Самое яркое впечатление у вас впереди цитаты. Впечатление цитаты. Путешествия – это инвестиции в себя

АДОРНО (Adorno) Теодор (Визенгрунд-Адорно, Wiesengrund-Adorno) (11.9.1903, Франкфурт-на-Майне - 6.8.1969, Фисп, Швейцария), немецкий философ, социолог, музыковед, композитор, ведущий представитель франкфуртской школы (наряду с М. Хоркхаймером). В 1921-24 годах учился во Франкфуртском университете, в 1925 году изучал композицию у А. Берга в Вене. В 1928-31 годах редактор венского авангардистского музыкального журнала «Der Anbruch». В 1931-33 годах доцент Франкфуртского университета (с 1950 года профессор). В 1934-37 годах - в Великобритании, в 1938-49 годах - в США. С 1949 года во Франкфурте-на-Майне, руководитель Института социальных исследований (с 1953 года), председатель Немецкого социологического общества (с 1963 года).

В критике культуры и общества, развитой Адорно, сплетаются многообразные идейные источники: гегелевская диалектика господства и рабства, теория товарного фетишизма и овеществления человеческих отношений К. Маркса (в неомарксистской интерпретации Д. Лукача), концепция «рациональности» М. Вебера, психоанализ З. Фрейда, равно как опыт художественного авангарда первых десятилетий 20 века. В программном сочинении «Диалектика Просвещения. Философские фрагменты», созданном совместно с М. Хоркхаймером в 1939-44 годах («Dialektik der Aufklarung. Philosophische Fragmente», 1947 год; русский перевод 1997 год), анализируются внутренние противоречия исторического процесса «рационализации» («просвещения»), восходящего к истокам европейской цивилизации (Одиссей как парадигматическая фигура становления индивидуального самосознания и «демифологизации» мира) и достигающего кульминации в Новое время: прогресс в рациональном овладении природой сопровождается превращением разума в простой инструмент господства, подавлением внутренней (человеческой) природы, отчуждением человека от самого себя. С торжеством инструментального отношения к миру средства становятся целью, а «просвещение» обращается в «миф». В центре внимания Адорно - регрессивные социально-антропологические изменения (отмирание рефлексии, замена её стереотипными реакциями и мысленными клише и тому подобное), связанные со стандартизацией отношений в монополистическом «управляемом обществе» и развитием массовой культуры. В период пребывания в США Адорно и его сотрудниками было проведено социологическое и психоаналитическое исследование разных типов личности с точки зрения предрасположенности к принятию «демократического» или «авторитарного» руководства («The Authoritarian personality», 1950 год).

Критикуя неопозитивистский идеал «научной» философии как нейтрального описания сущего (в 1961 году Адорно выступил оппонентом К. Поппера в так называемом споре о позитивизме в немецкой социологии), а также реставрацию онтологии в феноменологии Э. Гуссерля и экзистенциализме («Zur Metakritik der Erkenntnistheorie», 1956 год), Адорно развивает идеи антисистематической «отрицательной диалектики» («Negative Dialektik», 1966 год), в которой сливаются теоретико-познавательные и социально-критические мотивы.

У Адорно, в отличие от Г. В. Ф. Гегеля, отрицание перестаёт быть моментом перехода к какому-либо новому синтезу - оно выступает и как релятивирование всякой замкнутой системы понятий, и как отрицание наличной действительности во имя конкретной возможности «утопии», не формулируемой в виде какой-либо позитивной модели. Неотъемлемая от критической рефлексии «устремлённость к иному», сопровождающая представление о мировой истории как перманентной катастрофе, восходит к традиции иудейского мессианизма, воспринятого Адорно в его секуляризованной форме через Э. Блоха и В. Беньямина.

В противостоянии абстрактной систематике «идентифицирующего мышления» Адорно вслед за В. Беньямином видит цель философии в раскрытии индивидуальной специфики единичного и особенного, выявлении с помощью свободной «констелляции» понятий («ансамбля моделей») «непонятийного», «нетождественности» предмета самому себе в перспективе его возможного бытия «иным». Однако наиболее адекватно опыт «нетождественного» может передать, согласно Адорно, искусство - «наместник» природы в её неподавленной индивидуальности, «социальная антитеза обществу, непосредственно не выводимая из него» («Asthetische Theorie», 1990 год, S. 19). «Опосредованная непосредственность» искусства, определяемая конфигурацией его полярных начал - миметически-выразительного и конструктивно-рационального, «являет» истину, не высказывая её: в силу непонятийного языка искусства явленное им требует интерпретации, никогда ею не исчерпываясь.

В концепции «новой музыки» как протокольной фиксации «непросветлённого страдания» - в противоположность гармоническому преображению страстей, свойственному классической музыке («Философия новой музыки», «Philosophie der neuen Musik», 1949 год; русский перевод 2001 год), Адорно исходит из опыта композиторов новой венской школы А. Шёнберга (его монодрама «Ожидание» - «сейсмограмма травматического шока»), А. Берга, А. Веберна. Считая необратимой тенденцию имманентного развития музыкального материала к интеграции всех его отдельных параметров, достигающую кульминации в двенадцатитоновой технике Шёнберга (возврат к «свободной атональности» предшествующего периода был бы, согласно Адорно, регрессом), Адорно отвергает реставрацию отживших музыкальных форм, характерную, например, для неоклассицизма, и выступает с критикой формирующегося в лоне массовой музыкальной культуры «регрессивного слышания», диссоциирующего воспринятое на стереотипные элементы и не способного к восприятию художественной формы как целого («Диссонансы. Музыка в управляемом мире», «Dissonanzen. Musik in der verwalteten Welt», 1956 год). Проблематичной предстаёт у Адорно выдвинутая им идея «неформальной музыки» («Vers une musique informelle», 1961 год), преодолевающая контроверзу «тотального детерминизма» додекафонии и серийной музыки и «абсолютной случайности» алеаторики.

Автор ряда музыкальных произведений (песни на слова С. Георге, Г. Тракля, О. Кокошки, Г. Хайма, Б. Брехта, камерная музыка, сочинения для оркестра и хора). Был музыкальным консультантом Т. Манна в его работе над романом «Доктор Фаустус». Свойственные Адорно стремление к максимальной концентрации изложения и афористическая лаконичность стиля сложились под влиянием австрийского писателя и публициста К. Крауса.

Соч.: Gesammelte Schriften. Fr./М., 1970-1986. Bd 1-20; Kompositionen / Hrsg. von Н.-К. Metzger, R. Riehn. Miinch., 1980. Bd 1-2; Избранное: Социология музыки. М.; СПб., 1999; Проблемы философии морали. М., 2000; Исследование авторитарной личности. М., 2001 (соавт.); Эстетическая теория. М., 2001; Негативная диалектика. М., 2003.

Лит.: Grenz Fr. Adornos Philosophie in Grundbegriffen. Fr./М., 1975; Rose G. The melancholy science. An introduction to the thought of Th. W. Adorno. L. е. а., 1978; Adorno und die Musik. Graz, 1979; Materialien zur asthetischen Theorie Th. W. Adornos. Konstruktion der Moderne. Fr. / М., 1980 (библ.); Friedenburg L. von, Habermas J. AdomoKonferenz 1983. Fr./М., 1983 (библ.); Mul ler U. Erkenntniskritik und Negative Metaphysik bei Adorno. Fr./М., 1987; Kager R. Herrschaft und Versohnung. Einfuhrung in das Denken Th.W. Adornos. Fr./М.; N.Y., 1988; Th. W. Adorno. Der Komponist. Munch., 1989; Scholze В. Kunst als Kritik: Adornos Weg aus der Dialektik. Wurzburg, 2000.

Смотри также литературу при статье Франкфуртская школа.

Значительные идеи: Оказавшие влияние: Испытавшие влияние:

Теодо́р Лю́двиг Визенгрунд Адо́рно (нем. Theodor Ludwig Wiesengrund Adorno ; 11 сентября , Франкфурт-на-Майне , Германская империя , - 6 августа , Висп , Швейцария) - немецкий философ , социолог , композитор и теоретик музыки . Представитель Франкфуртской критической школы .

Биография

Теодор Адорно родился в обеспеченной буржуазной семье еврейского и корсиканского происхождения. Семья его отца, Оскара Александра Визенгрунда (1870-1946), переселилась во Франкфурт из городка Деттельбах во Франконии в конце XIX века и занималась виноторговлей. Торговую фирму Визенгрунд в Деттельбахе основал его отец Бериц Давид (впоследствии Визенгрунд) в 1822 году . Оскар Александр Визенгрунд значительно расширил фирму, эскпортировал вино в Великобританию и Соединённые Штаты , и открыл филиал компании в Лейпциге . Мать Адорно, Мария Кальвелли-Адорно делла Пиана (1865-1952), была певицей и преданной католичкой. Её отец, уроженец южной корсиканской коммуны Афа Жан Франсуа Кальвелли (впоследствии Кальвелли делла Пиана), поселившись после женитьбы во Франкфурте, работал учителем фехтования .

С 1913 по 1921 год Теодор Адорно, слывший в детстве вундеркиндом , учился в гимназии имени кайзера Вильгельма, которую окончил экстерном. Гимназистом он также поступил в местную консерваторию. В 15 лет сдружился с журналистом Зигфридом Кракауэром , ставшим его интеллектуальным наставником (несколько лет подряд они вместе по субботам читали «Критику чистого разума» Канта). Хотя Адорно никогда прямо не участвовал в политической жизни - в отличие, например, от своего коллеги по Франкфуртской школе Герберта Маркузе , бывшего депутатом Совета в дни Ноябрьской революции, - революционный настрой времени не обошёл его стороной. В последнем классе Адорно познакомился с книгами Дьёрдя Лукача и Эрнста Блоха , оказавшими на него большое впечатление.

В 1921 году Адорно поступил во Франкфуртский университет имени Иоганна Вольфганга Гёте , где изучал философию, музыковедение, психологию и социологию. Его научным руководителем стал неокантианец Ганс Корнелиус , один из основоположников гештальтпсихологии; на его семинаре он и познакомился со своим ближайшим товарищем Максом Хоркхаймером . В конце 1924 года он защитил диссертацию, посвящённую феноменологии Эдмунда Гуссерля .

В 1925 году он поселился в Вене, где изучал композицию у Альбана Берга , с которым познакомился годом раньше во Франкфурте, и брал уроки игры на фортепиано у Эдуарда Штойермана . Однако уже в 1926 году, разочаровавшись в иррационализме Венского музыкального кружка, вернулся во Франкфурт, где работал над диссертацией о мысли Имманиуила Канта и Зигмунда Фрейда («Концепция бессознательного в трансцендентной теории разума»), которая так и не была принята. С 1928 года примкнул к возглавляемому Максом Хоркхаймером Институту социальных исследований, на базе которого сформировалась «Франкфуртская школа» неомарксизма (формальным сотрудником стал числиться с 1938 года), а также публиковал статьи в издаваемом там «Журнале социальных исследований».

С начала 1920-х годов Адорно выступал в печати как музыкальный критик (свою первую критическую статью «Экспрессионизм и художественная правдивость» опубликовал уже в 17-летнем возрасте). С 1921 по 1932 год всего вышло порядка сотни музыковедческих статей Адорно (в 1928-1931 годах выступал также как редактор венского авангардистского музыкального журнала «Der Anbruch»), тогда как его первой собственно философской публикацией стала лишь габилитационная диссертация 1930 года «Конструкция эстетического у Кьеркегора», написанная под руководством теолога-экзистенциалиста и христианского социалиста Пауля Тиллиха .

По возвращении во Франкфурт Адорно преподавал в университете. Свою вступительную лекцию в качестве приват-доцента, тема которой была обозначена как «Актуальность философии», прочёл в мае 1931 года.

Памятник Адорно во Франкфурте-на-Майне

В 2003 к юбилею Теодора Адорно недалеко от университета во Франкфурте-на-Майне , где многие годы проходила преподавательская и научная деятельность философа, на площади его имени был установлен памятник - авторская работа русского художника Вадима Захарова , выигравшего перед этим международный конкурс на сооружение мемориала Теодора Адорно.

Памятник представляет собой стеклянный куб правильной формы на паркетной основе, внутри которого находятся рабочий стол и кресло философа. На столе - безмолвно стучащий метроном, подпирающий первое издание «Негативной диалектики». А ещё три странички, две рукописные и одна официальная, напоминающая какой-то документ, возможно, связанный, с вынужденным бегством Адорно из фашистской Германии. Две другие страницы - рукописи: фрагменты музыкального произведения Адорно-композитора и корректура философского текста. А ещё на столе стоит старого образца лампа светлого стекла, которая зажигается по вечерам.

На фундаменте вокруг памятника, на уровне земли, названия основных трактатов Адорно («Minima Moralia», «Философия новой музыки», «Негативная диалектика», «Эстетическая теория»), а дальше, по странной спирали, знаменитые афоризмы философа.

Одна из стеклянных поверхностей памятника, обращенная к Франкфуртскому университету, уже в дни сентябрьского юбилея 2003 года была разбита камнем, и по прозрачной плоскости прошла трещина.

В настоящее время памятник восстановлен в первоначальном виде.

Сочинения

• Хоркхаймер Макс, Адорно Теодор В. . - М .: Медиум, 1997. - 310 с. - ISBN 5-85691-051-6 ..

• Адорно Теодор В. . - М .: Университетская книга, 1999. - 445 с. - (Культурология. XX век). - ISBN 5-7914-0041-1 ..

• Адорно Теодор В. : Пер. с нем; [пер. с нем. М. Л. Хорькова]. - М. : Республика, 2000. - 238 с - (Библиотека этической мысли). - ISBN 5-250-02744-X .
• Беньямин В., Адорно Т. Из переписки с Теодором В. Адорно // Беньямин В. Франц Кафка = Franz Kafka / Пер. М. Рудницкого. - М.: Ad Marginem, 2000. - 320 с - (Философия по краям.) - ISBN 5-93321-015-3 .
• Адорно Теодор В. = Ästhetische Theorie / Пер. с нем.. - М .: Республика, 2001. - 526 с. - (Философия искусства). - ISBN 5-250-01806-8 ..

• Адорно Теодор. . - М .: Серебряные нити, 2001. - 416 с.

• Адорно Теодор В. : пер. с нем. - М. : Логос, 2001. - 343 с - (Сигма). - ISBN 5-8163-0013-X .
• Адорно Теодор. . - М .: Научный мир, 2003.

• Адорно, Т. / Перевод с нем. и прим. И. Болдырева // Синий диван. - 2006. - Выпуск VIII.
• Адорно Теодор В. Негативная диалектика: Пер. с нем. - М .: Академический проект, 2011. - 538 с. - (Философские технологии). - ISBN 978-5-8291-1250-9 ..

• Адорно Теодор. // Вопросы философии , 1992, № 10.
• Adorno T. W. . Mahler: Eine musikalische Physiognomik

Напишите отзыв о статье "Адорно, Теодор"

Примечания

Литература

• Давыдов Ю. Н. Критика социально-философских воззрений Франкфуртской школы. - М., 1997.
• Когава Т. Стратегия бездействия по Адорно // Взгляд с Востока = The look from the East / Информ.-исслед. центр «МедиаАртЛаб»; Рос. ин-т культурологии; Глав. ред. А. Исаев; Ред. и сост. О. Шишко. - М., 2000. - 288 с. - (Медиа сознание. Медиа культура. Медиа технология.)
• Малахов В. // Иностранная литература. - 1998. - № 12 .
• Рыков А. В. Теодор Адорно как теоретик искусства // Вестн. С.-Петерб. гос. ун-та. Сер. 2. Вып. 4. 2007. C. 287-294.
• Уваров М. С. Алексей Лосев и Теодор Адорно: два образа метафизики искусства // Метафизика искусства. Мировая и петербургская традиции реалистической философии: Материалы межд. конференций. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. филос. об-ва, 2004. - С. 6-13.

Ссылки

	Адорно, Теодор в Викицитатнике

• - статья в Новой философской энциклопедии
• в «Журнальном зале »

Биография

• . - Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2002.

Отрывок, характеризующий Адорно, Теодор

Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.

Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu"il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l"Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l"Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l"Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l"Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.

Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l"imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd"hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m"avez fait l"honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l"eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c"est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu"elle s"y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l"encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l"horloger n"a pas la faculte de l"ouvrir, il ne peut la manier qu"a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.

Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.

Немецкий философ, социолог, музыковед и композитор. Изучал композицию у Б. Секлеса и А. Берга, фортепиано - у Э. Юнга и Э. Штойермана, а также историю и теорию музыки в Венском университете. В 1928-31 редактор венского музыкального журнала «Anbruch», в 1931-33 доцент Франкфуртского университета. Изгнанный из университета нацистами, эмигрировал в Англию (после 1933), с 1938 жил в США, в 1941-49 - в Лос-Анджелесе (сотрудник Института общественных наук). Затем возвратился во Франкфурт, где был профессором университета, одним из руководителей Института социологических исследований.

Адорно - разносторонний учёный и писатель-публицист. Его философские и социологические труды являются в ряде случаев и музыковедческими исследованиями. Уже в ранних статьях Адорно (конец 20-х гг.) ярко выразилась социально-критическая тенденция, осложнённая, однако, проявлениями вульгарного социологизма. В годы американской эмиграции наступило окончательное духовное созревание Aдорно, сформировались его эстетические принципы.

В период работы писателя Т. Манна над романом «Доктор Фаустус» Адорно был его помощником и консультантом. Описание системы серийной музыки и критики её в 22-й главе романа, а также замечания о музыкальном языке Л. Бетховена основаны целиком на анализах Адорно.

Выдвинутой Адорно концепции развития музыкального искусства, анализу западноевропейской культуры посвящён ряд книг и сборников статей: «Очерк о Вагнере» (1952), «Призмы» (1955), «Диссонансы» (1956), «Введение в музыкальную социологию» (1962) и др. В них Адорно предстаёт как острый в своих оценках учёный, приходящий, однако, к пессимистическим выводам о судьбе западноевропейской музыкальной культуры.

Круг творческих имён в трудах Адорно ограничен. Он ориентируется главным образом на творчество А. Шёнберга, А. Берга, А. Веберна, редко упоминая не менее крупных композиторов. Неприятие его распространяется на всех, сколько-нибудь связанных с традиционным мышлением композиторов. Он отказывает в положительной оценке творчества даже таким крупнейшим композиторам, как С. С. Прокофьев, Д. Д. Шостакович, П. Хиндемит, А. Онеггер. Его критика направлена также и на послевоенных авангардистов, которым Адорно ставит в вину утрату естественности музыкального языка и органичности художественной формы, связанность математическим расчётом, что приводит на практике к звуковому хаосу.

С ещё большей непримиримостью обрушивается Адорно на так называемое «массовое» искусство, служащее, по его мнению, духовному порабощению человека. Адорно полагает, что истинное искусство должно быть в постоянном конфликте и с массой потребителей, и с аппаратом государственной власти, регламентирующим и направляющим официальную культуру. Однако искусство, противостоящее регламентирующей тенденции, оказывается, в понимании Aдорно, узкоэлитарным, трагически изолированным, убивающим в себе жизненные истоки творчества.

В этой антитезе проявляется замкнутость и бесперспективность эстетико-социологической концепции Адорно. Его философия культуры имеет преемственные связи с философией Ф. Ницше, О. Шпенглера, X. Ортега-и-Гассета. Некоторые её положения сформировались как реакция на демагогическую «культурную политику» национал-социалистов. Схематизм и парадоксальность концепции Адорно отчётливо сказались в его книге «Философия новой музыки» (1949), построенной на сопоставлении творчества А. Шёнберга и И. Стравинского.

Экспрессионизм Шёнберга, как утверждает Aдорно, ведёт к распаду музыкальной формы, к отказу от создания композитором «законченного опуса». Целостное же замкнутое художественное произведение, по мнению Aдорно, уже своей упорядоченностью искажает действительность. С этой точки зрения Адорно критикует неоклассицизм Стравинского, который якобы отражает иллюзию примирения индивидуальности и общества, превращая искусство в ложную идеологию.

Адорно считал закономерным абсурдное искусство, оправдывая его существование бесчеловечностью общества, в котором оно возникло. Истинное произведение искусства в современной действительности, по мнению Aдорно, может оставаться лишь разомкнутой «сейсмограммой» нервных шоков, неосознанных порывов и смутных движений души.

Адорно - крупный авторитет в современной западной музыкальной эстетике и социологии, убеждённый антифашист и критик буржуазной культуры. Но, критикуя буржуазную действительность, Адорно не принимал идеи социализма, они остались чужды ему. В ряде выступлений Адорно проявилось враждебное отношение к музыкальной культуре СССР и других социалистических стран.

Его протест против стандартизации и коммерциализации духовной жизни звучит остро, однако позитивное начало эстетической и социологической концепции Адорно выявлено значительно слабее, менее убедительно, чем начало критическое. Отвергая и современную буржуазную идеологию и идеологию социалистическую, Адорно не видел реального выхода из духовного и социального тупика современной буржуазной действительности и остался по сути дела во власти идеалистических и утопических иллюзий о «третьем пути», о некой «иной» социальной действительности.