Лирический герой в литературном произведении. Понятие о лирическом герое. Характеристика понятия «лирический герой»

Твердый и мягкий знаки не обозначают никаких звуков. Твердый знак выполняет разделительную функцию и употребляется после приставок, заканчивающихся на

согласные, а также перед корнем слова, начинающимся на е, ё, ю или я (предъюбилейный, взъерошенный, отъём, съязвить). Он, например, помогает нам различать слова «сел» и «съел». Мягкий знак обозначает мягкость предыдущего согласного: вьюнок, обезьяна,

раньше, семь. Иногда мягкий знак помогает отличить существительное мужского рода от женского: например, слово «вещь» женского рода, а «хвощ» - мужского. Кроме того, он нередко способствует созданию разных форм одного и того же глагола: встретится и встретиться.

А вот в древнерусском языке мягкий и твердый знаки (ерь и еръ) означали вполне реальные звуки. Первый означал краткий звук «и», а второй – такой же краткий «о». Еще до принятия Русью христианства и развития письменности в языке имелись полные, краткие и носовые гласные, и все они выполняли различные функции. К моменту крещения Руси носовые гласные из русского языка исчезли, но буквы для их обозначения остались. Бывшие краткие гласные ь и ъ в одних словах оказались в сильных позициях (например, под ударением, перед скоплением нескольких согласных, в соседних слогах с другими краткими

гласными или далеко от ударных слогов с любыми гласными) и таким образом превратились в полные гласные о или э, а в других – в слабых позициях (в абсолютном конце слова,

в соседних слогах с ударными гласными) и постепенно просто исчезли из обихода. Раньше твердый знак был в слове «соединить» вместо «о», мягкий – в слове «день» вместо «е». В современном русском языке есть такое понятие, как «беглые гласные». Это наследие древнерусского. Вот почему тексты на древнерусском языке так трудно читать.

Нужны ли нам твердый и мягкий знаки? Сложно сказать. В чешском языке, к примеру, они уже давно заменены диакритическими символами. Язык подвержен изменениям, и не исключено, что рано или поздно ъ и ь перестанут существовать как буквы алфавита.

Какие есть буквы и звуки в русском языке? Какие буквы какие звуки обозначают? Какая разница между мягкими и твёрдыми согласными? Когда согласный будет твёрдым, а когда мягким? Зачем нужны мягкий (ь) и твёрдый знаки (ъ)?

Хотите найти ответы на все эти вопросы? Тогда читайте дальше!

Буквы и звуки

Ниже вы найдёте интерактивный алфавит русского языка с аудио. Для каждой буквы [в квадратных скобках] указаны звуки, которые она может обозначать, а также приведены примеры слов с этой буквой.

И здесь, наверняка, у вас сразу же появятся два вопроса:

№1 Почему у некоторых букв два звука?

Это особенность русского языка. Некоторые буквы могут обозначать два разных звука: твёрдый и мягкий согласный. Чтобы наглядно продемонстрировать этот принцип, я специально подобрала для таких букв по два примера: один – с твёрдым, а другой – с мягким согласным.

№2 Почему для «ь» и «ъ» не показано никаких звуков?

Это мягкий и твёрдый знаки. Сами по себе они не обозначают никаких звуков. Они показывают нам, как читать предыдущий согласный: согласный перед твёрдым знаком будет твёрдым, а согласный перед мягким знаком – мягким.

Также иногда нам надо отделить согласный звук от гласного, и для этого между ними мы напишем один из этих знаков. Так мы различаем, например, слова «семя» и «семья» .

Задумывались ли вы о том, что в русском алфавите есть буквы, которых вполне можно было бы обойтись? Зачем же они нужны?

Ъ и Ь

Твердый и мягкий знаки не обозначают никаких звуков. Твердый знак выполняет разделительную функцию и употребляется после приставок, заканчивающихся на согласные, а также перед корнем слова, начинающимся на е, ё, ю или я (предъюбилейный, взъерошенный, отъём, съязвить).

Он, например, помогает нам различать слова «сел» и «съел». Мягкий знак обозначает мягкость предыдущего согласного: вьюнок, обезьяна, раньше, семь. Иногда мягкий знак помогает отличить существительное мужского рода от женского: например, слово «вещь» женского рода, а «хвощ» - мужского.

Кроме того, он нередко способствует созданию разных форм одного и того же глагола: встретится и встретиться. А вот в древнерусском языке мягкий и твердый знаки (ерь и еръ) означали вполне реальные звуки. Первый означал краткий звук «и», а второй - такой же краткий «о».

Еще до принятия Русью христианства и развития письменности в языке имелись полные, краткие и носовые гласные, и все они выполняли различные функции. К моменту крещения Руси носовые гласные из русского языка исчезли, но буквы для их обозначения остались.

Бывшие краткие гласные ь и ъ в одних словах оказались в сильных позициях (например, под ударением, перед скоплением нескольких согласных, в соседних слогах с другими краткими гласными или далеко от ударных слогов с любыми гласными) и таким образом превратились в полные гласные о или э, а в других - в слабых позициях (в абсолютном конце слова, в соседних слогах с ударными гласными) и постепенно просто исчезли из обихода.

Раньше твердый знак был в слове «соединить» вместо «о», мягкий - в слове «день» вместо «е».

В современном русском языке есть такое понятие, как «беглые гласные». Это наследие древнерусского. Вот почему тексты на древнерусском языке так трудно читать.

Нужны ли нам твердый и мягкий знаки? Сложно сказать. В чешском языке, к примеру, они уже давно заменены диакритическими символами. Язык подвержен изменениям, и не исключено, что рано или поздно ъ и ь перестанут существовать как буквы алфавита.

Гласные е, ё, ю, я

Если эти буквы стоят после мягкого или твердого знаков, в начале слова или после гласной, то они распадаются на два звука:

Например, слово «ёлка» произносится как «йолка». Если эти гласные стоят после согласных, то они произносятся следующим образом: е - э или и ё - о ю - у я - а или и Скажем, слово «мясцо» произносится как «мисцо».

Особенно много было споров по поводу буквы ё. Ведь согласно советской традиции ее обычно писали как «е». Таким образом некоторые слова и фамилии иностранного происхождения стали произноситься неверно.

К примеру, фамилия Ришелье на самом деле звучит как Ришельё, Рерих - Рёрих.

Также интересна ситуация с буквами «ц» и щ. Первая согласная произносится как сочетание тс, вторая - как сч. Зачем же тогда нужны эти буквы?..

А вот согласные к, п, л, с, т, ф, ш являются всего лишь смягченной формой согласных г, б, р, з, в, ж. Теоретически можно было бы убрать из русского алфавита буквы, которые можно заменить на другие.

Но это не так-то легко, как кажется на первый взгляд. «Лишние» буквы появились в русском языке не просто так, а для удобства - чтобы уменьшить количество букв при написании слов или показать разницу в произношении.

Однако язык со временем меняется, и в нем могут появляться как новые способы произношения, так и новые буквы, старые же будут отмирать.

Перед читателем лирического произведения не может не возникнуть вопрос, а с кем же он разговаривает, в чью речь вслушивается, о ком узнает столь много неожиданного и интимного? Разумеется, авторский голос слышен в любом произведении вне зависимости от его родовой принадлежности. С этой точки зрения особой разницы между эпопеей «Война и мир», драмой «Три сестры» и лирической миниатюрой Фета не существует. Важно другое. В лирических стихах авторский голос становится смысловым центром, именно он скрепляет стихотворение, делает его цельным и единым высказыванием.

Лирическое «я» в разных стихах звучит по-разному, разное означает: порой поэту важно дать ощущение полной слитности «я», существующего в литературе, и «я» реального. Но бывает и иначе. В предисловии к переизданию сборника «Пепел» (1928 г.) Андрей Белый писал: «...лирическое “я” есть “мы" зарисовываемых сознаний, а вовсе не “я" Б. Н. Бугаева (Андрея Белого), в 1908 году не бегавшего по полям, но изучавшего проблемы логики и стиховедения». Признание весьма серьёзно. Андрей Белый увидел в своих стихах «другого», а между тем именно этот «другой» был центром едва ли не важнейшей книги поэта. Как же следует назвать подобное явление?

За несколько лет до предисловия Белого была написана статья Ю. Тынянова «Блок»; здесь, резко отделив Блока-поэта от Блока-человека, исследователь писал: «Блок самая большая тема Блока... Об этом лирическом герое и говорят сейчас». Далее Тынянов рассказывает, как складывается в поэзии Блока странный, всем знакомый и как бы сливающийся с реальным А. Блоком образ, как образ этот переходит из стихотворения в стихотворение, из сборника в сборник, из тома в том.

Оба наблюдения связаны не с поэзией «вообще», но с конкретными поэтами, принадлежащими к одной творческой системе — русскому символизму. Ни Белый, ни Тынянов, ни серьезные ученики последнего не собирались распространить термин на всю мировую лирику. Более того, «теория лирического героя» предполагала, что большинство текстов строится по иным законам, что лирический герой — понятие специфическое. Попытаемся выяснить, какова же его специфика?

Жизнь поэта не сливается с его стихами, пусть даже на биографической основе написанными. Для того чтобы почти любой жизненный факт оказался неразрывно сцепленным с поэзией, втянутым в орбиту стиха, и необходим лирический герой. Это не герой одного стихотворения, но герой цикла, сборника, тома, творчества в целом. Это не явление собственно литературное, но нечто возникающее на грани искусства и бытия. Сталкиваясь с таким явлением, читатель неожиданно оказывается в положении незадачливого редактора ахматовской «Поэмы без героя», не может разобраться, «кто автор, а кто герой». Грань между автором и героем становится зыбкой, неуловимой.

Поэт по большей части пишет о себе, но пишут поэты по-разному. Иногда лирическое «я» стремится к идентичности с «я» поэта — тогда поэт обходится без «посредника», тогда возникают стихи, подобные «Брожу ли я вдоль улиц шумных...» Пушкина, «Сну на море» Тютчева или «Августу» Пастернака.

Но бывает и иначе. Ранняя лирика Лермонтова глубоко исповедальна, почти дневник. И все же не Лермонтов, а кто-то другой, близкий поэту, но не равный ему, проходит сквозь его стихи. Тексты живут лишь в одном ряду, один тянет за собой другой, вызывает в памяти третий, заставляет думать о том, что было «между ними», особую смысловую роль обретают даты, посвящения, пропуски текста, трудно расшифровываемые намеки. Стихи тут не самодостаточные, замкнутые миры (как в только что приведённых случаях), но звенья цепи, в пределе — бесконечной. Лирический герой возникает как средоточие и результат развития своеобразного «пунктирного» сюжета.

Лирический герой может быть достаточно однозначным. Вспомним поэзию русского романтизма. Для большинства читателей Денис Давыдов — лишь лихой поэт-гусар, молодой Языков — поэт-студент, Дельвиг — «ленивец праздный». Маска наложена на биографию, однако тоже оказывается художественно выстроенной. Для целостного восприятия стихов читателю вовсе не обязательно знать о трудах Давыдова по военной теории, о горькой судьбе и тяжёлой болезни Дельвига. Разумеется, лирический герой немыслим без «биографического подтекста», но сам подтекст поэтизируется в соответствии с основным духом творчества.

Надо также понимать, что Лирический герой — не «постоянная величина», он появляется в тех случаях, когда жизнь поэтизируется, а поэзия дышит фактом. Недаром В. Жуковский написал в итоговом для романтического периода стихотворении:

И для меня в то время было
Жизнь и Поэзия одно.

С романтической культурой, для которой характерен своеобразный лирический «взрыв», когда сама жизнь поэта стала почти художественным произведением, - связано появление лирического героя, странного «двойника» автора; с эпохой символистской — его второе рождение. Отнюдь не случайно отсутствие лирического героя в зрелом творчестве Баратынского или Некрасова, выросшем в глубоком и серьезном споре с романтизмом, или у поэтов, споривших с символизмом, — Мандельштама, Ахматовой, поздних Пастернака и Заболоцкого. Не случайна и характерная для последних неприязнь ко всему игровому в литературе. Строгие слова Пастернака звучат неожиданным ответом Жуковскому:

Когда строку диктует чувство.
Оно на сцену шлёт раба,
И тут кончается искусство
И дышат почва и судьба.

Не будем сравнивать больших поэтов, чей диалог в веках организует сложное целое русской поэтической традиции, важно понять другое: лирический герой много даёт поэту, но и требует от поэта не меньшего. Лирический герой большого поэта достоверен, до пластичности конкретен. Таков он у Блока, проходящий долгий путь «через три тома». Блок не обмолвился, назвав их «трилогией». У «трилогии» есть и «лирический сюжет», не раз прокомментированный в письмах поэта: от озарений «Стихов о Прекрасной Даме» через иронию, скепсис, снежные и огненные вакханалии II тома — к новому, уже иному приятию жизни, к рождению нового человека в томе III. Давно известно, что не чистая хронология, но логика целого руководила Блоком при составлении циклов, при выработке окончательного композиционного решения. Многим стихам III тома по времени место во II, однако внутренняя история «лирического героя» диктовала поэту их перестановку.

Заметим, что отношения поэта с собственным порождением не всегда идилличны, поэт может уйти от старой маски, уже привычной для читателя. Так случилось с Языковым. Поздние стихи его никак не вяжутся с обликом хмельного дерптского бурша, переход к новому стилю, к новому типу поэтического мышления потребовал категорического разрыва со старым амплуа как формой контакта с читателем. Отказ от лирического героя — чёткая грань между «старым» и «новым» Языковым. Таким образом, антитеза «Лирический герой» — «прямой» голос автора оказывается значимой не только для истории поэзии как целого, но и для творческой эволюции того или иного (не каждого!) поэта.

Задумываясь над проблемой лирического героя, следует быть осмотрительным, всякий «быстрый вывод» здесь приводит к путанице. Увидеть его у современного поэта очень легко. Сама ситуация века массовой информации чрезвычайно приблизила, разумеется лишь внешне, поэта к аудитории, вырвала его из прежней «таинственной отдаленности». Эстрада, на которой выступают отнюдь не только «эстрадные» поэты, а затем и телевидение сделали лицо стихотворца, его манеру чтения и поведения «всеобщим достоянием». Но напомним ещё раз — для объективной оценки необходимы перспектива, взгляд на всё творчество, временная дистанция, а их критик-современник лишён. Лирический герой существует, пока жива романтическая традиция. Читатель ясно видит и напряжённо-волевого героя лирики И. Шкляревского, и «книжного мальчика», чей образ создаёт А. Кушнер, и меланхолично-мудрого «певца» Б. Окуджавы. Нет нужды объяснять, что реальный облик поэтов многомерней и сложней. Важно, что образы эти живут в читательском сознании, иногда переживая поэтическую реальность.

Конечно, никому не заказано пользоваться термином и в других значениях: для одних он кажется синонимом «образа автора», для других — поощрительным призом, для третьих — способом сурового укора. Поэт не становится лучше или хуже в зависимости от того, есть у него лирический герой или нет. А термин — «инструмент» очень хрупкий, поэтому использовать его надо осторожно.

Образ лирического героя создается на основе жизненного опыта поэта, его чувств, ощущений, ожиданий и т.д., закрепленных в произведении в художественно преображенной форме. Однако полное отождествление личности самого поэта и его лирического героя неправомерно: не все, что включает в себя «биография» лирического героя, происходило в действительности с самим поэтом. Например, в стихотворении М.Ю. Лермонтова «Сон» лирический герой видит себя смертельно раненным в долине Дагестана. Эмпирической биографии самого поэта этот факт не соответствует, но пророческий характер «сна» очевиден (стихотворение и написано в 1841 году, в год смерти Лермонтова):

Термин «лирический герой» введен Ю.Н. Тыняновым 1 в 1921 году, и под ним понимается носитель переживания, выраженного в лирике. «Лирический герой - художественный “двойник” автора-поэта, вырастающий из текста лирических композиций (цикл, книга стихов, лирическая поэма, вся совокупность лирики) как четко очерченная фигура или жизненная роль, как лицо, наделенное определенностью, индивидуальностью судьбы, психологической отчетливостью внутреннего мира» 2 .

Лирический герой присутствует не во всех произведениях поэта-лирика, и о лирическом герое нельзя судить по одному стихотворению, представление о лирическом герое складывается из цикла стихов поэта либо из всего его поэтического творчества. Это особая форма выражения авторского сознания 3:

1. Лирический герой - это и носитель речи, и предмет изображения. Он открыто стоит между читателем и изображаемым миром; мы можем судить о лирическом герое по тому, что ему близко, против чего он восстает, как он воспринимает мир и свою роль в мире и т.д.
2. Для лирического героя характерно внутреннее идейно- психологическое единство; в разных стихотворениях раскрывается единая человеческая личность в ее отношении к миру и к самой себе.
3. С единством внутреннего облика может сочетаться единство биографическое. В этом случае разные стихотворения могут объединяться в эпизоды жизни некоего человека.

Определенность лирического героя свойственна, например, поэзии М.Ю. Лермонтова (которому принадлежит открытие лирического героя в русской литературе, хотя сам термин появился в ХХ веке), Н.А. Некрасова, В. Маяковского, С. Есенина, А. Ахматовой, М. Цветаевой, В. Высоцкого... Из их лирических произведений вырастает образ личности цельной, очерченной и психологически, и биографически, и эмоционально, со свойственными ей реакциями на события в мире и т.д.

В то же время существуют лирические системы, в которых лирический герой не выходит на первый план, мы не можем сказать что-то определенное ни о его психологии, ни о биографии, ни об эмоциональном мире. В таких лирических системах «между поэтическим миром и читателем при непосредственном восприятии произведения нет личности как главного предмета изображения или остро ощутимой призмы, через которую преломляется действительность» 4 . В таком случае принято говорить не о лирическом герое, а о поэтическом мире того или иного поэта. Характерным примером может служить творчество А.А. Фета с его особым поэтическим видением мира. Фет постоянно говорит в лирике о своем отношении к миру, о своей любви, о своих страданиях, о своем восприятии природы; он широко пользуется личным местоимением первого лица единственного числа: с «я» начинается свыше сорока его произведений. Однако это «я» не лирический герой Фета: у него нет ни внешней, биографической, ни внутренней определенности, позволяющей говорить о нем как о некоей личности. Лирическое «я» поэта - это взгляд на мир, по существу отвлеченный от конкретной личности. Поэтому, воспринимая поэзию Фета, мы обращаем внимание не на человека, в ней изображенного, а на особый поэтический мир. В поэтическом мире Фета в центре находится чувство, а не мысль. Фета интересуют не столько люди, сколько их чувства, как бы отвлеченные от людей. Изображаются определенные психологические ситуации и эмоциональные состояния в их общих чертах - вне особого склада личности. Но и чувства в стихах Фета особые: смутные, неопределенные. Для воспроизведения такого расплывчатого, еле уловимого внутреннего мира Фет и прибегает к сложной системе поэтических средств, которые при всем разнообразии имеют общую функцию - функцию создания зыбкого, неопределенного, неуловимого настроения.

Лирическому герою в поэзии, хотя он и не совпадает полностью с авторским «я», сопутствует особая искренность, исповедальность, «документальность» лирического переживания, самонаблюдение и исповедь преобладают над вымыслом. Лирический герой, и не без основания, обычно воспринимается как образ самого поэта - реально существующего человека.

Однако в лирическом герое (при всем его явном автобиографизме и автопсихологизме) нас привлекает не столько его личная неповторимость, его личная судьба. Какой бы биографической, психологической определенностью ни обладал лирический герой, его «судьба» интересна нам прежде всего своей типичностью, всеобщностью, отражением общих судеб эпохи и всего человечества. Поэтому справедливо замечание Л.Я. Гинзбург о всеобщности лирики: «...у лирики есть свой парадокс. Самый субъективный род литературы, она, как никакой другой, устремлена к общему, к изображению душевной жизни как всеобщей... если лирика создает характер, то не столько “частный”, единичный, сколько эпохальный, исторический; тот типовой образ современника, который вырабатывают большие движения культуры» 5 .