Памяти Евгения Евтушенко Галина Юзефович — о самом ярком поэте шестидесятых. Навсегда на небосклоне
1 апреля 2017 г. ушел из жизни выдающийся поэт, прозаик, сценарист, публицист Евгений Евтушенко. Он скончался в американской клинике в городе Талса (Оклахома). О его смерти сообщила супруга, Мария Владимировна. С именем Евгения Евтушенко была связана целая эпоха в литературе, он был кумиром молодежи 1950-1960-х гг. и стал символом русской поэзии середины ХХ в.
Молодой поэт Евгений Евтушенко
Поэтический талант он получил в наследство от отца, геолога и поэта-любителя Александра Гангнуса. Да и как можно было не стать поэтом, родившись на станции с названием Зима (Иркутская область), которой позже он посвятил сборник стихотворений. Уже в 5 лет Евгений Евтушенко начал писать стихи. Своим широким кругозором он был обязан тоже отцу: «Он часами мог рассказывать мне, еще несмышленому ребенку, и о падении Вавилона, и об испанской инквизиции, и о войне Алой и Белой роз, и о Вильгельме Оранском... Благодаря отцу я уже в 6 лет научился читать и писать, залпом читал без разбора Дюма, Флобера, Боккаччо, Сервантеса и Уэллса. В моей голове был невообразимый винегрет. Я жил в иллюзорном мире, не замечал никого и ничего вокруг...».
После переезда в Москву Евгений занимался в поэтической студии Дома пионеров. В 1949 г., когда поэту было всего 16 лет, его стихи впервые опубликовали в газете «Советский спорт». В 1951 г. Евтушенко поступил в Литературный институт им. М. Горького, но проучился там недолго – вскоре его отчислили из-за того, что он выступил в защиту романа В. Дудинцева «Не хлебом единым». В 20 лет Евтушенко стал самым молодым членом Союза писателей СССР.
Всесоюзная слава пришла к нему после выхода в свет стихотворных сборников «Третий снег» и «Шоссе энтузиастов» в середине 1950-х гг. А в 1960-х гг. Евтушенко стал одним из самых популярных и цитируемых в стране авторов. Фраза «Поэт в России больше, чем поэт» из поэмы «Братская ГЭС» была известна каждому школьнику и стала афоризмом.
В 1960-х гг. Евтушенко вместе с Рождественским, Ахмадулиной и Окуджавой принимал участие в поэтических вечерах в Политехническом музее, которые стали символом «оттепели». Их называли «шестидесятниками», и Евтушенко был одним из тех, кто спровоцировал начало настоящего «поэтического бума» в СССР.
В 1991 г. поэту предложили преподавать русскую литературу в одном из университетов Оклахомы. Евтушенко уехал в США и провел там последние годы своей жизни, хотя часто приезжал в Россию. Вдохновение не покидало его до последних дней: в 2011 г. он выпустил сборник стихов «Можно все еще спасти», в 2012 г. – сборник «Счастья и расплаты», в 2013 г. – сборник «Не умею прощаться», а в последние два года он надиктовывал жене новый роман.
Один из самых знаменитых поэтов-шестидесятников Евгений Евтушенко
В последние годы поэта одолевали проблемы со здоровьем: в 2013 г. ему ампутировали ногу из-за развивающегося воспалительного процесса, в 2015 г. установили кардиостимулятор, чтобы нормализовать сердечный ритм. 31 марта 2017 г. поэт был госпитализирован в тяжелом состоянии. Подробности не были известны, его жена заявила только о том, что это не было плановым обследованием. 1 апреля около 19:30 по московскому времени Евгений Евтушенко умер от остановки сердца.
18 июля 2017 г. Евгению Евтушенко исполнилось бы 85 лет, этим летом в Москве планировался фестиваль по случаю юбилея поэта. Несколько дней назад он заявил о своем желании быть похороненным в Переделкино, недалеко от могилы Бориса Пастернака.
Знаменитый поэт, чьи стихи давно разошлись на цитаты
1 апреля 2017 г. ушел из жизни выдающийся поэт, прозаик, сценарист, публицист Евгений Евтушенко
. Он скончался в американской клинике в городе Талса (Оклахома). О его смерти сообщила супруга, Мария Владимировна. С именем Евгения Евтушенко была связана целая эпоха в литературе, он был кумиром молодежи 1950-1960-х гг. и стал символом русской поэзии середины ХХ в.
Поэтический талант он получил в наследство от отца, геолога и поэта-любителя Александра Гангнуса. Да и как можно было не стать поэтом, родившись на станции с названием Зима (Иркутская область), которой позже он посвятил сборник стихотворений. Уже в 5 лет Евгений Евтушенко начал писать стихи. Своим широким кругозором он был обязан тоже отцу: «Он часами мог рассказывать мне, еще несмышленому ребенку, и о падении Вавилона, и об испанской инквизиции, и о войне Алой и Белой роз, и о Вильгельме Оранском... Благодаря отцу я уже в 6 лет научился читать и писать, залпом читал без разбора Дюма, Флобера, Боккаччо, Сервантеса и Уэллса. В моей голове был невообразимый винегрет. Я жил в иллюзорном мире, не замечал никого и ничего вокруг...».
После переезда в Москву Евгений занимался в поэтической студии Дома пионеров. В 1949 г., когда поэту было всего 16 лет, его стихи впервые опубликовали в газете «Советский спорт». В 1951 г. Евтушенко поступил в Литературный институт им. М. Горького, но проучился там недолго – вскоре его отчислили из-за того, что он выступил в защиту романа В. Дудинцева «Не хлебом единым». В 20 лет Евтушенко стал самым молодым членом Союза писателей СССР.
Всесоюзная слава пришла к нему после выхода в свет стихотворных сборников «Третий снег» и «Шоссе энтузиастов» в середине 1950-х гг. А в 1960-х гг. Евтушенко стал одним из самых популярных и цитируемых в стране авторов. Фраза «Поэт в России больше, чем поэт» из поэмы «Братская ГЭС» была известна каждому школьнику и стала афоризмом.
В 1960-х гг. Евтушенко вместе с Рождественским, Ахмадулиной и Окуджавой принимал участие в поэтических вечерах в Политехническом музее, которые стали символом «оттепели». Их называли «шестидесятниками», и Евтушенко был одним из тех, кто спровоцировал начало настоящего «поэтического бума» в СССР.
В 1991 г. поэту предложили преподавать русскую литературу в одном из университетов Оклахомы. Евтушенко уехал в США и провел там последние годы своей жизни, хотя часто приезжал в Россию. Вдохновение не покидало его до последних дней: в 2011 г. он выпустил сборник стихов «Можно все еще спасти», в 2012 г. – сборник «Счастья и расплаты», в 2013 г. – сборник «Не умею прощаться», а в последние два года он надиктовывал жене новый роман.
В последние годы поэта одолевали проблемы со здоровьем: в 2013 г. ему ампутировали ногу из-за развивающегося воспалительного процесса, в 2015 г. установили кардиостимулятор, чтобы нормализовать сердечный ритм. 31 марта 2017 г. поэт был госпитализирован в тяжелом состоянии. Подробности не были известны, его жена заявила только о том, что это не было плановым обследованием. 1 апреля около 19:30 по московскому времени Евгений Евтушенко умер от остановки сердца.
В 1957 году в одном из периодических изданий были опубликованы его строки, названные позже «программными»:
Большой талант всегда тревожит.
И, жаром головы кружа,
Не на мятеж похож, быть может,
А на начало мятежа.
Рубеж 50−60-х годов прошлого века и стал тем самым «началом мятежа», охватившим довольно «пресный» литературный мир страны Советов. На фоне хрущевской «оттепели» быстро и споро составилась целая «обойма» молодых поэтов-мятежников. И Евтушенко — в первых рядах этих поэтов! Вместе с Андреем Вознесенским, Белой Ахмадулиной и Робертом Рождественским. Были они все необычные, со своим, незамутнённым советской пропагандой взглядом на события, со своим поэтическим языком, доселе неслыханным…
И, что удивительно: общество, стало прислушиваться к их голосам!
Их стихи переписывали друг у друга, цитировали при каждом удобном случае, перекладывали на музыку и пели; фотографии молодых отечественных дарований висели на стенах у каждого второго гражданина страны советов, числившего себя в рядах интеллигенции…
Пожалуй, ни один смотр художественной самодеятельности, конкурс чтецов, певцов и народных театров не обходился без того, чтобы там не прозвучали произведения кого-либо из четвёрки поэтов-«мятежников».
…Я помню, какую бурю восторга вызвал у зрителей спектакль театра Дворца культуры профсоюзов по поэме Евтушенко «Братская ГЭС», поставленный Зоей Васильевной Григорьевой и Евгением Ивановичем Крючковым. Один за одним выходили на сцену самодеятельные актёры, чтобы рассказать историю, написанную Евтушенко. И казалось, что не стихи они читают, а делятся своими, глубоко личными бедами и радостями…
Стихи под сводами храма
Евгений Александрович много ездил по стране, несколько раз выступал перед тульскими слушателями. Оказываясь в наших краях, он старался непременно заехать в село Тёплое, откуда родом была любимая няня, Анна Никитична Маркина, воспитавшая его. И именно сюда приехал 25 мая 2015 года, когда в России отмечают «День славянской письменности». Чтобы почтить память любимого человека, сходить на могилку и в храм, куда Анна Никитична перед смертью передала несколько старинных икон.
Ещё до приезда поэта в село, настоятель Иверского храма, протоиерей Валентин Дудин — давний поклонник творчества Евгения Александровича, — предложил ему выступить перед прихожанами. И тот с радостью согласился!
По словам отца Валентина , для того чтобы выступление Евтушенко могло состояться в помещении храма, он обращался за разрешением в высшие церковные инстанции и получил благословение Владыки Серафима — Епископа Белевского и Алексинского, а также Митрополита Тульского Алексия.
Отец Валентин
Мы очень рады были поддержать Евгения Александровича, — продолжил свои воспоминания священник. — Ведь вся его поэзия имеет духовно-нравственные корни, у него нет не нравственных стихов.
Про отношения с Богом, про свою веру он говорил так: «Отец Валентин, поймите меня, я человек не культовый. В каком плане? Я верю в Бога, чувствую, что Он всегда со мной, вижу, как Он мне помогает, как Он меня любит… Но не могу я на виду у всех класть поклоны, постоянно осенять себя крестом». Хотя, заходя в наш храм, Евгений Александрович осенял себя крестным знамением.
На критику этого большого поэта от «патриотов» я бы ответил, что Евтушенко — человек мира. Его пребывание в США — культурно-дипломатическая, духовно-нравственная миссия. Личность Евтушенко настолько многогранна, он настолько обогащал своим творчеством каждого человека — это видно особенно сейчас, по реакции людей после его ухода. Действительно, «поэт в России — больше, чем поэт».
Хочу добавить к сказанному, что Евгений Александрович Евтушенко — человек эпохи, весь двадцатый век отразился в его стихах…
Тамара Владимировна Шекшуева-Георгиевская, краевед, председатель Тульского историко-краеведческого общества
Не верится, что два года прошло со дня нашей встречи в Тёплом. Воспоминания настолько ярки, будто всё происходило если не вчера, то позавчера. Какие впечатления от общения с Поэтом? Восторг, изумление, восхищение, то и дело ловила себя на том, что в глазах слёзы стоят. Слёзы радости от встречи с человеком, который сам по себе — огромное явление! После его выступления в храме встреча продолжилась в неформальной обстановке, у настоятеля о. Валентина.
И опять удивление! В общении он прост. Понимаете, совсем прост, как будто и не знаменитость мировая, а сосед по даче. Исключительно умён, со светлым чувством юмора. Поразила его неутомимость, энергичность, жизненная сила: Евгений Александрович был бодр, словно и не было утомительного двухчасового выступления.
Расстались совершенно друзьями! Он был серьёзно настроен приехать с женой — на Бежин луг и в Тургенево, узнав о здешнем музее. Мы очень ждали его, приготовили комфортное для отдыха место… Но в скором времени Евгения Александровича пригласили с концертами на Дальний Восток, и поездка, как он рассказал в телефонном разговоре, была очень утомительной. Ещё пару раз созванивались, он говорил о намерении побывать на Бежином лугу, чтобы «отдохнуть душой и телом»… Не сложилось… Светлая ему память.
Не для министров
О вечере поэзии в храме иконы Иверской Божьей матери написали многие российские СМИ. Хочу привести отрывок из статьи, опубликованной в газете «Новые Известия»:
«В этот солнечный день в сельской церкви, где звучал голос Евтушенко, где звучали слова поэта о любви, не было официозного масштаба, чиновничьей фальши и тени околопатриотичного распила. Может быть, поэтому ни один крупный областной начальник не появился в храме и не поприветствовал всемирно известного поэта. Даже местный министр культуры не снизошел. Впрочем, у нас теперь такие министры культур, что к ним и вопросов нет. Поэтому, наверное, оно и к лучшему, что большие начальники не появились. У них свои мероприятия, бюджеты и откаты. А у поэта — свои встречи с народом, который любит его поэзию».
…Много пишут и ещё будут писать и говорить о творчестве Евтушенко, о личности его. Но есть факт, который не вызовет сомнения: без Евгения Александровича представить себе культурную жизнь СССР второй половины 20 века трудно. Невозможно!
«Идут белые снеги…»
Идут белые снеги,
как по нитке скользя…
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя.
Чьи-то души бесследно,
растворяясь вдали,
словно белые снеги,
идут в небо с земли.
Идут белые снеги…
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти
и бессмертья не жду.
я не верую в чудо,
я не снег, не звезда,
и я больше не буду
никогда, никогда.
И я думаю, грешный,
ну, а кем же я был,
что я в жизни поспешной
больше жизни любил?
А любил я Россию
всею кровью, хребтом —
ее реки в разливе
и когда подо льдом,
дух ее пятистенок,
дух ее сосняков,
ее Пушкина, Стеньку
и ее стариков.
Если было несладко,
я не шибко тужил.
Пусть я прожил нескладно,
для России я жил.
И надеждою маюсь,
(полный тайных тревог)
что хоть малую малость
я России помог.
Пусть она позабудет,
про меня без труда,
только пусть она будет,
навсегда, навсегда.
Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня,
Идут снеги большие,
аж до боли светлы,
и мои, и чужие
заметая следы.
Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя:
если будет Россия,
значит, буду и я.
1 апреля 2017 года умер Евгений Евтушенко. Литературный критик «Медузы» Галина Юзефович рассказывает о Евтушенко, о роли поэта в русской культуре и о поколении шестидесятников, теперь окончательно оставшемся в истории.
В последние 20 лет фигура Евгения Александровича Евтушенко вызывала некоторое чувство неловкости: экстравагантного вида старик в безумных блестящих пиджаках, клоунских кепках и с самодельными сумками через плечо, громко и аффектированно читавший собственные стихи, такие старомодные и избыточные.
Про Евтушенко любили вспоминать известную фразу Бродского («Если Евтушенко против колхозов, то я — за»), как поэта его принято было сравнивать с ровесником и товарищем по цеху Андреем Вознесенским (всегда в пользу последнего), а его полувековая, с 1963 года, номинация на Нобелевскую премию казалась едва ли не недоразумением. Его обвиняли в бесконечном самопиаре, обесценивая даже самые смелые поступки — такие, как заступничество за диссидентов Юрия Даниэля и Александра Солженицына, публикацию скандальной поэмы «Бабий Яр» или стихотворения «Танки идут по Праге», посвященного советскому вторжению в Чехословакию в 1968 году. Его часто и охотно (хотя, похоже, вполне безосновательно) обвиняли в сотрудничестве с КГБ — казалось подозрительным, что на протяжении стольких лет Евтушенко эдаким эмиссаром Советского Союза невозбранно разъезжал по всему миру, завязывая приятельские отношения с политическими лидерами от президента Никсона до Фиделя Кастро. Словом, в последние годы Евтушенко у нас старались воспринимать в лучшем случае как курьез.
Все так — начиная с крушения Советского Союза Евтушенко постепенно превращался в персону гротескную и даже неуместную. После 1991 года, когда он как депутат Верховного Совета СССР решительно выступил против ГКЧП, его лиро-политическая звезда больше не знала восходов. Поэт-трибун, фактически говоривший от имени огромной безголосой массы, исчез — или, вернее, перестал быть нужен в силу обретения той самой массой голоса, превратившись в немного смешной, немного печальный анахронизм. Самый «передовой», модный и актуальный из поколения шестидесятников, он оказался в наименьшей степени востребован в условиях новой реальности.
И это, конечно, неслучайно. Ничто не устаревает быстрее, чем вещи остро модные. В отличие от своих лиричных, персональных, куда более укорененных в толще языка и потому куда менее подверженных влиянию времени сверстников — Окуджавы, Ахмадуллиной, Вознесенского, Евтушенко был плотью от плоти шестидесятых — эпохи полусвободы, смутных надежд, великих строек и тотального торжества метафоры как выразительного средства.
Чешский поэт и нобелевский лауреат Ярослав Сейферт в 1984 году писал: «Есть страны и народы, которые находят выразителей для своих вопросов и ответов на них среди мудрых и чутких мыслителей. Иногда эту роль выполняют журналисты и средства массовой информации. У нас же национальный дух ищет наиболее действенного своего воплощения в поэтах. Этот путь подходит нам лучше всего в силу способности поэта использовать метафору, выражать то, что является ключевым, непрямо, непрозрачным для чужих глаз способом». Ему вторит и другой нобелевский лауреат, поляк Чеслав Милош: «Начиная со времен Второй мировой войны поэзия становится единственным способом выражения для многих». Именно таким поэтом — не художником слова, но в первую очередь выразителем и ретранслятором смыслов, важных для страны в целом и для каждого из ее обитателей в частности, и был Евтушенко.
Он как никто умел балансировать на грани дозволенного, каким-то буквально шестым чувством зная, где пролегает эта грань, и никогда ее не преступая. Он спорил с вождями (так, известно его бесстрашное участие в полемике вокруг упомянутой уже поэмы «Бабий Яр», которая страшно не понравилась Хрущеву), будучи — или по крайней мере считая себя — одним из них. К слову сказать, высокомерная потребность в контакте с элитой, твердая вера в то, что поэт имеет право говорить с сильными мира сего на равных, была не чужда и стопроцентному антагонисту Евтушенко Иосифу Бродскому: после так называемого Ленинградского самолетного дела (группа еврейских диссидентов-отказников пыталась тогда угнать самолет в Израиль) он не задумываясь написал письмо Брежневу с просьбой помиловать его участников. И это было очень в духе времени: как сам Евтушенко написал чуть позже в своей помпезной и официозной поэме «Братская ГЭС», «поэт в России больше, чем поэт» — по крайней мере, так казалось тогда многим, если не всем.
О чем бы Евтушенко ни говорил — о строительстве Братской ГЭС, об убийстве Мартина Лютера Кинга или о военном перевороте в Чили, он всегда откликался на разлитые в воздухе смутные вибрации. Не будет преувеличением сказать, что именно через Евтушенко в конце 50-х, в 60-е и в 70-е проходил нерв времени, и когда нерв этот переместился в другую область, поэт не сумел сменить частоту и перенастроиться на новую волну. Самый истовый, яркий и бескомпромиссный представитель поколения шестидесятых, именно в силу этого Евгений Евтушенко оказался неприемлем для нас сегодняшних.
Сейчас интерес к эпохе оттепели возвращается. Сериал «Таинственная страсть», выставка «Оттепель» в ЦДХ и другие обсуждаемые культурные феномены актуализируют, возвращают в дискуссионное поле это странное, миражное, наивное и по-своему очень симпатичное время. Евгений Евтушенко в этом контексте долгое время оставался засидевшимся гостем: его присутствие среди нас не позволяло празднику закончиться, а эпохе шестидесятых окончательно отчалить в прошлое, став таким образом объектом умиления, симпатии, да попросту беспристрастного, отстраненного рассмотрения. И вот сейчас, когда Евгения Александровича больше нет, возможно, на смену раздражению и неловкости в его адрес придут чувства куда более светлые, справедливые и непредвзятые. Время шестидесятых, наконец, по-настоящему завершится, а сам Евтушенко займет свое место в сонме его ушедших героев — романтиков, лжецов, пассионариев и конъюнктурщиков. И место это будет, безусловно, почетным и важным.
Меня с детства окружали стихи. Несмотря на то, что отец был геологом, он всю жизнь писал стихи. И привил мне эту любовь. Решение стать поэтом пришло неожиданно. Мы во время войны жили в Москве. Когда немцы подступали к столице, меня мама отправила в эвакуацию, в Сибирь. Я ехал на поезде четыре месяца, голодал.
Пришлось побираться. На станциях, за кусок хлеба приходилось читать стихи. И во время одной из остановок, какая-то женщина, услышав меня, расплакалась и отломила половину буханки хлеба. А когда прочел еще, она отломила половину от своей оставшейся половины, а те крохи, которые у нее остались, слизывала с ладони языком. Вот тогда я понял, чем я должен заниматься в жизни.
Меня научили исповедоваться за тех, кто сам стихов не пишет
– Много лет назад произошло событие, изменившее мою жизнь: в газете «Советский спорт» напечатали мое первое стихотворение. Мне на тот момент еще не исполнилось 16 лет, у меня даже не было паспорта.
Издательство находилось на Лубянской площади, и я туда принес свои стихи. Редактор внимательно их прочитал и сказал мне: «Стихи твои, мальчик, очень плохие! Ты сам когда-нибудь будешь смеяться над ними. Но ты очень способный, и я в тебя верю. Надо наполниться умом и пониманием, что поэзия - это не просто гантели, которыми мы сейчас играем. Стих - это исповедь. И ты должен сам исповедоваться перед другими и исповедоваться за тех людей, которые сами стихов не пишут - которые хотели бы высказаться, но не дал им Бог этот дар. А у тебя он есть. И для того чтобы понять, что эти стихи плохие, - надо их напечатать».
И их напечатали. Какой я восторг при этом испытал! Я скупил все газеты, которые мне попались, и дарил их всем прохожим! Стихи мои были действительно ужасно смешные. И как мне тогда сказал тот редактор, «все самое хорошее тебе только предстоит написать», так это и получилось.
Одеваюсь, как хочу, и люблю вкусно поесть
- Знаю, некоторых раздражает моя экстравагантная одежда, но я одеваюсь, как хочу. Я вырос в Сибири среди тюремных ватников и солдатского камуфляжа, поэтому люблю яркие цвета. Люблю вкусно поесть, сало люблю, но его мне нельзя - здоровье берегу.
Помню, в военные годы, когда из горячего был только пустой кипяток, у спекулянтов на вокзале съел такую замечательную картошечку под постным маслом с листьями капусты. Мне закричали: “Вор!” Я же ее без спроса взял. Но я не вор, у меня даже деньги были, просто когда увидел эту бульбу, не смог сдержаться. Я уже 24 года не курю. Люблю играть в пинг-понг, путешествовать, хотел бы на гитаре бренчать, но у меня слух плохой…
Мне нужны только две вещи: работа и любовь
На самом деле удержаться на уровне священной лихорадки может только сумасшедший. На смену ей приходит нежность, которую я называю разумной страстью. Именно эти чувства всегда были двигателями моего творчества. Жена говорит, что в жизни мне нужны только две вещи: работа и любовь. Лучше и не скажешь! Для меня важно, чтобы под рукой была бумага, где могу излагать свои мысли, а рядом женщина, которую обожаю. Моя любовь может изливаться и на другие вещи: не могу прожить без чтения книг, просмотра хорошего кино, походов в театр. Обожаю футбол!
Если любишь человека, а его заносит, нужно сказать ему это в лицо
– Роберт (Рождественский – ред.) написал замечательные стихи перед самой смертью. Одно время он попал в лапы нашей нарождавшейся песенной попсы. Не всегда то, что он писал, было хорошо. Меня пытались с ним даже поссорить из-за этого.
Я ему написал очень личное письмо, в котором высказал все, что думаю о нем. Там не было ничего оскорбительного. Но если ты любишь человека и видишь, что его немного заносит, нужно сказать ему это в лицо. Так мы поступали, когда учились в Литературном институте. Мы проверяли друг друга знанием стихов поэтов, особенно запрещенных. Из моего письма Роберту раздули бог знает что.
К счастью, его младшая дочь Ксения сохранила его. Ему было тяжело это читать, но мы с ним не поссорились.
Родина – это мы с вами, и мы должны отвечать за все
– Понимаете, родина – тоже живое существо. Оно состоит из женщин, детей, людей, которых мы встретили в жизни. Родина – это не набор политических лозунгов и фраз. Любовь к родине – это не любовь к политической системе. Это даже не любовь к природе (хотя природа тоже живое существо), но прежде всего это люди. У меня есть такие строчки о родине, я надеюсь, они будут очень важными для многих, я даже процитирую:
Не сотвори из родины кумира
Но и не рвись в ее поводыри.
Спасибо, что она тебя вскормила,
Но на коленях не благодари.
Она сама во многом виновата
И все мы вместе виноваты с ней
Обожествлять Россию пошловато
Но презирать ее еще пошлей.Конечно, какой-нибудь лицемер скажет: “Как это можно: родина тоже во многом виновата?” Но родина – это ведь мы с вами! И мы должны за все отвечать, причем и за то, что было в прошлом, и за то, что сейчас. И только тогда у нас возникнет ответственность за будущее.
Я долго не мог прочитать стихи в православном храме
– Я читал стихи в храмах всех конфессий. Просто – всех. Даже один раз читал стихи на минарете в Турции, за что муллу сняли, как в 1962 году сняли редактора “Литературной газеты” Валерия Косолапова за публикацию моего “Бабьего Яра”.
Но прочитать стихи в православном храме мне долгое время не удавалось. Я даже обращался с этой просьбой к Патриарху Алексию II во время личной встречи. Я знал, что ему нравятся мои стихи, он часто ходил на мои выступления. Но он не согласился дать разрешение. Он, например, говорил, что в православном храме нет скамей для слушателей. Ничего, я читал в вашингтонском соборе, там все правительство американское стояло. Нет, говорил он, нет у нас такой традиции. Но вы же поете песнопения в храмах. Почему мои стихи нельзя прочитать? Мои стихи читают священники, даже цитируют на проповедях.
Проклятье века – это спешка,
И человек, стирая пот,
По жизни мечется, как пешка,
Попав нечаянно в цейтнот.
Поспешно пьют, поспешно любят,
А после кается душа,
Поспешно бьют, поспешно губят,
А после каются спеша…И все-таки я . Своим спасением и возрождением он во многом был обязан моей няне Нюре. Он находится в Тульской области, недалеко от Ясной Поляны, рядом с селом Тёплое.
Нюра там родилась и жила. Одно время она была няней в нашей семье в Москве. Тогда в Москве появилось много домработниц, девчонок из провинции. В годы войны она вернулась в Тёплое к своей больной сестре и фактически спасла там Свято-Иверский храм. Когда там были немцы, они держали в храме свои мотоциклы.
Когда вернулись наши, устроили там картофельное хранилище.
А Нюра прятала у себя церковные иконы, даже венчала мужчин и женщин, сохранивших православную веру, хотя ей никто не давал на это разрешение. Эту церковь народ так и называл “Нюрин храм”. И вот его настоятель отец Валентин, из раскулаченных, решил рискнуть и предложил мне прочитать стихи в храме моей няни, моей Арины Родионовны. Это было 24 мая.
Мне показали пять потемневших икон, которые спасла моя няня. И свое выступление я начал со стихов о ней: “За полем за гречишным, мне и в Нью-Йорке слышном, на кладбище не пышном в прореженном леске крест свежий, не понурый над моей няней Нюрой стоит на глине бурой, не жалуясь Москве…”
Митрополита и архимандрита на этой моей встрече не было, но они передали свое благословение.
Неправильно, что меня трактуют только как политического поэта
– Это неправильно, что меня трактуют только как политического поэта. У меня издан большой том стихов о любви “Нет лет”. Мое первое стихотворение, благодаря которому я стал известен, – “Со мною вот что происходит”. Есть ли в России человек, который его не знает? Его переписывали от руки. А моя первая песня была тоже о любви, сейчас исполняется как народная, что является высшим комплиментом, – “Ах, кавалеров мне вполне хватает, но нет любви хорошей у меня”.
Но я мог бы издать и том стихов гражданских. Я не люблю слово “политические”. Все-таки “гражданские стихи” – звучит лучше. Настоящие гражданские стихи могут затрагивать политические темы, но они выше текущей политики, хотя могут быть основаны на текущих моментах. Я, например, очень счастлив, что запечатлел какие-то исторические моменты в своих стихах, и по ним, в общем-то, можно изучать историю.
Национальную идею ищите в классической литературе
- Плохо, если у людей нет идеалов. Но если даже хорошие идеи становятся идеологией, они превращаются в клетку, куда запираются человеческие души. Национальную идею нельзя искусственно «создавать» - она должна сама рождаться…
Чаще читайте классиков! В классической литературе, в русской и в украинской, и содержатся национальные идеи! Если молодые люди не будут знать обо всех наших трагедиях истории назубок, они будут невольно их повторять. Но идеализировать историю так же преступно, как и обплевывать ее. Не надо изобретать никаких новых «измов», а надо, чтобы в Украине и России было как можно больше порядочных людей.
Поэт должен пытаться изменить мир
– Поэт должен приходить в этот мир с верой в то, что он способен изменить его. Мне кажется, что любой человек должен испытывать это чувство, особенно в молодости. Если просматривать всю историю человечества, то окажется, что мы сохранили свою совесть только благодаря великому искусству.
Даже Библия – это, с одной стороны, религиозная книга, но, с другой стороны, – это поэтический текст. В литературной форме в ней высказан ряд произнесенных впервые мыслей. Первая поэзия в мире – это колыбельные песни наших матерей. Поэтому в искусстве всегда есть что-то близкое и родное, материнское.
Такое же отношение должно быть и у человечества к искусству, схожее с благодарностью детей к своим духовным родителям. А этого все-таки, на мой взгляд, сегодня не хватает. Люди стали ленивыми, избегают сложных вещей.
Евгений Евтушенко. После смерти остается что-то большее, чем мы…
Униженьями и страхом
Заставляют быть нас прахом,
Гасят в душах божий свет.
Если гордость мы забудем,
Мы лишь серой пылью будем
Под колесами карет.
Можно бросить в клетку тело,
Чтоб оно не улетело
Высоко за облака,
А душа сквозь клетку к Богу
Все равно найдет дорогу,
Как пушиночка, легка.
Жизнь и смерть - две главных вещи.
Кто там зря на смерть клевещет?
Часто жизни смерть нежней.
Научи меня, Всевышний,
Если смерть войдет неслышно,
Улыбнуться тихо ей.
Помоги, господь,
Все перебороть,
Звезд не прячь в окошке,
Подари, господь,
Хлебушка ломоть - Голубям на крошки.
Тело зябнет и болеет,
На кострах горит и тлеет,
Истлевает среди тьмы.
А душа все не сдается.
После смерти остается
Что-то большее, чем мы.
Остаемся мы по крохам:
Кто-то книгой, кто-то вздохом,
Кто-то песней, кто - дитем,
Но и в этих крошках даже,
Где-то, будущего дальше,
Умирая, мы живем.
Что, душа, ты скажешь Богу,
С чем придешь к его порогу?
В рай пошлет он или в ад?
Все мы в чем-то виноваты,
Но боится тот расплаты,
Кто всех меньше виноват.
Помоги, господь,
Все перебороть,
Звезд не прячь в окошке,
Подари, господь,
Хлебушка ломоть - Голубям на крошки.
