Победы украинского казацкого войска в конотопской битве. Выговский - Ющенко: тревожные параллели. й этап: окружение отряда князя Семёна Пожарского войсками крымского хана

В новых учебниках истории Украины одним из важнейших событий истории незалежной и Европы считается великая битва при Конотопе 1659-го года, когда 15000 украинцев под началом гетмана Выговского уничтожили 150 000 русских оккупантов и весь цвет русского дворянства.

Президентом Ющенко в 2008-м году был подписан указ о праздновании 350-летия Конотопской битвы. Эта великая перемога отмечается на Украине иногда чуть ли не как «День победы в ВОВ» - с историческими реконструкциями и присутствием первых лиц государства, построены памятники, выпущены памятные монеты. В Крыму и Севастополе администрации поручили рассмотреть о переименовании улиц в честь участников этой битвы.

Юбилейная монета победы над русскими при Конотопе. Поздравления россиян с 350-летием битвы при Конотопе во время выступления президента Ющенко

Памятник победы над русскими при Конотопе

Удивительно, но у нас в России мало знают об этой страшной трагедии и позорной странице нашей истории. Как же всё было на самом деле?

Конотопская битва является одним из эпизодов Русско-польской войны, которая длилась с 1654 по 1667 гг. Началась она тогда, когда после неоднократных просьб гетмана Богдана Хмельницкого Земский собор принял в российское подданство запорожское войско с людьми и землями. Во время этой войны России, едва опомнившейся от тяжких времён смуты, пришлось воевать не только с Речью Посполитой (союзом Литвы и Польши с оккупированными землями русского воеводства (Малороссии)), но также и с Швецией и с Крымским Ханством, то есть, в общем-то, со всеми.

Умирая, Богдан Хмельницкий завещал гетманство своему сыну Юрию, однако частью казацкой верхушки при тайной поддержке польской шляхты казацким гетманом был назначен Иван Выговский - шляхтич, некогда служивший в регулярных войсках польского короля Владислава IV. Царь Алексей Михайлович одобрил избрание гетмана. Однако простые казаки гетмана невзлюбили, особенно в восточной части Малороссии. Как рассказывал проезжавший по Малой Руси в декабре 1657 года греческий митрополит Колоссийский Михаил, «гетмана Ивана Выговского заднепровкие черкасы любят. А которые по сю сторону Днепра, и те де черкасы и вся чернь ево не любят, а опасаютца того, что он поляк, и чтоб де у него с поляки какова совету не было». В итоге гетман предал царя и переметнулся на сторону поляков, приняв титул «Великого гетмана княжества Русского» (заметьте, РУССКОГО, не украинского).

Действия Выговского, нацеленные на новое подчинение польской Короне, вызвали сильное сопротивление среди казаков. Против Выговского выступила Запорожская сечь, Полтавский и Миргородский полки. Чтоб навязать свою власть казакам силой, Выговскому пришлось, помимо польского короля, присягать ещё и крымскому хану Мехмеду IV Гирею, чтобы тот оказал ему военную помощь.

Царь Алексей Михайлович, не желая войны, начал переговоры с Выговским о мирном разрешении конфликта, но они не принесли результата. Осенью 1658 на Украину вступает Белгородский полк князя Григория Ромодановского.

В ноябре Выговский запросил мира и подтвердил свою верность присяге русскому царю, а в декабре опять изменил присяге, соединившись с татарами и польским отрядом Потоцкого.

26 марта 1659 года князь Алексей Трубецкой двинулся против Выговского. 40 дней Трубецкой уговаривал его решить дело миром, но безрезультатно. После чего повёл свою армию на осаду Конотопа.

Вот сколько войск насчитывала русская армия (списки из разрядного приказа от 11 апреля 1659):
Армия князя Трубецкого - 12302 чел.

Армия князя Ромодановского - 7333.
Армия князя Куракина - 6472.

На момент Конотопской битвы в связи с потерями и отправкой в гарнизон Ромен приказа В. Философова в полку князя Куракина насчитывалось 5000 человек. В июне 1659 к полку князя Трубецкого присоединились: солдатский (усиленного инженерного назначения) полк Николая Баумана - 1500 человек, рейтарский полк Уильяма Джонстона - 1000 человек, московские и городовые дворяне и дети боярские - 1500 человек.

Таким образом, общая численность русских войск на момент битвы составляла около 28600 человек.

Общая численность коалиции татар и Выговского:

Войско хана Мехмеда Гирея: около 30-35 тыс. чел.
Казацкие полки гетмана Выговского: 16 тыс.
Польско-литовские наёмники: от 1,5 до 3 тыс.
Итого: общая численность войск коалиции Выговского составляла от 47500 до 54000 чел.

То есть 28000 против 47000-54000. Откуда украинские историки взяли остальные 122000 «вежливых людей», непонятно. Видимо, в фальсификации русских исторических документов виноват лично Путин (именно он склонил к этому царя Алексея Михайловича в обмен за скидку на газ). А грамоты со списками служивых людей, по которым получали тогда жалование русские войска, специально были изменены…

Сама битва

28 июня 1659 года крымские татары напали на малочисленные конные сторожевые отряды, охранявшие лагерь русской армии Трубецкого. Князь Пожарский с 4000 служивых людей и 2000 верных русскому царю запорожских казаков, атаковали татар нуреддин-султана Адиль-Гирея и немецких драгун, разбили их, нанесли им поражение и погнали в юго-восточном направлении. Заметьте, около 6000, не 150000!

Шотландец Патрик Гордон так описывал произошедшее: «Пожарский преследовал татар через гать и болото. Хан, незаметно стоявший с войском в долине, вдруг вырвался оттуда тремя огромными, как тучи, массами».

Отряд Пожарского численностью около 6 тысяч человек попал в засаду. Русскому отряду противостояла почти 40-тысячная армия, в состав которой входили крымские татары под командованием хана Мехмеда IV Гирея и наёмники. Пожарский попытался развернуть отряд в сторону основного удара ханских войск, но не успел. Выпустив тысячи стрел, татары пошли в атаку. Из приданных Пожарскому рейтар только один полк (полковника Фанстробеля) «сумел повернуть фронт и дать залп из карабинов прямо в упор по атакующей татарской коннице. Однако это не смогло остановить ордынцев, и после короткого боя полк был истреблён». Имея значительное превосходство в живой силе, татарам удалось окружить отряд Пожарского и разбить его в ближнем бою. Это уже был не бой, а избиение врагом, который превосходил по численности русский авангард в 6 раз. В этот момент, то есть к шапочному разбору, когда исход битвы уже практически был решён, и подошёл Выговский со своими 16000. Вот, собственно, в чём и состоит его Великая Перемога.

Так что речь может идти никак не о гибели 150000 русского войска, а об уничтожении 6000-го авангарда, оторвавшегося от основных сил (22 000 человек) и попавшего в засаду. И даже это локальное поражение русской армии нанесли никак не гетман Выговский, с его правобережными казаками, а крымские татары.

Дальнейшая судьба попавших в засаду русских была печальна. По словам Гордона, «хан, будучи слишком проворен для русских, окружил и одолел их, так что спаслись немногие» . Погибли и казаки гетмана Беспалого, который писал Алексею Михайловичу: «…на том, Государь, бою при князь Семёне Петровиче Львове и князе Семёне Романовиче Пожарском всех смертно побито, насилу, Государь, через войска Выговского и татарские несколько десятков человек пробилися в войско до табору» . Сам князь Семён Пожарский, до последней возможности сражаясь с врагами, «многих… посекаша и храбрство свое велие простираше» , попал в плен.

Самого Пожарского хан казнил уже в плену, когда тот назвал Выговского изменником и плюнул в лицо хану. Остальных пленных также казнили. По словам Наима Челеби, первоначально русских пленных хотели отпустить за выкуп (по обычной практике того времени), но это было отвергнуто «дальновидными и опытными татарами»: мы «…должны употребить все старания, чтобы укрепить вражду между россиянами и казаками, и совершенно преградить им путь к примирению; мы должны, не мечтая о богатстве, решиться перерезать их всех… Перед палатою ханскою отрубили головы всем значительным пленникам, после чего и каждый воин порознь предал мечу доставшихся на его долю пленников».

Об упорном характере боя свидетельствуют описания ранений тех, кто сумел вырваться из окружения и добраться до лагеря Трубецкого: Борис Семенов сын Толстой «по правой щеке и по носу посечен саблею, да по правой руке ниже локтя пострелен из лука», Михайло Степанов сын Голенищев Кутузов (предок великого фельдмаршала М. И. Кутузова) «сечен саблею по обеим щекам, да по левому плечу, и по левой руке», Иван Ондреев сын Зыбин «по голове посечен саблею да по правому виску от глаза и до уха пострелян из лука».

Дальнейшие боевые действие коалиции против русских войск особого успеха не имели.

29 июня войска Выговского и Крымского хана выдвинулись к лагерю князя Трубецкого у села Подлипное, пытаясь взять лагерь в осаду. К этому времени князь Трубецкой уже успел закончить объединение лагерей своей армии. Завязалась артиллерийская дуэль.

В ночь на 30 июня Выговский решился на штурм. Атака закончилась провалом, а в результате контратаки русской армии войска Выговского были выбиты из своих укреплений. В ходе ночного боя сам Выговский был ранен. Ещё немного, и войско Трубецкого «овладело б (нашим) табором, ибо уже вломилось в него» , - вспоминал сам гетман. Войска гетмана и хана были отброшены на 5 вёрст.

Несмотря на успех ночной контратаки армии Трубецкого, стратегическая обстановка в районе Конотопа изменилась. Далее осаждать Конотоп, имея в тылу многочисленного неприятеля, стало бессмысленным. 2 июля Трубецкой снял осаду с города, и армия под прикрытием гуляй-города начала отход к реке Сейм.

Выговский и хан попытались снова напасть на армию Трубецкого. И снова эта попытка окончилась неудачей. По словам пленных, потери Выговского и хана составили около 6000 человек. В этом бою большие потери понесли и наёмники Выговского. Командовавшие наёмными хоругвями братья гетмана полковники Юрий и Илья Выговские вспоминали, что «в то де время на приступех казатцкого войска и татар побито много, и ляцкого де войска убит маер и хорунжие и капитаны и иные начальные многие люди» . Потери русской стороны оказались минимальны. Гетман Беспалый докладывал царю: «К табору, Государь, нашему жестокие приступы неприятели чинили, и, за милостью Божиею… мы отпор давали тем наприятелем и помехи никакие не отнесли, и многих тех неприятелей на отходе и в походе побивали, и пришли, Государь, к реке Сейм дал Бог здорово
4 июля стало известно, что путивльский воевода князь Григорий Долгоруков выступил на помощь армии князя Трубецкого. Но Трубецкой приказал Долгорукову вернуться в Путивль, сказав, что у него достаточно сил для обороны от противника и помощь ему не нужна.

Согласно российским архивным данным, «Всего на конотопском на большом бою и на отводе: полку боярина и воеводы князя Алексея Никитича Трубецкого с товарищи московского чину, городовых дворян и детей боярских, и новокрещенов, мурз и татар, и казаков, и рейтарского строю начальных людей и рейтар, драгунов, солдатов и стрельцов побито и в полон поймано 4769 человек» . Основные потери пришлись на отряд князя Пожарского, попавшего в первый день в засаду. Не 150000 и даже не 30000, а 4769. Почти все из них погибли в битве с татарами, а никак не с гарным хлопцем и гетманам княжество русского Выговским.

После отступления русских войск татары начали грабить украинские (хотя слова «Украина» тогда не было) хутора (на левобережной Украине), сожгли 4674 домов и взяли в плен более 25000 мирных крестьян.

Что мы имеем в конечном итоге?

1. Украинцы не участвовали в конотопской битве. Участвовал гетман самопровозглашённого РУССКОГО княжества Выговский и подданные этого РУССКОГО княжества, соответственно, русские в основном правобережные казаки.

2. Если допустить, что те русские казаки всё-таки были предками нынешних украинцев и их можно в какой-то степени назвать протоукрами, хотя сами они себя таковыми не считали, то даже в этом случае вся заслуга Выговского, 4 раза предававшего своих царей (2 раза польского и 2 раза русского), и его казаков заключается в том, что: а) он натравил на русских и запорожских казаков татар и б) поучаствовал на заключительном этапе в добивании авангарда русских, при том, что против 1-го русского было 8 татар, казаков, литовцев и немцев.

3. Армия русская не была разбита, а под давлением численно превосходящего врага вынуждена была снять осаду с Конотопа. Преследование русской армии было неудачным и привело к большим потерям со стороны коалиции и минимальным со стороны русских. Потери русских составили всего 4769 человек убитыми и пленными, то есть приблизительно 1/6 часть армии и 2000 левобережных казаков. Выговский и татары потеряли от 7000 до 10000. Сама русско-польская война окончилась победой нашего государства, были возвращены Смоленск, нынешняя восточная Украина, а наши враги были разгромлены и вскоре перестали существовать.

Через 150 лет Литва, Польша, Русское воеводство, Крымское ханство, ногайские орды и другие, часть шведского королевства и Османской империи стали частью Российской империи.

И что же празднуют наши украинские братья?

Победу 35000-го войска татар над заманенными в болото 4000 русских и 2000 запорожских казаков.

Кого чествуют?

Человека, считавшего себя гетманом РУССКОГО княжества, 4 раза изменившего своим государям, натравившего на свой народ татар и начавшего эпоху, именуемую на Украине «Руиной».

Откуда же взялись 150-тысячная армия русских и 30000-50000 убитых?

А как ни странно, в середине 19-го века в трудах нашего соотечественника Соловьёва, которого ещё при жизни подвергли критике историки и даже собственные друзья, причём не только в России, но и за рубежом.

Согласно американскому историку Брайану Дэвису, «высказывание Соловьёва справедливо только в том смысле, что как минимум 259 из убитых и пленных принадлежали к офицерским чинам. Вот исходя из количества офицеров и дворян Соловьёв и нарисовал число 150000.

Надо сказать, что в 1651 г. общее число ратных людей в России вообще равнялось 133210 человек. Как вы думаете, какую часть этой армии могла отправить Россия воевать с мятежным гетманом, если она вела военные действия от Балтики до Чёрного моря, и основные вражеские силы были сосредоточены на северо-западе страны у границ с Швецией, Польшей и в Прибалтике, и при этом нужно было оставить гарнизоны в городах и крепостях - от Иркутска до Иван-города и от Архангельска до Астрахани? В стране было беспокойно: ведь скоро начнётся восстание Разина…

Можно спорить о численности армий сколько угодно и придумывать сколько угодно, но была при царе Алексее Михайловиче такая вещь как списки полков и отчёты о потерях по разрядному приказу . Списки потерь из Разрядного приказа - это не летопись или хроника частного лица, не владеющего точной информацией, а документальный отчёт, предоставленный воеводой непосредственно царю. Делопроизводственная документация русских приказов составлялась в первую очередь в интересах контроля за финансами и снабжением вооружённых сил, поэтому за ней тщательно следили и писали только реальные цифры, вот как раз эти сведения и являются единственно верными, отсюда и точные до человека числа ратников, входивших в полки и точное число потерь у русских. И сильный разброс потерь среди армии Выгодского и крымских татар: у тех просто не вели такой статистики, а оценивали численность на глаз или как кому хотелось…

29.6.1659 (12.7). – Конотопская битва между потерпевшим поражение московско-запорожским войском и гетманско-польско-татарским войском Выговского.

Памятный знак в честь "поражения русских войск от народов Западной Европы" в битве под Конотопом во время русско-польской войны 1654-1667 гг.

Конотопская битва состоялась во время между малороссийским гетманским войском Выговского (в союзе с крымскими татарами и поляками, с большим отрядом иностранных наемников) и московским войском князя А.Н. Трубецкого (в союзе с запорожскими казаками). Московская сторона в этой битве потерпела поражение и отступила. На "незалежней" Украине это событие прославляется как грандиозная "победа над москальскими колонизаторами в борьбе Украины за независимость": это «событие, постоянно окруженное атмосферой благодарной памяти потомков», «самое большое в Европе военное поражение», «30 тысяч московских трупов устлали конотопские поля», – пишут "историки" Мыкола Аркас и Дмытро Дорошенко. «Под Конотопом царское войско потерпело одно из самых страшных в своей истории поражений» (укро-канадский "историк" Орест Субтельный). Что же там было на самом деле?

В результате освободительной войны против поляков под предводительством Малороссия в результате прошения к решением в 1654 г. вернулась в состав России. Однако после смерти Хмельницкого новым гетманом стал Иван Выговский, который опасался со стороны Москвы отмены привилегий для казачьей верхушки и симпатизировал Польше с ее шляхетскими вольностями. Надо при этом подчеркнуть, что Выговский никогда не был гетманом всей Малороссии, значительная часть Левобережья его не признавала именно потому, что он хотел вернуть Украину под польскую власть.

В начале восстания Хмельницкого Выговский служил в польских войсках, сражавшихся против казаков, в 1648 г. попал к казакам в плен, но не только сумел уцелеть, но втерся в доверие к самому Хмельницкому и к моменту смерти гетмана был уже Генеральным Писарем. Хитрый и пронырливый, он еще при жизни Хмельницкого пошел по пути двурушничества, играл одновременно на две стороны: на Москву и на Варшаву. Даже украинский националист-историк Грушевский пишет об этом двурушничестве, лукаво называя его "тонкой дипломатией". Факт получения Выговским денег за доверительные сообщения по одному и тому же вопросу и от русских, и от поляков подтверждают документы и московских, и варшавских архивов. Установлено также и получение Выговским жалованных грамот на крупные имения, населенные крестьянами, и от русского Царя, и от польского короля. Став гетманом и поклявшись в верности русскому Царю, Выговский начинает постепенно окружать себя отрядами наемников из числа немцев и поляков. Эти наемные силы были ему нужны, чтобы держать в подчинении недоверчивую массу казаков.

Его приготовления не остались незамеченными казацкой старшиной. Полтавский полковник Мартын Пушкарь и запорожский кошевой Барабаш неоднократно доносили в Москву о подозрительных действиях и намерениях Выговского, но Москва не предприняла никаких мер и по-прежнему верила в лояльность Выговского. Тем не менее руководителей вспыхнувшего восстания против Выговского – полтавского полковника Мартына Пушкаря и кошевого атамана запорожских казаков Якова Барабаша – украинские историки обвиняют в том, что они начали восстание якобы из-за подстрекательств Москвы.

Выговский, имея уже твердое обещание поддержки от Польши и татар, в начале лета 1658 г. двинулся на Полтаву. При помощи наемных немецких войск и татар ему удалось разбить Пушкаря и пришедших к нему на помощь запорожцев и жестоко расправиться со своими политическими противниками. В награду за помощь Выговский дал татарам разрешение грабить и уводить в плен население ряда городов и местечек. Летописец об этом пишет: «даде на разграбление и пленение Гадяч, Миргород, Обухов, Веприк, Сорочинцы, Лютенки, Ковалевку, Бурки, Богочку...». Так "патриот Украины" расплачивался со своими иностранными союзниками свободой собственных соплеменников, которых было уведено татарами в плен около 50 тысяч человек.

Почувствовав в себе силу, Выговский приступил к самой заветной своей мечте – таково было подписание им Гадячского договора с поляками (6.9.1658) о вхождении Гетманщины в состав Речи Посполитой под названием "Великого Княжества Русского" как третьего члена двусторонней унии Польши и Литвы.

Однако даже после этого Выговский не осмелился в открытую заявить об этом договоре, поскольку знал, что казаки возмутятся. Еще до подписания Гадячского договора брат Выговского Данило пытался выбить из Киева русский гарнизон Шереметева, но потерпел сокрушительное поражение. Сам Выговский поспешил на помощь, но был взят Шереметевым в плен. Гетман второй раз присягнул на верность России, обязуясь не воевать больше с царскими войсками, распустить свою армию и отправить татар в Крым. Шереметев поверил клятве и отпустил Выговского с миром. Об этом эпизоде у самостийных историков нельзя найти ни строчки, несмотря на то, что донесения Шереметьева находятся в открытом доступе ЦГАДА (Центральный государственный архив древних актов).

Вскоре после неудачи под Киевом Выговский предпринял наступление на войска князя Ромодановского, стоявшие на границе, но был отброшен. Отступая, Выговский разорял города и села. И лишь после этого в Москве, наконец, осознали предательство Выговского. Он был объявлен изменником, и в ноябре 1658 г. под Варвой казаки, сохранившие верность России, избрали наказным (временным) гетманом Ивана Беспалого вместо Выговского.

В Малороссию было отправлено московское войско под командованием воеводы князя Трубецкого (который впоследствии стал крестным отцом ). Союзниками Москвы выступили казаки-запорожцы. Навстречу им выдвинулась армия гетмана Выговского вместе с поляками и крымскими татарами.

Битва состоялась недалеко от города Конотоп, возле села Сосновка. Выговский имел 25 тысяч войска, союзный с ним крымский хан Мехмед IV Гирей – 30 тысяч, польский отряд А. Потоцкого – 3800 войска. Силы московского войска были вдвое меньшими: конница князей С. Р. Пожарского и С. П. Львова насчитывала около 30 тысяч воинов, и слободские казаки наказного гетмана Ивана Беспалого – 2 тысячи. Исход сражения определили татары, ударившие из засады в тыл и разбившие семитысячный отряд дворянской конницы под командованием Трубецкого.

По реконструкции событий, сделанной русским военным историком В. Каргалововым, воевода Трубецкой приказал отступать таборами в кольце обозных телег, которые, сомкнувшись, образовывали своего рода подвижные крепости. Пешие солдаты под прикрытием обоза отражали наскоки конницы ружейным и пушечным огнем. Из проемов между телегами контратаковали отряды дворянской конницы. В полном порядке армия Трубецкого переправилась на правую сторону Сейма и затем отошла к крепости в Путивле.

По казацкой "Летописи Самовидца" XVII столетия, потери русских в битве и при отступлении, составили от 20 до 30 тысяч человек, однако эти цифры трудно считать достоверными – такова была численность всего войска Трубецкого. Согласно российским архивным данным, «Всего на конотопском на большом бою и на отводе: полку боярина и воеводы князя Алексея Никитича Трубецкого с товарищи московского чину, городовых дворян и детей боярских, и новокрещенов мурз и татар, и казаков, и рейтарского строю начальных людей и рейтар, драгунов, солдатов и стрельцов побито и в полон поймано 4761 человек» (Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами во второй половине XVII века).

Сразу же после Конотопской битвы татары перестали считаться с Выговским и продолжили грабить города Малороссии. Таким образом, битва при Конотопе не только не укрепила авторитет Выговского, но усилила оппозиционные настроения и вызвала новые восстания казаков против него. Немедленно после битвы запорожский кошевой атаман Иван Сирко напал на ногайские улусы, что заставило крымского хана с основными силами уйти в Крым и оставить Выговского. К восставшим городам Ромны, Гадяч, Лохвица присоединилась усмиренная Выговским в предыдущем году Полтава. Против Выговского выступили два влиятельных духовных лица – Максим Филимонович, протопоп из Нежина, и Семен Адамович, протопоп из Ични. К сентябрю 1659 г., то есть через два месяца после успешной для Выговского битвы, присягу русскому Царю приняли полковник киевский Иван Екимович, переяславский Тимофей Цецюра, черниговский Аникей Силин с казацкими полками и населением этих городов. Уже через короткое время сохранившаяся армия Трубецкого (якобы уничтоженная под Конотопом двумя месяцами ранее) торжественно вступила в Нежин, где русскому Царю присягнули мещане и казаки полка под командованием Василия Золотаренка.

Руководство данных полков и запорожские казаки под командованием Ивана Сирко выдвинули кандидатуру нового гетмана – Юрия Хмельницкого. На казацкой раде в местечке Гармановцы на Киевщине они подтвердили свое решение и зарубили Сулиму и Верещаку, послов Выговского, которые подписали с поляками Гадячское соглашение, вызвавшее войну, а сам Выговский бежал с этой рады. В октябре 1659 г. казацкая рада в Белой Церкви окончательно утвердила Юрия Хмельницкого как нового гетмана. Выговский тут же вынужден был отречься от власти и передал гетманские клейноды новому гетману. Выговскому, бросив в Чигирине собственную семью, пришлось бежать в Польшу, где спустя некоторое время поляки обвинили его в измене и казнили.

Итак, резюмируя все выизложенное – временная тактическая победа Выговского, давшаяся ему исключительно при помощи татар и наемников, не смогла уничтожить русско-казацкое войско (хотя и значительно его потрепала) и обернулась в результате стратегическим поражением гетмана-предателя – после оглашения Гадячского договора от него отвернулись те последние казаки, которые были верны ему. А символический итог Второй Переяславской Рады 17 октября 1659 г. еще раз показал под чьей властью желал находится народ Малороссии.

Сегодня самостийные псевдопатриоты тщательно замалчивают то, что малороссийский народ был категорически против Выговского. Когда 24 августа (любопытная дата) 1658 г. русский гарнизон Василия Шереметева под Киевом рассеял войска Выговского, пытавшиеся выбить русских из города, взятые в плен казаки признавались Шереметеву, что они «под Киев пришли по большой неволе; старшины де их высылали, бив, а иных и рубили». Без наемников Выговский не правил бы ни единого дня. Польский посол Беневский писал о гетмане, что он, “заручившись допомогою татарского войска... задумал одними тиранскими способами заставить казаков покоряться, иначе бы не мог удержаться”.

Когда Выговский угрожал восставшему против него Мартыну Пушкарю неблагословением киевского митрополита, Пушкарь ответил: «Неблагословение ваше пастырское должно пасть на главы изменников, приемлющих неверных царей, а мы признаем своим властелином одного только царя православного». Беневский сообщал о настроениях запорожских казаков: «Запорожцы... хотят служить царю; послов, которых Выговский послал к хану, перехватили и утопили, а своих послов с письмами Выговского хану послали в Москву, предостерегаючи Москву царя, что Выговский изменяет царю».

В то время вообще ни "украинской" национальности, ни такой государственной принадлежности не существовало. просил Царя взять под свою защиту «народ православный христианский из Малыя сия России», ибо враги хотят, «дабы имя русское не помянулось в земле нашей». (Акты Южной и Западной России, т. ХIII). После русский изменил свой титул на «Всея Великія и Малыя и Белыя Россіи». Настоятель Киево-Печерского монастыря Иннокентий Гизель в "Киевском синопсисе" (1674) выразил понимание русского народа как триединого в составе великорусов, малорусов и белорусов, а легитимность московской власти единого Русского государства во всех его трех частях – Великой, Малой и Белой Руси – как единственно законной, поскольку московские князья, а потом Цари, ведут свой род от , который «бысть князь Киевский из земли Российския, Александр Ярославич Невский». Украинский историк Михаил Максимович в своей работе 1868 г. опроверг подтасовку польской историографии: якобы внедрение русской властью названия "Малороссия" после 1654 г. Украинские историки , Дмитрий Багалей, Владимир Антонович писали, что во времена борьбы Русского государства и Речи Посполитой понятия "Малороссия" или "Малая Русь, "Южная Русь" были этнонимом для "малороссийской/южнорусской" народности, а слово "Украина" использовалось лишь как географический топоним, обозначавший окраинные земли обоих государств.

Русский народ Малой Руси (изначального ядра Русского государства с Киевом – матерью городов русских), отторгнутый поляками от Руси Великой (расширившейся), вел долгую борьбу за воссоединение с Русским царством, которому пришлось вести войны с поляками, и они нередко омрачались изменами гетманов. Конотопская битва на самом деле была рядовым эпизодом такой измены в одной из многих русско-польских войн. Данную войну против поляков Россия потом выиграла совместно с малороссийскими казаками, закрепив за собой не только Левобережную Украину, но и отбив многие земли, потерянные в Смутное время.

Однако это не так для современного государства "Украина", где изменников провозглашают "героями Украины". В 2009 г. тогдашний "оранжевый" президент "Украины" В. Ющенко подписал Указ "О праздновании 350-летия победы войска под предводительством гетмана Украины Ивана Выговского в Конотопской битве". Указ, говорится в сообщении пресс-службы президента, «направлен на поддержку инициативы общественности по случаю празднования в 2009 году 350-летия этой битвы и будет способствовать восстановлению исторической правды и национальной памяти, распространению полной и объективной информации о событиях середины XVII века в Украине». В память о Выговском и других выдающихся военачальниках и участниках боевых действий в Конотопской битве, с целью популяризации их политической и военной деятельности президент поручил организовать широкую программу мероприятий и открыть мемориальный комплекс "русско-украинской" Конотопской битвы. В честь этой победы именами Выговского и других военачальников были названы улицы, проспекты, площади в населенных пунктах Украины, почетные имена присвоены воинским частям и учебным заведениям. Отчеканена и введена в обращение юбилейная монета в честь 350-летия победы в Конотопской битве, выпущена почтовая марка и конверт, проведено спецгашение почтовой марки. После 2014 г. Конотопская битва трактуется уже как великое сражение, в котором украинский и другие народы Западной Европы защитили себя от агрессии всей армии Московского царства.

Петр Иванов
Поражает "упёртость" в вранье "историков" Украины.
==================================================
А вас не удивляет, что эта упёртость во вранье даёт очень даже значительные результаты, и сейчас большинство населения так называемой "украины" тупо верит всему, что им говорят по телевизору?
Меня больше поражает то, что российское телевидение и СМИ уделяют много времени политическим и экономическим проблемам "украины", но у рос. СМИ не находится времени на разоблачение тех фальсификаций истории и "мовы", на которых и стоит всё хлипкое здание украинской государственности и национальной идентичности.
А ведь стоит эти фальшивки развенчать и разоблачить, тотчас сама "украина" рухнет и исчезнет опаснейший для России враг. Но не уничтожают, а почему?

Спасибо уважаемому читателю - Владимир, Харьков 2017-07-24 !
Но поражает и "упёртость" во вранье "политиков" Франции; до сих пор Наполеон ОФИЦИАЛЬНО считается национальным героем Франции с множеством памятников и это несмотря на то, что Европа потеряла, как минимум 5.000.000 жителей, в России и Испании считался воплощение Антихриста.

Есть предположения, что в СМИ на Украины широко используются новейшие мировые разработки на сознание.
Думается, что и в России это имеет место, но не на таком ТОТАЛЬНОМ уровне, как на Украине.
А на Западе ОБЯЗАТЕЛЬНО есть такое...

XIII

В начале ноября Ромодановский вступил в Малороссию с войском и распустил в народе пространный универсал, в нем исчислялись преступления Выговского, как и в прежней грамоте, данной Полтавскому полку, опровергались клеветы, распущенные им и его сторонниками, будто царь хочет уничтожить казачество, затрагивались интересы и народа: указывалось, что, по статьям гетмана Хмельницкого, из доходов, собираемых в Малороссии, следовало давать жалованье казакам, а Выговский не давал его и присваивал доходы, платил из них иноземному войску, которое держал таким образом на счет малороссийского народа, для его же отягощения. Малороссийский народ приглашался содействовать великороссийскому войску и доставлять ему продовольствие. По смыслу этих статей, как бы целому народу отдавалось на суд недоразумение, возникшее между московским правительством и гетманом.

С своей стороны и Выговский распустил в народе универсал в Полтавский полк, убеждал казаков оставаться ему покорными и стоять против неприятеля, то есть великорусских войск: «а в противном случае, – выражался он, – нам ничего иного не приведется учинить, как, освидетельствовавшись милостивым Богом, со всем Войском Запорожским объявить вашу злобу всему свету».

Пришествие Ромодановского было сигналом для пушкаренковой партии. Она ожила. По приказу Ромодановского, к войску его начала собираться разогнанная голота, почуявшая грабеж; опять составился полк дейнеков. Полковники Иван Донец и Степан Довгаль начальствовали малороссиянами; им придали московских ратных людей. Взяли Голтву. Казаки и мещане присягнули в верности царю. Потом Довгаль разбил миргородцев под Сорочинцами. Затем 23 октября дейнеки ворвались в Миргород и ограбили его так, что жители, – по известию летописца, – остались совершенно голыми. На другой день Ромодановский вошел в Миргород. Степан Довгаль сделался опять полковником. Оттуда ополчение двинулось к Лубнам. Швец не в состоянии был защищаться, – собрал казаков и заранее вышел; состоятельные люди с своими пожитками бежали во все стороны.

Дейнеки, забежавши вперед в Лубны, разорили и сожгли их. Напрасно Ромодановский, желая спасти город, посылал ратных московских людей выгнать их. Дейнеки были ужасно злы против лубенцев. Они, – говорили дейнеки, – лубенские казаки пуще всех нас разоряли, дома наши пожгли, жен и детей наших татарам отдали; в прошлом году запорожских казаков три тысячи перебили. Ограбили Мгарский монастырь, где нашли деньги, замурованные в стене, – по обычаю того времени: князь Ромодановский едва удержал толпу от конечного разорения обители. Из Лубен ополчение двинулось далее, разорило Чорнухи, Горошин, Пирятин; под Варвою имело незначительную стычку с Гуляницким. В Переяславль был послан жилец Хметевский и колонтаевский сотник Котляренко уговаривать казаков и чернь отстать от Выговского. Потом князь расположился с войском под Лохвицею на зимние квартиры. Дейнеки бродили по левобережной Украине, грабили зажиточных, сожигали их дома...

Лохвицкий лагерь князя Ромодановского наполнялся и великорусскими ратными людьми, и казаками. Прибыли князь Куракин, князь Семен Пожарский и Львов. Чем более весть о договоре с Польшею разносилась в народе, тем охотнее простаки, отвращаясь от мысли побрататься с ляхами, бежали к великороссийскому войску. К Ромодановскому явился генеральный судья Беспалый, недавно назначенный в эту должность. Князь собрал горсть верных царю казаков и предложил избрать гетмана; они выбрали Беспалого. Новый гетман утвердил свое пребывание в Ромне. Вместе с ним назначен генеральным есаулом Воронок. Вероятно, тогда же были избраны новые полковники, вместо отпавших от царя приверженцев Выговского: вместо Швеца избран был Терещенко; у полтавцев был на полковничьем уряде Кирик Пушкаренко. В Украине образовалось два управления и два гетмана. Но не хотел сложить с себя достоинства и третий – Искра, бунчуковый товарищ Полтавского полка. Он писал в Москву, ссылался на то, что ему указали гетманское достоинство еще в Москве, уверял, что народ стоит за него. Правительство не нашлось сделать ничего лучше, как поручить самому Ромодановскому утвердить, по своему усмотрению, кого-нибудь из двух. Искра явился в Гадяч, называл себя гетманом, собирал около себя поспольство и готовился свергнуть и Выговского, и Беспалого. По зову Ромодановского 1-го декабря он отправился к Лохвице, и «так, – говорит летописец, – был упоен мыслью о предстоявшем гетманстве, что не побоялся идти в сопровождении незначительного отряда, хотя по всей левобережной Украине отряды партии Выговского сражались с дейнеками. За семь верст от Лохвицы на Искру напали Чигиринские казаки под начальством Скоробогатенка. Искра напрасно просил помощи у князя через гонцов. Ромодановский отговаривался ночным временем и послал отряд тогда уже, когда этот отряд мог увидеть одни трупы. «Угасла искра, готовая блеснуть!» – говорили украинцы. Ромодановский избавился от необходимости выбирать одного из двух. Но в конце января, как кажется, Ромодановского не было уже в Лохвице: является там главным начальником князь Федор Куракин.

Такими стычками ограничивались военные действия. Выговский долго не трогался. Он не доверял своим казакам, видел повсеместное колебание и надеялся на помощь от Крыма и Польши, а между тем составлял наемную дружину из сербов, волохов, немцев и поляков: последних пришло к нему три тысячи под начальством Юрия Потоцкого и Яблоновского, да два драгунских полка под командой Лончинского. С одной стороны он выжидал, как приняты будут в Варшаве статьи, постановленные им с Беневским, с другой – заискивал расположение хана, но в то же время показывал желание оставаться верным царю и отправил в Москву послом белоцерковского полковника Кравченка.

В Москве приняли Кравченка очень ласково, как вдруг в конце декабря пришла весть, что Скоробогатко уничтожил Искру, а переяславский полковник Тимофей Цыцура нападал на великорусских ратных людей. Это сочтено было вероломством, так как Выговский прежде объявил воеводам, что посылает к царю посольство, и на этом основании, считая войну приостановленною, воеводы выпустили из осады в Варве Гуляницкого. Положение Кравченка в Москве было затруднительное: его стали было считать шпионом, однако Кравченко упросил, чтоб ему дозволили послать гонцов с письмами к гетману и полковникам. Вместе с двумя малорусами, сотником и атаманом Белоцерковского полка, отправлен был в Малороссию от царя посланцем майор Григорий Васильевич Булгаков с подьячим Фирсом Байбаковым. Ему поручалось узнать подлинно состояние дел в Малороссии, желают ли казаки, чтоб у них оставался гетманом Выговский или хотят его переменить, как он, искренно ли хочет принести повинную или думает водиться с поляками, крымцами и другими иноземцами, как велики его силы и пр. Булгаков должен был вручить ему грамоту не иначе, как при старшинах, и ни в каком случае не отдавать ее наедине. Байбакова следовало отпустить заранее с вестями.

Царь, делая Выговскому выговор за нарушение перемирия, назначал в течение зимы в Переяславле раду. Для этой цели будет прислан князь Алексей Никитич Трубецкой. Вместе с ним на этой раде должны присутствовать Ромодановский и Шереметев. Эта рада должна будет отыскать и наказать виновников смут и установить порядок. Само собою разумеется, что ни гетману, ни его сообщникам не могла быть по вкусу эта рада: она была бы собрана под влиянием и гнетом бояр и не была бы благосклонна к тем, которые показывали охоты более стоять за свои вольности, чем угождать Москве, при том же у Выговского и старшин было много врагов: они бы заговорили тогда громко и с успехом. Понятно, что Булгакова ожидал не слишком любезный прием.

Уже на дороге в Конотопе он испытал неприятности. Он отправил сотника к Гуляницкому известить, что сам он поедет к гетману, а Байбаков уедет назад, и потому, как себе, так и Байбакову, просил провожатых. Гуляницкий принял грубо сотника и объявил, что не даст Байбакову провожатых. «Коли они оба посланы к гетману, так пусть оба и едут, у меня нет приказа одного отпускать к гетману, а другого назад». Он так же и Булгакову не хотел давать провожатых на Киев, как желал Булгаков.

Булгаков и Байбаков пошли сами к Гуляницкому. Подтвердив то же, что сказал сотнику, нежинский полковник сказал: государь ваш посылает к нам, как будто мира хочет, а в то же время беспрестанно присылает войска да подущает своевольников. Турки и жиды лучше вас; у турка нам лучше было бы, чем у москалей.

Посланцы стали было оправдываться. Гуляницкий обругал их матерною бранью и, между прочим, пригрозил москалю шведами! «Нигде того не повелось, – сказал Булгаков, – чтоб послов и посланников невинно бранить».

Они уехали и 8-го января прибыли в Переяславль: на дворе, где они пристали, тотчас появились драгуны в немецком платье и стали на карауле у дверей и у окон. Им объявили, что к гетману их не пустят, а будут они ждать его здесь, что в городе первое лицо Немирич и просит их к себе обедать.

Немирич, человек европейский, принял их вежливо и пил с ними за здоровье государя, что очень понравилось московским гонцам. Еще более они были довольны, когда увидали за столом пленных земляков, бывших воеводами, и узнали, что Немирич часто их ласкает и угощает, да и вообще другим пленным посылает хорошее кушанье. Они не утерпели, чтоб не поблагодарить его и не обнадежить царскою милостью, которой Немирич никогда не искал. Но вежливость не помешала Немиричу потребовать от них письма, которые посылал Кравченко, и когда они отговаривались, что должны их отдать тем, к которым они написаны, Немирич послал к ним асаула и приказал отнять у них эти письма насильно.

10-го января прибыл гетман, встреченный Немиричем с большим почетом, с пушечною пальбою. 18-го числа явились к нему царские посланцы; они прошли посреди вооруженных рядов мушкетеров, одетых по-немецки, и нашли Выговского в светлице вместе с обозным, судьями и есаулами, и там вручили ему грамоту от царя, проговорив обычные формальности.

Когда грамота была прочтена вслух, Выговский сказал: «В царской грамоте писано, чтоб раде быть в Переяславле при ближнем боярине князе Алексее Никитиче Трубецком, при Василии Борисовиче Шереметеве, да при окольничьем Григории Григорьевиче Ромодановском и товарищи. Нет, мне трудно съезжаться с боярами. Знаю, какой у них умысел: хотят поймать гетмана и голову ему отсечь или язык вырезать, как сделали киевским старцам. Лучше быть не то что в подданстве, а даже в полону у турка, чем в подданстве у москалей. На Цибульнике или на Солонице, пожалуй, съедемся. А посланников моих за что бранили и расстрелять хотели в Москве? Чем посланники виноваты. Вот я над вами то же сделаю... прикажу вас расстрелять. Вот еще в грамоте пишется – тех карать, кто всему злу причиною: да и без рады можно знать, что всему причиною Шереметев да Ромодановский. Зачем Василий Борисович из Киева с ратными людьми прочь не выступает, а Григорий Григорьевич зачем из черкасских городов за рубеж не уходит? Сверх того еще недавно приходил князь Федор Федорович Куракин и много мест разорил, и пришел в Лохвицу на помочь, а с ним сложились своевольники, которых бы всех казнить следовало. Меня называют клятвопреступником: нет, я не клятвопреступник; я ничего такого не сделал: я присягал государю на том чтоб мне быть в подданстве, а не на том, чтобы быть в городах наших московским воеводам и чтоб москалям над нами пановать. Никогда этого не будет. Я теперь иду на войну, но не против государевых ратных людей, а против Своевольников, а кто за них будет стоять, я и с теми буду биться. Эти письма, что писал Кравченко, писаны поневоле; боясь смерти, писал он так, как велено было писать; и вы то же будете делать, когда я вас заставлю. Я служил государю верно, еще когда был писарем – уговаривал гетмана Хмельницкого и всю Малую Россию подвел под высокую руку его царского величества; а меня теперь называют изменником и клятвопреступником и беспрестанно дают своевольникам печатные и писанные грамоты, и велят им вчинать бунты. Вот что пишет боярин Василий Васильевич Шереметев. Принесите и прочтите тот лист, который он написал ко всей черни и ко всему Войску Запорожскому».

Прочитали грамоту Шереметева. В ней говорилось, что Выговский забыл страх Божий, отдает Малую Россию полякам, что поляки хотят малороссиян убивать, разорять, поработить в неволю, по-прежнему владеть Украиною, искоренить православную веру. Грамота оканчивалась словами: и вам бы, памятуя свои присяги, к полякам не приставать и в черкасских городах жить им не давать и учинить вам над поляки тож, как и наперед сего вы полякам учинили, сослався с нами, а мы по вашей ссылке помогать вам и за вас стоять готовы.

Булгаков говорил на все это, что государь указал быть раде для усмирения междоусобий и кровопролития, а не для того, чтоб гетмана поймать; что Кравченка никто не думал расстрелять, и ему в Москве нет никакого оскорбления, что боярин Шереметев прибыл в Киев по царскому указу, по челобитью казацких посланцев, и если это им досадно, то они должны были просить государя сменить его, а не ходить на него войною, и что если Куракин прибыл под Лохвицу, то это потому, что черкасы в правде не устояли, а что будто своевольникам давались печатные и писанные грамоты завислыми печатьми, про то они не знают.

Но всякие речи и доводы были напрасны. Бывшая там старшина говорила в таком же духе, как гетман, и посланцы поняли, что от них, как они выражались, обращенья не будет.

По возвращении в свой двор, посланцы вели тайную беседу с одним из караульных драгунов. Все эти драгуны у гетмана, объяснил он, не немцы, а ляхи и поляшенные казаки. Когда драгуну дали подарок, он сообщил посланцам, что Выговский собирается с ляхами и немцами выгнать Ромодановского и отнять Киев от Шереметева, что у него теперь ляхов тысячи три, а скоро будет тридцать тысяч; но как только явится большое царское войско, все драгуны, кроме ляхов, от него отступят; и у него такая мысль, чтоб, забравши с собою сокровища Хмельницкого, в случае опасности, бежать в Польшу, и Юрась Хмельницкий про его умысел знает.

Посланцам объявили, что гетман идет на войну под Лохвицу и велит вести их с собою, а отпустит из табора. Им оставалось покориться, и 16 числа их повезли из Переяславля на подводах.

Когда они достигли села Белоусовки, за тридцать верст от Лохвицы, пристав объявил им, что гетман их отпускает, а грамоту его к государю они получат в дороге на том стане, где придется им ночевать первый раз.

«Мы, – говорил Булгаков, – отдали великого государя грамоту самому гетману, так пригоже было и гетману дать нам лист самому; нигде того не водится, чтоб листы присылались на стан; верно, нас отсылают в Чигирин, а не к великому государю».

Пристав побожился, что они поедут обратно в Москву. «Вам, – сказал он, – у гетмана быть нельзя, потому что теперь к нему приезжают мурзы, говорят с ним о всяких делах, да и ляшский посол Беньовский теперь у него; так вам там быть не пригоже».

Они получили грамоту и под вооруженным отрядом воротились опять через Переяславль. В Переяславле они имели случай услышать, как относятся к Москве некоторые духовные; киевский протопоп, пришедши к ним, выговаривал им, что государь присылает послов, как будто бы для мира, а боярин Шереметев действует по-неприятельски. Таких послов, как вы, – сказал он, – следовало бы изрубить.

Но зато в Нежине, и едучи к Выговскому, и возвращаясь от Выговского, посланцы виделись с Максимом Филимоновым, который уверял их в своей преданности царю, говорил, что от Выговского нельзя ожидать ничего, и просил удержать своего сына в Москве, а между тем он в Украине уже распускает слух, что он пропал без вести.

Грамота, присланная к царю от гетмана, была написана с резким заявлением расторжения. Выговский упрекал царя в том, что он, гетман, много раз слезно просил об усмирении своевольников, но, не получая желаемого, принужден был сам их усмирять, что когда уже все утихло, вступил в Украину Ромодановский и возбудил своевольников снова разорять и мучить людей, что гетман много раз, желая избежать кровопролития, писал к царю, но не получал милостивого царского слова, а между тем да казаков стали наступать поляки, приглашать турок и отговаривать татар от союза с казаками. «Видя такие опалы, – гласила в конце эта грамота – мы решились возвратиться к прежнему нашему государю польскому королю, оградив свободу православной веры и восточных церквей, но с тем уговором, чтоб с вашим величеством последовало примирение. Не изволь, ваше царское величество, класть на нас гнев за это, но, как христианский царь, предотврати пролитие христианской крови; а если, ваше царское величество, будешь насылать на нас свои рати, то прольется кровь и неприятель христианской веры восприимет радость. Об этом пространнее скажет Григорий Булгаков, а мы желаем многолетнего царствования вашему царскому величеству».

Выговский решился выступить на войну, но не против великороссиян, а против запорожцев: Запорожская Сечь объявляла себя решительно против намерений гетмана. Запорожцы, – по словам современника, – ненавидели Выговского еще сильнее после того, как он побратался с татарами и, следовательно, не мог одобрять обычных запорожских набегов на татарские поля и Черное море.

Запорожцы послали на помощь царскому войску сильный отряд под начальством Силки. Силка явился в Зиньков и начал возбуждать восточную Украину против гетмана. Против этого-то отряда пошел Выговский, стараясь не допустить до соединения с лохвицким войском как его, так и отряды, которые составлялись в близких местечках. Чтоб Ромодановский не ударил ему в тыл, гетман послал Немирича беспокоить его.

Немирич 29-го января подошел к Лохвице. Московское войско вышло против него, но начальники московской конницы были люди, – по уверению летописца, – неопытные и не могли устоять против Немирича. Московитяне заперлись в Лохвице, и Немирич беспокоил и удерживал их до тех пор, пока Выговский расправился с их союзниками.

4-го февраля Выговский осадил Миргород и послал в город убеждение отстать от Москвы и стоять вместе за отечество, обещая никому не мстить. Миргородский протопоп, по имени Филипп, стал говорить за Выговского и так подействовал своими речами, что не только убедил миргородских казаков, но и сам Степан Довгаль склонился. Своевольство и грабежи, которые позволили себе великорусские ратные люди в городе, раздражали миргородцев; они отворили ворота и признали власть гетмана. Заклятый враг его, которого взять он домогался так упорно, вместе с другими коноводами противной партии, явился к Выговскому, был им принят дружелюбно и повел вместе с ними своих казаков далее. Великорусские ратные люди, находившиеся в Миргороде, были отпущены к своим. Выговский стал обращаться кротко везде, где слушали его убеждений; местечки и села, одно за другим, сдавались ему и переходили на его сторону. Великорусские воеводы боялись за самого Беспалого, чтобы и он не отказался от своего гетманства и не передался Выговскому. Куракин из Лохвицы поспешил послать в Ромен отряд ратных пеших людей для защиты этого пункта нового казацкого управления. В самом деле, став под Зиньковым, Выговский посылал к Беспалому увещания – отстать от Москвы и соединиться для общего дела. Прочного и надежного не было ничего в народном убеждении: сдавшись легко на убеждения Выговского, малороссияне потом говорили великорусским ратным людям: «Пусть только придет сильное царское войско; мы будем помогать вам против Выговского», Зиньков упорствовал против гетмана; там засели запорожцы с своим атаманом Силкою и в продолжение четырех недель отражали Выговского. Выговский стал под Зиньковым.

Хотя грамота Выговского царю, присланная с Булгаковым, показывала уже окончательное расторжение, но в Москве хотели помириться с гетманом, по крайней мере, до поры до времени. Главное начальство поручено было боярину князю Алексею Никитичу Трубецкому. Сборное место назначено было в Севске, куда боярин прибыл 30-го января.

13-го февраля Трубецкому доставлен тайный наказ, где ему поручалось устроить с. Выговским мировую, а вслед затем он получил восемнадцать экземпляров царской грамоты, возбуждающей малороссиян против изменника и клятвопреступника Выговского, и по царскому приказанию 18-го февраля послал Беспалому снаряды и ратных людей на помощь. В тайном наказе Трубецкому, от 13-го февраля, предписывалось сойтись с Выговским и назначить раду в Переяславле, с тем, чтоб на этой раде были все полковники и чернь, и эта рада должна была решить споры. До собрания рады боярин уполномочивался сделать Выговскому широкие уступки, – если окажется надобность. Боярин должен был снестись с Выговским, и, прежде всего, по обоюдному согласию с ним, Трубецкому следовало развести своих ратных людей, а Выговскому отпустить от себя татар. Для предупреждения со стороны Выговского недоверия с обеих сторон следовало учинить веру. Боярин, съехавшись с Выговским, именем царя объявит ему забвение всего прошлого, а гетман покажет ему статьи, постановленные с поляками. Боярин согласится даровать гетману и всему казацкому войску такие же права и привилегии, какие сулили казакам поляки. Должно думать, содержание гадячского договора тогда еще было не вполне известно в Москве, ибо в наказе делается оговорка, что согласиться на подобный договор» с царем можно тогда только, когда в этом договоре не окажется высоких и затейных статей, которые не к чести государева имени. Московское правительство знало однако хорошо, какие выгоды вымогал от поляков, по гадячскому договору, Выговский лично себе и старшине; оно понимало, что главные поводы склонения к Польше заключаются в личных видах старшин, и потому щедро расточало дары свои. Гетману обещали дать прибавку на булаву; соглашались сделать его киевским воеводою; его родственникам, приятелям и вообще полковникам и всей старшине решали дать каштелянства и староства, обещали удалить Шереметева и не вводить ратных людей в Украину, а гетман должен будет оставаться в подданстве и прервать союз с татарами. Все такие обещания, конечно, могли иметь силу тогда только, когда на раде, которую Трубецкой созовет в Переяславле, народ признает гетманом Выговского; но если произойдет иначе, то Трубецкой должен был вручить булаву тому лицу, кого выберет чигиринское староство, как принадлежность гетманского уряда следовало отдать и новому гетману.

20-го февраля прибыл из Москвы в Севск подьячий Старков, с предложениями к Выговскому, и тотчас был отправлен в зиньковский лагерь. Вслед за ним Трубецкой с войском подвинулся ближе к пределам Украины и 1-го марта прибыл в Путивль. С тех пор три недели шли переговоры, которых подробности, к сожалению, нам неизвестны. Трубецкой писал дружелюбные письма к Выговскому и уговаривался, как уладить мировую, но рассылал к народу воззвания – стоять крепко против изменника Ивашки и не склоняться на его прелестные письма.

24-го марта приехал от Выговского Старков с известием, что Выговский просит Трубецкого съехаться с ним для переговоров за десять верст от Ромна, но в письме к Трубецкому не написано было ничего о таком свидании.

Отпустив Старкова в Москву, Трубецкой 26-го марта отслужил молебен грозному и страшному Спасу и двинулся со всем войском в Украину. Он написал в Лохвицу к Куракину, а в Ромен к Беспалому, чтоб сходились к нему. 30-го марта явился Беспалый с своими полковниками и есаулами. Трубецкой объявил казакам, что пришел не для войны, а для усмирения междоусобий и кровопролития; обнадеживал их царскою милостью, и приказывал писать в города и местечки, которые поддались увещаниям Выговского, чтоб жители раскаялись и по-прежнему обратились под самодержавную царскую руку. «Учини, гетман, крепкий закон, под смертною казнью, своим полковникам и есаулам и всем казакам, – говорил Беспалому Трубецкой, – чтоб они не делали ничего дурного в государевых черкасских городах: не били людей, не брали их в полон, не грабили и ничем не обижали, и не делали бы им никаких насилий и разорений, а государевым ратным людям» от меня заказано то же под смертною казнию». Беспалый обещал, и был отпущен в Ромен снова.

Наступил апрель. От Выговского не было известия. Приведенные в великорусский лагерь языки извещали, что гетман отступил от Зинькова и уехал в Чигирин; а между тем Гуляницкий с казаками и татарами прибыл в Конотоп и оттуда рассылал партии, которые нападали на великорусские села около Путивля, Рыльска и Севска, разоряли их, убивали и брали в плен людей.

Приехал из Москвы Кравченко. Трубецкой, призвав его к себе, изложил ему поведение Выговского, и сказал:

«Скажи гетману и всем казакам, чтоб они отстали от своих неправд и остались под рукою великого государя, по-прежнему, без всякого сомнения; а если они не придут в сознание и не станут бить челом государю о своих винах, то я иду с ратными людьмд, и что над ними учинится, то будет им не от меня, а от самих себя».

Кравченко поклялся, что будет уговаривать гетмана и полковников.

«Мы, – сказал он, – посланы к тебе, государю, от всей черни с рады, и будем по всем городам и местечкам выславлять премногую милость и жалованье великого государя».

В конце марта Выговский возвратился в Чигирин. Наступила пасха. По тогдашнему обычаю, на праздник пасхи полковники и другие чиновники съезжались к гетману с поздравлением. Выговский, пользуясь этим случаем, созвал их на раду.

Выговский не доверял московским предложениям: в них полагалось условием – собрать раду. Выговский опасался, что на этой раде стечется много недоброжелателей, – выберут другого гетмана, и боярин, который будет решителем дела, нарушит все данные ему обещания. Притом же московское правительство очевидно ему не доверяло, и, предлагая мировую, действовало против него и соединялось с его врагами. Он представил полковникам грозящую всем им беду; уверил, что москали их обманывают, и по общему приговору разослал по Украине универсал. Гетман извещал в нем украинский народ о причинах, которые побуждают его призывать народ к оружию против московских войск; он доказывал, что царские комиссары на виленской комиссии 1656 года постановили отдать Украину под польское владычество, как только царь получит польскую корону; поэтому гетман и старшины рассудили, что гораздо лучше соединиться с Польшею на правах вольной нации, чем быть отданными в неволю. «Другая причина, – писал Выговский, – побуждающая нас отложиться от державы российской, есть та, что мы осведомились несомненно, что его царское величество прислал князю Григорью Григорьевичу Ромодановскому свою высокую грамоту, повелевающую истребить гетмана со всею старшиною, уничтожить вес права и вольности наши, оставить казаков только десять тысяч, а весь остальной народ украинский: сделать вечными крестьянами и невольниками».

Этот универсал на первых порах перепугал украинцев на правой стороне Днепра; на левой только Переяславский, Прилуцкий, Нежинский и Черниговский полки держались Выговского.

Между тем Трубецкой 10-го апреля в Константиновском соборе отслужил молебен «грозному и страшному Спасу» и двинулся на Конотоп; в то же время написал Беспалому в Ромен и в Лохвицу к Куракину, чтоб с обеих сторон сходились к нему для соединения. 13-го апреля, на дороге, пристал к нему Беспалый с своими казаками; 16-го они достигли Конотопа, прогнали отряд, наблюдавший за путем; 21-го явился к нему князь Федор Куракин с Пожарским и Львовым и со всем войском, стоявшим в Лохвице. Малороссийский летописец пишет, что прилуцкий полковник Дорошенко хотел загородить москвитянам дорогу, но товарищ Ромодановского, отважный князь Семен Иванович Пожарский, поразил его под Срибным. «Дорошенко, – говорит летописец, – словно заяц бежал по болотам, спасаясь от гибели, а князь Пожарский приказал перерезать всех жителей местечка Срибного».

В конотопском замке было два полковника, – нежинский и черниговский, с своими полками, всего до четырех тысяч человек. Прежде приступа Трубецкой написал к Гуляницкому письмо, извещал, что прислан для успокоения междоусобий и для прекращения кровопролития; убеждал вспомнить единую православную веру и царскую милость, отстать от неправд, бить челом в винах своих и выслать добрых и знатных людей для переговоров.

Вместо ответа из города раздались выстрелы из пушек и ружей.

«Мы сели насмерть! – закричали казаки: – не сдадим города!»

Тогда Трубецкой приказал стрелять по городу и в город.

Соединенное великорусское войско принялось осаждать Гуляницкого. С 21-го апреля до 29-го июня длилась эта осада; многочисленное великорусское войско под командою Трубецкого осаждало четыре тысячи нежинцев и черниговцев – и не взяло их. Замок был окружен глубоким рвом и высоким валом. Несколько дней без умолку гремели пушки, летали гранаты в город, ратные люди рыли подкопы; 28-го апреля, перед рассветом, отпевши молебен, все войско полезло на приступ. Все было напрасно: не зажигался замок от гранат, перерваны были подкопы; московские люди успели было взобраться на стены, но, отбитые с уроном, возвратились с приступа; и осажденные с высоких валов отвечали осаждающим ядрами и картечью так метко, что нанесли им гораздо бодее вреда, чем сами претерпели. Московские стрельцы и пушкари только даром тратили «государево зелье», как называли они порох. Трубецкой задумал иной род войны: он хотел засыпать ров, окружавший замок, но казаки частыми выстрелами прерывали работу, делали смелые вылазки, спускались в ров и уносили землю, накиданную туда великороссиянами, на свой вал: таким образом ров оставался так же глубок, как и прежде, а вал делался выше, и казацкие ядра поражали осаждающих еще удачнее. Прошло несколько недель. Наскучив осадою, Трубецкой послал Ромодановского и Скуратова к Борзне. 12-го мая московские люди напали на Борзну. Начальствовавший борзенскими казаками, Василий Золотаренко, шурин Богдана Хмельницкого, был разбит; Борзна была взята и сожжена; много жителей истреблено, – жен и детей казацких привели пленными под Конотоп и отправили в Великороссию. 21-го мая, по тайному письму неизменного благоприятеля московской стороны, протопопа Филимонова, Ромодановский, Куракин и казаки, под начальством Беспалого, двинулись к Нежину. Нежинцы сделали вылазку; великороссияне прогнали их в город, но на другой стороне стояло большое войско, состоявшее из сербов, поляков, татар; великороссияне пошли на них, произошел бой, – татары отступили; в плен попался казацкий предводитель Скоробогатенко, наказный гетман. Однако князь боялся преследовать татар, предполагая, что они нарочно заманивают его за собою в погоню, чтоб навести на большое войско, и воротился к Трубецкому вести осаду.

Не зная, где Выговский и что с ним делается, Трубецкой 4-го июня решился еще раз попытаться прекратить кровопролитие мирными средствами. Он отправил донских казаков с письмом отыскивать его: по-прежнему боярин предлагал мятежному гетману мир и просил прислать теперь знатных людей для разговора. До 27-го июня не было ни слуха, ни духа о Выговском.

Выговский не помогал Гуляницкому, потому что дожидался хана; казаков, державшихся его партии, было только шестнадцать тысяч. Махмет Гирей явился не ранее 24-го июня, с тридцатью тысячами ордынцев. Первое свидание его с гетманом было на Крупич-поле. Союзники утвердили свою дружбу взаимною торжественною присягою: гетман с старшинами присягнул от лица всей Украины, – полковники присягали за свои полки, сотники за свои сотни; потом хан, султаны и мурзы присягали по своему закону – не отступать от казаков и помогать против московитян, пока не изгонят из Украины московских войск. У Выговского, сверх того, было несколько тысяч наемных войск – сербов, волохов, но преимущественно – поляков.

Соединенное казацкое и татарское войско выступило к Конотопу. Под Шаповаловкою встретился с ними московский отряд, посланный для взятия языков. Произошло сражение; великорусы были разбиты наголову, и этот первый успех ободрил казаков.

В числе пленников был Силка, храбрый защитник Зинькова, которого Выговский приказал приковать к пушке.

Пленники высказали положение войска под Конотопом и прибавили, что полководцы вовсе не дожидаются прихода неприятелей. В самом деле, воеводы не имели никакого сведения о том, что неприятель был так близко от них.

Союзникам оставалось до Конотопа пятнадцать верст; тут надобно было переправляться через болотистую реку Сосновку. Выговский осмотрел местность: она показалась ему такова, что сражение, данное на ней, могло кончиться совершенным поражением одного из враждебных войск. Казаки могли надеяться на победу, потому что у них было время устроить свое войско выгодным образом; надобно было только заманить московитян.

Выговский расположил свое казацкое войско на широком лугу, в закрытом месте, и отдал начальство над войском Стефану Гуляницкому, брату осажденного в Конотопе, а сам, отобрав себе небольшой отряд, пригласил с собой султана Нуреддина и переправился на другую сторону реки Сосновки, с намерением напасть в тыл на осаждающих, потом побежать, заманить за собою московских людей и навести их на оставшееся казацкое войско; хан с Ордою отправился вправо на урочище Торговицу, верст за десять, с целью ударить в другой раз в тыл неприятелю, когда Выговскому удастся его вывести.

Битва при Конотопе, начало

27-го июня, во вторник, Выговский переправился через реку и внезапно ударил в тыл осаждавшим конотопский замок. Неожиданное появление неприятеля смешало великороссиян: в тревоге они побежали, и казаки захватили много лошадей и конницы, которая впопыхах не успела вскочить на них вовремя. Но в несколько часов московские люди поправились, – воеводы заметили, что у Выговского войска, по крайней мере, в десять раз меньше, чем у них. Пожарский ударил на казаков, – они повернули назад и убежали за Сосновку.

Настала ночь. Несколько казаков было взято в плен, другие добровольно явились служить царю.

«Неужели у Выговского всего на все столько войска, сколько было здесь?» – спросил их Пожарский.

«Нет, – отвечали казаки, – не гонись, князь, за ним: он нарочно заманивает вас в засаду. С ним много казаков, и сам хан с Ордою, а с ханом славные воины: султаны Нуреддин и Калга, мурзы Дзяман-Сайдак и Шури-бей.

«Давай ханишку! – закричал Пожарский: – давай Нуреддина, давай Калгу, давай Дзяман-Сайдака! Всех их боденых матерей и вырубим и выпленим!»

Напрасно Трубецкой останавливал Пожарского. Отважный князь не послушался. «Он, – говорит летописец, – слишком верил в свою непобедимость после удачи под Срибным». 28-го июня рано Пожарский с тридцатью тысячами переправился за Сосновку. Другая половина войска, под начальством Трубецкого, оставалась под Конотопом; при ней был Беспалый с казаками.

Перешедши через Сосновку, московские люди ставили батареи, устраивались в боевой порядок. Выговский не препятствовал им. Но в то время, когда великорусы приписывали это бездействие казаков трусости, пять тысяч украинцев, под командой Степана Гуляницкого, рыли извилинами ров по направлению к широкому мосту, по которому прошло московское войско. Как только они отвели свои работы близко к московскому войску и могли быть им замечены, Выговский сделал нападение, но после первых ответных выстрелов побежал. Пожарский, уверенный, что казаки трусят перед его доблестью, бросился за ними. Выговский отступил еще далее... Все московское войско снялось с своей позиции, с жаром преследовало казаков и удалилось на значительное расстояние от моста.

Тем временем казаки, быстро копавшие ров, очутились в тылу московского войска, бросились на мост, изрубили его и остатками его запрудили мелководную реку: вода начала разливаться по вязкому лугу. Это неожиданное явление подало Гуляницкому мысль не только преградить московским людям обратный путь через Сосновку, но затруднить им ход по лугу. По его приказанию, казаки рассеялись по болоту: одни косили траву и камыш, другие рубили тальник и лозу и бросали в воду. В несколько минут река была запружена, и вода разливалась во все стороны.

Увидевши позади себя казаков, великорусы перестали гнаться за Выговским и обратились назад; тогда в свою очередь погнались за ними бежавшие казаки, и вдруг московские люди были оглушены страшным криком и свистом: Орда с ханом и воинственными мурзами порывисто летела прямо на левое крыло московского войска. Московские люди хотели удержать напор, но Выговский с казаками и наемным войском ударил на них с правой стороны. Московские люди, стесненные с боков, подались назад...

Но назад им не было ходу; вода, разлившись по лугу, превратила его в болото; не двигались московские пушки; погрязли по брюхо московские лошади; московские люди пустились было бежать пешком, но идти было также невозможно. «Разве тот мог убежать, – говорит летописец, – у кого были крылатые кони».

Битва при Конотопе, конец

Напрасно рвался изо всех сил Пожарский, напрасно хотел выбраться на сухое место: тридцать тысяч верных царю русских погибло в этот ужасный день. Татары не жалели их, потому что с простых нельзя было надеяться окупа; а казаки были ожесточены против этого войска, которое, по уверению Выговского и старшин, приходило будто бы для того, чтобы уничтожить их права и обращать их самих в невольников.

Пожарский был схвачен и приведен к Выговскому. Князь резко начал говорить ему за измену царю, и Выговский отослал его к хану.

Повелитель правоверных сказал ему через толмача:

«Ты слишком безрассуден, князь, и легкомыслен; ты осмелился не страшиться наших великих сил, и теперь достойно, наказан, ибо через твое легкомыслие погибло столько храброго и невинного московского войска!»

«Князь Пожарский, – говорит летописец, не посмотрел, что был в плену, но в ответ на ханское замечание угостил ханскую мать эпитетом, неупотребительным в печатном слове, и плюнул хану в глаза. Разъяренный хан приказал отрубить ему голову перед своими глазами. «Отозвалось ему, – говорит украинский летописец, – истребление невинных жителей Срибного». Вместе с ним хан в ярости приказал изрубить и других знатных пленников; в числе их был сын знаменитого Прокопия Ляпунова, Лев, двое Бутурлиных и несколько полковников. Пожарский явил себя настоящим великорусским народным молодцом. Народная память оценила это и передала его подвиг потомству в песне.

За рекою, переправою, за деревнею Сосновкою,
Под Конотопом под городом, под стеною белокаменной,
На лугах, лугах зеленых,
Тут стоят полки царские,
Все волки государевы,
Да и роты были дворянские.
А издалеча, из чиста поля,
Из того ли из раздолья широкого,
Кабы черные вороны табуном табунилися, –
Собирались, съезжались калмыки со башкирцами,
Напущалися татарове на полки государевы;
Они спрашивают татарове
Из полков государевых себе сопротивника.
А из полку государева сопротивника
Не выбрали ни из стрельцов, ни из солдат молодцов.
Втапоры выезжал Пожарский князь, –
Князь Семен Романович,
Он боярин большой словет, Пожарской князь, –
Выезжал он на вылазку
Сопрогив татарина и злодея наездника:
А татарин у себя держал в руках копье острое,
А славной Пожарской князь
Одну саблю острую во рученьке правыя.
Как два ясные сокола в чистом поле слеталися,
А съезжались в чистом поле
Пожарской боярин с татарином.
Помогай Бог князю Семену Романовичу Пожарскому –
Своей саблей острою он отводил острое копье татарское,
И срубил ему голову, что татарину наезднику,
А завыли злы татарове поганые:
Убил у них наездника, что ни славнаго татарина.
А злы татарове крымские, они злы, да лукавые,
Подстрелили добра коня у Семена Пожарского,
Падает окорачь его доброй конь.
Воскричит Пожарской князь во полки государевы:
«А и вы солдаты новобранные, вы стрельцы государевы.
Подведите мне добра коня, увезите Пожарского;
Увезите во полки государевы».
Злы татарове крымские, они злы да лукавые,
А металися грудою, полонили князя Пожарского,
Увезли его во свои степи крымския
К своему хану крымскому – деревенской шишиморе.
Его стал он допрашивать:
«А и гой еси, Пожарской князь,
Князь Семен Романович!
Послужи ты мне верою, да ты верою-правдою,
Заочью неизменою;
Еще как ты царю служил, да царю своему белому,
А и так-то ты мне служи, самому хану крымскому, –
Я ведь буду тебя жаловать златом и серебром
Да и женки прелестными, и душами красными девицами».
Отвечает Пожарской князь самому хану крымскому:
«А и гой еси крымской хан – деревенской шишимора!
Я бы рад тебе служить, самому хану крымскому,
Кабы не скованы мои резвы ноги,
Да не связаны были руки во чембуры шелковые,
Кабы мне сабелька острая!
Послужил бы тебе верою на твоей буйной голове,
Я срубил бы тебе буйну голову!»
Вскричит тут крымской хан – деревенской шишимора:
«А и вы, татары поганые!
Увезите Пожарского на горы высокие, срубите ему голову,
Изрубите его бело тело во части во мелкия,
Разбросайте Пожарскаго по далече чисту полю».
Кабы черные вороны закричали, загайкали, –
Ухватили татарове князя Семена Пожарскаго.
Повезли его татарове они на гору высокую,
Сказнили татарове князя Семена Пожарскаго,
Отрубили буйну голову,
Изсекли бело тело во части во мелкия,
Разбросали Пожарского по далече чисту полю;
Они сами уехали к самому хану крымскому.
Они день, другой нейдут, никто не проведает.
А из полку было государевы казаки двое выбрались,
Эти двое казаки молодцы,
Они на гору пешком пошли,
И взошли ту-то на гору высокую,
И увидели те молодцы: – то ведь тело Пожарскаго:
Голова его по себе лежит, руки, ноги разбросаны,
А его бело тело во части изрублено
И разбросано по раздолью широкому,
Эти казаки молодцы его тело собрали
Да в одно место складывали;
Они сняли с себя липовый луб,
Да и тут положили его,
Увязали липовый луб накрепко,
Понесли его, Пожарскаго, к Конотопу ко городу.
В Конотопе городе пригодился там епископ быть.
Собирал он, епископ, попов и дьяконов
И церковныих причетников,
И тем казакам, удалым молодцам,
Приказал обмыть тело Пожарскаго.
И склали его тело бело в домовище дубовое,
И покрыли тою крышкою белодубовою;
А и тут люди дивовалися,
Что его тело в место сросталося.
Отпевавши надлежащее погребение,
Бело тело его погребли во сыру землю,
И пропели петье вечное
Тому князю Пожарскому.

(Древн. стих. собр. Киршею Даниловым.)

29 июня вышел Гуляницкий со своими нежинцами и черниговцами из двенадцатинедельного заключения. В отряде его оставалось тогда только две тысячи пятьсот человек.

2 июля князь Трубецкой стал отступать, переправился через реку с большими неудобствами; многие утонули во время переправы.

Победители погнались за ним, но Трубецкой окопался и отразил напор неприятеля; сам Выговский был в опасности: осколок ядра ранил его лошадь и задел кафтан. Трубецкой дошел до реки Семи, в десяти верстах от Путивля; но далее не мог обороняться, и ушел к Путивлю. Выговский отказывался преследовать войско московское на московской земле. Напрасно поляки, служившие у Выговского на жалованье, из мести за Гонсевского, только что перед тем, в мирное время, схваченного Хованским в Вильне, упрашивали его; напрасно хан убеждал гетмана: Выговский показывал вид, что поднял оружие только для того, чтобы изгнать из Украины московское войско, причиняющее бедствия народу и разорение краю, а вовсе не намерен вести войны с царем и великорусским народом. «Вероятно, – замечает польский историк, – он боялся, чтоб казаки не отпали от него, если он выйдет из Украины».

Выговский отступил к Гадячу и отослал к Иоанну-Казимиру взятое у москвитян большое знамя, барабаны и пушки; малороссийских пленных по царскому указу воеводам велено было оставлять у тех ратных великорусских людей, которые их возьмут в плен. Только тех, которых за хватили в Борзне 30 чел. с семьями, выдали на обмен шестидесяти шести московских ратных людей, по предложению сотника Петра Забелы, которого жена была в числе захваченных борзнян. Выговский в течение трех недель не мог взять Гадяча, который защищал храбрый полковник Павел Охраменко. Хан с ордою удалился в Крым, но несколько татарских загонов рассыпались по московской земле. Разом с ними пустились и охочие казаки. Так как в пограничных московских землях население было малороссийское, то воеводы боялись, чтоб оно не взбунтовалось по призыву своих соотечественников; переселенцы хотя и нашли себе приют на привольных украинных степях московского государства, но не любили москалей. В этих видах князь Трубецкой отправил к Выговскому гонцов с грамотою, в которой предлагал устроить мировую и с этою целью, прекратив войну, прислать людей для переговоров. Трубецкой объявил, что московское войско приходило под Конотоп совсем не для военных действий, а для разговора и усмирения домового кровопролития. Гетман, отвечал, что он рад помириться и предлагал выслать с обеих сторон уполномоченных по три или четыре человека в Батурин.

«А что вы пишете, что под Конотоп не войною приводили, – писал Выговский, – но для разговору и усмирения домового междоусобия, то какая ваша правда? Кто видал, чтоб с такими великими силами и с таким великим народом на разговор кто смел приходить? Лучше Богу, который весть сердца людские, вину принести и вызнати, что вы на искоренение наше с великими ратьми пришли. Но как Бог неправдивым не помогает, то лучше больше не иметь таких умыслов!» – Прощаясь с гонцами, которых хотя и приглашал обедать, но держал под стражею, Выговский сказал: «Хан пошел с ордою в московские города и дойдет до Москвы».

Выговский отступил от Гадяча в Чигирин и задумывал выгнать Шереметева из Киева, а между тем продолжал сноситься с Трубецким. Последний, получив его грамоту из-под Гадяча, посылал к нему и предлагал отправить посольство к царю. Выговский, не отказываясь, по-видимому, от примирения, всеми средствами старался вооружить народ против москалей. Его союзник хан посылал к малороссиянам грамоту, увещевающую отступить от москалей, обещал свою помощь, покровительство и заступничество перед Выговским, которого назвал своим братом; ханский визирь Шефергази также писал и советовал послушаться крымского повелителя. Такого рода писания, обращенные к Полтавскому полку, перехвачены были и доставлены в Москву Беспалым, вместе с воззванием от войсковой старшины, писанным к Кирику Пушкаренку и всем казакам его полка. Должно быть, однако, такие увещания доходили до Кирика и возымели свое действие. По крайней мере вслед за тем Кирик был лишен полковничьего уряда и посажен казаками под стражу, а вместо него выбран полковником Федор Жученко. С одной стороны, успехи Выговского подавали надежду на торжество его партии, с другой – своевольства московских ратных людей возбуждали в народе раздражение против москалей. Но решительный и жестокий Шереметев навел страх на окрестности Киева. По его приказанию, товарищи его, князь Юрий Барятинский и Чаадаев, сожгли и истребили дотла местечки Гоголев, Воронков, Триполье, Стайки, Макаров, Горностай-поле и много других местечек, сел и хуторов; все жители без различия были умерщвляемы; малороссияне увидали, что москаль силен и страшен, и стали склоняться к покорности.

1654 год - Вся Украина возносит благодарственную молитву - Царство Русское пришло на помощь казакам в их борьбе против Речи Посполитой и польского панства, против тех, кто довел весь украинский народ до крайних степеней нищеты, кто угнетал православную веру и всеми силами насаждал на Украине польский язык, тех, кто пытался сломить и уничтожить саму суть и цивилизационное ядро нашего народа.

1657 год - умирает человек, без преувеличения спасший Украину от польского гнета и ее народ от утраты своих корней и утери своих предков, языка и культуры, человек, предотвративший гибель и ассимиляцию наших предков, - гетман Богдан-Зиновий Михайлович Хмельницкий. Вопреки воле Богдана Хмельницкого гетманом становится Иван Выговский - глава Генеральной Канцелярии, известный своей пропольской ориентацией. Основой его власти становится террор руками иностранных наемников.

1658 год - Иван Выговский, изменив своей клятве и заветам Переяславской Рады, подписывает с поляками Гадячский договор, по которому Гетманщина под названием Великое княжество Русское входит в Речь Посполитую как составная часть, наделённая внутренней автономией. Польской шляхте и католической церкви возвращается отнятое казаками имущество. Изгнанным во время казачьего бунта полякам разрешается вернуться.

Однако на этот раз вспыхнуло восстание уже против самого Выговского. Народ не желал возвращения польского национального и религиозного гнёта на Малой Руси даже в смягчённой форме. Речь Посполитая, в свою очередь, не намеревалась соблюдать внутреннюю автономию Великого княжества Русского: польский сейм ратифицировал Гадячский договор лишь в односторонне-урезанном виде. Оппозицию против Выговского возглавили полтавский полковник Мартын Пушкарь, кошевой атаман Яков Барабаш. Чтобы навязать свою власть казачеству, Выговский присягнул как польскому королю, так и крымскому хану Мехмеду IV Гирею, в надежде на военную помощь. После подавления восстания Выговский начал репрессии против старшины. В июне 1658 года по приказу гетмана был убит переяславский полковник Иван Сулима, через несколько месяцев лишился головы новый переяславский полковник Колюбаца, расстреляли корсунского полковника Тимофея Оникиенко, вместе с полковниками были казнены 12 сотников разных полков. Спасаясь от гетмана, бежали уманский полковник Иван Беспалый, паволоцкий полковник Михаил Суличич и генеральный есаул Иван Ковалевский. Яким Самко бежал на Дон.

Царь Алексей Михайлович, не желая войны, начал переговоры с Выговским о мирном разрешении конфликта, которые не принесли результата. 26 марта 1659 года князь Алексей Трубецкой двинулся против Выговского. Имея предписания сперва склонить Выговского к миру, а не воевать, Трубецкой провёл около 40 дней в переговорах с послами Выговского. После окончательного провала переговоров Трубецкой принял решение начинать военные действия. 20 апреля князь Трубецкой подошёл к Конотопу и осадил его. 21 апреля под Конотоп подошли полки князя Фёдора Куракина, князя Ромодановского и гетмана Беспалого. Полки встали тремя отдельными лагерями: полк Трубецкого встал у села Подлипное, полк Куракина «по другую сторону города», полк Ромодановского к западу от Конотопа. Общие силы составляли около 28 тысяч человек, в том числе почти 7 тысяч казаков. 29 апреля, не желая терять время на осаду, князь приказал штурмовать город. Атака окончилась безрезультатно, погибло 252 человека, ранено было около 2 тысяч. Трубецкой вновь перешёл к осадной тактике, которая, однако, осложнялась отсутствием крупнокалиберной артиллерии. К началу июня 1659 года положение осаждённых стало критическим, горожане требовали сдать город. Ситуация изменилась, когда к Конотопу подошли крымское войско и главные силы Выговского - 35 тысяч татар Мехмеда Гирея, около 16 тысяч казаков и порядка 3 тысяч наемников.

Действия отряда князя Пожарского

28 июня 1659 года крымские татары напали на малочисленные конные сторожевые отряды, охранявшие лагерь русской армии Трубецкого, осаждавшей Конотоп, после чего бежали за речку Куколку (Сосновку). Князь Трубецкой с ратными людьми «вышли за обозы, и от обозов товарыщи боярина и воеводы князя Алексея Никитича Трубецкого и стольника князя Федора Куракина окольничие с государевыми ратными людьми своих полков ходили против тех изменников черкас и татар к деревне Сосновке к переправе». Основные силы русского войска остались под Конотопом. К Сосновке был послан конный отряд под началом князей Семёна Пожарского и Семёна Львова (около 4 тысяч человек), а также верные русскому царю казаки-запорожцы гетмана Ивана Беспалого с полковниками Григорием Ивановым и Михаилом Козловским «с Войском Запорожским с двумя тысячми людей». Пожарский атаковал татар нуреддин-султана Адиль-Гирея (второго наследника престола) и наёмников, нанёс им поражение и погнал в юго-восточном направлении. Пожарский и Львов, преследуя бегущих татар и немецких драгун, двигались в сторону села и урочища Пустая Торговица, когда из леса выступила многотысячная армия хана, оказавшаяся в тылу русского отряда. Отряд Пожарского попал в засаду. Русскому отряду противостояла 40-тысячная армия, в состав которой входили крымские татары под командованием хана Мехмеда IV Гирея и наёмники. Пожарский попытался развернуть отряд в сторону основного удара ханских войск, но не успел. Имея значительное превосходство в живой силе, татарам удалось окружить отряд Пожарского и разбить его в ближнем бою. Сам князь Семён Пожарский, до последней возможности сражаясь с врагами, «многих… посекаша и храбрство свое велие простираше», попал в плен. Об упорном характере боя свидетельствуют описания ранений тех, кто сумел вырваться из окружения и добраться до лагеря Трубецкого. Гетман Выговский не участвовал в этом бою. Казацкие полки и польские хоругви подошли к переправе спустя несколько часов после сражения, на втором этапе битвы, когда отряд Пожарского уже был окружён.

Действия отряда князя Ромодановского

Получив сведения о столкновении отряда Пожарского с крупными силами противника, Трубецкой выслал на помощь конные части из воеводского полка князя Григория Ромодановского: около 3000 всадников из дворян и детей боярских, рейтар и драгун Белгородского полка. Навстречу, к переправе вышли войска Выговского. Узнав от вырвавшихся из окружения о том, что отряд Пожарского уже уничтожен, Ромодановский принял решение о организации обороны на реке Куколке. В подкрепление к Ромодановскому были высланы резервный рейтарский полк полковника Венедикта Змеева (1200 человек) и 500 человек дворян и детей боярских из воеводского полка Андрея Бутурлина. Имея троекратное численное превосходство на переправе Куколки, Выговский не смог добиться успеха. Ромодановский, спешив свою конницу, укрепился на правом берегу реки у села Шаповаловка. Бой продолжался до позднего вечера, все атаки выговцев были отбиты. В виду низкого боевого духа казаков, многие из которых были рекрутированы насильно под угрозой отдать их семьи в рабство татарам, Выговскому пришлось опираться на польско-литовские хоругви. К вечеру драгуны коронного полковника Йожефа Лончинского и наёмники Выговского (литовского капитана Яна Косаковского) с боем сумели взять переправу. Об успехах в бою за переправу казаков источники не сообщают. Сам Выговский признал, что именно «драгуны выбили с переправы» русские части. Однако, решающими факторами поражения Ромодановского стали выход противника в тыл обороняющимся и обходной манёвр крымского хана со стороны Торговицы через реку Куколку (Сосновку), брод через реку и болото был показан им перебежчиком. Ромодановскому пришлось отступать к обозу армии князя Трубецкого. Отступлением князя Ромодановского закончился первый день сражения.

29 июня войска Выговского и Крымского хана выдвинулись к лагерю князя Трубецкого у села Подлипное и «учали по обозу и в обоз стрелять из пушек, и повели к обозу шанцы», пытаясь взять лагерь в осаду. К этому времени князь Трубецкой уже успел закончить объединение лагерей своей армии. Завязалась артиллерийская дуэль. В ночь на 30 июня Выговский решился на штурм. Атака закончилась провалом, а в результате контратаки русской армии войска Выговского были выбиты из своих шанцев. В ходе ночного боя сам Выговский был ранен. Ещё немного и войско Трубецкого «овладело б (нашим) табором, ибо уже вломилось в него», - вспоминал сам гетман. Войска гетмана и хана были отброшены на 5 вёрст и встали за деревней Сосновкой, откатившись на позиции, занимаемые до штурма сосновской (через реку Куколку-Сосновку) переправы. После этого наступило двухдневное затишье.

Несмотря на успех ночной контратаки армии Трубецкого, стратегическая обстановка в районе Конотопа изменилась. Далее осаждать Конотоп, имея в тылу многочисленного неприятеля, стало бессмысленным. 2 июля Трубецкой снял осаду с города и армия, под прикрытием движущегося обоза (вагенбурга, гуляй-города), начала отход к реке Семи. В миле от Конотопа Выговский и хан попытались напасть на армию Трубецкого. Эта попытка вновь окончилась неудачей. По словам пленных, потери Выговского и хана составили около 6 000 человек. В этом бою большие потери понесли и наемники Выговского. Потери русской стороны оказались минимальны. 4 июля стало известно, что путивльский воевода князь Григорий Долгоруков выступил на помощь армии князя Трубецкого. Но Трубецкой приказал Долгорукову вернуться в Путивль, сказав, что у него достаточно сил для обороны от противника. В этот же день русские войска встали на реке Семи и начали переправу. С 4 по 10 июля продолжалась переправа. С 4 по 6 июля войска хана и Выговского пытались атаковать армию Трубецкого и вели артиллерийский огонь. Им удалось разбить артиллерией несколько возов, но большого урона армии князя причинить не удалось. 10 июля, закончив переправу, князь Трубецкой пришёл в Путивль.

Согласно российским архивным данным из Разрядного приказа, «Всего на конотопском на большом бою и на отводе: полку боярина и воеводы князя Алексея Никитича Трубецкого с товарищи московского чину, городовых дворян и детей боярских, и новокрещенов, мурз и татар, и казаков, и рейтарского строю начальных людей и рейтар, драгунов, солдатов и стрельцов побито и в полон поймано 4769 человек». Основные потери пришлись на отряд князя Пожарского. Почти полностью погиб рейтарский полк Анца Георга фон Стробеля (Фанстробеля), потери которого составили 1070 человек, включая полковника, подполковника, майора, 8 ротмистров, 1 капитана, 12 поручиков и прапорщиков. Войско Запорожское, согласно докладу гетмана И. Беспалого, потеряло около 2000 казаков. На долю кавалерии приходятся главные потери армии, пехота за все время боев потеряла всего 89 человек убитыми и пленными. Общие потери армии князя Трубецкого за время отступления к Путивлю составили около 100 человек. Потери Выговского составили около 4 тысяч человек, крымские татары потеряли 3-6 тысяч человек.

Можно ли считать исход битвы разгромом русских войск армией Выговского? Однозначно нет, даже и поражением назвать сложно. Действуя в условиях практически двукратного превосходства сил противника, Трубецкой после поражения отряда Пожарского смог перехватить инициативу в сражении, достиг ряда важных успехов и обеспечил успешное отступление - подчеркиваем, не бегство, а именно ОТСТУПЛЕНИЕ - перед лицом превосходящих лиц противника, сумев сберечь не только вверенные ему жизни воинов, но и практически весь обоз. Так что с военной точки зрения действия князя Трубецкого если не безукоризненны, то очень близки к этому.

После столкновения при Конотопе политический авторитет гетмана Выговского, легитимность избрания которого на гетманский пост после смерти Богдана Хмельницкого изначально ставилась под сомнение, упал ещё больше. Разочарованные гетманом соратники Выговского приняли решение свергнуть своего лидера. Собственно, сражение под Конотопом являлось попыткой военными мерами укрепить политическую и личную власть Выговского, которую отказывалось признавать казачество. Результат оказался прямо противоположным. Сразу же после отступления Трубецкого в Путивль на Гетманщине разгорелись крестьянские и городские восстания, подпитываемые действиями союзных с Выговским крымских татар, которые грабили крестьянские и казацкие поселения, уводили в рабство женщин и детей. Против Выговского выступил и его недавний соратник Иван Богун, подняв восстание на Правобережной Украине. Запорожский кошевой атаман Иван Серко напал на ногайские улусы, выполнив поручение князя Трубецкого и гетмана Беспалого. Это вынудило крымского хана оставить Выговского и уйти с войском в Крым. После этого похода Иван Серко с войском Запорожским двинулся против Выговского и разбил посланного ему навстречу Выговским полковника Тимоша с войском. Вскоре к восставшим против Выговского городам Ромны, Гадяч, Лохвица присоединилась усмирённая Выговским в предыдущем году Полтава. Против Выговского выступили некоторые духовные лица: Максим Филимонович, протопоп из Нежина, и Семён Адамович, протопоп из Ични. К сентябрю 1659 года присягу «Белому царю» приняли бывшие союзники Выговского в Конотопской битве: полковник киевский Иван Екимович, переяславский - Тимофей Цецюра, черниговский - Аникей Силич. Полковник Тимофей Цецюра, воевавший на стороне Выговского под Конотопом, рассказал Шереметеву, что полковники и казаки, бились с русскими ратными людьми «по большой неволе, боясь изменника Ивашки Выговского, что он многих полковников, которые не похотели послушать, велел посечь, а иных расстрелял и вешал, а многих казаков с женами и с детьми отдал в Крым татаром».

17 октября 1659 года казацкая рада в Белой Церкви окончательно утвердила Юрия Хмельницкого в роли нового гетмана казачества. Выговского принудили отречься от власти и официально передать гетманские клейноды Хмельницкому. На Раде всё Войско Запорожское «учинилось под его Великого Государя самодержавною рукою в вечном подданстве по-прежнему». Выговский же бежал в Польшу, где впоследствии был казнён по обвинению в измене - закономерный конец для предателя.

Со смертью Богдана Хмельницкого Украина столкнулась с одним из самых трагических моментов в своей истории, когда военные действия велись на всей ее территории, а казацкие войска и политическая элита оказались раздроблены на несколько групп. Руина зародилась, как вследствие объективных процессов, так и в большей мере из-за недальновидной политики большей части казацких старшин, неспособных выбрать лидера, достойного по духу умершего Богдана Хмельницкого. Одним из тех, кто мог стать новым главой Украины, был Иван Выговский, военный талант которого проявился в одном из крупнейших военных столкновений на территории Украины - Конотопской (Сосновской) битве.

Стороны битвы под Конотопом

Конотопская битва 1659 года случилась летом, в степях между деревнями Шаповаловка и Сосновка. Сторонами ее были: стопятидесятитысячная армия во главе с князем Трубецким, заручившаяся поддержкой полка князя Ромодовского, с одной стороны, и украинское казацкое войско во главе с гетманом Иваном Выговским. В результате боев общие потери двух армий составили около 45000 убитыми: 30000 со стороны Трубецкого, и 15000 со стороны Выговского.

Отражение битвы в истории

Конотопская битва глазами русских историков представляется, как самое катастрофическое поражение московских войск. Информации о данной битве совсем немного, так как изучение ее проводилось на минимальном уровне. В большинстве исторических книг и учебников это сражение и вовсе не упоминается. Поэтому существуют противоречивые сведения о том, как проходила и чем закончилась Конотопская битва. Мифы и факты смешались между собой, и найти истину касательно того или иного момента или мелкого события практически невозможно. В Советском Союзе существовали ограничения на публичное обсуждение разделения украинского народа семнадцатого века на промосковскую и антимосковское течения.

Избрание Выговского гетманом

Официально пришел к власти на Украине в середине августа 1657 года. Звание гетмана генеральный писарь Иван Выговский принял на старшинской Раде, в городе Чигирин. Другим кандидатом был который являлся младшим сыном Богдана Хмельницкого. Однако, помимо родства с великим гетманом, Юрий других сверхъестественных качеств, необходимых для управления страной, не имел. Не в пользу его кандидатуры говорил и малолетний возраст Хмельницкого-младшего.

Геополитические взгляды Выговского

Новый гетман сначала не воспринимался рядовыми казаками. Одной из причин считается происхождение Выговского и его прошлое. Иван - выходец из рода волынских шляхтичей. Изначально был в звании писаря у польского комиссара, который выступал против казаков на Украине. Род Выговских также имел корни польских шляхтичей. Также казаков, воевавших за независимое украинское государство, тревожило желание нового Гетьмана отдать Малороссию под протекторат Речи Посполитой. По одной из непроверенных версий, Выговский заявил о своем решении еще во время похорон Богдана Хмельницкого. Идеями отторжения от Москвы Малороссии и присоединения украинских земель к Польше он поделился с послом речи Посполитой Казимиром Беневским. Этот факт стал известен московскому царю Алексею Михайловичу. Впрочем, царь достоверность факта этого разговора поставил под сомнения и проигнорировал. Наоборот, он отправил послание, адресованное Мартину Пушкару, полтавскому полковнику, а также Якову Барабашу, атаману казацкого войска. В депеше Алексей Михайлович велел полностью подчиняться приказам нового гетмана и избегать бунтов.

Переяславская рада и армия Выговского

Выговский также не показывал своих намерений в отношении Польского вектора. Даже наоборот, на новой Переяславской раде, в присутствии прибывшего русского посла Богдана Хитрова, гетман Выговский присягнул на верность и царю. Считается, что данным дипломатическим жестом он намеренно успокоил царя. При послаблении контроля со стороны Москвы Иван наладил положительные дипломатические отношения с Крымом и заручился лояльностью ханской армии. Также он начал усиливать армию. Часть казацкой казны, оставленной в наследство от Богдана Хмельницкого, он потратил на создание наемной армии. Около миллиона рублей было израсходовано на рекрутинг воинов немецкого и польского происхождения.

В это же время начали расти внутренние протесты на Украине. В первый год гетманата Выговского, в результате гражданской войны, были убиты около 50000 мирных жителей. Бои проходили в таких городах, как Гадяч, Лубны, Миргород и других населенных пунктах

Государь, ознакомившись с таким ходом дел, отправил на Украину воеводу Григория Ромадовского, во главе со значительным русским войском. Московское присутствие в Киеве было усилено, как и предписывали Переяславские соглашения. В Киеве был расквартирован отряд Василия Шеметева.

Гадяцкий договор с Польшей и начало первых столкновений

Открытая конфронтация против Москвы началась в начале осени 1858 года, когда был заключен Мирный договор с поляками, в городе Гадяч (так называемый Гадячский мирный договор). Заключенное соглашение предполагало переход Малороссии во власть Речи Посполитой, а Выговский начал готовиться к войне против России. О предательстве Выговского говорит летописец Самойло Величко. Он напрямую называет гетмана виновником разорения и длительной войны на Украине.

Первым, что было решено сделать, стало от гарнизона Шеремета. Однако посланный для выполнения этой задачи брат Выговского Данил провалил задание. Пришедший на подмогу Иван Выговский сам был захвачен в плен. Под давлением, в плену он вновь заверил всех в лояльности по отношению к Москве, обещая при этом распустить армию наемников и татар. Поверив этому заявлению, царь помиловал Выговского и отпустил.

Совсем скоро Иван начал наступление на войско Ромодановского. Узнав об этих планах, было решено послать на помощь Ромодановскому пятидесятитысячное подкрепление, во главе с князем Трубецким. Армия Трубецкого выступила в сторону Конотопской крепости, захватив по пути Серебрянное.

Осада Конотопа

Трубецкой объединился с полками Ромодановского и Беспалого в феврале 1659 года. В середине апреля Московское войско подошло к Конотопу, а 21 апреля был начат его обстрел и осада. Конотопская битва 1659 описывалась современниками, как братоубийственное сражение. Причем, армии, воевавшие с двух сторон, состояли в основном из украинцев и русских, в примерно равных пропорциях.
Старая карта Конотопской битвы дает понятие о поле сражения. Сам Конотоп в то время представлял собой крепость с четырьмя въездными воротами. Она была окружена рвом с двух сторон. Также рядом было другое укрепление, с трех сторон окруженное валом и рвом, а с четвертой защищеннное рекой Конотоп. Гарнизон крепости состоял из четырех тысяч казаков нескольких полков.

Конотопская битва

27 июня 1659 года, у села Шаповаловка, начались первые столкновения между армией Выговского и Московским войском. В этих столкновениях московские силы понесли серьезный урон. Однако эти сведения противоречивы, и опровергаются другими современниками. Считается, что после сражения Московское войско кинулось вдогонку за конницей Выговского и 29 июня утром, возле села Сосновка и Шепетовка, началось сражение вошедшее в историю, как Конотопская битва 1659 года.

Отряды под управлением Пожарского были загнаны в ловушку между двумя речками. Эта местность характеризуется большим количеством болот. Поэтому проходимость войска была затруднена. Фатальным для Пожарского стал удар войск крымского хана с тыла. В результате этой атаки по разным оценкам конница россиян потеряла от пяти до тридцати тысяч человек убитыми. Самонадеянность Пожарского сыграла с ним злую шутку. Начало атаки не было подготовлено. Пожарский даже не удосужился провести разведку местности. В результате безграмотного руководства он попал в плен к хану и был казнен.

Отход Московского войска

Московское войско под руководством Трубецкого осуществило организованный отход к Путивлю. Поражение под Конотопом оказалось неожиданным для Москвы. Ожидалось, что войска крымского хана после такой победы пойдут на нее. Однако татары поссорились с Выговским и принялись разграблять города Малороссии. Так и завершилась Конотопская битва. Кто победил в этом сражении? Победу одержала армия гетмана Выговского, однако, последствия этой победы привели к разграблению страны татарами.

Считалось, что после такого поражения Алексей Михайлович не сможет собрать сильное войско, но это оказалось не так. 28 июля 1659 года крымский хан был изгнан из Украины усилиями Донских казаков Яковлева, войска атамана Сирка и бывших соратников Богдана Хмельницкого. Стоит заметить, что последствия "хозяйствования" крымского хана существенно ослабили Украину. В этом есть и вина гетмана Выговского.

Конотопская битва. История казачества и следующий гетман

Уже в середине октября вместо Ивана был избран новый Юрий Хмельницкий, который был приведен Алексеем Трубецким. Выговский через пять лет после окончания битвы был обвинен поляками в измене и расстрелян.