Как понять что перед тобой сектант. Признаки тоталитарных сект. Тотальный контроль над «носителями истины»

Её не стало очень рано - в тридцать два года, а все, кто хоть чуть-чуть знаком с русской живописью, навсегда запомнили её двенадцатилетней. Такой, какой её написал Валентин Серов в «Девочке с персиками». Но, кроме Серова, Веру Мамонтову писали Виктор Васнецов, Николай Кузнецов, Михаил Врубель.

Она была любимой и долгожданной дочкой железнодорожного магната, известнейшего промышленника и предпринимателя Саввы Ивановича Мамонтова и его жены Елизаветы Григорьевны. До Веры у них уже родилось трое сыновей и, по семейной легенде, после третьих родов, когда стало ясно, что опять будет мальчик, Елизавета Григорьевна пообещала мужу: «Но следующей непременно родится девочка!» Так и случилось. После трёх мальчиков в семействе Мамонтовых появились еще две дочери - Вера и Александра.

И Верой её назвали неслучайно.

Имена своим детям Мамонтовы подбирали с умыслом: первые их буквы должны были последовательно составить имя САВВА: Сергей - Андрей - Всеволод - Вера - Александра.

Елизавета Мамонтова была по-настоящему, без лицемерия и ханжества, религиозна. Валентин Серов писал своей невесте Ольге Трубниковой: «Здесь, у Мамонтовых много молятся и постятся, т. е. Елизавета Григорьевна и дети с нею. Не понимаю я этого, я не осуждаю, не имею права осуждать религиозность и Елизавету Гр<игорьевну> потому, что слишком уважаю её - я только не понимаю всех этих обрядов. Я таким всегда дураком стою в церкви (в русской в особенности, не переношу дьячков и т. д.), совестно становится. Не умею молиться, да и невозможно, когда о Боге нет абсолютно никакого представления».

Но для Елизаветы Григорьевны то, что вызывало неприятие её любимца Антоши Серова, было исполнено глубокого смысла. Имя «Вера» для неё связывалось с важнейшей христианской добродетелью: вера была неотъемлемой составляющей её духовной жизни.

Савва Мамонтов с дочерьми Верой (на фото справа) и Александрой.

Елизавета Григорьевна Мамонтова с дочерью Верой.

Вера Мамонтова. Абрамцево. 1890-е.

В доме Мамонтовых на Садово-Спасской, известном всей просвещённой Москве, и особенно в их подмосковной усадьбе Абрамцево царила атмосфера творчества, радости, взаимной симпатии и любви. Туда съезжались художники, скульпторы, литераторы, музыканты. Домашние спектакли, прятки и салки, игра в городки - обычные и особые, «литературные», казаки-разбойники, в которых наравне с детьми участвует художник Репин, и свой собственный детский лодочный «флот» на речке Воря, руководимый художником Поленовым, конные прогулки, увлекательные творческие занятия - резьба по дереву, акварель, керамика… Так что легко объяснимы сетования Серова о позировании ему Веруши. «Измучил её, бедную, до смерти» - девочке не терпелось бежать заниматься чем-то поинтереснее. И всё же почти полтора месяца Вера послушно сидела за столом абрамцевской гостиной. Такой была цена шедевра.

Лет за десять до этого знакового для русского искусства момента Абрамцево посетил постаревший Иван Тургенев. В имении он бывал еще задолго до того, как его купили Мамонтовы. Тургенев, как и Гоголь, был желанным гостем у прежнего владельца, писателя Сергея Тимофеевича Аксакова. Теперь автор «Записок охотника» осматривал обновлённую усилиями Мамонтовых усадьбу и с ностальгией вспоминал, как здесь раньше охотились, ходили за грибами, удили рыбу. Тургенев смешно рассказывал, что Аксаков педантично фиксировал в дневнике: в 1817-м на охоте сделано 1858 выстрелов, убито 863 единицы дичи, а в 1819-м - столько-то… Раз на рыбалке Тургенев неимоверно огорчил Аксакова, гордившегося своей книгой «Записки об ужении рыбы», тем, что пока рыбак-теоретик и хозяин усадьбы выловил только ёршика и плотву, Тургеневу посчастливилось извлечь щуку в полтора аршина. За этими весёлыми разговорами и состоялось знакомство живого классика с младшей Мамонтовой.

В беллетристическом изложении Владислава Бахревского оно выглядит так:

«Пришли в красную гостиную, сели.
Раскрасневшаяся, сдувая лезущую в лицо прядь волос, вбежала краснощекая, сияющая глазками Веруша.
- Ах, какой ангел! - воскликнул Иван Сергеевич и протянул руки, приглашая девочку к себе.
Бесстрашная Веруша, не колеблясь, бросилась в объятия великана с белой головой, устроилась на коленях.
- Ей три с половиной? - спросил Тургенев.
- В октябре будет три.
- Значит, я не совсем еще стар. Если человек не разучился понимать, сколько лет детям, он годен для жизни.
- Веруша очень резвая. Она выглядит старше своих лет, - согласилась Елизавета Григорьевна…»

Нет сомнений, что обаятельная Вера Мамонтова с самого рождения была всеобщей любимицей. Об этом же говорят и воспоминания, и письма многочисленных друзей семьи. Однажды Савва Иванович отправил семейное фото близкому другу, скульптору Марку Антокольскому. Ответное письмо Антокольского - восторженно:

«Фотография ваша до того прелестна, что радуешься и смеёшься с вами вместе. Дай же Бог вам всегда радоваться и смеяться. Абрамцевская богиня прелесть, прелесть! Расцелуйте её, пожалуйста, от меня. Одним словом, про всё я повторяю: „прелесть, прелесть!“ И это совершеннейшая правда».
«Абрамцевской богиней» и «прелестью», как нетрудно догадаться, Марк Матвеевич называет Веру.

Вера Мамонтова в кресле позирует художнику Николаю Кузнецову. Фото. 1880-е.

Вера Мамонтова, одетая в костюм библейского Иосифа для участия в домашнем спектакле. 1880-е.

Пасхальный стол в семье Мамонтовых. 1888 год. За столом - Вера со старшими братьями.

Живая картина «Русская пляска». Вера с двоюродным братом Иваном Мамонтовым. 1895-й год.

Вера и Всеволод Мамонтовы на лошадях в Абрамцеве.

В мемуарах об абрамцевском кружке часто можно встретить слова «Яшкина избушка» или «Яшкин дом». То Илью Репина с семьёй в эту «избушку на курьих ножках» хозяева Абрамцева на лето поселят, то братьев Васнецовых. Старший, Виктор, признавался, что нигде ему еще не работалось так спокойно и хорошо, как тут, а младший, Аполлинарий, даже вписал «Яшкину избушку» в свой пейзаж.

Что же это за название? Узнать помогает Абрамцевская летопись - журнал, где записывали всё самое важное: над чем работали, во что играли, чем были заняты и кто приезжал в гости. В начале мая 1877 года рукой Саввы Мамонтова сделана запись: «Построена отдельная дача под названием „Яшкин дом“. Название это дано потому, потому что маленькая Верушка называла этот домик своим, а так как её прозвище было „Яшка“, то и домик назвали Яшкин».

Биограф Мамонтова Бахревский поясняет происхождение прозвища: «Маленькая Веруша с детства много якала». Что ж, возможно, и так - для всеобщей любимицы в том не было бы ничего из ряда вон выходящего. Но у Мамонтовых, как и во многих семьях, это было обычное дело, всем детям давались ласковые прозвища: Андрея звали Дрюшей, Всеволода - Вокой, Веру - Яшкой, младшую Александру - Шуренкой-Муренкой. Похоже, для Мамонтовых это и был тот самый «повседневный обмен скрытыми от других семейными шутками, которые составляют тайный шифр счастливых семей», как много позже замечательно сформулирует Владимир Набоков в «Других берегах».

Яшкин дом
Аполлинарий Михайлович Васнецов

Когда писалась «Девочка с персиками», Веруше было 12, Серову - 22. Десятилетним мальчиком Серов впервые пришел в Абрамцево, Вера в то время только-только появилась на свет. Он был сверстник её любимых братьев, с детства подолгу жил у Мамонтовых, участвовал во многих абрамцевских «творческих безобразиях». Он был в мамонтовской семье совершенно свой.

Всеволод, старший брат Веры, вспоминал о Валентине Серове: «Трогательно дружил он с моими сёстрами, которые были много моложе его, и при этом удивительно добродушно переносил всяческие их проказы… На почве этой дружбы и явилась на свет знаменитая серовская „Девочка с персиками“, один из перлов русской портретной живописи. Только благодаря своей дружбе удалось Серову уговорить мою сестру Веру позировать ему. Двенадцатилетнюю жизнерадостную, бойкую девочку в летний погожий день так тянет на волю, побегать, пошалить. А тут сиди в комнате за столом, да еще поменьше шевелись. Эта работа Серова потребовала много сеансов, пришлось сестре долго позировать для неё. Да Антон и сам признавал медленность своей работы, очень этим мучился и впоследствии говорил сестре, что он её неоплатный должник».

Всеволод и Вера Мамонтовы. Фотографии 1880-х годов.

Валентин Серов (крайний слева) в кабинете московского дома Мамонтовых. За фортепиано - художник Илья Остроухов. Стоят: племянники Саввы Мамонтова и его сын Сергей. Фото 1880-х гг.

С особенной нежностью к Вере относился художник старшего поколения Виктор Васнецов. Он увидел её совсем иначе, чем юный Серов. Увлечённый русской стариной Васнецов написал Веру Мамонтову в образе боярышни. И эта расшитая золотом душегрея, и «парчовая на маковке кичка» удивительно шли черноглазой, серьёзной, с густыми соболиными бровями и унаследованным от матери легендарным румянцем Вере, дочке потомственного купца Саввы Мамонтова. А еще Васнецов взял с Веры шуточное обещание, что она непременно выйдет замуж за русского. На свадьбу жениху Веры Александру Самарину (который пожеланиям Васнецова удовлетворял вполне, поскольку происходил из древних столбовых дворян) художник преподнёс другой портрет Веры - «Девушку с кленовой веткой». Она изображена на нём в том же простом и милом платье жемчужного цвета, в котором будет венчаться с Самариным. «Это был тип настоящей русской девушки по характеру, красоте лица, обаянию», - с восхищением и горечью скажет о Вере уже после её скоропостижной смерти Васнецов.

Мастерская в Абрамцеве. На стене - портрет Веры Мамонтовой работы Васнецова. Под стеклом - её наряд. Источник фото: anashina.com

Конечно, васнецовские портреты Веры не сравнятся по известности с «Девочкой с персиками» Серова. Но есть и у Васнецова вполне хрестоматийная картина, навеянная образом Веры Мамонтовой - «Алёнушка». Непосредственной моделью для неё послужила другая девушка, бедная сирота из соседней с Абрамцевым деревушки, однако источником вдохновения стала именно Вера. Васнецов писал:
«Критики и, наконец, я сам, поскольку имеется у меня этюд с одной девушки-сиротинушки из Ахтырки, установили, что моя „Алёнушка“ натурно-жанровая вещь!
Не знаю!
Может быть.
Но не скрою, что я очень вглядывался в черты лица, особенно в сияние глаз Веруши Мамонтовой, когда писал „Алёнушку“. Вот чудесные русские глаза, которые глядели на меня и весь Божий мир и в Абрамцеве, и в Ахтырке, и в вятских селениях, и на московских улицах и базарах и навсегда живут в моей душе и греют её!»

Семейная жизнь Веры была счастливой, хотя, увы, недолгой.
Да и сам брачный союз между Верой Саввишной Мамонтовой и Александром Дмитриевичем Самариным стал возможен далеко не сразу.

В середине 1890-х годов Вера Мамонтова занималась общественной работой в школах и приютах, следуя в этом за своей матерью Елизаветой Григорьевной, много сделавшей, чтобы в соседних с Абрамцевым селах Ахтырка и Хотьково появились школы, действовал лазарет и ремесленные мастерские, помогающие трудоустраивать крестьянских детей после окончания школы. Выросшая среди людей искусства Вера посещала в Москве лекции по истории, литературе. Там она познакомилась с Софьей Самариной, племянницей славянофила Юрия Самарина и представительницей дворянского рода, находящегося в родстве с Волконскими, Трубецкими, Голицыными, Ермоловыми, Оболенскими, поэтом Жуковским.

Софья и Вера близко сошлись, и Мамонтова стала бывать у подруги в доме. Там и случилась встреча с Александром, братом Софьи. Обаятельная Вера пленила старшего её на семь лет Александра Дмитриевича сразу и навсегда. Он просил у своих родителей благословения на брак с Верой Саввишной, но каждый раз получал категорический отказ. Обладатели древней дворянской фамилии и обширных земельных наделов не желали даже слышать о том, чтобы породниться с купцами Мамонтовыми. Это для русских художников Веруша была Вдохновением и «прелестью» - а для старших Самариных она оставалась дочкой сомнительного «миллионщика». «Жениться на купчихе - значит разбавить голубую древнюю кровь дворян чересчур густой, чересчур красной», образно объясняет возникшее отторжение Бахревский. А тут еще для Мамонтовых началась полоса серьёзных испытаний: ушел из семьи, увлекшись солисткой своей Частной оперы Татьяной Любатович, Савва Иванович, а в 1900-м году он был обвинен в растрате, арестован, потерял значительную часть состояния. Скандалы были публичными, детально освещались в прессе. Самарины отталкивали Веру Мамонтову, не хотели слышать о ней.

Так, в состоянии полной и болезненной неопределённости минуло несколько лет. Чувства Веры и Александра Дмитриевича не умерли и не ослабели. И в 1901-м году Самарин решается опять попытаться получить у семидесятилетнего отца позволение жениться на Вере. Отец отказал и на сей раз. По-видимому, разговор был настолько тяжёл, что после него старшего Самарина разбил удар, и вскоре его не стало. Прошло больше года после его кончины, когда мать Самарина Варвара Петровна, наконец, сдалась и благословила сына на брак.

26 января 1903 года Вера Мамонтова и Александр Самарин отправились под венец. Один за другим в их семье родились трое детей: Юра, Лиза и Серёжа. Но брак, построенный на глубоком взаимном уважении и любви, пережившей многолетние испытания, продлился меньше пяти лет. Его оборвала внезапная смерть Веры 27 декабря 1907 года. Молодая женщина сгорела за три дня от скоротечной пневмонии.

Александр Самарин пережил любимую ровно на четверть века и больше никогда не был женат. Он остался в русской истории как самостоятельная величина, не просто «муж девочки с персиками». С 1908 года Самарин был московским губернским предводителем дворянства, с 1915 - обер-прокурором Святейшего Синода и членом Государственного совета. После отставки с поста обер-прокурора был главноуполномоченным Российского Красного Креста, председателем Московского епархиального съезда. Александра Самарина не раз выдвигали на те позиции в иерархии Русской церкви, которые до него не могли занимать миряне - только духовные лица; случай редчайший. В 1919-м был арестован Советами и приговорён к расстрелу, но позже приговор был отменён. В 1925-м - вновь арест и ссылка на три года в Якутию. В 1931-м - снова арест. По воспоминаниям отбывавших ссылку вместе с мужем Веры Саввишны, и там он оставался верным своим монархическим и религиозным убеждениям, много работал - преподавал докторам немецкий язык, занимался книгой по якутской грамматике.

Заботы по воспитанию осиротевших детей Веры взяла на себя её младшая сестра Александра.

Александр Дмитриевич и Вера Саввишна Самарины.

Вера Саввишна Самарина с сыном Юрием. 1904 г.

Панихида по Вере Саввишне, отслуженная в абрамцевской Церкви Спаса Нерукотворного. 1908 год.

Савва Мамонтов (в центре) с внуками Серёжей, Лизой и Юрой (детьми Веры). 1910. Крайняя слева - Александра Мамонтова, младшая сестра Веры, посвятившая себя воспитанию маленьких племянников.

Александр Самарин с дочерью Елизаветой.

Лиза и Юра Самарины (дети Веры) и Наташа Поленова (дочка художника).

Дочь и муж Веры Самариной (Мамонтовой) в якутской ссылке. Конец 1920-х.

Должно быть, постфактум, уже после смерти «абрамцевской богини», кто-то вспомнил о плохой примете. Ведь задолго до своей физической смерти Вера уже «умирала» на рисунке Михаила Врубеля «Тамара в гробу», выполненном выразительной и зловещей чёрной акварелью.

Дети Саввы Мамонтова, с которыми Врубель приятельствовал, нередко служили ему моделями. Он дружил с рано умершим Андреем Мамонтовым, тоже художником и начинающим архитектором. У другого Вериного брата, Всеволода, художник заимствовал многие черты для Демона и лермонтовского Казбича, с самой Веры писал Тамару.

А Вера, поддразнивая, звала своего приятеля Врубеля «Монелли». На римском диалекте это означает «малыш, воробушек» (Wróbel по-польски - воробей). Некоторые находили такое перелицовывание фамилии весьма обидным. Но ведь известно, что Врубель, очень своенравный, не обладавший покладистым характером и безапелляционно резкий в суждениях, писал только тех, к кому испытывал симпатию.

Пожалуй, лучше всего отношения Врубеля к Вере и саму абрамцевскую атмосферу - атмосферу «теплоты сплачивающей тайны», счастливого творческого заговорщичества, без которого не возникло бы ни «Алёнушки», ни «Девочки с персиками», ни врубелевских шедевров - передаёт история, записанная сыном профессора Адриана Прахова Николаем. Однажды, гостя в Абрамцеве, Врубель опоздал к вечернему чаю. Он неожиданно появился в столовой «в тот момент, когда Верушка сказала что-то шепотом сидевшей с ней рядом моей сестре… Михаил Александрович воскликнул: «Говорите все шепотом! Говорите шепотом! - я только что задумал одну вещь. Она будет называться - «Тайна»». Мы все стали дурачиться, шептать что-нибудь соседу или соседке. Даже всегда тихая и спокойная «тетя Лиза» (мать Веры Елизавета Григорьевна) улыбнулась, глядя на нас, и сама спросила шепотом у Врубеля: «Хотите еще чашку чая?»
Через день Михаил Александрович принес к вечернему чаю женскую головку, обвитую священной египетской змеей Уреей.
- Вот моя «Тайна», - сказал Врубель.
- Нет, - возразили ему, - это «Египтянка»…

М.А.Врубель. Египтянка

М.А. Врубель "Тамара в гробу".

Эту картину знают даже далекие от искусства люди. Речь идет о знаменитой «Девочке с персиками» Валентина Серова . Те, кто интересуется творчеством этого художника, знают еще и то, что ему позировала 11-летняя Вера Мамонтова – дочь известного мецената и богатого промышленника. Но мало кому известно, что случилось с героиней, когда она выросла, и какая трагическая судьба ждала ее семью.

Свою самую знаменитую работу Валентин Серов создал в молодом возрасте – ему на тот момент было всего 22 года. Весной 1887 г. он вернулся из Италии и остановился погостить в подмосковном имении Саввы Мамонтова Абрамцево. Художник работал вдохновенно и словно на одном дыхании, но при этом позировать девочке пришлось достаточно долго. Серов позже писал о том периоде: «Все, чего я добивался, – это свежести, той особенной свежести, которую всегда чувствуешь в натуре и не видишь в картинах. Писал я больше месяца и измучил ее, бедную, до смерти».

Усадьба в Абрамцево была настоящим домом творчества: здесь гостили Тургенев, Антокольский, Суриков, Коровин. Веру Мамонтову писали многие художники, гостившие в Абрамцево: Репин, Васнецов, Врубель также создали ее портреты. Врубель наделил ее чертами «Снегурочку», «Египтянку», Тамару на иллюстрациях к «Демону». В. Васнецов так объяснял желание художников писать ее: «Это был тип настоящей русской девушки по характеру, красоте лица, обаянию». Но самой известной стала картина Серова «Девочка с персиками».

Художник писал портрет Веры в столовой, за окном которой виднелся Абрамцевский парк с аллеей, названной Гоголевской в честь писателя, который когда-то любил здесь гулять. В соседней комнате – Красной гостиной – часто собирались писатели и художники.

Картину Серов подарил Елизавете Мамонтовой, матери Веры, и портрет долгое время висел в той комнате, в которой и был написан. Позже картина попала в Третьяковскую галерею, а в Абрамцево осталась копия. После «Девочки с персиками» о Серове заговорили, и вскоре он стал одним из самых модных портретистов. Но как же сложилась дальнейшая судьба самой Веры Мамонтовой?

Вера вышла замуж за Александра Самарина, предводителя московского дворянства, министра по делам церкви. Венчание состоялось в церкви Бориса и Глеба, разрушенной позже большевиками. Сейчас на ее месте, рядом с выходом из станции метро «Арбатская», стоит часовня.

Брак был очень счастливым, Вера родила троих детей, но в 32 года ее жизнь неожиданно оборвалась. За несколько дней она сгорела от сильного воспаления легких.

После ее смерти Александр Самарин так никогда и не женился, а в память о жене построил храм Живоначальной Троицы в Аверкиево, возле их усадьбы. В советское время храм был разорен и использовался как склад. Сейчас он вновь восстановлен. Муж Веры Мамонтовой был сослан в лагерь в 1920-х гг., с ним отправилась их дочь Лиза. А погиб он в 1932 г. в ГУЛАГе.

«За кадром» известных полотен до сих пор остается множество тайн: знаменитые картины Михаила Врубеля, созданные за шаг от безумия – яркий тому пример.

Сергей Чернышев

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

Номер журнала:

В известном серовском портрете «Девочка с персиками» читаются черты будущего характера моей бабушки - Верушки Мамонтовой. Я ее не видел. Она умерла, когда ее дочери, а моей матери было два с небольшим года. За короткую жизнь она успела совершить все, что было положено женщине ее времени и ее круга. Была послушная дочь, любящая сестра, тоскующая невеста, верная жена, заботливая мать... Проследим ее жизнь по строкам сохранившихся писем и страницам воспоминаний.

Ее родители Савва Иванович и Елизавета Григорьевна Мамонтовы в юности были подняты на высоту духа национальным движением шестидесятых годов XiX века, когда лучшие люди страны глубоко переживали тяжелое положение родины, бесправие крестьян, слабость экономики в сравнении с Европой, оказывавшей культурное, экономическое, военное давление на нашу страну. Савва Иванович порывался стать народником, но вместе с Елизаветой Григорьевной они нашли другой путь строительства новой России, указанный их старшими наставниками Ф.В. Чижовым и И.Ф. Мамонтовым. Савва Иванович строил по их и своему плану экономику страны на просторах от Архангельска до Таганрога и от Санкт-Петербурга до Иркутска. Вместе родители Веры создавали Абрамцевский художественный кружок - академию новой русской культуры. Инициативой и трудом Елизаветы Григорьевны кружок стал не только объединением профессионалов художников, но и их семей. Это была община, в которой вместе творили, вместе воспитывали детей, вместе отдыхали, играя с детьми и предаваясь дилетантским опытам в самых разных областях искусства - архитектуре, театре, композиции, музыкальном вокальном и инструментальном исполнительстве, художественных ремеслах: гончарном, столярном, вышивании. Из дилетантских опытов безмерно талантливых участников кружка вскоре выросли и окрепли новые профессиональные направления в искусстве. Пока отец строил железные дороги и заводы тяжелой индустрии по России, мать Веры выстроила инфраструктуру малой родины вокруг своего имения и тем объединила крестьян соседних деревень, удержала их на месте в эпоху пролетаризации Центральной России. Она создала школу, церковь, медицинский пункт, художественные мастерские - все, что необходимо для жизни крестьянской семьи на земле. Вера вместе с младшей сестрой Александрой росла в обстановке бурной патриотической деятельности родителей и их многочисленных друзей. Елизавета Григорьевна сама воспитывала и учила девочек, не отпуская их ни на шаг. Со старшими братьями девочек у нее воспитывался и Валентин Серов, которого его мать, Валентина Семеновна, надолго оставляла в Абрамцеве. Влияние Елизаветы Григорьевны на художника было велико. Когда она скончалась, 40-летний Валентин Александрович, глубоко переживая ее уход, написал в письме, что она дорога ему, как мать. В веселой компании многим переиначивали имена, давали безобидные прозвища. Серова называли не иначе как Антон, имя Веры было преобразовано в Верушка с ударением на первый слог, что придавало ему ласкательный оттенок, вместо пренебрежительного при ударении на втором слоге. А вот младшую сестренку звали просто Шура, и даже Шурка, только Виктор Михайлович Васнецов и его дети называли ее Шуренька. Картины детства, отрочества, девичества Верушки встают зримо перед нами из писем. Вот как пишет Елизавета Григорьевна своей двоюродной сестре Наталье Васильевне Поленовой: «Наше житье бытье идет совсем хорошо, так, как я люблю. По утрам мы все заняты каждый своим делом. Я занимаюсь с Дрюшей [средний сын Андрей. - С.Ч.] и Верушкой, читаю.

Сергей [старший сын. - С.Ч] это время нас очень радует. Он написал пьесу и теперь ставит ее, но написал очень мило, прямо талантливо. Сюжет взят из жизни бояр времен Иоанна Грозного. Теперь у нас каждый вечер репетиции, в конце недели будет представление. Лучшими актерами оказываются Дрюша и Верушка » 1 .

«В воскресенье <...> мальчики охотились почти целый день. Дрюшка даже чуть не убил зайца, только от волнения не мог выстрелить, а когда заяц ушел, он разрыдался. Охотились они в Золотиловском лесу, куда и я с девочками ездила, мы им возили завтрак к леснику в сторожку. Чудесный лес, и мы славно погуляли, с нами была также Арцыбушева и Аполлинарий Михайлович. <...> Я с девочками собрала целую охапку кленовых листьев, замечательных по разнообразию колеров, чудо какие красивые» 2 .

А вот письма из поездки по Европе - Италии, Швейцарии, Германии: «До сих пор наше путешествие идет как по писаному, все нам благоприятствует. В Лугано мы провели три дня отлично, погода была идеальная, природа действующая успокоительно, и кроме природы ничего. Вера там заметно поправилась, так что и к маслу не было нужды прибегать, совсем молодцом. Дорога от Лугано до Базеля <...> постоянно открывает неожиданно чудные виды, сколько водопадов, а туннели такие, даже вспомнить страшно, я ничего подобного и представить себе не могла.

Два или три туннеля идут в горы винтообразно. У всех вагонов первого класса есть балконы, на которых мы все время и стояли. В Базель прибыли вечером <...> остановились в гостинице «Trois Rois», и эти три короля, сделанные из дерева и поставленные над входом, совсем победили Шурку , ее нельзя было оттащить от них, весь вечер о них толковала и утром, как проснулась, стала проситься опять на улицу их смотреть» 3 .

И снова Абрамцево: «Начало недели у нас прошло в полной тишине и покое, мальчиков не было. <...> В четверг возвратились мальчики и, кажется, все были очень рады опять попасть домой, особенно Антон [В.А. Серов. - СЧ], они в Кирееве [имение брата Саввы Ивановича. - СЧ] поскучались, говорят, что все время ходили из угла в угол, не зная, что делать. Принялись мы с Дрюшей за нашу мучительницу географию. Он чертит большую карту Европы. Сергей теперь все ходит с ружьем и мало что-то думает о своем сочинении. С девочками мы много хозяйничаем, собираем ягоды, варим варенье и т.д. Вера , конечно, собирается вязать башмачки [для ожидаемого ребенка В.Д. и Н.В. Поленовых. - СЧ] и говорит: "Почему-то мне кажется, что у Наташи непременно будет мальчик, а мне больше хотелось бы девочку". <...> Шурка на это глубокомысленно замечает: "Нет, мальчик лучше"» 4 .

Теперь дадим слово самой Вере Мамонтовой. Ей 16 лет. О своей жизни она пишет брату Андрею в Киев, где тот работает с В.М. Васнецовым над росписями Владимирского собора; она пишет о своих занятиях, играх, прогулках, о лошадях, которых любила. Очень любил их и В.А. Серов. «Особую любовь с детских лет чувствовал он к лошадям и вообще к живым существам. <...> Он еще ребенком был очень смелым наездником, прекрасно сидел верхом» 7 . Увлечение лошадьми, живость характеров скрепляли дружбу Антона и Верушки. В.А. Серов написал ее в отроческом возрасте, когда девочке было 12 лет. Она согласилась позировать по дружбе и из послушания старшему. Сергей Саввич в воспоминаниях о периоде знакомства с В.А. Серовым в Абрамцеве пишет: «Я всегда всецело подчинялся его инициативе» 8 . Таков был порядок в абрамцевской детской компании. Верушка сообщает брату: «Ты спрашиваешь: что лошади? Они все здоровы. Папа подарил мне новую лошадь, карабаха, но он не похож ни на Зилана, ни на Басана. Зовут его Гудал. Он большой, очень толстый, золотисто-гнедой, смирный необыкновенно. Теперь на Костроме я почти не езжу. Но она не стоит. На ней ездит то Врубель, то Любьяна. Верхом я езжу очень много, почти каждый день» 9 . «В субботу вечером были танцы, учили менуэт, только все кавалеров не хватает. Ваня отказался, Сашок не приехал, просто беда, кавалеров совсем мало <...> менуэт гораздо труднее прежних танцев. Все ужасно не грациозны, особенно кавалеры» 10 . «Был у нас урок истории, очень интересный, про Иоанна iii» 11 .

Пора отрочества уходит. В 1895 году Вере исполняется 20 лет. Она помогает матери в широкой благотворительности. Эти дела приводят мать и дочь в дом состоятельных дворян Самариных.

Самарины - один из древнейших и знатнейших дворянских родов Москвы 12 , славянофилы, люди глубокой религиозной и литературной культуры, консервативные хранители православия и самодержавия. Мамонтовы - из другой среды, из другого сословья, и никогда бы им не сидеть за одним столом с Самариными, но интересы благотворительности и состоятельность обеих семей на какое-то время сближают их. Серьезная, хорошо образованная, скромная девушка Вера Мамонтова по уму, глубине христианской веры, чувству прекрасного вписывается в среду самаринской молодежи. У нее устанавливаются дружеские отношения с младшей из дочерей Самариных - Анной Дмитриевной. С годами она сближается с ее братом Александром Дмитриевичем. Об этой поре Е.Г Мамонтова пишет своей родственнице и подруге Н.В. Поленовой:

«У нас зима прошла очень живо. Меня кроме моих обычных дел очень занимали наши новые городские Попечительства, дело, стоящее на правильной почве и несомненно могущее принести много пользы. У Веры зима сложилась тоже очень хорошо. Лекции, которые у нас читал Виноградов, были очень удачны. Он заставил много поработать, много почитать, а главное писать сочинения на темы, которые значительно расширили горизонт мысли. Слушало 12 человек, значит, и товарищество было большое. Ближе всех Вера сошлась с Аней Самариной, они вместе составляли лекции и брали обыкновенно одну тему для сочинений» 13 .

Внутренний мир и внешний облик Веры Саввишны в этот период раскрывает нам близкий друг Елизаветы Григорьевны и ее дочерей - В.М. Васнецов. Сохранились его письма к Вере Саввишне и портрет, созданный в 1896 году. По семейному преданию, Виктор Михайлович, завершив работу, оставил портрет у себя и сказал Вере Саввишне: «Подарю Вашему жениху, если он будет русский».

Позже, когда Вере Саввишне было уже 25 лет, она писала Виктору Михайловичу из Италии о своем впечатлении от росписей Владимирского собора в Киеве и о посещении высокоторжественного богослужения Папы Римского, совершавшегося на площади при массовом стечении молящихся. В ответных письмах Виктор Михайлович сообщал 14: «Не ждал, что в письме этом найду поддержку моей энергии, сильно колеблющейся. Спасибо, что Вы не замолчали киевских своих впечатлений. Если Ваша душа переживала такие же высокие волнения, какие я переживал во время работы, значит, мне удалось же закрепить на стенах что-то значительное. Я должен иногда знать - а теперь особенно - как отражается в другой чуткой душе то, что чувствовал, думал, чем лишь жил и что сделал. Не скрою, что Вашим впечатлением дорожу особенно. Если оно есть, оно в Вас не изменчиво и не на минуту только» (Москва. 09.12.1900).

И на другую тему в письме от 26.12. 1900 года (Москва): «Я не думал, что торжественное служение Папы оставит в Вас такое неприятное впечатление и даст Вам так мало. Когда я узнал из письма Елизаветы Григорьевны, что Вы собираетесь на торжество, я ждал в Вас настроения высокого и величественного от такого невиданного зрелища. Хотя в этом случае и не совсем прилично радоваться, а я в душе рад, что оно так вышло и наше родное Православие, даже во внешних формах, оказалось возвышеннее, чище и художественней. Радуюсь я также, что есть Вы трое, люди мне дорогие, [которые - С.Ч] крепки, сильны и ни на волос не колебались. Сколько русских - и не дурных - соблазнялись и соблазняются ими».

Дошел до нас и еще один портрет Веры Саввишны этого периода, портрет литературный, страница воспоминаний дочери В.Д. и Н.В. Поленовых - Екатерины Васильевны Сахаровой 15: «В Абрамцеве кроме тети Лизы [Е.Г Мамонтова. - С.Ч.] и Веры - нашей настоящей богини из Олимпа - была другая сестра Шура, а Виктор Михайлович [Васнецов. - С.Ч] звал ее Шуренька. Ни красоты старшей сестры, ни всеобщего обожания у нее не было, но для нас в самые юные годы это был большой настоящий друг. Верушка, красавица-амазонка, на своей кровной верховой лошади была настоящая богиня. Шура была простая русская девушка. Веру сравнивали с розой, Шуру с луговой клеверной кашкой.

Однажды теплым и звездным вечером мы большой компанией сидели на крыльце. Было тихо, тепло, пахло весной, не хотелось уходить. Кто-то предложил каждому прочитать стихи, которые помнит наизусть. Вера сидела лицом к звездному небу и начала Хомякова:

В час полночный близ потока,
Ты взгляни на небеса.
Совершаются далёко
В горнем мире чудеса... 16

Когда она умолкла, наступило молчание, и никто после нее не стал нарушать тишину вечера и красоту образов, вызванных ее прекрасным голосом и прекрасным лицом».

26 января 1903 года Александр Дмитриевич и Вера Саввишна обвенчались с благословения родителей. Этому предшествовали несколько лет томительного ожидания. Уже в конце 1890-х годов они решили для себя, что должны быть вместе, но не было родительского благословения жениху. Разорение С.И. Мамонтова в 1900 году не способствовало решению вопроса. Они, мало общаясь, ждали поворота судьбы, уповая на Бога. И, наконец, благословение дала мать Александра Дмитриевича Варвара Петровна (урожденная Ермолова), дочь участника войны 1812 года генерала Ермолова. Эта полоса их жизни чутко описана в воспоминаниях их дочери Елизаветы Александровны 17 .

В конце 1902 года слух о предстоящем замужестве Веры Мамонтовой полетел по Москве. Достиг он и васнецовского дома. Молва твердит, что лучшего жениха для нее не придумать. Она счастлива, мать рада, рад и друг их Виктор Михайлович Васнецов, который в кругу своей семьи шутит, что будет после свадьбы навещать Елизавету Григорьевну и вместе с ней радоваться, что старшей дочери нет в доме. Он готовит обещанный свадебный подарок. Портрет потом будет всегда висеть в кабинете А.Д. Самарина. Вот два свидетельства из письма, тогда гимназиста, Михаила Викторовича Васнецова к брату Алексею Викторовичу в Крым: «Сейчас были Мамонтовы: мамаша и дочки; они спешили куда-то и ничего интересного не рассказали насчет главного. Верушка так и сияет счастьем, свадьба, кажется, будет 26-го января; теперь они на несколько дней уезжают в Абрамцево. Папа, по обыкновению, говорит, как он будет к Лизавете Григорьевне приезжать утешать: ходить по комнатам и говорить: "А вот нет... нет ее". Шура участвует в нашем спектакле, изображает там бабу. Интересно посмотреть жениха, к нам на спектакль он придет, конечно; все говорят, что другого подобрать для нее нельзя» 18 .

После свадьбы молодые Самарины провели медовый месяц на острове Корфу, а затем поселились в особняке в г. Богородске (ныне Ногинск), где муж Веры Саввишны был уездным предводителем дворянства. Один за другим родились трое детей: Юрий (1904), Елизавета (1905), Сергей (1907). Не прерывалась связь с семьей Мамонтовых. Вера Саввишна часто и подробно писала матери о своей жизни, Александра Саввишна навещала сестру, ездила с ее семьей в имение Самариных Васильевское на Волге у Самары, летом Вера Саввишна с детьми гостила в Абрамцеве, и Александр Дмитриевич, как некогда Савва Иванович, приезжал туда с последним поездом. Он регентовал, пел, читал в Абрамцевской церкви. Это были годы семейного счастья, которым молодые Самарины щедро делились со всеми близкими, отнюдь не замыкаясь в узком, муж-жена-дети, семейном кругу. Рядом был и друг В.М. Васнецов. Нарастали революционные настроения. В.М. Васнецов от лица московских дворян с А.Д. Самариным и другими подписал обстоятельное письмо к императору с просьбой, охраняя самодержавие, не вводить демократические свободы, которые только облегчат революционную агитацию и ввергнут страну в хаос, что вскоре и случилось. В живописи В.М. Васнецова стали появляться апокалиптические мотивы ввиду предчувствуемой гибели любимого отечества. Вера Саввишна, конечно, душой разделяла их взгляды и умом участвовала в начинаниях мужчин. В 1907 году В.М. Васнецов подарил ей большую репродукцию со своей иконы, изображающей Христа Спасителя в терновом венце с потеками крови. На ней он написал: «Той язвен бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша наказание м1ра нашего на нем и язвою Его мы исцелехом» (Ис. 53.5) и подпись: «Верушке - В. Васнецов, 1907, 15 марта». Эти слова стали пророчеством о предстоящих страданиях. 1907 год был последним в жизни Веры Саввишны. В сочельник, объезжая магазины Москвы для покупки бесчисленных рождественских подарков, она простудилась, заболела воспалением легких с высокой, высочайшей, температурой и 27 декабря скончалась. Внезапная кончина ее в праздник вызвала обвал страданий для близких.

Мать, Елизавета Григорьевна, на время приняла заботы об осиротевших младенцах. Старшему было три с небольшим. Но она не смогла пережить горе и через 10 месяцев скончалась на 62-м году жизни. Вот ее, видимо, последнее письмо к Н.В. Поленовой: «Очень мне хотелось бы повидать тебя и о многом переговорить с тобой, но не знаю, скоро ли решусь двинуться с места.

Теперь, Слава Богу, детям лучше, у старших второй день нет жара. Сережа тоже нынче повеселее. Отвыкла я от малых детей, и меня беспокоит всякая мелочь, и досадно на себя, и вспоминаю постоянно Веру, как она бодро и просто относилась к недомоганиям детей, и, конечно, знаю, что ее в данном случае больше бы беспокоило то, что я так волнуюсь. Все это отлично понимаю и все-таки не могу сладить с собою. Мне кажется, что если бы я поговорила с тобой, я лучше бы после этого [могла. - С.Ч.] взять себя в руки. Оцепенение первых дней проходит, а с ним все сильнее чувствуешь, как всецело почти жила я Верой, каждая вещь, каждое место, все было полно ею, пустота эта с каждым днем растет и знаешь, что неизбежно будет расти. К счастью, дети поглощают очень много время, с ними устаешь, а потому спишь, это огромное благо. А как сердце болит, глядя на Шуру и Сашу.

Хотелось перекинуться с тобой словечком, но сказать больше ничего не могу. Радуюсь видеть твоих, мне кажется, что я люблю вас всех еще гораздо больше, чем прежде.

Крепко, крепко целую тебя, моя дорогая» 19 .

Похоронили Елизавету Григорьевну около Абрамцевской церкви рядом с могилой любимой дочери. Из прочного мамонтовского треугольника мать-дочь-дочь осталась одна Александра Саввишна. Она помогла Александру Дмитриевичу воспитать детей, до своей смерти заменяла им мать, ведь Александра Дмитриевича несколько раз арестовывали. Его дочь Елизавета вспоминает событие, которое произошло в день памяти преподобного Серафима 15 (02 по старому стилю) января 1919 года, когда он находился в тюремной камере: «Отец мой не был из числа тех людей, которые любят говорить о снах и придавать им значение, но вот сон, о котором он сам говорил с радостью и большой теплотой, как о виденном и воспринятом реально. Видел он моего младшего, умершего в 5-летнем возрасте братца Сережу, мальчика, которого особенно все любили за его удивительно отзывчивое сердце и какую-то тонкость душевную <...> Сережа в этом сне бегал по зеленой лужайке, на солнце, по травам и цветам, и догонял удивительно красивых бабочек, а преподобный Серафим ласково улыбался, глядя на мальчика, как бы охраняя его, и называл: «Сереженька! Сереженька!». Тут же, около, в этом сне была и моя мать в белом платье и радостная».

Благодаря портрету В.А. Серова Веру Саввишну знают и помнят. Ее гены жили и живут в трех детях, четырех внуках, четырех правнуках и теперь в двенадцати праправнуках. Она навсегда вписала себя в историю Абрамцевского художественного кружка.

1. Е.Г Мамонтова - Н.В. Поленовой. Абрамцево. 27.VII.1881. // Архив Музея-заповедника «Абрамцево».
2. Е.Г Мамонтова - Н.В. Поленовой. Абрамцево. 12.IX.1883. // Там же.
3. Е.Г Мамонтова - Н.В. Поленовой. 29.IV.1884. Штутгарт. // Там же.
4. Е.Г Мамонтова - Н.В. Поленовой. 14.VII.1884. Абрамцево. // Там же.
5. Е.Г Мамонтова - Н.В. Поленовой. 27.VI.1887. Абрамцево. // Там же.
6. Е.Г Мамонтова - Н.В. Поленовой. 31.I.1888. Рим. // Там же.
7. Мамонтов С.С. Воспоминания о В.А. Серове // В.А. Серов в воспоминаниях, дневниках и переписке современников. Т. 1. Л., 1971. С. 163-174.
8. Там же.
9. В.С. Мамонтова - А.С. Мамонтову. Москва. 13. VI.1891. // Архив Музея-заповедника «Абрамцево».
10. В.С. Мамонтова - А.С. Мамонтову. Москва. 21.I.1891. // Там же.
11. В.С. Мамонтова - А.С. Мамонтову. Москва. 28Т1891. // Там же.
12. Самарины вели свой род от боярина воеводы Нестора Рябца, переехавшего около 1300 года на службу к московскому князю от короля галицкого Льва Даниловича с дружиной из 1700 человек.
13. Е.Г Мамонтова - Н.В. Поленовой. 01.IV.1895. Абрамцево. // Архив Музея-заповедника «Абрамцево».
14. Виктор Михайлович Васнецов: Каталог выставки / ФГБУК Государственный историко-художественный и литературный музей-заповедник «Абрамцево». 2012.
15. Сахарова ЕВ. Повесть моей жизни. Рукопись. 1967 год. // Архив О.Д. Атрощенко.
16. Речь идет о стихотворении А.С. Хомякова «Звезды».
17. Чернышева-Самарина Е.А. Александр Дмитриевич Самарин // Самарины. Мансуровы. Воспоминания родных / Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет. М., 2001, С. 121-207.
18. М.В. Васнецов - А.В. Васнецову, 28.12.1902. Москва. // Архив О.А. Васнецовой.
19. Е.Г Мамонтова - Н.В. Поленовой. 1908. Абрамцево. // Архив Музея-заповедника «Абрамцево».

Однажды скромнейший Валентин Александрович Серов упрекнул в дружеской беседе И. Э. Грабаря за то, что последний в своем «Введении в историю русского искусства» дал слишком высокую оценку одной из ранних его работ — портрету Веруши Мамонтовой.

— Я сам ценю и, пожалуй, даже люблю его,— сказал он Грабарю.— Вообще я считаю, что только два сносных в жизни и написал,— этот да еще «под деревом»... Все, чего я добивался,— это свежести, той особенной свежести, которую всегда чувствуешь в натуре и не видишь в картинах. Писал я больше месяца и измучил ее, бедную, до смерти, уж очень хотелось сохранить свежесть живописи при полной законченности,— вот как у старых мастеров. Думал о Репине, о Чистякове, о стариках — поездка в Италию очень тогда сказалась,— но больше всего думал об этой свежести. Раньше о ней не приходилось так упорно думать...

«Девочка с персиками» была создана не достигшим еще двадцати двух лет Серовым в 1887 году, а 25 лет спустя, в 1913 году, через два года после смерти художника, Игорь Грабарь писал в своей монографии о Серове:

«Бывают создания человеческого духа, перерастающие во много раз намерения их творцов. Случалось, что скромный школьный учитель, долгие годы сидевший, согнувши спину, в своей каморке над какой-то никому из окружающих ненужной рукописью, через полвека после своей смерти оказывался создателем нового миропонимания, отцом новой философии, властителем дум и настроений века. Он сам не сознавал всей значительности и ценности своего труда. Так совершались самые необычайные открытия, так создано немало великих произведений поэзии, музыки, скульптуры, архитектуры и живописи. К таким же созданиям надо отнести и этот удивительный серовский портрет. Из этюда «Девочки в розовом», или «Девочки за столом», он вырос в одно из самых замечательных произведений русской живописи, в полную глубокого значения картину, отметившую целую полосу русской культуры.

Прошло уже много лет с тех пор, как написан портрет, настали другие времена, и того, что было, не вернуть. Нет больше на свете и этой девушки-подростка, с таким чудесным, невыразимо русским лицом, что если бы и не было внизу серовской подписи, все же ни минуты нельзя было бы сомневаться в том, что дело происходит в России, в старом помещичьем доме. Можно наверное сказать, что эта старая мебель не покупалась у антиквара, да вряд ли ее ценили тогда: может быть, и подумывали временами о замене «неуклюжей и неудобной старой рухляди» свежей и «изящной гарнитурой», да все как-то некогда было возиться — пусть себе стоит. За деревенским окном не видишь, но чувствуешь аллеи парка, песчаные дорожки и все то неизъяснимое очарование, которым насквозь проникнута каждая безделица старой русской усадьбы.

Во всей русской литературе я не знаю ничего, что на меня действовало бы так сильно, как несколько строк из отповеди Татьяны Онегину:

Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг, за дикий сад.
За наше бедное жилище,
За те места, где в первый раз,
Онегин, видела я вас.
Да за смиренное кладбище.
Где нынче крест и тень ветвей
Над бедной нянею моей.

В русской живописи я знаю только одну вещь, напоминающую мне несравненные стихи Пушкина,— серовский портрет В. С. Мамонтовой. Здесь не видно «полки книг», но я уверен, что она есть, непременно есть, — либо тут же, либо в соседней комнате, — как наверное знаю, что где-то в конце сада есть «крест» и тихо шевелится «тень ветвей» над чьей-то дорогой могилой».

Подмосковная усадьба Абрамцево, принадлежавшая С. Т. Аксакову, перешла в 1870 году во владение Саввы Ивановича Мамонтова, крупного промышленника, любителя искусств и художественного деятеля, сумевшего привлечь в абрамцевский художественный кружок многих замечательных русских живописцев. В семью Мамонтовых Серов вошел еще ребенком, был в ней как родной, дружил с детьми Саввы Ивановича. Сын Мамонтова, Всеволод Саввич, вспоминает:

«На почве этой дружбы и явилась на свет знаменитая серовская «Девочка с персиками», один из перлов русской портретной живописи. Только благодаря своей дружбе, удалось Серову уговорить мою сестру Веру позировать ему. Двенадцатилетнюю жизнерадостную бойкую девочку в летний погожий день так и тянет на волю, побегать, пошалить. А тут сиди в комнате за столом, да еще поменьше шевелись. Эта работа Серова потребовала много сеансов, пришлось сестре долго позировать для нее. Да Антон (дружеское прозвище Серова. — В. Л.) и сам признавал медленность своей работы, очень этим мучился и впоследствии говорил сестре, что он ее неоплатный должник».

Серов работал над портретом «запоем», увлеченный сознанием, что дело у него спорится, «идет как по маслу».

«Девочка с персиками» — одно из первых крупных произведений В. А. Серова. Эта картина, созданная на заре творческой жизни художника, выявила огромный масштаб его дарования и сразу определила его место и значение в истории русского живописного искусства.

Итак, на картине изображена общая любимица гостивших в Абрамцеве художников — Вера Саввишна Мамонтова, Веруша, одна из одареннейших русских женщин, жизнь которой была рано прервана неожиданной смертью.

Не только во внешности Веруши, но и в чертах ее стремительного характера было очень много отцовского — горячности, страстности, увлечения новизной. В захватывающее кипение абрамцевской художественной жизни, в царившую здесь дружную и радостную творческую атмосферу, которой столь многим обязано русское искусство, в эту жизнь «с папиным огоньком» Веруша вносила свою отчетливую нотку, повышавшую общую высокую художественную настроенность замечательного содружества, жившего и работавшего в старом аксаковском доме на высоком берегу речки Вори.

«Это был тип настоящей русской девушки по характеру, красоте лица, обаянию», — говорил, вспоминая Верушу, Виктор Михайлович Васнецов, преданнейший участник абрамцевского содружества художников.

...Живая, загорелая, с большими темными лучистыми глазами, с шапкой непокорных густых волос, она пристально смотрит на зрителя, вся залитая светом, врывающимся через окна и играющим разноцветными отблесками на стене, на майоликовом блюде, повешенном в простенке, на спинках стульев, на столике у окна, на подсвечнике, на серебре ножа и лежащих на столе бархатистых плодах.

Радостный, необыкновенно бодрящий солнечный свет, падая из окон, насыщает все пространство большой светлой комнаты, скользит по лицу Веруши, порождая изысканную игру сиреневых и голубых тонов на розовой блузке, переливаясь перламутром рефлексов, скользя разноцветными бликами, играя цветными пятнами на скатерти.

Смуглое, с проступающим сквозь загар румянцем лицо Веруши оттеняется в картине общим голубоватым, холодного тона, колоритом, который смягчается теплыми тонами фруктов и листьев и звучным тоном красного банта на груди.

Во всем портрете чувствуется продуманная композиционная завершенность, которая отличает все последующие портретные работы Серова. Фигура вписана в окружающую обстановку, как в естественную жизненную среду, что и превращает портрет в картину, а мастерски написанное, насыщенное светом и воздухом пространство — не только столовой, но и соседней гостиной и парка за окном — делает эту картину особенно привлекательной, волнующей, живой.

Портрет Веруши Мамонтовой, поразивший всю тогдашнюю Москву, является одним из прекрасных созданий русского портретного мастерства не только по силе исполнения, но и по типажу изображенного лица, носящего в себе черты национальной русской красоты.

Академик М. В. Алпатов писал об этом портрете:

«Кто не знает в Третьяковской галерее «Девочки с персиками», этой милой смуглой девочки-шалуньи? Она лишь на минуту уселась за столом, искоса поглядывая на нас своими карими глазами, в которых притаился огонек. У нее чуть раздуваются ноздри, точно она не может отдышаться от быстрого бега. Ее губы серьезно сжаты, но в них столько детского беззаботного и счастливого лукавства!.. Такой ее знают все, такой она стала всеобщей любимицей. Родных сестер «Девочки с персиками» можно найти в русской литературе у Пушкина, у Тургенева, у Чехова, особенно у Толстого».

Свежесть молодости, веющая на нас от лица Веруши Мамонтовой, передана Серовым с поражающей, непостижимой тонкостью и благородством. Ведя начало от этого изумительного дебюта, можно уверенно говорить о серовском вкладе в мировое изобразительное искусство.

...И сейчас яркий солнечный свет заливает знакомую столовую в музее-усадьбе «Абрамцево». Нет здесь только обеденного стола, за которым некогда сидела, позируя своему любимому старшему другу, милая Веруша. Все остальное сохранено таким, каким оно было при Серове и у Серова: на подставке стоит фигура гренадера - игрушка работы Сергиевских кустарей, раскрашенная Серовым, над ней - майоликовая тарелка. В окно светит солнце…
Картина «Девочка с персиками» долгое время находилась в Абрамцеве, в той же комнате, где и была написана. А потом её передали в Третьяковскую галерею, в Абрамцеве же в настоящее время висит копия этого произведения.

Раздел создан по материалам книги «Замечательные полотна» издательства «Ленинград» 1962 г.

Источник;http://help-computers.ru/Girl-with-Peaches.html

Главным культурным событием года, вне всякого сомнения, стала выставка картин Валентина Серова, устроенная Третьяковской галереей к 150-летию художника. Главным же экспонатом выставки стала «Девочка с персиками» – самая известная картина Серова, которая встречала каждого посетителя здания Третьяковки на Крымском валу. Специально к выставке организаторы даже оживили картину, сняв видеоролик «Девочка с персиками», набравший только за один день полтора миллиона просмотров

В чем же секрет такой притягательности этой картины Серова?

…Каноническая история создания картины гласит, что августовским днем 1887 года 12-летняя Вера Мамонтова, отвлекшись от уличных забав, забежала в гостиную и присела за стол, схватив персик, – эти фрукты специально для девочки выращивали в оранжерее Мамонтовых в их усадьбе в Абрамцеве. Вид девочки вдруг так впечатлил сидевшего в той же гостиной живописца Валентина Серова, что он предложил девочке нарисовать ее портрет. Причем сам Серов позже вспоминал: «Писал я больше месяца и измучил ее, бедную, до смерти, уж очень хотелось свежести живописи, при полной законченности, вот как у старых мастеров…».

Но, разумеется, все на самом деле было немного иначе.

Веруша была самой любимой дочерью миллионера и филантропа Саввы Мамонтова (всего у олигарха было пятеро детей, и начальные буквы их имён составляли имя отца – Савва: Сергей, Андрей, Всеволод, Вера и Александра). А посему писать портреты девочки являлось почетной обязанностью всех художников, которые жили в Абрамцеве, пользуясь покровительством Саввы Ивановича. И ни у какой другой девочки в России не было столько портретов, сколько их было у Веры Мамонтовой. И какие это портреты! Например, на картине Васнецова «Аленушка» именно Вера сидит на камушке над гладью абрамцевского пруда. Кстати, в музее-усадьбе этот камушек сохранился и поныне. Также Васнецов нарисовал ее и в образе Снегурочки. Илья Репин изобразил Веру на картине «Не ждали» – это дочь вернувшегося с каторги народовольца. Врубель отлил лицо Веры для своей скульптуры «Египтянка». Но самый, конечно, известный портрет – это «Девочка с персиками».

Серов попал в дом Мамонтова еще ребенком – в возрасте 13 лет. Его детство сложно назвать счастливым. Отец – Александр Николаевич Серов – был знаменитым в то время композитором и музыкальным критиком, женившимся в возрасте 43 лет на своей 17-летней ученице Валентине Семеновне Бергман по причине неожиданной беременности. Скандальную историю быстро замяли, но появившийся ребенок явно тяготил супругов, мешая им вести привычный богемный образ жизни с загулами и дружескими застольями. Причем если круг общения Александра Николаевича состоял из интеллигентных и аристократичных людей (к примеру, он дружил с Тургеневым и Николаем Ге), то молодая жена тащила в дом нигилистов и маргиналов. «Много было лохматого студенчества, – вспоминал Репин, – манеры у всех были необыкновенно развязны».

Впрочем, ребенок мешал родителям лишь поначалу, а потом на мальчика просто перестали обращать внимание, запирая его в дальней комнате с цветными карандашами, чтобы не мешать веселиться гостям. Так Валентин Серов начал рисовать.

Когда же ему исполнилось 6 лет, его отец скончался. И Валентина Семеновна, почувствовав себя свободной женщиной, отправилась в Париж. Сына же она отдала на обучение художнику Илье Репину – другу семьи, который тоже жил в Париже.

Юный Серов жил у Репина почти на правах члена семьи, сопровождая его во всевозможных поездках, занимаясь этюдами, а в остальное время копируя репинские холсты – это было его единственное развлечение. Постепенно Серов становился замкнутым и угрюмым – черты характера, сохранившиеся в нем на всю жизнь. Сохранился рисунок Репина, изображающий Серова в возрасте тринадцати лет. Достаточно лишь взглянуть на этот рисунок, чтобы понять характер мальчика – диковатого, нелюдимого, исподлобья глядящего пристальным и упорным взглядом.

В 1875 году Репин представил своего ученика-иждивенца миллионеру Мамонтову, который задумал воплотить грандиозный проект – создать в Абрамцеве некий художественный центр по созданию исконно русского искусства, неповторимого национального стиля. Это трудно понять нам, нынешним, впитавшим с детсада художественные стандарты «русскости»: от хохломы до картин Билибина. Но полтораста лет назад никаких канонов «русского стиля» не существовало: более того, само слово «русский» ассоциировалось с какой-то давно ушедшей архаикой, густопсовыми боярскими бородищами в кислой капусте, с лаптями, кафтанами и прочими рушниками. Аристократия же – то есть главный потребитель искусства – предпочитала даже между собой говорить на французском, изучать классическое греко-латинское искусство, заказывать платья у итальянских портных и читать французские светские романы. Но в первой половине XIX века появилась мода на романтизм, и именно романтики породили моду на возрождение национального духа. Это увлечение охватило всю Европу: во Франции вспомнили, что они являются потомками непокорных галлов, в Германии говорили о героических древних тевтонах и учреждали народные археологические общества. В России же расцвел «псевдорусский» стиль в архитектуре, большим поклонником которого был сам император Александр III. А вот Савва Мамонтов, напомним, свои капиталы заработал на строительстве железных дорог с вокзалами по подрядам правительства Российской империи. И именно вокзалы в те годы считались своеобразными «витринами» государства, как, например, сегодня такими «витринами» считаются аэропорты. Именно поэтому Мамонтову было очень важно иметь собственное дизайнерское бюро. И возрождать «русский стиль» он доверил весьма серьезным людям: изначально в «абрамцевский кружок» входили профессор истории искусств Адриан Прахов, скульптор и академик Марк Антокольский, Илья Репин, Василий Поленов и Виктор Васнецов.

Юный же Серов в этой компании был простым подмастерьем и приживалой, которого Мамонтов из уважения к Репину пустил жить в усадьбе. Причем мальчика даже переименовали в Антона – так его стали звать все дети миллионера (почему Антоном? – да Бог их знает), с которыми он стал ставить домашние спектакли. И, как вспоминал Репин, вскоре Серов стал любимым актером Саввы Ивановича – потому что публика покатывалась от хохота, наблюдая, как угрюмый подросток с неизменно скорбным лицом изображает то «волшебного зайчика», то «веселого ежика».

В 1880 году он поступил в Академию художеств, которую бросил через пять лет и уехал в Италию – посмотреть на работы европейских мастеров.

В Россию он вернулся в 1887 году и вновь приехал в Абрамцево. Нужно было устраиваться в «абрамцевском кружке», а для этого первым делом было необходимо эффектно обратить на себя внимание Саввы Ивановича.

Это, знаете ли, сегодня экскурсоводы в музее-усадьбе «Абрамцево» любят с придыханием рассказывать о беззаветной любви олигарха Мамонтова к искусству, его увлеченности живописью и скульптурой, его стремлении спасти мир с помощью красоты. Не будем повторять этого высокопарного словоблудия, а лучше откроем воспоминания Владимира Теляковского, директора императорских театров, члена «абрамцевского кружка»: «Нет сомнения, что за Мамонтовым большая заслуга собрать вокруг себя целую плеяду художников. Казалось бы, он их и любить, и уважать должен, между тем качества русского купца-савраса часто давали себя чувствовать. Например, за обедом, когда знаменитый Врубель потянул руку за вином, Мамонтов его остановил при всех и сказал: «Погодите, это вино не для вас». И указал на другое, дешевое, которое стояло рядом. Коровина зачастую Мамонтов заставлял дожидаться в передней. Вообще те из художников, которые были часто переносить многое… Бедными были Врубель, Коровин и Головин… «Испанок» Мамонтов купил у Коровина за 25-рублевое пальто. Врубелю Мамонтов заказал панно за 3 000 р., а когда панно было готово, и Врубель пришел за деньгами, Мамонтов сказал ему: «Вот 25 рублей, получай». Когда же Врубель запротестовал, Мамонтов ему сказал: «Бери, а потом ничего не дам». Приходилось брать – у Врубеля гроша денег не было…».

Но Антон-Валентин знал, как понравиться Савве Ивановичу.

Он приехал в Абрамцево и начать писать портрет Веры, стараясь выразить в красках тот остаток гармонии, еще не растворенный российским бытом – каждому вчерашнему отпускнику знакомо это чувство.

И это был не просто портрет, это был вызов всему «абрамцевскому кружку», это был настоящий художественный протест русского «западничества» против культа русской азиатчины, засилья всех этих длиннополых парчовых халатов, кокошников и кафтанов, уместных в каком-нибудь средневековом тереме, а не в просвещенном европейском государстве. Протест, который так и не был услышан.

Что ж, сказать, что его работа произвела фурор, – это ничего не сказать. Никто не ожидал, что вечно угрюмый и нелюдимый Антон напишет такую солнечную, такую переполненную радостью и светом картину.

Посмотрите на девочку. Разве это 12-летняя и вечно непоседливая Веруша, пацанка-хулиганка и прима-балерина ее собственного театра?

Более всего изображенная на картине девушка напоминает Джоконду Леонардо да Винчи: такая же таинственная улыбка, такой же свет, скрытый в глазах, чуть ироничных и усталых. Кажется, она вот-вот что-то скажет… Что? Но об этом чуть позже.

И уж конечно, все «абрамцевские» обитатели обратили внимание и на скрытый символический подтекст «Девочки с персиками». Еще раз посмотрите на вертикальную композицию, которую образуют два крупных предмета: вверху — холодное белое блюдо с голубым орнаментом, внизу – три сочных ярких фрукта, между ними – сама девочка. (Кстати, интересный факт: сегодня в гостиной Абрамцева на стене действительно висит бело-голубая тарелка, но только вот сделана эта тарелка через два года после написания картины – то есть никакой тарелки на стене в момент написания картины не было.)

Что ж, на любой другой картине это были бы просто блюдо и фрукты, но в данном случае речь идет о художниках «абрамцевского кружка», для которых сборник народных сказок фольклориста А.Н. Афанасьева был настоящей настольной книгой, неиссякаемым источником образов и тем для творчества. И для них смысл этих символов был очевиден – это же прямая ссылка на «Сказку о серебряном блюдечке и наливном яблочке» – произведении, ставшем своеобразным открытием для российских романтиков: недаром Константин Бальмонт переложил эту сказку на стихи для своего поэтического сборника «Зарево Зорь».

Тут, конечно, стоит пояснить, что всякого человека, решившего познакомиться с народными сказками – русскими ли, немецкими или французскими – не по кинофильмам, а по серьезным научным книгам, ждет весьма пренеприятное открытие: менее всего народные сказки похожи на добренькие мультики для детей с хеппи-эндом. Напротив: это, как правило, мрачные и полные жестокостей истории о торжестве смерти (вспомните того же «Колобка» – какой там хеппи-энд?!). Но есть в этих сказках и исключения, напоминающие нам о силе любви и жизни. «Сказка о серебряном блюдечке и наливном яблочке» – как раз из их числа. Это история о девочке, получившей волшебный дар – блюдечко с яблоком, способные отражать весь мир. Это своего рода модель Земли с солнцем – яблоком: «Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все города один за другим видны, корабли на морях и полки на полях, и гор высота и небес красота; солнышко за солнышком катится, звезды в хоровод собираются – так все красиво, на диво – что ни в сказке сказать, ни пером написать». (Сам Афанасьев в специальном примечании пишет, что в мифологии древних греков это серебряное блюдо принадлежало богине Заре, восседающей на золотом троне, по блюду же богиня катала солнце.)

Сестры из зависти убили девушку и спрятали ее труп в лесу, но сила ее любви и любви ее отца сделали невозможное – девочка воскресает. И первое, что она сделала, – это со слезами на глазах просит о прощении ее непутевых сестер-убийц:

Вы живой воды найдите,
Здесь меня вы разбудите,
Хоть убита, я лишь сплю,
А сестриц не погубите,
Я сестриц родных люблю…

Таким образом, победа жизни над смертью, по словам Бальмонта, неразрывно связана со всепрощающей любовью.

Именно этой любовью и светились на полотне глаза Веры Мамонтовой: только любовью вы спасетесь.

Улыбка дочери стала единственным сокровищем, которое осталось у Саввы Ивановича, когда в результате политических интриг он лишился всех своих миллионных капиталов и был заключен в тюрьму по обвинению в воровстве. И хотя на судебном заседании Мамонтов был оправдан, его деловой репутации был нанесен смертельный удар. Дело было закрыто, но, несмотря на оправдательный приговор, Мамонтов за то время, пока делами никто не занимался, потерял почти все свое состояние. Фактически у него осталась только небольшая керамическая мастерская, доходов от которой хватало в обрез.

Последние годы жизни Савва Мамонтов прожил в небольшом деревянном доме, стараясь не показываться на людях и даже не поддерживать отношения с бывшими друзьями-художниками. Любовница его бросила, но зато вернулись жена и дочь Александра. Он очень переживал смерть любимой Веры – она умерла в декабре 1907 года от скоротечного воспаления легких, сгорев буквально за три дня. После ее смерти Савва Иванович быстро постарел, от прежнего завсегдатая театров и ресторанов не осталось и следа. Скончался он в апреле 1918 года. В газетах об этом событии не было ни строчки.