Концепты «феодализм», «капитализм», «социализм»- как социальные феномены критического осмысления. Индустриальный феодализм vs постиндустриальный капитализм

§1. Первоначальное накопление в Англии

XVI-XVII вв. в истории Европы - переходный период от феодализма к капитализму. Каковы главные черты, характерные для этого периода?

Во-первых, это период первоначального накопления, т.е. период подготовки основных условий для развития капиталистического производства.

Во-вторых, это мануфактурный период, т.е. период господства в промышленности еще не фабрики, а мануфактуры.

В большинстве стран Европы в это время еще сохраняются феодальный строй и феодальный способ производства. Только две страны вырвались вперед и развиваются уже по капиталистическому пути - Англия и Нидерланды. На их примере мы и рассмотрим, что такое первоначальное накопление и мануфактурный период.

Итак, что такое первоначальное накопление? Это создание двух решающих условий, необходимых для развития капиталистического производства.

Первое условие. Для развития производства необходимы капиталы, т.е. крупные суммы денег, достаточные для организации предприятия. Без капитала нет капиталиста. Поэтому одна сторона первоначального накопления - накопление капиталов у будущих капиталистов. Именно у них. Крупные суммы денег, которые накапливались у феодалов, тратились на их потребление, а не вкладывались в производство, не становились капиталом.

Второе условие. Для развития капиталистического производства нужны рабочие, т.е. люди, которые не имеют собственного хозяйства и связанных с ним средств существования, а поэтому вынуждены наниматься к капиталистам.

Отсюда ясно, что этот процесс следует называть именно "первоначальное накопление", а не "первоначальное накопление капитала", как он именовался в учебниках политэкономии. Накопление капитала - лишь одна сторона первоначального накопления.

Основной причиной разорения крестьян и превращения их в рабочих в Англии стало овцеводство, которое англичане считали столь важной частью своего хозяйства, что даже спикер палаты общин английского парламента во время заседаний сидел на мешке с шерстью. В результате "революции цен" заниматься овцеводством стало особенно выгодно, потому что цены на шерсть выросли даже больше, чем на другие товары. И наоборот, продолжать феодальную эксплуатацию крестьян стало совсем невыгодно, потому что реальная величина фиксированной феодальной ренты резко уменьшилась. И вот английские обуржуазившиеся феодалы, чтобы увеличить пастбища для овец, выгоняют зависимых крестьян из своих феодальных владений, снося целые деревни, превращая их в пастбища для овец. Процесс этот получил название "огораживание", потому что земли при этом огораживались.

Казалось бы, феодалы сгоняли крестьян на "законном" основании - сгоняли со своей земли. Однако по феодальным нормам феодал не имеет права отобрать землю у крестьянина, он может только получать с него ренту: крестьянин - такой же собственник земли, как и сам феодал. Феодальное право предусматривает двух собственников земли - крестьянина и феодала. Но английские феодалы к этому времени уже рассматривали свое право собственности на землю не как феодальное, а как буржуазное, т.е. полное.

Сгонялись крестьяне с земли и другим способом. В Англии этого времени были уже широко развиты арендные отношения. В отличие от фиксированной ренты арендную плату можно было увеличить. И она повышалась до такой степени, что крестьяне-арендаторы разорялись.

Итак, масса крестьян оказалась без жилья, без источников существования. Этот процесс был в середине XVI в. дополнен секуляризацией церковных земель. Одним из проявлений перехода к капитализму в сфере идеологии стало распространение протестантского учения в христианстве в противовес католическому. В Англии победу над католичеством одержала англиканская церковь, во главе которой встал король, порвавший отношения с Папой Римским. При этом было ликвидировано 650 монастырей, и тысячи монахов пополнили армию бродяг. При этом сгонялись с земли и те крестьяне, которые ее обрабатывали или в качестве арендаторов, или феодально зависимых держателей. Наконец, король распустил частные военные дружины феодалов, и большое количество бывших военных тоже оказалось на большой дороге. Это было проявлением перехода к капитализму - это был удар по остаткам самостоятельности феодалов старой формации. Джентри не имели дружин.

Теперь масса безработных и неимущих людей скитались по дорогам Англии. Зачем еще потребовались "законы о бродягах"? Чтобы загнать их на предприятия капиталистов? Разве экономическая необходимость не была достаточно надежной для этого? Дело в том, что "законы о бродягах" издавались совсем не для того, чтобы обеспечить капиталистов рабочей силой. Эти бездомные и не имеющие нужной квалификации люди не годились в качестве рабочих тогдашних мануфактур. Это были люмпены, промышлявшие нищенством, а то и грабежами, и обстановка в Англии обострилась. Жестокие законы и были направлены против роста преступности. По этим законам не иметь работы и хозяйства считалось преступлением. Такого человека следовало избивать плетьми, отрезать уши и клеймить раскаленным железом, а если он попадал в руки властей в третий раз - даже казнить. Лишенные жилья и источников существования, люди оказались, в сущности, в безвыходном положении.

Так совершалась одна сторона первоначального накопления в Англии: разорение крестьян и образование армии людей, которым в дальнейшем предстояло стать рабочими.

Вторая сторона - накопление капиталов. Закономерность такова, что капиталы первоначально накапливались не в производстве, а в сфере обращения и кредита. Накопленные в течение длительного времени в торговле и ростовщичестве капиталы при переходе к капитализму начинают переливаться в промышленность.

Еще один важнейший источник накопления капиталов - ограбление и эксплуатация колоний.

Для Англии именно колонии стали важнейшим источников накопления капиталов. Но, поскольку почти все колонии вначале принадлежали Испании и Португалии, Англии приходилось действовать косвенным путем.

Во-первых, английские купцы вели контрабандную торговлю с этими колониями, наживая при этом значительные капиталы.

Во-вторых, огромные капиталы наживались путем работорговли. Английские купцы везли за океан не только промышленные товары, но и африканских негров-рабов. Испанцы, истребив в Америке значительную часть местного населения, были вынуждены ввозить рабочую силу из Африки. Но сами они гнушались работорговлей. Это дело взяли на себя англичане. Основатель этого промысла Джон Гоукинс получил за это звание рыцаря, причем на его гербе был изображен негр в цепях. Работорговля была очень выгодным занятием, потому что в Африке негры или просто захватывались в грабительских набегах, или покупались у местных царьков за ром и безделушки. Прибыль в 100 % за один рейс считалась невысокой, а нередко достигала 300 % и более.

Практиковалась так называемая "треугольная торговля": из испанских колоний тропической Америки, где были плантации сахарного тростника, в колонии Северной Америки везли патоку. Здесь из нее делали ром. Ром везли в Африку и обменивали на рабов. Рабов везли в Америку и история повторялась сначала. Иногда за один "треугольный" рейс прибыль доходила до 1000%. Негры укладывались на палубе или в трюмах, "как ряды книг на полках". Около 30% негров погибало в пути. Заболевшие выбрасывались за борт еще живыми, чтобы избежать "порчи" остального груза.

В-третьих, англичане промышляли пиратством, нападая на испанские корабли, которые шли из колоний с грузом золота и пряностей, на испанские приморские города в Америке, что считалось тогда выполнением патриотического долга. Для снаряжения пиратских экспедиций создавались акционерные компании, в которых принимали участие не только купцы, сановники, и даже сама королева Елизавета. Пират Френсис Дрейк, совершивший второе в истории кругосветное плавание, стал адмиралом королевского флота. Короче говоря, пиратство считалось вполне легальным и почтенным занятием.

Итак, первое время посредством контрабанды, работорговли пиратства англичане перехватывали у Испании часть награбленных в колониях богатств. Но этого Англии мало. Она стремится иметь свои колонии и начинает за них открытую войну с Испанией. В конце XVI в. был разгромлен испанский флот "Непобедимая армада". Поражение "Армады" в литературе (не английской) иногда трактуется как случайность: буря разметала испанские корабли, почему-то не тронув английские. В действительности поражение было следствием экономической отсталости Испании. Испанцы применяли устаревшую тактику абордажного боя, а англичане громили их суда из пушек.

После этого колониальная экспансия Англии развертывается открыто. В начале XVII в. она захватывает колонии в Америке, а в конце века английские компании начинают грабить Индию.

Важным источником накопления капиталов была и монопольная торговля, которая позволяла перепродавать товар намного дороже стоимости. Например, монопольное право на торговлю с Россией имела "Московская компания" английских купцов. Они вывозили из России сало, воск, меха, лен, пеньку. Пенька для Англии имела особое значение: пеньковые канаты были необходимы для растущего английского флота. Поэтому в Холмогорах и в Вологде были созданы даже английские предприятия по изготовлению канатов. И английский флот был оснащен русскими канатами. Перепродавая русские товары в Европе, английские купцы получали, конечно, повышенную прибыль. В период первоначального накопления сфера накопления капиталов, в том числе торговля, обычно обеспечивала неэквивалентно высокую прибыль.

Двери настежь у вас, а душа взаперти.

Кто хозяином здесь?- напоил бы вином".

А в ответ мне: "Видать, был ты долго в пути -

И людей позабыл,- мы давно так живём!

(С) Владимир Высоцкий «Чужой дом»

В предыдущих статьях я говорил о том, какие теоретические ошибки совершили Маркс и Энгельс, почему Ленин ненавидел царскую семью, какие теоретические ошибки совершил Владимир Ульянов/Ленин, как в результате февральской революции феодализм должен был закончиться, и о том как октябрь вернул феодализм в Россию.

В этой статье мы поговорим о состоянии феодализма в России.

Феодальная Россия в 21-ом веке

Сегодня можно часто услышать термин «феодал» или «феодальный» в отношении представителей действующей власти.

Когда мимо проезжает эскорт губернатора или президента, мы говорим: «поехал феодал со свитой», «феодальная процессия», «вон барин поехал».

Когда мы повсеместно сталкиваемся с феодальной системой «кормлений» - это нас не удивляет.

Когда власть в России передается по какому-то мало кому понятному принципу (кому-то из своих приближенных), мы иногда говорим, что это - феодальная раздача хлебных мест по наследству.

Когда мы видим, что представитель власти или его родственник грубо попирает законы, когда ему торжественно вручают огнестрельное оружие, когда ему дается заведомо избыточная охрана - мы говорим, что это - нормальные «феодальные привилегии» представителя действующей власти.

Когда представители органов исполнительной власти (полиция, суды, прокуратура, ОМОН, различные инспекции) приходят к нам в дом или в организацию, мы забываем о законах и невольно вспоминаем «нашествие татаро-монголов» или «царских опричников».

Когда у граждан отбирают их собственность, когда беззаконно вырубаются леса, когда ведется охота на редких животных в заповедниках, когда у нас беззастенчиво требуют взяток - мы говорим, что «эти гады ведут себя, как феодалы».

Когда находящиеся у власти сами назначают себе подчиненных, а те думают не о народе, а только о своем кармане и своем начальнике - мы понимаем, что это нормальные феодальные отношения.

Когда правитель Московской области регулярно устраивает «стрелки» с правителем Москвы с целью объяснения несправедливости того, когда финансовые потоки с «областных людей» работающих в Москве, «осваиваются» московским правителем - мы считаем это нормальным.

Когда жизнь не по закону, а по средневековым понятиям все больше проникает в нашу культуру - мы также спокойно воспринимаем это.

Когда в суде все оказываются равны перед законом, но кто-то, имеющий власть или деньги оказывается несколько равнее - это нас тоже почти не удивляет. Мы давно так живем.

Отношения в российской армии давно считаются крепостническими со своими вариантами барщины и оброка.

Отношения гастарбайтера и нанимателя - тоже обычные крепостнические отношения.

Отношения в криминальных структурах и в местах отбытия наказаний - тоже обычные крепостнические отношения.

И все эти отношения мы ощущаем в повседневной жизни.

Нас редко удивляет, когда различные чиновники, силовики, бандиты и их прислуга обращаются с простыми гражданами России как с холопами или крепостными. Мы знаем, что им за это ничего не будет, а нам за попытки возмущаться будет очень плохо.

Когда представители феодальных государств являются лучшими друзьями России - это мы считаем нормальным.

Когда крепостные из феодальных государств приезжают к нам и прекрасно вписываются в нашу действительность, нас это не удивляет. Мало кто задумывается на тем, почему человек, привыкший жить в условиях феодальных отношений, так хорошо осваивается в России.

А, может быть, мы и живем при феодализме?

Попробую рассмотреть этот вопрос подробно.

Что такое феодализм?

Фео́д (также — фьеф , лен , лат. feudum , от древненемец. fe - "верность" и od - "владение") — земли (реже - фиксированный доход или право на получение дохода), пожалованные сеньором вассалу в наследственное владение, пользование и распоряжение на условиях несения вассалом военной, административной или придворной службы в пользу сеньора. Этот вид земельного держания практиковался во времена Средневековья в Европе .

При передаче сеньором вассалу права владения феодом сеньор не терял аналогичного права владеть этим же феодом. В результате один и тот же феод одновременно находился в собственности двух и более лиц.

Феодальная собственность носила условный и сословный характер. Условность феодальной собственности состояла в том, что право вассала владеть, пользоваться и распоряжаться феодом оставалось за ним только при условии несения вассалом службы в пользу сеньора. Если вассал по тем или иным причинам прекращал исполнять свои обязательства перед сеньором, сеньор имел право отобрать у вассала феод и передать его другому лицу либо оставить феод у себя. Сословность феодальной собственности заключалась в том, что правом владения феодами обладали только лица, принадлежавшие к благородному (дворянскому ) сословию . Крестьяне и горожане, даже богатые, не могли стать владельцами феода, предварительно не получив дворянства.

Когда Маркс говорил о феодализме как экономической формации, он подразумевал не только то, что при этой экономической формации существуют крепостные крестьяне и класс феодалов - людей получивших в распоряжение определенные территории, а вместе с ними и права на получение дохода.

Хочу привести некоторые иные определения феодализма:

Политологический словарь:

ФЕОДАЛИЗМ

(feudalism) Общественный строй, при котором вассалы признают власть сеньора и участвуют на его стороне в войнах в обмен на личную защиту и защиту права собственности на землю. Сеньор, в свою очередь, присягает на верность королю, получая взамен свой статус

Толковый словарь Ушакова:

ФЕОДАЛИ́ЗМ , феодализма, мн. нет, муж. (см. феод ) (ист. , социол.). Сменяющая рабовладельческий строй и предшествующая капитализму социально-экономическая формация, в основе которой лежит собственность феодала на средства производства и неполная собственность его на производителей-крестьян, находящихся в крепостной зависимости от землевладельцев, которые являются в своих землях государями, соподчиненными друг другу, с монархом во главе.

Юридический словарь 2000г.:

ФЕОДАЛИЗМ (нем. Feudalismus, фр. feodalite, от позднелат. feodum, feudum -феод) - специфическая система экономических, социальных и политико-правовых отношений, характеризующаяся: а) условным правом собственности на землю; б) принадлежностью власти (суверенной или хотя бы административно-полицейской) землевладельцам-помещикам; в) наличием феодальной иерархии, юридически неравных и социально замкнутых сословий. Общепринятое определение Ф. в исторической науке отсутствует (не в последнюю очередь из-за значительных цивилизационно-исторических отличий от "классического" западноевропейского образца, наблюдающихся не только в азиатских обществах, но и в Восточной Европе).

Определение, данное Белашовым С.И.:

«Феодализм есть форма управления обществом, основанная на эксплуатации мелких собственников-крестьян, которым феодал выделил землю и получает с них за нее арендную плату в натуральном в виде барщины и в виде оброка (феодальная рента)».

Ленинский поверхностный критерий отличия феодализма от капитализма до сих пор используется некоторыми авторами. При этом авторами полагается, что феодализм в России закончился в 1861-ом году. Такие авторы утверждают, что с 1861-го года по 1917-ый год в России уже был капитализм, но с при частичным сохранением крепостнических форм эксплуатации крестьянства, и с сохранившимся феодальными пережитками в виде самодержавия, сословных привилегий, феодальной собственности на землю, огосударствления религии, коллективной собственности на землю.

Главные отличия феодализма от капитализма

При феодализме правящий класс отличается от других классов не только своим финансовым положением, но и особыми, часто неписаными правами, которые делают его стоящим выше других классов. Такие права получили название «феодальных привилегий», от слова «феод» - пожалованное право.

Эти привилегии в любых видах отношений (в суде, в СМИ, на улице) делают правящий класс обладающим заведомо большими правами, чем окружающие.

Наличие феодальных привилегий почти всегда сопровождается иерархической структурой распределения «феодальных прав», и системой построения отношений по типу вассал - сеньор (я начальник - ты дурак, ты начальник - я дурак).

Как правило, система имеет обязательными следующие правила: «каждый барон - суверен в своем баронстве». И «вассал моего вассала - не мой вассал». Но возможны и исключения.

Такие иерархии привилегий в феодальном обществе имеют разные названия: «феодальная иерархия», «табель о рангах», ««вертикаль власти».

В основе таких отношений лежат отношения собственности, когда главный феодал является главным землевладельцем и раздает своим подчиненным (баронам и дворянам) феоды и иммунные грамоты за определенные обязательства по службе. Те, в свою очередь собирают дань и налоги с подчиненных, но могут сами передавать феод нижестоящим по вертикали власти.

На нижней ступени феодальной иерархии находятся феодалы, которые не имеют подчиненных феодалов и вынуждены собирать дань в виде барщины и оброка с простых граждан или крестьян.

Крестьяне, которые приписаны к определенному феодалу, обязаны какое-то время работать на феодала или обязаны платить дань (оброк).

Рассмотрим некоторые особенности феодального строя, отличающие его от капитализма.

Феодальная собственность на землю

В феодальном государстве, как правило, вся доступная для коммерческого использования земля и объекты частной собственности являются или государственной собственностью, или разделены между несколькими крупными феодалами. Остальные граждане страны из-за этого не могут в полной мере пользоваться частной собственностью и являются зависимыми от правящего класса.

Из отношений феодальной собственности вытекает "право" правящего класса на безвозмездное присвоение прибавочного продукта рабочих и крестьян.

Система «кормлений»

Система организована таким образом, что делает неизбежной содержание чиновников за счет подданных на определенной территории.

Внезаконные структуры

Для поддержания феодальных иерархий в феодальных государствах создаются специальные внезаконные организации для поддержания иерархий. Выход из такой организации часто составляет большую трудность по сравнению с вступлением в нее. Это связано с тем, что разглашение сведений о структурах, поддерживающих власть, представляет большую опасность для действующей власти.

Такими структурами могут быть инквизиция и рыцари в Европе, мафия в Италии, КГБ и организованные преступные сообщества в СССР. Эти структуры, с одной стороны как бы независимы от власти, с другой стороны, полностью зависящие от власти используются правящим классом для незаконных операций внутри страны. Российские и советские сотрудники спецслужб главным своим отличием от сотрудников МВД видят в том, что МВД вынуждены работать в рамках закона «в правовом поле», а сотрудники спецслужб этим полем не ограничены.

Гражданские права

Гражданские свободы являются фикцией, и на практике не соблюдаются.

При феодализме часть граждан страны или все граждане страны лишены основных гражданских прав. Труд, как правило, является не правом, а обязанностью. Так в России до 1991-го года существовала статья 209 УК РСФСР, предусматривающая наказание за тунеядство. Надо отметить, что статья эта применялась выборочно - наказывались только те, кого власть хотела наказать.

Зависимость суда

Наличие иерархии (вертикали) в феодальном государстве встраивает судебную власть в эту же иерархию и делает ее зависимой. В этом случае судья не столько следует закону, сколько старается угодить той иерархической структуре, которая его контролирует (назначает, снимает, продвигает или наказывает).

Суд может принимать независимое решение только тогда, когда не затрагиваются интересы власти.

Там, где включаются интересы власти, там суд никогда не бывает объективным и справедливым.

Примеры того, как к суды относятся к простым гражданам и как относятся к представителям номенклатуры можно посмотреть < a href = http://naganoff.livejournal.com/65182.html >здесь.

Более подробный анализ состояния российских судов можно увидеть < a href = http://www.novayagazeta.ru/politics/51767.html >здесь и < a href = http://www.ng.ru/politics/2012-07-27/1_sudy.html >здесь.

Отсутствие презумпции невиновности

Феодал не может допустить, чтобы вопрос о виновности или невиновности решался без его вмешательства или без его соизволения простыми судьями. Судьи регулярно посещают вышестоящие инстанции и выслушивают указания по телефону - кого и как судить.

Вассальная подсудность

Всем известна практика, когда жалоба из вышестоящей инстанции возвращается в ту же инстанцию, на которую написана, для «разбора и принятия мер». Это не просто леность и нежелание работать, а феодальный принцип «Вассал моего вассала не мой вассал». То есть вышестоящая власть обычно не вмешивается в дела нижестоящей, если та выполняет оговорённые «правила игры» по отношению к ней. Если же власть вмешивается и спускает сверху вниз требование конкретного приговора, то этот приговор является окончательным.

Особое отбытие наказания

Преступники из номенклатуры или их слуг (члены силовых структур, руководители избирательных комиссий, прокуроры, судьи) редко получают приговоры, связанные с лишением свободы. Но если такое и произошло, то они содержатся в отдельных специальных тюрьмах.

Отсутствие независимых СМИ, партий, движений, идеологий

Иерархия власти позволяет правящему классу ликвидировать с помощью подвластных силовых структур любые оппозиционные СМИ, партии, движения. Суд в этом случае является орудием не восстановления прав, а орудием закрепления бесправия.

Внеэкономическое принуждение

Отсутствие или серьезное ограничение гражданских свобод при феодализме, отсутствие независимых СМИ и суда, дает правящему классу возможность внеэкономического принуждения. Таким принуждением может оказаться служба в армии, участие в государственных мероприятиях.

Еще одним методом внеэкономического принуждения является обязанность работать в местах лишения свободы. Осужденный, отказывающийся работать в местах отбывания наказания, автоматически попадает в число нарушителей внутреннего распорядка и теряет право на досрочное освобождение.

Отсутствие верховенства закона ( Rule of law )

Иерархия власти приводит к тому, что перед законом равны не все. Тот, кто расположен выше по иерархической лестнице имеет больше прав на нарушение закона.

Несколько примеров того, как выборочно закон применяется по отношению к преступлениям простых людей и преступлениям чиновников можно найти .

Отсутствие свободных рынков

Феодал никогда не потерпит в своей вотчине чужака, торгующего без поклона и подношения феодалу, или стихийного рынка, на котором что-то продается бесконтрольно. Феодал скорее ликвидирует любые денежные отношения, чем позволит кому-то торговать, поскольку разбогатевший человек может посчитать, что он уже не должен кланяться и подчиняться феодалу.

Идеологизация жизни общества на основе религиозной или коммунистической идеологии

Феодализму для сохранения своей иерархической структуры необходима идеология, которая бы подтверждала особое иерархическое мировоззрение в стране. Такими идеологиями являются или религия или теория о скором пришествии коммунизма.

Общинная связанность сознания

Социально психологический склад сознания большинства населения должен поддерживаться с одной стороны как общинный, с другой стороны - как патриархальный (подчиненный). Любое самостоятельное суждение, относящееся к экономической или идеологической самостоятельности, представляет опасность для феодального (патриархального) уклада жизни.

Стоимость, остающаяся в распоряжении работника

Не буду сочинять ничего нового. Только приведу абзац из работы Герберта Спенсера «Личность и Государство», написанной в 1886 году:

«…в некоторых случаях, как, напр., в России до сравнительно недавнего еще времени, крепостной получал позволение оставить имение своего владельца и работать или торговать в другом месте под условием уплаты ежегодной подати (оброка). Почему же мы называем в этих случаях рабство более или мене суровым? Очевидно, наше мнение определяется степенью принуждения, при которой человек работает в пользу другого, вместо того, чтобы работать в свою собственную пользу. Если вся работа раба отдается господину, рабство тяжелее, а если отдается лишь небольшая доля его, то оно легче. Пойдем дальше. Предположим, что владелец умирает, и что имение его, вместе с рабами, переходит в руки душеприказчиков, или же предположим, что имение и все, что оно содержит, куплено компанией - разве судьба раба улучшится, если количество обязательного труда останется тем же? Предположим, что вместо компании мы имеем общину - разве это составит какую-нибудь разницу для раба, если время, которое он должен отдавать чужой работе так же длинно, а время, которым он может располагать для себя так же мало, как и прежде. Главный вопрос состоит вот в чем: сколько времени он должен работать для других и сколько времени он может работать для себя? Степень его рабства колеблется сообразно с отношением между тем, что он должен дать и что он может оставить для себя; а кто его господин: личность или общество? - это не имеет значения. Если он должен отдавать весь свой труд обществу и получает из общего достояния ту часть, которую общество ему назначает - он раб общества».

Не денежные (натуральные) расчеты в сельском хозяйстве

Продукция сельского хозяйства крестьяне вынуждены сдавать закупщикам по цене в несколько раз ниже рыночной.

Крестьяне, работающие в колхозах и совхозах, основной доход от работы в сельском хозяйстве получают не в денежном выражении, а в натуральном (кормами, дровами, навозом, удобрениями и т.д.).

Передача власти по наследству

Дети чиновников обязательно получают «денежные»должности в России, если они не решат уехать за границу.

Неисполнение судебных решений

В России исполняется только 20% судебных решений.

Почему это происходит? Потому что для судебного пристава легче не исполнить судебное решение в отношении феодала, чем исполнить.

Представим какой-нибудь дачный кооператив «Озеро» или «Речник» с 200 членами, построенный у воды с нарушением водоохранных законов. Даже если суд и вынесет 200 решений о сносе 200 незаконных строений, достаточно будет найтись среди собственников незаконных дачных строений хотя бы одному российскому феодалу, как это автоматически приведет к приостановке всех вынесенных решений.

Торговля регионами

В СССР власть над регионами передавалась только проверенным людям, доказавшим свою преданность верховной власти. Сейчас все чаще можно встретить случаи, когда денежные мешки выкупают землю с находящимися на ней жилыми домами или целыми посёлками, жители которых попадают зависимость от воли нового помещика. Быстро находя общий язык с представителями местной власти, тем или иным способом убирая несогласных, они становятся полноправными вершителями судьбы местных жителей.

По вышеперечисленным пунктам «социализм» не является особой формацией (коммунизмом) или капитализмом, а является феодализмом

У В.А.Восленского в его книге «Номенклатура» внятно изложено - если рабочий работает на капиталиста, то капиталист присваивает прибавочную стоимость. Случается коммунистическая революция, капиталиста выгнали, рабочий сидит на том же месте, работать приходится даже больше, а платят еще меньше. Куда делась прибавочная стоимость?

Как это можно объяснить при помощи передовой науки марксизма-ленинизма?

Власти просто объявляют, что нужно потерпеть, и через 20 лет станет хорошо и догоним Португалию.

Сейчас это в России (в правительстве) никого не интересует - работаешь ты или не работаешь до тех пор, пока ты не пошел регистрироваться безработным и портить государственную статистику.

Чтобы понять, как в России работает феодализм - достаточно вспомнить, как власть может одним щелчком пальцев отправить людей определенного класса (рабочих и интеллигенцию) на сельхозработы.

Почему в России не капитализм?

Общественно-экономическую формацию, которая установилась в России, Ленин назвал сначала коммунизмом, но потом решил назвать социализмом.

За прошедшие 95 лет, эту формацию пытались называть по-разному.

Например, часто использовалось название «Государственный капитализм».

Акцент делался на то, что правящий российский класс присваивает себе прибавочную стоимость, но при этом все источники богатства (средства производства и природные богатства) формально считаются собственностью народа.

Иногда используется термин «Рентный капитализм». В этом случае акцент делается на то, что находящийся у власти класс получает определенную ренту от того, что находится и власти.

Дело в том, что очень многие люди попались на удочку Марксизма-Ленинизма, решив, что уж после октябрьского переворота в России наступил если не коммунизм, то хотя бы капитализм.

Но капитализм в России не наступил:

1. Эксплуатируемые классы (рабочие, крестьяне и интеллигенция) в результате событий 17-го года ни на йоту не приблизились к распределению прибавочной стоимости. В результате нового передела прибавочной стоимости они получили только жилье. Но это нельзя считать серьезным завоеванием, поскольку и при рабовладельческом строе рабовладелец обеспечивал раба жильем, и при феодальном строе феодал обеспечивал феодального крестьянина жильем и наделом.


2. Отношения между эксплуатирующим классом (номенклатурой), и эксплуатируемыми классами (рабочие, крестьяне, интеллигенция) так и не стали контрактными отношениями продавца и покупателя на рынке труда. Рынок рабочей силы остался привязанным к месту прописки/регистрации. Он до сих пор жестко контролируется органами правопорядка и судами.


3. Класс пролетариев отсутствует. Рабочие и крестьяне прикреплены к своему жилью, а крестьяне прикреплены к земельному участку. Ставший пролетарием рабочий или крестьянин, лишившийся жилья, решивший жить в доме на колесах или начавший «бичевать» - снимать жилье по месту работы, теряет феодальную принадлежность (прописку). Такой человек автоматически попадает под контроль органов правопорядка как нарушающий административные нормы.


4. Правящий класс (номенклатура) не только получает во владение и распоряжение средства производства, но он также получает и определенные права по их владению, и распоряжению, которые может в определенных пределах передавать подчиненным (феод - определенные средства производства и права на нарушение закона, остающиеся формально в собственности сеньора и поступающие в распоряжение вассалу с возможностью дальнейшего перераспределения).


5. Правящий класс во многом находится вне рамок закона, т.е. имеет так называемые «иммунные грамоты» - право оставаться вне закона. И это право может передавать по феодальным правилам.

Особенности монополистического феодализма:

1. Максимальная концентрация средств производства и природных богатств в руках правящего класса (номенклатуры),

2. Все трудоспособные граждане страны, не являющиеся членами правящего класса, становятся феодально-зависимыми от правящего класса,

3. Все граждане становятся обязанными трудиться, получая при этом больше, чем при раннем капитализме, но меньше, чем при капитализме.

4. Современные феодалы пользуются не трудом конкретного крепостного крестьянина или рабочего, но трудом определенного количества людей, приписанных к переданной современному феодалу земле или предприятию.

Эти особенности приводят к тому, что монополистический феодализм является более прогрессивным состоянием производительных сил, чем был феодализм 18-19 веков:

Централизация и плановость позволяют быстрее и мощнее концентрировать силы в выбранном направлении (как правило - милитаристском),

Жесткая централизация позволяет увеличить норму прибавочной стоимости за счет низких доходы крестьян и несколько более высоких зарплат рабочих (но также низких),

Переход крестьян из земледелия в промышленность не сопровождается увеличением заработной платы работника, что позволяет сделать большой рывок и извлечь огромные доходы в результате дешевой силы рабочих и интеллигенции (индустриализация),

Транзакционные издержки управления снижаются в начальной стадии монополистического феодализма (бесконечно возрастая в последующем).

Индустриализация, как лебединая песня феодализма

Монопольное состояние экономики приводит к возможности организовать индустриализацию, когда часть крестьян переходит в город, становясь рабочими, интеллигентами и учеными. Рабочие в городе производят продукцию, необходимую армии и сельскому хозяйству. Высвобождающиеся в сельском хозяйстве крестьяне становятся огромной почти бесплатной армией труда, способной совершить резкий рывок в производстве и науке (как правило, копируя и тиражируя в огромном количестве достижения капиталистической мысли).

При этом индустриализация приводит одновременно к появлению капиталистических производительных сил и производственных отношений. Тем самым подготавливается окончательный переход к капиталистической общественной формации.

Такой индустриальный рывок совершала Россия в середине 20-го века. Такой же индустриальный рывок мы видим в начале 21-го века в современном Китае и современной Северной Корее.

Изменения условий развития и представлений о социальном статусе происходят в пользу вновь возникающих классов за счет всех остальных. Чтобы как следует разобраться в социальных последствиях нынешнего перехода от капитализма к информационному обществу, наверное, было бы полезно обратиться к обстоятельствам предыдущего сдвига от феодализма к капитализму и сравнить механизм перераспределения власти тогда с тем, что происходит сейчас. Мы обнаружим такое количество параллелей на самых разных уровнях, что не останется ничего другого, как признать, что происходящее сегодня есть не что иное, как подлинное изменение парадигмы примерно такого же масштаба.

Для иллюстрации повторяющихся механизмов исторического развития можно использовать картографию, а именно мобилистическую диаграмму (см. Рис. 2.1).

Рисунок 2.1. Диаграмма мобилистической силы

Вдохновляясь идеями философов XIX века Фридриха Ницше и Чарльза Дарвина, а равно и их последователей веком позже, Жиля Делёза и Мишеля Фуко, в качестве отправной точки для рассуждений будем считать, что бытие есть непрерывный конфликт множества разнонаправленных сил, которые, находясь в постоянной оппозиции, взаимно влияют и тем самым предопределяют друг друга. При этом важны не столько сами эти силы, сколько напряжение, возникающее в результате их взаимодействия, и то, каким образом их влияние на другие силы поддерживается или устраняется, а также вечная как Вселенная, их борьба. Взаимодействие, конфронтация и коммуникация - вот ключевые понятия этой концепции.

В рамках мобилистической диаграммы можно дополнить двухмерную модель экзистенциального конфликта Ницше-Дарвина третьим измерением, включив в рассмотрение ось времени, что позволит в любой момент обозначить причину конфликта. Речь идет о некой "предполагаемой" точке, которую можно идентифицировать с той степенью погрешности, с которой мы осознаем, что сами, как наблюдатели, находимся в постоянном движении (поскольку даже в роли наблюдателей мы представляем такую же силу, как и все прочие силы в пространстве и времени). Это конфликт по поводу власти. Чем ближе к указанной точке находятся взаимодействующие и/или противодействующие силы, тем больше власти стоит на кону.

"Центральная" точка диаграммы - не только предмет конфликта, но и некая главная ценность общества в данный момент, определяющая черта парадигмы. Мы можем назвать эту ценность "религией" эпохи, или, точнее, аксиомой времени. Другими словами, основной концепцией данной эпохи о структуре бытия, такой взгляд на мир, который повсеместно принят и потому социально функционален. Наличие такой гипотезы дает возможность ориентироваться в мире и понимать, что в нем происходит. Поскольку заинтересованные стороны, в особенности, правящие классы, всегда затрачивают огромные ресурсы на то, чтобы придать этой гипотезе вид "вечной истины", хотя она является только предположением, которое становится весьма существенным. Когда же выясняется, что "вечная" истина не является таковой, кажется, что земля уходит из-под ног и мы оказываемся в безвоздушном пространстве. Расхожая фраза "я знаю немного, но есть одно, что я знаю наверняка" - удачный пример нашего восприятия действительности. Мы готовы признать, что наше знание ограничено, но считаем необходимым хоть что-то знать наверняка, чтобы ориентироваться в жизни.

В рамках мобилистической диаграммы власть - это некий подвижный феномен без внутренней ценности (нейтральное понятие). Власть мигрирует, захватывается и отдается во всех направлениях. Любая идентичность возникает только относительно других. Все определения должны постоянно перепроверяться при изменении обстоятельств. Что это такое? Какая сила действует на самом деле? Можно ли рассматривать каждую из них в отдельности, невзирая на то, что они постоянно перетекают одна в другую? Как посторонние наблюдатели мы видим только лихорадочную борьбу за власть, контроль над другими за право утверждать и владеть, и все это сопровождается вопросами "какой ценой?" и "за чей счет?".

Отношения между силами, их взаимодействие - суть вопроса. Господин не может существовать независимо от раба, так же, как и раб не может существовать отдельно от господина. Каждый зависит от другого. Покорность раба делает господина господином, и оба вовлечены в вечную борьбу за признание, которое, по мнению Г. В. Ф. Гегеля, другого великого философа XIX века, является двигателем всего исторического процесса. По Гегелю, именно желание получить признание других людей служило причиной борьбы за власть еще в ранних социальных группах, ставших основой последующего деления человечества на классы. Эта борьба продолжает неистовствовать, поддерживая общество в состоянии постоянного движения, пока разные группы людей полагают, что их признание недостаточно, и, соответственно, уверены, что заслуживают более высокого общественного статуса.

Изменение духа времени наступает тогда, когда то, что считалось незыблемым, смещается и претерпевает качественное переопределение. Не будет преувеличением сравнить такой сдвиг с социальным землетрясением. Все факторы на арене борьбы подвергаются фундаментальным изменениям в силу того, что их источник, константа, благодаря которой они существуют, внезапно пришла в движение. Последствия таковы, что действующие лица этой драмы более не Уверены в том, что они хоть что-то знают наверняка. Все в движении. Часть актеров застывают в своих прежних исторических ролях там, где еще недавно находился центр. Новые актеры выходят на сцену и немедленно развязывают новую битву вокруг новой ценности - точки, которую сместилась "вечная истина" нового времени. Когда буря стихает, прежние герои вынуждены находить для себя другие, менее впечатляющие роли.

Внезапное смещение центра бытия, разумеется, сопровождается сильнейшим сопротивлением со стороны тех, чьи позиции подвергаются угрозе. Едва только люди, да и целые классы вдруг осознают, что некая постоянная, на основе которой были построены их жизни, и которая до сих пор представляла собой фундамент их идентичности, пришла в движение, они обычно реагируют в форме полного отрицания: Этого не может быть! Через некоторое время, когда произошедшие изменения уже нельзя отрицать, реакция людей выражается либо в уходе от действительности, либо в агрессивной оппозиции переменам: Это не должно было произойти! Все это усугубляется тем, что прежние властные структуры, на которые до сих пор возлагались большие надежды, тоже имеют смутное представление о происходящем. Наглядным примером может служить разрушительная борьба, переживаемая Западным миром со времени перехода от феодализма к капитализму относительно понятия Бога и его неизбежной смерти. С каждым разрушенным учеными ментальным барьером в нашем мировоззрении, с каждой преодоленной границей понимания стараниями своей многочисленной, хотя и постепенно уменьшающейся паствы Бог тут же отодвигался еще на один шаг в Неизведанное. Живший поначалу за небесным сводом, Он был "передвинут" за пределы Солнечной системы, потом за пределы звезд, пока наконец не был водружен над временем и пространством вообще. Несмотря на все усилия, Ему удалось выжить. Аксиомы, связанные с устаревшими парадигмами, зачастую весьма упорно цепляются за жизнь, в особенности среди маргинальных групп.

Многие люди просто не понимают, что идея Бога возникла в иной, отличной от сегодняшней, парадигме, с целью, специфичной именно для того времени: для создания преимуществ одним группам людей за счет других. В феодальном обществе Бог, в мобилистических терминах, был предполагаемой константой бытия, чье существование было непреложной истиной. Всякие попытки слегка поколебать поверхность этой константы карались смертью. При переходе к капитализму прочная структура, поддерживающая понятие Бога, разрушилась. А когда главная ценность начала сдвигаться с места, все прочие основы существования, ранее казавшиеся незыблемыми, последовали за ней. Величие Бога стало относительным, и оказалось возможным ставить под сомнение даже само его существование. Христианский мир впал в пучину сомнений по поводу своей легитимности из которой он так и не выбрался. То, что мы сегодня называем призраками и демонами, когда-то имело реальное влияние на жизни людей. И это не вопрос теологического спора или очевидной слабости доказательств существования Бога, это вопрос власти. Власть монархий и Церкви покоилась на существовании чего-то, названного Богом. Предполагалось, что Бог будет константой и ни при каких условиях не может быть поставлен под сомнение. Если бы сомнения по этому поводу могли возникнуть, вся структура власти оказалась бы под угрозой.

Как результат упорного отрицания любых сдвигов центральной ценности бытия и нежелания подчиниться требованиям религии атеизм получил статус новой аксиомы и стал эффективным инструментом противодействия буржуазии при захвате власти. Это проиллюстрировано одним из самых блестящих общественных экспериментов капиталистической парадигмы: коммунистическим проектом. Коммунизм стал перевернутой формой христианства, выражением древней мечты о рае на Земле, весьма типичной для своего времени. Коммунистическая вера была следствием идеи общественного совершенствования посредством человеческого, а не божественного вмешательства. Инструментом должен был выступить новый тип государства; утопической целью проекта был новый человек, исключительно рациональный. В итоге эта мечта нанесла серьезный урон целым народам и континентам и потребовала от 85 до 100 миллионов жизней (по понятным причинам здесь трудно быть более точным), принесенных в жертву в мирное время для успеха этого благого начинания.

До сих пор есть защитники коммунистического проекта, потому что это вопрос религиозной веры, иррациональность которой выглядит мертвой зоной в пространстве логических построений. Сила этой веры была точнейшим отражением её первоначальной оппонирующей силы организованной религии, которая в России, Китае и Латинской Америке до последнего боролась за свою власть. Вполне возможно, что если бы последний русский царь вдруг публично признался в своем атеизме, он мог нейтрализовать часть обаяния коммунизма и тем самым предотвратить Октябрьскую революцию. Демон предполагаемой константы бытия настолько силен, что даже его антидот (и, следовательно, его эквивалент в следующей парадигме) наследует его поистине магическое влияние на ход наших мыслей.

При переходе от капитализма к информационному обществу мы можем провести целый ряд параллелей с теми сдвигами, которые произошли при переходе от феодализма к капитализму. Предполагаемой константой бытия при капитализме, его основной характеристикой был гуманистический, или человеческий, проект. Интересно, что гуманизм в своей наиболее выраженной форме - форме индивидуализма - оказался, в конце концов, едва ли не единственным средством спасения, на которое уповают гуманисты и иже с ними, в море, полном останков наиболее блестящих проектов эпохи, подобных коммунизму, и затонувших бесславно один за другим.

Вот почему идеологи капитализма эры его заката так уверенно заявляют в своих манифестах о незыблемой вере в индивидуальность. Находясь под внешним давлением, капитализм по сути возвращается к своим истокам и пытается найти пристанище в своих философских корнях, например, в работах доиндустриальных философов Рене Декарта и Фрэнсиса Бэкона. Мы - свидетели отчаянных попыток перезапустить проект, пусть даже в совершенно "разобранном" состоянии, на этот раз в форме гипериндивидуализма. Его апологеты воображают, что не кричи они об этом на каждом углу, им едва ли удастся снова вдохнуть жизнь в остывающий труп. Имя этому иделогическому чудовищу Франкенштейна - либертарианизм.

Подобно протестантизму на заре эпохи Просвещения, когда словно в результате вспышки сверхновой, воплотилась одержимость устаревающими "вечными ценностями", мы сейчас наблюдаем вспышки сверхновых при переходе от капитализма к информационному обществу. Гиперэгоизм, гиперкапитализм и гипернационализм - все это сверхновые сегодняшнего времени. Гуманистический проект - развитие индивидуума параллельно с развитием государства и капитала, вместе со всеми их многочисленными отпрысками -разными академическими, художественными, научными и коммерческими проектами - составляет аксиому капитализма. Эти ценности считались вечной гарантией стабильности, но теперь и они пришли в движение. Великая битва только началась, и похороны гуманизма, как в свое время похороны Бога, способны затянуться надолго, сопровождаясь болезненными конвульсиями. Стоит только представить колоссальное количество ресурсов, инвестированных в данное предприятие, чтобы понять всю глубину разворачивающейся общественной драмы. Этого не может быть! Этого не должно быть! Тем не менее, коллапс неизбежен, поскольку этот проект с самого начала был неразрывно связан с парадигмой существования, практически себя изжившей.

Конечно, сейчас трудно указать на суть новой "вечной ценности" и определить те силы, которые станут бороться за власть. Провести анализ, будучи участником происходящего, - заведомо обречь себя на домыслы. Пока предполагаемая константа бытия находится в движении (а этот процесс, видимо, будет долгим), все расчеты будут содержать ошибку, превосходящую значение любой из переменных, как если бы метеоролог сегодня попытался предсказать погоду на несколько лет вперед. Что, впрочем, не означает, что анализ в таких условиях становится бессмысленным. Наоборот, тщательное изучение существующей структуры распределения власти наиболее полезно как раз тогда, когда нарождается новая классовая структура. Это едва ли не единственный момент, когда очевидец может принять активное участие в событиях, происходящих в связи со сменой "вечных ценностей". Такой анализ имеет шанс стать важной частью общего процесса, а равно и одним из факторов, влияющих на него. Еще до того, как вновь утвержденная константа бытия займет устойчивое положение, вокруг нее начинает формироваться по крайней мере одна сила - новый доминирующий класс. Вопрос в том, насколько вообще достоверны рассуждения об этом. Даже если константа бытия пришла в движение, означает ли это, что появление нового доминирующего класса неизбежно? Можно ли ожидать, что прежний способен осознать смену парадигмы, вокруг которой он формировался, и, как следствие, направить свои действия так, чтобы занять пространство вокруг новой константы? Таким образом, прежний доминирующий класс останется таковым новой парадигмы, пусть и в новом обличье. Но по ряду причин это может не произойти. Люди, в основном, весьма консервативные создания. Психологический термин "когнитивный диссонанс" означает, что люди склонны держаться старых убеждений, даже если они противоречат вновь открывшимся фактам. Все дело в том, что наши старые добрые представления о жизни дают возможность чувствовать себя психологически комфортно; мы влюблены в них. Но это приводит к состоянию умственной косности и неповоротливости: мы готовы прикладывать больше усилий для сохранения status quo в наших головах, чем для обучения новому. Узнавая что-то новое, мы вынуждены так или иначе менять свою жизнь, хотя иногда совсем немного. По этой причине наша способность передвигаться по исторической карте практически минимальна.

Из анализа мобилистической диаграммы следует: мир вокруг в целом движется значительно быстрее, чем мы сами. Наше движение в этих обстоятельствах является вынужденным, реакцией на движение общественных сил и информацию, которая меняет мир вокруг. Неудовлетворенность многообразных желаний - правильней будет сказать, идея такой неудовлетворенности, желание желания -заставляет нас быть рабами потребления. Нетерпимость и узколобость данного общества вынуждает нас мигрировать. Общество, сама система находится в постоянном движении, а отдельные люди и группы людей, помимо своей воли брошенные в водоворот общественных изменений, вынуждены сдавать свои прежние комфортные позиции в угоду этим изменениям.

Поскольку мы являемся единственными очевидцами истории, всегда есть соблазн преувеличить человеческое влияние и считать себя способными на свободное волеизъявление, будучи, так сказать, творцами истории. Но это все не более чем роскошная иллюзия. Возможности действовать независимо строго ограничены. Действия, более или менее заметные в истории, правильнее трактовать как реактивные, а не активные по своему характеру. Очарование коммунистической идеей или другими великими утопиями таилось также и в необходимости приспосабливаться к постоянным переменам. Привлекательность утопий состоит в их обещании отдыха и покоя, в сильном и всеобъемлющем желании остановить хотя бы на время движение, навязанное извне. Но остановить свое собственное движение значит сделать то же и относительно истории - процесса по преимуществу. Конец истории стал бы не чем иным, как концом всех общественных процессов, означающим нашу собственную кончину.

История раз за разом подтверждает эту истину. Каждая попытка реализовать утопию - коммунизм наиболее яркий тому пример - и остановить движение истории, неминуемо приводила к гибели такого утопического общества. Смерть есть, по сути, единственная альтернатива турбулентности. Будда осознал это еще 2500 лет тому назад. Нам приходится выбирать между нирваной, состоянием перманентного покоя, и принятием того, что все вокруг нас находится в постоянном движении и изменении, что приводит к необходимости постоянно приспосабливаться. И тот факт, что наши возможности маневра минимальны, с философской точки зрения, делает нас заложниками исторического процесса. Русский царь не мог на деле исповедовать атеизм, поскольку иначе он был бы вынужден усомниться в легитимности собственного статуса. Он не мог отрицать Бога, ибо на идее богопомазания строилась вся его власть. Поэтому все произошло так, как произошло.

При смене общественного строя (парадигмы) все столь драматично, что прежний доминирующий класс оказывается неспособным. Удерживать контроль над новыми "вечными ценностями". В то же время новый доминирующий класс развивается в той точке исторической карты, где благодаря стечению обстоятельств оказалась конкретная группа людей. Переход к новой парадигме - процесс Длительный, поэтому там, где ранее была сфокусирована прежняя, в Учение длительного времени продолжает ощущаться остаточное напряжение, существенное, хотя и уменьшающееся. Это побуждает прежний доминирующий класс цепляться за устаревшие ценности. Даже в самом конце процесса еще находятся последние сомневающиеся: Этого не может быть! Этого не должно быть! Конечно, зачем меняться, если до поры до времени можно этого избежать!

Естественно, при смене парадигмы прежние ценности не устаревают в мгновение ока. Даже когда, к примеру, центральная ценность общества при переходе от феодализма к капитализму сместилась от землевладения к владению капиталом, это еще не означало, что владение землей немедленно перестало иметь значение. Но природа такого владения изменилась. Земля стала товаром. Теперь уже новый доминирующий класс - буржуазия - определял сущность землевладения, придавая ему денежное выражение. Буржуазия скупала и переустраивала феодальные поместья для целей частного загородного отдыха и развлечений, ясно давая понять, что она стала властителем не только над нарождающимся пролетариатом, но и над прежним доминирующим классом - аристократией. Буржуазия теперь устанавливала правила игры.

До сих пор феодальные поместья никогда не выступали предметом купли-продажи. Их ценность заключалась в геральдических символах, либо определялась близостью к резиденции короля. В новой парадигме эти же самые поместья оценивались по совершенно другим принципам - принципам открытого рынка. Каждое получило ценник. Их ценность стала определяться по целому набору параметров, как то: размеру и качеству лесных и пахотных угодий, а равно и пожеланию покупателей ассоциировать себя с прежними владельцами посредством приобретения их традиционных символов для подчеркивания статуса покупки. Потребовалось не так уж много времени, чтобы старые добрые феодальные символы власти в какой-то момент обратились не более чем в милые и забавные безделушки, ценность которых была по большей части ностальгической. Буржуазия сполна получила свое с атрибутов и пережитков аристократии: монархии, двора, наследственных титулов и придворного этикета. Смещение парадигмы стряхнуло с них весь метафизический флёр, а буржуазия продемонстрировала, что все теперь имеет свою цену, покупая и продавая звания и титулы, просто за деньги или путем женитьбы. Аристократии ничего больше не оставалось как проглотить обиду, расслабиться и получить удовольствие - ведь нужно же было как-то зарабатывать деньги!

Острейшая нужда в деньгах со стороны аристократии и буржуазное стремление к роскоши сплошь и рядом соединялись в беспрецедентных по беспринципности коммерческих сделках - постоянная тема литературы XIX века. Наиболее циничным, чтоб не сказать глумливым, летописцем таких трансакции был Бальзак, который и сам приставлял "де", чтобы подчеркнуть аристократическое происхождение своей фамилии. Величие символов сохранилось, но функция их изменилась, превратившись из придворного платья для официальных церемоний в модный наряд. То же самое можно наблюдать сегодня, когда netократия, новый гегемон информационной эры, бесцеремонно оперирует святынями буржуазии: неприкосновенностью личности, выборной демократией, социальной ответственностью, системой права, банковской системой, фондовыми рынками и т. д.

Ирония истории в том, что, будучи одержима идеей массового производства (печатный пресс предопределил такое развитие индустрии и, следовательно, стал важнейшим изобретением капиталистической революции), буржуазия подорвала рынок аристократических символов, наводнив рынок их дешевыми имитациями. Артефакт, который ранее был неповторим, уникален, теперь стал просто оригиналом, конечно, более ценным, чем его копии, но утратил ауру своей привлекательности, поскольку любой желающий мог иметь его точный дубликат. И их ценность как символов статуса неминуема упала.

Поскольку буржуазия стала устанавливать правила игры и определять порядок цифр на ценниках, аристократия оказалась на обочине капиталистической экономики. До тех пор, пока ей было чем торговать, она продолжала худо-бедно влачить своё существование на лоне природы, все более отдаляясь от круговорота событий и центра власти. Их поместья теперь были почти ничто по сравнению с банками; фамильные титулы и гербы уступили место величию финансовых империй и научных званий; двор и шутов заменили парламент и политические журналисты. Сцена захвачена другими актерами. Многие новые роли немногим отличались от прежних, но диалоги были переписаны, да и сам ход пьесы претерпел модернизацию.

Центральные ценности прежней и новой парадигм настолько радикально различаются, что любой претендент на ведущую роль в этой новой драме должен будет выучить совершенно другую культуру и целый новый набор принципов. Зачастую прежнему "низшему" классу легче приспособиться к культурным требованиям, навязанным доминирующим классом новой эры, нежели прежнему господствующему классу. В момент смены декораций выясняется, что бывшему низшему классу в сущности нечего терять и нечего защищать от изменений, поэтому он легче заучивает новые трюки и не очень противится собственной трансформации. Продолжая развивать тезис о непрерывном историческом процессе, можно сказать, что те, кто уже находится в движении, легче разгоняются, чем те, кто стоит на месте. Требуется время, чтобы осознать, что старые рецепты успеха не работают, и процесс осознания весьма нелегок, ведь Этого не может быть! Этого не должно быть! Сегодняшние примеры свидетельствуют о том, что недавним иммигрантам зачастую легче приспособиться к космополитизму новой эпохи и ее культурному разнообразию, чем их сверстникам из коренного населения гомогенного буржуазного общества.

Представители нового доминирующего класса не прикладывали особых усилий к тому, чтобы оказаться близ новой предполагаемой константы бытия. Им просто повезло оказаться "в нужном месте в нужное время". Как и в природе, которая тоже находится в постоянном изменении, эволюция общества происходит по довольно спорному сценарию: определенные мутации имеют больше преимуществ в данных обстоятельствах. Выживает не тот, кто сильнее, этот, кто лучше приспосабливается. И понятие "лучшей приспособленности" изменяется со сменой условий окружающей среды. В соответствии с принципом интеллектуальной неповоротливости, новый доминирующий класс образуется из личностей и групп, которые просто волей случая оказались вблизи от той точки, где приостановилась новая константа бытия и возникла новая вечная истина.

Итак, буржуазия стала новым господствующим классом капиталистического общества. И откуда взялись бы новые капиталистические предприниматели, если бы не города, где они оказались? Также они выросли под влиянием протестантизма, отличающегося сильной трудовой этикой. Буржуазия не жаждала власти и не захватывала ее - она упала ей в руки. Буржуазии дали власть! Если мы более пристально взглянем на новый господствующий класс, мы еще раз убедимся, что те, кто уже был в пути, оказались в более выгодном положении по сравнению с теми, кто оставался на месте. Буржуазия в основном была сформирована из выходцев из крестьянства -низшего из низших слоев прежней структуры власти, а не из наследников аристократических титулов и поместий.

В социологии существует понятие "мем", эквивалентное генам в биологии, что означает идею или взаимосвязанную систему идей, и сравнение происхождения и распространения генов и мемов показывает схожие тенденции. Также, как в биологии действует теория Дарвина, в социологии есть меметический дарвинизм. Изучая генетический дарвинизм, мы можем провести интересные параллели, демонстрирующие, как работает дарвинизм меметический. История биологии есть непрекращающаяся, жестокая борьба за выживание и воспроизводство в многообразии случайным образом возникающих биологических видов в постоянно изменяющейся среде. Случайность определяет, какие виды выживут за счет других; внешние обстоятельства "отбирают" тех, кто лучше приспособлен к текущим условиям, все прочие отсеиваются. Многообразные виды конкурирует за ограниченные ресурсы в различных комбинациях и против друг друга.

Природа никогда не отдыхает, и поэтому критерии того, какие мутации наиболее удачны для выживания, постоянно меняются. Вмешательство человека в природу также изменяет условия борьбы, создавая для одних видов более благоприятные условия, препятствуя другим. Знаменитый пример - бабочки, цвет которых в течение XIX века в промышленных районах Англии значительно потемнел. В результате загрязнения среды более темные бабочки лучше прятались от хищников, поскольку садиться им приходилось на темные поверхности. Березовая кора также потемнела, поэтому более темные бабочки размножались более успешно, в результате чего, спустя несколько поколений, существенно изменился внешний вид целого биологического вида.

Подобный уровень совпадений характерен и для меметического дарвинизма в социологии. В густых джунглях сложной и часто противоречивой информации, окружающей нас, мемы, которые выживают и распространяются в конкретной среде, в конечном итоге становятся сильнее и сильнее, а мемы, которые не могут обрести почву под ногами, постепенно слабеют и отсеиваются. Но различие между силой и слабостью в данном случае не всегда видимо заранее, по крайней мере, если вы не рассматриваете только сами мемы, без учета информационных технологий и их развития. Работа футурологов в сущности состоит в том, чтобы нарисовать "карту" экологической системы, в которой сражаются мемы, и используя её за основу, прогнозировать шансы разных мемов на выживание.

Ценности и культурный багаж каждого индивидуума или группы людей состоит из некого количества мемов. Выяснить, какой из них окажется сильным или слабым, сточки зрения дарвинизма, в условиях сдвига парадигмы можно только в ретроспективе. Подобно тому, как отдельные гены не влияют на изменения природы в ходе генетической революции, так и мемы не обладают способностью оказывать влияние на социальные силы, движимые сменой парадигмы. Носители мемов и генов в обоих случаях могут только надеяться на удачу. Что касается основных теоретических положений, то между генетическим и социальным дарвинизмом практически нет различий.

Для понимания процессов меметики стоит снова воспользоваться картографическим методом, в качестве переменных социальных сил будут представлены люди и мемы. Представим бытие в виде трехмерного пространства, где настоящее - плоскость с двумя осями. Оси: виртуальное и физическое пространство, в котором располагаются люди и мемы. Третье измерение - время, которым для упрощения пока пренебрежем. Мысленно остановив время, мы получим двухмерную диаграмму, которая позволяет исследовать текущие внутренние связи конкретного общества (рис. 2.2). Фиксируем одну из двух переменных, людей или мемы, что даст возможность изучить характер взаимоотношений между ними.

Рисунок 2.2. Диаграмма мобилистической идентичности

Фиксируем положение мемов, равномерно распределив их в поле диаграммы. Исследовав характер концентрации людей, обнаружим, что члены конкретного общества, как правило, привлечены ограниченным количеством мемов, образуя вокруг них кластеры тех или иных размеров. Социальная тождественность этих людей базируется на их приверженности определенным кластерам. Члены одного и того же кластера - это "мы", члены остальных кластеров - "другие".

Важно помнить, что действующие лица, представленные на модели, не в состоянии свободно выбирать свое отношение к тем или иным кластерам. Их позиция на диаграмме относительно физического и виртуального пространств отражает фактическое положение, а не их амбиции или стремления.

В каждый фиксированный момент времени самый крупный кластер на диаграмме образуется вокруг мема, который является стержнем парадигмы, того, что ранее было названо предполагаемой константой бытия. При феодализме такой кластер - монарший двор, а институт монархии - его мем. Другой сильный феодальный кластер - церковь образуется вокруг мема религии. При капитализме торговля -наиболее влиятельный кластер, имеющий в качестве мемов банки и фондовые рынки. Еще один влиятельный кластер капитализма представлен аппаратом государственной власти, формирующейся вокруг мема выборной демократии, а также академической сферой вокруг мема науки. В информационном обществе наиболее важным мемом будет то, что можно представить как узел в рыбацкой сети, некий портал власти (подобно интернет-порталу) , связующее звено во всеобъемлющей сети. Вокруг этого звена сформируется важнейший кластер информационной парадигмы - Netократическая сеть.

Добавив третье измерение (время), получим голограмму. Первое, что произойдет, это быстрый оборот мемов: массовое их возникновение и такое же массовое исчезновение. При этом мемы, окруженные наибольшим числом людей, выживают с большей вероятностью. Люди в данном случае голосуют ногами. Так, из всех религиозных мемов, которые боролись за выживание в Древнем Риме, только два и уцелело: христианство и иудаизм. Все прочие пали жертвами забвения, что в историческом смысле можно назвать созидательным разрушением.

Однако тот факт, что какие-то мемы являются привлекательными сегодня, еще не означает, что они смогут сохраняться в первозданном виде на протяжении столетий. Напротив, они все время вынуждены модифицироваться, так что речь идет о непрестанном прорастании новых мемов из старых. Большинство мемов умирает и исчезает, освобождая пространство для новых. Одновременно те мемы, которые выживают, вынуждены постоянно адаптироваться и воссоздавать себя заново, чтобы выжить. Чем ближе мем находится к какому-либо важному кластеру, или чем более полно этот мем соответствует потребностям и желаниям кластера, тем выше его (мема) шансы на выживание в этой бесконечной борьбе. Возьмем хотя бы один пример: Билл Гейтс, самый богатый человек на Земле, родился в Сиэтле, городе, который и физически, и виртуально, и исторически расположен в достаточной близости от быстрорастущих промышленных районов Калифорнии. Будь Билл Гейтс крестьянкой на Мадагаскаре XVI века, никто бы и не услышал никогда о меме Майкрософта, что в свою очередь существенно видоизменило бы ту историческую плоскость, в которой мы находимся сегодня.

Время от времени история демонстрирует примеры того, что люди слишком неповоротливы и консервативны для того, чтобы быстро и в значительном объеме воспользоваться преимуществами, предоставляемыми сменой парадигмы. Одного только знания о том, что константа бытия пришла в движение, и что это движение затронет другие важные мемы и кластеры, недостаточно для осуществления броска в правильном направлении. Тот факт, что мадагаскарский крестьянин знает о Силиконовой Долине, еще не дает повода надеяться, что он способен основать на своем острове интернет-компанию. На индивидуальном же уровне, приходится признать, что совпадение, случайность, судьба, если угодно, является решающим фактором.

В момент, когда капитализм совершал прорыв, аристократия занималась своими поместьями вдали от банков и городских рынков. Аристократы были вскормлены на отвращении к торговле и финансам. Старый господствующий класс был целиком занят защитой своих фамильных прав наследования титулов и земли, невзирая на то, что ценность геральдических символов в обществе быстро снижалась. Но нобли все так же были увлечены полировкой своих регалий и сочинением легенд о великом, давно ушедшем прошлом. В итоге они упустили свой шанс взойти на корабль. С развитием пиетизма(набожность, благочестие), европейские христиане стали поощряться к коммерческой и ссудной деятельностью, что ранее было прерогативой еврейской протобуржуазии. А аристократия не воспользовалась своим шансом (да и едва ли имела его) в борьбе за власть в капиталистическом обществе, в отличие от буржуазии, оказавшейся в нужное время в нужном месте (мутации с корнями в крестьянском классе), прекрасно, сточки зрения меметического дарвинизма, приспособленной, чтобы стать господствующим классом при капитализме.

Значимым и весьма любопытным феноменом любого сдвига парадигмы становится заключение секретного пакта, несвященного союза, между старыми и новыми хозяевами. Как только переход власти de facto становится неоспоримым, ее передача de jure проходит мирно и тихо - к вящей пользе обеих сторон. Такой секретный пакт заключается с целью защитить и общие, и различающиеся интересы участников договора. Случается, что его заключение сопровождается продолжительными и утомительными псевдоконфликтами по ничего уже не значащим поводам, а лишь с намерением утаить от посторонних глаз само существование и цели такого договора.

Важнейшей функцией этого секретного союза является сохранение участниками монополии на общественное пространство во время смены парадигмы. В интересах обеих сторон создать максимально возможное замешательство, максимальную суматоху, так, чтобы передача власти произошла как можно незаметней, без какого-либо участия порабощенных классов или внутренней оппозиции. Классический пример - браки XIX века между сыновьями аристократов с их наследственными титулами и дочерьми буржуа, с наследуемыми капиталами. Искусственно созданный конфликт призван был закамуфлировать существование самого сговора. Как ни парадоксально, чем меньше конспирации, тем лучше!

Примерно так же был прикрыт насущный вопрос европейских и азиатских монархий "быть или не быть". Аристократии было позволено сохранить, пусть в урезанном виде, королевские семьи и даже субсидируемые теперь государством оперные театры в обмен на помощь в осуществлении и пропаганде различных проектов капиталистической государственной машины. Аристократия была рада и согласна довольствоваться ролью "обезоруженного угнетателя". Ей позволили опекать музеи и другие подобные заведения, в которых сама история была теперь слегка отретуширована, чтобы новая социальная структура могла выглядеть как можно более естественно. Когда все фамильные ценности были распроданы, и аристократия не могла больше заниматься самофинансированием, а дочери буржуа стали все больше предпочитать титулованной бедности аристократов женихов своего круга, ноблей оставили в своих поместьях с условием, что они будут открыты для публичного обозрения по выходным как музеи. Они и превратились в дотируемые государством музеи - живописные окрестности для воскресных прогулок буржуазной семьи. Аристократическое прошлое преподносилось как очаровательная, но трагическая театральная декорация, на фоне которой капиталистическое общество представало во всем своем совершенном устройстве.

Умело обуздав и аристократию, и церковь, буржуа могли теперь взяться за переписывание истории, чтобы представить дело так, будто они сами и созданное ими государство существовали вечно. Общественные конструкции новой парадигмы представлялись как вечные и естественные истины. Индивидуум стал Богом, наука -проповедью, национальная принадлежность - раем, а капитал -священным орудием власти. Таковы были средства защиты монополии буржуазии на власть, историю, язык, да и на саму мысль. Вечные истины не могли, не должны были, да и не нуждались ни в какой перепроверке. За всем этим символизмом остается скрытой от глаз важная роль того самого сговора относительно построения властных структур новой парадигмы. Оказавшись, в результате, в непосредственной близости от новой константы бытия, новый правящий класс сумел максимально воспользоваться своими преимуществами. Произошло накопление колоссальных богатств, сгенерированных новыми "вечными истинами", и все с благословения прежних хозяев. Новый господствующий класс достиг этого, создав монополию на общественное пространство, а затем использовал его для отрицания самого факта существования нового низшего класса, а впоследствии и для отказа признать за этим классом любые возможные права на участие в принятии решений.

В предыдущие столетия, как только стало ясно, что право на землю можно защищать с помощью законов и монополии дворянства на власть (фундаментальная основа феодализма), аристократия немедленно приобрела контроль над всеми землями. Ни один, даже самый удаленный клочок земли, не оставался неохваченным, поскольку в противном случае мог стать поводом для претензий крестьян на землю. Примерно в том же духе буржуазия, с полного одобрения аристократии, все первые декады индустриальной эпохи занималась безудержным грабежом своих стран и их колоний в поисках сырья и рабочей силы, заставляя людей работать на фабриках, как рабов, принося огромную прибыль. Нет оснований верить в то, что новый господствующий класс информационного общества, нетократия, будет вести себя иначе, чем ее предшественники. Постепенно задвигаемая на второй план буржуазия станет добровольным помощником в этой очередной серии исторической драмы, на этот раз - под руководством нетократии, которая, как прежде буржуазия, станет отрицать само существование какого-либо низшего класса новой парадигмы.

Также, как аристократия способствовала созданию самых важных легальных предпосылок для экспансии капитализма - государственной защиты частной собственности, так и все более маргинальная буржуазия будет использовать свой контроль над парламентской системой и полицию для легитимизации и защиты важнейших компонентов в конструкции нетократической власти: патентов и авторских прав. Принципиальные условия для успеха нетократии - это, по иронии судьбы, прямой подарок со стороны прежних владельцев мира. Мораль новой эры построена вокруг передачи этой эстафетной палочки. Как аристократия и буржуазия законодательно взлелеяли в свое время неприкосновенность частной собственности, так теперь буржуазия и нетократия объединяют свои усилия для провозглашения авторских прав в качестве средства спасения цивилизации. При этом огромное число "научных открытий" совершается единственно с целью доказать их благотворное влияние на человечество в целом. В рамках такой стратегии становится очевидным, что любая форма власти, не защищенная авторским правом, будет, по определению, считаться аморальной, а с точки зрения юридической монополии буржуазии, будет интерпретироваться еще и как нелегальная.

Но, рано или поздно, секретный сговор старого и нового правящих классов будет подвергнут мобилистическому анализу, согласно которому любая сила может быть определена только через противопоставление противоположной ей силе. Поэтому нельзя говорить о существовании доминирующего класса, не предполагая нового "низшего" класса. Правящий класс, разумеется, использует все доступные средства для установления тотального контроля над "вечной истиной" бытия. Но поскольку эта константа бытия существует, только будучи признана и новым классом, противостоящим правящему, то возможен конфликт относительно ценности этой константы. Правящий класс желает владеть константой и контролировать ее. А "порабощенный" класс формируется из тех, чья деятельность (в форме производства или потребления) или чья случайная позиция на исторической карте как раз и придает предполагаемой константе бытия, этой "вечной истине", её значение. Когда "низший" класс в полной мере осознает себя, организуется и предъявит требования к существующему порядку, монополии доминирующего класса на общественное пространство наступит конец. Отношения типа господин/раб станут напряженными и неустойчивыми. Возникнет новый конфликт, наполненный бесконечными испытаниями взаимной силы, в котором перемирие - лишь прелюдия к новой вспышке активности. Из этого-то конфликта, этой межклассовой борьбы за власть общество и история и получают в конечном итоге энергию своего движения.

Когда аристократия передала эстафету реальной власти в руки буржуазии, формально это выглядело как продолжительный переход от абсолютной монархии к парламентской системе прямых выборов. При этом никогда не происходит непосредственной исторической встречи "низших" классов двух парадигм, прежней и новой. Отчасти потому, что из прежнего порабощенного класса формируется новый господствующий, отчасти потому, что у них нет точек соприкосновения, так как они никоим образом не вступают в конфликт друг с другом! Всё указывает на схожесть этих явлений и при переходе от капитализма к информационному обществу. Этот новый низший класс, пока практически невидимый, будет еще длительное время оставаться нераспознанной силой, даже для себя самого. В обществе, которое просто перегружено информацией, налицо красноречивый дефицит информации по данному предмету. Но это, скорее, вопрос контроля идеологии.

Бард Александр, Зодерквист Ян
Нетократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма.

Следует понимать, что не существовало строгих рамок перехода одной формы общественного устройства к другому. Каждое государство развивалось индивидуально, сохраняя общие тенденции социально-экономической формации.

Сегодня выделяют 5 социально-экономических формаций, основанных на определенных формах собственности:

1. первобытнообщинная;
2. рабовладельческая;
3. феодальная;
4. капиталистическая;
5. коммунистическая (социалистическая).

Первобытнообщинный строй

При первобытнообщинном строе люди жили общинами (). Родовая община включала в себя от 20 до 100 человек, которые вели оседлый образ жизни, охотились, возделывали землю, занимались собирательством, осваивали ремесла ( , ).

Материальных различий как таковых еще не было, они могли проявляться только в более массивных украшениях из костей и шкур животных. Особое уважение получали жрецы и старейшины, у которых учились обустройству жизни. Не менее почитаемыми были сильные воины, от которых зависела безопасность общины и пропитание. В остальном не было существенных различий, так как каждый человек работал на благо своей родовой общины.

Рабовладельческий строй

При рабовладельческом строе началось активное производство средств существования. Активно развивались земледелие, ремесло (), скотоводство.

Из-за разрастания общин, появления излишков производства, освоения более развитых инструментов и материалов труда меняется характер присвоения продуктов производства. Прибавочный продукт присваивали себе вожди, их окружение и жрецы.

Появляется такое понятие как «эксплуатация».

Возникает 2 основных класса:

• рабовладельцы;
• рабы (лишены собственности и средств производства, более того – сами являются собственностью).

Рабовладельческий строй достиг своего наивысшего развития в и Древнем Риме, проявляя себя в такой государственной форме как .

Производственные отношения строились на угнетении рабов, потребности которых были сведены к минимуму, что позволяло рабовладельцам получать максимальный прибавочный продукт.

Источником получения рабов являлись захватнические войны, в результате которых пополнялись ряды безвольных людей – бесплатной рабочей силы.

Несмотря на два главенствующих класса, при рабовладельческом строе также существовали другие классы, не отличающиеся численной значительностью. Это были ростовщики, купцы, крестьяне, хотя даже они имели в своем распоряжении рабов, а значит, относились к классу рабовладельцев. Вопрос заключался только в том, сколько рабовладелец может позволить себе рабов. Простой крестьянин имел в своем распоряжении одного – двух рабов, в то время как зажиточный купец мог себе позволить несколько десятков рабов.

Классовая борьба обострилась настолько, что рабовладельческий строй закончил свое существование. Отправной точкой для краха рабовладельческого строя стало восстание Спартака в Древнем Риме.

Феодализм

Феодальный строй вытеснил рабовладельческий с масштабным развитием земледелия (появилась тяговая сила для пахоты: лошадь, плуг).

Отношения при феодализме строились между феодалом и его вассалом. Землю обрабатывал крестьянин, который имел в своей собственности средства производства, в отличие от безвольного раба. Несмотря на владение средствами производства (та же лошадь с плугом), феодал полностью присваивал себе прибавочный продукт.

Вассальную пирамиду возглавлял король (монарх), вассалами которого были крупные землевладельцы. Они в свою очередь имели в своем распоряжении безграничный труд крестьян и ремесленников.

Капитализм

Капитализм основан на появлении капиталиста и рабочего, где первый является производителем, второй продает свой труд. Если вы вернетесь к рабовладельческому строю, то увидите, что труд раба не имеет никакого отношения к прибавочному продукту. Но и труд рабочего тоже не имеет к нему никакого отношения. Разница между рабом и рабочим – в свободе, но и один, и второй имеют в своем распоряжении только необходимые средства к существованию.

Тем не менее, свобода рабочего предполагает его возможный переход в ранг капиталиста при наличии:

• потребителя (спрос на продукцию);
• первоначального капитала (кредит в банке);
• свободной рабочей силы.

Социализм

Большим плюсом капитализма является финансирование новых изобретений, пусть и угодных пока олигархату (например, идеи Николы Теслы остались за бортом только из-за желания сильных мира сего получить прибыль за счет нефти).

Прогресс позволяет улучшить материальную жизнь и применять машины в производстве, полностью избавив человека от физической работы. Таким образом, социализм – это общественный строй, где труд по материальному обеспечению людей взяли бы на себя машины, в то время как сами люди бы жили по принципу братства, равенства и справедливости при отказе от частной собственности.

Основным законом социализма следует считать «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники». И. В. Сталин.

Источники:

• https://ru.wikipedia.org/wiki/Общественно-экономическая_формация
• Кушатов И.М. Размышления о материи и сознании
• Философский словарь
• Филиппов Б., Ястребицкая А. Европейский мир Х-ХV вв.
• https://ru.wikipedia.org/wiki/Социализм

«Человек- творец истории, и потому, он может и должен быть прогрессором, продвигающим всех нас хотя бы на шаг вперед по пути социального освобождения»

А.В. Бузгалин,
(российский экономист

Проблема взаимодействия теории и социальной практики всегда была и остается одной из ключевых проблем всех наук об обществе. Эта проблема во время переломных, переходных эпох имеет особую актуальность. Поскольку от ее успешного решения зависят не просто жизни отдельных людей в трансформирующихся обществах, но часто на кону стоит и сам успех или не успех выбранной модели общественного развития. Что ярко проявилось в советский исторический период в нашей стране.

О диалектике теории исследователей и исторической практики

Теория и социальная практика всегда пребывают друг с другом в сложном, порой доходящим до полного разрыва друг с другом - взаимодействии. Тем нее менее, всегда были историки, философы, особенно, такие великаны как Гегель, которые конструировали свои теории общественного развития из практики (так как они ее понимали), уверенные при этом, что их концепции исключительно полно отражает социальное бытие, а потому не изменится никогда. Отсюда появлялась такая вера в теорию, сродни религиозной вере. Типа если я верю в Бога, то значит, Он есть.

Излишне самоуверенных философов, историков (типа Г. Бокля утверждавшего, что выводит теорию из истории) сменяли другие (критично настроенные к предыдущим) и предлагали свои, казалось бы, безошибочные концепции осмысления прошлого, настоящего и даже будущего (как во времена советского марксизма), но и их время часто срамило, или существенно корректировало.

Суть этой проблемы была в том, что господствовал внеисторический подход к общественной жизни. Когда сложившееся общество, в котором проживали мыслители, казалось им постоянным и неизменным. Отсюда многие социальные философы, философствующие историки изучали не столько живую и конкретную историю, во всем ее многообразии и постоянном развитии, а историю «вообще», общество «вообще» и человека «вообще». А таких нет в природе любого исторического социума! Зато есть индейцы майя, русские, китайцы, турки- мусульмане, кочевники-джунгары, атеисты, каннибалы и т.д., причем сильно отличающиеся друг от друга в каждую эпоху. Достаточно сравнить русского крестьянина до 1917 г. и русского колхозника, скажем, в году так в 1975.

На деле нет никакого тождества теории и практики. Поскольку любая теория исходит от анализа существующей практики, а не наоборот. Быстро меняющуюся практику- жизнь во всем ее многообразии- ни одна теория не успевает отобразить. А авторский анализ, даже у самых маститых ученых ограничен их умственным и культурным кругозором, но также еще и неизбежной субъективностью автора.

Нельзя заигрываться модной теорией, концепцией (даже авторитетного в своей области ученого) в ущерб «неудобным» историческим фактам, событиям, чье колоссальное и противоречивое множество может привести любого мыслителя в тупик. В науке служить «верно» одной теории неблагодарное занятие – практика всегда подведет. Вернее быстро меняющаяся жизнь. И даже когда мыслителю думается, что он ухватил «за хвост» общезначимую истину, с помощью своей, казалось бы, стройной и непротиворечивой теории, то на деле, это оказывается, всего лишь еще одной пройденной ступенью приближения к истине, а сама истина всегда окажется выше и вновь будет недоступна.

На сегодня уже ни у кого нет былой уверенности, что пользуясь некой крупной концепцией общественного развития, можно открыть исследовательским «ключом» любые темные лабиринты и закоулки исторической памяти, исторических объектов. Вот почему у крупных философов, историков, социологов в чести междисциплинарный подход. И больше критического анализа ко всем историософским и метаисторическим концепциям. Это еще потому, что историческое знание всегда было и остается политизированным. По словам Мишель Фуко знание является всего лишь властью. Неслучайно, философ Эдвард Саид в своем знаменитом исследовании «Ориентализм» хорошо показал неразрывную взаимосвязь между европейской наукой востоковедения и европейским империализмом. Во многом политизированная исследовательская оптика присутствует у всех исследователей, как бы они это не отрицали.

Вдобавок, мы привыкли мерить прошлое, исходя из устоявшихся современных представлений о нем. То есть современными мерками. Но даже современные мерки являются культуроцентричными. И потому они не совсем подходят для разных народов и культур. К тому же, за устоявшимися терминами («феодализм», «капитализм», «социализм») порой скрывается много идеологического и пропагандистского клише (со знаком минус или со знаком плюс), мало связанного с содержанием данного термина -понятия. Эту порой неявную политическую ангажированность исследователя политолог А. Матюхин называет «идеологической субъективностью».

То, что так просто сделать в точных науках, например, провести научную верификацию по- разному трактуемых терминов –понятий и привести к одному результату, совсем не получится в общественных науках. Как точно заметил современный французский мыслитель Томас Пикетти: «Исследования в области общественных наук не преследуют цель установить математически точные истины и заменить собой демократические и состязательные общественные дебаты». Вот почему здесь будет обычно царить настоящий пир разных точек зрения и истолкований (особенно это касается исторического прошлого). Причем все они будут в той или иной мере аргументированы.

И дело здесь будет заключаться далеко не в разнице научных школ и научных методик (хотя это также будет влиять). А в силу родовой неизживаемой субъективности исследователя, в силу присущей тому или иному исследователю идеологии (консерватизм, либерализм, социализм, национализм) или мировоззрения. А также еще и в силу неизбежного культуроцентризма исследователя. Поскольку любое истолкование общественно-исторических процессов всегда несет печать того культурного мировоззрения ученого, в рамках той культурной среды и общества, в которой он сам и воспитан. Любой крупный историк, политолог искренне стремящейся к объективности и «беспристрастности», живет в конкретном историко-культурном обществе с его ценностями и не может быть от него абсолютно свободным, как бы он это не пытался. И это надо помнить всегда, знакомясь с тем или иным научным историческим (и не только) текстом.

По словам отечественного культуролога В.Н. Романова: «В гуманитарных науках социально-культурная включенность исследователя играет иную, более существенную роль: из внешней предпосылки научного знания она превращается здесь в фактор, определяющий саму структуру опыта». Далее он пишет, что зачастую «значение субъекта опыта как носителя культурных доминант начинает в данном случае пересекаться с «объектом». Другими словами культурные взгляды исследователя часто накладываются на изучаемый объект, неизбежно ограничивая тем самым его научную объективность.

Таким образом, появление любой теории и концепции общественного развития следует выводить из той конкретно-исторической обстановки, времени, жизненного уклада, всей суммы культурных ценностей в котором заключен и «варится» тот или иной историк, философ. Все это относится к «идолам пещеры»- так их когда-то называл английский философ Френсис Бекон.

Если отбросить теологическую версию, то нельзя не признать, что всемирно-исторический процесс тысячелетиями и веками формировался стихийно эволюционно, с разными скоростями у разных народов и культур. Порой непрямыми, а окольными путями, с регрессивными откатами (даже на целое тысячелетие, как после падение Рима в V веке), хотя и при активном стремлении масс и особенно властвующей элиты- вождей, королей, ханов, султанов, императоров, - этот процесс подчинить себе, своим целям и задачам. А их цели и задачи пусть и не всегда были адекватными времени, существующей морали, но вполне себе оказались жизнеспособными.

Как тут не вспомнить роль личности в истории, при достижении определенного общественного результата, например создания великого государства!? Неудивительно, еще недавно (в XIX столетии) исторический процесс рассматривали через призму деяний великих личностей и супергероев (религиозных деятелей, монархов, полководцев и т.д.).

А завоеватели уходили и приходили новые, исчезали прежние империи, возникали новые, но история как отдельно взятого народа, так и всемирная история, всякий раз плели свои новые культурные узоры и геоисторические комбинации, зачеркивая старые. Но далеко не полностью. Бессистемного хаоса, как и всякий раз появления новой культуры вышедшей из старой культуры никогда не было. Каждый народ и каждая вполне себе сложившаяся культура развивалась пусть и не в жестких культурных рамках, но все равно с некой культурной заданностью. В соответствии со своей этнокультурной матрицей, ядром (например, таким культурным ядром русской цивилизации и по сей день выступает православие). Пусть и постоянно меняющимся в силу изменения основ социально-экономической жизни.

Сама же эволюция общества делает его со временем более сложным и развитым, в полном соответствии с гегелевской трактовкой итогового «разумного смысла действительности», исходящего из стихийных путей «исторической бессмыслицы». Не только у исследователей, но и у людей, живущих в далекие от нас эпохи, возникало ощущение некого сложившегося социального порядка, целостной системы, независимой от этноса и языка, характерной для большинства народов и культур, даже разделенных географией.

Тем не менее проблема объективного отображения сути действительности, общества целостного, а не отдельных его частей, все равно стоит перед любым исследователем. Умение видеть сам лес, а не только все деревья в лесу. А еще видеть общество не в статике, а в его постоянном движении и изменении. И надо признать, что не у всех это получается. Чаще наблюдается количественное описание всех сторон общества (позитивизм), без выявления его качественных характеристик и понимания сути. А еще чаще - моральное осуждение общественного прошлого.

Однако, по словам выдающегося советского историка А. Гуревича, задача историка-исследователя заключается не в том, чтобы выносить приговоры историческому прошлому, а прежде всего в том, «чтобы понимать ход истории, обнаруживать те силы, которые определяют ее развитие». Под этими силами в разные века были: Бог; выдающиеся монархи; этнос; класс; государство- древнее, средневековое, капиталистическое и т.д... А сегодня либеральные мыслители главным субъектом истории называют Человека. Звучит упрощенно и довольно абстрактно. Что же, вполне допустима такая точка зрения, но она, как и все другие, ярко иллюстрирует господствующие ценности той культуры, в которой живут исследователи ее разделяющие.

О глобально-стадиальном подходе в осмыслении мировой истории

На сегодня всемирно-исторический процесс принято исследовать в рамках двух парадигм: глобально-стадиальной и цивилизационной. Очевидно, что выбранные универсальные концепты «феодализм», «капитализм» и «социализм», отражающие устойчивые и глобальные социальные порядки не могут быть рассмотрены в рамках теории локальных цивилизаций- цивилизациологии. Чего не скажешь о более универсальной глобально-стадиальной концепции истории.

Ясно, что для исследовательского анализа выбранные универсальные концепты «феодализм», «капитализм» и «социализм», в рамках цивилизационной парадигмы будут неуместны. По справедливому замечанию немецкого историка Эдуарда Мейера,- нельзя рассматривать национальную историю изолированно, без связи с целым - всеобщей историей. «Никакой замкнутой в себе национальной истории вообще нет: все народы, вступившие между собой в продолжительное политическое и культурное единение, представляют для истории единство…и, в конце концов, истории отдельных народов, государств, наций являются лишь частями единой, всеобщей истории».

Отсюда в дальнейшем в этой статье будут использоваться глобально-стадиальный, или формационный подходы, изучающий мир как единое целое, где все общества, несмотря на свою этнокультурную специфику, проходят через довольно однотипные стадии своего развития, которые как раз и укладываются в целостные социально-экономические системы. По Марксу, эти целостные и однотипные системы названы «общественно-экономическими формациями». Советский историк Ю. И. Семенов предложил термин «социально- исторический организм», а сокращенно – «социор».

Как известно, Маркс и Энгельс из всех социальных отношений отдавали первенство материальным, а внутри их- экономическим. Согласно их теории истории фундаментом, определяющим базисом любого конкретного общества (социально-экономической формации), является определенная система социально-экономических (производственных) отношений. В базис входят и так называемые производительные силы- сложная совокупность людей, занятых в производстве и так называемые средства производства- своего рода технологический комплекс. На этом базисе вырастает все здание общественно-экономической формации. Поскольку именно базис - производственные отношения- определяют возвышающуюся над ними надстройку в виде совокупности политических, правовых, философских, религиозных и художественных взглядов общества.

Главным социальным противоречием любой общественно-экономической формации является классовый антагонизм между эксплуатируемыми классами и их эксплуататорами. Например, при феодализме (между крестьянами и феодалами), при капитализме (между рабочими и буржуазией). Тут, важно выявить социально-классовые формы эксплуатации (в любой формации) и присвоение прибавочного продукта правящим классом. А затем и объяснить неизбежность классовой борьбы как движущей силы всемирной истории.

Смена общественно-экономических формаций происходит, как считал Маркс, с естественно-исторической необходимостью. Классовая борьба при этом эту необходимость как бы «подгоняет». При этом, ни одна из них (феодализм, капитализм) не сходит с исторической арены, прежде, чем разовьются (и будут исчерпаны) все сущностные производительные силы. Общество, в понимании Маркса, «не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами». К примеру, если в недрах традиционного общества в странах Востока, России, уже появились и стали вовсю развиваться буржуазные производственные отношения, то все попытки их «отменить» силой, отгородиться от развития капиталистического рынка уже не получится. Как не получится и легко «перепрыгнуть» из одной формации в другую, если старая формация себя не изжила.

Однако именно последний постулат Маркса подвергся существенной ревизии. И причем со стороны «правоверных» российских марксистов- большевиков. В то время как их оппоненты- другие российские марксисты- меньшевики во главе с Г. Плехановым считали, что нужно строго придерживаться теории Маркса и не пытаться «перепрыгивать» революционным путем в социализм, до тех пор, пока капитализм в России не станет зрелым и сам не изживет себя. Но большевики во главе с Лениным, используя удачный политический момент, посчитали возможным начать социалистическую революцию в условиях недостаточной зрелости капитализма в России. Получается, что Ленин нарушил строгую марксистскую догму? Можно сказать и так. Все дело оказалось во взаимоотношениях надстройки и базиса- так, как это было выражено в теории Маркса.

Следует отметить, что даже по Марксу, надстройка не всегда пассивна по отношению к материальному базису. Он допускал возможность обратного влияния надстройки на базис- например, через воздействие политической власти на экономику. Впоследствии Ленин, этот марксистский тезис еще больше обосновал и усилил. История не раз свидетельствовала, что особенно в переходные межформационные периоды (от феодализма к капитализму и т.д.), надстройка (в виде идейно-политических, социокультурных факторов и т.д.) может оказывать решающее воздействие на весь ход общественного развития. В этом и есть суть марксистской диалектики (как единство противоположных сторон предмета), как в общественной практике, так и в его теоретическом осмыслении.

Несмотря на всю справедливую критику почти провиденциалистской (слишком много детерминизма и предопределенности у Маркса) марксистской теории всемирно-исторического процесса, как поступательного прогресса от низших и «простых» общественно-экономических формаций (античный способ производства, феодализм), к более сложным и развитым (капитализм), она является до сих пор функциональной и применимой в научном анализе обществ многих стран. Однако эту поступательность не следует понимать упрощенно - линейно.

Исторический процесс идет нелинейно, разными дорогами, часто со срывами, откатами, длительной реакцией. А порой и циклично, но все же поступательно. Плодотворной для исследователя этого направления является ряд существенных коррекций со стороны наработок школ современного зарубежного неомарксизма, постсоветского критического марксизма и мир-системного подхода- А.Г. Франк, И. Валлерстайн, С. Амин, Дж. Арриги и др. Например, в мир-системном подходе общее развитие общества (включая и ВВП на душу населения) в странах капиталистического центра будет разительно отличаться от аналогичного состояния общества в странах капиталистической периферии. Причина- неэквивалентный обмен (а точнее эксплуатация) между центром и периферией капиталистической мир-экономики. Эксплуатация центром периферии, в свою очередь, вызывает у слаборазвитых ее стран желание сбросить господство центра - высокоразвитых капиталистических стран.

Сторонники мир-системного подхода обратили внимание на постоянные подвижки в лидерстве капиталистической мир-системы. Когда-то это была Великобритания, теперь США. Но все эти страны- западные. Но если ведущие страны западного капитализма (центра) абсолютно доминировали 100 лет назад, то сегодня баланс сил стремительно меняется в пользу Азии, с ее гигантами- Индией, Китаем и т.д. Поэтому некоторые отечественные авторы (Лунев С.И., Любимов Ю.В.) утверждают, что современный западноцентричный капитализм с господством Запада явление временное. И что в будущем в мир-системе возможна глобальная смена лидера: Восток, как и до XVII века, вновь может сменить Запад в качестве мирового центра. Впрочем, последнее вовсе не будет означать кардинальную смену общественно-экономической формации в рамках капитализма. Поменяется лишь ее цивилизационный и геополитический центр.

Феодализм- который поздно «обнаружили»!

Начнем с феодализма исходя из анализа наиболее распространенных его черт и характеристик, существующих в научной литературе. Для классического западноевропейского феодализма характерно соединение власти и земельной собственности в руках так называемых «феодалов». Причем социальный порядок при феодализме неизбежно был децентрализован, и предельно иерархичен. Сословный статус человека в социальной иерархии закреплялся строго наследственно и практически был не изменяем.

Феодализм формировался в Западной Европе веками стихийно, его никто сознательно не строил. При этом в Восточной Европе, и особенно на Руси, процессы феодализации запаздывали. В целом, в Восточной Европе феодальные модели были весьма далеки от классической модели феодализма, обычно отождествляемой с Францией. А на Востоке феодализма в западном его понимании и вовсе не было. Там феодализм наблюдался лишь в виде отдельных хозяйственных укладов, но никак не системы, в виде децентрализованной государственной власти и частной феодальной земельной собственности. Впрочем, впоследствии это не помешало ряду исследователям утверждать, об особом «государственном феодализме» на Востоке (Л. Алаев).

Любопытно, что термин «феодализм» стал применяться во французской научно-просветительской литературе только в XVIII веке, а закрепился историками в XIX в. Причем сразу же феодализм, по словам историка П. Уварова, «… осмыслялся как нечто качественно отличное от той современности, представая своеобразным «антимиром», от наследия которого просвещенные европейцы хотели поскорее избавиться». Вот только уже в XVIII веке, тот описываемый в литературе феодализм (в классическом научном понимании) почти весь исчез. А просвещенный абсолютизм в Западной Европе в XVIII веке, со стремительно развивающимися буржуазными отношениями уже мало походил на классический феодальный порядок, характерный для средних веков. По сути, в той же Франции наблюдался предбуржуазный порядок, но с сословным неравенством и политическим господством аристократии.

Другими словами, люди в Европе целое тысячелетие жили при полном феодализме (VI -XVI вв.), но даже об этом не догадывались! А догадались лишь тогда, когда он (феодализм) почти исчез и наступал новый порядок - капиталистический или буржуазный. Во многом это произошло потому, что наука вообще и науки об обществе в Средние века были в зачаточном состоянии. Ведь невозможно было, исходя из господствовавшего тогда иррационального (религиозно-церковного) сознания и мышления, раскрыть и объяснить всю сложность и динамику развития социально-экономических и политических институтов феодального Средневековья. Зато это стало возможным в эпоху Нового времени. XVIII век - век особый в развитии Европы, в этот последний для Европы предбуржуазный век источником прямого влияния на умы и души людей (в основном элиты) стала не церковь, а интеллектуальное общественное мнение сложившееся в научно-культурных центрах Европы, в первую очередь во Франции.

Знаменитые французские просветители- Вольтер, Монтескье, Руссо и мн. другие, позволили себе не только яростно критиковать, но и «судить» оставшиеся пережитки феодализма (в виде абсолютной монархии, церковной собственности и сеньоральной системы), предлагая его заменить на более совершенный порядок на основе общесословного и равного доступа людей ко всем достижениям политической, социально-экономической и культурной сфер. Их критика «старого порядка» (другое обозначение феодализма) звучала как вынесенный «приговор» авторитетного общественного мнения, что американский историк К. Бейкер удачно назвал «политическим изобретением общественного мнения».

Знаменитая фраза философа Жан Жака Руссо: «Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах» - воспринималась, как призыв немедленно сбросить эти «оковы», даже путем революции. Отныне золотой век просветители видели только в будущем, в «новом порядке», построенном на царстве разума, гуманизма и человеческой солидарности - «братства». То, что этот порядок потом назовут «буржуазным», со всеми его негативными оценочными коннотациями, конечно французские просветители не могли четко осознавать. На тот момент в их задачу входило убрать все еще неразрушенные бастионы для нового более прогрессивного строя. И они (просветители) свою лепту в разрушение старого строя и появления нового внесли.

Без масштабной критики (только французами в дореволюционный период были опубликованы несколько десятков тысяч критических статей и памфлетов!) просветителями «старого порядка», без их альтернативных концепций и идей (включая и раннюю европейскую утопическую литературу), вероятно бастионы феодализма удерживались еще дольше. Теоретизирование и рождение новой буржуазной (либеральной) идеологии, безусловно, оказало определенное влияние на окончательную победу капитализма – как более динамичного и демократичного общественного строя. Новые идеи могут изменять мир, если они охватывают массы и их вождей, как это произошло в годы Французской буржуазной революции.

К критическому осмыслению раннего капитализма

Но все-таки, следует отметить, что капитализм, как ранее и феодализм, никто сознательно не строил. Хотя капитализму кроме передовых идей (включая и идеологию Реформации) помогали также усилия государственных властей (особенно в передовых тогда Голландии, Англии, но и Франции и т.д.), которые в XV-XVII вв. волей-неволей выстраивали политические и социально-экономические институты (хитрости «мирового разума» по Гегелю), благоприятствующие окончательной победе капитализма.

А в свою очередь, победа капитализма, с его устремленностью к научно-техническому прогрессу привела к геополитическому и цивилизационному триумфу Европы над всем миром. Через колониальное освоение европейцами всего мира, навязывание ему (где силой, где через рынок) новых социо-экономических отношений и началась неуклонное и победное шествие капитализма по планете. Таким образом, капитализм в незападном мире был связан с колониальным угнетением, что не прибавило ему сторонников там.

«Капитализму» в отличие от «феодализма» повезло больше с изучением его как социального явления. Капиталистическую структуру формации, в виде взаимосвязанных социально-экономических укладов, форм, политической надстройки (в виде политической системы и режима) стали изучать европейские мыслители (а не только Маркс и Энгельс) еще при его становлении и начале его «жизни». Основные черты капитализма: господство в жизни общества капитала и рыночная экономика – все это формировалось на глазах ученых, писателей, которые пытались это осмыслить, как всемирно-историческое явление, применимое к историческим условиям той или иной страны.

Капитализм еще при начале своего становления вызвал не только попытки его осмыслить, но и категорически отвергнуть. Как всегда, критическое осмысление нового строя возникло не в среде проигравших сословий, или вновь угнетенных (пролетариата), а в лице интеллектуального меньшинства. Которые еще полвека назад готовы были приветствовать буржуазный порядок, но столкнувшись с его реалиями (чудовищным неравенством, аморальным культом «золотого тельца») - перешли в лагерь оппонентов. В результате чего, капитализм только-только стал вступать в силу в Европе, как тут же появилась его контридеология - в виде политической теории социализма, во всем противостоящей капитализму.

Некоторые из исследователей, из числа критически настроенных социалистов (многие европейские социалисты-утописты- Сен- Симон, Фурье, а также революционные мыслители- тот же Маркс и Энгельс), исходя из своих идеологических программ, сразу же попытались предложить обществу проект более справедливого общества - «социализм». В знаменитом «Манифесте Коммунистической партии» Маркса и Энгельса (1848 г.), была предложена программа построения социализма- через всемирную пролетарскую революцию, выдвинуты цели, задачи и методы борьбы коммунистических партий и организаций по свержению буржуазного порядка.

Попутно со своими революционно-идеологическими памфлетами, Маркс, затем всю свою жизнь занимался исследованием капитализма. Что привело его к написанию самой знаменитой книге «Капитал» в 3-х томах. В ней Маркс исследовал исторические аспекты первоначального накопления капитала; выявил сущность капитала, порядок его формирования, движения по возрастанию его стоимости и проявления капитала в экономической жизни общества. Производство прибавочной стоимости - через эксплуатацию неоплаченного труда наемных рабочих- из-за чего и образуется прибыль капиталиста, явилось главным теоретическим обоснованием Маркса по необходимости ликвидации капитализма, как несправедливой общественно-экономической системы. Маркс был убежден, что постоянное возрастание эксплуатации рабочих капиталистами, колоссальный разрыв в доходах между нищими рабочими и праздными верхами, политика государства – исключительно в интересах буржуазии: все это вместе взятое неизбежно ведет к непримиримой и острой классовой борьбе, которая должна закончиться победой пролетариата.

Вначале казалось, что анализ Маркса об эксплуататорской сущности капитализма подкрепляется острой революционной борьбой европейского пролетариата- причем почти во всех европейских странах. Одна общеевропейская революция 1848 г. чего только стоила. Но как только первый этап европейского революционного движения «бури и натиска» спал, после поражения Парижской Коммуны (1871), то в западном социалистическом и рабочем движении наметился и реформистский (ревизионистский) путь (у его истоков стоял Э. Бернштейн) от капитализма к социализму. Впоследствии этот путь оказался для западного социалистического и рабочего движения основным, в отличие от радикального- марксистского пути, по которому пошли Россия и другие слаборазвитые страны Востока и ряда стран Восточной Европы.

Быстроразвивающийся, хотя еще находящийся на ранней стадии своего развития капиталистический Запад столкнувшись с постоянными кризисами, яростной борьбой рабочих за свои права, уже на рубеже XIX-XX веков стал медленно трансформироваться в сторону социального государства, что положительно сказалось на материальном положении квалифицированного рабочего класса. Как пишет британский историк Норман Девис в своей работе «История Европы»: «В целом материальные условия рабочих в начале века (XX в. – В.Б.) определенно улучшились. Материально европейское общество преуспевало, но психологически европейцы были весьма обеспокоены». Ключевое слово - «психологически». Важная поправка. Революции случаются никогда все живут плохо, а когда они свое «плохо» ощущают психологически. К тому же когда сравнение скромной жизни тогдашних рабочих резко контрастировало с кричащей роскошью буржуазных верхов.

Разумеется все указанные термины- «феодализм», «капитализм», как и производные от них понятия «феодалы», «буржуазия», «наемные рабочие» и т.д., являются во многом слишком расплывчатыми, собирательными терминами, которые должны конкретизироваться исследователями применимо к конкретно изучаемой эпохе, к конкретно изучаемой стране. И, тем не менее, это вовсе не означает, что все указанные понятия «феодализм», «капитализм» - «не работают», или являются чистым домыслом чересчур абстрагирующихся от действительности мыслителей. Вовсе нет. Накопленный зарубежной и отечественной историографией аналитический багаж различных социальных явлений, демонстрирует нам, что генеральная линия истории многих регионов (всего еврохристианского мира, включая и Россию), отдельных стран, имеет все основания считать, что многие общества, так или иначе, проходят через однотипные стадии- формации (но с рядом важных этно-культурных и цивилизационных оговорок) своего развития.

И если феодализм как поземельная система власти и собственности господствовал больше в Европе, меньше на Руси или почти совсем отсутствовал на Востоке, то капитализм с его рыночной экономикой и господством капитала, в XIX-XX веках сломав традиционные жизненные уклады многих обществ, охватил их всех, и связал собой весь мир. Принципиальное отличие «социализма» от феодализма и капитализма заключается в том, что «социализм», сразу возник как некий мыслительный «проект», как долженствование и предполагаемая цель человечества - который нужно строить сознательно. В его эскизном проекте, представленным многими социалистами- утопистами значится высокопроизводительное и бесклассовое общество с общественной собственностью, управляемое сознательно, научно и в интересах абсолютного большинства населения, которые обязаны трудится не по принуждению, а исходя из развитых у них альтруистических побуждений.

Маркс, как известно, предложил, выделять две фазы вырастающего из недр капитализма социалистического общества, причем вторую, более совершенную фазу назвал «коммунизмом» (в «Критике Готской программы»). Но это было возможно лишь в далекой и далекой перспективе, за горизонтом подлинно научного анализа общества, которое может быть изучаемо в его наличии, а не в его в далеком будущем, то есть прогнозировании - утопии. А мог ли Маркс хорошо описать социалистическое общество, которого он так и не увидел (исключая кратковременный и локальный опыт Парижской Коммуны)? Нет. И он как ученый этого не сделал, за что ему потом пеняли русские марксисты.

Но что было ясно тогда, что социализм может быть построен, только лишь когда будет устранен старый капиталистический порядок, который многими его критиками был объявлен как «реакционный» и «несправедливый». Но это, скорее всего, было идеологическим неприятием капитализма вообще, чем попыткой осмыслить все его, безусловно, прогрессивные стороны. Впрочем, о прогрессивном характере капитализма по сравнению с предыдущими формациями, Маркс, в своих работах на это указывал, что не помешало ему объявить о необходимости подготовки к пролетарской революции для свержения капитализма, как антагонистической формации.

Правда среди европейских и русских марксистов сразу возникла теоретическая дискуссия, напрямую имевшая отношение к социальной практике: нужно ли ждать когда капитализм сам отомрет, или его к этому следует подтолкнуть - через пролетарскую революцию? Но в любом случае, строить по плану социализм приходилось, имея в наличии совершенно разный «строительный» материально-технический и культурно-человеческий «материал». Другими словами, исходя из разного уровня развития стран, в том числе и в уровне самого капитализма.

Ведь капитализм в начале XX века победил далеко не во всех странах мира. Лишь на Западе, но никак не на Востоке, тем более Африке. Ведь даже в России в начале XX столетия капитализм сосуществовал с целым рядом неизжитых докапиталистических укладов и отношений. А значит, капитализм в России и во всем незападном мире объективно имел еще долгую будущую историю развития. Естественно капиталистический порядок, поддерживаемый государственной властью капиталистических стран, не хотел исчезать раньше времени, несмотря на все негодования европейских социалистов, особенно из числа их русских «нетерпеливцев».

К тому же слишком явственно демонстрировал капитализм свои очевидные преимущества перед всеми его формационными предшественниками- докапиталистическими обществами. Это касалось и увеличение материального благосостояния населения, приобщения ими к достижениям науки и техники, да и возможностей повысить свой социальный статус представителям ранее безродных и бесправных слоев населения. Неудивительно, что среди интеллектуалов того времени появилось довольно много людей, которые сознательно или бессознательно стали защищать существующий порядок (но в России таковых было мало), рассчитывая что капитализм в недалеком будущем сможет успешно разрешить текущие социальные проблемы.

Действительно, капитализм, как, безусловно, более прогрессивная тогда мировая социо-экономическая система, все время развивался и научился отвечать на многие вызовы современности, в том числе и на вызовы со стороны ущемленного рабочего класса, самих социалистических (коммунистических) партий, движений. Формируемые в капиталистическом обществе зажиточные средние слои населения, а также идеология буржуазного национализма- как солидарности всех членов данного сообщества- стали важнейшим препятствием на пути перехода западных стран к пролетарскому интернациональному социализму, путем социальных революций. Ошибкой Маркса и Энгельса было в том, что они острые кризисы юного и быстрорастущего капитализма приняли за фазу его болезненной старости и скорого конца. А еще недооценили силу буржуазного национализма- ставшего препятствием на пути к всемирной пролетарской революции.

А капитализм в развитых странах на рубеже XIX- XX вв. вступил в монополистическую стадию своего развития и за счет империалистическо-колониальной политики на периферии мог обеспечивать довольно сносную жизнь для своих низших классов. Но относительное благополучие в центре мир-капиталистической системы (стран Запада) оборачивалось низким уровнем жизни и более высокой степенью эксплуатации в странах капиталистической периферии, к которым частично относилась Российская империя. Правда, с целым рядом оговорок - Россия была великой военной державой и имела свои колонии и полуколонии.

Слабое развитие зажиточных средних слоев населения, на фоне имущественной и правовой поляризации российского общества, а также слабое чувство общенациональной солидарности (по сравнению с европейскими странами), как раз и подтолкнули общественные низы в объятия русских революционных радикалов. Они мастерски использовали текущий момент 1917 г.- развал государственности, при ведении мировой войны- и пришли к власти. А затем стали строить социализм, где капитализм еще покоился на базе феодальных и других докапиталистических производительных сил и отношений.

Но это русских большевиков не остановило. Как не остановило их то, что согласно Марксу и Энгельсу социализм может победить в мировом масштабе, а не в отдельной взятой стране. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что начиная революцию, большевики во главе с Лениным и рассчитывали на мировую антикапиталистическую революцию. Но жизнь теорию в очередной раз посрамила.

Когда ошибки в теории- ведут к ошибкам на практике

Большевики впервые в мировой истории попытались построить новое общество, основанное на умозрительных теоретических представлениях о идеальном должном. Но все последующие, очень настойчивые попытки большевиков- коммунистов подтолкнуть исторический процесс и привести его к «царству человеческой свободы» - к Коммунизму, в одной отдельно взятой стране, так и не привели к успеху. О чем свидетельствует и трагический, но и одновременно величественный (по многим положительным его результатам) опыт СССР и других стран, строивших социализм. Почему? Причин много. Немалую роль в этом сыграл и «макиавеллизм» самого Ленина и особенно Сталина. А именно увлечение в 30-е годы варварски репрессивной политикой, как универсальной формой по «перековке» советских людей в строителей «нового мира».

Насколько это могло быть связано с представлением о гуманном и демократическом социализме его классиков - вопрос остается без ответа. Вернее ответ есть - никак не связано. Зато «социализмом» было названо общество, построенное на подневольном труде и насилии над личностью, хотя и с правом предоставления, бывшим бесправным многомиллионным низам (крестьянам и рабочим) невиданных ранее политических и социально-культурных прав. Это, по мнению Сталина должно стать сверхкомпенсацией за террор и репрессии в отношении инакомыслящих.

Но для части советской интеллигенции, и европейских левых – такая практика невиданного насилия лишь отвращала их от такой сталинско-советской модели «социализма», даже несмотря на все его социальные и технические достижения. Тоталитарная модель сталинского «социализма» осуждалась европейскими левыми, наряду с тоталитаризмом нацистского типа, хотя европейские социалисты все равно делали выбор в пользу советского социального строя. Здесь можно провести некую параллель, между критиками юного капитализма в первой половине XIX века и критиками сталинской модели социализма в первой половине XX века. И в том и в другом случае, наблюдалась открытое неприятие нового строя.

Все 70 лет коммунисты с завидным упорством уничтожали, вытесняли старые капиталистические отношения и строили новые- социалистические. Но победа политической формы еще не означало победу в области экономики и культуре. Все время избиваемый и всемерно уничтожаемый капитализм никогда не умирал (все годы советской власти частнособственническая психология и буржуазные уклады сохранялись), более того, он абсолютно победил советский «развитой социализм», причем тогда когда в период перестройки Горбачевым была объявлена задача: впустить в страну «больше социализма» - «демократического» и «гуманного», которого никогда в стране не было. Результат известен. В годы перестройки- «последней схватки» между ними, капитализм «вчистую» поборол социализм и победно вступил в свои права и был полностью реставрирован в России. Так буржуазный август-декабрь 1991 года перечеркнул все семидесятилетние достижения победоносного октября 1917 года.

Помимо ошибок в управлении обществом, были ошибки в его изучении, что напрямую влияло на принятие неверных управленческих решений. Одной из самых больших ошибок коммунистическо-советских властей заключалось в том, что вместо изучения и осмысливания реального советского общества, с целью его более эффективного управления, они все время пытались подогнать советскую реальность (далекую от написанного классиками марксизма-ленинизма) под теоретическо-утопический стандарт мыслителей XIX века.

Злую шутку сыграла марксистская теоретическая ловушка, а вернее некритичная вера советских «марксоведов» и партийного руководства, во всесилие марксистской теории. Их бездумная вера в то, что можно не через изучение живой и формирующейся социальной практики, ради достижения поставленных стратегических целей развития общества, а наоборот, идти исключительно от «единственно верной» марксистско-ленинской теории к практике и преобразовывать ее - практику. Другими словами совершать теоретическое насилие над реальностью. Идеологизированное бумаготворчество победило реальную советскую жизнь. Но жизнь этого не простила…

В позднем СССР, пропагандисты и «теоретики» «научного коммунизма» увлеклись беспочвенным теоретизированием будущего коммунистического общества, которое в действительности даже не проглядывалось на горизонте. В результате этой бесплодной словесно-бумажной работы, напрочь оторванной от реальной советской жизни, мало похожей на умозрительные идеалы марксистских теоретиков, они по факту занимались «изобретением вечного двигателя». Зато целый вал беспощадной критической рефлексии (на всех интеллектуальных и информационных площадках страны) по отношению к «реальному социализму», в годы перестройки, оказался просто гибельным для него.

Информационная дискредитация советского общества стало одной из главных причин его крушения- помимо давно запущенного механизма разложения самой системы. Вот только на его смену пришло общество, которое по большинству параметров (социально-экономических, научно-технологических, культурно-духовных) оказалось просто ниже, и ущербнее чем было в годы СССР. Бездумный демонтаж многих социальных завоеваний, индустриальных и научно-технологических достижений советского периода, обессмысливал в результате ту колоссальную цену, что было заплачено советским обществом в строительстве «реального социализма». Неудивительно, что почти сразу же возникла ностальгия по потерянному обществу, даже со стороны тех, кто считал ранее, что советская система нежизнеспособна.

Исходя из сегодняшнего времени хорошо видно, что строительство социализма в России и еще в ряде стран, в то время, было во многом вынужденным (в силу чрезвычайных политических обстоятельств в 1917-1918 гг.) забеганием вперед, при этом оказавшим колоссальное и во многом положительное влияние на весь мир - в деле расширения политических и социально-экономических прав, ранее угнетенных классов и народов.

О современной критике позднего капитализма

Сегодня ясно одно, что классики марксизма-ленинизма поторопились хоронить якобы уже обреченный капитализм, и его структурный кризис (в начале XX века) был принят ими за полное исчерпание всех его созидательных возможностей и способностей к обновлению. Но оказалось, что капитализм как мировая система, еще не только не исчерпал всех своих преимуществ, он – капитализм, даже тогда еще не победил в абсолютном масштабе.

Советская антикапиталистическая альтернатива и успехи СССР в индустриализации страны, а также в расширении социально-экономических прав трудящимся, оказало самое прямое и положительное влияние на страны западного капитализма, которые были вынуждены социально реформировать в 30-40-50-х гг. свои государства - создав основы так называемого «социального государства», или, как называл его автор послевоенного «немецкого чуда» Л. Эрхард, - «социальное рыночное хозяйство». На практике это означало социализацию уже государственно-монополистического капитализма, встреченное трудящимися с одобрением.

Дальше всех в социализации капиталистического государства ушла Франция. Франция, по словам известного экономиста Т. Пикетти, «на протяжении всего «славного тридцатилетия» (1950-1970-е гг.)…жила в смешанной экономической системе, при капитализме, без капиталистов или, по крайней мере, при государственном капитализме, в котором частные собственники не обладали контролем над крупными предприятиями». Казалось, что и в дальнейшем капитализм сам стихийно эволюционирует к более демократическому, и справедливому обществу. Но на деле этого не произошло. Реально произошел регрессивный откат.

Начавшаяся в странах капиталистического ядра неоконсервативная волна 80-х гг. Рейгана-Тэтчер, привела к постепенному отказу, от многих принципов социального государства на Западе, как раз в то время, когда в СССР начавшаяся перестройка разрушительной волной уничтожала все завоевания красного Октября. Лавинообразное крушение всей мировой «социалистической системы» во главе с СССР привело на Западе к абсолютной уверенности в непобедимости и «вечности» свободного рынка и буржуазной демократии. Капитализм стал по-настоящему глобальным, распространившейся на все регионы планеты и фактически безальтернативным.

О наступлении свершившегося либерально-рыночного «конца истории», возвестил Френсис Фукуяма. Что выглядело явно антиисторично для исследователя такого уровня. А другой апостол неолиберализма, известный экономист Ф. Хайек, с уверенностью утверждал, что выражение «социальная справедливость» - «лишено смысла» и «не применимо к цивилизованному типу общества». Рыночные фундаменталисты - неолибералы призвали свести к минимуму государственное вмешательство в экономические и финансовые процессы, ради торжества «свободы и прогресса». По сути это выглядело как явное торжество реакции, сдобренной модной постмодернистской фразеологией.

С крахом красной угрозы и перспективной левой советской альтернативы, не только во всем мире, но и на самом богатом Западе, отпала нужда в необходимость заигрывания с миром труда и предоставления трудящимся всяких там социальных поблажек. В главном «офисе» капиталистической империи- США сразу же стало отменяться дифференцированное налогообложение и вводится другое - в интересах богатых налогоплательшиков. Так, в США налог на наследство (унаследованное богатство) сведен к минимуму, максимальный налог на прибыль уменьшился с 70 до 28%, в то время как налогообложение заработной платы остается неизменным (по А. Толмачеву). Подобные меры принимались в Англии и других европейских странах.

Это сразу привело к уменьшению доли среднего класса в странах Запада. Начиная с 80-х, а затем еще больше в 90- е гг. XX в. началось неуклонное наступление на социальные и гуманитарные завоевания 60-х годов XX в. Вновь возобладали нецивилизованные и архаичные формы эксплуатации, характерные для начала XX века. Западная элита все больше утрачивала свою солидарность со средними американцами, англичанами, французами и т.д.

О деградации американской элиты во всеуслышание заявил лауреат Нобелевской премии Д. Стиглиц: «После краха Советского Союза права корпораций стали приоритетными по сравнению с базовыми экономическими правами граждан…» А после мирового экономического кризиса 2008 г. Стиглиц сделал вывод о том, «что в США в последние 25 лет шло создание государство корпоративного благосостояния».

Но Стиглиц оказался не одинок в критике идей неолиберализма и свободного рынка. Пикетти в своей работе «Капитал в ХХI веке» отлично показал, что начавшийся с 1980-х гг. разрыв в благосостоянии между 10% населения и всеми остальными жителями в США и Европы будет только расти вплоть до конца XXI столетия. Вот почему, по словам известного интеллектуала Дэвида Харви, все «кто раньше был энтузиастом неолиберализма (экономисты Джеффри Сакс, Джозеф Стиглиц, Пол Кругман и активными участниками рынка (Джордж Сорос), встали на позиции его критики». Много левых и в бюрократическо-капиталистической России.

При этом триумфальное шествие зрелого капитализма по планете уже на рубеже XX -XXI вв., явственно высветило не только его старые структурные проблемы - неравный доступ к получению материальных и интеллектуально- духовных благ, но и породило новые. Среди которых следует, особо отметить, экологическую проблему, практически неразрешимую в условиях частно-эгоистического, рыночно-потребительского хозяйствования экономики.

По словам Бориса Кагарлицкого, «к началу XXI века развитие человеческой цивилизации поставило на повестку дня необходимость вести непосредственно скоординированные действия в глобальном масштабе, однако парадоксальным образом именно в этот момент капитализм, достигший своего высшего триумфа в качестве глобальной системы- не только на экономическом, но и на политическом уровне,- оказался не способен к решению этой задачи, став главным препятствием для ее осуществления».

Действительно, поздний капитализм, который ранее демонстрировал свою эффективность по преодолению дикости и варварства предыдущих формаций (социоров), сегодня все больше превращается в главный социальный тормоз. Даже на Западе, где сформировалась устойчивая социальная демократия и солидарность, капитализм последовательно избавляется от целого ряда социальных обязательств, при этом всячески консервирует антиобщественный индивидуализм и гедонизм, выражаемый в безудержном потребительстве, когда человек в вечной гонке за вещами теряет самое главное- свою субъектную личность, превращаясь лишь в придаток рыночно-технологичной культуры необходимой капиталу.

Развитие информационных технологий и постиндустриального уклада в странах Запада, не только ослабило, но и укрепило гегемонию транснационального капитализма, который, по мнению многих зарубежных (Г. Шиллера) и отечественных мыслителей (А.В. Бузгалин, А.И. Колганов) вступил в новый этап своего развития- глобального корпоративного капитала. Но этот этап во многом является закатным и реакционным для существования самой капиталистической системы. Впрочем, это не означает, что капитализм как система полностью себя изжил. Пока крупному капиталу удается успешно приватизировать и капитализировать многие научные открытия и новейшие социальные и технические достижения, что всегда являлось признаком силы и могущества того или иного общества.

Да и сам переход от капитализма к более творчески-свободному и гуманному обществу (без оценочных определений- социализм, солидаризм, постиндустриализм и т.д.), может занять протяженный по времени и далеко нелинейный переходный период. Если вспомнить, то и сам процесс перехода от феодализма к капитализму растянулся на несколько веков. Впрочем, в условиях социально-технологического сжатия исторического времени - этот процесс по времени может быть значительно сокращен и может быть уже хорошо себя проявить в этом веке. Причем проявить себя через череду крупных социальных катаклизмов.

По мнению Б. Кагарлицкого, «капиталистическая система вступила в фазу своего упадка и неуправляемого разрушения». Отсюда изживание капитализма как глобальной системы, вероятно, «будет сопровождаться войнами и революциями. Но революциям антибуржуазными». Однако не стоит уподобляться мифологической Сивилле и строить далеко идущие прогнозы. Автор понятия «философии истории» Франсуа Вольтер указывал в таких случаях, что задача историка не столько собирать и описывать факты, сколько уметь их «объяснять, как каждое событие в настоящем рождается из прошлого и является отцом будущего».

Отмечу, что пока еще не наблюдается того критического интеллектуального вала осмысления в мире и у нас в стране по поводу кардинального изменения существующего строя, как это было в предреволюционной Франции в XVIII в., и в СССР в годы горбачевской перестройки. Но еще необходимо, чтобы это количество перешло в интеллектуальное качество- по целенаправленной реализации четко спроектированной цели.

А пока сошлюсь на верное замечание современных российских исследователей: А.В. Бузгалина и А.И. Колганова,- «теоретическая критика практики была и остается неотъемлемой частью и мощным предвестником грядущих изменений социальной жизни: качественные изменения социумов не происходили в истории последних столетий- от Ренессанса и Просвещения до перестройки- без предшествующего теоретико-культурного ниспровержения основ их существования как экономически, социально, политически, нравственно регрессивных».

Проанализировав развитие глобальных сообществ в их постоянном развитии, противоречивой, зигзагообразной, но поступательной смене одних социальных порядков (или формаций) другими, можно подвести некоторые итоги. Следует заметить, что в настоящее время человечество вплотную подошло к историческому рубежу, когда в условиях существующей экономической и информационной глобализации, наличия сотен международных институтов и организаций, множества мирохозяйственных и межкультурных связей, гораздо легче осуществлять планомерные усилия по конструированию будущего общества в мире и в отдельно взятой стране, в интересах абсолютного большинства людей, а не верхушки глобального капитала и других «хозяев мира сего».

Но для этого, во-первых, нужно массовое критическое осмысление существующего строя интеллектуалами отдельных стран, так и всего мира. Во-вторых, нужны создание организаций и практические действия людей по реализации настоящей социальной революции по претворению в жизнь гуманного и справедливого общества, построенного на основе последних достижений научно-технической мысли, с обязательным соблюдением морально-этические кодексов и практик духовной жизни всех мировых религий и человеческого общежития.