Николай костомаров

В книге представлены романы, принадлежащие перу известного историка XIX века Н. И. Костомарова, личности многогранной и наделенной не только способностью широко и ясно мыслить, но и талантом настоящего художника. Глубоко вдумываясь, почти вживаясь в изучаемую им старину, он воспроизводил ее в своих работах такими яркими красками, в таких выпуклых образах, что она привлекала читателя и неизгладимыми чертами врезалась в его ум. В основе романа "Кудеяр" лежит легенда о благородном разбойнике, русском Робин Гуде, брате Ивана Грозного, якобы рожденном первой женой Василия III, Соломонией, после ее насильственного пострига в монастырь. Царь предстает как почти демоническая сила, сеющая смерть на русской земле. Один Кудеяр смеет поднять голову, встать с колен и начать мстить убийце. "Сын" - рассказ из времени XVII века - повествует о семейной трагедии отца и сына Нехорошевых, разворачивающейся на фоне бунта под предводительством Степана Разина. В "Холопе" перед нами предстает...

Издательство: "Ленинградское издательство" (2011)

Формат: 60x90/16, 576 стр.

Место рождения:

слобода Юрасовка, Острогожский уезд, Воронежская губерния , Российская империя

Дата смерти:
Место смерти:
Род деятельности:

Никола́й Ива́нович Костома́ров (4 (16) мая , Юрасовка Воронежской губернии - 7 (19) апреля ) - русский и украинский историк , исследователь социально-политической и экономической истории России и Украины , украинский и русский поэт и беллетрист .

Ранние годы

Студенчество

Уже в первые годы учения сказались блестящие способности Костомарова, доставившие ему, от учителей московского пансиона, в котором он при жизни отца недолго учился, прозвище «enfant miraculeux» (это значит «чудо-ребёнок» на французском). Природная живость характера Костомарова с одной стороны, низкий уровень учителей того времени - с другой не давали ему возможности серьёзно увлечься занятиями. Первые годы пребывания в харьковском университете, историко-филологический факультет которого не блистал в ту пору профессорскими дарованиями, мало отличались в этом отношении для Костомарова от гимназии. Сам Костомаров много работал, увлекаясь то классической древностью, то новой французской литературой , но работы эти велись без надлежащего руководства и системы, и позднее Костомаров называл свою студенческую жизнь «беспорядочной». Лишь в , когда на кафедре всеобщей истории в Харькове появился М. М. Лунин, занятия Костомарова приобрели бо́льшую системность. Лекции Лунина оказали на него сильное влияние, и он с жаром отдался изучению истории . Тем не менее, он так ещё смутно сознавал свое настоящее призвание, что по окончании университета поступил было на военную службу. Неспособность его к последней скоро стала, однако, ясна и начальству его, и ему самому.

Увлекшись изучением сохранившегося в городе Острогожске , где стоял его полк, архива местного уездного суда, Костомаров задумал писать историю слободских казачьих полков. По совету начальства, он оставил полк и осенью г. вновь явился в Харьков с намерением пополнить своё историческое образование. В это время усиленных занятий у Костомарова, отчасти под влиянием Лунина, стал складываться взгляд на историю, в котором были оригинальные черты сравнительно с господствовавшими тогда среди русских историков воззрениями. По позднейшим словам самого Костомарова, он «читал много всякого рода исторических книг, вдумывался в науку и пришёл к такому вопросу: отчего это во всех историях толкуют о выдающихся государственных деятелях, иногда о законах и учреждениях, но как будто пренебрегают жизнью народной массы? Бедный мужик-земледелец-труженик как будто не существует для истории; отчего история не говорит нам ничего о его быте, о его духовной жизни, о его чувствованиях, способе его радостей и печалей»? Мысль об истории народа и его духовной жизни, в противоположность истории государства, стала с этой поры основной идеей в кругу исторических воззрений Костомарова. Видоизменяя понятие о содержании истории, он раздвигал и круг её источников. «Скоро, говорит он, я пришёл к убеждению, что историю нужно изучать не только по мертвым летописям и запискам, а и в живом народе». Он научился украинскому языку, перечитал изданные народные украинские песни и печатную литературу на украинском языке, тогда очень небольшую, предпринимал «этнографические экскурсии из Харькова по соседним сёлам, по шинкам». Весну г. он провёл в Москве, где слушание лекций Шевырева ещё более укрепило в нём романтическое отношение к народности.

В эту пору Костомаров сам начал писать по украински, под псевдонимом Иеремии Галки , и в - гг. выпустил в свет две драмы и несколько сборников стихотворений, оригинальных и переводных. Быстро продвигались вперед и его занятия по истории. В Костомаров выдержал магистерский экзамен, а в напечатал диссертацию «О значении унии в западной России ». Назначенный уже диспут не состоялся вследствие сообщения архиепископа харьковского Иннокентия Борисова о возмутительном содержании книги. Хотя речь шла лишь о нескольких неудачных выражениях, но профессор Устрялов, по поручению министерства народного просвещения разбиравший труд Костомарова, дал о нём такой отзыв, что книгу велено было сжечь. Костомарову дозволено было написать другую диссертацию , и в конце г. он представил в факультет работу под названием «Об историческом значении русской народной поэзии », которую и защитил в начале следующего года. В этом труде нашли яркое выражение этнографические стремления Костомарова, принявшие ещё более определенный вид благодаря сближению его с целым кружком молодых украинцев (Корсун , Кореницкий , Бецкий и др.), подобно ему с энтузиазмом мечтавших о возрождении украинской литературы.

Народничество

Немедленно по окончания своей второй диссертации Костомаров предпринял новую работу по истории Богдана Хмельницкого и, желая побывать в местностях, где происходили описываемые им события, стал учителем гимназии сперва в Ровно , затем () в Киеве . В г. совет киевского университета избрал Костомарова преподавателем русской истории, и с осени этого года он начал свои лекции, вызвавшие сразу глубокий интерес слушателей.

В Киеве, как и в Харькове, около него составился кружок лиц, преданных идее народности и намеревавшихся проводить эту идею в жизнь. В кружок этот входили П. А. Кулиш , Аф. Маркевич, Н. И. Гулак, В. М. Белозерский, Т. Г. Шевченко . Интересы киевского кружка не ограничивались, однако, пределами украинской национальности. Члены его, увлеченные романтическим пониманием народности, мечтали об общеславянской взаимности, соединяя с последней пожелания внутреннего прогресса в собственном отечестве. «Взаимность славянских народов - писал позже об этом кружке Костомаров, - в нашем воображении не ограничивалась уже сферой науки и поэзии, но стала представляться в образах, в которых, как нам казалось, она должна была воплотиться для будущей истории. Помимо нашей воли стал нам представляться федеративный строй, как самое счастливое течение общественной жизни славянских наций… Во всех частях федерации предполагались одинаковые основные законы и права, равенство веса, мер и монеты, отсутствие таможен и свобода торговли, всеобщее уничтожение крепостного права и рабства в каком бы то ни было виде, единая центральная власть, заведующая сношениями вне союза, войском и флотом , но полная автономия каждой части по отношению к внутренним учреждениям, внутреннему управлению, судопроизводству и народному образованию ». С целью распространения этих идей дружеский кружок преобразовался в общество, получившее название Кирилло-мефодиевского братства .

Панславистские мечтания юных энтузиастов скоро были оборваны. Студент Петров, подслушавший их беседы, донес на них; они были арестованы весной , обвинены в государственном преступлении и подвергнуты различным наказаниям.

Расцвет деятельности

Литература

  • См. автобиографическую записку в «Словаре профессоров университета св. Владимира», автобиографию в «Рус. Мысли» (1885, № 5 и 6) и более подробную - «Литературное наследие» (СПб., 1891).
  • Некрологи и воспоминания: «Киевская Старина» (1885 и 1895, № 4); «Новь» (1885); «Русская Старина», 1885; «Рус. Архив» (1890, № 10, А. А. Корсун).
  • Полный список трудов - в «Литературном наследии».
  • Наиболее подробная и беспристрастная оценка - у Пыпина: «История русской этнографии» (т. III).

Николай Костомаров

Историческая хроника в трех книгах

| |

Примітки

Вперше надруковано в журн. «Вестник Европы» (1875. – № 4. – С. 461 – 549; № 5. – С. 5 – 77; № 6. – С. 465 – 548).

Подається за виданням: Кудеяр. Историческая хроника в трех книгах. – Спб.: изд. M. Суворина, 1882.

Датується за автобіографією та першодруком. Наприкінці травня 1874 р. письменник повернувся з с. Дідовці на Прилуччині, де він гостював у маєтку удови А. Л. Кисіль (Крагельської), до Петербурга й невдовзі, ймовірно, на початку червня, виїхав на дачу на Петровському острові.

«…Я, поселившись на даче, принялся писать собственноручно историческую повесть – «Кудеяра», взявши сюжет из эпохи Ивана Грозного. Сверх того, здесь же я написал статью «Царевич Алексей Петрович»… В последних числах июля, с этой дачи, я отправился в Киев на археологический съезд» [Костомаров Н. И. Автобиография. – Литературное наследие… Н. И. Костомарова. – Спб, 1890. – С. 201.] .

Відтоді аж до моменту, коли M. M. Стасюлевич сам вийняв з шухляди у тяжко хворого автора обіцяний роман і опублікував його в «Вестнику Европы», в автобіографії відсутні будь-які згадки про дальшу працю над романом. Отже, твір датуємо орієнтовно: червень – липень 1874 р., Петербург.

Кудеяр – герой народних легенд та переказів, пов’язаних з різного роду печерами, залишками давніх городищ тощо; селяни на півночі України, в Білорусії, середній смузі Росії оповідають, що це залишки житла розбійника Кудеяра з ватагою [Один з таких переказів, почутий на Брянщині, опублікував М. Добротворський (Кудеяров курган // Киевская старина. – 1889. – № 6. – С. 607 – 609.)] .

До літературних обробок легенди – поряд з «хронікою» Костомарова – належать однойменні балади В. Кюхельбекера [Кюхельбекер В. К. Кудеяр (Баллада) // Кюхельбекер В. К. Избр. произведения: В 2 т. – М.; Л., 1967. – Т. I. – С. 253 – 261.] та повість С. Браїловського [Браиловский С. Кудоярова пещера: рассказ-предание // Киевская старина. – 1894. – № 11. – С. 207–241.] .

Сам же письменник засвідчив у заключній виносці до тексту твору, що він одержав від О. О. Русова записи, зроблені останнім у 1870-х рр. на Чернігівщині; причому селяни твердили, що подібні перекази побутують і на Поділлі та Саратовщині. Однак ці перекази мали під собою і реальну основу: Кудеяр був особою історичною.

«Разбойник Кудеяр Тишенков да несколько детей боярских, – писав Костомаров у історичному нарисі «Царь Иван Васильевич Грозный», – вероятно, его шайки (в числе их были природные татары) сообщили хану о плачевном состоянии Русской земли… Девлет-Гирей… весною 1571 года бросился в средину Московского государства… Иван Васильевич бежал и предал столицу на произвол судьбы… В какие-нибудь три-четыре часа вся Москва сгорела» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – Спб, 1912. Кн. 1. – С. 397 – 398.] .

ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЙ АРХИВ

Н. Костомаров

Историческая хроника

В трех книгах

КНИГА ПЕРВАЯ

Начинался рассвет ноябрьского дня{1}. В доме священника Никольской церкви, в Китай-городе, горели огни. В просторной светлице с маленькими четвероугольными оконцами происходили приготовления к выезду знатного господина. Двое слуг вытащили большой сундук из угла, образуемого муравленою печью, и разделенного на два яруса для всякой поклажи, и доставали из сундука разные наряды. Господин обулся в сафьянные сапоги с серебряными узорами, отороченные бобром, надел зеленые суконные штаны, входившие в сапоги, белый зипун из турецкой габы, а сверху бархатный темно-красный казацкий кобеняк с отложным бобровым воротником и горностаевой обшивкой. Эта одежда была короче тогдашнего великорусского кафтана, с одною только грушевидною пуговицею и подпоясывалась поясом, до того унизанным золотыми бляхами, что нельзя было распознать материи, из которой он был сделан. За поясом заложен был кинжал с круглою ручкою, украшенною одним большим изумрудом; на левом боку у господина была турецкая кривая сабля, в серебряных ножнах и с бирюзою на рукоятке; а на груди висела золотая цепь с медальоном, на котором изображалось восходящее солнце. Одевшись, господин выслал слуг, достал из шкатулки отделанную перламутром пергаменную книжку и стал читать молитвы, обратившись к образу, перед которым горели три восковые свечи. Между тем рассвело.

В светлицу вошел священник с крестом и святою водою.

Потеснили мы тебя, отче, - сказал господин. - Не сетуй на нас: не наше хотение, а царская воля. Но я перед тобою за гостьбу твою в вине не буду.

Честнейший господине княже, - сказал священник, благословив крестом господина и окропивши святой водой, - коли б государь-царь жаловал нас такими стояльцами, то нам на том государю бить челом с похвалою, а не скорбеть о тесноте. Таких, как ты, на свете немного, зане кровь свою не раз проливал за все христианство и страшен стал агарянам, яко Гедеон и Сампсон. Боже тебя благослови! А я, грешный богомолец твой, буду молить Бога и Пречистую Его Матерь, чтоб царь-государь последовал благому совету твоему, еже на брань с нечестивыми измаилтяны.

Все в руце божией, - сказал господин. - Человек хочет тако и инако, а как Бог скажет: стой, не движися! - то все человеческие затеи прахом пойдут. Молчи да дыши.

Вошел царский пристав, поклонился князю в пояс и сказал:

Князь Димитрий Иванович! Государь-царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси пожаловал тебя, велел быть у себя и прислал за тобою свою царскую лошадь.

Князь всунул приставу в руку несколько червонцев.

Вошли слуги, доложили, что все готово, и накинули на господина соболью шубу, крытую зеленою камкою. Господин надел высокую черную баранью шапку с золотым пером и вышел, провожаемый благословениями и пожеланиями священника.

Этот господин был знаменитый богатырь XVI века - князь Димитрий Иванович Вишневецкий, староста черкасский и каневский, предводитель днепровских казаков и первый виновник их славы. Медальон на груди носил герб его княжеского рода. Князь был лет сорока пяти, среднего роста, с большим выпуклым лбом, носившим печать ума и благородства, и с окладистою русою бородкою. В его голубых глазах светилось простодушие и доброта вместе с чем-то могучим и грозным; несмотря на лета, его лицо сияло здоровьем и свежестью, во всех чертах и движениях его виднелись следы внутренней крепости, сильной воли и многолетнего опыта.

Выйдя на крыльцо, он увидел толпу своих казаков; атаманы были в красных, а простые казаки в черных киреях и широких шароварах, запущенных в высокие черные сапоги. Одни сидели уже на конях и один за другим выезжали за ворота, другие держали за поводья лошадей, готовясь вскочить на них.

У крыльца стоял серый с черными яблоками жеребец; на нем было красное сафьянное седло с позолоченною лукою, лежавшее на черном с красными узорами чепраке, из-под которого выглядывали концы желтой попоны с бахромой. Под мордою у лошади висела целая куча ремешков, расширявшихся книзу и усеянных золотыми бляшками, а на ногах выше копыт были бубенчики, издававшие звук при всяком движении лошади. Вишневецкий вскочил на жеребца и выехал из ворот; пристав ехал с ним рядом; впереди и сзади ехали казаки. Путь их лежал мимо гостиного ряда, по Красной площади, загроможденной в то время множеством лавочек, шалашей, скамей с разными съестными припасами. Народ, любивший глазеть на приезжих, с любопытством бежал за Вишневецким, и в толпе слышались голоса: «Вот молодец! Как такому бусурмана не побить! И народ-то у него какой рослый, богатырский!»

Вишневецкий въехал во Фроловские ворота Кремля, на которых в то самое время раздалось два удара боевых часов, означавших тогда два часа по тогдашнему счету ночных и дневных часов, и в ту же минуту повторилось два удара на других кремлевских башнях, на которых были устроены часы: на Никольской, Водяной (к Москве-реке) и Ризоположенской (выходившей на Неглинную). Тридцать пищаль-ников, стоявших на карауле, расступились и подняли свои пищали вверх. Вишневецкий проехал между боярскими домами, мимо Вознесенского монастыря и мимо церкви Николы Гостунского, прямо к собору и остановился у золоченой решетки царского двора. Пристав соскочил с лошади, за ним сошел князь и все казаки. По приказанию пристава князь отвязал свою саблю, отдал ее казаку, взял с собою четырех атаманов и одного казака, несшего ящик, и пошел пешком вслед за приставом по благовещенской лестнице. На крыльце, ради почета, была ему первая встреча, в сенях другая. Вишневецкий вошел в переднюю палату.

Царь Иван Васильевич сидел в углу под образом, одетый в голубой, расшитый серебряными и золотыми травами кафтан, в собольей шапочке с жемчужной опояскою, в руках держал посох. Это был сухощавый человек, с клинообразною бородкою, с узким лбом и с чрезвычайно живыми, бегающими глазами, в которых трудно было уловить что-нибудь, кроме постоянного беспокойства и нерешительности. Близ него стоял думный дьяк Иван Висковатый, высокий, тонкий, с длинною шеею и с задумчивым выражением глаз.

Вишневецкий, сделав от двери три шага вперед, поклонился царю, прикоснувшись пальцами до земли.

Пристав сказал:

Князь Димитрий Иванович Вишневецкий приехал просить твоей царской милости, чтоб ты, великий государь, пожаловал, изволил бы принять его в холопство на верную свою государскую службу.

Дьяк Висковатый от имени царя дал ответ, что царь похва-ляет князя Димитрия Ивановича, велит спросить о здоровье и жалует к своей царской руке.

Крупнейший российский историк Николай Иванович Костомаров родился 16 (4) мая 1817 г. в слободе Юрасовке Острогожского уезда Воронежской губернии. Он появился на свет до женитьбы своего отца, помещика Ивана Петровича Костомарова, на крепостной крестьянке Татьяне Петровне Мельниковой. В соответствии с тогдашними законами Николай оказался крепостным своего отца! И. П. Костомаров не успел юридически усыновить мальчика – Ивана Петровича убили собственные крестьяне. Мать Николая ради его освобождения вынуждена была отказаться от большей части наследства. Мальчик воспитывался тогда в московском пансионе, где его за успехи в учении прозвали чудо-ребенком. Татьяне Петровне пришлось перевести его в Воронеж, где уровень обучения был несравнимо ниже. По окончании гимназии он закончил историко-филологический факультет Харьковского университета, где на весь его дальнейший путь оказали существенное влияние лекции профессора М. М. Лунина. Николай поступил на военную службу, но ненадолго: в 1837 г. он оставил полк и продолжил обучение в университете, получив в 1844 г. звание магистра. Костомаров избирает стезю серьезного ученого-историка. Он увлекается историей южнорусского казачества. Однако мыслит он далеко не тривиально: «Историю нужно изучать не только по мертвым летописям и запискам, а и в живом народе». С этой целью Николай начинает этнографические экскурсии вокруг Харькова. Одновременно его увлекает литературное творчество. Он пишет стихи и драматические произведения, изучает украинский язык и записывает малоросские народные песни, издает (под псевдонимом Иеремия Галка) два сборника народной поэзии: «Украинские баллады» и «Ветка». После окончания университета он работает учителем в ровенской гимназии, а потом – в киевской.

С 1846 г. Костомаров начинает преподавать в Киевском университете. Вместе с несколькими друзьями он создает «Славянское товарищество св. Кирилла и Мефодия». Это общество, где культивировались вольнолюбивые идеи, показалось царским чиновникам крайне подозрительным. Костомаров был в 1847 г. арестован и приговорен к году заключения в Алексеевском равелине, после чего отправлен в ссылку, в Саратов. Вступление на престол Александра II освободило его из ссылки. Кроме того, он получил возможность печататься. Костомаров публикует такие крупные работы, как «Век царя Алексея Михайловича», «Борьба украинских козаков с Польшею в первой половине XVII века», «Богдан Хмельницкий и возвращение Южной Руси к России», «Бунт Стеньки Разина». Все эти работы появились в журнале «Отечественные записки». В 1857 г. Костомаров совершает большое путешествие по Европе. Вернувшись, участвует в работе комиссии по крестьянской реформе. С 1859 г. историк начинает работать в Казанском университете. Широкую известность получил научный спор Н. И. Костомарова с М. М. Погодиным относительно норманнской теории происхождения русского государства. Этот спор помог Костомарову «завоевать столицу». С 1862 г. он начинает читать лекции в Санкт-Петербургском университете.

В начале 1860-х гг. историк публикует серию работ по домашней жизни и общественному укладу великорусского народа и других народов Российской империи. В 60-е – 70-е гг. Костомаров продолжает систематическое изучение украинской истории второй половины XVII века. Активно работать историк продолжает до последних лет жизни: его блестящая монография «Мазепа» вышла всего за три года до смерти, последовавшей 19 (7) апреля 1885 г. Костомаров оставил после себя многогранное творческое наследие. Его красочный и емкий язык – признак бесспорного литературного таланта. Читатель может убедиться в этом, познакомившись с предлагаемым романом «Кудеяр».

Анатолий Москвин

Кудеяр. Книга первая

Начинался рассвет ноябрьского дня . В доме священника Никольской церкви, в Китай-городе, горели огни. В просторной светлице с маленькими четвероугольными оконцами происходили приготовления к выезду знатного господина. Двое слуг вытащили большой сундук из угла, образуемого муравленою печью, и разделенного на два яруса для всякой поклажи, и доставали из сундука разные наряды. Господин обулся в сафьянные сапоги с серебряными узорами, отороченные бобром, надел зеленые суконные штаны, входившие в сапоги, белый зипун из турецкой габы, а сверху бархатный темно-красный казацкий кобеняк с отложным бобровым воротником и горностаевой обшивкой. Эта одежда была короче тогдашнего великорусского кафтана, с одною только грушевидною пуговицею и подпоясывалась поясом, до того унизанным золотыми бляхами, что нельзя было распознать материи, из которой он был сделан. За поясом заложен был кинжал с круглою ручкою, украшенною одним большим изумрудом; на левом боку у господина была турецкая кривая сабля, в серебряных ножнах и с бирюзою на рукоятке; а на груди висела золотая цепь с медальоном, на котором изображалось восходящее солнце. Одевшись, господин выслал слуг, достал из шкатулки отделанную перламутром пергаменную книжку и стал читать молитвы, обратившись к образу, перед которым горели три восковые свечи. Между тем рассвело.

В светлицу вошел священник с крестом и святою водою.

– Потеснили мы тебя, отче, – сказал господин. – Не сетуй на нас: не наше хотение, а царская воля. Но я перед тобою за гостьбу твою в вине не буду.

– Честнейший господине княже, – сказал священник, благословив крестом господина и окропивши святой водой, – коли б государь-царь жаловал нас такими стояльцами, то нам на том государю бить челом с похвалою, а не скорбеть о тесноте. Таких, как ты, на свете немного, зане кровь свою не раз проливал за все христианство и страшен стал агарянам, яко Гедеон и Сампсон. Боже тебя благослови! А я, грешный богомолец твой, буду молить Бога и Пречистую Его Матерь, чтоб царь-государь последовал благому совету твоему, еже на брань с нечестивыми измаилтяны.

– Все в руце Божией, – сказал господин. – Человек хочет тако и инако, а как Бог скажет: стой, не движися! – то все человеческие затеи прахом пойдут. Молчи да дыши.

Вошел царский пристав, поклонился князю в пояс и сказал:

– Князь Димитрий Иванович! Государь-царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси пожаловал тебя, велел быть у себя и прислал за тобою свою царскую лошадь.

Князь всунул приставу в руку несколько червонцев.

Вошли слуги, доложили, что все готово, и накинули на господина соболью шубу, крытую зеленою камкою. Господин надел высокую черную баранью шапку с золотым пером и вышел, провожаемый благословениями и пожеланиями священника.

Этот господин был знаменитый богатырь XVI века – князь Димитрий Иванович Вишневецкий, староста черкасский и каневский, предводитель днепровских казаков и первый виновник их славы. Медальон на груди носил герб его княжеского рода. Князь был лет сорока пяти, среднего роста, с большим выпуклым лбом, носившим печать ума и благородства, и с окладистою русою бородкою. В его голубых глазах светилось простодушие и доброта вместе с чем-то могучим и грозным; несмотря на лета, его лицо сияло здоровьем и свежестью, во всех чертах и движениях его виднелись следы внутренней крепости, сильной воли и многолетнего опыта.

Выйдя на крыльцо, он увидел толпу своих казаков; атаманы были в красных, а простые казаки в черных киреях и широких шароварах, запущенных в высокие черные сапоги. Одни сидели уже на конях и один за другим выезжали за ворота, другие держали за поводья лошадей, готовясь вскочить на них.

У крыльца стоял серый с черными яблоками жеребец; на нем было красное сафьянное седло с позолоченною лукою, лежавшее на черном с красными узорами чепраке, из-под которого выглядывали концы желтой попоны с бахромой. Под мордою у лошади висела целая куча ремешков, расширявшихся книзу и усеянных золотыми бляшками, а на ногах выше копыт были бубенчики, издававшие звук при всяком движении лошади. Вишневецкий вскочил на жеребца и выехал из ворот; пристав ехал с ним рядом; впереди и сзади ехали казаки. Путь их лежал мимо гостиного ряда, по Красной площади, загроможденной в то время множеством лавочек, шалашей, скамей с разными съестными припасами. Народ, любивший глазеть на приезжих, с любопытством бежал за Вишневецким, и в толпе слышались голоса: «Вот молодец! Как такому бусурмана не побить! И народ-то у него какой рослый, богатырский!»

Легенда о Кудеяре вызвала к жизни одноименный роман известного русского историка Николая Ивановича Костомарова. Сюжетная линия романа сталкивает в кровавом вихре русского бунта образы полулегендарного разбойника Кудеяра и вполне реального Ивана Грозного.

Иван Грозный предстает как почти демоническая сила, сеющая смерть на русской земле. Бояре, царедворцы, весь народ в ужасе смотрят на череду даже не казней, а откровенных убийств, совершаемых на потеху этому уроду, но не пытаются ни сопротивляться им, ни хотя бы объяснить себе их смысл. Все чувства, даже инстинкт самосохранения заглушает рабская покорность, готовность к мирениям и смерти, жертвенность перед лицом божьего гнева, неважно в чем проявляющегося - в засухе, граде или неистовства сумасшедшего государя.

Один Кудеяр, жена которого также попала в мясорубку опричнины, смеет поднять голову, встать с колен и начать мстить убийце. Кто же он, этот почти богоборец, посмевший искать способа прервать цепь злодеяний? В народных преданиях сохранился образ титана духа, одержимый идеей борьбы за справедливость со всеми атрибутами сказочного героя - великан, силач, заполнявший свои революционные будни грабежами на большой дороге и зарыванием многочисленных кладов.

Костомаров рисует несколько иной портрет. Его Кудеяр также весьма силен и проворен, хотя и туповат, но нет в нем ясного осознания своей правоты, он все время мечется между то служением поочередно то Крымскому хану, то русскому царю, то борению с ними же. В конце концов, он приводит к Москве полчища татар, поджигает ее и тут же узнает, что он родной брат по отцу Ивана Грозного. Такой неожиданный поворот сюжета оказывается губителен для его неокрепшей психики и он умирает в страшном изумлении. Вообще образы двух главных действующих лиц романа (Кудеяра и Ивана Грозного) при всей своей насыщенной багрово-красной колористики выглядят достаточно карикатурно. Это даже не люди, отягощенные такими непременными на наш взгляд качествами, как личность, чувства, разум. Это стихии, в слепом движении которых гибнут попадающиеся им на пути люди. Например, жена Кудеяра возвращается из плена с ребенком, родившимся от "басурманина". Понятно, что такая ситуация вызвала бы сложные чувства во многих людях и потребовалось бы немалое, по выражению Льва Толстого, "приращение души", чтобы адекватно отреагировать на нее. Не таковы наши удальцы. И у Ивана Грозного, и у Кудеяра ответ готов: зарезать его, да и все.

"Привычка свыше нам дана…" Готовность убивать роднит разбойников любого сословия. Разница лишь в средствах - царь предпочитает театрализованность действия, Кудеяр попросту давит людей, как тараканов. Очевидно, Костомаров сам понимал несостоятельность своего персонажа на роль народного героя, поэтому его самоликвидация в конце романа выглядит вполне уместной.