Мы все учились понемногу. Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь. "Мы все учились понемногу, Чему-нибудь и как-нибудь" в книгах

НОВОСЕЛОВ Михаил Александрович 1(13).7.1864 – после 1938Духовный писатель, публицист, издатель. Издатель «Религиозно-философской библиотеки» (1902–1917; всего вышло 39 книг) и двух серий «Листков „Религиозно-философской библиотеки“»: «Семена царства Божия» и «Русская религиозная

Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ.

Михаил Бакунин!.. Знаем мы его или нет? Точно сказал о нём Герцен: «Это натура героическая, оставленная историей не у дел». По воле советских идеологов Бакунин не вошёл в славную когорту революционных демократов (Белинский, Герцен, Чернышевский, Добролюбов), хотя её отнюдь не испортил бы, наоборот, украсил. Александр Блок сравнивал Бакунина с непотухающим костром. «Бакунин, - писал он, - одно из замечательнейших распутий русской жизни... Целая туча острейших противоречий громоздится в его душе: «волна и камень, стихи и проза, лёд и пламень» - из всего этого Бакунину не хватало разве стихов - в смысле гармонии...» А вот мнение Максимилиана Волошина:

Наука и жизнь // Иллюстрации

Михаил Александрович Бакунин. Целеустремлённый и сотканный из множества противоречий, он привлекал к себе многих.

Александр Герцен высоко ценил героическую и эксцентрическую натуру Бакунина, оставленную, однако, историей не у дел.

Камера в Шлиссельбургской крепости, куда после написания «Исповеди» перевели Бакунина.

Михаил Бакунин с женой Антониной Ксаверьевной. Их свадьба состоялась в сибирской ссылке, когда жениху было уже 46 лет. Не столько разница в возрасте (28 лет), сколько полная аполитичность молоденькой жены очень скоро разрушила их брак.

Долгие годы дружеских отношений связывали Бакунина с Николаем Платоновичем Огарёвым - известным революционным деятелем, публицистом. Издавая вместе с Герценом «Колокол» и «Полярную звезду», он разрабатывал историю «русского крестьянского социализма».

У нас в душе некошенные степи.
Вся наша непашь буйно заросла
Разрыв-травой, быльём да
своевольем.
Размахом мысли, дерзостью ума,
Паденьями и взлётами - Бакунин
Наш истый лик отобразил вполне.
В анархии - всё творчество России:
Европа шла культурою огня,
А мы в себе несём культуру взрыва.
Огню нужны - машины, города,
И фабрики, и доменные печи,
А взрыву, чтоб не распылять себя, -
Стальной нарез и маточник орудий.

Идеальная величина

Отец нашего героя - Бакунин Александр Михайлович (1763-1854) - из старинного дворянского рода. Служил по дипломатической части в Италии. Вышел в отставку в чине надворного советника. Некоторое время был предводителем дворянства в Тверской губернии. Женившись на Варваре Александровне Муравьёвой, троюродной сестре братьев-декабристов Муравьёвых, занялся сельским хозяйством в своём имении Премухино и воспитанием детей. Писал стихи, но не публиковал их. Первым в России перевёл на русский язык поэму Торквато Тассо «Освобождённый Иерусалим». Мыслил традиционно и консервативно. А вот сын Мишель - в кого он уродился?!

Михаил Александрович Бакунин появился на свет 18(30) мая 1814 года в селе Премухино. В семье Бакуниных росло 9 детей: 5 братьев и 4 сестры. Михаил был младшим из братьев и стал самым знаменитым. Другие братья не получили особой известности, хотя один из них, Александр, дружил со Львом Толстым, а Алексей и Николай за свою оппозиционность к власти подверглись краткому заключению в Петропавловской крепости. Старшая сестра, Любовь, писала стихи и была невестой Николая Станкевича, но ушла из жизни рано, в 27 лет. Варвара и Александра были во власти идей Белинского и его сподвижников. Сестрой Татьяной увлекался Тургенев. «Скольким я тебе обязан - я едва ли могу сказать...» - писал Татьяне Иван Сергеевич.

Отец семейства пытался воплотить в воспитании дух Просвещения. В доме говорили на пяти языках, много читали, обсуждали, детей учили музыке и рисованию. В год рождения Михаила отец написал памятку о воспитании детей, где подчеркнул, что он должен приобретать любовь своих детей «ласковым, дружеским и снисходительным обращением, искренностью», убеждать их в истине «советами, примерами, рассудком, а не отеческой властью». Михаил Бакунин позже отмечал, что именно отец пробудил в детях понимание прекрасного, развил чувство достоинства и свободы, зажёг искру любви к истине. Один из современников писал, что Премухино «было чем-то вроде светской Оптиной пустыни, духовным центром, неумирающей идеальной величиной».

Вспоминая годы, прожитые в родительском доме, Бакунин писал: «Инстинктивно, то есть по привычке, усвоенной в среде, где протекало моё детство, я любил добрых и добро и ненавидел злых, не умел объяснить себе сущность этого зла и добра. Я негодовал и возмущался всякою жестокостью, всякою несправедливостью. Думаю даже, что негодование и возмущение были первыми ощущениями, развившимися во мне сильнее других».

Легко предположить, что с такими острыми чувствами добра и справедливости Бакунину было нелегко входить самостоятельно в мир. В 1829 году он поступил в Петербургское артиллерийское училище, а через 5 лет был из него отчислен за дерзкий ответ начальнику училища. Училище считалось одним из лучших военно-учебных заведений России, но в восприятии молодого Бакунина оно не стало лучшим: «До сих пор душа моя и воображение были чисты и девственны, они ничем не были ещё замараны; в артиллерийском училище я вдруг узнал всю чёрную, мерзкую и грязную сторону жизни».

И тогда была дедовщина? Не только. Юнкера жили своей жизнью, состоящей из любовных приключений, карточных игр и постоянных долгов, а ещё вечной лжи, и мало кто думал об установке, которую Бакунин получил в своём Премухино: «Честно прожить и стать полезным моему отечеству и моим родным». Бакунин же находил в училище лишь «ужасающую пустоту». Отсюда и учение с ленцой, без всякого прилежания. В начале 1834 года Бакунина и ещё 11 прапорщиков отчислили из училища в армейскую артиллерию.

В «Былом и думах» Герцен писал, что «брошенный в какой-то потерянной белорусской деревне со своим полком, Бакунин одичал, сделался совершенно нелюдимым, не исполнял службы и целые дни лежал на тулупе на своей постели». Но это не совсем так. Бакунин, презрев традиционный армейский треугольник «карты - вино - женщины», увлечённо занимался историей, читал Лабрюйера, Руссо и Рылеева.

Могу ли равнодушно видеть
Порабощённых земляков?
Нет, нет! Мой жребий: ненавидеть
Равно тиранов и рабов, -

с упоением повторял Бакунин рылеевские строки. А ещё он учил польский язык, который ему в дальнейшем очень пригодился. Среди офицеров нашлось несколько единомышленников, и Бакунин вместе с ними горячо обсуждал немецкую философию, идеи Шеллинга, который тогда был в моде. Свобода, красота - какие прекрасные понятия!..

В 1835 году в чине прапорщика Бакунин вышел в отставку. Ему предложили стать чиновником, но он отказался и в январе 1836 года уехал в Москву, к друзьям. Отец никак не мог понять, почему его Миша, которому так тепло было дома, своевольно и неожиданно покинул родовое гнездо. Вдогонку своему любимцу отец послал шубу и пирогов на дорогу. В 21 год «птенец» решил летать самостоятельно. Служить Бакунин не хотел, ибо считал, что николаевская империя пропитана злом и несправедливостью и надо искать какие-то выходы.

для начала Бакунин стал давать уроки математики и публиковаться в журналах. Одна из ранних его работ - статья «Гамлет». Но всё это давало мало денег, он жил в основном на средства, присылаемые отцом.

В Москве Бакунин стал участником кружка Николая Станкевича. Его члены горели желанием трудиться на благо отчизны и всего человечества.

Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы...

Ну и так далее. И, конечно, хорошо бы, чтобы на «обломках самовластья» написали имена борцов! На Руси всегда находились пылкие молодые люди, а уж Бакунин был одним из самых пылких. «Этот человек рождён был миссионером, пропагандистом, священнослужителем, - вспоминал Герцен. - Независимость, автономия разума - вот что было тогда его знаменем, и для освобождения мысли он вёл свою войну с религией, войну со всеми авторитетами...»

Константин Аксаков посвятил Бакунину восторженные строки:

Кровь по жилам, точно лава,
Льётся пламенной струёй, -
Добрый путь тебе и слава,
Крестоносец молодой!

«Крестоносец», фанатик идей в своём обычном состоянии «душевного запоя» изучал философию, логику, эстетику, теологию, физику. Среди философов Бакунин ставил на первое место Гегеля - был яростным гегельянцем. Назовём московские адреса этих споров и дискуссий: Большой Афанасьевский переулок (кружок Станкевича), Петроверигский переулок, где жил Бакунин, затем Ново-Басманная улица и Покровская.

А знаменитые всенощные бдения Бакунина с Хомяковым у Чаадаева! Несмотря на его опалу за «Философические письма», Бакунин сообщал своим братьям, что Чаадаев - «знаменитый друг мой», и, общаясь с ним, не боялся быть скомпрометированным в глазах полиции. А когда Бакунин сидел в Петропавловской крепости, Чаадаев с гордостью сказал о нём шефу жандармов Орлову: «Мой воспитанник». На что Орлов ответил: «Нечего сказать, хорош у тебя воспитанник. И делу же ты его научил».

Если воспользоваться типологией И. С. Тургенева, то Бакунин и его друзья по философским спорам и беседам были поколением Гамлетов, пришедшим на смену декабристскому поколению Дон-Кихотов. Только спустя годы, в 1843 году, в Швейцарии Бакунин окончательно поймёт: «Слава богу, время теории прошло... заря нового мира уже осеняет нас».

Быть самим собою

Бакунин выехал за пределы России 4 октября 1840 года, чтобы «быть свободным и освобождать других». Начались его скитания по Германии, Швейцарии, Франции и другим европейским странам. В Берлине на почве общих занятий философией Бакунин сблизился с И. С. Тургеневым. Из письма Бакунина сёстрам: «Мы теперь вместе работаем над логикою. Я с ним близко сошёлся».

Из воспоминаний современника: «Когда Иван Сергеевич изучал философию в Берлине, он жил вместе с М. Бакуниным. Последний его очень любил и считал человеком с большим будущим, лелеял его как родного брата (Бакунин был старше Ивана Сергеевича лет на восемь). Особенно он предохранял его от амурных похождений; сам он ими никогда не занимался и полагал, что человек, тратящий время на такие пустяки, поступает бесчестно и ждать от него ничего нельзя. Иван Сергеевич (тогда 19-летний юноша) вполне разделял взгляды своего ментора, но на практике был слаб».

А был ли Бакунин аскетом? Женщинами и вправду не увлекался. Он, как Демосфен, в основном ораторствовал, увлекал слушателей своими речами и призывал их действовать во имя свободы. Львиная грива Бакунина, его рост, внешняя привлекательность, красноречие - всё это действовало неотразимо. Его благородные речи удивительным образом сочетались с манерой жить на чужой счёт, бестактно вторгаться в чужие личные дела, всё определять и разъяснять - решительно, безапелляционно. Эти черты Бакунина Тургенев позднее отразил в образе Рудина.

В привычках своих и в быту Бакунин оставался крайне нетребователен и сдержан. Умел сводить потребности к минимуму. Отказывая себе во всём, он не только не жаловался, но и страдал от этого меньше, чем другие. Главное для него: публицистика и встречи с людьми. «Назначение человека, - считал Бакунин, - не страдать, скрестя руки, на земле, чтобы заслужить легендарный рай. Его назначение скорее заключается в том, чтобы перенести небо, бога, которого он носит в себе, на нашу землю... поднять землю до неба».

В июле 1842 года Бакунин написал первую политическую статью (под псевдонимом Жюль Элизар) «Реакция в Германии». Статью венчала знаменитая фраза, ставшая для Бакунина девизом на многие годы: «Дайте же нам довериться вечному духу, который только потому разрушает и уничтожает, что он есть неисчерпаемый и вечно созидающий источник всяческой жизни. Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть!» (Не нашли ли отзвук бакунинские идеи в партийном гимне «Интернационал»? - «Весь мир насилья мы разрушим / До основанья, а затем...» Вот это «затем» было туманным и неясным и для Бакунина, и для всех других революционно настроенных господ и товарищей, включая Маркса с Энгельсом.)

В статье «Коммунизм» (1843) Бакунин без обиняков заявил: коммунизм - «это не свободное общество, не действительно живое объединение свободных людей, а невыносимое принуждение, насилием сплочённое стадо животных, преследующих исключительно материальные цели и ничего не знающих о духовной стороне жизни и о доставляемых ею высоких наслаждениях». Бакунин понимал, что коммунизм - это далеко не наслаждение и не радость.

В сентябре 1843 года министр иностранных дел России Нессельроде передал шефу жандармов Бенкендорфу информацию о причастности Бакунина к деятельности революционеров в Швейцарии. Бенкендорф предписал Бакунину вернуться в Россию, тот отказался и в феврале 1844 года укатил в Бельгию, а затем в Париж, заявив при этом: «У меня дурной вкус, и я Париж предпочитаю Сибири». А Сибирь действительно грозила. Сенат постановил: «Лишить его чина и дворянского достоинства и сослать, в случае явки в Россию, в Сибирь на каторжную работу».

Итак, Бакунин перешёл на положение политического эмигранта. И в этом качестве отдавал все силы ниспровержению правительств и того общества, которого он не принимал. Весной 1845 года Бакунин так формулирует своё кредо: «Bсё то, что освобождает людей, всё то, что заставляет их сосредоточиваться, понуждает в них начало собственной жизни, самобытной и действительно самостоятельной деятельности, есть то, что даёт им силу быть самим собою, - истинно; всё остальное - ложно, свободоубийственно, нелепо. Освободить человека - вот единственно законное и благодетельное влияние...»

Живя в Париже, Бакунин сблизился с Прудоном, познакомился с Марксом и Энгельсом, перевёл на русский язык «Манифест Коммунистической партии». Боролся за революционное разрешение славянского вопроса, за создание свободной федерации славянского народа. Особое отношение было у Бакунина к Польше: «Я - русский и люблю мою страну, вот почему я горячо желаю торжества польскому восстанию. Угнетение Польши - позор для моей страны, а свобода Польши послужит, быть может, началом нашего освобождения».

Пир без начала и конца

Французскую революцию 1848 года Бакунин горячо приветствовал: «Я вставал в пять, в четыре часа поутру, а ложился в два, был целый день на ногах, участвовал решительно во всех собраниях, клубах, процессиях, прогулках, демонстрациях - одним словом, втягивал в себя всеми чувствами, всеми порами упоительную революционную атмосферу. Это был пир без начала и без конца…» Бакунин переживал время «духовного пьянства».

Похмелье оказалось горьким: революцию подавили, реакция торжествовала. В августе 1848 года Бакунин писал немецкому поэту Георгу Гервегу: «Я не верю в конституции и законы: самая лучшая конституция не в состоянии была бы меня удовлетворить. Нам нужно нечто иное: порыв, и жизнь, и новый, беззаконный, а потому свободный мир». Его свободолюбивой натуре были ненавистны любые законы, попирающие свободу человека, национальные границы и прочие ограничительные кандалы общества. «Ты только русский, а я интернационалист», - писал он Огарёву.

Особенно непримиримым был Бакунин к царской России. Он считал, что её государственный организм - «грандиозная, обдуманная и научная... организация беззакония, варварства и грабежа». В этом организме невозможны никакие реформы. И как следствие всего - «бесконечное озлобление народа» против бюрократии, дворянства, чиновничества.

Но Россия далеко, и Бакунин «наводил шорох» на Европу, хотя при этом его мало понимали и поддерживали. В 1849 году в Дрездене Бакунин стал одним из руководителей восстания, вошёл в революционный совет и получил мандат: «Гражданин Бакунин уполномочивается Временным правительством отдавать все признаваемые им нужными распоряжения по связанным с командою вопросам». Силы восставших были не равны силам противника. По свидетельству современника, Бакунин стойко держался до конца: «Пытаясь восстановить порядок и спасти погибающую и, видимо, погубленную революцию, не спал, не ел, ни пил, даже не курил... и не мог отлучиться ни на минуту из комнаты правительства».

Дрезденское восстание, а за ним и германская революция потерпели сокрушительное поражение. 10 мая Бакунина арестовали. Сначала его поместили в дрезденскую крепость, а потом - в крепость Кёнигштайн, где в период восстания находился саксонский монарх. Каземат? Отнюдь нет. «У меня очень тёплая и уютная комната, много света, и я вижу в окно кусок неба», - писал Бакунин своей знакомой Матильде Рейхель. Он видел не только «кусок неба», он имел возможность заниматься английским языком, читать Шекспира и вернуться к любимой математике.

14 января 1850 года саксонский суд приговорил Бакунина к смертной казни. В июне новый поворот: пожизненное заключение. И ещё один: выдача Бакунина Австрии, которая имела на него «большой зуб». В тюрьме Ольмюце Бакунин провёл несколько месяцев, прикованный цепью к стене. В цепях его выводили и на прогулку. «Может быть, это тоже символ, чтобы напомнить мне в моём одиночестве о тех невидимых узах, которые связывают каждого индивидуума со всем человечеством».

15 мая 1851 года Бакунина вторично приговорили к смертной казни, а потом австрийские власти придумали кару пострашнее - выдали его царскому правительству. Это произошло 17 мая. Бакунин оказался в руках русских жандармов. На границе с Бакунина сняли австрийские кандалы и надели русские. Как писал впоследствии Бакунин: «Ах, друзья, родные цепи мне показались легче, я им радовался и весело улыбался молодым русским солдатам: - Эх, ребята, - сказал я, - на свою сторону, знать, умирать...»

Но не смерть, а камера Алексеевского равелина Петропавловский крепости ждала Бакунина. Долгие годы о нём ничего не было слышно. Многие считали его погибшим. Французский историк Мишле принялся писать книгу «Мученики России», в значительной мере посвящённую Бакунину.

«Исповедь»

А тем временем Бакунин, надеясь добиться замены тюрьмы ссылкой, обратился к Николаю I с «Исповедью», в которой рассказывал о своих взглядах и действиях в славянских странах, никого при этом не скомпрометировав.

«Когда обойдёшь мир, - писал Бакунин, - везде найдёшь много зла, притеснений, неправды, а в России, может быть, более, чем в других государствах. Не от того, чтоб в России люди были хуже, чем в Западной Eвpoпe; напротив, я думаю, что русский человек лучше, добрее, шире душой, чем западный; но на Западе против зла есть лекарство: публичность, общественное мнение, наконец, свобода, облагораживающая и возвышающая всякого человека. Это лекарство не существует в России. Западная Европа потому иногда кажется хуже, что в ней всякое зло выходит наружу, мало что остаётся тайным. В России же все болезни входят внутрь, съедают самый внутренний состав общественного организма. В России главный двигатель - страх, а страх убивает всякую жизнь, всякий ум, всякое благородное движение души... Русская общественная жизнь есть цепь взаимных притеснений: высший гнетёт низшего; сей терпит, жаловаться не смеет, но зато жмёт ещё низшего... Хуже же всех приходится простому народу, бедному русскому мужику, который, находясь на самом низу общественной лестницы, уже никого притеснять не может и должен терпеть притеснения от всех по этой русской же пословице: “Нас только ленивый не бьёт!”»

Сказав о взяточничестве и продажности всего бюрократического аппарата и вместе с тем о страхе чиновничества перед царём, Бакунин продолжает: «Один страх не действителен. Против такого зла необходимы другие лекарства: благородность чувств, самостоятельность мысли, гордая безбоязненность чистой совести, уважение человеческого достоинства в себе и других и, наконец, публичное презрение ко всем бесчестным, бесчеловечным людям, общественный стыд, общественная совесть! Но эти качества... цветут только там, где есть для души вольный простор, не там, где преобладают рабство и страх; сих добродетелей в России боятся, не потому чтоб их не любили, но опасаясь, чтоб с ними не завелись и вольные мысли...»

26 декабря 1851 года председатель Государственного совета светлейший князь Александр Чернышёв по прочтении «Исповеди» заключил: «Я нашёл полное сходство между Исповедью и показаниями Пестеля печальной памяти, данными в 1825 году».

«Исповедь» Бакунина многослойна и сложна, в ней трудно выделить Dichtung und Wahrheit - вымысел и правду. В ней чувствуются многочисленные умолчания (о польских контактах, в частности), немало трудно уловимой полуправды и заведомой лжи. Позднейшие исследователи «Исповеди» считают, что Бакунин всё же виртуозно переиграл своего «коронованного тюремщика». Николай I счёл признания Бакунина «условными». «Кающийся грешник» не очень-то его убедил, хотя Бакунин и пытался намеренно исказить свои истинные убеждения в угодном царю ключе. И тем не менее Николай I повелел перевести Бакунина из Алексеевского равелина в Шлиссельбургскую крепость, где узник получил ряд льгот: книги, возможность выпить перед обедом рюмку водки, прогуливаться и даже иметь в камере клетку с двумя канарейками.

«Исповедь» Бакунина увидела свет лишь в 1921 году, спустя 70 лет после её написания. И сразу возникла горячая полемика: прав был Бакунин или не прав? «Пресмыкался у ног полицмейстера Европы» или нет? Один из лидеров французской компартии Жак Дюкло посчитал, что Бакунин «опозорил» революционную и человеческую честь, мол, «Исповедь» - это не что иное, как «духовный мазохизм», «горячая любовь к царю». Александр Солженицын: «Бакунин в «Исповеди» униженно самооплёвывался перед Николаем I и тем самым избежал смертной казни. Ничтожность духа? Или революционная хитрость?»

Мистификация или покаяние? Есть мнение, что Бакунин издевался в своём покаянии, действовал в духе Франсуа Рабле, устроив перед императором некий балаганчик. Известно лишь одно, что царское правительство после смерти Николая I благоразумно воздержалось от публикации «Исповеди».

Ясно и то, что Бакунин никак не изменился. В феврале 1854 года ему удалось передать записку на волю, где говорилось: тюрьма «нисколько не изменила моих убеждений, напротив, она сделала их ещё более пламенными, более решительными, более безусловными, чем прежде, и отныне всё, что остаётся мне в жизни, сводится к одному слову: свобода». И это при том, что заточение в Алексеевском равелине, а с марта 1854 года - в Шлиссельбургской крепости дорого обошлось Бакунину. У него выпали все зубы. Ещё страшнее «влачить жизнь без цели, без надежды, без интереса».

После смерти Николая I премухинское семейство стало энергично хлопотать об облегчении участи Бакунина. И самому Бакунину пришлось писать очередное «раскаяние», на этот раз Александру II. И вот полусвобода: вместо заточения в крепости - поселение в Сибири. Произошло это в 1857 году. В 1857-1861 годах Бакунин жил в Томске и Иркутске.

«Проклятый русский»

Высокий покровитель Бакунина, дальний его родственник, генерал-губернатор Муравьёв-Амурский пытался выпросить у Государя прощение для Бакунина, но ничего из этого не вышло. И Бакунин решил сам переломить свою участь. Как опытный конспиратор и революционер, он нашёл ключ ко многим чиновникам и нужным людям, а в итоге совершил дерзкий побег. К Рождеству 1861 года (через Японию и Америку) Бакунин оказался в Лондоне, в своей родной стихии, в обществе издателей «Колокола», в компании Герцена и Огарёва. После 12-летнего перерыва Бакунин с головой уходит в революционную работу, снова общение с поляками и чехами, отстаивание права наций на самоопределение, борьба за славянскую федерацию... Планы, или, как называл их сам Бакунин, «вселенские проекты», огромны.

Осенью 1863 года Бакунин уже в Италии, вступает в контакты с Джузеппе Гарибальди и ведёт интенсивную работу, выступая в качестве «апостола анархии», борясь за «великий принцип свободы, достоинства и прав человека». В рукописи «Международное тайное общество» Бакунин провозглашает, что «быть свободным - право, долг, достоинство, счастье, миссия человека. Исполнение его судьбы. Не иметь свободы - не иметь человеческого облика. Лишить человека свободы и средства к достижению её и пользования ею - это не простое убийство, это убийство человечества...»

«Я могу быть свободным только среди людей, пользующихся одинаковой со мной свободой. Утверждение моего права за счёт другого, менее свободного, чем я, может и должно внушить мне сознание моей привилегии, а не сознание моей свободы... Но ничто так не противоречит свободе, как привилегия». (Как красиво всё звучит! Но где эта свобода равных людей и граждан? А что касается сегодняшней России, то в ней - сплошные привилегии и «мигалки».)

Отрицая государственную организацию общества и предлагая взамен вольную федерацию, Бакунин настаивал на господстве в ней единства и порядка. Hе видел он особой разницы между монархией и республикой: народу отнюдь не легче, «если палка, которою его станут бить, будет называться народною». «Если есть государство, то непременно есть господство, следовательно, рабство; государство без рабства, открытого или маскированного, немыслимо, - вот почему мы враги государства», - отмечал Бакунин в работе «Государственность и анархия».

Эти анархические взгляды Бакунина сложились к середине 1860-х годов, и Ленин их определил как одну из форм «непролетарского, домарксистского социализма». А теперь самое время поговорить об отношениях Бакунина и Маркса.

Михаил Бакунин и Карл Маркс - два вождя международного социалистического движения, и им было тесно в одной лодке. Каждый мнил себя капитаном, и каждый предлагал свой маршрут исторического пути. И совместить свои взгляды им было невозможно. Маркс считал, что грядущее общество будет построено с помощью диктатуры пролетариата, а Бакунин, отрицая любые формы государственности, говорил о будущем обществе, основанном на самоуправлении независимых коммун. Один выступал за жёсткий централизм, другой - за мягкий федерализм. И оба отрицали Бога, религию, право, налоги, частную собственность, патриотизм, патриархальность, семью. И Маркс и Бакунин проповедовали и принимали кровавую революцию. Считали, что для её достижения нужны профессиональные революционеры. А далее - разногласия по вопросам тактики. Маркс считал, что диктатура пролетариата - вещь временная, а Бакунин эту диктатуру отрицал начисто.

«Марксисты... утешают мыслью, что эта диктатура будет временная, короткая», - писал он в «Государственности и анархии», но «никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечивания себя», поскольку любой функционирующий аппарат стремится к самосохранению, а не к самоуничтожению. Кроме того, «диктатура способна породить в народе лишь рабство», привычку подчиняться приказам центральной власти, что тоже отнюдь не будет способствовать отмиранию государства.

Сам термин «диктатура пролетариата» Бакунин считал подозрительным: «Если весь пролетариат будет господствующим сословием, то над кем он будет господствовать?» В роли изгоя пролетарской диктатуры, по его мнению, должно было оказаться крестьянство, не пользующееся «благорасположением марксистов». Теоретик анархизма считал «наглым, несправедливым и пагубным» стремление рабочих навязать свой политический идеал крестьянам.

О социалистической модели Бакунина чуть позже, а пока затронем национальные фобии двух вождей. Бакунин, к примеру, не выносил Германию и евреев. По его словам, Маркс «начинает ненавидеть всякого, кто не хочет гнуть перед ним шею. Вот главная причина ненависти к нам Маркса. К этому надо добавить, что, ненавидя кого-нибудь, они считают допустимой в отношении к нему всякую подлость. Нет тех гадостей, той клеветы и лжи, которой они не стали бы распространять на его счёт в своих частных беседах и переписке, равно как и в газетах. Таков метод борьбы со своими противниками немцев вообще и в особенности немецких евреев. Маркс - немецкий еврей так же, как и многие другие главные и второстепенные вожди той же партии в Германии...»

Это рассуждения и оценки Бакунина. А вот - Маркса. Он ненавидел славянство и Россию. Как писал современный историк Глюксман, «вскоре после европейской революции 1848 года, её поражения и краха “весны народов” Маркс осознал себя преследуемым совершенно иным монстром. Запершись в Британском музее, он провёл там годы, сражаясь с новым “призраком, которого боится Европа”. Уже не коммунизма, но России! На сей раз Маркс не восторгался, но ужасался... Маркс вёл безжалостную и коварную борьбу против Герцена, Бакунина и прочих инакомыслящих, подозреваемых в панславизме. Во всех столицах он обнаруживал руку “русской партии”. “Ни одному русскому я не верю...” - заявлял Маркс. А Энгельс подпевал Марксу и называл, в частности, Бакунина “жирным проклятым русским”».

В пылу разногласий Маркс и марксисты выдавили Бакунина и бакунистов из 1-го Интернационала: в 1872 году Гаагский конгресс исключил Бакунина из его рядов.

Дальнейшие годы

Борясь с Марксом и марксистами, Бакунин окружал себя молодыми русскими эмигрантами, «пионерами новой правды». А весной 1869 года в Женеве объявился и Сергей Нечаев. И тут же получил за подписью Бакунина мандат № 2771 «Всемирного революционного союза». Образовался триумвират: Бакунин, Огарёв, Нечаев. Но Нечаев оказался ещё более беспощадным, чем его старшие коллеги. Нечаев написал свой печально знаменитый «Катехизис революционера», где славил террор - «яд, нож и петлю». Пытался создать заговорщическую организацию «Народная расправа». Но 21 ноября 1869 года происходит зверское убийство студента Иванова, и «нечаевщина» предстаёт во всей своей красе перед российской и мировой общественностью. Материалы процесса над Нечаевым использовал Достоевский в романе «Бесы» (по мнению некоторых исследователей, прототип Ставрогина именно Нечаев).

Позже Бакунин признавал, что во всей этой истории он оказался «круглым дураком», а деяния Нечаева лишь причинили немало зла «русскому и интернациональному делу».

В сентябре 1870 года Бакунин - на юге Франции, в охваченном революционным брожением Лионе. Ему захотелось вновь тряхнуть стариной. После Лиона Бакунин пишет свои главные теоретические труды: «Кнуто-Германская империя и социальная революция» (Женева, 1871) и «Государственность и анархия» (Цюрих, 1873), а затем программу действий для революционной молодежи России - «Прибавление А».

В этих работах Бакунин оспаривает концепцию Маркса о превосходстве пролетариата над крестьянством. «Государство, даже коммунистическое, о котором мечтают последователи Маркса... поручая своей бюрократии заведовать обработкой земли и выплачивать заработок крестьянам... привело бы к ужаснейшей безурядице, к плачевному расхищению и к гнуснейшему деспотизму».

«Ряд волшебных изменений милого лица» пролетарской диктатуры в процессе её осуществления марксистами представлялся Бакунину как передача власти в руки «красных бюрократов», «пролетарских чиновников». Диктатура пролетариата на практике окажется властью «кучки привилегированных, избранных или даже не избранных толпами народа, согнанными на выборы и никогда не знающими, зачем и кого они выбирают».

Нет, Бакунин - это пророк, угадавший советские будни! (Да разве только советские!)

После поражения восстания в Лионе Бакунин апеллировал к опыту якобинской диктатуры, а для России предлагал... разбойников, Стеньку Разина и Емельяна Пугачева: «Русский разбой жесток и беспощаден, но не менее его беспощадна и жестока та правительственная сила, которая своими злодействами вызвала его на свет».

Итак, Бакунин проводил апологию разбойничьего бунта, рассматривая его как «отчаянный протест народа против гнусного общественного порядка». Не учить народ, а учиться у народа, не раз повторял Бакунин.

1872-1874 годы - время последних бакунинских революционных акций. Попытка соединить силы революционеров с крестьянством и фабричными рабочими в России не удалась. И пришлось обратить свой революционный пыл на Италию: Бакунин начал готовить восстание в Болонье. Он пережил страшную ночь с 7 на 8 августа, находясь «в двадцати минутах от самоубийства». И опять пришлось спасаться бегством и скрываться. Бакунин покинул Болонью в одежде священника, держа в руках большую корзину со свежими яйцами, - для маскировки.

Срывать маски с революционеров

В 60 лет пламенный революционер, апостол анархизма, «воплощённый сатана» (ещё один ярлык) «удалился решительно и окончательно от всякой практической деятельности, от всякой связи для практических предприятий», как написал Бакунин в одном из своих писем.

В другом письме от 15 июля 1875 года Бакунин писал: «Оглядываясь на окружающие нас события и явления момента, в который мы живём... я ничего не жду от современного поколения. Знаю только один способ, которым можно ещё служить делу революции, - это срыванием маски с так называемых революционеров. Почва наша до того засорена, что много надо трудов, чтобы только очистить её от всякой дряни, и то, что бы ни посеялось, всё заглушится сорной травой и бурьяном».

В июне 1876 года Бакунин переехал из Лугано в Берн. Он остался без своего любимого революционного дела, тяготился безденежьем, залезал в долги, выкручивался, игнорируя при этом быт, ходил в поношенных одеждах и обходился минимальными личными потребностями. Он жил в мире идей. Когда Бакунин заболел, за ним трогательно ухаживали простые люди - угольщики, сапожники, цирюльники, так велико было обаяние его удивительной личности. В Берне он оказался в клинике. Хроническое воспаление почек, ревматизм, склероз и прочие болезни делали его положение крайне тяжёлым.

Друзья торопили его с воспоминаниями, на что Бакунин однажды ответил: «Скажи-ка на милость, для кого я стал бы их писать?.. Теперь все народы утратили революционный инстинкт. Все они слишком довольны своим положением, а страх потерять и то, что у них есть, делает их смирными и инертными...»

Начиная с 22 июня состояние Бакунина резко ухудшилось. Он почти перестал есть и пить. Смерть наступила в 12 часов дня 1 июля 1876 года (по старому российскому календарю - 19 июня).

«Бакунин умер, как и жил, - дельным человеком, - писала Рейхель. - В продолжение всей своей жизни он выступал тем, кем был, без фраз и без притворства, и умер он также с полным сознанием самого себя и своего положения. В общем он казался мне утомлённым жизнью. Он составил себе правильное суждение о современном мире, и, сознавая, что ему не хватает нужного материала для свойственной ему деятельности, он без сожаления смежил очи».

Михаил Бакунин прожил 62 года. Он похоронен в Швейцарии, в Берне. На могиле установлена гранитная стела с лаконичной надписью «Michele Bakunine. 1814-1876». На его похоронах звучали речи немцев, русских, швейцарцев, французов.

Михаил Бакунин

Михаил Александрович Бакунин (1814-1876) , несомненно, является ключевой фигурой в истории анархической мысли и анархического движения, крупнейшим выразителем анархического миросозерцания в теории и на практике. Именно Бакунин, будучи одаренным философом, заложил основы анархизма как цельного мировоззрения (а не только как программы действий или социологического учения). Бакунин и инициировал появление мощного революционного движения под анархическими лозунгами почти по всей Европе. Наконец, Бакунин, как никто до и после него, сумел выразить основной мотив анархизма - пафос бунта, бескомпромиссной борьбы за освобождение личности и общества.

Александр Блок писал: «Мы читаем Бакунина и слушаем свист огня... Мы уже, наверное, можем забыть мелкие факты этой жизни во имя ее искупительного огня... Займем огня у Бакунина». Главное душевное качество Мишеля (так Бакунина называли и подростком - в кругу семьи - и стариком - в кругу швейцарских рабочих) - это, по собственному признанию выдающегося анархиста, «любовь к свободе и неотвратимая ненависть ко всякому притеснению, еще более, когда оно падало на других, чем на меня самого... Я считаю священным долгом восставать против всякого притеснения, откуда бы оно ни приходило, и на кого бы ни падало. Во мне было всегда много донкихотства: не только политического, но и в частной жизни».

Жизнь Бакунина похожа на легенду. В числе его друзей были Н.В. Станкевич, И.С. Тургенев, А.И. Герцен, В.Г. Белинский, П.Я. Чаадаев, Г. Гервег, Р. Вагнер, Ж. Санд, А. Мицкевич, П.Ж. Прудон, А. Руге, В. Вейтлинг. Бакунин вдохновил Рихарда Вагнера на создание образа неистового Зигфрида, Бакунин был прототипом Рудина у Тургенева и Ставрогина у Достоевского.

В юности - увлечение философией, дискуссии в московских салонах и в родном доме в селе Прямухине. Затем - переход к практической революционной деятельности: участие в революции 1848 г. в Париже (в феврале), призывы к общеславянскому восстанию, баррикады в Праге и Дрездене, арест, смертные приговоры в Саксонии и Австрии, двенадцать лет крепостей и ссылки в Саксонии, Австрии и России (в том числе, в казематах Петропавловки и Шлиссельбурга, где в результате «человеколюбивого обращения», Бакунин лишился зубов и заболел цингой), фантастический побег из Сибири, работа в «Колоколе» Герцена, борьба в Интернационале против авторитаризма Маркса...

Революционная деятельность Бакунина не знала границ и была поистине грандиозна по своим масштабам. Он помогал полякам во время восстания 1863-1864 гг., выступал в Швеции, направил эмиссара-анархиста Дж.Фанелли в Испанию организовать секцию Интернационала, поднимал соратников на восстание в Лионе, вел успешную полемику против Мадзини в Италии (где стал создателем анархического движения и инициатором восстания в Болонье), организовывал Юрскую (анархическую) федерацию Интернационала в Швейцарии, сражался в Париже, Праге, Дрездене, вел революционную агитацию среди болгар и сербов, финнов и чехов, сотрудничал с «Землей и Волей» 1860-х гг., участвовал (к несчастью для себя) в нечаевской пропаганде, был вдохновителем бакунинских кружков на Юге России. Перечисление созданных им организаций, написанных программ и уставов заняло бы несколько страниц. В конце жизни, исполненной тяжелейших материальных лишений, клеветы со стороны врагов, после травли, организованной против него Генеральным Советом Интернационала, после поражения ряда восстаний, гибели Парижской Коммуны и победы Бисмарка во франко-прусской войне (эта победа, как пророчески предвидел Бакунин, наряду с оппортунизацией части рабочего движения, предвещала длительное и повсеместное торжество реакции, бюрократии и милитаризма в Европе) - М.А.Бакунин не был морально сломлен, хотя пессимистические настроения в его мировоззрении усилились.

Конечно, Бакунин не был «рыцарем без страха и упрека», непогрешимым во всех своих поступках. В своей поистине фантастической деятельности он допускал немало ошибок, которые могут быть поставлены ему в вину. Большинство из них, впрочем, связаны с его способностью чрезмерно увлекаться и увлекать других открывающимися перспективами, порой идеализируя эти перспективы и, по выражению Герцена, «путая второй месяц беременности с девятым». Бакунин нередко принимал желаемое за действительное, преувеличивал степень готовности масс к революции, допускал неразборчивые поступки - блефы и мистификации, явно увлекался конспиративно-заговорщической стороной революционной работы. Бакунин, безусловно, несет моральную ответственность за отдельные националистические (антинемецкие и антиеврейские) выпады, встречающиеся в его работах, и за деятельность С.Г.Нечаева.

Но - не ошибается только тот, кто ничего не делает, а Бакунин в своей жизни сумел сделать бесконечно много. П.А.Кропоткин, общавшийся со швейцарскими рабочими-анархистами, знавшими Бакунина, особо отмечает: «Поразило меня больше всего то, что нравственное влияние Бакунина чувствовалось даже сильнее, чем влияние его как умственного авторитета».

Будучи крупнейшим знатоком философии Гегеля, Бакунин предпочел жизнь и борьбу философским абстракциям, сумел воплотить в жизнь то, что проповедовал на словах. Личность Бакунина представляла собой сплав огромной энергии, воли к жизни и борьбе, пророческого, проповеднического, ораторского и философского дара, способности зажигать людей и вести их за собой, личного обаяния, организаторских талантов, самоотверженности, искренности и бескорыстия. Говоря о Бакунине-теоретике, назовем его главные работы: «Реакция в Германии», «Философские рассуждения о божественном призраке, о действительном мире и человеке», «Федерализм, социализм и антитеологизм», «Государственность и анархия», «Бог и государство», «Кнуто-германская империя и Социальная Революция». Следуя своему знаменитому принципу: «Дух разрушающий есть дух созидающий, страсть к разрушению есть творческая страсть!», М.А.Бакунин в своих работах не стремился к систематичности и законченности, всегда был весьма полемичен и, отталкиваясь от суждений своих оппонентов, формулировал собственную позицию. Вообще, Бакунин отдавал жизни примат перед наукой, полагая, что мысль, наука никогда не способна охватить и постичь жизнь во всей ее полноте, все предвидеть и управлять человеческими действиями. Отсюда, кстати, вытекали и горячие возражения великого бунтаря против идеи позитивистов и марксистов об управлении обществом учеными, которые, по мнению Бакунина, неизбежно будут распинать живых людей на прокрустовом ложе своих доктрин и теорий.

Не имея возможности детально излагать здесь бакунинские идеи, отметим лишь, что их краткой формулой можно считать название одной из программных речей анархиста: «Федерализм, социализм и антитеологизм». Богу и религии он противопоставлял «антитеологизм», новую «религию Человека» и просвещение народа, принудительной государственной централизации - федерализм и самоуправление, а капиталистической эксплуатации - социализм и коллективную собственность трудящихся («Коллективизм» - таково одно из самоназваний бакунизма).

Бакунин был воинствующим богоборцем, считавшим Бога персонифицированным тираном, а религию - обоснованием земного деспотизма и вечного человеческого несовершенства и конформизма.

Много ярких и страстных страниц посвятил Бакунин всесторонней критике государства и его разрушительного влияния на людей - как управляемых, так и управляющих. «Государство - это самое вопиющее, самое циничное и самое полное отрицание человечности, - писал русский анархист. - Оно разрывает всеобщую солидарность людей на земле и объединяет только часть их с цепью уничтожения, завоевания и порабощения всех остальных». Бакунин считал, что произвол, чинимый над человеком и обществом, государство напыщенно именует «законом». Государство, по Бакунину, является не чем иным, как «официальной и правильно установленной опекой меньшинства компетентных людей... чтобы надзирать за поведением и управлять поведением этого большого неисправимого и ужасного ребенка - народа». Поскольку всякая власть стремится себя увековечить, «ребенок» никогда не достигнет совершеннолетия, пока над ним господствует упомянутая опека. «Итак, там, где начинается государство, кончается индивидуальная свобода, и наоборот. Мне возразят, что государство, представитель общественного блага, или всеобщего интереса, отнимает у каждого часть его свободы только с тем, чтобы обеспечить ему все остальное. Но остальное - это, если хотите, безопасность, но никак не свобода. Свобода неделима: нельзя отсечь ее часть, не убив целиком. Малая часть, которую вы отсекаете, - это сама сущность моей свободы, это все». «Такова уж логика всякой власти, что она в одно и то же время неотразимым образом портит того, кто ее держит в руках, и губит того, кто ей подчинен».

Осуждая патриотизм как государственно-националистическую идеологию рабства и ненависти, Бакунин подвергает подробной критике и представительную демократию, опирающуюся, по его мнению, на манипулирование управляемыми массами. Проблемы государства и социальной революции Бакунин анализирует в связи с национальными особенностями различных европейских народов, с их историей и культурой. Если бисмарковская Германия представляется Бакунину воплощением духа государственничества, централизма, милитаризма и бюрократии, то романские и славянские народы мыслитель рассматривает как среду, стихийно порождающую анархистов, чьи народные идеалы пронизаны стремлением к свободе и самоуправлению. Надо признать, что именно в славянских странах и в Южной Европе анархическое движение получило наибольший размах в 1860-1870-е гг. и позднее.

В своих произведениях Бакунин дает блестящую, последовательную критику государственного социализма (прежде всего марксистского), которая оказалась во многом пророческой. Не веря во временный характер предлагавшейся Марксом «диктатуры пролетариата» (поскольку всякая диктатура стремится себя увековечить), отрицая марксистскую идею правления «научных социалистов» и возможность введения социализма через тотальное огосударствление общественной жизни и производства, Бакунин показывал: поскольку эксплуатация и власть неразрывно связаны друг с другом, уничтожение первой при сохранении второй неизбежно приведет к появлению нового класса - «красной бюрократии», идущей на смену старым эксплуататорским классам.

Бакунин призывал к Социальной Революции, разрушающей классово-государственные институты современного общества и заменяющей их безгосударственно-социалистической федерацией общин, коммун, трудовых коллективов. Главной силой, способной совершить революцию, Бакунин считал в Европе пролетариат («чернорабочий люд»), а в России - крестьянство.

Таким образом, Бакунин радикализировал прудоновский анархизм, развил его и популяризировал в рабочем движении. Итогом деятельности Бакунина явилось широкое распространение анархизма - прежде всего в Испании, Италии, Швейцарии, России, Бельгии, Голландии, во Франции и в некоторых других странах. Наиболее заметным проявлением этого процесса явилось возникновение анархистского крыла в Международном товариществе рабочих (Первом интернационале) и Парижская Коммуна, в которой анархисты сыграли одну из главных ролей.

МИХАИЛ САПЕГО