Гудзенко профессор детский врач биография. Биография Семёна Гудзенко. Семен Гудзенко. Перед атакой

Семён Гудзенко стихи подписывал псевдонимом весьма необычного свойства: ведь обычно поэты берут для публикаций какое-то звучное имя, за которым скрывается самое обыкновенное, даже слишком простое. Но Семёна Гудзенко, скончавшегося 12 февраля 1953 года, в действительности звали… Сарио. Такое имя он получил от матери, но полагал, что оно не подходит к фамилии.

Гудзенко - в целом, типичный поэт «военного» поколения. Родился он в Киеве, 5 марта 1922 года, и происходил из еврейской семьи. В 1939 году он поступил в университет - Московский МИЛФИ, но спокойно окончить учёбу помешала война. До 1942 года будущий поэт служил пулемётчиком, но затем получил серьёзное ранение, и вынужден был переквалифицироваться во фронтовые корреспонденты.

Стихи Семёна Гудзенко впервые были изданы книгой только в 1944 году (а годом ранее появились в прессе - их напечатали «Знамя» и «Смена»), однако его талант заметили куда раньше - уже в 1941, ещё до того, как из простого бойца Красной Армии будущий классик военной поэзии превратился в журналиста. Любопытно, что первым, кто обратил внимание на дарование Гудзенко, был такой неординарный человек, как Илья Эренбург.

Библиография Гудзенко не так уж обширна, и сегодня не очень на слуху. Впрочем, многие помнят песню Будулая из фильма «Цыган» - написана она именно на стихи Семёна Петровича.

Помимо стихотворных произведений, Семён Гудзенко также написал мемуары военных лет - «Армейские записные книжки». О его жизни после войны не расскажешь много интересного. Зато любопытно отметить, что Гудзенко стал персонажем постановки Театра на Таганке, и роль его исполнял сам Владимир Высоцкий. Один из величайших русских поэтов, кстати, вообще высоко ценил творчество Гудзенко, и не раз публично читал его стихи.

Poembook, 2016
Все права защищены.

Многим знакомо имя Семена Гудзенко, но мало кто знает, какую жизнь прожил поэт, какие произведения написал. И каким по-настоящему был он сам, Гудзенко Семен Петрович, краткая биография которого не может не интересовать литературоведов и любителей реалистичной военной поэзии. Если вы хотите познакомиться с талантливым, творческим и героическим человеком - тогда наша статья для вас. Её герой - Семён Гудзенко, биография (кратко) расширит ваши представления о человеке, которого по праву считают одним из лидеров поэзии сороковых годов.

Детство

В далеком 1922 году, в самом начале звенящей весны, в древнем украинском городе Киеве родился будущий поэт. Семен Гудзенко, биография детского периода которого малоизвестна, появился на свет в обычной семье. Отец Семена - Петр Константинович, был инженером по строительству, мать - Ольга Исааковна, еврейка по национальности, работала учительницей.

Выросший в образованной, культурной атмосфере, Семен Петрович Гудзенко, биография и творчество которого, естественно, основываются на детских и юношеских впечатлениях, воспитывался в любви к наукам, литературе и особенно к поэзии.

Ранение

В возрасте семнадцати лет молодой человек поступил в Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ). Однако война не дала возможности закончить образование.

Семен Гудзенко, биография и жизненный путь которого резко изменились летом 1941 года, в ряду многочисленных добровольцев отправился на фронт. Служил он честно и бесстрашно, многие свои впечатления и ощущения передавал в поэтических сочинениях.

Спустя пару месяцев после начала боевых действий стихотворения Гудзенко стали печататься в армейских периодических изданиях.

Спустя год молодой поэт был тяжело ранен разорвавшейся миной. Как потом рассказывал сам литератор, он всегда боялся смертельного ранения в живот. Лучше в руку, ногу, плечо… Но осколок попал в живот.

Жизнь после ранения

Сразу после лечения и реабилитации мужественный поэт не захотел идти на покой и стал работать в газете. Теперь он военный корреспондент. Семен Гудзенко, биография которого неразрывно связана с Великой Отечественной, побывал во многих опасных командировках. Своими глазами он видел, как отстраивали разрушенный фашистами Сталинград, и воспевал доблесть и мужество простого народа. Прошелся военными тропами по Венгрии и Карпатам, делясь со своими читателями описанием живописных пейзажей и воссозданием подвига обычных солдат. Освещал штурм и взятие Будапешта, рассказывая читающей аудитории про каждую пядь отвоёванной земли и советскую победу.

Творческая деятельность

Семен Гудзенко, биография которого неразрывно связана с творческой деятельностью, писал талантливые стихи, основанные на военных событиях и впечатлениях. Его первый сборник вышел в 1944 году, за год до окончания войны, и назывался "Однополчане".

Потом последовали другие поэтические сборники: "Стихи и баллады", "После марша", "Закарпатские стихи", "Битва".

Семен Гудзенко, стихи которого проникнуты искренними чувствами, пережил все то, что описал в своих произведениях. Поэтому его лирические сочинения пропитаны невиданной реалистичностью и особой, мужественно-печальной болью.

Самые яркие стихотворения

Наиболее жизненными и пронзительными произведениями поэта являются его стихи "Перед атакой" и "Баллада о дружбе".

Первое произведение с неимоверной трагичностью и правдивостью рассказывает о чувствах и эмоциях бойца перед началом боя:

"Когда на смерть идут - поют,

А перед этим можно плакать.

Ведь самый страшный час в бою -

Час ожидания атаки".

Да, солдаты боятся и плачут, им тоже страшно и горько. Но они превозмогают испуг, исполняя свой долг:

"Бой был коротким, а потом

Глушили водку ледяную.

И выковыривал ножом

Из-под ногтей я кровь чужую".

Как отличается эта реальная солдатская жизнь от идеализированной, показанной нам -обычным обывателям, сквозь розовые очки.

"Баллада о дружбе" проникнута лиричной проникновенностью и теплотой. Фронтовая дружба - самая крепкая и проверенная, она прочна и непоколебима, сразу же проверяется на деле:

"Не зря мы дружбу берегли,

Как пехотинцы берегут

Метр окровавленной земли,

Когда его в боях берут".

Поэтическая баллада крайне перекликается с лирическим произведением "На снегу белизны госпитальной", где яркими и живыми словами передан подвиг военного врача, пролившего свою молодую горячую кровь ради спасения других. Самоотверженный поступок молодого человека расценивается как героический.

Стихотворение "Мы не от старости умрем" повествует о нелегкой жизни после войны тех, кто пережил ранения и увечья. Психологические раны, душевные страдания, физическая боль не проходят мимо и причиняют жестокие, порой даже смертельные страдания.

Последние дни

После войны Семен Гудзенко, биография которого пополняется новыми творческими и личными победами, продолжал работать журналистом. В 1950-е годы выходят другие его новые лирические произведения:

• "Дальний гарнизон" (поэма о повседневных трудах военнослужащих в Туркмении);
• "Новые края";
• "Могила пилота".

Рана, полученная в роковом 1942 году, постоянно давала о себе знать. Болезнь прогрессировала с каждым месяцем и причиняла мужчине множество боли и неудобств.

Зная, что она смертельна, Семен Петрович продолжал бороться за жизнь. Он активно писал, любил собирать возле себя друзей, изо всех сил старался вести обычный деятельный образ жизни. Болезнь причиняла неимоверные физические страдания, но она не делала поэта угрюмым отшельником или мрачным затворником. Прикованный к кровати, медленно, мучительно умирая, Гудзенко продолжал оставаться жизнерадостным романтиком и доброжелательным человеком. Он много общался и живо интересовался жизнью общества, новыми достижениями и открытиями, литературой и культурой государства.

Даже потеряв возможность писать самостоятельно, поэт сочинял свои бессмертные стихотворения и диктовал их. Скончался Семен Гудзенко зимой 1953 года.

Личная жизнь

Лирик военной жизни был женат на Ларисе Жадовой, дочери героя СССР, которая впоследствии достигла определенных высот в изучении истории искусства и дизайна.

У поэта имелась дочь Катя, которой не было и двух лет, когда он умер. Впоследствии девочку удочерил второй муж Ларисы - Константин Симонов. Сейчас дочь Гудзенко работает в МГУ и занимает должность заведующей кафедрой. Доктор наук, она изучает востоковедение.

Последнее издание Гудзенко вышло четверть века назад, еще в советское время, но найти его книги не так уж трудно 1 . И, наверное, те же строки стихов, что я медленно, а порой и мучительно, разбираю в архиве, я мог бы спокойно прочитать вечером на диване или в Интернете.

Но вот отчего-то мне очень важно увидеть почерк человека, написавшего:

"Когда на смерть идут - поют,
а перед этим - можно плакать...".

Мне для чего-то необходимо увидеть не в книге, а нацарапанное карандашом у костра: "Мы воду дымную хлебали из почерневших котелков..."

Записная книжка девятнадцатилетнего студента ИФЛИ Гудзенко. Одна из его последних предвоенных записей (19 июня 1941): "В Москве светает... Звезды косяком идут...".

Через несколько недель после начала войны Гудзенко записался добровольцем в ОМСБОН - Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. Отбирали в это подразделение прежде всего спортсменов, причем такого уровня, как братья Знаменские. Как же туда попал 19-летний студент второго курса литфака Гудзенко? Объяснение простое: при отборе ценилась не только физическая подготовка, но и психологическая устойчивость, творческий склад ума, способность быстро принимать решения, знание языков, коммуникабельность. Все это было у Гудзенко.

Бригада формировалась для разведывательных и диверсионных действий. Это было совершенно новое для нашей армии элитное подразделение. Поэтому Гудзенко можно по праву назвать первым поэтом советского спецназа.

Уже в ноябре 1941-го омсбоновцев небольшими отрядами забрасывали на оккупированную территорию. Отряды состояли только из добровольцев, связанных крепкой дружбой. В боевой обстановке важно было понимать друг друга без слов. Переходили линию фронта на лыжах, каждый тащил за спиной пятнадцать килограммов взрывчатки. Подрывали мосты, минировали шоссейные и железные дороги, забрасывали гранатами немецкие штабы.

Мы не от старости умрем,- от старых ран умрем...

2 февраля 1942 года Гудзенко был ранен в живот осколком мины. Кто-то из друзей потом заметит: "пушкинское ранение". Семен выжил, но был признан негодным к строевой. С июня 1942-го он служил в редакции газеты ОМСБОНа "Победа за нами" 2 .

В 1943 году ОМСБОН переформировали, и Гудзенко перевели в газету 2-го Украинского фронта "Суворовский натиск" 3 . Прошел Карпаты и Венгрию. Победу он встретил в Будапеште. Из наградного листа, датированного 12 мая 1945 года:

"Красноармеец - поэт Гудзенко С.П. принимал активное участие в освещении штурма Будапешта, находясь постоянно в штурмующих подразделениях, корреспондируя не только в газету "Суворовский натиск", но и в центральную прессу. Талантливый поэт, чьи стихи пользуются исключительным успехом среди солдат и офицеров фронта, он выполнял любые задания редакции, писал очерки о героях фронта, зарисовки, организовывал военкоровский материал, создавал актив вокруг газеты.

Будучи сам солдатом - первое время участвовал в войне как десантник в тылу врага, дважды ранен, - хорошо знает жизнь солдата. Поэтому его стихи и очерки правдиво отражали жизнь людей переднего края, воспитывали в бойцах и офицерах любовь к Родине, ненависть к врагу, поднимали наступательный порыв.

Красноармеец Гудзенко С.П. достоин награждения орденом Отечественной войны II степени".

А до этого у него были две награды: орден "Красной Звезды" и медаль "За оборону Москвы".

Семен Петрович Гудзенко умер в феврале 1953-го. Ему было тридцать лет. Сбылось написанное им в 1946м: "Мы не от старости умрем,- от старых ран умрем..." Но сказалось не только ранение, но и тяжелая травма головы, полученная Семеном в мае 1942-го в центре Москвы (поэта сбила машина около печально известного здания на Лубянке).

Из выступления сослуживца поэта, офицера-подрывника Беркина на вечере Семена Гудзенко в московском Клубе писателей 21 апреля 1943 года: "У тола есть такое качество, что он не боится времени, и может... пролежать где-нибудь и все же потом взорвется. Я думаю, что и стихи Гудзенко не боятся времени..."

Неоконченные стихи из фронтовых блокнотов

"На ветром выжженную кожу ложатся отсветы атак..."

Будет снег хлестать
и с ног валить
и к ночи

быть может или быть не может
но я хотел, чтоб было так:
на ветром выжженную кожу
ложатся отсветы атак

чтоб на обветренную кожу
ложились отсветы атак

и <...> ночью на привале
мы воду дымную хлебали
из почерневших котелков

<6/ХI 1941>

Наступление

Великая страна
не встанет на колени.
Из русских никогда
не сделаешь рабов.
Мы верили всегда:
начнется наступленье,
врагу не унести
завшивевших голов.
Под Клином на снегу
валяются останки,
окоченевших псов
везде громит народ.
Мы ждали этот час,
когда помчатся танки,
когда бойцы пойдут,
кроша врагов, вперед.
Пусть впереди нас ждут
тяжелые сраженья,
суровые ветра,
глубокие снега,
но началось уже
такое наступленье,
в котором навсегда
мы разобьем врага.

<10/XII 1941>

Он утром побывал в Москве,
ждал девушку на Моховой.
А ночью: парашют в траве,
в украинской сырой траве.
И ночь, и гул над головой.
И снова утро. Снова ждет
он танк врага. В росе трава...

На узеньком участке обороны
по Ленинградскому шоссе
стояла наша рота.
Все солдаты знали, что за нами -
столица,
что вокруг леса,
что за горами,
за долами...

Из неоконченной "Баллады о бессмертии"

Палата смертников. Темно.
Всю ночь колотит дождь о подоконник.
Он хочет раненым помочь.
И хочет смертникам помочь...

Это рота новобранцев шла.
У распятья замерли стрелки.
Сняли шапки. И взвели курки,
салютуя павшим у шоссе.

Солдатский романс

Меня весною ранней
отсюда не зови,
я здесь в атаке ранен
на подступах к любви.

На этих тихих склонах,
у жаркого огня,
в штрафной отряд влюбленных
зачислили меня.

И каждый день с повинной
я к милой приходил,
но неприступна Нина
и штатский ей не мил.

Но вот уже солдатом
дорога привела,
здесь милая когда-то
и гордая жила.

Но нет ее на кручах,
в тоске шумит ковыль.
Увез один поручик
ее за сотню миль.

Пусть двести или триста,
объеду целый мир,
найду вас, ненавистный,
мой милый командир.

Безногие - без ног,
безрукие - без рук.
В городе Мадьяроваре
наскочил на мину друг.

Я один.
И быть бездругим -
это хуже,
чем безруким.

Главное стихотворение

Перед атакой

Когда на смерть идут - поют,
А перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою -
Час ожидания атаки.

Снег минами изрыт вокруг
И почернел от пыли минной.
Разрыв - и умирает друг.
И значит - смерть проходит мимо.

Сейчас настанет мой черед,
За мной одним идет охота.
Будь проклят сорок первый год,
И вмерзшая в снега пехота.

Мне кажется, что я магнит,
Что я притягиваю мины.
Разрыв - и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.

Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
Окоченевшая вражда,
Штыком дырявящая шеи.

Бой был короткий. А потом
Глушили водку ледяную,
И выковыривал ножом
Из-под ногтей я кровь чужую.

Из писем матери

"Служу в Особом отряде..."

Гудзенко родился в Киеве 5 марта 1922 года. Мать дала сыну изысканное имя Сарио. Дома, во дворе и потом в школе все звали мальчика Сариком. Семёном он стал в сорок третьем году, решив, что у поэта-фронтовика имя должно быть под стать суровой эпохе. Сарио звучало как-то опереточно, Сарик - по-детски, Семён - то, что надо: весомо, по-мужски. Но в письмах матери Ольге Исаевне он по-прежнему подписывался детским именем Сарик.

[ 10 /XII-41 г. ]

Дорогая мама, я жив здоров. У меня все по-старому. Пришли свой точный адрес. Я в Москве. Адрес мой: ППС 188, п/я 02. Рота 1-я.
Пиши мне чаще.
Целую крепко! Сарик.

[ 14/II-42 г. ]

Дорогая мамочка! Я жив и здоров. Временно я из Москвы выезжал. Так что твои письма уже месяц не читал. Сейчас я легко ранен и деньков через 7-8 снова таким же, как прежде, приеду в Москву. Сейчас я в госпитале в Рязанской обл. Письма твои меня здесь не застанут, так что пиши по старому адресу.

[ 27/II-42 г. ]

Дорогая мамочка!
Телеграммы сегодня получил. Я жив, здоров. Все у меня в полном порядке. Ранен я был в живот. Касательное ранение только мягких тканей. Рана небольшая 1х5. <...>
Мамочка, ты меня поймешь, если я не буду описывать тебе всех и всяких подробностей. Настроение хорошее и бодрое. Сейчас много читаю. Хоть на 1/100 наверстываю упущенное. Мамочка, жду твоего письма. Если оно меня здесь не застанет, оставляю адрес куда его переслать: ст. Шилово Рязанской обл., п/я 5, корп.1 <...>
Целую крепко-крепко.
Сарик.

Дорогая мама!
Письмо твое получил. Признаюсь, я очень беспокоился о твоем благополучии. Если бы еще один день без вестей, телеграфировал бы в Петровск. Мамочка, я жив и абсолютно здоров. Нахожусь по-прежнему в своей части, в Особых войсках НКВД. Нахожусь среди своих товарищей, среди которых много студентов ИФЛИ. Многих друзей нет уже. Они или погибли или в командировках. Часто бываю в своем институте. 28го был на Первомайском вечере. <...> Мамочка, еще раз пишу: обо мне не волнуйся. Рана совсем зажила. Внутренности совершенно не задеты. Чувствую себя крепким и здоровым. Сталин сегодня приказал в 1942 г. окончательно разгромить стервецов. Выполним.
Привет родным.
Целую тебя крепко-крепко!
Сарик.
Если буду уезжать сообщу. Выгляжу я хорошо. Загорел.

[ 15 /ХI-42 г. ]

Дорогая мамочка!
Наконец-то я получил от тебя весть. Ты представляешь себе мое ощущение, когда я получил обратно свое письмо со страшной припиской: "адресат выбыл". Мамочка дорогая, мне очень тяжело читать письмо твое. На старости лет ты странствуешь: Киев-Волга-Сибирь. Тяжело не только за тебя, но и за всю Россию. И письмо твое, и образ твой, с мешком за плечами - это так матерински, так все и у всех.
Целую очень, очень крепко.
Твой сын Сарик.

Записки из зала Семену Гудзенко. 1945-1948 годы.

"Неужели вы всегда будете писать о войне?.."

В архиве Семена Гудзенко хранится папка с записками, которые поэт получал на поэтических вечерах и встречах. По тому, как поэт берег каждую такую записку (а часто это был измятый, неприглядный клочок газеты или оберточной бумаги), можно понять, что для него встречи с читателями были очень важными событиями. Записки воскрешали лица и глаза, улыбки и слезы, неповторимую и ничем незаменимую атмосферу прямого общения с людьми.

Кажется, что для Гудзенко возможность прочитать стихи в большой аудитории была дороже возможности опубликовать эти же стихи. Еще в 1943 году, на вечере в Доме писателей, он сказал: "Для поэта не так важно, чтобы его хвалили. Важно, чтобы вообще говорили по поводу его стихов. Пусть даже кто-нибудь скажет неодобрительно..."

Его любимой аудиторией были армейская молодежь и студенты. Он не только всегда соглашался идти, ехать, лететь к ним, но часто сам занимался подготовкой таких встреч, "пробивал" их, когда власть стала "закручивать гайки", вникал во все детали организации.

Популярность поэтических вечеров в Политехническом, в Колонном зале, в клубе МГУ была огромной, мест не хватало, у входа неизбежно возникал ажиотаж, кого-то не пускали, и Гудзенко спешил вмешаться, чтобы никто не остался за порогом.

Литературовед и поэт Виктор Васильевич Афанасьев рассказывал мне, как в 1945 году он мальчишкой попал на вечер Семена Гудзенко в клубе МГУ: "Пришли с фронта поэты: Семен Гудзенко, Марк Максимов, Виктор Урин, Александр Межиров, Вероника Тушнова, Николай Старшинов, Юлия Друнина и другие. Все в военной форме, молодые. В Москве начались незабываемые вечера поэзии, на которые народ просто ломился. И вот мы собираемся стайкой в Колонном зале Дома союзов или в Политехническом. Денег у нас нет. Сидим у входа и ждем, когда появятся поэты. Мы знаем, что всех добрее - Семен. И вот он идет. Мы к нему: "Семен, проведи нас! Попроси контролершу". - "А что, вы не стихотворцы ли? Вот ты, стихи пишешь?" - спрашивает он меня. - "Да". - "Садись, сочини четверостишие". В страшном волнении сажусь, сочиняю. Он прочитал и говорит: "Все ясно, поэт... Пошли!" Он ведет всех нас и с улыбкой басом говорит контролерше: "Пропустите! Поэты".

Все, кто слышал, как читает Гудзенко, никогда уже не могли забыть своего впечатления. У Семена было огромное обаяние и врожденный артистизм. Высокий, красивый, зеленоглазый, с голосом "зычным, как у запорожского казака" (по свидетельству В.В. Афанасьева), он никого не играл, был только самим собой, но как раз эта невероятная свобода поражала более всего.

И, конечно, он каждый раз страшно волновался. Еще до войны записал в дневнике: "Если не задыхаешься в любви и горе, стихов не пиши..."

К счастью, сохранились аудиозаписи трех (по моим сведениям) стихотворений Гудзенко в авторском исполнении. Как он читает "Я был пехотой в поле чистом..."! Его чтение поражает нас, как поражало современников. Слова идут с такой расстановкой, с такими жаркими, глубокими паузами, будто это медленно поднимают на борт сверкающую на солнце тяжелую якорную цепь.

Почему Гудзенко читал стихи именно так, как он читал? Наверное, Семен бы и сам этого не объяснил. Но что ясно было ему и что понятно нам: он был голосом убитых.

Вы сказали, что у Вас "военное" - на всю жизнь. Неужели Вы всегда будете писать о войне и с точки зрения "вояки", но ни строчки просто стихов о труде и о других простых жизненных делах?

Вы говорите, что Вам нечего рассказывать о себе, что Вы такой же как и мы, так сколько же Вам лет?

Скажите, пожалуйста, Вы начали писать до войны, или только пламя войны разожгло пламя Вашей поэзии? Ваши стихи свежи, молоды, в них слышится юность 24 лет.

Писали ли Вы стихи в партизанском отряде? Вообще, в какой обстановке Вам приходилось писать?

Есть ли у вас стихи о танкистах, и думаете ли написать?

Благодарю Вас за стихи, за сердце, за нужную жизнь Вашу.

Привет от старого фронтового друга Евгения Ануфриева. Помнишь, как вместе служили?

Семен! Прочти нашу партизанскую песню, которая попала уже в фольклор!

т. Гудзенко, прочитайте, пожалуйста, "Он лежал на снегу, не просил: пристрелите, оставьте..."

Где с вами можно встретиться и почему вы на меня не смотрите?

Товарищ Гудзенко! Сколько силы в Ваших стихах! От некоторых слов просто бегут мурашки по спине. Как Вы правильно обо всем пишете.

Товарищ Гудзенко! Просим Вас прочесть стихотворение, которое Вы писали с фронта своей подруге жизни.

Из книги английского историка Роберта Кершоу "1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных".

"Боже мой, что же эти русские задумали сделать с нами? Хорошо бы, если бы там, наверху, хотя бы прислушались к нам, иначе всем нам здесь придется подохнуть"

Примечания
1 Через Интернет я нашел "Армейские записные книжки"(1962), "Избранное"(1977), сборник "Дальний гарнизон"(1984). Все три книги мне прислали из провинции - Ростов-на-Дону, Новосибирск, Иркутск.
2 Редактором газеты был Анатолий Тогманов. В редакции служили бывшие аспиранты ИФЛИ Семен Беркин, Николай Лукошенко, студент Эмиль Аркинд (В. Кардин), опытный газетчик Евгений Шистер.
3 Среди военных корреспондентов газеты "Суворовский натиск" были писатели Владимир Лидин, Сергей Вашенцев, Лев Шапиро, Леонид и Петр Тур, Сергей Тельканов, Иван Молчанов, Анвер Бикчентаев, Лазарь Санов, Борис Буркатов...

Семён Петрович Гудзенко

Из книги судеб. Родился в Киеве, в семье инженера и учительницы. В 1939-м поступил в ИФЛИ и переехал в Москву. В 1941-м добровольцем ушёл на фронт, в 1942-м был тяжело ранен. После ранения был фронтовым корреспондентом. Первую книгу стихов выпустил в 1944-м…

После 1945-го, когда власти требовали воспевания Победы, тема тяжёлых поражений 1941-1942 годов оказалась под запретом. Стихи Гудзенко были раскритикованы в газете ЦК ВКП(б) «Культура и жизнь». Полемически отвечая на обвинение в «безродном космополитизме», Гудзенко писал: «И у меня есть тоже неизменная, на карту не внесённая, одна, суровая моя и откровенная далёкая провинция - Война».

…Гудзенко умер от старых ран. Последствия контузии, полученной на фронте, медленно убивали его. По воспоминаниям Евгения Долматовского, последние месяцы жизни поэта - это «новый подвиг, который по праву можно поставить рядом с подвигом Николая Островского, Александра Бойченко, Алексея Маресьева: прикованный к постели поэт, точно знающий о том, что его недуг смертелен, продолжал оставаться романтиком, солдатом и строителем. У его постели собирались друзья, чтобы говорить с ним не о недугах и лекарствах, а о борьбе вьетнамского народа за свою независимость, о строительстве на Волге и Днепре, о новых изобретениях и открытиях, и конечно, о стихах. В последние месяцы своей жизни Семён Гудзенко, уже не могший писать сам, продиктовал три стихотворения, которые, несомненно, войдут в золотой фонд советской поэзии»…

Вдова поэта впоследствии стала женой Константина Симонова.

Первоисточники:

Википедия,

Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия

Из госпиталя - в поэзию

Гудзенко был ранен в живот. Яков Хелемский говорил: «У него пушкинское ранение».

Пушкинское ранение в ваше время умеют лечить.

В госпиталь пришли писатели, Среди них - Илья Эренбург.

Нас всех кто-нибудь «открывал».

Он «открыл» Гудзенко. В госпитале.

Мы ещё не раз и не два благодарно будем говорить об этом.

Так в осаждённом Ленинграде - работал штаб обороны, который возглавлялся великими военными людьми.

Штабом поэзии была квартира Тихонова. Штаб бессонной российской поэзии, вместилище высоких помыслов, рыцарских чувств, несдающегося духа. В этот штаб молодые поэты приходили из окопов: Сергей Наровчатов, Сергей Орлов, Михаил Дудин, Георгий Суворов.

Такой «штаб» - полевой, походный - был у Алексея Суркова, у Константина Симонова, - только по условиям армейского существования их начальников эти «штабы» не имели постоянного места, они передвигались вместе с Армией.

Алексей Сурков на фронте «открыл» Марка Соболя, читал его стихи наизусть, пропагандировал, печатал. Он протянул руку - признанием и помощью - Александру Межирову, Семёну Гудзенко, Платону Воронько и десяткам других солдатских поэтов.

Не зря - после войны уже - Михаил Луконин и Семён Гудзенко вдвоём написали и напечатали стихотворение (отличное!) о Суркове. Ему посвящали стихи, о нём писали; одно из посвящений - «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины» - давно уже стало классикой нашей поэзии. А уж солдатских писем шло к нему не мешками, а, наверное, вагонами.

Вспоминая Гудзенко, я вспоминаю его окружение, и ровесников, и старших. Это, видимо, неизбежно. А стиль, как я понимаю теперь (во время работы), видимо, рождается необходимостью. Задачей темы. Ассоциативный стиль с отступлениями, ответвлениями…

…Из госпиталя - в поэзию. При слове госпиталь - у меня также вспыхивает множество ассоциаций. Вспоминаю, как в Челябинске, вечером, в длинном неосвещённом коридоре бывшей школы, шёл вечер поэзии. После прекрасного выступления Всеволода Аксёнова - он читал Есенина - в зале была тишина. Никаких аплодисментов. В полутьме коридора поднялся раненый в больничном халате и сказал: «Простите, мы хлопать не можем: у нас нет рук».

Переработано.

ПЕРЕД АТАКОЙ

Когда на смерть идут,- поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою -
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв - и умирает друг.
И, значит, смерть проходит мимо.

Сейчас настанет мой черед,
За мной одним идет охота.
БУДЬ ПРОКЛЯТ 41 ГОД
и вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв - и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был коротким.

А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь
чужую.

Примечание: Выделенная в стихотворении строка - «Будь проклят 41-ый год» была
Заменена строкой: «Ракеты просит небосвод»
Стихи С.Гудзенко были раскритикованы в идеологической газете ЦК ВКП(б)
«Культура и жизнь». Тяжёлые поражения в 1941-1942 году оказались под запретом.

СЕМЁН ГУДЗЕНКО.

Годы жизни 1922- 1953.

Семён Гудзенко родился в Киеве 5 марта 1922 года.Отец -инженер, мать – учительница. Учился в киевской школе N 45. В 1937 году за стихи, написанные к столетию смерти Пушкина, получил награду- путевку в "Артек". Писать стихи начал ещё в детстве, занимался в поэтической студии. После школы уехал в Москву, где поступил на литературный факультет Института истории, философии и литературы (знаменитый ИФЛИ). К началу войны успел окончить два курса. В мае 41года записал в свой дневник, который назвал «Жалобной книгой»: « "Нет денег, и не у кого занять". А потом ушёл добровольцем на фронт. Вместе с Юрием Левитанским.

« Смогут ли когда-нибудь будущие Киев, Одесса, Харьков так же щедро дарить русской литературе столько талантливых прозаиков и поэтов - от Ахматовой до Чичибабина, как это было и при царской империи, и в совсем недавние времена Советского Союза?» Е.Евтушенко.

Красивый, спортивный парень, да ещё знакомый с иностранными языками, попал в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН). Он с трудом добился разрешения на прием из-за слабого зрения. Бригаду в августе 1941 года перевели в Подмосковье для обучения. Молодых бойцов готовили к походам в тыл врага, готовили взрывать дороги и мосты, закладывать минные поля, чтобы сорвать наступление врага.

В 1942 году Семён был тяжело ранен в голову. Оправившись после тяжелого черепного ранения (впоследствии вызвавшего опухоль мозга и преждевременную смерть поэта), вернулся на фронт армейским журналистом. Работал во фронтовой газете, где печатал стихи.

Он первым издал поэтический сборник «Однополчане». Положительная рецензия И.Эренбурга сделала поэта известным. В сборнике были правдивые, сильные стихи, подпорченные цензурой.

А в Москве с огромным успехом проходят поэтические вечера Семёна Гудзенко.
Гудзенко сумел передать неприкрашенный окопный быт, напряженный ратный труд, которыми жили на передовой, тот клич победы, крик боли и ненависть, переполнявшие тогда каждого.

Эту особенность творчества молодого поэта отметили и известные художники слова, и знатоки поэзии уже на первом творческом вечере Семена Гудзенко, состоявшемся 21 апреля 1943 года.

«Пришла какая-то очень земная поэзия, – говорила поэтесса Маргарита Алигер, – в налипшей земле, живая, исцарапанная, и звучит это во много раз убедительнее. Здесь мы чувствуем настоящий трепет жизни, биение живого пульса». Это свойство стихов Гудзенко – чутко и обостренно воспринимать жизнь – подчеркивал и поэт Павел Антокольский: «Привлечен очень большой ответственный материал, который, как сердце, вынутое из груди человека, еще трепещет и сочится всем своим красным содержанием. И это составляет самое большое и благородное достоинство поэзии. В этих стихах биение пульса, перебои дыхания. Именно так и бьется человеческое сердце в своей сумке...»

Но неожиданно в «Правде» появляется статья, в которой поэт обвинён в «безродном космополитизме», в провинциализме. Критика упрекала поэта в снижении героического накала «битвы народов» и в то же время осуждала невозможность для поэта отойти от военной тематики. Гудзенко "не хочет видеть героических дел советского народа".

«Война оказалась самым счастливым временем в жизни этого поколения поэтов, ибо это были редкие годы, когда внутренний патриотизм сливался с государственным. Но мог ли совсем еще молодой Гудзенко, даже женившись на дочке генерала армии Жадова, чувствовать себя в безопасности, если сам его опекун-защитник Илья Эренбург был под угрозой ареста? В то время, когда шельмовали Зощенко, которым Гудзенко с таким наслаждением, по собственному признанию, зачитывался в госпитале, он и пикнуть не мог в его защиту - его бы в порошок стерли. Ужас был в том, что бывших героев делали трусами. В этом - отвратительность отношения к героям войны после войны».Евгений Евтушенко

В ответ на обвинения поэт написал:

Я в гарнизонном клубе за Карпатами
читал об отступлении, читал
о том, как над убитыми солдатами
не ангел смерти, а комбат рыдал.

И слушали меня, как только слушают
друг друга люди взвода одного.
И я почувствовал, как между душами
сверкнула искра слова моего.

У каждого поэта есть провинция.
Она ему ошибки и грехи,
все мелкие обиды и провинности
прощает за правдивые стихи.

И у меня есть тоже неизменная,
на карту не внесенная, одна,
суровая моя и откровенная,
далекая провинция - Война...

После этого Семён Гудзенко тяжело заболел.

"Мы врага такого одолели –
Никому б его не одолеть,
На войне ни разу не болели,
А теперь случилось заболеть..."

Сказались и ранение, и травма головы, полученная еще в мае 1942-го в центре Москвы (поэта сбила машина около здания на Лубянке).

Последние годы он был прикован к постели, не мог сам писать. Его последние годы можно сравнить с годами Николая Островского. Он диктовал свои стихи.
Друзья были рядом с ним. Они и записывали.

Перенеся несколько операций, он скончался от ран в 30 лет.
После его смерти его жена стала женой Константина Симонова.

МОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.

У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -
только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.

Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.

Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья живых?

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.

Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.

Мы не от старости умрем,-
от старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!

В нем горечь, хмель и аромат
заморской стороны.
Его принес сюда солдат,
вернувшийся с войны.

Он видел столько городов!
Старинных городов!
Он рассказать о них готов.
И даже спеть готов.

Так почему же он молчит?..
Четвертый час молчит.
То пальцем по столу стучит,
то сапогом стучит.

А у него желанье есть.
Оно понятно вам?
Он хочет знать, что было здесь,
когда мы были там...

*1946*
(Строфы века.
Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск-Москва, "Полифакт", 1995.)

Книги стихов
«Однополчане» (1944)
«Стихи и баллады» (1945)
«После марша» (1947)
«Битва» (1948)
«Закарпатские стихи» (1948)
«Поездка в Туву» (1949)
«Дальний гарнизон» (1950) поэма о буднях солдат на военной службе в Туркмении
«Новые края» (1953)
изданы посмертно
Армейские записные книжки. Дневники (1962)
Стихи Гудзенко в театре

В начале 1970-х годов режиссёр московского Театра на Таганке Юрий Любимов поставил спектакль «Павшие и живые». В этом спектакле Владимир Высоцкий, в частности, играл роли Гитлера и Семёна Гудзенко. В дальнейшем на своих выступлениях Высоцкий иногда читал стихи Гудзенко, также он давал достаточно высокие оценки военному творчеству поэта. Два стихотворения Семёна Гудзенко вошли в музыкально-поэтический цикл Высоцкого «Мой Гамлет», 1966-1978.

В 2009 году в Малом зале санкт-петербургской Филармонии состоялась премьера кантаты на стихи поэтов-фронтовиков композитора Владиславы Малаховской. Кантата озаглавлена строчкой из «Моего поколения» Семёна Гудзенко - «Нас не нужно жалеть!».Два из шести номеров кантаты написаны на стихи Гудзенко - «Перед Атакой» и «Моё поколение».

Орден Красной Звезды (14.5.1945, был представлен к ордену Отечественной войны II степени)
медали

Источники

Казак, В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. - М.: РИК «Культура», 1996. - XVIII, 491, с. - 5000 экз. - ISBN 5-8334-0019-8

Примечания

Гудзенко С. П. Стихотворения, М., Современник. - 1985.
Семен Гудзенко, Избранное, «Советский писатель», М., 1957

Голос Семена Гудзенко: поэт читает стихи «Перед атакой», «Я был пехотой в поле…», и отрывок из поэмы «Далёкий горизонт»
Видео Владимир Высоцкий рассказывает о спектакле «Павшие и живые», где он играет Семёна Гудзенко. 1974
Видео Владимир Высоцкий читает стихотворение «Перед атакой»
Видео Владимир Высоцкий читает стихотворение «Нас не нужно жалеть»
http://www.litera.ru/stixiya/authors/gudzenko/all.html
Перевод на английский отдельных стихов С.Гудзенко - перевел Вальд В. В.
В. Гладышев. Поэт-победитель
Воспоминания Евтушенко о Семене Гудзенко
Песня Жанны Бичевской на стихи Гудзенко Нас не нужно жалеть

© Copyright: Майя Уздина, 2014
Свидетельство о публикации №214041701432
Список читателей / Версия для печати /

Рецензии

Майя, я вашу публикацию нашел не на сайте, а в интернете, пытаясь докопаться, как в стихе Семена Гудзенко "Перед атакой" заменили строчку "Ракеты просит небосвод и вмерзшая в снега пехота". Оказывается, по вашему, произошло наоборот, якобы правильную строчку "будь проклят сорок первый год" заменили строкой "ракеты просит небосвод и вмерзшая в снега пехота" из идеологических соображений. Каких? Чем вредила сточка "Будь проклят 41 год", Союзу, поэзии, самому поэту, что понадобилось заменять ее нейтральной строкой "ракеты просит небосвод"? Действительно, стихотворение было подвергнуто критике, но не за строчку "будь проклят 41 год" а за то, что у поэта умирает друг, а он пишет "а, значит, смерть проходит мимо". Разве она мимо прошла, если погибает друг? Дальше - "разрыв - и лейтенант хрипит", а у поэта смерть снова проходит мимо. Вот за это и критиковали поэта, присовокупив строчки "и выковыривал ножом из под ногтей я кровь чужую". Обвиняли поэта в натуралистичности. Это я почитал еще в 60-е годы в каком-то литературном журнале, кажется "Юности". Там же было опубликовано и стихотворение причем, со строчками "Ракеты просит небосвод и вмерзшая в снега пехота". И понятно, атаку силами большого соединения начинали по сигналу ракеты. А вот любому поэту сразу становится ясно, что строчки "будь проклят 41 год и вмерзшая в снега пехота" чужеродные и по смыслу совсем не подходят к стиху. Причем здесь 41 год, если мы в нем только отступали, а наступать начали в основном в 43 году? Дальше, во всех источниках написано, что автор написал стих в 42 году, а почему говорится о 41-м? Дальше, почему автор проклинает вмерзшую в снега пехоту? Ведь это говорится о нашей пехоте, которая лежит в снегу и ждет сигнала атаки - ракеты. А противник ждет атаки в хорошо оборудованных траншеях и в блиндажах. Какой смысл вмерзать им в снега? Вы об этом подумали? И наконец, во всех прижизненных публикациях автора применяется правильная строчка "ракеты просит небосвод", я неоднократно читал это стихотворение в разных изданиях и только после того, как в театре на Таганке Высоцкий в спектакле прочел это стихотворение, появилась искаженная строчка и стала повторяться в последствии. Высоцкий читал его по памяти и забыв нужную строку тут же присочинил новую. Ведь у Высоцкого даже в собственных стихах встречаются разночтения, об этом говорят его магнитофонные записи.
Хуже всего, если вы, отстаивая честь мундира, отвергните мою критику, этим вы нанесете вред и литературе, и поэту.