Щелковские межрайонные очистные сооружения. Щелковские очистные сооружения – под общественным контролем. А вреден запах с очистных или нет

Верховный суд РФ удовлетворил кассационную жалобу учредителя петербургского агентства недвижимости "Кредо-Петербург" Сергея Шабалина, который в 2004 году был приговорен горсудом Санкт-Петербурга к девятилетнему сроку за приготовление к убийству "авторитетного" предпринимателя, руководителя ЧОП "Балтик-эскорт" Романа Цепова. По решению Верховного суда Сергей Шабалин отсидит на два года меньше.


Писать жалобы в Верховный суд Сергей Шабалин начал сразу же после оглашения приговора горсуда, летом 2004 года. Риэлтер уверял, что его вина не доказана: все обвинение было построено на показаниях некоего уголовника и на записях телефонных переговоров, которые защита Шабалина еще в ходе рассмотрения дела горсудом просила исключить из числа доказательств из-за ненадлежащего оформления. Верховный суд дважды оставлял жалобы коммерсанта без удовлетворения, однако на днях Сергею Шабалину удалось добиться еще одного пересмотра. Верховный суд в итоге уменьшил ему срок до семи лет.

Учредитель агентства недвижимости "Кредо-Петербург" Сергей Шабалин был арестован в октябре 2002 года. Сотрудники петербургского УБОПа получили записи его телефонных разговоров с неким криминальным "авторитетом", которому Сергей Шабалин предложил за $20 тыс. организовать убийство Романа Цепова. По версии следствия, поводом для убийства стал спор за офисные помещения на улице Восстания, 16, которые были куплены в середине 90-х годов тогдашним директором "Кредо-Петербург" Олегом Зориновым и которые Сергей Шабалин надеялся получить в свою собственность.

Дело в том, что в 1998 году Олег Зоринов оказался под стражей — его обвинили в растрате нескольких сотен тысяч долларов, принадлежавших клиентам агентства. Как выяснилось в суде, риэлтер прокручивал деньги клиентов, давая их в долг под проценты, а также занимаясь скупкой элитной недвижимости. Все это в итоге привело "Кредо-Петербург" к банкротству. После ареста Олега Зоринова на его партнеров по бизнесу Александра Голованова и Сергея Шабалина, по их словам, наехали тамбовские бандиты, которые пытались скупить у них по дешевке акции агентства. Сергей Шабалин написал заявление в УБОП и добился ареста главных оппонентов, тамбовского "авторитета" Руслана Коляка и директора агентства недвижимости "Любимый город" Александра Мошкалова. Их обвинили в вымогательстве, впрочем, в 2001 году суд переквалифицировал обвинение на самоуправство и прекратил дело за истечением сроков давности.

Примерно в это же время в Санкт-Петербург вернулся Олег Зоринов, и Сергей Шабалин предложил ему возместить убытки, в том числе путем продажи помещений на улице Восстания. Однако господин Зоринов предпочел передать эти помещения людям Романа Цепова, который наряду с охранным бизнесом занимался торговлей недвижимостью. Сергей Шабалин пытался отсудить у Романа Цепова эти помещения, но безуспешно, и тогда, по версии суда, решил его убить. По словам оперативников УБОПа, поначалу у них появилась информация, что бывший риэлтер купил снайперскую винтовку и собрался застрелить господина Цепова, но передумал, поскольку у последнего была очень хорошая охрана. И тогда он, по данным следствия, начал поиски киллера. Однако потенциальный исполнитель (в суде он фигурировал под псевдонимом Иванов), узнав, кого ему нужно убрать, испугался и стал записывать свои переговоры с коммерсантом. Эти пленки попали в УБОП и стали основанием для уголовного дела против Сергея Шабалина.

В июне 2004 года горсуд Петербурга вынес ему приговор, а в сентябре того же года Роман Цепов был отравлен. Его убийство не раскрыто до сих пор.

ВИКТОР Ъ-СБОРОВ, Санкт-Петербург

НОВАЯ РОСПИСЬ СТАРОГО ХРАМА

О храме

Преподобный Серафим последние свои годы провёл в келье, расположенной в длинном одноэтажном здании, которое соединяло юго-восточную («Рухлядную») башню и «Архиерейский дом». В этой келье иеромонах и скончался 15 января (по новому стилю) 1833 года .

В 70-х годах XIX века тамбовский епископ Палладий предложил увековечить память Серафима возведением над бывшей его кельей храма. Строительство началось в 1899 году по проекту архитектора А.С. Каминского и завершилось через два года. Сохранённая келья Серафима, украшенная снаружи и изнутри, находилась под крышей нового храма, в юго-западном углу.

С 1901 по 1903 годы продолжались отделочные работы. Следует подчеркнуть, что роспись храма тогда не была задумана и, соответственно, не выполнялась. Храм строился во имя Пресвятой Троицы. Но освящён был 21 июля 1903 года во имя новопрославленного преподобного Серафима Саровского. В 1927 году в связи с закрытием монастыря служба в храме прекратилась. Еще через 22 года в нём открылся городской театр.

В ноябре 2002 года здание храма было возвращено церкви, и в нём начались реставрационные работы. По настоянию епископа Нижегородского и Арзамасского Георгия было принято решение: стены и своды храма должна украсить роспись – новый элемент облика старой церкви.

Как это было...

Начало собственно росписи храма пришлось на 29 апреля 2003 года , то есть на ее выполнение отводилось очень короткое время.

Ярослав Владимирович Рылло (на фото - крайний слева), руководитель группы иконописцев: - О том, что нужно расписать 2,5 тыс. кв. м к 25 июля, мы узнали в феврале. По благословению епископа Нижегородского и Арзамасского Георгия и с одобрения Эрика Николаевича Поздышева (генерального инспектора концерна «Росэнергоатом»), попечителя и организатора реставрации храма, я приехал в Саров. Общая картина интерьера храма просто испугала: окна забиты железом, горы мусора, неоштукатуренные стены… В Москву я вернулся в большом недоумении: огромный объем работ, практически нереальные сроки, нет денег на ремонт и роспись...

Но тут произошло одно событие, которое утвердило меня в том, что храм может быть расписан к празднику, а все необходимое приложится. В первые часы после моего возвращения из Сарова мне поступил звонок с предложением срочно приехать по делу, которое меня наверняка заинтересует. Приехав и поняв, о чем идет речь, я был практически потрясен, поскольку мне предложили купить икону преподобного Серафима Саровского. Я понял, что батюшка Серафим благословляет нас на эту Работу.

Вскоре появились и деньги. Руководство компании «Вимм-Билль-Данн» приняло решение оплатить основную часть работ по росписи храма; потом нашлись и другие спонсоры. Мы решились принять приглашение на эту работу не сразу. Но теперь счастливы, что сделали это. Начали мы работы 29 апреля, на светлой седмице, торжественным молебном и благословением владыки Георгия.

Художники – их 50 человек - работали действительно очень быстро. Уже 7 мая 2003 года значительная часть алтарной стены была расписана. Загрунтовали белым большую площадь на других стенах, что сразу придало церкви праздничный вид. 20 июня 2003 года роспись алтаря уже завершилась, четверик (центральная часть храма) был готов на 70 процентов.

В середине июля работы сосредоточились в основном в трапезной (западной) части храма. Здесь пришлось изменить первоначальные художественные решения, согласно которым велась роспись. На западной стене трапезной планировалось изобразить сцену Страшного суда (основой росписи послужила бы композиция в Трапезной палате Троице-Сергиевой лавры). Но потом выяснилось, что в помещении будут восстановлены хоры, что означало изменение сюжетов росписи.

Такое быстрое выполнение важного поручения Патриарха Всея Руси Алексия – так можно сказать о росписи храма – далось нелегко. Художники работали с 9 утра до 8.30 вечера, с часовым перерывом на обед.

Ярослав Владимирович Рылло : - Владыка Георгий не благословил работать в воскресные и праздничные дни. Но строгая организация работ, заданная с самого начала, позволяет выдерживать график. Перед работой каждый в душе произносит: «Господи, благослови! Преподобный Серафим, помогай нам!». К назначенной дате роспись обязательно будет закончена.

Работа по росписи была уже практически завершена 24 июля: строительные леса разобраны, осталось «подчистить» отдельные мелкие недоделки и огрехи фона, орнамента. На все потребовался 71 день (не считая воскресных и других церковных праздников), и даже не все из них оказывались полностью рабочими. Мешала сборка-разборка лесов (для того, чтобы увидеть в целом отдельные сюжеты на сводах четверика, алтарной части, где высота, соответственно, 19 и 15 метров, приходилось не один раз разбирать леса и вновь собирать их); регулярные посещения контролирующих комиссий оргкомитета и епархии – а они проходили практически ежедневно – при всей их необходимости отрывали от работы. Мешали и другие досадные ошибки и неприятности, неизбежные в любой работе, а при ведущихся параллельно ремонтно-строительных работах тем более.

Но с Божьей помощью и по молитвам батюшки Серафима все это преодолено. – Но были не только препятствия, – говорит Ярослав. – Мы глубоко признательны многим, кто оказывал нам скорую и неоценимую помощь в вопросах, в которых мы были бессильны. Прежде всего – директору ядерного центра-ВНИИЭФ Радию Ивановичу Илькаеву , его заместителю Юрию Миновичу Якимову , начальнику Управления механизации и автотранспорта Владимиру Васильевичу Гусакову , командиру дивизии внутренних войск Михаилу Рафоновичу Пачикову , начальнику Центра общественной информации ВНИИЭФ Владимиру Васильевичу Еманову , Владимиру Кирилловичу Маслову - главному врачу профилактория, где мы все жили, и многим, многим другим.

О технологии

По словам руководителя группы Я.В. Рылло, технология работ уникальна, поскольку расписывать надо очень быстро. В составе группы – свои монтажники, маляры, штукатуры, выполняющие всю подготовку стен храма, состояние которых исследовала технолог-эксперт Министерства культуры И.А. Кулешова. По её рекомендации художники остановились на современных водных акриловых красках. Они не выгорают на свету, дают стенам дышать, отталкивают воду и копоть.

О росписи

Один из вопросов, которые задавали Я.В. Рылло на пресс-конференциях и в беседах, был таким: а не обидно ли вам, что роспись увидит не много людей? Ведь Саров остаётся закрытым городом.

Ярослав Владимирович: - Да что вы, работа здесь - это большое счастье. Мы церковные художники, и самое главное для нас – осознание того, где находишься и что попал сюда промыслом Божиим.

Алтарная часть, которая открывается взорам после снятия лесов 15 июля, - самая многодельная по количеству образов и ликов. Нижний ярус называется «Служба святых отцов». В центре – Святой Престол, по бокам рядом со святителями - творцами литургии Иоанном Златоустом и Василием Великим - изображены святители-новомученики: патриарх Тихон, митрополит Владимир Киевский, митрополит Вениамин Петроградский, священномученики Серафим Чичагов, автор Дивеевской летописи, Серафим Звездинский и ещё многие.

В верхнем ярусе восточной алтарной стены - Пресвятая Богородица в сонме херувимов и ангелов и припадающий к Ее ногам святой Серафим Саровский. На южной и северной стенах алтаря – изображения пророков. Потолок алтаря декоративен и является украшением настенной живописи. Этот важный момент связан с архитектурными особенностями. Храм поздней постройки, он создан в русско-византийском стиле, поэтому присутствие в росписи декоративного элемента – орнамента, который поддерживает живопись, собирает все ее детали воедино, - вполне оправданно.

Всю центральную часть храма, четверик, задумано было посвятить святым, основоположникам монашества. Здесь располагаются большие ростовые фигуры Антония Великого, Сергия Радонежского, Антония и Феодосия Киево-Печерских. На своде купола – образ Спасителя «Спас Пантократор» в сонме серафимов. Лентой вдоль основания купола написан на церковнославянском языке Символ веры.

Самая главная композиция четверика, от которой берут начало все остальные, размещена на большой восточной стене перед алтарем - это «Явление Пресвятой Богородицы преподобному Серафиму Саровскому в день Благовещения». У этой композиции своя история. Когда восстановительные работы только начинались, патриарх Алексий в беседе с владыкой Георгием высказал пожелание, чтобы в росписи храма обязательно присутствовал этот сюжет и чтобы к торжествам был написан хотя бы он. Мы при поддержке преподобного, которую ощущали всё время наших трудов, сделали больше.

На южной и северной стенах четверика над окнами располагаются композиции по двум очень известным евангельским сюжетам: «Нагорная проповедь» и «Проповедь Иоанна Предтечи». На западной стене - традиционная для православных храмов икона «Успение Пресвятой Богородицы».

Трапезная - одна из главных частей храма, она целиком посвящена преподобному Серафиму. Роспись здесь располагается невысоко, она приближена к молящимся. Тема росписи стен храма и самой келии - житие и прославление преподобного Серафима Саровского. В этой же части находится изображение царя-мученика Николая II, настоявшего на скорейшем прославлении святого. Другой вопрос, который интересен не только верующим, но и всем любителям живописи: в каком стиле выполнены эти работы большого смысла и значения?

Я.В. Рылло: - Перед тем, как приступить к росписи, была разработана и утверждена её художественная концепция. Мы рассматривали это как очень важный шаг, потому что храм расписывался нами впервые. Смысл и основа предложенной идеи – пасхальная радость. Преподобный Серафим говорил всем приходящим к нему: «Радость моя! Христос воскресе!». Вот это удивительное настроение Пасхи в любое время года наши художники и задумали создать.

Храм расписан в радостных, праздничных красках - как пасхальное яйцо. В росписи преобладают три основных цвета: зелёный (цвет преподобного) и два цвета Пасхи – красный и золотой. Мы используем элементы византийского орнамента, золотые тона. Живописный язык основан на лучших церковных традициях XIX века. В этом заключено точное соответствие архитектурному облику храма, который построен в русско-византийском стиле.

О художниках

По словам Я.В. Рылло , основу художественной группы составляют люди, которые давно работают вместе, знают церковное искусство, имеют опыт церковной жизни. Последние крупные работы этой в прямом смысле творческой мастерской – участие в реставрации Успенского собора кремля города Дмитрова и роспись храма Покрова Пресвятой Богородицы в городе Минеральные Воды. Много лет художники сотрудничают с московским Сретенским монастырём в деле его реставрации и написании икон.

Для работ в Сарове Я.В. Рылло пригласил известного церковного мастера Алексея Валерьевича Артемьева . Он является постоянным членом патриаршей комиссии по церковному убранству. Именно он и художники Андрей Ахальцев, Михаил Савостюк, Дарья Шабалина и Ярослав Рылло разработали концепцию росписи храма. Я.В. Рылло и Д. Шабалина стали главными художниками проекта. За общее руководство сложным художественным процессом отвечает также Я.В. Рылло .

При выполнении росписи, конечно, среди художников естественна специализация. Так, орнамент в церкви Серафима Саровского создан А. Ахальцевым . Лики святых писали Дарья Шабалина, Ярослав Рылло и Сергей Матвеев .

Руководитель группы подчёркивает: - В нашей работе есть понятие соборности, и каждый прилагает свои силы к тому, что ему даётся лучше всего. Именно благодаря соборности удалось завершить такой объем работ в столь сжатые сроки. Нельзя не отметить активной работы саровских художников, которые постоянно помогали москвичам в исполнении орнаментов.

Кто они

Конечно, всем, кто следил за тем, как преображается храм Серафима Саровского, было интересно узнать побольше о самих художниках, о настроениях, владеющих ими. Ярослав Рылло: - Все, кто здесь работает, – люди православные. Все понимают, что находятся в святом месте. При том напряжении, с которым мы вели роспись храма, – из-за больших объёмов работы и сжатых сроков - от каждого требовалось не только хорошее владение своим ремеслом, но и большая доля внутреннего смирения. О себе руководитель группы рассказывает немного. Родился в Москве, воспитывался в православной семье.

Предки по отцовской линии - священники. Последний, протоирей Петр, был расстрелян в 1937 году. Отец Ярослава, Владимир Всеволодович, с ранних лет избрал для себя путь церковного художника. Дети - два брата и сестра - с детства помогали отцу по росписи и реставрации икон. Ярослав закончил Суриковскую художественную школу, служил в армии, далее работал в бригаде отца. Ездили по разным городам, реставрировали разные храмы. Например, работали в Пюхтицком монастыре.

С 1990 по 1993 год Ярослав с супругой Дарьей Шабалиной учились в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже , писали иконы. Отец и брат работали в Москве и Пюхтицах. В 1993 году по благословению тогда еще здравствовавшего старца Николая (с острове Залита в Псковской области) брат Владимир ушел на Святую Землю, а позже на Святой горе Афон в Свято-Пантелеймоновом монастыре принял постриг с именем Варсонофий. Сейчас родители Ярослава восстанавливают храм-часовню во имя Казанской Божьей Матери в подмосковной деревне Нестерцево.

Центр общественных связей Российского федерального ядерного центра – ВНИИЭФ (Наталья Богуненко) с использованием материалов А.Виноградовой, Г.Куличкова и А.Каминского Фото А.Чукреев

Близится к завершению строительство в московском Сретенском монастыре собора Новомучеников и Исповедников Церкви Русской на Крови, что на Лубянке. О том, как идет роспись собора, в чем особенности труда церковного живописца в XXI веке, насколько его работа связана с работой души, мы беседуем с Дарьей Шабалиной и Михаилом Леонтьевым, возглавляющими работы по росписи интерьера собора.

«Личный разговор» с каждым из святых

- Расскажите, пожалуйста, каков был ваш путь к работе над собором?

Михаил: Епископа Тихона (Шевкунова) мы знаем уже много лет, работали с ним, в частности, над проектом оформления семинарии - писали основную фреску - «Христос и ученики», сочиненную самим владыкой, а также оформляли некоторые помещения и этажи. На этом же проекте познакомились и с Дмитрием Смирновым, дизайнером и архитектором будущего храма.

- У вас выработался какой-то определенный стиль?

Михаил: Стиль работы вырабатывается постепенно. Саму идею, программу и систему росписи мы проживаем вместе с владыкой - конкретно над этим проектом работаем уже второй год. Это авторская работа, в первую очередь самого владыки, его детище, мы же - в какой-то степени соавторы, в какой-то исполнители, - прислушиваясь к нему, воплощаем его идеи своими профессиональными возможностями.

Михаил: В первую очередь это авторская работа, но здесь нет отхода от канона. А творчески - можно импровизировать. Импровизация может выражаться в подборе цветов, в каких-то новых формах, в композиции: не отходя от канона, можно привносить что-то свое.

- На какой традиции вы основываетесь?

Михаил: Мы работаем в лучших традициях византийского и древнерусского искусства, под впечатлением от монументальных произведений мастеров раннего Возрождения и Средневековья. Все, что нам нравилось всегда, мы пропускаем через себя и вносим в интерьеры этого храма.

Храм посвящен новомученикам. Существуют сегодня свои традиции, связанные с иконописными образами новомучеников?

Михаил: Пока никаких традиций, насколько я знаю, нет. Думаю, они только закладываются.

- Как вы готовитесь к написанию ликов именно новомучеников, исповедников?

Михаил: Конечно, нам надо вникнуть в их жизнь, прежде чем писать их лики; надо прочувствовать каждого святого, чтобы передать его образ как можно точнее. Причем нужно передать его одновременно фотографически точно и вместе с тем - отстраненно. Ведь это не просто фотография, а преображенный образ. Другими словами, задача - одновременно сохранить максимальное сходство и показать, что святой - в некоем отстранении от мира земного.

Лик можно написать буквально за час, а можно работать над ним и все два года - это творческий процесс, он может не пойти.

Вы можете выделить кого-то из святых, чья история вас особенно трогает? Или каждый становится близким и родным?

Михаил: Кого-то из новомучеников я не могу выделить. Мы, как художники, работаем и с историями их жизни, и с внешним обликом. Бывают очень выразительные лица, которые позволяют довольно быстро найти образ. Но это уже техническая сторона работы. Всякий раз, когда мы садимся и пишем лики, у нас получается некий личный разговор с каждым из новомучеников. Они становятся нам родными - практически как наши родственники. Ведь их надо прочувствовать, понять, что они испытывали в момент, когда шли на смерть с полным осознанием того, куда и ради чего они идут. Вот как это можно отразить в каждом лике? Как понять, что вообще происходит с человеком, когда он идет на это? Как это можно пропустить через себя, прочувствовать, чтобы потом в образе отразилось это ощущение? Вот наша основная задача, и ее надо выполнить, сосредоточившись даже в этом шуме и гаме окружающей нас стройки.

О технологии

- С чего начинается для художника работа над росписью храма?

Михаил: Сначала готовится эскизный проект, концепция - «сценарий», если говорить в терминах кинематографа. Владыка, со своей стороны, предлагает богословскую идею, наша задача - эту идею воплотить в образ: в красках, в композициях, в линиях, в ликах. Эскиз - это как ноты большого произведения: вот написали ноты, и хор по ним поет. Но написать их - это отдельная огромная работа. Так и с эскизным проектом. Сейчас же наша задача - «спеть по нотам», всё это как следует изобразить в конкретном архитектурном пространстве.

Над храмом Новомучеников и Исповедников Российских мы работаем второй год. Эскизный проект готовился около полутора лет. И мы с владыкой проживаем его - не могу подобрать другого слова - до сих пор.

Всем известно со школы, что фреска - это роспись водяными красками по сырой штукатурке. Но время идет, технологии совершенствуются. Как сегодня с технологической стороны расписывается храм?

Михаил: Поверхность покрывается специальной штукатуркой. Мы разработали свой состав штукатурки, она фактурная, чем-то похожа на мозаику. Такой прием мы придумали сами, в храмах в таком масштабе он не встречается. Я думаю, он оправдает наши надежды. В этом как раз отличие работы иконописца XXI века: мы внедряем технологии в свои творческие замыслы. Я сам раньше работал на телевидении, до этого - в кино и в театре, прежде чем перейти в монументальную живопись и в иконопись, чем и занимаюсь последние лет 25, поэтому стараюсь все эти навыки каким-то образом привнести сюда, в храмовое искусство.

- А какие технологии помогают надолго сохранить роспись?

Михаил: Современные технологии, позволяющие сохранять роспись, - это высокотехнологичные краски, которые разработаны в Германии или Австрии. Есть технологи, которые специально для храмов, для создания современной росписи разрабатывают материалы. Сверху роспись покрывается защитным лаком.

- Насколько время накладывает отпечаток на вашу работу: сейчас - труднее, чем, скажем, 20 лет назад?

Михаил: В XX веке, который мы застали, работали чуть спокойнее. Сейчас - чем дальше, тем быстрее бежит время. Сроки всё меньше, всё меньше возможности для какого-то глубокого размышления в процессе самой работы. Надо делать всё очень быстро и качественно. Но, конечно, для молитвы всегда остается время. Молитва сопровождает сам процесс работы наверху, на лесах, без нее труд иконописца невозможен.

- Чем отличается работа над иконой от работы над фреской?

Михаил: Икона и фреска - это, по сути своей, одно и то же. Масштаб разный, в случае иконы он более камерный. Когда сидишь в мастерской и пишешь икону, проще сосредоточиться, проще вникнуть в то, что делаешь. А в монументальной живописи, которой мы сейчас занимаемся, всё связано с масштабами, со строительством. Надо делать свою работу быстро, точно, правильно. Это требует больших усилий, хорошего здоровья. Так что разница - только в этом. Например, здесь, в храме, возможности для сосредоточения очень мало, потому что параллельно с росписью идет стройка. Всё, что мы делаем, получается по воле Божией, каким-то чудесным образом, я бы даже сказал.

Дарья: Человеку творческому, иконописцу, сосредоточиться в такой стройке практически невозможно. Приходится смиряться и пытаться в этих условиях работать.

«Тактика» и «стратегия» росписи

- Расскажите, пожалуйста, о команде: сколько в ней человек, как подбираются художники для росписи собора?

Михаил: Росписью занимаются порядка 30 художников. Мы подбираем людей, исходя из здравого смысла: каждый художник ставится на ту работу, которую он делает лучше всего. Как в оркестре, каждый исполняет свою партию, наша задача - дирижировать, чтобы благодаря общим усилиям всё собрать воедино. А мозаику и иконостас создают другие мастера. Чтобы сохранялся единый стиль, мы все встречаемся на совещаниях.

Так что каждое утро - как в бой идем. Нужно понимать, какого мастера куда направить, потом самому залезть на леса, приняться за работу в этом шуме, в пыли, где рядом сварка, а сверху что-то падает. Это целая огромная работа, где есть своя стратегия, своя тактика, как в настоящем бою.

- Вы упомянули мозаику: она тоже будет в соборе?

Михаил: Мозаичные иконы будут на фасаде храма Новомучеников, мозаика будет использоваться в нижнем храме, в оформлении купели - мы делали эскиз, по которому сейчас работают мастера в Санкт- Петербурге. Вообще мозаика - техника очень дорогая, сложная, требующая больших временных затрат.

- В каких цветах будет расписан храм?

Михаил: В росписи есть и золото, и серебро, а цвета все традиционные. Храм очень большой - почти 6 тысяч квадратных метров, есть еще нижний, крестильный храм, с купелью для взрослых. И они будут расписаны по-разному.

Роспись нового храма как-то коррелирует с той, что есть в старом храме - Сретения Владимирской иконы Божией Матери, или это два с художественной точки зрения не связанных между собой пространства?

Михаил: Мы участвовали в реставрации старого храма Сретенского монастыря. Он для нас - родной, там множество красивых композиций и образов, которые нам близки. Я думаю, та работа по реставрации как-то естественным путем повлияла и на то, что мы делаем сейчас в новом храме. Мы были и внутренне готовы к этой работе.

- Когда планируется завершить роспись собора?

Михаил: Планируется завершить роспись к Новому 2017 году. Пока нет иконостаса, нет киотов, пол закрыт пленкой, стоят леса, нет должного освещения - такого, какое должно быть в храме… Только по 3D-модели, созданной совместно с Дмитрием Смирновым, мы можем узнать, каким же будет храм.

Работа как постоянное размышление

- Расскажите, пожалуйста, о ваших учителях, о вашем пути к храмовой живописи.

Михаил: Своими учителями я считаю Татьяну Николаевну Кудрявцеву, архитектора и реставратора, и отца Гурия (Федорова), ныне епископа Арсеньевского и Дальнегорского. Много лет назад они помогли мне понять, чем мне лучше заниматься в жизни. По первому образованию я художник кино и телевидения и еще - художник-декоратор, художник-оформитель, учился во ВГИКе чуть попозже, чем владыка Тихон, хотя мы там тоже пересекались. Иконописи учился сам, поскольку было большое желание этим заниматься.

Дарья: Мои родители - художники-монументалисты. Я с детства занимаюсь живописью, и главным моим учителем был мой отец, учил меня рисунку, композиции. После окончания Суриковской школы занималась реставрацией икон в Даниловском монастыре. Потом сама начала писать иконы. Очень хотелось заниматься всем, что связано с храмом: иконописью, реставрацией, росписью. Потом училась в Богословском институте в Париже. В церкви я с детства и владыку Тихона знаю давно. Моя мама познакомилась с ним, когда он был еще Георгием, послушником в Псково-Печерском монастыре. Мама до сих пор работает в Сретенском монастыре. Я занималась иллюстрацией, а параллельно писала иконы, а уже более 20 лет расписываю и реставрирую храмы. Являюсь членом Союза художников, его монументальной секции. Только этим и занимаюсь всю жизнь.

Для меня епископ Тихон - человек, который задает духовное направление в моей жизни. Поэтому и я тут. И считаю работу над росписью храма своего рода послушанием.

Мне нравится, что в процессе работы многое меняется, нет какого-то застоя, закоренелости, всё время есть движение - в этом есть свобода, но вместе с тем нет расхлябанности. Не «делаю, что хочу», но - расширяю горизонты. Всё время нужно что-то новое изобретать, все время нужно учиться. Я считаю, что это здорово.

- Бывают у иконописца моменты, когда он явно ощущает Божие вмешательство, Божию помощь?

Дарья: Действительно, был подобный, очень яркий момент, когда я работала над росписью храма в Сарове: время будто остановилось, и мы за день успевали делать гораздо больше, чем задумывали. В итоге всю роспись закончили за 72 дня - 1,5 тысячи квадратных метров или даже больше! Даже Патриарх очень удивился. Расписали и притвор, и вход - всё успели. Какой-то подъем духовный был, но такого больше не повторялось. Это был исключительный момент в жизни. Здесь - совсем другое ощущение: роспись дается гораздо тяжелее. Каждый день не знаешь, что будет, - всё меняется, постоянно идет стройка. Сейчас в храме даже холодней, чем на улице. Что делать? Оделись потеплее и работаем, никто не ноет. Собственно говоря, для нас это ведь тоже повод для смирения, терпения. По-другому я к этому даже не отношусь. Физически - тяжело, конечно. Но работа над храмом не может быть простой.

- Насколько труд храмового художника требователен, насколько связан с работой души?

Михаил: Те, кто с нами работает, кто пишет лики, - люди верующие, а как иначе человек сможет передать взгляд святого, его состояние, если даже приблизительно не понимает, что это такое? Это, конечно, требует внутренней работы, но, безусловно, внутренняя работа не подменяет таланта. Верующий человек - не обязательно человек талантливый, и наоборот.

Дарья: Мне кажется, наша работа - как образ жизни: это постоянное размышление. У людей, которые занимаются не только искусством, а работают в храмах, идет постоянный процесс размышления по поводу разных вопросов нашей жизни. Не то чтобы ты пришел, помолился и сел работать - размышление всё время происходит, ты живешь этим, работа неотрывна от жизни. Если не будешь вкладывать душу в нее, это сразу будет видно, отразится на результате - роспись будет «плоская».

В такой работе всё бывает, как в жизни: бывает, вы приходите в храм и чувствуете, что словно поднимаетесь над землей, так легко молиться, всё ощущать, а в другой день - вы стоите и не можете сосредоточиться. Здесь - то же самое, как мне кажется. Но работать надо каждый день, надо уметь себя настроить. Ведь и на службе, бывает, вы стоите и боретесь: вам в голову лезут всякие мысли. Что вы делаете? Начинаете читать Иисусову молитву. И в работе иконописца, церковного художника происходит абсолютно то же самое. Просто вы в этот момент молитесь, а мы - начинаем работать.

Храм в честь Воскресения Христова и Новомучеников и Исповедников Церкви Русской, рассчитанный на 2000 молящихся и возведенный на тесном пятачке внутри древней обители в немыслимо короткие сроки, уникален по архитектурным достоинствам и по духовному значению для столицы и всей страны. Освящение его патриархом Кириллом произойдет в праздник Вознесения Господня, 25 мая.

Символично, что славное событие случится в год векового юбилея революции, десятилетия воссоединения Московского патриархата и Русской зарубежной церкви и спустя 620 лет со дня основания Сретенского монастыря... Корреспондент «Культуры» побывал на стройплощадке, где идут последние доделки

Те, кто давно не проезжал или не проходил по Рождественскому, Петровскому, Сретенскому бульварам, с удивлением задирают головы, заметив, что на холме за первым рядом домов как бы ниоткуда вознеслась пятиглавая церковь. На солнце горят сусальным золотом купола с серебряной чеканной окантовкой, сводчатые окна, белокаменные резные стены. Откуда эта новая чудесная доминанта?

Такого вопроса нет у братии, прихожан и наместника обители Епископа Егорьевского Тихона (Шевкунова), которые молитвенно, финансово, интеллектуально и рукотворно соучаствуют в чуде. Разумеется помимо десятков профессиональных архитекторов, дизайнеров и строителей.

За ленточным ограждением пыль стоит столбом, кипит работа. Грузовики опрокидывают песок, который пойдет в бетонный замес под брусчатку, выкладываемую на площади концентрическими кругами. Визжат десятки «болгарок», стучат молотки, взблескивает сварка. Сам храм уже практически без лесов, основное внутреннее пространство готово и убрано, но в боковых помещениях и на лестницах еще расписывают, красят, сваривают ограждения. На северном фасаде готовят место для полутораметровой мозаичной иконы Спасителя.


Экскурсию по практически готовому объекту проводит главный его строитель - гендиректор фирмы-застройщика Кирилл Лапшин.

Успеем ли? - переспрашивает. - Да у нас иного варианта просто нет!

Лапшин открывает кодовым ключом боковые храмовые врата с изображенными на них литыми рельефами святителя патриарха Тихона и святителя Илариона (Троицкого) - настоятеля Сретенского монастыря, репрессированного в 1923-м.

Мы сейчас стоим на алтарном месте для проведения уличной службы, когда особенно много народа, - поясняет мой гид. - Здесь наш владыка Тихон (Шевкунов) уже отслужил первую литургию. Произошло это 15 марта (2-го по старому стилю), в день, когда заговорщики принудили будущего святого страстотерпца - государя Николая II - к отречению. Около двух тысяч человек слушали, собравшись в монастырском дворе.

Листая старую тетрадь

Для всех, кто немного знаком с историей обители, явление этого храма - сугубый знак Промысла Божия. Здесь, на Кучковом поле, во время нашествия войска Тамерлана народ московский во главе с митрополитом Киприаном коленопреклоненно встретил специально привезенную из Владимира икону Божией Матери, которая и спасла в итоге град Москов от Железного Хромца.

Сколько еще чудесных сретений, то есть встреч, было в ее долгой истории! Так же как и судьбоносных духовных противостояний… Видела обитель и Иоанна Васильевича Грозного. Здесь размещался штаб Второго народного ополчения Минина и Пожарского, здесь встречали первого из династии Романовых - будущего царя Михаила. И от этих же стен полыхнул по столице Соляной бунт… После Октябрьской революции в монастыре сперва обосновались «обновленцы», а в 30-е чекисты устроили в его стенах общежитие, по некоторым данным, на прилегающей территории расстреливали «контриков». В единственном уцелевшем соборе Сретения Владимирской иконы Божией Матери работал в 1960–1980-е Научно-реставрационный центр имени Грабаря.

Под водительством владыки Тихона монастырь процвел, организовав крупнейшее церковное издательство, первоклассный хор, семинарию, интернет-сайт; став одним из важнейших духовно-просветительских центров в России.

Большие треволнения пережили все «сретенские» в связи со строительством долгожданного храма. Нападки, попытки помешать, опорочить задумку заклубились с самых неожиданных сторон. Хулители называли проект «церковным аналогом Дворца Советов», упрекали священников в небрежении городской стариной, гордыне и модернизме… Все это ныне схлынуло, как пена. Критика забылась, а величественный собор остался. На его возведение, кстати, владыка пожертвовал все средства от продажи своей знаменитой книги «Несвятые святые».

С грустной усмешкой Кирилл Лапшин вспоминает начало нынешнего проекта.

Нам рекомендовали: пристройте к одному из старых монастырских безликих зданий (которые нам в итоге разрешили снести) апсиду, поставьте на крыше крест, нарисуйте на фасаде арки и лепнину - живите и радуйтесь. Слава Богу, что монастырь не согласился на этот путь.

Церковь строили в итоге, как в сказке: три года и три месяца.

Первое ощущение внутри - свет, много света. И высота. Святые - на сводах купола, в алтаре - смотрят тоже светло. Старые русские преподобные - вместе с новомучениками. Святой Сергий рядом с князем Дмитрием Донским, святым адмиралом Ушаковым, страстотерпцем царем Николаем, сонмом других, менее известных русских святых, предстоящих Господу на небесах и присно молящихся о нашей Отчизне, всех людях, «властех и воинстве ея». Росписи велись по фактурному покрытию, поэтому кажутся объемными. По уверению Лапшина, они не потрескаются «минимум лет триста», а выполняли их порой до пятидесяти художников одновременно.

Изящное невесомое паникадило сделано так, что если смотреть снизу изнутри, то лампадки, подвешенные по кругу, обращены каждая к определенному евангелисту на стене. Блики солнца на шлифованном камне пола, галереи, как лествицы в небо, и надо всем - благословляющий Христос. Все это создает светлую отрешенность. В ней память о тяжкой и святой истории Руси парадоксально претворяется в бестрепетный духовный полет в будущее. Так и слышатся победные слова из 26-го псалма: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся?» За спиной у меня в это время идет своим ходом монтаж алтарной солеи.

Фасад из натурального владимирского известняка, гранит тоже наш, - поясняет Кирилл Лапшин. - Мрамор - итальянский, ониксы из Афганистана. Фактура - прочнейшее напыление торкрет-бетоном.

Интересуюсь, как получилось всего за полтора года расписать фресками такое пространство.

Мы применили новацию - метод мэппинга, - отвечает главный строитель. - С помощью специальных проекторов утвержденные ранее изображения высвечиваются на стены. Целые сюжеты и каждого персонажа внутри можно перемещать, зеркально переворачивать, изменять размер, цвет, даже одеяние. С владыкой здесь три дня подвигали по стенам и куполу лазерной указкой, а потом намеченные контуры взялись наполнять художники. Этот способ сэкономил нам минимум год!

Между прочим, куратор программы возведения православных храмов в Москве Владимир Ресин, посетив площадку с почти готовым собором, назвал стройку «настоящим подвижничеством».

Выполнить столь оперативно большую часть работ нам помогли новые технологии, а также то, что мы все делали «с листа», - раскрывает секреты мой провожатый. - Утвержденные этапы проекта немедленно передавались на площадку строителям.

По словам Лапшина, замысел видоизменялся восемь раз по-крупному и бессчетно - в мелочах. Все эти метаморфозы приходилось проводить заново через государственные экспертизы. А предшествовали строительству, как и положено, визуально-ландшафтный анализ, историко-культурное и археологическое исследования.

Нашли ли что-нибудь особенное? - переспрашивает он. - Увы, нет, кроме пары монет и признаков монастырского огородничества.

Узнаю от него также, что изначально здание планировалось шире, ниже, стилобатная часть вылетала крыльями лестниц далеко за периметр. Все это видоизменялось. Ушел в небытие подземный паркинг, к которому было особенно много претензий у градозащитников. Город выделил машиноместа для монастырских автомобилей на соседней площади. Нижний подвальный этаж «поднялся» в реальности на три метра от задуманного: вместо «–8» теперь «–5».

Пойдемте, покажу инженерные коммуникации, - предлагает Кирилл.

В притворе два бесшумных лифта для пожилых людей, которым трудно подняться в основной храм на отметку «+12». Для инвалидов-колясочников - свой лифт. Все уже смонтировано и испытано.

Спускаемся по лестницам, обходя рабочих - между проводов и ведер с краской. На уровне «–5» Лапшин демонстрирует храмовые подземелья, которые впечатляют не менее основной части. Настоящий «инженерный замок»! Противопожарные помещения со специальными огнеупорными дверьми, будущая прачечная под автоматические стиральные машины, толстые пучки кабелей в потолочных коробах, центральный тепловой пункт с мигающими разноцветными лампочками, откуда можно регулировать тепло на отдельных этажах. Сплошной хай-тек. Изгибы, коридоры, двери на магнитных замках…


Я сперва сам часто блуждал в этих коридорах, - улыбается провожатый. Он повествует о нетривиальной инженерной задаче, которую пришлось решать с перепрокладкой подземных коммуникаций, которых здесь тьма, в том числе между соседними ведомственными зданиями. Храм ведь «встревал» меж ними.

На другом подземном этаже вижу просторные аудитории катехизического центра для взрослых и воскресной школы для малышей, зал церковных соборов. Тем временем мы выходим в большое помещение под расписными арочными сводами.

Это наш баптистерий, по-простому - крестильня, не заложенная изначально в проект, - с гордостью говорит Кирилл. - Мы с главным архитектором «срисовали» ее в Константинополе в Айя-Софии. В заглубленной расписной купели три отделения: центральное для крещаемого, два по бокам для священника и крестных родителей. Вода подается насосами снизу из помещения водоподготовки. Заходит крещаемый с запада, выходит на восток. При этом святая вода сливается не в канализацию, а в специальный «непопираемый колодец» и из него по дренажу просачивается в почву.

Для баптистерия написана специальными красками икона на меди, чтобы не портилась от влаги.

Кирилл Лапшин еще долго и с любовью представляет мне систему отопления, вентиляции, показывает замаскированные аудиоколонки и даже пожарные датчики, скрытые потолочной росписью. Но меня ожидает уже другой важный собеседник.

Византийско-славянское ар-деко

С главным архитектором Дмитрием Смирновым говорим, прохаживаясь по монастырским дорожкам возле здания семинарии, также входившей в проект. Бывшая известная в Москве французская спецшкола, построенная в советское время на месте монастырского кладбища с захоронениями воинов Отечественной 1812 года, ныне идеально вписана в прихрамовую площадь.

Мой собеседник совсем еще молод, но он уже уважаемый зодчий с почти мировой известностью.

Со мной произошло незабываемое путешествие, - формулирует он, счастливо улыбаясь. - Три года мы практически живем на стройплощадке. Со стороны владыки Тихона, да и моей, было постоянное стремление к улучшению. Проект и сейчас еще не закончен. Скоро освящение, а мы продолжаем что-то «докручивать». Хочется, чтобы все элементы сочетались друг с другом. Моделируем на компьютере, смотрим потом, как это получается вживую. Владыка, как заказчик, всегда являлся двигателем процесса, не давал расслабляться, окрылял нас общей идеей, но в то же время не душил творчество. Опыт для меня поистине бесценный. Мы открыли для храмового зодчества массу современных технологий - с камнем, чугунным литьем. До этого я проектировал все больше частные светские объекты - загородные дома, многое там покупали готового, а здесь абсолютно все авторское - ни одного прямого заимствования. Это потрясающее ощущение, и я выкладывался как мог.

То, что наш проект в 2012-м на конкурсе выбрали из почти 50 других, в том числе принадлежащих признанным мастерам, для меня стало полной неожиданностью, - продолжает Дмитрий. - А затем я узнал, что мой день рождения совпадает с датой основания монастыря. Значит, все правильно… Таких маленьких чудес впоследствии еще немало будет. Скажем, мы расположили окна в алтаре без какой-то особой задумки - просто симметрично. Но оказалось, что когда на улице солнце, то лучи его с разных сторон падают точно на престол!

Или вот другое: получилось, что при взгляде с середины Петровского бульвара наш храм видится строго в центре бульварного кольца. А мы ведь такой ракурс не задумывали!

Спрашиваю, изменилось ли в процессе строительства его отношение к вере.

Да, и существенно, - признается архитектор. - Я бывал раньше в храмах лишь на своем крещении и пару раз на Пасху. Но тут, в Сретенском, во многом благодаря владыке Тихону, я увидел новую для себя веру - не темные бабушкины шепотки в полумраке, а мощную, светлую, с большими знаниями, вкусом, в том числе высокотехнологичную, если хотите. Ведь Бог живет во всем. Если бы люди моего поколения и младше прочувствовали вот эту «струю», многие из них захотели бы в нее влиться… За время этого строительства я, кстати, посетил не одну сотню церковных зданий по всей России, вбирая многовековой опыт предшественников.

Мне теперь представляется, что вся русская история - это Храм и, наоборот, храмы - главные страницы нашей истории. Церковная летопись оказалась прервана почти на век, причем последняя страница в ней отмечена стилем ар-нуво. А потом мир завоевывали новые архитектурные направления - конструктивизм, ар-деко. Первый с храмовым зодчеством, по крайней мере православным, сочетается плохо, а вот второй, смею предположить, господствовал бы в русской церковной архитектуре в 1930–1940-е, сохранись Российская империя. И наш храм во имя Новомучеников - он как раз и является первым образцом такого византийско-славянского православного ар-деко. То есть мы восстанавливаем разорванную архитектурную связь времен.

Для меня проект стал настоящей взлетной площадкой, - заключает Дмитрий Смирнов. - Надеюсь, Господь даст и крылья, и силу в них, чтобы лететь дальше.

Подошедший к нам Кирилл Лапшин смотрит хитро:

Вот вы спрашивали про чудеса на стройке. Мы такое оба видели, в прошлом году, когда купола 500-тонным краном подымали на барабаны. Главный купол, кстати, 22 тонны весит. Кран уже раскинул свои опоры, а мы смотрим, погода кардинально изменилась - задувает прилично, сворачивать все мероприятие надо бы. Доложили владыке, а он подошел к крановщику и говорит ему тихонько: «Давай, перекрестясь, попробуем начать; если что - опустишь». Истово молился наместник, молились прихожане вокруг, строители, ну и мы с Дмитрием. Кран приподнял купол и… ветер стих, то есть совсем перестал дуть. И так было все время, пока все маковки не встали на свои места…

В беседе еле успеваю заметить краем глаза самого владыку Тихона, приехавшего в монастырь с очередного высокого совещания. Он коротко формулирует главное:

Храм подобного масштаба был для обители насущной необходимостью - наша старая любимая церковь давно не вмещает прихожан даже в обычные воскресенья, людям приходится стоять на улице, слушая трансляцию. Скоро это останется в прошлом. Храм во имя Новомучеников, построенный на Лубянке, означает не вечную скорбь и укор советскому прошлому, а торжество Христа и Его учеников над силами зла и смерти. Разумеется, он стал и памятником всем, кто нашел в себе духовные силы противостоять богоборчеству и смуте, в которую обрушилась наша страна сто лет назад. Поэтому храм такой светлый и победительный. Нам также удалось преодолеть в процессе его возведения разные проблемы и препятствия. И это тоже стало нашей маленькой общей победой и явленным чудом. Мы постоянно редактировали проект, как рукопись, и редактура еще не совсем закончена. Я благодарен Господу, Божией Матери и святым Его за явную помощь, а строителям за терпение и понимание в столь непростом деле…

Совсем скоро ударит в звоннице новой церкви древний монастырский колокол, отзовутся перезвоном собратья на колокольне старого собора, поднимет Святейший кропило над алтарем, зазвучат под куполом и на площади мощные гласы первой патриаршей литургии. И тогда вновь совершится Сретение.


Мнение

Дмитрий ШВИДКОВСКИЙ ,ректор Московского архитектурного института, доктор искусствоведения:

Благодаря любезности владыки Тихона я был близко знаком с проектом уже на стадии выбора места и конкурса. МАРХИ, кстати, участвовал в нем, хоть и не выиграл. Мое отношение к этому начинанию менялось постепенно, по мере его продвижения. Сегодня признаю, что не сразу смог по достоинству оценить проект Смирнова - как он будет выглядеть в городском контексте, в панораме Москвы, с разных точек: с Цветного и Рождественского бульваров, от Трубной площади. Ни компьютерные модели, ни макеты не давали реального ощущения. К счастью, действительность оказалась лучше моделей...

Проект нашего институтского архитектора Сергея Яковлевича Кузнецова, который я поддерживал, был совсем другой. Мне думалось, что именно он идеально впишется в московскую среду. Что ж, я ошибался.

Чем ближе строительство подходило к концу, тем яснее становилось любому непредвзятому человеку, что Белокаменная обретает еще одно замечательное украшение - не хуже Храма Христа Спасителя. Особенно ценно, что эта церковь абсолютно в московском духе - на том его этапе, когда храмоздание было прервано революцией и атеистической эпохой. Имею в виду ту самую неповторимую красоту стиля модерн Серебряного века, которой восхищались эстетически чуткие зарубежные гости - Кнут Гамсун, Эмиль Верхарн. В ней обращение к древнерусским традициям сочеталось с устремленностью в будущее. И нынешний храм Новомучеников в Сретенском апеллирует именно к той эпохе, а не XVI–XVII cтолетиям.

На мой взгляд, это очень правильно: мы должны возрождать Первопрестольную, отталкиваясь, как от печки, именно от того момента, когда она вместе со всей Россией, по выражению писателя Ивана Шмелева, начала «сошествие во ад». Собор буквально с любого угла обзора восстанавливает то потерянное московское очарование. Новшества в нем также считаю интересными и оправданными. Это верное слово в развитии церковной архитектуры. Оно органично и в то же время деликатно продолжает те «высказывания» православных зодчих, которые смолкли век назад. В том числе и в интерьерах. Уверен, не только Москву, но и всю Россию можно поздравить с появлением этого храма.

Андрей КОВАЛЬЧУК ,народный художник РФ, скульптор:

На днях побывал в Сретенском мужском монастыре на Большой Лубянке - одной из ярких и уникальных жемчужин старой Москвы - и посмотрел, как завершается строительство храма.

В свое время читал об истории обители. Она была основана в XIV веке князем Василием I в память избавления от нашествия Тимура-Тамерлана. И вот передо мною новый, буквально возносящийся вверх величественный храм Новомучеников и Исповедников Российских. Его облик открылся неожиданно, из-за угла старой Сретенской церкви, и тем поразительнее было это открытие. Возведение началось с того, что весной 2011-го патриарх  Кирилл высказался за увековечение на территории монастыря памяти погибших за веру в годы гонений на Церковь. Сейчас перед нами крестово-купольный собор с внутренним базиликальным устройством, близким по решению к интерьерам Софии Константинопольской.

Здесь возникло некое соединение стилей и архитектурных форм. Интересно, что снаружи храм кажется меньше, чем внутри. Поскольку площадь застройки изначально была не очень большой, архитекторам пришлось найти такой формальный прием, чтобы визуально он был собран в стройную конструкцию. Византийские традиции прослеживаются и в плетенке орнаментальных рельефных украшений на стенах, и в двухъярусной конструкции подкупольного пространства. Известно, что создатели не являются профессионалами в церковной архитектуре, поэтому-то и проект они сделали свободным от многих условностей, обладающим наряду с традиционностью большой степенью новизны.

Верующих встречают два бронзовых рельефа. На них - благословляющие паломников святитель Тихон и архиепископ Иларион. Их образы отсылают нас к истории Москвы и всего государства Российского. Особую выразительность фасадам придают мозаичные иконы, выполненные петербургскими мастерами, и белокаменная орнаментальная резьба, которой богато украшены прясла стен, основания барабанов куполов и апсида.

Главная сюжетная линия - святые разных веков, вплоть до семьи царственных мучеников. Привлекают внимание фрески алтаря, открытые взору молящихся, поскольку невысокая преграда не скрывает фигуры Христа и предстоящих ему праведников и исповедников. Образы русских святых расположены двумя рядами по кругу над четырьмя парусами центрального купола, выше по традиции царит Спас Вседержитель. Все фрески были созданы под руководством художников-монументалистов Дарьи Шабалиной и Михаила Леонтьева. Они даже придумали свою технологию, чем-то схожую с мозаикой. Воздушное, легкое паникадило не нарушает подкупольного пространства, а органично вписывается в него. Отполированный гранит пола отражает солнечные лучи и наполняет церковь воздухом и богатством световых эффектов.

Во всем виден единый стиль, когда и архитектура, и убранство интерьеров составляют неразрывное целое, удачно встроенное в окружающую его городскую среду. Так храм стал не только живым напоминанием о трагических событиях столетней давности, но и местом раздумий о непростой истории нашей страны и ее сегодняшнем примирении.

Близится к завершению строительство в московском Сретенском монастыре собора Новомучеников и Исповедников Церкви Русской на Крови, что на Лубянке. О том, как идет роспись собора, в чем особенности труда церковного живописца в XXI веке, насколько его работа связана с работой души, мы беседуем с Дарьей Шабалиной и Михаилом Леонтьевым, возглавляющими работы по росписи интерьера собора.

«Личный разговор» с каждым из святых

- Расскажите, пожалуйста, каков был ваш путь к работе над собором?

Михаил: Епископа Тихона (Шевкунова) мы знаем уже много лет, работали с ним, в частности, над проектом оформления семинарии - писали основную фреску - «Христос и ученики», сочиненную самим владыкой, а также оформляли некоторые помещения и этажи. На этом же проекте познакомились и с Дмитрием Смирновым, дизайнером и архитектором будущего храма.

- У вас выработался какой-то определенный стиль?

Михаил: Стиль работы вырабатывается постепенно. Саму идею, программу и систему росписи мы проживаем вместе с владыкой - конкретно над этим проектом работаем уже второй год. Это авторская работа, в первую очередь самого владыки, его детище, мы же - в какой-то степени соавторы, в какой-то исполнители, - прислушиваясь к нему, воплощаем его идеи своими профессиональными возможностями.

Михаил: В первую очередь это авторская работа, но здесь нет отхода от канона. А творчески - можно импровизировать. Импровизация может выражаться в подборе цветов, в каких-то новых формах, в композиции: не отходя от канона, можно привносить что-то свое.

- На какой традиции вы основываетесь?

Михаил: Мы работаем в лучших традициях византийского и древнерусского искусства, под впечатлением от монументальных произведений мастеров раннего Возрождения и Средневековья. Все, что нам нравилось всегда, мы пропускаем через себя и вносим в интерьеры этого храма.

Храм посвящен новомученикам. Существуют сегодня свои традиции, связанные с иконописными образами новомучеников?

Михаил: Пока никаких традиций, насколько я знаю, нет. Думаю, они только закладываются.

- Как вы готовитесь к написанию ликов именно новомучеников, исповедников?

Михаил: Конечно, нам надо вникнуть в их жизнь, прежде чем писать их лики; надо прочувствовать каждого святого, чтобы передать его образ как можно точнее. Причем нужно передать его одновременно фотографически точно и вместе с тем - отстраненно. Ведь это не просто фотография, а преображенный образ. Другими словами, задача - одновременно сохранить максимальное сходство и показать, что святой - в некоем отстранении от мира земного.

Лик можно написать буквально за час, а можно работать над ним и все два года - это творческий процесс, он может не пойти.

Вы можете выделить кого-то из святых, чья история вас особенно трогает? Или каждый становится близким и родным?

Михаил: Кого-то из новомучеников я не могу выделить. Мы, как художники, работаем и с историями их жизни, и с внешним обликом. Бывают очень выразительные лица, которые позволяют довольно быстро найти образ. Но это уже техническая сторона работы. Всякий раз, когда мы садимся и пишем лики, у нас получается некий личный разговор с каждым из новомучеников. Они становятся нам родными - практически как наши родственники. Ведь их надо прочувствовать, понять, что они испытывали в момент, когда шли на смерть с полным осознанием того, куда и ради чего они идут. Вот как это можно отразить в каждом лике? Как понять, что вообще происходит с человеком, когда он идет на это? Как это можно пропустить через себя, прочувствовать, чтобы потом в образе отразилось это ощущение? Вот наша основная задача, и ее надо выполнить, сосредоточившись даже в этом шуме и гаме окружающей нас стройки.

О технологии

- С чего начинается для художника работа над росписью храма?

Михаил: Сначала готовится эскизный проект, концепция - «сценарий», если говорить в терминах кинематографа. Владыка, со своей стороны, предлагает богословскую идею, наша задача - эту идею воплотить в образ: в красках, в композициях, в линиях, в ликах. Эскиз - это как ноты большого произведения: вот написали ноты, и хор по ним поет. Но написать их - это отдельная огромная работа. Так и с эскизным проектом. Сейчас же наша задача - «спеть по нотам», всё это как следует изобразить в конкретном архитектурном пространстве.

Над храмом Новомучеников и Исповедников Российских мы работаем второй год. Эскизный проект готовился около полутора лет. И мы с владыкой проживаем его - не могу подобрать другого слова - до сих пор.

Всем известно со школы, что фреска - это роспись водяными красками по сырой штукатурке. Но время идет, технологии совершенствуются. Как сегодня с технологической стороны расписывается храм?

Михаил: Поверхность покрывается специальной штукатуркой. Мы разработали свой состав штукатурки, она фактурная, чем-то похожа на мозаику. Такой прием мы придумали сами, в храмах в таком масштабе он не встречается. Я думаю, он оправдает наши надежды. В этом как раз отличие работы иконописца XXI века: мы внедряем технологии в свои творческие замыслы. Я сам раньше работал на телевидении, до этого - в кино и в театре, прежде чем перейти в монументальную живопись и в иконопись, чем и занимаюсь последние лет 25, поэтому стараюсь все эти навыки каким-то образом привнести сюда, в храмовое искусство.

- А какие технологии помогают надолго сохранить роспись?

Михаил: Современные технологии, позволяющие сохранять роспись, - это высокотехнологичные краски, которые разработаны в Германии или Австрии. Есть технологи, которые специально для храмов, для создания современной росписи разрабатывают материалы. Сверху роспись покрывается защитным лаком.

- Насколько время накладывает отпечаток на вашу работу: сейчас - труднее, чем, скажем, 20 лет назад?

Михаил: В XX веке, который мы застали, работали чуть спокойнее. Сейчас - чем дальше, тем быстрее бежит время. Сроки всё меньше, всё меньше возможности для какого-то глубокого размышления в процессе самой работы. Надо делать всё очень быстро и качественно. Но, конечно, для молитвы всегда остается время. Молитва сопровождает сам процесс работы наверху, на лесах, без нее труд иконописца невозможен.

- Чем отличается работа над иконой от работы над фреской?

Михаил: Икона и фреска - это, по сути своей, одно и то же. Масштаб разный, в случае иконы он более камерный. Когда сидишь в мастерской и пишешь икону, проще сосредоточиться, проще вникнуть в то, что делаешь. А в монументальной живописи, которой мы сейчас занимаемся, всё связано с масштабами, со строительством. Надо делать свою работу быстро, точно, правильно. Это требует больших усилий, хорошего здоровья. Так что разница - только в этом. Например, здесь, в храме, возможности для сосредоточения очень мало, потому что параллельно с росписью идет стройка. Всё, что мы делаем, получается по воле Божией, каким-то чудесным образом, я бы даже сказал.

Дарья: Человеку творческому, иконописцу, сосредоточиться в такой стройке практически невозможно. Приходится смиряться и пытаться в этих условиях работать.

«Тактика» и «стратегия» росписи

- Расскажите, пожалуйста, о команде: сколько в ней человек, как подбираются художники для росписи собора?

Михаил: Росписью занимаются порядка 30 художников. Мы подбираем людей, исходя из здравого смысла: каждый художник ставится на ту работу, которую он делает лучше всего. Как в оркестре, каждый исполняет свою партию, наша задача - дирижировать, чтобы благодаря общим усилиям всё собрать воедино. А мозаику и иконостас создают другие мастера. Чтобы сохранялся единый стиль, мы все встречаемся на совещаниях.

Так что каждое утро - как в бой идем. Нужно понимать, какого мастера куда направить, потом самому залезть на леса, приняться за работу в этом шуме, в пыли, где рядом сварка, а сверху что-то падает. Это целая огромная работа, где есть своя стратегия, своя тактика, как в настоящем бою.

- Вы упомянули мозаику: она тоже будет в соборе?

Михаил: Мозаичные иконы будут на фасаде храма Новомучеников, мозаика будет использоваться в нижнем храме, в оформлении купели - мы делали эскиз, по которому сейчас работают мастера в Санкт- Петербурге. Вообще мозаика - техника очень дорогая, сложная, требующая больших временных затрат.

- В каких цветах будет расписан храм?

Михаил: В росписи есть и золото, и серебро, а цвета все традиционные. Храм очень большой - почти 6 тысяч квадратных метров, есть еще нижний, крестильный храм, с купелью для взрослых. И они будут расписаны по-разному.

Роспись нового храма как-то коррелирует с той, что есть в старом храме - Сретения Владимирской иконы Божией Матери, или это два с художественной точки зрения не связанных между собой пространства?

Михаил: Мы участвовали в реставрации старого храма Сретенского монастыря. Он для нас - родной, там множество красивых композиций и образов, которые нам близки. Я думаю, та работа по реставрации как-то естественным путем повлияла и на то, что мы делаем сейчас в новом храме. Мы были и внутренне готовы к этой работе.

- Когда планируется завершить роспись собора?

Михаил: Планируется завершить роспись к Новому 2017 году. Пока нет иконостаса, нет киотов, пол закрыт пленкой, стоят леса, нет должного освещения - такого, какое должно быть в храме... Только по 3D-модели, созданной совместно с Дмитрием Смирновым, мы можем узнать, каким же будет храм.

Работа как постоянное размышление

- Расскажите, пожалуйста, о ваших учителях, о вашем пути к храмовой живописи.

Михаил: Своими учителями я считаю Татьяну Николаевну Кудрявцеву, архитектора и реставратора, и отца Гурия (Федорова), ныне епископа Арсеньевского и Дальнегорского. Много лет назад они помогли мне понять, чем мне лучше заниматься в жизни. По первому образованию я художник кино и телевидения и еще - художник-декоратор, художник-оформитель, учился во ВГИКе чуть попозже, чем владыка Тихон, хотя мы там тоже пересекались. Иконописи учился сам, поскольку было большое желание этим заниматься.

Дарья: Мои родители - художники-монументалисты. Я с детства занимаюсь живописью, и главным моим учителем был мой отец, учил меня рисунку, композиции. После окончания Суриковской школы занималась реставрацией икон в Даниловском монастыре. Потом сама начала писать иконы. Очень хотелось заниматься всем, что связано с храмом: иконописью, реставрацией, росписью. Потом училась в Богословском институте в Париже. В церкви я с детства и владыку Тихона знаю давно. Моя мама познакомилась с ним, когда он был еще Георгием, послушником в Псково-Печерском монастыре. Мама до сих пор работает в Сретенском монастыре. Я занималась иллюстрацией, а параллельно писала иконы, а уже более 20 лет расписываю и реставрирую храмы. Являюсь членом Союза художников, его монументальной секции. Только этим и занимаюсь всю жизнь.

Для меня епископ Тихон - человек, который задает духовное направление в моей жизни. Поэтому и я тут. И считаю работу над росписью храма своего рода послушанием.

Мне нравится, что в процессе работы многое меняется, нет какого-то застоя, закоренелости, всё время есть движение - в этом есть свобода, но вместе с тем нет расхлябанности. Не «делаю, что хочу», но - расширяю горизонты. Всё время нужно что-то новое изобретать, все время нужно учиться. Я считаю, что это здорово.

- Бывают у иконописца моменты, когда он явно ощущает Божие вмешательство, Божию помощь?

Дарья: Действительно, был подобный, очень яркий момент, когда я работала над росписью храма в Сарове: время будто остановилось, и мы за день успевали делать гораздо больше, чем задумывали. В итоге всю роспись закончили за 72 дня - 1,5 тысячи квадратных метров или даже больше! Даже Патриарх очень удивился. Расписали и притвор, и вход - всё успели. Какой-то подъем духовный был, но такого больше не повторялось. Это был исключительный момент в жизни. Здесь - совсем другое ощущение: роспись дается гораздо тяжелее. Каждый день не знаешь, что будет, - всё меняется, постоянно идет стройка. Сейчас в храме даже холодней, чем на улице. Что делать? Оделись потеплее и работаем, никто не ноет. Собственно говоря, для нас это ведь тоже повод для смирения, терпения. По-другому я к этому даже не отношусь. Физически - тяжело, конечно. Но работа над храмом не может быть простой.

- Насколько труд храмового художника требователен, насколько связан с работой души?

Михаил: Те, кто с нами работает, кто пишет лики, - люди верующие, а как иначе человек сможет передать взгляд святого, его состояние, если даже приблизительно не понимает, что это такое? Это, конечно, требует внутренней работы, но, безусловно, внутренняя работа не подменяет таланта. Верующий человек - не обязательно человек талантливый, и наоборот.

Дарья: Мне кажется, наша работа - как образ жизни: это постоянное размышление. У людей, которые занимаются не только искусством, а работают в храмах, идет постоянный процесс размышления по поводу разных вопросов нашей жизни. Не то чтобы ты пришел, помолился и сел работать - размышление всё время происходит, ты живешь этим, работа неотрывна от жизни. Если не будешь вкладывать душу в нее, это сразу будет видно, отразится на результате - роспись будет «плоская».

В такой работе всё бывает, как в жизни: бывает, вы приходите в храм и чувствуете, что словно поднимаетесь над землей, так легко молиться, всё ощущать, а в другой день - вы стоите и не можете сосредоточиться. Здесь - то же самое, как мне кажется. Но работать надо каждый день, надо уметь себя настроить. Ведь и на службе, бывает, вы стоите и боретесь: вам в голову лезут всякие мысли. Что вы делаете? Начинаете читать Иисусову молитву. И в работе иконописца, церковного художника происходит абсолютно то же самое. Просто вы в этот момент молитесь, а мы - начинаем работать.