Латышские стрелковые полки. Между двумя революциями. Бои за Казань

Латышским стрелкам было суждено сыграть эпохальную роль в революции и Гражданской войне в России. Именно они фактически превратились в «преторианскую гвардию» большевиков, которой Ленин и его ближайшие соратники доверяли безоговорочно. Железная дисциплина, преданность и самоотверженность отличали подразделения латышских стрелков в выгодную сторону от многих других частей Красной армии времен Гражданской войны. Национальный менталитет или политическая целесообразность? Что заставляло латышей из стрелковых полков, сформированных еще в царской России, верой и правдой служить большевикам?

Вплоть до начала Первой мировой войны латыши служили в русской императорской армии на общих основаниях. Прибалтика была довольно неблагонадежным в политическом отношении регионом, поэтому царское правительство изначально не было настроено на создание национальных вооруженных формирований, укомплектованных представителями прибалтийских народов. Ситуация изменилась с началом войны. Причем важнейшую роль сыграло не столько лоббирование идеи латышских формирований со стороны латышей – депутатов Государственной Думы Российской империи, сколько активное наступление германских войск на Лифляндию и Курляндию.

27 июля 1914 года в Вольмарском, Венденском и Валкском уездах начались мероприятия по призыву резервистов, проходивших службу в 1909-1913 гг., а уже 30 июля началась всеобщая мобилизация. Большинство латышей направляли в ХХ армейский корпус в Восточную Пруссию, в гарнизон Усть-Двинской крепости. В Восточной Пруссии оказалось примерно 20-25 тысяч латышских призывников. Тогда же в Усть-Двинской крепости началось формирование добровольных вооруженных дружин из числа этнических латышей. Когда 1 апреля 1915 года германские войска вошли на территорию Курляндии, захватывая один населенный пункт за другим, царское правительство осознало, что еще немного и немцы захватят Ригу. Для исправления ситуации командующий Северо-Западным фронтом генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев 1 августа (19 июля) 1915 года подписал указ о создании латышских стрелковых батальонов. С призывом к соплеменникам встать в строй под латышскими флагами выступили латыши – депутаты Государственной Думы Янис Голдманис и Янис Залитис.

Первоначально было решено сформировать 8 латышских стрелковых батальонов, частично укомплектовав их добровольцами из Усть-Двинской крепости. Уже 12 августа началось формирование первых батальонов. Латышские стрелки из 1-го Усть-Двинского латышского стрелкового батальона отправились на фронт 23 октября. Уже 25 октября произошли бои в районе Тирельских болот, а 29 октября латыши в районе Плаканциемса отбросили германские войска. 26 октября на фронт перебросили 2-й Рижский батальон, который спустя пять дней успешно отразил наступление германских частей. 5 ноября на фронт направили и 3-й Курземский батальон.

Успешные действия латышских батальонов на фронте окончательно убедили царское командование в надежности и боеспособности латышских стрелков, после чего была объявлена мобилизация латышского населения и созданы 5 латышских стрелковых батальонов и 1 запасный стрелковый батальон. Латышские стрелки внесли огромный вклад в защиту Риги от германского наступления, тем самым предохранив российскую столицу, которая бы в случае взятия Риги оказалась под ударом противника. В марте 1916 г. латышские батальоны вновь сражались в районе Риги, нанося новые удары по германским позициям.

Общая численность латышских стрелковых батальонов к лету 1916 года составляла уже 11,5 тысяч человек, среди которых большинство (10 278 человек) приходилось на латышей, а среди оставшихся 402 человека были эстонцами, 192 человека – русскими, 174 человека – литовцами, 128 человек – поляками и 25 человек – прибалтийскими немцами. 4 ноября 1916 года латышские батальоны были преобразованы в латышские стрелковые полки, вошедшие в состав двух латышских бригад.

Командиром 1-й Латышской стрелковой бригады был назначен генерал-майор Август Эрнест Мисиньш – участник русско-японской войны, с 1912 года командовавший 12-м Сибирским стрелковым полком, а затем бригадой в составе 79-й пехотной дивизии. Вышестоящее командование сочло, что латыш генерал-майор Мисиньш, уже командовавший бригадой, будет идеальной кандидатурой на роль командира латышских стрелков.

2-ю Латышскую стрелковую бригаду возглавил полковник Андрейс Аузанс, который после окончания Военно-топографического училища в 1895 г. служил на различных должностях в Корпусе военных топографов, а перед назначением в 1915 году командиром 7-го Баускского латышского стрелкового батальона занимал должность штаб-офицера для поручений и астрономических работ при Военно-топографическом отделении штаба Туркестанского военного округа и заведующего Ташкентской физической и астрономической обсерватории.

Латышские стрелковые бригады действовали в составе 12-й армии, вместе с сибирскими стрелковыми полками. Они участвовали в обороне рижского направления. Бригады были объединены в Латышскую стрелковую дивизию, которая очень хорошо зарекомендовала себя во время Митавской операции. К февралю 1917 г. в состав 1-й Латышской стрелковой бригады входили 1-й Латышский стрелковый Усть-Двинский полк, 2-й Латышский стрелковый Рижский полк, 3-й Латышский стрелковый Курземский полк, 4-й Латышский стрелковый Видземский полк, а в состав 2-й Латышской стрелковой бригады - 5-й Латышский стрелковый Земгальский полк, 6-й Латышский стрелковый Туккумский полк, 7-й Латышский стрелковый Баускский полк и 8-й Латышский стрелковый Вольмарский полк. Каждый латышский стрелковый полк по штату имел численность в 2497 человек, включая 1854 строевых нижних чина. В запасном полку в Вольмаре служили от 10 до 15 тыс. человек.
Февральская революция застала часть Латвии оккупированной немцами, а в другой части Латвии дислоцировались латышские стрелковые полки, которые, в отличие от многих других частей и соединений русской армии, сохранили дисциплину. Дезертировать латышским стрелкам было просто некуда.

С 27 по 29 марта (9 - 11 апреля) 1917 года в Риге прошел съезд, на котором был учрежден Исколастрел - Исполнительный комитет объединённого совета латышских стрелковых полков. К маю 1917 г. в Исколастреле окончательно возобладала большевистская позиция, после чего латышские стрелки превратились в один из главных оплотов большевистской агитации в рядах русской армии. После сдачи Риги латышские стрелки отступили под Петроград. Политическим комиссаром латышских стрелковых полков был избран член РСДРП (б) и уроженец Латвии Семен Нахимсон, служивший младшим врачом санитарного вагона в звании «зауряд- врач». 26 октября 1917 года военно-революционный комитет 12-й армии взял власть в прифронтовой полосе, где дислоцировались латышские стрелковые части, в свои руки. 22 ноября 6-й Туккумский полк был переброшен в Петроград для защиты большевистской власти. Сводная рота латышских стрелков начала службу по охране Совнаркома в Смольном. Именно латышские стрелки обеспечивали охрану переезда советских органов из Петрограда в Москву.

13 апреля 1918 года была сформирована Латышская стрелковая советская дивизия. Командиром дивизии был назначен 44-летний Иоаким Иоакимович Вацетис – сын латышского батрака, сумевший еще в Российской империи сделать впечатляющую для человека такого происхождения военную карьеру. Начав службу в 1891 году добровольцем в Рижском учебном унтер-офицерском батальоне, в 1897 г. Вацетис окончил Виленское пехотное юнкерское училище, а в 1909 г. отучился в Академии Генерального штаба. Иоаким Вацетис командовал ротой, учебной командой, а в 1912 г. в звании подполковника стал командиром батальона 102-го пехотного Вятского полка. С началом Первой мировой войны Вацетис участвовал в боях на территории Польши, получил тяжелое ранение, а после лечения осенью 1915 года был назначен командиром 5-го Земгальского стрелкового полка в звании полковника. Незадолго до революционных событий в Ставку Верховного главнокомандующего были направлены документы на присвоение полковнику Иоакиму Вацетису звания генерал-майора, однако последовавшие политические пертурбации уже не позволили командиру Земгальского стрелкового полка получить генеральские погоны. Генеральскую должность Вацетис занял уже в Красной армии, став командиром Латышской стрелковой советской дивизии.

9-й Латышский стрелковый полк был создан для несения комендантской службы по охране Кремля, привлекаясь и к операциям чекистов по борьбе с контрреволюционным подпольем и преступниками. Латышские стрелки под командованием Вацетиса сыграли ключевую роль в подавлении левоэсеровского мятежа, участвовали в боевых действиях против белогвардейцев в самых разных регионах России.

Эффективность латышских стрелков и их безоговорочная преданность советской власти способствовали дальнейшему укреплению доверия и симпатии к ним со стороны большевистского руководства. Иоакима Вацетиса в июле 1918 г. повысили до командующего Восточным фронтом РККА. Латышские стрелки воевали с Каппелем, Деникиным, Врангелем. К марту 1920 г. в состав Латышской стрелковой советской дивизии входили 9 латышских стрелковых полков общей численностью в 17 тысяч бойцов и командиров.

28 ноября 1920 года было принято решение о расформировании Краснознаменной Латышской стрелковой советской дивизии. Большая часть служивших в ней латышских стрелков, численностью около 12 тысяч человек, вернулась в независимую к тому времени от советской власти Латвию. Однако, основная часть командного состава дивизии осталась в Советской России, где очень многие латышские стрелки сделали серьезные карьеры на военной службе и в органах государственной безопасности.

Иоаким Вацетис дослужился до командарма 2-го ранга, хотя, как бывший царский полковник, был вскоре направлен на преподавательскую работу. Одним из самых известных командиров времен Гражданской войны был бывший старший унтер-офицер 1-го Латышского стрелкового полка Ян Фабрициус (на фото), командовавший затем 17-м и 4-м стрелковыми корпусами РККА, а затем служивший помощником командующего Кавказской Краснознамённой армией (ККА). Бывший прапорщик 4-го Видземского латышского стрелкового полка Эдуард Берзин (Берзиньш) с 1921 г. работал в системе ОГПУ, затем руководил «Дальстроем». Комдив Ян Алкснис возглавлял кафедру в Академии Генерального штаба РККА. Служивший в 7-м Латышском стрелковом полку Густав Бокис дослужился в РККА до звания комдива и должности начальника Автобронетанкового управления РККА.

Конец эпохи «латышских стрелков» произошел одновременно с масштабной чисткой советских властных структур от «ленинской гвардии». Уже к началу 1930-х гг. выходцев из латышских стрелковых полков стали постепенно задвигать на второстепенные позиции в армии и государственном аппарате. Подавляющее большинство видных латышских стрелков были репрессированы в 1937-1939 годах. Сталин не собирался учитывать их революционные заслуги – наступали новые времена, в которых «ленинские преторианцы» были уже не нужны. Кому-то, конечно, и повезло, как, например, Яну Калнберзину, который с 1940 по 1959 гг. был первым секретарем ЦК Компартии Латвийской ССР, а дожил до 1986 года, скончавшись уже в очень преклонном (92 года) возрасте.

Следует отметить, что другая часть латышских стрелков, не оставшаяся в Советской России и вернувшаяся в независимую Латвию, впоследствии также сделала военную или политическую карьеру уже в буржуазной Латвии. Например, Андрейс Аузанс, вернувшийся в 1923 г. в Латвию, в звании генерала продолжал службу начальником военно-топографического отдела латвийской армии, а в 1944 г. перебрался в Германию, откуда в 1948 г. переехал в Великобританию, где и скончался в 1953 году. Генерал Мисиньш вернулся в Латвию и с 1919 г. занимал должность начальника генерального штаба латвийской армии, а затем главного военного инспектора. Бывший депутат Госдумы Российской империи Янис Голдманис, которому и принадлежала инициатива создания латышских стрелковых формирований, вернулся в Латвию в 1918 году и дважды, в 1920-1921 и в 1925-1926 гг., возглавлял военное министерство Латвийской республики. Некоторые латышские стрелки, вернувшиеся в Латвию, в годы Второй мировой войны воевали против Советского Союза в составе латышских коллаборационистских формирований Третьего Рейха.

В современной Латвии, политики которой любят рассуждать о «советской оккупации» республики, почему-то предпочитают не вспоминать ту часть своей национальной , которая связана с красными латышскими стрелками и их огромным вкладом в защиту Октябрьской революции и победу Красной армии в Гражданской войне. Красные латышские стрелки, Вацетис и Фабрициус, чекисты и партийные деятели не вписываются в красивый миф о «демократической европейской Латвии и ужасах советской оккупации».

Личность Яна Фрицевича Фабрициуса - кавалера ордена Красного Знамени № 4 и первого четырежды удостоенного высшей советской награды - сама по себе малоинтересна. Но в связи с ним есть смысл поговорить о роли латышей в Гражданской войне, сто лет назад огненным колесом прокатившейся по России.

Мысль о создании латышских вооружённых формирований в составе Русской императорской армии возникла у латышей - депутатов Государственной думы в последние дни перед Первой мировой войной, в условиях заблаговременно начавшейся мобилизации. Однако царское правительство в то время неодобрительно смотрело на такие инициативы, не без основания считая прибалтов «ненадёжным элементом». Были ещё свежи в памяти беспорядки в Курляндской и Лифляндской губерниях накануне и в дни революции 1905 года. Поэтому латышских призывников и добровольцев сначала направляли в обычные воинские части, главным образом в XX армейский корпус, действовавший в Восточной Пруссии.

Ян Фабрициус

Ситуация коренным образом изменилась, когда, окружив и пленив героически сражавшийся XX корпус в февральских боях, весной 1915 года немецкие войска вторглись в Курляндию, а в сер. лета создали непосредственную угрозу Риге. В этих условиях командующий Северо-Западным фронтом генерал Михаил Алексеев подписал приказ № 322 (848-3287) об образовании латышских стрелковых батальонов. Осенью эти части продемонстрировали высокую устойчивость, не допустив падения Риги.

Латыши в массе люто ненавидели немцев, своих давних угнетателей, поэтому добровольцы в батальоны охотно прибывали не только из неоккупированных латышских районов, но даже из таких отдалённых окраин Российской империи, как Сахалин, где проживал в ссылке после отбытия каторги член РСДРП с 1903 года сын батрака Ян Фабрициус. Он добился соответствующего разрешения и был зачислен в ряды 1-го батальона, ставшего в ноябре 1916-го 1-м полком Латышской стрелковой дивизии.

В конце декабря дивизия вместе с сибирскими формированиями 12-й армии приняла участие в Митавской операции. После значительных первоначальных успехов, не поддержанных командованием Северного фронта (генерал Николай Рузский), наступление выдохлось и было прекращено. Среди солдат распространились слухи о предательстве на высшем уровне, имевшие под собой основание. Ужасные жертвы (одних только латышей за несколько дней выбыло из строя более девяти тыс.) оказались напрасными. Симпатии стрелков качнулись влево, чему в немалой степени способствовал кавалер ордена Святого Владимира старший унтер-офицер большевик Фабрициус.

Февральские события в Петрограде едва не привели к немедленному развалу русской армии (достаточно вспомнить подписанный Александром Керенским печально известный «Приказ № 1», отменявший в войсках единоначалие). Однако латыши и тут проявили стойкость. Правда, и они нацепили на шинели красные банты и учредили Исколастрел (этот мрачный неологизм расшифровывался как Исполнительный комитет латышских стрелков), при этом не допустили у себя ни расправ над офицерами (кстати, некоторые из них вступили в партию большевиков, чего не наблюдалось в среде чисто русского офицерства), ни дезертирства, в первые весенние недели выкашивавшего, подобно чуме, полки и дивизии по всему фронту.

Осенью 1917-го, окончательно распропагандированные, вняв обещаниям положить конец войне, ставшей для латышей вдвойне бессмысленной с потерей Риги, стрелки - в основном бывшие батраки или рабочие - твёрдо встали на сторону Советской власти и непосредственно на защиту её вождей, взяв под охрану Смольный. Именно их части, единственные сохранившие строгую дисциплину и высокую боеспособность, воспрепятствовали походу Петра Краснова и Александра Керенского на Петроград, а затем упорно сдерживали немцев, в свою очередь, пытавшихся посягнуть на «колыбель трёх революций».

Впрочем, деваться им было всё равно некуда. Если русский крестьянин бежал с фронта в свою деревню, казак - в станицу, а горец - в аул, то прибалтам путь на родину оказался отрезан. С другой стороны, такая ситуация сразу поставила их в привилегированное положение. Большевистское руководство тотчас сообразило, что при начинающемся грандиозном переустройстве России ни на кого нельзя положиться с такой уверенностью, как на этих новых варягов. Латыши сделались преторианцами, лейб-гвардией пролетарской революции.

Без их участия не обходилось ни одно крупное военное или внутриполитическое событие в стране. Стрелки разгоняли в январе 1918 года законно избранное Учредительное собрание, обеспечивали в марте переезд советского правительства в Москву, подавили здесь же в июле мятеж левых эсеров и в дальнейшем железной рукой расправлялись с антисоветскими восстаниями, в том числе с так называемой антоновщиной - крестьянским сопротивлением продразвёрстке в Тамбовской губернии. Неслучайно латышский национальный элемент наряду с еврейским доминировал в ВЧК (надо подчеркнуть: не численно).

Но, разумеется, считать латышей обыкновенными карателями нельзя. Полки Латышской стрелковой дивизии привлекались и для действий на фронте. По сути, это был мобильный советский спецназ, который по внутренним коммуникационным линиям то и дело перебрасывался на угрожаемые направления. Латыши успешно противостояли лучшим частям деникинцев, штурмовали врангелевский Крым. Пожалуй, самой серьёзной неудачей стала для стрелков операция по установлению Советской власти на их собственной родине.

В январе 1919-го сформированная из латышей и русских Армия Советской Латвии без большого труда заняла Ригу. Однако дальше продвинуться не удалось. А вскоре под угрозой окружения эстонскими (с севера) и польскими (с юга) отрядами советские войска вынуждены были полностью очистить Латвию.

За эти безуспешные бои Ян Фабрициус тем не менее получил награду (некоторые считают, что задним числом) - свой первый орден Красного Знамени. Всего их у него было четыре: второй - «за отличие в прорыве обороны белополяков под Сморгонью 14 июля 1920 г.», третий - «за участие в подавлении Кронштадтского мятежа» (лично повёл в атаку свой полк по льду Финского залива), последний - «за бои при наступлении на Варшаву и последующие арьергардные бои» в 1921 году.

В конце 1920 года Краснознамённую Латышскую дивизию расформировали. 12 тыс. рядовых пожелало вернуться на родину, в буржуазную Латвию. Комсостав в основном остался в России, где многие из латышей заняли видные военные и административные посты. На какое-то время.

Так, Яков Алкснис (дед известного российского политического деятеля) в 1931 году стал командующим ВВС РККА. В 1938-м расстрелян.

Густав Бокис, начальник механизированных войск РККА. Расстрелян в марте 1938-го.

Иоаким Вацетис, руководивший подавлением левоэсеровского мятежа, а с сентября 1918-го по июль 1919-го бывший главнокомандующим всеми Вооружёнными силами РСФСР. Расстрелян в 1938 году.

Карл Юлий Данишевский, руководивший латышскими стрелками вместе с Вацетисом, в послевоенные годы - председатель правления Внешторгбанка СССР и заместитель наркома лесной промышленности СССР. Расстрелян в январе 1938-го.

Кирилл Стуцка, последний комдив Латышской дивизии. Расстрелян в январе 1938-го.

Ивар Смилга, с мая 1919-го по январь 1921-го начальник Политуправления РВСР, руководившего деятельностью всех комиссаров в РККА. Расстрелян в январе 1937-го.

Фёдор Эйхманс, чекист с 1918 года, комендант знаменитого «поезда Троцкого», затем первый комендант Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН). Расстрелян в сентябре 1938-го.

Мартын Лацис (Ян Фридрихович Судрабс) - наряду с Феликсом Дзержинским один из первых чекистов. Легендарной стала цитата из его статьи, опубликованной в журнале «Красный террор»: «Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, - к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом - смысл и сущность красного террора».

Расстрелян в марте 1938-го.

Были репрессированы и многие простые латыши. Так, осенью 1937 года квартира арестованного НКВД и 28 ноября расстрелянного беспартийного главного инженера отдела машиностроительной промышленности Госплана СССР Александра Лаврентьева (деда автора) в 3-м Сыромятническом переулке была, как тогда выражались, «уплотнена». Новый жилец Карл Эсалнек, как явствует из данных, приведённых на сайте mos.memo.ru, 1898 года рождения, уроженец Латвии («Лифляндская губ., Валкский уезд, с. Божас, латыш»), член ВКП(б) с 1917-го по 1920 год (интересные даты, не правда ли?), инженер-электрик в конструкторском бюро треста «Техника безопасности», едва имел время отпраздновать новоселье. Он был расстрелян 10 марта 1938-го.

В каком-то смысле больше повезло тем стрелкам, кто, оставшись в СССР, заранее умер своей смертью, как глава профсоюза металлистов Иван Лепсе, или погиб в авиакатастрофе, как Ян Фабрициус (оба расстались с жизнью в 1929 году). Их имена до сих пор носят улицы российских городов, а прах покоится не в братских могилах на Бутовском полигоне и не у подмосковного посёлка Коммунарка.

Первая мировая война

Добровольцы 3-го Курземского батальона в 1915 году

Уже долгое время процесс изучения имен собственных осуществляется на профессиональном, научном уровне. Все имена рассматриваются в рамках дисциплины, называющейся ономастика. Ученые, работающие в данной области, рассматривают имена с точки зрения их возникновения, значения, а так же процесс их трансформации, если таковые имели место быть. В данной статье рассматриваются наиболее распространенные латышские имена и фамилии, примеры их перевода на русский язык. Ознакомиться с обзором эстонских имен и фамилий .

Очевидно, что латышские фамилии – это фамилии, носителями которых являются жители Латвии. Одна из особенностей латышских фамилий заключается в том, что они олицетворяют собой какой-либо предмет, профессию, звание. Многие латышские фамилии берут свое начало из Литвы и литовского языка. Как и во многих языках, окончание фамилии указывает на пол владельца.

Латышские фамилии по своему происхождению подразделяются на несколько групп:

1. Исконно-латышские фамилии, которые в свое время являлись нарицательными именами (слова, обозначавшие должность, титулы, принадлежность к определенной нации, животных, природные явления, какие-либо объекты);
2. Фамилии, которые состоят из двух компонентов – латышского и заимствованного;
3. Фамилии, которые были заимствованы из других стран.

Женские

Для того чтобы по фамилии определить пол человека, необходимо посмотреть на ее окончание.

Ниже приведен список наиболее распространенных женских фамилий в Латвии:

1. Jecabsone;
2. Auzina;
3. Alunane;
4. Apafu;
5. Neretniece;
6. Lace;
7. Podniece;
8. Apala;
9. Eglitise;
10. Pētersonе.

Мужские

В формировании мужских фамилий также большую роль играют окончания.

Обычно в конце мужских фамилий стоят такие буквы, как -s, -š, -is и, иногда, -us.

Ниже приведен список распространенных мужских фамилий в Латвии:

Имена

Латышские имена, как и фамилии, подразделяются на исконно-латышские имена и на заимствованные. В основном латышские имена олицетворяют какие-либо человеческие достоинства. В Латвии достаточно популярны христианские имена. Однако христианизация народа произошла сравнительно поздно, поэтому большой пласт имен связан с язычеством. Латышские имена также имеют окончания, которые указывают на пол владельца. Читайте об особенностях латышской кухни и где можно попробовать на этой странице .

Женские

Чаще всего исконно-латышские имена оканчиваются на буквы -е, -а. Ниже приведен список наиболее популярных женских имен в Латвии:

1. Лайма («богиня счастья»);
2. Илга («мечта»);
3. Лиге («нежная»);
4. Цериба («надежда»);
5. Мария («печальная»);
6. Анна («благоволение»);
7. Кристине («христианка»);
8. Инесе («непорочная»);
9. Еве («дающая жизнь»);
10. Илзе («терпеливая»).

Мужские

Исконно-латышские мужские имена оканчиваются на буквы -с, -s, is. Ниже приведен список наиболее популярных мужских имен в Латвии:

1. Дзинтарс («янтарь»);
2. Петерис («скала»);
3. Паулюс («младший»);
4. Валдис («могущественный»);
5. Айварс/ Иварс («защитник»);
6. Улдис («могущественный»);
7. Андрис («воин»);
8. Янис («милость Господа»);
9. Эдгарс («богатый»);
10. Центис («прилежность»).

Смешные имена и фамилии

Среди латышских имен существуют и такие, которые непривычны для русского человека.

Например, в Латвии были зарегистрированы следующие имена и фамилии:

1. Иллюмината;
2. Фортуната;
3. Схоластика;
4. Берзиньш;
5. Озолиньш;
6. Язеп;
7. Мирдза;
8. Круминьш;
9. Лиепиньш;
10. Екабс.

Список фамилий красных латышских стрелков

Красные латышские стрелки были восемью латышскими стрелковыми полками, которые были сформированы во время Первой мировой войны. Во время гражданской войны, стрелки поддержали большевиков и выступали в военных действиях под их началом. Зачастую подавляли восстания в различных российских городах, славились своей дисциплинированностью. Даже после расформирования, многие командиры достигли больших должностей. Читайте обзор парфюмерии и косметики Дзинтарс .

Перевод на русский

Даже если латышская фамилия дословно переводится на русский язык, обычно, ограничиваются транскрипцией, подчиняющейся правилам русского языка.

Ниже представлены примеры женских латышских фамилий, переведенных на русский язык:

1. Jecabsone – Якобсон;
2. Gžibovskа – Гзибовска;
3. Eglitise – Эглитис.

Мужские фамилии, переведенные на русский язык, выглядят следующим образом:

1. Pētersons – Петерсон;
2. Bērziņš – Берзиньш;
3. Kalniņš – Калниньш.

Как склоняются?

В русском языке склоняются только мужские фамилии. Женские же не меняют свою форму и не подчиняются правилам склонения.

Видео

Смотрите видео-ролик о том как изменить фамилию Латвии:

В какой-то степени имена отражают историю народа. Имена могут отображать вещи, которые люди считали или считают важными, или события, которые повлияли на людей и их жизнь. Латышские имена сохранили множество своих первоначальных имен, однако с каждым годом они встречаются все реже и реже.

Ноя 17, 2015 Татьяна Сумо

Казалось бы, миф и миф — нам жалко, что ли? Разве кому-то мешает легенда о 300 спартанцах, например? Но проблема в том, что миф о стрелках построен не только на своих, но и на чужих костях и на чужой репутации — в данном случае на русской.

Это началось еще в годы Первой мировой, когда экзальтированная героизация "своих" в латышской печати сопровождалась полным молчанием о действиях русских полков. Так и продолжается до сих пор. Желающие могут посетить филиал Военного музея в Мангали, неподалеку от Пулеметной горки, и попытаться найти хоть какое-то упоминание о русских.

Воевали одни латышские стрелки, а русские отсиживались в окопах — эта нехитрая мысль рефреном звучит в большинстве латышских текстов, посвященных Первой мировой.

Учебники и книги изобилуют фразами типа: "Хотя сознательное предательство [русского командования] не было доказано, возмущение стрелков было понятно", "Плевать я хотел на ваше Курземе!" (слова, якобы произнесенные главнокомандующим русской армией), "Использовать только латышские стрелковые полки" (телеграмма, якобы присланная из Ставки).

И вся эта белиберда методично вдалбливается уже сто лет — включая и советское время. Давайте уже разберемся, кто там воевал у Пулеметной горки.

А русских что, не было?

Латышским стрелкам с самого начала повезло вдвойне.

Во-первых, они появились в нужное время. 1915-й был годом Великого отступления русской армии, на фоне тяжелых поражений военная пропаганда отчаянно искала героические примеры. И небольшие добровольческие, прекрасно мотивированные (еще бы — защищать родное Курземе!) латышские части смотрелись выигрышно на фоне измотанных непрерывными боями русских полков.

Во-вторых, латышей очень грамотно "обкатывали": сначала использовали в засадах, пикетах, небольших стычках, лишь постепенно втягивая в боевую работу. Попади латышские батальоны в крупную мясорубку, которыми в тот год изобиловал Восточный фронт, на этом их история и кончилась бы.

Так, к моменту, когда линия фронта под Ригой стабилизировалась, латышские стрелки стали любимцами не только рижской, но и столичной прессы — "на безрыбье", так сказать. Правда, в 1916-м в ходе мартовского, а затем июльского наступления под Ригой они больших успехов не добились. Заняли первую линию окопов, но это такая стандартная картина позиционных битв Первой мировой — как взяли, так и сдали.

"Все эти "взятия первой-второй-третьей линии окопов" оказываются мифом; ни мы, ни 6-й корпус не стронулись почти с места. Перед нами своего рода Верден!" — писал про июльские бои под Кекавой Кравков, врач 7-го Сибирского корпуса. Сами латыши в неудачах неизменно винили соседей — сибирские полки, не проявлявшие особого "энтузиазма" при атаках.

А затем грянули Рождественские бои в районе знаменитой Пулеметной горки, и легенда о непобедимых латышах окончательно воспарила. Что латышские полки проявили там мужество и героизм — никто не спорит. Другое дело, что русских-то забыли напрочь. А ведь ту же Пулеметную горку, вопреки расхожему мнению, брали вовсе не штурмом. Она была очищена немцами под угрозой готовящейся атаки. В атаку должны были идти 11-й и 12-й сибирские полки с фронта, 16-й и 53-й сибирские, 3-й и 7-й латышские полки с юга. Четыре сибирских и два латышских. Так кто взял горку?

Или вот отрывок из донесения командира 2-й латышской стрелковой бригады полковника Аузана: "Когда вверенная мне бригада прорвала проволочные заграждения противника, штабс-капитан Озолс повел в прорыв батальон 10-го сибирского стрелкового полка, что впоследствии спасло бригаду от окружения, так как противник повел ряд атак именно на этот батальон".

Но все эти первоисточники давно и прочно забыты, а остался лишь миф о непревзойденных боевых качествах латышей по сравнению с трусоватыми русскими солдатами.

Русские полки в 1916-м действительно не проявляли того порыва, как в начале войны. Почему? Объясню на примере самих латышей.

Полковник Бангерский, который после Рождественских боев получил под командование 4-й Видземский полк, вспоминал: "Я видел его перед этими боями. Это был цвет латышской нации: статные бойцы с открытыми, смелыми взглядами и прекрасной выправкой. Часть же, которую я теперь принял, была печальным обломком того полка.

Взгляды стрелков были полны растерянности. Было заметно, что моральный дух подорван и царящее настроение неблагоприятно для дальнейшей боевой работы".

Это "царящее настроение" после Февральской революции толкнуло латышских стрелков в объятия большевиков — латыши первыми перешли на их сторону и стали их самыми верными адептами. Ведь именно большевики предлагали немедленный мир. А дураков идти на немецкие пулеметы "Освобождать Курземе от немецкого рабства" (строки из приказа, которым их подняли в атаку в Рождественских боях) больше не было.

В мае 1917 года в Ригу приезжал военный министр Керенский, уговаривал армию начать новое наступление. "Гражданин министр! Латышскому стрелку не страшно умирать за идею, но, умирая на поле боя, он желает знать — за что, — ответили ему латыши. — Мы не верим, что в данный момент кровавое наступление по всему фронту спасет Российскую революцию и свободу".

То есть как только латыши понесли первые СЕРЬЕЗНЫЕ потери, они стали ровно такими же скептиками ("не верим!"), как и сибиряки. В Рождественских боях две латышские бригады, по подсчетам Аузана, из 12 159 человек потеряли убитыми и ранеными 4950. Почти 41% личного состава — да, это много. Но по сравнению русскими полками это еще очень щадящие цифры.

Возьмем, например, 17-й сибирский стрелковый полк, который только в летних боях 1916 года под Кекавой потерял 3216 человек — 80% личного состава! А к началу Рождественских боев его общие потери с начала войны составили 11 300 человек. Это значит, что при стандартном штате в 4 тысячи личный состав несколько раз полностью поменялся. И это обычное дело: 18-й сибирский полк потерял 9409 человек, 20-й — 11 248 человек.

Так если латышские стрелки, потеряв 40% личного состава, совершено охладели к освобождению родного Курземе, то что должны были ощущать терявшие по 300% сибирские полки, для которых это Курземе — вообще пустой звук?

Понятно, что и те и другие ухватились за обещания мира Лениным, только у латышей этот процесс шел куда быстрее, что сыграло с ними злую шутку в боях на Малой Югле.

Спартанцы Малой Юглы

В канонической латышской версии события на Малой Югле описываются так: 1 сентября 1917 года немцы форсировали Даугаву южнее Риги и хотели окружить здесь 12-ю русскую армию. Но на пути наступающих встала 2-я латышская стрелковая бригада. 2 сентября, окопавшись на речке Малая Югла, она продержалась целый день и дала возможность армии выскользнуть из кольца.

В целом все правильно, но дьявол кроется в деталях. Например, почему удар немцев пришелся именно по латышской бригаде? Да потому, что с утра 2 сентября они попытались атаковать позиции стоявшего рядом русского 129-го Бессарабского полка — и были отбиты.

После чего логично решили перенести главный удар на латышей: ведь они знали, что это самые большевизированные части армии — а такие, как правило, были и самыми нестойкими.

Командир 5-го Земгальского полка, вынесшего главную тяжесть боя, полковник Вацетис, писал, что его разведчики даже слышали разговоры немецких офицеров: "Da stehen Letten; das sind nicht Russen!" ("Здесь стоят латыши, это не русские").

Тут немцы ошиблись, латыши тоже устояли — при поддержке трех русских батарей, среди которых одна 8-дюймовая, это страшное оружие против наступающей пехоты. В этом бою 5-й Земгальский лишился 67% стрелков. Герои, нет слов. Но такие же чудеса героизма проявляли и русские полки. Например, в 1915 году, обороняясь под польским местечком Воля Шидловская, 98-й Юрьевский пехотный полк погиб вообще в полном составе вместе со своим командиром. "Понимаешь, ни души. Как в воду канул целый полк", — писал с передовой один из очевидцев.

То есть что мы имеем в итоге в лице латышских стрелков? Хороших, крепких вояк, гораздо более мотивированных, чем остальные (все же война идет непосредственно на родной земле), но в принципе ничем не оправдывающих то пренебрежительное отношение к русским солдатам, которое сквозит в латышских рассказах о Первой мировой.

Беда в том, что в СССР, где эта война была объявлена империалистической, некому было доносить до широкой общественности подвиги русских полков. А вот историю латышских стрелков и в ЛР (рассказывая про мировую войну), и в СССР (описывая Гражданскую) холили, лелеяли и вдалбливали школьникам в головы.

Гостья из прошлого

Но в Гражданскую-то, спросите вы, латышские стрелки действительно были непобедимы? Недаром же Демьян Бедный писал: "Любые фланги обеспечены, когда на флангах латыши!"

Куда же делась их "усталость от войны"?

Никуда. Просто, во-первых, помните, как у Шолохова в "Тихом Доне" рассуждали фронтовики про Гражданскую: "Рази это война? Так, одно подобие. В германскую, бывало, немец как сыпанет из орудий — полки выкашивал под корень. А тут зараз двоих из сотни поранют — урон, говорят!" По интенсивности боевых действий Гражданская с Первой мировой соотносится примерно так же, как нынешняя АТО в Донбассе — с Великой Отечественной. Для обычной воинской части, прошедшей Первую мировую, Гражданская — это "война-лайт".

И тут мы плавно переходим к "во-вторых"…

Представьте себя, что вчера в Донбассе каким-то чудом (провал во времени, например) материализовалась 24-я мотострелковая Самаро-Ульяновская, Бердичевская ордена Октябрьской Революции трижды Краснознаменная орденов Суворова и Богдана Хмельницкого Железная дивизия Прикарпатского военного округа. Прямо из 1985 года. То есть перволинейная дивизия Советской армии, учившаяся военному делу "настоящим образом", регулярно проводившая масштабные учения, умеющая организовать патрульную службу, боевое охранение, взаимодействовать с соседями и родами оружия.

Выступив на любой стороне конфликта, она его тут же и закончит, в одиночку раскатав в блин хоть всю украинскую армию (забывшую, что такое не то что батальонные учения, а даже ротные тактические занятия), хоть ополчение. Кто сомневается в последнем, может вспомнить, как легко и непринужденно аналогичная по классу 3-я механизированная дивизия армии США взяла Багдад, намотав на гусеницы тамошних ополченцев и нацгвардейцев.

Так вот латышская стрелковая дивизия в 1919-1920 гг. и оказалась такой "гостьей из прошлого". Дело в том, что ВСЕ части русской армии большевики расформировали. Причем самые боеспособные — в первую очередь (чем боеспособнее была часть, тем хуже ее личный состав относится к большевикам).

Все — за единственным исключением: Латышской стрелковой дивизии. Это, как мы уже выяснили, было обычное соединение Первой мировой. Но на фоне создаваемых с полного нуля что красных, что белых частей она и впрямь смотрелась неимоверно круто.

Почему же большевики не расформировали и латышских стрелков?

А их-то им опасаться не приходилось — куда латыши на фиг денутся с подводной лодки? Это русские полки в любой момент могли перейти на сторону белых, поднять мятеж, а то и просто побросать винтовки да и разойтись по домам.

А латышам куда расходиться? Ведь Латвия по условиям Брестского мира осталась под немцами. Вернуться на родину они могли только после мировой революции, которую им обещал Ленин. К белым, ненавидевшим их лютой ненавистью как верных ленинцев, стрелкам тоже был путь заказан.

Так оторванная от родины и сплоченная дивизия латышских стрелков оказалась на фронтах Гражданской войны, где ей противостояли наскоро сколоченные и чаще всего не имеющие никакой мотивации мобилизованные части. Полный аналог армейских батальонов ВСУ в Донбассе с аналогичным же результатом.

Но как только с латышскими стрелками начинали воевать более-менее организованные части, то яркие успехи дивизии моментально кончались. Весной 1919 года под Ригой красных латышей разбила немецкая Железная дивизия. Осенью 1919-го под Орлом бои латышской дивизии с деникинской "гвардией" (1-й армейский корпус Кутепова) напоминали борьбу нанайских мальчиков: шаг вперед — два шага назад.

Красные выиграли операцию за счет общего превосходства сил на других участках, а не за счет какой-то феерической победы латышей.

Тут к чести латышских стрелков надо отметить, что, вопреки мнению об их запредельной жестокости, источники говорят иное.

Так, Александр Трушнович, командир одной из пулеметных команд Корниловской дивизии, вспоминал, как белые сначала были выбиты их Верхопенки латышами, а затем вернули ее контратакой. При отходе их раненые офицеры оставались в селе. "При повторном наступлении я увидел их лежащими так, как мы их оставили, — пишет Трушнович. — Латыши над ними не издевались и их не добили". Для Гражданской это был неординарный поступок.

* * *

"Между тем советские военные части разместились по своим базам. В Риге на улицах появились красноармейцы, которых нередко задевали латышские юнкера, воспитанные на идее великодержавности Латвии: им внушали, что латыши, которые в мировую войну разбили Германию и Россию и завоевали себе свободу, разобьют их и теперь. Отсюда такое заносчивое поведение латышской молодежи и страшное впоследствии разочарование ".

Видите, национальные мифы — в том числе миф о непобедимых стрелках — не так безобидны, как кажутся на первый взгляд. И знать, "как оно там было на самом деле", может оказаться очень небесполезно.

Это, впрочем, и к нам, русским, относится.