Основные темы и мотивы в творчестве евгения абрамовича баратынского. Стихи евгения баратынского

Притворной нежности не требуй от меня:
Я сердца моего не скрою хлад печальный.
Ты права, в нем уж нет прекрасного огня
Моей любви первоначальной.
Напрасно я себе на память приводил
И милый образ твой и прежние мечтанья:
Безжизненны мои воспоминанья,
Я клятвы дал, но дал их выше сил.
Я не пленен красавицей другою,
Мечты ревнивые от сердца удали;
Но годы долгие в разлуке протекли,
Но в бурях жизненных развлекся я душою.
Уж ты жила неверной тенью в ней;
Уже к тебе взывал я редко, принужденно,
И пламень мой, слабея постепенно,
Собою сам погас в душе моей.
Верь, жалок я один. Душа любви желает,
Но я любить не буду вновь;
Вновь не забудусь я: вполне упоевает
Нас только первая любовь.

Грущу я; но и грусть минует, знаменуя
Судьбины полную победу надо мной;
Кто знает? мнением сольюся я с толпой;
Подругу, без любви — кто знает? — изберу я.
На брак обдуманный я руку ей подам
И в храме стану рядом с нею,
Невинной, преданной, быть может, лучшим снам,
И назову ее моею;
И весть к тебе придет, но не завидуй нам:
Обмена тайных дум не будет между нами,
Душевным прихотям мы воли не дадим:
Мы не сердца под брачными венцами,
Мы жребии свои соединим.
Прощай! Мы долго шли дорогою одною;
Путь новый я избрал, путь новый избери;
Печаль бесплодную рассудком усмири
И не вступай, молю, в напрасный суд со мною.
Не властны мы в самих себе
И, в молодые наши леты,
Даем поспешные обеты,
Смешные, может быть, всевидящей судьбе.

Новинское

Она улыбкою своей
Поэта в жертвы пригласила,
Но не любовь ответом ей
Взор ясный думой осенила.

Нет, это был сей легкий сон,
Сей тонкий сон воображенья,
Что посылает Аполлон
Не для любви — для вдохновенья.

Незнаю? Милая Незнаю!

Незнаю? Милая Незнаю!
Краса пленительна твоя:
Незнаю я предпочитаю
Всем тем, которых знаю я.

В небе нашем исчезает

К. А. Свербеевой

В небе нашем исчезает
И, красой своей горда,
На другое востекает
Переходная звезда;
Но навек ли с ней проститься?
Нет, предписан ей закон:
Рано ль, поздно ль воротиться
На старинный небосклон.

Небо наше покидая,
Ты ли, милая звезда,
Небесам другого края
Передашься навсегда?
Весела красой чудесной,
Потеки в желанный путь;
Только странницей небесной
Воротись когда-нибудь!

Родина

Я возвращуся к вам, поля моих отцов,
Дубравы мирные, священный сердцу кров!
Я возвращуся к вам, домашние иконы!
Пускай другие чтут приличия законы;
Пускай другие чтут ревнивый суд невежд;
Свободный наконец от суетных надежд,
От беспокойных снов, от ветреных желаний,
Испив безвременно всю чашу испытаний,
Не призрак счастия, но счастье нужно мне.
Усталый труженик, спешу к родной стране
Заснуть желанным сном под кровлею родимой.
О дом отеческий! о край, всегда любимый!
Родные небеса! незвучный голос мой
В стихах задумчивых вас пел в стране чужой,
Вы мне повеете спокойствием и счастьем.
Как в пристани пловец, испытанный ненастьем,
С улыбкой слушает, над бездною воссев,
И бури грозный свист и волн мятежный рев,
Так, небо не моля о почестях и злате,
Спокойный домосед в моей безвестной хате,
Укрывшись от толпы взыскательных судей,
В кругу друзей своих, в кругу семьи своей,
Я буду издали глядеть на бури света.
Нет, нет, не отменю священного обета!
Пускай летит к шатрам бестрепетный герой;
Пускай кровавых битв любовник молодой
С волненьем учится, губя часы златые,
Науке размерять окопы боевые —
Я с детства полюбил сладчайшие труды.
Прилежный, мирный плуг, взрывающий бразды,
Почтеннее меча; полезный в скромной доле,
Хочу возделывать отеческое поле.
Оратай, ветхих дней достигший над сохой,
В заботах сладостных наставник будет мой;
Мне дряхлого отца сыны трудолюбивы
Помогут утучнять наследственные нивы.
А ты, мой старый друг, мой верный доброхот,
Усердный пестун мой, ты, первый огород
На отческих полях разведший в дни былые!
Ты поведешь меня в сады свои густые,
Деревьев и цветов расскажешь имена;
Я сам, когда с небес роскошная весна
Повеет негою воскреснувшей природе,
С тяжелым заступом явлюся в огороде,
Приду с тобой садить коренья и цветы.
О подвиг благостный! не тщетен будешь ты:
Богиня пажитей признательней фортуны!
Для них безвестный век, для них свирель и струны;
Они доступны всем и мне за легкий труд
Плодами сочными обильно воздадут.
От гряд и заступа спешу к полям и плугу;
А там, где ручеек по бархатному лугу
Катит задумчиво пустынные струи,
В весенний ясный день я сам, друзья мои,
У брега насажу лесок уединенный,
И липу свежую и тополь осребренный;
В тени их отдохнет мой правнук молодой;
Там дружба некогда сокроет пепел мой
И вместо мрамора положит на гробницу
И мирный заступ мой и мирную цевницу.

Не бойся едких осуждений

К ***

Не бойся едких осуждений,
Но упоительных похвал:
Не раз в чаду их мощный гений
Сном расслабленья засыпал.

Когда, доверясь их измене,
Уже готов у моды ты
Взять на венок своей Камене
Ее тафтяные цветы;

Прости, я громко негодую;
Прости, наставник и пророк,
Я с укоризной указую
Тебе на лавровый венок.

Когда по ребрам крепко стиснут
Пегас удалым седоком,
Не горе, ежели прихлыстнут
Его критическим хлыстом.

К[рыло]ву

Любви веселый проповедник,
Всегда любезный говорун,
Глубокомысленный шалун,
Назона правнук и наследник!
Дана на время юность нам,
До рокового новоселья
Пожить не худо для веселья.
Товарищ милый, по рукам!
Наука счастья нам знакома,
Часы летят! Скорей зови
Богиню милую любви!
Скорее ветреного Мома!
Альков уютный приготовь!
Наполни чаши золотые!
Изменят скоро дни младые,
Изменит скоро нам любовь!
Летящий миг лови украдкой -
И Гея, Вакх еще с тобой!
Еще полна, друг милый мой,
Пред нами чаша жизни сладкой,
Но смерть, быть может, сей же час
Ее с насмешкой опрокинет -
И мигом в сердце кровь остынет,
И дом подземный скроет нас!

* Обращено к Александру Абрамовичу
Крылову (1793-1829), поэту,
члену ВОЛРС.

К Кюхельбакеру

Прости, поэт! Судьбина вновь
Мне посох странника вручила,
Но к музам чистая любовь
Уж нас навек соединила!

Прости! Бог весть когда опять,
Желанный друг в гостях у друга,
Я счастье буду воспевать
И негу праздного досуга!

О милый мой! Всё в дар тебе —
И грусть, и сладость упованья!
Молись невидимой судьбе:
Она приближит час свиданья.

И я, с пустынных финских гор,
В отчизне бранного Одена,
К ней возведу молящий взор,
Упав смиренно на колена.

Строга ль богиня будет к нам,
Пошлет ли весть соединенья?
Пускай пред ней сольются там
Друзей согласные моленья!

ПРОЩАНИЕ

ПРОЩАНИЕ
Простите, милые досуги
Разгульной юности моей,
Любви и радости подруги,
Простите! Вяну в утро дней!
Не мне стезею потаенной,
В ночь молчаливую, тишком,
Младую деву под плащом
Вести в альков уединенный.
Бежит изменница-любовь!
Светильник дней моих бледнеет,
Ее дыханье не согреет
Мою хладеющую кровь.
Следы печалей, изнуренья
Приметит в страждущем она.
Не смейтесь, девы наслажденья,
И ваша скроется весна,
И вам пленять недолго взоры
Младою пышной красотой,
За что ж в болезни роковой
Я слышу горькие укоры?
Я прежде бодр и весел был,
Зачем печального бежите?
Подруги милые! вздохните:
Он сколько мог любви служил.

Бокал

Полный влагой искрометной,
Зашипел ты, мой бокал!
И покрыл туман приветный
Твой озябнувший кристалл…
Ты не встречен братьей шумной,
Буйных оргий властелин,-
Сластолюбец вольнодумный,
Я сегодня пью один.

Чем душа моя богата,
Всё твое, о друг Аи!
Ныне мысль моя не сжата
И свободны сны мои;
За струею вдохновенной
Не рассеян данник твой
Бестолково оживленной,
Разногласною толпой.

Мой восторг неосторожный
Не обидит никого;
Не откроет дружбе ложной
Таин счастья моего;
Не смутит глупцов ревнивых
И торжественных невежд
Излияньем горделивых
Иль святых моих надежд!

Вот теперь со мной беседуй,
Своенравная струя!
Упоенья проповедуй
Иль отравы бытия;
Сердцу милые преданья
Благодатно оживи
Или прошлые страданья
Мне на память призови!

О бокал уединенья!
Не усилены тобой
Пошлой жизни впечатленья,
Словно чашей круговой;
Плодородней, благородней,
Дивной силой будишь ты
Откровенья преисподней
Иль небесные мечты.

И один я пью отныне!
Не в людском шуму пророк —
В немотствующей пустыне
Обретает свет высок!
Не в бесплодном развлеченьи
Общежительных страстей —
В одиноком упоеньи
Мгла падет с его очей!

К Амуру

Тебе я младость шаловливу,
О сын Венеры! посвятил;
Меня ты плохо наградил,
Дал мало сердцу на разживу!
Подобно мне любил ли кто?
И что ж я вспомню, не тоскуя?
Два, три, четыре поцелуя!..
Быть так; спасибо и за то.

Кн. Вяземскому (Как жизни общие призывы…)

Как жизни общие призывы,
Как увлеченья суеты,
Понятны вам страстей порывы
И обаяния мечты,
Понятны вам все дуновенья,
Которым в море бытия
Послушна наша ладия.
Вам приношу я песнопенья,
Где отразилась жизнь моя,
Исполнена тоски глубокой,
Противоречий, слепоты,
И между тем любви высокой,
Любви, добра и красоты.

Счастливый сын уединенья,
Где сердца ветреные сны
И мысли праздные стремленья
Разумно мной усыплены,
Где, другу мира и свободы,
Ни до фортуны, ни до моды,
Ни до молвы мне нужды нет,
Где я простил безумству, злобе
И позабыл, как бы во гробе,
Но добровольно, шумный свет,-
Еще, порою, покидаю
Я Лету, созданную мной,
И степи мира облетаю
С тоскою жаркой и живой.
Ищу я вас, гляжу: что с вами?
Куда вы брошены судьбами,
Вы, озарявшие меня
И дружбы кроткими лучами
И светом высшего огня?
Что вам дарует провиденье?
Чем испытует небо вас?
И возношу молящий глас:
Да длится ваше упоенье,
Да скоро минет скорбный час!
Звезда разрозненной плеяды!
Так из глуши моей стремлю
Я к вам заботливые взгляды,
Вам высшей благости молю,
От вас отвлечь судьбы суровой
Удары грозные хочу,
Хотя вам прозою почтовой
Лениво дань мою плачу.

Приманкой ласковых речей…

Приманкой ласковых речей
Вам не лишить меня рассудка!
Конечно, многих вы милей,
Но вас любить - плохая шутка!

Вам не нужна любовь моя,
Не слишком заняты вы мною,
Не нежность - прихоть вашу я
Признаньем страстным успокою.

Вам дорог я, твердите вы,
Но лишний пленник вам дороже.
Вам очень мил я, но, увы!
Вам и другие милы тоже.

С толпой соперников моих
Я состязаться не дерзаю
И превосходной силе их
Без битвы поле уступаю.
Январь - февраль 1821

Небо Италии, небо Торквата

Небо Италии, небо Торквата,
Прах поэтический древнего Рима,
Родина неги, славой богата,
Будешь ли некогда мною ты зрима?
Рвется душа, нетерпеньем объята,
К гордым остаткам падшего Рима!
Снятся мне долы, леса благовонны,
Снятся упадших чертогов колонны!

Первая поэма Баратынского «Эда» , поэма психологическая (сам автор назвал ее «Финляндской повестью»), была написана в 1824 году. Поэма Баратынского - поэма романтическая, но в разработке ее поэт искал собственный путь. В предисловии к отдельному изданию «Эды» автор написал: «В поэзии две противоположные дороги приводят почти к той же цели: очень необыкновенное и совершенно простое, равно поражая ум и занимая воображение».

В простоте сюжета и была новизна поэмы. «Эду» высоко оценил Пушкин: «...Что за прелесть эта «Эда»! Оригинальности рассказа наши критики не поймут, - писал он 20 февраля 1826 г. Дельвигу. - Но какое разнообразие! Гусар, Эда и сам поэт, всякий говорит по-своему. А описание лифляндской природы... чудо!»

В поэме нет трагической коллизии, нет героической, исключительной (демонической) личности - в центре поэмы грустная история крестьянской девушки (доброй и кроткой). Соблазнивший ее гусар - весьма прозаическая личность (хотя некоторые черты и роднят его с традиционным романтическим злодеем). Природа - сурова, крестьянский быт - скромен и незатейлив. Где же тут разгореться сильным страстям? Но трогают своим искренним и глубоким чувством переживания героини. «Эда» не пользовалась успехом, как следующие поэмы Баратынского «Бал» (1828) и «Наложница» (1831).

В центре поэмы «Бал» женщина высшего света (своеобразный демонический образ) Нина Воронская и Арсений («посланник рока»), наделенный столь же сильными, не признающими границ страстями. И эти необыкновенные страсти в конце концов приводят героиню к трагической смерти; но жертвенность не соответствует ее характеру, нет реалистической мотивировки ее поступка - трагическая развязка кажется надуманной.

В своей последней поэме «Наложница» (переименованной в «Цыганку»), Баратынский стремится создать поэму «ультраромантическую». Для него «романтизм» (как понятие) - был в верности жизненной правде. Хотя автор и стремился к психологическому раскрытию характера своих героев, к реалистическим подробностям, поэма его вызвала резкие упреки критики в неестественности, в «низкости» сюжета.

Неуспех своих поэм и у критики и у читателей Баратынский болезненно переживал. И эти чувства душевного одиночества, непонятости (определенную роль сыграл и личный разрыв с бывшими друзьями - И. Киреевским и Н. Языковым) сказались и на его литературном творчестве. Из года в год все реже его стихотворения появлялись в журналах, не находя отклика в сердцах читателей и холодно встречаемые литературной критикой.

Пребывание за границей, казалось, разрушило этот безысходный пессимизм, «дикий ад» переживаний и страданий. В его стихотворениях «На посев леса» (1843), «Люблю я вас, богини пенья» (1844) уже появляются оптимистические ноты, вера в будущее своей литературной судьбы (само творчество показано в его стихах как сила, «предтеча жизненных невзгод»), в будущего понимающего критика. И это стремление к новому, надежду на лучшее будущее Баратынский выразил в одном из своих последних стихотворений «Пироскаф» (1844), стихотворении удивительно оптимистичном: в родстве с водной стихией поэт надеялся обрести душевное спокойствие, тот внутренний покой, которого долго был лишен:

Много земель я оставил за мною;
Вынес я много смятенной душою
Радостей ложных, истинных зол;
Много мятежных решил я вопросов
Прежде, чем руки марсельских матросов
Подняли якорь, надежды символ!

Нужды нет, близко ль, далеко до брега!
В сердце к нему приготовлена нега.
Вижу Фетиду; мне жребий благой
Емлет она из лазоревой урны:
Завтра увижу я башни Ливурны,
Завтра увижу Элизий земной!

Творчество Е. Баратынского – одно из наиболее своеобразных явлений русского романтического движения. С одной стороны, Баратынский – романтик, поэт нового времени, обнаживший внутренне противоречивый, сложный и раздвоенный душевный мир современного ему человека, отразивший в своем творчестве одиночество этого человека. Ведь глубокие общественные противоречия русской и европейской жизни, приведшие к кризису просветительской мысли и к романтической реакции на нее, не прошли мимо сознания поэта. Но с другой стороны, это поэт, для произведений которого характерны стремление к психологическому раскрытию чувств, философичность. Если для романтиков не свойственно было критиковать чувства с позиций разума, так как они возникают непроизвольно и неподвластны разумной воле человека, то, по мысли Баратынского, движения человеческой души одухотворены, а следовательно, не только разумны, но и поддаются анализу. В отличие от романтиков, он предпочитает правду, добытую разумом, а не «сон» и «мечтательство», которые гибнут при первом же столкновении с реальной жизнью. Лирический герой Баратынского не уходит от действительности в мир сновидений и мечтаний, чаще всего он трезв и холоден, а не страстен. В раннем творчестве, в элегиях, герой Баратынского не просто выражает свои эмоции, но и анализирует, размышляет; он предстает как человек, полный колебаний, противоречий, внутреннего смятения:

Вам дорог я, твердите вы, Но лишний пленник вам дороже, Вам очень мил я, но, увы! Вам и другие милы тоже… («Приманкой ласковых речей…»); Я полон страстною тоской, Но нет! рассудка не забуду… («Мне с упоением заметным…»)

Одной из основных тем его элегий является столкновение лирического героя, полно мечтательных идеалов, с суровой действительностью, с холодным жизненным опытом, который вызывает лишь разочарование:

Обман исчез, нет счастья! и со мной Одна любовь, одно изнеможенье… («Сей поцелуй, дарованный тобой…»)

Герой его поэзии уже не может тешить себя иллюзиями, самообманом. Он смотрит на мир трезво и настороженно. С другой стороны, еще одной ключевой темой ранней лирики Баратынского можно считать анализ собственной раздвоенности, противоречивости, колебаний:

С тоской на радость я гляжу, Не для меня ее сиянье, И я напрасно упованье В больной душе моей бужу… Все мнится: счастлив я ошибкой, И не к лицу веселье мне. («Он близок, близок день свиданья…»)

В своей лирике Баратынский склонен также исследовать противоречия жизни и смерти, говорить о свободе выбора и предопределенности. Очень отчетливо звучит в его стихах мысль о том, что способность любить даруется человеку свыше, что Бог наделяет человека страстями:

Безумец! Не она, не вышняя ли воля Дарует страсти нам? И не ее ли глас В их гласе слышим мы?..

И именно поэтому он доходит в своих размышлениях до оправдания Промысла:

О, тягостна для нас Жизнь, бьющая могучею волною И в грани узкие втесненная судьбою. («К чему невольнику мечтания свободы?..»)

Таким образом, можно сделать вывод о том, что ранняя лирика Е. Баратынского очень личная, психологическая, но в то же время и философская. Чем же достигается этот синтез лирики и философии? В своем творчестве Баратынский прежде всего ориентируется на смысловую выразительность слова, его содержательность. Отсюда и емкость фраз, глубина метафор и обобщений, которые порой принимают форму афоризмов:

Пусть радости живущим жизнь дарит, А смерть сама их умереть научит. («Череп»)

Невластны в самих себе И, в молодые наши Леты, Даем поспешные обеты, Смешные, может быть, всевидящей судьбе. («Признание»)

Рассмотрим особенности художественной системы и поэтики Е. Баратынского на конкретном примере. Разуверение Не искушай меня без нужды Возвратом нежности твоей: Разочарованному чужды Все обольщенья прежних дней! Уж я не верю увереньям, Уж я не верую в любовь И не могу предаться вновь Раз изменившим сновиденьям! Слепой тоски моей не множь, Не заводи о прежнем слова И, друг заботливый, больного В его дремоте не тревожь! Я сплю, мне сладко усыпленье; Забудь бывалые мечты: В душе моей одно волненье, А не любовь пробудишь ты. На первый взгляд мы видим в данной элегии конфликт лирического героя с внешним миром, что свойственно всем романтикам, уход лирического героя в мир сновидения:

…больного В его дремоте не тревожь! Я сплю, мне сладко усыпленье…

Темой элегии становятся переживания лирического героя, испытавшего разочарование в этой жизни. Но при более близком рассмотрении оказывается, что переживания подвергаются анализу. Уже с первых строк становится ясно, что лирический герой, обращаясь к женщине, прекрасно осознает, что она не любит его, это всего лишь прихоть, ей не нужны его искренние чувства:

Не искушай меня без нужды Возвратом нежности твоей…

Чувств уже нет, это всего лишь имитация. Те чувства, глубокие и сильные, видимо, когда-то оказались обманом, сном:

И не могу предаться вновь Раз изменившим сновиденьям!

и лирический герой не желает вновь оказаться в этом «обмане». Он не виноват в том, что не верит «увереньям», «не верует в любовь», не верит в «бывалые мечты». Он всего лишь подчиняется общему ходу жизни, в которой счастье невозможно, невозможна и истинная любовь:

В душе моей одно волненье А не любовь пробудишь ты.

«Волненье» вместо любви. Высокие чувства обернулись для него обманом, и остались только какие-то получувства. Поэтому лирический герой и разочарован, а «прежнее» лишь «множит» его и без того «слепую тоску». Лирический герой не хочет вспоминать о пережитом, так как эти переживания доставляют ему только боль, поэтому он называет себя «больным» и просит его «не тревожить» в его «дремоте».

Мы видим, как на протяжении стихотворения чувство теряет свою одухотворенность. В этом нас убеждает выстроенный в элегии семантический ряд: нежность – обольщения – уверения – любовь – сновидения – слепая тоска – больной – дремота – бывалые мечты – одно волненье. Для того, чтобы его выстроить, необходим глубокий анализ своих переживаний. Может быть, поэтому неоднократно литературоведами и критиками высказывалась мысль о том, что «в элегиях Баратынского дана как бы целостная «история» чувства от его полноты до исчезновения и возникновения нового эмоционального переживания». (В.И. Коровин)

Элегия четко делится на две части. Если в первой части (1,2 четверостишия) лирический герой говорит о том, что было, о прежних чувствах (нежность, любовь и т.д.), то во второй части (3,4 четверостишия) мы видим то, что стало, вернее, то, что осталось от этих чувств. И герой размышляет не о прошлом, а над тем, к чему это «прошлое» привело (тоска, дремота и т.д.)Прежние чувства важны лишь потому, что их надо уразуметь, обдумать, понять, осмыслить и сделать вывод: любовь уже не вернуть, не «пробудить».

Если обратить внимание на синтаксис, то можно заметить, что о былых чувствах лирический герой говорит воодушевленно, взволнованно: об этом свидетельствуют восклицательные знаки, которыми заканчиваются первые два четверостишия. Воспоминания об этих чувствах вызывают у героя бурю эмоций, но доставляют боль. Он будто пытается убедить или оправдать свое теперешнее состояние. В третьем четверостишии, которое тоже заканчивается восклицательным знаком, тема уже сменилась, но герой еще не успокоился, он еще находится под властью эмоций. И в этом свете обращение «друг заботливый» звучит даже саркастично. Но в конце стихотворения мы видим, что лирический герой уже холоден и рассудителен. Он принял решение: он не желает возвращаться в тот обманный мир «сновидений», в котором пребывал ранее. Лирический герой, пусть и разочарованный, пусть и без любви, остается в мире реальном. И пусть жизнь без любви – это тоже «усыпление», «дремота», все же герой остается в ней со своими размышлениями, со своей «слепой тоской». Поэтому в конце элегии уже нет восклицательного знака, а стоит точка, свидетельствуя о том, что последнее четверостишие – это своеобразный вывод из предыдущего анализа собственных переживаний.

Теперь становится понятным и название стихотворения. «Разуверить» - значит лишить уверенности, лишить веры. Следовательно, лирический герой перестает верить в светлые искренние чувства, в идеалы, в человеческие отношения. И он ставит окончательную точку в вопросе о своих переживаниях. Ведь повествование ведется от первого лица, значит, о собственных переживаниях говорит герой. Он разуверился в существовании счастья и избрал для себя «иной путь».

Таким образом, можно сказать, что предметом стихотворения становится сама мысль о гибели подлинного чувства. А элегичность достигается именно тем, что логическое развитие мысли о гибели чувства сопровождается глубоким эмоциональным переживанием.

Поэзия Баратынского. Основные философские мотивы. Эволюция элегии. « Сумерки»

Евгений Абрамович Баратынский, бесспорно, самый крупный и самый глубокий после Пушкина поэт поколения, пришедшего в литературу вслед за Жуковским и Батюшковым. В творчестве Баратынского преобладают элегии и поэмы. При жизни он не был ни избалован читательским внимани­ем, ни обласкан признательной и сочувственной критикой. Лишь близкий круг истинных знатоков поэзии чутко вслушивался в его стихи и ценил их. Самые значительные, самые проницательные характеристики творчества Баратынского принадлежат его верным друзьям и поклонникам. Наиболее полно и точно высказался о Баратынском Пушкин: «Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правиль­но и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко».

История подтвердила справедливость слов В.Г. Белинского, назвавше­го поэзию Баратынского лирикой «внутреннего человека Л Углубление в мир души при всех несомненных изменениях, свойственных поэзии Бара­тынского, оставалось ее устойчивым и отличительным признаком. Поэтическая судьба Баратынского отразила сдвиги и перемены в обще­ственном и литературном сознании, произошедшие в России от подъема дворянской революционности до ее угасания и упадка. Когда Баратынский входил в литературу, расцвет литературной эпохи, которую возглавит Пуш­кин, был еще впереди. Когда же творческий путь Баратынского завершал­ся, уже не было ни Пушкина, ни Дельвига, ни многих друзей-декабристов, и среди нового поколения литераторов поэт чувствовал себя одиноким/и потерянным. Последняя книга стихов «Сумерки» «произвела впечатление привидения, явившегося среди удивленных и недоумевающих лиц, не уме­ющих дать себе отчета в том, какая это тень и чего она хочет от потомков.

Творческий путь Баратынского принято разделять на четыре этапа

1.1818-1824 гг. - ранний период, преобладает жанр элегии - от лю­бовной до медитативной;

2. 1824-1827 гг. - кризис жанра элегии и переход от описательной
поэмы («Пиры») к романтическим поэмам («Эда», «Бал»);

3.1827-1833 гг. - освоение новых поэтических тем и лирических
жанров, а также угасание жанра поэмы («Цыганка»);

4. 1833-1844 гг. - расцвет философской лирики.

Первые произведения - Это стихотворения в духе традиционной лирики той поры - Ба­ратынский обращается с посланиями к друзьям, не скупится на эпиграммы, сочиняет элегии, мадригалы, пробуя свои силы в разнообраз­ных малых лирических формах. Преимущественные темы и мотивы лирики Баратынского ранней поры - эпикурейские наслаждения в дружеском кругу, любовные уте­хи, вакхические забавы и веселье пиров. Однако, воспевая беспечные ра­дости жизни, поэт никогда не забывает, что они преходящи, и прерывает их «вздохами» о быстро наступающей старости или неумолимо подстере­гающей смерти. Однако все чаще эпикурейские и гедонистические мотивы, восходя­щие к «легкой» поэзии, осложняются романтическими переживаниями. Разочарование проистекает не из вечной противоречивости между юной жизненностью и охлаждающей старостью, а от неудовлетворенности об­ществом и всем ходом бытия. Обобщая эти настроения в поэме « Пир», Баратынский рисует пустые утехи блестящих обедов. Он строит антитезу барских забав и милой, дружеской пирушки. Его влечёт пир как праздник духа, но не как он есть. После этой поэмы из лирики практически исчезают мотивы удалого дружеского застолья и вакхических забав. В стихотворениях 20х годов Б. предельно обобщает традиционные элегические чувствования, которые становятся уже не временными и переходящими, а постоянными спутниками его души. Если он пишет о разлуке – это вечная разлука, о постигшем его разуверении – то это чувство обнимает его целиком. Он обнаруживает в себе « Старость души» - характерную черту начала 19 столетия. Своеобразие Б. заключается не только в предельной обобщённости элегических чувств, но и в трезвом их анализе. Б. размышляет не над тем, что было, а над тем, что стало. В « Признании» Б. строит парадоксальную ситуацию любовной элегии уж без любви. Она посвящена не признанию в любви, а признанию в нелюбви. Любовь героя гибнет в совершенно обыкновенных обстоятельствах, и сам герой обыкновенный. Б. раньше других увидел предел человека. В своих элегиях он отбросил всякие иллюзии, будто человек сам может управлять своей судьбой. Напротив, человек – самый благодатный и податливый материал для законов и обстоятельств. Благодаря этому любовная элегия у Б превращается в философско-психологическую. Элегическая грусть не временное и частное, а общее состояние человеческой судьбы. Следом за элегиями идёт ряд «эротических» поэм – «Эда» (гусар обольщает простую девушку), «Бал»(обольстительница Нина,наконец, влюбляется в Арсения, но Арсений влюблён в Ольгу), « Цыганка» (Елецкой влюблён и в страстную цыганку Сару и в великосветскую даму Веру, после его смерти одна впадает в безумие, вторая переживает внутреннюю трагедию), « Переселение Душ» (красавица Зораида влюбляется в певца, и узнав, что у неё есть соперница – пастушка Ниэта, с помощью волшебного кольца приобретает возлюбленного, но теряет красоту и царство).

Наибольшие достижения в лирике третьего периода связаны с философской лирикой. Природа человека – двойственна. В нём есть вечный порыв к свободе, но он никогда не способен её достичь. Фатальная обречённость и знание тщетности усилий от рождения – жизненная философия Баратынского, наиболее согласующаяся с жанром элегии. Эти идеи и мотивы отражены в сборнике 1827 года. Здесь нет места любовной лирики, но царствует философская элегия. « Смерть» (как равновесие во Вселенной), « Последняя Смерть», « К чему невольнику мечтания свободы?» - фатальная предначертанность и, вместе с тем, мятежный дух свободы. Последний период творчества – книга стихотворений « Сумерки». Грядущая судьба человека окрашена глубоким трагизмом. Регресс выражается в уходе от природы, раньше человек жил довольствуясь малыми материальными, но производя большое духовное богатство. « Приметы» говорят о том, что исследование природы плодотворно только когда она сама открывает свои тайны. « Недоносок» символизирует заранее обречённого человека, Надежда автора – сохранение духовности человека в мире бездуховного царства.

Интересно, что в 1822 г. П. посвятил Баратынскому два стихотворения.

«Баратынскому из Бессарабии»:

Сия пустынная страна

Священна для души поэта:

Она Державиным воспета

И славой русскою полна.

Ещё доныне тень Назона

Дунайских ищет берегов;

Она летит на сладкий зов

Питомцев муз и аполлона,

И с нею часто при луне

Брожу вдоль берега крутого;

Но, друг, обнять милее мне

В тебе Овидия живого»

(Овидий упоминается как поэт, сосланный Августом на берега Дуная. Здесь намёк на службу Баратынского солдатом в Финляндии, которая рассматривалась как ссылка за проступок, совершённый в школьные годы в Пажеском корпусе)

«Баратынскому»:

«Я жду обещанной тетради:

Что ж медлишь, милый трубадур!

Пришли её мне, Феба ради,

И награди тебя Амур.»

- 205.00 Кб

МОУ средняя общеобразовательная школа № 26

Дзержинского района города Ярославля

«Основные темы и мотивы в творчестве Евгения Абрамовича Баратынского»

Экзаменационный реферат по литературе

Коминой Анны

Ученицы 9 «Б» класса

Туваев а Ю.Г.

Учител ь

Ярославль

2007

1. Введение

1. Основные темы и мотивы в лирике Е. А. Баратынского

1. Особенности лирики
2. Тема природы
3. Тема любви
4. Философские мотивы
5. Сельские мотивы и тема труда
6. Религиозные мотивы

1. Поэмы Баратынского, как отдельный этап творчества

1. Вывод

1. Список литературы

1. Приложение

1. Биография
2. Проза
3. Символизм

Введение

"Он у нас оригинален - ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко".

А. С. Пушкин.

Баратынского называют поэтом «пушкинской плеяды». Плеяда значит «созвездие». В центре Пушкин, а вокруг - замечательные поэты.

«Мой дар убог, и голос мой не громок», - писал Евгений Баратынский. Да, голос поэта не громок, но уж убогим дар его никто не назовет. Пушкин очень высоко ценил лирику Баратынского, считал ее лучшей в русской литературе. Поэзия для Евгения Абрамовича Баратынского – «другой мир», мир фантазии, прекрасный, живой, но хрупкий. Соприкоснувшись с грубым реальным миром, поэзия погибает, как вянут нежные цветы от внезапного мороза.

На уроках литературы, изучая творчество Пушкина, мы мало говорим о его современниках, поэтах, действительно достойных большого внимания. Познакомившись с поэзией Баратынского, я поразилась мудрости и высокой нравственности его стихов, глубине и музыкальности их. Таинственная власть и гармония стихов покорили меня.

“Зрелость необыкновенная” юного поэта удивляет и сейчас. Двадцатилетним он достигает таких поэтических открытий, к которым иногда даже крупные поэты приходят только в итоге творческого пути. У многих поэтов мы встречаем размышления о скоротечности человеческой жизни. Ощутить себя частицей вечности, не страшиться пуститься в плаванье по бесконечному потоку времени - обычно поэты заканчивают этим, а он начал...

Цель моей работы выяснить, о каких основных темах и мотивах рассуждает Баратынский в своей лирике. Для этого я поставила перед собой ряд задач: познакомиться с ранним и поздним творчеством; узнать, почему Баратынского называют «поэтом мысли»; какая тема наиболее значима для самого поэта, и, конечно, чтобы иметь полное представление о личности Баратынского, я познакомилась с биографией, которая дает ключ ко многим вопросам, поднимающимся в его лирике.

Изучая творчество Баратынского, я выделила такие основные темы и мотивы как: тема природы, любви, философскими мотивами пронизана вся лирика Баратынского, не менее важное место в поэзии занимают темы: труда, судьбы, смерти, поэт не перестает рассуждать над смыслом и течением жизни.

Подводя итоги можно сделать вывод, что философские мотивы проходят через все творчество Баратынского. В его поэзии главное – мысль. Сам он утверждает, что «всякий писатель – философ». Тема смерти – основная тема в философской лирике поэта. Острое переживание ущерба, ощущение никчемности, напрасности жизни, восторженное принятие смерти, как исцелительницы от недуга бытия, в качестве единственного разрешения всех загадок и всех цепей. Эти вопросы поднимаются в таких стихотворениях как: «Смерть», «Последняя смерть», «Последний поэт», Все мысль, да мысль».

Любовная лирика Баратынского очень необычайна. В его любовных элегиях нет томления по недосягаемой любви, нет и мечтательной меланхолии. Его лирика драматична: разлука, разрыв между героями - наиболее часто, встречающийся мотив стихотворений Баратынского о любви. Но смело можно утверждать, что для Баратынского любовь - это, прежде всего духовное единение. Его умение посмотреть правде в глаза, его своеобразная поэтическая манера, его слог, энергичный, меткий, его чуткость ко всем явлениям жизни, его мудрость, любовь к свободе, восхищение искусством - все это дорого и близко мне в поэте. Но поэзия живет там, где нет власти человека, нет его холодной насмешки, презрительного слова. Вот почему в стихах Баратынского часто возникают грозные и величественные картины неподвластной человеку природы: море, водопад, дремучий лес, буря… Тема природы выражена в таких стихотворениях как: «Водопад», «Родина», «Осень», «Финляндия». Религиозные мотивы характерны для более позднего творчества. Погружаясь в собственную индивидуальность, углубленное изучение своей внутренней жизни сопровождалось у Баратынского пристальным вниманием к духовному миру окружающих: достаточно вспомнить такие стихотворения как: «Ропот», «Размолвка», «Истина», «Оправдание», «Больной», «Уныние».

Но как в одном человеке уживаются любовь к легкокрылой радости и уныние? Почему Баратынский стал Гамлетом русской поэзии и, не избалованный вниманием современников, обрел внимательных и преданных читателей в следующих поколениях? Пушкин объяснял это тем, что Баратынский в своем творческом развитии намного опережал читателя, ибо действительно русский читатель того времени еще не созрел для поэзии мысли. Поэтому, на мой взгляд, творчество Баратынского действительно становится актуальным и в наши дни.

Лирика

Евгений Абрамович Баратынский стал проявлять свой талан с раннего возраста. Он считал Финляндию родиной своей поэзии. Там созрел его талант. В Финляндии Баратынский родился как поэт, создав свои первые по-настоящему значительные произведения: "Финляндия", "Разуверение", "Водопад", "Две доли", "Истина", "Признание" и др.

В своих ранних стихах Баратынский развивает то пессимистическое миросозерцание, которое сложилось у него с детских лет. «В Финляндии я пережил все, что было живого в моем сердце. Ее живописные, хотя угрюмые горы походили на прежнюю судьбу мою, также угрюмую, но, по крайней мере, довольно обильную в отличительных красках. Судьба, которую я предвижу, будет подобна русским однообразным равнинам...»

Привычка Баратынского к самоанализу и к размышлению над окружающим обогатило его поэтическое творчество. Наряду с элегическими темами и мотивами в творчестве финляндской поры Баратынским намечаются многие темы и мотивы, которые составляют основное содержание его позднейшей философской лирики.

Для ранней лирики Баратынского характерно воспевание радостей жизни в кругу верных и веселых друзей. Они молоды, полны энергии, жизнь их беззаботна и весела. В этот период были созданы такие стихотворения как: «Дельвигу», «К Кюхельбекеру», «К…ну», «Н. И. Гнедичу», «Любовь», «Авроре Ш…», «Товарищам». Излюбленным жанром Баратынского становится элегия.
1827 выходит в свет издание первого сборника лирики «Стихотворения Евгения Баратынского». Им как бы подводится черта под ранним периодом его творчества.

В своем позднем творчестве Баратынский видит две доли: «или надежду и волненье (т. е. мучительные беспокойства), иль безнадежность и покой» (успокоение). Поэтому Истина предлагает ему научить его, страстного, «отрадному бесстрастью». Поэтому же он пишет гимн смерти, называет её также «отрадной», признаёт бесчувствие мёртвых «блаженным» и прославляет, наконец, «Последнюю смерть», которая успокоит всё бытие. Развивая эти идеи, Баратынский постепенно пришёл к выводу о равноценности всех проявлений земной жизни. Ему начинает казаться, что не только «и веселью и печали» дали боги «одинаковые крыле», но что равноправны добро и зло. Эти мысли выражены в стихах второго периода деятельности Баратынского и в его замечательных поэмах. Не все безысходно в "Сумерках" - последней книге Баратынского. Сумерки сгущаются, но и рассеиваются. На переломе света и тьмы есть тихий задумчивый промежуток. Есть и утренние, предрассветные сумерки. Ужас улыбается заблуждению чувств. Уходит то, что было недоумением и ропотом. Волнение сменяется безграничной надеждой и утоленным разумением. Именно в последнее десятилетие жизни Баратынский создал психологически тонкие и, быть может самые значительные стихи, которые сделали его в глазах потомков поэтом-философом.

Тема любви

"Начальной любовью" своей называл Баратынский тамбовские степи, где протекли его первые годы. Он очень любил родные края и возвращался в родную сень всякий раз, когда позволяли жизненные обстоятельства.

Осенью 1824 года, благодаря ходатайству Путяты, Баратынский получил разрешение приехать в Гельсингфорс и состоять при корпусном штабе генерала Закревского. В Гельсингфорсе Баратынского ожидала жизнь шумная и беспокойная. К этому периоду его жизни относится начало его увлечения А. Ф. Закревской (женой генерала А. А. Закревского), той самой, которую Пушкин назвал «беззаконной кометой в кругу расчисленном светил», и к которой редко кто приближался без того, чтобы поддаться очарованию её своеобразной личности. Эта любовь принесла Баратынскому немало мучительных переживаний, отразившихся в таких его стихотворениях, как «Мне с упоением заметным», «Фея», «Нет, обманула вас молва», «Оправдание», «Мы пьём в любви отраву сладкую», «Я безрассуден, и не диво», «Как много ты в немного дней». Впрочем, у Баратынского страсть всегда уживалась с холодной рассудительностью, и не случайно он одинаково любил математику и поэзию. В одном стихотворении он, например, дает совет: «Близ любезной укротим желаний пылких нетерпенье», потому что «мы ими счастию вредим и сокращаем наслажденье». А в письме к Путяте Баратынский пишет прямо: «Спешу к ней. Ты будешь подозревать, что я несколько увлечен: несколько, правда; но я надеюсь, что первые часы уединения возвратят мне рассудок. Напишу несколько элегий и засну спокойно». Надо, однако, добавить, что сам Баратынский тут же писал: «Какой несчастный плод преждевременной опытности - сердце, жадное страсти, но уже неспособное предаваться одной постоянной страсти и теряющееся в толпе беспредельных желаний!

В 1826 г. Баратынский женился на Анастасии Львовне Энгельгардт. Человек ясного ума, твердой воли и мягкого отзывчивого сердца, Анастасия Львовна покорила "бунтующую музу" поэта: он стал все дальше отходить от своих прежних литературных друзей и все заметнее превращаться в примерного мужа и отца. Позже он обращался к жене со словами любви благодарности:

Когда дитя и страсти и сомненья,

Поэт взглянул глубоко на тебя,

Решилась ты делить его волненья,

В нем таинство печали полюбя.

Ты смелая и кроткая со мною

В мой дикий ад сошла рука с рукою:

Рай зрело в нем чудесная любовь.

О сколько раз к тебе, святой и нежной

Я приникал главой моей мятежной, Вывод
Список литературы