­сутствие помех для действия, на отсутствие у агента других целей в этот момент и т.д. Однако все характерные особенности рассуждений данного типа представлены уже в этой простой схеме.

При обсуждении практического силлогизма как формы интенционального объяснения центральным вопросом стал вопрос о характере связи между его посылками и заключением. В дедуктивно-номологическом объ­яснении заключение следует из посылок с необходимостью. Эта необходи­мость опирается на причинно-следственную связь. Если посылки истинны, т.е. если существует причинно-следственная связь явлений и причина име­ет место, то с естественной необходимостью должно появиться и следст­вие. Поэтому дедуктивно-номологическая схема может использоваться для предсказания. В интенциональном объяснении, имеющем форму практиче­ского силлогизма, посылки выражают интенцию субъекта, его желание достигнуть некоторой цели и осознание им средств достижения этой цели. Является ли интенция причиной действия? Некоторые авторы склонны от­вечать на такой вопрос утвердительно. "Необходимо подчеркнуть, - пи­шет, например, Е.П. Никитин, - что в тех существующих телеологических объяснениях человеческих действий, которые, несмотря на свою преднауч-ность, имеют реальный смысл, цель рассматривается как вполне опреде­ленная мыслительная конструкция, как реальный феномен сознания, суще­ствующий до того, как возникло объясняемое событие и явившийся одним из реальных условий или даже одной из причин его возникновения. Иначе говоря, цель рассматривается не как causa finalis, а как causa efficientes" 23 ". Если согласиться с этим и признать интенцию действующей причиной, то от­сюда легко перейти к утверждению о том, что посылки практического сил­логизма выражают причинно-следственную связь и заключение следует из посылок с необходимостью. Это сделает практический силлогизм разновидностью дедуктивно-номологической схемы объяснения.

Против этого и, следовательно, в защиту специфики интенционального объяснения мы выскажем три аргумента , которые должны показать, что интенция не является причиной действия и заключение практического силлогизма не следует из его посылок с необходимостью.

Первый из них при­надлежит фон Вригту 24 и представляет собой одну из форм так называемо­го аргумента логической связи между посылками и заключением практического силлогизма. Допустим, мы рассматриваем два события а и b и описывающие их высказывания Л и В. Причина и следствие логически незави­симы, т.е. если между а и b имеется причинно-следственная связь, то это устанавливается опытным путем, а не с помощью логического анализа содержания высказываний А и В. Если же между А и В имеется логическая связь, то события а и b нельзя считать причиной и следствием. Например, в высказывании "Вокруг проводника с током возникает магнитное поле" выражается причинно-следственная связь двух событий и только эксперимент может ответить на вопрос, истинно ли это высказывание. Напротив, для ус­тановления истинности высказывания "Всякий холостяк неженат" нам достаточно логического анализа содержания входящих в него терминов и вследствие этого событие "N холостяк" нельзя рассматривать как причину события "N неженат". Опираясь на высказанные соображения о логической независимости причины и следствия, мы можем теперь сказать, что если между посылками и заключением практического силлогизма нам удастся обнаружить логическую связь, то это будет свидетельством того, что посыл­ки не выражают причины того действия, о котором говорит заключение.

Фон Вригт показывает наличие логической связи между посылками и заключением практического силлогизма, рассматривая вопрос об их верификации. Пусть мы имеем дело со следующим силлогизмом:

Агент А хочет открыть окно.

Он осознает, что для этого ему нужно совершить определенное действие (действие "открывания окна").

_____________________________________________

Поэтому агент А осуществляет это действие.

Как можем мы верифицировать заключение этого силлогизма, т.е. по­казать, что агент А действительно осуществляет действие "открывания ок­на"? Со стороны мы наблюдаем ряд телодвижений А: он поднимает руку, берется за ручку рамы, тянет ее на себя. Случайны, машинальны, бессозна­тельны эти движения или они подчинены сознательной цели? Если у агента А имеется соответствующая интенция, то наблюдаемый ряд телодвижений можно описать как действие "открывания окна". Но как установить нали­чие интенции? - Для этого нужно верифицировать посылки нашего сил­логизма. С другой стороны, как мы верифицируем посылки силлогизма, т.е. убеждаемся в том, что у агента А имеется желание открыть окно? - Для этого у нас нет иного пути, кроме наблюдения его поведения и квалифика­ции этого поведения как действия "открывания окна", т.е. верификации за­ключения данного силлогизма. Если мы убедимся в том, что А совершает действие "открывания окна", то это верифицирует существование у него соответствующей интенции.

Таким образом, верификация заключения практического силлогизма требует верификации его посылок, а верификация посылок опирается на верификацию заключения. Это свидетельствует о том, что между посылка­ми и заключением практического силлогизма имеется логическая связь. Следовательно, его посылки не выражают причины действия, описываемо­го заключением.

Второй аргумент указывает на неоднозначность связи между интенцией и действием 25 . Причинно-следственная связь однозначна в том смысле, то при прочих равных условиях одни и те же причины всегда приводят к одним и тем же следствиям: температура упала ниже 0°С - вода замерзла; вспых­нула молния - прогремел гром и т.п. Если нет этой однозначности, то нет и причинно-следственной связи. Приводит ли некоторая интенция всегда к од­ному и тому же действию? Допустим, на берегу реки стоит ведро с водой, рядом лежит кружка и подходит человек, истомленный жаждой. Интенция одна - желание утолить жажду, но она способна приводить к различным действиям: человек может зачерпнуть воду из ведра кружкой; может взять ведро и напиться через край, а иногда он опускает лицо в воду и пьет из ре­ки. Более того, может случиться так, что человек, явно обуреваемый жела­нием утолить жажду, будет отказываться от воды! Интенция отнюдь не вы­зывает определенного действия с той непреложностью, с которой причина вызывает следствие. Бильярдный шар, получив удар в бок, покорно пока­тится в направлении удара, но человек под влиянием одной и той же ин­тенции способен "покатиться" куда угодно, порой даже в противополож­ном направлении. Поэтому интенцию нельзя уподобить причине того дей­ствия, о котором говорит заключение практического силлогизма.

И, наконец, третий аргумент опирается на различие цели и средств. Э. Энском обратила внимание на то, что практический силлогизм говорит о ситуации, в которой "желаемая вещь находится на некотором расстоянии от непосредственного действия, и это действие рассматривается как способ достижения, совершения или обеспечения желаемой вещи" 26 . Иначе гово­ря, действие, описываемое заключением практического силлогизма, есть средство достижения цели, о которой говорят его посылки. Можно было бы попытаться обосновать необходимость действия, опираясь на принцип "пе­реноса" интенции от цели к средствам: желание достигнуть некоторой цели необходимо вызывает желание использовать средства, ведущие к ее дости­жению. В сфере рационального действия этот принцип, по-видимому, ве­рен: логика не ставит никаких границ использованию средств и видит лишь то различие между ними, что одни приводят к поставленной цели быстрее, чем другие. Таким образом, если посылки практического силлогизма фор­мулируют некоторую цель и указывают средства ее достижения, то с точки зрения рационального поведения необходимо использовать эти средства. Поэтому практический силлогизм можно было бы использовать и для предсказания: если человек ставит перед собой некую цель и ему известны средства ее достижения, то, будучи рационально действующим существом, он обязательно использует эти средства.

Все это рассуждение выглядит довольно правдоподобно и трудно по­нять, почему же все-таки люди иногда не совершают тех действий, которые неизбежно обеспечили бы достижение поставленной цели. А это обуслов­лено тем, что человек - не только рациональное, но и нравственное существо, и его реальные действия опираются не на одни только рациональные соображения, но и на морально-этические установки. Именно поэтому встречаются случаи, когда для достижения поставленной цели рационально необходимо употребить некоторое средство, а человек вдруг останавлива­ется и не совершает нужного действия: его удерживает нравственное чув­ство. Если учесть, что выбор средства определяется не только целью, но и нравственными представлениями субъекта, то принцип "переноса" интен­ции от цели к средствам следует признать ошибочным. Можно стремиться к некоторой цели, но одновременно отвергать средства, имеющиеся для ее достижения. В этом случае становится уже совершенно ясным, что в прак­тическом силлогизме, посылки которого говорят о некоторой желаемой це­ли, а заключение описывает действие, приводящее к этой цели, вывод не является необходимым. Он может использоваться для объяснения уже со­вершенных действий, но его никак нельзя использовать для предсказания тех действий, которые еще не осуществлены.

Издержки полемики способны иногда породить впечатление, что за­щитники специфического характера объяснения в общественных науках вообще отрицают наличие законов, скажем, в истории развития человече­ского общества, и их использование историками. Действительно, вопрос порой ставится так: либо дедуктивно-номологическая схема и признание законов, либо только интенциональное объяснение и отрицание законов. Конечно, эта исключающая дизъюнкция ошибочна. В целом позиция "ин-тенционалистов" является гораздо более мягкой: отстаивая специфику ин-тенционального объяснения по сравнению с дедуктивно-номологическим, они, как правило, согласны с тем, что и в сфере общественных наук во мно­гих случаях при объяснении используются законы и дедуктивно-номоло­гическая схема.

В частности, историки широко используют естественнонаучные зако­ны для оценки и критики исторических свидетельств, при реконструкции способов возведения сооружений древности, при анализе хозяйственной деятельности и ее результатов в древних государствах и т.п. Вот один из примеров. Царь Василий Шуйский после своего восшествия на престол объявил народу, что царевич Дмитрий, живший в Угличе, в свой смертный час играл орехами и обагрил их своей невинной кровью, когда пал от ножа убийцы. Мощи Дмитрия выкопали, привезли в Москву и выставили в церк­ви. Все могли видеть эти пресловутые орешки. Сохранились свидетельства очевидцев, сумевших даже разглядеть на них пятна крови. "Можно ли дове­рять таким показаниям? - ставит вопрос историк. - Как поверить в со­хранность орешков, пролежавших в земле на разлагающемся трупе в течение 15 лет? Как поверить, что свидетель, на мгновение протиснувшийся к фобу, увидел следы крови на почерневших орехах, которые по всем законам природы давно должны были обратиться в прах? Одно из двух. Либо путал сви­детель, писавший через 15 лет после обозрения мощей, либо в фобу дей­ствительно лежали ярко размалеванные орехи, и эта улика, грубо сфаб­рикованная теми, кто открыл мощи, ввела очевидца в заблуждение" 27 .

При объяснении крупных исторических событий - войн, восстаний, революций, падений государств - историк-марксист опирается на объек­тивные законы общественного развития и классовой борьбы. Каждое зна­чительное историческое событие представляет собой единство необходи­мого и случайного. Необходимая, глубинная сторона общественных собы­тий и процессов получает гипотетико-дедуктивное объяснение, включаю­щее ссылку на социальные законы. Даже действия отдельных личностей - в той мере, в которой эти личности представляют определенные общест­венные слои и фуппы, - могут быть объяснены посредством дедуктивно-номологической схемы как действия, типичные для данного слоя и выте­кающие из его коренных экономических интересов. Образцы таких объяс­нений можно найти в работе К. Маркса "18 брюмера Луи Бонапарта", в ко­торой Маркс за борьбой различных политических партий и фуппировок в период революции 1848 года во Франции вскрывает столкновение классо­вых интересов. Однако свести историю к выявлению только необходимой, закономерной стороны событий прошлого значило бы превратить ее в фи­лософию или социологию. История не только говорит о том, что должно было случиться, но и показывает, как это реально случилось. Ее интересует не только необходимая сторона исторических процессов, но и те случайно­сти, которые сопровождали осуществление необходимого. Поэтому исто­рик не может отвлечься от конкретных исторических личностей, деятель­ность которых была включена в то или иное историческое событие, от их мыслей и чувств, целей и желаний. При объяснении же поведения отдель­ных личностей дедуктивно-номологическая схема неприменима. В этих случаях понимание достигается с помощью иных видов объяснения, в ча­стности, рассмотренных нами выше.

Не противопоставление различных видов объяснения, а их сочетание и использование каждого в своей сфере для достижения понимания природы и общественной жизни, - вот вывод, к которому приводит обсуждение проблем научного объяснения.

С середины XX века стал широко обсуждаться вопрос: явля­ются ли методы естественных наук единственно научными, а потому безоговорочно применимыми для изучения человека и общества? Решение этой проблемы более чем на полвека «рас­кололо» логиков, методологов, философов науки на два лагеря. Одни утверждали, что методы естествознания могут в полной мере использоваться в гуманитарном и социальном познании. Другие считали, что методы познания в естественных и соци­ально-гуманитарных науках принципиально различны.

В самом естествознании решение проблемы объяснения стол­кнулось с трудностями. Так, Галилей, открыв закон ускорения тел в естественном движении, не смог объяснить причины равномер­ного ускорения, аргументируя это тем, что нельзя получить одно­значного и исчерпывающего ответа по поводу этих причин. Нью­тон писал, что «причину... свойств силы тяготения» он не может «вывести из явлений», «гипотез же я не измышляю». Считая, что сущность открытых им законов не может быть объяснена в рам­ках существующей науки, Ньютон тем не менее признавал, что сами эти законы обладают объяснительной функцией: «Довольно того, что тяготение на самом деле существует и действует согласно изложенным нами законам, и вполне достаточно для объяснения всех движений небесных тел и моря». Не объяснил начало жизни и Ч. Дарвин, утверждая, что его теория и так удовлетворительно объясняет ряд фактов. Свою аргументацию он строил по анало­гии: «Кто возьмется объяснить сущность всемирного тяготения?» А между тем «никто не возражает против выводов, вытекающих из этого неизвестного начала притяжения...». Сложилась парадок-

сальная ситуация: не умея объяснить сущность описываемых за­коном явлений (тяготения, равномерного ускорения), ученые с их помощью объясняли явления движения тел на земле и на небе. В дальнейшем, чтобы снять проблему объяснения глубинных (ко­нечных) причин, отождествили закон и сущность.

В дискуссии о том, в чем задача естественнонаучного познания, и в частности физики: объяснять или описывать, восторжествовала ориентация на научное «объяснение» (М.Планк, поздний А.Эйнш­тейн и др.). Было предложено огромное разнообразие его моделей и парадигм. Финский логик и философ Г. X. фон Райт выделил две главные традиции по вопросу о природе научного объяснения: «аристотелевскую», подчеркивающую ценность телеологического (греч. teleos - цель) объяснения, и «галилеевскую», согласно кото­рой всякое научное объяснение должно носить каузальный (лат. causa - причина,) характер, т.е. выявлять «порождающий меха­низм», в качестве которого могут выступать как «наблюдаемые», так и «ненаблюдаемые» (атомы, гены, вирусы и т.д.) причины ис­следуемых явлений.

Примером телеологического объяснения служит объяснение Аристотелем факта остановки движущегося на плоскости тела его стремлением к естественному месту. Галилей для объяснения это­го факта искал причину, т.е. работал в каузальной модели. Обе мо­дели объяснения базируются на предположении, что мир упоря­дочен и познаваем.

Специфика каузального объяснения и его типы.

Объяснение - логико-методологическая процедура, с помощью которой знание сущности одного явления, предмета раскрывает­ся с помощью закона или других знаний, признанных достовер­ными или очевидными.

Каузальная традиция разрабатывалась позитивистами, которые защищали три идеи, сформулированные Д. Миллем, К. Поппером, а затем поддержанные К. Гемпелем (1905-1997): 1) каузальный харак­тер объяснения должен включать раскрытие не только причинно-следственных, но и генетических, структурных, функциональных связей; 2) объяснение должно базироваться на методологическом

монизме (единообразие научного метода для естественных и социально-гуманитарных наук); 3) рассматривать математичес­кую физику в качестве методологического идеала построения всех наук, включая социально-гуманитарные. Концепция науч­ного объяснения должна отвечать двум требованиям: а) аргу­менты и содержание суждений должны иметь непосредственное отношение к объясняемым явлениям, вещам; б) результат, полу­ченный в ходе объяснения, должен быть принципиально прове­ряемым.

Каузальный характер объяснения, предполагающий поиск ответа на вопрос «почему», признавали Д. Гильберт, И. Кеплер, Г. Галилей, Гарвей, И. Ньютон и др. Г.Х. фон Вригт утверждал, что «проблемы причинности остаются центральными в философии науки» и осо­бенно «в теории научного объяснения».

Модели научного объяснения:

1) дедуктивно-номологическая (греч. nomos - закон). Объяснить - значит: (а) подвести утверждения о сущности явлений под один или несколько общих законов, среди которых могут быть и стати­стические (Поппер, Карнап); (б) указать на некоторые сопутству­ющие события или факты, помогающие осуществить это «подве­дение». Например, при объяснении причин разрыва радиатора автомобиля сопутствующие факты (температура окружающего воздуха, отсутствие антифриза в воде радиатора и т.д.) соединяют­ся с законом физики о расширении воды при замерзании. Данная модель объяснения выполняет и предсказательную функцию. Так, в описанном случае можно было логически вывести предсказание о возможности разрыва радиатора.

Логическая структура этой модели включает: (а) эксплананс - рассуждение, посылки которого содержат информацию, необхо­димую для его обоснования, а также хотя бы один закон науки; (б) экспланандум - следствия из этих посылок.

Объяснительные возможности дедуктивного метода объясне­ния имеют ряд ограничений: 1) этот метод не является чисто логи­ческой процедурой: (а) в него включены эпистемологические и методологические предпочтения исследователя; (б) объяснение

часто происходит не путем непосредственного «подведения явле­ния под общий закон», а посредством выдвижения допущений, совместимых с принятыми законами; 2) дедуктивное объяснение не дает точного и однозначного ответа на вопрос «почему?», так как (а) оно носит приблизительный характер, его уточнение про­исходит постепенно, проходя ступеньки «промежуточных» объяс­нений. Кроме того, «сам закон не может быть точным хотя бы по­тому, что понятия, с помощью которых мы его формулируем, могут... в будущем оказаться недостаточными» (А. Эйнштейн); (б) одни и те же эмпирические данные могут быть объяснены разны­ми, даже противоречащими друг другу теориями. Между теориями и эмпирическими законами существует лишь приблизительное со­гласие, исключающее строгую дедуцируемость экспланандума. Это приводит к невозможности эмпирической проверки теорий. Но наука не может некритически использовать все существующие те­ории для объяснения одного и того же явления, поэтому П.Фейе-рабенд предложил «отбраковывать» как ошибочные те теории, которые хуже объясняют факты; (в) объяснения не являются веч­ными: они имеют «время жизни», длящееся от нескольких дней до нескольких десятилетий. Дедуктивное объяснение принципи­ально не завершено, открыто для дальнейших уточнений и даже изменений тех оснований, на которых оно строилось; 3) дедуктив­ные выводы не позволяют объяснить связь новой теории с пред­шествующим ей научным знанием, т.е вывести, например, кван­товую механику из классической физики.

Можно ли использовать эту модель объяснения в социально-гуманитарных науках? Г.Х. фон Вригт положительно отвечает на этот вопрос, хотя и уточняет, что в области наук о человеке следует различать два типа детерминизма, связанные соответственно с идеей «предсказуемости и идеей осмысленности исторического и социального процесса». «Осмысленность истории есть детерми­низм ex post facto (лат. - после события)». Использовать объясни­тельную дедуктивную модель в истории и социологии можно толь­ко по отношению к событиям на макроуровне, так как часто удается «с большой точностью и высокой степенью достовернос-

ти» предсказать «результат процесса с большим числом «элемен­тов», тогда как участие в этом процессе того или иного отдель­ного элемента, как правило, совершенно непредсказуемо;

2) телеологическая модель объяснения. Объяснить - значит выяснить содержание финальной причины «для чего?», «с какой целью?». Такое объяснение в отличие от дедуктивного (1) ориен­тировано не на поиск причин, использующих ссылку на прошлое (это произошло потому, что раньше произошло то), а на поиск целей, предполагающих указание на будущее (это произошло для того, чтобы могло впоследствии произойти то); (2) не зависит от наличия общего закона в структуре объяснения.

Г.Х. фон Вригт предлагает различать относительный и абсолют­ный телеологизм. Первый предполагает, что цели человеческой деятельности не являются трансцендентными, а потому телеоло­гизм не выходит за границы эмпирического исследования челове­ка и общества, выступая в качестве научного рационального объяс­нения. Второй признает наличие трансцендентных (установленных Абсолютным духом, Богом) целей истории и социального процес­са в целом, а потому такой телеологизм не является научно-раци­ональным.

Предложенная Г.Х. фон Вригтом телеологическая (имеющая отношение к науке) модель объяснения включает указание на цель действия индивида и использует рассуждение, называемое «прак­тическим силлогизмом». Его схема: (а) большая посылка, в кото­рой сформулировано содержание цели (желаемого результата); (б) меньшая посылка, указывающая на средства достижения этой цели; (в) заключение, состоящее в использовании указанного сред­ства для достижения цели. Экспланандумом теологического объяс­нения является интенциональное действие, т. е. действие, вклю­чающее мотивы, желания, цели, а также результаты этого действия. Если человек воздержался с какой-то целью или намерением от совершения действия (например, выразить протест или несогла­сие своим молчанием), то такое «воздержание» также относится к разряду действия.

Телеологические модели не могут с высокой степенью дос­товерности объяснить историческое прошлое в силу того, что:

(а) в телеологических объяснениях значение и смысл прошлых событий проясняются только в контексте будущего, которое не является однозначно определенным, а потому объяснения про­шлого постоянно изменяются; (б) в будущем часто открывают­ся неизвестные ранее факты прошлой истории; (в) всякое на­стоящее переходит постоянно в «недалекое» прошлое, которое есть будущее для более далекого прошлого. События этого «не­далекого» прошлого позволяют приписать такие смыслы дале­кому прошлому, которыми оно не обладало до того, как про­изошли недавние события.

Некоторые позитивисты утверждают, что любое телеологи­ческое объяснение можно преобразовать в каузальное. Для это­го достаточно: (а) не учитывать ценностные установки людей (намерения, цели, желания и т.д.) при объяснении больших со­циальных потрясений, таких как войны, революции, гибель го­сударств, цивилизаций и т.д., а использовать объяснительную функцию экономических, социально-политических и иных за­конов, представляя историю как объективный результат дей­ствий обезличенных субъектов; (б) объяснять мотивации, смыс­лы поведения исторических деятелей с помощью каузальных принципов, т.е. выявлять их обусловленность культурными, ре­лигиозными, политическими и другими факторами, истоки ко­торых также объяснять каузально.

Типы и методы научного объяснения

В науке объяснением называют дедуктивный вывод некоторых утверждений о факте из обобщений, законов и теорий, а также тех начальных условий (их называют пограничными), которые относятся к характеристике данного факта.

Каузальные, или причинные объяснения

Когда в естествознании господствовало механистическое мировоззрение, многие явления природы объясняли с помощью простейших каузальных, или причинных, законов. Еще у Галилея для объяснения механических явлений в качестве причины выступала внешняя сила, а следствием было изменение состояния движущегося тела.

Однако причинное объяснение не сводится только к указанию предшествующего и последующего явлений. Ведь одно явление, например. День, хотя и предшествует наступлению другого явления – ночи, но истинной причиной смены суток является периодическое вращение Земли. Итак, для причинного объяснения обязательно следует определить тот общий причинный закон, который устанавливает регулярную, необходимую связь между причиной и следствием.

Развивая идеи Ф.Бэкона, английский логик Дж.Ст.Милль связывал причинные объяснения с индуктивными методами исследования. само объяснение сводилось к дедукции высказываний о фактах из эмпирических причинных законов. Однако, поскольку сами причинные связи устанавливались с помощью индуктивных методов, то их объяснительная сила была невысока. Такие исследования были продуктивны на предварительных стадиях научного исследования.

Вставка из Канке

Переход на более глубокий уровень исследования был связан с возникновением теоретических законов различной степени общности, и новая модель научного объяснения получила название дедуктивно-номологической. В ней объяснение сводится к дедукции явлений из законов. В качестве законов в этой модели стали рассматриваться не только причинные, но и функциональные, структурные и другие виды регулярных и необходимых отношений.

Дедуктивно-номологическая модель объяснения.

С обоснованием логической структуры такого способа объяснения выступил немецкий логик и философ науки, представитель неопозитивизма Карл Гемпель (1905 – 1997). Он обозначил проблему объяснения того, как научные термины (электрон, идеальный газ), соответствующие ненаблюдаемым сущностям и качествам, могут иметь наблюдательный смысл. Он сформулировал дилемму теоретика : возможна частичная интерпретация теоретической системы таким образом, что совокупность теории и ее интерпретативной системы будут иметь проверяемые наблюдаемые следствия. Таким образом, термины теории не могут быть редуцированы к терминам наблюдения.

Суть дедуктивной модели, или модели охватывающих законов, в том, что событие объясняется, когда утверждение, описывающее это событие, дедуцируется из общих законов и утверждений, описывающих предшествующие условия, общий закон является объясняющим, если он дедуцируется из более исчерпывающего закона.

Как известно, теория черпает свое эмпирическое обоснование в изучаемых ею предметных областях реальности. Вот это движение от предметного мира к теоретическому, сопровождается и обратным движением – от теоретического мира к предметному на пути рационализации. Рационализирование находит свое выражение в двух дополняющих друг друга операциях: в объяснении, или в предсказании и понимании. Собственно, цель науки и состоит в том, чтобы предоставить людям объяснение окружающего мира.

Объяснение представляет собой ответ на вопрос: почему данное явление происходит. Чтобы объяснить, почему тело при свободном падении за первую секунду проходит путь длиной 4,9 метра, мы ссылаемся на закон Галилея, который в общей форме описывает поведение разнообразных тел под действием силы тяжести. Если требуется объяснить сам этот закон, мы обращаемся к общей теории гравитации Ньютона, и, получив из нее закон Галилея в качестве логического следствия, мы тем самым объясняем его.

Выделяют два типа объяснения:

Подведение объясняемого явления под известное общее положение, функционирующее как описание;

Утверждение каузальной, или причинной связи.

Объяснение через закон науки, или номологическое объяснение, называют объяснением посредством охватывающего закона. В основе этой модели лежит следующая схема рассуждения:

Для всякого объекта верно, что если он имеет свойство S, то он имеет свойство P;

Данный объект А имеет свойство S;

Следовательно, А имеет свойство P.

Например: для каждой нити верно, что, если она нагружена выше предела прочности, она разрывается. Данная нить нагружена выше предела прочности. Данная нить разрывается.

В основе каузальной модели лежит другая схема рассуждения:

А является причиной В;

А имеет место;

Следовательно, В также имеет место.

Например, если «поезд ускорит ход, он придет вовремя; поезд укорил ход; значит, он придет вовремя».

Гипотетико-дедуктивный метод заключается в создании системы дедуктивно связанных между собой гипотез, из которых выводятся утверждения об эмпирических фактах. Этот метод основан на выведении (дедукции) заключений из гипотез и других посылок. Заключение неизбежно будет иметь вероятностный характер.

Общая структура метода такова:

Имеется фактический материал, требующий теоретического объяснения на основе известных теорий и законов;

При помощи разнообразных логических приемов выдвигается догадка в виде гипотезы о причинах и закономерностях фактического материала или явления;

Проводится оценка гипотез;

Дедуктивным путем из гипотезы выводятся следствия, уточняется их содержание;

Проводится экспериментальная проверка следствий, лучшие переходят в теорию (теория – форма научного знания в виде системы взаимосвязанных утверждений и доказательств, содержащая четко разработанные методы объяснения и предсказания явлений данной предметной области).

Изучение и оправдание гипотетико-дедуктивного метода как само­стоятельного методологического образования начинается еще в XVIII в. (Д. Гартли, Дж. Лесаж), но его признание приходит лишь к концу XIX в. Обоснование этого метода принято связывать с именами ученых XIX в., Г. Гершеля и У. Уэвелла. Теоретики гипотетико-дедуктивного метода первыми осознали, что прогресс в науке существенно связан с выдвижением смелых гипотез,в т.ч. о ненаблюдаемых сущностях.

Рассмотрим подробнее, как выглядит структура теории, развертывае­мой гипотетико-дедуктивным методом. Оказывается, что для гипотетико-дедуктивного продвижения характерна асимметриявзаимоотношений области гипотез и области фактов: эти отношения, с одной стороны, явля­ются логическими (логическое следование, дедукция), с другой - вне ло­гическими. В гипотетико-дедуктивной системе переход отгипотезы к фактамсовершается по правилам логического вывода, а переход от эмпирического базиса к гипотезе (скажем, выдвижениегипо­тезы на основе анализа фактов или же ее корректировкапри расхождении с данными экспериментов) логически никак не обоснован, не регламенти­рован. Поэтому получается так, что переход от фактов к гипотезене относится к компетенции логики.

Специфика гипотетико-дедуктивной методологии выявляется при сравнении ее с аксиоматической.

Во-первых, по сравнению с аксиоматическимпостроением научной теории, которое более характерно для относительно завершенных теорий (например, многие физические теории), гипотетико-дедук­тивныйметод демонстрирует научное познание в его движении,развитии. Ход научного познания разворачивается в поле напряжения между гипотезами и фактами, при этом логическое отношение между гипотезами и фактами является односторонним. Исследователь имеет возмож­ность логически строго двигаться в своих рассуждениях от области гипотез к эмпирическому базису, но столь же надежной обратной дороги у него нет.

Во-вторых, логическим каркасом аксиоматизированнойтеории выступает логическоеисчисление, т.е. совокупность логических аксиом и правил логи­ческого вывода. Логическое исчисление действует подобно маши­не, автоматически порождающей из набора исходных аксиом бесконечное множество выводимых следствий (теорем). Это означает, что если мы зада­ли начальное множество аксиом и правила вывода, то мы потенциально уже имеем и множество всех логических следствий из этих аксиом. Что же касается гипотетико-дедуктивнойтеории, то ее логическая структура несколько иная. Одним из первых логиков, осознавших, что реальное на­учное рассуждение отлично от процесса «порождения» теорем из не­скольких аксиом, был известный польский логик Ян Лукасевич.Он обратил внимание на то, что даже в математике действительные рассуждения весьма далеки от аксиоматического вида и выдвинул идею построения более естественной логической системы, которая была впоследствии реализована в виде построения логических нитей различной структурной сложности. Талантливый немецкий математик Г.Генцен разработал исчисление натуральных выводов, которое воспроизводит процесс введения предположений т получения из них логических следствий. Именно системы натурального вывода являются более адекватными логическими моделями реальных гипотетико-дедуктивных рассуждений. Эти системы интенсивно изучаются в современной логике. (см. Д.Правиц. Натуральный вывод. М., 1997).

Соответственно типу посылок, гипотетико-дедуктивные рассуждения разделяются на две основные группы:

К первой, наиболее многочисленной группе относятся рассуждения, посылками которых являются гипотезы и эмпирические обобщения, истинность которых еще нужно установить;

Ко второй группе относятся гипотетико-дедуктивные выводы из таких посылок, которые заведомо ложны или ложность которых может быть установлена.

Выдвигая некоторое предположение в качестве посылки, можно из него дедуцировать следствия, противоречащие хорошо известным фактам или истинным утверждениям. Таким путем, в ходе дискуссии можно убедить оппонента в ложности его предположений. Примером является метод приведения к абсурду: тщеславие существует, и тщеславия не существует – вот пример абсурда. (Следует иметь в виду, что абсурд отличается от бессмысленного: бессмысленное не истинно и не ложно, его не с чем сопоставить в действительности, чтобы решить, соответствует ли оно ей или нет. В огороде бузина, а в Киеве дядька, вот пример бессмысленного предложения. Абсурдное высказывание осмысленно и в силу своей противоречивости является ложным – яблоко было разрезано на три неравные половины, вот пример абсурдного высказывания. Еще один широко известный пример, когда на выражение «я лгу» накладывается дополнение о том, что «мое высказывание истинное». Логический закон непротиворечия говорит о недопустимости одновременно утверждения и отрицания. Абсурдное высказывание представляет собой прямое нарушение этого закона. Хотя в обычном языке абсурдным называют и внутренне противоречивое выражение, и бессмысленное, а иногда и все нелепо преувеличенное).

В научном познании гипотетико-дедуктивный метод получает развитие в 17 – 18 веках, когда были достигнуты значительные успехи в области изучения механического движения земных и небесных тел, начиная с работ Г.Галилея. Теория механики Ньютона представляет собой гипотетико-дедуктивную систему, посылками которой служат основные законы движения.

С логической точки зрения гипотетико-дедуктивная система представляет собой иерархию гипотез, степень абстрактности и общности которых увеличивается по мере удаления от эмпирического базиса. На вершине располагаются гипотезы, имеющие наиболее общий характер и потому обладающие наибольшей логической силой. Из них как из посылок выводятся гипотезы более низкого уровня. На самом низшем уровне системы находятся гипотезы, которые можно сопоставить с эмпирическими данными.

Такое построение научных теорий имеет большое методологическое значение в связи с тем, что он не только дает возможность исследовать логические взаимосвязи между гипотезами разного уровня абстрактности, но и позволяет осуществлять эмпирическую проверку и подтверждение научных гипотез и теорий. Гипотезы самого низкого уровня проверяются путем сопоставления их с эмпирическими данными. Если они подтверждаются этими данными, то это служит косвенным подтверждением и гипотез более высокого уровня, из которых логически выведены первые гипотезы. Наиболее общие принципы научных теорий нельзя непосредственно сопоставить с действительностью, с тем, чтобы удостовериться в их истинности, ибо они, как правило, говорят об абстрактных или идеальных объектах, которые сами по себе не существуют в действительности. Для того, чтобы соотнести общие принципы с действительностью, нужно с помощью длинной цепи логических выводов получить из них следствия, говорящие уже не об идеальных, а о реальных объектах. Эти следствия нужно проверить непосредственно. Поэтому ученые и стремятся придавать своим теориям структуру гипотетико-дедуктивных систем.

Разновидностью гипотетико-дедуктивного метода считают метод математической гипотезы, который используется как важнейшее эвристическое средство для открытия закономерностей в естествознании. Обычно в качестве гипотез здесь выступают некоторые уравнения, представляющие модификацию ранее известных и проверенных соглашений. Изменяя эти соотношения, составляют новое уравнение, выражающее гипотезу, которая относится к неисследованным явлениям. Например, М.Борн и В.Гейзенберг приняли за основу канонические уравнения классической механики, однако вместо чисел ввели в них матрицы, построив таким способом матричный вариант квантовой механики.

В целом гипотетико-дедуктивный метод играет вспомогательную роль, поскольку с его помощью не выдвигаются новые гипотезы, а только выводятся и проверяются вытекающие из них следствия. Гипотетико-дедуктивный метод не универсален и далеко не во всех случаях может быть применен. Поэтому была разработана иная структурная модель теоретического знания на основе конструктивно-генетического метода, который предполагает наряду с аксиоматико-дедуктивной организацией теорий достаточно обширный слой неформализуемых компонент. Генетический метод построения теории имеет дело не столько с логическими действиями над высказываниями, сколько с абстрактными объектами в знаковой форме, моделями, мысленный эксперимент с которыми становится ведущей операцией. Так, механическое движение представляют не в абстрактных понятиях и операциях с ними по правилам логики, но как перемещение идеального объекта, например, точки, в пространственно-временной системе и изменение его движения под действием силы. Точки представляют реальные физические тела в мысленном эксперименте, теоретические выводы, соответственно, получают не за счет логических операций, а с помощью такого воображаемого эксперимента с абстрактными объектами теории.

В этом основная идея академика РАН В.С.Степина относительно теоретических схем.

В.А.Канке указывает на то обстоятельство, что гипотетико-дедуктивный метод не лишен спорных мест. Аргументация его такова.

Во-первых, выводы, которые имеют место в дескриптивных и прагматических науках, далеко не всегда имеют чисто дедуктивный характер. В той или иной степени приходится использовать сведения, не содержащиеся в исходных законах. Это особенно часто имеет место в случае, если используются законы не самой большой степени общности, которые сами подлежат выводу.

Во-вторых, значительные трудности связаны с определением статуса гипотез. Гипотеза – это, по сути, теория, которая не включена в научный строй определенной дисциплины, и, следовательно, имеет предварительный характер. Гипотезу часто характеризуют в качестве предположительного знания, но в таком случае она ничем бы не отличалась от самой развитой теории, ибо она и есть предположительное знание. Гипотеза становится полновесной теорией лишь после включения в ее структуру уже известного научного знания. С этой точки зрения термин гипотетико-дедуктивный не во всем удовлетворителен. Лучше говорить не о гипотезах, а о законах. Поэтому часто вместо термина гипотетико-дедуктивный метод используется термин дедуктивно-номологический метод (от греч. номос – закон).

В-третьих, оба упомянутых выше термина никак не выражают специфику соответственно дескриптивных и прагматических наук. Гемпель полагал, что в прагматических науках используется тот же самый способ объяснения, что и в семантических науках: объясняемое высказывание должно дедуцироваться из универсального закона. Многие исследователи считают, однако, что в исторических науках объяснение через подведение под «охватывающий» закон недостаточно. В этих науках следует реконструировать мотивы, намерения, интенции людей, вживаться в эпоху, учитывать ценностные представления людей.

В-четвертых, следует иметь в виду, что законы имеют статистический характер. Вопреки этому обстоятельству их часто рассматривают в качестве непреложных истин.

Таким образом, в составе гипотетико-дедуктивного вывода дедукция непременно дополняется ссылками на фактическое положение вещей, т.е. она сопровождается индукцией.

Альтернативные модели научного объяснения

Канадский философ У.Дрей выразил мнение некоторых ученых относительно того, что задача рационального исторического объяснения заключается в установлении связи между убеждениями и мотивами людей с одной стороны, их поступками, действиями и поведением – с другой стороны. Хотя эта связь имеет рациональный характер, но ссылка на общие законы оказывается при этом не только ненужной, но и вредной, ибо ограничивает свободу воли человека. (см. Рузавин Г.И. Философия науки: учеб. пособие для студентов вузов. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – 400с.). У.Дрей считает, что применение законов в дедуктивно-номологической модели навязывает ненужный детерминизм историческим и социальным процессам. По его мнению, историки и политики никогда не обращаются к законам и не знают, что собой представляет исторический или политический закон. Законы истории действительно имеют некий ретроспективный характер, часто связанный с индивидуальными пристрастиями, убеждениями и мнениями историка. В этой связи довольно странно звучит крылатое выражение, бытующее среди профессоров истории: «история – это вся правда о том, что было».

Возражая против включения целей и мотивов поведения людей в историческое объяснение, К.Гемпель предлагает их отнести к предшествующим условиям мотивационного поведения, и на этом основании устранить формальное различие между мотивационным и причинным объяснением. Но именно вследствие различия между ними возникли альтернативные модели и методы объяснения. Укажем на следующие:

Интенциональные (от лат. интенция – стремление) модели при объяснении истории во главу угла ставят установление стремлений, намерений или мотиваций действующих субъектов. Такого рода объяснения могут быть включены в состав более общих телеологических объяснений;

Телеологические (от греч. цель и учение) объяснения включают такой способ объяснения, при котором основное внимание обращается на цели, смысл и намерения деятельности людей. Понятие энтелехии (от греч. то, что содержит в себе цель) рассматривалось Аристотелем как скрытая цель, заложенная в природе, которая должна объяснить переход возможности в действительность;

Функциональное объяснение по своему назначению близко к телеологическому, поскольку отвечает не на вопросы «как и почему», а на вопрос «для чего». Такие объяснения применяются тогда, когда приходится выяснить роль и функцию какого-либо элемента или подсистемы в целостной системе;

Нормативные объяснения пытаются выявить значение и роль норм для объяснения поведения людей в обществе. Поскольку человек является не только сознательным и рационально действующим, но и нравственным существом, постольку в нормативных моделях стремятся объяснить и такую важную сторону его деятельности, которая связана с нормами поведения и правилами поведения.

Альтернативные модели объяснения обращают внимание на специфические особенности сознательной и целенаправленной деятельности человека, которая выражена в постановке целей, выяснении его функций и роли в обществе, анализе норм и правил поведения. Основное при этом – осознание глубокой связи между объяснением и пониманием, которое выпало из поля зрения неопозитивистов.