Венецианская монахиня херасков система образов. Венецианская монахиня. Коранс, сын его

Венецианская монахиня

ТРАГЕДИЯ В ТРЕХ ДЕЙСТВИЯХ

Ворон (Corbaccio) – Поэма (1354-1355?, опубл. 1487)
Название произведения символично: ворон – это птица, выклевывающая глаза и мозг, то есть ослепляющая и лишающая разума. О такой любви мы и узнаем из рассказа главного героя.
Итак, отвергнутому влюбленному снится сон. Он оказывается ночью один в мрачной долине и встречает там духа, который предупреждает его о том, что вход в сию долину открыт для каждого, кого влекут сюда сладострастие и безрассудство, но уйти отсюда нелегко, для этого потребуются и разум и мужество. Наш герой интересуется, как называется столь необычное место, в котором он очутился, и слышит в ответ: есть несколько вариантов названия этой долины – Лабиринт любви, Очарованный дол, Свинарник Венеры; а обитатели этих мест – несчастные, некогда состоявшие при Дворе Любви, но отринутые ею и сосланные сюда в изгнание. Дух обещает помочь влюбленному выбраться из лабиринта, если тот будет с ним откровенен и расскажет историю своей любви. Мы узнаем следующее.
За несколько месяцев до описываемых событий наш герой, сорокалетний философ, тонкий знаток и ценитель поэзии, беседовал со своим приятелем. Речь зашла о выдающихся женщинах. Вначале были упомянуты героини древности, затем собеседники перешли к современницам. Приятель начал восхвалять одну знакомую даму, перечисляя ее достоинства, и пока он разглагольствовал, наш рассказчик думал про себя: “Счастливец тот, кому благосклонная Фортуна подарит любовь столь совершенной дамы”. Втайне приняв решение попытать счастья на этом поприще, он стал расспрашивать, как ее имя, какого она звания, где живет, и на все вопросы получил исчерпывающие ответы. Расставшись с приятелем, герой сразу же направляется туда, где надеется ее встретить. Ослепленный красотой той, про которую раньше он только слышал, философ понимает, что попал в сети любви, и решается признаться в своем чувстве. Он пишет письмо и получает ответную записку, суть и форма которой не оставляют сомнений в том, что его приятель, столь горячо расхваливавший природный ум и изысканное красноречие незнакомки, либо сам обманывается в них, либо же хочет обмануть нашего героя. Однако пламя, бушевавшее в груди влюбленного, вовсе от этого не погасло, он понимает, что цель записки – подтолкнуть его на новые письма, которые он тут же и пишет. Но ответа – ни письменного, ни устного – так и не получает.
Удивленный дух перебивает рассказчика: “Если дело дальше не пошло, почему же ты вчера заливался слезами и с такой глубокой скорбью призывал смерть?” Несчастный отвечает, что на грань отчаяния привели его две причины. Во-первых, он осознал, как глупо вел себя, с ходу поверив, будто женщина может обладать столь высокими достоинствами, и, запутавшись в сетях любви, подарил ей свободу и подчинил рассудок, а без этого душа его стала рабой. Во-вторых, обманутый влюбленный разочаровался в своей возлюбленной, когда узнал, что она открыла другим его любовь, и за это он счел ее самой жестокой и коварной из женщин. Одному из своих многочисленных любовников она показала письма нашего героя, глумясь над ним как над рогоносцем. Любовник распустил сплетни по всей Флоренции, и вскоре несчастный философ стал в городе посмешищем. Дух внимательно выслушал и в ответ изложил свою точку зрения. “Я хорошо понял, – сказал он, – как и в кого ты влюбился и что привело тебя в такое отчаяние. А теперь назову два обстоятельства, которые можно привести тебе в укор: твой возраст и род твоих занятий. Они-то и должны были научить тебя осмотрительности и предостеречь от любовных соблазнов. Тебе следовало бы знать, что любовь иссушает душу, сбивает с пути рассудок, отнимает память, губит способности”. Все это я испытал на себе, – продолжил он. – Моя вторая жена, хорошо усвоив искусство обмана, вошла в мой дом под видом кроткой голубки, но вскоре превратилась в змею. Безжалостно притесняя родных, заправляя чуть ли не всеми моими делами и прибирая к рукам доходы, внесла она в дом не мир и покой, а раздор и беду. Однажды неожиданно я увидел в нашем доме ее любовника и понял, что он, увы, не единственный. С каждым днем все больше приходилось мне терпеть от этой распутницы, которой нипочем были мои укоры, и в сердце моем скопилось столько мук и терзаний, что оно не выдержало. Эта коварная женщина обрадовалась моей смерти; она поселилась рядом с церковью, чтобы скрыться подальше от чужих глаз, и дала волю своей ненасытной похоти. Вот портрет той, в которую ты был влюблен. Случилось так, что я посетил ваш мир как раз на следующую ночь после того, как ты написал своей даме первое письмо. Было уже за полночь, когда я зашел в спальню и увидел ее веселящейся с любовником. Она читала вслух письмо, издеваясь над каждым твоим словом. Вот как потешалась над тобой сия мудрая дама со своим недоумком любовником. Но ты должен понять, что женщина эта не исключение среди других. Все они исполнены коварства, страстное желание властвовать переполняет их, никто не сравнится по злобности и подозрительности с женским полом. И теперь я хочу, чтобы ты отомстил этой недостойной женщине за обиду, что принесет пользу как тебе, так и ей”.
Потрясенный герой пытается узнать, почему дух именно этого человека, которого он никогда не знал при жизни, откликнулся на его страдания. На этот вопрос дух отвечает: “Вина, за которую мне велено осудить тебя ради твоего же блага, частично лежит и на мне, так как женщина эта некогда была моей, и никто не мог бы знать всей ее подноготной и поведать тебе об этом так, как я. Вот почему я пришел лечить тебя от болезни”.
Герой проснулся, стал размышлять об увиденном и услышанном и принял решение навек расстаться с пагубной любовью.

(No Ratings Yet)

Творческий путь Херасков М.М.
Михаил Матвеевич Херасков стоял во главе группы литераторов, считавших себя учениками Сумарокова и объединившихся вокруг Московского университета и журнала «Полезное увеселение», издававшегося при университете под руководством Хераскова с января 1760 по июнь 1762 г.
Поэт, прозаик, Михаил Херасков родился 25 октября (6 ноября) 1733 году в Переяславле на Полтавщине. Он принадлежал к знатному аристократическому роду. Сын румынского боярина, переселившегося вместе с Дмитрием Кантемиром в Россию, М. Херасков воспитывался в доме своего отчима (отец Хераскова умер, когда мальчику было два года), образованнейшего человека князя Никиты Трубецкого, который был связан с Кантемиром, Ломоносовым и Сумароковым. Михаил, как и Александр Сумароков, учился в Шляхетном корпусе в Петербурге, который окончил в 1751 году. Его ожидала блестящая карьера. Однако Херасков предпочел связать свою жизнь и деятельность с Московским университетом.
В 1775 г. он поступает в штат университета, где работает до своей отставки (1802) в качестве заведующего библиотекой, типографией, издательством университета, а затем становится директором университета и его куратором (попечителем). Выбор Хераскова был обусловлен его стремлением служить просвещению России. И он преуспел в этом, добившись в 1767 г. преподавания в университете на русском языке, способствуя развитию культурных учреждений университета.
Литературные интересы появились у Хераскова еще во время учебы в корпусе, где он начал писать стихи. С 1760 г. под руководством Хераскова издается первый литературный журнал «Полезное увеселение», издание еженедельное на протяжении двух лет, остальные полгода — ежемесячное, участники которого, как писал Херасков, стремились «к защищению добродетелей, обличению пороков, увеселению общества». Ставя целью обличать пороки, журнал занимал особую позицию по сравнению с «Трудолюбивой пчелой», ему была чужда социальная острота сатиры Сумарокова.
Участники журнала «Полезное увеселение» стояли на умеренно-либеральных позициях и были способны только на пассивную оппозицию самодержавному произволу и порядкам дворянско-бюрократической государственности. Исправлять нравы, «пороками ругаться» — эта задача чужда Хераскову и его группе. Если Сумароков верил в силу разума, способного улучшить существующий порядок вещей и научить царей, как править государством, а дворян — выполнять свой гражданский долг, то Херасков не надеется на разум и противопоставляет ему путь пассивного нравственного самоусовершенствования каждой личности, путь отхода от участия в общественной жизни. В стихотворении «К Евтерпе» Херасков вопрошает:
Позволь, Евтерпа, мне еще сказать яснея,
Что я сказать хочу:
Но люди будут ли при сих словах умнея?
Ты скажешь: «Никогда»,— я лучше замолчу.
Разочарование в разуме, в способности с помощью разума добиться успеха в жизни звучит и в его стихотворении «О разуме»:
На что полезен разум,
Когда поклоны низки,
Когда глубоки иски
Людей приводят к счастью?
На что потребен разум?
Не надобен, я чаю.
Пассивная политическая позиция Хераскова, его отход от гражданского рационализма были вызваны разочарованием в прогрессивной дворянской государственности. В период формирования в России новых капиталистических отношений, в период усиления меркантильных интересов у правящих дворянских кругов, роста социальных противоречий и явного преобладания реакционных тенденций в политике дворянского государства Херасков, не веря в разумную социальную гармонию, предпочитает уклониться от активной социальной борьбы, уйти в мир нравственно-философских раздумий. Разочарование «в идеалах прогрессивной дворянской государственности, отказ от служения обществу на основе разума и гражданского долга и увлечение религиозно-этическими исканиями, бегство от умственной абстракции эмоциональной рефлексии и от суетной столичной жизни в сельское уединение» — это новое миросозерцание Хераскова отразилось прежде всего на его поэзии («Новые оды», изданные 1762 г., и «Философические оды и песни», изданные в 1769 г.) и на литературной позиции руководимого им журнала «Полезно увеселение».
В журнале сотрудничало около 30 литераторов. Среди них и те, кто не связан с университетом. Группировавшиеся вокруг «Полезного увеселения» писатели пропагандировали на страницах журнала искусство независимых дворян, приверженность к изящной словесности. Основное место в журнале отводилось стихам. Кроме стихов, из которых иногда состоял целый номер журнала, печатались беллетристические произведения на нравственно-этические темы, философические анекдоты, нравоучительные статьи. В многочисленных любовных элегиях, посланиях, идиллиях, анакреонтических и философских одах они предпочитали обличению пороков воспевание добродетели, отрицание морального зла, прославление сладостной жизни на лоне природы, которую они противопоставляли житейской суете, погоне за богатством, карьерой. Мотивы социального неравенства переводились в морально-этический план, они предлагали каждому находить покой и счастье в обращении к собственному внутреннему миру. Наиболее полное выражение эти темы и мотивы нашли в ранней поэзии Хераскова, для которого основное значение имела нравоучительная «философическая» поэзия. В этой лирике нравоучительные, моральные сентенции находили эмоциональное выражение, что способствовало созданию определенного настроения, а сухая морализация воспринималась как лирическое размышление. Часто звучит в стихотворениях Хераскова и поэтов, печатавшихся в «Полезном увеселении», мотив быстротечности жизни, бренности всего земного.
Все тщета в подлунном мире,
Исключенья смертным нет,
В лаврах, рубище, порфире,
Всем должно оставить свет, —
писал Херасков в стихотворении «Прошедшее».
Мотивы эти — предтеча поэзии Державина и поэтов-сентименталистов. В лирике Хераскова идеализируется патриархальная жизнь людей, не знающих цивилизации, которая несет с собой развращающее зло. В этом смысле характерна его элегия «На человеческую жизнь», напечатанная в «Полезном увеселении». В ней поэт, выражая неудовлетворенность современной русской жизнью, восхваляет жизнь предков, которые «счастливо век вели, лукавства не имев / И без стенания они на свете жили».
В стихах Хераскова звучит мотив ухода от общества, от городской шумной жизни на лоно природы, в мир спокойствия и тишины. В стихотворении, которое так и называется «Тишина», поэт рисует идиллическую картину подобной жизни, причем, как это свойственно и поэтам его школы, идеализация сельской жизни оборачивается идиллическими картинами жизни крестьян.
Для Хераскова бедняки счастливее своих господ, ибо «сребро и пышные чертоги спокойства сердцу не дают».
Херасков резко осуждает погоню за чинами и деньгами. Его идеал — образованный дворянин, посвятивший себя высоким материям: науке, культуре, моральному самоусовершенствованию. И мотивами своей поэзии, и легкой плавностью изящного стиха Херасков предваряет сентиментальные стихи и «новый слог» Карамзина. Такие стихи, как:
Мне тихое вздыханье
Стенящих горлиц мило;
Мне тихие потоки,
Мне рощи, мне долины
Приятней лирна гласа —
ничем не отличаются от типично сентиментальных стихов.
Создавая трагедии по всем правилам поэтики классицизма («Борислав» — политическая трагедия, «Пламена»), Херасков явился зачинателем сентиментализма и в драматургии. В «Венецианской монахине», написанной в 1758 г., Херасков разрешает этическую проблему иначе, чем этого требовала трагедия классицизма. Образом Занеты он доказывает право человека на счастье и любовь вопреки чувству долга, в данном случае монашескому обету.
В 1774 г. он пишет пьесу «Друг нещастных» — «слезную драму», в которой действуют несчастные, но добродетельные бедняки, вызывающие сочувствие и помощь благородных дворян. В духе новых настроений Хераскова один из героев драмы, дворянин Пречест, обращается к бедной девушке Милане, на которой он хочет жениться, со словами: «Позвольте мне, скрывшись между вами от света, вкушать жизнь благополучную». К «слезным драмам» относится и его пьеса «Гонимые».
В творческой практике М. М. Хераскова сказалась внутренняя противоречивость, вызванная стремлением примирить традиционные каноны классицизма с новыми литературными веяниями, которые прежде всего проявились в преодолении абстрактности в создании образов, в стремлении к раскрытию внутреннего мира человека, его психологического состояния с помощью новых образных и стилистических средств. Начавшаяся с 1753 г. литературная деятельность Хераскова была весьма многообразной и плодовитой. Он пишет стихотворные, драматургические произведения, разрабатывает жанр эпической поэмы, пишет политико-нравоучительные романы, таков, в частности, роман, изданный им в 1768 г., «Нума Помпилий», в котором Херасков выступает сторонником просвещенной монархии.
Героическая эпопея «Россияда»
Однако в историю русской литературы Михаил Матвеевич вошел прежде всего как создатель героической эпопеи «Россияда» (1779). Творец бессмертной «Россияды» — так называл Хераскова Державин. Героическая эпопея была самым важным и почетным жанром классицизма. Попытки создать героическую эпопею до Хераскова («Петрида» Кантемира, «Петр Великий» Ломоносова, «Дмитрияда» Сумарокова) не увенчались успехом. Создание «Россияды», в которой Херасков выступает как наиболее последовательный ученик Сумарокова, свидетельствует о том, что классицизм продолжает оставаться ведущим литературным направлением. Херасков работал над «Россиядой» восемь лет, используя опыт создания европейской героической эпопеи («Илиады» Гомера, «Энеиды» Вергилия, «Освобожденного Иерусалима» Тассо, «Генриады» Вольтера и др.).
Поэтика классицизма предусматривала при создании поэмы важность исторического сюжета, включение элемента чудесного: видений, предсказаний, аллегорий, высокий слог должен был соответствовать героико-патриотическому содержанию, и все обширное повествование излагалось размеренным шестистопным ямбом, долженствующим передать торжественность и величие происходящего.
Обширная поэма, состоящая из 12 песен, «Россияда» посвящена знаменательному событию русской истории — взятию Грозным Казани, которое Херасков расценивал как заключительный этап в борьбе Руси с татаро-монгольским игом. В «Историческом предисловии» к «Россияде» он писал, что взятие Казани означало переход страны «из слабости в силу, из уничижения в славу, из порабощения в господство». В работе над своей обширной поэмой Херасков использовал летописные источники, «Повесть о Казанском царстве», исторические песни и легенды.
Главная идея «Россияды» — торжество героики русских воинов, победа России над варварством, православной веры над магометанской. Своей поэмой автор преследует воспитательно-патриотическую цель: вдохновить современников подвигами предков и научить их подлинному патриотизму. Херасков не стремится к исторической правдивости, документальности в поэме, да это и возбранялось требованиями поэтики классицизма. Многое переосмыслено, творчески переработано, украшено фантастикой, почерпнутой и из книжных источников, и из фольклора, когда рядом с мифологическими образами Марса, Эрота, Киприды действуют Змей Тугарин, Идолище Поганое. В духе идей дворянского либерализма Херасков рассматривает взаимоотношения Грозного — идеального монарха и бояр. «Вельможи и цари отечеству ограда», — говорит в поэме Грозный. Царь храбр, великодушен, делится с ближним последним глотком воды, он угоден богу и действует по внушению свыше. В единстве Грозного и бояр сказывается утопичность политических идеалов Хераскова. Большинство бояр, приближенных царя, воинов и советников доблестны и храбры, они верные патриоты, которые держат себя с царем смело и независимо. В духе просветительской идеологии Херасков дает уроки царю. Введением небесного посла (тень князя Тверского) царю указывается на его долг перед отечеством. Херасков напоминает царю: «Не царь порфирою, порфира им почтенна».
Несмотря на историческую основу сюжета, «Россияда» обращена к современности. Написанная в период русско-турецкой войны и законченная незадолго до присоединения Крыма к России, поэма содержит похвалы в адрес Екатерины, которая заставит трепетать «восточную луну» и даст народам «божественны» законы. Поэма посвящена Екатерине II —все это делает весьма ограниченным либерализм Хераскова. Отвечая требованиям классицизма, Херасков наполняет свою поэму множеством аллегорий, олицетворений (так, олицетворяются различные страсти и пороки: злоба, корыстолюбие, безбожие и т. д.), фантастических образов, видений. В ней много отступлений, длинных описаний, что необычайно замедляет развитие сюжета. На эту растянутость, тяжеловесность поэмы указывали Вяземский, Батюшков, признавая в то же время определенные заслуги Хераскова в создании эпопеи. Вместе с тем в этой героической эпопее есть и ряд отступлений, нарушающих чистоту жанра и свидетельствующих о новых тенденциях в литературе. Таковы сюжетная линия татарской царицы Сумбеки, связанный с ней любовный элемент, таково обращение к фольклору.
Хотя «Россияда» была далека от подлинного историзма, она сыграла видную роль в литературе XVIII в. в силу своего гражданско-патриотического содержания. Недаром Херасков назвал свою поэму «Россияда». В основе эпопеи — национальный сюжет, она рассказывает не только о делах и взаимоотношениях царя и бояр, но и обо всей России, о героическом русском народе.
Предпосылкой к созданию «Россияды» явилась работа Хераскова над поэмой «Чесмесский бой» (1771), посвященной победе русского флота в Чесмессхой бухте в период войны с Турцией (1770). Однако эта поэма, в которой Херасков прямо заявляет: «россиян петь хочу», рассказывающая о русских воинах, бесстрашных в бою и вместе с тем великодушных к побежденным, отличалась документальностью. Она была написана «по точным известиям» и в силу этого не могла полностью отвечать законам эпической поэмы, требующей элементов «чудесного».
В духе «Россияды» написана и более поздняя поэма Хераскова «Владимир» (1785), но она менее художественна и проникнута мистическим духом. «Россияда» была последним значительным произведением и в творчестве Хераскова, и в поэзии русского классицизма.
Характерные для творчества Хераскова моралистические тенденции и вера в то, что в результате нравственного усовершенствования каждой личности возможно достигнуть блага на земле, были достаточно консервативны, но даже пассивная оппозиция самодержавно-бюрократической политике правительства придавала независимый характер его личности и творческой деятельности. Херасков проявлял неустанную заботу о развитии просвещения, помогая молодым литераторам, в частности Богдановичу, найти свое место в литературе.
Литературный салон Хераскова и его жены Елизаветы Васильевны, писавшей стихи, был очень популярен среди литераторов. Усилившиеся после пугачевского восстания религиозно-нравственные тенденции в творчестве Хераскова закономерно привели его к сближению с масонами, в которых он увидел силу, способную противостоять растущему «безверию». Это нашло отражение и в последних романах Хераскова «Кадм и Гармония» (1786) и «Полидор, сын Кадма и Гармонии» (1794), в которых писатель выражает масонские взгляды и неприязнь к «дерзновенным вольнодумцам». Романы эти не отличаются художественностью, но знаменуют отход от рационалистической прозы классицизма к чувствительности, свойственной новому литературному стилю — сентиментализму.
Михаил Матвеевич Херасков умер 27 сентября (9 октября) 1807 г. в возрасте 74 лет.

В основе поэтической программы Хераскова находилось прославление добродетели и проповедь христианской морали, подававшейся в форме обширных сюжетных повествований, призванных помочь читателю усвоить авторское поучение.

«Венецианская монахиня»

Подлинным литературным дебютом М. Хераскова стала трагедия 1758 года «Венецианская монахиня», сделавшая его знаменитым. По определению А. В. Западова, «первый его опыт… был весьма замечательным в своём роде и принципиально важным». Уже это раннее произведение демонстрирует определённую двойственность литературных задач Хераскова - последнего представителя русского классицизма и родоначальника сентиментализма, хотя формально «Венецианская монахиня» отвечает требованиям, предъявленным к этому жанру Сумароковым в «Епистоле о стихотворстве»; в ней выражены единство времени, места, действия. Фактически же это была сентиментальная драма, созданная раньше, чем «серьёзные комедии» или «слёзные драмы» Дидро, Седэна, Мерсье, Бомарше. Автор сделал своими героями современных людей и в «Изъяснении» сообщал, что сюжет пьесы основан на реальных событиях; задача «держаться ближе к подлинности» потребовала трёхчастности трагедии, вместо обязательных для классицистской драматургии пяти действий.

Не для других любовь вселяется в сердца. Законы отдавать велят заслуги роду, Полезное себе, народное народу; Однако долг от нас свободы не берёт; Что сродно нам, им то на волю отдаёт. И ты отколе те изобрела уставы, Что хочешь у любви отнять законны правы?.

Главными героями трагедии были люди никому не известные, и замечательные только яркостью своих чувств: Коранс и Занета. Предельно чётко обозначено и место действия: «театр представляет часть монастыря святыя Иустины и часть дома послов европейских». Сюжет трагедии мрачен: Занета, похоронив родителей и брата, по их завещанию поступает в монастырь, отрекается от брака, чтобы непрестанно молиться. Возлюбленного Коранса она считает погибшим на войне, но спустя три года он возвращается, и с ужасом узнаёт, что его невеста Занета заточена в келью. Он пробирается к ней, и ведёт длинные беседы, пытаясь уговорить нарушить обеты, но на обратном пути арестован по обвинению в недозволенном посещении иностранного посольства. Судьёй Коранса выступает его собственный отец, сенатор, который по долгу службы выносит ему смертный приговор. Занета смогла раскрыть причину появления Коранса близ посольства, но уже слишком поздно, и она выкалывает себе глаза, поскольку решилась на свидание и стала причиной гибели возлюбленного. Однако это не конец: в последний момент Коранс помилован, и Занета встречается с ним ещё раз, чтобы раскаяться в слабости и во имя Бога отказаться от греховной для невесты Христовой любви. После этого она умирает, а Коранс кончает жизнь самоубийством.

Всё содержание трагедии построено на контрасте между безысходностью страданий главных героев и вызываемого ими протеста в защиту человеческого чувства, не стеснённого требованиями религиозных обрядов и условностями общественного характера. Автор также явно показал антиклерикальную позицию, характерную для Просвещения: он скорбит о том, что религиозные догмы сковывают сознание Занеты и мешают ей обрести свое счастье с любимым, делают её жертвой ненужного обета. В дальнейшем Херасков не декларировал антиклерикальных взглядов столь определённо. Коранс пребывает во власти свободного и сильного чувства, ради которого спокойно идёт на позор и казнь. Напротив, фанатично настроенная Занета лишает себя зрения, буквально следуя библейскому тексту, ибо глаза её грешили, взирая на Коранса, чего она не должна была делать, повинуясь монашескому обету. Финал трагедии явно отсылает к «Ромео и Джульетте»: Коранс умирает со словами: «Нет жалостней моей и нет счастливей части!», а его отец заключает трагедию словами «Вот действие любви! Вот плод безмерной страсти!». Однако если Ромео и Джульетта погибли, будучи жертвами феодальной распри, то в смерти Занеты и Коранса виновны ложные представления о греховности любви, утвердившиеся в заражённых предрассудками умах.

ИЗЪЯСНЕНИЕ

Строгие венецианские законы всему свету известны; сия республика, наблюдая свою вольность, в такую неволю себя заключила, что часто печальнейшие приключения от того происходят. Между прочими древними установлениями, которые целость республики укрепляют, наблюдается и то, чтоб ни один венецианин ни с каким чужестранцем в городе сообщения не имел; тайные посещения и разговоры с чужестранными у них подозрительны, и многих до крайнего несчастия приводили. Важнее всего, ежели кто из венециан, какого бы знатного рода ни был он, в запрещенное время или без особливого на то дозволения в дом посланничий придет; такой без всякого рассмотрения смертью казнится. Сие самое потеряния жизни одному знатному молодому человеку стоило и мысль к сочинению сей трагедии подало. Здесь переменил я для некоторых обстоятельств имена тех лиц, с которыми сие приключение случилось, притом простительно будет, что, пользуясь обыкновенною стихотворческою вольностью и наблюдая театральную экономию, несколько отступал я от подлинности. Для любопытных читателей (каким образом всё сие происходило, также и для показания, что перемена та, которую я употребил в моей трагедии, не весьма велика) подлинную историю вкратце приобщаю. Коранс, который под другим именем известен в Венеции, влюблен будучи в одну молодую девицу, посещал ее иногда в монастыре, в котором она в то время воспитываема была. Отцы молодых сих любовников ничего о том сперва не знали. Сии посещения продолжались до тех пор, пока Коранс не получил повеления от отца своего, первого сенатора в республике, для некоторых дел оставить Венецию.

По возвращении своем молодой Коранс нашел любовницу свою в том же монастыре, где она и прежде была, уже постриженну; пылая к ней страстию, предприял одолевать все к свиданию препятства, пройти к жилищу своей любезной и свиданьем утешить свое опечаленное сердце. Дабы достичь к сему намерению, надлежало ему проходить чрез дом некоторого посла европейского; уничтожа опасность, непременно от сего предприятия произойти могущую, следовал он одним своим жарким чувствам, и ночным временем тайно к монастырю отправился. Имел ли он свидание с любезной или нет, о том неизвестно, только при самом выходе из посольского дому, как человек по их законам подозрительный, захвачен караульными помянутого города и отведен в темницу. Коранс, будучи от природы скромен, не хотел объявить истины и утвердился в тех мыслях, что лучше казнь принять, нежели, признавшись в своем намерении, обесчестить имя своей любезной. Сенат, невзирая на заслуги и знатность отца его, который и сам судьею сыну своему был, осудил отсечь Корансу голову. Прежде, нежели приготовиться к казни, Коранс уведомил о том свою любезную; но сия несчастная напрасно спешила предупредить невинную смерть своего любовника: уже казнь совершилась, и Корансово тело так, как обличенного злодея, обезглавлено увидела; она прибежала пред судей, объявила им тайность Корансова намерения и показала письмо его, в котором точно написано было, что он лучше сам бесчестно умереть хочет, нежели, открыв о любви своей, любезную обесславить; но тогда уже помочь сему несчастию поздно было. История далее не говорит, как только то, что в оправдание сего молодого человека и в утешение сродников его правление повелело вылить из золота голову с лицом Корансовым и, в знак чести и неповинности его, в знатном публичном месте поставить. Вот подлинное приключение, которое основанием своей трагедии я избрал! Читатели не могут меня упрекать в том, ежели что невозможным им покажется; я описывал то, что конечно было; а что и от себя прибавил, то в драме позволено быть может. Однако, как сами читатели теперь усмотреть могут, все мое старание в том состояло, чтоб в продолжении сей трагедии не отступать далеко от подлинности; и сие самое в трех действиях сочинить оную меня принудило.