Инфантильный маяковский. Владимир Маяковский — Пароход подошел, завыл, погудел (Сифилис)

«Сифилис» Владимир Маяковский

Пароход подошел,
завыл,
погудел —
и скован,
как каторжник беглый.
На палубе
700 человек людей,
остальные —
негры.
Подплыл
катерок
с одного бочка.
Вбежав
по лесенке хромой,
осматривал
врач в роговых очках:
«Которые с трахомой?»
Припудрив прыщи
и наружность вымыв,
с кокетством себя волоча,
первый класс
дефилировал
мимо
улыбавшегося врача.
Дым
голубой
из двустволки ноздрей
колечком
единым
свив,
первым
шел
в алмазной заре
свиной король —
Свифт.
Трубка
воняет,
в метр длиной.
Попробуй к такому —
полезь!
Под шелком кальсон,
под батистом-лино
поди,
разбери болезнь.
«Остров,
дай
воздержанья зарок!
Остановить велите!»
Но взял
капитан
под козырек,
и спущен Свифт —
сифилитик.
За первым классом
шел второй.
Исследуя
этот класс,
врач
удивлялся,
что ноздри с дырой, —
лез
и в ухо
и в глаз.
Врач смотрел,
губу своротив,
нос
под очками
взморща.
Врач
троих
послал в карантин
из
второклассного сборища.
За вторым
надвигался
третий класс,
черный от негритья.
Врач посмотрел:
четвертый час,
время коктейлей
питья.
— Гоните обратно
трюму в щель!
Больные —
видно и так.
Грязный вид…
И вообще —
оспа не привита. —
У негра
виски
ревмя ревут.
Валяется
в трюме
Том.
Назавтра
Тому
оспу привьют —
и Том
возвратится в дом.
На берегу
у Тома
жена.
Волоса
густые, как нефть.
И кожа ее
черна и жирна,
как вакса
«Черный лев».
Пока
по работам
Том болтается,
— у Кубы
губа не дура —
жену его
прогнали с плантаций
за неотработку
натурой.
Луна
в океан
накидала монет,
хоть сбросся,
вбежав на насыпь!
Недели
ни хлеба,
ни мяса нет.
Недели —
одни ананасы.
Опять
пароход
привинтило винтом.
Следующий —
через недели!
Как дождаться
с голодным ртом?
— Забыл,
разлюбил,
забросил Том!
С белой
рогожу
делит! —
Не заработать ей
и не скрасть.
Везде
полисмены под зонтиком.
А мистеру Свифту
последнюю страсть
раздула
эта экзотика.
Потело
тело
под бельецом
от черненького мясца.
Он тыкал
доллары
в руку, в лицо,
в голодные месяца.
Схватились —
желудок,
пустой давно,
и верности тяжеловес.
Она
решила отчетливо:
«No!»,1 —
и глухо сказала:
«Jes!».2
Уже
на дверь
плечом напирал
подгнивший мистер Свифт.
Его
и ее
наверх
в номера
взвинтил
услужливый лифт.
Явился
Том
через два денька.
Неделю
спал без просыпа.
И рад был,
что есть
и хлеб,
и деньга
и что не будет оспы.
Но день пришел,
и у кож
в темноте
узор непонятный впеплен.
И дети
у матери в животе
онемевали
и слепли.
Суставы ломая
день ото дня,
года календарные вылистаны,
и кто-то
у тел
половину отнял
и вытянул руки
для милостыни.
Внимание
к негру
стало особое.
Когда
собиралась паства,
морали
наглядное это пособие
показывал
постный пастор:
«Карает бог
и его
и ее
за то, что
водила гостей!»
И слазило
черного мяса гнилье
с гнилых
негритянских костей.

В политику
этим
не думал ввязаться я
А так —
срисовал для видика.
Одни говорят —
«цивилизация»,
другие —
«колониальная политика».

Анализ стихотворения Маяковского «Сифилис»

Задача мастеров художественного слова - следовать актуальным темам современности, отражая их в пламенных лозунгах и «грозном марше боевом». В поэме «Во весь голос» лирический субъект формирует список застарелых язв, составляющих сомнительное наследство отжившего общественного строя. Наряду с проституцией и хулиганством в перечень включаются два социально значимых заболевания: туберкулез и сифилис. Поэт, в совершенстве овладевший «шершавым языком плаката», участвует в непримиримой борьбе новой республики с постыдными изъянами прошлого. В счастливом обществе будущего перечисленные понятия отойдут в разряд устаревших и будут числиться лишь в словарях в ранге «остатков слов».

Название венерической болезни стало заглавием произведения 1926 г., вошедшего в число стихотворений об Америке. Автор именовал собственное творение поэмой. Действительно, развернутый сюжет, иллюстрирующий пороки буржуазного общества, свидетельствует о тяготении текста к лиро-эпическому роду.

Предметом внимания повествователя становится трагическая история негритянской семьи, зараженной сифилисом по вине белого развратника мистера Свифта. Том и его жена, обреченные на мучительную смерть, служат «наглядным пособием» для «постного» священника, который назидательно вещает о неумолимости кары Божией.

На печальном примере из жизни чернокожих островитян критикуется принцип неравенства, на котором основано буржуазное государство. Тема классовой и расовой дискриминации - главная в произведении, и к ней сводятся основные образы и мотивы. Доктор, по долгу службы осматривающий приезжающих, опасается беспокоить богачей, путешествующих первым классом. По этой причине на остров беспрепятственно сходит «свиной король» Свифт, зараженный бледной трепонемой. С «негритьем» из третьего класса врач не церемонится, загоняя бедняков обратно в трюм. Голод, нищета и отчаяние толкают молодую негритянку в объятия отвратительного толстосума, «подгнившего» любителя экзотики. О расовом неравноправии сообщает мимолетная формула, встречающаяся в зачине произведения: на пароходе 700 людей, а «остальные - негры».

Поэтический текст насыщен свежими выразительными тропами, знаковой приметой стиля Маяковского. В эпизоде, изображающем голодную жизнь безработной женщины, отражение лунного света метафорически уподобляется сиянию монет, будто лежащих на дне океана. Иносказательная конструкция передает глубину депрессии одинокой героини, оказавшейся в безвыходной ситуации.

Пароход подошел,
        завыл,
           погудел -
и скован,
    как каторжник беглый.
На палубе
     700 человек людей,
остальные -
      негры.
Подплыл
    катерок
        с одного бочка̀.
Вбежав
    по лесенке хро̀мой,
осматривал
     врач в роговых очках:
«Которые с трахомой?»
Припудрив прыщи
           и наружность вымыв,
с кокетством себя волоча,
первый класс
      дефилировал
            мимо
улыбавшегося врача.
Дым
  голубой
      из двустволки ноздрей
колечком
       единым
        свив,
первым
    шел
      в алмазной заре
свиной король -
        Свифт.
Трубка
   воняет,
       в метр длиной.
Попробуй к такому -
          полезь!
Под шелком кальсон,
         под батистом-лино́
поди,
   разбери болезнь.
«Остров,
    дай
      воздержанья зарок!
Остановить велите!»
Но взял
    капитан
       под козырек,
и спущен Свифт -
         сифилитик.
За первым классом
         шел второй.
Исследуя
    этот класс,
врач
  удивлялся,
       что ноздри с дырой, -
лез
      и в ухо
     и в глаз.
Врач смотрел,
      губу своротив,
нос
      под очками
       взмо́рща.
Врач
  троих
     послал в карантин
из
    второклассного сборища.
За вторым
     надвигался
          третий класс,
черный от негритья.
Врач посмотрел:
       четвертый час,
время коктейлей
       питья.
- Гоните обратно
        трюму в щель!
Больные -
      видно и так.
Грязный вид…
       И вообще -
оспа не привита. -
У негра
    виски́
       ревмя ревут.
Валяется
    в трюме
        Том.
Назавтра
    Тому
       оспу привьют -
и Том
   возвратится в дом.
На берегу
       у Тома
        жена.
Волоса
   густые, как нефть.
И кожа ее
       черна и жирна,
как вакса
    «Черный лев».
Пока
  по работам
        Том болтается,
- у Кубы
     губа не дура -
жену его
    прогнали с плантаций
за неотработку
       натурой.
Луна
  в океан
      накидала монет,
хоть сбросся,
      вбежав на насыпь!
Недели
    ни хлеба,
        ни мяса нет.
Недели -
     одни ананасы.
Опять
   пароход
       привинтило винтом.
Следующий -
       через недели!
Как дождаться
       с голодным ртом?
- Забыл,
    разлюбил,
         забросил Том!
С белой
    рогожу
       делит! -
Не заработать ей
        и не скрасть.
Везде
   полисмены под зонтиком.
А мистеру Свифту
        последнюю страсть
раздула
    эта экзотика.
Потело
    тело
      под бельецом
от черненького мясца̀.
Он тыкал
     доллары
         в руку, в лицо,
в голодные месяца.
Схватились -
       желудок,
           пустой давно,
и верности тяжеловес.
Она
  решила отчетливо:

          «No!», -

и глухо сказала:

       «Jes!».

Уже
  на дверь
      плечом напирал
подгнивший мистер Свифт.
Его
       и ее
    наверх
       в номера
взвинтил
    услужливый лифт.
Явился
    Том
      через два денька.
Неделю
    спал без просыпа.
И рад был,
     что есть
        и хлеб,
           и деньга
и что не будет оспы.
Но день пришел,
          и у кож
           в темноте
узор непонятный впеплен.
И дети

У матери в животе

онемевали
     и слепли.
Суставы ломая
       день ото дня,
года календарные вылистаны,
и кто-то
    у тел
      половину отнял
и вытянул руки
       для милостыни.
Внимание
     к негру
        стало особое.
Когда
   собиралась па́ства,
морали
      наглядное это пособие
показывал
     постный пастор:
«Карает бог
     и его
        и ее
за то, что
    водила гостей!»
И слазило
     черного мяса гнилье
с гнилых
    негритянских костей. -
В политику
     этим
        не думал ввязаться я.
А так -
    срисовал для видика.
Одни говорят -
        «цивилизация»,
другие -
     «колониальная политика».

у стихотворения СИФИЛИС аудио записей пока нет...

Пароход подошел,

погудел -

и скован,

как каторжник беглый.

На палубе

700 человек людей,

остальные -

10 Подплыл

с одного бочка̀.

по лесенке хро̀мой,

осматривал

врач в роговых очках:

«Которые с трахомой?»

Припудрив прыщи

и наружность вымыв,

20 с кокетством себя волоча,

первый класс

дефилировал

улыбавшегося врача.

из двустволки ноздрей

25 -

колечком

30 свив,

в алмазной заре

свиной король -

в метр длиной.

Попробуй к такому -

40 полезь!

Под шелком кальсон,

под батистом-лино́

разбери болезнь.

воздержанья зарок!

Остановить велите!»

50 капитан

под козырек,

и спущен Свифт -

сифилитик.

За первым классом

шел второй.

Исследуя

этот класс,

удивлялся,

60 что ноздри с дырой, -

Врач смотрел,

губу своротив,

под очками

взмо́рща.

26 -

70 троих

послал в карантин

второклассного сборища.

За вторым

надвигался

третий класс,

черный от негритья.

Врач посмотрел:

четвертый час,

80 время коктейлей

Гоните обратно

трюму в щель!

Больные -

видно и так.

Грязный вид...

И вообще -

оспа не привита. -

90 виски́

ревмя ревут.

Валяется

Назавтра

оспу привьют -

возвратится в дом.

100 На берегу

густые, как нефть.

И кожа ее

черна и жирна,

как вакса

«Черный лев».

27 -

110 по работам

Том болтается,

губа не дура -

прогнали с плантаций

за неотработку

120 накидала монет,

хоть сбросся,

вбежав на насыпь!

ни хлеба,

ни мяса нет.

одни ананасы.

130 привинтило винтом.

Следующий -

через недели!

Как дождаться

с голодным ртом?

разлюбил,

забросил Том!

140 делит! -

Не заработать ей

и не скрасть.

полисмены под зонтиком.

А мистеру Свифту

последнюю страсть

эта экзотика.

28 -

150 тело

под бельецом

от черненького мясца̀.

в руку, в лицо,

в голодные месяца.

Схватились -

пустой давно,

160 и верности тяжеловес.

плечом напирал

подгнивший мистер Свифт.

170 Его

взвинтил

услужливый лифт.

через два денька.

180 спал без просыпа.

И рад был,

и что не будет оспы.

29 -

Но день пришел,

Дочитала книгу Бенгта Янгфельдта «Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг», которая заставила меня по-новому взглянуть на его личность. Шведский литературовед основательно поработал в зарубежных архивах и смог документально проиллюстрировать мало известные факты из жизни Владимира Владимировича Маяковского.
Сразу хочу сказать, что у меня нет задачи принизить его поэтический дар, но мне как психологу было интересно разобраться в особенностях его личности, которые нашли отражение в его творчестве и привели к трагической развязке.
Итак, я считаю, что одной из главных характеристик его личности был инфантилизм, т.е. психологическая незрелость, которая проявлялась в таких особенностях его поведения как импульсивность, эгоцентризм, безответственность и плохая саморегуляция.
Одной из причиной инфантилизма Маяковского стала ранняя смерть отца в момент, когда мальчику было всего 13 лет. Нарушился привычный уклад семьи, матери пришлось переехать из Грузии в Москву. Семья бедствовала. Владимир был исключен из 5 класса гимназии из-за неуплаты за обучение. Это произошло в 1908 году. Вскоре он попал в тюрьму по делу о подпольной типографии, где он провел в общей сложности 11 месяцев. В тюрьме Маяковский не подчинялся распорядку, скандалил.
Надо отметить в качестве второй особенности Маяковского бунтарский характер и повышенную агрессивность. Здесь я рискну высказать предположение, что он обладал лишней Y-хромосомой. Мужчины с XYY-набором половых хромосом характеризуются очень высоким ростом и склонностью к агрессивному и даже антисоциальному поведению.
Классик отечественной генетики В. П. Эфроимсон писал, что «обладатели этого кариотипа независимо от семейного и социального окружения обычно очень рано начинают выделяться агрессивностью, а некоторые затем и преступностью. Около 5% преступников ростом выше 183 см (6 футов) в англо-американских тюремных психиатрических больницах обладают этим кариотипом». Для сравнения на обычной выборке мужчины с таким генным набором встречаются у 0,14 %. У Маяковского рост был 190 см.
Инфантильность и повышенная агрессивность объясняют многие особенности его поведения. Одна из них состоит в сложных отношениях с женщинами. Практически все женщины, которые были его любовницами, отмечали его эмоциональную неуравновешенность. Он быстро влюблялся, и тут же начинал требовать взаимности от избранницы. Если он получал отказ, то начинал сердиться или наоборот огорчаться до слез. Как это ни странно, но такой великан довольно часто плакал по самым разным поводам.
Знакомство с Лилей Брик сыграло роковую роль в его судьбе. Они познакомились в 1915 году, когда Маяковскому было 22 года, а ей 24 года. У него кроме таланта и молодости ничего не было: ни образования, ни денег, ни дома. Лиля Брик была богата, хорошо образована (знала три иностранных языка), включена в широкую сеть знакомств с известными и влиятельными людьми. Она быстро поняла, что за кажущейся внешней независимостью и грубостью скрывается ранимая душа, и сумела подчинить себе его волю.
Лиля Брик усилила его инфантилизм, взяв на себя решение всех его проблем в период, когда он еще только начинал свой творческий путь. Они с Осей Бриком фактически усыновили Маяковского. Они взяли на себя хлопоты по изданию его стихов, знакомили с нужными людьми, устроили его быт, позаботились о его здоровье. Интересная деталь. Оказывается, у Маяковского были очень плохие передние зубы. Лиля повела его к стоматологам, которые привели его рот в порядок.
Она была для него одновременно и любовницей, и матерью, которая утешала в моменты неудач, подсказывала как себя вести в той или иной жизненной ситуации. Разумеется, это было не бескорыстно с ее стороны, поскольку по мере того, как росла слава Маяковского и его доходы, он всё более становился источником ее материального благосостояния. Лиля Брик была второй женщиной в Москве, заимевшей собственный автомобиль, который подарил ей Маяковский. Все попытки Маяковского отделиться и создать свою семью с другой женщиной ею умело пресекались. То, что он не смог вырваться из этого плена, тоже говорит о его инфантилизме.
Признаком его психологической незрелости служит и его безответственное поведение в ситуациях, когда он узнавал о беременности своих любовниц. Он предоставлял самим женщинам решать этот вопрос, никак не помогая даже финансово. Достоверно известно только о двух детях Маяковского: дочери Патрисии Томпсон, которая родилась в 1926 году от русской эмигрантки Элли Джонс, и сыне Никите Антоновиче Лавинском, рожденном в 1921 году художницей Лилей Лавинской. Интересно, что Патрисия Томпсон – доктор философии и писательница – до сих пор жива.
Бенгт Янгфельдт пишет: «Будучи инфантильно эгоцентричным, он всегда вел себя так, словно рядом с ним никого нет. Он никогда не смущался, мог посреди улицы снять ботинок, в который попал камешек, и громко обсуждал по телефону самые интимные вопросы, не обращая внимания на то, что его слышат посторонние. В этом проявлялась важная черта характера Маяковского: его неспособность к лицемерию, хитрости, фальши, интригам; он категорически не умел притворяться». Но эта же особенность приводила к тому, что он был лишен всякой дипломатичности и постоянно вступал в конфронтацию с окружающими людьми.
Разумеется, Владимир Маяковский сам страдал от своего импульсивного, неуравновешенного характера. В профессиональной сфере у него тоже было не все гладко. В революционный период его бунтарский дух был весьма кстати, и его призывы крушить и ломать старый уклад воспринимались с воодушевлением. Можно сказать, что его образ трибуна был воплощением революционного настроя.
Но уже в начале 20-х годов с наступлением НЭПа поэтика разрушения стала неуместна. Кроме того, Маяковский и сам поддался обаянию буржуазной жизни, за что подвергался резкой критике за предательство интересов пролетариата.
Он искал себя в разных видах творчества: в литературе, живописи, драматургии, режиссуре. Но он не стремился себя профессионально развивать. Его знания о литературе были обрывочными. Удивительно, что, обладая незаурядной памятью (об этом пишет Чуковский), он даже не удосужился выучить ни один иностранный язык, хотя регулярно выезжал в Европу. Невозможность свободно общаться без переводчика во Франции приводила его в ярость, но он ничего не делал для того, чтобы изменить эту ситуацию.
Неудовлетворенность отношениями с женщинами, спад успеха как поэта, склонность к депрессии и суициду, которая преследовала его на протяжении жизни, привели к трагической развязке в 36 лет.
Его сильные переживания и противоречия выплавились в поэтические строки с очень большой силой воздействия. ВЦИОМ недавно провел опрос о поэтах России. Предлагалось ответить на вопрос: « Кого Вам доводилось читать после окончания школы или вуза?" Респонденты могли выбрать несколько поэтов из предложенного списка. В итоге получилась следующая поэтическая разнарядка: Пушкин - 35%, Есенин - 30%, Лермонтов - 23%, Ахматова - 15%, Маяковский - 15%.
А я позволила себе пофантазировать на тему, какая профессия подошла бы лучше Владимиру Маяковскому. И мне подумалось, что его жизнь сложилась бы счастливее, если бы он выбрал какую-нибудь сугубо мужскую профессию, в которой была бы в полной мере задействована его необычная мужская фактура. Мне кажется, ему бы подошла профессия капитана корабля, полярника, геолога. Его отец (тоже крупный мужчина) был лесничим, и Владимир тоже очень любил природу. Он, кстати, никогда не сидел за столом в момент сочинения стихов. Часто он сочинял стихи, гуляя в лесу.
Но судьба распорядилась иначе, и он стал поэтом на радость многим поклонникам его творчества.